При таком подходе очевидно достаточно четкое разделение труда между материальным и процессуальным правом: материальное право определяет, какой должна быть связь между государством и лицом, совершившим преступление; процессуальное право определяет, каким образом эту связь установить, а исполнительное — как ее реализовать. Такая схема является дополнительным аргументом в пользу известного тезиса о недопустимости помещения в УПК и УИК норм, содержащих отдельные элементы содержания уголовно-правовых отношений; о непозволительности нахождения в УК норм, регламентирующих процессуальные и исполнительные отношения; и в соответствии с этим о необходимости ревизии сложившегося сегодня распределения нормативного материала между отраслями права[1].

Уголовно-процессуальные отношения и уголовно-правовые отношения работают в одном направлении, сопровождая друг друга до вступления приговора в законную силу, но уголовно-процессуальные отношения могут и не возникнуть, если преступление остается латентным. В этом случае возникают только охранительные отношения, так как имеется факт преступления. Суд признает лицо виновным в совершении преступления только в том случае, если оно находилось в уголовно-правовом отношении с государством, а, следовательно, и в уголовно-процессуальном отношении. Только в процессуальном порядке реализовывается уголовная ответственность.

Возникновение уголовно-процессуальных отношений является лишь средством для уголовно-правовых отношений, для привлечения лица к уголовной ответственности.

1.1        Проблемы развития и совершенствования уголовного процесса

Конституция России в ст. 2 провозгласила человека, его права и свободы высшей ценностью. В этой связи проблема соблюдения прав личности в уголовном судопроизводстве становится очень актуальной, а вопрос о том, должны ли выводы следствия и суда по уголовному делу быть истинными, достоверными или же они могут быть какими-либо иными, представляется отнюдь не второстепенным, имеющим только теоретическое значение.

Исконная природа российского уголовного судопроизводства свидетельствует о необходимости объективной истины в уголовном процессе, и отказываться от нее, думается, нет разумных оснований. «Если отбросить понятие истины, то становится совершенно неясным само понятие познания»[2].

Познание в уголовном судопроизводстве — одна из разновидностей познавательной человеческой деятельности, которое подчиняется всем законам общей теории познания и реализуется по ним. Объект познания в уголовном судопроизводстве — это преступление, событие которого познается по следам содеянного. По этим следам в ходе судопроизводства и приобретаются знания о совершенном преступлении.

Субъектами познания в уголовном судопроизводстве являются следователь, дознаватель, начальник следственного отдела, прокурор, суд, судья, иные указанные в законе лица. Уголовное судопроизводство должно выступать гарантом объективной истины, а объективная истина — гарантом объективного, справедливого судопроизводства. Поэтому нельзя вычеркивать понятие объективной истины из гносеологии, уголовно-процессуального закона и правосознания следователей, прокуроров и судей[3].

[1]  Генрих Н. К совершенствованию механизма уголовно-правового регулирования: проблемы и зарубежный опыт // Международное уголовное право и международная юстиция. 2009. N 4.

[2] Никифоров А.Л. Философия науки. История и методология. М., 1998. С. 227.

[3] Печников Г.А. Диалектическая проблема истины в уголовном процессе: Дис. … докт. юрид. наук. Волгоград, 2005.

В то же время многие ученые в отечественной уголовно-процессуальной науке признают, что материальные и процессуальные уголовные отношения имеют собственное содержание, но при этом отмечают, что процессуальные отношения направлены на установление материальных[1].

Основное акцент в изучении проблемы соотношения уголовно-процессуального права с уголовным правом большинство авторов делает на возникновении так называемых охранительных уголовно-правовых отношений, возникающих в связи с фактом совершения преступления, привлечением виновного лица к уголовной ответственности и применением к нему наказания.

Пространственно-временные рамки и масштабы уголовно-процессуальных отношений зависят от исхода решения вопроса об уголовной ответственности, от ее содержания, от форм реагирования и реализации. В уголовно-правовой науке имеются разночтения по поводу момента возникновения, стадиях развития и времени окончания охранительных отношений, их связи с уголовно-процессуальными правоотношениями. Решение вопроса о начале, моменте возникновения охранительных правоотношений одни авторы связывают с фактом, временем совершения преступления, другие — с процессуальным моментом возбуждения уголовного дела либо привлечения лица в качестве обвиняемого, а третьи — с вынесением и вступлением в силу обвинительного приговора. Многие авторы отмечают, что уголовно-правовые отношения являются материальной основой не только уголовного процесса, но и уголовно-исполнительного производства. Как и любое другое правоотношение охранительное, уголовно-правовое отношение возникает тогда, когда появляется реальное взаимодействие лиц, осуществляющих свои права и обязанности[2].

В таком случае предметом уголовно-процессуального отношения следует признать сам процесс применения уголовно-правовой нормы к фактическому отношению, возникшему в связи с совершением преступления. Как отмечает А.А. Васильченко, уголовно-процессуальные отношения только и существуют с той целью, чтобы посредством реализации своих субъективных прав и обязанностей их участники могли прийти к однозначному выводу о наличии или об отсутствии юридических фактов, предусмотренных материальными по своему характеру нормами уголовного права[3]. Именно в рамках уголовного процесса в установленных УПК РФ формах идет «приладка» нормативной модели уголовно-правового отношения к фактическому общественному отношению. Каждый ее этап и сопровождающие его действия подчинены строго установленным правилам. Возникающие на их основе уголовно-процессуальные отношения складываются, так же как и уголовно-правовые, между государством и лицом, совершившим преступление. Однако здесь участники наделены особыми правами и обязанностями, связанными прежде всего с доказыванием виновности/невинности лица в совершении преступления. При этом принципиальное значение имеет распределение бремени доказывания и презумпция невиновности, призванные защитить личность от необоснованных притязаний со стороны государства[4].

Когда фактическое отношение, возникшее в связи с совершением преступления, в рамках уголовного процесса приобрело надлежащую правовую форму, то есть с момента вступления в силу обвинительного приговора суда, появляются уголовно-исполнительные отношения. Предметом такого отношения выступает установленное судом содержание конкретного уголовно-правового отношения; в уголовно-исполнительных отношениях осуществляется непосредственная реализация прав и обязанностей участников уголовно-правового отношения[5].

[1] Горский Г.Ф., Кокорев Л.Д., Элькинд П.С. Проблемы доказательств в советском уголовном процессе. Воронеж, 1978. С. 7 — 18; Шпилев В.Н. Содержание и формы уголовного судопроизводства. Минск, 1974. С. 72.

[2] Курбанова А.С. Некоторые проблемы уголовно-правовых отношений в теории уголовного права // Бизнес в законе. №2, 2009.

[3]  Васильченко А.А. Взаимосвязь уголовно-правовых и уголовно-процессуальных отношений. М., 2006. С. 119.

[4] Генрих Н.В. Взаимосвязь уголовно-правовых отношений с предметом иных отраслей права // Общество и право. 2010. N 2.

[5] Прошляков А.Д. Взаимосвязь материального и процессуального уголовного права. Екатеринбург, 1997. С. 21.

И.Я. Козаченко подчеркивает: «Связь уголовного (материального) и уголовно-процессуального права подчинена диалектике соотношения содержания и формы. Уголовно-процессуальное право — это своеобразная форма установления виновности лица в совершенном преступлении»[1].

В.П. Божьев и Е.А. Фролов представили связь уголовно-процессуального и уголовного материального права в следующем виде. Существование уголовного процесса обусловлено прежде всего необходимостью реализации норм уголовного права в форме их применения[2].

Подход, согласно которому уголовный процесс в целом носит вторичный характер по отношению к материальному уголовному праву, считается преодоленным в юридической науке. Уголовно-процессуальные правоотношения неразрывно связаны с уголовно-правовыми и в конечном счете предназначены для их установления[3].

Реализация положений уголовно-правовых норм происходит посредством уголовно-процессуального законодательства.

Необходимо отметить то, что данные отрасли имеют общие, комплексные институты, к которым можно отнести институты частного обвинения, давности, амнистии и помилования, освобождения от уголовной ответственности и наказания[4].

Взаимосвязи норм уголовного и уголовно-процессуального права проявляются и в их противоречивости. Так часть 7 ст. 316 УПК РФ содержит положение об обязанности назначения подсудимому, согласному с предъявленным ему обвинением, наказания, которое не может превышать две трети максимального срока или размера наиболее строгого вида наказания, предусмотренного за совершенное преступление. Данная норма опровергает положение ст. 3 УК РФ о том, что наказуемость деяния определяется только Уголовным кодексом.

Однако существуют и оппоненты признания независимого существования международного уголовно-процессуального права является весьма распространенный в науке постулат о производности процессуального права от материального. П.С. Элькинд считала, что нормы уголовно-процессуального права вне связи с уголовно-правовыми нормами беспредметны[5]. В.И. Щеглов пишет, что суждения, ставящие под сомнение производность процессуального права от процесса, не сообразуются с общепризнанными представлениями о служебной роли права[6]. Подчинение соотношения процессуального и материального права диалектике формы и содержания признавали С.С. Алексеев[7], П.Ф. Елисейкин[8] и др. Такая производность усматривается в деятельности по применению норм материального права в рамках норм процессуальных.

Конечно, любая отрасль материального права вызывает к жизни соответствующие процессуальные нормы, поскольку для реализации его норм необходима определенная правоприменительная деятельность уполномоченных на то субъектов.

Производный характер уголовно-процессуального права детерминирован постулатом о производности уголовно-процессуальных отношений от материальных уголовных. Весьма распространено мнение о том, что социальное значение процессуально-правовых отношений в качестве производных, как и назначение процессуального права, состоит в том, чтобы обслуживать потребности реализации норм материального права в соответствующих правоотношениях, а также обеспечивать осуществление этих правоотношений в практической деятельности их субъектов[9].

[1] Уголовное право. Общая часть / Под ред. И.Я. Козаченко, З.А. Незнамовой. М., 1999. с. 9.

[2] Божьев В.П., Фролов Е.А. Уголовно-правовые и процессуальные правоотношения // Советское государство и право. 1974. N 1. с. 88.

[3] Гончаров Д.Ю. Предметно-системные связи уголовного и уголовно-процессуального законодательства // Правоведение. 2005. N 2. с. 21.

[4] Гончаров Д.Ю. Изучение взаимосвязи уголовного права с другими юридическими науками // Российский следователь. 2011. N 14. С. 2.

[5] Элькинд П.С. Сущность советского уголовно-процессуального права. Л., 1963. С. 12.

[6] Щеглов В.И. Гражданское процессуальное правоотношение. М., 1966. С. 145 — 149.

[7] Алексеев С.С. Общие теоретические проблемы системы советского права. М., 1961. С. 138 — 140.

[8] Елисейкин П.Ф. Защита субъективных прав и интересов и компетенция суда в советском гражданском процессе // Учен. зап. Дальневосточного ун-та. Т. 31. Ч. 1. Владивосток, 1969. С. 12 — 14.

[9] Юридическая процессуальная форма. Теория и практика / Под общ. ред. П.Е. Недбайло, М. Горшенева, М., 1976. С. 13.

Глава 1            Сущность взаимосвязи уголовного процесса и  уголовного права

1.1        Основания взаимосвязи уголовного процесса и  уголовного права

Прежде всего, необходимо отметить, что и уголовно-процессуальное и уголовное право опирается на положения конституционного права. В ст. 54 Конституции РФ[1], в частности, предусмотрено, что закон, устанавливающий или отягчающий ответственность, обратной силы не имеет. Эти конституционные положения нашли непосредственное отражение в ст. ст. 9 и 10 УК РФ.

В ст. 51 Конституции РФ провозглашается следующее.

«1. Никто не обязан свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников, круг которых определяется федеральным законом.

2. Федеральным законом могут устанавливаться иные случаи освобождения от обязанности давать свидетельские показания».

Эти положения Конституции РФ нашли свое закрепление в примечании к ст. 308 УК РФ.

В ч. 2 ст. 45 Конституции РФ говорится, что каждый вправе защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом. Этому корреспондируют ст. ст. 37 — 40 УК РФ о необходимой обороне, о причинении вреда при задержании лица, совершившего преступление, о крайней необходимости и др.

В ст. 13 Конституции сказано, что следующее.

«1. В Российской Федерации признается идеологическое многообразие.

2. Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной.
3. В Российской Федерации признаются политическое многообразие, многопартийность.
4. Общественные объединения равны перед законом.
5. Запрещаются создание и деятельность общественных объединений, цели или действия которых направлены на насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации, подрыв безопасности государства, создание вооруженных формирований, разжигание социальной, расовой, национальной и религиозной розни».

Эти конституционные положения конкретизированы и развиты в ст. ст. 208, 239, 280, 282, 282.1, 282.2 и др. УК РФ.

Однако, действующие Уголовный и Уголовно-процессуальный кодексы обнаружили некоторые противоречия друг другу. Это вызвано в том числе тем, что имеющиеся знания о взаимосвязях материального и процессуального законодательства при регулировании общественных отношений, возникающих в связи с совершением преступления, являются неполными[2].

Применение уголовного права связано с определенными процедурными правилами: порядком привлечения к уголовной ответственности и возбуждения уголовного дела, предъявлением обвинения, избранием меры пресечения, вынесением приговора и т.д. Эти действия регулируются нормами уголовно-процессуального права. Уголовное право обусловливает многие нормы и институты Уголовно-процессуального кодекса. Нормы уголовно-процессуального права не могут противоречить нормам уголовного права, так как их основное назначение заключается в содействии или обеспечении реализации норм уголовного права.

О взаимосвязи материального и процессуального уголовного права еще К. Маркс писал: «Если судебный процесс сводится к одной только бессодержательной форме, то такая пустая формальность не имеет никакой самостоятельной ценности… Судебный процесс и право так же тесно связаны друг с другом, как, например, формы растений связаны с растениями, а формы животных — с мясом и кровью животных»[3].

[1] Конституция Российской Федерации (принята всенародным голосованием 12.12.1993) (с учетом поправок, внесенных Законами РФ о поправках к Конституции РФ от 30.12.2008 N 6-ФКЗ, от 30.12.2008 N 7-ФКЗ) // Собрание законодательства РФ, 26.01.2009, N 4, ст. 445.

[2] Гончаров Д.Ю. Взаимосвязи уголовного и уголовно-процессуального законодательства // Мир юстиции. 2004. N 8 — 9.

[3] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. 1955. Т. 1. с. 158

Вместе с тем Уголовный кодекс по-прежнему регулировал некоторые судопроизводственные отношения. Так, в соответствии со ст. 36 УК РСФСР 1960 г. при осуждении за тяжкое преступление лица, награжденного орденом или медалью или имеющего почетное звание, суд при вынесении приговора должен был решать вопрос о целесообразности внесения представления в орган, который наградил осужденного орденом или медалью или присвоил ему звание, о лишении осужденного ордена, или медали, либо почетного, воинского или другого звания.

В ст. 43 Уголовного кодекса «Назначение более мягкого наказания, чем предусмотрено законом» говорилось об обязанности суда указать мотивы назначения наказания ниже низшего предела или более мягкого вида наказания.

Об обязательном указании в приговоре мотивов условного осуждения, а также об учете условно осужденных и контроле за их поведением, осуществляемых судом, вынесшим приговор, говорилось в ст. 44 УК РСФСР «Условное осуждение».

Законодательство того периода, к сожалению, неоднозначно решало вопрос о том, к компетенции какой отрасли относится регулирование отсрочки исполнения приговора. Как в УК, так и в УПК РСФСР 1960 г. имеются статьи, регулирующие отношения, возникающие при отсрочке приговора (ст. 46 УК РСФСР и ст. 361 УПК РСФСР). Обе статьи имеют схожие названия. Первая из них — «Отсрочка исполнения приговора военнослужащему или военнообязанному в военное время», вторая — «Отсрочка исполнения приговора».

Связи дифференциации норм уголовного и уголовно-процессуального законодательства — это такие сложившиеся в процессе исторического развития взаимосвязи, суть которых состоит в разделении материальных и процессуальных норм уголовного законодательства и приобретении ими все более специфических, своеобразных черт.

Связи интеграции норм уголовного и уголовно-процессуального законодательства — это взаимосвязи регламентации того единого, совпадающего, что свойственно группам общественных отношений, возникающих в связи с совершением преступления.

Безусловно, все названные формы специализации тесно взаимосвязаны между собой. Однако обсуждение в настоящей статье, в первую очередь, проблем дифференциации вызвано очевидным обострением проблемы «вклинивания» норм УПК РФ 2001 г. в законодательство уголовное.

Так, например, до 10 декабря 2003 г. (момент вступления в силу Федерального закона от 8 декабря 2003 г. N 162-ФЗ «О внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс Российской Федерации») в ст. 76 УК РФ было предусмотрено освобождение от уголовной ответственности в связи с примирением с потерпевшим, если (при прочих, указанных в данной статье, условиях) речь шла о преступлении небольшой тяжести. Данной статье УК РФ корреспондировала в УПК РФ ст. 25, которая допускала названное в ст. 76 УК РФ решение — путем прекращения уголовного дела — и в отношении лиц, подозреваемых, обвиняемых в совершении преступления и средней тяжести. Поскольку основания освобождения от уголовной ответственности традиционно юридической наукой относятся к предмету правового регулирования уголовного права, налицо вмешательство процессуальной нормы в сферу регулирования Уголовного кодекса.

Очевидное противоречие между анализируемыми нормами двух отраслей состояло в расширении уголовно-процессуальным законодательством круга преступлений, подозрение или обвинение в совершении которых при соблюдении определенных в уголовном законе условий делало возможным освобождение от уголовной ответственности.

Соборное уложение является ярким примером проявления в законодательстве этого процесса. Уголовное и уголовно-процессуальное право в нем развиваются, совершенствуются, тем самым уже в XVII в. закладывая определенные предпосылки для их последующего, хотя и нескорого, отделения друг от друга и закрепления в самостоятельных законодательных актах.

Уголовно-процессуальное право того времени дополняется нормами о предметной подсудности (Разбойный, Стрелецкий приказы), предмете (по некоторым делам) и способах доказывания (извет); вводится новый вид доказательств — крестное целование, определяется место гражданского иска в уголовном судопроизводстве. Выдвинутые на первый план государство и верховная власть, водворяя порядок на Руси, в качестве процессуальной формы использовали предусмотренную в Уложении пытку (гл. XXI «О розбойных и о татиных делах» пестрит словами: «пытати», «пытати, казнити смертию», «пытати накрепко», «чинити жестокое наказание при многих людях», «казнити смертию безо всякого милосердия»).

Попытки Петра I кодифицировать уголовное и уголовно-процессуальное законодательство заключались в принятии Артикула воинского и Краткого изображения процессов или судебных тяжеб. Однако и эти акты отличало относительное взаимопроникновение материальных и процессуальных норм.

В Уложении 1845 г. — кодифицированном источнике материального уголовного права — мы находим нормы процессуальные. Так, ст. 62-66 этого законодательного акта устанавливают порядок возмещения за причиненный преступлением вред, убытки, обиду. В разделе Уложения «О преступлениях против жизни, здоровья, свободы и чести частных лиц» ст. 2008 устанавливает право обиженного (оскорбленного) требовать, кроме применения к виновному наказания, и материального возмещения. Взыскание возмещения происходило из имущества осужденного или сумм, заработанных им в местах лишения свободы[1].

Несомненное усиление процесса дифференциации уголовного и уголовно-процессуального законодательства проявилось в результате судебной реформы  1864 г. и принятии Устава уголовного судопроизводства (далее — УУС). Но и в этом законодательном источнике удается обнаружить некоторые нормы, которые являются материальными. Так, в частности, ст. 959 УУС предусматривает возможность отсрочки исполнения приговора.

Таким образом, ни в петровском законодательстве, ни в законодательстве XIX в. дифференциация материальных и процессуальных норм не является абсолютной. Вместе с тем возникновение уголовного и уголовно-процессуального законодательства второй половины XIX в. как самостоятельных отраслей — результат как предметной, так и функциональной дифференциации.

Укрепление тенденций дифференциации было необходимым, но не всегда соблюдавшимся требованием нормального развития законодательства.

Так, необходимо отметить, что в первые годы советской власти наказания за целый ряд преступлений определялись, в том числе, и в декретах о суде и революционных трибуналах. То есть дифференциация норм уголовного и уголовно-процессуального права в законодательстве того периода ослаблена, эти нормы вновь консолидируются в одних нормативных актах, «соседствуют» друг с другом.

Материальными, по сути, являлись положения УПК РСФСР 1922 г., регулировавшие вопросы зачета в срок наказания времени, проведенного осужденным в лечебном заведении (ст. 472), и сроки, по истечении которых возможно было освободить осужденного условно-досрочно (ст. 473).

Уголовный кодекс РСФСР 1926 г. не лишен процессуальных норм. Достаточно четкая дифференциация материальных и процессуальных норм — результат второго этапа советской кодификации. УК РСФСР 1960 г. в меньшей степени был «засорен» процессуальными нормами, а УПК РСФСР того же года — материальными.

[1] Российское законодательство X-XX веков. Т. 6. М., 1988. С. 315.

Основные задачи уголовного и уголовно-процессуального права являются общими. Отличие между ними заключается в средствах и способах решения этих задач. Их взаимосвязь можно уподобить соотношению содержания и формы. Следует отметить, что соблюдение норм уголовно-процессуального права в ходе привлечения к уголовной ответственности является таким же обязательным, как и соблюдение положений уголовного закона. Грубое нарушение тех или иных норм уголовно-процессуального права является основанием признания приговора неправосудным[1].

1.1        Историческая ретроспектива динамики уголовного права и процесса в России

Анализ развития российского законодательства свидетельствует о закономерной тенденции соотношения уголовного и процессуального уголовного законодательства от ясно обозначаемого разделения до поиска вариантов взаимосвязи.

Памятники права свидетельствуют, что на протяжении веков юридическая систематизация производилась по основаниям, далеким от современных, и прообразы норм, ныне разграничиваемых как материальные и процессуальные*(3), гражданские и уголовные, долгое время входили в состав единых институтов. Да иначе и быть не могло, когда не делалось четкого различия между уголовным и гражданским процессом, и карательные элементы (в виде увечащей, а нередко и смертельной пытки) вплетались в ход судебного разбирательства, предшествуя разрешению дела. Дифференциация материальных, процессуальных и пенитенциарных норм, группировка их в отрасли — результат дальнейшего исторического развития права[2].

Так, например, можно констатировать, что уголовные (материальные) и процессуальные нормы устанавливались в Русской Правде рядом друг с другом, порой составляя содержание одной статьи. В частности, в ст. 29 Пространной Русской Правды по списку Троицкому I указано: «Ежели кто придет в судебное место с прошением на кого в битье его и покажет на себе кровавые язвы или синие пятна, ударениями причиненные, таковой не имеет нужды представлять свидетелей, и получает во удовлетворение свое 3 гривны от причинившего ему язву. Ежели же на нем не явится знаков ударения, то должен представить свидетелей слово противу слова, и кто, по свидетельскому показанию начал драку, с того и взыскать 60 кун. Если же и кровавые знаки на ком будут, но по свидетельским показаниям окажется, что он сам драку начал, то вместо удовлетворения, которого он искал, да вменятся ему те язвы, кои он получил»[3].

Тесное соседство норм материальных и процессуальных наблюдается как в Псковской судной грамоте, так и в обоих Судебниках. Кроме того, происходит конкретизация правового регулирования. Так, в период между Русской Правдой и Судебниками постепенно растет количество нормативных предписаний общего характера: появляются положения о группе в преступлении, рецидиве, неоднократности, новых видах наказания и т.д.

В Соборном уложении 1649 г. законодатель стремился тот или иной объект правонарушения рассмотреть со всех сторон сразу. Поэтому даже в одной статье, а обычно в группе соседствующих статей, содержатся нормы и материального и процессуального права. Вместе с тем, в Уложении законодатель сделал крупный шаг на пути их дифференциации. Так, нормы группируются в главы; нормы уголовные и уголовно-процессуальные находят свое преимущественное закрепление в отдельных главах. Законы уголовные сосредоточены главным образом в главах I, II, X, XXI и XXII, но они встречаются в отдельности и в других главах, писал Н.С. Таганцев[4].

[1] Жариков Ю.С. Уголовно-правовое регулирование и механизм его реализации. М.: Юриспруденция, 2009. С. 15.

[2] Ларин А.М. Уголовный процесс: структура права и структура законодательства. М., 1985. С. 44.

[3] Русская Правда, II. Комментарии. Изд. АН СССР. М.-Л., 1987. С. 350.

[4] Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Часть общая. Т. 1. Тула: Автограф, 2001. С. 170.

Опять же в отношении потерпевшей стороны (стороны обвинения — по формулировке законодателя) в ст. 6 УПК РФ применяется термин «лицо», а в части, касающейся стороны защиты — подозреваемого (обвиняемого), — «личность».

Сопоставительный анализ ст. 6 УПК РФ «Назначение уголовного судопроизводства» и ст. 14 УПК РФ «Презумпция невиновности» позволяет выявить принципиальное несоответствие содержащихся в них правовых предписаний. Так, ч. 1 ст. 14 УПК РФ гласит: «Обвиняемый считается невиновным, пока его виновность в совершении преступления не будет доказана в предусмотренном настоящим Кодексом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда». Отсюда логически следует, что отказ от уголовного преследования любого обвиняемого, считающегося, по формулировке ч. 2 ст. 6 УПК РФ, невиновным до приговора суда, вполне отвечает назначению уголовного судопроизводства.

В современной литературе ученые-юристы по-разному интерпретируют понятие «назначение уголовного судопроизводства«. При всем разнообразии взглядов их общее мнение может быть сведено к тому, что сформулированное подобным образом назначение представляет собой наиболее желаемый результат, который может быть достигнут в рамках производства по конкретному уголовному делу. Назначение — это внешняя категория, которая обозначает социальное явление, по своему содержанию более широкое, нежели уголовно-процессуальные отношения. В результате достижения назначения уголовного судопроизводства нормализуются любые общественные отношения, которые возникли в результате факта совершения преступления (как действительного, так и мнимого)[1].

Уголовный процесс и правосудие теснейшим образом связаны между собой, но не равнозначны по содержанию. В ч. 1 ст. 118 Конституции РФ сказано: «Правосудие в Российской Федерации осуществляется только судом». Правосудие в форме уголовного судопроизводства является одним из путей осуществления судебной власти (ч. 2 ст. 118 Конституции РФ). Отсюда следует, что уголовное судопроизводство, понимаемое как одна из форм осуществления правосудия, выражается в деятельности суда по уголовным делам, где судебная власть реализуется через действия и решения суда. Только суд может признать лицо виновным и назначить ему наказание.

По задачам, предмету деятельности понятие «правосудие» шире понятия «уголовный процесс», поскольку судебная власть осуществляется не только посредством уголовного судопроизводства (ст. 118 Конституции РФ).

По кругу органов, осуществляющих производство по делу, уголовный процесс шире правосудия. Правосудие исчерпывается деятельностью суда (ст. 118 Конституции), тогда как уголовный процесс включает деятельность органов дознания, предварительного следствия и прокуратуры в досудебном производстве (ч. 2 УПК).

Раскрывая назначение уголовного судопроизводства, ст. 6 УПК РФ говорит о защите прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений, и о защите личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод. Таким образом, в нормативной модели уголовного судопроизводства «защитительная» функция юстиции получила приоритет над «карательной». Другими словами, вечный вопрос, что опаснее для общества — безнаказанность виновного или осуждение невиновного — косвенно решен в пользу последнего варианта. Вопрос этот далеко не праздный. От ответа на него зависят критерии выбора оптимального построения конкретных уголовно-процессуальных институтов. Дело в том, что традиционное представление, что процессуальные гарантии личности в уголовном судопроизводстве одновременно служат и гарантиями достижения истины, далеко не всегда соответствует реальному положению вещей[2].

[1] Уголовный процесс: Учебник для вузов / Отв. ред. А.В. Гриненко. М.: Норма, 2004. С. 4, 5.

[2] Конин В.Н., Е.Н. Конина Проблемы соотношения назначения уголовного процесса и задач оперативно-розыскной деятельности [Электронный ресурс] — Режим доступа: http://www.sgu.ru/files/nodes/9640/45.pdf, свободный. — (Дата обращения — 03.03.2012).

Осуществление назначения уголовного судопроизводства обеспечивается путем детальной регламентации уголовно-процессуальной деятельности по применению мер принуждения, производства следственных и судебных действий, наделения подозреваемого и обвиняемого широким кругом прав, позволяющих им защищаться от осуществляемого в отношении них уголовного преследования. Собственно, все принципы уголовного судопроизводства в конечном итоге направлены на защиту личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод.

Положение о том, что уголовное преследование и назначение виновным справедливого наказания в той же мере отвечают назначению уголовного судопроизводства, что и отказ от уголовного преследования невиновных, освобождение их от наказания, реабилитация каждого, кто необоснованно подвергся уголовному преследованию, является принципом уголовного судопроизводства по новому УПК (ч. 2 ст. 6).

Назначение уголовного судопроизводства с полной определенностью свидетельствует о том, что законные и обоснованные действия и решения, принятые в ходе и в результате этой деятельности, должны способствовать укреплению законности и правопорядка, обеспечению прав и свобод граждан. Вместе с тем уголовное судопроизводство нельзя рассматривать как деятельность, имеющую своей задачей борьбу с преступностью, поскольку преступность — социальное явление, имеющее различные причины и множество факторов, ее определяющих, а в уголовном процессе речь идет о конкретном преступлении и человеке, его совершившем. Поэтому уголовное судопроизводство недопустимо использовать для борьбы с преступностью путем ограничения прав лиц, подозреваемых или обвиняемых в преступлениях, упрощения форм судопроизводства или ужесточения назначаемых судом наказаний.

Назначение уголовного судопроизводства в части защиты прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений, достигается тем эффективнее, чем быстрее раскрывается преступление и обеспечивается неотвратимость ответственности для лиц, чья вина достоверно доказана.

Обычно используют как равнозначные понятия «уголовное судопроизводство» и «уголовный процесс». «Уголовный процесс» — наименование определенного вида деятельности происходит от старинного русского слова «уголовье», т.е. преступление[1], «за что лишают головы», и латинского глагола «procedere», «продвигаться, двигаться вперед». Таким образом, уголовный процесс — это движение (деятельность), связанное с уголовным преступлением, судебным разбирательством. «Уголовное судопроизводство», как следует из сочетания слов, — это производство по уголовному делу в суде. Очевидно, что производство по уголовному делу не ограничивается только судебным разбирательством, ему предшествует досудебное производство в форме следствия или дознания.

Уголовный процесс называют уголовным судопроизводством. Это понятие используется в УПК (ст. ст. 6, 11 и др.). В этом значении понятие «уголовное судопроизводство» охватывает все производство по делу, в том числе и деятельность органов дознания, следствия, прокурора, что обусловлено стремлением подчеркнуть особое значение во всем производстве по делу суда, судебного разбирательства, судебных стадий, в которых осуществляется правосудие по уголовным делам.

На страницах периодической юридической печати отдельными авторами уже неоднократно отмечалось, что термин «уголовное судопроизводство» семантически означает производство лишь в суде, т.е. распространяется, по существу, исключительно на уголовно-процессуальную деятельность и правоотношения, складывающиеся в судебно-контрольных стадиях (профессора С.В. Бажанов, П.С. Элькинд и др.).

Термин «уголовное преследование», вытеснив устоявшиеся представления об уголовно-процессуальной деятельности соответствующих субъектов в стадиях возбуждения уголовного дела и предварительного расследования, также в большей степени породил недоразумения, нежели устранил их[2].

[1] Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1980. Т. IV. С. 467.

[2] Мириев Б.А. Назначение уголовного судопроизводства: проблемы законодательной регламентации // Российский следователь. 2010. N 14.

Рассматривая соотношение принципов уголовного права и уголовной политики, Ю.Е. Пудовичкин и С.С. Пирвагидов указывают: «Применительно к области преступлений и наказаний ученые говорят о наличии принципов уголовной (уголовно-правовой) политики, уголовного права, уголовного законодательства, кодификации уголовно-правовых норм, категорий и институтов уголовного законодательства: Принципы уголовной политики — это такие «исходные социальные требования, которые определяют способы организации и функционирования как системы борьбы с преступностью в целом, так и различных ее подсистем, объединяют их в единодействующую структуру, интегрируют различные процессы, происходящие в различных подсистемах, в одну основную тенденцию развития, облегчающую эффективность воздействия на преступность в желательном для общества направлении»[1].

По мнению А.И. Александрова «современная уголовно-процессуальная политика характеризуется следующими наиболее существенными чертами: гуманизация уголовно-процессуального законодательства и практики его применения; демократизация уголовно-процессуальных мер борьбы с преступностью; обеспечение законности тотальной справедливости при применении уголовно-процессуального закона; укрепление судебной власти, повышение независимости, авторитета и роли органов расследования и прокуратуры; использование общечеловеческих ценностей, достижений мировой цивилизации в уголовном процессе»[2].

Защита прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений, обеспечивает реализацию положений ст. 52 Конституции РФ, гарантирующей охрану прав потерпевших от преступлений и обеспечение им доступа к правосудию. В соответствии с Декларацией основных принципов правосудия для жертв преступлений и злоупотреблений властью, принятой резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН 40/34 от 29 ноября 1985 г., жертвы преступлений, т.е. лица, которым в результате преступного деяния причинен вред, включая телесные повреждения, моральный ущерб или существенное ущемление их основных прав, имеют право на доступ к механизмам правосудия и скорейшую компенсацию за нанесенный им ущерб в соответствии с национальным законодательством[3].

В Постановлении Конституционного Суда РФ от 15 января 1999 г. N 1-П[4] отмечается следующее: «Любое преступное посягательство на личность, ее права и свободы является одновременно и наиболее грубым посягательством на человеческое достоинство, поскольку человек как жертва преступления становится объектом произвола и насилия. Государство, обеспечивая особое внимание к интересам и требованиям потерпевшего от преступления, обязано способствовать устранению нарушений его прав и восстановлению достоинства личности».

Защита прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений, осуществляется посредством обнаружения и уголовного преследования лиц, совершивших преступление, их осуждения и справедливого наказания, устранения причин совершения преступлений. Средствами достижения этой цели уголовного судопроизводства выступают: процессуальные правила доказывания, возможность применения мер уголовно-процессуального принуждения и т.д. Хотя в ст. 6 УПК раскрытие преступления и не названо задачей уголовного судопроизводства, очевидно, что без ее решения права потерпевших не будут обеспечены в полной мере.

Назначение уголовно-процессуальной деятельности не может достигаться за счет необоснованного и незаконного ограничения прав граждан, нарушения их конституционных свобод. Охранительный тип уголовного процесса рассматривает задачу обеспечения защиты личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод как равновеликую задаче раскрытия преступления и защиты прав потерпевшего и предусматривает неразрывную связь между этими задачами.

[1] Пудовичкин Ю.Е., Пирвагидов С.С. Понятие, принципы и источники уголовного права. СПб., 2003. С. 72-73.

[2] Александров А.И. Уголовная политика и уголовный процесс в российской государственности. Спб., 2003. С. 12.

[3] СССР и международное сотрудничество в области прав человека. Документы и материалы. М., 1989. С. 539.

[4] Постановление Конституционного Суда РФ от 15 января 1999 г. N 1-П «По делу о проверке конституционности положений частей первой и второй статьи 295 УПК РСФСР в связи с жалобой гражданина М.А. Клюева» // Собрание законодательства РФ. 1999. N 4. Ст. 602.