Министерство
образования российской федерации.
РОССИЙСКИЙ
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ СОЦИАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
РЕФЕРАТ
ТЕМА: Смутное
время в России в конце XVI начале XVII
веков. Патриотизм русского народа в борьбе против иноземных захватчиков.
По предмету: Отечественная история.
Выполнил:
студент
I курса заочного отделения
факультета «Социальной медицины и реабилитационных технологий» специальности
«Адаптивная физическая культура»
Кожин Эдуард Николаевич
МОСКВА 2006г.
ПЛАН
1. Предпосылки и причины
смуты
2.
Лжедмитрий I
3. Василий Шуйский и
социальная смута.
4.
Лжедмитрий II
5. Интервенция
6. Первое земское ополчение.
7. Второе земское ополчение. Освобождение
Москвы и избрание на царство Михаила Романова
8. Заключение
1. Предпосылки и причины смуты.
Весной 1579 г., когда Иван Грозный тяжело заболел, своим наследником он
назначил старшего сына - Ивана. Царевич Иван был образован, умен, жесток. Но в
ноябре 1581 г. в ссоре Иван Грозный ударом посоха в висок убил своего сына.
В марте 1584 г. Иван Грозный умирает. Но еще в начале марта Иван Васильевич
собрал бояр и продиктовал им своё завещание, что оказалось весьма
своевременным. В завещании наследником престола и царем всея Руси объявлялся
его сын – Федор, болезненный, религиозный и суеверный человек. Его советниками
и блюстителями державы стали князья И.П. Шуйский, И.Ф.Мстиславский, бояре Н.Р.
Юрьев, Б.Ф. Годунов, Б.Я.Бельский. Особо царь жаловал Бориса Годунова, который
приходился ему Шурином. Между советниками царя и его родней сразу же началась
борьба за власть. И здесь победу одержал Борис Годунов.
Борис Годунов отличался живым и гибким умом, умением ладить с людьми в
любых сложных ситуациях, что и предопределило его быстрое восхождение к власти.
В течение трех лет после коронации Федора Ивановича опытный придворный политик
Годунов поочередно устранил соперников и с 1587 г., умело, используя имя царя
Федора, стал единолично управлять страной.
На личной судьбе Бориса Годунова и на оценке его неспокойного правления
сказалось так называемое углическое дело. В мае 1591 г., при загадочных обстоятельствах
погиб в Угличе младший сын Ивана Грозного – царевич Дмитрий. Комиссия во главе
с боярином Василием Шуйским установила, что царевич, страдавший эпилепсией, во
время игры случайно закололся ножом. Но пошел слух, что Дмитрия убили по
приказу Годунова ( в будущем это оказало влияние на обострение обстановки в
стране). Загадка смерти Дмитрия не разгадана и сейчас. В 1598 г. Царь Федор
Иванович умер, не оставив после себя наследника. Династия Рюриковичей,
правившая с 862 г., оборвалась навсегда.
В феврале 1598 г. По инициативе царицы Ирины и при активной поддержке
патриарха Иова и других московских иерархов специально созванный Земский собор
в Москве избирает царем Бориса Годунова.
Многие знатные бояре были недовольны избранием Годунова, считая себя
обойденными, распространяли слухи о его причастности к смерти царевича Дмитрия.
Первые два года своего царствования Борис, по
общему отзыву, был образцовым правителем, и страна продолжала оправляться от
своего упадка. Но далее пошло иначе. В 1601 г. начался голод вследствие
большого неурожая, так как от постоянных дождей хлеб пророс, а потом сильными
морозами его погубило на корню. Первый год неурожая еще кое-как жили
впроголодь, старым хлебом, но когда в следующем году посевы погибли в земле,
тогда уже настал настоящий голод со всеми его ужасами. Народ питался Бог знает,
чем: травой, сеном и даже трупами животных и людей. Чтобы облегчить положение
голодавших, Борис объявил даровую раздачу в Москве денег и хлеба, но эта благая
по цели мера принесла вред: надеясь на даровое пропитание, в Москву шли толпы
народа, даже и такого, который мог бы с грехом пополам прокормиться дома; в
Москве царской милостыни не хватало и много народа умерло. К тому же и
милостыню давали недобросовестно: те, кто раздавал деньги и хлеб, ухитрялись
раздавать своим друзьям и родственникам, а народу приходилось оставаться
голодным. В Москве за эти годы от голода и болезней умерло народа более 127
тыс. Царь стал употреблять более действенные меры: он велел скупать хлеб в
местах, где его было больше, и развозить в особенно нуждавшиеся местности, в
Москве стал давать голодным работу.
В голодные годы толпы народа для спасения себя от смерти составляли
шайки и добывали себе пропитание разбоем. Главную роль в этих шайках играли
прогнанные своими господами во время голода холопы. Богатые люди этим путем
избавлялись от лишних нахлебников, но не давали им отпускных грамот, чтобы при
удобном случае иметь право вернуть их обратно на законном основании как своих
холопов. Борис приказывал таким холопам выдавать из Холопьего Приказа
отпускные, освобождавшие их от холопства, но и это немного помогало, потому что
и в свободном состоянии они не могли нигде пристроиться. Число этих голодных и
беглых холопов пополнялось свободными голодавшими людьми, которых бескормица
заставляла примыкать к холопьим шайкам и разбойничать. Ни одна область Руси не
были свободна от разбойников.
Кульминацией «голодных бунтов» стало восстание Хлопка (1603 г.), охватившее
всё Подмосковье. Восставшие громили дворянские имения, лишь в конце года под
Москвой повстанцы были разгромлены царским отрядом. Урожай 1604 г. прекратил
голод.
Оскудение и разорение России при Иване Грозном между тем даром не прошло. Крестьяне массами уходили на новые
земли от крепостной и государственной тягости. Эксплуатация оставшихся крестьян усиливалась. Земледельцы были опутаны
долгами и повинностями. Все более затруднялся переход от одного помещика к
другому. При Борисе Годунове было издано еще несколько указов, усиливающих
крепостную неволю. В 1597 г.— о пятилетнем сроке поиска беглых, в 1601—1602 гг.
об ограничении перевода крестьян одними землевладельцами от других. Желания
дворянства исполнялись. Но общественная напряженность от этого не ослабевала, а
лишь росла.
Главной причиной обострения противоречий в конце XVI и начале XVII веков было усиление крепостной тягости и государственных
повинностей крестьян и горожан (посадских
людей). Большие противоречия были между московским - привилегированным и
окраинным, особенно южным, дворянством. Казачество, состоящее из беглых
крестьян и иных вольных людей, представляло собой горючий материал в обществе:
во-первых, у многих были кровные обиды на государство и бояр-дворян; во-вторых,
это были люди, главное занятие которых составляли война и грабеж.
В это же время стали распространяться слухи о том, что царевич Дмитрий
не погиб, а чудесно спасен и скрывается. В распространении слухов Борис обвинил
Романовых и сослал пятерых братьев в монастырь.
Все историки более или менее согласились в том, что в деле появления
самозванца активную роль сыграло московское боярство, враждебное Борису.
2. Лжедмитрий I.
Борис Годунов узнал, что в Польше объявился человек, выдающий себя за
царевича Дмитрия. Розыск показал, что это сбежавший в Польшу (1602) Галицкий
дворянин, бывший монах Григорий Отрепьев. Существует версия, что Отрепьев был
холопом Романовых, которые внушили ему веру в его царское происхождение.
Но остановимся подробно на обычных рассказах о странствованиях самозванца
на Руси и Польше; в них трудно отличить быль от сказки. Обыкновенно об
Отрепьеве повествуют так: в молодости он живал во дворе у Романовых и у князей
Черкасских, странствовал по разным монастырям, приютился в Чудове монастыре и
был взят к патриарху Иову для книжного письма. Потом он бежал в Литву, пропадал
несколько времени безвестно и вновь выплыл, явившись слугой у кн. Вишневецкого;
там, во время болезни, открыл свое царское происхождение. Вишневецкие и Мнишек
первые пустили в ход самозванца в польском обществе. Как только самозванец стал
известен и основался у Мнишков в их замке Самборе, около него явились францисканцы
и овладели его умом, склонив его в латинство; иезуиты продолжали их дело, а
ловкая панна Марина Мнишек завладела сердцем молодого цесаревича.
Будучи представлен к польскому
двору и признан им в качестве царевича, самозванец получает поддержку, во-первых,
в Римской курии, в глазах которой он служил прекрасным предлогом к открытию
латинской пропаганды в Московской Руси, во-вторых, в польском правительстве,
для которого самозванец казался очень удобным средством или приобрести влияние
в Москве (в случае удачи самозванца), или произвести смуту и этим ослабить
сильную соседку; в-третьих, в бродячем населении южных степей и в известной
части польского общества, деморализованной и склонной к авантюризму. При этом
нужно, однако, заметить, что взятое в целом польское общество сдержанно
относилось к делу самозванца и не увлекалось его личностью и рассказами. Не
верили самозванцу лучшие части польского общества, не верил ему и польский сейм
1605 г., который запретил полякам поддерживать самозванца и решил их за это
наказывать. Хотя король Сигизмунд III и не держался этих постановлений сейма,
однако он и сам не решался открыто и официально поддерживать самозванца, и
ограничился тем, что давал ему денежную субсидию и позволял вербовать в свою
дружину охочих людей. Яснее выражала свои симпатии к "несчастному
царевичу" Римская курия. С такой поддержкой, с войском из поляков, а
главным образом казаков, в октябре 1604 г. войско Лжедмитрия, поддержанного
польскими магнатами, двинулось на Москву.
Самозванец выбрал не короткий путь (через Смоленск), а длинный – через
Чернигов, где скопилось много людей, недовольных Годуновым. Они видели в
Лжедмитрии законного наследника престола, «доброго царя». Быстро сдались города
Чернигов, Путивль, Курск.
. Некоторые отдельные стычки самозванца
с московскими войсками ясно показали, что с его жалкими отрядами он никогда бы
не достиг Москвы, если бы Борисово войско не было в каком-то странном состоянии
моральной растерянности. Имя царевича Дмитрия, последней ветви великого
царского рода, лишало московские войска всякой нравственной опоры: не будучи в
состоянии проверить слухи о подлинности этого воскресшего царевича, московские
люди готовы были верить в него и по своим религиозным и политическим взглядам
не могли драться против законного царя. А боярство, в известной своей части,
было просто радо успехам самозванца и давало ему возможность торжествовать над
царскими войсками, в успехе Лжедмитрия предвидя гибель ненавистных Годуновых.
А гибель Годуновых была близка. В то время, когда положение дел в Северском
крае был очень неопределенно, когда слабый Лжедмитрий, усиливаясь, час от часу
от бездействия царских воевод, становился все опаснее и опаснее. 13апреля 1605
г. Скоропостижно умер Борис Годунов (по слухам, он был отравлен). При сыне Бориса
Федоре, когда не стало обаяния сильной личности Бориса, дела самозванца пошли и
скорее, и лучше. Боярство начало себя держать более определенно: новый воевода
Басманов со всем войском прямо передался на сторону Дмитрия. Самозванца
признали настоящим царем все высшие боярские роды, и он триумфальным шествием
двинулся к Москве.
Настроение умов в самой Москве было очень шатко. 1 июня 1605 г. в Москву
явились от самозванца Плещеев и Пушкин, остановились в одной из московских
слобод и читали там грамоту самозванца, адресованную москвичам. В грамоте
описывалась вся история царевича, его спасение, военные успехи; грамота
кончалась обещанием всевозможных льгот народу. Плещеева и Пушкина народ повлек
в Китай-город, где снова читали грамоту на Красной площади. Толпа не знала,
чему верить в этом деле, и решила спросить Василия Шуйского, который вел
следственное дело об убийстве царевича Дмитрия и лучше других знал все
обстоятельства смерти этого последнего. Шуйский вышел, говорят, к народу, совершенно
отрекся от своих прежних показаний и уверил, что Борис послал убить царевича,
но царевича спасли, а был убит поповский сын. Тогда народ бросился в Кремль,
схватил царя Федора с матерью и сестрой и перевел их в прежний Борисов боярский
дом, а затем начал грабить иноземцев, "Борисовых приятелей". Вскоре
затем приехали от самозванца в Москву князь Голицын и Масальский, чтобы
"покончить" с Годуновыми. Они сослали патриарха Иова в Старицу, убили
царя Федора и его мать, а его родню подвергли ссылке и заточению. Так кончилось
время Годуновых.
20 июня 1605 г. Дмитрий с торжеством въехал в Москву при общем восторге
уверовавших в него москвичей. Через четыре дня (24 июня) был поставлен новый
патриарх, грек Игнатий, одним из первых признавший самозванца. Скоро были
возвращены из ссылки Нагие и Романовы. Старший из Романовых, монах Филарет, был
поставлен митрополитом Ростовским. За инокиней Марфой Нагой, матерью Дмитрия,
ездил знаменитый впоследствии князь М. В. Скопин-Шуйский. Признание самозванца
со стороны Марфы сыном и царевичем должно было окончательно утвердить его на
московском престоле, и она признала его. В июле ее привезли в Москву, и
произошло первое трогательное свидание с ней Лжедмитрия. Инокиня Марфа
прекрасно представилась нежной матерью; Дмитрий обращался с ней, как любящий
сын. При Дмитрии мы имеем много свидетельств, доказывающих, что он верил в свое
царское происхождение и должен был считать Марфу действительно своей матерью,
так что его нежность при встрече с ней могла быть вполне искренна. Но
совершенно иначе представляется поведение Марфы. Внешность самозванца была так
исключительна, что, кажется, и самая слабая память не могла бы смешать его с
покойным Дмитрием. Для Марфы это тем более немыслимо, что она не разлучалась со
своим сыном, присутствовала при его смерти, горько его оплакивала. В нем были
надежды всей ее жизни, она его берегла, как зеницу ока, и ей ли было его не
знать? Ясно, что нежность ее к самозванцу проистекала из того, что этот
человек, воскрешая в себе ее сына, воскрешал для нее то положение царской
матери, о котором она мечтала в угличском заточении. Для этого положения она
решилась на всенародное притворство, малодушно опасаясь возможности новой опалы
в том случае, если бы оттолкнула от себя самозваного сына.
В то самое время, как инокиня Марфа, признавая подлинность самозванца,
способствовала его окончательному торжеству и утверждала его на престоле,
Василий Шуйский ему уже изменил. Этот человек не стеснялся менять свои
показания в деле Дмитрия: в 1591 г. он установил факт самоубийства Дмитрия и
невиновность Бориса; после смерти Годунова перед народом обвинял его в
убийстве, признал самозванца подлинным Дмитрием и этим вызвал свержение Годуновых.
Но едва Лжедмитрий был признан Москвой, как Шуйский начал против него интригу,
объявляя его самозванцем. Интрига была вовремя открыта новым царем, и он отдал
Шуйского с братьями на суд выборным людям, земскому собору. На соборе,
вероятно, составленном из одних москвичей, никто "не пособствовал" Шуйским,
как выражается летопись, но "все на них кричали" - и духовенство, и
"бояре, и простые люди". Шуйские были осуждены и отправлены в ссылку,
но очень скоро прощены Лжедмитрием. Это прощение в таком щекотливом для
самозванца деле, как вопрос об его подлинности, равно и то обстоятельство, что
такое дело было отдано на суд народу, ясно показывает, что самозванец верил,
что он "прирожденный", истинный царевич; иначе он не рискнул бы
поставить такой вопрос на рассмотрение народа, знавшего и уважавшего Шуйских за
их постоянную близость к московским царям.
Лжедмитрий, став царем, повел себя независимо от польского короля: не
разрешил строить католические храмы, не отдал полякам Смоленска, стал
именоваться императором. Он обладал блестящими способностями, был умен и
сообразителен. Бояре дивились его умению быстро и самостоятельно решать трудные
вопросы. Но в поведении «Дмитрия» было много необычного: он свободно гулял по
городу, не ложился спать после обеда, лично принимал челобитные. В общем, он
разрушал образ царя-полубога, держался как обыкновенный человек. А в чем-то
просто проявлял легкомыслие, не считаясь с русскими обычаями, порядками,
установившимися при русском дворе. Возникли слухи о его переходе в
католичество. Особенно они усилились после официальной женитьбы Лжедмитрия на католичке
Марине Мнишек 8-го мая 1606 г. В Москве.
Обряд был совершен по старому русскому обычаю, но русских неприятно
поразило здесь присутствие на свадьбе поляков и несоблюдение некоторых, хотя и
мелких, обрядностей. Не нравилось народу и поведение польской свиты Мнишков,
наглое и высокомерное. Царь Дмитрий с его польскими симпатиями не производил
уже прежнего обаяния на народ; хотя против него и не было общего определенного
возбуждения, но народ был недоволен и им, и его приятелями-поляками; однако это
неудовольствие пока не высказывалось открыто.
Лжедмитрий сослужил свою службу, к которой предназначался своими
творцами, уже в момент своего воцарения, когда умер последний Годунов - Федор
Борисович. С минуты его торжества в нем боярство уже не нуждалось. Он стал как
бы орудием, отслужившим свою службу и никому более не нужным, даже лишней
обузой, устранить которую было бы желательно, ибо, если ее устранить, путь к
престолу будет свободен достойнейшим в царстве. И устранить это препятствие
бояре стараются, по-видимому, с первых же дней царствования самозванца. Как
интриговали они против Бориса, так теперь открывают поход на Лжедмитрия. Во
главе их стал Шуйский, как прежде, по мнению некоторых, стоял Богдан Бельский.
Но на первый раз Шуйские слишком поторопились, чуть было не погибли и, как мы
видели, были сосланы. Урок этот не пропал им даром; весной 1606 г. В. И.
Шуйский вместе с Голицыным начал действовать гораздо осторожнее; они успели привлечь
на свою сторону войска, стоящие около Москвы; в ночь с 16 на 17 мая отряд их
был введен в Москву, а там, у Шуйского было уже достаточно сочувствующих.
Однако заговорщики, зная, что далеко не все в Москве непримиримо настроены
против самозванца, сочли нужным обмануть народ и бунт подняли якобы за царя,
против поляков, его обижавших. Но дело скоро объяснилось. Царь был объявлен
самозванцем и убит 17 мая 1606 г. утром. "Истинный царевич", которого
еще так недавно трогательно встречали и спасению которого так радовались, сделался
"расстригой", "еретиком" и "польским свистуном".
Во время этого переворота был, свергнут патриарх Игнатий и убито от 2000 до
3000 русских и поляков.
Лжедмитрий был смелым человеком, но в основе его действий лежал авантюризм.
Он не выполнил своих обещаний, им были недовольны практически все: польский
король, русские дворяне, церковь, крестьяне, поэтому он так легко был свергнут.
3. Василий Шуйский и социальная смута.
Москва после переворота не скоро пришла в себя. И 17 и 18 мая 1606 г.
настроение в городе было необычное. Ранним утром 19 мая 1606 г. народ собрался
на Красной площади; духовенство и бояре предложили ему избрать патриарха,
который бы разослал грамоты для созвания "советных людей" на избрание
царя, но в толпе закричали, что нужнее царь и царем должен быть В. И. Шуйский.
Такому заявлению из толпы никто не спешил противоречить, и Шуйский был избран
царем. Впрочем, трудно здесь сказать "избран": Шуйский, по
счастливому выражению современников, просто был "выкрикнут" своими
"доброхотами", и это не прошло в народе незамеченным, хотя
правительство Шуйского и хотело представить его избрание делом всей земли.
С нескрываемым чувством неудовольствия говорит об избрании Шуйского
летопись, что не только в других городах не знали, "да и на Москве не
ведали многие люди", как выбирали Шуйского. И рядом с этим известием
встречается у того же летописца очень любопытная заметка, что Шуйский при своем
венчании на царство в Успенском соборе вздумал присягать всенародно в том,
"чтобы ни над кем не сделать без собору никакого дурна", т. е. чтобы
суд творить и управлять при участии земского собора, по прямому смыслу
летописи.
Шуйский в июне 1606 г., тотчас же по вступлении на престол, помимо
всяких других доказательств самозванства прежнего царя, канонизирует царевича
Дмитрия и 3 июня торжественно переносит его мощи из Углича в Москву в
Архангельский собор, обращая, таким образом, это религиозное торжество в средство
политического убеждения.
Второе, что старался доказать Шуйский, - это прирожденные свои права на
престол. Здесь он не только опирается на простое родство с угасшей династией,
но и старается доказать свое старшинство перед родом московских царей
Даниловичей. Род Шуйских, как и род князей московских, принадлежал к прямому
потомству Александра Ярославича Невского, и Шуйские действительно производили
себя от старшей, сравнительно с московскими Даниловичами, линии суздальских
князей. Но это отдаленное старшинство мало теперь значило в глазах народа, и
одно, само по себе, не могло оправдать воцарения Шуйского. Для этого необходимо
было участие воли народной, санкция земского собора, а этим-то новый царь и
пренебрег.
Если следить хронологически, постепенно за развитием смуты в этот новый
период, то получаешь возможность различить здесь три основных факта: 1)
первоначальное движение против Шуйского, в котором первая роль принадлежит
Болотникову; 2) появление тушинского вора и борьба Москвы с Тушином и 3)
иноземное вмешательство в смуту. Эти факты, однако, не сменяются постепенно
один другим, а развиваются часто параллельно, рядом. Когда Болотников, потеряв
шансы на успех, сидит еще крепко в осаде от Шуйского, является тушинский вор; в
разгаре борьбы Шуйского с вором являются на Руси шведы и поляки.
Еще ранее, в самый день
переворота, один из приверженцев самозванца, Михаил Молчанов, бежал из Москвы,
пробрался к литовской границе и явился в Самбор распространять слухи о спасении
царя. На себя брать роль самозванца Молчанов вовсе не желал, а подыскивал
кого-нибудь другого, кто решился бы выступить в такой роли и был бы к ней
способен.
Слухи о Дмитрии сделали положение
Шуйского сразу очень шатким. Недовольных было очень много, и они хватались за
имя Дмитрия; одни потому, что искренно верили в спасение его при перевороте,
другие потому, что кроме его имени не было другого такого, которое могло бы их
соединить и придать восстанию характер законной борьбы за правду. Одновременно
со слухами, распускаемыми Молчановым, такие же слухи появились в северских
городах и там всего раньше вызвали действительную смуту. Князь Григорий Шаховской,
приверженец Лжедмитрия, сосланный за это на воеводство в Путивль, немедленно
показал Шуйскому неудобство такого рода наказания. Он объявил в Путивле, что
Дмитрий жив, и сразу поднял против Шуйского весь город во имя этого Дмитрия. По
примеру Путивля очень скоро поднимаются и другие северские города, Елец и Чернигов. В Чернигове начальствовал
князь Андрей Телятевский, который год тому назад долго не хотел перейти на
сторону Лжедмитрия, а теперь, когда Лжедмитрий был убит, сразу переходит на
сторону его призрака, не зная еще, когда и где этот призрак воплотится. Это
его, быть может, и не особенно интересовало, потому что поднялся он за Дмитрия
исключительно по неприязни к Шуйскому. Когда затем царские войска, посланные
усмирить мятежные города, были мятежниками разбиты, то к движению против
Шуйского на юг примкнули и другие города, в числе их Тула и Рязань. Дальше
возникли беспорядки в поволжских городах. В Перми явилась смута между войсками,
набранными для царя; они начали побивать друг друга и разбежались со службы. В
Вятке открыто бранили Шуйского и сочувствовали Дмитрию, которого считали живым.
Во многих местностях поднимались крестьяне и холопы. Смутами пользовались
инородцы, обрадованные случаем сбросить с себя подчинение русским. Они
действовали заодно с крестьянскими шайками. Мордва, соединясь с холопами и
крестьянами, осадила Нижний Новгород. В далекой Астрахани поднялся на царя
народ и казаки. В самой Москве было заметно брожение в народе, хотя не
доходившее до возмущения, но очень беспокоившее Шуйского.
Все эти волнения, происходя в
разных местностях без всякой связи одно с другим, различаются и мотивами, и
деятелями: в них участвуют люди разных сословий и положений, и преследуются
очень разнообразные цели. Всех серьезнее было движение на юге, в Северской
земле. В центре его стоял первоначально Шаховской. Поднял он движение во имя
Дмитрия, но не находил человека, который взял бы на себя его роль, а такой
человек был ему необходим, иначе движение в народе могло заглохнуть.
Боясь этого и узнав, что Молчанов
выдавал себя за Дмитрия, Шаховской звал его к себе, но Молчанов не ехал, и
поднятое дело грозило неудачей. В это время случай послал Шаховскому выдающуюся
энергией и способностями, любопытную личность Ивана Болотникова. Жизнь этого
человека полна приключений: он был холопом князя Телятевского, как-то попал в
плен к татарам, был продан туркам и несколько лет работал в Турции на галерах.
Затем неизвестно как освободился оттуда и попал в Венецию. Из Венеции он
пробрался через Польшу на Русь, но в Польше его задержали. Там он встретился с
Молчановым, и тот нашел его пригодным для своих дел человеком, сблизился с ним
и послал его в Путивль к Шаховскому. Шаховской принял Болотникова хорошо и
поручил ему целый отряд. Болотников скоро нашел легкое средство увеличить свой
отряд. Он призывает под свои знамена скопившихся на Украине подонков: гулящих
людей, разбойников, беглых крестьян, холопий, - обещает им именем
несуществующего Дмитрия прощение и льготы. Рассылая своих агентов и свои
грамоты, он везде, где может, поднимает низшие классы не только против Шуйского
и не только за Дмитрия, но и против высших классов и этим самым сообщает смуте
до некоторой степени характер социального движения.
Летом, 1606 года, на юго-западе страны, на границе с Польшей (Путивль)
начинается мощное восстание Ивана Болотникова. Основу его войска составили
казаки, крестьяне, кабальные холопы, городская беднота. Его поддержали также
дворянские отряды П. Ляпунова, И. Пашкова, недовольные правительством.
Болотников выдал себя за воеводу царя Дмитрия, который якобы не погиб в 1606
г., а чудом спасся и требовал замены Шуйского «хорошим царем Дмитрием».
Восставшие одержали крупные победы под
Кромами и в устье реки Угры, а осенью 1606 г. подошли к Москве. В решающий
момент дворяне, испугавшись ширившегося народного восстания, пошли на сговор с
Шуйским. Дворянское ополчение узнало симпатии и цели своих союзников по их
разбойничьему поведению. Болотников и не скрывал своих намерений: он посылал в
Москву грамоты и в них открыто поднимал чернь на высшие классы.
Такое поведение и направление
Болотникова и его шаек заставило рязанских и тульских дворян отшатнуться от
дальнейшего единения с ними и перейти на сторону Шуйского, который был все-таки
охранителем и представителем государственного порядка, хотя, может быть, и
несимпатичным.
В сражении у села Коломенского Болотников потерпел поражение и отошел в
Калугу, а потом в Тулу.
Стремясь консолидировать землевладельцев в борьбе с восставшими, Шуйский
в 1607 г. издает указ о пятнадцатилетнем сроке сыска беглых крестьян.
Одновременно перебежчики из лагеря Болотникова освобождаются от крепостной
зависимости.
Болотников четыре месяца держался в осажденной Туле. Шуйский пошел на
обман: он заверил восставших, что сохранит им жизнь, если они сдадутся. Но как
только ворота крепости были открыты, руководители восстания были схвачены.
Болотникова сослали на север, в Каргополь, сначала ослепили, а потом он был
утоплен.
4. Лжедмитрий II.
В то время, когда Шуйский запер Болотникова в Туле, явился второй
Дмитрий самозванец, прозвищем Вор. Кто он был - неизвестно. Толковали о нем
разно: одни говорили, что это попов сын из Северской стороны, другие называли
его дьячком, третьи - царским дьяком и т. д. Впервые его след появился в
Пропойске (порубежном литовском городе), где он сидел в тюрьме. Чтобы выбраться
оттуда, он объявил себя родней Нагих и просил, чтобы его отпустили на Русь, в
Стародуб. Добравшись до Стародуба, он посылает оттуда какого-то своего приятеля
по Северской стороне объявлять, что Дмитрий жив и находится в Стародубе.
Стародубцы уверовали в самозванца и стали помогать ему деньгами и рассылать о
нем грамоты другим городам. Вокруг Вора скоро собралась дружина, но не земская:
составилась она из польских авантюристов, казачества и всяких проходимцев.
Никто из этого сброда не верил в действительность царя, которому служил. Поляки
обращались с самозванцем дурно, казаки тоже относились к нему так, как к своим
собственным самозванцам, которых они в то время научились фабриковать во
множестве: у них одновременно существовали десятками, разные царевичи: Савелий,
Еремка, Мартынка, Гаврилка и др. Для казачества и для польских выходцев
самозванцы были простым предлогом для прикрытия их личных видов на незаконную
поживу, "на воровство", говоря языком времени. Служа самозванцу, они
и не думали ни о каких политических или династических целях. В лице Стародубского
вора явился поэтому не представитель династии или известного государственного
порядка, а простой вожак хищных шаек двух национальностей, русской и польской,
- шаек, которых манила к себе Русь своей политической слабостью и шаткостью
русского общества. Поэтому-то второй Лжедмитрий, как продукт общественного
недуга того времени, получил меткое прозвище Вора. Русский народ этим прозвищем
резко различал двух Лжедмитриев, и, действительно, первый из них, несмотря на
всю свою легкомысленность и неустойчивость, был гораздо серьезнее, выше и даже
симпатичнее второго. Первый восстановлял династию, а второй ничего не
восстановлял, он просто "воровал".
Летом 1607 г. собрав большое войско, около 40 тысяч человек, самозванец
дошел до Москвы, но не смог её взять и обосновался лагерем в подмосковном селе
Тушино, откуда пошло прозвище «тушинского вора». Из тушина отряды самозванца
грабили центральные и северные уезды. К новому царю пришли большие польские
войска, его «признала» Марина Мнишек. Теперь польско-литовские войска не просто
поддерживали авантюру Лжедмитрия II, а защищали «русского царя» и «русскую
царицу». Наиболее известными предводителями
польско-литовских казаков были Лисовский
и Сапега. Из лагеря в Тушино войска поляков и Лжедмитрия блокировали Москву,
затруднив подвоз продовольствия. Они грабили окрестности, пытались взять иные
города. Осадили Троицкий монастырь 30-ти тысячным войском. Монастырь мог
сопротивляться очень долго, в нем были большие запасы продовольствия, и осада
Троицкого монастыря, продлившись почти полтора года (с сентября 1608 до начала
1610 г.), окончилась ничем: изнемогший от голода и болезней гарнизон все-таки
не сдался и своим сопротивлением задержал очень много тушинских сил.
Однако это не могло помешать,
другим, тушинским шайкам наводнить север. Более двадцати северных городов
должны были признать власть Вора и в том числе Суздаль, Владимир, Ярославль,
Вологда; но тут-то и сказался весь характер этой воровской власти. На севере, в
том крае, где менее всего отзывались события смуты, где еще не знали, что за
человек был Вор, где доверия и особой любви к Шуйскому не питали, там, на Вора
смотрели не как на разбойника, а как на человека, ищущего престола, быть может,
и настоящего царевича. Часто его признавали при первом появлении его шаек, но
тотчас же убеждались, что эти шайки не царево войско, а разбойничий сброд.
Шуйский хорошо сознал спою слабость и стал искать средств для борьбы с
Вором во внешней помощи, хотя, преувеличивая свои собственные силы, он сначала
не допускал и мысли о ней. В 1608 г. он посылает своего племянника князя
Михаила Васильевича Скопина-Шуйского для переговоров со шведами о союзе. В феврале
1609 г. переговоры эти закончились; с королем Карлом IX был заключен союз на
следующих условиях: король должен был послать русским помощь из трех тысяч
конницы и трех тысяч пехоты, взамен этого Шуйский отказывался от всяких
притязаний на Ливонию, уступал шведам город Корелу с уездом и обязался вечным
союзом против Польши, - условия тяжелые для Московского государства.
Шведы выполнили свое обещание и дали М. В. Скопину-Шуйскому вспомогательный
отряд под начальством Делагарди. Скопин со шведами в 1609 г. двинулся от
Новгорода к Москве, очищая северо-запад Руси от тушинских шаек. Под Тверью
встретил он значительные силы Вора, разбил их и заставил тушинцев снять осаду
Троицкого монастыря. Успех сопровождал его всюду, несмотря на то что шведы, не
получая обусловленного содержания, часто отказывались ему помогать.
Посылая за помощью к шведам, Шуйский в то же время старался собрать
против Вора все свои войска, какими мог располагать. В 1608 г. вызывает он из
Астрахани к Москве Ф. И. Шереметева, где тот подавлял мятеж. Шереметев,
двинувшись вверх по Волге, шел по необходимости медленно, очищая край от воров,
иногда терпел от них поражения, но, в конце концов, успел приблизиться к Москве
и соединиться осенью 1609 г. со Скопиным в знаменитой Александровской слободе.
Соединенные силы шведов и Русских были бы в состоянии разгромить Тушино, если
бы оно уцелело до их прихода под Москву, но Тушино уже исчезло: временный
воровской городок, образовавшийся в Тушине, был оставлен Вором и сожжен до
появления Скопина в Москве.
5. Интервенция.
Поход на Русь Сигизмунда, короля польского, был ответом на союз Шуйского
со шведами. Как известно, Сигизмунд Польский, происходивший из дома Вазы и
наследовавший шведский престол после своего отца Иоанна, был, свергнут с этого престола.
Шведы избрали королем его дядю Карла IX, но Сигизмунд не мог с этим помириться
и объявил Швеции войну. Когда же Карл заключил против него союз с Шуйским, то
Сигизмунд и Шуйского стал считать врагом. Убедив сенат и сейм, что война с
Москвой необходима в интересах Польши и что он, Сигизмунд, этой войной будет
преследовать только пользы государства, а не личные, король выступил в поход и
в сентябре 1609 г. осадил Смоленск. Сигизмунд отовсюду получал вести, что в
Московском государстве он не встретит серьезного сопротивления, что москвичи с
радостью заменят непопулярного царя Василия королевичем Владиславом, что
Смоленск готов сдаться и т. п. Но все это оказалось ложью: Смоленск,
первоклассная крепость того времени, надолго удержал Сигизмунда.
Со времен глубокой древности Смоленск был стратегическим "ключом к
Днепровской Руси". И Москва, и Литва отлично понимали всю важность
обладания этим городом и целые века за него боролись. В 1596 г., чтобы прочнее
владеть Смоленском, московское правительство укрепило его каменными стенами.
Кроме сильного гарнизона и крепости стен искусство смоленского воеводы Шеина
создавало много трудностей Сигизмунду, и осада с самого начала потребовала
много военных сил.
И вот Сигизмунд отправляет в Тушино посольство сказать тушинским полякам,
что им приличнее служить своему королю, чем самозванцу.
Простые поляки, бывшие в Тушине, склонялись на сторону короля, потому
что надеялись от него получить жалованье, которого давно не видали в Тушине. В
Тушине, таким образом, произошел раскол.
Вор, убежал в конце 1609 г. и переодетый отправился в Калугу, где вокруг
него стало собираться казачество; к нему пришел Шаховской с казаками, хотя и не
любивший Тушина, но сохранивший верность самозванцу.
С удалением Вора Тушино стало разлагаться на свои составные части. Поляки
частью отправились к королю, частью составили шайки, никому не служившие и
только грабившие.
Тушино уничтожилось, в Москву пришли войска, приехал Скопин-Шуйский; эти
события хорошо повлияли на москвичей: они ликовали. Их радости не мешало то,
что один сильный враг был у Смоленска, другой сидел в Калуге, что общее
положение было так же сложно и серьезно, как и раньше. Шуйский праздновал
падение Тушина, народ - прибытие Скопина. Молодой, блестящий воевода (Скопину
было тогда 24 года), Михаил Васильевич Скопин-Шуйский пользовался замечательной
любовью народа. По замечанию Соловьева, он был единственной связью, соединявшей
русских с В. И. Шуйским. В Скопине народ видел преемника царю Василию; он
терпел дядю ради племянника, надеясь видеть этого племянника своим царем. Но эту замечательную личность рано унесла
смерть, и судьба, таким образом очень скоро разрушила связь Шуйского с народом.
Скопин умер в апреле 1610 г., и народная молва приписала вину в этом Шуйским,
хотя, может быть, и несправедливо.
Над войском Скопина-Шуйского стал после его смерти воеводой брат царя
Василия, Дмитрий Шуйский, надменный, неспособный, пустой и мелочный человек,
изнеженный щеголь. Он двинулся на освобождение Смоленска, встретился у деревеньки
Клушина с шедшим к нему навстречу искусным и талантливым польским гетманом
Жолкевским и был им разбит наголову (в конце июня 1610 г.). Это клушинское
поражение решило судьбу Шуйского. Жолкевский от Клушина быстро шел к Москве,
завладевая русскими городами и приводя их с большой дипломатической ловкостью к
присяге Владиславу. В то же время, прослышав об исходе клушинской битвы,
двинулся к Москве и Вор со своими толпами, опередил Жолкевского, и когда тот
был еще в Можайске (верст за 100 от Москвы), Вор уже стоял под самой Москвой, в
селе Коломенском. Положение Шуйского вдруг стало так плохо, что он даже думал
вступить в переговоры с Жолкевским о мире, но не успел.
7 июля 1610 г. Захар Ляпунов с
толпой своих единомышленников пришел во дворец к Шуйскому и просил его оставить
царство, потому что из-за него кровь льется, земля опустела, люди в погибель
приходят. Шуйский ответил твердым отказом. Тогда Ляпунов и прочие, бывшие с
ним, ушли из дворца на Красную площадь, где уже собрался народ, узнав, что в Кремле
происходят какие-то необычайные вещи. Скоро Красная площадь не могла вместить
всего народа, прибывшего туда. Все сборище, поэтому перешло на более просторное
место, за Арбатские ворота, к Девичьему монастырю. Туда приехали патриарх
Гермоген и много бояр, говорили о свержении Шуйского и, несмотря на протесты
Гермогена и некоторых бояр, решили "осадить царя". Во дворец
отправился князь Воротынский и от лица народа просил Шуйского оставить царство.
Шуйский покорился, уехал из дворца в свой старый боярский дом и тотчас же стал
хлопотать о возвращении престола, устраивать интриги; чтобы окончательно отнять
у него возможность достигнуть власти, его постригли в монахи
"насильством", так что патриарх не хотел и признавать его пострижения.
Шуйского москвичи удалили, не имея никого в виду, кем бы могли его
заместить, и положение Москвы, очень трудное в ту минуту, осложнилось от этого
еще более. Присягнули временно Боярской думе 7-ми боярам (семибоярщина), ибо
помимо нее некому было присягнуть. Но это новое правительство имело так же мало
сил и средств, как и Шуйский.
Бояре, пользуясь властью, торопят Жолкевского из Можайска к Москве, и он
идет "освобождать Москву от Вора", как сам выражается. Таким поступком
бояре передали Москву в руки поляков и предрешили вопрос об избрании
Владислава. Подойдя к Москве, Жолкевский, прежде всего, начинает дело об
избрании Владислава в цари, потому что иначе в его глазах помогать Москве не
имело смысла. Страх перед самозванцем и польской военной силой заставил
московские власти, а за ними и население склониться на избрание в цари поляка:
27 августа Москва присягнула Владиславу. Тотчас же по заключении договора и
принесении присяги Жолкевский прогнал Вора от Москвы, и Вор убежал опять в
Калугу. Таким образом, Москва избавилась от одного врага ценой подчинения
другому. В Калуге Вор был убит (в
декабре 1610 г.) одним из своих же приверженцев из-за личных счетов.
6. Первое земское ополчение.
В Москве присягают сыну польского короля Владиславу, но в других не
следуют примеру «семибоярщины». На борьбу с захватчиками поднимается русский
народ. В Рязанской земле формируется первое ополчение во главе с дворянином
Прокопием Ляпуновым для изгнания поляков из Москвы. В него входят дворяне,
посадские люди, казаки. В конце марта 1611 г. первое ополчение осадило Москву,
польский гарнизон отошел в пределы Китай – города и Кремля. Во вторник 19 марта
1611 г., в Москве, в Китай-городе, начался бой. Из Китай-города поляки
бросились к слободам, но в Белом городе были задержаны народом. На помощь
москвичам подоспели передовые отряды земского ополчения с князем Дм. Мих.
Пожарским (который здесь и был ранен), и поляки были отброшены назад, заперлись
в Кремле и Китай-городе и постарались сжечь Москву и Замоскворечье (для удобств
дальнейшей обороны). Москва сгорела почти вся. Несколько дней еще продолжались
вылазки поляков и стычки их с народом. Наконец, на второй день Пасхи, в благовещенье,
подошла к Москве стотысячная русская Рать и к апрелю обложила Кремль и Китай-город.
Поляки засели в осаду, а вместе с ними и московское боярство, служившее Сигизмунду
и смотревшее на ополчение всей земли как на мятежное скопище. Припасов у
осажденных было мало, гарнизон польский был невелик, всего около 3000 человек. Положение
гарнизона, таким образом, было очень серьезно, но Сигизмунд не думал помочь
Москве, его сил не хватило и на взятие Смоленска.
Ополчение стоявшее под Москвой по
справедливости можно назвать политическим союзом социальных врагов: в нем
соединилась земщина с казачеством, общество - с врагом общественного порядка. «A
priori» можно было предвидеть, что в этом ополчении должна проявиться рознь,
должно произойти междоусобие. Можно, пожалуй, предсказать даже его гибель и
разложение, если сообразить, что во время долгой осады, было, много времени и
поводов для столкновения двух миров - земского и казачьего. Ополчение действительно
и погибло.
В июне 1611 г. ополчение обратилось
к своим вождям, прося общим советом подумать о прекращении беспорядков и
злоупотреблений, какие совершались в войске. Об этих беспорядках летописец
роняет лишь несколько слов: он говорит, что в войске одни попрекали других
прошлой службой тушинскому Вору или ополяченной Москве, людей ратных "жаловали
не по достоянию", а "лицеприятно", не знали, наконец, что делать
и как обращаться с теми холопами, которые убежали от своих господ и теперь
служили в войске казаками, уже как вольные люди. Сначала этих беглых людей
воеводы ополчения призывали под свои знамена, обещая считать их вольными
казаками. Но служилый элемент в ополчении не мог относиться сочувственно к
такой мере: она создавала очень неприятный для служилого люда порядок в
будущем, им могли воспользоваться и другие холопы и убегать от господ в надежде,
потом вернуться на Русь свободными. Поэтому положение беглых в ополчении
составляло очень важный вопрос.
И вот, по просьбе ополчения, Ляпунов и другие воеводы согласились созвать
собор всей рати, чтобы обдумать и решить все заботившее их.
Ляпунов высказался за возврат беглых
крестьян, за то, чтобы казаки не имели права занимать прибыльные должности.
Познакомясь с данными о первом
подмосковном ополчении, мы можем теперь сказать, что, сойдясь под Москву,
земские и казачьи дружины не могли ужиться мирно между собой по разности
стремлений и вкусов. Постоянная их рознь привела к необходимости уяснить точнее
их взаимные отношения, и уяснились они в пользу служилых людей. Но преобладание
служилых людей было недолго и непрочно. Приговор, давший перевес служилым людям
и Ляпунову, был "не люб" казакам и их вождям Заруцкому и Трубецкому,
"и с той поры начали над Прокофьем думати, как бы его убить", говорит
летописец, и, действительно, через месяц Ляпунов был убит.
Потеряв предводителя, служилые люди
утратили и силу. Не нашлось человека, который мог бы заменить Ляпунова; делами стали
заправлять казачьи вожди, казачество подняло голову, и теснимое им дворянство
стало брести "розно", разъезжаться по домам. Ополчение разлагалось, и
государственный порядок потерпел в нем новое поражение. Но казачьи остатки
первого ополчения продолжали стоять под Москвой, и в 1611, и в 1612 г. Сигизмунд
не шел на помощь московскому гарнизону, а своими силами московский гарнизон не
мог прогнать осаждавших. Осада Москвы, таким образом, продолжалась, но смерть
Ляпунова была большим горем для русских людей, они теряли веру в успех
ополчения.
3 июня 1611 г. королю Сигизмунду
удалось, наконец, взять Смоленск приступом. В городе было в начале осады, как
говорят, до 80000 жителей, большие запасы и прекрасные укрепления. Когда
Смоленск был взят, в нем не осталось и 8000 человек, они терпели голод и
болезни и не могли отбить врага, потому что укрепления были разбиты и разрушены.
Воевода смоленский Шеин, один из самых светлых русских деятелей того времени,
подвергся пытке: хотели узнать, для чего он не сдавал города и какими
средствами мог так долго держаться.
16 июля 1611 г. шведы обманом взяли
Новгород; митрополит Исидор и воевода князь Одоевский во главе новгородцев
заключили со шведами договор, по которому Новгород представлялся особым
государством, выбирал себе в цари одного из сыновей шведского короля и,
сохраняя свое государственное устройство, навсегда соединял себя со шведской
династией, если бы даже Московское государство и выбрало себе другого царя не
из шведского дома. Такой договор, очевидно, был продиктован
победителями-шведами: в нем даже не было требований, чтобы новгородский
государь был православным.
В Пскове в то же время появился самозванец Сидорка, которого зовут иногда
третьим Лжедмитрием. Еще при Шуйском начались в Пскове внутренние усобицы,
борьба "лучших" и "меньших" людей, высших и низших классов.
Эта борьба как-то совсем оторвала Псков от государства и создала в нем свою
особую историю смуты. Неурядицы внутренние дали возможность полякам и
казачеству разорять безнаказанно псковскую землю и дали в ней силу третьему
самозванцу.
Итак, во второй половине 1611 г., с взятием Смоленска и Новгорода, с
усилением самозванщины в Пскове, вся западная часть Московского государства
попала в руки его врагов. Сама Москва оставалась в их власти, а ополчение,
собранное для ее освобождения, распадалось, побежденное не врагами, а
внутренней рознью. Земская власть, создавшаяся в этом ополчении и сильная по
своему существу лишь настолько, насколько ей верила земля, теперь, со смертью
Ляпунова, теряла для земли всякое значение. Русские люди оставались без
руководителей против сильных торжествовавших врагов государства и общества.
Время настало настолько критическое, что, казалось, Русское государство переживало
последние дни.
Опаснее всех других был и, конечно,
поляки, но они же своей оплошностью и помогли оправиться русским людям. После
взятия Смоленска король Сигизмунд отправился в Польшу на сейм торжествовать
свои победы вместо того, чтобы идти на помощь польскому гарнизону в Москве. К
Москве он послал только слабый отряд конницы с гетманом Ходкевичем. В октябре
1611 г. Ходкевич был отбит подмосковными казаками и ушел от Москвы. Если не
считать этой незначительной рекогносцировки под Москву, то можно сказать, что
внешние враги Московского государства, нанеся ему взятием Смоленска и Новгорода
сильнейшие удары, затем совершенно бездействовали, отчего и потеряли все плоды
победы.
7.Второе
земское ополчение. Освобождение Москвы и избрание на царство Михаила Романова.
Неудача первого земского ополчения огорчила,
но не обескуражила земских людей. В провинциальных городах скоро снова началось
движение за организацию нового ополчения и похода на Москву. На этот раз
исходным пунктом и центром движения стал Нижний Новгород во главе с его
знаменитым земским старостою Кузьмою Мининым. Минин не был простым мужиком
нижегородским. Он торговал и был одним из видных людей в городе. Нижегородцы
избрали его в число земских старост, стало быть, ему верили. Управляя делами
нижегородской податной общины, он должен был привыкнуть вести большое хозяйство
города и обращаться с большими деньгами, какие собирались с мира земскими
старостами в уплату податей. Мимо него, как излюбленного человека, представителя
нижегородских людей, не проходила неизвестной ни одна грамота, адресованная
нижегородцами, ни одна политическая новость. Он следил за положением дел и
обсуждал дела в городских сходках, которые вошли в обычай в городах, благодаря
обстоятельствам смутного времени, напоминали собой древние веча.
На одном из таких собраний (в октябре или сентябре 1611 г.), под
влиянием грамот и вестей от патриарха Гермогена, Минин поднял посадских тяглых
людей на то, чтобы собрать деньги для ополчения и сформировать самое ополчение.
Составили приговор о мирском сборе и предъявили его нижегородскому воеводе,
князю Звенигородскому, и соборному протопопу Савве, которые созвали в городской
собор нижегородцев и, воспользовавшись пришедшей тогда в Нижний патриотической
грамотой, подняли вопрос об ополчении. В соборе читали и обсуждали нижегородцы
пришедшую грамоту. В ней говорилось о необходимости стать на защиту веры и
отечества. При чтении грамоты нижегородский протопоп Савва сказал слово,
убеждая народ стать за веру. После Саввы заговорил Минин; страстно говорил он о
том же, указывая, каким образом нужно действовать: "Захотим помочь
Московскому государству, так не жалеть нам имения своего, не жалеть ничего,
дворы продавать, жен и детей закладывать и бить челом, кто бы вступился за истинную
православную веру и был у нас начальником". Слова Минина произвели большое
впечатление. С каждым днем росло его влияние, нижегородцы увлекались
предложениями Минина и, наконец, всем городом решили образовать ополчение,
созывать служилых людей и собирать на них деньги. Раньше всего занялись
денежным вопросом. Стали собирать добровольные приношения, потому что иных
средств не было. Давали нижегородцы много: "третью деньгу", т. е.
третью часть имущества; так давать порешил мир, и кто давал меньше, утаивая
размеры имущества, с того брали силой. Были люди, жертвовавшие почти все, что
имели. На первые нужды денег оказалось довольно.
Второй заботой было сыскать воеводу. По предложению Минина, избрали
Пожарского; кн. Дм. Мих. Пожарский жил в то время
верстах в 100 от Нижнего Новгорода, в своей вотчине, и лечился от ран,
полученных полгода тому назад под Москвой. К нему-то и обратились нижегородцы,
минуя своих воевод, князя Звенигородского и Алябьева.
Когда депутация от Нижнего пришла
к князю и изложила ему желание народа избрать его на такой высокий подвиг,
Пожарский сперва долго отказывался, затем, наконец, изъявил свое согласие, но
под условием избрания кого-нибудь из посадских людей, который ведал бы в
ополчении хозяйственной частью и с ним, Пожарским, "у того великого дела
был и казну собирал". При этом он указал на Минина, как на лучшего себе
помощника в этом деле.
Когда ополчение было несколько устроено, оно выступило из Нижнего
Новгорода в марте 1612 г. и двинулось по дороге в Ярославль. Сюда оно пришло в
начале апреля и пробыло здесь до августа, т. е. в течение трех месяцев. Это
время прошло в напряженной работе над восстановлением порядка в стране, над
созданием центральных правительственных учреждений, над собиранием сил и
средств для самого ополчения. Вокруг ополчения объединилось больше половины
тогдашней России; в городах работали местные советы из представителей всех
слоев населения, а из Ярославля назначали в города воевод. В самом Ярославле
образовался земский собор, или совет всея земли, из представителей с мест и
представителей от служилых людей, составлявших ополчение; этот совет и был
временной верховной властью в стране.
Около 20 августа 1612 г. ополчение из Ярославля двинулось под Москву, и
здесь между ополченцами и казаками установились сперва враждебные, потом
холодные отношения, как этого и надо было ожидать; ополчение стало особым
станом и этим навлекло на себя неприязнь казаков. Польский гарнизон в Кремле и
Китай-городе, окруженный со всех сторон и лишенный всякой серьезной помощи,
мужественно защищался и дошел до крайней нужды. Но, несмотря на его мужество,
Китай-город 22 октября 1612 г. был взят, а затем сдался русским и Кремль. По
взятии Москвы Пожарский грамотой от 15 ноября звал по десяти человек от городов
для выбора царя.
Делу избрания царя помешал, было, поход Сигизмунда на Москву. Сигизмунд
дошел до Волоколамска; три раза подступал к Волоку, три раза был отброшен и
ушел обратно. Вот тогда на первом, так сказать, досуге, по взятии Москвы,
русские поспешили (с) избранием царя. Дело это, как они совершенно верно
понимали, было настоятельно нужно. Они говорили, что им без государя "ни
малое время быти не можно; пещися о государстве и людьми Божьими промышлять
некому". Но, думая о государе, вовсе и не думали признать им Владислава
или кого-нибудь из самозванцев.
Для решения вопроса о государственной
власти в стране, в 1613 г., собрался
Земский собор, в Москву прибыли выборные люди от дворян, посадских людей,
черносошных и дворовых крестьян (кроме крепостных). Но главную роль на Земском
соборе играли бояре и представители церкви.
Собор отверг кандидатуры польского королевича Владислава и шведского
принца Карла – Филлипа. 21 февраля казаки ворвались на заседание Земского
собора и потребовали избрать царем 16-ти летнего Михаила Федоровича Романова
(сына патриарха Филарета, родственника царя Федора Михайловича). Избрание
Михаила не было случайностью:
- Один
из бояр писал, что «Михаил молод, разумом еще не дошел и будет удобен»;
- Отсутствие
у Михаила ярких талантов, жесткого характера устраивало всех: страна
устала от жестокости и хотела осторожной политики;
- Избрание
Михаила обещало всеобщее согласие и спокойствие;
- Царская
власть опять становилась самодержавной, ничем не ограниченной, было
запрещено даже упоминать о том, что царей на Руси избирали.
- Избрание
царя означало возрождение страны, ее самостоятельности и самобытности.
1613 год считается годом основания нового царского рода – династии
Романовых, которым предстояло править Россией 304 года.
Избранный на Земском соборе царем Михаил Романов правил 32 года (1613 –
1645). Неглупый от природы Михаил был, слаб здоровьем, робок, прост,
недостаточно образован, набожен до фанатизма. Многие вельможи видели в нем повторение
царя Федора Ивановича. Главную роль при дворе играла его мать – монахиня
Вознесенского монастыря Марфа. Она вмешивалась не только в государственные
дела, но и в личную жизнь Михаила: не дала ему жениться на любимой Марии
Хлоповой, а женила на княжне Долгорукой.
После смерти Долгорукой царь
вступил во второй брак с Евдокией Стрешневой. От нее он имел 10 детей, из
которых выжило четверо.
8. Заключение.
Смутное время было не столько революцией,
сколько тяжелым потрясением жизни
Московского государства. Первым, непосредственным и наиболее
тяжелым его следствием было страшное
разорение и запустение
страны; в описях сельских местностей при царе Михаиле
упоминается множество пустых деревень, из
которых крестьяне «сбежали» или
«сошли безвестно куда»,
или же были побиты «литовскими людьми» и
«воровскими людьми». В
социальном составе общества
Смута произвела дальнейшее
ослабление силы и
влияния старого родовитого
боярства, которое в бурях Смутного
времени частью погибло
или было разорено, а частью морально
деградировало и дискредитировало себя своими интригами и своим союзом с
врагами государства. В отношении политическом смутное время - когда
Земля, собравшись с силами, сама восстановила разрушенное
государство, - показало воочию,
что государство Московское не было созданием и «вотчиною» своего
государя, но было общим делом и
общим созданием «всех городов и всяких чинов людей всего великого Российского Царствия».
Так обильны были реальные, видимые
последствия смуты. Но события смутной поры, необычайные по своей новизне для
русских людей и тяжелые по своим последствиям, заставляли наших предков болеть
не одними личными печалями и размышлять не об одном личном спасении и
успокоении. Видя страдания и гибель всей земли, наблюдая быструю смену старых
политических порядков под рукой и своих и чужих распорядителей, привыкая к
самостоятельности местных миров и всей земщины, лишенный руководства из центра
государства русский человек усвоил себе новые чувства и понятия: в обществе
крепло чувство национального и религиозного единства, слагалось более
отчетливое представление о государстве. В XVI в. оно еще не мыслилось как форма
народного общежития, оно казалось вотчиной государевой, а в XVII в., по
представлению московских людей, - это уже "земля", т. е. государство
Общая польза, понятие, не совсем свойственное XVI веку, теперь у всех русских
людей сознательно стоит на первом плане: своеобразным языком выражают они это,
когда в безгосударственное время заботятся о спасении государства и думают, о
том, "что земскому делу пригодится" и "как бы земскому делу было
прибыльнее".
При прежнем господстве частноправных понятий,
еще и в XVI в., неясно отличали государя как хозяина-вотчинника и государя как
носителя верховной власти, как главу государства. В XVI в. управление
государством считали личным делом хозяина страны да его советников; теперь, в
XVII в., очень ясно сознается, что государственное дело не только
"государево дело", но и "земское", так и говорят о важных
государственных делах, что это "великое государство и земское" дело.
Эти
новые, в смуту приобретенные, понятия о государстве и народности не изменили сразу
и видимым образом политического быта наших предков, но отзывались во всем строе
жизни XVII в. и сообщали ей очень отличный от старых порядков колорит. Если,
изучая Московское государство XVI в., мы еще спорим о том, можно ли назвать его
быт вполне государственным, то о XVII в. такого спора быть не может, потому
уже, что сами русские люди XVII в. сознали свое государство, усвоили
государственные представления, и усвоили именно за время смуты, благодаря
новизне и важности ее событий. Не нужно и объяснять, насколько следует
признавать существенными последствия смуты в этой сфере общественной мысли и
самосознания.
Список использованной литературы.
1. С.Ф.Платонов «Лекции по
русской истории», Москва,
издательство
«Высшая школа», 1993 год.
2.
В.В.Каргалов, Ю.С.Савельев, В.А.Федоров
«История России с
древнейших времен до 1917
года», Москва, издательство
«Русское
слово», 1998 год.
3.
«История России с древности до
наших дней» под
редакцией
М.Н.Зуева, Москва, «Высшая школа»,
1998 год.
30.09.2006г.