Содержание
Введение. 3
Глава 1. Причины возникновения опричнины.. 8
1.1. Государственный строй России в начале XVI века. 8
1.2. Формирование личности Ивана Васильевича. 12
1.3. Вхождение во власть. 16
1.4. Начало государственной деятельности. 18
Глава 2. Опричнина Ивана Грозного - источники и
историография. 21
2.1. Опричнина Ивана Грозного: точки зрения. 21
2.2. Иван Грозный в истории и литературе. 27
Заключение. 39
Список литературы.. 40
Введение
Проводимые реформы, ограничивающие власть феодалов стали
встречать их сопротивление, несогласие с царской политикой, неподчинение воле
царя. Проблемы централизации и укрепления власти, борьбы с оппозицией требовали
от царя решения об установлении в стране диктатуры и сокрушения оппозиции с
помощью террора и насилия. Но в Русском государстве «ни одно крупное политическое
решение не могло быть принято без утверждения в Боярской думе»
Между тем позиция думы и церковного руководства была известна
и не сулила успеха предприятию. По этой причине царь вынужден был избрать
совершенно необычный способ действия. Стремясь навязать свою волю совету
крупных феодалов, он объявил об отречении от престола. Таким путем он
рассчитывал «вырвать у думы согласие на введение в стране чрезвычайного
положения».
Отречению Грозного предшествовали события самого
драматического свойства. Вначале декабря 1564г. царская семья стала готовиться
к отъезду из Москвы. Иван IV «посещал столичные церкви и монастыри и усердно
молился в них».
К величайшему неудовольствию церковных властей он велел
забрать и свести в Кремль самые почитаемые иконы. В воскресенье, 3 декабря,
Грозный присутствовал на богослужении в кремлевском Успенском соборе. После
окончания службы он трогательно простился с митрополитом, членами Боярской
думы, дьяками, дворянами и столичными гостями. На площади перед Кремлем уже
стояли «сотни нагруженных повозок под охраной нескольких сот вооруженных
дворян. Царская семья покинула столицу, увозя с собой всю московскую
"святость" и всю государственную казну, которые стали своего рода
залогом в руках Грозного».
Царский выезд был необычен. Ближние люди, сопровождавшие
Ивана, получили приказ забрать с собой семьи. Оставшиеся в Москве бояре и
духовенство находились в полном недоумении и неведении о замыслах царя. Царский
"поезд" скитался в окрестностях Москвы в течение нескольких недель,
пока не достиг укрепленной Александровской слободы.
Из слободы царь направил в Москву гонца с письмами к думе и
горожанам. В то время, когда члены думы и епископы сошлись на митрополичьем
дворе и выслушали известие о царской на них опале, дьяки собрали на площади
большую толпу и объявили ей об отречении Грозного. В прокламации к горожанам
царь просил, «чтобы они себе никоторого сумнения не держали, гневу на них и
опалы никакой нет».
Объявляя об опале власть имущим, царь как бы апеллировал к
народу в своем давнем споре с боярами. Он не стесняясь говорил о притеснениях и
обидах, причиненных народу «изменниками-боярами».
Среди членов боярской думы, конечно же, были противники
Грозного, пользовавшиеся большим влиянием. Но из-за общего негодования на
"изменников" никто из них не осмелился поднять голос. Расчёт Ивана VI
на веру народа в доброго царя борющегося с боярами-притеснителями оправдался.
Толпа на дворцовой площади прибывала час от часу, а ее поведение становилось
все более угрожающим. Допущенные в митрополичьи покои представители купцов и
горожан заявили, что останутся верны старой присяге, будут просить у царя
защиты «от рук сильных и готовы сами "потребить" всех государевых
изменников».
Под давлением обстоятельств Боярская дума не только не
приняла отречение Грозного, но «вынуждена была обратиться к нему с
верноподданническим ходатайством». Представители митрополита и бояре, не теряя
времени, выехали в слободу.
Царь допустил к себе духовных лиц и в переговорах с ними
заявил, что его решение окончательно. Но потом он "уступил" слезным
молениям близкого приятеля чудовского архимандрита Левкия и новгородского
епископа Пимена. Затем в слободу были допущены руководители думы.
Слобода производила впечатление военного лагеря. Бояр привели
во дворец под сильной охраной, как явных врагов. Руководство думы просило царя
сложить гнев и править государством, как ему "годно".
Иван Грозный поставил условие: он будет казнить изменников по
своему усмотрению. выговорил себе право казнить бояр без суда и следствия, что
и было одним из средств укрепления абсолютной власти. На подготовку приговора
об опричнине ушло более месяца. В середине февраля царь вернулся в Москву и
представил на утверждение думе и священному собору текст приговора. В речи к
собору Иван сказал, что для "охранения" своей жизни намерен
"учинить" на своем государстве "опришнину" с двором, армией
и территорией. Далее он заявил о передаче Московского государства (земщины) в
управление Боярской думы и присвоении себе неограниченных полномочий – права
без совета с думой "опаляться" на "непослушных" бояр,
казнить их и отбирать в казну "животы" и "статки" опальных.
При этом царь особенно настаивал на необходимости покончить
со злоупотреблениями властей и прочими несправедливостями. В этом, как ни
парадоксально, заключался один из главнейших аргументов в пользу опричнины.
Правительство без труда добилось от собора одобрения подготовленного указа.
Члены думы связали себя обещаниями в дни династического кризиса. Теперь им
оставалось лишь верноподданнически поблагодарить царя за заботу о государстве.
Одной из интересных страниц Отечественной истории по
праву считается период правления Ивана Грозного. В борьбе с самостийностью боярства
Иван Васильевич прибегает к жестоким, деспотическим мерам, которые получили
своё название-Опричнина.
У опричнины удивительная судьба: долгое время она была темой
публицистических споров, но не специальных исследований. Во всяком случае, в
русской дореволюционной историографии до появления статьи С. Ф. Платонова,
вошедшей позже в его «Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI-XVII
вв.», работ исследовательского характера об опричнине не было.
В советской историографии к этому интереснейшему сюжету
обращался П. А. Садиков в книге «Очерки по истории опричнины», но она
представляет собой опять же не монографию, а сборник его статей, да и то
главным образом о финансовых учреждениях и земельной политике в годы опричнины.
Лишь в виде статей нашли выражение интереснейшие исследования опричнины
советскими историками И. И. Полосиным и С. Б. Веселовским. Тем не менее работы
последнего из них, составившие сборник «Исследования по истории опричнины»,
хотя и вышел он давно и небольшим тиражом, хотелось бы рекомендовать читателю,
самостоятельно изучающему этот драматический и интереснейший период истории Отечества.
Книга включает в себя отдельные очерки: «Обзор мнений историков об опричном
дворе царя Ивана», «Отзывы о Грозном его современников», «Известия иностранцев
об опричнине», «Первые жертвы опричнины», «Первоначальная территория и
ведомства опричнины», «Послужные списки опричников» и другие, без анализа и
цитирования которых не мог обойтись позднее ни один отечественный и зарубежный
историк.
Сегодня существует обширная литература об опричнине,
ставящая неподготовленного читателя в тупик. Ибо в историографии сосуществуют
множество точек зрения, не дающих однозначного ответа даже на один вопрос: так
все-таки, прогрессивным или регрессивным было явление опричнины?
Целью данной работы является рассмотрение суть Опричнины, ее
причины и последствия.
В соответствии с поставленной целью задачами работы будут
являться рассмотрение следующих вопросов:
- охарактеризовать причины возникновения опричнины;
- проанализировать устройство и методы проведения опричнины;
- рассмотреть отмену опричнины.
Объектом данной работы является рассмотрение период
царствования Ивана Грозного.
Предметом исследования является Опричнина.
Тему «Опричнина» следует отнести к хорошо изученным. В
исторической литературе имеется большое количество источников просвещенной
данной теме. Наиболее подробно рассмотрел и описал детство Ивана Васильевича,
Артёмов М.Е.в книге «История России». Идея автора о том, что деспотизм Ивана IV был
заложен в его детстве представляется весьма близкой. Из общего количества
литературы следует выделить работу Понекяхв В.М. «Холопство в 16 начале 17
века».В которой автор более подробно останавливается на причинах опричнины.
Работы этих историков помогли мне понять сущность опричнины и причины, которые
лежат в её основе.
Глава 1. Причины возникновения опричнины
1.1. Государственный
строй России в начале XVI века
К
началу ХVI века сложились условия для формирования единого Российского
государства. Московское княжество стало сильнейшим, оно накопило такое
количество людских, материальных и политических ресурсов, что в борьбе за
объединение русских земель оно нуждалось в минимальной поддержке. Победа
великокняжеской власти в феодальной войне привела к ликвидации ряда мелких
княжеств, и в начале XVI века в России установился порядок, по которому
удельные князья были обязаны подчиняться великому князю просто в силу его
положения. Фактически главой Русского государства был великий князь, обладавший
широким кругом прав. Он издавал законы, осуществлял руководство государственным
управлением, имел судебные полномочия.
Реальное
содержание княжеской власти с течением времени менялось в сторону всё большей
полноты. Эти изменения шли в двух направлениях - внутреннем и внешнем.
Первоначально свои законодательные, административные и судебные правомочия
великий князь мог осуществлять лишь в пределах собственного домена. Даже Москва
делилась в финансово-административном и судебном отношениях между
князьями-братьями. С падением власти, удельных князей великий князь стал
подлинным властелином всей территории государства. Иван III и Василий III не
стеснялись бросать в тюрьму своих ближайших родственников - удельных князей,
пытавшихся противоречить их воле. Начиная с Ивана III московские великие князья
именовали себя «Государями веся Руси». Иван III и его преемник пытались
присвоить себе и царский титул.
Однако
говорить о самодержавии в полном смысле слова, т.е. о неограниченной монархии в
начале XVI века еще не приходится. Власть монарха была ограничена другими
органами раннефеодального государства, прежде всего Боярской думой, которая
являлась в тот период важным органом государства. Она выросла из совета при
князе, существовавшего еще в древнерусском государстве. Боярская дума
отличалась от прежнего совета своей большей юридической, организационной
оформленностью. Она была органом, собиравшимся не эпизодически, а действующим
постоянно. Дума имела сравнительно стабильный состав. В нее входили так
называемые «думные чины» - введенные бояре и окольничьи.
Компетенция
Думы совпадала с полномочиями великого князя, хотя формально это нигде не было
зафиксировано. Великий князь юридически не был обязан считаться с мнением Думы,
но фактически не мог поступать самовольно, ибо любое его решение не проводилось
в жизнь, если не было одобрено боярством. Через думу боярство осуществляло
политику угодную и выгодную ему.
Правда,
с течением времени великие князья все больше подчиняют себе Боярскую думу, что
связано с общим процессом централизации власти. Это особенно относится к
княжениям Ивана III и Василия III. Значительная роль Боярской думы в системе
государственных органов и господство в ней крупных феодалов являются одной из
характерных особенностей раннефеодальной монархии, в которой преобладала
дворцово-вотчинная система управления.
Московское
государство унаследовало от предыдущего периода и органы центрального
управления, построенные по дворцово-вотчинной системе. Однако расширение
территории государства и усложнение его деятельности приходят в столкновение со
старыми формами управления, подготавливают постепенное отмирание
дворцово-вотчинной системы и зарождение нового, приказного управления.
Преобразование
старой системы начиналось с ее усложнения. Она подразделяется на две части: одну
составляет управление дворца, во главе которого стоит дворецкий (дворский),
имеющий в своем распоряжении многочисленных слуг. Дворецкий ведал и пашенными
княжескими крестьянами; - другую часть образовывали так называемые «пути»,
обеспечивающие специальные нужды князя и его окружения. О назначении путей
красноречиво говорят сами их названия: Сокольничий, Ловчий, Конюший, Стольничий,
Чашничий. Для выполнения их задач в ведение путей выделялись определенные
княжеские села и целые местности. Пути не ограничивались сбором тех или иных
продуктов и всяких благ с выделенных мест. Они выступали и как административные
и как судебные органы. Руководители их именовались путными боярами.
Вслед
за усложнением системы дворцово-вотчинных органов возрастала их компетенция и
функции. Из органов, обслуживавших в первую очередь личные нужды князя, они все
больше превращались в общегосударственные учреждения, выполняющие важные задачи
по управлению всем государством. Так, дворецкий с XV в. стал в известной мере
ведать вопросами, связанными с землевладением церковных и светских феодалов,
осуществлять общий контроль над местной администрацией. Вместе с тем выполнение
тех или иных обязанностей в государственном управлении строило прежний характер
временного княжеского поручения и превращалось в постоянную и достаточно
определенную службу. Усложнение функций дворцовых органов потребовало создания большого
и разветвленного аппарата. Чины дворца - дьяки - специализировались в
определенном круге дел. Из состава дворцовой службы выделялась великокняжеская
казна, ставшая самостоятельным ведомством. Была создана большая дворцовая
канцелярия с архивом и иными придатками.
Все
это подготавливало переход к новой, приказной системе управления, выраставшей
из прежней. Такое перерастание началось в конце XVв. Но как система приказное
управление оформилось только во второй половине XVI века уже под руководством
Ивана Грозного. Тогда же утвердился и сам термин «приказ». Первыми учреждениями
приказного типа были Большой дворец, выросший из ведомства дворецкого, и
Казенный приказ. Конюшенный путь превратился в Конюшенный приказ, теперь не
только обслуживавший личные потребности князя, но и связанный с развитием
конного дворянского ополчения.
В
начале XVI в. сложился Разряд (Разрядный приказ, ведавший учетом служилых
людей, их чинов и должностей). Перерастание дворцово-вотчинной системы в
приказную явилось одним из показателей централизации Русского государства, ибо
дворцовые органы, ведавшие ранее по существу лишь княжеским доменом, теперь
становились учреждениями, руководящими всем громадным Русским государством.
Русское
государство подразделялось на уезды - наиболее крупные
административно-территориальные единицы. Уезды делились на станы, станы - на
волости. Впрочем, полного единообразия и четкости в
административно-территориальном делении еще не выработалось. Наряду с уездами
кое-где сохранялись еще земли. Существовали также разряды - военные округа,
губы судебные округа.
Во
главе отдельных административных единиц стояли должностные лица - представители
центра. Уезды возглавлялись наместниками, волости - волостелями. Эти
должностные лица содержались за счет местного населения - получали от него
«корм», т. е. проводили натуральные в денежные поборы, собирали в свою пользу
судебные и иные пошлины. Кормление, таким образом, было одновременно
государственной службой и формой вознаграждения княжеских вассалов за их
военную и иную службу.
Кормленщики
были обязаны управлять соответствующими уездами и волостями собственными
силами, т. е. содержать свой аппарат управления (тиунов, доводчиков и др.) и
иметь свои военные отряды для обеспечения внутренней и внешней функций
феодального государства. Присылаемые из центра, они не были лично
заинтересованы в делах управляемых ими уездов или волостей, тем более что их
назначение было обычно сравнительно краткосрочным - на год-два. Все интересы
наместников и' волостелей были сосредоточены преимущественно на личном
обогащении за счет законных и незаконных поборов с местного населения. Система
кормления была не способна в условиях обостряющейся классовой борьбы обеспечить
в должной мере подавление сопротивления восстающего крестьянства. От этого
особенно страдали мелкие вотчинники и помещики, которые были не в состоянии
самостоятельно обезопасить себя от «лихих людей». Поднимающееся дворянство было
недовольно системой кормления и по другой причине. Его не устраивало, что
доходы от местного управления шли в карман бояр и что кормление обеспечивает
боярству большой политический вес.
Местные
органы власти и управления не распространяли свою компетенцию на территорию
боярских вотчин. Княжата и бояре, как и прежде, сохраняли в своих вотчинах
иммунитетные права. Они были не просто землевладельцами, но я администраторами
и судьями в своих деревнях и селах. В вотчинах привилегированных бояр
оставались приказчики и ключники владельца, которые и творили суд, заведовали
вотчинной полицией, и, следовательно, жизнь и дела в таких местах мало зависели
от государственной администрации.
Вместе
с формированием московского боярства наметилось заметное отчуждение низшего
класса, от землевладельцев, стали рваться связи крестьян с его боярином.[1].
И хотя в начале XVI века не встречается следов крестьянских восстаний против
бояр, в летописях есть упоминания на народный ропот, обращённый к боярской
дворне и только косвенно на самих бояр.
1.2. Формирование личности Ивана Васильевича
С.М. Соловьев увидел в Иване IV загадочное лицо нашей
истории, а в опричнине - инструмент борьбы старого с новым. Он как-то пытался
оправдать жестокость внутренней политики Ивана IV.[2]
В.О. Ключевский отметил во внутренней политике Ивана
Грозного воплощение идеи самодержавия. Он считал террор алогичным, ибо он был
направлен против отдельных лиц, а не против устоев старины.[3]
После
смерти Василия III в 1533 г. великим князем стал его трехлетний сын Иван IV. В
это время обострилась борьба боярских кружков друг с другом. Развернулась
ожесточённая борьба за московский престол - было предпринято несколько попыток
свержения Ивана IV, его матери - регентшы Елены Глинской, сначала братьями
отца, затем дядей Елены - Михаилом Глинским, опиравшимся на удельных князей
Бельских, Воротынских, Трубецких. Но позже Иван Шуйский заговором удалил
Бельского, заключил его в тюрьму и там задушил. Боярские раздоры сильно
ослабили молодое Московское государство, значительно расстроили внутреннее и
внешнее положение Руси.
Таким
образом, с самого раннего возраста Иван IV попал в жуткую атмосферу жестокости,
непрекращающихся интриг смертельной борьбы за власть. Иван не помнил отца, и
уже в восемь лет остался без матери. Первые осознанные впечатления ребёнка,
попавшего в такую среду, связаны с совершенным расстройством государства. Вот
выдержка из его собственных воспоминаний: «По смерти матери нашей Елены
остались мы с братом Георгием круглыми сиротами; подданные наши хотение свое
улучили, нашли царство без правителя: об нас, государях своих, заботиться не
стали, начали хлопотать только о приобретении богатства и славы, начали
враждовать друг с другом. И сколько зла они наделали! Сколько бояр и воевод,
доброхотов отца нашего умертвили! Дворы, сёла и имения дядей наших взяли себе и
водворились в них! Казну матери нашей перенесли в большую казну, причём
неистово пихали ногами ея вещи и спицами кололи; иное и себе побрали…».[4]
Такие впечатления развивали в ребёнке чувства одиночества, досады и
беспомощности.
Дальнейшим
воспитанием Иоанна занялись великие и гордые бояре, на свою и на своих детей
беду стараясь, друг перед другом угождать ему во всяком наслаждении и
сладострастии. Конечно, такое окружение и атмосфера наложили особенный
отпечаток на характер и сформировали черты личности будущего тирана.
Мстительность,
и злоба как семена, попавшие на благодатную почву мягкой и впечатлительной
натуры, вскоре дали всходы. Когда он начал приходить в возраст, был лет
двенадцати, то стал, прежде всего, проливать кровь бессловесных, бросая их на
землю с высоких теремов, а пестуны позволяли ему это и даже хвалили, уча отрока
на свою беду. К пятнадцатому году принялся он и за людей. Собирая вокруг себя
толпу знатной молодёжи, устраивал он скачки верхом по улицам, давили и били
встречавшихся мужчин и женщин, поистине в самых разбойничьих делах упражнялся.
При этом со стороны ласкателей своих только похвалы получал.
Или
придут послы иностранные, молодого государя оденут, посадят по-царски, окружат
вниманием, и станут перед ним в раболепном смирении.
Вот
каково было воспитание Ивана, его ласкали настолько, чтобы вызвать желание
привязанности, потребность в близком, искреннем человеке; его настолько
обижали, чтоб портить его сердце и дать живо почувствовать отсутствие такого
близкого человека; а больше всего им пренебрегали.[5]
В
результате к 17-ти годам появилась преждевременная зрелость, сопровождающаяся
постоянным недовольством, мелочной, нервной раздражительностью. В нём рано
развились подозрительность, привычка скрывать свои мысли, недоверие к людям,
склонность к лицемерию, свидетельствовавшие об отсутствии родительской заботы и
материнской ласки. Рождённый для престола, он вынес из детства жгучую задачу
мести своим обидчикам.
В
то же время у него сформировались противоречивые черты характера,
свидетельствовавшие о незаурядных способностях, гибком и насмешливом уме. По
обычаю Древней Руси, учась грамоте по псалтырю и часослову, Иван не скользил по
ним бессмысленно глазами, как скользила вся учившаяся молодёжь, он
останавливался там, где книги говорили о царской власти, он вчитывался,
перечитывал эти места, запоминал их. Он сумел впитать значительный политический
арсенал из массы прочитанных книг, и уже в1551году на соборе он явил собой
«ритора в словесной премудрости».
До
нашего времени дошли его ранние письменные труды, богословского, политического
содержания. Он цитирует разные книги, чего он только не читал в современной
письменности? Но замечательна одна черта в его сочинениях, где он так любит
приводить места из священного писания, при сравнении с подлинником выявляются
постоянные искажения и переделки без всякой надобности. И все они говорят об
одном: о царской власти, Богом поставленной, о том, как царство строится, как
подданные должны относиться к царю и повиноваться ему.
Анализируя
факты из биографии Ивана VI, можно предположить, что не сложившаяся, не
счастливая личная жизнь также сильно оказала влияние на формирование личности,
на характер и в конечном итоге на отношение к людям, на государственную
деятельность.
Его
первая жена, Анастасия Романова, родила трех сыновей - Дмитрия, Ивана, Федора I
нескольких дочерей. Вторая царица, Мария Темрюковна, родила сына Василия,
последняя жена, Мария Нагая, - сына Дмитрия. Все дочери Грозного, как и царевич
Василий, умерли в младенческом возрасте. Оба Дмитрия - первенец царя и его
младший сын - погибли из-за несчастной случайности, хотя здесь мнения историков
о степени этих случайностей расходятся. Царевич Иван Иванович, достигший
двадцатисемилетнего возраста и объявленный наследником престола, умер от
нервного потрясения, претерпев жестокие побои от отца.
Единственный
внук Грозного появился на свет мертворожденным, и в этом случае виновником
несчастья оказался царь, подверженный страшным
припадкам ярости, в одном из которых он избил сноху. Род Грозного был обречен
на исчезновение. Причиной послужило не только несчастное стечение
обстоятельств, но и факторы природного характера. Браки внутри одного и того же
круга знатных семей имели отрицательные биологические последствия.
Уже
в середине XVI века стали явственно видны признаки вырождения царствующей династии.
Брат Ивана IV Юрий Васильевич, глухонемой от рождения, умер без потомства. Сын
Грозного царь Федор Иванович был слабоумным и хилым
и тоже не оставил детей. Младший сын царя Ивана Дмитрий страдал эпилепсией.
Шансы на то, что царевич доживет до зрелых лет и оставит наследника, были
невелики. Но как первенцу Грозного – Дмитрию старшему, так и его младшему сыну Дмитрию суждена была нечаянная и преждевременная
смерть.
1.3. Вхождение во власть
С
ранней зрелостью появились и первые плоды воспитания государя: в 1545г., когда
пали Шуйские, обидчики его, последовал ряд казней и опал в наказание за
неистовство бояр. При этом по выражению летописи, Иван мыкался по монастырям и
успел помолиться у всех чудотворцев московских и других областей. Людей
удивляли новизна манер и поступков молодого царя, когда он начал действовать
самостоятельно.
В
1546 году, призвав митрополита и бояр, объявил о намерении жениться: «…Сперва
думал я жениться в иностранных государствах, у какого-нибудь короля или царя,
но потом я эту мысль отложил, не хочу жениться в чужих государствах, потому что
я после отца своего и матери остался мал; если приведу себе жену из чужой земли
и в нравах мы не сойдемся, то меж нами дурное житьё будет; поэтому хочу я
жениться в своём государстве…». Своим заявлением он немало удивил и бояр, и
митрополита. Но дальнейшие его речи показались им ещё более того: «По твоему,
отца своего митрополита, благославлению, и с вашего боярского совета, хочу
прежде женитьбы своей поискать прародительских чинов, как наши прародители,
цари и великие князья, и сродник наш великий князь Владимир Всеволодович
Мономах на царство, на великое княжение садились; и я также этот чин хочу
исполнить и на царство, на великое княжение сесть».[6][1,
с. 361].
В
январе1547г. Иван IV был венчан на царский трон
торжественным царским венчанием, принял постоянный титул царя и добился того,
на что не решались ни отец, ни дед его. Коронация означала: царь по сравнению с
князьями возвышался на необычайную высоту, получал якобы от бога неограниченную
власть над подданными. Получая корону из рук митрополита Макария, он получал от
церкви гарантию самодержавия.
В
это время вокруг молодого царя сформировался новый круг советников, в которых
он верил, о которых он думал, что они его искренне любили. Таковыми были
митрополит Макарий, пресвитер Сильвестр и человек из самых низов, «с гноища»,
по выражению самого Ивана, Алексей Адашев.
Впоследствии,
в 1553г., когда Грозный опасно заболел, последние двое предали его,
присоединившись к боярам, отказавшимся присягать малолетнему сыну Ивана. За это
попали в немилость и были удалены. Вот как выражает своё разочарование Иван
Грозный в переписке с князем Андреем Курбским: «Принял я попа Сильвестра для
духовного совета и спасения души, думая, что он, предстоя у престола владычняго,
побережёт души своей: он начал хорошо, и я ему для духовнаго совета,
повиновался: потом он восхитился властию… и начал лукавым советом служить нам,
а не истинною, и все с умышлением, а не с простотою. Подружился Сильвестр с
Адашевым, и начали советоваться тайком от нас, считая нас слабоумными; вместо
духовных дел начали мирския дела делать…».[7]
Упомянутый
князь Андрей Курбский в своё время был ближайшим соратником царя, пользовался
большим доверием – Иван называл его своим любимым и говорил, что «…если не его
послать, то самому придётся ехать».
Впоследствии
князь также испытал на себе опалу государя, и вынужден был спасаться за
границей, откуда после, опальный, и полемизировал с Грозным в переписке на
протяжении не одного десятка лет.
1.4. Начало государственной деятельности
Едва
вступив во власть, Иван Грозный развивает бурную реформаторскую деятельность.
Многочисленные реформы, направленные на дальнейшее развитие и укрепление
Русского централизованного государства имели общую черту - это их антибоярская
направленность. Провозглашая эти реформы, правительство Ивана IV изображало их
как мероприятия, цель которых заключалась в том, чтобы ликвидировать
последствия боярского правления и укрепить экономические и политические позиции
тех социальных групп, чьи интересы оно выражало и на которые опиралось, - на
дворян, помещиков и верхи посада. 28 февраля 1549 года принят закон,
представляющий собой начало реализации политики прекращения насилий, “обид” и
“продаж”, причинявшихся детям боярским (помещикам) со стороны бояр под угрозой
опал и “казни” для тех бояр, кто попытался бы продолжать или возобновить такого
рода действия. В 1549г. был созван Земский Собор. Факт созыва свидетельствовал
о том, что Россия из раннефеодальной монархии превращается в сословно-представительную.
Иван Грозный нуждался в поддержке различных сословий особенно в борьбе с
боярским произволом. Земский Собор помогал лавированию государственной власти
между дворянством и боярством. Земский Собор созывался по мере надобности царем
и не ограничивал его власти. В ноябре 1549 года был издан приговор о
местничестве, которое являлось одним из тех институтов феодального государства,
которые обеспечивали монопольное право на руководящую роль в важнейших органах
государства представителям феодальной знати.
Сущность
местничества состояла в том, что возможность занятия тем или иным лицом
какого-либо поста в административных органах или в армии предопределялась
местническими счетами, то есть взаимными соотношениями между отдельными
феодальными - княжескими или боярскими - фамилиями, а внутри этих фамилий -
взаимными соотношениями между отдельными членами этих фамилий. При этом
исключалась возможность изменения этих соотношений, так как это означало бы
изменение порядка мест в служебной, придворной или военной иерархии.
В
результате ограничения местничества в 1550г. проведена военная реформа.
Актом
огромной политической важности стало издание Судебника 1550 года, благодаря
которому ведущие роли в законодательстве заняли приказы, в частности казначеи,
которые фактически держали в своих руках московское законодательство как в
подготовительной стадии, разрабатывая проекты законов, так и в заключительных
этапах законодательного процесса, где именно в руках казначеев находилось
формулирование и редактирование текста законов на основе норм царского
приговора.
3
октября 1550 года исповещён приговор знаменитой “1000” детей боярских вокруг
Москвы. Приговор устанавливал: “учинить... помещиков, детей боярских - лутчих
слуг 1000 человек” путем раздачи им поместий в местностях вокруг Москвы “верст
за 60 - 70” - “в Московском уезде, да в половине Дмитрова, да в Рузе, да в
Звенигороде, да в Числяках, и в Ординцах, и в перевесных деревнях, и в
тетеревинчих, и в оброчных деревнях”. Приговор далее устанавливал порядок пополнения
“1000” в случае смерти кого-либо из входивших в нее лиц: “А который по грехам
ис той тысячи вымрет, а сын его не пригодитца к той службе, ино в того место
прибрать иного”. В процессе реализации приговора от 3 октября 1550 года была
составлена так называемая Тысячная книга, представляющая собой своего рода
раздаточную десятню и включающая в себя как списки всех детей боярских,
вошедших в состав “тысячи”, так и тех бояр и окольничих, которые получали на
основании приговора от 3 октября 1550 года поместья в Московском уезде.
Все
это требовало от казны денег. Была проведена реформа налогообложения,
ограничивающая льготы феодалов. Создается система приказов, в основе которой
лежали принципы неразделимости судебной и административной властей. Усиление
государства во главе с царем, ослабление позиций феодальной знати вновь ставит
вопрос о месте церкви в обществе и государстве.
В
1551 г. был собран так называемый Стоглавый собор, утвердивший, освятивший
Судебник и одобривший проводимые реформы. Между церковью и царской властью
достигается компромисс.
Следующим
важнейшим актом политики правительства Ивана IV является приговор 11 мая 1551
года. Значение этого приговора заключается в том, что он формулирует основные
принципы политики Ивана IV в отношении двух важнейших категорий феодального
землевладения: монастырского и княжеского. Приговор устанавливал целый ряд мер,
направленных против монастырского землевладения, запрещалась покупка
монастырями (и другими представителями церковного землевладения) вотчин “без доклада”
царю. Политическим стержнем этого приговора являлась ликвидация в интересах
дворянства результатов земельной политики времен боярского правления.
Многие
предприятия царя вызывали сопротивление крупной знати. Именно по крупной знати,
по боярам били результаты реформ царя. Постепенно стала складываться оппозиция.
Наверное, положительные реформы 50-х годов и продолжались бы, если бы не
натолкнулись на сопротивление русской аристократии и не трансформировались в
опричнину
Глава 2. Опричнина Ивана Грозного - источники и
историография
2.1. Опричнина Ивана Грозного: точки зрения
Историография эпохи Ивана Грозного изобилует спорными и
противоречивыми суждениями.
Точка зрения дворянской историографии на опричнину как на
бессмысленное порождение прихоти царя Ивана Грозного восходит к сочинениям А.
М. Курбского и публицистов начала XVII в. Наиболее ярко в дореволюционной
историографии выразили эту точку зрения Н. М. Карамзин и В. О. Ключевский.
Позднее буржуазная историография пыталась локализовать опричнину в масштабе и
времени, рассматривать ее как явление, не имевшее последствий для дальнейшей
истории монархии, не характерное для централизованной власти на Руси.
Р. Г. Скрынников в статье «Самодержавие и опричнина:
Некоторые итоги политического развития России в период опричнины»[8] подчеркивает, что «споры о
значении опричнины и ее влиянии на политическое развитие России далеки от
своего завершения» и, значит, подводить итого дискуссии рано.
Вот почему мы остановимся еще на двух популярных книгах,
позволяющих не только узнать о времени Ивана Грозного, опричнине и реформах, но
и о разных концепциях исторической интерпретации тех далеких времен и событий.
Ленинградский историк Д. Н. Альшиц считает, что в основе
внутриполитической борьбы, разразившейся в эпоху Грозного, лежит значительный
социальный конфликт. В своей популярной, написанной в живой полемической манере
монографии «Начало самодержавия в России: Государство Ивана Грозного»[9] он и ставит своей задачей
разобраться в социальной сущности, истинных масштабах и исторической значимости
этого конфликта. Опираясь на введенные им в научный оборот исторические
источники – Список опричников Ивана Грозного, Официальную разрядную книгу
московских государей, неизвестные ранее литературные источники XVI в., автор
показывает, что опричнина была не случайным и кратковременным эпизодом, а
необходимым этапом становления самодержавия, начальной формой аппарата его
власти. Именно времена Ивана Грозного автор считает началом самодержавия на
Руси. Вот пример аргументации автора. Нельзя считать правление Ивана IV
Васильевича с помощью опричнины примером монархии, ограниченной
сословно-представительными учреждениями, на том основании, что в 1566 г. царем
был созван Земский Собор и продолжала существовать Боярская дума. Земский Собор
1566 г. покорно и единодушно проголосовал за продолжение Ливонской войны - т.е.
за решение, которого хотел царь. Но как только некоторые участники Собора
посмели в форме верноподданнейшей челобитной высказать протест против опричной
системы управления, на них обрушились лютые наказания. Большинство членов
Боярской думы за годы опричнины были казнены или насильственно пострижены в
монахи. Вплоть до смерти Грозного полными хозяевами в Думе были опричники.
Факты говорят о том, считает профессор Д. Н. Альшиц, что уже тогда было
установлено самодержавие, т.е., говоря словами В. И. Ленина, «форма правления,
при которой верховная власть принадлежит всецело и нераздельно (неограниченно)
царю». Интересную мысль высказывает Д. Н. Альшиц в заключение рекомендованной
выше монографии: во всей дальнейшей истории самодержавия трудно обнаружить
периоды, когда не проявляли бы себя те или иные «опричные методы управления.
Иначе и не могло быть. Социальное происхождение самодержавия неразрывно связано
с опричниной. А происхождение, как известно, можно отрицать, но нельзя
отменить».[10]
Современные историки единодушны в оценке опричнины: она была
опорой царского режима, она располагала властью, которой ранее не обладало ни
одно московское правительство, она решительно укрепила аппарат самодержавия;
именно с опричнины Ивана Грозного начался исторический путь царизма, уже в XVI
в, формируется представление о «самодержавстве» как неограниченной власти
монарха.
Однако на позиции Д. Н. Альшица, книга которого «Начало
самодержавия в России» получила большой резонанс в исторических кругах, стоит
остановиться более подробно. Суть авторской концепции, как мы отмечали выше,
сводится к тому, что опричнина положила начало русскому самодержавию. Мысль эта
высказывалась и другими историками, но в работе Д. Н. Альшица она получила
более завершенный вид и всестороннюю аргументацию. Развернувшаяся вокруг этой
работы известного ученого дискуссия заслуживает, думается, внимания не только
узких специалистов, ибо в ходе ее быловысказано немало интересных
суждений об опричнине. Итак, рассмотрим вначале основные положения Д. Н.
Альшица. Анализируя предпосылки самодержавия, он исходит из того, что эта форма
управления соответствовала уровню производительных сил России, а почва для
перехода к единовластию была подготовлена как реформами А. Ф. Адашева,
укрепившими централизованную монархию, так и историко-публицистическими
выступлениями, обосновывавшими идею самодержавия. Д. Н. Альшиц отвергает
концепцию опричнины, выдвинутую В. Б. Кобриным, считающим мифом борьбу боярства
и дворянства в XVI в. Нет оснований, считает Д. Н. Альшиц, объявлять мифом как
саму борьбу между боярством и дворянством во времена Ивана Грозного, так и
существенные причины этой борьбы, однако борьба между аристократией и
дворянством шла не за или против централизации, а за то, какой быть этой
централизации, за то, кто и как будет управлять централизованным государством,
интересы какой социальной группы класса феодалов оно будет преимущественно
выражать.
Спорит Д. Н. Альшиц и с другим известным специалистом по
эпохе Р. Г. Скрынниковым, согласно концепции которого опричнина явилась
результатом столкновения между могущественной феодальной аристократией и
поднимающейся самодержавной монархией. По мнению Д. Н. Альшица, ограничить
власть самодержца стремились не только знать, но и дворянство, и верхи посада,
и церковь. В объединении этих сил таилась большая и вполне реальная опасность
для единовластия Грозного, противостоять которой самодержавие не могло без
инструмента принуждения, возникшего в виде опричнины. Таким образом, по мнению
историка, появление опричнины не зависело от произвола отдельной личности,
поскольку опричнина явилась «конкретно-исторической формой объективного
исторического процесса». Классовая суть самодержавия Грозного, по мнению Д. Н.
Альшица, заключалась в обеспечении интересов феодалов-крепостников, и прежде
всего интересов дворянства. Опричнина же консолидировала класс феодалов путем
подчинения интересов всех его прослоек «интересам самого большого и
могущественного его слоя - служилых людей, помещиков».
Вопреки традиционной точке зрения, Д. Н. Альшиц считает, что
опричнина не привела к разделению государства, а создала лишь «верхний этаж»
власти, благодаря чему прежние исторически сложившиеся ee институты (Боярская
дума и др.) были все разом подчинены власти самодержца. Все нетрадиционные
подходы ученый обстоятельно обосновывает большим документальным материалом. При
этом особое внимание он уделяет летописям и публицистике XVI в., к анализу которых
он впервые обратился еще 40 лет назад, получив положительную оценку своей
работы от крупнейшего советского специалиста по опричнине С. Б. Веселовского.[11] В своей новой книге,
вновь обратившись к этому кругу источников (Лицевой свод, приписки к нему Грозного),
Д. Н. Альшиц убедительно доказал: время правки Лицевого свода именно 60-е, а не
80-е гг., что проливает дополнительный свет на истоки надвигавшейся опричнины.
Многих читателей, обстоятельно изучающих этот период отечественной истории,
привлечет и гипотеза Д. Н. Альшица, связанная с атрибуцией сочинений И.
Пересветова. Ученый представляет в своей новой работе доказательства, что часть
сочинений Пересветова была написана Иваном IV, а остальная - Адашевым.
Если же говорить об основных составляющих концепции Д. Н.
Альшица, то прежде всего нужно отметить его тезис: опричнина не была отменена в
1572 г., а просуществовала до конца жизни Грозного, оказывая глубокое влияние
на общество. А ведь действительно, что говорят доступные нам источники?
Единственным современником, прямо указавшим на отмену опричнины в 1572 г., был
Г. Штаден.[12]
Но, по мнению Д. Н. Альшица, Штаден никогда не служил в опричнине, и его
повествования напоминают небылицы Мюнхгаузена. Однако этот тезис оспаривает
другой ленинградский историк – Р. Г. Скрынников. В рецензии на книгу Д. Н.
Альшица[13] он, в частности,
обосновывает причастность Штадена к опричнине и, следовательно, возможность
довериться его наблюдениям. Но Р. Г. Скрынников идет дальше и приглашает в
качестве свидетелей других современников. Среди них внимание читателей
привлечет свидетельство польского воеводы Ф. Кмиты, писавшего королю Августу с
русской границы, что уже 3 ноября 1572 г. в Москве русский царь примирился с
«землею» (то есть с земцами; читатель помнит, что во времена опричнины Русь
была поделена на опричнину и земщину) и отменил («зламал») опричнину. Это
подтверждает и английский посол Д. Флетчер[14], побывавший в 1580 г. в
Москве. Он уверенно пишет, что опричнина просуществовала семь лет, после чего
была отменена. Р. Г. Скрынников приводит и другие факты, подтверждающие эту
позицию и опровергающие концепцию Д. Н. Альшица. Так, рядом косвенных данных
подтверждают факт отмены опричнины и русские источники (разрядные книги,
летописи и т.д.). Однако отдельные расхождения Д. Н. Альшица и Р. Г.
Скрынникова (приведенные нами в качестве примера естественных дискуссий в
историографии государства Российского), как и нетрадиционные подходы Д. Н.
Альшица к анализу ряда проблем истории времен Ивана Грозного, не меняют общей
оценки опричнины в советской историографии последних десятилетий как «царского
произвола, приобретшего здесь характер абсолюта». Сколько бы ни писалось о
прогрессивном с позиции единого централизованного государства стремлении Ивана
IV Васильевича ограничить политическое влияние удельных князей, лишив их
последних родовых вотчин, средства для этой цели были выбраны явно не в
интересах Отечества. Ибо «земельный террор» (термин Д. Н. Альшица) бил равно по
князьям ростовским, ярославским и стародубским, старинной русской аристократии,
и по обычным земледельцам российским, разоряемым и притесняемым в ходе борьбы
(неравной!) земщины с опричниной. Книгу же Д. Н. Альшица мы рассмотрели в
очерке так подробно потому, что она, при некоторой критической уязвимости,
являет пример соединения «стройной научной аргументации с живым и ярким изложением
событий прошлого...».[15]
Споры вокруг опричнины идут века. Но советская историография
привнесла в них новые оттенки. Так, отменить «происхождение» опричнины пытались
в 30-е гг. нашего столетия, что объяснялось оценкой И. В. Сталиным Ивана
Грозного как великого и прогрессивного исторического деятеля, мудрого
правителя, ограждавшего страну от проникновения иностранного влияния.
Безудержный террор опричнины и тиранический характер правления Грозного
изображался чуть ли не как политика, выражавшая интересы широких народных масс.
Показательна в этом отношении запись по памяти народным
артистом СССР Н. К. Черкасовым высказываний И. В. Сталина в ходе обсуждения
фильма «Иван Грозный» С. Эйзенштейна[16]: «Иосиф Виссарионович
отметил также прогрессивную роль опричнины, сказав, что руководитель опричнины
Малюта Скуратов был крупным русским военачальником, героически погибшим в
борьбе с Ливонией. Коснувшись ошибок Ивана Грозного, Иосиф Виссарионович отметил,
что одна из его ошибок состояла в том, что он не сумел ликвидировать пять
оставшихся крупных феодальных семейств, не довел до конца борьбу с феодалами,
-- если бы он это сделал, то на Руси не было бы Смутного времени... И затем
Иосиф Виссарионович с юмором добавил, что «тут Ивану помешал бог»: Грозный
ликвидирует одно семейство феодалов, один боярский род, а потом целый год
кается и замаливает «грех», тогда как ему нужно было бы действовать еще
решительнее!»
2.2. Иван Грозный в истории и литературе
В
историографическом предисловии к “Исследованиям по истории опричнины”
С.Б.Веселовский писал: “В нашей историографии нет, кажется, вопроса, который
вызывал бы большие разногласия, чем личность царя Ивана Васильевича, его
политика и, в частности, его пресловутая опричнина. И замечательно, что по мере
прогресса исторической науки разногласия, казалось бы, должны были уменьшиться,
но в действительности наблюдается обратное”.[17]
Русская
дореволюционная историография от Татищева до В.О.Ключеского, посвященная
истории царствования Ивана Грозного и одному из центральных событий этого
царствования - опричнине, чрезвычайно обширна. Почти все крупные историки
второй половины XVIII-XIX вв. в той или иной степени
затрагивали в своих трудах царствование Ивана Грозного и оставили множество
разнообразных, причем подчас взаимоисключающих концепций его правления.
Н.К.Михайловский в своей работе “ Иван Грозный в русской литературе” писал, что
при чтении литературы, посвященной Грозному, “ выходит такая длинная галерея
его портретов, что прогулка по ней в конце концов утомляет. Утомление тем более
понятное, что хотя со всех сторон галереи на вас смотрит изображение одного и
того же исторического лица, но вместе с тем лицо это “ в столь разных видах
представляется, что часто не единым человеком является”. И далее: “ Одни и те
же внешние черты, одни и те же рамки и
при всем том совершенно-таки разные лица: то падший ангел, то просто злодей, то
возвышенный и проницательный ум, то ограниченный человек, то самостоятельный
деятель, сознательно и систематически преследующий великие цели, то какая-то
утлая ладья “без руля и ветрил”, то личность, недосягаемо высоко стоящая над
всей Русью, то, напротив, низменная натура, чуждая лучшим стремлениям своего
времени”.[18]
При
характеристике историографии Ивана Грозного также важно отметить, что взгляд
отдельных историков на время его правления был столь же противоречив, как и вся
историография, а также то, что все новые концепции, выдвигаемые на протяжении
как XIX, так и XX вв., по большей части не
базировались на привлечении новых материалов, а являлись интерпретацией уже
введенного в оборот корпуса источников.
Такое
обилие концепций невольно наводит на мысль, что основная ценность работ,
посвященных Ивану Грозному, лежит не сфере истории России XVI века,
а в той непроизвольной автохарактеристике русской историографии, для которой
они дают богатейший материал.
С.Б.Веселовский
в уже цитированной работе по опричнине писал о связи историографии Грозного с
внутриполитической атмосферой страны: “Дней Александровых прекрасное начало”
породило поучительную для государственных деятелей концепцию личности и
государственной деятельности царя Ивана, данную Карамзиным. Суровая реакция
царствования императора Николая 1 вызвала ряд попыток писателей разного калибра
и различной степени осведомленности реабилитировать царя Ивана в противовес
отрицательной характеристике Карамзина”.[19]
И далее: “ Итак, можно сказать, что царь
Иван предполагал при помощи опричнины открыть дорогу безродным талантам, в
интересах государства оттеснить на
второй план бездарных представителей родовой знати. Нет надобности много
говорить, что и это высказывание Кавелина голословно и не подтверждается
фактами. Но в эпоху реформ Александра II и нарождения “мыслящего
пролетариата” Писарева эта идея широкой дороги, открытой талантам, независимо
от происхождения, оказалась как нельзя более кстати и обеспечила успех мнению
Кавелина в кругах либеральной и революционной интеллигенции. С другой стороны,
кавелинское восхваление самодержавия находило самый благожелательный прием в
кругах консерваторов и реакционеров”.[20]
Такая
тесная связь внутриполитического положения в стране с историографией
царствования Ивана Грозного лишь усугубилась после 1917 года. Эпоха правления
Сталина - время безудержной апологии Ивана IV. Хрущевская либерализация
конца 50 - начала 60 годов сделала возможной публикацию написанной за двадцать
лет до того работы С.Б.Веселовского “Исследования по истории опричнины”, причем
появление этой монографии было для русской интеллигенции одним из наиболее
показательных примеров десталинизации. Частичная реабилитация Сталина и
сталинизма в годы правления Л.И.Брежнева привела к куда более
“сбалансированной” трактовке как самой опричнины, так и всего времени правления
Ивана IV. Резко отрицательная оценка роли Грозного в русской истории
(С.Б.Веселовский) была отставлена и победил взгляд, считавший, что несмотря на
многие издержки, политика Грозно (в частности, репрессии, которые он обрушил на
знать) была разумной и необходимой.[21]
В наше
время, начавшаяся “перестройка” позволила возродить тот высказанный еще
Н.М.Карамзиным, а впоследствии детально разработанный С.Б.Веселовским взгляд на
правление Ивана IV как на одну из величайших катастроф в истории России.
Без
преувеличения можно сказать, что историография царствования Ивана IV
позволяет без труда реконструировать все важнейшие повороты внутренней политики
России и уж совсем точно увидеть то, как смотрит и на Россию, и на себя саму
верховная власть.
Не
занимаясь разбором всех взглядов историков на правление Ивана Грозного, мы все
же хотим выделить некоторые ключевые черты посвященной ему историографии.
Первое:
во всех концепциях правления Ивана Грозного личность, безусловно, довлеет над
событиями его царствования, которые выступают чаще всего как материализованное
воплощение черт Ивана. Психологизм в русской историографии удержался долее
всего именно при изучении этой темы, поэтому для историографии Ивана Грозного
так характерны блестящие портретные зарисовки (Белинский, Аксаков, Ключевский).
Н.К.Михайловский заметил, что “если историки, как Костомаров ( роман “Кудеяр”),
превращались ради Грозного в беллетристов, то и поэты, как г.Майков,
превращались ради него в историков и приводили в восторг настоящих историков
(г.Бестужев-Рюмин)” и что на концепцию Костомарова большое влияние оказали
известные публицисты К.Аксаков и Ю.Самарин ( см. Его диссертацию “Стефан
Яворский и Феофан Прокопович”). Эта особенность историографии Ивана Грозного
легко объяснима. Неудачи в собственно историческом объяснении царствования Ивана
Грозного и его эпохи привели к попытке понимания и осмысления его личности как
героя литературного произведения. Отсюда и определенная концептуальная
зависимость историков от литераторов и публицистов и стремление привнести в
историческое исследование совсем иную - назовем ее литературной - методику.
Второе:
при всем разнообразии историографических концепций правления Ивана Грозного все
они сводимы к двум основным направлениям - дискредитирующему и
апологетическому. Такое деление не случайно:
в основе каждого из этих направлений лежит наиболее общее представление
историков о сущности и смысле русской истории и соответственно о критериях
оценки исторических личностей; соответственно, и аксиоматика каждого из этих
направлений глубоко различна.
В
основе первого взгляда - оценка Ивана Грозного с точки зрения общечеловеческой
нравственности и морали, в основе второй - оценки его и его правления с точки
зрения государственных успехов, достигнутых при нем. Вторая точка зрения не
только неизбежно приписывает успехи, достигнутые Россией, личности ее монарха,
но, что более важно, сводима к другой нравственной системе - этнической. Успехи
России являются абсолютным благом вне зависимости от тех средств, коими они
достигнуты.
Первый
взгляд наиболее рельефно выразил М.П.Погодин. Характеризуя Ивана IV и его
дела, он писал: “ Что есть в них высокого, благородного, прозорливого,
государственного? Злодей, зверь, говорун-начетчик с подъяческим умом, - и
только. Надо же ведь, чтобы такое существо, потерявшее даже образ человеческий,
не только высокий лик царский, нашло себе прославителей”. Второй - у
К.Д.Кавелина: “ Все то, что защищали современники Иоанна, уничтожилось,
исчезло; все то, что защищал Иоанн IV, развилось и осуществлено;
его мысль так была живуча, что пережила не только его самого, но века, и с
каждым возрастала и захватывала больше и больше места. Неужели он был не
прав?... От ужасов того времени нам осталось дело Иоанна; оно-то показывает,
насколько он был выше своих противников”.[22]
Каждое
из этих двух направлений не столько пыталось опровергнуть те или иные положения
противного, сколько ставило под сомнение саму их основу - систему аксиом.
К.Д.Кавелин считал, что историки не могут рассматривать исторического деятеля с
точки зрения современной им нравственности, такой подход - ничем не оправданная
модернизация истории. Защищая Грозного, он писал: “ Иоанн IV есть
целая эпоха русской истории, полное и верное выражение нравственной физиономии
народа в данное время”, он был “ вполне народным деятелем в России”.
Однако
и аксиоматика, построенная на “государственной пользе”, находила у Погодина не
менее веские возражения. Он отвергал саму возможность деятельного участия Ивана
IV в составлении нового судебника и других важнейших
государственных преобразований 50-х годов, а также в победах России над
осколками многовекового врага - Золотой Орды - Казанским и Астраханским
ханствами. “ В царствование Грозного бесспорно совершено много великого; но, -
спрашивает Погодин, - мог ли такой человек, как Иоанн, проведший свое детство и
отрочество так, как он, никогда ничем серьезно не занимавшийся, мог ли он в
17-20 лет вдруг превратиться в просвещенного законодателя?”. Он мог оставить
прежний бурный образ жизни, мог утихнуть, остепениться, заняться делом, мог
охотно соглашаться на предлагаемые меры, утверждать их, - вот и все; но чтобы
он мог вдруг понять необходимость в единстве богослужения, отгадать нужды и
потребности народные, узнать местные злоупотребления, найти противодействующие
меры, дать нужные правила касательно суда, например, об избрании целовальников
и старост в городах и т.д. - это ни с чем не сообразно”. Иоанн был вполне в
руках своих советников, Сильвестра и Адашева, и их партии, что подтверждается и
свидетельством современников, и собственным негодующим признанием Грозного в
письмах к Курбскому. А затем, когда влияние этой партии было парализовано, в
последние двадцать пять лет жизни Иоанна нельзя указать никаких законов,
постановлений, распоряжений, вообще никаких действий, из которых был бы виден
его государственный ум и то понимание требований народной жизни, какое
проявлялось в первой половине его царствования. В продолжение всего этого
времени “ нет ничего, кроме казней, пыток, опал, действий разъяренного гнева,
взволнованной крови, необузданной страсти”.[23]
В
самом конце XIX века, в 1899 году, концепция правления Ивана Грозного
пополнилась еще одной, принадлежащей перу С.Ф.Платонова и изложенной в первой
части его “ Очерков по истории смуты в Московском государстве XIV-XVII
вв.”. Концепция эта имела исключительный успех. Впоследствии она с некоторыми
изменениями воспроизводилась и в его лекционном курсе и в книге “ Иван
Грозный”.[24]
Прежде
чем перейти к разбору взглядов Платонова на правление Ивана Грозного и на
опричнину, нам представляется уместным привести здесь оценку его концепции
некоторыми советскими историками.
С.Б.Веселовский:
“Последним словом дореволюционной историографической науки считалась сложная и
замысловатая концепция С.Ф.Платонова”. И далее: “ В погоне за эффектностью и
выразительностью изложения лекций С.Ф.Платонов отказался от присущей ему
осторожности мысли и языка и дал концепцию политики царя Ивана, столько
переполненную промахами и фактически неверными положениями, что поставил
критиков его построений в весьма неловкое положение...”.
Следующим
образом оценивал концепцию С.Ф.Платонова А.А.Зимин: “Наиболее продуманную и
развернутую оценку опричнины с буржуазных позиций мы находим в трудах
С.Ф.Платонова”.
Оценка
работы Платонова С.Б.Веселовским со всех точек зрения парадоксальна. Концепция,
“переполненная промахами и неверными положениями”, объявлена последним словом
дореволюционной исторической науки. В какой-то степени эта негативная оценка
Веселовским Платонова связана с популярностью концепции последнего в 30-е -
40-е годы. В то время в советской историографии, как уже говорилось,
апологетическое отношение к Грозному, противником которого был С.Б.Веселовский,
безраздельно господствовало. Однако, даже учитывая эту поправку, необходимо
признать, что мнение С.Б.Веселовского выглядит достаточно странно.
Парадоксальность
оценки концепции С.Ф.Платонова как последнего слова буржуазной исторической
науки советскими историками, - а с ними были солидарны и крупнейшие русские
буржуазные ученые предреволюционных лет ( П.Н.Милюков ) - в том, что сам С.Ф.Платонов
- во всяком случае, вначале - не считал свои взгляды на опричнину
оригинальными. В предисловии к первому изданию “ Очерков по истории смуты в
Московском государстве XVI-XVII вв.” он писал о той части
работы, где было изложено его понимание опричнины: “ Если автору дозволено
будет назвать свой труд самостоятельным исследованием, то он не отнесет такого
определения, в его точном смысле, к первой части “ Очерков”. Многообразие
сюжетов и изобилие материалов, входящих в тему этой части, требовало бы не сжатого
очерка, а многостороннего специального исследования. Автор не имел времени для
такого исследования и не чувствовал в нем надобности. Ученая литература давала
ему возможность собрать достаточный для его цели материал из монографий и
общеизвестных сборников исторических документов”.
Не
только предисловие, но и само содержание первой части монографии внешне
подтверждает эту несамостоятельность. В общей оценке кризиса России середины XVI века
С.Ф.Платонов солидарен с В.О.Ключевским. Так же, как и он, причину кризиса
С.Ф.Платонов видит в противоречиях, заложенных в основании Московского
государственного и общественного порядка.
“Первое
из этих противоречий, - пишет С.Ф.Платонов, - можно назвать политическим и
определить словами В.О.Ключесвского: “Это противоречие состояло в том, что
московский государь, которого код истории вел к демократическому полновластию,
должен был действовать посредством очень аристократической администрации”.
Такой порядок вещей привел к открытому столкновению московской власти с родовитым
боярством во второй половине XVI века. Второе противоречие
было социальным и состояло в том, что под давлением военных нужд государства, с
целью лучшего устройства государственной обороны, интересы промышленного и
земледельческого класса, труд которого служил основанием народного хозяйства,
систематически приносились в жертву интересам служилых землевладельцев, не
участвовавших непосредственно в производительной деятельности страны”.
И в
оценке опричнины, как государственной реформы, направленной против потомства
удельных князей, у С.Ф.Платонова были предшественники. Он пишет: “ Только
К.Н.Бестужев-Рюмин, Е.А.Белов и С.М.Середонин склонны придавать опричнине
большой политический смысл: они думают, что опричнина направлялась против
потомства удельных князей и имела целью сломить их традиционные права и
преимущества. Однако такой, по нашему мнению, близкий к истине, взгляд не
раскрыт с желаемою полнотою, и это заставляет нас остановиться на опричнине для
того, чтобы показать, какими своими последствиями и почему опричнина повлияла
на развитие Смуты в московском обществе”.[25]
Анализ
взглядов С.Ф.Платонова и его предшественников позволяет объяснить
парадоксальность оценок его исторической концепции.
С.Ф.Платонов
не выдвинул в точном смысле этого слова новой концепции правления Ивана
Грозного - тогда казалось, что все мыслимые точки зрения на его царствование
уже высказаны. Платонов сделал большее. Он изменил сам подход к теме. До
С.Ф.Платонова историков занимала личность Ивана Грозного. И от личности, так или
иначе понимая ее, они шли к собственно истории России. С.Ф.Платонов начал с
другого конца, с истории России. Россия перестала быть простым продолжением
Грозного. Она обособилась и сразу стало ясно, насколько тесно XVI век
в русской истории связан с событиями предшествовавших веков. Время правления
Ивана Грозного, сама опричнина, эмансипированная от его личности, легко
вписалась в общую канву русской истории, оказалась связана и с общим
направлением и с традициями предшествующих царствований. “Упразднился старый
взгляд на опричнину как на бессмысленную затею полоумного тирана. В ней видят
применение к крупной земельной аристократии того “вывода”, который московская
власть обычно применяла к командующим классам покоренных земель. Вывод крупных
землевладельцев с их вотчин сопровождался дроблением их владений и передачей
земли в условное пользование мелкого служилого люда”, - писал С.Ф.Платонов.
Полное
изменение подхода, полное изменение методики исследования заставило
С.Ф.Платонова обратиться к совсем другому кругу источников и в значительной
степени расширить самый его круг. Анализу опричнины Платонов предваряет
чрезвычайно емкий обзор социально-экономического положения в России второй
половины XVI века. Обзор этот написан на основе разрядных, писцовых,
дозорных переписных книг, Книги Большого
Чертежу, а также монастырских грамот и местных источников.
И
само понимание цели и назначения опричнины С.Ф.Платонов выводил не только из
политических мотивов ее учреждения, но и на равных основаниях из ее
территориального состава и экономических нужд. В свою очередь, территориальным
составом опричнины обосновываются и подтверждаются политические намерения ее
организаторов.
Таким
образом, можно сказать, что вклад С.Ф.Платонова в русскую историографию второй
половины XVI в. состоял, в первую очередь, в новом подходе к данной теме.
Этот подход оказался чрезвычайно продуктивным и, в первую очередь, для
опровержения концепции опричнины, предложенной самим Платоновым. Тщательный
анализ источников (отметим, что по большей части тех же, которыми пользовался и
Платонов), проделанный сначала С.Б.Веселовским, и в дальнейшем расширенный и
углубленный А.А.Зиминым, В.Б.Кобриным и Р.Г.Скрынниковым, показал, что
опричнину невозможно свести к попыткам верховной власти подавить сопротивление аристократии
и уничтожить ее традиционные права и привилегии; в разное время опричнина была
направлена не только против боярства и княжат, но и против верхов церкви,
приказной бюрократии, против рядового дворянства, то есть тех слоев, которые
изначально были главными союзниками великокняжеской власти, рука об руку с
которыми великокняжеская власть прошла весь путь своего возвышения. Тем самым
методика Платонова, ее применение к настоящему времени полностью и окончательно
разрушили концепцию опричнины, которая выдела в ней (в опричнине) правильную
государственную реформу, направленную на слом вотчинного землевладения служилых
княжат “ вообще, на всем его пространстве”. В итоге мы вернулись к тому
положению, которое существовало в изучении данной темы (правда, на несколько
другом уровне ) перед выходом монографии Платонова, и сейчас, так же, как и
тогда, остается загадкой, что же все-таки и для чего учреждалось в 1565 и было
уничтожено в 1572 году, уничтожено под страхом наказания кнутом за само
упоминание этого; для чего понадобилось Грозному делить государство на две
части - земщину и опричнину, для чего понадобилось ему казнями и
преследованиями дворян, приказных, церковных иерархов подрывать главные опоры
своей власти?
Современная
советская историография часто предъявляет Грозному обвинение в несоответствии
цели и средств, в отсутствии логики и смысла в проводимых им репрессиях. Но
основано это обвинение по большей части на недоразумении. Дело в том, что узкая
антибоярская направленность его политики была приписана Грозному самими
историками “из общих соображений” (такая политика считалась разумной и
оправданной); впоследствии, не найдя подтверждения этой концепции в документах,
историки решили, что в этом виноваты не они, а Грозный. Оказалось как-то
забытым, что в грамоте, доставленной из Александровской слободы в Москву 3
января 1565 года и ознаменовавшей собой начало опричнины, царь говорит, что
“гнев свой” он “положил” “на архиепископов и епископов и на архимандритов и на
игуменов, и на бояр своих и на дворецкого и конюшего и на окольничих и на
казначеев и на дьяков и на детей боярских и на всех приказных людей”(25).
То
есть мы можем констатировать высокую степень совпадения между теми слоями,
которые в наибольшей степени вызвали гнев Грозного в период, непосредственно
предшествовавший опричнине, и теми, кто в наибольшей степени от опричнины
пострадал. Это совпадение, на наш взгляд, достаточно убедительно опровергает
тезис об отсутствии системы в действиях Грозного и, следовательно, позволяет
вновь поставить вопрос, чего же хотел и чего добивался Грозный, вводя
опричнину. Ответ на него, как представляется, следует искать не в результатах
опричнины, которые на взгляд самого Грозного отнюдь не оправдали его ожиданий,
а в тех обстоятельствах, которые предшествовали ее учреждению.
Смысл
вышеприведенной цитаты из грамоты Грозного достаточно ясен: он явно
свидетельствует о том, что Ивана IV полностью не устраивал весь
комплекс отношений, сложившихся между ним и другими властями, с которыми он
исторически принужден был делить власть и ответственность за судьбы России. В
чем же причина столь острого и глобального по своей сути конфликта (без особого
преувеличения можно говорить о практически полной изоляции Ивана IV)
между ним и другими властями, традиционно наряду с великокняжеской властью
правящими Россией?
По-видимому,
главным объяснением его следует считать, с одной стороны, драматическое
изменение самопонимания и самооценки верховной власти, а с другой - меняющийся
куда более медленно и вполне консервативный по своей природе взгляд на
верховную власть как церкви, так и всего служилого сословия. Это несовпадение
внутренней и внешней оценки верховной власти было осложнено целым рядом
внешнеполитических неудач, а также глубоким внутренним кризисом в стране.
Заключение
Царь
Иван IV три с половиной десятилетия обладал всей полнотой власти в Московском
государстве. Он ставил перед собой весьма масштабные задачи и нередко добивался
успеха, но затем терял плоды первоначальных побед, во всем желая большего, не
умея хоть в чем-либо себя ограничить.
По
мнению В.О. Ключевского, все очевидные проблемы в управлении государством и
причины неудач Ивана Грозного заключались в том, что великий московский князь
сделался государём прежде, чем перестал быть вотчинником, прежде чем создался
государственный порядок.
В
государственной деятельности Ивана IV выделяются два этапа: до опричнины и
после нее. Основная часть реформ падает именно на первый период. Положительные реформы
50-х годов продолжались бы, если бы не натолкнулись на сопротивление русской
аристократии и не трансформировались в опричнину, в результате которой была
уничтожена самая активная часть страны, истощены и людские и материальные
ресурсы, заложены предпосылки для многих будущих бед России, в том числе
ближайшей – наступлении Смутного времени. Очевидно, что Иван IV
ставил перед собой задачи улучшения Русского государства не только в высших
слоях, но и на общенародном уровне, хотя больше прослеживается путь реформ только
на уровне высших сословий. Но, тем не менее добрая слава Иванова пережила его
худую славу в народной памяти: стенания умолкли, жертвы истлели, и старые
предания затмились новейшими; но имя Иоанново блистало на Судебнике и
напоминало приобретение трех царств монгольских, доказательства дел ужасных
лежали в книгохранилищах, а народ в течение веков видел Казань, Астрахань,
Сибирь как живые монументы царя-завоевателя; чтил в нем знаменитого виновника
нашей государственной силы, нашего гражданского образования; отвергнул или
забыл названия Мучителя, данного ему современниками, и по темным слухам о
жестокости Иоанновой доныне именует его только ГРОЗНЫМ.
Список литературы
1.
Ключевский В.О. Лекции по Русской истории, читанные на
Высших женских курсах в Москве в 1872-1875гг. - М.: "Гуманитарный
издательский центр ВЛАДОС", 1997.
2.
Скрынников Р.Г. Иван Грозный. - М.: Наука, 1975.
3.
Скрынников Р.Г. Опричный террор. - Л.: 1969.
4.
Артемова М.Е. История России Том 1 М. Высшая
школа.1982г-355 с.
5.
Богданов А.П. История России до Петровских времён М.
1996г.-268 с.
6.
Горяйнов С.Г. Егоров А.А. История России Р/Дону.
1997-458 с.
7.
Ключевский В. О. О русской истории М. 1993-359 с.
8.
Новосельцев А.П. История России древнейших времён до
конца 17 века М. АСТ. 2001-576 с.
9.
Отечественная история. История России древнейших времён
до 1917г. Энциклопедия в 5 т. М 1996-570 с. т-3.
10. Понекяхв
В.М. Холопство в 16 начале 17 века Л. Наука1996-268 с.
11. Сахаров
А. Н. Буганов В. И. История России с древнейших времен до конца XVII века М.: Просвещение.
1997- 325 с.
[1]
Ключевский В.О. Лекции по Русской истории, читанные на Высших женских курсах в
Москве в 1872-1875гг. - М.: "Гуманитарный издательский центр ВЛАДОС",
1997. С. 353
[2] Соловьёв С.М. История России с
древнейших времён. Т. 6. М., 1960.
[3] Ключевский В.О. Курс русской
истории. Т. 2. М., 1937.
[4]
Ключевский В.О. Лекции по Русской истории, читанные на Высших женских курсах в
Москве в 1872-1875гг. - М.: "Гуманитарный издательский центр ВЛАДОС",
1997. С. 356
[5]
Ключевский В.О. Лекции по Русской истории, читанные на Высших женских курсах в
Москве в 1872-1875гг. - М.: "Гуманитарный издательский центр ВЛАДОС",
1997. С. 358
[6]
Ключевский В.О. Лекции по Русской истории, читанные на Высших женских курсах в
Москве в 1872-1875гг. - М.: "Гуманитарный издательский центр ВЛАДОС",
1997. С. 361
[7] Ключевский
В.О. Лекции по Русской истории, читанные на Высших женских курсах в Москве в
1872-1875гг. - М.: "Гуманитарный издательский центр ВЛАДОС", 1997. С.
364
[8]
Внутренняя политика царизма: Середина XVI - начало XX в. М., 1967. С. 69
[9]
Альшиц Д.Н. Начало самодержавия в России: Государство Ивана Грозного. Л.:
Наука, 1988. 244 с
[10]
Альшиц Д.Н. Начало самодержавия в России: Государство Ивана Грозного. Л.:
Наука, 1988. 242 с
[11]
Веселовского С.Б. Исследование по истории опричнины. М., 1963. С. 255-256
[12]
Штаден Г. О Москве Ивана Грозного. Записки немца-опричника. М., 1925
[13]
Вопросы истории. 1989. № 7. С. 157-159
[14]
Флетчер Д. О государстве русском. СПб., 1906. С. 40
[15]
Вопр. истории. 1989. № 7. С. 159
[16]
Черкасов Н.К. Записки советского актера. М., 1953. С. 379 -- 383
[17] Веселовский С.Б. Исследования по
истории опричнины.- М. Изд-во АН СССР, 1963
[18] Стариков П.А. Очерки по истории
опричнины ,М.,Л.,1950
[19] Бахрушин С.В. Иван Грозный ,М.,1945
[20] Виппер Р.Ю. Иван Грозный. М., 1944.
[21]
Веселовского С.Б. Исследование по истории опричнины. М., 1963. С. 255-256
[22] Михайловский Н.К. Иван Грозный в
русской литературе , Соч.,т.6,СПб.,1897
[23] Зимин А.А. Опричнина Ивана Грозного.
М.,1964
[24] Платонов С.Ф. Иван Грозный.
Пг.,1923.
[25] Переписка Ивана Грозного с Андреем
Курбским. М.,1981,с.123.