Содержание
Введение. 3
Внешняя
политика России. 4
Общая
характеристика места и роли России в современном мире. 7
Становление
российской государственности. 9
Заключение. 13
Список
литературы.. 14
Введение
После распада Советского Союза в
конце 1991 года суверенная Россия и российские политические элиты встали перед
необходимостью выработать новые формы государственности и национальной
идентичности во внутренней политике, а также определить свои национальные
интересы в области международных отношений.
В общем, проблемы российской
внешней политики, наблюдаемые со стороны, в значительной степени отражают те
трудности, которые переживает молодое российское государство у себя дома. Для
того чтобы разобраться в этих вопросах, нужно понять, что такое
"российская", что такое "внешняя", что такое
"политика". Иначе говоря, каково политическое содержание
"российскости" после распада имперского государства, которое как в
советские, так и в царские времена обеспечивало российскую мощь внутри страны и
за рубежом? Какова "внешняя" составляющая в ситуации, когда после
развала империи примерно одна шестая часть этнических русских оказалась за
пределами нового российского государства? И, наконец, что скрывается за
понятием "политика", если государство не имеет достаточных ресурсов и
необходимых институтов для согласования и реализации первостепенных функций
управления, включая сбор налогов, руководство вооруженными силами, подавление
внутренних мятежей, макроэкономическое регулирование, а также выполнение
внешних финансовых обязательств?
Цель контрольной работы описать
место России в современном мире (1991-2000г.г.)
Внешняя политика России
Поразительно выглядит стремление
России после распада советского Союза сохранить видимость своего
великодержавного статуса на мировой арене в условиях, когда властная
"мускулатура" государства внутри страны почти атрофировалась.
Насколько же преуспели российские власти в своей международной политике,
проводимой на фоне все более неустойчивого положения внутри страны? Как России
удается балансировать, отстаивая свои прерогативы и в то же время поддерживая
деловые отношения с членами "большой семерки", от которых она так
сильно зависит в финансовом отношении и без чьей поддержки (против которой не
возражает большинство российских внешнеполитических элит) невозможно обеспечить
жизненно важные интересы Российской Федерации? Что дал бы ответ на эти вопросы
для понимания эволюции российской внешней политики и самой природы новой
международной политической системы, формирующейся после окончания холодной
войны?
Научная литература о
постсоветской внешней политике России в целом разделяет ряд положений, характеризующих
внутренний и международный контекст этой политики. Вот наиболее важные из них:
Российское государство, возникшее
после распада Советского Союза, переживает глубокий кризис политического и
национального осознания своей сущности, толкающий российскую внешнюю политику в
направлении односторонних и националистических инициатив. Более того, сам
процесс "демократизации" нередко побуждает отторгнутые и/или
амбициозные политические элиты призывать к проведению одностороннего
внешнеполитического курса, который резко расходится с тем, что рекомендует
литература, посвященная проблемам "либерально-демократического мирного
процесса".
Государство переживает фазу
беспрецедентного распада классических рычагов международного влияния,
свидетельством чему - десятилетний спад в экономике, разложение вооруженных
сил, бывших когда-то слаженной военной организацией, а также огромный внешний
долг, который невозможно обслуживать без дополнительных финансовых вливаний,
реструктуризации или списания кредитов de
facto либо de jure.
Порядок выработки и принятия
решений по вопросам внешней политики и безопасности остается крайне аморфным,
неупорядоченным и зачастую непоследовательным во многом из-за того, что
различные государственные ведомства сплошь и рядом руководствуются своими
узкими отраслевыми (а то и личными) интересами в ущерб общегосударственным
целям в области внешней и внутренней политики.
Начиная с 1993-го, после
неудавшихся попыток России стать полноправным членом западных экономических,
политических и оборонительных сообществ (например, "большой
семерки"), российскую дипломатию отличали явно односторонние, а нередко и
антизападные (чаще антиамериканские) действия, отражавшие стремление России
скорее утвердиться в качестве державы-интегратора Центральной Евразии, чем
интегрироваться в более широкий мир держав "большой семерки".
То, что российское руководство
все же сохраняло способность проводить взвешенную политику в отношении стран
"большой семерки", объясняется конкретными интересами политических и
экономических элит, доминировавших на российской политической арене в годы
правления Ельцина, а не какими-то внешними воздействиями. Другими словами,
особенности российской внешней политики легче объяснить на уровне отдельного
элемента, а не системы в целом.
Детальный анализ российского
внешнеполитического курса за последнее десятилетие говорит о том, что
российская дипломатия не была такой уж односторонней, антизападной и
неэффективной, как утверждали в своих трудах, статьях и заявлениях некоторые
политологи, многие журналисты и внутренние оппоненты российских властей. И,
вопреки Майклу Макфолу, определяли российскую внешнюю политику в основном не внутриполитические соображения. Внимательное
исследование российской внешней политики после 1991-го скорее обнаруживает дипломатию,
сумевшую довольно успешно добиться двух важнейших, но потенциально не
согласующихся между собой целей - утверждения российской гегемонии в области
внешней политики и безопасности на постсоветском пространстве и поддержания
своего великодержавного статуса на международных форумах, не допустив при этом
разрыва отношений со странами "большой семерки", прежде всего с
Соединенными Штатами, сотрудничество с которыми остается важнейшим фактором
обеспечения будущего России как во внутриполитическом, так и внешнеполитическом
плане. В данной статье я попытаюсь доказать, что господствующее восприятие
современной российской внешней политики как непоследовательной и неэффективной
(а если в чем-то и последовательной, так исключительно в ее односторонности и антизападничестве),
как политики, мотивируемой внутренними, а не внешними (системными)
соображениями, далеко не соответствует действительности. Более того, в свете
причин относительной эффективности российской дипломатии рельефнее
вырисовывается и новая система международных отношений, начавшая складываться
после окончания холодной войны.
Как же постсоветской России
удается сохранять столь тонкий баланс своих интересов в современном мире,
особенно в условиях беспрецедентного коллапса классических источников ее
внешнеполитического влияния? В какой мере предлагаемые разъяснения помогают нам
разобраться в особенностях как российского внешнеполитического курса, так и в
структуре и перспективах развития новой международной политической системы,
утверждающейся с окончанием холодной войны? В поисках ответов на эти вопросы я
рассматриваю несколько конкретных примеров из российской постсоветской
дипломатии в различных региональных и функциональных контекстах. Выбранные
примеры отражают участие России в гражданских конфликтах и локальных войнах на
южных границах бывшего Советского Союза (например, гражданская война в
Молдавии), действия российской дипломатии на Балканах в период вооруженных
конфликтов в Боснии и Сербии, внешнюю политику России в отношении бывших
союзников Советского Союза в Центральной и Восточной Европе по вопросам
вступления в НАТО Польши, Венгрии и Чехии. Прежде всего уместно обрисовать
внешнеполитический фон - то дипломатическое наследие, которое первый российский
посткоммунистический министр иностранных дел Андрей Козырев оставил своим
преемникам.
Общая характеристика места и роли России в
современном мире
Само географическое
месторасположение России на бескрайних просторах евразийского континента на
стыке различных цивилизаций, культур, стран и народов, грандиозность ее
пространств и исходящие от нее силы притяжения и отталкивания, потенциальные
последствия для геополитических контуров современного мира ставят множество
императивных вопросов. Что есть Россия: просто один из нормальных членов
мирового сообщества? Особое жизненное пространство, расположенное на стыке
Востока и Запада и принадлежащее им
обоим? Мир миров? Особая цивилизация в ряду других равновеликих цивилизаций?
Перечень вопросов можно
продолжить. Парадокс в том, что как положительные, так и отрицательные ответы
на все эти вопросы можно считать верными и неверными одновременно. Очевидно,
что вопросы эти сложные и поиск ответов на них — большая и многоплановая
проблема, требующая самостоятельного исследования.[1]
Россия оказалась в эпицентре
глобальных перемен и стала крупнейшей зоной нестабильности. Крушение СССР и
вызванный им тотальный кризис, несомненно, нанесли мощный удар по самой
российской государственности, подорвали привычный порядок, инфраструктуру
менталитета, поставили под сомнение саму русскую идею. Очевидно, что
переживаемые ею кардинальные изменения потребуют от России концентрации
поистине титанических усилий, которые, хотя и временно, не могут не блокировать
или во всяком случае ослабить ее активность на мировой арене, заставить
де-факто, если не де-юре, сократить свои внешнеполитические обязательства.
Тем не менее при всех трудностях
и пертурбациях, переживаемых Россией, нельзя сказать, что для нее уже наступил
вечер. Глубоко заблуждаются те, кто отводит России место и роль чуть ли не на
обочине мировой политики, считая, что она скатывается на уровень
второразрядного или даже третьеразрядного государства (нередко о ней говорят и
как о «третьемирской стране»).
Хочу выразить свое несогласие и с
теми авторами (казалось бы, оптимистически смотрящими на перспективы ее
развития), которые отводят России статус своего рода «естественного
путепровода» торгово-экономических и транспортных потоков между Европой, Азией
и Африкой, некоего «евроазиатского моста», служащего в качестве самого
короткого торгового пути между Азией и Европой. По мнению одного из авторов, «хотим мы того или нет, но Россия вновь
становится форпостом христианского мира, выдвинутым в огромный мир Ислама, от
отношений с которым во многом зависят спокойствие, стабильность, а в будущем,
возможно, и благосостояние России».[2]
Совершенно непонятно, почему, на
каком основании Россия может и должна стать неким «форпостом христианского
мира» только в исламский мир. А как же тогда с буддийским, конфуцианским,
индуистским, синтоистским или восточноазиатским, южноазиатским мирами, не менее
обширными, чем мусульманский мир? Ведь очевидно, что Россия по меньшей мере
тремя фасадами выходит на внешний мир: западным, обращенным к
ев-роамериканскому миру; южным, обращенным к весьма разнородному исламскому
миру, и восточным — к Азии и АТР.
Почему именно мост, форпост или
что-нибудь иное в таком же роде, а не самостоятельное геополитическое
пространство со своими специфическими интересами, реализующимися по всем азимутам
на всех направлениях сжавшейся до единого пространства планеты. В то же время
Россия не может быть «мостом» между Западом и Востоком в традиционном понимании
этого слова просто потому, что синтез евроамериканской, азиатской и
ближневосточной цивилизаций происходил в ситуации фактической самоизоляции
России на началах относительного политико-идеологического,
информационно-технологического автаркизма.
В создавшихся ныне условиях перед
Россией стоит задача заново сформулировать свои политические цели, адекватные
новым реальностям, заново определить свои интересы в области национальной
безопасности. Концепция национальной безопасности, как известно, базируется
прежде всего на связке «государство — внешняя среда». Выше уже отмечалось, что
в данной работе главное внимание концентрируется на геополитических аспектах
безопасности, т.е. на внешних ее параметрах. Однако положение России в
настоящее время таково, что именно внутреннее состояние во многом определяет
важнейшие параметры ее геополитической безопасности. Один из главных источников
опасности подрыва национальных интересов России находится внутри самой России.
М.С.Горбачев стал, по сути дела,
первым руководителем страны, осознавшим, что внутренняя угроза безопасности
России по своей значимости и возможным последствиям значительно превосходит
внешнюю угрозу. Речь идет прежде всего о необходимости достижения
экономической, социальной, политической и идеологической стабильности внутри
страны. Защищенность и стабильность государства можно считать обеспеченными,
если гарантирована его внешняя и внутренняя безопасность. К тому же именно
успехи или неудачи на внутреннем фронте в конечном счете будут определять вес и
влияние России как в постсоветском пространстве, так и в мире в целом. Поэтому
в концепциях национального интереса и национальной безопасности высший
приоритет должен быть отдан решению комплекса внутренних проблем.
Становление российской
государственности
История XX века знает немало
примеров становления новой государственности, следовавшей за теми или иными
революциями или же за военными поражениями.
Как правило, концепция новой
государственности и силы, способные претворить ее в жизнь, формировались до
событий, скрывающих путь к ее реализации. Концепцию выдвигали либо сторонники
радикальных перемен в обществе, либо она формулировалась
державами-победительницами, осуществлявшими ее под эгидой оккупационных войск.
Ситуация, сложившаяся в России,
во многом оказалась уникальной. Оппозиция всевластию КПСС в обществе
существовала практически постоянно, однако она была слишком слаба, идейно и
организационно аморфна, чтобы определить концепцию альтернативной
государственной организации. С началом перестройки, демократизации, оппозиция
лишь начала оформляться в партии и движения современного типа. Она еще не
успела структурироваться, выйти в разработке своих концепций за рамки только
лишь критики КПСС, когда последняя в результате грубейших политических
просчетов потерпела крах и ушла с исторической арены.
Власть оказалась в руках
политических сил, которые желали этого, стремились к этому, но никак не
ожидали, что это произойдет настолько скоро. В итоге, образ мышления
демократических сил сохранил на себе налет оппозиционности уже ушедшему режиму,
им не удалось обрести менталитет силы, стоящей у власти.
Более того, все "домашние
заготовки" пошли прахом, так как и КПСС, и ее антагонисты в России мыслили
категориями демократического реформирования Союза (за возможным исключением
стран Балтии). Акцент на реформировании России делался преимущественно в
политических, конъюнктурных целях, поскольку в 1991 году союзный
"центр" еще был под контролем КПСС, а зарождающиеся российские органы
власти в большой мере - под влиянием демократических сил. Последние, критикуя
"центр" за его тяготение к унитаризму, противопоставляя ему идеи
конфедеративной реорганизации геополитического пространства бывшего Союза, тем
не менее, морально и идейно не были готовы к его полному распаду, обретению
бывшими республиками СССР суверенности и осознанию своих интересов, в чем-то
противостоящих российским. Не случайно многие критики унитаризма после краха
Союза стали "державниками" и "государственниками",
воспринимающими Россию как своего рода урезанный, неполноценный
"мини-Союз".
Такое восприятие мешало четко и
ясно определить национально-государственные интересы собственно Российской
Федерации, без чего нет исходного пункта созидания основ новой
государственности. Провозгласив Россию правопреемницей бывшего Союза по
стратегическим вооружениям, международным обязательствам, новые лидеры, похоже,
не осознали, что геостратегическое положение и интересы России объективно имеют
совершенно иное содержание, чем у СССР. Потенциальные противники последнего
стали союзниками России, а главные "факторы риска" оказались
связанными с нестабильностью в "ближнем зарубежье", а не в Азии или в
Африке, изменились экономические возможности, приоритеты.
"Дефицит" позитивных
идей начал возмещаться за счет заимствования в других странах концепций, путей
национально-государственного строительства. При этом не было в полной мере
учтено различие в исторических, социокультурных традициях, характере проблем,
стоящих перед обществом.
Например, мировой опыт
свидетельствует о том, что модернизация экономики (в чем нуждается Россия), как
правило, требовала установления авторитарного режима или же подразумевала его
замену оккупационными войсками на территории страны. Однако в России нет
политических сил в лидеров, способных стать носителями авторитарности
созидательного типа. Кроме того, перед Россией стоит задача - избежать "отката"
к тоталитаризму, заложить основы демократической традиции, что несовместимо с
авторитарными методами управления и мобилизацией ресурсов. Принятие принципа
разделения властей в условиях России вылилось в стабильный и затяжной
конституционный кризис, постоянное противоборство исполнительной и
законодательной власти.
Политический кризис 1991-1992
гг., достигший своего апогея в декабре прошедшего года, относительная неудача
первого этапа реформы и поставили на повестку дня проблему российской
государственности.
Истоки ее кризиса прежде всего в
том, что, как отмечалось выше, сама эта государственность строилась исходя из
основной задачи - борьбы против "имперского центра", то есть
изначально создавалась как средство разрушения, а не созидания. Положительного
потенциала она в себе практически не несла, с достижением основного результата:
дистанцирования от центра, "независимости" от него, а затем и его
ликвидации - быстро потеряла массовую поддержку.
И еще, новые политические режимы
создавались не только с ограниченными задачами, но и под определенные
политические силы, а чаще всего под определенных лидеров. Особенно это
характерно для России, Украины и некоторых других республик. Задачи создания
собственной государственности для них отодвигалась на второй план, так как их
право на власть во многих регионах начали оспаривать лидеры и группы,
оставшиеся не у дел. Политический кризис переместился в регионы, теперь уже
"независимые", быстро перерастая в клановые столкновения,
национально-этнические конфликты, межгосударственные столкновения.
Более того, многие режимы могли
сохраняться только в условиях политической нестабильности, ибо только она
позволяла оставаться у власти новым лидерам. Теперь уже на новом,
суверенизированном региональном уровне задачи развития государственности
выглядели лишь помехой для властвующих региональных клик. Противоречия и
нерешенные проблемы проявились в исторически привычных для России формах. Этому
немало способствовали и сами новые правящие режимы, переводя проявления
структурного кризиса в "понятные" формы национальных, религиозных,
этнических конфликтов, раздувая регионализм и сепаратизм.
Объективно сохранение российской
государственности и ее развитие на новых началах сочетаются с возрождением
национального самосознания многочисленных населяющих Россию народов. Эти два
начала не только не противоречат, но и предполагают друг друга. Ибо сущностное
содержание российской идеи - это полинациональность, органическое соединение
различных народов, культур, традиций.
Итак, в процессе становления
российской государственности на фоне усиливающегося структурного кризиса и
распада федерации, на наш взгляд, наблюдаются две противоположные тенденции: с
одной стороны, попытки утверждения либерально-демократической модели в форме
президентской или парламентской республики, а с другой - стремление к
установлению режима личной власти (создание параллельных властных структур,
попытки снова "поднять улицу" под знаменем конкретной личности,
намерение легитимизировать авторитарный переворот через референдум). Последней
задаче, скорее всего, будут подчинены все действия правящей группы, какими бы
последствиями они ни грозили "молодой демократии" и модернизации
страны.
Ситуация "несложившегося
государства" отвечает потребностям определенных новых социальных слоев,
порожденных именно искаженным ходом экономической модернизации. Реформа 1992 г.
привела к ускоренной дифференциации общества, пролетаризируя и люмпенизируя до
предела основную часть населения и создавая узкую прослойку компрадорской
буржуазии, процветающей именно в условиях отсутствия государственности. Более
того, эта часть буржуазии срастается с правящими группами или покупает"
отдельных их представителей, без труда добиваясь принятия выгодных для себя
решений.
В этих условиях происходит
прогрессирующее отстранение от политики возникших политических и общественных
организаций, которые могли бы составить основу будущей многопартийной системы.
Эти организации либо стремительно теряют имевшуюся социальную опору,
приобретенную ими на этапе политической возбужденности общества, либо стремятся
включиться в правящие группы, отказываясь от массовой базы и принимая правила
игры в верхах. Однако ни конструктивная позиция, ни сверхлояльность так
называемых партий не дают им возможности реально влиять на политику групп,
борьбу внутри них или формирование государственности. Именно эта растущая
маргинализация политических организаций толкает их на выдвижение фантастических
проектов государственного строительства: от возрождения земских соборов и
монархии до созыва Учредительного собрания.
Однако в пестрой гамме партий,
движений, организаций и блоков можно выделить три группы, имеющие шансы влиять
на реальную политику или, вернее, способные стать опорой той или иной правящей
фракции.
Во-первых, это так называемая
"непримиримая оппозиция" (условно правые), объединяющая в несколько
блоков пестрые группы от коммунистов до монархистов и шовинистов всех мастей.
Эти партии могут стать опорой сильных автократов второго эшелона, предлагающих,
как подчеркивалось выше, решать проблемы и противоречия силовыми методами.
На условно левом фланге вокруг
призрачной ДемРоссии и реально претендующего на лидерство в этой группе
Российского движения демократических реформ объединяются реформаторы-радикалы,
приведшие к власти нынешние правящие группы и давшие им кадровое пополнение.
Теперь они оказались не у дел и всеми силами стараются быть полезными власти,
даже соглашаясь поддержать режим личной власти.
Наконец, в центре все более
прочные позиции занимает Гражданский союз, пожалуй, самое перспективное
объединение партий и групп как промышленников-прагматиков, так и
политико-центристов, реально представляющих себе методы модернизации и
перспективы развития государственности. Однако и центристы, все более
усиливающие свое влияние в партийном лагере и парламенте, видимо, рискуют
остаться на предстоящем референдуме и возможных выборах без массовой опоры,
приняв правила игры в верхах, не создавая сети тех организаций, которые могли
бы лечь в основу будущего гражданского общества в России.
Политический кризис, возникший не
в процессе создания новой государственности, а в ходе борьбы за власть, вступил
в новую фазу, грозящую распадом еще "не сложившегося' государства.
Отсрочка решения конфликта до весны в наших условиях может способствовать лишь
его обострению. Уже сейчас оба противостоящих лагеря объявляют о намерении
продолжать борьбу вне зависимости от результатов референдума, а отдельные
регионы России отказываются от него или собираются дополнить вопросом о
целесообразности пребывания в федерации. Учитывая, что результаты союзного
референдума 1991 г. были проигнорированы местными элитами, и это имело тяжелые
последствия, можно с уверенностью констатировать, что процесс складывания
российской государственности находится под новой угрозой.
Заключение
Сейчас Россия проходит нелегкий путь становления федеративной государственности
через многослойную федеральную систему, при которой субъекты Федерации при
формальном равенстве оказались по многим параметрам фактически неравны. Потребуется
сложный, длительный процесс, чтобы субъекты Федерации получили равные права.
Еще рано готовить о фактическом равенстве субъектов Федерации, так как прежде
всего не завершено формирование соответствующей вертикали исполнительной власти.
Федерализм представляет собой универсальный инструмент организации государства,
который отвечает как критериям целостности и единства, так и широкой самостоятельности
субъектов Федерации, федерализм для России это оптимальная, наиболее отвечающая
размером, сложному региональному и многонациональному составу страны, форма
государственного устройства. Это более современное политическое средство
урегулирования, децентрализации государственной власти и широкого демократического
участия народных масс в построении могущественной державы.
Таким образом,
федеративное устройство представляет собой лучший способ политического развития
многонациональной России,
переживающей сложный этап глубоких общественных преобразований, установление
подлинно равноправных и стабильных отношений между субъектами Российской
Федерации,
между центральной и местной властью.
В 1994-1998 гг. осуществлялась гармонизация
внешнеполитического курса России с политикой ведущих индустриальных держав
мира, повышение степени ее интегрированности в мировую экономическую систему и
усиление ее роли в деятельности авторитетных международных организаций,
укрепление позиции на постсоветском пространстве с ориентацией на более тесные
и плодотворные двусторонние отношения со странами СНГ. Наконец, период 1999-2004
гг. можно охарактеризовать как этап реалистической внешней политики
постсоветской России, в рамках которой выстраиваются двусторонние отношения с
самыми разными странами мира, основанные на балансе взаимных интересов и
понимании фактического потенциала современной России на международной арене.
Постепенно определились два
важнейших направления российской внешней политики. Прежде всего, это
установление отношений с бывшими советскими республиками или так называемым
ближним («новым») зарубежьем и дальнейшее развитие отношений с ведущими
странами «дальнего зарубежья» Востока и Запада, в первую очередь с США и
государствами Евросоюза.
Список литературы
1.
Данилов Д. Интересы России // Международная политика
№2, 2004
2.
Зуев М.Н. История России с древнейших времен до конца XX века. – М.: Дрофа, 2001. –
896с.
3. Министр
иностранных дел Российской Федерации Игорь Иванов следующим образом
охарактеризовал российскую позицию в отношении региона: "Наша цель состоит
в том, чтобы не допустить расхождений в поисках подходов к решению конкретных
проблем, сделать все, чтобы не допустить всеобщей конфронтации, потому что в
конечном счете это не в наших интересах…" (Ivanov
I. La Russie et l’Asie-Pacifique // Politique Etrangиre. 1999. № 2. P. 310).
4.
Официальная позиция России изложена в статье: Левитин О. Конфликт на Балканах:
Дипломатические аспекты // Год планеты: 1995. М.: Республика, 1995. C. 399-403.
5.
Перевалов В.Д. Политология. – М.: Издательство НОРМА,
2002. – 392с.
6.
Сельванюк М.И., Гладкая Е.А., Подгайко Е.А. История
России – 100 экзаменационных вопросов. – М., 2002. – 256с.
7.
Хуторской В.Я. История России. От Рюрика до Ельцина. М,
2000, - 560с.
[1]
Гаджиев К.С. Геополитика. М.,1997
[2]
Сорокин К.Э. Геополитика современного мира и Россия// Политические
исследования. 1995. №1.