Термин альтруизм ввел в прошлом веке Огюст Конт и провозгласил принцип «vivre pour autrui» — «жить для других», как «религию человечества». Он также утверждал, что животные способны к инстинктивному альтруистическому поведению. С момента выхода в свет статьи В. П. Эфроимсона «Родословная альтруизма» тезис о генетической обусловленности альтруистического поведения подвергался острой критике. Во многом это было обусловлено идеологичностью проблемы. Но тем не менее, теперь мало у кого вызывает сомнение, что корни альтруизма тянутся к нашим далеким животным предкам. Более того, у некоторых видов животных альтруистическое поведение выражено ничуть не меньше, чем у человека. Есть некоторый разброс в степени выраженности между отдельными особями вида, но подобный разброс существует и между представителями рода человеческого. Эксперименты подтверждают вышесказанное. То же самое происходит и в человеческом обществе. Если альтруистическое поведение животного связано с его генетическими характеристиками, то нет никаких оснований полагать, что у человека все обстоит иначе. Известно, что практически все способности человека могут развиваться и совершенствоваться воспитанием и обучением. Однако эти же способности в не меньшей мере контролируются генами. И такой генетический контроль может быть решающим. Если у человека нет музыкального слуха, то никакие условия, никакое обучение не помогут ему стать хорошим музыкантом, как бы он ни старался. Проблема альтруизма решается генетически. Это было аккуратно подсчитано еще 50 лет назад. Альтруизм — это значит: отдать свою жизнь или свое благо за ближнего. Степень близости вычисляется с помощью дифференциальных уравнений, о чем, собственно, было написано еще в 32-м году. Получается, что за сына, за дочь, за племянника гибнуть стоит, а за троюродного брата не стоит, потому что вероятность наследования моих генов уже слишком мала. Это и есть генетическая основа альтруизма, причем для всех. Генетика обусловливает так называемую норму реакции. Более того, норма реакции меняется в онтогенезе. Например, пес, который раньше загрыз бы каждого, кто приблизился к нему, в старости, в силу накопления гормона пролактина, становится таким «добрым», что может отдать жизнь за щенка, и даже недавно терзаемому им котенку позволить, есть из своей миски. Это гормонально обусловленный альтруизм, и тут больше ничего нет. У людей две линии наследования: через ДНК, генетическая, и через накопленное знание, через преемственность жизненного опыта, культуры. Распределение в популяции альтруистов и.эгоистов, какое бы оно ни было, показывает необходимость и тех и других. Упаси Бог, все бросятся на амбразуру, а размножаться кто будет! В силу того, что гены перемешаны, что есть общий фон, эгоисты столь же необходимы, сколь и альтруисты. Значит, в этом распределении есть центр, который питает оба полюса в зависимости от обстоятельств. Память человечества сохраняется и передается в поколениях через искусство. В былинах, в кратких лозунгах или в художественном творчестве, но обязательно. И это единственное, что отличает человека от животного с точки зрения нравственности. Без культуры не может быть нравственности. Не будет в нужный момент «формулы поведения», запечатленной в традициях и в искусстве, если герой не будет знать, что идея гибели безупречна — он не станет героем. Но есть и другой лозунг: «Кто носорогу дорогу уступит, тот, несомненно, разумно поступит...», Думать не нужно, нужно знать «формулу поведения». Это великое произведение великого писателя Заходера. «Любо толкаться ему, толстокожему, но каково же бедняге прохожему...» Если я не буду знать это стихотворение и из альтруистических соображений погибну — это будет напрасно. Поэтому без искусства, без той памяти, которая накапливается поколениями, никакого альтруизма и быть не может. Когда в конце июня 41-го года запела вся страна: «Вставай, страна огромная...» Что это было? И альтруисты и эгоисты, все пошли на призывные пункты, все нормальные люди. Все резко сместилось. Поэтому — естественный отбор по генетической и культурной линиям. И ничего сверх того. Согласно американским исследованиям, в детерминации альтруизма большую роль играет генотип. Исследования на монозиготных и дизиготных близнецах, которые или росли вместе (одинаковая среда) или были разлучены (разная среда), показывают, что большинство личностных характеристик детерминировано генами, а не средой. Например, по таким признакам как агрессивность — альтруизм, радикализм — традиционализм, отношение к смертной казни, предпочтения в музыке (классическая — электронная) монозиготные близнецы похожи независимо от того, росли они вместе или врозь. У дизиготных однополых близнецов личностные характеристики не коррелируют, независимо от среды. А приемные дети по характеру похожи на своих биологических родителей Исходя из того, что есть два канала информации — генетический, в котором она закодирована в последовательности нуклеотидов в ДНК, и лингвистический, в котором она передается от родителей к детям (причем язык может быть не только звуковой), великое достижение рода человеческого (и великое его проклятье) в том, что соотнесение, себя с другими он передоверил иному, чем у животных каналу — лингвистическому. Столь резкая перестройка не могла не оставить доказательств в результатах эволюции — в ныне живущих формах живых существ. Можно наметить три этапа такой перестройки: 1. Альтруистические поступки (как и все прочие) основаны на безусловных рефлексах. Работает один канал информации — генетический, через ДНК.. 2. Альтруистические поступки основаны на условных рефлексах. Можно привести много примеров, но самый любопытный — импринтинг, особенно характерный для птиц. Птица, воспитанная особью другого вида, признает ее за свою — и не признает собратьев. Лоренц пишет, что воспитанные им гусята признавали его за маму, а галка — за брачного партнера. 3. Правила отношений между особями вида (а это, в общем-то, и есть этика) полностью переключаются на лингвистический канал. Архитектор не может строить сложные сооружения инстинктивно, подобно пчеле. Так же и этика его неинстинктивна — он усваивает ее по моральным прописям, религиозным заповедям, притчам, историческим примерам. Плохо это или хорошо? Трудно сказать. Нужно учесть, что даже у животных «этические нормы» разные у разных популяций одного и того же вида. Как правило, они соблюдаются только среди относительно близких родственников (одного рода). По наблюдениям Эйбл-Эйбесфельдта, серые крысы живут колониями, ведущими начало от одной самки, и загрызают пришельцев из других колоний. Такая «двойная бухгалтерия» сохраняется и у примитивных человеческих общим. Альтруизм, вплоть до самопожертвования, взаимопомощь, вообще добрые отношения распространяются только на членов рода, при экзогамных брачных связях еще и на членов родов, откуда берутся мужья и жены. Члены других родов и племен вообще не считаются людьми — их не только можно, но и нужно убивать и съедать. В смягченных вариантах такая этика сохранилась кое-где и до наших дней, вплоть до чеченских тейпов и казахских жузов. Именно двойственной природой человека определяется сложность однозначного обозначения истоков и значения альтруизма. Ведь в человеке два начала - биологическое и социальное. Если говорить о биологическом начале, то удобной моделью для изучения генетического обеспечения социального поведения служат так называемые линейные мыши — с определенной наследственностью, хорошо изученные с генетической стороны. В любом животном сообществе, как известно, устанавливается определенная иерархия социальных отношений. Обязательно есть «лидер», его «приближенные» и «подданные», т. е. отношения строятся по вертикали. Иерархию у мышей демонстрируют следующие опыты: в ванночку с водой, где есть платформа с площадками разной высоты, опускают мышей. Они, естественно, стремятся выйти из воды и расположиться на платформе. Самую высокую площадку всегда захватывает одна, самая сильная мышь, площадку пониже — еще две-три мыши, которые активно не позволяют остальным вылезти из воды. Такое поведение характерно для большинства исследованных линий за исключением одной (линии 101/НУ). У этих мышей поведение было совершенно нетривиальным: все вылезли из воды, встали задними лапками на нижнюю площадку, передние положили на среднюю, а верхняя площадка не была занята никем. Это пример отношений по горизонтали, когда «уважается» каждая личность, независимо от ее свойств. Это пример альтруистического поведения, регулируемого на генетическом уровне, так как различия между линиями чисто генетические, и их можно изучать. Эти опыты были проведены в Институте нормальной физиологии имени П. К. Анохина. Они говорят о генетическом обеспечении альтруистического поведения. Животное — система сложная, и «подстраховка» поведения осуществляется и на следующих уровнях организации. В 70-е годы, в журнале «Наука и жизнь» была опубликована статья П. В. Симонова, где рассказывалось об очень интересных опытах с крысами. Когда крыса подбегала к кормушке, замыкалась электрическая цепь, и крысу в соседней клетке, отделенной прозрачной перегородкой, начинало бить током. Животные у кормушки видели ее страдания, но реагировали на них по-разному. Часть из них (20%), один раз увидев мучения соседки, больше не приближались к пище, предпочитая погибнуть от голода, но не причинять боль другому. Часть (тоже 20%) несмотря ни на что продолжали есть, даже когда уже были сыты. 60% подопытных вели себя «конформистски» — быстро подбегали к кормушке, схватывали пищу и убегали в безопасное место. Причем в этих опытах очень четко сохранялись количественные соотношения между альтруистами, эгоистами и конформистами. Стали выяснять, какие разделы мозга связаны с таким удивительным поведением, и оказалось, что это — особые структуры подкоркового слоя, так называемые амигдалы, миндалевидные скопления нервных клеток. Их удаление резко меняло поведение, но не всех животных, а только тех, которых можно назвать конформистами. У альтруистов и эгоистов оно ничего не меняло, а конформисты с удаленными амигдалами разделились на две группы: 50% альтруистов и 50% эгоистов. Эти опыты выявляют и генетические основы поведения и то, как оно «корректируется» на физиологическом уровне. Наличие амигдал помогает ориентироваться в определенной обстановке и регулировать поведение в ту или другую сторону. Такое же соотношение между альтруистами и эгоистами сохраняется и в человеческом обществе. Например, проводилось тестирование американских студентов, конечно, без оглашения цели испытаний. Им предлагали выполнить задание на стенде, предупреждая, что от этого зависит их карьера. При замыкании электрической сети в соседнем застекленном помещении актер, якобы студент, изображал муки от электрического шока. 20% студентов после первого же включения прибора отказались от участия в опытах, ставя крест на своей дальнейшей карьере. 20% — довели опыты до конца, несмотря на то, что видели мучения «коллеги». Эти данные опубликованы в научной литературе, и специалисты с ними хорошо знакомы. Удивительно, что при удалении из сообщества альтруистов и эгоистов в следующих поколениях они появлялись вновь, и соотношение между ними восстанавливалось. Это тоже было показано в опытах с крысами. Может быть, здесь проявляются законы наследственности Менделя? Если предположить, что ген альтруизма — рецессивный, а ген эгоизма — доминантный, то понятно, почему так редко встречаются альтруисты. А у конформистов есть и тот и другой ген, но присутствие альтруистического замаскировано эгоистическим. Однако их дети вполне могут быть или чистыми альтруистами или чистыми эгоистами, т. е. именно конформисты «поставляют» в общество и тех и других. Довольно часто встречаются рассуждения о том, что альтруисты эволюционно не выгодны, так как они первыми погибают в критических условиях и не оставляют потомства. Это действительно так, и в полной мере относится к человеческому обществу. Об этом писал А. Швейцер, говоря о безнравственности в послевоенное время, когда моральные нормы устанавливаются численно преобладающими преуспевающими эгоистами, а конформисты принимают правила игры. Но проходят годы, вновь появляются чистые альтруисты, и все возвращается на свои места. Эта закономерность проявляется в так называемом «законе Ключевского» — законе о третьем «небитом» поколении. Лишь третье поколение, выросшее без страха физического уничтожения, способно на активные действия. Вот примеры из русской истории: при Иване Калите кончились набеги татар на Русь, он сам собирал подати и отправлял их в Орду, тем самым предохраняя своих людей от физического уничтожения. Его внук (третье поколение) вывел войско на Куликово поле! Несчастный император Петр III за несколько месяцев своего правления успел выпустить Указ о вольности дворянства и через 60 лет, в 1825 году, в России открыто выступили декабристы (дворяне). В 1861 году отменили крепостное право — до 1917 года оставалось 56 пет! Если говорить о наших днях, то, как считает В. П. Лебедев, третье «небитое» поколение рождается сейчас. Отсчет идет от смерти Сталина: на каждое поколение приблизительно двадцать лет. Если мы не дадим втянуть себя а какую-либо военную авантюру наподобие Афганистана, то могут возникнуть условия для восстановления генетического обеспечения нравственности. Но имеет смысл возразить и тем, кто считает, что альтруисты эволюционно не выгодны, так как они первыми погибают в критических условиях и не оставляют потомства. Вовсе нет. Генетики, изучающие поведение мышей, рассказывают, что доминирующие особи так заняты охраной захваченной территории и упрочением своего главенствующего положения, что почти «забывают» о таком предназначении, как продолжение рода. Поэтому у особей, занимающих более низкое положение, потомство более многочисленное. Так сама природа регулирует соотношение между носителями, если можно так выразиться, разного представления о нравственности. И все-таки дело обстоит не так просто. Недостаточно считать, что гены альтруизма и эгоизма — обычные гены, наследуемые по законам «формальной», как говорили раньше, генетики. Ведь основной вывод из выше описанного опыта с крысами: альтруизм есть высшая форма эгоизма — суперэгоизм. Альтруисты — это особи (будь то крыса или человек), которые так любят себя, что предпочитают умереть, но не страдать от мучений других. Такой вывод, возможно, шокирует тех, кто хотел, чтобы добро было только добром, а зло — только злом. Но приведенные сведения — научный факт. Допустим, что ген альтруизма — это множественный ген, подобно гену черной окраски у кролика. Чем больше этих генов, тем больше черных пятен на белой шкурке, но до определенного предела это все-таки пятнистость. Но прибавляется еще такой же ген — белый цвет исчезает, и кролик становится полностью черным. Возможно, та же история и с альтруизмом, который многие считают вторичным по отношению к эгоизму. Подобное объяснение кажется вполне логичным, оно снимает таинственность с вопроса о появлении в биологическом мире такого «непрактичного» явления как альтруизм. Можно считать, что это — проявление на генетическом уровне такого общего закона, как переход количества в качество. Все это относится к биологической составляющей человека, - тому биологическому фундаменту, не учитывая который невозможно понять его социальную сущность. Очень важен моральный климат: альтруисты и эгоисты всегда останутся сами собой, но конформисты, которых большинство, будут такими, какими хочет видеть их общество. Здесь можно вспомнить о религии, о том, какой огромной нравственной силой она обладает. Хотим мы этого или не хотим, но все мы живем по нравственным правилам, установленным Церковью, а их нарушение считаем безнравственным. В свое время на меня большое впечатление произвели слова о том, что там, где уничтожается религия, начинается безнравственность. И последнее. Хочется, чтобы здесь прозвучало имя Дмитрия Петровича Филатова, основателя кафедры эмбриологии Московского университета. Это был талантливый ученый, очень много сделавший для экспериментальной эмбриологии в нашей стране. Сын богатого помещика, он унаследованную землю отдал крестьянам, формально продав ее за бесценок — по 5 копеек за десятину. Это привело к разрыву с семьей, и фактически он прожил жизнь отшельником, но очень многим помогал, и был очень доброжелательным человеком. Умер Д. П. Филатов в 1943 году, и когда разбирали оставшийся после него архив, нашли неизвестную рукопись. Это была глубокая философская работа «Норма поведения или мораль будущего с естественноисторической точки зрения. Написана она была в 1940 году, а напечатана в конце 60-х в сборнике «Пути в незнаемое». В ней он разбирает происхождение эгоизма и альтруизма, рассматривает биологические основы этих явлений и на примере литературных образов русских писателей показывает основные черты истинных альтруистов. Альтруисты, приходит к выводу Филатов, в основном встречаются среди людей малого достатка, и очень определенно отвечает, почему это так. «У людей физического труда и малообеспеченных ребенок приучается к тому, что кроме удовлетворения своих потребностей нужно удовлетворять и какие-то общие. Происходит подавление эгоистического начала (ведь первые слова в лексиконе ребенка — «дай», «мое» — уже связаны с противопоставлением себя всему остальному)». Поэтому надо, чтобы «большая часть поступков ребенка... была поставлена на службу не ему самому, но направлена на потребности других, родных или чужих. Так формируется поведение, которое отучает от привычки ставить себя в центр вселенной или не дает образоваться этой привычке». При воспитании ребенка «все внимание должно быть обращено на то, чтобы приучить формирующегося человека к мысли, что трудиться на пользу других так же необходимо, как необходимо не воровать, быть честным...» Филатов часто обращается к христианству, но с какой-то горечью и разочарованием. И хотя все его герои — христиане и истинно верующие люди, он считает это случайным и необязательным. Основное расхождение Филатова с христианскими догмами — неприятие представления о личном бессмертии. Он считает, что для истинных альтруистов, носителей морали будущего, основное — это любовь к жизни во всех ее ипостасях. Без этой любви к жизни в них бы не проявлялась огромная моральная сила, граничащая с самоотречением, которая заставляет жертвовать личным, чтобы сохранить гармонию целого. Такие люди настолько любят жизнь, что ради нее готовы умереть, в них нет страха смерти. «Любящий жизнь не боится смерти, а любящий житейские удовольствия — очень, очень боится». Таких людей, носителей новой морали, очень немного, но Филатов верил, что их будет все больше, и тогда «картина человеческих отношений изменится».