Оглавление

Введение……………………………………………………………………….3

1. Понятие «группа» в психологии…………………………………………..4

2. Личность в группе: проблема сплоченности……………………………13

Заключение…………………………………………………………………..22

Список литературы………………………………………………………….23

Введение

Семья, спортивная команда, дружеская компания, во­инское подразделение, школьный класс, банда преступни­ков, производственная бригада, кучка любопытных на ме­сте происшествия, экипаж космического корабля... Этот список при желании можно было бы продолжать до беско­нечности. Многообразие реальных естественных групп, жизнедеятельность которых и является, в конечном счете, основным объектом исследования соцально-психологической науки, поистине беспредельно.

Именно по этой причине неоднократно предпринимав­шиеся попытки создания какой-то универсальной социаль­но-психологической классификации групп совершенно за­кономерно потерпели неудачу. Всякая классификационная схема, какой бы развернутой и полной она ни была, не может претендовать на исчерпывающий характер, т.к. до­бавление любого уточняющего основания классификации автоматически не только наращивает ее разветвленность, но и существенно меняет ее содержание. Как правило, вы­бор тех или иных оснований диктуется целями и задачами конкретных исследований и дифференцирует рассматрива­емые группы по дихотомическому принципу. Примером этому могут служить ставшие уже традиционными в соци­альной психологии противопоставления групп больших и малых, первичных и вторичных, организованных и неорганизованных (стихийных), официальных (формальных) и неофициальных (неформальных), высокоразвитых и низ­коразвитых, устойчивых (стабильных) и ситуативных (временных), референтных и групп членства и т.д.

1. Понятие «группа» в психологии

Этимологически «группа» восходит к двум корням: «узел» и «круг». В XVII в. термин «группа» (от итальянского groppo, gruppo) использовался художниками и скульпторами для обозначения такого способа компоновки изобразительного материала, при котором фигуры, образуя доступное взору единство, производят целостное художественное впечатление. В XVIII в. это слово широко распространяется как указание на возможность объединения некоторого числа однородных неодушевленных объектов и начинает употребляться для наименования реальных человеческих общностей, члены которых обладают каким-либо отличающим их общим признаком [1; 5].

Однако потребовалось целое столетие, пока явление, обозначаемое словом «группа», стала предметом широкого и осознанного научно-психологического интереса. Психологическое открытие социальной группы как особой реальности человеческих отношений произошло во второй половине XIX в. и послужило решающим стимулом развития новой «парадной» ветви психологического и социологического знания – социальная психология. Именно в это время К.Д.Кавелин, П.Л.Лавров, Н.К.Михайловский, Н.Н.Надеждин, Г.В.Плеханов, А.А.Потебня и другие в России, В.Вундт, Г.Зиммель, Ф.Теннис в Германии, Д.С.Милль, Г.Спенсер в Англии, С.Сигеле в Италии, Э.Дюркгейм, Г.Лебон и Г.Тард во Франции, Ф.Гиддингс, Ч.Кули, Э.Росс, А.Смолл, У.Томас и Л.Уорд в США, пытаясь осмыслить общественно- исторические процессы своего времени (формирован6ие государств, революции, войны, индустриализацию, урбанизацию, возросшую социальную и профессиональную мобильность населения и пр.), обратились к анализу – преимущественно умозрительному – психологических особенностей народов, общества, масс, толпы, публики, полагая, что именно психология больших социальных общностей определяет ход истории. К концу XIX в. в понятийный аппарат социальной психологии прочно воли такие понятия, как «национальный характер», «национальное сознание (самосознание)», «социальное мышление», «менталитет», «коллективные представления», «массовое поведение», «лидерство» и др. [5].

Утверждение естественно-научной парадигмы в социальной психологии, ориентированной на идеал строгого объективного физического знания, а также запросы различных сфер общественной практики послужили причиной того, что в 10-20-е гг. ХХ в. главным объектом эмпирического (прежде всего экспериментального) изучения постепенно становится малая группа – ближайшее социальное окружение человека, среда его непосредственного общения. В.М.Бехтерев и М.В.Ланге, а вслед за ними Б.В.Беляев, А.С.Залужный и другие российские ученые, их американские коллеги Ф.Олпорт, Ф.Трэшер, У.Макдуголл, переехавший к тому времени в США, немецкий исследователь В.Меде на основе разработанных эмпирических данных приходят к выводу, что взаимодействие с другими людьми и даже их присутствие – реальное, воображаемое или подразумеваемое – существенно влияет на мысли, чувства и поведение человека и, более того, сопровождается возникновением «надындивидуальных» явлений, свойственных некоторой совокупности лиц как целому. В те же 20-е гг. пристальное внимание малой группе начали уделять психотерапевты, педагоги, социальные работники, расценившие ее как важное условие и необходимый контекст эффективного разнопланового воздействия на индивида [1].

С 30-х гг. интерес к психологической проблематике групп приобретает массовый и устойчивый характер, особенно в США. Давно ставшие классическими исследования Э.Мэйо, Я.Морено, М.Шерифа, К.Левина, его первых американских учеников Р.Липпита, Р.Уайта, Д.Картрайта, Л.Фестингера, к которым несколько позже примкнули А.Бейвелас, Дж.Френч, М.Дойч, Дж.Тибо, Г.Келли, заложили основу современного понимания природы внутригрупповых процессов, равно как и продемонстрировали возможности работы с группой как объектом и инструментом психотехнического воздействия [3].

Несмотря на без малого полуторавековую традицию социально-психологического исследования человеческих общностей, проблемная область их анализа осознана авторами отнюдь не единодушно и не окончательно. В чем состоят те фундаментальные неясности, которые позволяют считать группу в полном смысле слова проблемой (от греч. «трудность, преграда») социально-психологического знания?

По мнению А.И.Донцова [2], история и современное состояние психологического изучения социальных групп – это систематически возобновляющиеся попытки ответить на пять блоков фундаментальных вопросов:

1) - Как первоначально номинальная общность некогда посторонних людей превращается в реальную психологическую общность?

      - Благодаря чему возникают и в чем состоят феномены и процессы, знаменующие рождение группы как целостного психологического образования?

      - Как появляется и проявляется групповая сплоченность?

2)  - Каков цикл жизнедеятельности группы от момента возникновения до распада?

     - Каковы предпосылки и механизмы ее перехода от одного качественного состояния к другому?

     - Какие факторы определяют длительность существования группы?

3) - Какие процессы обеспечивают стабильность и эффективность функционирования группы как коллективного субъекта общей деятельности?

      - Каковы способы стимуляции ее продуктивности?

      - Как возникает и реализуется руководящее начало групповой активности?

      - Как происходит функционально-ролевая дифференциация членов группы либо ее подгруппы?

      - Влияет ли структура взаимодействия людей в группе на характер их межличностных отношений?

4) - Как зависит психологическая динамика группы от ее положения в обществе?

     - В какой степени социальный статус группы предопределяет траекторию ее жизненного пути?

     - Как связаны внутригрупповые процессы и феномены с особенностями межгрупповых отношений данной группы?

 5) – Происходит ли что-либо с человеком, когда он становится членом группы?

     - Изменяются ли его взгляды, ценности, привычки, пристрастия?

     - Если да, каковы механизмы воздействия группы на личность и на сколько глубоки его последствия?

     - Может ли и при каких условиях отдельная личность выступить фактором групповой динамики?

    - Как сказываются на судьбе группы индивидуально-психологические особенности ее участников?

Многообразие социальных объединений, выступавших объектами психологического анализа на протяжении полуторастолетий, равно как и серьезные трансформации, которые они претерпели за этот период, исключают однозначность встречающихся в литературе ответов на поставленные вопросы. Однако направленность их решения просматривается достаточно четко: она продиктована сложившимся пониманием сущности социальной группы как относительно устойчивой совокупности людей, исторически связанных общностью ценностей, целей, средств либо условий социальной жизнедеятельности. Конечно, само по себе эта дефиниция, впрочем, как любая другая из многих десятков существующих в социальной психологии, не позволяет полностью и всесторонне охарактеризовать психологическое своеобразие столь многопланового явления, как человеческая группа. Давно известно, что всякое явление всегда богаче собственной сущности. Многоликость, динамичность и изменчивость реальных социальных групп не могут быть сведены к остающимся неизменными их сущностным свойствам – стабильности, историчности, общности жизнедеятельности. Однако другого пути у нас нет, ибо дать определение какого-либо объекта – это значит сформулировать критерии его отличия от других объектов, критерий же (от греч. «мерило, пробный камень») может быть только устойчивым, следовательно,  сущностным отличительным признаком. Какими же качествами должна обладать некоторая совокупность людей, чтобы ее можно было отнести к разряду социальных групп?

Детальный анализ социально-психологических представлений о природе социальной группы, сложившихся в русле различных теоретических ориентаций, к числу главных отличительных признаков социальной группы позволяет отнести следующее [3; 4]:

1) включенность человеческой общности в более широкий социальный контекст, систему общественных отношений, определяющих возможность возникновения, смысл и пределы существования группы и задающих (прямо или от противного) модели, нормы или правила межиндивидуального и коллективного поведения и межгрупповых отношений;

2) наличие у членов группы значимого основания (причины) сообща находиться в ней, отвечающего интересам всех ее участников и способствующего реализации потребностей каждого;

3) сходство участи состоящих в группе людей, которые разделяют условия, события жизни и их последствия и в силу этого обладают общностью впечатлений и переживаний;

4)  длительность существования, достаточная для возникновения не только специфического языка и каналов внутригрупповых коммуникаций, но и коллективных историй (традиций, воспоминаний, ритуалов) и культуры (представлений, ценностей, символов, памятников), оказывающих унифицирующее воздействие на мироощущение членов группы и тем самым сближающих их;

5) разделение и дифференциация функциональных ролей (позиций) между членами группы или ее подгруппами, обусловленные характером общих целей и задач, условий и средств их реализации, составом, уровнем квалификации и склонностями образующих группу лиц, что предполагает кооперативную взаимозависимость участников, комплементарность (взаимодополнительность) внутригрупповых отношений;

6) наличие органов (инстанций) планирования, координации, контрольно-групповой жизнедеятельности и индивидуального поведения, которые персонифицированы в лице одного из членов группы, наделенного особым статусом (вождя, монарха, лидера, руководителя и т.п.), представлены подгруппой, обладающей специальными полномочиями (парламент, политбюро, дирекция, ректорат и т.п.), либо распределены между членами группы и обеспечивают целенаправленность, упорядоченность и стабильность ее существования;

7) осознание участниками своей принадлежности группе, самокатегоризация в качестве ее представителей, более сходных друг с другом, чем с членами иных объединений, возникновение на этой основе чувства «Мы» («Свои») и «Они» («Чужие») с тенденцией переоценивать достоинства первых и недостатки вторых, особенно в ситуации межгруппового конфликта, стимулирующего рост внутригрупповой солидарности за счет частичной деперсонификации самовосприятия членов группы, рассматривающих себя в ситуации угрозы извне как ее равнозначных защитников, а не изолированных обладателей уникальных особенностей;

8) признание данной человеческой общности как группы ее социальным окружением, обусловленное участием группы в процессе межгрупповой дифференциации, способствующей становлению и обособлению отдельных общественных объединений и позволяющей со стороны различать их в сложной структуре социального целого и идентифицировать их представителей на основе разделяемых сообществом критериев, сколь бы схематичны, ригидны и пристрастны они ни были: стереотипизированность и эмоциональность межгрупповых представлений, возможно, позволяют сомневаться в их истинности, но отнюдь не препятствуют эффективному опознанию и категоризации как самих групп, так и их участников.

Каким образом ограниченная в социальном пространстве совокупность людей приобретает названные признаки социальной группы? Благодаря чему исторически конкретное множество лиц становятся коллективным субъектом социально-психологических феноменов? Г.М.Андреева, Л.П.Буева, А.В.Петровский [4], ряд других отечественных исследователей, считают главным системообразующим и интегрирующим основанием группы социально обусловленную совместную предметную деятельность. В первом приближении она может быть понята как организованная система активности взаимодействующих индивидов, направленная на целесообразное производство (воспроизводство) объектов материальной  и духовной культуры, т.е. совокупности ценностей, характеризующих способ существования общества в данный исторический период. Содержание и формы групповой жизнедеятельности  в итоге продиктованы палитрой общественных потребностей  и возможностей. Социальный контекст определяет материальные и организационные предпосылки образования группы, задает цели, средства и условия групповой активности, во многом и состав реализующих ее индивидов.

Формы групповой взаимозависимости людей столь же многообразны, как сами человеческие объединения. Это язык, территория, одежда, каналы коммуникаций, обычаи, традиции, ритуалы, символы, убеждения, верования, объединяющие представителей этнических, политических, религиозных и других больших групп. Это общее зрелище, массовое действие или событие – концерт рок-звезды, демонстрация, стихийное бедствие, временно сближающие порой значительное количество посторонних лиц. Это непосредственно наблюдаемое взаимодействие нескольких лиц, активно помогающих друг другу достичь общей цели: вытащить невод, потушить пожар или сыграть спектакль. Это зачастую скрытые от беглого взгляда эмоциональные взаимоотношения членов футбольной команды, педагогического коллектива и иных малых групп: любовь и ненависть, жертвенность и эгоизм – тоже проявление созависимости. Это, наконец, сам способ повседневного бытия человека, усердно воспроизводящего общественные – внутренне предполагающие наличие других людей – порядки даже на необитаемом острове. Можно, как известно, страдать одиночеством в толпе, но и незримая толпа способна отравить уединение.

Простые и сложные, прямые и опосредованные межиндивидуальные связи порождены групповым характером человеческой жизнедеятельности и не могут быть адекватно поняты в отрыве от ее содержательных и структурно-функциональных особенностей. Группа присяжных заседателей, выносящих решение о виновности подсудимого, и жюри музыкального конкурса, определяющее лауреата, могут быть идентичны по численности, половозрастному составу, длительности существования и иным признакам, но царящая в них психологическая атмосфера различна. Впрочем, подобные различия можно обнаружить и при сравнении групп с более сопоставимыми целями деятельности. Хотя и членов королевской фамилии, и казацкий род объединяют отношения родства, способы их поддержания далеко не тождественны. Целостная система активности взаимодействующих индивидов выступает как способ реализации определенного вида совместной деятельности, а сама группа – как ее совокупный субъект в исторически конкретном общественном контексте. Социально обусловленные закономерности осуществления и воспроизводства совместной деятельности – материальной или духовной, производственной или семейной, созидательной или деструктивной, творческой или рутинной – и приводят к возникновению группы как реальной психологической общности. Отомрет деятельность – прервется общность, а вместе с ней перестанет существовать группа.

Показательно, что содержание, способ возникновения, форма осуществления, длительность существования совместной деятельности, количество и характер взаимосвязей ее участников являются главными основаниями классификации групп. По числу участников («размеру») различают малые и большие группы, по непосредственности взаимодействия и взаимоотношений – первичные и вторичные, по способу образования – спонтанно возникшие, неформальные (неофициальные, «естественные») и институционально созданные, формальные (официальные) группы, по длительности существования – временные и постоянные, по степени регламентации групповой жизнедеятельности – организованные и неорганизованные, по проницаемости границ – открытые и закрытые, по личностной значимости для участников – референтные группы и группы членства, по уровню развития – становящиеся (вновь созданные, «диффузные») и развитые группы (коллективы). Названные основания классификации имеют эмпирический характер и представляют собой совокупность взаимосвязанных дихотомических, точнее псевдодихотомических делений, используемых для упорядоченного описания реальных групп, обычно противопоставляемых условным, искусственно сконструированным исследователем по определенному признаку [1; 4].

Конечно, по-прежнему особое внимание социальных психологов привлекает малая группа – ограниченная совокупность непосредственно («здесь и теперь») взаимодействующих людей, которые:

1) относительно регулярно и продолжительно контактируют лицом к лицу, на минимальной дистанции, без посредников;

2) обладают общей целью или целями, реализация которых позволяет удовлетворить значимые индивидуальные потребности и устойчивые интересы;

3) участвуют в общей системе распределения функций и ролей в совместной жизнедеятельности, что предполагает в различной степени выраженную кооперативную взаимозависимость участников, проявляющуюся как в конечном продукте совместной активности, так и в самом процессе его производства;

4) разделяют общие нормы и правила внутри- и межгруппового поведения, что способствует консолидации внутригрупповой активности и координации действий по отношению к среде;

5) расценивают преимущества от объединения как превосходящие издержки и большие, чем они могли бы получить, в других доступных группах, а потому испытывают чувство солидарности друг с другом и признательность группе;

6) обладают ясным и дифференцированным (индивидуализированным) представлением друг о друге;

7) связаны достаточно определенными и стабильными эмоциональными отношениями;

8) представляют себя как членов одной группы и аналогично воспринимаются со стороны [5].

Вернемся к исходному вопросу: так что же  произошло с группой социальной психологии? Отвечая на этот вопрос А.И.Донцов [2] говорит: «По моему мнению, с группой произошло по крайней мере три события. Во-первых, теоретическая девальвация концепта «группа»: вопреки реальности он рассматривается как нечто уже известное и не требующее специальных фундаментальных изысканий, хотя общей теории группы в социальной психологии, увы, по сей день не существует. Во-вторых, диверсификация понятия группы, его распространение на новые предметные области и в то же время превращение в своего рода «фон» исследований организационных систем, социальной и, в частности, этнической идентичности личности, процессов общения и т.п. В-третьих, прагматизация анализа группы, неоправданное забвение общих проблем в угоду актуальным запросам бизнеса, политики, идеологии и пр. На сколько существенную роль сыграют эти события в дальнейшей судьбе проблематике группы покажет будущее».

2. Личность в группе: проблема сплоченности

Силы сплочения группы имеют две образующие: во-первых, степень привлекательности собственной группы; во-вторых, силу притяжения других доступных групп. Группу вследствие можно определить, как совокупность индивидов, связанных так, что каждый расценивает преимущества от объединения как большие, чем можно получить вовне. Из этого необходимо заключить, что любая группа изначально сплоченна. Однако, даже если предположить исходную сплоченность, нельзя обойти вопрос, как она поддерживается во времени и от чего зависит ее постоянство. В попытках решить его исследователи поставили цель найти средства измерить наличный уровень групповой сплоченности и определить, каким способом его можно повысить.

Техника измерения групповой сплоченности включает два тесно соприкасающихся методических подхода. Первый – измерение эмоциональной привлекательности членов группы. Он строится на предположении: чем большее количество членов группы нравятся друг другу, тем привлекательнее группа в целом, тем выше индекс групповой сплоченности. Методический аппарат представлен либо социометрической техникой в различных вариантах, либо специальными шкалами симпатии. Социометрический коэффициент групповой сплоченности – это, как правило, частное отделение числа взаимных положительных выборов на теоретически возможное их количество.  При использовании шкал испытуемые оценивают взаимную симпатию по континууму с полюсами от «очень нравится» до «очень не нравится». Итоговые индексы вычисляют как среднее арифметическое взаимооценок членов группы.

Второй методический подход – изучение эмоциональной оценки группы в целом – представлен техникой шкал вопросов. В одних случаях испытываемые дают общую оценку группы: «Насколько привлекательна для Вас эта группа?», «В какой степени Вы привязаны к членам данной группы?». В других – оценивают привлекательность собственного членства в ней: «Хотите ли Вы остаться членом данной группы?», «Будь у Вас возможность выполнять ту же самую работу и за ту же самую плату, чтобы Вы сказали на счет перехода?» Итоговые показатели определяются путем усреднения индивидуальных данных. Оценивая этот методический прием, можно присоединиться к оправданному мнению, что столь «лобовые» вопросы не позволяют надеяться на искренние ответы [3].

Рассмотрим понятие кооперативного поведения группы. Поскольку кооперация рассматривается  как главный признак группы, обратимся для начала к исследованиям, выявляющим факторы кооперативного отношения к партнеру. Заметим, что кооперация в них понималась не столько как объективная взаимозависимость участников совместной деятельности, сколько как особая форма мотивации. Задана она дилеммой: во что бы то ни стало ориентироваться на собственный выигрыш, пусть и ценой чужого поражения, или учитывать запросы других членов группы, возможно, чем-то поступаясь при этом. Экспериментальная ситуация – игра в условиях лаборатории, как правило, для двух человек, один из которых – «сообщник» экспериментатора. В ответ на непосредственные действия наивного испытуемого «сообщник» придерживается какой-либо предписанной экспериментатором стратегии поведения. По заранее известным условиям игры партнеры могут действовать либо в жесткой конкурентной манере – рискуя работать только на себя, либо кооперативно – позволяя отчасти выигрывать другому, получать меньше максимально возможного.

Какая стратегия поведения побудит к кооперации партнера, поначалу не выказавшего подобного намерения? Так сформулирована главная задача обширной серии экспериментов М.Дойча. Отправным пунктом при ее решении, согласно М.Дойчу, служит сформулированный им «закон» межличностных отношений, которому автор присвоил собственное имя. Вот что он гласит: «характерные процессы и эффекты, обусловленные определенным типом социального отношения (кооперативным или конкурентным), имеют тенденцию усиливать вызвавший их тип социального отношения», иными словами, стратегия силы, тактика угрозы или обмана являются как результатом, так и предпосылкой конкурентных связей. Сходным образом стратегия общей проблемы и тактика убеждения порождаются кооперативной ориентацией и акцентируют ее. «Кооперация вызывает кооперацию, конкуренция – конкуренцию», - упрощая, формулирует автор свой закон [4].

Основываясь на этом закон, М.Дойч предложить помощнику придерживаться одной из четырех стратегий. Первая, названная стратегией «подставь другую щеку», заставляла во всех случаях демонстрировать кооперативное поведение, проявлять альтруизм даже в ответ на атаки или угрозы. Вторая «некарательная» требовала реагировать  стратегия оборонительным образом на атаки соперника, действовать так, чтобы «позитивно» противопоставиться его поведению. Третья, именуемая «устрашительной», вынуждала сообщника отвечать угрозой на любое некооперативное действие, контратаковать, если нападали, но в ответ на кооперацию вести себя кооперативно. Четвертая стратегия отнесена к типу «раскаявшийся грешник»: первые 15 шагов соучастник играл в угрожающей и агрессивной манере, а на 16-м – «умиротворял» поведение, избрав одну из трех предыдущих стратегий. Выбор этих стратегий обусловлен тем, что они представляют, по словам М.Дойча, «три основные позиции выявления кооперации». Стратегия «подставь другую щеку» стимулирует кооперативное поведение путем воззвания к «совести» и «доброй воли» субъекта. Стратегия «устрашения» -  по средством политики «кнута и пряника», вознаграждающей кооперацию и наказующей отступление от нее. «Некарательная» стратегия апеллирует к личному интересу субъекта через позитивные стимулы, позволяет избежать враждебность и тем самым вызывает кооперацию [1].

Исходные предположения, в целом оправдавшиеся в результате исследования, состояли в следующем: стратегия «подставь другую щеку» вызовет желание «эксплуатировать» помощника экспериментатора и приведет к его проигрышу. «Некарательная» стратегия окажется наиболее эффективным стимулом кооперативного поведения и приведет обоих партнеров к достаточно высоким результатам. Стратегия «устрашения» будет наименее действенной, кооперативного поведения «наивного» субъекта не вызовет и, более того, спровоцирует низкие результаты игры обоих участников. По поводу стратегии «раскаявшийся грешник» М.Дойч отмечает, что представить способ поведения субъекта довольно трудно. Смена агрессивного поведения стратегией «подставь другую щеку» скорее всего вызовет желание отомстить и приведет к «эксплуатации», причем большей, нежели бы «сообщник» придерживался ее с самого начала. Не исключено, однако, что стратегия «раскаявшийся грешник» будет принята как подлинная и приведет к кооперативному поведению с существенным выигрышем для обеих сторон.

Результаты эксперимента соответствовали гипотезам. Но оказалось, что эффективность той или иной стратегии как средство побудить субъекта к кооперации определяется не столько исходным типом действий «сообщника», сколько характером ситуации взаимодействия. Так, например, «устрашительная» стратегия неэффективна в условиях кооперации, а в конкурентной ситуации весьма действенна. В относительно кооперативной ситуации наиболее эффективна «некарательная» стратегия. В целом же действовало правило: чем менее «устрашающим»  было поведение «сообщника», тем охотнее «наивный» субъект прибегал к кооперативным действиям [1; 3].

Кооперативная взаимозависимость и возникающие на ее основе социально-психологические феномены – главное условие, по мнению М.Дойча, предотвращения межличностного конфликта, а если он возник – его продуктивного разрешения. Этому способствуют сопутствующие кооперации:

1) свобода и открытость коммуникативного обмена, которые позволяют точнее сформулировать проблему, использовать знания другой стороны и тем самым расширить сферу способов решения конфликта;

2) взаимная поддержка действий, убеждение в их оправданности и правомерности, которые приводят к ограничению конфликтогенных интересов и умеряют потребность отстаивать только собственную току зрения; обоюдное осознание проблемы, использование талантов каждой стороны уменьшает необходимость дублировать усилия;

3) дружелюбие, доверие в отношениях сторон стимулируют конвергенцию мнений и увеличивают «чувствительность» к сходству.

Будет ли человек вести себя кооперативно, то есть учитывать интересы партнера по взаимодействию, во многом зависит от того, как он воспринимает его намерения. М.Дойч выдвигает серию гипотез об условиях восприятия намерений другого как альтруистических. По его мнению, «люди склонны интерпретировать намерения других как альтруистические (несущие им пользу), когда верят в любовь с их стороны, и несклонны – если этой верой не обладают». Убежденность человека в симпатии другого определяется:

1) объемом «выгод», ранее предоставленных этим другим;

2) частотой их получения в ситуации несходства установок;

3) степенью уверенности в том, что действия другого, пошедшие ему на пользу, не были вынужденными;

4) степенью уверенности в благоприятных последствиях действий другого еще до того, как эти действия произведены;

5) убежденностью, что выгода, извлекаемая другим человеком из «собственной благотворительности» менее значительна, чем та, которую получает он;

6) уверенностью, что другое лицо, оказывая благодеяние, несет некоторые убытки [3].

Как правило, исследователи называют три условия, способствующие взаимному доверию сторон. Первое – присутствие так называемых «третьих» (нейтральных) лиц. Их главная функция – облегчить участникам взаимодействия, особенно в ситуации конфликта, совершение взаимных уступок, причем так, чтобы эти уступки не воспринимались как признак слабости и повышали уровень притязания партнера.

Вторым условием доверительных отношений является характер коммуникативных связей взаимодействующих сторон. Если каждый из партнеров имеет возможность получить предварительную информацию о действиях другого, взаимное доверие более вероятно.

Третье условие, от которого зависит степень взаимного доверия, - личностные особенности участников взаимодействия. По-видимому, их влияние является наименее изученным: полученные данные либо незначимы, либо противоречивы. Самой существенной личностной детерминантной в исследованиях выступает так называемый «тип личности», под которым понимается приверженность человека  к кооперативным или конкурентным методам взаимодействия. Подчеркивается, что у людей, кооперативно или конкурентно настроенных, формируются различные представления о причинах поведения другого человека: «конкурентный» убежден, что другой также конкурентен, «кооперативный» предполагает в партнере как те, так и другие мотивы. По вопросу о том, женщину или мужчины более кооперативны, треть исследований свидетельствует о большей склонности к кооперации у мужчин, треть результатов приводит к противоположному заключению, в оставшейся трети различий не установлено. Однозначно определить соотносительный вес личностных и ситуационных факторов в детерминации поведения человека (в том числе и в установлении доверительных отношений) фактический материал не позволяет.

Подводя итоги изучения кооперативных тенденций в поведении членов группы, М.Дойч счел необходимым подчеркнуть, что кооперация сама по себе не является панацеей от конфликтов. В ряде случае она может быть даже «преждевременна», и тогда нивелировка различий, акцентирование сходных позиций не только отрицательно скажутся на решении совместной проблемы, но и породят излишние трения. Несколько переиначив выражения М.Дойча, смысл этого предостережения можно выразить так: узы кооперации до тех пор хороши, пока результативны и не обременительны.

Рассмотрим понятие сходства ценностных ориентаций и взглядов. Мысль о том, что близость ценностей, установок, позиций может быть основой тяготения одного человека к другому или группе в целом, прочно утвердилась в современной социальной психологии.

Уточним, что представляет феномен, о котором идет речь. Исследователи, выяснив систему ценностей и предпочтений человека, знакомит его с мнениями по тому же поводу, принадлежащими другим людям, и просит оценить возможное эмоциональное отношение к ним. Предъявленные мнения (показываются якобы заполненные другими идентичными вопросники) варьируют от полного совпадения с позицией испытуемого до абсолютного несоответствия с ней. Оказалось, чем ближе чужое мнение к собственному, тем симпатичнее высказавший его человек. Это правило имело и обратную сторону: чем привлекательнее некто, тем большего сходства взглядов от него ожидают. Убежденность в этом настолько высока, что разногласий и противоречий с позицией привлекательного лица испытуемые попросту не склонны замечать. Некоторые авторы подчеркивают, что для межличностной привлекательности важно не столько действительное сходство ценностей, сколько его перцепция. Основным психологическим результатом сходства в ценностях, полагают большинство авторов, является облегчение и интенсификация процессов непосредственного взаимодействия и взаимоотношений.

По аналогии делается заключение и об отношении человека к группе: он в большей степени тяготеет к общности, ценности которой разделяет и где его собственные взгляды находят сочувствие и поддержку. Почему человек стремится к людям и группам, с установками и позициями которых он солидарен? Как правило, при объяснении этой закономерности западные психологи используют два рода аргументов. Первый апеллирует к индивидуально-психологическим особенностям личности, второй – к социально-психологическим особенностям группы [3; 4].

В первом случае утверждается, что поиски согласия с мнением других людей обусловлены потребностью в социальном признании, обеспечивающем личности защищенность и эмоциональный комфорт. Такой позиции придерживается, например, Т.Ньюком, в работах которого понятие «согласие» занимает особое место. «Под понятием «согласие»,- пишет он, - я подразумеваю ни больше, ни меньше, как существование у двух и более личностей сходных ориентаций по отношению к чему-нибудь». Несогласие, полагает автор, сопровождается эмоциональной напряженностью во взаимоотношениях, согласие же, напротив, уменьшает возможность ее возникновения. Согласие, сходство мнений, если следовать рассуждениям Т.Ньюкома и многих других авторов, - это прежде всего следствие взаимного приспособления во имя душевного равновесия. Близость ценностных ориентаций в данной схеме выступает не как итог личной убежденности каждого, а как внешнее «приноравливание» поведения к гарантирующим спокойствие ценностным стереотипам. Во втором случае необходимость согласия объясняется спецификой внутригруппового «бытия» человека. Она состоит в том, что он по необходимости взаимосвязан с другими в процессе реализации цели и делит с ними как успех, так и неудачи. Поскольку удовлетворение потребностей каждого обусловлено совместным успехом, а тот, в свою очередь, зависит от согласованности мнений о цели и средствах ее достижения, обеспечение согласованности становится предметом заботы всех членов группы. Продвижение группы к общей цели порождает, согласно данной концепции, своеобразное «давление к единообразию», состоящее из двух образующих. Первая определена силой индивидуальной мотивации: несогласный с группой человек воспринимает себя как препятствие на пути достижения значимой для него общей цели, от которой он ждет персонального удовлетворения. Вторая образующая «давления к единообразию» задана силой общегрупповой мотивации. Чтобы достичь цели, члены группы постоянно должны предпринимать усилия, дабы вернуть любого «отклонившегося» в лоно большинства.

Заключение

В ходе исследования было выяснено, что корпоративный дух утверждается решающей предпосылкой всех форм группового сплочения. Сплоченность определяется двумя основными факторами: степенью привлекательности собственной и иных групп. Группа сплочена лишь при условии, если приверженность индивидов к ней сильнее тяготения к другим группам. Характерна закономерность: внутригрупповая симпатия и сплоченность сопровождаются антипатией и враждебностью к другим группам.

Хотя продуктивная сторона групповой жизнедеятельности первоначально была вынесена за сферу детерминант группового сплочения, пусть сквозь призму индивидуального благополучия, исследователи вынуждены ее рассматривать в связи с проблемой интеграции. Иначе и не могло получиться: определив кооперацию как условие существования группы и ее отличительный признак, нельзя проигнорировать, что самочувствие ее членов зависит от особенностей их совместной деятельности. Обращение к реальным условиям функционирования группы вновь заставляет западных авторов вносить коррективы в ими же созданный теоретический миф о группе как сугубо эмоциональной общности. Таким образом, в число фактов, способствующих интеграции, de facto попали явления, относящиеся к обеим внутригрупповым структурам: и внешний, и внутренней.

Список литературы

1. Анциферова Л.И., Ярошевский М.Г. Развитие и современное состояния зарубежной психологии. - М., 1974. – 345с.

2. Донцов А.И. Психология коллектива: методологические проблемы исследования. - М.: Издательство Московского университета, 1984. – 239с.

3. Кричевский Р.Л., Дубовская Е.М. Психология малой группы: теоретический и прикладной аспект. - М.: Издательство Московского университета, 1991. – 383с.

4. Межличностное восприятие в группе / Под ред. Г.М. Андреевой, А.И. Донцова. - М.: Издательство Московского университета, 1981. – 366с.

5. Общение и оптимизация совместной деятельности / Под ред.                    Г.М. Андреевой, Я. Яноушека. - М.: Издательство Московского университета, 1987. – 380с.