Содержание

Введение. 3

Глава 1. Период новых возможностей журналистики и литературы. Журнал «Сибирские огни» с 1956-1964 гг. 6

§1. Состояние ведущих литературных журналов в середине 50-х – конце 60-х гг. 6

§2. Журнал «Сибирские огни» в контексте взаимоотношений с Новосибирским областным комитетом и Новосибирским отделением союза писателей СССР в 1956-1964гг. 15

§3. Поэтическая «полемика» и значимые произведения в «Сибирских огнях» в середине 50-х – середине 60-х гг. 31

Введение

         Жизнь и деятельность различных органов советской печати находилась под постоянным контролем партийного руководства. В связи с этим важно проследить их взаимоотношения с властью. Особенный интерес представляет период «оттепели», когда в стране начались значительные общественно-политические преобразования, носившие, однако, ограниченный характер. То есть либеральные тенденции сложным образом взаимодействовали с консервативными. Все это ярко просматривается во взаимоотношениях журнала «Сибирские огни» с партийными органами.

         Источниками для изучения этой проблемы послужили материалы журнала, документы Новосибирского обкома КПСС и редакции.

         Журнал «Сибирские огни» - старейший «толстый» журнал – создавался как центр объединения литературных сил Сибири и школа для молодых сибирских писателей. Ему по праву принадлежит звание лучшего провинциального журнала советской России.

         Взаимоотношения «Сибирских огней» и партийного руководства были довольно неровными. Например, с конца 20-х до середины 30-х гг. «Сибирские огни» периодически подвергались нападкам со как стороны литературных группировок, так и со стороны местных властей. Казалось бы, в связи с «оттепелью» журнал должен был получить право свободно выражать свое мнение. Однако многоуровневый контроль областного комитета партии над деятельностью редакции продолжался. Этот контроль усиливался или ослабевал в зависимости от перипетий политики «верхов». Не следует забывать, что на взаимоотношения журнала и власти влияла еще и позиция региональных лидеров. В начале рассматриваемого периода первым секретарем новосибирского обкома был Б.И. Дерюгин (август 1955 – май 1957 гг.), проводивший довольно либеральную политику, и прессинг со стороны обкома был относительно мягкий. Сменивший его Б.Н. Кобелев проводил в жизнь более жесткую политику, в том числе и на идеологическом фронте.

         Наиболее противоречивая ситуация сложилась во второй половине 50-х гг., когда после доклада Хрущева о «культе личности» на XX съезде КПСС (февраль 1956 г.) активизировалась общественная и духовная жизнь. В этих условиях в печати, в том числе и в «Сибирских огнях», появляются произведения, содержащие элементы относительного (очень умеренного) свободомыслия. Однако и они подвергаются прессингу со стороны партийных организаций. При этом степень партийного нажима менялась, что не в последнюю очередь определялось зигзагами в политике правящих кругов: XX съезд «разоблачил» Сталина, однако уже с конца 1956 г. (интервенция советских войск в Венгрию) усиливаются реакционные, охранительные тенденции. В начале же 60-х гг. отмечается новая волна критики Сталина.

         Цель исследования состоит в реконструкции идеологического влияния на журнал «Сибирские огни» в период «оттепели».

         Для достижения этой цели нами были поставлены следующие задачи:

-       выявить причины усиления либо ослабевания контроля над журналом со стороны новосибирского обкома, а также суть последствий влияния контролирующих органов,

-       проанализировать изменения в тематике, жанровом наполнении и авторском составе «Сибирских огней» за 1956-1968 гг.

         Объектом исследования является журнал «Сибирские огни», один из старейших «толстых» журналов в СССР. Он задумывался как печатный орган, консолидирующий литературные силы Сибири и направляющий литературный процесс этого региона.

         Предмет исследования представляет собой взаимоотношения «Сибирских огней» и новосибирского обкома КПСС в указанный период и зависимость содержательных изменений журнала от наличия идеологического контроля разной степени, а также реакции на этот контроль со стороны писательской среды.

         Хронологические рамки были ограничены 1956-1968 гг. Именно на эти годы пришлась «оттепель», которая последовала за «крепким морозом» сталинского правления. Именно в это время началось «бро­жение умов» во всех слоях тогдашнего общества, нарастающие изме­нения в общественной и культурной жизни. Изменения, которые были в экономике, внешнеполитической деятельности повлекли за собой и изменения в общественно-политической жизни, которые не могли не отразиться и на деятельности журнала «Сибирские огни». Какой характер носили эти изменения, и как это отразилось на дальнейшей деятельности  журнала и призвано выявить данное исследование.

Глава 1. Период новых возможностей журналистики и литературы. Журнал «Сибирские огни» с 1956-1964 гг.

§1. Состояние ведущих литературных журналов в середине 50-х – конце 60-х гг.

         5 марта 1953г. скончался И.В.Сталин. Развернувшаяся после его смерти борьба за власть сопровождалась перераспределением власт­ных функций между различными партийно-государственными струк­турами. Председателем Совета Министров стал Г.М. Маленков. Его первым заместителем был назначен Л.П. Берия, возглавивший объе­диненные министерства внутренних дел и государственной безопас­ности. В Секретариате ЦК КПСС, избранном на мартовском Плену­ме, первой фигурой стал Н.С. Хрущев.

         У власти оказался триумвират — Маленков, Берия и Хрущев. В рам­ках его развернулась ожесточенная борьба. В июне 1953 г. Берия, с которым ассоциировалась опасность установления новой диктату­ры, был устранен. Одновременно госбезопасность была поставлена под контроль партийных органов. В январе 1955 г. после отставки Г.М. Маленкова с поста Председателя Совета Министров СССР центр власти переместился в Секретариат ЦК КПСС, к его Первому секре­тарю Н.С. Хрущеву, избранному на этот пост на сентябрьском (1953 г.) Пленуме ЦК.

         К марту 1953 г. в руководстве страны сложилось два политических направления: линию на сохранение сталинского курса без принципиальных корректировок отстаивали В. Молотов, Л. Каганович, Н. Булганин, К. Ворошилов; линию на реформирование тоталитарной системы, смягчение политического режима — как ни парадоксально — Л. Берия, Г. Маленков, Н. Хрущев.

         После смерти Сталина Г. Маленков был назначен Председателем Совета Министров СССР. Его первыми замами стали Берия (назначенный также министром внутренних дел), Молотов, Булганин, Каганович. Хрущев сохранил пост секретаря ЦК. На страницах печати начинается критика культа личности Сталина. 27 марта 1953 г. был принят Указ об амнистии, по которому освобождению подлежали 1 184 264 человека, среди них и политические заключенные. Были сняты паспортные ограничения для проживания амнистированных в 340 городах страны. 18 апреля 1953 г. было прекращено сфальсифицированное «дело врачей».

         Реальная власть в эти первые месяцы после смерти Сталина сосредоточилась в руках Л. Берии, за которым прочно утвердилась роль палача. Боязнь Берии, его заносчивость, нетерпимость к инакомыслию, его стремление единолично влиять на ход событий предопределили закат его карьеры.

         Заговор против Берии организовал и возглавил Хрущев. 26 июня 1953 г. Берия был арестован. А в декабре 1953 г. осужден и расстрелян как «враг коммунистической партии и советского народа».  Падение Берии более всего усилило позиции Хрущева. В сентябре 1953 г. Н.С. Хрущев стал первым секретарем ЦК КПСС. В феврале 1955 г. в связи с пересмотром «ленинградского дела» с поста Председателя Совета Министров был освобожден Г. Маленков. На этот пост был назначен Н. Булганин. Начался период, который вошел в историю под названием «оттепели». С марта 1958 г. Н.С. Хрущев стал Председателем Совмина СССР.

         Процесс десталинизации постепенно набирал силу. Поворотным пунктом стал XX съезд КПСС (февраль 1956г.), который сопровождался разоблачением преступлений Сталина, началом массовой реабилита­ции репрессированных, определенной критикой диктаторских мето­дов управления. Политические и экономические просчеты предше­ствующих десятилетий были объединены понятием культа личности Сталина. Н.С.Хрущев выделил четыре проблемы, связанные с этим явлением:

-       нарушения законности и массовые репрессии;

-       просчеты и субъективные решения Сталина в годы Великой Отечественной войны;

-       нарушение принципа коллективности партийного руководства;

-       действия Сталина, направленные на возвеличивание своей роли в истории партии и государства.

         XX съезд во многом изменил общественную атмосферу в стране. Под его влиянием произошел сдвиг в общественном сознании на всех уровнях: историческом, идеологи­ческом, социально-психологическом, нравственном. Начавшийся процесс десталинизации оказал воздействие на развитие обществен­ной мысли, на ее освобождение от догматических стереотипов. Рас­ширилась зона критики. Под влиянием оттепели сформировалось целое поколение шестидесятников — людей, которые приняли борь­бу с культом личности как начало общественного возрождения. Но­вый импульс получила творческая работа научной и художественной интеллигенции, рождались новые литература, искусство, театр. В об­ществе начался процесс духовного очищения, который затронул и партию.

         При Н.С. Хрущеве был нанесен первый удар по административ­но-командной системе. Союзным республикам предоставлялось право создавать на своей территории новые края и области. На съездах и Пленумах ЦК обсуждались такие вопросы, как повышение роли Со­ветов, соблюдение законности, восстановление демократических форм внутрипартийной жизни, проблем социализма и свободы лич­ности. Эти вопросы демократического развития были поставлены как практические задачи. На XXII съезде КПСС в 1961 г. в Уставе партии появилось важное положение, согласно которому никто не мог зани­мать выборную должность в партии более трех сроков подряд, а со­став руководящих органов должен обновляться, по меньшей мере, на одну треть.

         Вместе с изменением общественной обстановки и курсом на реформы произошел раскол в партийном руководстве. Разоблачения культа личности Сталина, пересмотр дел репрессированных, драма­тические события в Польше и Венгрии обеспокоили старую сталинс­кую гвардию, которая была не только причастна к репрессиям, но и несла за них личную ответственность. Антихрущевская группа соста­вила большинство в Президиуме ЦК КПСС. Семь его членов из один­надцати — Н.А.Булганин, К.Е.Ворошилов, Л.М.Каганович, Г.М.Мален­ков, В.М.Молотов, М.Г.Первухин, М.З.Сабуров — приняли решение о смешении Н.С.Хрущева с поста Первого секретаря ЦК КПСС. Одна­ко Пленум ЦК КПСС, заседавший с 22 по 29 июня 1957 г., осудил дей­ствия семерки как антипартийные, направленные на пересмотр ре­шений XX съезда КПСС, и высказался за сохранение Н.С.Хрущева на посту Первого секретаря. Выступившие против Хрущева были объявлены антипартийной группой и удалены из руководства.

         К концу 50-х гг. очевидная возможность утраты позиций, заявлен­ных на XX съезде партии, с необходимостью ставила вопрос о поиске гарантий необратимости начатых преобразований. В ходе начавше­гося обсуждения проекта новой Программы партии выявился целый ряд вопросов, большинство из которых концентрировалось вокруг проблемы «народ и власть».

         В качестве мер, направленных на преодоление отчуждения между общественностью и представителями власти, предлагалось следующее:

-       ограничение срока пребывания на руководящих партийных и государственных постах,

-       ликвидация системы привилегий для номенклатуры,

-       контроль за соблюдением принципов социальной справедли­вости.

         Активно обсуждалась в этой связи идея партмаксимума и гос­максимума (т. е. допустимый уровень денежного дохода, выше кото­рого партработник и госчиновник не имел права получать).

         Во второй половине 50-х гг. ставилась задача быстрого повыше­ния жизненного уровня населения, и даже превышения показателей капиталистических стран. Преувеличивая успехи в сельском хозяй­стве, Н.С.Хрущев в 1957 г. выдвинул нереальную идею обогнать США за 3—4 года по производству мяса, молока и масла на душу населения.

         В 1959 г. на XXI съезде КПСС было заявлено о полной и окончательной победе социализма в СССР и переходе к развернутому строительству ком­мунизма. В 1961 г. на XXII съезде КПСС была принята новая, третья Программа партии, где целью всей ее деятельности провозглашалось строи­тельство коммунизма. Исторические рамки Программы были определены в 20лет, в течение которых предполагалось воспитать человека комму­нистического труда и завершить переход к эпохе коммунизма. Помочь этому был призван «Моральный кодекс строителя коммунизма».

         Постановка перед обществом задачи строительства коммунизма была вызвана несколькими причинам. Определенный утопизм и не­дооценка реальной действительности, упрощенные представления о коммунизме сочетались с желанием компенсировать текущие труд­ности и проблемы призывом к великим свершениям и предотвратить растущее недовольство и недоверие к партии и советскому руковод­ству, возникшее на заключительном этапе правления Н.С.Хрущева.

         «Оттепель», которая, по словам писателя Ильи Эренбурга, при­шла на смену «крепкому морозу» сталинского правления, — это «бро­жение умов» во всех слоях тогдашнего общества, нарастающие изме­нения в общественной и культурной жизни. Впоследствии понятие оттепели стали переносить на весь период правления Н.С.Хрущева. С началом хрущевской оттепели процесс преодоления сталиниз­ма затронул различные области культуры, способствовал восстанов­лению культурной преемственности, расширению международных контактов. Главное заключалось в том, что культура и искусство оста­вались под жестким партийно-государственным контролем. Действо­вал отдел ЦК КПСС по культуре, строго следивший за осуществлени­ем принципа партийности, было создано Министерство культуры СССР. В связи с принятием новой Программы КПСС перед творчес­кой интеллигенцией вновь были поставлены задачи правдивого отра­жения социалистической действительности и экономических дости­жений, обличения буржуазной культуры. Однако именно в этом культурном пространстве, скованном, казалось бы, догматизмом и офи­циальными установками, постепенно начинают прорастать ростки нового. Толчком для развития процессов духовного возрождения ста­ли прозвучавшие на XX съезде КПСС факты и оценки преступлений Сталина. В творческих союзах развернулись острые дискуссии о культе личности. В ЦК партии поступало множество писем, как поддержи­вающих, так и осуждающих критику культа личности Сталина. Боль­шое воздействие на общественный и духовный климат в СССР оказа­ли события осени 1956 г. в Венгрии.

         В связи с начавшейся оттепелью в среде интеллигенции произо­шел раскол на консерваторов, оставшихся верными старым принци­пам, и либералов-шестидесятников, предпринявших попытку изме­нить положение и роль творческой интеллигенции в стране.

         Важную роль играли либеральные «толстые журналы», особенно «Новый мир», главным редактором которого был А.Т. Твардовский.

         Позднее, в 1962 г. именно в нем была опубликована повесть А.И.Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Выдвинулось молодое поколение поэтов — А. Вознесенский, Е. Евтушенко, Б. Ахмадулина, Р. Рождественский. Были реабилитированы многих деятели литера­туры: А.А.Ахматова, М.М. Зощенко, О. Э. Мандельштам, Б. А. Пиль­няк, И. Э. Бабель и др. Стали доступны произведения, незаслуженно забытые или просто неизвестные. Появились новые литературно-ху­дожественные журналы — «Юность», «Иностранная литература», «Наш современник» и др.

         Потепление общественной атмосферы в стране сказывалось и на отношениях с внешним миром. В 1957 г. в Москве состоялся Всемир­ный фестиваль молодежи и студентов. В 1958 г. в столице прошел пер­вый музыкальный конкурс им. П.И. Чайковского.

         В конце 50-х гг. получил распространение самиздат (бесцензур­ная литература), сыгравший значительную роль в общественной жиз­ни того времени. Организатором самиздата стало молодое поколение московской интеллигенции — писатели, поэты, философы, не под­чинявшееся официальному курсу.

         Новое идеологическое наступление на интеллигенцию. В конце 50-х гг. начинается поворот официальных властей к более жесткой политике в области культуры и искусства. В ходе встреч руководителей КПСС с различными творческими союзами и интеллигенцией звучал призыв к их активной деятельности на благо коммунистического строительства.

         Как реакция на разоблачение Сталина и рост личного влияния первого лица в руководстве возникла антихрущевская оппозиция («антипартийная группа»). В неё входили, помимо Маленкова, Молотова, Кагановича, которые могли бояться разоблачений, люди, не со­гласные с Хрущевым по отдельным вопросам политики. Членов группы объединяли попытки Хрущева утвердить свою единоличную власть - без «коллективного руководства», что означало бы полити­ческий крах для них. Но их попытка в июне 1957 г. сместить Хруще­ва с поста первого секретаря ЦК на заседании Президиума ЦК не увенчалась успехом, так как сторонники Хрущева, прежде всего, маршал Жуков, обеспечили созыв ЦК. На нём действия оппозицио­неров были осуждены как фракционные. Все они, кроме Молотова признали свои ошибки. Маленков, Молотов, Каганович и Шепилов были выведены из состава ЦК и его Президиума, Булганину объяв­лен выговор, впоследствии он был снят с поста председателя Совета Министров.

         В решении данного кризиса, так же как ранее в аресте Берии, решающую роль сыграл маршал Жуков. Эта популярная личность, видимо, внушала некоторые опасения Хрущеву, мешала установ­лению его контроля над армией. Поэтому, несмотря на отсутствие между ними конфликта, Хрущев решил подстраховаться. В октябре 1957 г. ЦК вывел Жукова из состава Президиума и ЦК партии, об­винив в нарушении партийных принципов в руководстве воору­женными силами, в проведении линии на свертывание партийной работы в них. На пост министра обороны был назначен связанный с Хрущевым родственными узами маршал Р. Я. Малиновский, ко­торый произвел многочисленные перестановки и новые назначе­ния. В марте 1958 г. Хрущев, отстранив Булганина, занял пост гла­вы правительства. Теперь он совмещал самые высокие партийную и государственную должности.

         Превращение Хрущева в единоличного лидера имело противо­речивые последствия для судеб «оттепели». Лишившись оппозиции, Хрущев все больше начал проявлять волюнтаризм, проводить мно­гочисленные реорганизации и кампании. В 1959 г. XXI съезд КПСС сделал вывод, что социализм в СССР одержал полную и оконча­тельную победу, страна вступила в период развернутого строитель­ства коммунизма. В 1961 г. XXII съезд КПСС принял новую, третью программу партии - программу строительства коммунизма. Стави­лась задача создания материально-технической базы коммунизма уже к 1980 г., намечались резкое повышение, благосостояния населе­ния, широкая демократизация общества. Волюнтаристская политика, несмотря на её утопизм, вызвала у масс новые иллюзии, восстанав­ливала веру в «светлые идеалы», рождала общественную актив­ность. Началось движение за коммунистическое отношение к труду. Энтузиазм масс, как и во все периоды советской истории, в опреде­ленной мере стимулировал развитие экономики, компенсировал по­роки административной системы управления.

         На закрытом заседании Н.С. Хрущев сделал доклад «О культе личности и его последствиях». Факты, приведенные в нем, были настолько страшны, что в СССР доклад не публиковался до 1989 г. По итогам доклада было принято постановление, которое носило весьма умеренный характер. Все сводилось к «деформации» социализма из-за особенностей послереволюционной ситуации и личных качеств И.В. Сталина. Постановление старательно обходило социальные корни явления, определенного как «культ личности», его органическую связь с тоталитарно-бюрократической природой общественной системы. И все же сам факт публичного обсуждения творившихся в стране беззаконий и прямых преступлений высших должностных лиц положил начало

кардинальным переменам в общественном сознании, его нравственному очищению, дал мощный толчок работе научной и художественной интеллигенции. Общественный подъем сопровождался рождением новых творческих направлений в искусстве. Возросла тяга людей к поэзии, литературе.

         Достижения и противоречия периода «оттепели» наиболее яр­ко проявились в духовной сфере. После XX съезда впервые стали выходить 28 журналов, были возвращены читателю книги репрессированных авторов: М. Кольцова, И. Бабеля, А. Веселого и др. II съезд писателей (1954 г.) показал наличие двух тенденций в лите­ратуре - охранительной и обновленческой. Соответственно и ин­теллигенция раскололась на два лагеря: консерваторов во главе с В.Кочетовым, сгруппировавшихся вокруг журналов «Октябрь» и «Нева»; либералов во главе с признанным лидером А. Твардов­ским, издающих «Новый мир» и «Юность».

         Что касается свободы творчества, то Хрущев неоднократно сам пытался определить ее границы, ограничивая канонами социа­листического реализма, принципа «партийности».

         Своеобразным рубежом стало дело Б. Пастернака. В 1958 г. за ро­ман «Доктор Живаго», запрещенный в СССР и опубликованный за рубежом, Б.Пастернак был удостоен Нобелевской премии по литера­туре. Тогда же Пастернак был исключен из Союза писателей и был вынужден отказаться от Нобелевской премии. В 1962 г. после посе­щения Н.С. Хрущевым выставки альтернативного искусства в Акаде­мии художеств состоялась очередная проработка деятелей культуры, а левые течения получили осуждение как формальные и абстрактные. В том же году на встрече в Кремле с деятелями литературы и искусст­ва Хрущев подверг критике творчество Э.Неизвестного, И.Эренбурга, М.Хуциева. В феврале 1964 г. в Ленинграде прошло слушание дела по обвинению И.Бродского в злостном тунеядстве.

         Это был серьезный духовный кризис в сознании российской интеллигенции. Неспособность противосто­ять давлению власти переросла в чувство глубокой вины и стала началом нравственного возрождения в виде движения диссидентов.

§2. Журнал «Сибирские огни» в контексте взаимоотношений с Новосибирским областным комитетом и Новосибирским отделением союза писателей СССР в 1956-1964гг.

         После окончания гражданской войны, в первой половине 20-х годов литературная жизнь Сибири резко оживилась. Возникали многочисленные кружки и объединения, издавались книги, стали выходить в разных сибирских городах альманахи и журналы: «Сноп» и «Рабочие зори» — на Алтае; «Отзвуки» и «Красные зори» — в Иркутске; «Огни Севера» — в Якутске; «Камены» и «Печаль полей» — в Чите; и сразу несколько изданий — альманах «Арпоэпис», журналы «Таежные зори», «Пролетарские побеги», а чуть позже и «Сибирь» — выходили в Новониколаевске. Однако почти все они были мотыльками-однодневками и редко какой доживал до пятого-шестого номера. И уж тем более ни одно из названных изданий не могло стать стержнем, хребтом всей литературы Сибири.

         «Сибирские огни» по времени возникновения стали вторым в советской России журналом. Чуть раньше, в 1921 г. появилась в Москве «Красная новь».

         Идея «толстого» литературного журнала витала в Сибири давно. Еще А. М. Горький в 1912 г. предлагал сибирякам взяться за его издание. «Чудесное было бы дело», — говорил он. Однако четкие очертания идея эта обрела лишь в ноябре 1921 г., когда в Новониколаевске образовался отдел государственного издательства — Сибгосиздат.

         «С первого же заседания редколлегии Сибгосиздат стал жить мечтой об издании «толстого» литературно-художественного и научно-публицистического журнала», — вспоминала впоследствии Л. Сейфуллина.

         И это была не пустая мечта. Обосновывая ее, тогдашний заведующий Сибгосиздатом, известный критик В. Правдухин писал, что такого рода издание «будет притягивающим со всей Сибири центром литературно-научных сил», а так же школой для начинающих писателей». И, как покажет будущее, он не ошибся.

         Журнал «Сибирские огни» начал выходить в Новониколаевске как литературно-художественный и научно-публицистический орган Сибгосиздата и Сибполитпросвета.  Организовала журнал инициативная группа партийных литераторов Сибири (Е.М.Ярославский, М.М. Басов, Ф.А.Березовский, Д.Г.Тумарин) и близких к ним беспартийных писателей (секретаря Сибгосиздата Л.Н.Сейфулиной, В.П.Правдухина). Именно они стали первой редколлегией журнала, задумавших «живое объединение всех научно-литературных сил Сибири».

         27 декабря 1921 года Сиббюро ЦК РКП(б) приняло решение о создании журнала. Редакцию журнала в этот период фактически возглавлял  Е.М.Ярославский. По воспоминаниям Л.Н.Сейфулиной первые экземпляры журнала поступили из типографии 18 или 19 февраля 1922 года, хотя в выходных данных стояла дата – март 1922г.

         Литературный отдел первых номеров формировался в основном из прозы и стихов старых писателей, далеких от коммунистической идеологии (Г.А.Вяткин, А.С.Пиотровский, К.В.Соколов, М.А.Кравков, И.Г.Гольдберг, Л.Лесная,  К.Н.Урманов), реже встречались произведения литераторов, примыкавших к РКП(б) (И.Е.Ерошин, Г.М.Пушкарев) и даже в нее вступивших (В.А.Итин). Публицистика, отделы воспоминаний, критики и библиографии носили более идеологизированный характер: здесь печатались В.Д.Вегман, А.А.Ансон, М.М.Басов, В.М.Косарев и другие известные большевики-литераторы. Позднее публикуется приехавший в Новониколаевск В.Я.Зазубрин, ставший секретарем редакции, а позже – главным редактором.

         Журнал был сразу замечен и быстро завоевал внимание читателей, в том числе и тех, кто представлял культурную российскую элиту. «Этот журнал приходится признать лучшим из провинциальных», — отзывался о нем нарком культуры А. В. Луначарский. А пятилетие спустя А. М. Горький так оценивал деятельность «Сибирских огней»: «Из «Искры» разгорелись довольно яркие костры во всем нашем мире, — это дает мне право думать, что отличная работа «Огней» разожжет духовную жизнь грандиозной Сибири». В словах основоположника соцреализма была не только высокая оценка, но и своеобразная программа на будущее.

         В чем же причина быстрого и прочного читательского признания? Наверное, в том, прежде всего, что организаторы журнала четко и ясно определили его цели и задачи. «В литературном отделе, — говорилось, в частности, в извещении «от редакции», — найдет себе место все, что художественно воспроизводит эпоху социальной революции и ее своеобразное отражение в Сибири, что созвучно этой эпохе». И лучшие произведения, увидевшие свет на его страницах в первые годы жизни журнала, как раз тем и волновали читателей, что пытались ответить на жгучие вопросы современности. Революция, гражданская война, крутая ломка общественной жизни и сознания людей, строительство новой экономики — вот что было в поле творческого зрения писателей-сибиряков — авторов «Сибирских огней».

         С середины 20-х гг. вокруг «Сибирских огней» группируются писатели, ученые, журналисты, ставящие своей задачей создание новой советской литературы. Редакция «Сибирских огней» в 1925-1926 гг. стала организационным центром по созыву первого сибирского съезда писателей и базой созданного им Сибирского союза писателей.

         В 1928-1929гг. «Сибирские огни» находились в центре обвинений со стороны литературной группы и журнала «Настоящее». Писателям и руководству «Сибирских огней» приписывались контрреволюционные и реакционные взгляды, областничество, противодействие строительству социализма. «Настоященцев» поддержал Сибкрайком ВКП(б), принявший 29 мая 1928 года резолюцию с резкой критикой «Сибирских огней». В итоге беспримерной травли пост редактора «Сибирских огней» и председателя Сибирского союза писателей вынужден был покинуть В.Я. Зазубрин, редколлегия и авторский коллектив в журнале были фактически расформированы. Главным редактором «Сибирских огней» был назначен литературный критик А.В. Высоцкий, журнал стал заполняться произведениями малоизвестных авторов – «призванных» в литературу ударников (рабочих, передовых работников колхозов и совхозов).

         «Поставив в центре внимания сибирское крестьянство, журнал отразил противоречия его идеологии: в изображении партизанского движения часть писателей «Сибирских огней» воспела «стихийность» революции и не сумела показать пролетарского руководства деревней. Нашли место в журнале узко областнические тенденции. В период руководства журналом В. Зазубрина [1924—1928], журнал допустил серьезные идеологические срывы (противопоставление деревни городу, непонимание нэпа). В решении бюро крайкома ВКП(б) было дано осуждение линии «Сибирских огней» [1928]. Социалистическая реконструкция потребовала и обусловила перестройку старых писательских кадров. Журнал стал отражать процесс индустриализации края и коллективизации сельского хозяйства. Выдвинулись молодые писатели (А. Коптелев, Н. Чертова, И. Никитин) и поэты (Л. Черноморцев, Н. Непомнящих, И. Мухачев, В. Вихлянцев). Перелом выразился в повороте писателей к актуальной тематике (Пермитин, «Когти» и «Капкан», Гольдберг, «Поэма о фарфоровой чашке»). Преобладающее значение приобрел в журнале очерк (В. Итин, М. Никитин и др.). В 1931 «Сибирские огни» стали органом АПП, отражая ошибки рапповского руководства центра. После постановления ЦК ВКП(б) от 23 апреля 1932 «С. о.» стали органом ССП, роль журнала повысилась»[1].

         В 1933-1935 главным редактором «Сибирских огней» стал В.А.Итин. Его задачей была реализация известного постановления ЦК ВКП(б) от 23 ноября 1932 года «О перестройке литературно-художественных организаций», которым был положен конец борьбе литературных группировок и начато создание единого Союза советских писателей, а затем (1934) краевого отделения Союза, журнал «Сибирские огни» превратился в орган этого краевого отделения, издаваемый Западно-Сибирским краевым Отделением Объединения государственных издательств (ОГИЗа). В журнале вновь стали публиковаться писатели В.А. Итин, А.П. Коптелов, Е.К. Стюарт, Н.В. Чертова, Г.М. Пушкарев, Е.М. Пермитин, П.П. Петров, К.Н. Урманов, Г.А. Вяткин, Л.Н. Мартынов, И.А. Мухачев, М.А, Кравков, увидели свет первые произведения М.И. Ошарова, А.А. Мисюрина, С.Е. Кожевникова, писателя-алтайца П.В. Кучияка и др.[2]

         Однако продолжались нападки на редакцию и авторский коллектив «Сибирских огней» за «недооценку современности и идеологическую слабость произведений». Многие писатели «Сибирских огней», включая бывших главных редакторов и членов редколлегии, погибли в 1936-1939 в результате репрессий.

         После войны С.Е. Кожевников вновь стал редактором, и в марте 1946 года первый номер возрожденного журнала увидел свет. Послевоенные годы не отмечались заметными литературными достижениями в Сибири. Некоторое оживление и творческий подъем в работе «Сибирских огней» внесла «оттепель» в общественно-культурной сфере, начавшаяся с середины 50-х. Со второй половины 50-х на страницах «Сибирских огней» появляется целое созвездие имен писателей, многие из которых в дальнейшем стали выдающимися мастерами российской литературы: В.П. Астафьев, Н.М. Грехова, П.П. Дедов, А.С. Иванков, А.М. Иоффе, Д.И. Иохимович, Л.И. Квин, Д.Л. Константиновский, В.М. Коньяков, Е.И. Коронатова, В.А. Крещик, И.Г. Краснов, А.А. Кухно, И.М. Лавров, В.И. Лихоновсов, Е.П. Лучинецкий, Г.А. Лосев, Ю.М. Магалиф, Г.Н. Падерин, П.Л. Проскурин, Т.Е. Пьянкова, В.Г. Распутин, Л.В. Решетников, Н.Я. Самохин, В.К. Сапожников, Н.И. Созинова, Р.Х. Солнцев, Г.А. Федосеев, И.О. Фоняков, Л.А. Чикин, В.К. Шалагинов, В.М. Шугаев, М.И. Юдалевич и др. Главный редактор «Сибирских огней» в этот период (1958-1964) стал драматург В.В. Лаврентьев.

         Как можно увидеть из краткой истории, отношения между властью и журналом всегда носили достаточно напряженный характер.

         Наиболее противоречивая ситуация в истории «Сибирских огней» сложилась во второй половине 50-х гг., когда после доклада Хрущева о «культе личности» на XX съезде КПСС (февраль 1956 г.) активизировалась общественная и духовная жизнь. В этих условиях в печати, в том числе и в «Сибирских огнях», появляются произведения, содержащие элементы относительного (очень умеренного) свободомыслия. Однако и они подвергаются прессингу со стороны партийных организаций. При этом степень партийного нажима менялась, что не в последнюю очередь определялось зигзагами в политике правящих кругов: XX съезд «разоблачил» Сталина, однако уже с конца 1956 г. (интервенция советских войск в Венгрию) усиливаются реакционные, охранительные тенденции. В начале же 60-х гг. отмечается новая волна критики Сталина. Все эти события и процессы отразились на содержании журнала «Сибирские огни».

         В феврале 1957 года огонь обкомовский критики выдерживали четыре произведения, опубликованные в № 4 и № 5 журнала за 1956 г. Это были очерк Леонида Иванова «Сибирские встречи», повесть Анатолия Никулькова «Крепилин не торопится отступать», рассказ Михаила Зуева «Станция «Любянь» и поэма Николая Перевалова «Клоун». Их обсуждали и осуждали на бюро обкома 25 февраля 1957 г., через минимум три месяца после выхода журналов в свет. Бюро обязало редакцию усилить работу с авторами, чтобы в журнале не появлялись произведения, подобные этим, в которых «неправильно показана советская действительность»[3]. Эпизод критического разбора этих произведений затрагивает омский исследователь С.Г. Сизов в книге «Интеллигенция и власть в советском обществе 1946-1964гг.». О постановлении бюро он пишет: «Это постановление увидело свет 25 февраля 1957 г., т.е. два месяца спустя после выхода упоминавшегося выше Закрытого письма ЦК КПСС, и было посвящено «идейно-художественному уровню журнала «Сибирские огни». Постановление обкома весьма интересно тем, что в нем зафиксированы требования партийных органов к содержанию журнала. <...> Областное партийное руководство постановило принять меры, чтобы на страницах журнала не появлялись произведения, «в которых неправильно показана советская действительность»[4].

         Так, из текста постановления следует, что в рассказе М. Зуева тема семьи освещалась в неугодном идеологическом ракурсе: «... наряду с талантливо написанными чертами характера героев и эпизодами, неоправданно подробно излагается пошлая теория «стакана воды». Отрицательно оценена поэма Н. Перевалова «Клоун» о музыканте, который в погоне за славой забывает о своей семье. В поэме, следует из текста постановления, «не содержится резкого осуждения героя, характеры действующих лиц схематичны. На произведении лежит печать пессимизма, неверия в будущее, душевной надломленности»[5].

         В повести А. Никулькова «Крепилин не торопится отступать» также допущены «серьезные идейные просчеты»: «Неудачно обрисованы А.Никульковым основные отрицательные персонажи - Крепилин и Добкин... Коммунисты, партийные организации, изображенные в повести, выглядят близорукими и оглупленными. Подобные идейно-художественные просчеты А.Никулькова в изображении советской действительности приводят читателя к неверным выводам, создают ощущение, что борьба против носителей зла безнадежна»[6].

         Основное внимание на бюро было сосредоточено на очерке Л. Иванова «Сибирские встречи», в котором автор фактически обратился к тогдашней повестке дня: партийному руководству в сфере сельского хозяйства, срокам сева зерновых в условиях Сибири, проблемам внедрения кукурузы, самостоятельности колхозов в агротехнике и планировании, срокам хлебозаготовок и хлебосдачи. Постановление нашло в очерке при всех его достоинствах «неверные выводы»: «Так, по Л. Иванову, получается, что носителями шаблона являются партийные работники; рядовые работники противопоставляются руководителям, высказываются ошибочные взгляды на сроки хлебосдачи. Эти недостатки значительно снизили ценность очерка «Сибирские встречи»[7].

         Согласно постановлению Обкома КПСС, Опубликование поэмы Н. Перевалова «Клоун» и повести А. Никулькова «Крепилин не торопится отступать», наличие недостатков в очерке Л. Иванова «Сибирские встречи» и в рассказе М. Зуева «Станция Любянь» говорят о недостаточной работе с авторами, нетребовательности редколлегии журнала «Сибирские огни» к идейно-художественному уровню произведений. Поэтому бюро постановило:

1.     Обратить внимание редактора журнала т. Высоцкого на отсутствие должной требовательности при отборе произведений, в работе над ними, обязать т. Высоцкого активизировать работу членов редколлегии, совместно с ними решать вопросы публикации материалов.

2.     Отметить, что в последних номерах журнала были опубликованы произведения, в которых неправильно показана советская действительность. Предложить партийному бюро и правлению отделения союза советских писателей, редколлегии журнала «Сибирские огни» активизировать творческую деятельность писателей по созданию произведений, отражающих рост политической сознательности и трудовой подъем советского народа. Смелее привлекать новых авторов к активному сотрудничеству в журнале, воспитывая их в духе глубокого понимания партийности советской литературы, высокой требовательности к своим произведениям[8].

         Трубицын на заседании, посвященным идейно-художественному уровню журнала «Сибирские огни» № 4-5 за 1956 год, говорил о том, что «за последнее время в ряде советских журналов, в том числе в «Сибирских огнях» появились произведения ошибочные, чуждые нашей действительности, произведения, которые содержат вредные взгляды. На мой взгляд, это особенно проявилось в очерке Иванова «Сибирские встречи». Такое главное в содержание направление этого очерка, особенные моменты. Иванов ставит своих положительных героев, оскорбляет и поносит руководящие кадры, создает тем самым впечатление и искусственный конфликт между так называемым начальством и рядовыми работниками. Целая плеяда руководящих различных работников, начиная с первого секретаря обкома, которого изображают как человека, который говорит одно, а делает другое. Председатель Облисполкома показан в очерке отсталым человеком. Это человек схемы и тормоза в сельском хозяйстве. Первый секретарь обкома Обухов – это самодур. <...> Очерк вреден тем, что ведет читателей в старину и разрушает большевистский принцип руководства. Я считаю, что это должно членов бюро насторожить, это крупная ошибка. Поэтому из всех ошибочных произведений заслуживает особого внимания этот очерк»[9].

         Лигачев не был согласен с мнением Трубицына, и больше критиковал очерк «Клоун»: Меня радует то обстоятельство, что наши новосибирские писатели стараются свою точку зрения довольно смело, наконец, по-настоящему в отдельных произведениях отобразить нашу жизнь. Я бы сказал, наши отдельные писатели начинают в ходе этого процесса раскрывать все свои возможности и вырабатывать довольно интересные мысли. Тот процесс, который переживает советская литература и искусство, с моей точки зрения, в этом процессе будут и победы и возможные ошибки и провалы. Поэтому при всем критическом отношении к этим произведениям, а я со многими товарищами в оценке согласен, хотелось отметить то новое и интересное, начавшееся в жизни. Я исключаю из этого абсолютно произведение «Клоун». Это упаднического настроения произведение»[10].

         Бюро играло еще и роль репетиции перед переходом «Сибирских огней» на новый режим выхода: вместо шести номеров в год - ежемесячный выпуск. Лигачев предложил в связи с этим событием «усилить руководство»: «По поводу союза писателей. Надо, по-видимому, серьезно заняться. Смердов болен. Появились такие произведения, которые вызывают различные суждения. Журнал скоро будет выходить ежемесячно. Надо усилить руководство. Поэтому есть смысл подумать в целом о руководстве журнала»[11].

         На том же заседании Фуров более однозначно выразил мнение партии на опубликованные материалы: «все работники райкома, райисполкома, Облисполкома сразу зачислены в разряд неспособных руководителей. Это грубая ошибка редколлегии. Это огульное охаивание партийного и советского руководства. Я хотел бы редколлегии журнала напомнить о письме ЦК партии, что за последнее время у нас в печати, в журналах, в газетах появляются статьи, очерки, которые огульно охаивают партийный и советский аппарат. И тут надо сказать, что наша редколлегия встает на путь огульного охаивания партийного и советского руководства»[12]. Тогда же Фуров сказал о том, что «эти недостатки в этих номерах журнала стали возможными потому, что прежде всего редактор журнала т. Высоцкий очень нетребовательно относится к отбору рукописи, нетребовательно относится к авторам, принимает неотработанные, сырые произведения и старается во что бы то ни стало втиснуть в журнал. Я должен сказать в адрес коммунистов-писателей, присутствующих на бюро, уходят от обсуждения <...> только что было отчетно-выборное собрание. Тов. Лаврентьев делает доклад о работе партийной организации, но, к сожалению, он в докладе ушел от постановки вопроса о состоянии литературы нашей Новосибирской, не рассказал, в каком состоянии находится работа наших литераторов. Все-таки надо было рассказать о состоянии работы наших литераторов. Так нельзя строить работу, и партийной организации надо всерьез подумать, чтобы наводить порядок в литературе руками литераторов-коммунистов. Необходимо еще поставить такой вопрос. У нас называется журнал литературно-художественный и общественно-политический. Необходимо серьезно позаботиться редакции об улучшении статей на общеполитические темы. Ряд партийных работников могли бы выступить на общеполитические темы»[13].

         Однако с политикой укрепления не вяжется факт назначения нового редактора - им стал В.В. Лаврентьев, человек более либеральный, по сравнению с Высоцким. В начале 1958 г., когда журнал стал-таки выходить ежемесячно, редакторский пост по-прежнему занимал А. Высоцкий, незаметно для читателей перешедший на пост члена редколлегии в декабре 1959г.

         В этих условиях кандидатура Высоцкого была очень подходящей. Обладающий «высокой принципиальностью и взыскательностью литератора-большевика»¹⁹ и чутко следящий за изменениями политического курса, он вновь стал редактором во второй половине 1953 г., когда редактор С.Е. Кожевников уехал «на длительное время»[14] в Китай. «Оттепель», вероятно, повлияла на взгляды А. Высоцкого как литератора и критика. Редактор «Сибирских огней», не пренебрегая, однако, осторожностью, решился публиковать спорные произведения. Он счел, что после развенчания культа личности, писатели вполне верно обращают внимание на недостатки советской действительности, однако помехи на этом пути еще остаются. «Нас, например, беспокоит, что в нашем редакционном портфеле имеется произведение на морально-этические темы, в области отношения к семье, любви и зачастую мы видим, что нет простора положительного начала»[15], - говорил Высоцкий в 1957 г. на заседании бюро обкома.

         А. Высоцкий, стремящийся ни в коем случае не отступить от партийной линии, осмеливается, хотя и с предварительными консультациями и рецензиями, на публикацию относительно свободных произведений в 1956 г. Затем просил Л. Иванова не отворачиваться от журнала, обязательно присылать вторую часть очерка, а В. Лаврентьев дает автору очерка такую отповедь. Сам В. Лаврентьев в 1952 г. написал смелую пьесу «На просторах» о рекордсменах-комбайнерах, создаваемых директорами МТС и некоторыми руководителями «в очковтирательских целях», благодаря стараниям тогдашнего редактора «Сибирских огней» С.Е. Кожевникова была опубликована.

         Разбор тех номеров журнала на обкоме в 1957 г. стал ясным сигналом: к произведениям на политическую, моральную и сельскохозяйственную тематику надо относиться с предельной осторожностью. Конечно, крайних мер тогда не было принято - сажать людей или расформировывать коллектив уже было невозможно и слишком хлопотно, заметим, что также никого не уволили. Однако задуматься о том, какими произведениями наполнять журнал, заставили серьезно и надолго.

         В пору редакторства В. Лаврентьева журнал занял «верные партийные позиции». В стенограмме отчетно-выборного собрания новосибирского отделения Союза писателей РСФСР (25 января 1961 г.) Ю.К. Лигачев, в частности говорил: «Журнал «Сибирские огни» дышит жизнью, держит твердый партийный курс. Это заслуга его коллектива и Ваша [редактора «Сибирских огней» В. Лаврентьева - Е.А.]. Журнал стал невосприимчив к идейным вывихам в творчестве»[16]. Однако некоторые незначительные идейные недочеты, но связанные уже с писателями Новосибирска, активными авторами «Сибирских огней», с точки зрения партийных руководителей, все еще не были искоренены. К таковым относится, например, стихотворение Николая Перевалова «Старый дом», которое чуть было не вышло в эфир местного радио, готовившего передачу о поэте. Или «недостаточно отредактированный» роман В. Зазубрина, издававшийся в серии «Библиотека сибирского романа», издававшегося под руководством Н. Яновского.

         По рекомендации постановления обкома «Сибирские огни» пустили на свои страницы партийных работников. На страницах журнала со статьей «Вдохновляющие планы, руководство к действию» выступил Ф. Горячев — будущий первый секретарь новосибирского обкома[17]. Журнал давал слово заместителю председателя Кемеровского совнархоза В. Кожевину (его статья «Кузбасс вступает в семилетку»), редактору газеты «Железнодорожник Кузбасса» И. Филиппову, который рассказывал об опыте работы бригады коммунистического труда[18]²⁹. Однако самым, на наш взгляд, показательным случаем была публикация статьи преподавателя политэкономии Новосибирского государственного педагогического института В.М. Лойко «Борьба за хлеб»[19]. Возможно, ее в качестве автора рекомендовал обком как идеологически верно мыслящего коммуниста. О таких качествах характера могла свидетельствовать позиция Лойко относительно инакомыслия, проявленного студентами НГПИ. Дело в том, что в декабре 1956 г. В. Лойко обратилась в обком с жалобой на группу студентов, допускавших, по ее представлению, «антисоветские высказывания» о переходном периоде стран народной демократии к социализму, нехватке хлеба в стране и других острых вопросах. В стенограмме заседания бюро обкома, посвященном разбору ситуации в НГПИ, однако, не прозвучало твердого осуждения позиций ни Лойко, ни студентов. Начальник областного управления КГБ Коцупало сказал, что это «не контрреволюция, но грубейшее нарушение дисциплины, которое может привести к худшему»[20]. Партком института не одобрил поступок В. Лойко, встав на сторону «виноватых» студентов. Принимая во внимание эту ситуацию, говорящую о позиции Валентины Лойко, а также то, что она больше не выступала на страницах «Сибирских огней» как автор, можно констатировать, что ее попросили дать журналу эту довольно барабанную статью о том, как в Сибири конца 10-х - начала 20-х гг. проходила продразверстка, лишь во исполнение постановления бюро, касающегося журнала.

         В этом же номере (№4 за 1957 г.) редакция возвращается к жанру передовой статьи после перерыва в пять номеров (передовиц не было с №5 1956 г. до №3 1957 г.). В статье члена редколлегии «Сибирских огней», писателя А. Коптелова под заголовком «Мы идем вперед» помимо воспевания партийной мудрости, упоминается о победе Н.С. Хрущева в борьбе с антипартийной группой. В следующем номере редакция перепечатывает из журнала «Коммунист» выступление самого Н. Хрущева «За тесную связь литературы и искусства с жизнью народа»[21].

         Попытки оживить журнал на волне новой критики сталинизма, сделанные в начале 60-х гг., не дали желаемого результата. В частности, новаторские идеи в журнал старался привнести поэт Илья Фоняков, приехавший в 1956 г. из Ленинграда и организовавший в Новосибирске литературное объединение. На отчетно-выборном собрании Новосибирского отделения Союза писателей 25 января 1961г. докладчик А. Никульков упомянул критическую статью И. Фонякова «Семь восьмых», в которой он «зарубил пять поэтов на корню»33 (Ю.К. Лигачев). Архивные документы говорят о конфликте между К. Лисовским и И. Фоняковым, поводом к которому стало критическое отношение Фонякова к творчеству Лисовского, выразившееся в этой статье. Член редколлегии журнала, заведующий отделом прозы Б.К. Рясенцев утверждал, что «в «Сибирских огнях» отношения у некоторых писателей ненормальны.

         Взаимоотношения журнала и партийного руководства в 1956-1968 гг. были довольно неровными. Казалось бы, в связи с «оттепелью» журнал должен был получить право свободно выражать свое мнение. Однако этого не произошло. Несмотря на то, что редколлегия, редакция и авторы журнала чаще старались «подстраиваться» под политическую обстановку и следовали идеологически верному курсу, незначительные колебания, которые позволял себе журнал, все же вызывали недовольство со стороны властей.

         Следует иметь в виду, что деятельность творческих организаций, писателей, работа газет и журналов являлась объектом постоянного, нередко мелочного контроля со стороны властей всех уровней, прежде всего партийных органов.

         На областном уровне такой основной инстанцией был областной комитет партии (обком КПСС). Контроль со стороны обкома носил «многослойный» характер. Этим занимался отдел культуры обкома, а еще выше был секретарь обкома по идеологии (в рассматриваемый период во второй половине 50-х гг. таковым был Фуров).

         Наиболее острая ситуация прослеживается во второй половине 50-х гг., когда после доклада Хрущева о «культе личности» на XX съезде КПСС (февраль 1956 г.) активизируется общественная и духовная жизнь. В этих условиях в печати, в том числе и в «Сибирских огнях», появляются произведения, содержащие элементы относительного (очень умеренного) свободомыслия.

         Однако и они подвергаются прессингу со стороны партийных организаций. При этом степень партийного нажима менялась, что не в последнюю очередь определялось зигзагами в политике правящих кругов: XX съезд «разоблачил» Сталина, однако уже с конца 1956 г. усиливаются реакционные, охранительные тенденции, преследование всякого свободомыслия. В  начале  же  60-х гг. отмечается новая волна критики Сталина

         Кроме того, сказывается  позиция различных региональных лидеров. Занимавший в 1956-1957 гг. пост первого секретаря Новосибирского обкома Дерюгин проводил относительно либеральную линию, и прессинг со стороны обкома был относительно мягкий.

         Новая волна партийного нажима разворачивается в конце 60-х гг., и это имело уже необратимые последствия. Практически «диссиденты» были разгромлены, даже самое умеренное свободомыслие было искоренено.

         Как можно заметить нападки на журнал начались со статей, опубликованных в №3 1956г. Критика поэмы Н.Перевалова «Клоун», повести А.Никулькова «Крепилин не торопится отступать», рассказа М.Зуева «Станция Любянь» и особенно очерка  Л.Иванова «Сибирские встречи». Признаются их определенные достоинства, но в то же время критикуется   сгущение красок, недооценка позитивных моментов советской действительности. Все это говорит «о недостаточной работе с авторами, нетребовательности журнала «Сибирские огни» к идейно-художественному уровню произведений».

         В то же время постановление дезавуировало критическую статью А.Китайника и К.Немира «Наблюдения и обобщения» в «Советской Сибири» за 25 ноября 1956 г.: «Правильно отметив ряд неверных положений, содержащихся в очерке Л.Иванова, ошибочно оценила в целом это произведение как отрицательное. Авторы статьи, провозглашая необходимость смело вторгаться в жизнь, творчески подходить к решению вопросов, не поддержали смелого и творческого подхода автора очерка и, допустив ряд натяжек, приписали очерку не содержащиеся в нем ошибки».

§3. Поэтическая «полемика» и значимые произведения в «Сибирских огнях» в середине 50-х – середине 60-х гг.

         Выше мы уже затронули произведения, из-за которых разгорелся оживленный спор.  После доклада Н.С. Хрущева, в прессе (в том числе и в «Сибирских огнях») появляются произведения, отличающиеся относительным свободомыслием. Так в № 4 (июль-август) и № 5 (сентябрь-октябрь) журнала за 1956 г. были опубликованы очерк Л. Иванова «Сибирские встречи», повесть А. Никулькова «Крепилин не торопится отступать», рассказ М. Зуева «Станция «Любянь» и поэма Н. Перевалова «Клоун». Именно эти произведения подверглись критике на заседании бюро новосибирского обкома.

         В постановлении «Об идейно-художественном уровне журнала «Сибирские огни»  № 4 и 5 за 1956 год» говорилось, что поэму Н. Перевалова и повесть А. Никулькова не стоило публиковать вообще. В рассказе М. Зуева тема семьи освещалась в неугодном идеологическом ракурсе: «… наряду с талантливо написанными чертами характера героев и эпизодами, неоправданно подробно излагается пошлая теория «стакана воды». Отрицательно оценена поэма Н Перевалова «Клоун» о молодом музыканте, который в погоне за славой забывает о своей семье. В поэме, следует из текста постановления, «не содержится резкого осуждения героя, характеры действующих лиц схематичны. На произведении лежит печать пессимизма, неверия в будущее, душевной надломленности».

         Еще один немаловажный момент – выступление газеты «Советская Сибирь» (№ 274 за 25 ноября 1956 г.) с критикой очерка «Сибирские встречи». «Советская Сибирь». Под рубрикой «Критика и библиография» была опубликована статья Китайника и Немира «Наблюдения и обобщения». Основная часть статьи посвящена очерку Иванова. Упреки, звучавшие в адрес произведения и его автора можно свести к цитате из статьи: «Чему учит очерк? Во-первых, перестать «колбасить» с кадрами. Директора машинно-тракторных станций секретари партийных комитетов и другие руководители должны подбираться только из председателей колхозов. Во-вторых, <...> уменьшать посевные площади, исходя из наличия уборочной техники. В-третьих, всемерно растягивать график хлебосдачи».

         Критика газеты за выступление против разбираемых на бюро авторов – момент весьма показательный. Как отмечает Сизов, это интересный, но нетипичный факт: «Подобное одергивание «сверхбдительных» авторов было все-таки большой редкостью. Чаще партийные органы упрекали редакции газет в недостатке бдительности и критики». Бюро Обкома КПСС постановляет «привлекать новых авторов к сотрудничеству» не только в «Сибирских огнях», но и в газете.

         Рассказ молодого писателя Черноусова «Хобби инженера Забродина» также вызвал серьезные возражения. Повествование в рассказе идет от лица отрицательного героя молодого парня, конструктора, с легким подходом к жизни, скептика и нигилиста. Его жизненная философия выражена словами: «Живи себе, работай, создавай материальные блага, сохраняй всегда бодрость духа, не принимай близко к сердцу всяческие идеи, береги свое здоровье, ибо от унылых размышлений о судьбах человечества ни тебе, ни другим пользы никакой»[22].

         Редколлегия журнала допустила поспешность в опубликовании первого произведения молодого автора. Да и вряд ли можно обвинять всю редколлегию, когда из 13 членов редколлегии рассказ читали только два-три ее члена, а ведь речь идет в рассказе о комсомоле, партийном работнике, руководстве, да и вообще хорош ли прием в данном случае смотреть через призму скептика и нигилиста на те дела, которые творит наша молодежь и наш народ.

         В другом четвертом номере журнала «Сибирские огни» опубликована статья «Из полемических заметок» Яновского. В этих заметках автор берет под защиту произведения, которые были посвящены извращениям периода культа личности или теневым сторонам советской действительности.

         Яновский восхваляет повесть «На Иртыше» Залыгина и видит в ней главное достоинство в том, что автору этой книги удалось проследить зарождение идеологии культа личности. Хотя сам Залыгин признает, что он в своей повести «На Иртыше» необъективно показал период коллективизации нашей страны, что он взял совершенно нетипичные примеры и факты.

         Драматург Лаврентьев вспоминает: «В 1952 г. с  невероятным трудом т. Кожевников – бывший редактор журнала «Сибирские огни» опубликовал мою пьесу «На просторах». Эту пьесу поставил драматический театр, повез в область и оттуда приехали как ошпаренные. Я писал о том, как у нас некоторые руководители  в очковтирательских целях создавали рекордсменов-комбайнеров, например, для Рязанова из Сузунского района».

         Писателей-сибиряков волновала жизнь и судьба народностей Сибири. И в «Сибирских огнях» можно встретить немало произведений на эту тему. Можно вспомнить, например, романы М. Ошарова «Большой аргиш» и А. Коптелова «Великое кочевье», повести Р. Фраермана «Огневка», А. Смердова «В стране Темира», стихи и поэмы И. Мухачева.

         В «Сибирских огнях» все чаще появляются произведения национальных авторов в русских переводах, а также исследования по фольклору и литературе народов Сибири. Журнал быстро превратился в многонациональный печатный орган.

         Большая работа велась всегда в «Сибирских огнях» и по осмыслению русского народного творчества. Почти три десятка лет выступал в журнале со своими материалами крупнейший российский фольклорист М. К. Азадовский. Эстафету принял от него известный специалист по сибирскому фольклору М. Н. Мельников. Выступал он и как автор сибирских сказов. Впрочем, не он один. Традиция современного сибирского сказа идет от А. Мисюрева, еще в 30-х годах открывшего богатейшие «россыпи» алтайского горнозаводского народного творчества. «След беглеца Сороки», «Мужичок-хлопуша», «Селезень, Шиш и Савоська» и ряд других мисюревских сказов, опубликованных на страницах «Сибирских огней», давно уже стали классикой жанра.

         Всегда силен в «Сибирских огнях» был критический отдел. Наверное, потому, что с самого начала его удачно сумел настроить сам по себе замечательный литературный критик Валериан Правдухин. В журнальных статьях, рецензиях, разных других литературно-критических материалах можно было найти отклики на все наиболее существенные события литературной жизни Сибири.

         Несмотря на то, что журнал стал своеобразной историко-культурной и литературной летописью края от древнейших времен и до наших дней, он не замыкался в территориальных, областнических рамках. Поэтому нередко появлялись публикации о явлениях общероссийского и даже мирового масштаба. В этом плане, пожалуй, особенно примечательны отличающиеся нетрадиционностью взгляда исследовательские работы Г. Карпунина, посвященные «Слову о полку Игореве». Поначалу вызвали они ожесточенную полемику, зато сегодня на них ссылаются виднейшие ученые, а имя их автора занесено во все справочники и энциклопедии, касающиеся великого памятника мировой литературы.

         1956 – 1957 годы. Редколлегия: гл. ред. – А. Высоцкий; члены редколлегии – П.И. Воронин, С.П. Залыгин, А.Л. Коптелов, В.В. Лаврентьев, К.М. Марков, А.В. Никульков, С.В. Сартаков, А.И. Смердов. Основные рубрики журнала:

1.     Вести с новостроек, Проза и стихи,

2.     Дела и люди,

3.     К 75-летию со дня смерти Ф.М.Достоевского,

4.     Искусство,

5.     Критика и библиография,

6.     Книжное обозрение и новинки.

         Представлены следующие жанры:

1.     Стихи,

2.     Повести,

3.     Рассказ,

4.     Поэма,

5.     Пьеса,

6.     Басни,

7.     Очерк,

8.     Заметка,

9.     Мини-рецензия.

         1958 год. Редколлегия: гл. ред. – А. Высоцкий. Члены редколлегии – А. Горский, С. Залыгин, А. Иванов, А. Коптелов, Г. Кунгуров, В. Лаврентьев, А. Никульков, Г. Поспелов, Е. Стюарт. Основные рубрики и жанры почти не изменились. К 12 номеру 1958 года: редколлегия: заместитель главного редактора – А. Иванов, члены редколлегии: А. Высоцкий, А. Горский, С. Залыгин, А. Коптелов, Г. Кунгуров, В. Лаврентьев, А. Никульков, Г. Поспелов, Е. Стюарт.

         Повесть М. Зуева «Вторая весна» появилась в № 6 «Сибирских огней» за 1957 г., статьи и очерки Л. Иванова, стихи Н. Перевалова. Но печатал их больше из опасения быть обвиненным в беспринципности. Так, в октябре 1957 г. в письме Л. Иванову А. Высоцкий предупреждает адресата: «Не вздумайте обойти очерком наш журнал! Я не допускаю и мысли такой -для нас это дело чести напечатать вторую часть «Сибирских встреч», -чтобы не было впечатления, что мы «ушли в кусты» после того, как нас поругали. Все дело в том, чтобы сделать очерк на уровне партийных требований»[23]. Намерения поместить очерк в № 6 1958 г. не воплотились - публикация затянулась до декабря 1959 г., когда в №5 «Сибирских огней» появился вторая часть «Сибирских встреч» - очерк Л. Иванова «Уполномоченный». Годом ранее - в марте и апреле 1958 г. - вторую часть «Сибирских встреч» Л. Иванова отрецензировали два члена редколлегии «Сибирских огней»: В. Лаврентьев и А. Иванов соответственно. Это были две похожих по настроению и направленности рецензии. «Эта вторая часть «Сибирских встреч», еще сильнее, чем первая заставляет с большим сожалением думать о том, что Леонид Иванов не художник. <...> Очень многое из проблем, затронутых автором, пока писался очерк, жизнь отодвинула в прошлое, а некоторые утратили остроту. <...> Вот и надо посмотреть, столь ли великую роль сыграет очерк, если будет опубликован в № 6. Не нужно ли его значительно сократить»[24], - пишет в заключении рецензент В. Лаврентьев. А. Иванов высказывался категоричнее: «Автор безнадежно отстал. Проблемы эти были решены самой жизнью, стали историей или потеряли уже свою остроту. Кроме того, многое из того, о чем пишет Иванов, мы уже рассказывали читателю. Об этом читатель узнал из очерка Малеева[25]. <...> Я против помещения второй части «Сибирских встреч» в журнале. Надо того же Л. Иванова попросить написать для нас очерк о том, чем сейчас живет колхозная деревня»[26]. Л. Иванов прислал в журнал свой материал на актуальную тему - это были заметки «О сельском труде и быте», название их говорит об само за себя (опубликованы в № 5 «Сибирских огней» за 1959 г.). Сравнив два этих текста - заметки Иванова и очерк Малеева, - мы пришли к выводу, что заметки обладают большей художественной ценностью, нежели очерк Н. Малеева «Хлеб Сибири», написанный трудным языком, и больше похожий на статью. Герои очерка говорят казенным языком партийных собраний. Например, так общается с журналистом, автором очерка бригадир колхоза: «В результате раздельной уборки мы получили дополнительно с каждого гектара не менее трех центнеров зерна»[27]. Проблемы же, поднятые обоими авторами, очень схожи. Малеев говорит о внедрении во многих районах Новосибирской области мальцевской системы глубокой обработки почвы, о которой Л. Иванов, подробно и красочно писал в первой части «Сибирских встреч», оба автора касаются преимуществ раздельной уборки зерновых, своевременного ремонта сельхозтехники, организации труда в колхозах и совхозах и т.д. Разница, во-первых, в художественных характеристиках двух произведений, а во-вторых, в том, что у Л. Иванова более личностный и смелый подход к проблемам. Тогда можно предположить, что замечания, предъявленные членами редколлегии ко второй части «Сибирских встреч» были во многом несостоятельными - рецензенты не дали согласия на публикацию очерка Л. Иванова в 1958 г., поскольку, следуя рекомендации обкома, относились к публикуемым произведениям с повышенной тщательностью.

         Журнал в 1957 г. обновил рубрикатор: появились постоянные рубрики «Страницы революционной борьбы», «Хроника»/«У нас в Сибири» (рубрика, под которой помещались только новости), «У наших друзей», «Наука», «Мы идем к коммунизму», «Этих дней не смолкнет слава», «Города родной Сибири». Журнал начал становиться более общественно-политическим, нежели литературно-художественным, о чем   свидетельствует   количественный   жанровый   анализ   «Сибирских огней».

         Скачок в росте количества статей, публикуемых в год, наблюдался в 1958 г. Рост этот был более чем заметным. Учитывая, что с 1958 г. журнал стал ежемесячным, можно посчитать, что в 1956 и 1957 гг. в среднем в одном номере публиковали одну статью, в 1958-59 гг. - в среднем в один номер шли 2-3 статьи. Продолжало расти и количество стихотворений и романов. В 1956 г. романов в журнале не было вообще.

         1959 год. Редколлегия: гл. ред. – В. Лаврентьев, А. Высоцкий, С. Залыгин, А. Горский, А. Иванов (заместитель главного редактора), А. Коптелов, Г. Кунгуров, А. Никульков, Г. Поспелов, Е. Стюарт, Л. Чикин.

---

[1] Сибирские огни // Литературная энциклопедия. – Т.10. - 1937.

[2] Новосибирск: Энциклопедия. / Под  ред. В.А. Ламина, 2003. – с.771-772.

[3] ГАНО, ф. П-4 (Новосибирский областной комитет КПСС): оп. 33, д. 1699, Л. 4

[4] Сизов С.Г. Интеллигенция и власть в советском обществе в 1946-1964 гг. (на материалах Западной Сибири). 4.2. «Оттепель» (март 1953-1964 гг.). Омск, 2001, С. 42

[5] ГАНО, ф. П-4, Оп. 33, Д. 1700, Л. 3

[6] ГАНО, ф. П-4, Оп. 33, Д. 1700, Л. 3

[7] Там же, Л.4

[8] ГАНО, ф. П-4, д. 1699, Л. 3-5

[9] ГАНО, ф. П-4, д. 1697, Л 8-9

[10] ГАНО, ф. П-4, д. 1697, Л. 17

[11] Там же, Л. 18.

[12] Там же, Л. 18 (об.)

[13] ГАНО, ф. П-4, д. 1697, Л. 19

[14] Сибирские огни, 1962, № 3, С. 19

[15] ГАНО, ф. П-4, он. 33, д. 1697, Л. 9 (об.)

[16] ГАНО, ф. Р-1597, оп. 1,д. 180, Л. 12

[17] Сибирские огни, 1959, № 10

[18] Сибирские огни, 1959, № 2

[19] Сибирские огни,1957, № 4

[20] ГАНО, ф. П-4, оп. 33, д. 1631, Л. 50-51

[21] Сибирские огни, 1957, №5.

[22] ГАНО П-4, д.3209, Л.32.

[23] ГАНО, ф. Р-1467, оп. 1,д. 91, Л. 55.

[24]  ГАНО, ф. Р-1467, оп. 1, д. 85, Л. 46.

[25] Сибирские огни, 1958, №3

[26] ГАНО, ф. Р-1467, оп. 1, д. 85, Л. 47(об.)

[27] Сибирские огни, 1958, № 3. С. 134