IV вопрос.  Основания и пределы ответственности за соучастие в  преступлении.

Проблема уголовной ответственности является одной из центральных в науке уголовного права и включает достаточно широкий круг вопросов: от оснований уголовной ответственности и до ответственности отдельных соучастников.

Согласно ст. 8 УК РФ основанием уголовной ответственности является совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления. Вообще проблема состава преступления как единственного основания уголовной ответственности получила достаточно широкое освещение в юридической литературе.[1] Следует все же отметить, что дискуссия по поводу того, что является основанием уголовной ответственности, не нашла своего завершения. Некоторые ученые полагают, что «реальным основанием ответственности выступает вина субъекта, совершившего деяние, предусмотренное уголовным законом».[2] Концепция вины как одного из оснований уголовной ответственности имеет достаточное количество сторонников. Среди них можно назвать Б.С.Утевского с его «оценочной теорией вины»[3], подвергшейся в свое время весьма обширной и достаточно справедливой критике, поскольку на практике могла привести к объективному вменению. А.Н.Трайнин рассматривал вину в двух качествах: «в качестве элемента состава преступления и в качестве основания уголовной ответственности». Необходимо отметить, что А.Н.Трайнин все же в качестве общего основания уголовной ответственности выделял состав преступления, отводя вине роль классовой моральной оценки психического состояния лица.[4] Б.С.Никифоров полагал, что основанием уголовной ответственности является вина. В целом в понятие вины он вкладывал обстоятельства, относящиеся к составу преступления, а также те обстоятельства, которые подлежат учету судом при назначении наказания, при этом, по мнению Б.С.Никифорова, особое внимание следует уделять обстоятельствам, которые характеризуют личность преступника.[5]

Было бы совершенно излишним и абсолютно безосновательным выделять вину в качестве основания уголовной ответственности. Вина есть родовое понятие умысла и неосторожности, и характеризует определенное психическое отношение лица к совершаемому деянию, тем самым структурно входя в субъективную сторону преступления. Субъективная сторона преступления, в свою очередь, является одним из необходимых признаков (элементов) состава преступления. В таком случае нет никакой необходимости в том, чтобы акцентировать внимание на вине дважды.

На иных позициях стоит В.С.Прохоров, который считает, что «состав преступления ... всегда остается совокупностью типизированных признаков. В утверждении ... состав преступления — единственное и достаточное основание уголовной ответственности — произведена подмена действительного основания ответственности основанием суждения о совершении преступления».[6] В.С.Прохоров полагает, что основанием уголовной ответственности является «само преступление, а не его состав».[7] Подобной точки зрения придерживаются и другие ученые.[8] По этому пути пошел и законодатель. Положение несколько усложняется в том случае, если преступление совершено совместными усилиями нескольких лиц. Имеется в виду, прежде всего, соучастие в преступлении и как одну из его форм — соучастие с распределением ролей. Особенность этой формы соучастия заключается в том, что не все виновные выполняют объективную сторону конкретного состава преступления, предусмотренного Особенной частью УК РФ.

Соучастие не создает каких-либо новых оснований уголовной ответственности и не изменяет их. Подстрекатель, например, каким бы способом не склонял лицо к совершению преступления, в каких бы формах это не выражалось, привлекается к уголовной ответственности по той причине, что он сам, действуя с определенным психическим отношением (виной), нарушает нормальное функционирование сложившихся в обществе отношений, которые поставлены под охрану уголовного закона. Все это превращает деятельность подстрекателя в общественно опасную и противоправную, поэтому содеянное исполнителем, воплотившим его, подстрекателя, преступный замысел в жизнь, является как бы лично им совершенное. При этом необходимо учитывать следующее: для основания уголовной ответственности подстрекателя нужно, чтобы его действия находились в причинной связи с содеянным исполнителем, и при этом подстрекатель бы действовал с определенным виновным отношением.

Таким образом, говоря об основании уголовной ответственности  соучастников преступления, необходимо говорить не об особом основании ответственности, а об особой ее форме[9], которая находит свое выражение в том, что и организатор, и подстрекатель, и пособник и исполнитель объединяют свои усилия и участвуют в совершении одного и того же преступления.

Соучастники создают себе основание уголовной ответственности действиями, направленными на создание реальной возможности для совершения исполнителем общественно опасного деяния.

Особая форма ответственности сложных соучастников с необходимостью вызывает постановку вопроса о ее пределах. Итак, что же понимается под пределами их уголовной ответственности? Под ними понимаются те границы, очерченные характером участия в совершении преступления и осознанием тех вредных изменений, которые происходят в результате действий организатора, подстрекателя и пособника. Говоря о пределах ответственности за соучастие с юридическим распределением ролей, необходимо также установить те границы, которые отличают соучастника от так называемого посредственного причинителя или от иного характера участия в совершении преступления (например, отличие одного вида соучастника от другого). В связи с этим представляется верной позиция тех ученых, которые считают целесообразным применять в отношении отдельных видов соучастников конкретную часть статьи 33 УК РФ, тем самым, отражая конкретную роль лица в совершении преступления.[10] Кажется неоправданной позиция тех авторов, которые полагают верным при определении ответственности поглощение одного вида соучастника другим (поглощение возможно только в том случае, когда какой-либо соучастник выступает еще и в качестве соисполнителя). Речь идет о совершенно разном характере действий, допустим, подстрекателя и организатора. Кстати говоря, то, что законодатель расположил виды соучастников в зависимости от степени общественной опасности их действий, еще не говорит о том, что действия организатора поглощают содеянное подстрекателем, который со своей стороны затмевает общественной опасностью своих действий пособничество. Естественно, что подобное решение проблемы несколько упрощает применение ст. 33 УК РФ практическими органами. Однако, все это не позволяет дать исчерпывающий ответ на вопрос о том, какую роль играет соучастник в совершении преступления. По этому пути идет и судебная практика.

Совершенно верно поступил Санкт-Петербургский городской суд, рассматривая дело по обвинению М. и других. М. была признана виновной в совершении преступления, предусмотренного ст. 17 и п. «а» ст. 102 УК РСФСР. В приговоре суд конкретно указал на характер ее участия в совершении преступления, а именно как организатора, подстрекателя и пособника.[11]

Вообще в российском уголовном праве ответственность соучастников, основывается на принципах равной уголовной ответственности за соучастие в преступлении и за совершение преступления одним лицом, самостоятельной ответственности каждого соучастника и индивидуализации их наказания.

Во-первых, принцип равной уголовной ответственности применительно к сложному соучастнику означает, что и организатор, и подстрекатель, и пособник имеет то же основание уголовной ответственности, что и преступник-одиночка — совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления.

Во-вторых, этот принцип означает вменение каждому из соучастников всего преступления, совершенного совместными объединенными усилиями соучастников, как результата его собственной умышленной деятельности.

В-третьих, ответственность за организацию, подстрекательство и пособничество не исключает возможности постановки вопроса о неоднократности, рецидиве и т.п.

В-четвертых, к каждому из соучастников применяются те же правила об освобождении от наказания, давности исполнения обвинительного приговора, снятия судимости и т.д.

Принцип самостоятельности означает, что любой соучастник несет ответственность лишь за деяние, совершенное им лично, то есть в пределах причиненного им вреда, либо входящего в объем его вины.

Принцип индивидуализации наказания за преступление, совершенное в соучастии находит свое отражение в том, что при назначении наказания организатору, подстрекателю или пособнику суд должен руководствоваться как общими началами назначения наказания, закрепленными в ст. 60 УК РФ, так и специальными требованиями ст. 34 УК РФ.

Некоторое внимание следует уделить и вопросу о назначении наказания за соучастие с юридическим распределением ролей. Отечественными криминалистами рубежа XIX—ХХ веков выделялись три варианта наказуемости соучастников. Первым из них являлся вариант, согласно которому подстрекатель или пособник наказывался наравне с исполнителем преступления. Второй вариант предусматривал подстрекателю или пособнику наказание меньшее, чем для исполнителя. И, наконец, третий вариант предусматривал назначение подстрекателю или же пособнику более тяжкого, чем исполнителю наказания.

Представляется, что к назначению наказания любому соучастнику ни в коем случае нельзя относиться механически.[12] Вполне разумным в этом случае является исследование всех обстоятельств дела: степень и объем вины, личностные характеристики сложного соучастника и т.д.

Допустима ситуация, в которой степень криминализации предполагаемого исполнителя настолько высока, что, предположим, подстрекателю достаточно приложить лишь минимальные усилия, чтобы подвигнуть к совершению преступления. Несомненно, подобная ситуация не предоставляет возможности назначения наказания более тяжкого или хотя бы равного наказанию исполнителя. Положение может быть и обратным — личность не обладает ни малейшими задатками преступника, и подстрекатель, вовлекая его в совершение преступления, прилагает колоссальные интеллектуальные и физические усилия. Эти усилия характеризуют его как личность, обладающую достаточно большим отрицательным потенциалом. Все это дает возможность и основание для назначения подстрекателю наказания большего, чем исполнителю или, по крайней мере, равного с ним.

V вопрос. Специальные вопросы ответственности за соучастие в преступлении

 

Соучастие и неоконченная преступная деятельность

Поскольку соучастие не создает особых оснований уголовной ответственности, следовательно, каждый из соучастников, будь то организатор, подстрекатель или же пособник, подлежит уголовной ответственности на том основании, что он совершил преступление, и суд, применяя к нему меры уголовно-правовой репрессии, руководствуется общими принципами уголовного права. Совершение преступления совместно накладывает некоторый отпечаток на индивидуализацию ответственности соучастников и не лишает соучастия некоторых элементов акцессорности.[13] Этот элемент акцессорности проявляется в некоторой зависимости ответственности, например, подстрекателя от фактически выполненного исполнителем в силу подговора деяния, поскольку “действия соучастников сами по себе без действий исполнителя не могут привести к преступному результату”.[14] В целом деятельность исполнителя является как бы продуктом совокупной деятельности и подстрекателя, натолкнувшего на совершение преступления, и организатора, руководившего либо организовавшего его совершение, и пособника, различными способами ему содействовавшего. Но причинно-следственный ряд между действием сложного соучастника и выполненным исполнителем, по верному замечанию Ф.Г.Бурчака, «продолжается до результата этой деятельности, являющегося последствием в уголовно-правовом смысле».[15] Таким образом, в деятельности организатора, подстрекателя или же пособника мы будем иметь оконченный состав преступления в том случае, если исполнителем будет выполнена полностью объективная сторона состава преступления (для формальных составов), и наступят преступные последствия (для материальных составов). В таком случае можно с полной ответственностью говорить о соучастии в оконченном преступлении. Если же в силу каких-либо обстоятельств исполнителю не удалось довести преступление до конца и его деятельность была прервана на стадии приготовления или покушения, то и все соучастники, независимо от того окончилась их роль в соучастии или нет в таком случае должны подлежать ответственности за организацию, подстрекательство, пособничество приготовлению или за организацию, подстрекательство, пособничество покушению на совершение преступления, то есть со ссылкой на статью, предусматривающую ответственность за неоконченную преступную деятельность, т.е. по ч. 1 или ч. 3 ст. 30 УК РФ, а так же по  конкретной части ст. 33 УК РФ, регламентирующей виды соучастников преступления и соответствующей статье Особенной части, состав которой выполнялся исполнителем.[16] Справедливое замечание в контексте вышеизложенного принадлежит Н.Д.Сергеевскому, полагавшему, что «...если главные физические виновники ответствуют за выполнение, то и подстрекатели с пособниками ответствуют за выполнение; если главные физические виновники ответствуют за покушение, то и эти за покушение».[17] Вообще среди ученых-криминалистов рубежа XIX—ХХ веков не существовало единодушия в подходе к данной проблеме. Так, некоторые из них видели, например, в подстрекательстве отдельное, совершенно самостоятельное преступление, объективная сторона которого заключается в склонении к совершению общественно опасного деяния. Таким образом, центр тяжести деятельности подстрекателя переносится на сам момент подговора, и он должен будет нести бремя ответственности за оконченное преступление вне зависимости от того, на благоприятную почву упали зерна его подговора или нет, согласился исполнитель совершить преступление или отказался, выполнил ли он до конца состав конкретного преступления или только приготовился либо покушался на его совершение. В подобных случаях деятельность подстрекателя естественно приобретает самостоятельный характер и должна существовать как самостоятельный деликт в Особенной части. Безусловно не вызывает возражений, что деятельность подстрекателя как соучастника заканчивается подговором. Однако, нужно помнить и о том, что подстрекатель, как правило, действует с определенным оттенком умысла — выполнить преступление руками другого лица (исполнителя). В силу этого он и должен отвечать за деяние, фактически совершенное исполнителем. Справедливым следует признать высказывание Н.С.Таганцева о том, что «подговор есть тот акт, благодаря коему подстрекатель вкладывается в соучастие: но отвечает он как соучастник не за этот подговор, а за то, что было выполнено исполнителем в силу этого подговора».[18]

Итак, квалификация действий любого соучастника будь то организатор, подстрекатель или пособник зависит от объема его вины и определяется содеянным исполнителем. Поэтому, безусловно, справедливо поступил правоприменитель в ситуации, когда квалифицировал пособничество лицу, совершившему покушение на получение взятки, как неоконченное преступление.

Свердловским районным народным  судом г. Костромы Русов осужден по ч. 1 ст. 173, ст. 15 и ч. 2 ст. 173 УК РСФСР; Киселев — по ст. 17 и ч. 2 ст. 173 УК РСФСР. В кассационном порядке дело не рассматрива­лось.

Русов признан виновным в получении взятки, а также в покушении на получение взятки, совер­шенном по предварительному сговору группой лиц, неоднократно, сопряженном с вымогательством, а Киселев — в пособничестве в получении взятки, совершенном по предварительному сговору груп­пой лиц, сопряженном с вымогательством.

Русов, являясь должностным лицом и используя свое служебное положение ав­тотехнического эксперта экспортно-технического отдела УВД Костромской области, за составление экспертного заключения в интересах участника дорожно-транспортного происшествия Релькина получил от последнего деревянную дверь.

Киселев, работая экспертом этого же отдела УВД Костромской области, полу­чил взятку около здания УВД от Крюкова, которую должен был передать авто­техническому эксперту Русову, согласно ранее до­стигнутой договоренности, за составление послед­ним акта автотехнической экспертизы по дорожно-транспортному происшествию,  в интересах участника этого происшествия Крюкова.

По смыслу закона, вымогательство означает требование должностным лицом взятки под угро­зой действий, которые могут причинить ущерб за­конным интересам взяткодателя, либо умышлен­ное поставление последнего в такие условия, при которых он вынужден дать взятку с целью  предотвращения вредных последствий для его пра- воохраняемых интересов.

В материалах дела не имеется доказательств того, что Русов и Киселев совершили такие дей­ствия в отношении Крюкова. Напротив, на пред­варительном следствии и в судебном заседании Крюков давал показания, из которых следует, что ни Русов, ни Киселев ему не угрожали, каких-либо других действий, влекущих вредные послед­ствия для его правоохраняемых интересов, не со­вершали. Киселев и Русов неоднократно предлага­ли дать взятку, что само по себе вымогательством не является, поэтому этот квалифицирующий при­знак подлежит исключению.

Поскольку Киселев содействовал получению взятки и судом он признан пособником, действия Киселева и Русова не могут быть признаны со­вершенными по предварительному сговору груп­пой лиц, этот признак также подлежит исключе­нию из обвинения.

Кроме того, в связи с тем, что Киселев пособ­ничал Русову в получении взятки, а действия пос­леднего квалифицированы как покушение на по­лучение взятки (так как Русов ее не получил по не зависящим от его воли причинам), то и действия Киселева не могут быть квалифицированы как оконченное преступление.

Поэтому президиум Костромского областного суда приговор Свердловского районного народно­го суда г. Костромы в отношении Русова и Кисе­лева изменил: действия Киселева со ст. 17 и ч. 2 ст. 173 переквалифицировал на ст. ст. 15, 17, ч. 1 ст. 173 УК РСФСР; из приговора в отношении Руссова исключил квалифицирующий признак ч. 2 ст. 173 УК РСФСР «получение взятки по предвари­тельному сговору группой лиц, сопряженное с вы­могательством»; Русов осужден по ч. 1 ст. 173, ст. 15 и ч. 2 ст. 173 УК РСФСР.[19]

Хотелось бы все же отметить, что допустима ситуация, в которой  соучастник сознает, что деятельность исполнителя дальше приготовления или покушения не зайдет, будучи в силу каких-либо обстоятельств прекращена. Но и в этих случаях он будет следовать, по общему правилу судьбе исполнителя.

Неудавшееся соучастие

Неудавшимся соучастие считается в том случае, когда в силу каких-либо причин оно не сопровождается тем деянием, которое организовывалось, либо на совершение которого направлялся исполнитель, либо содействие которому оказывалось пособником или же, как совершенно верно отмечал И.Я. Хейфец, «если оно не находится в причинной связи с последовавшим за подговором деянием».[20]

То есть неудавшимся следует считать такие случаи, когда, несмотря на все усилия соучастников, исполнитель отказывается от совершения преступления.

Действующий УК РФ в части 5 статьи 34 предусматривает правила квалификации в отношении исключительно неудавшегося подстрекательства. Однако, как уже отмечалось выше неудавшееся соучастие возможно не только в форме неудавшегося подстрекательства. Вполне допустима такая ситуация, когда и организатору не удается организовать совершение преступления либо сформировать преступное объединение (организованную группу или преступное сообщество), или же при совершении преступления исполнитель отвергает предложенную пособником помощь, либо, приняв ее до совершения преступления, впоследствии отказывается от его совершения.

Итак, поскольку законодатель особое внимание уделил такой форме неудавшегося соучастия как подстрекательство имеет смысл остановиться на ней более подробно. Неудавшееся подстрекательство может найти свое выражение в следующих вариантах. Во-первых, подстрекатель склоняет к совершению преступления, а исполнитель соглашается выполнить его, но затем в силу каких-то обстоятельств отказывается от претворения преступного замысла подстрекателя в жизнь. Во-вторых, возможна такая ситуация, когда подстрекатель не сумел даже склонить к совершению преступления, возбудить на то желание у предполагаемого им в качестве исполнителя лица. В-третьих, неудавшимся мы будем считать подстрекательство и в тех случаях, когда у подстрекаемого уже помимо воздействия на него имелось желание (решимость) совершить преступление. Третий же фактически превращает подстрекателя в интеллектуального пособника, не уничтожая института соучастия. Действующее уголовное законодательство регламентировало в статьях 30 и 34 УК РФ ответственность за неудавшееся подстрекательство, предложив рассматривать подобные действия как приготовительные. Вполне естественно желание законодателя ликвидировать подобный пробел в праве, поскольку даже неудавшиеся действия подстрекателя не следует оставлять без соответствующего внимания со стороны государства. И дело здесь даже не столько в тяжести применяемых к подстрекателю санкций, сколько в предупредительном воздействии государства на личность, содержащую в себе антиобщественные установки. Это можно объяснить и тем, что иногда даже неудавшаяся деятельность подстрекателя, направленная на склонение к совершению преступления, представляет собой значительную общественную опасность.

Подавляющее большинство отечественных ученых считает, что неудавшееся подстрекательство не может рассматриваться исходя из правил о соучастии на том основании, что в подобной ситуации отсутствует присущий соучастию количественный признак. Они предлагают руководствоваться правилами о стадиях совершения преступления.[21] По этому же пути идет и судебная практика.

Так, Цапусова была осуждена по ст. 15 и п. «а» ст. 102 УК РСФСР. Она была признана виновной в приготовлении к совершению умышленного убийства при следующих обстоятельствах. Будучи уверенной, в том, что ее соседка по квартире хочет колдовским способом причинить ей смерть, Цапусова решила найти человека для убийства соседки. Встретив ранее судимого Сизова, она пыталась склонить его на совершение убийства за 5 млн. рублей. Сизов для вида дал согласие, взял деньги, а сам, не имея намерения выполнять обещание, направился в ближайшее отделение милиции, где и рассказал о случившемся. Путем инсценировки убийства милиции удалось выявить неудачливую подстрекательницу.[22]

Вместе с тем рассмотрение неудавшегося подстрекательства не как соучастия, а как стадий совершения преступления приводит к тому, что акцессорная природа соучастия находит в этом случае свое подтверждение. На это обстоятельство в свое время указывал и М.И.Ковалев.[23] В принципе, такой упрек по отношению к сторонникам этой теории является не таким уж существенным, и можно было бы вполне рассматривать неудавшееся подстрекательство как приготовительные действия, если бы в ряде случаев при использовании этих правил не было бы некоторых противоречий с общими принципами уголовного права. Прежде всего, имеются в виду преступления, совершаемые специальным субъектом. Уголовное право признает специальным субъектом физических лиц, обладающих помимо возраста и вменяемости еще какими-либо дополнительными признаками. В преступлениях со специальным субъектом лица, не обладающие такими признаками, могут рассматриваться только как соучастники (организаторы, подстрекатели, пособники). Однако, теория уголовного права устанавливает никем не оспариваемое положение о том, что при приготовлении к преступлению и при покушении на его совершение субъект должен обладать всеми теми признаками, без которых оконченного состава преступления быть не может. Характерным в этом смысле будет высказывание Н.Ф.Кузнецовой о том, что «субъект приготовления к преступлению должен обладать всеми без исключения качествами, какие требуются для субъекта оконченного преступления».[24] Таким образом, если в статье Особенной части УК специально оговорено или подразумевается совершение преступления лицом, обладающим определенными специфическими качествами, то есть специальным субъектом, то и субъектом предварительной преступной деятельности (приготовления и покушения) может быть лицо, обладающее таковыми признаками. И, естественно, если лицо не обладает ими, то ни исполнителем, ни соисполнителем, готовящимся или покушающимся на его совершение, быть не может. При таком положении вещей неудавшиеся действия подстрекателя ни коим образом нельзя квалифицировать как приготовление к преступлению. Прав М.И.Ковалев, утверждая, что «исполнителем преступления со специальным субъектом не может быть лицо, не обладающее качествами, которыми закон наделил этого специального субъекта. Следовательно, при неудавшихся подстрекательстве и пособничестве в подобных случаях соучастники не могут отвечать за приготовление к преступлению».[25] Однако, неверным кажется решение о том, что таких подстрекателей и пособников вообще необходимо освобождать от уголовной ответственности. При таком подходе, как справедливо замечает Ф.Г.Бурчак, «вне уголовного преследования остаются не только малозначительные случаи, но иногда и случаи, требующие уголовно-правового реагирования».[26]

Ф.Г. Бурчак предложил квалифицировать неудавшиеся действия подстрекателя как покушение на подстрекательство к преступлению, предусмотренному конкретной статьей Особенной части УК РФ.[27] Чешский ученый-криминалист В.Солнарж в своей работе «Соучастие в преступлении по уголовному праву Чехословацкой Социалистической Республики» придерживается аналогичной точки зрения. Он полагает, что покушение на подстрекательство возможно в том случае, «если подстрекаемый не поддался на уговоры совершить преступное деяние, безразлично, потому ли, что устоял, или потому, что не знал, что речь идет о подстрекательстве».[28] Такая позиция была подвергнута многочисленной критике со стороны ученых-криминалистов. Еще в начале ХХ века И.Я.Хейфец предложил, хотя и недостаточно четко, отказаться от подобного решения на том основании, что, не являясь самостоятельным деликтом подстрекательство не обладает такими стадиями, свойственными преступлению, как приготовление и покушение. Поэтому без рассмотрения подстрекания по существу нельзя утверждать, по его мнению, что оно, являясь покушением на подстрекательство, уже этим является покушением на соответствующий деликт.[29] Кроме того, критики этой концепции обосновывают ее несостоятельность в силу следующих моментов. Во-первых, это усложненность квалификации, ее многоступенчатость. Во-вторых, это необоснованное, по их мнению, усиление уголовно-правовой репрессии, по той причине, что покушение наказуемо в любом случае, а приготовительные действия лишь тогда, когда предшествуют совершению тяжкого или особо тяжкого преступления.

Утверждение о том, что подстрекательство, не будучи самостоятельным деликтом, не может обладать стадиями, представляется несостоятельным. Соучастие представляет собой особый институт уголовного права, и поэтому действия, допустим, подстрекателя, направленные на возбуждение желания совершить определенное преступление, вполне могут рассматриваться как действия общественно-опасные, которые содержат все признаки состава преступления именно этого соучастника, достигшего стадии приготовления или покушения. Состав конкретного подстрекательства складывается, таким образом, из статей Общей и Особенной части УК РФ.

Представляется верным следующее решение вопроса об ответственности за неудавшееся подстрекательство. Прежде всего, необходимо определить момент, с которого следует считать оконченными действия подстрекателя. Таким моментом будет не сам факт склонения или подговора, а момент возникновения желания у подстрекаемого совершить определенное преступление. Внешне это будет выражаться в следующем: при наличии двухсторонней субъективной связи между соучастниками, т.е. подстрекателем и исполнителем должно состояться соглашение (сговор). Это и будет моментом окончания подстрекательства. При наличии односторонней субъективной связи между подстрекателем и исполнителем, которая вполне допускается, момент окончания подстрекательства будут определяться теми реальными шагами, которые сделал исполнитель в сторону совершения преступления. Имеются в виду приготовительные действия, которые дают возможность понять, что от ненаказуемого обнаружения умысла исполнитель перешел к первой стадии развития умышленной преступной деятельности — приготовлению.

Итак, если подстрекатель возбудил у исполнителя желание совершить преступление и тот в свою очередь выразил согласие на участие в нем, но впоследствии добровольно отказался, то действия подстрекателя необходимо квалифицировать как приготовление к совершению преступления. В том же случае, когда подстрекатель не сумел даже возбудить у исполнителя желание совершить какое-либо преступление и между ними не было достигнуто ни соглашения (сговора) на совершение преступления, ни последующих реальных шагов исполнителя, действия такого неудавшегося подстрекателя согласно ч. 5 ст. 34 УК РФ квалифицируются как приготовление к преступлению. Представляется‚ что более правильно такие действия квалифицировать как покушение на подстрекательство к преступлению, поскольку данная формула наиболее точно отражает внутреннюю природу института соучастия в преступлении. Любопытно отметить‚ что аналогичным образом вопрос решается в уголовном праве некоторых зарубежных государств[30].

А.И.Санталов предложил неудавшиеся действия подстрекателя квалифицировать как покушение на институт соучастия вообще.[31] Такая позиция представляется не совсем оправданной, поскольку соучастие, являющееся самостоятельным институтом уголовного права, представляет собой понятие, впитывающее в себя совершенно различную по характеру деятельность нескольких лиц, участвующих в совершении одного и того же преступления. В этом случае вполне можно согласиться с А.Н.Трайниным, полагающим, что «покушаться на соучастие также немыслимо, как, например, совершить покушение на необходимую оборону». Но далее он добавляет: «невозможно поэтому покушение на подстрекательство или на пособничество».[32] В этом с ним, к сожалению, согласиться невозможно ни коим образом, поскольку вполне вероятно покушение на достижение определенного результата (например, возбудить желание совершить преступление), когда в силу каких-либо обстоятельств предполагаемый исполнитель не проявил во вне желания совершить преступление. В целом же, если между желаемым и действительным существует некоторое соответствие, то деятельность, направленная на реализацию желаемого и не приведшая к результату - есть покушение.

Г.Е.Колоколов к решению вопроса о неудавшемся подстрекательстве предлагал подходить двояко, а именно: «а) когда подстрекатель употребил серьезные усилия определить исполнителя к задуманному преступлению; и б) когда подобных усилий со стороны подстрекателя не было. В первом случае интеллектуальная деятельность вполне объективирует достаточную преступную энергию; а потому, в силу установленного выше начала, здесь и необходимо констатировать наказуемое покушение. Во втором же случае мы должны, несомненно, принять лишь действия приготовительное, не заслуживающее уголовной реакции».[33]

Некоторое внимание необходимо уделить вопросу об ответственности подстрекателя при добровольном отказе от совершения преступления исполнителем. Такое положение тоже считается одним из видов неудавшегося подстрекательства. В том случае, когда подстрекатель склонил исполнителя к совершению преступления и последний дошел в своих действиях до стадии приготовления либо покушения, но затем по ряду причин отказался от доведения его до конца, от уголовной ответственности он освобождается, если в его действиях отсутствуют признаки иного состава преступления. Действия же подстрекателя в этом случае необходимо квалифицировать как приготовление к преступлению вне зависимости от того, на какой стадии прервал свою деятельность исполнитель, поскольку при таком положении вещей, добровольный отказ фактически уничтожает все этапы развития преступной деятельности, имевшие место до него.

Практически аналогично должен решаться вопрос об уголовной ответственности за неудавшуюся организаторскую  или пособническую деятельность. То есть в том случае, если организатор приложил все усилия для того, чтобы организовать совершение преступления, но не нашел должного отклика у лиц предполагаемых как соучастников, то его действия необходимо оценивать как покушение на организацию конкретного преступления. Если сговор на совершение преступления состоялся, и были оговорены детали реализации преступного умысла, то тогда следует вести речь не о покушении на организацию преступления (поскольку организатор свою роль уже удачно сыграл), а о приготовлении к преступлению.

В отношении пособничества нужно отметить следующее: если исполнитель не воспользовался, предложенной заранее помощью пособника при выполнении объективной стороны преступления, но, тем не менее, совершил его, пособничество неудавшимся признать нельзя. При подобном положении вещей важен не столько факт оказания пособником помощи исполнителю, сколько появление некой психологической связи  между этими лицами и наличие этой связи будет образовывать интеллектуальное пособничество. Только в том случае, когда, несмотря на обещанное пособником содействие, исполнитель отказался от совершения преступления, пособничество следует признать неудавшимся со всеми вытекающими из этого последствиями, то есть квалифицировать как покушение на пособничество конкретному преступлению.[34]

 

Ответственность соучастника при эксцессе

Совместность совершения преступления подразумевает под собой определенное отношение к достижению единого преступного результата. При этом воплощение реальной возможности в действительность ложится на плечи исполнителя преступления. Исполнитель же в свою очередь является не бездумным орудием совершения преступления, а лицом, обладающим определенным уровнем сознания и воли. В связи с этим, с какой бы пунктуальностью и детализацией не был бы организатором выработан план совершения преступления, как бы детально не очертил подстрекатель, к совершению какого именно преступления он склоняет исполнителя, как бы не способствовал пособник совершению преступления всегда существует возможность того, что исполнитель, так сказать, творчески переосмыслит полученную извне информацию и приведет ее в соответствие со своими личностными особенностями, либо с внешними факторами, сопровождающими совершение преступления. Вполне вероятно, что эти факторы окажут на исполнителя такое влияние, что он отступит от первоначально задуманного плана и совершит действия, выходящие за рамки осознания других соучастников. Такое отклонение поведения соучастника, если оно сопровождалось определенной комбинацией интеллектуальных и волевых моментов, представляет собой эксцесс.[35] Вообще эксцесс определяется как крайнее проявление чего-либо[36], но уголовное право понимает под ним совершение соучастником деяния, выходящего за пределы умысла других соучастников.

Не вызывает каких-либо сомнений, что те отклонения, которые допускает в своей деятельности соучастник, вероятны лишь в сфере объективной, то есть выход соучастника за пределы сговора возможен только по отношению к объекту посягательства, а также при выполнении объективной стороны состава конкретного преступления.

Законодатель в ст. 36 УК РФ дает определение эксцесса исполнителя, под которым понимает совершение исполнителем преступления, не охватывающегося умыслом других соучастников, и закрепляет положение, согласно которому за эксцесс исполнителя другие соучастники ответственности не несут. Представляется, что такая позиция законодателя не совсем оправдана. Вполне реальна такая ситуация, при которой возможен эксцесс не только исполнителя, но и любого другого соучастника, например, подстрекателя. Не исключены случаи, когда подстрекатель, по предварительной договоренности с остальными соучастниками, решивший склонить к совершению преступления еще какое-либо лицо, причиняет последнему вред здоровью, который не охватывался умыслом остальных соучастников. Весьма вероятен и такой вариант поведения подстрекателя, который склоняет исполнителя к совершению абсолютно другого преступления, чем то на совершение которого был сговор с остальными соучастниками.

Показательным примером эксцесса подстрекателя является дело, рассмотренное Санкт-Петербургским городским судом.

Б., имея умысел на вымогательство у  Д. принадлежащей ему приватизированной двухкомнатной квартиры, с целью облегчения совершения данного преступления решил похитить Д. из указанной квартиры. С этой целью Б. предложил своим знакомым К., Л. и К-ву совершить похищение Д., не сообщив им о своем намерении совершить вымогательство у потерпевшего.[37]

Организатор может вовлечь исполнителя в совершение такого преступления как посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа, не посвящая в это последнего. В результате действия исполнителя необходимо будет оценивать как убийство (ч. 1 или ч. 2 ст. 105 УК РФ), а действия организатора как организация посягательства на жизнь сотрудника правоохранительного органа (ч. 3 ст. 33 ст. 317 УК РФ).

Вполне допустим и эксцесс пособника. Интересный пример подобного рода эксцесса привел С. Ф. Милюков: при подготовке разбойного нападения пособник предоставляет боевые патроны вместо холостых или отравляющее вещество вместо оговоренного снотворного.[38]

Исходя из вышеизложенного, представляется целесообразным вести речь об эксцессе не только исполнителя преступления, но и любого другого соучастника. Поэтому возможен эксцесс и в организаторской, и в пособнической деятельности.[39]

Рассматривая эксцесс, невозможно обойти стороной классификацию, предложенную отечественной уголовно-правовой наукой, которая выделяет два вида эксцесса, подразделяя их в зависимости от характера отклонения от умысла других соучастников на количественный и качественный.[40] Классификация эксцесса на два этих вида имеет достаточно важное значение для правоприменительной практики. Оно, прежде всего, заключается в том, что в одном случае, несмотря на некоторые ограничения, применяются нормы о соучастии (при количественном эксцессе), а в другом случае о применении постановлений, касающихся соучастия в преступлении вести речь не приходится (при качественном эксцессе).

Итак, что же представляет собой эксцесс количественный. Данный вид подразумевает под собой совершение соучастником деяния однородного с тем, на совершение которого был осуществлен сговор.[41] При таком эксцессе допустимы следующие отклонения в поведении виновного. Во-первых, возможна такая ситуация, при которой выполненное деяние представляет собой менее тяжкое преступление, чем то, на совершение которого был осуществлен сговор. Во-вторых, допустима такая ситуация, при которой выполненное соучастником представляет более тяжкое, чем было задумано соучастниками преступление. В-третьих, может возникнуть такое положение, когда соучастником причиняется, по существу, вред двум объектам вместо одного, предварительно задуманного. Во всех этих случаях мы имеем дело с совершением однородного преступления с тем, в отношении которого состоялся сговор. Особенность состоит лишь в том, что соучастник выходит за границы действий, образующих объективную сторону состава преступления, охватываемого умыслом остальных участников. В случаях количественного эксцесса вполне допустимо наличие причинной связи между, допустим, действиями подстрекателя и исполнителя, так как именно действия подстрекателя дают своеобразный толчок исполнителю, склоняя его к совершению преступления. Так, В.С.Прохоров вообще полагает, что «эксцесс исполнителя имеется лишь тогда, когда деяние, совершенное им, находится в причинной связи с действиями соучастников. Отсутствие этой связи означает отсутствие эксцесса исполнителя.»[42] Допускает причинную связь при количественном эксцессе и Ф.Г.Бурчак.[43] Противоположную по этому вопросу точку зрения высказывает П.Ф.Тельнов, полагая, что поведение соучастников «утрачивает причинную и виновную связь с преступлением, совершаемым в условиях эксцесса, что и исключает ответственность за него остальных соучастников».[44]

В указанных выше случаях ответственность между соучастниками распределяется следующим образом. В том случае, когда, допустим, исполнитель совершил преступление менее тяжкое, чем то, к чему склонял его подстрекатель, последний будет подлежать ответственности только в пределах совершенного исполнителем. Это можно объяснить тем, что «излишек» подговора может быть рассмотрен лишь как обнаружение умысла и не подлежащий уголовно-правовой репрессии со стороны государства. В том случае, когда выполненное исполнителем деяние представляет собой более тяжкое, чем то, к совершению которого склонял подстрекатель, или организацию которого взял на себя исполнитель. Либо пособничество совершению, которому осуществлял исполнитель, ответственность их будет определяться пределами того, на что он подстрекал исполнителя. Однако, вполне можно вменить им в вину содеянное исполнителем в том случае, если соучастники лишь ограничились тем, что подвигнули предполагаемого исполнителя к желанию достичь определенного интереса, цели, не оговаривая конкретного пути их достижения. В подобной ситуации возможно вменить им результат на том основании, что исполнитель действовал в рамках, определенных ему соучастниками. И абсолютно безразлично, соответствовал ли конечный результат цели организатора, подстрекателя, либо пособника или был совершенно иным, наиболее весомым при таком положении вещей и решающим будет умысел конкретного соучастника.

Наглядным примером количественного эксцесса может послужить следующее уголовное дело.

По приговору Стерлитамакского городского народного суда Башкирской АССР Кононов осужден по ч. 3 ст. 144 УК РСФСР. Поданному делу осужден также Биккннин по ч. 3 ст. 144 УК. Кононов признан виновным в краже личного имущества группой лиц, с проникновением в жилище и значительным ущербом, причиненным потер­певшему.

Кононов согласился с предложением Биккинина, совершившего кражу спиртных налитков из квартиры Селиванова, похитить оставшееся спиртное. Биккинин повторно проник в квартиру Селиванова, взял две бутылки водки, две бутылки вина, одну бутылку бальзама, а также обручальное золотое кольцо и фотоаппарат, всего на сумму 403 руб. Кононов в это время стоял в подъезде, ограждая Биккинина от возможной опасности.

Заместитель Председателя Верховного суда РСФСР в протесте поставил во­прос о необходимости исключить из обвинения Кононова: кражу фотоаппарата и золотого кольца; квалифицирующего признака «причинение потерпевшему значительного ущерба».

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда РСФСР 20 декабря 1990 г. протест удовлетворила, указав следующее.

Как на предварительном следствии, так и в судебном заседании Биккинин и Кононов неоднократно показывали, что между ними была договоренность только о хищении спиртного; в квартиру Кононов не заходил.

О том, что Биккинин похитил золотое кольцо и фотоаппарат, Кононов узнал лишь в ходе предварительного следствия.

Как следует из этих данных, действия Биккинина, выразившиеся в хищении золотого кольца и фотоаппарата, вышли за пределы соглашения между ним и Кононовым, т. е. в данном случае налицо эксцесс исполнителя.

При таких обстоятельствах Кононов не может нести ответственность за хи­щение Биккининым золотого кольца и фотоаппарата.

Что касается квалифицирующего признака «причинение значительного ущерба потерпевшему», то его из обвинения Кононова следует исключить, по­скольку ущерб от его действий составил лишь сумму 48 руб. - стоимость спиртных напитков.[45]

Что же касается качественного эксцесса, то здесь необходимо отметить следующее. Качественный эксцесс представляет собой такую ситуацию, при которой соучастник совершает деяние, не только выходящее за рамки умысла остальных участников преступления, но и совершенно разнородное с теми, относительно которых существовал сговор. При качественном эксцессе происходит посягательство на иной объект. Деяние при качественном эксцессе вполне может совпадать по времени либо по месту совершения с преступлением, задуманным совместно с другими соучастниками, но это деяние не будет находиться в причинной связи с действиями, допустим, подстрекателя. Весьма часты случаи, при которых качественный эксцесс сопряжен с действиями, совершение которых оговаривалось соучастниками. Естественно, что тогда вопрос об ответственности не возникает, соучастники в этом случае будут отвечать за то деяние, которое совершил исполнитель, реализуя их преступный умысел (в результате их склонения и оказанной ими помощи). Соучастник же, допустивший со своей стороны эксцесс, кроме того, подлежит ответственности и за то деяние, которое образует его эксцесс.

Однако, наряду с этим может возникнуть и такая ситуация, при которой соучастник не совершает вообще либо совершает не полностью деяние, в отношении которого существовал сговор и претворяет в действительность совершенно иное преступление, которое не входит в объем вины остальных соучастников. Наука уголовного права не дает однозначного ответа на вопрос об ответственности остальных соучастников при таком положении. Так, М.И.Ковалев, исходя из позиции признания некоторой акцессорности соучастия, считает, что подобный эксцесс вообще исключает постановку вопроса о соучастии и целесообразнее было бы вести речь о стадиях развития умышленного преступления[46], то есть предлагает решать вопрос как при определении ответственности за неудавшееся соучастие. Ф.Г.Бурчак полагает, что в подобном случае действия соучастников необходимо квалифицировать как организацию покушения или подстрекательство к покушению на преступление, к совершению которого приступил исполнитель. Если же соучастник вообще выполнит качественно иное деяние, не входящее в объем вины других соучастников, то их действия необходимо квалифицировать как покушение на подстрекательство, организацию совершения преступления, поскольку никаких действий по претворению их замысла в жизнь не последовало.[47] Г.Е.Колоколов вне зависимости от вида эксцесса предлагал следующее решение проблемы: «1) подстрекатель отвечает здесь за покушение на то деяние, к которому он подстрекал; 2) что же касается преступления, выполненного подстрекнутым, то оно вменяется подстрекателю лишь тогда, когда на долю последнего выпадает по отношению к совершенному деянию или неосторожность (luxuria или negligentia) или установленная выше средняя форма вины».[48]

В заключение можно указать на то обстоятельство, что норма, регламентирующая вопросы эксцесса исполнителя, служит косвенным подтверждением того, что соучастник отвечает строго в пределах личной виновности. Лица, совместно совершающие преступление отвечают хотя и за общее деяние, однако, в пределах личной ответственности, то есть в рамках лично ими совершенного - в зависимости от их роли в соучастии.[49]

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Обобщая все вышеизложенное можно  сформулировать следующие выводы:

1. Cоучастие в преступлении имеет достаточно глубокие исторические корни, появляясь в качестве самостоятельного деликта в момент становления Киевского государства. О значимости изучения такого характера участия в совершении преступления свидетельствует весь исторический путь, проделанный соучастием — от робкого упоминания в летописях времен Киевской Руси, до одного из обширных институтов Общей части уголовного права.

2. В теории уголовного права выделяются следующие объективные признаки соучастия: во-первых, это признак множественности субъектов.

во-вторых это совместность действий соучастников, которая покоится на следующих  трех составляющих: а) взаимообусловленность деяний двух и более лиц; б) единый для соучастников преступный результат; в) причинная связь между деянием каждого соучастника и наступившим общим преступным результатом.

3. Действия соучастников безусловно находятся в причинной связи с содеянным исполнителем. Они создают реальную возможность совершения преступления исполнителем.

4. К субъективным признакам соучастия относятся: умышленный характер участия в совершении преступления, а также умышленный характер самого преступления. Вина при соучастии может быть выражена в форме как прямого, так и эвентуального умысла.

5. Соучастие необходимо предполагает сознание соучастником того, кого и к какому преступлению он склоняет, либо организует, либо совершению какого преступления способствует. Однако, теоретически вполне допустимо и не разрушает конструкции соучастия в преступлении отсутствие взаимной осведомленности между отдельными соучастниками (в частности подстрекателем и пособником) и исполнителем (так называемой односторонней субъективной связи).

6. На объем вины соучастников влияют признаки, характеризующие субъекта преступления, но лишь тогда, когда обстоятельства, которые относятся к личности исполнителя одновременно характеризуют большую либо, наоборот, меньшую степень общественной опасности совершенного им преступления или признаки, характеризующие специфику объекта посягательства. Такого рода обстоятельства подлежат им вменению, если они охватывались их умыслом.

7. Соучастие не создает каких-либо новых оснований уголовной ответственности и не изменяет их. Говоря об основании уголовной ответственности организатора, подстрекателя, пособника необходимо говорить не об особом основании ответственности, а об особой ее форме, которая находит свое выражение в том, что и они, и исполнитель объединяют свои усилия и участвуют в совершении одного и того же преступления. Организатор, подстрекатель и пособник создают себе основание уголовной ответственности действиями, направленными на создание реальной возможности для совершения исполнителем общественно опасного деяния.

8. Для эффективности уголовной ответственности за соучастие необходимо последовательно обеспечить ее неотвратимость и адекватность содеянному как исполнителем, так и самым сложным соучастником.

9. При определении характера участия в совершении преступления, правоприменители должны оценивать весь спектр действий соучастника и конкретно указывать на это в материалах дела.

10. Зависимость объема ответственности соучастников от содеянного исполнителем не исключает постановку вопроса о самостоятельности их ответственности.

11. Если в силу каких-либо обстоятельств исполнителю не удалось довести преступление до конца и его деятельность была прервана на стадии приготовления или покушения, то и другие соучастники в таком случае подлежат ответственности за соучастие в приготовлении или за соучастие в покушении на совершение преступления.

12. Допустимо говорить не только об эксцессе исполнителя, но и других соучастников, например, подстрекателя.

---

[1] Карпушин М.П., Курляндский В.Н. Уголовная ответственность и состав преступления. М., 1974; Прохоров В.С. Преступление и ответственность. Л., 1984; Санталов А.Н. Теоретические вопросы юридической ответственности. Л., 1982 и др.

[2] Назаренко Г.В. Вина в уголовном праве. Орел, 1996. С. 38.

[3] Утевский Б.С. Вина в советском уголовном праве. М., 1950.

[4] Трайнин А.Н. Состав преступления по советскому уголовному праву. М., 1954. С. 125.

[5] Никифоров Б.С. Об основах уголовного законодательства ¤¤ Важный этап в развитии советского права. М., 1960. С. 10.

[6] Прохоров В.С. Преступление и уголовная ответственность: Автореф. дис. ... докт. юрид. наук. Л., 1987. С. 22.

[7] Прохоров В.С. Соучастие в преступлении: Дис. ... канд. юрид. наук. Л., 1962. С. 27.

[8] См., напр.: Уголовное право. Общая часть /Под ред. И.Я.Козаченко, З.А.Незнамовой. М., 1998. С. 75.

[9] Трайнин А.Н. Учение о соучастии. М., 1941. С. 66. См. также: Прохоров В.С. Соучастие в преступлении: Дис. ... канд. юрид. наук. С. 27; Ковалев М.И. Соучастие в преступлении. Екатеринбург, 1999. С. 58.

[10] Пушкин А.В. Подстрекательство к преступлению: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. — М., 1995. С. 20. Подтверждение этой точки зрения можно найти в пп. 10, 11 Постановления № 1 Пленума Верховного Суда РФ “О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)” от 27 января 1999 г. // Сборник постановлений Пленумов Верховных Судов СССР и РСФСР (Российской Федерации) по уголовным делам. М., 1999. С. 535.

[11] Архив С.-Петербургского городского суда за 1994 г. Уголовное дело № 2‑26. См. также: Архив С.-Петербургского городского суда за 1997 г Уголовное дело № 2‑156.

[12] Стоит отметить, что уголовное законодательство ряда государств предусматривает обязательное смягчение наказания пособникам, причем смягчение, как правило, производится пропорционально наказанию назначенному исполнителю. Так, например, в ст.63 УК Японии говорится о том, что наказание пособника смягчается сообразно с наказанием исполнителя. Практически аналогичное положение содержится и в ч.2 § 27 УК ФРГ, и в ч.2 § 3 Свода законов Соединенных Штатов Америки (См: Уголовное законодательство зарубежных стран: Англии, США, Франции, Германии, Японии. Сборник законодательных материалов / Под ред. И. Д. Козочкина. М., 1999).

[13] Согласно учению об акцессорности (от латинского «accessorium», что означает «дополнительный», «несамостоятельный») организация, подстрекательство и пособничество являются участием в чужом деянии и имеют по отношению к деянию исполнителя придаточный характер.

В целом, зарождение акцессорной теории соучастия относится к эпохе Великой французской революции, и впервые была законодательно закреплена в Уголовном кодексе Франции 1791 года и, в особенности, в Кодексе Наполеона 1810 года. В указанных законодательных источниках уголовно-правовая оценка действий соучастника полностью определялась оценкой преступления, совершенного исполнителем и напрямую зависела от него. Так по уголовному праву Франции ответсвенность отдельных сочастников‚ в том числе подстрекателей‚ обусловлена следующими обстоятельствами: 1) реальным совершением исполнителем оконченного преступления или же наказуемого покушения на него; 2) совершением исполнителем преступления или проступка. На этих же позициях стоит и уголовное право ФРГ (см.: Крылова Н.Е.‚ Серебренникова А.В. Уголовное право зарубежных стран. М.‚ 1998. С.118-119‚ 125-126).

М.И.Ковалев под акцессорностью соучастия предлагает понимать тот факт, что без исполнителя нет и соучастия, что особые условия и формы ответственности соучастников возможны только в случае, если исполнитель выполнил задуманный соучастниками состав преступления или, по крайней мере, начал его исполнение. (См.: Ковалев М.И. Соучастие в преступлении. Екатеринбург, 1999. С.20.) Вообще же учеными выделяются несколько видов акцессорности. Так, например, В.С. Устинов выделяет следующие виды акцессорности: строгая, логическая, акцессорность по наказанию, лимитированная, акцессорность по степени завершенности деяния. См.: Устинов В.С. Уголовное право России в схемах и определениях. Н.-Новгород, 1998. С. 107.)

[14] Кузнецова Н.Ф. Ответственность за приготовление к преступлению и покушение на преступление по советскому уголовному праву. М., 1958. С. 128.

[15] Бурчак Ф.Г. Указ. соч. С. 181.

[16]  Подобное решение данной проблемы встречается практически у всех ученых (См., например: Пушкин А. В. Принципы акцессорной и самостоятельной ответственности соучастников преступления. //Законность № 3, 2001, С.29 и др.).

[17] Сергеевский Н.Д. Конспект лекций Общей части уголовного права. СПб., 1885. С. 293.

[18] Таганцев Н.С. Русское уголовное право: В 2 т. Т. 1. М., 1994. С. 354.

[19] БВС РФ.1996. №3. С10.

[20] Хейфец И.Я. Подстрекательство к преступлению. СПб., 1914. С. 54.

[21] См.: Тельнов П.Ф. Ответственность за соучастие в преступлении. М., 1974. С. 158; Трайнин А.Н. Указ. соч. С. 126; Козлов А.П. Неоконченное преступление. Красноярск, 1999. С. 143-144. Волженкин Б. В. Служебные преступления М., 2000. С.250-251., и др.

[22] Юридическая практика: Информационный бюллетень центра права специального юридического ф-та. СПб. ГУ. 1997. № 4 (11). С. 24—26.

[23] Ковалев М.И. Соучастие в преступлении. Ч. 2. Свердловск, 1962. С. 183.

[24] Кузнецова Н.Ф. Ответственность за приготовление к преступлению и покушение на преступление по советскому уголовному праву. М., 1958. С. 49. См. также: Санталов А.И. Состав преступления и некоторые вопросы Общей части уголовного права ¤¤ Правоведение. 1960. № 1. С. 104.

[25] Ковалев М.И. Указ. соч. Т. 2. С. 184.

[26] Бурчак Ф.Г. Соучастие: социальные, криминологические и правовые проблемы. Киев, 1986. С. 169.

[27] Бурчак Ф.Г. Там же. С. 170. Аналогичную точку зрения можно встретить в трудах отечественных ученых рубежа XIX-ХХ веков. Так, Г.Е.Колоколов утверждал, что покушение на соучастие возможно (См.: Колоколов Г.Е. О соучастии в преступлении. М., 1881. С. 181).

[28] Цит. по: Ковалев М.И. Соучастие в преступлении. Екатеринбург, 1999. С. 130.

[29] Хейфец И.Я. Указ. соч. С. 58.

[30] Так, например, в ч.1 § 30 УК ФРГ говорится о покушении на соучастие, а именно о попытке склонения к совершению преступления. За такие действия лицо несет ответственность в соответствии с положениями о покушении на преступление (См: Уголовное законодательство зарубежных стран: Англии, США, Франции, Германии, Японии. М.,1999. С. 258).

[31] Санталов А.И. Состав преступления и некоторые вопросы Общей части уголовного права  Правоведение. 1960. № 1. С. 103—104.

[32] Трайнин А.Н. Указ. соч. С. 126.

[33] Колоколов Г.Е. Указ. соч. С. 190.

[34] Противоположной точки зрения по данному вопросу придерживается большинство ученых. Так например, А. В. Шеслер полагает, что действия подобного рода необходимо квалифицировать как приготовительные (См: Шеслер А. В. Указ. соч. С. 42).

[35] На возможность эксцесса со стороны исполнителя в свое время указывали многие криминалисты XIX века. (См., напр.: Кистяковский А.Ф. Элементарный учебник общего уголовного права. Т. 1. Общая часть. Киев, 1875. С. 197-200.)

[36] Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1996. С. 896.

[37] Архив С.-Петербургского городского суда за 1997 г. Уголовное дело № 2‑51.

[38] Милюков С. Ф. Российское уголовное законодательство: опыт критического анализа. СПб., 2000. С.83.

[39] На вероятность такого рода эксцессов указывал еще П.Ф.Тельнов (См.: Тельнов П.Ф. Указ. соч. С. 152-153; см. также: Милюков С. Ф. Вопросы совершенствования Общей части уголовного законодательства //Криминологические и уголовно-правовые вопросы борьбы с преступностью. Волгоград, 1994. С. 83; Шеслер А.В. Указ. соч. С. 50)

[40] См., например: Ковалев М.И. Соучастие в преступлении. Екатеринбург, 1999. С. 182-184, и др.

[41] Ковалев М. И. Соучастие в преступлении. Екатеринбург, 1999. С. 183.

[42] См.: Прохоров В.С. Соучастие в преступлении ¤¤ Курс советского уголовного права. Т. 1. Л., 1969. С. 632.

[43] Бурчак Ф.Г. Указ. соч. С. 185.

[44] Тельнов П.Ф. Указ. соч. С. 153.

[45] Опр. СК ВС РСФСР от 20.12.1990. //БВС РСФСР. 1991. № 9. С. 3.

[46] Ковалев М.И. Соучастие в преступлении. Ч. 2. Свердловск, 1962. С. 179. См. также: Тельнов П.Ф. Ответственность за соучастие в преступлении. М., 1978. С. 63.

[47] Бурчак Ф.Г. Указ. соч. С. 186.

[48] Колоколов Г.Е. Указ. соч. С. 197—198.

[49] На это обстоятельство также указывает и А.В. Наумов (см.: Наумов А.В. Российское уголовное право. Общая часть. Курс лекций. М., 1996. С. 310).