Терроризм: некоторые проблемы квалификации

Многообразие форм проявления терроризма приносит новые "сюрпризы" науке уголовного права, которые, несмотря на множество изданной литературы, вынуждают вновь и вновь возвращаться к этой проблеме. Особый интерес вызывают вопросы квалификации рассматриваемого деяния. Причем если признаки объективной стороны терроризма достаточно полно исследованы (см., например: Антонян Ю.М. Терроризм. Криминологическое и уголовно-правовое исследование. М., 1998; Мальцев В.В. Ответственность за терроризм // Российская юстиция. 1994. N 11; Мальцев В.В. Терроризм: Проблема уголовно-правового регулирования // Государство и право. 1998. N 8. С.104-107), то признаки субъективной стороны все еще нуждаются в продолжении всесторонних исследований. Так, в науке уголовного права малоисследованным остается специальный признак - цель, указанная в диспозиции ст.205 УК. Практически не встречается углубленное исследование признаков, позволяющих определить соучастие в терроризме. Это и становится причиной ошибочных суждений представителей структур, призванных обеспечивать противодействие терроризму и освещать эту деятельность.

Часто средствами массовой информации и пресс-службами силовых структур делаются поспешные выводы, когда те или иные действия преступников однозначно расцениваются как террористические, тогда как определить, являются они таковыми или нет, можно только при обнаружении преступников и установлении, какую цель они преследовали. Анализ субъективных признаков позволяет утверждать, что далеко не каждый взрыв или поджог можно рассматривать как акт терроризма, так же как и не каждый случай убийства государственного или общественного деятеля образует террористический акт. Например, убийство коммерсанта путем взрыва его автомобиля можно расценить как терроризм только в том случае, если преступник преследовал цель создания обстановки страха у населения города (района, квартала) или принуждения принятия нужного ему решения другими компаньонами погибшего и т.п. Если же указанное деяние совершено на почве личных неприязненных отношений, то такие действия следует расценивать как убийство, совершенное общеопасным способом (п."е" ч.2 ст.105 УК). Сказанное означает, что установить истинные цели преступников возможно лишь в случае их задержания и проведения в отношении них следственных действий.

Субъективная сторона терроризма, повлекшего по неосторожности смерть человека или иные тяжкие последствия, характеризуется двойной формой вины: прямым умыслом по отношению к террористическим действиям и неосторожностью (как легкомыслием, так и небрежностью) по отношению к указанным в п.3 ст.205 УК последствиям. Для этого состава характерно наравне с осознанием общественной опасности характера своих действий и предвидением абстрактной возможности наступления общественно опасных последствий отсутствие волевого критерия. Лицо, хотя и предвидит возможность наступления указанных последствий, тем не менее не желает их, рассчитывая на какие-то реально существующие факторы (силы), например поджигает здание, полагая, что вовремя приехавшие пожарные сумеют его потушить и не дадут ему перекинуться на другие здания, или закладывает взрывчатку, считая, что в момент взрыва в радиусе его поражающего действия никого не будет.

Возможно, что виновный рассчитывает на свои собственные личные качества - опыт, ловкость, профессионализм и т.д. Например, лицо ошибается в мощности разрушающего действия взрывного устройства, однако расчеты его оказываются легкомысленными, самонадеянными, и в результате взрыва происходит вместо предполагаемого незначительного повреждения здания его полное разрушение.

Для преступной небрежности как вида неосторожной вины характерно то, что лицо не предвидит возможности наступления смерти человека или иных тяжких последствий в результате своих действий (бездействия), хотя при необходимой внимательности и предусмотрительности должно было и могло их предвидеть. Например, виновный в целях устройства предупреждающего взрыва в ночное время закладывает взрывное устройство под автомобиль, рассчитывая на то, что взрыв произойдет до того, как хозяин автомобиля воспользуется им, тем самым причинит ему лишь имущественный вред, однако в результате взрыва погибает случайный прохожий. В этом случае интеллектуальный критерий преступной небрежности состоит в том, что лицо не сознает возможность наступления последствий, указанных в ч.3 ст.205 УК. Виновный не имеет намерения причинить эти последствия, не желает и даже не допускает возможность их наступления. Однако непредвидение последствий в данном случае свидетельствует о пренебрежении лица к требованиям закона, правилам общежития, интересам других лиц и т.п.

Чтобы признать лицо виновным в совершении акта терроризма, наравне с установлением других признаков необходимо установить, что оно осознавало фактическую сторону своих действий (бездействия), так как только в этом случае возможна ответственность за них. Например, организатор для совершения террористического акта незаконно приобретает взрывное устройство у другого лица, который так же, как и покупатель, не имеет права на хранение, ношение и сбыт оружия, взрывчатых веществ и взрывных устройств. При этом продавца ставят в известность, что взрывное устройство приобретается именно в террористических целях. Соглашаясь на такую незаконную сделку, продавец взрывного устройства сознает не только общественно опасный характер предмета сделки и преступность характера своих действий, но и преступность настоящих и будущих действий террориста.

Поскольку лицу, реализовавшему взрывное устройство до момента окончания преступной сделки, т.е. до фактического перехода взрывного устройства во владение покупателя, становятся известны его конечные цели (терроризм), то действия сбытчика должны квалифицироваться по ст.ст.222 и 205 УК.

Конечно, могут возразить, что в данном случае соучастие не образуется ввиду отсутствия таких признаков, как совместность действий, единство цели и желанность ее достижения. При этом отсутствие совместности действий, наверное, будет объяснено тем, что преступная деятельность торговца взрывным устройством ограничена лишь выполнением состава ст.222 УК и к последующим преступным действиям лица, использовавшего это взрывное устройство, отношения не имеет. Отсутствие единой террористической цели объяснят тем, что у торговца взрывным устройством наличествует только корыстная цель и прямой умысел его направлен на достижение только этой цели. Такое суждение возможно, если объективные и субъективные признаки соучастия рассматривать изолированно друг от друга.

Соучастие предполагает такую совместную деятельность, при которой самостоятельный характер действий присоединившейся силы (в нашем примере - торговец оружием) должна была бы прервать связь причинности дальнейших событий. Откажись торговец, узнав о целях покупателя, от преступной сделки, связь причинности событий прервалась бы и террорист не смог бы реализовать свой умысел. Торговец взрывным устройством своими действиями, хотя и имеющими самостоятельное уголовно-правовое значение, способствовал террористу, заведомо зная, для достижения каких целей это устройство приобретается. Интеллектуальный момент умысла виновного в этих случаях определяется тем, что он осознает общественно опасный характер своего деяния. А именно, во-первых, понимает фактические обстоятельства содеянного (что он незаконно сбывает взрывное устройство), во-вторых, и это главное, сознает общественную опасность и социальную сущность не только своего деяния, но и будущих деяний террористов с использованием данного взрывного устройства.

Обязательность совпадения результатов интеллектуальной деятельности соучастников не всегда свидетельствует и не всегда предполагает обязательность совпадения волевых признаков. Так, в приведенном примере торговец взрывным устройством, возможно, и не желает, чтобы взрывное устройство использовалось при совершении терроризма, но тем не менее, не препятствуя, способствует своим безразличным отношением к последующим действиям террориста и возможным последствиям. Следовательно, пособничество как разновидность соучастия в терроризме возможно и с косвенным умыслом.

С. Дикаев,

кандидат юридических наук, доцент,

подполковник внутренней службы

"Российская юстиция", N 11, ноябрь 2003 г.