ИСТОРИЯ КВЖД И РОССИЙСКОЙ ЭМИгРАЦИИ В КИТАЕ (первая половина ХХ века)

Глава 2. КВЖД В МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЯХ НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ В 1917-1924 ГГ. СКЛАДЫВАНИЕ БЕЛОЙ ЭМИГРАЦИИ В КИТАЕ

2.1. 1917 г. в полосе отчуждения КВЖД

Первые известия о падении самодержавия были получены в Харбине 3(16) марта 1917 г., а 4(17) марта началась повсеместная организация Советов рабочих и солдатских депутатов на линии[1]. Первым председателем Харбинского Совета рабочих депутатов в марте 1917 г. был избран кадет доктор К.С. Фиалковский, а Совета солдатских депутатов - меньшевик М.Н. Рютин[2] (позже известный выступлением против Сталина). Также в Харбине был создан Комитет общественных организаций, действовавший от имени Временного правительства..

В июле 1917 г. М.Н. Рютин, выйдя из партии меньшевиков, организовал в Харбине Комитет РСДРП(б) в составе 5 человек (Рютин, Якубов, Славин, Летунов и Стразов). С сентября 1917 г. этот комитет стал издавать журнал "Борьба" (всего вышло 12 номеров)[3]. Тогда же произошло слияние обоих Советов, возглавил объединенный Совета рабочих и солдатских депутатов М.Н. Рютин*, вскоре начавший предъявлять претензии на политическую власть в полосе отчуждения [4]. Фактически в полосе отчуждения сложилось "троевластие": власть одновременно пытались осуществлять генерал Д.Л. Хорват, Комитет общественных организаций и Совет рабочих и солдатских депутатов.

Узнав о событиях Октябрьской революции в Петрограде, Харбинская организация РСДРП(б) 12 ноября 1917 г. издала воззвание к населению о поддержке решений II Всероссийского съезда Советов. В то же время Харбинский Совет медлил и не решался на деле взять управление в полосе отчуждения в свои руки. 8 декабря 1917 г. члены Совета телеграфировали Совнаркому в Петроград, запрашивая инструкции в отношении Хорвата[5]. Получив указание НКИД отстранить от управления дорогой генерала[6], Харбинский Совет опубликовал 12 декабря в газете "Голос труда" обращение к населению, в котором объявлял себя единственным представителем государственной власти в полосе отчуждения. Генерал Д.Л. Хорват, бывший в то время не только Управляющим КВЖД, но и дипломатическим уполномоченным Временного правительства, был отстранен от должности. Тогда же советское правительство назначило комиссаром полосы отчуждения КВЖД А.Н. Луцкого, члена Харбинского Совета с ноября 1917 г.[7]

Д.Л. Хорват в штыки встретил попытку установить на КВЖД советскую власть и, естественно, не смирился с этими назначениями. Придя к выводу, что подавить революционные выступления солдат и рабочих КВЖД собственными силами не удастся, генерал решился на отчаянный шаг - призвал на помощь китайские войска. 24 декабря 1917 г. китайские власти предъявили Совету ультиматум о высылке из Харбина революционно настроенных 618 и 559 дружин Охранной стражи, "индивидуально Рютина, Славина и сочувствующих им" и о роспуске Совета[8]. В этот же день Рютин и Славин выступили в последнем номере "Голоса труда" с прощальным обращением к рабочим полосы отчуждения, в котором Хорват был обвинен в предательстве - "сдаче Маньчжурии китайским мандаринам"[9].

Позже ряд эмигрантских авторов также осуждал генерала за обращение к китайским властям, считая, что это нанесло "удар по русскому престижу в Маньчжурии"[10]. Сторонники Хорвата, напротив, объясняли действия Управляющего патриотическими побуждениями, желанием сохранить работоспособность дороги и защитить русское население[11]. Известный шанхайский журналист Н. Лидин впоследствии утверждал, что поступи Хорват иначе, японцы оккупировали бы эту территорию и "эра русского благоденствия, в частности, эмигрантского, в Северной Маньчжурии закончилась бы на много лет раньше"[12].

Очевидно одно: подобные меры были предприняты Управляющим с единственной целью - предотвратить переход власти в Харбине и на линии в руки большевиков. Не следует также забывать и о том, что представители иностранных консульств в Маньчжурии весьма настойчиво оказывали давление на китайские власти, требуя прекратить революционные выступления на дороге. 8 декабря 1917 г. обе революционные дружины были высланы за пределы Китая. На станции Маньчжурия их встретил отряд атамана Г.М. Семенова. Многие дружинники были подвергнуты издевательствам и избиениям, несколько человек расстреляны[13].

Так, при помощи китайской армии, была сорвана попытка установления советской власти на КВЖД в конце 1917 г. В 1918 г. лидеры коммунистов КВЖД (Цуцура, Смирнов, Кочетов, Сухорученко, Фальковский) действовали уже на нелегальном положении. Официальным руководителем рабочего движения на линии стал профсоюз рабочих и мастеровых КВЖД, в состав исполнительного комитета которого вошли меньшевики и эсеры. 15 мая 1918 г. этот профсоюз организовал забастовку, после чего исполнительный комитет был распущен, а члены его арестованы[14].

Подавив революционные выступления на КВЖД, Хорват не успокоился. Он был глубоко убежден, что борьба с большевиками в пределах всей России "может увенчаться успехом только в том случае, если будет начата на Дальнем Востоке, при подготовке средств к ней в свободной от большевиков полосе отчуждения КВЖД и при условии получения достаточной помощи со стороны союзных держав"[15]. С этой идеей Хорват в апреле 1918 г. направился в Пекин - на совещание о ситуации на КВЖД с китайскими властями и российскими представителями (российским посланником кн. Н.А. Кудашевым, известным финансистом и промышленником А.И. Путиловым, А.В. Колчаком и др.).

Русские участники совещания и представители китайского правительства согласились с предложением Хорвата образовать новое Правление КВЖД, так как большая часть прежнего осталась в Петрограде. В соответствии с уставом 1896 г. было сформировано новое Правление, в состав которого вошли губернатор Гиринской провинции и несколько китайских чиновников, Путилов, Колчак и др. Хорват был избран Председателем Правления[16].

Идея Хорвата о создании в полосе отчуждения на средства дороги вооруженных формирований для борьбы с большевизмом была полностью поддержана участниками совещания. Формирование этих отрядов было поручено А.В. Колчаку, который поэтому до сентября 1918 г. входил в состав Правления КВЖД в качестве военного члена[17]. Однако уже к концу июня 1918 г. Колчак понял, что из затеи создать единые вооруженные силы для борьбы с Красной Армией в полосе отчуждения ничего не выйдет. Основная причина провала этого плана - нежелание атамана Забайкальского казачьего войска Г.М. Семенова и атамана Уссурийского казачьего войска И.М. Калмыкова подчиняться Колчаку.

Итак, на этот раз Д.Л. Хорвату удалось удержать власть: в 1918 г. административная власть в полосе отчуждения и управление дорогой по-прежнему оставались в руках генерала. Но правовое положение как самой КВЖД, так и российского населения на линии стало в 1918 г. уже очень неопределенным, а политическая ситуация в полосе отчуждения - весьма сложной. Этому особенно способствовало обострение борьбы за власть - в пределах Дальнего Востока и всей России - не только между "красными" и "белыми", но и между различными политическими группировками, всевозможными правительствами и отдельными личностями. В это время в Харбине волею судеб оказались одновременно несколько претендентов на роль "спасителя России" - адмирал А.В. Колчак, атаман Г.М. Семенов, генерал Д.Л. Хорват и ряд иных деятелей (П.В. Вологодский, П.Я. Дербер и др.). Тогда же в Харбине появилось и два "законных" правительства, не обладавших на самом деле никакой реальной властью, но активно мешавших объединению антибольшевистских сил в одно целое. Так, в феврале 1918 г. представителями крупной буржуазии на Дальнем Востоке был создан "Дальневосточный комитет активной защиты родины и Учредительного собрания" (или "Временное Сибирское правительство")[18], полностью зависевший от Хорвата и проявлявший "чрезвычайно малую и слабую политическую деятельность".

Еще меньшим влиянием пользовался "дерберовский кабинет"**. Д.Л. Хорват объяснял присутствие П.Я. Дербера в Харбине так: "...было бы неудобно выбросить их (членов "дерберовского кабинета" - Н.А.) на улицу; они попросили у меня возможности жить, я дал им вагон, и я смотрю на них, как на частных лиц"[19].

Сам Хорват (как, впрочем, и многие другие в этот трагический для России период) также попытался сыграть роль "спасителя отечества". 9 июля 1918 г. на станции Гродеково генерал Д.Л. Хорват объявил себя временным "верховным правителем России" - "до восстановления, при содействии народа, порядка в стране и до созыва свободно избранного Учредительного собрания, которое установит образ правления Российского государства"[20].

Претензии Хорвата на высшую государственную власть в стране также породили самые различные оценки в эмигрантских публикациях. Так, авторы, близкие к лагерю Хорвата, объясняют подобные действия генерала - "осторожного и деликатного по натуре" - сильнейшим давлением на него со стороны различных общественных организаций Сибири и Дальнего Востока, а также "советами представителей дружественных держав"[21]. Более того, другой кандидатуры, по их мнению, для возглавления белого движения не было ни в Харбине, ни во Владивостоке[22]. Писатель В. Максимов, наоборот, утверждает, что Хорват вовсе не претендовал на власть, а явился одним из сторонников провозглашения "верховным правителем" Колчака[23]. Н. Лидин считает, что Хорват не только "по складу своего характера, индивидуальным данным не подходил на амплуа вождя", но и к самой белой идее - "пока народ болен большевизмом" относился скептически[24]. В этой связи интересны сделанные Колчаком оценки действий генерала - прямо противоположные. Летом 1918 г. в интервью "Моей газете" (Владивосток) он заявил: "О правительстве Хорвата не могло быть серьезного разговора... Это - пародия на правительство. В полосе отчуждения какое могло быть правительство? Правительство, какое каждый китайский городовой может выселить!"[25] А на допросах следственной комиссии Колчак утверждал уже обратное: из всех лиц, которые были известны на Дальнем Востоке, "Хорват единственный мог претендовать на это, так как он давно уже был на Востоке в качестве главноначальствующего полосы отчуждения, был известен на Востоке всем..."[26]

Что же касается поста Управляющего КВЖД***, то Хорват решил оставить его, сохранив только звание Председателя Правления. Поклонники генерала и этот поступок Дмитрия Леонидовича считают героическим: "оставить вполне налаженную работу на КВЖД и пожертвовать своим видным и почетным положением в Маньчжурии", чтобы "выступить против большевиков и всех предателей России"[27].

Целью сформированного Хорватом правительства - "Делового кабинета" было объявлено "восстановление национальной верховной государственной власти" в стране[28]. В "Деловой кабинет" вошли деятели различных направлений: сибирские областники во главе с членом III и IV Государственных дум С.В. Востротиным, С.А. Таскин, член II и IV Государственных дум, будущий харбинский эмигрант, Л.А. Устругов - товарищ министра путей сообщения Временного правительства и т.д.

После занятия белочехами Владивостока (29 июня 1918 г.) город стал ареной острой политической борьбы за власть на Дальнем Востоке и в Сибири. 4 августа 1918 г. сюда прибыл Хорват с "Деловым кабинетом", собираясь дать "решительный бой" "дерберовскому кабинету", объявившему себя "Временным правительством автономной Сибири", и Временному Сибирскому правительству (Томскому)****. Эту борьбу Хорват проиграл: в сентябре 1918 г. он "согласился" передать "Временному Сибирскому правительству" (П.В. Вологодского) "свой правительственный аппарат в лице Делового кабинета и свои войсковые отряды", а сам стал представителем этого правительства на Дальнем Востоке[29].

Быстрое изменение политической ситуации в регионе, лихорадочная смена правительств привели к тому, что 14 ноября 1918 г. Хорват окончательно сложил с себя полномочия временного правителя, оставшись Верховным уполномоченным на Дальнем Востоке - уже от Временного Всероссийского правительства*****. После свержения 18 ноября 1918 г. власти этого правительства адмиралом Колчаком (также провозгласившим себя "верховным правителем России") Д.Л. Хорват остался в Харбине все в той же роли - Верховного уполномоченного на Дальнем Востоке - но теперь уже от Омского правительства Колчака[30].

Так бесславно закончилась для Хорвата борьба за верховную власть в стране. Что бы ни говорили эмигрантские авторы о патриотизме Хорвата как единственном мотиве его притязаний на роль спасителя государства, нельзя не видеть определенных честолюбивых устремлений генерала (поведение которого, впрочем, весьма характерно для многих представителей высшей царской администрации), не устоявшего перед соблазном возглавить очередное "всероссийское правительство", каким бы эфемерным оно ни было.

Но и в "счастливой Хорватии" неудачи продолжали преследовать генерала. Союзные державы, на помощь которых в удержании власти в полосе отчуждения так рассчитывал Дмитрий Леонидович, сами предприняли попытку установить собственный контроль над КВЖД. Это вмешательство иностранных держав в дела дороги озлобляло российское население полосы отчуждения и явилось одним из факторов нагнетания напряженности. А это, в свою очередь, вызвало усиление классовой борьбы на КВЖД, что не только мешало нормальному функционированию дороги в 1919-1920 гг., но и привело в конце концов к отставке самого Хорвата с поста Председателя Правления.

В конце июля 1919 г. началась массовая забастовка рабочих на всей линии: железнодорожное движение было парализовано. 7 августа 1919 г. на дороге было введено чрезвычайное положение, забастовщики предавались военно-полевому суду, многие были расстреляны[31]. 19 августа отряд полковника Враштиля окончательно подавил сопротивление железнодорожников. Тем не менее деятельность легальных профсоюзов рабочих и служащих дороги продолжалась. 27 января 1920 г. по инициативе коммунистов была создана Объединенная конференция профсоюзов, партий, кооперативов и других демократических организаций КВЖД [32] как орган российского населения полосы отчуждения. 6 февраля 1920 г. Объединенная конференция обратилась ко всем иностранным консулам в Харбине с требованием отстранения Хорвата от власти, а 12 марта предъявила генералу ультиматум: в 24 часа "передать власть над русскими государственными учреждениями и охрану личных, имущественных и политических прав русского населения полосы отчуждения временному правительству - Приморской земской управе" [33]. На следующий день, 13 марта, созданный под руководством коммунистов Центральный стачечный комитет объявил всеобщую политическую забастовку по всей линии. В ней приняли участие русские и китайские рабочие, и даже китайские солдаты [34]. Решимости забастовщикам прибавили успехи красногвардейцев в изгнании белых частей из Приморья и начавшаяся эвакуация всех интервентов. Вопреки угрозам Г.М. Семенова ввести "свои полки с бронепоездами и аэропланами" для подавления забастовки [35], командующий китайскими войсками КВЖД Бао Гуйцин воспользовался удобным поводом и издал приказ о лишении Хорвата власти. 15 марта 1920 г. в "Вестнике Маньчжурии" были опубликованы его последние приказы, а 17 марта была прекращена забастовка. Лишившись прежнего положения - Председателя Правления, Хорват с ноября 1920 г. - всего лишь "Высокий советник Правления Общества КВЖД". Более того, китайские власти порекомендовали ему уехать "отдохнуть и прочно обосноваться" в Пекине [36], где он и прожил безвыездно до самой смерти в 1937 г.

Известный писатель Всеволод Иванов, очевидец событий, попытался передать царившее в те дни настроение в Харбине: "...военные китайцы спускали с флагштока российский трехцветный флаг КВЖД и вешали свой пятицветный, в знак того, что дорога переходила в руки китайцев, в их управление и, таким образом, не могла далее быть плацдармом для формирования на ней контрреволюционных отрядов вроде полковника Орлова, Враштиля и др. Российский суверенитет был в ущербе. А русская тысячная толпа... аплодировала китайцам и кричала "ура!" Она радовалась тому, что КВЖД - нейтрализовалась ... что скоро старому Хорвату придется смотаться со своего высокого поста и сесть к китайцам в пекинское свое вежливое пленение до самой старости. КВЖД переставала быть "полосой отчуждения", русской, арендованной на срок, территорией и снова становилась китайской. Зато - Харбин становился "свободной китайской Женевой"" [37]. Так закончился длительный период существования "счастливой Хорватии" и "царствования Берендея" - генерала Хорвата.

С этого времени китайское правительство начинает потихоньку прибирать КВЖД к рукам. 2 октября 1920 г. министр путей сообщения Китая Е Гунчжо подписал с Русско-Азиатским банком соглашение "О совместном управлении Китайско-Восточной железной дорогой", в котором было заявлено, что, "ввиду полной дезорганизации России" Китай временно, до будущего соглашения со "стабильным" русским правительством, берет на себя "верховный контроль" над дорогой. Договор предусматривал платежи Общества КВЖД Китаю, введение в правление дороги новых китайских директоров, замену русской полиции китайской [38]. Таким образом, китайская сторона подводила правовую основу для полного перехода дороги в руки Пекина.

В начале 1921 г. на собрании акционеров Русско-Азиатского банка и представителей администрации КВЖД было подписано соглашение о новой структуре Правления. Одновременно было решено пригласить на должность Управляющего опытного инженера Б.В. Остроумова [39]. Он был последним русским (не советским) Управляющим КВЖД - со 2 февраля 1921 г. по 3 октября 1924 г.

Серьезные изменения коснулись правового положения российского населения и административного управления полосой отчуждения. 23 сентября 1920 г. президент Китайской Республики издал декрет, согласно которому проживающие в Маньчжурии****** подданные бывшей Российской империи были лишены прав экстерриториальности. Тогда же пекинское правительство образовало Особый Район Восточных Провинций (ОРВП), который включал территорию полосы отчуждения КВЖД [40].

30 октября 1920 г. в соответствии с этим декретом Совет Министров Китайской Республики утвердил правила административного подчинения проживающих в Китае русских. В ОРВП стали создаваться китайские административные, полицейские и судебные учреждения: Главное полицейское управление, Управление железнодорожной полиции, Управление по делам городского и поселкового хозяйства*******, Управление Главноначальствующего; Земельное управление, Окружной суд; Судебная палата ОРВП и Управление народного просвещения. В 1923 г. вся китайская администрация была подчинена одному лицу - Главноначальствующему ОРВП с резиденцией в Харбине. Он, в свою очередь, подчинялся местному правительству ТВП в Мукдене, а через него - центральному правительству в Пекине [41]. Такой порядок административного управления ОРВП продолжался до провозглашения Маньчжу-го в 1932 г.

Почему же не удались попытки установления советской власти на КВЖД? Видимо, это объясняется рядом факторов: слабыми позициями местных большевиков, концентрацией на линии значительного числа белых отрядов, малой затронутостью российских жителей полосы отчуждения коммунистической агитацией и бедствиями первой мировой войны, и, особенно, более высоким уровнем жизни преобладающей части русского населения в Маньчжурии по сравнению с их соотечественниками в самой Российской империи.

Причины провала хорватского плана создания на КВЖД объединенных сил для борьбы с Красной Армией кроются в непрекращающейся борьбе за власть политических лидеров (Дербер, Хорват, Вологодский и т. д.) и остром соперничестве военных лидеров (Колчак, Семенов, Калмыков и др.).

В то время как политические и военные деятели Дальнего Востока и Сибири "спасали Россию", китайские власти, воспользовавшись удобным моментом, потихоньку начали устанавливать свою единоличную власть на КВЖД. Однако в этих стремлениях Пекин и Мукден встретили серьезное сопротивление: интересы мировых держав (США, Японии, Англии, Франции и др.) столкнулись с китайскими интересами на КВЖД.

далее>>>

Примечания:

* М.Н.Рютин был также избран кандидатом от населения полосы отчуждения КВЖД в Учредительное собрание.

** Это «опереточное», по определению Колчака, правительство было создано 27 января/9 февраля 1918 г. в Томске членами Сибирской областной думы. В марте 1918 г. большая часть правительства во главе с эсером П.Я.Дербером бежала в Харбин. После занятия Владивостока белочехами «дерберовский кабинет» переехал туда и объявил себя «Временным правительством автономной Сибири», которое самораспустилось в октябре 1918 г.

*** Его преемниками по управлению дорогой стали инженеры В.Д.Лачинов (с 1918 по 1920 г.), Д.П.Казакевич (1920-1921 гг.). Политехник. С.68.

**** Очередное правительство, возглавляемое правым областником П.В.Вологодским, было образовано в Томске 23 июня 1918 г., объявило тогда же независимость Сибири и противопоставило себя «правительству Дербера». 3 ноября 1918 г.  правительство Вологодского передало власть Уфимской директории. Затем П.В.Вологодский – премьер-министр правительства Колчака.

***** Временное Всероссийское правительство, или Уфимская директория, образовано на государственном совещании в Уфе 8 сентября 1918 г.

****** Маньчжурия теперь называлась «Дун-сань-шэн» – «Три Восточные Провинции».

******* Это управление контролировало деятельность муниципалитетов в Харбине и на линии. Российское муниципальное управление существовало в ОРВП до марта 1926 г. Последний председатель Харбинского городского Совета – П.С.Тишенко (1917-1926 гг.) – до этого редактор «Харбинского Вестника».

1 Соломеник В. Борьба за Советскую власть в полосе отчуждения К.-В.ж.д. (По материалам Истпарта ДВ ЦК 1917—1920 гг.) // Дальистпарт: Сб. материалов по истории революционного движения на Дальнем Востоке: В 3 кн. Владивосток-Чита, 1925. Кн.3. С.51.

2 Исторический обзор КВЖД, 1896—1923. С.521.

3 Соломеник В. Указ соч. С.51.

4 Исторический обзор КВЖД, 1896—1923. С.521.

5 Хейфец А.Н. Из истории совместной борьбы русских и китайских рабочих КВЖД против интервентов и белогвардейцев (1918—1920) // Вопр. истории. 1958. №4. С.131.

6  ДВП СССР. Т.1: 1917-1918 гг. М., 1957. С.46-47.

7 Последние Новости. 1937. 3 июня.

8 Хейфец А.Н. Из истории совместной борьбы русских и китайских рабочих КВЖД против интервентов и белогвардейцев (1918—1920) // Вопр. истории. С.131.

9 Соломеник В. Указ соч. С.63.

10 Последние Новости. 1937. 13 июня.

11 Петров В. Город на Сунгари. С.20.

12 Возрождение. 1929. 5 окт.

13 Исторический обзор КВЖД, 1896—1923. С.524.

14 Хейфец А.Н. Из истории совместной борьбы русских и китайских рабочих КВЖД против интервентов и белогвардейцев (1918—1920) // Вопр. истории. С.133.

15 Ватранцев В.Д. и др. Помни Отечество //  «Дело не получило...») С.11.

16 Колчак Александр Васильевич – последние страницы жизни / Сост. Г.В. Егоров. Барнаул, 1991. С.168—170. Далее: Колчак А.В.

17 Там же. С.168—170.

18 Голинков Д.Д. Указ. соч. Т.1. С.107.

19 Цит. по: Колчак А.В. С.174—175.

20 Воззвание Д.Л. Хорвата от 9 июля 1918 г. // «Дело не получило...». С.13.

21 Великая Маньчжурская империя: К десятилетнему юбилею. С.277.

22 Последние Новости. 1937. 13 июня.

23 Максимов В. Звезда адмирала Колчака. Челябинск, 1993. С.24—25.

24 Последние Новости. 1937. 13 июня. С этим утверждением шанхайского журналиста трудно согласиться, т.к. до самой смерти в 1937 г. Хорват претендовал на роль главы дальневосточной администрации.

25 «Дело не получило...». С.21.

26 Колчак А.В. С.21.

27 «Дело не получило...». С.12.

28 Часовой. 1933. № 108-109.

29 «Дело не получило...». С.19.

30 Часовой. 1933. № 108-109.

31 Хейфец А.Н. Из истории совместной борьбы русских и китайских рабочих КВЖД против интервентов и белогвардейцев (1918—1920) // Вопр.истории. С.138—140.

32 Попова Е.И. Политика США на Дальнем Востоке (1918—1922). М., 1967. С.108.

33 Соломеник В. Указ. соч. С.75.

34 Хейфец А.Н. Из истории совместной борьбы русских и китайских рабочих КВЖД против интервентов и белогвардейцев (1918—1920) // Вопр. истории. С.140.

35 Каретина Г.С. Указ. соч. С.47.

36 Последние Новости. 1937.13 июня.

37 Иванов Вс. [Из харбинского жития] С.335-336.

38 Попова Е.И. Указ соч. С.104-105.

39 Политехник. С.68.

40 Особый Район Восточных Провинций Китайской Республики. С.10.

41 Там же. С.11—12. Об этом  подробнее см.: Мелихов Г.В. Российская эмиграция в Китае, 1917—1924 гг. С. 89—92.

ИСТОРИЯ КВЖД И РОССИЙСКОЙ ЭМИгРАЦИИ В КИТАЕ (первая половина ХХ века)

Глава 2. КВЖД В МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЯХ НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ В 1917-1924 ГГ. СКЛАДЫВАНИЕ БЕЛОЙ ЭМИГРАЦИИ В КИТАЕ

2.2. КВЖД в международных отношениях на Дальнем Востоке в годы гражданской войны (1918-1922 гг.)

К концу первой мировой войны Китайская Республика была поделена на сферы влияния между военными группировками: в Маньчжурии хозяйничало автономное мукденское правительство во главе с маршалом Чжан Цзолинем, опиравшимся на Японию; в Центральном Китае - У Пэйфу, ориентировавшимся на США и Англию. Наряду с центральным правительством правой ориентации Дуань Цижуя в Пекине, на юге Китая существовало демократическое правительство Сунь Ятсена (кантонское), которое то поддерживалось, то игнорировалось иностранными государствами сообразно их интересам. Борьба великих держав за доминирующее положение в Китае продолжалась. Неопределенное правовое положение КВЖД в результате крушения Российской империи, сложные политические процессы в полосе отчуждения, неприкрытое стремление китайских властей взять дорогу под свое управление - все это обострило давний интерес Японии, США и европейских стран к дороге и усилило их борьбу за влияние и контроль над КВЖД.

В конце 1918 г.* по инициативе правительства США начались переговоры об установлении общего контроля США, Японии и некоторых стран Европы над железными дорогами Сибири и КВЖД. Основная борьба во время этих переговоров развернулась между делегациями США и Японии. Американцы требовали поставить во главе руководства дорогами инженера Джона Стивенса, японцы добивались назначения на равных с американцем правах своего представителя. Высказывалось японцами и предложение о разделе дорог между обеими странами: КВЖД - во "временную передачу" Японии, Сибирскую дорогу - США [42].

В январе 1919 г. трудные американо-японские переговоры завершились соглашением "О надзоре над Сибирской железной дорогой и КВЖД". В марте 1919 г. к соглашению присоединились Великобритания, Франция, Италия, Китай и правительство Колчака. 14 марта 1919 г. представители этих стран опубликовали декларацию об установлении международного контроля над КВЖД и железными дорогами Сибири и российского Дальнего Востока в зоне действия войск интервентов [43].

Для осуществления контроля создавался Межсоюзный железнодорожный комитет**(МЖК), в который вошли представители от каждого государства - участника соглашения. Для организации практического руководства дорогой при МЖК создавалось два органа: Межсоюзный технический совет во главе с Дж. Стивенсом и Союзный совет по воинским перевозкам (позже назывался военно-транспортным советом) под руководством японцев. Технический совет осуществлял непосредственное управление железными дорогами Сибири и КВЖД, назначал иностранных экспертов на участки дороги, издавал инструкции и т. п. [44] Соглашение подчеркивало, что союзный контроль установлен временно и в интересах русского народа. Более того, параграф 5 документа обещал, что "действие настоящего соглашения прекращается после вывода иностранных вооруженных сил из Сибири, и все иностранные железнодорожные эксперты, назначенные на основе этого соглашения, будут немедленно отозваны... изложенный выше план должен быть выполнен без нарушения суверенных прав русского народа и в сотрудничестве с русским персоналом и русскими служащими" [45]. Однако на самом деле, и события следующих лет это подтвердили, ни США, ни другие участники МЖК вовсе не собирались добровольно отказываться от своих замыслов в отношении КВЖД, и менее всего их волновали интересы русского народа. Китайский исследователь Сон До Чжин считает, что действия союзников были также направлены и на ограничение прав Китая в управлении дорогой [46].

Подписание соглашения не только не ликвидировало американо-японское соперничество из-за КВЖД, но еще более его обострило. США стремились играть ведущую роль в эксплуатации дороги, что выразилось и в главенствующем положении технического совета, и в распределении участков железной дороги между державами. Дж. Стивенс назначил американских инспекторов на главные линии КВЖД и Транссиба; его штаб и американский гарнизон находились в важнейшем пункте КВЖД - Харбине. Японским инспекторам были предоставлены линии Никольск-Уссурийский - Хабаровск, Амурская железная дорога и ветка КВЖД от Харбина до Чанчуня. Е.И. Попова справедливо считает, что "распределение зон инспекции отражало претензии соответствующих держав на ту или иную сферу влияния. Железные дороги, инспектируемые американцами, открывали возможность контроля над Восточной Сибирью и Северной Маньчжурией с выходом к морю во Владивостоке" [47].

Несмотря на такое распределение зон инспекции, японское командование не собиралось отказываться от попыток установления собственного военного и экономического контроля над КВЖД, активно используя при этом белые воинские формирования, особенно отряды Г.М.Семенова и И.М. Калмыкова. Однако попытка японского командования захватить осенью 1919 г. линию Маньчжурия - Харбин кончилась неудачей. В октябре 1919 г. атаман Г.М. Семенов по поручению японского командования специально ездил в Мукден уговаривать Чжан Цзолиня "позволить" отрядам Семенова занять часть Главной линии КВЖД - от Маньчжурии до Харбина, что ставило бы под контроль Японии почти всю дорогу (линия Маньчжурия - Харбин и ЮМЖД). Японский консул в Мукдене активно поддерживал атамана, называя его "русским Наполеоном". Но Чжан Цзолинь на уговоры не поддался. Когда же Семенов попытался силой занять дорогу, высадив в Хайларе, Цицикаре и Харбине свои части, ему было предъявлено требование китайского военного руководства немедленно удалить отряды с КВЖД [48]. Исследователь Сон До Чжин указывает, что китайские власти не симпатизировали находившимся в Маньчжурии белогвардейским отрядам, но не могли пресечь их действия, так как эти отряды пользовались поддержкой Японии и были многочисленными по своему составу [49].

В начале 1920 г. японские войска с ведома Хорвата вновь попытались захватить линию Маньчжурия - Харбин, однако опять столкнулись с противодействием местной китайской администрации. В связи с активным участием в этих акциях белогвардейцев, отношение к ним властей ТВП ухудшилось. В феврале 1920 г. командующий китайскими войсками КВЖД Бао Гуйцин предъявил требование Хорвату немедленно расформировать русские воинские части в полосе отчуждения [50], а вскоре и сам генерал вынужден был уйти в отставку. Однако охлаждение китайских властей к белогвардейцам было непродолжительным: в дальнейшем китайцы будут постоянно использовать русских эмигрантов в своих интересах.

Подобные захватнические действия японского командования вызывали резкую критику руководства МЖК. Так, 14 апреля 1920 г. технический совет направил в МЖК жалобу на произвол японцев на КВЖД (аресты русских служащих, введение собственной охраны и пр.). Японские власти нарушали межсоюзное соглашение, в том числе и в отношении охраны дороги, "каковая была поручена союзными державами армии китайского правительства, и никакие вооруженные силы никакой другой страны не имеют прав на охранение этой железной дороги" [51]. 28 апреля 1920 г. МЖК принял, на основании инспекторской поездки американского члена Комитета Ч. Смита, резолюцию о незаконных действиях Японии на КВЖД. В документе подчеркивалось, что японские власти санкционировали нарушение полковником Меди (начальник военных перевозок у Семенова) межсоюзного соглашения по КВЖД. Более того, японцы и белые, утверждал документ, "захватили функции технического совета и транспортного совета". Резолюция МЖК содержала требование к японскому правительству "обеспечить надлежащее соблюдение условий межсоюзного железнодорожного сообщения по КВЖД и Уссурийской железной дороге" [52].

Ситуация на КВЖД из-за разногласий между японцами и местными китайскими властями, противоречий внутри МЖК, внутриполитических осложнений в Китае продолжала оставаться напряженной и весьма запутанной даже с точки зрения управления дорогой: ее работой руководили Управление и Правление КВЖД, оба совета МЖК и местная мукденская администрация.

Китайские власти даже предприняли попытку положить конец межсоюзному контролю над КВЖД, подписав 2 октября 1920 г. соглашение с Русско-Азиатским банком "О совместном управлении КВЖД", по которому Китай брал на себя "верховный контроль над дорогой" [53]. Заключив союз с русской администрацией, китайцы давали понять руководству МЖК ненужность его существования.

МЖК, просуществовав менее двух лет, с самого начала оказался нежизнеспособным, подорванным изнутри противоречиями между его участниками, прежде всего, США и Японией. Союзники не смогли добиться ни политической стабильности и прекращения стачек и забастовок в полосе отчуждения, ни подчинить своему влиянию многочисленные военные формирования белогвардейцев, ни нормализовать деятельность дороги и улучшить ее экономическое положение. Руководитель технического совета Дж. Стивенс прекрасно это понимал. Осенью 1920 г. он просил госдепартамент США освободить его от обязанностей председателя МЖК, так как союзное соглашение 1919 г. превратилось в фарс, на дороге царили безвластие и разруха, нарастал финансовый развал [54]. Понимали это и государственные деятели стран-участниц МЖК. Еще весной 1920 г. США начали переговоры с Францией и Англией о пересмотре фактически уже не действующего соглашения 1919 г. Госдепартамент предложил несколько вариантов "интернационализации" КВЖД: дорога под наблюдением консорциума; введение конкурсного управления на дороге; передача всего управления и охраны Китаю и т. п. В конце концов, после долгих дебатов, 15 октября 1920 г. в Нью-Йорке был подписан договор о консорциуме (сроком на 5 лет) банковскими группами Англии, Франции, Японии и США. Договор провозглашал полное равенство всех участников, предоставлял равные доли во всех операциях и т. д. Однако содержание статей по КВЖД было весьма неопределенным. В целом, как отмечает исследователь В. Аварин, этот "четвертной" консорциум оказался недееспособным [55].

Попытка США, Японии и западных держав подчинить себе КВЖД, пусть даже и вкупе с Китаем, зашла в тупик не только из-за жестоких противоречий между членами МЖК. Большой вклад в создание подобной ситуации на дороге внесли пекинские и мукденские власти, проводившие весьма непоследовательную, а иногда и вероломную политику по отношению к МЖК, преследуя, несмотря на всю слабость, собственные цели. Так, участвуя в МЖК и постоянно обращаясь за помощью к правительству США, Пекин в то же время не отказывался от переговоров с Советской Россией, признания Дальневосточной Республики (которые, в свою очередь, претендовали на КВЖД) и даже предпринял ряд практических шагов по установлению своей власти на дороге. Таким образом, провал идеи МЖК со всей очевидностью продемонстрировал непримиримые противоречия по вопросу обладания КВЖД среди участников соглашения 1919 г., важное значение самой проблемы КВЖД в международных отношениях на Дальнем Востоке в эти годы.

Еще более весомые доказательства важности проблемы КВЖД и сложности ее решения представила Вашингтонская конференция, проходившая с 12 ноября 1921 г. по 6 февраля 1922 г. [56] В конференции участвовали США, Британская империя (Великобритания, доминионы и Индия), Франция, Япония, Италия, Бельгия, Голландия и Португалия. С китайской стороны была приглашена делегация Северного Китая, состоявшая из проамерикански настроенных политиков: Ши Чжаоцзи (Альфред Ши), Гу Вэйцзюнь (Веллингтон Ку), Ван Чунхуэй. Требование кантонского правительства о признании представителем Китая второй делегации - от юга страны - было отвергнуто. Делегация же Северного Китая играла на конференции второстепенную роль. С самого начала было решено, что она будет допущена к обсуждению только дальневосточных вопросов, а весь ход закулисных переговоров оставался ей неизвестен [57].

Целью конференции было закрепление на правовой основе изменений в международной обстановке на Дальнем Востоке и Юго-Восточной Азии после первой мировой войны. Решения Вашингтонской конференции служили своего рода "дальневосточным дополнением" к Версальскому мирному договору 1919 г.

Делегации Советской России и ДВР на конференцию приглашены не были, в связи с чем советское правительство 19 июля 1921 г. высказало резкий протест - в ноте правительствам Великобритании, Франции, Италии, США, Китая и Японии. Возмущение Москвы было вызвано не только отсутствием приглашения на конференцию, но и желанием этих стран принять "во внимание интересы России и без ее представительства" [58]. 17 сентября 1921 г. госдепартамент США огласил причины, по которым советская делегация не была приглашена для участия в конференции: "Ввиду отсутствия единого признанного Русского правительства защита интересов России должна перейти ко всей конференции как к моральному уполномоченному русского народа" [59]. Еще дважды, 2 ноября и 8 декабря 1921 г., от имени правительства РСФСР Г.В. Чичерин протестовал против созыва международной конференции без участия Советской России и заявлял о непризнании ее будущих решений [60].

Повестка дня Вашингтонской конференции включала широкий круг вопросов: возвращение Китаю Шаньдуня, достижение целостности Китая, тарифная автономия, экстерриториальность и т. п. [61]

В целом, принятые в Вашингтоне решения закрепили итоги первой мировой войны на Тихом океане и в Азии. США сумели добиться больших, по сравнению с другими участниками, преимуществ: равенства флотов с Великобританией, аннулирования англо-японского договора 1902-1921 гг. и отказа Японии от "исключительного" положения в Китае [62].

Однако одну проблему - из более мелких - участникам конференции так и не удалось решить. Речь идет о судьбе КВЖД, которой участники конференции уделили большое внимание, пытаясь урегулировать такие вопросы, как правовое положение, право собственности на дорогу и порядок управления на КВЖД. Правительство США имело к началу конференции собственное решение вопроса о КВЖД - план ее интернационализации, то есть захвата США ведущего положения на дороге. Вашингтон предлагал создать международный контрольный орган с решающим голосом тех держав, которые предоставили бы дороге больше средств. Госдепартамент выдвинул этот план (разработанный Дж. Стивенсом) на неофициальных переговорах с китайской делегацией. Получив отказ даже от проамерикански настроенных представителей пекинского правительства, дипломаты США пытались договориться с маньчжурским правителем Чжан Цзолинем, однако и он не согласился поддержать их предложения [63].

Представители США, не встретив понимания с китайской стороны и зная о переговорах ДВР и РСФСР с пекинским правительством, решили добиться одобрения плана Стивенса правительством ДВР.

В ноябре 1921 г. в Читу со специальной миссией прибыл неофициальный представитель госдепартамента США Дж.К. Колдуэлл. Поскольку правительство США отказывалось официально признать ДВР, то на Колдуэлла возлагалась задача поддерживать связи с местными властями***( С февраля 1922 г. его сменил Э. Томас.) 3 декабря 1921 г. представитель госдепартамента вручил министру иностранных дел ДВР Я.Д. Янсону меморандум, в котором сообщалось, что на Вашингтонской конференции рассматривается соглашение о международном контроле над КВЖД [64]. Дж. Стивенс, "патриот КВЖД", также вел переговоры о дороге - в Вашингтоне, с главой неофициальной делегации ДВР Языковым. Предложения Стивенса сводились к установлению пресловутого межсоюзного управления КВЖД и охране дороги "либо русскими, либо междусоюзными войсками". Таким образом, по мнению Стивенса, было бы возможно предотвратить захват дороги японцами - до передачи ее признанному Всероссийскому правительству [65]. Однако делегация ДВР не согласилась с предложениями Стивенса, считая, что судьбу КВЖД должны решать совместно Советская Россия и Китай. Американское предложение не спасало дорогу от японских притязаний, поскольку в Межсоюзном комитете отсутствовала Советская Россия (законная наследница прав на КВЖД) и, в то же время, его членом была Япония. В общем, делегация ДВР отвергла план Стивенса, утверждая, что КВЖД должна находиться "в полном распоряжении и управлении Китая и Советской России" [66].

На Вашингтонской конференции план интернационализации КВЖД был изложен в докладе американской делегации 6 января 1922 г. План предусматривал создание в Харбине Финансового комитета из представителей держав-участниц конференции, который будет контролировать деятельность дороги, организацию полиции и жандармерии [67]. Делегация Китайской Республики с предложенным в докладе вариантом решения проблемы КВЖД не согласилась. Более того, китайцы даже заявили, что вопрос о КВЖД - предмет переговоров только Китая и России, поскольку Россия построила дорогу, а Китай владеет территорией, по которой она проходит. Один из делегатов - доктор Янь - подчеркнул, что межсоюзное соглашение 1919 г. уже недействительно, поскольку оно было заключено лишь на срок интервенции [68]. Во многом из-за такого противодействия китайских делегатов проект Стивенса так и не был принят на конференции. Резолюция от 4 февраля 1922 г., одобренная всеми участниками конференции, предусматривала, что вопросы эксплуатации и охраны дороги подлежат обсуждению через дипломатические каналы. А ранее, 2 февраля, член американской делегации Э. Рут заявил в подкомитете, что "по взаимному согласию и общему заявлению" решено рассматривать межсоюзное соглашение 1919 г. как действительное [69]. В то же время техническая подкомиссия Вашингтонской конференции вынуждена была признать, что "дорога действительно является собственностью русского правительства" [70]. В другой резолюции от 4 февраля, принятой участниками, за исключением Китая, говорилось об ответственности Пекина за выполнение им обязательств перед иностранными держателями акций и кредиторами Общества КВЖД [71].

Принятие подобных расплывчатых формулировок означало провал попыток установить режим интернационализации КВЖД. Американская делегация в отчете президенту вынуждена была даже признать, что вопрос о КВЖД конференции решить не удалось - пришлось оставить его для дальнейших дипломатических переговоров [72]. Одной из причин неудачи США и других участников конференции явилось наличие серьезных противоречий между ними, особенно, между США и Японией. Однако весьма весомым фактором ними идущие с 1920 г. переговоры РСФСР, ДРВ и пекинского правительства о КВЖД, позволившие китайской делегации выступать на конференции с достаточно твердых позиций.

Последовавшее осенью 1922 г. поражение белогвардейских войск и завершение гражданской войны на Дальнем Востоке свели на нет возможности (и так номинальные) для союзников контролировать КВЖД при помощи МЖК.

КВЖД была очищена от японских войск 26 сентября 1922 г. - в связи с эвакуацией армии Японии из Приморья. К концу октября 1922 г. США, Англия, Япония, Франция и Италия договорились о ликвидации МЖК и технического совета, а также о передаче КВЖД под временную опеку Китая, оговорив обязательство открыть ее для торговли всех стран. 31 октября четыре державы - США, Англия, Япония и Франция - выступили с согласованными меморандумами в Пекине, объявив отзыв войск, ликвидацию МЖК и технического совета. Они заявили, что сохраняют за собой все права, связанные с материальной помощью дороге****, подтвердили свою заинтересованность в сохранении режима "открытых дверей" на дороге [73]. 1 декабря 1922 г. МЖК был официально ликвидирован. Таким образом, все попытки западных стран и Японии установить контроль над КВЖД на протяжении 1919-1922 гг. завершились полным провалом. Нельзя не согласиться с мнением исследователя В. Аварина о том, что "вопрос о КВЖД... оказался самым сложным, не поддающимся никакому разрешению в дальневосточном комплексе империалистических противоречий" [74].

далее>>>

Примечания:

* Уже осуществлялась открытая военная интервенция на Дальнем Востоке – с 5 апреля 1918 г. силами США, Японии, Великобритании, Франции, Италии, Румынии, Польши, Китая. В январе-апреле 1920 г. военные силы интервентов (кроме японцев) были эвакуированы с Дальнего Востока, японские войска покинули Южное Приморье в октябре 1922 г., Северный Сахалин – в 1925 г.

** В документах Комитет называется то «Межсоюзническим», то «Межсоюзным», в литературе – «Межсоюзным» или «Междусоюзным», сокращенно – МЖК.

*** С февраля 1922 г. его сменил Э.Томас.

**** Стивенс в итоговом отчете подчеркнул, что расходы США по железнодорожному контролю должно оплатить русское правительство, которое будет признано Америкой. Характерная деталь: архив МЖК был передан в госдепартамент США.

42 Попова Е.И. Указ. соч. С.98.

43 ДВП СССР. Т.5: 1922 г. М., 1961. С.25.

44 Там же. С.713.

45 Там же. С.25.

46 Сон До Чжин. Указ. соч. С. 11.

47 Попова Е.И. Указ. соч. С.100.

48 Аварин В. Указ. соч. С.195.

49 Сон До Чжин. Указ. соч. С.11.

50 Аварин В. Указ. соч. С.196.

51 ДВП СССР. Т.5. С.27.

52 Там же. С.28. Резолюцию подписали представители США, Франции, Англии, Чехословакии и Китая.

53 Сон До Чжин. Указ. соч. С.11

54 Попова Е.И.. Указ. соч. С.104.

55 Аварин В. Указ. соч. С.213—214.

56 Вашингтонская конференция по ограничению вооружений и тихоокеанским и дальневосточным вопросам, 1921—1922 / Полный перевод актов и документов А.В. Сабанина. М., 1924.

57 Попова Е.И. Указ. соч. С.132.

58 ДВП СССР. Т.4: 1921 г. М., 1960. С.224—226.

59 Там же. С.777.

60 Там же. С.472—473, 567—568.

61 Вашингтонская конференция по ограничению вооружений и тихоокеанским и дальневосточным вопросам, 1921—1922. С.79–103.

62 ДВП СССР. Т. 4. С.777.

63 Попова Е.И. Указ. соч. С.172—173.

64 ДВП СССР. Т. 4. С.796.

65 ДВП СССР. Т. 5. С.716.

66 Там же. С.49–50.

67 Хейфец А.Н. Советская дипломатия и народы Востока, 1921–1927. С.137.

68 Вашингтонская конференция по ограничению вооружений и тихоокеанским и дальневосточным вопросам, 1921–1922. С. 98.

69 Попова Е.И. Указ. соч. С.305.

70 Дипломатический словарь. Т.1. С.175.

71 ДВП СССР. Т. 4. С.797; Вашингтонская конференция по ограничению вооружений и тихоокеанским и дальневосточным вопросам, 1921–1922. С. 100–101.

72 Попова Е.И. Указ. соч. С.176.

73 Там же. С.305.

74 Аварин В. Указ. соч. С. 218.

далее>>>

ИСТОРИЯ КВЖД И РОССИЙСКОЙ ЭМИгРАЦИИ В КИТАЕ (первая половина ХХ века)

Глава 2. КВЖД В МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЯХ НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ В 1917-1924 ГГ. СКЛАДЫВАНИЕ БЕЛОЙ ЭМИГРАЦИИ В КИТАЕ

2.3. Проблема КВЖД в советско-китайских отношениях в конце 1917-начале 1924 г.

КВЖД попала в сферу внимания молодой советской дипломатии уже в первый месяц ее деятельности. Не позднее конца ноября 1917 г. НКИД сообщил посланнику Китая в Петрограде об увольнении с должности "бывшего посланника России бывшего князя Николая Александровича Кудашева"* и управляющего КВЖД Д.Л. Хорвата. НКИД также предложил "Китайскому правительству составить смешанную русско-китайскую ликвидационную комиссию по вопросу Восточно-Китайской железной дороги" [75].

В исследовательской литературе нет единого мнения о позиции правительства большевиков относительно КВЖД в первые годы советской власти. В китайской историографии преобладает мнение, что правительство Советской России сначала "официально обещало безвозмездную передачу КВЖД Китаю, а потом отказалось от своего обещания" [76]. В западной историографии также широко распространено утверждение о том, что правительство большевиков сперва заявило о полном отказе от КВЖД, а затем, пройдя испытание властью, предъявило права России на дорогу [77]. Американский историк Т.Э. О.Коннор вообще считает, что Чичерин и в западной, и в еще большей степени, восточной политике отдавал приоритет государственным задачам перед революционными; а в общем курсе советской внешней политики проступают элементы национально-государственных, геополитических традиций и задач, свойственных внешней политике дореволюционной России [78].

Мнение американского ученого близко к позиции советской историографии, в которой преобладает точка зрения о неизменности взглядов СНК и НКИД в отношении КВЖД. Суть этих взглядов выразил Г.В. Чичерин еще 4 июля 1918 г., выступая на V съезде Советов: "Мы уведомили Китай, что отказываемся от захватов царского правительства в Маньчжурии и восстанавливаем суверенные права Китая на той территории, по которой пролегает важнейшая торговая артерия - Восточно-Китайская железная дорога, собственность китайского и русского народа, поглотившая многие миллионы народных денег, и поэтому принадлежащая только этим народам и никому более" [79].

По мнению исследователя А.Н. Хейфеца разногласия в трактовке позиции советского правительства возникли, прежде всего, из-за публикации В.Д. Виленским (Сибиряковым) в 1919 г. брошюры "Китай и Советская Россия. Из вопросов нашей дальневосточной политики", в которой он привел вариант проекта обращения правительства РСФСР к китайскому народу, содержащий отказ от КВЖД. Этот проект обсуждался, но не получил одобрения советского руководства - в пункте, касающемся КВЖД. Но именно в этом виде он стал широко известен в Китае: в марте 1920 г. этот отвергнутый проект (в брошюре Виленского) попал в Сибирь, стал известен китайскому консулу в Иркутске и передан в Пекин. Несколько позднее он был передан по телеграфу из Владивостока в Шанхай с произвольным добавлением абзаца, гласившего, что советское правительство будто бы возвращает Китаю КВЖД без всякого вознаграждения [80]. В последних китайских и российских публикациях содержится иное толкование этих событий. По мнению российских авторов, текст обращения от 25 июля 1919 г. был 3 марта 1920 г. передан в китайское консульство в Иркутске уполномоченным НКИД в Сибири и на Дальнем Востоке А.Д. Янсоном с просьбой ознакомить с ним пекинское правительство. Однако пункт о безвозмездной передаче КВЖД Китаю в этом тексте отсутствовал [81]. Китайские историки, напротив, утверждают, что в переданном Янсоном документе "такой пункт присутствует, а значит, тогдашнее советское правительство действительно собиралось безвозмездно возвратить КВЖД Китаю" [82]. Более того, исследователь Сон До Чжин утверждает, что Пекин отрицательно отнесся к этому предложению, так как в случае его положительной реакции КВЖД была бы захвачена Японией [83].

Изучение документальных материалов показывает, что СНК и НКИД уже в самом начале 1918 г. не собирались отказываться от КВЖД. Об этом, в частности, говорит весьма интересный документ - Инструкция НКИД международным отделам краевых Совдепов от 22 февраля 1918 г. В ней намечены основные направления политики Советской России в отношении Китая и, в частности, в вопросе КВЖД. Позиция советского руководства сформулирована достаточно четко: "В отношении Восточно-Китайской железной дороги следует помнить, что договор 1896 г., нами признанный, а Китаем до сих пор не опротестованный, сохраняет силу, и, следовательно, Китай сохраняет свои верховные права на территорию, по которой пролегает железная дорога, и обязан ее охранять, не вмешиваясь во внутренний распорядок дороги и в наше самоуправление" [84]. Кстати, в это сложное время становления государственной машины руководство молодой республики было обеспокоено положением российских граждан в полосе отчуждения КВЖД. Помимо назначения новых консулов в Маньчжурию, НКИД поручает заниматься защитой прав русских в Гиринской и Мукденской провинциях - Владивостокскому Совдепу, в Хэйлунцзянской - Хабаровскому [85].

Советскую позицию по вопросу КВЖД поясняют также Обращения правительства РСФСР к народу Китая 1919-1920 гг. 25 июля 1919 г. было издано "Обращение Правительства РСФСР к китайскому народу и Правительствам Южного и Северного Китая", в котором провозглашался отказ от русской доли в боксерской контрибуции**, особых привилегий российских купцов в Китае и прав экстерриториальности. Однако об отказе от КВЖД в Обращении нет ни слова. Напротив, советское правительство предлагало возобновить прерванные в марте 1918 г. под давлением западных союзников Китая переговоры и "раз навсегда ликвидировать все акты насилия и несправедливости, совершенные в отношении Китая прежними Российскими правительствами совместно с Японией и Союзниками" [86]. Таким образом сформулированное предложение говорит о нежелании советской стороны без переговоров отдать КВЖД Китаю.

Более определенно позиция РСФСР по отношению к КВЖД была сформулирована в Обращении к правительству Китайской Республики от 27 сентября 1920 г. В тексте содержался отказ Российской Федерации от боксерской контрибуции и от права экстерриториальности, предлагалось установление регулярных торговых и экономических отношений, взаимное открытие дипломатических и консульских представительств. Советское правительство потребовало от китайских властей отказа от поддержки "русских контрреволюционеров", а также "разоружить, интернировать и выдать правительству РСФСР все находящиеся... на территории Китая отряды и организации, ведущие борьбу против РСФСР" [87].

Последний, 8-й пункт Обращения был посвящен проблеме КВЖД. Советская сторона предлагала заключить "специальный договор о порядке пользования Китайской Восточной железной дорогой для нужд РСФСР" - между Китаем, Россией и ДВР [88].

Косвенным доказательством неизменности с начала 1918 г. советской позиции в отношении КВЖД и нежелания отдавать безвозмездно дорогу Китаю служит сравнение с ситуацией отказа РСФСР от русской доли боксерской контрибуции. Решение об этом было принято на заседании Президиума ВЦИК 2 декабря 1918 г. Неизвестно когда китайское правительство было впервые извещено об этом, но в Обращении в июле 1919 г. советское правительство заявляло об отказе от "боксерских денег" - "уже в третий раз" [89]. Это решение оставалось неизменным и было выполнено. Представляется очевидным, что с самого начала такой же определенной была позиция советского руководства и в отношении КВЖД - как дороги, построенной русским народом на русские деньги, вследствие чего не могло быть и речи о безвозмездной передаче ее Китаю.

6 апреля 1920 г. Учредительным съездом в г. Верхнеудинске (Улан-Удэ) было принято "Обращение Учредительного съезда Забайкалья к правительствам США, Великобритании, Японии, Китая, Франции, Италии, РСФСР, к правительствам и народам всего мира", в котором провозглашалось создание самостоятельного независимого государства - Дальневосточной республики (ДВР)***. Территориально ДВР охватывала Дальний Восток от Байкала до Тихого океана: Забайкальскую, Амурскую, Приморскую области, Сахалин, Камчатку и полосу отчуждения КВЖД [90]. Последнее обстоятельство весьма примечательно, так как правительство Советской России всегда считало полосу отчуждения территорией Китая. Руководство ДВР даже назначило своего начальника - Особоуполномоченого в полосе отчуждения Э.К. Озарнина, фактически выполнявшего обязанности генконсула ДВР в Харбине [91]. Претензии ДВР на владение полосой отчуждения и явились причиной того, что в годы гражданской войны переговоры с Китаем о КВЖД велись как правительством РСФСР, так и властями ДВР, которые на первом этапе переговоров - 1920-1921 гг. - наиболее активно добивались решения вопроса о КВЖД.

В июне 1920 г. правительство ДВР направило правительству Китая ноту, в которой, наряду с предложением установления консульских отношений, говорилось о необходимости созыва конференции трех заинтересованных держав для решения всех возникших "за два года внутренней гражданской войны" в полосе отчуждения проблем [92]. Правительство ДВР дважды посылало в Китай миссии под руководством И.Л. Юрина для обсуждения вопроса о КВЖД. Эти миссии работали с сентября 1920 г. по май 1921 г. и в июле-сентябре 1921 гг., были наделены полномочиями на ведение переговоров с китайскими властями от имени правительства РСФСР и Объединенной конференции профсоюзов, партий и народных организаций зоны КВЖД, но успеха не имели. Пекинское правительство заняло весьма уклончивую позицию (характерную для него и в будущем). С одной стороны, оно признавало справедливость требований начала переговоров по КВЖД. Так, еще в апреле 1920 г. на состоявшейся в Верхнеудинске трехсторонней конференции (представители РСФСР, ДВР, Китайской республики) китайские делегаты заявили, что "Китай признает преемственные права нового Русского правительства в Сибири на Восточную Китайскую железную дорогу". Оккупация дороги китайскими войсками объявлялась временной мерой - до окончательного укрепления новой власти на Дальнем Востоке [93]. С другой стороны, стремясь избежать подписания конкретного документа, пекинское правительство прибегало к тактике проволочек и затягивания.

24 марта 1921 г. Учредительное собрание ДВР предприняло попытку форсировать переговоры с Китайской республикой изданием "Обращения к народу и правительству Китая", в котором предлагало "пересмотреть на началах взаимности между Китаем и ДВР заключенные в прошлом договоры, в том числе и относящиеся к КВЖД" [94]. 10 мая 1921 г. пекинское правительство ответило на это обращение: МИД Китая уклонилось от признания ДВР [95]. Поскольку примерно в это же время китайское руководство впервые официально подтвердило согласие на переговоры с правительством РСФСР (хотя фактически эти переговоры начались еще в сентябре 1920 г.), то в дальнейшем судьба КВЖД решалась уже Москвой и Пекином. А 14 ноября 1922 г. Народное собрание ДВР объявило о желании войти в состав РСФСР, на что на следующий день дал свое согласие ВЦИК РСФСР [96].

Так безрезультатно окончились активные попытки правительства ДВР добиться от пекинского правительства признания своих прав на КВЖД.

Начало отношениям Советской России и Китайской республики было положено в ходе визита китайской военно-дипломатической миссии под руководством генерала Чжан Сылиня, прибывшей в Москву 5 сентября 1920 г. - с целью "ведения переговоров от имени Правительства Китайской Республики" [97]. Хотя пребывание делегации было недолгим, а полномочия Чжан Сылиня не были четко обозначены, руководство Советской России попыталось воспользоваться приездом миссии для установления дружественных отношений с Пекином. 27 сентября 1920 г. Чжан Сылиню была вручена нота правительства РСФСР с изложением принципов, предлагаемых СНК и НКИД в основу будущего советско-китайского договора. Но буквально на следующий день пекинское правительство, находившееся под сильным влиянием западных держав, видимо, по их требованию отозвало миссию Чжан Сылиня [98]. Только в феврале 1921 г. китайская сторона дала ответ на российскую ноту от 27 сентября 1920 г. и согласилось начать непосредственные перговоры с правительством Российской Республики. В ответной ноте от 10 марта 1921 г. НКИД немедленно предложил приступить к переговорам в Пекине [99].

Китайское правительство с первых дней начало применять тактику затягивания переговоров. Постоянные проволочки, откладывания, прямые срывы договоренностей со стороны Пекина вообще характерны для советско-китайских переговоров как на этом, первоначальном, этапе, так и в дальнейшем.

Так, уже 31 марта 1921 г. в связи с предстоящим выездом советского представительства в Китай пекинское руководство заявило, что из-за действий белогвардейцев на КВЖД не может гарантировать личную безопасность членам делегации и просит отложить выезд до удобного момента [100]. Из-за создаваемых китайцами препятствий в оформлении документов Москва вынуждена была несколько раз менять руководителей первой миссии в Пекин. Так, назначенный в июле 1921 г. А.Л. Шейман так и не смог выехать с делегацией в Китай - из-за более чем двухмесячных затяжек с выдачей въездных виз. Затем политбюро обсуждало кандидатуры А.А. Иоффе, Ю.Ю. Мархлевского и А.К. Пайкеса. Кстати, важность для Советской России переговоров с Китаем подчеркивалась тем большим значением, которое придавало правительство выбору руководителя делегации. Для утверждения на эту должность Ленин предлагал даже "собрать политбюро на полчаса" [101]. В конце концов в середине октября 1921 г. чрезвычайным уполномоченным РСФСР со специальной миссией при китайском правительстве был утвержден А.К. Пайкес. Он прибыл в Пекин 12 декабря 1921 г. В Москву 15 мая 1922 г. приехал специальный представитель Китая Шэнь Чжунсюнь, который выполнял лишь посреднические функции и ни в какие переговоры не вступал. Таким образом, между Советской Россией и Китайской республикой были установлены отношения "де факто" [102].

Однако направление миссии Пайкеса в Пекин не принесло ожидаемых результатов. 16 декабря во время первой беседы Пайкеса с министром иностранных дел Ян Хайуином советский представитель подчеркнул, что собственниками КВЖД являются исключительно Советская Россия и Китай. Министр с этим согласился. Однако пекинское правительство под всевозможными предлогами откладывало переговоры о КВЖД, увязывая их, например, с выводом советских войск из Монголии****. В одностороннем порядке оно объявило о прекращении с 1 апреля 1922 г. русско-китайского договора и соглашений 1881 г. о сухопутной торговле. В итоге по просьбе Пайкеса ему было разрешено вернуться в Москву: первая делегация РСФСР в Китае (декабрь 1921 - август 1922 г.) так и не смогла начать переговоры. Позиция Пекина в отношении Советской России определялась как сильным нажимом на него держав на Вашингтонской конференции 1921-1922 гг. с целью не допустить заключения советско-китайского соглашения, так и обострением внутренней борьбы в Китае [103].

Следующим шагом, предпринятым советским руководством для заключения договора с Пекином, было назначение А.А. Иоффе Чрезвычайным и Полномочным представителем РСФСР в Китае. А.А. Иоффе был уже известен как крупный дипломат: член делегации в Бресте, посол в Берлине, он заключил договоры с Эстонией, Латвией и Литвой в 1920 г., был участником мирных переговоров с Польшей в 1921 г. и членом российской делегации в Генуе.

далее>>>

Примечания:

* Несмотря на это, пекинское правительство продолжало сношения с дипломатическими и консульскими представителями царской России. Только 24 сентября 1920 г. президент Китайской республики Цао Кунь издал декрет о прекращении признания их в качестве официальных представителей России (ДВП, Т.1, С.715). 30 сентября 1920 г. по приказу Чжан Цзолиня были закрыты консульства в Гирине, Хэйхэ, Мукдене, Чанчуне. Передача же здания российского посольства советской миссии состоялась только в декабре 1921 г. – по прибытии в Пекин делегации РСФСР во главе с А.К.Пайкесом (Пескова Г.Н. Указ соч. С.115).

** Боксерская контрибуция — русская часть составляла 28,97% общей суммы, или 180.084.021,44 руб. Вся сумма контрибуции должна была быть выплачена к 1945 г. Китайские власти пренебрегли отказом РСФСР от боксерских денег в 1919 г., продолжали выплачивать огромные суммы царским чиновникам. В Китае периодически выпускали займы под русскую часть контрибуции (1922, 1923, 1924 гг.). Соглашение 1924 определило передачу русской части контрибуции на создание фонда развития просвещения в Китае, до 1928 г. Китай это условие соблюдал. Затем пекинское правительство стало расходовать эти деньги по своему усмотрению. Заинтересованное в нормализации отношений с Нанкином, советское правительство в конце июля 1935 г. рекомендовало дипломатическим представителям СССР в Китае не проявлять активности в вопросе о расходовании боксерских денег (ДВП СССР, 1921 г., Т.IV, С.501-509).

*** ДВР являлась временным госудаственным образованием, вызванным к жизни международно-политической обстановкой, главным образом, стремлением Советской России избежать военного конфликта с Японией.

**** По просьбе Временного народного правительства Монголии от 10 апреля 1921 г. правительство РСФСР направило части Красной армии для разгрома Азиатской конной дивизии генерала Унгерна фон Штернберга и освобождения Монголии.

75 ДВП СССР. Т.1. С.46–47.

76 Линь Цзюнь. Указ.соч. С.52.

77 Цит. по: Попова Е.И. Указ. соч. С.164.

78 О’Коннор Т.Э. Указ. соч. С.173—175, 189—212.

79 Чичерин Г.В. Статьи и речи по международным вопросам. М., 1991. С.59.

80 Хейфец А.Н. Советская дипломатия и народы Востока, 1921—1927.С.154.

81 Пескова Г.Н. Становление дипломатических отношений между Советской Россией и Китаем, 1917—1924 / Новая и новейшая история. С.109.

82 Линь Цзюнь. Указ. соч. С.52.

83 Сон До Чжин. Указ. соч. С.11.

84 ДВП СССР. Т.1. С.110.

85 Там же. С.109.

86 ДВП СССР. Т.2: 1919—1920 гг. М., 1958. С.221.

87 ДВП СССР. Т.3: 1920—1921 гг. М., 1959. С.213—216.

 88 Там же. С.216.

89 ДВП СССР. Т.2. С.221.

90 Там же. С.444—445.

91 ДВП СССР. Т.5. С.126.

92 ДВП СССР. Т.2. С.564.

93 Там же. С.564.

94 ДВП СССР. Т.4. С.19—20.

95 Хейфец А.Н. Советская дипломатия и народы Востока, 1921—1927. С.126.

96 ДВП СССР. Т.5. С.22.

97 ДВП СССР. Т.3. С.217. Миссия Чжан Сылиня получила весьма противоречивые оценки в историографии. Об этом  подробнее см.: Крюков М. Была ли миссия Чжан Сылиня в Москву «cтранным эпизодом» советско-китайских отношений начала 20-х годов? // Проблемы Дальнего Востока. 1997. № 6. С.95–109; 1998. №1. С.106–116.

98 ДВП СССР. Т.3. С.291.

99 Там же. С.583–586.

100 ДВП СССР. Т.4. С.68–69.

101 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.44. С.140, 551.

102 Хейфец А.Н. Советская дипломатия и народы Востока, 1921—1927. С.135. Существует и другая точка зрения. М.В. Крюков считает, что начало отношениям де-факто между советским и пекинским правительствами было положено гораздо раньше, еще в начале 1918 г. См. Крюков М. Указ соч. // № 1. С.113).

103 Пескова Г.Н. Становление дипломатических отношений между Советской Россией и Китаем, 1917—1924 / Новая и новейшая история С.116–117.

ИСТОРИЯ КВЖД И РОССИЙСКОЙ ЭМИгРАЦИИ В КИТАЕ (первая половина ХХ века)

Глава 2. КВЖД В МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЯХ НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ В 1917-1924 ГГ. СКЛАДЫВАНИЕ БЕЛОЙ ЭМИГРАЦИИ В КИТАЕ

2.3. Проблема КВЖД в советско-китайских отношениях в конце 1917-начале 1924 г. (Продолжение)

Миссия Иоффе (август 1922 г. - январь 1923 г.) имела более широкие, чем предыдущая, полномочия: она должна была установить дипломатические отношения с Китаем, заключить торговый договор и соглашение о КВЖД [104]. Поэтому никак нельзя согласиться с мнением исследователя Сон До Чжина, что основные усилия А.А. Иоффе были "направлены на ликвидацию претензий Русско-Азиатского банка на КВЖД и вытеснение из администрации дороги белогвардейцев, прежде всего управляющего КВЖД Б.В. Остроумова" [105]. Содержащиеся в китайской историографии оценки миссии А.А. Иоффе и тогдашней советской внешней политики вообще весьма любопытны. Так, Сон До Чжин далее указывает, что "А.А. Иоффе стал проводником нового внешнеполитического курса СССР в отношении Китая, в соответствии с которым Советский Союз отказался передать Китаю КВЖД в полную собственность и своей главной целью поставил борьбу за возвращение не только утерянных ранее прав России на дорогу, но и приобретение новых" [106]. Для китайской историографии также характерно преувеличение разногласий в высшем советском руководстве по поводу политики в Китае, в частности, в вопросе о КВЖД [107]. Китайские историки утверждают, что сам Иоффе был противником "распространения новой экономической политики на область международных отношений" [108], так как считал, что это означает "возвращение СССР к империалистической политике царизма" и окажет "негативное влияние на осуществление в Китае и других странах идеи "мировой революции"" [109]. Более того, Сон До Чжин делает спорный вывод о том, что "такая позиция СССР (в вопросе о КВЖД . - Н.А.) означала отказ СССР от ранее провозглашенных им принципов внешней политики, предусматривающих поддержку национально-освободительного движения стран Азии и Востока" [110]. На самом деле суть советского подхода к проблеме КВЖД была четко сформулирована Г.В. Чичериным в инструкции А.А. Иоффе : "Передать КВЖД Китаю - значит передать ее японцам и белогвардейцам" [111]. Миссия Иоффе прибыла в Пекин 12 августа 1922 г. Китайское правительство несколько изменило свою тактику - по причине настойчивых требований китайской общественности и торгово-предпринимательских кругов нормализовать отношения с РСФСР. Теперь министр иностранных дел Китая Гу Вэйцзюнь (Веллингтон Ку) часто встречался с Иоффе, но в то же время всячески избегал обсуждения и решения важных вопросов. До конца 1922 г. переговоры так и не начались: обсуждались частные вопросы, связанные с ситуацией на КВЖД; выплатой боксерской доли контрибуции; возвращением РСФСР русских кораблей; но созыв советско-китайской конференции постоянно откладывался китайской стороной. Более того, Пекин даже заявлял, что в Обращениях советского правительства 1919-1920 гг. содержался отказ Советской России от прав на КВЖД и говорилось о "безоговорочной" передаче дороги Китаю [112].

Позиция Китая во время переговоров с Иоффе по-прежнему, как и в 1920-1921 гг., отличалась непоследовательносью. 19 сентября 1922 г. Иоффе направил министру иностранных дел Гу Вэйцзюню ноту с протестом против предполагавшегося в Харбине в ближайшие дни собрания акционеров КВЖД, которое дипломат считал незаконным. Тогда же Иоффе подчеркнул: "Вопрос об этой дороге, несомненно, является одним из важнейших русско-китайских вопросов" [113]. В ответной ноте от 26 сентября 1922 г. МИД Китая заявило, что "Китай принял в свое ведение КВЖД ввиду того, что Россия не имела сил из-за внутренних беспорядков ведать ею и охранять ее, и это является временным способом ведения дела" [114]. Таким образом, в одно и то же время китайская сторона говорила о якобы имевшем место отказе Советской России от прав на КВЖД, и подтверждала необходимость совместного советско-китайского решения вопроса о будущем дороги. Проблема КВЖД приобрела особую остроту в ноябре 1922 г. После освобождения территории Дальнего Востока от интервентов и белогвардейских войск Народное собрание ДВР высказалось за присоединение к РСФСР. Необходимость прочной связи Владивостока и Приморья с центром еще более подняла значение КВЖД в глазах Москвы. Тогда же, осенью 1922 г. впервые возникло т. н. "дело Остроумова". А.А. Иоффе обвинил управляющего дорогой Б.В. Остроумова "в самом предосудительном образе действий", в растратах и хищениях средств КВЖД, доведении ее до финансовой катастрофы. Поскольку дорога "строилась на средства русского народа и остается его собственностью", Иоффе требовал от китайских властей самых серьезных мер для защиты материальных средств КВЖД [115]. Эти меры, по мнению Иоффе, должны были заключаться, во-первых, в немедленном направлении в Харбин компетентной следственной комиссии для производства тщательного расследования; во-вторых, в аресте и предании суду Остроумова; в-третьих, назначении нового управляющего - по соглашению с советской стороной [116].

Надо отметить, что вся эта история не содержала никакого криминала, а имела чисто политический характер, так как Остроумов и большинство высокопоставленных служащих дороги не только не приняли советскую власть, но и являлись ее убежденными противниками. Отсюда естественное стремление советской стороны очистить администрацию КВЖД от "классовых врагов".

Но китайские власти не предприняли никаких конкретных мер, по сути оставив Остроумова и его сотрудников на прежних должностях. Более того, согласившись послать на КВЖД следственную комиссию, Пекин в то же время наградил Б.В. Остроумова орденом. Ответным шагом явилось постановление Дальревкома в начале 1923 г. о лишении Остроумова российского гражданства и объявлении его вне закона [117]. История эта имела продолжение уже после заключения Соглашения по КВЖД 1924 г. Тогда же выяснилось, что все выдвинутые советской стороной обвинения в адрес управляющего оказались ошибочными. Более того, как указывает Г.В. Мелихов, благодаря усилиям Б.В. Остроумова, КВЖД в 1922 г. принесла уже около 6 млн золотых рублей чистой прибыли, в 1923 г. - более 7 млн.[118]

Осенью 1922 г. Иоффе начал переговоры о русской доле боксерской контрибуции и о судьбе русского флота, уведенного белыми из Владивостока. Однако по сравнению с проблемами КВЖД это были второстепенные вопросы. Таким образом, А.А. Иоффе также не удалось добиться продвижения советско-китайских переговоров, а в январе 1923 г. он, серьезно заболевший, выехал на лечение в Японию.

Советское правительство, стремившееся к скорейшему началу переговоров, предложило 30 января 1923 г. перенести их в Москву. 13 февраля МИД Китая отклонило это предложение, заявив, что "конференция может состояться в Пекине" после возвращения Иоффе [119]. Правда, вскоре Пекин несколько изменил позицию, что было обусловлено начавшимися в Токио советско-японскими переговорами. Весной-летом 1923 г. Китай несколько раз сообщал о своем намерении немедленно начать переговоры. 20 июля 1923 г. Нарком иностранных дел Г.В. Чичерин сообщил китайскому представителю в Москве Шэн Чжунсюну, что из-за тяжелой болезни Иоффе советское правительство поручило возглавить переговоры заместителю наркома иностранных дел Л.М. Карахану, который должен в ближайшее время выехать на Дальний Восток [120].

В это время серьезно обострилась ситуация на КВЖД. Власти ТВП пошли на провокационные действия в отношении КВЖД: Чжан Цзолинь предпринял попытку силой захватить Земельный отдел дороги. В июле 1923 г. харбинские власти отдали приказ о "передаче Земельного отдела КВЖД и всех земель, приобретенных в свое время Россией для дороги, в ведение китайской администрации" [121]. Подобные действия Чжан Цзолиня вызвали резкий отпор в ноте Представительства СССР в Китае от 1 августа 1923 г. [122] По мнению А.Н. Хейфеца, эта акция была предпринята Чжан Цзолинем для того, чтобы дать повод для иностранного вмешательства в дела КВЖД [123]. Однако это утверждение представляется спорным: неясно, зачем понадобилось маршалу это вмешательство? Хотя реакция западных и японских представителей в Харбине на самом деле оказалась весьма бурной: иностранные консулы опечатали архивы Земельного отдела, а 11 августа направили угрожающую ноту пекинскому правительству. Позже на КВЖД прибыл американский посланник Дж.Г. Шурмэн, заявивший, что Китай не имеет права решать вопрос о КВЖД без санкции великих держав. Он требовал, чтобы дорога оставалась на попечении стран-участниц Вашингтонской конференции, так как "в международном отношении Россия исчезла, а никто не занял ее место" [124].

Представляется более логичным, что Чжан Цзолинь предпринял эту акцию с целью установления собственного контроля над КВЖД. Попытка захвата одного из самых важных отделов дороги - одно из звеньев проводимой мукденскими властями политики подчинения КВЖД, начавшейся еще в марте 1920 г. с отставки Д.Л. Хорвата. Самовольные действия Чжан Цзолиня в отношении дороги будут осуществляться и в будущем: это и требование заключения с ним особого соглашения в сентябре 1924 г., и произвол в отношении советской администрации дороги позже - вплоть до его трагической смерти в 1928 г. Да и к чему было вызывать вмешательство западных держав? По справедливому мнению советского дипломата А.Х. Давтяна, это повредило бы, прежде всего, интересам самого Китая [125]. В конце концов власти ОРВП вынуждены были объявить, что до решения вопроса о КВЖД будут существовать 2 земельных отдела: старый, отвечающий за земельные участки, необходимые для непосредственных нужд дороги, и новый, созданный китайскими властями, - за все остальные земли на линии [126].

Однако советское правительство не оставляло попыток договориться с Пекином: в августе 1923 г. в Китай была направлена третья миссия, главой которой был назначен заместитель наркома иностранных дел, ведавший делами Востока, Л.М. Карахан - в ранге чрезвычайного и полномочного представителя СССР. Прибытие советской делегации в Китай было с воодушевлением встречено прогрессивной общественностью страны, чего никак нельзя было сказать о настроении пекинского правительства. "В Китае наш новый представитель тов. Карахан был встречен самым восторженным образом, но правительство, находящееся в полном развале, уклоняется от начала конференции" [127], - отметил Г.В. Чичерин в отчете НКИД за 1923 г. Непоследовательность, уклонение от уже достигнутых договоренностей, зависимость от иностранных миссий, невыполнение обещаний - все это по-прежнему было характерно для поведения пекинского кабинета.

4 сентября 1923 г. Л.М. Карахан сделал заявление для печати, в котором изложил основные принципы политики СССР на Дальнем Востоке вообще и в отношении Китая в частности. Последние заключались в стремлении Советского Союза наладить равноправные отношения с Китайской республикой. Позже, 2 октября 1923 г. в письме депутатам парламента в Шанхай, Карахан заявил об отказе СССР от "всех капитуляционных и экстерриториальных прав" и "полное признание суверенного Китая на его территории, безразлично, идет ли речь о районе КВЖД, идет ли речь о концессиях, данных Китаем бывшему русскому правительству" [128].

Несмотря на подобные заявления, пекинское правительство под различными предлогами откладывало начало переговоров - сначала отказалось признать полномочия Карахана, затем затеяло дискуссию о праве собственности на КВЖД. Глава делегации Китая на переговорах с СССР Ван Чжэнтин в письме к Карахану от 29 ноября 1923 г. приписал советскому дипломату следующую фразу: "Китаю принадлежит право собственности в отношении названной дороги" [129]. В ответном письме от 30 ноября 1923 г. Карахан категорически отмел это утверждение, подчеркнув, что "права собственника дороги как коммерческого предприятия принадлежат Союзу" [130]. В то же время Карахан в очередной раз заявил, что СССР "признает суверенитет Китая на территории дороги" и готов обсуждать вопрос о переходе всех прав на дорогу к Китаю на конференции [131]. Однако именно этого - обсуждения всех вопросов на конференции - и стремилось избежать пекинское правительство. Не обошлось и без вмешательства западных представительств в Пекине, особенно усердствовали в попытках срыва конференции дипломаты США и Франции, а также представители Русско-Азиатского банка. Надо отметить, что советско-китайская конференция так и не была открыта. Но это не помешало Л.М. Карахану добиться главного: переиграть западных дипломатов, сломать сопротивление пекинского правительства и подписать двусторонние соглашения. Перелом в позиции пекинского кабинета произошел после признания СССР Англией, Италией и Францией. Карахан информировал НКИД 9 февраля 1924 г.: "После признания нас Англией и Италией здесь в Пекине можно наблюдать некоторую растерянность. Китайцы чувствуют, что они потеряли лицо, что позиция, которая нами была занята с самого начала, а именно "сперва признание, а потом конференция", эта наша позиция фактически принята Англией" [132].

20 февраля 1924 г. Карахан согласился на предложение Ван Чжэнтина заключить предварительное соглашение, включающее установление дипломатических отношений. 25 февраля он направил МИД Китая ноту в весьма резких выражениях. Советскому правительству стало известно, как утверждал Карахан, о намерении китайских властей предпринять какие-то односторонние действия на КВЖД, нарушающие права и интересы русского народа. Он обвинил китайские власти во многих враждебных советским республикам действиях, особо выделив соглашение пекинского правительства с Русско-Азиатским банком от 2 октября 1920 г., хотя "единственным законным обладателем прав на КВЖД являлось Российское правительство, т.е. Правительство СССР" [133]. После этого резкого выступления начались конкретные переговоры по содержанию договора, а к 1 марта 1924 г. были подготовлены проекты соглашений, в том числе и по КВЖД.

13 марта 1924 г. эти проекты, после многократного и всестороннего обсуждения в китайском правительстве, были одобрены. 14 марта рано утром Карахан и Ван Чжэнтин парафировали "Соглашение об общих принципах разрешения вопросов между СССР и Китайской Республикой" и прилагаемые к нему документы [134].

Однако уже днем 14 марта пекинское правительство заявило, что Ван Чжэнтин не имел полномочий подписывать эти документы. Этот уникальный для истории дипломатии поступок был сделан Пекином под давлением ультиматума Франции, поддержанного США и Японией. Еще 12 марта 1924 г. французское правительство направило китайскому кабинету ноту, в которой требовало сохранения прав Русско-Азиатского банка на КВЖД и угрожало в случае подписания Китаем соглашения с СССР предъявить требования о возмещении убытков. Руководство Русско-Азиатского банка, пользуясь тем, что некоторые китайские министры имели в банке вклады, обещало наложить арест на эти счета в случае заключения советско-китайского договора [135].

16 марта 1924 г. Г.В. Чичерин направил представителю Китая в Москве Ли Цзяао ноту, в которой указывал : "...под давлением Франции и других держав Китайское правительство отказывает в утверждении соглашения... Ответственность за последствия такого отказа... падает всецело на Китайское правительство" [136]. Ноту аналогичного содержания Карахан предъявил 16 марта 1924 г. в Пекине [137].

1 апреля китайское правительство заявило, что готово утвердить текст соглашения 14 марта при внесении в него некоторых изменений. Пекинский кабинет стремился снять тяжелое впечатление, произведенное такой явной зависимостью собственной политики от западных держав. В апреле и первой половине мая министр иностранных дел Гу Вэйцзюнь (Веллингтон Ку) несколько раз предлагал Карахану возобновить переговоры, но советская сторона твердо стояла на своем: переговоры завершились выработкой соглашения 14 марта [138].

Угрозы со стороны великих держав не прекращались. 3 мая 1924 г. американский посланник в Китае Дж.Г. Шурмэн предупреждал Пекин, что китайское руководство не может вести переговоры по КВЖД без участия стран-участниц Вашингтонской конференции. Американское правительство запугивало тем, что "не может одобрить какое-либо изменение status quo до тех пор, пока права всех кредиторов и остальных сторон не будут соответствующим образом защищены" [139]. Более того, американцы определили и свои материальные претензии - в сумме от 6 до 8 млн долларов (доля американского участия в реорганизации КВЖД во время интервенции и деятельности МЖК) [140]. Подобные действия американского дипломата были однозначно расценены советским правительством как вмешательство США в советско-китайские переговоры [141].

В конце концов пекинское правительство было вынуждено признать справедливость позиции советской делегации. Однако теперь, наученное горьким опытом, оно постаралось провести заключительный раунд переговоров в строжайшей тайне. Среди факторов, ускоривших ход переговоров, Карахан в письме Чичерину от 10 марта 1924 г. назвал кроме признания СССР Англией и Италией, кампанию поддержки СССР в прогрессивной китайской прессе, среди общественности и особенно интеллигенции, а также интриги министра иностранных дел Китая Веллингтона Ку против Ван Чжэнтина, что, по мнению полпреда, сыграло решающую роль. В конечном счете все эти обстоятельства укрепили советскую позицию [142].

21 мая 1924 г. переговоры возобновились. По просьбе пекинского правительства они велись в конфиденциальном порядке [143]. В короткий срок все было улажено и 31 мая 1924 г. выстраданное в длительных и трудных переговорах соглашение было подписано. Безусловно, это был большой успех Л.М. Карахана и его делегации. Советские дипломаты проявили несомненные профессиональные способности: принципиальность, упорство, умение достигать поставленной цели, глубокое понимание государственных и национальных интересов страны. Несмотря на тяжелейшие условия переговоров (противоречивое и непоследовательное поведение китайцев, противодействие западных миссий) дипломаты смогли добиться своего: заключить советско-китайский договор и соглашение о КВЖД. Нельзя не согласиться с американским историком Т.Э. О'Коннором, говорящем о значительных преимуществах советских дипломатов 1920-х гг. перед их западными коллегами, а Г.В. Чичерина называющим первым среди министров иностранных дел своего времени [144]. Обстоятельства заключения советско-китайских соглашений в 1924 г. - убедительное доказательство справедливости этого мнения.

В "перестроечной литературе" много говорилось о помощи со стороны СССР коммунистическим движениям и партиям в зарубежных странах за счет и в ущерб интересам собственного народа. Изучение проблемы КВЖД в истории советско-китайских отношений начала 1920-х гг. показывает, что это не совсем верно. Несмотря на начавшуюся серьезную помощь КПК (военными советниками и кадрами, вооружением, деньгами и т. п.) [145] все же на первом месте оставались интересы государственные и национальные, давние российские геополитические традиции, в том числе и нежелание выпускать из рук такой важный инструмент проведения политики на Дальнем Востоке как КВЖД.

далее>>>

Примечания:

104 Сладковский М.И. История торгово-экономических отношений СССР с Китаем, 1917–1974. С.46.

105 Сон До Чжин. Указ. соч. С.12.

106 Там же. С.13.

107 Линь Цзюнь. Указ соч. С.50.

108 Там же. С.46.

109 Сон До Чжин. Указ. соч. С.13.

110 Там же.

111 Цит. по: Пескова Г.Н. Становление дипломатических отношений между Советской Россией и Китаем, 1917—1924 / Новая и новейшая история С.121.

112 ДВП СССР. Т.5. С.678, 681.

113 Там же. С.587.

114 Там же.

115 Там же. С.657.

116 Там же. С.677–681.

117 Хейфец А.Н. Советская дипломатия и народы Востока, 1921—1927 С.156.

118  Мелихов Г.В. Российская эмиграция в Китае, 1917–1924 гг. С. 172–174.

119 Хейфец А.Н. Советская дипломатия и народы Востока, 1921–1927. С.152.

120 Пескова Г.Н. Становление дипломатических отношений между Советской Россией и Китаем, 1917—1924 / Новая и новейшая история С.123.

121 ДВП СССР. Т.6: 1923 г. М. 1962. С.399.

122 Там же.

123 Хейфец А.Н. Советская дипломатия и народы Востока, 1921—1927 С.283.

124 Там же.

125 Двухнедельный бюллетень Информационного Бюро при Чрезвычайном представительстве РСФСР в Китае. 1923. №13. 1–15 августа.

126 Сладковский М.И. История торгово-экономических отношений СССР с Китаем, 1917–1974. С.53.

127 ДВП СССР. Т.6. С.594.

128 Там же. С.462–463.

129 Там же. С.529.

130 Там же. С.527–528.

131 Там же.

132 Цит. по: Пескова Г.Н. Становление дипломатических отношений между Советской Россией и Китаем, 1917—1924 / Новая и новейшая история С.129.

133 ДВП СССР. Т.3. С.131–132.

134 Хейфец А.Н. Советская дипломатия и народы Востока, 1921—1927 С.295.

135 Сон До Чжин. Указ. соч. С.14.

136 ДВП СССР. Т.7. С.156.

137 Там же. С.705.

138 Хейфец А.Н. Советская дипломатия и народы Востока, 1921—1927 С.298.

139 ДВП СССР. Т.7. С.709.

140 Там же. С.277.

141 Там же. С.278.

142 Пескова Г.Н. Становление дипломатических отношений между Советской Россией и Китаем, 1917—1924 / Новая и новейшая история С.129.

143 ДВП СССР. Т.7. С.705.

144 О’Коннор Т.Э. Указ. соч. С.85.

145  Подробнее см.: Далин С.А. Китайские мемуары, 1921–1927. М.,1982.  

ИСТОРИЯ КВЖД И РОССИЙСКОЙ ЭМИгРАЦИИ В КИТАЕ (первая половина ХХ века)

Глава 2. КВЖД В МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЯХ НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ В 1917-1924 ГГ. СКЛАДЫВАНИЕ БЕЛОЙ ЭМИГРАЦИИ В КИТАЕ

2.4. Образование эмигрантской колонии в Маньчжурии. Численность, национальный и социальный состав российского дальневосточного зарубежья

Первое появление российских беженцев в Северной Маньчжурии относится к началу 1918 г. [146] Главная масса русских эмигрантов оказалась в Китае после крушения белого движения в Забайкалье и особенно в Приморье. На рубеже 1922-1923 гг. пределы российского Дальнего Востока покинули последние бойцы белой идеи, большая часть которых устремилась, естественно, в Харбин - крупный промышленный город с многотысячным русским населением. В 20-30-е гг. XX в. Харбин был признанным центром белой эмиграции не только в Китае, но и на всем Дальнем Востоке и Юго-Восточной Азии*. "Харбин как крупный промышленный центр с многочисленным русским населением для многих казался заманчивым пристанищем. В нем скорее, чем в другом месте, многие надеялись найти себе и работу, и сочувствие" [147] - отмечалось в Отчете о деятельности Харбинского комитета помощи русским беженцам за 1923-1938 гг.

Итак, 1918-начало 1923 гг. - время создания основы российского дальневосточного зарубежья. Процесс этот - в сравнении с аналогичным в Европе - имел ряд особенностей. Во-первых, беженцы из Советской России стремились не просто в Маньчжурию, а именно на КВЖД, надеясь найти в Харбине и на линии не только работу и кров, но и привычный русский уклад жизни среди российского же населения. Поэтому, обретя в Маньчжурии почти полное подобие жизни дореволюционной России, русские белые чувствовали себя в меньшей степени изгоями, нежели их европейские товарищи по несчастью.

Второй отличительной чертой русского дальневосточного зарубежья являлась "двуслойность" его происхождения - эмигрантская колония образовалась на основе дореволюционного населения полосы отчуждения и из прибывших сюда во время гражданской войны бывших подданных Российской империи.

Таким образом, основную массу российских жителей полосы отчуждения накануне 1917 г. составили следующие категории: железнодорожники и их семьи; гражданское население, занятое торговлей, образованием, здравоохранением и т. п.; члены Заамурского округа, вернувшиеся с фронтов первой мировой войны; семьи казаков, кочевавшие на лето из Забайкалья и т. п. Это как раз те слои русского населения в Маньчжурии, которые меньше всего были обеспокоены революционными событиями в России. Их настроения очень точно охарактеризовала Л. Кравченко: "...то, что произошло в России в семнадцатом году, дошло сюда поначалу таким слабым отголоском, что не обеспокоило переменой жизни. Изменялось управление Дороги, Хорвата сменил Остроумов, но поезда ходили исправно, возили грузы и пассажиров, и жалованье служащим выдавалось так же... И если бы сказал тогда кто-нибудь, что нужно бросать все и немедленно - пока граница открыта, потому что Дорога с двадцать четвертого года стала советско-китайской и продолжала также возить и работать, - немедленно забирать семью и перебираться "на ту сторону", иначе он весь род твой обречет на вечную эмиграцию, он просто не понял бы. Зачем и куда? На Черниговщине ни одной родной души, ни кола, ни двора, а здесь - дом - в казенной квартире" [148].

Событиями революций 1917 г. и гражданской войны в Маньчжурию оказались выброшенными представители всех категорий российского населения: городские обыватели и мелкие торговцы, чиновники и учителя, врачи и инженеры, крестьяне из приграничных районов и рабочие, политические деятели и члены различных "временных" правительств, университетские профессора, журналисты и литераторы. Второй слой российской колонии в Китае составили люди, изгнанные из России грозными событиями гражданской войны:

- Государственные, политические и общественные деятели (Д.Л. Хорват, Н.Л. Гондатти, Н.В. Устрялов и др.).

- Военные руководители белого движения (Г.М. Семенов, М.К. Дитерихс, Б.В. Анненков и др.).

- Члены военных формирований Г.М. Семенова, И.М. Калмыкова, Р.Ф. Унгерна, В.О. Каппеля и т. п., явившиеся одной из самых больших групп эмигрантов в Китае и ставшие основой для создания многочисленных белых военных организаций. Так, по утверждению исследователя Л. Юзефовича, Азиатская дивизия Унгерна почти в полном составе пробилась в Маньчжурию, численность дивизии сам барон определял в 3,5 тысячи человек [149]. В большинстве своем это были люди, почти со школьной скамьи попавшие на фронт первой мировой войны, в течение долгих лет непрерывно воевавшие и не знавшие никакого другого дела и другой обстановки  [150].

- Рядовые беженцы из России.

В тесной связи с процессом складывания российской колонии в Маньчжурии находится и третья характерная особенность белой эмиграции в Китае: существование здесь большого числа русских военных организаций, ведших активную борьбу с Советской властью на протяжении тридцати с лишним лет: с начала гражданской войны и до конца второй мировой.

Еще одной особенностью российской эмиграции в Китае можно считать почти полное отсутствие громких аристократических имен царской России. Хотя Вс. Иванов и называет среди "выброшенных взбушевавшимся морем революции на берег Сунгари" семьи Лопухиных (из рода первой жены Петра I), Н.А. Языкова (правнука поэта), Баратынских, Карамзиных, князей Львовых, Ухтомских, Голициных, Аксаковых и других, даже "некую герцогиню Лейхтенбергскую" [151], они, видимо, в последующие годы в большинстве своем перебрались в Западную Европу и США, т. к. эти имена в политической и общественной жизни здешней российской колонии 1920-30-х гг. не встречаются.

В результате гражданской войны сотни тысяч российских граждан оказались за пределами отечества, что привело к возникновению такого уникального явления как Российское зарубежье. Еще в начале 1920-х гг. в советской литературе было принято оценивать число белых эмигрантов примерно в 2 млн человек [152]. Приводимые в более поздних исследованиях данные колебались в пределах 1,5-2,5 млн человек [153]. Что же касается данных по белой эмиграции в Китае, то они весьма противоречивы. Так, подсчеты иркутского исследователя О.Л. Воронина вызывают некоторое недоумение. Без всяких сносок на источники он утверждает, что на территории Китая в 20-х гг. XX в. находилось не менее 500 тыс. русских, больше, чем в любой другой стране мира, за исключением Германии [154]. Исследователь считает, что в Маньчжурии на начало 1922 г. было около 400 тыс.русских, а к концу года - после установления советской власти во Владивостоке и Приморье - не менее 460 тыс. человек. О.Л. Воронин далее полагает, что цифра в 0,5 млн человек может корректироваться в сторону увеличения, так как сюда не включаются ни отряды Унгерна в Монголии, ни банды туркестанских националистов, ни другие относительно мелкие группы [155]. Последнее утверждение автора действительно находит подтверждение в архивах: остатки этих формирований осели, в основном, в Синьцзяне, где их насчитывалось несколько десятков тысяч человек [156]. Г.В. Мелихов также считает цифру в 400 тыс. человек, с учетом реэмиграции и репатриации 20-х гг., наиболее близкой к истинной [157].

Известный советский публицист Э. Генри также говорит о значительном числе бывших российских подданных в Китае. По его мнению, Китай занимал четвертое место в мире по размерам белоэмигрантской колонии - после Франции, Германии и Польши [158]. Однако цифровых данных не приводит. Интересно, что по официальным данным французского правительства число русских во Франции в 1925 г. составило всего 90 тыс. человек, в Германии в начале 1920-х гг. - примерно 150 тыс. человек [159]. Так сколько же русских было в Китае в 20 - 30-е гг. XX в.? Поскольку количество белых русских в Китае не было постоянным и напрямую зависело от международной ситуации вокруг КВЖД, то для ответа на этот вопрос необходимо четко определить переломные моменты в советско-китайских и советско-японских отношениях, вызывавшие наибольшие перемещения русского населения в ОРВП и Китае в целом. Представляется целесообразным изучение статистических данных о числе эмигрантов в Маньчжурии на протяжении трех периодов: начало и середина 1920-х гг., 1928-1935 гг., 1936-1945 гг.

Итак, одним из последствий Октябрьской революции и гражданской войны для российской колонии в Маньчжурии стало значительное увеличение ее численности. Если с 1912 по 1917 г. число русских в Китае колебалось в пределах 50 тыс.человек, то в 1918-1923 гг. замечается его резкое увеличение. Так, для 1919-1920 гг. китайские источники называют цифру в 144-148 тыс. человек [160]. Эти цифры совпадают с данными, приведенными М.Раевым: в 1922 г. на Дальнем Востоке насчитывалось 145 тыс. русских беженцев [161].

Необходимо подчеркнуть, что статистические данные для начала 1920-х гг., приводимые в различных русских и китайских источниках, имеют существенные расхождения. Справочник "Весь Харбин на 1923 год", ссылаясь на Земельный отдел КВЖД, называет число русских жителей Харбина - 165 857 человек. Все же население Харбина в это время - 300-350 тыс. человек [162]. Китайские же источники, во-первых, приводят данные весьма приблизительные, во-вторых, имеют тенденцию занижать число белых русских в Маньчжурии и в Китае в целом. Так, в архиве отложились данные о количестве всего иностранного населения Китая за 1912-1929 гг., составленные на основе сведений китайских морских таможен. Следует учесть, что данные за 1912-1920 гг. являются наиболее верными, поскольку включают сведения российских консульств. С 1920 г. (времени закрытия царских консульств) эти сведения перестали поступать, а Полицейское управление ОРВП из-за отсутствия налаженной паспортной системы не могло вести точные статистические подсчеты. Поэтому самые неточные сведения, приводимые китайскими источниками, относятся именно к периоду 1921-1928 гг. В соответствии с ними число русских в Китае в середине 1920-х гг. составляет 85 846 человек [163]. Однако отчеты таможен охватывали не все населенные пункты, а только открытые порты и крупные города. По официальным же данным Главного полицейского управления ОРВП только здесь в 1923 г. проживало 98 994 человека бывших российских подданных (41,6 % всего населения) [164].

В собственно эмигрантских изданиях данные о числе русских в Китае встречаются довольно редко и также весьма приблизительны. Так, известный шанхайский журналист Л.В. Арнольдов утверждал, что в "Китае около 300 тыс. русских без подданства" [165]. Вс. Иванов отмечал, что Китай в 1918 г. и позднее в 1922 г. принял около 200 тыс. беженцев из России [166]. Шанхайский комитет защиты прав и интересов русских в 1925 г. сообщал президиуму русского национального съезда в Париже, что в Китае насчитывается до 200 тыс. русских эмигрантов[167]. Архиепископ Нестор также утверждал, что в 1930-е гг. в Маньчжурии было "несколько сот тысяч русских" [168]. Выпускник Харбинского политехнического института П. Фиалковский в 1990 г. вспоминал, что в 1924 г. в Харбине было около 250 тыс. русских [169]. Живший с 1923 г. в Харбине Н. Беляков, напротив, говорил о примерно 100 тыс. русских жителях города [170]. Представляются самыми близкими к истине данные Земельного отдела КВЖД - 165 857 русских в 1923 г. только в Харбине [171]. Во-первых, статистические исследования на КВЖД были всегда организованы на самом высоком уровне. Дорога функционировала в эти годы по старым, еще царским, порядкам, все должности занимали опытные и хорошо подготовленные кадры, поэтому Земельный отдел публиковал максимально приближенные к истине (насколько это возможно в условиях того времени) данные. Если учесть население полосы отчуждения (несколько десятков тысяч человек) и Шанхая (примерно 15 тыс.)**, то и получится наиболее часто встречаемая в эмигрантских изданиях цифра в 200 тыс. русских белых в Китае.

Таким образом, события Октябрьской революции и гражданской войны вызвали массовый приход русских беженцев в Маньчжурию. 1918-1923 гг. - время формирования белой эмиграции в Китае и на Дальнем Востоке в целом. На протяжении 1920-х гг. численность русской колонии колебалась, так как политические события на КВЖД, прежде всего, советско-китайское соглашение 1924 г., вызвали значительные миграции русского населения. Возникла проблема гражданства: советское, китайское или нансеновские паспорта? Многие молодые люди уезжали в Европу, США и другие страны на работу или учебу. Сотни русских семей эмигрировали в Канаду, Южную Америку и Австралию на постоянное жительство. Поэтому максимальное число белых русских в Китае было, видимо, именно в начале 1920-х гг. - около 200 тыс. человек.

далее>>>

Примечания:

* На состоявшейся в мае 1998 г. международной конференции «Годы, Люди, Судьбы. История росийской эмиграции в Китае» Г.В. Мелихов сделал доклад «Харбин в сравнительно-историческом аспекте», где определил типологию г. Харбина и подчеркнул его отличительную особенность как крупнейшего в Российском Зарубежье центра белой российской эмиграции – с устоявшимся русским национальным бытом, многочисленными учреждениями культуры и образования (Мелихов Г. Международная научная конференция «Годы, Люди, Судьбы. История росийской эмиграции в Китае». К 100-летию Харбина и КВЖД // Проблемы Дальнего Востока. 1998. №4. С.124).

** Известный китайский исследователь российской эмиграции Ван Чжичэн приводит такие данные о численности белых русских в Шанхае: в 1923 г. – более 6,000 человек, весной 1930 г. – 14,404 человека (Wang Zhicheng. Russian Emigrants in Old Shanghai. SASS Papers Shanghai. 1996. P.365,368-369. Китайское название. A History of the Russian Emigre Community in Shanghai. P.73-80).

146  ГАХК. Ф.1128. Оп.1. Д.115а. Л.5.

147 Там же.

148 Кравченко Л. Для дела русского... // Харбин. Ветка русского дерева... С.83.

149 Юзефович Л. Самодержец пустыни (Феномен судьбы барона Р.Ф.Унгерн-Штернберга). М., 1993. С.85, 81.

150 Полевой Е. Указ. соч. С.7.

151 Иванов Вс.[Из харбинского жития] С.334.

152 Белов В. Указ. соч.С.15, 44.

153 Иоффе Г.З. Крах российской монархической контрреволюции. М., 1977. С.265; Ипполитов С.С. и др. Российская эмиграция в Константинополе в начале 1920-х гг. (Численность, материальное положение, репатриация) // Отечественная история. 1993. №5. С.78.

154 Воронин О.Л. Русская белая эмиграция в политической жизни Китая 20-х гг. XX в. // Народы Востока. Основные тенденции и противоречия: Тез. докл. к региональной конференции. Иркутск, 1986. С.22–24; Он же. Российская белая эмиграция в Китае 20-30-х гг.: военный аспект ее деятельности // 21-я науч. конф. «Общество и государство в Китае». Ч.3. М., 1990. С.132.

155 Воронин О.Л. Русская белая эмиграция в политической жизни Китая. С.22–24.

156 ГАХК. Ф.830. Оп.1. Д.218. Л.5, 12.

157  Мелихов Г.В. Российская эмиграция в Китае, 1917–1924 гг. С.58.

158 Генри Э. Профессиональный антикоммунизм. М., 1981. С.265.

159 Барихновский Г.Ф. Идейно-политический крах белоэмиграции и разгром внутренней контрреволюции (1921-1924 гг.). Л., 1978. С.15.

160 ХПА. Ф.83. Оп.1. Д.291. Л.14.

161 Раев М. Указ.соч. С.262.

162 Весь Харбин на 1923 год / Под ред. С.Т.Тернавского. Харбин, 1923. С.94.

163 ХПА. Ф.83. Оп.1. Д.291. Л.16.

164 Особый Район Восточных Провинций Китайской Республики. С.10–11.

165 Арнольдов Л.В. Из страны Белого солнца. Этюды о Китае. С.171.

166 Иванов Вс.[Из харбинского жития] С.334.

167 ГАРФ. Ф.5963. Д.15. Л.44.

168 Архиепископ Нестор. Указ. соч. С.55.

169 Фиалковский П. Выпускники Харбинского Политехника действуют // Проблемы Дальнего Востока. 1990. №1. С.192–193.

170 Возрождение. 1929. 25 окт.

171 Весь Харбин на 1923 г. С.94.

далее>>>

ИСТОРИЯ КВЖД И РОССИЙСКОЙ ЭМИгРАЦИИ В КИТАЕ (первая половина ХХ века)

Глава 2. КВЖД В МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЯХ НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ В 1917-1924 ГГ. СКЛАДЫВАНИЕ БЕЛОЙ ЭМИГРАЦИИ В КИТАЕ

2.4. Образование эмигрантской колонии в Маньчжурии. Численность, национальный и социальный состав российского дальневосточного зарубежья (Продолжение)

После введения в 1928 г. паспортной системы Полицейское управление ОРВП стало располагать более точными сведениями. Так, в 1930 г. в Маньчжурии было 110 тыс. русских, из них: в Харбине и на КВЖД - 95 тыс., в Мукдене - 2 тыс. и т.д. В Шанхае в то время находилось около 15 тыс. русских эмигрантов [172]. В других городах Китая (Пекине, Тяньцзине, Циндао) русских было совсем мало, по несколько сотен человек. Так, в 1928 г. в Тяньцзине было 387 русских, в том числе 55 женщин [173]. Итого, всего в Китайской республике в 1930 г. находилось примерно 125 тыс. россиян. Однако не все они могут быть отнесены к собственно белой эмиграции, так как после советско-китайского соглашения 1924 г. многие бывшие российские подданные, особенно железнодорожники, вынуждены были перейти в советское гражданство, чтобы не потерять работу. Из общего числа "русских" в Маньчжурии приблизительно 50 тыс. человек являлись гражданами СССР, а остальные 60 тыс.- эмигрантами. Из них - в Харбине и ОРВП - 60 тыс. (в Харбине в 1929 г. 36 752 советских граждан, 30 362 эмигрантов). Все советские граждане, за небольшим исключением, жили в Харбине и полосе отчуждения. В Шанхае их было не более 500 человек, в других городах - несколько десятков. Всего в Китае в 1930 г. насчитывалось примерно 75 тыс. человек (60 тыс. в Маньчжурии и 15 тыс. - в Шанхае) белых эмигрантов [174]. Естественно, что это были не только русские по национальности, а все бывшие подданные Российской империи. Эти цифры представляются убедительными, так как совпадают с более поздними и наиболее точными данными, времен японской оккупации Маньчжурии.

Как же складывалась российская эмиграция в Китае, из каких национальных групп и социальных слоев? Уже отмечалась характерная только для дальневосточной эмиграции особенность - она оформлялась на основе многонациональной колонии российских граждан, живших в Маньчжурии с начала XX в. Хорошие заработки и возможность быстрого обогащения привлекали на КВЖД представителей всех национальностей России. Исследователь Н.А. Василенко утверждает, что уже в дооктябрьский период в полосе отчуждения КВЖД сформировалось уникальное общество, представлявшее конгломерат нескольких культур и конфессий. Образовавшаяся здесь колония представляла собой поучительный пример совместного проживания людей, независимо от их национальной и классовой принадлежности [175]. По данным 1920-х гг. в ОРВП были представлены 28 национальностей бывшей империи, многие из которых объединялись в организации по этническому признаку. Так, на КВЖД в качестве служащих и технического персонала работало много поляков, которые объединялись вокруг клуба "Господа Польска" [176]. По воспоминаниям харбинского старожила Э.М. Стокальского в начале 1920-х гг. только в Харбине насчитывалось более 2 тыс. поляков.

Одной из самих крупных и богатых была Харбинская еврейская духовная община (ХЕДО). Численность ХЕДО к концу 1930-х гг. доходила до 2 500 человек [177]. С 1920 г. еврейская общественность имела 3 синагоги, с 1917 г. школу 2 степеней, с 1912 - Еврейскую общественную библиотеку, 2 приюта, амбулаторию и больницу, два молодежных союза. С конца 1920 г. по 1942 г. в Харбине издавался общественно-литературный журнал "Еврейская жизнь". Еврейскую общину в Харбине долгое время возглавлял известный общественный деятель и глава еврейской общины Востока и Азии А.И. Кауфман [178]. Большие еврейские общины существовали в Шанхае и Тяньцзине[179].

Общество "Просвита" являлось не только национальным объединением украинцев, но и крупным антикоммунистическим центром, поэтому по настоянию советского правительства было закрыто в 1926 г. После японской оккупации Маньчжурии оно возобновило свою работу, и к 1944 г. насчитывало 2 037 членов [180]. Председателем "Просвиты" был известный харбинский общественный деятель профессор В.А. Кулябко-Корецкий. С 1907 г. общество имело собственный национальный клуб "Украинский национальный дом" и православную украинскую церковь*. С 1933 г. в Маньчжу-го существовала крайняя националистическая организация "Громада" (руководитель А.С. Витковский). Постоянным явлением в жизни украинской колонии была острая вражда "щирых украинцев" и "малороссов" [181].

Армянское национальное общество "Миютюн", созданное в 1917 г., насчитывало на рубеже 1930-40-х гг. 350-400 членов. В Харбине существовали армянские национальный дом и церковь. Главами армянской общины были В.Я. Согомоньян и С.В. Грдзелов [182]. Грузинское национальное общество "Соэрто", организованное в 1905 г., имело собственную библиотеку (16 тыс. томов) и школу грузинского языка. В 1944 г. оно объединяло 173 человека, грузинская молодежь служила в японских военных организациях. Возглавлял грузинскую колонию Г.Е. Хундадзе [183].

В самом начале XX в. в городах Хайларе, Маньчжурии и Харбине возникли тюрко-татарские мусульманские общины. В 1934 г. было создано "Общество изучения культуры тюрко-татар Идель-Урала", издававшее с конца 1935 г. еженедельник "Национальное знамя". В 1944 г. в Маньчжурии было 1373 мусульманина [184].

Что же касается национального объединения белорусов, то ни в каких архивных материалах, ни в публикациях источников упоминаний о нем нет, хотя, как до 1917 г., так и в эмигрантский период в Маньчжурии жили выходцы из белорусских губерний (например, Е.Е. Кузнецов, отец художницы В.Е. Кузнецовой-Кичигиной; столяр Главных мастерских Семенов, уроженец Могилевской губернии; известный певец - М. Забейда-Сумицкий). В 1925 г. в Харбин для работы дирижером оперы приехал И.П. Райский, сын которого получил здесь прекрасное музыкальное образование в Высшей музыкальной школе им. Рахманинова и стал впоследствии руководителем широко известного за пределами Беларуси оркестра [185].

Таким образом, национальный состав белой эмиграции в Китае был очень пестрым. Поскольку Д.Л. Хорват с самого начала проводил разумную политику, выделяя бесплатные земельные участки для строительства национальных домов и церквей, препятствовал любым проявлениям нетерпимости, таким образом способствуя возникновению национальных объединений в Маньчжурии, то беженцы из России впоследствии смогли найти в ОРВП не только кров и работу, но и очаги родной культуры. Для большинства бывших российских граждан в Харбине и на линии характерно также чувство общей родины - России, активное участие в культурной и духовной жизни русской общественности полосы отчуждения.

Что же касается социального состава российской колонии в Харбине, то исследователи Н.И. Дубинина и Ю.Н. Ципкин приводят следующие данные: 68,7 % -рабочие, крестьяне и казаки; 3,6 % - дворяне; 9,5 % - мещане; 10,9 % - не определившие свой социальный статус [186].

В архивных фондах отложились также материалы, характеризующие семейный и возрастной состав российской колонии и материальное положение белых русских в Маньчжурии. Так, в 1929 г. в Харбине на 100 мужчин-эмигрантов приходилось 97 женщин, в то время как на 100 китайцев - всего 44 женщины. Все 30 362 российских эмигранта составляли 8 156 семей, т.е. в среднем 3,7 человека на одну семью. Это свидетельствовало о преобладании лиц малосемейных или холостых. В Харбине и на линии жили, в основном, семейные люди, в районах концессий, копей и т.п. преимущественно молодые бессемейные. Из 6о тыс. эмигрантов ОРВП треть - 20 тыс. человек - составляли дети и подростки до 18 лет; среди остальных 40 тыс. заметно преобладали мужчины в возрасте от 20 до 45 лет [187].

По капиталовложениям в экономику Маньчжурии российские эмигранты занимали второе - после японцев - место. Каждый русский эмигрант располагал капиталом почти в 10 раз больше капитала среднего статистического китайца. Собственно капитал белых русских во второй половине 1920-х гг. составлял 158 млн золотых рублей: на одного человека в среднем 2 633 золотых рубля, на одного китайца - примерно 280 золотых рублей. Однако в силу различных факторов, прежде всего политики китайских, а затем и японских властей, капиталы и предпринимательская деятельность российских эмигрантов постоянно сокращались, эмиграция беднела и к началу 1940-х гг. материальное положение белых русских было очень тяжелым. Так, в 1943 г. из 657 русских семей, предназначенных к переселению в Тоогенский район, имущих было - 66, малоимущих - 96, неимущих - 505 семей, т. е. примерно 77 % [188].

Трудное материальное положение, высокий уровень безработицы, практическое бесправие, особенно для лиц без гражданства, полицейский гнет китайских и японских властей, необходимость обеспечения будущего детей, напряженная внутриполитическая обстановка в Китайской Республике, постоянные советско-китайские и советско-японские конфликты на КВЖД - все это толкало русских эмигрантов к поискам лучшей доли в других странах. Основные пути дальнейшего продвижения русских эмигрантов в 1920-30-е гг. - Северная и Южная Америка, Австралия, меньше - Европа, и возвращение в СССР. Для 1920-х гг. очень характерна тенденция переселения русских эмигрантов в Канаду и Латинскую Америку. В середине 1920-х гг. русские эмигрантские организации Шанхая через Международное бюро труда при Лиге Наций занимались переселением в Южную Америку. Мексиканское правительство легко разрешало въезд в страну "белым русским, имеющим надлежащее удостоверение личности и... не менее 200 мексиканских долларов" [189]. Сложнее было эмигрировать в Канаду. Канадское правительство допускало только земледельческую эмиграцию (фермеров и сельхозрабочих), ввело возрастные (не старше 45 лет) и имущественные (фермеры должны были иметь не менее 500 американских долларов) ограничения. Более того, Казачий союз в Шанхае должен был поручиться за каждого эмигранта в том, что тот не был членом компартии и не находился под судом [190]. Эмигрировали в Канаду, в основном, казаки. Занимались организацией их переезда известные в эмиграции деятели - великий князь Николай Николаевич, М.М. Плешков, Б.В. Остроумов. Через 10 лет - в середине 1930-х гг. - русские эмигранты, спасаясь от японского давления и притеснений, бежали из Маньчжурии через Шанхай уже в Австралию и США.

Для этого периода - 1928-1935 гг. - характерен не только отъезд русских из Маньчжурии, но и пополнение эмигрантской среды за счет беженцев из СССР. Точное количество этих беглецов установить сложно. Однако приводимые в эмигрантских изданиях данные, безусловно, завышены. Так, в "Днях" в 1932 г. указывалось, что за последние два года в Маньчжурию перебежало из СССР до 40-50 тыс. человек [191]. Как официальные китайские статистические данные, так и материалы Беженского комитета опровергают эти цифры. В делах Беженского комитета отмечено, что поток беженцев из СССР особенно усилился с 1931 г. Эти люди спасались от насильственной коллективизации в Сибири и Забайкалье, за что даже получили от белых русских в Маньчжурии прозвище "тридцатники". Изучение анкет Беженского комитета показывает, что основной пик бегства из СССР приходится на 1931-1932 гг. В следующий период - 1933-1945 гг. - в ежегодных отчетах Беженского комитета, несмотря на различные подробные цифровые показатели (о числе эмигрантских организаций и их членов) сведений о беглецах из СССР нет  [192].

С полной определенностью можно отметить, что пик бегства из СССР падает на годы коллективизации, а покидали страну, прежде всего, крестьяне из приграничных территорий - Приморского и Хабаровского краев, Амурской области. Один из таких беженцев, А. Кузнецов, позже вспоминал, что в 1931 г. жители деревни Соловьево из-под Зыряновска перебрались в Маньчжурию практически "всем колхозом" (250 домов) [193]. Судьба многих "тридцатников" была трагична: почти все они, за исключением уже эмигрировавших в Латинскую Америку, были арестованы после прихода Советской Армии в Маньчжурию в 1945 г. по обвинению "во вредительстве против колхозов" [194].

После создания японцами в 1932 г. марионеточного государства Маньчжу-го начался отток русских белых из Харбина и полосы отчуждения. "С момента японской оккупации Северной Маньчжурии стало очевидно для всех, что русские перспективы безрадостны. С каждым месяцем все больше и больше там суживается поле для применения русского труда, русских технических сил, русской хозяйственной инициативы. Японцам русские во всяком обличьи - белом ли, красном ли - не нужны. Русские для новых хозяев положения - обуза, помеха, от которой чем скорее отделаться, тем лучше" [195], - так оценивал положение российской колонии в Маньчжу-диго известный журналист Н. Лидин.

Продажа советским правительством своих прав на КВЖД правительству Маньчжу-диго в 1935 г. также вызвала массовый отъезд русских, теперь уже советских граждан на Родину. Как отмечает историк Л. Чугуевский, вскоре после официальной передачи дороги правительству Маньчжу-диго в конце марта 1935 г. на станции Харбин-Центральный не стало хватать места для эшелонов отъезжающих [196]. По данным Ван Чжичэна в связи с передачей КВЖД в 1935 г. в Шанхай из Харбина перебрались 2 285 эмигрантов и 204 советских гражданина. Всего в Шанхае в этот период находилось примерно 16 тыс.русских [197]. К концу 1930-х гг. в Маньчжурии оставались, в основном, русские с китайскими или нансеновскими паспортами. Советских граждан в Харбине оставались единицы - сотрудники учреждений или те, кто хлопотал о выходе из гражданства СССР. Поэтому можно полагать, что со второй половины 1930-х гг. в Маньчжурии понятие "русский" было тождественно понятию "эмигрант".

Наиболее точные статистические данные в отношении российской эмиграции относятся к периоду Маньчжу-диго - 1932-1945 гг. Это объясняется существованием четкой системы органов управления страной, созданной японцами. В 1934 г. японскими властями был создан специальный орган контроля над российской колонией - "Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурии" (БРЭМ). Бюро по заданию японского командования провело точные статистические обследования российской колонии в Маньчжурии. К марту 1944 г. только русских по национальности в Харбине - 25 441; на линии - 37 086; всего - 65 527 человек [198]. В Маньчжурии же бывших российских граждан, включая численность украинской, грузинской, еврейской и других национальных общин, насчитывалось 68 877 человек [199].

Итак, в начале 40-х гг. ХХ в. в Маньчжурии было около 70 тыс.- человек - белоэмигрантов. Доклад, подготовленный раньше, в 1932 г., Русским обществом в Харбине для Лиги наций, содержит другую цифру - 60 тыс. человек [200]. Почему к концу 30-х гг. в Маньчжурии оказалось примерно на 10 тыс.человек российских эмигрантов больше, чем в 1930 г., особенно, если учесть переселение многих русских в Шанхай? Видимо, надо иметь в виду несколько факторов:

- Русское общество не имело таких возможностей для статистических исследований, как БРЭМ, поэтому цифры доклада не отличались большой точностью;

- бегство русских из Маньчжурии в Шанхай от японского гнета, видимо, не имело большого размаха, так как и там к концу 1930-х гг. материальное положение русских было не очень хорошим;

- совграждане-невозвращенцы и беженцы из СССР также включены БРЭМ в общее число российских эмигрантов.

Таким образом, можно сделать вывод, что численность российских эмигрантов в Маньчжурии на протяжении 1920-начала 1940-х гг. колебалась в пределах от 70 тыс. до 200 тыс. человек, причем положение белых русских определялось, прежде всего, состоянием советско-китайских и советско-японских отношений и международно-правовым статусом КВЖД.

далее>>>

Примечания:       

172 ГАХК. Ф.830. Оп.1. Д.218. Л.5.

173 Хисамутдинов А. Тяньцзинская ветвь эмиграции // Проблемы Дальнего Востока. 1999. № 2. С.120.

174 ГАХК. Ф.830. Оп.1. Д. 218. Л.5–7.

175 Василенко Н. Население полосы отчуждения КВЖД: Опыт межнациональных контактов // Годы, Люди, Судьбы. История российской эмиграции в Китае. С. 16.

176 ГАХК. Ф.830. Оп.2. Д.32. Л.19.

177 ХПА. Ф.83. Оп.1. Д.487. Л.22.

178 Там же. Л.16–17.

179 Еврейская жизнь. 1938. 27 мая.

180 ГАХК. Ф.830. Оп.2. Д.32. Л.19.

181 Там же. Ф.830. Оп.1. Предисл. Л.4.

182 Там же. Ф.830. Оп.2. Д.66. Л.22.

183 Там же. Ф.830. Оп.2. Д.32. Л.19.

184 Там же. Л.19; Д.66. Л.22.

185 Кузнецова-Кичигина В.Е. Судьба художника // Русский Харбин. С. 203;  Сидоров Г.М. Воспоминания скрипача: музыкальный Харбин //  Там же. С. 142, 144.

186  Дубинина Н.И., Ципкин Ю.Н. Об особенностях дальневосточной ветви российской эмиграции // Отечественная история. 1996. №1. С.72–73.

187  ГАХК. Ф.830.Оп.1. Д.218. Л.8.

188 Там же. Ф.830. Оп.1. Введ. Л.2.

189 ГА РФ. Ф.5963. Д.30. Л.11.

190 Там же. Д.29. Л.50.

191 Дни. 1932. 17 апреля.

192 ГАХК. Ф.1128. Оп.1. Д.141–147; Д.115а. Л.10; Д.113.

193 За рубежом. 1990. № 42 (1579).

194 Кайгородов А. Маньчжурия: август 1945 . С.102.

195 Лидин Н. Указ. соч. // Русские Записки. 1937. №2. С.311.

196 Чугуевский Л. 100-летие Харбина // Проблемы Дальнего Востока. 1998. № 3. С.120.

197 Wang Zhicheng. Op. cit. P.372–373.

198 ГАХК.Ф.830. Оп.2. Д.32. Л.19.

199 Там же.

200 Там же. Ф.830. Оп.1. Д.218. Л.7.

далее>>>

ИСТОРИЯ КВЖД И РОССИЙСКОЙ ЭМИгРАЦИИ В КИТАЕ (первая половина ХХ века)

Глава 3. КВЖД В СОВМЕСТНОМ УПРАВЛЕНИИ СССР И КИТАЙСКОЙ РЕСПУБЛИКИ (1924-1931 ГГ.) ДАЛЬНЕВОСТОЧНАЯ БЕЛАЯ ЭМИГРАЦИЯ В 20-Е ГГ. ХХ В.

3.1. Советско-китайские соглашения по КВЖД и их реализация (1924-1928 гг.)

Обычно в советской исторической литературе принято говорить о советско-китайском соглашении 1924 г. как об одном документе. Однако надо иметь в виду, что 31 мая 1924 г. уполномоченным правительства СССР Л.М. Караханом и министром иностранных дел Гу Вэйцзюнем (Веллингтоном Ку)* был подписан целый ряд документов: два соглашения и семь деклараций.

Важнейший из этих документов - "Соглашение об общих принципах для урегулирования вопросов между Союзом Советских Социалистических Республик и Китайской республикой" - состоял из 15 статей. Многие из положений СоглашеНия тогда же получили развитие в специальных декларациях, а наиболее сложные вопросы советско-китайских отношений предполагалось рассмотреть на специальной конференции, которую намечалось созвать не позднее следующего месяца (статья. II).

Оба правительства договорились о немедленном восстановлении нормальных дипломатических и консульских отношений. Статья III Соглашения содержала согласие обоих правительств аннулировать на предстоящей конференции "все конвенции, договоры, соглашения, протоколы, контракты и т. д., заключенные между правительством Китая и царским правительством". Статьей IV Советский Союз подтверждал прежние заявления: "в соответствии с его политикой и с декларациями 1919 и 1920 гг. объявляет не имеющим силы все договоры, затрагивающие права и интересы Китая, заключенные царским правительством с третьей стороной" [1]. Китайское правительство в специальной декларации по этому вопросу аннулировало все договоры и соглашения с царским правительством или с третьей стороной [2].

Советское правительство отказалось от прав экстерриториальности и консульской юрисдикции (ст. XII), специальных прав и привилегий концессий, приобретенных царским правительством в Китае (ст. X). Китайская сторона, в свою очередь, обязалась не передавать этих специальных прав и привилегий третьей державе или какой-либо иной организации [3]. Специальной декларацией было установлено, что граждане СССР будут всецело подчиняться китайской юрисдикции, а правовые аспекты положения советских граждан должны были быть урегулированы на предстоящей конференции [4]. В Соглашении был официально закреплен отказ СССР от русской доли боксерской контрибуции (ст. XI) и объявлено о направлении этих денег "исключительно и полностью на создание фонда улучшения просвещения китайского народа" [5].

Москва и Пекин договорились о взаимной передаче друг другу всего движимого и недвижимого имущества, принадлежавшего царскому правительству и Китаю [6], об урегулировании на предстоящей конференции вопросов национальных границ (ст. VII), судоходства (ст. VIII), торгового договора и таможенного тарифа (ст. XIII). Китайское правительство признало право собственности СССР в отношении сооружений и земельных участков Русской православной миссии, находящихся в Пекине и Поташу, и обязалось принять меры к передаче их советской стороне [7].

Советская сторона на переговорах и при подписании соглашений пошла на ряд явных уступок Пекину: признание суверенитета Китая во Внешней Монголии и вывод советских войск с ее территории (несмотря на соседство враждебных вооруженных белых формирований)** ; отказ от прав экстерриториальности и консульской юрисдикции (в какой-то степени поощрив этим произвол китайских властей в отношении советских граждан во второй половине 1920-х гг.); отказ от всех договоров и соглашений царского правительства, не дожидаясь намеченной статьей II Соглашения конференции и т. д. Недаром после подписания этих документов одна из газет Северного Китая отмечала, что "китайско-советское соглашение превосходит по своим выгодам самые смелые мечты Китая" [8]. Во многом эти уступки объяснялись провозглашенными сразу после Октябрьской революции общими принципами внешней политики СССР и заинтересованностью в дружественных отношениях с Китайской Республикой. Однако не менее важной причиной явилось желание советского руководства максимально выгодным образом решить вопрос о КВЖД, который занимал на переговорах и в принятых документах центральное место.

Несмотря на провозглашенный принцип отказа от царских договоров и концессий, советское правительство не собиралось терять такой лакомый кусок как КВЖД. Вопросу КВЖД были посвящены статья IX Соглашения [9] и специальное советско-китайское "Соглашение о временном управлении Китайско-Восточной железной дорогой"*** (31 мая 1924 г.) [10].

Прежде всего обе стороны заявили, что КВЖД является чисто коммерческим предприятием. Все вопросы, за исключением деловых операций, затрагивающие права центрального правительства и местных властей Китайской республики (гражданское управление, полиция, военная администрация, суд и т. д.), находятся в ведении местной администрации. В этом - коренное различие с принципами 1896 г.

Далее советская сторона обязалась взять на себя ответственность за все претензии держателей акций и облигаций и кредиторов КВЖД, возникшие до февральской революции 1917 г. (ст. IX, п.4). Правительство СССР согласилось на выкуп китайской стороной КВЖД и всего принадлежащего дороге имущества, с тем, чтобы условия выкупа и порядок передачи были обговорены на предстоящей конференции (ст. IX, п.2.3). Показателен пункт 5-й статьи IX: об определении будущего КВЖД только Советским Союзом и Китайской Республикой - без участия третьей стороны или сторон [11]. Таким образом, была поставлена правовая преграда всем могущим возникнуть попыткам очередной "интернационализации" дороги. Однако СССР позже сам нарушил это положение: переуступив в 1935 г. - без всякого согласования с Китаем - свои права на КВЖД правительству Маньчжу-диго, т. е. Японии.

Стороны договорились подписать Соглашение по КВЖД - до решения вопроса о выкупе дороги китайской стороной (ст. IX, п.6), которое состояло из 11 статей и регламентировало административную сторону деятельности дороги: функции Правления и Управления КВЖД, назначение служащих и т. д.

Согласно статье I Соглашения по КВЖД председателем Правления мог быть только китайский подданный, а управляющим (на самом деле концентрирующим всю власть на дороге) - гражданин СССР. Назначение служащих должно было производиться на основе равного представительства граждан СССР и Китая. Статья IX Соглашения по КВЖД объявляла действующим устав Общества КВЖД от 4 декабря 1896 г., но не более, чем на 6 месяцев - пока Правление не пересмотрит данный устав в соответствии с настоящим Соглашением [12].

На переговорах и в документах не могли быть обойдены такие острые вопросы, как правовое положение многочисленных бывших российских граждан в Маньчжурии. Особенно волновала советское правительство проблема отступивших в ОРВП белогвардейских военных формирований. Статья VI Соглашения гласила, что "правительства обеих Договаривающихся сторон взаимно ручаются не допускать в пределах своих территорий... существования или деятельности каких-либо организаций или групп, задачей которых является борьба при посредстве насильственных действий против правительств какой-либо из Договаривающихся сторон" [13]. Эта статья была направлена исключительно против белоэмигрантов, поскольку трудно представить себе существование в 1924 г. в Советском Союзе какой-либо китайской организации, ведшей борьбу против пекинского или советского правительства. Таким образом советская сторона рассчитывала иметь правовые основания для требований к китайской стороне о прекращении деятельности белоэмигрантских политических и военных организаций в Маньчжурии.

В развитие этого положения в ноте Веллингтона Ку Л.М. Карахану от 31мая 1924 г. пекинское правительство брало на себя инициативу "в видах интересов мирных отношений между Китайской Республикой и Союзом ССР, прекратить службу тех бывших подданных Российской империи, ныне состоящих в китайской армии и полиции, которые персонально и по своим действиям составляют угрозу безопасности СССР" [14]. Более того, министр иностранных дел Китая попросил у Карахана список таких лиц. Забегая вперед, необходимо подчеркнуть, что эти заявления китайской стороны так и остались на бумаге.

Советское правительство понимало, что КВЖД не сможет функционировать должным образом, если безусловно будет выполняться статья V о временном управлении КВЖД - о равном представительстве граждан СССР и Китайской Республики на дороге, так как это будет означать изгнание большинства профессиональных кадров дороги, бывших российских граждан. Поэтому Карахан и Веллингтон Ку подписали еще одну декларацию, в которой заявлялось о том, что "настоящие служащие русской национальности" не должны увольняться в отставку только для соблюдения данного принципа (ст. V) [15]. Однако на деле русские служащие были поставлены перед выбором: чтобы сохранить место на дороге, они должны были принять либо советское, либо китайское гражданство.

Таковы важнейшие положения и общие принципы советско-китайских отношений, определенные документами 31 мая 1924 г. В советской литературе было принято называть эти соглашения первым равноправным договором в истории Китая [16]. И это, бесспорно, так. Более того, договор был безусловно выгоден Китайской Республике. Недаром за него поспешили высказаться буквально все видные деятели страны независимо от политической ориентации. В некоторых китайских периодических изданиях день 31 мая назывался "днем национального возрождения Китая" в противоположность "дню национального позора" (7 мая 1915 г. - дню принятия "21 требования" Японии[17]). Восстановление нормальных дипломатических отношений позволяло регулировать основные политические и экономические вопросы, превращало КВЖД в выгодную хозяйственную структуру, способствовало значительному оживлению экономики Северной Маньчжурии. В развитие соглашений 31 мая советское правительство выступило с инициативой установить дипломатические отношения на уровне посольств [18], что способствовало повышению международного авторитета Китая. Полномочный представитель СССР Л.М. Карахан по протоколу становился в таком случае главой дипломатического корпуса в Пекине - дуайеном. Предложение было встречено в дипкорпусе в Пекине с явным неудовольствием, поскольку Советский Союз в случае согласия Пекина становился первым государством, признавшим Китай в качестве державы высокого ранга. Западные страны возражали и против старшинства советского посла в дипкорпусе. После ожесточенных столкновений по этому вопросу заинтересованных сторон китайское правительство известило Карахана 14 июля 1924 г. о согласии принять в Пекине на взаимной основе посла СССР [19].

Значение соглашений было велико и для СССР. Прежде всего, как отмечал сам Карахан, "ныне Советский Союз становится твердой ногой на Дальнем Востоке, занимая одну из важнейших позиций, которые империалистические державы пытались отнять у него" [20]. Весьма важным было экономическое и военно-стратегическое значение КВЖД, подписание же соглашений ликвидировало возможность ее захвата западными государствами и Японией под видом очередной "интернационализации". Соглашение 31 мая 1924 г. - большой успех советской дипломатии. Меньше, чем полтора года назад кончилась гражданская война. Всего 17 месяцев прошло со дня создания Советского Союза, перед которым стояли сложнейшие внешнеполитические проблемы, внутриполитические и экономические задачи. Сильнейшее противодействие западных держав и Японии, нежелание самих пекинских властей идти на решение проблемы КВЖД - все это ставило возможность достижения советско-китайского соглашения под угрозу. Тем не менее, советская дипломатия, еще даже не накопившая большого международного опыта, смогла заключить с Китайской Республикой договор, отвечающий интересам страны.

Опубликование соглашений и деклараций 31 мая 1924 г. в печати вызвало большой международный резонанс. Зарубежные представители в Пекине и Русско-Азиатский банк заявили протесты МИД Китая по поводу соглашения по КВЖД без предварительного обсуждения с ними вопроса о дороге [21]. Более того, управляющий банком Рендр с представителем французского правительства собирался в Москву для урегулирования ситуации, так как в случае полного соблюдения соглашений 1924 г. Русско-Азиатский банк вынужден был бы ликвидироваться [22]. Французский генеральный консул в Ханькоу заявил, что, несмотря на заключение соглашений, никаких изменений в судьбе бывших русских концессий в Ханькоу без согласия французского правительства быть не может [23].

Самым бесцеремонным образом действовало американское правительство, пугая Пекин "серьезными последствиями" заключенных с СССР соглашений. Недаром Л.М. Карахан в интервью корреспонденту РОСТа сообщил, что "главным условием успеха было сохранение переговоров китайской стороной в "строжайшей тайне", а проходившие параллельно советско-японские переговоры усыпили зоркое внимание дипломатов" [24].

Неоднократные протесты заявляло и правительство Японии, считавшее советско-китайское соглашение о КВЖД прямым нарушением решений Вашингтонской конференции. Японский кабинет направил через своего посланника в Китае ряд нот советскому правительству, в которых указывал "на совершенно самоочевидную сторону вопроса" - "права и интересы Японии и ее подданных в отношении КВЖД не будут ни в коей мере затронуты соглашением" [25]. Однако советское правительство строго придерживалось принципа: "ни одна иностранная держава или ее гражданин не имеют никаких прав или интересов в отношении Китайско-Восточной железной дороги" [26].

Эти шумные протесты и угрозы не произвели впечатления ни на советское, ни на китайское правительства. Китайское министерство иностранных дел заявило, что КВЖД "принадлежит исключительно России и Китаю" и никто не имеет никакого права вмешиваться в русско-китайские отношения по вопросу о КВЖД [27].

Подписание советско-китайских документов не могло не оказать влияния на международную ситуацию на Дальнем Востоке. Наиболее активно отреагировала на заключение соглашения по КВЖД Япония.

Соглашение по КВЖД восстановило экспортные перевозки из Северной Маньчжурии во Владивосток, что наносило ощутимый ущерб ЮМЖД, заметно усилило советское влияние в Маньчжурии, дало новый импульс антияпонскому движению в Китае. Все это побудило Токио обратить пристальное внимание на проекты нового железнодорожного строительства в ТВП, отвечающих японским интересам. В основе этих проектов лежали следующие конкретные цели: распространение сферы японского влияния на западные и северные территории Дунбэя, в частности, на богатые земледельческие районы (Цицикарский, Аньдинский и др.) с целью привлечения оттуда экспортных грузов; создание новой, дополнительно к ЮМЖД, магистрали в Маньчжурии, с кратчайшим выходом к морю. Стремиться к такой магистрали Японию побуждали мотивы как экономического, так и политического характера. Поэтому уже в мае 1925 г. Правление ЮМЖД, заключив соглашение с китайским правительством, начало на свои средства строительство линии Таоань-Ананьцы, завершенное в июле 1926 г. В том же 1925 г. Общество ЮМЖД и пекинское министерство путей сообщения заключили договор о постройке Гирин-Дуньхуаской железной дороги - также на средства японцев. Этот контракт вызвал бурное общественное негодование и не получил санкции китайского правительства. Тем не менее, строительство этой дороги было начато в июне 1926 г. и завершено в ноябре 1928 г. [28] Экономическое и политическое значение этой дороги было велико, так как она кратчайшим путем соединяла северный участок ЮМЖД с северными портами Кореи и тем самым способствовала усилению японского влияния в этой части Китая. В 1928 г. Япония получила согласие Китая на продление этой линии до корейской границы. Однако из-за протестов китайской общественности и даже краевой администрации осуществление проекта затянулось. Лишь в 1933 г. после образования Маньчжу-го Гирин-Дуньхуаская железная дорога была доведена до корейской границы. Таким образом, советско-китайские соглашения самым прямым образом повлияли на активизацию японской политики в регионе, в том числе и в сфере железнодорожного строительства.

Советско-китайские документы 1924 г. непосредственно касались будущего многочисленной русской колонии в Маньчжурии, в большинстве своем существовавшей за счет дороги и подсобных предприятий. Изучение эмигрантской прессы ОРВП за весну-лето 1924 г. показывает, что русское население, за исключением активных врагов советской власти, спокойно отнеслось к заключенным в Пекине соглашениям. Так, торгово-промышленные круги проявили или полное безразличие, никаких изменений в хозяйственной и торговой жизни полосы отчуждения не ожидая, или воодушевление - надеясь на бурный подъем торговли в связи с прибытием большого числа новых советских служащих с семьями. Правые круги харбинского общества видели в признании "Советов", по аналогии с признанием СССР Англией, лишь принятие советским правительством на себя царских долгов и восстановление права собственности [29]. Кстати, в Пекине после 31 мая началась усиленная спекуляция царскими и керенскими бумажными деньгами [30], хотя, естественно, надежды белоэмигрантов на признание этих денег советским правительством были совершенно беспочвенны. Больше всего соглашение 1924 г. о КВЖД встревожило железнодорожных служащих, особенно необходимость выбора гражданства. Но и они не особо переживали. Очень образно передала их настроения Л. Кравченко: "Можно же вернуться, если что - Дорога работает, связывает, словно последний кровеносный сосуд, с Россией, несет живой ток крови и пульсирует. Можно еще что-то думать и выбирать..." [31]

Враждебно встретили Соглашение эмигранты из "непримиримых". В Шанхае 30 вооруженных офицеров из отряда генерала Ф. Глебова захватили здание бывшего русского консульства, заявив, что никогда не допустят передачу здания советскому правительству [32]. Архиепископ Иннокентий обратился с воззванием к китайскому правительству и всем иностранным представительствам по поводу перехода зданий и имущества православной духовной миссии советскому правительству. Он утверждал, что российское государство никогда не имело никакого отношения к имуществу духовной миссии в Пекине и других местах Китая, и поэтому советское правительство также не имеет права претендовать на него [33]. Но протесты архиепископа никто не принял во внимание.

В целом же, вопреки утверждениям советской прессы о панике и унынии в Харбине и на линии, реакция большинства российского населения ОРВП была спокойной. А популярная харбинская газета "Заря" с излишним и не оправдавшимся оптимизмом вообще утверждала, что "все останется по-старому" [34].

далее>>>

Примечания:

* Соглашение было заключено с пекинским правительством, поскольку оно пользовалось международным признанием.

** Правда, в ноябре 1924 г. была провозглашена Монгольская Народная Республика, поэтому статья о суверенитете Китая теряла смысл. Однако ни правительство Чан Кайши, ни Япония не хотели смириться с существованием независимого монгольского государства. Так, Чан Кайши требовал «возвращения Внешней Монголии, которая до сих пор находиться под гнетом красных». Японское правительство никак не хотело «допустить существования такой двусмысленной территории как Монголия» (Мясников В.С., Шепелева Н.В. Китай и Монголия // Китай и соседи в новое и новейшее время. М., 1982. С.126-152). В марте 1925 г. после ликвидации белогвардейских отрядов Советский Союз вывел войска из МНР. 5 января 1946 г. китайское правительство признало независимость МНР, а 6 октября 1949 г. КНР и МНР установили дипломатические отношения.

*** Далее: Соглашение по КВЖД.

1 ДВП СССР. Т. 7. С.331-337.

2 Там же. С.337.

3 Там же. С.338.

4  Там же. С.339.

5 Там же. С.338–339.

6 Там же. С.336.

7 Там же. С.336–337.

8 История Китая с древнейших времен до наших дней. М., 1974. С.277.

9 ДВП СССР. Т.7. С.342–345.

10 Там же. С.331–337.

11 Там же. С.331–337.

12 Там же. С.342–345.

13 Там же. С.331–337.

14 Там же. С.340.

15 Там же. С.339–340.

16 См.: Сладковский М.И. История торгово-экономических отношений СССР с Китаем, 1917–1974 гг. С.62.

17 Новейшая история Китая: 1917–1927. М., 1983. С.182–183.

18 ДВП СССР. Т.7. С.374–375, 397. До этого времени все главы зарубежных представительств в Пекине имели ранг посланника.

19 Пескова Г.Н. Становление дипломатических отношений между Советской Россией и Китаем, 1917—1924 / Новая и новейшая история. С.132.

20 ДВП СССР. Т.7. С.478.

21 Заря. 1924. 8 июня. № 129; 9 июня. № 130.

22 Амурская правда. 1924. 14 июня. № 1257.

23 Там же. 1924. 13 июля. № 1281.

24 ДВП СССР. Т.7. С.364–365.

25 Там же. С.243.

26 Там же. С.396.

27 Заря. 1924. 13 апр. № 83.

28 Железные дороги и железнодорожное строительство в Маньчжурии. С.302.

29 Заря. 1924. 3 июня. № 125.

30  Там же. 8 июня. № 129.

31 Кравченко Л. Для дела русского...С.84.

32 Амурская правда. 1924. 11 июля. № 1279.

33 Заря. 1924. 9 июня. № 130.

34 Там же. 3 июня. № 125.

далее>>>

Аблова Н.Е. История КВЖД и российской эмиграции в Китае (первая половина ХХ в.). - Мн.: БГУ, 1999. - 316 с. ISBN 945-445-242-5.  Ó Н.Е. Аблова, 1999