Герасина Людмила Николаевна,

доктор социологических наук, профессор кафедры социологии и политологии Национальной юридической академии им. Ярослава Мудрого

ОСОБЕННОСТИ ПОЛИТИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ ГОСУДАРСТВ АЗИАТСКОГО МИРА В КОНТЕКСТЕ ГЛОБАЛИСТСКОЙ СОЦИОЛОГИИ ПОЛИТИКИ

дну соціально-політичну матерію, завдяки своєрідності політичної історії і сучасній специфіці розвитку даного геополітичного об’єкта. Представляється, що політичний процес у державах Азії, і, зокрема, у країнах Близького Сходу в ХХ сторіччі здійснював­ся в основному шляхом політичної модернізації. Особливості політичного режиму влади і правової системи складають найважливіші фактори політичного розвитку азіатських держав на сучасному етапі.

The political systems of the states of the Asian world represent an extraordinary interesting and complex social – political matter, due to an originality of a political history and modern specificity of development of the given geopolitical object. It is noticed, that the political process in the states of Asia, and in particular, in the countries of Near East in ХХ century was carried out basically by the means of political modernization. The features of a political mode of authority and legal system compose the major factors of political development of the Asian states at the present stage.

Фундаментальная политическая идея свободы выбора в современных условиях немыслима без уважительного отношения к особенностям политического развития, культуры и традиций любых народов и государств планеты. Некоторые из них в силу отсталости или т.н. “догоняющего” развития вообще не принимают ценностей политического плюрализма и с трудом отказываются от традиционной политики. Признавая историческую логику формирования общечеловеческой цивилизации и рассматривая мировую политику и международное право как глобальную метакультуру, следует иметь в виду, что они не являются всеобщими унифицированными явлениями. Выдающийся глобалист, историк и социолог А.Д.Тойн­би, насчитывая в мировой истории 37 цивилизаций, обращал внимание на распространенное заблуждение о возможности создания единой цивилизации и особенно предостерегал от отождествления последней с западным обществом [1, c.81,559].

Очевидно, что осознаваемая в мире необходимость модернизации существующих социально-политических систем вполне диалектически согласуется с потребностью самой цивилизации в многообразии. Следовательно, логика политического развития доказывает, что человечество в эпоху международной интеграции должно уделять значительно больше внимания расцвету внутренних особенностей политических систем и режимов, чем их унификации в рамках партнерства и союзов.

Политические системы государств Азии и Ближнего Востока представляют собой необычайно интересную и непростую социально-политическую материю, сложность которой предопределена колоссальным историческим опытом и своеобразием политической истории, а также спецификой современного развития данного геополитического объекта. Еще в начале ХХ века большинство азиатских государств, хотя и разной меры цивилизованности, фактически представляли собой традиционные общества с рудиментарной политической системой, в которой господствовали феодально-сословные, династические, кастовые, клановые, а иногда и родовые политические формы и отношения, основанные на особой иерархии социального происхождения, религии, традиции.

Довольно низкой оставалась степень дифференциации политических институтов и их функций, они были переплетены либо интегрированы с неполитическими социальными образованьями – церковью и религией, культурой, ритуалами и традициями, традиционной моралью и специфическими микросоциальными структурами. Индивидуальный политический интерес в традиционных обществах был слабо развит, равно как и мера активности политического индивида.

Приобретение политической независимости рядом бывших азиатских колоний, укрепление суверенитета этих стран, политико-культурное влияние метрополий, более развитых в демократическом отношении, стимулировало поиск новых направлений и форм совершенствования национальных государств и их политических систем в режиме политического развития.

Процесс политического развития, как известно, происходит в трех возможных версиях интенсивности: модификации, модернизации и трансформации. Нам представляется, что политический процесс в государствах азиатского мира, и, в частности, в странах Ближнего Востока, в ХХ столетии осуществлялся в основном посредством политической модернизации. Политическая модернизация, являясь процессом приближения отдельных фрагментов или политической системы в целом к уровню более совершенного развития, фактически свидетельствует о происходящих в политике и праве процессах “современизации”, т.е. освоения новых моделей, образцов и стандартов политического бытия.

Главной целью модернизации является гармонизация общественно-политических отношений и преодоление разрыва между различными секторами социально-политической жизни, в частности, приведение политики в соответствие системе действующего права, политическое структурирование общества, освоение новых политических ценностей и идей, увеличение общей динамики политического процесса.

Объективной основой модернизации в любом регионе мира всегда выступала реальная целостность мира и человечества в глобально-политическом аспекте, взаимозависимость различных его частей – стран, народов, регионов, континентов. Субъективные же факторы модернизации азиатских государств зачастую формировались под влиянием самых разнообразных, а иногда, противоречивых мотивов – завоевания, национального освобождения, защиты национальной идентичности, политико-культурной ассимиляции, секуляризации или десекуляризации, качественного скачка в уровне политического сознания и культуры и др.

В зависимости от исторической эпохи, народа, типа его культуры, доминирующей идеологии, менялись как методы, так и “лозунги” модернизации: покорение варваров; цивилизаторская миссия; “христианизация язычников”; “исламизация неверных”; колонизация и деколонизация; экспорт “мировой революции”, демократизация и либерализация, ремиссия рыночных отношений и пр. Политической модернизацией после Второй мировой войны были охвачены те страны Азии и Ближнего Востока, которые, развиваясь, переходили от архаических политических структур (присущих в основном колониям) к современным политическим институтам и формам, осваивали новые технологии власти и политики и таким образом освобождались от рудиментарных образцов политической жизни.

Наиболее заметными тенденциями политической модернизации, описанными в свое время С.Хантингтоном применительно к традиционным обществам, в азиатских странах стали:

“рационализация политической жизни” путем смены либо ограничения традиционных политических, династических, религиозных, этнокультурных институтов единой светской политической властью;

выделение новых функций политической системы и соответствующая этому специализация политических структур (напр., демонополизация власти и верти кальное деление ее ветвей, введение института политического плюрализма и политического представительства, появление многопартийности и др.);

распространение современных форм и способов политического участия среди разнообразных групп традиционных обществ;

существенное совершенствование действующего законодательства вплоть до реформ национальных правовых систем;

расширение числа политических норм и традиций в соответствии с требованиями нового режима власти или политической системы.

В рамках современной глобалистской политической социологии Запада получило распространение сравнительное описание т.н. “незападного” политического процесса. Он предложен американским политологом Л.Пай как “идеальная модель” на основании эмпирических наблюдений и выявленных принципиальных отличий в поведении и политических ориентациях населения западных и незападных стран. Фактически, предложенные характеристики являются объективным содержанием особенностей политического функционирования и развития большинства азиатских государств:

1. В незападных обществах сфера политики четко не отделена от сферы гражданской и частной жизни.

2. Политические партии претендуют не столько на репрезентацию интересов определенных политических групп, сколько на выражение идеологизированного или клерикального мировоззрения, либо на представительство образа жизни.

3. В политическом процессе доминируют т.н. клики и кланы.

4. Характер политических ориентаций таков, что допускает наличие значительной свободы у руководства политических группировок в определении стратегии и тактики.

5. Оппозиционные партии и стремящиеся к власти элиты часто выступают в качестве революционных движений.

6. В политическом процессе нет должной интеграции и взаимодействия среди участников, что является следствием отсутствия в обществе единой коммуникационной системы.

7. Масштабы рекрутирования новых элементов и субъектов для исполнения политических ролей весьма значительны.

8. Для политического процесса типично резкое различие в политических ориентациях поколений.

9. Консенсус в отношении узаконенных целей и средств политического действия незначителен и непрочен.

10.  Интенсивность и широта политических дискуссий мало связаны с принятием политических решений, почти не влияя на них.

11. Политическому процессу свойственна высокая степень совмещения и взаимозаменяемости ролей; политические роли фактически подменяются политико-властными постами.

12. Реальные организованные группы интересов, имеющие функционально специализированные роли, не оказывают существенного воздействия на политический процесс.

13. Национальное руководство часто вынуждено апеллировать к недифференцированной общественности.

14. В силу неконструктивного характера незападного политического процесса лидеры этих государств придерживаются более определенных взглядов и ведут более последовательную линию скорее на внешней арене, чем во внутренней политике.

15. Эмоциональные и символические аспекты политики оттесняют на второй план рациональные поиски решений конкретных вопросов и общих проблем социальной жизни.

16. Велика роль харизматических лидеров.

17. Политический процесс в основном обходится без участия т.н. политических “брокеров”.

Не абсолютизируя приведенную выше специфическую картину, все же следует учесть, на наш взгляд, что “незападным” в своей политической ментальности является то большинство человечества, которое достаточно давно уже вышло из-под прямого колониального владения. И народы современного мира не могут более развиваться по пути насильственного навязывания нехристианским культурам цивилизации в ее “западном” варианте. Это непосредственно проявилось в политической истории и современной практике государств Азии и Ближнего Востока. С другой стороны, политическая модель двухсистемного поляризованного мира оказалась искусственной и не выдержала испытания временем – он неуклонно превращается в полицентричный и многосистемный. Это следует из собственной логики развития цивилизации, а необходимые государствам Азии социально-политические преобразования, модернизацию и трансформацию, возможно реально осуществить и закрепить лишь на началах действительной свободы выбора.

В азиатском мире, где сохраняется немало стран, не достигших уровня индустриальной цивилизации, не только не завершен процесс создания новых государств, но и не прекратилось обновление старых, которые, продолжая испытывать на себе прессинг великих держав и центров политического соперничества, одновременно все же влияют на политическую картину мира. Ведь культуры и политический опыт никогда не утрачивают способности к самосохранению и восстановлению. По свидетельству А.Тойнби, следы конфуцианской системы, насчитывающей более двух тысяч лет, обнаруживаются и в жизни пореволюционного Китая [1, c.282], а Ф.Фукуяма доказывает, что под влиянием своей культуры японцы “преобразовали почти до неузнаваемости западный капитализм и политический либерализм” [2, c.141].

Понимание механизмов функционирования азиатских политических систем непосредственно зависит от специфики типов и форм государства, которые там сложились к концу ХХ столетия. Предлагаемая марксистской традицией формационная типология государств уже не вполне отвечает современным реалиям. К примеру, современная Япония, относящаяся к буржуазному типу государств, фактически не имеет помещиков-землевладельцев, чем существенно отличается от буржуазно-помещичьего Пакистана – также государства капиталистического типа.

Поэтому, закладывая в основу градаций политических систем социальный характер власти и политического режима, политологи-страноведы выделяют преимущественно – демократический, авторитарный и тоталитарный типы государства.

Демократическим идеалам и механизмам политической власти пытаются соответствовать, приблизиться к ним, либо декларировать многие государства Азии и Ближнего Востока (Япония, Израиль, Индия, индустриальные страны Индокитая). Их согласительная политическая система реализована в плюралистической модели: государство обладает ограниченными возможностями контроля над самостоятельными социальными группами, граждане активно и по собственной воле участвуют в политике. Лидеры государства близки социуму и опосредуются им; дифференциация материальных интересов и нравственных ценностей находит отражение в полной секуляризации политики и структурном отделении церкви от государства.

Авторитарное государство также может иметь отдельные внешние или формальные демократические признаки, закрепленные в законе, которые на практике не реализуются. Поэтому, при политическом плюрализме число и влияние политических партий будут ограничены; выборы могут проводиться регулярно, но результаты их не имеют большого значения; права граждан провозглашены в зако нодательных актах, но на деле слабо гарантированы. Подобного типа авторитарные режимы существуют в настоящее время в Индонезии, Иордании, Саудовской Аравии, ОАЭ, Пакистане и некоторых других странах Азии.

Тоталитарное государство – это единый, спаянный партийно-государственный аппарат, часто с единственной правящей партией, руководящая роль которой закрепляется конституцией; открыто властвует правящая элита (номенклатура), возглавляемая главами государств, которых иногда объявляют несменяемыми, пожизненными президентами; влияние единственно дозволенной официальной идеологии (политической или клерикальной) фактически не ограничено. Тоталитарное государство в ряде классических его показателей сохраняется в Китае, Ираке, Вьетнаме, Северной Корее и Монголии; специфической разновидностью тоталитарного государства в политической социологии принято считать беспартийные теократические режимы, например – в Иране, религиозно-шовинистский режим талибов в Афганистане, а также военные диктатуры.

Известный западный политолог-компаративист Чарльз Ф. Эндрейн, проводя сравнительный анализ политических систем, рассматривал их как средство выработки и воплощения в жизнь политических решений. Исходя из этого, он выделил четыре базовых типа политических систем: народную (племенную), бюрократическую авторитарную, элитистскую мобилизационную и согласительную [3, c.19-26]. Данные типы систем, соответственно и политического процесса, различаются по культурному, структурному и поведенческому параметрам. Современные государства Азии и Ближнего Востока преимущественно относятся к трем последним вариантам политического развития.

Наконец, для более полного представления об особенностях политического развития азиатских государств целесообразно уточнить характер и специфику их правовых систем [см. подробнее 4, с.58-59, 307-377].

Романо-германская (кодифицированная) система права получила в Азии и на Ближнем Востоке определенное распространение. Турция с эпохи Танзимата, начавшейся в 1839 г., для модернизации своего права использовала в качестве образца европейские кодексы; до войны 1914 г. она сохраняла верность мусульманской традиции в праве; с конца 20-х годов Турция полностью принадлежит к романо-германской правовой семье.

Арабские государства, возникшие на Ближнем Востоке вследствие распада Оттоманской империи в 1918 г., сохранили и усилили юридические связи с Францией. Однако они не полностью секуляризировали свое право, как это сделала Турция, и в отношении их граждан, исповедующих мусульманскую религию, широко применяется шариат. Так, в Саудовской Аравии и Объединенных Арабских Эмиратах издавна было сильно американское и английское влияние, но торговля нефтью способствовала развитию связей со странами романо-германской правовой системы, поэтому тут можно обнаружить прямое или косвенное её воздействие, ограниченное, впрочем, отдельными отраслями права. Иран и Афганистан в последние десятилетия ХХ века продемонстрировали возврат к мусульманскому праву в его наиболее чистом виде.

Особый случай представляют Ирак и Иордания, где ранее заметно влияло общее (прецедентное) право, однако, отмена британского мандата на этих территориях повлекла за собой восстановление романо-германской (кодифицированной) правовой системы. Романо-германская правовая семья имела определенный успех в Китае, Вьетнаме и Северной Корее, где, несмотря на новый “экономический курс”, сохраняется в основном кодифицированное законодательство. Тесные связи с романо-германской правовой семьей характерны также для кодифицированных систем Японии, Тайваня и Южной Кореи; тут также развита система судебной защиты в сфере публичного и частного права.

Испанская колонизация привела к включению Филиппин в романо-германс кую правовую семью, однако, 50 лет американской оккупации привнесли новые элементы в филиппинское право и сделали его смешанным. Правовую систему Цейлона – Шри-Ланки – также можно квалифицировать как смешанную; в Индонезии еще со времен голландской колонизации концепции романо-германской правовой семьи сочетаются с мусульманским правом и с обычным правом (адатом), поэтому данную систему права также можно считать смешанной.

Таким образом, особенности правовой системы и режима государственной власти составляют важнейшие факторы политического развития стран Азии и Ближнего Востока на современном этапе.

ЛИТЕРАТУРА:1. Тойнби А. Постижение истории. – М.: Прогресс, 1991. 2. Фукуяма Ф. Конец истории? // Вопросы философии. – 1990. – № 3. 3. Эндрейн Ч.Ф. Сравнительный анализ политических систем: эффективность осуществления политического курса и социальные преобразования. – М.: “ИНФА-М”, 2000. 4.  Рене Давид, Камилла Жоффре-Спинози. Основные правовые системы современности. – М.: “Международные отношения”, 1999.