1. История политический идей по Г. Моргентау

История политических идей, по мнению Моргентау, — это борьба двух точек зрения на природу человека, общества и политики. Представители одной верят в возможность рационального и одновременно основанного на моральных принципах политического порядка. Они верят в изначальную добродетель человеческой природы и возможность усовершенствования общества путем образования и реформ. Сторонники другой точки зрения — концепции политического реализма — считают, что мир несовершенен. Чтобы создать рационально обоснованный политический порядок, необходимо учитывать несовершенную природу человека. Для современного мира характерны конфликты интересов. Значит, принцип существования всех плюралистических обществ основан на балансе интересов, на системе сдержек и противовесов.

Первый принцип политического реализма связан с вероятностным характером политической деятельности в сфере международных отношений. Под политическим реализмом Г. Моргентау понимал такую политическую доктрину, которая основана на учете противоречивых сторон человеческой природы и признании ограниченных возможностей для построения справедливого и нравственного политического порядка. Политический реализм также основан на положении, что всякие действия по усовершенствованию общества — это разновидность рисковой деятельности.

Вторым принципом политического реализма является принцип национальных интересов, понимаемых в терминах власти и могущества. Концепция национального интереса позволяет рассматривать международную политику как сферу, относительно независимую от таких областей, как экономика, религия, этнические отношения. Моргентау отмечает, что без подобного теоретического допущения невозможно создать теорию политики. Далее он продолжает, что именно понятие интереса, трактуемого в терминах власти и могущества, дает возможность теоретического понимания международных отношений и международной политики.

Третий принцип политического реализма состоит в том, что политический реализм избавляет теорию международных отношений от двух заблуждений — исследования мотивов и намерений, лежащих в основе политических действий, а также изучения идеологических предпочтений субъектов международных отношений. Точка зрения, согласно которой ключом к пониманию внешней политики являются исключительно мотивы государственного деятеля, ошибочна. Внешнюю политику нельзя рассматривать через психологические феномены.

Изучение мотивов и намерений ведет к психологизму в исследовании. Моргентау отмечает, что исторический опыт показывает отсутствие четких однозначных корреляций между мотивами и реальными результатами внешнеполитической деятельности. "Добрые намерения" политических лидеров не являются гарантией ни моральности, ни эффективности проводимой внешней политики". Для реального политического исследования релевантным является лишь анализ реальных политических действий, а также того, насколько эти действия соответствуют декларируемым целям. Теория международных отношений должна ориентироваться на изучение таких качеств политиков, как интеллект, воля и действия, в отличие от абстрактных рассуждений о моральности и намерениях политической деятельности. Моргентау приводит несколько исторических примеров. По его мнению, Чемберлен более других премьер-министров Великобритании стремился к сохранению мира и стабильности, нежели заботился об упрочении собственной власти. Однако многие его просчеты способствовали началу Второй мировой войны. "Политика попустительства агрессору Чемберлена была основана на миролюбивых намерениях". С другой стороны, мотивы сэра У. Черчилля во внешней политике были гораздо менее универсальными по масштабам и благородными, скорее, узко ориентированными на сохранение персональной власти. Однако достижения Черчилля во внешнеполитической сфере на несколько порядков превосходят достижения предшественника.

Таким образом, этика принимает во внимание нравственность мотивов человека, а политическую теорию должны интересовать ум, воля и практические действия политика.

Политический реализм в теории международных отношений также означает возможность избежать еще одного заблуждения — влияния мировоззренческих и идеологических представлений лидера на внешнюю политику. Моргентау писал: "Современные политики довольно часто приносят политическую целесообразность в жертву мировоззренческим и идеологическим симпатиям с целью получить народную поддержку своих действий". В тех странах, где существует демократический контроль за действиями правительства, нельзя жертвовать политической рациональностью в угоду массовым эмоциям и демонстрации поддержки проводимой внешней политики.

Однако политический реализм не означает полного отказа от политических принципов и идеалов. Позиция политического реализма требует четкого разграничения между желаемым и действительным, оценки возможного в конкретных обстоятельствах времени и места. Следовательно, внешняя политика, по Моргентау, должна быть эмоционально нейтральной, объективной и рациональной.

Следует отметить, что Ганс Моргентау также стоял у истоков теории рационального выбора. Рационально ориентированная, продуманная внешняя политика выкристаллизовывается из политического опыта и исключает случайные отклонения. Рациональная внешняя политика нацелена на минимизацию риска и максимизацию выгоды, она подчинена правилам благоразумия и политического успеха.

Четвертый принцип политического реализма связан с динамическим пониманием национальных интересов. Моргентау писал: "Политический реализм полагает концепцию интереса, понимаемого в терминах власти, не как раз и навсегда установленную и неизменную, а как зависимую от ситуации". Интересы меняются в зависимости от исторических условий. Здесь Моргентау ссылается на М. Вебера, который писал, что интересы (материальные и идеальные), а не идеи определяют тип социального действия. Различные виды интересов, определяющих политические действия, формируются в конкретный исторический период и в конкретном политическом и культурном контексте.

Интересы — это долгосрочные стандарты, по которым можно судить, оценивать политические решения и действия. Современные связи между интересами и национальным государством — это продукт истории и, следовательно, могут изменять свою конфигурацию. Здесь Моргентау задается вопросом: как может быть трансформирован современный мир? Связь между национальными интересами и их продуктом — государством — со временем может исчезнуть. Политический реализм не отрицает, что современное деление мира на национальные государства может быть заменено союзами государств или иными образованиями.

Согласно доктрине политического реализма универсальные общечеловеческие моральные принципы неприменимы для оценки действий государств. В духе М. Вебера Моргентау утверждает, что деятельность государства может быть основана лишь на этике ответственности, а не на этике убеждения. Он пишет: "Тогда как человек имеет моральное право жертвовать собой, государство не имеет права позволить моральному неодобрению либо посягательству на свободу встать на пути рационально обоснованного и просчитанного политического действия. Политическое действие должно быть основано на принципах выживания и самосохранения суверенного государства". Далее Моргентау продолжает: "Нет политической моральности без благоразумия". С точки зрения реализма благоразумие означает учет последствий возможных альтернативных политических действий и является высшей добродетелью в политике. Политическая этика позволяет судить о действиях по их результатам, последствиям.

Политический реализм отвергает право какой-либо нации на создание универсального морального закона, который может быть принят всеми. Политический реализм отвергает тождество между моралью конкретной нации и универсальными моральными законами. Многие нации испытали подобное искушение — предложить их собственные цели, их волю в качестве универсальных принципов.

Моргентау отмечает, что существует большая разница между политическим реализмом и другими теоретическими школами. Политический реализм расходится с легалистским и моралистским подходами к международным отношениям. Моргентау приводит пример: в 1939 г. СССР напал на Финляндию. Акт агрессии был подвергнут критике со стороны Франции и Великобритании по двум позициям: 1) с точки зрения международного права; 2) с политических позиций.

1. При критике СССР с позиций международного права встал вопрос, действительно ли СССР действовал в нарушение конвенций, принятых Лигой Наций, и если да, то какие меры могут предпринять со своей стороны Великобритания и Франция.

2. При критике СССР с политических позиций встал вопрос, какие национальные интересы Франции и Великобритании были затронуты действиями СССР, как изменилась расстановка сил в Европе, насколько действия СССР повлияли на позицию Германии.

Англия и Франция как ведущие члены Лиги Наций оценили действия СССР как акт агрессии и выступили за исключение СССР из Лиги. Однако для них оказалась чрезвычайно выгодной нейтральная позиция Швеции для того, чтобы избежать вступления в войну против СССР. Как известно, правительство Швеции отказалось разрешить вступить на территорию своей страны любым иностранным войскам. Моргентау заключает, что данный пример, иллюстрирующий международную политику Франции и Великобритании, является классическим образцом легализма в международных отношениях, когда используются не столько политические механизмы, сколько механизмы права.

Другой конкретный исторический пример Моргентау использует для иллюстрации моралистского подхода в международных отношениях. Это пример международного признания коммунистического правительства в Китае. По мнению Моргентау, западные страны исходили из следующих вопросов: Соответствуют ли действия китайского правительства моральным принципам западного мира? Могут ли западные страны контактировать с таким правительством? В целом оказалось, что оба вопроса сводились к одному: как применить стандарты западного мышления и морали к восточной культуре. Политический вопрос был проигнорирован: не были проанализированы интересы и расклад сил, последствия политических решений о непризнании Китая для западных стран. Лидеры Запада проигнорировали политический аспект проблемы и предпочли ее рассматривать только с точки зрения морали.

Таким образом, политические реалисты защищают автономию политической сферы в оценке международных отношений, исходя при этом из плюралистической модели человека. Реальный человек — это "экономический человек", "моральный человек", "религиозный человек", "политический человек" и т. д. в единстве этих составляющих. Политические реалисты признают значимость других сфер общественной жизни, отличных от политики, но изучают их с точки зрения политики.

Следующий принцип в концепции Моргентау состоит в том, что международная политика рассматривается как борьба за власть. "Международная политика как борьба за власть" — это название большой главы в работе "Politics Among Nations". Большое внимание Моргентау уделяет вопросу: что такое власть в международных отношениях? Международная политика любого государства в структуре международных отношений всегда связана с борьбой за власть. Из этого положения Моргентау делает следующие выводы:

1. Не всякое действие государства на международной арене является политическим. Государства вступают в юридические, экономические, гуманитарные, культурные взаимоотношения.

2. Различные государства в различные исторические периоды неодинаковым образом вовлечены в международную политику. К примеру, Испания, являвшаяся в XVI—XVII вв. одним из основных претендентов на мировое господство и влияние, в настоящее время играет второстепенную роль в международных отношениях. Таким образом, отношение государств к участию в международной политике является динамической категорией, которая зависит от внутриполитической ситуации в стране, от культурных трансформаций, позволяющих государству занять более выгодные позиции на международной арене.

Как же Моргентау определяет понятие "власть"? "Под властью я понимаю различные формы контроля субъекта власти над действиями и идеями объектов власти". Далее он продолжает: "Политическая власть — это взаимные отношения контроля и подчинения между теми, кто обладает общественным авторитетом, и остальной частью общества". Однако политическая власть отлична от силы в смысле прямого применения физического принуждения (physical violence). Угроза применения силы в форме действия органов внутренних сил, заключения под стражу, применения смертной казни либо начала войны — все это неотъемлемые черты внутренней политики любого государства (politics). Моргентау делает здесь существенное замечание: он проводит различие между политической и военной властью. Когда угроза насилия превращается в актуальность, это означает постепенный переход от политической власти к власти военной. В международных отношениях вооруженные силы и угроза их использования являются важнейшим материальным ресурсом, определяющим силу нации.

Рассматривая разграничение между политической и военной властью, Моргентау пишет: "Основная цель военных приготовлений — предостеречь другие нации от использования вооруженных сил. Политическая цель войны не простой захват территорий либо разгром вражеской армии, а влияние на сознание противника, подчинение умов и сердец побежденных воле победителя".

Г. Моргентау различает также экономическую политику саму по себе и экономическую политику как инструмент международной политики, когда экономические цели подчинены задачам контроля либо доминирования над другими нациями. Он считает, что подобное разграничение имеет как теоретическое, так и практическое значение.

Таким образом, когда цели различных видов публичной политики (public policy) направлены на укрепление позиций государства на международной арене, на его доминирование над другими странами, можно говорить об их подчиненности внешней политике страны (the political policy). К вышеприведенному определению политической власти у Моргентау следует также добавить, что политическая власть — это психологическое отношение между теми, кто ею обладает, и теми, кто ей подчиняется. Власть — это контроль над деятельностью посредством господства над умами, над сознанием (mind).

Борьба за власть на международной арене является исторически преходящей и связана с существованием автократических правительств. Следовательно, борьба за власть может исчезнуть с исчезновением автократических правительств. Моргентау пишет, что основное убеждение XIX в. о природе международных отношений состоит в следующем: государства имеют выбор между международной политикой, основанной на силе, и другими видами международных отношений, не зависящих от воли к власти. Говоря о международных отношениях, основанных на борьбе за власть, Моргентау выделяет три их разновидности.

"Существуют три базовые модели (basic patterns) политики любого государства, как внутренней, так и внешней.

1. Политика, ориентированная на сохранение, консервацию власти — сохранение Status Quo.

2. Политика, ориентированная на накопление властных полномочий и возрастание власти.

3. Политика демонстрации силы. Эти три вида публичной политики следующим образом преломляются во внешней политике любого государства.

Первый тип внешней политики характерен для государств, которые в своей внешней политике стремятся к сохранению завоеванных позиций, сохранению Status Quo. Второй тип — империалистическая политика — характерен для государств, которые на международной арене стремятся к расширению своего влияния на новые регионы, стремятся изменить сложившийся баланс сил. Третий тип — политика престижа, ее проводят государства, которые в своей внешней политике склонны к демонстрации своей силы и мощи".

Рассмотрим более подробно выделенные Моргентау типы внешней политики. Политика сохранения Status Quo в международных отношениях ориентирована на поддержание сложившегося баланса сил. Моргентау проводит здесь аналогию с консервативной внутренней политикой. Главная черта этого типа внешней политики — поддержание тех мирных договоренностей, которые были заключены после последней "большой" войны в регионе. Пример: европейские международные отношения в период между 1815—1898 гг. стали следствием мирного договора 1815 г., которым закончились наполеоновские войны. Главной целью Священного союза (Holly Alliance), заключенного в 1815 г., было поддержание Status Quo.

Другой пример: мирные договоры 1919 г. между Россией и Германией закрепили баланс сил после Первой мировой войны.

Третий пример — доктрина Монро как стратегия внешней политики США. Президент Монро в ежегодном послании Конгрессу в декабре 1823 г. обрисовал два основных принципа внешней политики США:

1) независимость внешней политики США от позиции европейских государств;

2) противодействие со стороны США любым попыткам изменить сложившийся расклад мировых сил.

В 1933 г. Франклин Рузвельт дал следующую оценку доктрины Монро: эта доктрина была нацелена против перехвата контроля над территориями Западного полушария любыми не проамериканскими силами.

Второй тип внешней политики — политика империализма. Моргентау не дает собственного определения империализма и, по сути дела, использует марксистский подход. По мнению Моргентау, в конце XIX—начале XX в. наибольшее распространение получили теории экономической интерпретации международных отношений. Моргентау ссылается на Шумпетера, который признавал экономизм марксистской теории.

Моргентау выделил причины проведения империалистической политики на международной арене.

Когда государство находится в состоянии войны и переходит к заключительной ее стадии в роли победителя, его внешняя политика будет нацелена на изменение довоенных международных отношений. Даже война, которая победителем была начата как оборонительная, первоначально нацеленная на сохранение суверенитета страны и восстановление довоенных международных отношений, превращает внешнюю политику государства-победителя в империалистическую. Яркий пример трансформации империалистической политики — захватнические войны Германского империализма в период с 1935 г. до окончания Второй мировой войны. Отношения Status Quo, которые сложились в Европе после 1914 г., характеризовались балансом таких держав, как Австрия, Франция, Германия, Англия, Италия и Россия. Победа союзников во Второй мировой войне и последующие мирные договоры стали основой нового расклада сил и закрепления новых отношений Status Quo при возрастании империалистических тенденций со стороны Франции, считает Моргентау.

Другая типичная возможность проведения империалистической политики — существование слабых государств или, как пишет Моргентау, "политически пустых пространств". Это ситуация, когда появляется возможность колониального империализма либо возникновения единых федеративных государств (при утрате суверенитета некоторыми нациями).

После рассмотрения типичных ситуаций, когда возможна империалистическая внешняя политика, Моргентау уделяет внимание изучению целей этой внешнеполитической ориентации. Первая цель — это мировое господство и доминирование. Вторая — гегемония в масштабах континента. Третья — локальное превосходство или региональное доминирование. Исторические примеры "неограниченного империализма" — экспансионистская политика Александра Македонского, Наполеона и Гитлера. Географически ограниченный империализм представлен внешней политикой европейских государств, стремящихся занять доминирующие позиции в Европе: Наполеон III, Людовик ХIV. Американская внешняя политика XIX в. — попытки поставить Канаду и Мексику в зависимость — также являются примером континентального империализма. Примеры "регионального империализма" — внешняя политика монархических государств XVIII—XIX столетий: Фридрих Великий, Петр I Великий, Екатерина II. В XIX в. признанным мастером империалистической политики стал Бисмарк, который стремился к установлению германского превосходства в Центральной Европе. Традиционной целью российского империализма был контроль над Финляндией, Восточной Европой, Балканами, проливом Дарданеллы и Ираном.

Империалистическая внешняя политика основана на использовании трех методов: военного, экономического и культурного экспансионизма. Военный империализм — наиболее очевидная и древняя форма империализма — это вооруженный захват. "Великие преобразователи всех времен были также великими захватчиками", — писал Моргентау.

Экономический империализм является рациональным методом завоевания власти, продуктом империалистической эпохи. Если государство не может захватить территорию (по различным причинам), то оно может попытаться установить влияние посредством контроля над теми, кто управляет территорией. Пример, приводимый Моргентау в данном случае, весьма показателен. Страны Центральной Америки являются суверенными государствами. Однако, несмотря на наличие всех атрибутов суверенитета, в реальности они таковыми не являются и почти полностью зависят от экспорта в США. Следовательно, эти государства не способны проводить внешнюю либо внутреннюю политику, которая была бы полностью независима от позиции США.

Природа экономического империализма, как непрямого и весьма эффективного метода завоевания доминирования над другими нациями, наиболее ярко очерчена в случаях столкновения двух крупных держав. Многовековое соперничество между Великобританией и Россией за влияние на Иран (Персию) — хороший тому пример. Обе страны пытались оказывать влияние на иранское правительство, будь то в вопросах нефтедобычи либо в сфере строительства дороги в Индию.

Культурный империализм Моргентау называет наиболее эффективной разновидностью из всех империалистических методов построения внешней политики, поскольку его целью является контроль над умами, над сознанием. Такой контроль, безусловно, является инструментом изменения властных отношений на международном уровне. "Методы культурного империализма позволяют одержать столь убедительную победу, что делают другие методы избыточными. Роль культурного империализма в современные времена важна в связи с возможностью подготовить почву для военного захвата либо экономического воздействия. Типичный пример использования этого метода — поддержка пятой колонны в государстве — субъекте воздействия".

По сути дела, Моргентау объединил культурное воздействие с идеологическим влиянием. Он писал: "Техника культурного империализма с наибольшим успехом использовалась тоталитаристами и стала эффективным политическим оружием посредством создания пятых колонн".

Яркий пример — операция нацистов по созданию пятой колонны в Австрии накануне Второй мировой войны. Как результат — в 1938 г. пронацистское правительство Австрии приветствовало германские войска. Успех использования этого метода был значительным также во Франции и Норвегии, где наиболее влиятельные граждане стали "Quislings", т. е. приняли нацистское мировоззрение. Другой пример культурного проникновения — деятельность Коминтерна.

Моргентау также пишет о роли религиозных конфессий во внешней политике. Типичный пример — империалистическая культурная политика христианской России, где царь являлся одновременно и главой государства, и главой Православной церкви, что позволяло через распространение православия воздействовать на зависимые и сопредельные государства. "Православие, — пишет Моргентау, — являлось орудием российской внешней политики".

Орудием французского империализма стала La mission civilisatrice. Использование привлекательных качеств французской государственности — разновидность культурного империализма накануне Первой мировой войны.

Моргентау признает, что определение внешней политики какого-либо государства как империалистической сталкивается с рядом сложностей, связанных с факторами идеологической борьбы, а также нежеланием любого государства признать, что его внешняя политика может быть названа империалистической.

В качестве третьей модели внешней политики Моргентау выделил политику престижа (policy of prestige). Политика престижа — это третья разновидность внешней политики, основанной на силе. Внешняя политика престижа является рафинированной аристократической формой социального общения, используемой дипломатическим миром. Чаще всего политика престижа — это один из инструментов реализации либо политики Status Quo, либо империалистической политики. Здесь вновь проявляется тот факт, что внешняя и внутренняя политика государства — это лишь две стороны одного явления. В обеих сферах действует фактор стремления к социальному признанию, которое является стимулятором развития социально-политических отношений и институтов. "Отражение действий государства либо политика в "зеркале", каковым является общественное сознание, и есть престиж". Престиж — это репутация, авторитет власти. Цель политики престижа — создание внешнеполитического имиджа, репутации государства — может быть реализована посредством дипломатии либо демонстрации военной силы[1].

Оценивая значение дипломатии, Моргентау пишет, что уважение и почести, оказываемые дипломатам, отражают отношение к государствам, ими представленным. Он приводит пример, что в период вступления Теодора Рузвельта на президентский пост все дипломатические представители (лица) были приняты одновременно для вручения поздравлений президенту. Президент Тафт изменил этот порядок и приказал принимать послов и министров отдельно. Однако испанский посланник не был об этом проинформирован и 1 января 1910 г. явился на торжество в Белый Дом. Ему было отказано в приеме. Далее события развивались так: испанское правительство отозвало своего представителя и выразило протест США.

В 1946 г. в Париже на торжестве по поводу победы, министр иностранных дел СССР получил место во втором ряду, тогда как представители других мировых держав сидели в первом. В знак протеста он покинул церемонию.

На Потсдамской конференции в 1945 г. Черчилль, Сталин и Рузвельт долго не могли решить, кто войдет первым в зал заседаний. В конце концов они пришли к договоренности, что будут заходить в три разные двери одновременно. Эти три политических лидера символизировали роль мировых держав, ими представленных.

Другой стороной политики престижа является демонстрация военной силы. К примеру, на военные маневры часто приглашаются представители других государств для демонстрации им новейших военно-технических достижений и мощи государства. Крайней формой этой разновидности внешней политики является частичная или всеобщая мобилизация. Примеры: в 1914 г. вслед за мобилизацией армий в Австрии, Германии, Франции Россия также провела мобилизацию своих вооруженных сил.

Функции, которые выполняет политика престижа, произрастают из самой природы международных отношений, ведь внешняя политика любого государства всегда есть результат того, как она оценивается международным сообществом и отдельными странами. К примеру, внешняя политика США основана на оценке (evaluation) ее веса и значения в сравнении с внешней политикой других мировых держав и всех стран мирового сообщества. Функцией политики престижа является воздействие на подобные оценки, стремление их укрепить либо изменить. Например, США могут таким образом повлиять на страны Латинской Америки, что убедят их в том, что доминирование США в этом регионе непоколебимо. Следовательно, сохранение отношений Status Quo в Западном полушарии обеспечено престижем и мощью США.

На наш взгляд, весьма актуально звучит высказывание Моргентау о том, что политика престижа достигает своего апогея там, где удается убедить нацию в том, что политика, проводимая государством, содействует повышению авторитета государства на международной арене.

Однако часто стремление к завоеванию международного престижа превращается в простой блеф. Моргентау и это свое положение подкрепляет историческим примером. В начале Второй мировой войны США по своему потенциалу были наиболее мощным государством на земле и открыто стали в оппозицию германскому и японскому империализму. Но США никогда не демонстрировали своей военной мощи, поэтому Германия и Япония действовали так, как будто государство — мировой лидер (first-rate power) не существовало вовсе. Таким образом репутация, престиж США как государства, обладающего мощной военной машиной, были низкими в глазах Германии и Японии. Еще в 1934 г. Гитлер заявлял, что американцы — это не солдаты, что второсортность и упадок Нового Света наиболее очевидны в его военной несостоятельности. Агрессоры посчитали, что нападение на Перл Харбор станет для США предостережением от вступления в войну и, таким образом, США не смогут повлиять на результаты войны.

Моргентау продолжает, что СССР столкнулся со сходными проблемами, поскольку пренебрегал политикой престижа. В период между двумя мировыми войнами международный авторитет СССР был чрезвычайно низок, несмотря на то, что и Франция, и Англия, и Германия стремились обезопасить себя поддержкой со стороны Советской России. Преградой для роста престижа была, конечно же, коммунистическая идеология. Военный престиж СССР достиг самой низкой точки после военной кампании 1939—1940 гг. в Финляндии, когда казалось, что эта маленькая страна может сдержать напор советского гиганта [1, 78]. Именно недостаток авторитета, высокого престижа СССР в военной сфере, по мнению Моргентау, позволил фашистским генералам спланировать нападение на СССР.

Моргентау заключает, что стремление убедить весь мир в том, что государство обладает достаточным могуществом, престижем, авторитетом, является основной задачей мудрой, взвешенной политики престижа.

Итак, Моргентау в качестве базовых принципов политического реализма исходит:

1) из понимания вероятностного характера политической деятельности в сфере международных отношений;

2) выделения национальных интересов как основы внешней политики любого государства (понятие национальных интересов трактуется в терминах силы, могущества);

3) стремления избежать психологизма: объектом исследования теории международных отношений являются не намерения и мотивы государственных деятелей, а их реальные действия;

4) динамического понимания национальных интересов как зависимых от исторического периода, политического и культурного контекста;

5) принципа политического благоразумия и этики ответственности как основы моральной внешней политики;

6) определения международных отношений как борьбы за власть и влияние на международной арене.

Сторонники концепции политического реализма считают, что главной движущей силой в сфере международных отношений выступают национальные интересы, а сама эта сфера характеризуется "плюрализмом суверенитетов". Регулятором международной политики выступает сила и баланс сил[2].

2. Международная политика Г. Маргентау

Политический реализм утверждает, что политика, как и общество в целом, управляется объективными законами, имеющими свои корни в человеческой природе. Чтобы усовершенствовать общество, нужно в первую очередь понять законы, по которым оно живет. Эти законы действуют, оставаясь глухими к нашим предпочтениям, человек может бросить им вызов, лишь рискуя провалом.

Главная веха, которая выделяет политический реализм во всем ландшафте мировой политики, — это концепция интереса, определяемого в терминах силы. Эта концепция дает возможность понять связь между мотивами, лежащими в основе международной политики, и исследуемыми фактами. Она выделяет политику как самостоятельную сферу действий, отдельную от экономики, этики, эстетики и религии. Без такой концепции теория политики, как внешней, так и внутренней, была бы абсолютно невозможной, ибо мы не смогли бы проводить различие между политическими и неполитическими фактами, внести хотя бы толику системного порядка в сферу политики.

Концепция интереса, определяемого в терминах силы, вынуждает наблюдателя придерживаться определенного порядка в осмыслении реальности, вносит рациональность в политическую науку, делая возможным теоретическое осмысление политики. Она выявляет во внешней политике удивительную целостность; таким образом, американская, британская или российская политика, последовательная сама по себе, предстает как рациональная, понятная цепь событий, независимо от различных мотивов, предпочтений, интеллектуальных и моральных качеств сменяющих друг друга государственных деятелей. Реалистическая теория международной политики упреждает, таким образом, две типичные ошибки: сосредоточенность на побудительных мотивах и идеологических предпочтениях...

Эти же соображения можно отнести и к понятию “сила”. Ее содержание, характер использования обусловлены политическим и культурным контекстом. Сила может выражать все, что связано с установлением и поддержанием контроля одного человека над другим. Она, таким образом, покрывает собой все социальные отношения, служащие этой цели, — от физического насилия до самых тонких психологических связей, позволяющих одному разуму властвовать над другим. Сила включает в себя господство одного человека над другим — и тогда, когда она упорядочивается моральными соображениями и конституционными рамками (как в западных демократиях), и тогда, когда она представляет собой бесконтрольное и варварское насилие, подчиняясь лишь законам собственной мощи и находя единственное оправдание в собственном разрастании.

Концепция интереса, определяемого в силовых понятиях, предупреждает как эксцессы во имя морали, так и политическое безрассудство. Ибо, если мы взглянем на любую страну, включая нашу собственную, как на политический организм, преследующий свои интересы, определяемые в терминах силы, то мы найдем оправдание любым из них. И оно будет иметь двойной смысл: мы можем судить другие страны так же, как свою, и, подойдя к ним таким образом, мы уже будем способны проводить политику, уважающую интересы других наций, защищая и продвигая в то же время свои интересы. Умеренность в политике не может не отражать умеренность моральных суждений. Международная политика, как и любая политика,— это борьба за влияние. Каковы бы ни были конечные цели международной политики, оно всегда — самая непосредственная цель. Государственные деятели, народы могут в конечном счете добиваться свободы, безопасности, процветания или самого влияния. Они могут определять свои цели в форме религиозного, философского, экономического или социального идеала. Они могут надеяться, что этот идеал материализуется через свою внутреннюю энергию, путем божественного провидения или естественным ходом человеческого развития. Они могут добиваться реализации своих целей неполитическими средствами, такими, как техническое сотрудничество с другими нациями или международными организациями. Но в любом случае, когда они стремятся достичь своих целей средствами международной политики, они делают это, добиваясь силы. Крестоносцы хотели освободить святые места от господства неверных; Вудро Вильсон — сделать мир безопасным для демократии; нацисты — открыть Восточную Европу для немецкой колонизации, установить господство над Европой и завоевать мир. Поскольку все они для достижения своих целей избрали силу, они и могли считаться игроками на арене мировой политики.

Политическая власть — это психологические отношения между теми, кто ее осуществляет, и теми, над кем она осуществляется. Это дает первым возможность контролировать действия последних с помощью того влияния, которое они оказывают на их умы. Это влияние проистекает из трех источников: ожидание выгоды, боязнь проигрыша, уважение или любовь к людям и институтам. Оно может осуществляться приказами, угрозами, убеждением, харизмой человека или института либо сочетанием любых этих факторов.

Борьба за влияние универсальна во времени и пространстве, и это неопровержимый факт, вытекающий из опыта. Невозможно опровергнуть, что в историческое время независимо от социальных, экономических и политических условий государства сталкивались друг с другом в соперничестве за господство. Хотя антропологи и утверждают, что некоторые первобытные народы могли быть свободны от стремления к власти, никто пока не продемонстрировал, каким образом можно воссоздать в мировом масштабе такое состояние умов, которое бы устранило с международной арены борьбу за господство. Было бы бесполезным и даже саморазрушительным пытаться избавить один или несколько народов земного шара от стремления влиять и в то же время оставить это желание неприкосновенным у других. Если жажду господствовать нельзя устранить повсюду в мире, те, кого и можно было бы излечить от нее, просто пали бы жертвой других.

Любая политика, будь то внутренняя или внешняя, выявляет три базовые модели, т. е. все политические феномены могут быть сведены к одному из трех основных типов. Она стремится либо к сохранению мощи, либо к усилению мощи, либо к демонстрации мощи. Этим трем образцам политики соответствуют три типа международного поведения. Страна, чья внешняя политика направлена на сохранение мощи, а не на ее перераспределение в свою пользу, придерживается линии статус-кво. Страна, которая стремится путем изменения сложившегося соотношения сил обладать дополнительной мощью в сравнении с уже имеющейся, проводит политику империализма. Нация, чья внешняя политика заключается в демонстрации имеющейся мощи как с целью ее сохранения, так и с целью наращивания, проводит политику поддержания престижа. Впрочем, формулировки эти носят временный характер и нуждаются в дальнейшем уточнении[3].

Дипломатия — элемент мощи нации. Важность дипломатии для сохранения всеобщего мира лишь частный аспект этой общей функции. Ведь дипломатия, если она завершается войной, не может достичь главной своей цели — обеспечить национальные интересы мирными средствами. Так было всегда, и особенно это актуально на фоне разрушительного потенциала всеобщей войны. Уже упоминались четыре задачи, с которыми должна успешно справляться внешняя политика, чтобы обеспечить национальные интересы и сохранить мир. Нам предстоит переформулировать эти задачи в свете особых проблем, которые поставила перед дипломатией современная мировая политика[4].

3. Четыре основных правила Г. Маргентау

Дипломатия должна быть свободна от духа крестовых походов. Это первое правило дипломатии, пренебрежение которым чревато риском войны. Как писал Уильям Грэм Самнер, “если хочешь войны — изобрети доктрину. Это — самый страшный тиран, который когда-либо порабощал человека, ведь он овладевает его разумом и заставляет его предавать самого себя. Цивилизованные люди самые жестокие свои битвы вели за доктрины. Освобождение гроба Господня, “баланс сил”, “торговля идет за флагом”, “кто владеет сушей, владеет и морем”, революция, вера — за все это люди отдавали жизни. Стоит лишь пустить в оборот ловкий политический лозунг, и, однажды проснувшись, вы обнаружите, что он властвует над вами, определяет вашу судьбу, против которой вы бессильны. Что может быть противнее трезвому государственному уму и здравому смыслу, чем одержимость абстрактной идеей, не имеющей определенного отношения к тому, что действительно поставлено на карту”.

Религиозные войны показали, что попытки навязать собственную религию как единственно верную тщетны, не говоря уже о цене. Потребовалось столетие почти беспрецедентного кровопролития, опустошения и варварства, чтобы убедить противников, что две религии могут взаимно терпеть друг друга. Место двух великих христианских верований заняли в наше время две политические религии. Потребуется ли им заново усваивать уроки Тридцатилетней войны, или они вовремя откажутся от универсалистских притязаний, которые неизбежно оборачиваются нескончаемой войной? От ответа на этот вопрос зависит дело мира. Ибо только если ответ будет утвердительным, может сформироваться моральный консенсус, основанный на разделяемых убеждениях и общих ценностях, — консенсус, которого мы имеем шанс достичь в рамках дипломатии мира. Только тогда дипломатия сможет взять на себя конкретные политические проблемы, требующие мирного решения. Внешнеполитические цели должны формулироваться через призму национального интереса и быть поддержаны адекватной мощью. Это второе правило дипломатии, направленной на поддержание мира. Национальный интерес миролюбивой страны может формулироваться только через призму национальной безопасности, а она должна предполагать целостность национальной территории и неприкосновенность ее институтов. Национальная безопасность в таком случае — это тот необходимый минимум, который дипломатия должна защищать адекватными возможностями и бескомпромиссно. Но дипломатия должна всегда прислушиваться к радикальным изменениям, которые претерпела национальная безопасность в ядерную эпоху. До ее наступления страна могла использовать свою дипломатию, чтобы строить свою безопасность за счет других стран. Сегодня, если исключить радикальное смещение ядерного баланса сил в пользу одной страны, дипломатия, чтобы гарантировать одну страну от ядерного уничтожения, должна обезопасить все страны. Когда национальный интерес определяется в столь ограниченных и абстрактных терминах, дипломатия должна соблюдать свое третье правило. Дипломатия должна видеть политическую ситуацию с точки зрения других стран. “Ничто так не губительно для нации, как крайний эгоизм и полное нежелание принимать во внимание естественные страхи и надежды других”.

Каковы национальные интересы других стран, если смотреть на них через призму национальной безопасности, и как их совместить с твоими собственными? Определение национальных интересов в терминах национальной безопасности более достижимо, интересы двух противостоящих стран более совместимы в рамках биполярной системы, нежели в любом ином балансе сил. Если страна определила свои национальные интересы как интересы национальной безопасности, она уже способна жертвовать своими отдаленными форпостами, расположенными вблизи или внутри сферы национальной безопасности другой страны, и отойти в пределы собственной сферы, являющейся самодостаточной. Эти отдаленные форпосты ничего не дают для ее национальной безопасности. Они являются лишь помехой и не могут быть сохранены в случае войны. Безопасность обоих блоков будет тем больше, чем обширнее дистанция, разделяющая их сферы национальной безопасности. Каждая из сторон может провести линию на достаточном удалении от противоположной стороны, давая понять, что нарушение этой линии или даже приближение к ней будет означать войну. Как же тогда быть с промежуточными пространствами, находящимися между двумя демаркационными линиями? Здесь применимо четвертое правило дипломатии. Страны должны быть готовы к компромиссу по всем вопросам, которые не являются для них жизненно важными. “Любое правление, человеческая выгода, радость, любая добродетель и разумное действие основаны на компромиссе и торге. Мы уравновешиваем неудобства: что-то отдаем и что-то берем; уступаем какие-то права, которыми хотят пользоваться другие. Мы должны жертвовать какими-то естественными свободами, чтобы пользоваться благами от общей принадлежности к великой империи. Но во всех честных сделках плата за то, что удается выторговать, должна быть пропорциональной. Никто не будет торговать тем, что дорого его сердцу”.

Здесь дипломатия сталкивается с самой трудной задачей. Для умов, не замутненных мессианским духом какой-либо политической религии и способных объективно смотреть на национальные интересы обеих сторон, разграничение этих жизненных интересов не должно представлять трудности. Другое дело — компромиссы по второстепенным вопросам. Здесь задача не в том, чтобы разграничить и определить те интересы, которые по самой своей природе могут быть разграничены и определены, а сбалансировать те, которые соприкасаются по многим пунктам и могут переплетаться так, что разграничению не поддаются. Задача огромна — позволить другой стороне пользоваться определенным влиянием в промежуточных зонах и в то же время не допустить их включения в свою орбиту. Не менее трудно сделать так, чтобы, сохраняя на возможно более низком уровне влияние другой стороны в регионах, примыкающих к твоей зоне безопасности, не включать эти регионы в собственную орбиту. Для решения этих задач нет готовых к применению формул. Только путем непрерывного процесса адаптации, подкрепленной твердостью и сдержанностью, можно достичь эффективного компромисса по второстепенным проблемам. Нужно, однако, сразу указать, какие подходы могут облегчить, а какие затруднить достижение компромисса. В первую очередь следует отметить, в какой степени успех компромисса, т.е. соблюдение четвертого правила, зависит от соблюдения первых трех правил, которые в свою очередь взаимозависимы между собой. В той мере, в какой следование второму правилу зависит от реализации первого, в той же мере третье правило ждет своей реализации в зависимости от соблюдения второго. Страна может разумно подойти к своим национальным интересам, только отказавшись от мессианства политических доктрин. Страна способна объективно взглянуть на национальные интересы других лишь тогда, когда она уверена в том, что соблюдает собственные интересы. Компромисс по любому вопросу, каким бы малозначимым он ни был, невозможен, если стороны не уверены в защищенности собственных национальных интересов. Таким образом, страны не могут надеяться на выполнение четвертого правила, если они не соблюдают три других[5].

Заключение

В 1937 г., спасаясь от нацистских репрессий против евреев, переехал в США (в 1943 г. стал американским гражданином), где и прожил всю оставшуюся жизнь. Его научная и профессорская карьера связана с Чикагским университетом; здесь в течение 20 лет он возглавлял Центр по изучению внешней и военной политики. В 1968 г. покидает Чикаго, чтобы стать профессором университета города Нью-Йорк. Моргентау — один из отцов-основателей школы “политического реализма”. Ее видение внешнего мира и закономерностей, Им управляющих, базируется на трех постулатах: основным субъектом международных отношений является национальное государство, выражающее свои интересы в категориях силы (т.е. они обусловлены той силой, которой он обладает); следствием этого, внутренней пружиной, двигающей международные отношения, становится борьба государств за максимизацию своего влияния во внешней среде; оптимальным ее состоянием видится международное (региональное) равновесие сил, предупреждающее образование национальной или коалиционной мощи, превосходящей существующие государства и их коалиции, что достигается (сознательно или бессознательно) политикой баланса сил. Эти идеи в наиболее систематизированном виде были изложены Моргентау в его фундаментальном труде “Международная политика”, изданном в США в 1948 г. и переизданном более 20 раз. “Международная политика” стала обязательным учебным пособием в американских университетах и колледжах. Переведена на все основные языки мира, кроме русского.

Итак, в своей знаменитой работе "Политические отношения между нациями" (либо "Политика международных отношений") Ганс Моргентау формулирует основные принципы политического реализма. Первоначально автор обосновывает мысль о том, что в основе международной политики (international politics) лежат законы политического поведения, корни которых следует искать в природе человека.

Список литературы

1.     Захаров Т.И. Международные отношения. М.: Юнити, 2004.

2.     Международные отношения: Учебник / Под ред. К.А. Бекяшева М.: изд. «Проспект» 2004.

3.     Международные отношения / Под ред. И.Ю. Юрова. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2001.

4.     Международные отношения / Под ред. В.В.Лазарева. М.: 2003

5.     Спиридонов А.И. Мировая экономика. М.: ПРИОР, 2005.

[1] Международные отношения / Под ред. И.Ю. Юрова. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2001. С. 280.

[2] Спиридонов А.И. Мировая экономика. М.: ПРИОР, 2005. С. 222-232.

[3] Международные отношения / Под ред. В.В.Лазарева. М.: 2003. С. 290.

[4] Международные отношения: Учебник / Под ред. К.А. Бекяшева М.: изд. «Проспект» 2004. С. 266.

[5] Захаров Т.И. Международные отношения. М.: Юнити, 2004. С. 166.