Содержание

Введение. 3

1. Теория языковой личности Ю. Н Караулова её источники и разрвитие в современной лингвистике. 4

2. Языковая личность Л. Парфёнова. 9

Заключение. 16

Список литературы.. 17

Введение

Целью данной работы является анализ текстов одной из известных личностей с целью описания языковой личности автора текста. 

 Для анализа нами будет взят текст  одного современного журналиста. Текст относительно недавний -  он был напечатан в  2004 году, поэтому в процессе анализа не придётся учитывать изменения произошедшие в системе языка или языковой картине мира. Так как основной задачей данной работы будет выявление в тексте проявлений языковой личности автора, мы не будем формулировать отправного тезиса, чтобы иметь возможность работать непосредственно с материалом текста, не стараясь найти в ходе анализа доказательств того, что языковая личность автора текста идентична, или хотя бы как то соотносится с обычными представлениями об этом человеке. Иными словами мы постараемся абстрагироваться от экстралингвистических явлений.

Кроме поиска  психологических свойств личности автора, проявляющихся в тексте на тех уровнях языка, которые будет охватывать наш анализ, мы будем затрагивать также такие свойства языковой личности автора, рассмотрением которых занимается психолингвистика (например, рефлексия над процессом речи)

В свете всего вышеизложенного мы в ходе работы будет путём поуровневого анализа текста выявлять все возможные характеристики автора текста как языковой личности, проявляемые им в этом тексте. Отсюда задачи данной работы:

1.                 Выявить те или иные качества языковой личности автора анализируемого текста, воплощающиеся в лингвистических единицах и категориях, используемых говорящим.

2.                Выявить какие лингвистические единицы и категории являются объектом рефлексии.

 Прежде чем приступить к анализу следует рассмотреть теоретические подходы к интересующему нас явлению – языковой личности.

1. Теория языковой личности Ю. Н Караулова её источники и разрвитие в современной лингвистике

Интерес к личностному аспекту изучения языка существенно по­высился в последние годы во всех дисциплинах, так или иначе свя­занных с языком, — не только в лингвистике, но и в психологии, философии, лингводидактике. Одним из самых интересных понятий, вокруг которого разворачивается обсуждение наиболее интересных сегодня проблем общего и русского языкознания является понятие "языковой личности".

Под языковой личностью понимается совокупность способностей и характеристик человека, обусловливающих создание и восприятие им речевых произведений (текстов), которые различаются а) степенью структурно-языковой сложности, б) глубиной и точностью отражения действительности, в) определенной целевой направленностью.

До недавнего времени главной задачей  языкознания было системное описание средств выражения смыслов, семантики в текстах, и их структурная характеристика однозначно укладывалась в поуровневое представление об устройстве языкового механизма: синтаксис, лек­сика, морфология, фонология. Такой подход резюмируется восходящим к идеям  Соссюра лозунгом: "За каждым текстом стоит система языка". И возника­ющий на основании такой установки "образ языка" соотносится с самодовлеющей и автономной "системой" объектов и отношений, системой.

Что касается содержательной стороны текстов, которая тоже мо­жет служить и служит объектом чисто лингвистического интереса (в вышеприведённой  дефиниции речь идет об "отражении действительности"), то надо сказать, что в языкознании в течение последних 30 лет идет постоянное расширение семантической составляющей анализа как отдельных языковых единиц, так и их соединений разного объема: от изучения значения слов и словосочетаний — до иссле­дования значения предложений, семантических полей и целых тек­стов. Данный уровень, связанный с отражением действительности, принято называть когнитивным. Мировоззрение, оставаясь в основном объектом интереса разных дисциплин философского и психологического циклов, все в большей степени становится и лингвистическим объек­том, именно в силу вербального, по преимуществу, своего вопло­щения и бытования, и мы можем говорить теперь о формировании, наряду с когнитивной психологией, также когнитивной лингвистики.

Наконец, третий аспект анализа текста, отмеченный в приве­денной в начале дефиниции и связанный с целевой направлен­ностью, охватывает прагматические характеристики (как самого речевого произведения, так и его автора) и знаменует тем самым диалектический переход от изучения речевой деятельности человека к выводам о его деятельности в широком смысле, а значит, вклю­чает и креативные (созидательные и познавательные) моменты этой деятельности.

Говоря об истории изучения личности, проявляющейся в речи, можно сказать, что в традиционных филологических дисциплинах такого аспекта анализа до некоторой степени касались всегда стилистика и риторика, но в последние полвека, сдерживаемые деспотизмом представления о довлеющей системе языка, ис­следования в этом направлении, как правило, не шли дальше уста­новления и классификации формальных средств, передающих от­дельные прагматические характеристики высказывания или текста. В разное время в языкознании делались попытки синтеза, попытки целостного подхода, включающего анализ всех трех уровней рас­смотрения речевых произведений. Оформившаяся в 70-х годах и к настоящему времени хорошо разработанная в англо- и немецко­язычной литературе "теория речевых актов" своим появлением зна­меновала определенный сдвиг от статической фиксации, от простого перечисления языковых средств, выражающих определенные эмоционально-психологические и интеллектуально-оце­ночные состояния говорящего, к динамическому их изучению как комплекса языковых средств, характеризующих че­ловеческие интенциональности. Однако недостаточность теории ре­чевых актов обнаруживается сразу же, как только мы выходим за пределы сиюминутных эмоций и намерений авторов речевых про­изведений. Эта теория не вооружает исследователя инструментом для выявления и описания стабильных, долгосрочных, доминант­ных установок.

 Довольно авторитетная французская школа психо­логов и психоаналитиков, связывающая себя с именем Лакана и получившая наименование "лаканизма", инте­ресна прежде всего тем, что видит в языке (а точнее — в текстах, которые могут быть порождаемы определенной личностью) полное и безостаточное выражение всех без исключения особенностей ее сознательной и бессознательной жизни. В экстремально-конструк­тивном смысле последователи Лакана берутся вербализовать абсо­лютно все, не оставляя в человеческой душе никаких закоулков, куда бы нельзя было заглянуть с помощью языка, но относя воз­можность вербализации "бессознательного" только в речи Другого. Эта теория опирается в основном на медицинскую психоаналити­ческую практику и подвергается критике по разным основаниям.

И в "теории речевых актов" и в "лаканизме" (точнее — в его лингвистических предпосылках), так же как в возникшей внутри самой лингвистики "теории текста", мы можем видеть попытки син­теза, разнонаправленные подходы на пути к созданию новой, общей теории языка, не удовлетворяющейся рассмотрением его как само­довлеющей системы формальных средств, а охватывающей связан­ные с этой системой когнитивные, познавательные, коммуникативно-деятельностные стороны его бытия и функционирования вместе с его носителем. Действительно, теория текста вначале претендо­вала на такой синтез, но в итоге превратилась в сугубо специаль­ную дисциплину, ограничившую свои притязания рамками самого текста и сосредоточившуюся на внутренних закономерностях его устройства. Правда, надо сказать, что психолингвистика пытается разгерметизировать эту теорию разными путями, в частности, раз­вивая теорию понимания.

Современные лингвисты дают следующее определение языковой личности:

«Структура языковой личности представляется состоящей из трех уровней: 1) вербально-семантического, предполагающего для носи­теля нормальное владение естественным языком, а для исследова­теля — традиционное описание формальных средств выражения опре­деленных значений; 2) когнитивного, единицами которого являются понятия, идеи, концепты, складывающиеся у каждой языковой ин­дивидуальности в более или менее упорядоченную, более или менее систематизированную "картину мира", отражающую иерархию цен­ностей. Когнитивный уровень устройства языковой личности и ее анализа предполагает расширение значения и переход к знаниям, а значит, охватывает интеллектуальную сферу личности, давая ис­следователю выход через язык, через процессы говорения и по­нимания — к знанию, сознанию, процессам познания человека; 3) прагматического, заключающего цели, мотивы, интересы, уста­новки и интенциональности. Этот уровень обеспечивает в анализе языковой личности закономерный и обусловленный переход от оценок ее речевой деятельности к осмыслению реальной деятель­ности в мире.»[1]

 В таком понимании понятие языковой личности тесно связано с понятием мировоззрения, которое есть результат соединения когнитивного уровня с прагматическим, результат вза­имодействия системы ценностей личности, или "картины мира", с ее жизненными целями, поведенческими мотивами и установками, проявляющийся, в частности, в порождаемых ею текстах. Лингви­стический анализ этого материала (при достаточной протяженности текстов) позволяет реконструировать содержание мировоззрения лич­ности. Причем для такого анализа вовсе не обязательно распо­лагать связными текстами, достаточен определенный набор речевых произведений отрывочного характера (реплик в диалогах и различ­ных ситуациях, высказываний длиной в несколько предложений и т.п.), но собранных за достаточно длительный промежуток времени. Этот материал  называется дискурсом.

  Возвращаясь к опытам реконструк­ции мировоззрения конкретной языковой индивидуальности, следует подчеркнуть, что в этих опытах практически никогда не удается выявить систему, гармонию и единство, которые любят подчерки­вать философские и психологические словари, определяя это поня­тие. В самом деле, трудно требовать единства и гармонии воз­зрений от человека, который, с одной стороны, кровно связан со своей эпохой, а в то же время многое заимствует из всевозможных источников прежних эпох для своей "картины мира", и жизненные установки которого складываются под влиянием самых разнооб­разных условий.

Языковая личность, будучи аспектом целостной личности человека, обладает всеми структурными характеристиками личности, включая наличие особой ценностной системы. Можно говорить об аксиологии языковой личности как о совокупности всех элементов общей ценностной иерархии индивидуального или коллективного сознания, связанных с лингвистическими явлениями. «Существует два типа подобных взаимосвязей:

1.     лингвистические единицы и категории являются средством имплицитного воплощения оценки;

2.     лингвистические единицы и категории являются объектом оценивания»[2]

На основании этих взаимосвязей могут моделироваться собственно аксиология языковой личности и метааксиология языковой личности. Причем для этого могут использоваться не только тексты явно повествующие о системе ценностей, дидактические тексты, но и любые высказывания.

2. Языковая личность Л. Парфёнова

Для описания языковой личности нами были выбраны тексты Леонида Парфёнова. Для анализа мы возьмём не цельный текст, а разрозненные высказывания – интервью, потому что целый законченный текст может быть автором переработан, а интервью всё-таки ближе к живой речи, а значит в нём особенности языковой личности могут проявиться ярче и непосредственней. Анализ будет проведён на наиболее доступных для выявления значения уровнях языка: словообразовательном, морфологическом, лексическом и синтаксическом. Нами были исключены фонетический уровень (  так как подбор материала – письменные тексты, не рассчитанные на произнесение вслух - не даёт акцентировать внимание на звучании ) и интерпретации больших, чем предложение, единств, из-за возможности наличия большого количества неоднозначных трактовок.      

Для анализа мы взяли интервью Леонида Парфенова, данное им Николаю Александрову для газеты  «Известия» ( номер от 02.06. 2004).

Первое, что ярче всего маркирует речь Л. Парфёнова, это профессиональные журналистские термины и выражения: информационный вакуум, выдавать в эфир информационный продукт, эфирное событие, традиционная аудитория, аудитория 55+, телеинформация информационный повод.

Причем, как человек, постоянно продуцирующий тексты в одном стиле – публицистическом, Парфенов употребляет термины из совершенно различных областей – экономики (соревнуются друг с другом внутри ниши, смежные сегменты рынка), официального языка (обвиняемые в убийстве, ответственный работник областного телевидения).

Но некоторые особенности невозможно приписать только свойствам употребляемого стиля. Так, например, хотя в публицистических текстах и встречаются слова различных стилей, и часто малосовместимых, но Парфёнов их комбинирует по-своему:

« Если посмотреть наши выпуски новостей профессиональным взглядом, то протокол плюс новости, про которые нельзя не сказать, плюс чья-то раскрутка, политическая или коммерческая, или, наоборот, чье-то «гасилово, душилово» (как сейчас происходит с Абрамовичем, а совсем недавно было с Аяцковым) — всё это составляет, ну, я думаю, процентов 80.»[3]

Так он соединяет в одном предложении слова разговорного, почти жаргонного, языка («гасилово», «душилово», раскрутка) и языка официальной сферы (протокол). Причем комбинирует он их, употребляя в совершенно одинаковых синтаксических позициях. Это говорит не только о желании произвести какое-то впечатление на читателя, но и о том, что ни одна из сфер жизни, «обозначаемая» этими языками, не является для говорящего приоритетной.

Желание произвести впечатление на читателя/слушателя/зрителя проявляется в стремлении сделать свою речь как можно более афористичной:

 - «Единственный способ существования новостей — рынок»  -  «Мнения могут быть любые. Лишь бы они не превращались в указы»

 -  «Как говорится, давно живу, успел присмотреться»[4]

Здесь проявляется так же стремление к тому, чтобы слова запоминались адресатом.

Речь Парфёнова какими-нибудь яркими метафорами не изобилует, если они и есть, то в основном узуальные:

 - « берет зрителя за лацканы»

- ««держит» или нет, будут или не будут смотреть» - «Николае Палкине, при котором все ходили в мундирах!»

  Обращает на себя внимание одна метафора:

 «началось дикое «сдувание» Глазьева. Чрезмерно «надули» —теперь надо «сдуть»»[5]

 До этого Парфёнов говорил о «надувании» Родины. Теперь же метафора была развёрнута. Хотя развёртывание происходило не самым оригинальным образом – просто создаётся антоним, но всё же и это требует пояснения. Это показывает, что ограниченное употребление метафор связано с желанием быть как можно лучше понятым.

 Значимы для анализа также окказиональные слова, или скорее конструирование слов по существующей в языке модели, но не реализованной полностью, имеющей словообразовательные лакуны:

  «Постэнтэвэшный», «энтэвэшники».

Кроме того, что эти слова образованы от аббревиатуры, что передаёт им аббревиатурные особенности концентрации в одном слове, одновременно конкретной указательности (всё-таки аббревиатура – имя собственное) и очень широкого круга понятий (сворачивание смыслов подобно сворачиванию слов в одно), для образования этих слов был использован сильно эмоционально маркированный суффикс - ш- . Это, во-первых, суффикс разговорного языка, а значит его употребление уже снижает значение образованного слова, во-вторых, он явно несёт оттенок пренебрежения. Такие особенности языка Парфёнова несомненно говорят об   его иерархии ценностей.   

 Выводы можно делать не только из использования каких-нибудь средств в речи, но и из отсутствия или ограничения каких-нибудь языковых явлений.

Так отсутствие в речи явных окказионализмов (выявленные нами слова всё-таки находятся очень близко к языковой норме) можно связать с характером текстов продуцируемых Парфёновым. В основном, это тексты для телевизионных программ,  рассчитанные  на однократное повторение. У адресата такого текста просто нет времени на расшифровку окказионализмов автора. Кроме того, появление окказионализмов в публицистическом тексте компрометировано обилием окказионализмов в третьесортной прессе. Поэтому, не используя окказиональные слова, Парфёнов подчёркивает серьёзность сказанного им, стремиться придать своим словам больше значения. 

В плане синтаксиса обращает на себя внимание большое количество безличных предложений, не имеющих в составе субъекта действия:

Посылается туда группа»

- «Если после говорится, что это нельзя выдавать в эфир»

   «То есть это эфирное событие не является информационным продуктом, на котором» собираются зарабатывать».

  - «…этот закрытый доклад на своем сайте вывесила Fox-news, которая считается гораздо более патриотичной телекомпанией.»

- «И «Автограф» считался благонадежным, «Машина Времени» — так себе.»

Очень часто подразумевается субъект активный, стоящий выше объекта, имеющий над ним власть:

- «Мне сказали» ( предложение не полное – опущено подлежащее. Здесь имеется ввиду начальство)

- «Чрезмерно «надули»—теперь надо «сдуть»» ( объектом является С. Глазьев, а субъектом – правительство.)

К этому прибавляется особенности употребления прямой речи. Чаще всего  в кавычках приводятся распоряжения, указания, поучения, высказывания, направленные сверху вниз:

- «Позвольте, как вы пишете об эротике? Вы не те рок-группы продвигаете»

- «Скучно или нескучно для пропаганды не критерий».

- «Сиди, слушай»

Если в самой прямой речи недостаточно выражается императивность, то указывается автор высказывания, причём подчеркивается его социальный статус:  - «Один видный государственный деятель совсем недавно мне сказал: «Но мы-то считаем, что НТВ как бы частный канал»»

- «Любимое выражение старшины в армии: «Я тебя научу Родину любить»»[6]. Императивные высказывания в виде прямой речи могут принадлежать и самому Парфёнову: «Знаешь, ты сделай эксклюзив, но не настолько, чтобы мы потом отказались. Старайся. Но старайся все-таки на «четыре», потому что если постараешься на «пять», придется выкинуть».

Кроме того, в тексте очень много слов, содержащих в своём значении семантику власти: эмира, старшины в армии, начальник, указы, серьезные взыскания, приказ, запрещающий, запретила, мой учитель.

Такое присутствие в тексте императивности, причём разнонаправленной, вместе с частым отсутствием субъекта действия отражает представление о наличии в реальности некой не персонифицированной силы,  управляющей действиями человека.

Парфенов употребляет много возвратных глаголов.

- «Я с этим согласиться не могу.»

- «…он усложняется и утончается.»

- «…жизнь не заканчивается 2003 и 2004 годами…»

- «При том, что за это время на ТВ развивалось все то…»

С одной стороны это указывает на преобладание действий, направленных на себя. Причем употребление возвратных глаголов не зависит от того, является ли субъект действия лицом или предметом. Это может говорить о том, что степень взаимодействия между предметами представляется автору текста очень слабой. Мир наполнен вещами в себе.

С другой стороны, возвратные глаголы не способны образовывать пассивный залог. Обилие таких глаголов в тексте может говорить о попытке сопротивления неясной силе, имплицитно присутствующей в тексте.(см выше)  

В тексте интервью довольно много встречается предложений от первого лица:

— «я это очень хорошо помню»

 - «А вот, например, за «Аквариум» я дважды получал очень серьезные взыскания.»  -  «Но я не помню каких-то санкций в отношении Fox-news.»  - «Я этого не понимаю.»

 - «Я 25 лет профессионально работаю журналистом, 25 лет я слышу.»

 -  «Я с этим согласиться не могу.»

 — «Да мне в общем-то все равно. Я все равно живу случаем.»

Так же текст изобилует вводными конструкциями, а так же придаточными изъяснительными, акцентирующими внимание на личном мнении говорящего:

- « Мне кажется»

- «…не думаю, что…»

- «Мне кажется, это важно знать»  - «Мне, в конце концов, неважно, почему так происходит»

 - «Я просто понимаю, что это изжило себя»

В этом проявляется концентрация говорящего на внутреннем мире, на своих мыслях.

К этому прибавляется несколько примеров автоцитации:

 - «Ну, во-первых, не надо нас учить родину любить»

 - «Любимое выражение старшины в армии: «Я тебя научу Родину любить»» - «Скучно или нескучно для пропаганды не критерий».  - «При том, что за это время на ТВ развивалось все то, что тезисом «скучно или нескучно —для пропаганды не критерий» не регулируется»[7]

Эти примеры ещё один раз доказывают приоритетность для говорящего направленного на себя.

Надо заметить, что большей частью действия в тексте – это действия вербальные. Это видно по обилию в интервью глаголов говорения,   придаточных изъяснительных и прямой речи:

- «Александр Евгеньевич Бовин, который всегда говорил: «Лучшая позиция — в какую сам веришь. Потому что иначе забудешь, кому чего наврал»»

 - «Я просто вскричал»

 - «Мы уже не можем рассказать историю»

 - ««чеченское сепаратистское сопротивление», как это принято у них называть»

 - «Ее уговаривают»

Интересны, следующие примеры:

- « во-первых, не надо нас учить родину любить»

- « Во-вторых, надо наконец понять: информация самоценна» 

- «За то, что: а) такое возможно; б) что за «такое» держат аудиторию, в) что все делают вид, будто «это всерьез и будто «это» является политикой»

Такие вводные слова, а также такая попунктная запись очень ясно говорит о стремлении упорядочить мысли, высказывания, речь.

Заключение

В ходе анализа данного текста было выявлено несколько особенностей, характеризующих автора текста, как языковую личность, которые мы можем разделить на две группы соответственно с поставленными перед нами задачами:

  1 Особенности, характеризующие мировоззрение Л. Парфёнова: 

 наличие в картине мира автора представления о некой довлеющей над ним персонифицированной/ неперсонифицированной власти.

   наличие неких защитных механизмов от этой власти ( например – замкнутость на себе).

   проявление в речи некоторых фрагментов иерархии ценностей. Например, пренебрежительное отношение к работникам телеканала НТВ и к самому каналу.

2 Особенности, характеризующие Л. Парфёнова, как носителя, рефлексирующего над языком:

   ощущение вербального действия, как более первичного, более главного

    стремление к упорядоченности речи

    стремление чтобы его слова были поняты и запомнены

    проявление в речи и особенности профессии – журналист.

    Конечно, выявленные нами особенности языковой личности могут контрастировать с образом, который Парфёнов стремится себе создать. Более того, картина, возможно, получилась осколочной и немного противоречивой.

Это зависит от особенностей метода анализа. Ведь во время анализа мы не ориентировались на какой-нибудь целостный, гармонизированный образ Л. Парфёнова. Это позволило нам вести анализ более независимо, не подгоняя результатов, под первоначальное предположение.   

Список литературы

1  Караулов Ю. Н. Русский язык и языковая личность. М.,1987

2  Слышкин Г.Г. Аксиология языковой личности и сфера наивной лингвистики // Социальная власть языка: Сб. науч. тр. - Воронеж: ВГУ, 2001.

3  Чижова Л.А. Коммуникативная грамматика русского языка. Тайбэй, 1997.

4  сб. Язык и личность. М.,1989. – 123с.

.


[1] Караулов Ю. Н. Русский язык и языковая личность. М.,1987

[2] Слышкин Г.Г. Аксиология языковой личности и сфера наивной лингвистики // Социальная власть языка: Сб. науч. тр. - Воронеж: ВГУ, 2001.

[3] «Известия» от 02.06.05

[4] там же

[5] там же

[6] там же

[7] там же