Владимир ГЕЛЬМАН, Сергей РЫЖЕНКОВ

ПОЛИТИЧЕСКАЯ РЕГИОНАЛИСТИКА РОССИИ:

ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОЕ РАЗВИТИЕ

Содержание

1.  Введение

2.  Политическая регионалистика в дореволюционных исследованиях

3.  Современная политическая регионалистика: три источника и три составные части

4.  Первые шаги (1990-1993)

5.  На пути к институционализации (1994-1998)

6.  Регионы о регионах

7.  Заключение: состояние и перспективы политической регионалистики в России

8.  Литература

9.  Приложение

1. Введение

Несмотря на то, что политическая регионалистика как субдисциплина в рамках политологии является в России составной частью государственного стандарта подготовки специалистов - политологов (Подготовка, 1995, 11), единого мнения среди российских специалистов о ее содержании по сей день не существует. Спектр тем политической регионалистики в работах различных авторов простирается от геополитики до краеведения; среди дисцплинарных рамок, принятых в западной науке, российские авторы ориентируются на столь различные образцы, как Regional Science (Макарычев, 1997а) или State and Local Government (Голосов, 1997а). В рамках настоящей работы под политической регионалистикой мы понимаем совокупность исследований как макрополитических процессов на региональном и местном уровнях (изучение политических режимов, политического поведения и т.д.), так и специфических аспектов регионального и местного управления, связанных с процессами общенационального масштаба. В данной работе для анализа политической регионалистики как отрасли политической науки в дореволюционной и современной России рассматриваются обстоятельства развития научных институтов и отдельных направлений исследований, выявляется взаимосвязь между общественно-политическим интересом к данной проблематике и собственно исследованиями. Отдельно анализируются состояние и перспективы политических исследований, проводимых специалистами, работающими в провинциальной России.[1]

1. ПОЛИТИЧЕСКАЯ РЕГИОНАЛИСТИКА В ДОРЕВОЛЮЦИОННЫХ ИССЛЕДОВАНИЯХ

Широкий общественный и научный интерес к проблемам территориально-административного управления, политическому измерению местного устройства России появляется в связи с подготовкой и проведением Великих реформ 1860-х гг., в числе которых одной из важнейших стали Земская реформа 1864 года и Городская реформа 1870 года. В период обсуждения последствий реформ, подготовки и проведения новых реформ местных учреждений и осмысления произошедших изменений (1870-е начало 1900-х гг.) стали периодом институционализации социальных исследований, важное место среди которых заняли те, что имели дело с вопросами местной и земской политики.[2] Общественно-политические изменения 1900-1910-х гг., приведшие к созданию Государственной Думы, а затем Временного правительства, в возникновении и деятельности которых представители земства, земская идея играли важнейшую роль, стали этапом обобщения теоретических поисков, реализации на практике выработанных в общественных науках идей нового политического строя.

Первым уровнем дисциплинарно-предметного членения дореволюционных общественных наук было разделение на две основных “сверхдисциплины”: государствоведение и история. На их базе существовала зарождавшаяся политическая наука. Вопросы политики и земства рассматривались в рамках государствоведения и истории (общей, права и государственных учреждений), но в то же время образовывали самостоятельные предметные группы, находясь в центре научной публицистики и земской журналистики. Как вспомогательные дисциплины развивались в силу практической необходимости земская статистика, земская библиография. Эмпирические описания частей Российской империи носят энциклопедически-справочный характер, сочетая обращение к правоведению, истории, экономической науке, географии, этнографии. Земская эмпирика была сведена в четырехтомной “Истории земства за сорок лет” Б.Веселовского (Веселовский, 1909-11).

Во второй половине XIX века безраздельно господствует нормативное понимание научной теории. Так, общественная и государственная теории самоуправления являются нормативно-умозрительными конструкциями, которые более предназначены исправить существующее положение дел, нежели отразить его. Сопротивление материала порождает в дальнейшем юридическую и политическую теории самоуправления, но они только уточняют идеальные требования к действительности, а не объясняют ее. Нормативно-умозрительное понимание общественной науки сочетается с ее оценочно-политическим аспектом. Во-первых, все авторы выступают как либо сторонники, либо противники самодержавного строя. Во-вторых, как в рядах сторонников, так и в рядах противников существуют полемизирующие друг с другом лагеря. Борьба общественных деятелей за принятие конституции придала российскому конституционализму сильный оттенок партийной политизированности.

Историцизм российских общественных наук проявлялся в обязательном поиске главных причин современного положения вещей в историческом прошлом. Исследователи подробно описывали становление, развитие политических, административных традиций в русской истории и связывали их с социокультурными традициями. В литературе по вопросам земства и политики для объяснения происходящего использовался также анализ социально-экономических факторов, сословно-имущественных отношений. Здесь обнаруживается влияние западной социологии, включая марксизм.

Теоретическая база и характер политической ангажированности ученых и научных публицистов основывались на зависимости от западных образцов, но присутствует и критика их, и рефлексия о возможностях применения тех или иных теорий к России. Не только “западники”, но и “славянофилы” находятся в диалоге с западной теоретической мыслью.

Юридицизм и историцизм или их сочетание определяли методологию общественных наук. Как правило, в сочинениях умозрительно развивались некие нормативно-теоретические и/или оценочно-политические тезисы, иллюстрируемые юридическим и/или историческим материалом, а также более или менее систематическим изложением современного материала. Основными средствами интерпретации являлись сопоставительно-сравнительные приемы (опыт других стран), ссылки на авторитеты, выявление логических противоречий в сочинениях оппонентов, апелляция к самоочевидности, полемические фигуры речи (ирония, сарказм). Другой путь заключался в изложении эмпирического материала по определенной системе, а в качестве выводов предлагалась экспликация положенной в основу эмпирической части системы. Но, помимо выявления генерального соответствия или несоответствия тем или иным идеальным представлениям, научно-теоретическим итогом сочинений могло быть обнаружение исторической повторяемости явления (его “природы”, “органичности”), эффективности - неэффективности правовых норм, “правильности” - “ошибочности” политических решений в сочетании с объяснением возможных причин происходящего, внутренних связей и зависимостей между различными элементами.

Первой попыткой создания “теории провинции” стала вышедшая в 1864 году книга Лохвицкого “Губерния” (Лохвицкий, 1864). Глубиной постановки задач и проблем исследования Лохвицкий несомненно превосходит других классических авторов предшествующего, современного ему и последующего периода (Вицын, 1855; Андреевский, 1864; Васильчиков, 1869-71). Вдохновляясь примером построения оригинальных исторических концепций В.Ключевского и Н.Костомарова, опираясь на французскую традицию исследований вопроса о децентрализации и территориальном устройстве государства он предложил соотносить “степень умственного и материального богатства, того, что называется цивилизацией” губерний с достаточностью правительственных учреждений на число жителей, проживающих на территории губернии, и “состоянием путей и средств сообщения”. Считая, что в отличие от английской “исторически-бытовой” провинции, российская провинция - образование искусственное, административное, он, анализируя сочетания этих факторов, пытался установить критерии оптимальности губернского развития и управления в России (с.85-87). Если в части доказательства своей гипотезы он в качестве главного аргумента указывал, что “факт этот беспрерывно подтверждается опытом”, то проведенное им далее различие дворянских и чиновных (Сибирь, Астрахань, Архангельск, Олонец) губерний более аргументировано и содержательно, - в губерниях последнего типа “нет общества” (с.122). Пишет Лохвицкий и об особой роли центральных городов губерний (с.96). Автор сам осознает недостаточность имеющихся данных, постоянно сетуя: “нет материалов”, требуются “дробные”  ученые и правительственные исследования “с точки зрения промышленной..., географической..., полицейской..., государственного хозяйства, сословных институтов”. Обобщение этого материала - “громадный труд для деятельности многих специалистов”. Обещание автора дать во второй части “подробный разбор функций и отношений наших губернских властей и мест, уездов, городов, сельских общин, сословных организаций” (с.iii), так им и не выполненное, стало как бы завещанием последующему поколению исследователей (и выглядит актуальной задачей и для политических регионалистов наших дней).

Критика сочинения Лохвицкого позволила А.Градовскому (Градовский, 1904) провести само собой разумеющееся после него различение децентрализации и самоуправления, а далее, исходя из этого различения (и, разумеется, немецкой теории) развить диалектическую трактовку соотношения государственного и общественного начал в самоуправлении. Вообще, эта фигура оказала колоссальное влияние на последующее развитие местных исследований. Владение методами правового, исторического и политического анализа, обращение к логике и эмпирике,  блестящий литературный стиль, богатство идей и умение проводить и выдерживать в развитии темы тонкие различения (одной из таких последовательно проведенных им различий стало разделение политического и административного начал), все это заставляет говорить о Градовском как “отце российской политической регионалистики”. Его приверженность строгому конституционализму носила во многом риторический характер - пассажи, утверждающие абсолютный приоритет права над политикой кажутся попыткой самооправдания в увлечении именно анализом политических отношений.

Некая парадоксальность присутствовала в том, что, что проникновение позитивистских идей и принципов в Россию гораздо реже заставляло попытаться реализовать их в исследовательской деятельности, нежели провоцировало на их умозрительное обсуждение. Хотя, методы и приемы, использовавшиеся некоторыми исследователями, вполне соответствовали более поздним представлениям о политологических исследованиях. Так, В.Ивановский провел сравнительное исследование двух уездов Вятской и Казанской губерний, собрав и обработав огромное количество источников - официальных документов и публикаций, публикаций в печатных земских органах. Используя имевшуюся теоретическую литературу, он разработал четкую программу исследования, поставив в качестве главного вопрос об условиях способствующих либо, напротив, препятствующих развитию земских учреждений. В заключении он сформулировал основные итоги исследования. “Организация земского представительства в Слободском уезде более близка к теоретическим требованиям, нежели в Лаишевском уезде, что объясняется различием в личном элементе обоих уездов”. Ненормальность положения “по продовольственной части” в Слободском уезде вызвана “экономической несостоятельностью” большинства населения, в Лаишевском - ненадлежащим отношением земских учреждений к организации продовольственного дела. Для Слободского уезда более характерно “стремление к улучшению жизни”, так как земство имеет крестьянский состав, нежели для земскодворянского Лаишевского  (Ивановский, 1881, 313-314).

В книге С.Прокоповича “Местные люди о нуждах России” (Прокопович, 1904) представлены материалы серии опросов (письменных), проводившихся среди земцев большинства земских губерний, а также проанализировано более 1000 постановлений земских комитетов по шести вопросам земской деятельности. В результате анализа ответов на программу опроса и разбора постановлений - все выкладки и этапы интерпретации количественных данных приводятся в заключении работы - была произведена оценка числа бюрократических, либеральных и консервативных комитетов. В связи с тем, что около половины консервативных решений (106 из 233) пришлась на рабочий вопрос (один из шести) автор делает вывод о наличии “узкоклассовой тенденции” в комитетах, несмотря на то, что в большинстве своем они либеральны (1061 постановление - либеральное, 233 - консервативные). Основной итог работы - “суровый приговор над бюрократической системой”. Но в отличие от либеральных публицистов, придерживавшихся того же мнения, автор опирался на эмпирический материал, применяя научные методы в его интерпретации.

М.Свешников (Свешников, 1892), используя сопоставительный метод (он сам отличает его от сравнительного) и опираясь на данные, полученные им во время обучения и преподавания в Германии и последующих земских исследований в России, создает некий прообраз международного handbook по местному управлению, одновременно подробно рассматривая буквально все теоретические воззрения на предмет в целом и его важнейшие аспекты. Использует он и статистические методы - составленные им таблицы данных о составе земского представительства в 34 губерниях даются в приложении к сочинению.

Российская протополитология, имея своей важной частью местную проблематику, не являлась чем-то выделенным из общего культурного, научного и политического процесса, несомненно, находясь в центре общественной жизни. Политические дискуссии, литературная беллетристика и критика, земская публицистика, интерес к истории и народному быту и обычаям были удивительно связаны между собой. Писатель, публицист Д.Мордовцев пишет романы из русской истории, народнической практики, и - подводит итоги десятилетия земств (Мордовцев, 1877), давая широкую панораму земской деятельности более чем в десяти губерниях - как по вторичным источникам, так и по собственным наблюдениям. Трудно избежать модернизирующей аберрации, когда знакомишься с описанием и анализом “расклада” сил и интересов, местной политики в целом в таком политико-хозяйственном начинании 1860-70 гг. как строительство саратовским земством железной дороги, связавшей тогдашнюю “столицу Поволжья” с Москвой (с. 179-184). Земский деятель, правовед В.Безобразов наряду со статьями, в которых анализируются земские правовые институты, включает в сборник своих работ письма, опубликованные в газете “Век”, сочетающие лирику и мониторинговое описание практики организации земства на уездном и волостном уровне (Безобразов, 1882). Б.Чичерин выступает как либеральный публицист, крупный земский деятель, ведет научную полемику по земским вопросам (Чичерин, 1903). Правоведы Н.Коркунов, В.Гессен выпускают книги своих стихотворений, а К.Головин  - 12-е томное собрание своих прозаических и драматических произведений, и т.д.

Кроме того, развивается оригинальная земская журналистика, в которой вопросы права, истории, политики, экономики, социальные и культурные явления  рассматривались, как правило, в комплексе. Творчество одного из выдающихся земских журналистов (в 1880-82 году - редактор газеты “Земство”) В.Скалона может служить примером сочетания научной добросовестности и обстоятельности при анализе текущих событий   (Скалон, 1882; 1907).

В то же время в общественных науках идет процесс специализации. В 1970-е гг. государствоведы еще считают нужным отстаивать необходимость существования самостоятельного государственного, административного, общественного права, отличного от гражданского, частного (Лешков, 1865, 1872), а в 1880-е-1900-е появляются курсы русского государственного и административного права, включающие, естественно, разделы о местном управлении и учреждениях (Коркунов, 1892-93; Ивановский, 1896-98; Куплеваский, 1894; Лазаревский, 1910; Нольдэ, 1911). Создаются труды по истории местного управления и учреждений  (Андреевский, 1864; Градовский,  1903; Блинов, 1905, 1911; Кизеветтер, 1910). Литература из Европы, прежде всего из Германии, сразу же рецензируется (Лешков, 1873). Рассматриваются проблемы административно-территориального устройства в политико-правовой перспективе (Лазаревский, 1906: Корф, 1908, 1917).

За сорок лет земская и самоуправленческая проблематика явным образом выделяется в самостоятельную научную дисциплину, оставаясь в тоже время в тесной связи с исторической наукой и государствоведением (Веселовский, 1909-1911; Гессен, 1904). Появляются монографические работы: по проблемам городского самоуправления (Дитятин, 1872; Шрейдер, 1902; Гессен, 1912), отношений губернского и уездного земств (Авинов, 1904; Шипов, 1899), отдельным аспектам земской работы (Карышев, 1900; Новиков, 1905), отдельным губерниям и уездам (Ивановский, 1881; Борисов, 1881; Колюпанов, 1876-77; Ефремов, 1905; Семин, 1907); избирательному праву (Корнилов, 1906).

После Градовского к проблемам, государства и общества, правительственного управления (бюрократии) и самоуправления, движущих сил и интересов различных социальных групп, рассмотренным им фундаментально и систематически, исследователи обращаются постоянно, используя заложенные им же классификационные и описательные стандарты.

Политические споры зачастую оказываются только внешней стороной научного обсуждения. Если сравнить два сочинения политически таких противоположных авторов как К.Головин (Головин, 1884) и Б.Веселовский (Веселовский, 1905), то окажется, что научный подход, основанный на сословно-имущественном, классовом анализе развития земств, либеральным Веселовским наследуется у консервативного Головина. Первый, используя те же приемы интерпретации, что и его предшественник, показывает, как не состоялось доминирование в земстве крупного дворянства при том, что земство все же стало достаточно эффективным. Головин же в свое время связывал перспективу повышения эффективности земств с упрочением в управлении им крупного дворянства.

Институциональная проблема в предельно заостренной форме была сформулирована в одном из самых “реакционных” антиземских сочинений автора “Конфиденциальной записки”, поданной министру внутренних дел от имени министра финансов С. Витте в 1899 г. и озаглавленной “Самодержавие и земство”. В ней подробно был рассмотрен вопрос о связи системы местного управления с политическим строем и “конституционным режимом”. На материале истории местного самоуправления и управления на Западе и в России ставился вопрос о том, является ли Россия страной административно управляемой или страной местного самоуправления и аргументированно доказывалась, что самодержавие как институт (формально-юридический и исторически-традиционный), осуществляющий все политические и административные функции, несовместимо с местным самоуправлением как общественным институтом, обладающим властными полномочиями. (Витте, 1903). Советский период верифицировал построения автора “Конфиденциальной записки.”

Наиболее типичными научным сочинением эпохи можно считать классические исследования И.Блинова (Блинов, 1905, 1911). Его сочинение “Губернаторы” является “историко-юридическим очерком”. В нем прослежена история института российского губернаторства с момента его учреждения в период петровских реформ до 1890-х гг.  XIX в.  Особый интерес для нас представляют теоретико-методологические принципы и основанные на них приемы обобщения и интерпретации данных. В основе работы лежит несколько бинарных оппозиций: 1) взаимоотношения государства и общества; 2) соотношение формального права и неформальных практик; 3) двойственность природы губернаторской должности; 4) надзорные отношения по линиям: центр-губернатор и губернатор-земство (после реформы 1864 г.); 5) противопоставление рутинных периодов и реформ. Сохранение постоянной структуры первых четырех отношений на протяжении всего рассматриваемого периода заставляет автора делать вывод о неизменности сущности и функций той части общегосударственного политического режима, которая касается местных учреждений и установлений, в том числе в их отношении к центру. Для каждого из рассматриваемых периодов он констатирует: “отсутствие самодеятельности общества в провинции”, “правильнее сказать - отсутствие самого общества” (с. 145), “правительство продолжало работать за общество” (с. 151); и будущее местного самоуправление зависит от того, в какие отношение будут поставлены органы самоуправления к правительственным властям, особенно губернаторам; наличие “слишком больших полномочий” у губернатора, губернатор фактически обладал “еще большей властью, нежели по закону” (с. 145); существование “фактических”, а не только юридических отношений (с. 186); губернатор - “лицо, облеченное надзаконной властью” (151); превышение власти губернаторами (с.302; губернатор - “хозяин губернии” и “административный орган МВД” (с. 160); назначение губернатора зависит от “случая и протекции” - (с. 165); существует непреодолимый антагонизм между самоуправлением и губернаторами; надзор за губернаторами бездействен, и, напротив, с 1892 года введен надзор за целесообразностью (а не только законностью) земских решений со стороны губернатора Даже реформа 1864 г., повлекшая, казалось бы, столь существенные изменения в должностных обязанностях губернаторов  - не затронула базовой структуры. А так называемые “контрреформы” 1889-92 годов еще больше укоренили ее. Такой характер развития местных учреждений был обусловлен исторически, а затем поддерживался и сохранялся в силу самодержавности власти, незаинтересованной в ее умалении, а также социокультурных традиций.

В юбилейный для земской реформы 1914 год выходит “Краткая энциклопедия земского дела в его историческом развитии” (Русов, 1914) и “Юбилейный земский сборник” (Юбилейный, 1914). В последнем были представлены аналитические обзоры лучших земских писателей.

Важное обстоятельство, которое приходится осмысливать в связи с дореволюционной литературой по местным проблемам - это ее само собой разумеющееся центральное, наряду с литературой по общегосударственным проблемам, положение в общественных науках. Российская политика рассматривалась как единство самодержавно-имперских и местных институтов и процессов.

По логике развития местных исследований в рамках общественных наук в дореволюционной России, учитывая развитость их институциональных форм (университетские центры, земские и правительственные аналитические структуры, многочисленные периодические издания и т.п.), методологический потенциал и по аналогии с развитием политической науки в зарубежных странах, следует предположить, что в 1920-30-е гг. в России должна была сложиться отечественная школа политологии. Однако процесс развития общественных наук был надолго прерван. Оставшиеся в России исследователи и их ученики в лучшем случае занимались теоретико-организационными вопросами коммунального хозяйства (Веселовский и Шейнис, 1927). Последним значительным событием земской традиции, следует, видимо, считать книгу Л.Велихова “Основы городского хозяйства”, вышедшую в 1928 году (Велихов, 1928).

2. СОВРЕМЕННАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ РЕГИОНАЛИСТИКА: ТРИ ИСТОЧНИКА И ТРИ СОСТАВНЫЕ ЧАСТИ

Советский период развития российской политической науки вообще и политического регионалистики в частности не заслуживает внимания. Политологии в СССР не было - ни де-юре, ибо тогда не существовало самой сферы публичной политики в собственном смысле понятия, а власть нуждалась в осмыслении политических процессов лишь в сугубо “полицейском” аспекте, ни де-факто, поскольку (за исключением, пожалуй, международных исследований) подавляющее большинство работ советского периода отличалось идеологической сервильностью. Отсутствие в СССР доперестроечного периода региональных политических исследований объясняется еще и тем, что элементы территориально-политической организации общества рассматривались центральной властью исключительно как звенья управленческого механизма, а не как самостоятельные субъекты общественной жизни. В то же время необходимость решения управленческих задач на региональном уровне требовала подготовки специалистов-практиков. Поэтому такие предметные области научной и практической деятельности, как территориальное размещение производительных сил, территориальное государственное управление, региональное экономическое и социальное планирование, в последние два десятилетия советского периода все же развивались - в той мере, в какой подобное позволяли политические условия.

Процессы регионализации, развитие федерализма и местного самоуправления, формирование региональных политических режимов пробудили общественный - прежде всего прикладной - интерес к изучению данной проблематики. Политики и управленцы нуждались в подготовке законопроектов, разработке программ, проведении избирательных кампаний (неважно, шла ли речь о реальной выработке управленческих решений либо об идеологическом обеспечении тех или иных политических акций). Однако при отсутствии каких-либо политологических традиций и научных школ вакуум исследовательских кадров естественным образом заполнялся представителями других отраслей знания, которые привнесли элементы присущих своим прежним дисциплинам подходов и методов. Следуя известной триаде, можно выделить три источника российской политической регионалистики:

- политическая география зарубежных стран;

- советское государственное строительство;

- территориальное управление экономикой.

Политическая география зарубежных стран как составная часть страноведения в советский период была одной из междисциплинарных сфер исследований, дававших некоторое представление о состоянии политических процессов за рубежом (отчасти это было связано с потребностями спецслужб, выступавших заказчиками ряда разработок). Неудивительно, что специалисты по политической географии США и других зарубежных стран с географического факультета МГУ и из Института географии Академии наук - Л.Смирнягин, Н.Петров, В.Колосов, А.Березкин - стали едва ли не главными фигурами первой когорты исследователей в области российской политической регионалистики.

На наш взгляд, именно общенаучный подход политгеографов во многом предопределил основные ориентации и методологию исследований. Знакомые с опытом американской политической (прежде всего электоральной) географии специалисты этого направления уделяли первоочередное внимание количественным методам, а из предметных областей - изучению электорального поведения. Немалое влияние на географов оказали и труды специалистов по геополитике, а также междисциплинарные работы, посвященные территориальному измерению политических процессов, - например, теоретической основой многих работ Центра геополитических исследований Института географии РАН (руководитель - В.Колосов) являются выдвинутые С. Рокканом концепции “структуры раскола” между центром и периферией и “поясов городов” (Lipset and Rokkan, 1967, Rokkan et al., 1970, Rokkan and Urwin, 1982). Также из западной политической географии российская политическая регионалистика позаимствовала и теорию “пространственной диффузии инноваций” шведского географа Т.Хаггерстранда (Haggerstrand, 1967), послужившую основой для ряда типологизаций регионов России (см., например: Колосов и Высоцкая, 1995, Колосов и Туровский, 1996, Туровский, 1996).

Несомненно, профессиональный подход географов во многом способствовал тому, что анализ территориальных аспектов электоральных процессов в регионах России стал соответствовать концептуальному и методологическому уровням, принятым в западной науке. Вместе с тем “картографическое” восприятие не только объектов, но и предметной области исследований мешало географам осмысливать социальный контекст политических проблем, ибо они предпочитали оперировать территориальными единицами, а не социальными и политическими категориями. Поэтому географы, как правило, успешно разрабатывают конкретные модели электорального поведения, свободно ориентируются в пространственном распределении показателей и в статистических данных. Но как только анализ проблем федерализма или местного самоуправления требовал выявить социальные интересы, динамику субъектов и факторов политического процесса, а тем более предполагал прогноз политического развития, то их работы можно в лучшем случае охарактеризовать как дескриптивные. Подчеркнем также, что специалисты-географы в основном концентрировались в Москве и отчасти в Санкт-Петербурге, что не могло не придать их взгляду на проблемное поле выраженный “столичный” характер.

В отличие от политической географии как научной дисциплины, советское государственное строительство почти полностью опиралось на отечественный опыт и научные традиции. Специалисты Института государства и права, юридического факультета МГУ, ВНИИ советского государственного строительства постоянно привлекались для юридического оформления политических решений, готовившихся в ЦК КПСС, Совмине и других руководящих органах. В переходный период участие в политическом процессе юристов вообще и государствоведов, в частности, значительно возросло; кроме того, многие из них сами стали действующими политиками и/или активно привлекались как эксперты, особенно на региональном уровне, где подготовка конституций, уставов и законов субъектов Федерации требовала участия квалифицированных специалистов. Последнее обстоятельство стимулировало развитие прикладных разработок в области федерализма и конституционного права в Екатеринбурге, Саратове, Иркутске и некоторых других городах (см., в частности: Шишкин, 1996). Развитие региональных правовых исследований в последнее время позволяет правоведам даже говорить о юридической регионологии (см. Левакин, 1997).

В целом юристы, специализировавшиеся на изучении федеративных отношений, региональной политики и местного самоуправления, привнесли в российскую политическую регионалистику логическую четкость правовых подходов, сравнительные и исторические методы исследования. Но так же, как и географам, этим специалистам не удавалось подняться на уровень осознания социального контекста трансформационных процессов. Следует отметить и тот факт, что юристам советской школы, пожалуй, в наибольшей (по сравнению с представителями других дисциплин) степени по сей день присущи ангажированность и политическая сервильность.

Отечественная традиция исследований в области территориального управления экономикой, возникшая еще во времена совнархозов и косыгинских реформ, тоже отличалась богатым опытом прикладных разработок. Среди региональных центров, где изучалась данная проблематика, можно выделить Ленинград, Екатеринбург, Новосибирск. Не вдаваясь в анализ различных подходов и школ в экономической науке, отметим, что некоторые разработки советского периода были использованы, в частности, для определения экономической политики в ряде регионов, при выработке подходов к проблемам бюджетного федерализма и т.д., но в целом задавать тон стали представители новой формации специалистов, начинавшие работать в советский период. Определенное влияние на регионалистику оказала, например, выдвинутая либеральными экономистами из группы В.Найшуля “теория бюрократического рынка” - ее применение при анализе региональной политической экономии отмечается в работах В.Каганского и С.Павленко (Каганский, 1992, 1994, 1996, Павленко, 1994, 1996а, 1996b, 1997, Pavlenko, 1995). В настоящее время можно говорить об изучении политической экономии регионов в рамках таких учреждений, как Экспертный институт Российского союза промышленников и предпринимателей (РСПП), Институт экономических проблем переходного периода, Рабочий центр экономических реформ и некоторых других.

Включение в исследование региональных политических процессов представителей столь разных дисциплин и научных школ в конце 1980-х - начале 1990-х годов, тем не менее, не привело к формированию новых междисциплинарных подходов. Напротив, даже при их взаимодействии в основном отмечалось стремление каждого ученого оставаться на “своем” поле, а диалог между специалистами указанных дисциплин и сегодня зачастую ведется на разных языках. Среди причин этого - прежде всего институциональный кризис, охвативший советские исследовательские учреждения и систему научных коммуникаций в процессе трансформации, а также отсутствие четко сформулированной потребности в прикладных разработках междисциплинарного характера. Поэтому современной российской политической регионалистике сегодня присущи эклектичность, отсутствие устоявшихся понятий и терминологии, размытость подходов, сочетание подчас диаметрально противоположных взглядов у представителей разных дисциплин. Наконец, следует иметь в виду, что специфика политического процесса в России и недостаток соответствующей подготовки российских ученых явились причиной невостребованности как отечественного, так и зарубежного опыта исследований, имеющей место и поныне.

Кроме того, российскую политическую регионалистику отличает и то, что ее развитие происходит как бы параллельно на столичном и региональном уровнях. Собственно, разрыв между столицей и периферией в социальных науках - по степени материального обеспечения, технической оснащенности, возможностей внешних связей, доступа к информационным ресурсам и т.д. - существовал и в 1970-80-е годы, но в переходный период он превратился в пропасть, преодолеть которую в ближайшем будущем представляется нереальным. В Москве разрабатывались концепции, создавались проекты, налаживались связи с политиками и зарубежными заказчиками; региональные же исследователи, вынужденные ограничивать свои интересы одной территорией, не выходили (за редким исключением) на уровень макрообобщений и/или сравнительных исследований, оставаясь в рамках того, что в англоязычной литературе называют “area studies” (страноведение, или в данном случае - краеведение) или “case studies” (изучение отдельных случаев). Причины этого явления (характерного для российской политической науки в целом) - не только в элементарной нехватке средств, но также в общей неразвитости инфраструктуры межрегиональных контактов, гиперцентрализации общественной жизни страны, отсутствии во многих землях серьезных традиций социальных исследований вообще и политических, в частности. Вместе с тем отчужденность от центров научной жизни и периферийность положения провинциальных исследователей заставляла многих из них заниматься региональной проблематикой - хотя бы для того, чтобы остаться в науке не только в качестве “стрингера”, т.е. сборщика информации для московских или зарубежных аналитических центров. Данная тенденция привела к количественному увеличению научных центров и исследователей в регионах, но говорить при этом о новом качестве знаний пока не приходится. На наш взгляд, если развитие российской политической регионалистики на столичном уровне в основном было обусловлено процессом федерализации и ростом влияния регионов на фоне ослабления центральной власти, а также необходимостью адаптации экономических реформ “сверху” к местным условиям, то для ученых в провинции развитие собственно региональных исследований было естественным, хотя отчасти и вынужденным.

Российскую политическую регионалистику в сравнении с другими областями знания отличает особый характер научных взаимодействий с зарубежными партнерами. Более или менее устойчивый интерес Запада к региональным процессам в России начал формироваться примерно в 1993 году на фоне сокращения финансирования советологических центров - до того западные авторы лишь иногда обращались к проблемам регионов вне связи с изучением этнических проблем в бывшем СССР (Hough, 1969, Helf and Hahn, 1992, McAuley, 1992, Moses, 1992). Этот интерес вызвал к жизни появление на западном научном рынке как актуальных анализов по политической регионалистике России (здесь следует отметить электронный журнал Russian Regional Report, выходящий с 1996 года в рамках Open Media Research Institute, а позднее - под эгидой Institute of East-West Studies), так и ряда академических монографий и сборников по различным аспектам региональных политических процессов в России (см. Friedgut and Hahn, 1994, Segbers, 1994, Hanson, 1994, Segbers and De Spiegeleire, 1995, McAuley, 1997, Stoner-Weiss, 1997, Kirkow, 1998).[3] В настоящее время можно говорить о наличии нескольких западных научных центров, которые специализируются по политической регионалистике России - таких, как Кеннановский институт перспективных российских исследований (Вашингтон) или Центр российских и восточноевропейских исследований Университета Бирмингем. Сформировался и корпус западных специалистов по данной проблематике, большая часть из которых ориентирована на сотрудничество с российскими исследователями. Однако отчасти в силу недостаточной квалификации многих отечественных политологов, а также не в последнюю очередь из-за дешевизны российского рынка труда участие российских ученых в западных проектах по изучению политических процессов в регионах России в лучшем случае ограничивается “case studies” в конкретных регионах по разработанным на Западе программам. В худшем случае российские специалисты используются как “стрингеры” для проведения в регионах заказных опросов и интервью или для подготовки справочных материалов. При этом нет пока оснований полагать, что в ближайшие годы роль российских экспертов в данных проектах станет более значимой.

Что же представляла собой российская политическая регионалистика в содержательном отношении к началу 1998 года ? Следуя известной триаде, мы можем выделить “три составные части” этой сферы научной деятельности с определенной степенью автономии:

- анализ региональных электоральных процессов;

- изучение региональных элит;

- исследование федеративных отношений.

Анализ региональных электоральных процессов включает в себя как собственно изучение региональных аспектов выборов (включая электоральное поведение), так и консалтинг, связанный с подготовкой и проведением местных избирательных кампаний. Зачастую исследователи совмещают обе эти функции; вообще, по нашим сведениям, за редким исключением, почти все специалисты в области политической регионалистики - как московские, так и провинциальные активно участвуют в избирательных кампаниях тех или иных кандидатов и партий. Формирование рынка научных услуг в этих смежных секторах как в столице, так и в регионах произошло в ходе избирательных процессов 1993-1997 годов. Консалтинговая практика, строго говоря, относится к науке не больше, чем работа диск-жокея к музыковедению, но именно она позволяет исследователям поддерживать относительно высокий политический статус и, что немаловажно, изыскивать ресурсы на проведение некоммерческих разработок (данное замечание относится не только к регионалистам, но к политологам в целом).

В изучении региональных аспектов выборов корпус местных специалистов сформирован практически во всех крупных регионах; среди столичных исследователей наиболее известны связанные друг с другом личной унией Центр геополитических исследований, группа Н.Петрова под эгидой Московского центра Карнеги, а также группа Л.Смирнягина, работающая в рамках президентских структур. Основные методы исследования - анализ электоральной статистики и создание на его базе тех или иных типологий регионов, а также отдельные “case studies” по конкретным регионам.

Исследования региональных элит - непременная составляющая рассмотрения политических процессов в регионах; не случайно термин “элита” (“региональная элита”) является ключевым для многих работ по данной проблематике (Афанасьев, 1994b, Бадовский и Шутов, 1995, Дискин, 1995, Куколев, 1996, Магомедов, 1994а, 1994b, 1995а, 1995b). Действительно, кроссрегиональные сравнения обнаруживают сходные черты политических отношений в регионах с различными социально-демографическими характеристиками, типами массового электорального поведения, формами государственного устройства, неодинаковой экономической политикой и т.д. Эволюция региональных элит в условиях трансформации представляет особый интерес для исследователя, тем более что концепции в рамках западных теорий элит применяются не только западными (Stykow, 1995, Stoner-Weiss, 1997, Melvin, 1998), но и российскими специалистами по изучению политики в российских регионах (см., например: Дука, 1995). Собственно, анализ таких субъектов региональных политических процессов, как органы власти, политические партии и др., в ряде работ также сводится к проблематике региональных элит (об этом см. Гельман, 1996).

Исследования региональных элит можно условно разбить на две группы. Первая из них связана с сугубо прикладными разработками, выполняемыми по заказам. Примерами могут служить досье на представителей региональных элит, формируемые государственными органами (например, администрацией Президента) и представителями крупного бизнеса. Сюда же примыкает информационная деятельность различных организаций - например, группа “Панорама” с 1992 года выпускает информационные и справочные издания по различным проблемам политики в России и СНГ, в том числе - и по регионам (см. Музаев и Тодуа, 1992, Москаленко, 1994, Михайловская, 1995, 1996) Значительная часть подобных разработок примыкает к описанной выше консалтинговой практике и носит эксклюзивный характер. В основном материалы, с которыми приходилось знакомиться авторам, были либо справочными изданиями (вариант - базами данных), либо работами в форме ситуационного анализа. Другая группа - академические проекты, выполняемые в рамках структур институтов РАН, Российской Академии государственной службы (РАГС), а также - реже - некоторыми столичными независимыми центрами (см. Kukolev and Stykow, 1996). Исследования такого рода ведутся не только столичными учеными, но и региональными специалистами (Дука, 1995, Магомедов, 1994а, 1994b, 1995а, 1995b, 1997a, 1997b, Мохов, 1997) с применением прежде всего качественных методов - биографического анализа и глубоких интервью.

Исследования федеративных отношений связаны с рассмотрением различных аспектов взаимодействий российского Центра и регионов - политических, правовых, экономических. Эти разработки, напротив, обычно отличает не эксклюзивный, а публичный характер, и в то же время - наибольшая степень идеологической ангажированности и зависимость от политической конъюнктуры. К примеру, во многих работах специалистов из Казани чувствуется влияние теории асимметричного форалистического федерализма, официально принятой властями Татарстана за основу государственной идеологии (Федерализм, 1993, Федерализм, 1994): в разное время по данной проблематике высказывались заметные политики - Р.Абдулатипов, C.Бабурин, В.Лысенко, О.Румянцев, С.Шахрай и ряд других (см., например: Абдулатипов и Болтенкова, 1994, Лысенко, 1995а, 1995b, 1997а, 1997b, Федерализм, 1997а). Характерно, что столичные авторы (независимо от своей идеологической ориентации) выступают, как правило, более ревностными сторонниками централизованного государственного устройства, чем авторы из регионов.

Собственно научная дискуссия велась главным образом среди юристов по поводу правовых аспектов разграничения компетенции между Федерацией и ее субъектами и, в частности, политики договоров между Центром и регионами (см., в частности: Михалева, 1992, 1994, Асочаков и Умнова, 1995, Умнова, 1996); экономисты, в свою очередь, спорили о различных аспектах региональной экономической политики и бюджетного федерализма (cм., например: Семенов, 1994, Богачева, 1995, Гончар и Горегляд, 1995, Селивестров, 1995, Лысова, 1996, Бухвальд, 1997а, 1997b, Лавров, 1997а, 1997b, Лавров и Кузнецова, 1997, Лексин и Шевцов, 1998, и ряд других работ). Однако, сфера федеративных отношений, пожалуй, менее других изучена с политологической точки зрения - именно здесь наблюдается наибольший разнобой как в области терминологии, так и в подходах и методах исследователей.

Таким образом, можно говорить о том, что предметное поле политической регионалистики в России более или менее освоено; количество работ специалистов разных дисциплин по данной проблематике стремительно растет, и не приходится сомневаться, что продолжающиеся циклы выборов губернаторов и представительных органов власти регионов, а также органов местного самоуправления повлекут за собой новые исследования и публикации. Для нас значимо другое - в какой мере рост интереса к российским регионам влияет на качественное развитие научного знания ? Есть ли у политической регионалистики какие-либо достижения в концептуальном плане или речь идет всего лишь о новых эмпирических данных? Возникают ли новые комплексные подходы к исследованию региональных процессов? Для ответов на эти вопросы рассмотрим основные концепции, а также этапы и некоторые тенденции развития современной российской политической регионалистики.

3. ПЕРВЫЕ ШАГИ (1990-1993)

Экономические и политические преобразования периода перестройки, связанные с изменением механизмов управления на всех уровнях, затронули и государственную региональную политику (тогда еще - регионов СССР). В 1987 году на июньском пленуме ЦК КПСС был выдвинут лозунг самоуправления - как производственного, так и территориального, дополненный год спустя на XIX Всесоюзной партконференции призывом к территориальному хозрасчету; реформа системы Советов, начатая в 1988 году, также предполагала значительную децентрализацию властных полномочий. Перемены достигли и научной среды: столичные государствоведы готовили новые законопроекты, а московские и региональные экономисты привлекались к разработке территориальных экономических программ, созданию новых управленческих структур. При этом, если для специалистов стран Балтии призыв к самостоятельности был своего рода “зонтиком” для консолидации в борьбе за независимость, то их российские коллеги ограничивались идеями создания свободных экономических зон и объявлением собственности соответствующих регионов на природные ресурсы.

Формирование в СССР сферы публичной политики в ходе выборов и последующей деятельности Съездов народных депутатов вызвало интерес к и региональному аспекту выборов. Материалы для научного осмысления электоральных процессов и их результатов (в том числе и в регионах) дала избирательная кампания 1989 года по выборам народных депутатов СССР. Наиболее глубокое изучение территориальных аспектов выборов 1989 года было проведено специалистами по политической географии, имевшими представление о зарубежной практике таких исследований. В начале 1990 года в издательстве “Прогресс” увидел свет коллективный труд “Выборы-89. География и анатомия парламентских выборов” (Березкин и др., 1990). Монография содержала политико-географический анализ кампании на различных ее этапах (нарезка округов, выдвижение кандидатов, тактика представителей тех или иных социально-профессиональных групп, проведение двух туров голосования и повторных выборов), а также очерки хода избирательной кампании в ряде регионов тогдашнего СССР (Москва, Ивановская область, Литва, Крым, Камчатская область). В этой работе, наряду с анализом региональных факторов политического процесса (демографических, экономических, культурных и др.), намечались подходы к выявлению региональных моделей электорального поведения. И, хотя это исследование выборов 1989 года было не единственным (см., например: Папп и Прибыловский, 1993), именно данную монографию можно считать “точкой отсчета” возрождения политической регионалистики в России.

Важнейшим событием, положившем начало как региональным политическим процессам, так и их исследованиям, стали выборы местных Советов в марте 1990 года. Начало деятельности новых органов власти, сопровождавшееся стремительными политическими изменениями, требовало осмысления, в результате чего и появилось большинство работ 1990-91 годов по проблемам регионов. Например, широкий публичный резонанс приобрели исследования поименных голосований на Съезде народных депутатов РСФСР, проведенные А.Собяниным и Д.Юрьевым, которые позволили выявить территориальную дифференциацию депутатского корпуса России (“политическая температура регионов”) (Собянин и Юрьев, 1991, 1992). Основной массив работ того времени, выполненных и в Центре, и в регионах можно охарактеризовать как крайне политизированный анализ ситуации: сегодня многое из написанного 5-6 лет назад выглядит нонсенсом - но роль подобного рода материалов в формировании среды регионального политического процесса и в налаживании коммуникаций между политиками, журналистами и учеными была весьма заметной.

Все же о регионалистике как о самостоятельной сфере исследовательских интересов в тот период говорить трудно. До конца 1991 года Россия была частью СССР, и проблемы ее регионов значили несоизмеримо меньше, нежели вопросы устройства самого СССР. Некоторый всплеск публичного интереса к политическим процессам в регионах России был отмечен лишь в связи с деятельностью региональных и местных органов власти в критических условиях августа 1991 года (Путч, 1991). В то же время весьма острая полемика вокруг выборов или назначения глав местных администраций осталась за пределами общественного внимания, хотя именно такие эпизоды российской политической истории весьма значимы как для развития России, так и для понимания роли политических аналитиков в принятии решений.

6 сентября 1991 года Президиум Верховного Совета РСФСР принял решение о проведении 24 ноября 1991 года выборов глав региональных и местных администраций. Однако тогда в окружении Б.Ельцина отсутствовало единство взглядов на эту проблему; в частности, обладавшие немалым влиянием Г.Бурбулис и С.Шахрай настояли на президентском вето на закон “О выборах глав администраций”. Не последним аргументом в данной полемике стала аналитическая записка, подготовленная группой А.Собянина (Собянин и др., 1991), согласно которой сторонники Ельцина на местах могли рассчитывать на успех не более чем в 10-12 регионах и должны были проиграть в 36. Трудно оценить степень вероятности этих прогнозов, базирующихся на данных голосования на референдумах, выборах Президента, народных депутатов, поименных голосований депутатского корпуса, однако именно они послужили научно-методическим обоснованием для проведения в жизнь идеологии "исполнительной вертикали”. На V Съезде народных депутатов РСФСР в ноябре 1991 года Президенту удается добиться принятия решения о моратории на выборы глав администраций и сделать систему вертикальной иерархии исполнительной власти более или менее устойчивой.

Два реальных процесса, начавшиеся почти одновременно, способствовали становлению политической регионалистики в России. Во-первых, политика экономических реформ правительства Е.Гайдара, осуществлявшаяся исключительно как “реформа сверху”, актуализировала мифологию “реформаторского” Центра и “консервативной” периферии и в то же время повлекла за собой быстрый рост региональной социально-экономической дифференциации. Обнаружившиеся различия в экономической политике регионов и в курсе Центра в отношении тех или иных территорий поставили на повестку дня вопрос об исследовании региональных моделей социальной и экономической трансформации. Во-вторых, после распада СССР на первый план выдвинулась проблема сохранения целостности государства, занявшая центральное место в работах ряда аналитиков (Чешко, 1993, Разделит, 1994). Усиление регионализации и угроза политического сепаратизма (прежде всего - со стороны республик в составе России) вынуждало российский Центр обратить внимание на политические процессы в регионах, что породило спрос на региональные исследования и, в свою очередь, дало импульс деятельности по созданию соответствующей информационной и исследовательской базы.

После подписания Федеративного договора (март 1992 года) угроза территориального распада России как будто бы отодвинулась и подобные прогнозы становятся все более редкими (см., например: Каганский, 1994), но спрос на работы в области политической регионалистики не иссяк. Напротив, обострение политической борьбы на федеральном уровне между Президентом и Верховным Советом России в 1992-93 годах требовало от конфликтующих сторон если не поиска поддержки в регионах, то, по крайней мере, реальной оценки ситуации. Президентская сторона, в частности, пыталась - не слишком успешно - использовать с этой целью институт представителей Президента в регионах (см. Владимиров, 1993, Бусыгина, 1996, Кокурина, 1997). Позднее в рамках Информационно-аналитического центра Администрации Президента была создана группа по анализу политической ситуации в регионах во главе с географом Л.Смирнягиным. Статус группы повысился после того, как в феврале 1993 года Смирнягин вошел в состав Президентского совета, а с лета 1993 года участвовал в работе “узкого” его состава, руководя специально созданной тематической группой (Мейер, 1994). Трудно оценить влияние Смирнягина и его коллег на принятие конкретных решений, но во многом именно они определяли региональную политику Президента и его команды как в период политического кризиса сентября-октября 1993 года, так и в последующие месяцы - при политическом структурировании региональных органов власти.

Характерно, однако, что ни в этот период, ни в последующие годы на федеральном уровне так и не были сформированы влиятельные институты, способные стать субъектами региональной политики Центра и одновременно - координаторами научных разработок по данной проблематике. Теоретически эта роль была отведена правительственному ведомству (Госкомнац - Госкомфедерация - Миннац), однако вследствие перманентной структурной реорганизации и кадровой чехарды[4] Миннац с ней справиться не мог. Министерство готовило постановления Правительства, указы Президента, федеральные государственные программы, концепцию государственной региональной политики (см., например: Поздняков и др., 1995), которые к реальной региональной политике как таковой имели весьма косвенное отношение, представляя собой ряд слабо связанных между собой документов и мероприятий.

В этот период нарастает диверсификация научного сообщества в сфере политической регионалистики. Помимо группы Смирнягина, в 1992 году на базе Института географии РАН формируется исследовательская группа специалистов по политической географии Mercator Group (руководитель - Д.Орешкин), разработки которой отличались по преимуществу эксклюзивным характером. Еще раньше в рамках этого института был создан Центр геополитических исследований во главе с В.Колосовым, специализирующийся прежде всего на электоральной географии. Одновременно меняется характер этнополитических исследований, которые становятся все более регулярными и включают общеполитический региональный контекст. Так, созданный в 1991 году в рамках Внешнеполитической ассоциации Центр этнополитических и региональных исследований (руководитель - Э.Паин) начиная с 1992 года регулярно в режиме мониторинга отслеживал развитие ситуации в “горячих точках” России и СНГ. После того, как Паин в феврале 1993 года стал членом Президентского совета, Центр, получив дополнительные ресурсы, начал выпуск ежемесячных обзоров политической ситуации в республиках России и странах СНГ. Эти бюллетени объемом 15-20 страниц представляли собой хронику текущих событий - как на основе анализа прессы и иных источников в Москве, так и с использованием материалов экспедиций и привлечением отдельных экспертов в изучаемых регионах из числа сотрудников вузов и академических институтов. Помимо этого, Центр готовил и отдельные записки по конкретным проблемам, в основном для администрации Президента. Вместе с тем хотя интересы Центра не ограничивались чисто этнической проблематикой, все же его анализ политических проблем российских республик и регионов был в основном дескриптивным.

В 1993 году началась разработка другого масштабного регионального мониторингового проекта - “Сеть этнологического мониторинга”, который осуществлялся Институтом этнологии и антропологии (ИЭА) РАН под руководством его директора В.Тишкова. Проект, получивший финансовую поддержку фонда Макартуров, задумывался как сеть сбора информации в зонах этнической напряженности с целью раннего предупреждения этнических конфликтов. К 1994 году Тишкову удалось сформировать сеть экспертов из числа сотрудников академических институтов, вузов и активистов общественных движений, которая охватывала почти все республики России и страны СНГ, и наладить выпуск издававшихся небольшим тиражом ежемесячных обзоров. В отличие от авторского проекта Паина, в проекте Тишкова материалы региональных экспертов играли роль не первичного “сырья”, а самостоятельных обзоров текущей политической жизни республик и новых государств. Подобно другому проекту ИЭА - выходящей с 1989 года и по сей день серии научных трудов сотрудников института “Исследования по прикладной и неотложной этнологии” - “Сеть этнологического мониторинга” вскоре перестала ограничиваться этнической проблематикой, и в поле зрения экспертов ИЭА оказались проблемы государственного устройства республик РФ и новых независимых государств, их политических систем, партий, выборов и т.д., но эти институты и процессы рассматривались прежде всего с точки зрения их влияния на этнические отношения в исследуемых регионах.

Несколько ранее - в феврале 1992 года - началась реализация еще одного исследовательского проекта по политической регионалистике - программы “Политический мониторинг” Института гуманитарно-политических исследований. ИГПИ, “выросший” из среды неформального движения, еще в период перестройки собирал информацию о новых политических объединениях не только в Москве, но и опираясь на связи с неформалами различных провинций России. “Политический мониторинг” строился на ежемесячных отчетах региональных экспертов ИГПИ (работники научных учреждений, журналисты, сотрудники властных структур, политические активисты), посвященных основным событиям в регионе и включали в себя анализ деятельности властных структур, политических объединений, СМИ и т.д. Предпринятые вначале попытки операционализовать систему региональных показателей успеха, и поэтому отчеты “Политического мониторинга” напоминали очерки политической жизни регионов (выпущенный в рамках проекта сборник статей так и назывался - “Очерки российской политики” (Гельман, 1994а). В результате ИГПИ удалось создать самую большую среди негосударственных учреждений сеть сбора политической информации, выполняющую, помимо исследовательских задач, коммуникативные функции. Кроме того, участниками проекта в октябре-ноябре 1995 года был осуществлен масштабный мониторинг избирательной кампании в регионах России “Выборы - 95” (эти материалы распространялись через Internet). Помимо выпуска ежемесячника ИГПИ “Политический мониторинг”, сотрудники ИГПИ по материалам проекта опубликовали ряд работ в научных изданиях (Сенатова и Касимов, 1993, Сенатова и др., 1994, Сенатова и Гельман, 1995, Гельман и Сенатова, 1995, Люхтерхандт и Филиппов, 1996, Люхтерхандт, 1997). На наш взгляд, в целом значение всех этих мониторинговых проектов состоит прежде всего в создании информационной базы для перспективных исследований.

Начало экономических преобразований в 1992 году вызвало в регионах различную реакцию - не только среди населения, но и на уровне властных и административных структур, что дало толчок к развитию региональных экономических исследований. Наиболее глубокий анализ экономической политики в различных регионах России был проведен летом-осенью 1992 года специалистами Экспертного института РСПП. В их аналитическом докладе “Единство реформ и реформа единства” (Единство, 1992), во-первых, была показана несостоятельность распространенных в то время алармистских оценок возможной дезинтеграции России, а во-вторых, на основании данных о либерализации цен, масштабах и формах приватизации проведена классификация регионов по видам проводимой экономической политики и ее последствий для данных регионов. Для российской политической регионалистики это стало принципиально новым направлением разработок[5].

Наибольшую публичную известность в этот период получил проект региональных социально-экономических реформ в Нижегородской области “Нижегородский пролог”, разработанный и частично реализованный в 1992 году Центром экономических и политических исследований (ЭПИцентр) под руководством Г.Явлинского (Явлинский и др., 1992). Несмотря на то, что его осуществление преследовало главным образом политические цели, сам факт альтернативной Центру политической программы в регионе имел немалое общественное значение и дал импульс аналогичным разработкам в ряде других областей. Помимо экономических аспектов, “Нижегородский пролог” включал в себя и политологическую концепцию регионального развития России, содержавшую критику Федеративного договора и национально-государственного устройства страны и ориентированную на политическое саморазвитие и экономическую интеграцию регионов (хотя пути этой трансформации в работе намечены не были).

Из других научных инициатив 1992-93 годов выделим ряд журнальных проектов, как региональных (см. ниже), так и столичных. С начала 1992 года под эгидой Совета национальностей Верховного Совета России издавался журнал “Этнополис” (был задуман как ежеквартальный), посвященный проблемам национально-государственного устройства страны, публиковавший законодательные акты и комментарии к ним, статьи политиков и экспертов - этнологов, юристов, экономистов. С роспуском парламента в 1993 году прервался и выпуск “Этнополиса”, возобновившийся в 1995 году. С середины 1992 года выходил посвященный регионам журнал “Ваш выбор”, который возглавил бывший обозреватель “Московских новостей” А.Минеев. Стратегия журнала была построена на сотрудничестве с региональными органами власти: тематические номера по отдельным территориям, выпускаются при помощи спонсорской поддержки соответствующих региональных структур. При этом специально для журнала в регионах выполнялись отдельные исследования группой географов, работавших в рамках созданного при журнале Исследовательского центра российских земель “Ваш выбор” (руководитель - О.Глезер).

События осени 1993 года не только способствовали увеличению практического интереса к местным процессам, но и во многом определили роль регионов в российской политике. Вмешательство лидеров ряда регионов в политический конфликт между Президентом и Верховным Советом России и их попытки создать, минуя федеральные институты, новый орган - Совет субъектов Федерации, не имели успеха, но вынудили Центр усилить политический контроль за региональными элитами, а, следовательно, возрос спрос на соответствующую политическую информацию. Но наибольший импульс региональным исследованиям придали выборы 1993 года. Их результаты - провал проправительственных партий и триумф ЛДПР В. Жириновского - стали наглядной иллюстрацией невнимания политиков к региональным процессам. Оценивая итоги голосования, публицисты восклицали: “Россия, ты одурела!”; партийные активисты и аналитики конструировали модели масштабных фальсификаций результатов в провинции (Собянин и Суховольский, 1995), но и власти, и оппозиции, и потенциальным заказчикам исследований было ясно, что регионы не могут больше оставаться terra incognita российской политики. Последовавшие вслед за выборами события в регионах - роспуск советов и формирование новых институтов власти, начало реализации политики договоров Центра с регионами ускорили структурирование регионального политического анализа в Москве и в российских землях. Потребность в новом знании стала для регионалистики вызовом времени.

4. НА ПУТИ К ИНСТИТУЦИОНАЛИЗАЦИИ (1994-1998)

Таким образом, начиная с 1994 года проблемы регионалистики переместились если не в центр внимания исследователей, то, по крайней мере, сформировали поле их постоянного интереса. Внешне это выразилось как в быстром росте числа ученых и научных центров, специализирующихся в этой области, так и в изменении состава корпуса исследователей и их ориентаций.

В 1994-95 годах региональная проблематика занимает все более заметное место в деятельности государственных и негосударственных аналитических центров. Так, в Аналитическом центре при Президенте России на базе группы Л.Смирнягина было создано направление “Регионалистика”; в Институте экономики РАН - лаборатория социально-экономических проблем федерализма под руководством С.Валентея (с 1996 года этот коллектив начал издание журнала “Федерализм”, посвященного проблемам региональной экономической политики); в Российской академии государственной службы в 1996 году приступил к работе Центр регионального анализа и прогнозирования (руководитель - А.Шутов). К 1995 году региональные разработки вошли в сферу внимания других политологических центров - таких, как Центр политической конъюнктуры России (руководитель - В.Березовский) или Центр политических технологий (И.Бунин); последний готовил региональные анализы совместно с Центром геополитических исследований В.Колосова. С 1995 года в преддверии цикла избирательных кампаний московские аналитические центры начали наращивать сеть своих региональных экспертов и даже создавать местные представительства. Наиболее масштабный характер приобрело образование филиалов фонда “Российский общественно-политический центр” (РОПЦ), учрежденного президентскими структурами и возглавляемого А.Салминым, - филиалы РОПЦ к весне 1996 года действовали в 11 регионах России.

Другим важным фактором развития политической регионалистики стала определенная институционализация научной инфраструктуры, что выразилось в проведении как в столице, так и в провинции более или менее частых семинаров и конференций по проблемам федеративных отношений, региональной политики и местного самоуправления, в подготовке специальных учебных курсов по политической регионалистике, в привлечении специалистов (главным образом юристов) к разработке и экспертизе законодательства, к участию в парламентских слушаниях и т.д. Но, пожалуй, главное, что отличает регионалистику после 1993 года - обращение к этой тематике политологов, а не только юристов и географов, занимающихся проблемами регионов. Не последнюю роль здесь сыграла и смена поколений западных экспертов по России - на смену советологам “старой школы” приходят профессиональные политологи, ориентированные на сбор первичных данных и заинтересованные, помимо прочего, в соответствующем уровне партнерства. Следует иметь в виду, что эмпирические исследования по регионалистике являются достаточно дорогими в материальном отношении, и их успех достаточно сильно зависит от финансовой “подпитки” из-за рубежа.

В период цикла выборов 1995-1997 годов региональная проблематика занимала большое место в массиве политологических публикаций. Например, Аналитический центр при президенте России осенью 1995 года выпустил справочник “Российские регионы накануне выборов-95” под редакцией Смирнягина с обильной электоральной статистикой. Более масштабный проект реализовал осенью 1995 года Московский центр Карнеги, где под редакцией М.Макфола и Н.Петрова был издан тиражом в 150 экземпляров “Политический альманах России”, включавший в себя политические портреты каждого из субъектов Российской Федерации, подготовленные по стандартной схеме: общая характеристика региона, данные об органах власти, политических партиях, депутатах Федерального Собрания от региона, история выборов в регионе и электоральная статистика (Макфол и Петров, 1995).[6] В этот же период регионалистика все чаще становится темой публикаций в научных журналах. К примеру, ориентированный на прикладной политический анализ журнал “Власть” в 1995 - начале 1996 годов практически в каждом номере давал политические портреты регионов, сделанные специалистами Центра геополитических исследований (Александров, 1995, Бородулина, 1995, Петров, 1995b, Туровский, 1995, Колосов, 1996, Колосов и Стрелецкий, 1996). Однако, после окончания в 1997 году цикла выборов губернаторов актуальный спрос на региональные исследования снижается (по крайней мере, на время).

Динамику роста числа публикаций по регионалистике можно наблюдать и на примере журнала “Полис” (см. таблицу 1) - их доля в 1994-95 годах составляла 25% от общего числа статей по проблемам современной российской политики, хотя в 1996-97 годах интерес редакции к этой тематике несколько ослабевает. Правда, в последнее время наблюдается рост числа публикаций по политической регионалистике в других научных журналах, в частности, в “Вестнике МГУ” (серия “Политология”).

[Таблица 1 здесь]

Становлению российской политической регионалистики как научной субдисциплины способствовал не только рост числа работ, исследователей и центров. Принципиально значимым для ее оформления как области знания явилось, помимо развития предметной области исследований, обретение собственных методологических и концептуальных подходов. И, хотя с 1997 года количество публикаций по проблемам регионов несколько снижается, а региональные электоральные исследования уступают место другим сюжетам, но это не свидетельствует о кризисе регионалистики. Напротив, следует выделить новый этап развития исследований, когда сбор первичных данных уступает место попыткам осмысления накопленных эмпирических материалов, хотя пока еще рано говорить о результатах этих разработок.

В более общем плане об этом высказался Г.Голосов, анализируя развитие исследований в политической регионалистике России в рамках модели “исследовательского цикла”, предложенной Т.Скочпол и М.Сомерс (Skocpol and Somers, 1980). Модель исследовательского цикла исходит из существования комплекса теорий, объясняющих тот или иной феномен, причем динамика “цикла” есть динамика теоретического развития. Первоначально (когда доступные теоретические средства представляются вполне достаточными) ученые используют эмпирический анализ преимущественно как средство параллельной демонстрации теории. Данной фазе развития соответствует статистический анализ. Рано или поздно наступает момент, когда теории опровергаются, и тогда ученые обращаются к монографическим “толстым описаниям” отдельных случаев, а также к “изучению отклоняющихся случаев” (Lijphart, 1975). В результате намечаются контуры новых теорий, которые, получив развитие, вновь нуждаются в проверке на больших массивах эмпирических данных. Таким образом, “цикл” замыкается. Напротив, по мнению Голосова, изучение недостаточно теоретически описанных феноменов (каковым является политика в регионах России) может предполагать альтернативную последовательность этапов развития исследований. В изучении российских регионов возможен переход от “атеоретичных”, сугубо описательных исследований к монографическим “толстым описаниям” тех или иных случаев, затем наступает черед сравнительно ориентированных изучений отдельных случаев (comparative-oriented case studies) (Lijphart, 1971, 1975), далее - “систематических сравнительных иллюстраций” (Smelser, 1976), и, наконец, может наступить момент, когда параллельно сформированные по ходу этого развития массив данных, с одной стороны, и корпус теорий - с другой, становятся достаточными для статистической проверки.

Пока развитие политической регионалистики России подтверждает эту модель. От мониторинговых проектов и отдельных атеоретических описаний российские исследователи перешли к монографическим “толстым описаниям” политического развития отдельных регионов (см., например: Кириллов, 1997, Матцузато и Шатилов, 1997а, 1997b). Первые опыты пока редких сравнительных кроссрегиональных исследований (Рыженков и др., 1999) можно отнести к жанру “систематических сравнительных иллюстраций”, не позволяющих выявить казуальные связи между переменными, но создающих возможность формулирования гипотез для дальнейших исследований. Однако при этом массив полученных данных пока скорее привязан “к местности” в рамках area studies, чем включен в дисциплинарную перспективу, что снижает научную значимость исследований. Вместе с тем исследования регионов России западными авторами развивается по тому же сценарию: хотя отдельные работы на уровне case studies и связаны с попытками применения концепций перехода к демократии (Orttung, 1995) или теории “социального капитала” (Kirkow, 1995), но в сравнительных исследованиях пока преобладают либо иллюстрации (Kirkow, 1998), не содержащие объяснений причин тех или иных феноменов, либо объяснения на уровне grounded theories (Matsuzato, 1997), либо, напротив, теоретически фундированные работы с весьма банальными выводами - так, К.Стонер-Вайс по итогам масштабного исследования эффективности управления в четырех регионах России в период 1990-93 годов в качестве главной детерминанты выделяет уровень концентрации региональной экономики (Stoner-Weiss, 1997). Некоторым удачным исключением является работа немецкого исследователя М.Бри, в которой режим Ю.Лужкова в Москве сравнивается с городскими “политическими машинами” в городах Южной Италии и в США начала ХХ века (Brie, 1997). Тем не менее, многие российские и зарубежные исследователи политики в регионах России рассматривают сравнительные исследования в качестве наиболее перспективного направления. Свидетельством этого стало, в частности, проведение в сентябре 1997 года в Нижнем Новгороде Первого всероссийского конгресса “Сравнительная политическая регионология”.

Пока что наиболее распространенным методом российской политической регионалистики остается изучение отдельных случаев в рамках “case study”. Причем, в отличие от практики сравнительной политологии на Западе, применяющей этот подход в первую очередь для эмпирической проверки соответствующих теоретических конструкций и формулирования обобщений (Доган и Пеласси, 1994, 168-175), в России широкое использование этого метода, в особенности провинциальными авторами, вызвано острой нехваткой ресурсов, своего рода “политологией для бедных”. Проблемы выявления закономерностей и отличий конкретных регионов, равно как и вопросы репрезентативности в региональных исследованиях пока остаются открытыми и в теоретическом, и в прикладном аспекте, и о какой-либо научной дискуссии здесь говорить не приходится. В основном в России применяется практика сравнения наиболее близких случаев (Przeworski and Teune, 1970) - главным образом соседних регионов областей и республик Поволжья или Сибири (см., например: Губогло, 1994). С другой стороны, сравнительные исследования регионального законодательства - например, уставов краев и областей - пока ограничиваются чисто юридической стороной дела, не касаясь политических аспектов законотворчества и правоприменительной практики (см. Умнова, 1995с).

Сравнительно-исторический метод исследований ограничивается, как правило, параллелями между прошлым опытом дореволюционной России и современностью - например, между земством и современным местным самоуправлением (см., например: Ефремова и Лаптева, 1993, Российское, 1995), но иногда они носят политически-спекулятивный характер (критику этого подхода см. Рыженков и Гельман, 1994), и удачные находки здесь единичны (см. Дементьев, 1996). Хотя в последнее время интерес ряда специалистов к осмыслению исторических аспектов регионального развития возрастает, но пока работы на эту тему сводятся, скорее, к введению в оборот исторических фактов (Губернаторство, 1996, Слепцов, 1997, 5-43, Шутов, 1997), в то время как политологический анализ исторического опыта регионального развития встречается редко (см. Абдулатипов и др., 1992-93).

До самого последнего времени в российской политической регионалистике среди исследовательских методов преобладал статистический анализ. Причина тому - множество избирательных кампаний разного уровня, проведенных в регионах в 1993-97 годах, что естественным образом обусловило доминирование электоральных исследований. Характерно, что попытки применить статистические методы к анализу других элементов регионального политического процесса оказывались неэффективными из-за проблем с операционализацией системы показателей в условиях быстрых социальных и политических изменений. Например, В.Колосов в поисках критерия оценки уровня влияния общероссийских партий в регионах (Колосов, 1995а) ввел интегральный показатель, учитывающий итоги голосования за партию, число партийных депутатов в органах власти, количество партийных активистов и т.д. Однако весьма приблизительные данные успели устареть к моменту публикации работы, и сделанный на их основании прогноз не подтвердился. Более того, региональные и местные выборы обнаружили принципиальную ограниченность применения статистических методов анализа электорального процесса. Во-первых, одни и те же переменные в разных регионах могли иметь различный смысл и, соответственно, по-разному трактоваться. Во-вторых, на региональном и местном уровне чрезвычайно значимы были такие с трудом поддающиеся количественному анализу факторы, как административная мобилизация, джерримендеринг при нарезке округов, методы социального контроля (включая фальсификацию итогов голосования). Поэтому при изучении региональных и местных выборов как в российских, так и западных исследованиях вновь (как и в 1989-90 годах) все более популярным становится дескриптивный подход (Гельман, 1994b, Петров, 1995a, Григорьев и Малютин, 1995, Слепцов, 1997, Slider, 1996, Golosov, 1997), в то время как успешное применение количественных методов при сравнительном анализе было, скорее, исключением (Голосов, 1997b, Сенатова и Якурин, 1997).

Наконец, весьма популярным в российской политической регионалистике (как и в политической науке в целом) остается спекулятивный подход, базирующийся не на эмпирических данных, а на рассуждениях, подчас не имеющих теоретического обоснования. При этом основой для “научных” заключений становятся факты, почерпнутые из СМИ или личные впечатления. Хотя материалы этого жанра, преобладавшие в газетно-журнальной публицистике конца 1980-х - начала 1990-х годов (статьи о “провинции”, “реформах сверху” и т.д.), в настоящее время встречаются в научных изданиях все реже, но у ряда столичных и провинциальных авторов такой подход доминирует (см., например, Барзилов и Чернышев, 1996, 1997а, 1997b, Дахин, 1997, Хенкин, 1997, Клопыжников и Николаев, 1997 и др.). В целом, следует признать, что политологические подходы в исследованиях региональных политических процессов в российской науке используются весьма ограниченно. Тем не менее процесс становления политической регионалистики привел к расширению ее концептуальной и методологической базы.

Содержательные изменения претерпел анализ электоральных процессов. Региональные и местные выборы выявили крайне огорчительную для политических географов особенность - ограниченность объяснительных возможностей прежних подходов, использовавшихся исследователями территориальных аспектов массового электорального поведения. Начиная с 1989 года общенациональные выборы в регионах рассматривались исключительно дихотомически, предельно упрощенно (“за реформы - против реформ”), что позволяло получать более или менее устойчивые картины голосования, выделяя “реформаторские” и “консервативные” регионы и строя на этой основе соответствующие биполярные типологии (Собянин и др., 1993, Колосов, 1995b, Колосов и Туровский, 1995, Макфол и Петров, 1995, Колосов и Туровский, 1996, Журавлев, 1997). В частности, исследователями был обнаружен “эффект 55-й параллели” (голосование “реформистского” Севера России против “консервативного” Юга, аттестованного как “красный пояс”) (см. Slider et al., 1994) и ряд других закономерностей, вполне вписывавшихся в упомянутую выше концепцию пространственной диффузии инноваций (Туровский, 1996). Но попытки применить аналогичную модель к анализу выборов губернаторов, а тем более законодательных органов краев и областей успеха не имели, ибо биполяризация по идеологическому признаку в ряде случаев не просматривалась. Как справедливо отмечали А.Шатилов и В.Нечаев, (Шатилов и Нечаев, 1997а, 1997b) голосование избирателей за или против представителей различных сегментов региональных элит невозможно было интерпретировать в категориях лояльности/нелояльности политике реформ (подобные оценки см., например: Колосов и Туровский, 1997. Петренко, 1997). Более того, региональные выборы опровергли и представления географов (Петров, 1996) о роли раскола между городом и селом (Lipset and Rokkan, 1997) как главной доминанте территориального распределения предпочтений избирателей (Голосов, 1997b). В свою очередь, признавая этот факт, Н.Петров и А.Титков не подвергают сомнению концепцию “биполярности” раскола и выдвинули тезис о различиях в электоральном поведении на федеральных и региональных выборах, мотивируя это различием между выбором пути развития страны в целом и выбором модели развития на местах (Петров и Титков, 1996).

В поисках моделей электорального поведения в регионах использовался и анализ региональных политических субкультур. Так, в некоторых работах, в духе классической работы Г.Алмонда и С.Вербы (Almond and Verba, 1963), были сформулированы три различные модели местных политических субкультур, соответствующие идеальным типам “приходской”, “поданнической” и “участвующей” культуры (см. Колосов и Криндач, 1994а, 1994b, Бирюков, 1997). Соответственно, в рамках этого подхода “подданнический” тип приписывался малым городам и селам, “приходской” тип - средним городам, а “участвующий” - крупным городам и мегаполисам (Бирюков, 1997, 81-82). Однако эта модель не опирается на результаты исследований (в том числе - сравнительных) и потому ее применимость остается под вопросом.

Альтернативный подход к проблеме регионального электорального процесса связан с анализом влияния социально-экономических факторов на массовое поведение. Так, О.Григорьев и М.Малютин связывали результаты выборов региональных легислатур с характером и направленностью экономических преобразований в регионах в ходе реформ (Григорьев и Малютин, 1995). Авторы различали типы выборных кампаний в торговых и приграничных, аграрных, сырьевых и смешанных регионах, выделяя выборы в республиках России, где большое значение имела административная мобилизация электората. По их мнению, уровень лояльности регионов политике Центра прежде всего задан динамикой экономических изменений в процессе реформ; при этом также учитывались такие факторы, как уровень криминализации политики и степень консолидации региональных элит. Однако, проведенный при участии этих же авторов анализ региональных аспектов федеральных выборов 1991-96 годов не обнаружил влияния каких-либо социальных или экономических показателей, кроме уровня урбанизации (Анализ, 1997). О.Сенатова и А.Якурин пытались увязать итоги губернаторских выборов с уровнем бюджетной зависимости региона от Центра (Сенатова и Якурин, 1997), а Г.Голосов - с уровнем бюджетной обеспеченности на душу населения в регионе (Голосов, 1997b). Так или иначе, релевантность региональных моделей “экономического голосования” в духе теории рационального выбора требует эмпирического подтверждения. Представляется, что итоги будущих региональных и местных выборов обогатят концептуальные представления исследователей.

Говоря об анализе региональных элит, следует упомянуть о самой популярной до недавнего времени концепции трансформации номенклатуры, еще в начале 1992 года названной центром “РФ-политика” “номенклатурным реваншем” (см. Реванш, 1994, Буртин и Водолазов, 1994), наиболее полное научное обоснование которой дала О.Крыштановская (Крыштановская, 1995). В основе этого подхода лежит представление о конвертации могущества номенклатурной корпорации в ее экономическую и политическую власть в посткоммунистический период. В рамках “номенклатурной” модели в качестве доминанты регионального политического процесса полагалось противостояние двух сил: “старой” (“консервативной”, “реакционной”) номенклатуры КПСС и “новых” (“реформаторских”, “прогрессивных”) носителей либеральных преобразований. Внутриэлитные процессы на региональном уровне, включая преодоление расколов элит, рассматривались как следствие “номенклатурного принципа элитообразования” (Бадовский и Шутов, 1995). Наиболее последовательно этой точки зрения придерживались Д.Бадовский и А.Шутов, по мнению которых институционализация региональных элит при частичном сохранении их прежнего состава представляла собой реконструкцию позднесоветской модели путем трансформации номенклатуры в “партию власти”. Нетрудно заметить, что эта идея вполне укладывается в описанную выше биполярную модель регионального электорального поведения. “Номенклатурная” концепция, вполне подходящая для аргументации в политической борьбе ввиду своей доступности, одно время была взята на вооружение радикально-либеральной публицистикой и политиками в качестве некоего идеологического постулата. С научной же точки зрения концепция весьма уязвима. Прежде всего, сравнение элит “реформаторской” Нижегородской и “консервативной” Ульяновской областей, проведенное А.Магомедовым, обнаружило значительную степень мифологизации подобных стереотипов (Магомедов, 1994а, 1994b); кроме того, “номенклатурная” модель не могла объяснить конфликты в рамках элит вообще и региональных элит, в частности.

Более перспективными оказались другие концепции трансформации элит, успешно использующиеся при изучении именно региональных случаев. Так, А.Дука в ходе исследования политической элиты Ленинграда-Петербурга (на примере депутатского корпуса Ленсовета) (Ачкасова и Дука, 1997, Дука, 1995), проанализировал институционализацию элитных группировок при помощи модели трансформации элитной структуры и консолидации демократического режима через механизм “сообщества элит”, разработанной Дж.Хигли, М. Бартоном и Р.Гантнером (Burton et al., 1992). Возражая против этого подхода, один из авторов этих строк выдвинул альтернативный тезис о формировании “сообществ элит” в регионах как о препятствии демократизации (Гельман, 1998а).

М.Афанасьев подчеркивает роль клиентелизма как главного фактора регионального политического процесса в условиях трансформации региональных элит (Афанасьев, 1994b, 1996, 1997а). В рамках этого подхода конфликты региональных элитных группировок интерпретировались как борьба клик и клиентел, связанных с экономическими заинтересованными группами (Афанасьев, 1997b). И.Куколев, помимо клиентелистских принципов формирования региональных элит, в качестве важнейшего элитообразующего фактора выделяет институционализацию региональных заинтересованных групп (для обозначения региональных элитных групп, созданных на основе частных интересов, им введен термин “политико-финансовые группировки”) (Куколев, 1996, 1997). Однако, если Афанасьев и Куколев рассматривают региональные элиты как автономных субъектов регионального политического процесса (Афанасьев, в частности, подверг критике политику “невмешательства” со стороны Центра), то Н.Лапина отмечает рост влияния на региональные элиты со стороны общероссийских финансово-промышленных групп (Лапина, 1997, 1998).

Ряд исследователей отмечает консолидацию региональных элит в качестве доминирующей тенденции политического развития регионов (Афанасьев, 1994b, Бадовский и Шутов, 1995, Гельман, 1996, 1998а). В то же время, некоторые исследователи губернаторских выборов объясняли успех или неудачу губернаторов-инкумбентов степенью сплоченности региональных элит (Голосов, 1997b, Журавлев, 1997). При этом, в некоторых работах был сделан вывод о том, что раскол элит способствует демократизации на региональном и местном уровне (Гельман, 1998а, 1998с), в частности - успешному развитию политических партий (Гельман и Голосов, 1998). В целом, выявление влияния внутриэлитных взаимодействий на характер трансформации региональных политических режимов требует проведения эмпирических исследований.

Аналогичные дискуссии наблюдаются и вокруг анализа региональных политических режимов. Здесь необходимо выделить как наиболее значимую концепцию региональной авторитарной модернизации, апологетом которой выступил Л.Смирнягин (Смирнягин, 1994), считающий, что элиминирование представительных институтов и других форм представительства в регионах - неизбежное и необходимое условие обеспечения эффективности исполнительной власти при проведении реформ. Этот подход был оспорен противниками региональной “сильной исполнительной власти”, неспособной, по их мнению, в принципе решить задачи модернизации (Григорьев и Малютин, 1995, Гельман, 1994b). Концепция Смирнягина подвергалась критике и в рамках политико-правового анализа - в частности, И.Умнова высказала опасения, что неподконтрольная законодателям исполнительная власть при попустительстве Центра может стать причиной беззакония и правового произвола в регионах, которые грозят подрывом влияния и самой верховной власти (Умнова, 1995а). Дискуссии о системе власти в регионах отличает не только академический характер - нередко они связаны с выработкой конкретных политических решений и правовых актов. Так, И.Умнова, являвшаяся консультантом соответствующего комитета Совета Федерации, выступала за большую самостоятельность регионов в выборе форм организации власти и подвергла резкой критике принятый Государственной Думой проект соответствующего закона, который предусматривал два варианта властных отношений в регионах: “сильная исполнительная власть” или аналог системы Советов периода 1990-1991 годов (Умнова, 1995b); проект был отвергнут Советом Федерации, и закон по сей день не принят.

Потребность в определении характеристик складывающихся в регионах политических режимов побудила исследователей к применению популярных западных концепций, используемых и при анализе процессов в России на федеральном уровне. Некоторые авторы склонны были охарактеризовать эти режимы как “региональный авторитаризм” (Борисов, 1996, Сенатова, 1996). Нижегородский исследователь С.Борисов в качестве его основных характеристик отмечает доминирование исполнительной власти над представительными органами, контракт о взаимной лояльности между Центром и главой исполнительной власти региона, наличие косвенного контроля исполнительной власти над СМИ, нейтрализацию либо подавление реальных или потенциальных центров оппозиции в регионе, а также патронаж над общественными объединениями (как политическими, так и “третьего сектора”) со стороны региональной исполнительной власти в обмен на ее публичную поддержку. Критика данного подхода сводилась к тому, что все указанные явления вполне демократичны по форме - наличествуют представительные органы, проводятся конкурентные выборы (безальтернативное голосование - скорее исключение, чем правило), существует “независимая” пресса и т.д., а потому подобная практика не имеет ничего общего с авторитаризмом. В качестве альтернативы, в частности, одним из авторов этих строк предлагалось использовать концепцию “делегативной демократии” (Гельман, 1996), разработанную Г.О’Доннеллом (О’Доннелл, 1994).

В то же время диверсификация региональных политических режимов (Гельман, 1998b) ставит на повестку дня исследований вопросы о причинах сходств и различий политического развития в регионах России. Так, исследование “отколняющегося случая” развития региональной партийной системы в Свердловской области позволило сформировать модель “обусловленного пути” партийного развития в регионах России (Гельман и Голосов, 1998). Анализ динамики политической трансформации в регионах России дал основания выдвинуть гипотезу влияния характера выхода из неопределенности на характеристики региональных политических режимов (Гельман, 1998с). Тем не менее, еще предстоит проверить эмпирически эти и другие концепции применительно к рассмотрению региональных процессов в России.

Исследования местного самоуправления в СССР были подчинены идеологическим задачам существовавшего режима. Картина местного управления (напомним, что на субнациональном уровне сушествовало только местное управление) в СССР, писавшаяся отечественными квазисследователями, специалистами по советскому строительству, разительно отличалась от воссоздаваемой в рамках comparative local government (см. Humes, 1991). Но в связи с необходимостью адаптации системы местного управления к новым политическим условиям в период перестройки и постперестройки происходит быстрое развертывание научных дисциплин, объектом которых традиционно является местное управление и самоуправление. В конце 1980-х - начале 1990-х годов ученые и государственные деятели совместно искали варианты изменений существующего положения вещей путем сочетания общепринятых в мировой практики юридических норм и сложившейся практики. Результатом этой научно-практической деятельности стало появление законов СССР и РСФСР о местном самоуправлении. Немногочисленные научные публикации зафиксировали характер дискуссий и представления того времени, связанные в основном с конкретными законами или их отдельными положениями. Правоведы, специалисты по советскому строительству и устройству местного самоуправления в западных странах, обладая знанием системы местного управления советского периода и хорошей теоретической подготовкой, сумели артикулировать новые потребности местного управления, поставив вопросы о необходимости обретения некоторой степени организационной и финансовой самостоятельности, предметах ведения и компетенции местных органов власти, разделении полномочий между ее уровнями (Барабашев, 1990, 1991; Безуглов, 1991; Васильев, 1991; Вильямский, 1991; Корниенко, 1991; Постовой, 1991).

В 1991-93 годах в связи с уходом КПСС с политической сцены, распадом СССР главным в сфере местного управления становится вопрос о необходимости и возможных путях реформы системы местного управления. В этот период базовым становится анализ законодательства, правоприменительной практики, в меньшей степени - политических условий развития местного самоуправления. Как и на предыдущем этапе, проблематика местного самоуправления разрабатывалась, прежде всего, в работах правоведов. Наметился переход от обсуждения текущего момента и ближайших перспектив к постановке более концептуальных вопросов - о природе местного самоуправления, о базовых принципах организации местного самоуправления (Кряжков, 1992; Овчинников, 1992; Прохоров и Кашо, 1992; Слива, 1993; Стрончина, 1993). Начинают обсуждаться вопросы теории (Якубовский, 1992; Белораменский, 1993) и истории местного самоуправления (Ефремова и Лаптева, 1993), появились обзорные брошюры (Ажаев, 1993; Местные 1993; Шлемин и Фадеев, 1993). Соотношение государственного и общественного начал в системе местного самоуправления постепенно становятся центральной темой (Васильев, 1993; Кармолицкий, 1993). В это же время происходят первые попытки, вписать процесс реорганизации местного самоуправления в России в рамки восточноевропеского трансформационного процесса (Lysenko, 1993). Но характер института местного управления и самоуправления так и не определился ни юридически, ни практически в этот период.

Изучение местного самоуправления в России в этот период было во многом подчинено задачам законопроектной и лоббистской деятельности различных групп в органах власти, связанной с подготовкой законопроектов о местном самоуправлении. Поскольку же в Конституции России 1993 года очертания системы местного самоуправления были уже даны, то это обстоятельство выступало естественным ограничетелем теоретических поисков. В то же время отсутствие легитимных демократически избранных и эффективных органов власти на субрегиональном уровне, инициатива некоторых регионов по самостоятельному обустройству в сфере местного самоуправления требовали создания реалистических подходов к реформе. Таким образом, ученые-правоведы были с самого начала поставлены в условия, когда эффективность их деятельности измерялась умением толковать расплывчатые и противоречивые положения Конституции и искать формы их реализации в конкретном законопроекте, но при этом соотносить свои поиски с практическими нуждами управления.

Книга В.Фадеева “Муниципальное право России” (Фадеев, 1994) стала наиболее полным и универсальным введением в проблему. В ней через призму юридической науки были рассмотрены практически все проблемы организации местного самоуправления, включая некоторые политические подходы (Фадеев, 1994). В 1994-96 годах появляются статьи, посвященные политико-правовому анализу проектам и законодательным актам о местном самоуправлении (Авакьян, 1995, 1996а, 1996b; Болтенкова, 1995; Васильев, 1994a, 1994b, 1996; Фадеев, 1995; Исаева, 1996). Вышли в свет работы как обзорного (Гарантии, 1994), так и концептуального характера (Фадеев, 1994b), материалы научных конференций (Авакьян, 1996с), монографические описания (Гладышев, 1996; Широков, 1996). Объединяло все эти тексты то, что по-прежнему сильный акцент в словосочетании “политико-правовой” приходился на вторую часть слова.

Параллельно, особенно стараниями журнала “Российская Федерация” и други изданий начала регулярно описываться практика реформы местного самоуправления. Рассматривались, как правило, отдельные аспекты - бюджет и финансы, вопросы муниципальной собственности, проблемы территориального деления, организации коммунального хозяйства и социальной сферы, кадров, уставов муниципальных образований. Некоторые из этих материалов по сути являлись исследованиями отдельных проблем (Соляник, 1994а, 1994b, 1994c; 1995, 1996). Научными центрами изучения и правового проектирования реформы становятся Институт государства и права РАН, Институт законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации. Создаются новые журналы по местному самоуправлению, в частности, обнинский “Город”.[7]

Политологический анализ местного самоуправления в России возник с некоторым опозданием. Большинство политологических разработок этого периода, осуществленных как правоведами, так и политологами, либо не основывались на эмпирических данных, либо носили характер “хроники современности” (см., в частности: Афанасьев, 1994a; Гильченко, 1995а, 1995b, 1996; Марченко, 1995; Умнова, 1994). В редких случаях политико-правовой анализ превращался в политико-правовой анализ (Lapteva and Lipman, 1995). Воззрения на реформу местного самоуправления, имевшие широкое хождение в политических и научных кругах в этот период, можно разделить на критические и сугубо утилитарные. Критическое отношение исходило из посылки несоответствия отечественных законодательных положений и международных принципов российской действительности. Институт местного самоуправления в проектируемом различными субъектами государственного управления виде полагается чуждым российским политическим и культурным реалиям. Из этого выводилась необходимость дальнейшей работы над сближением традиционных форм организации местной власти и демократических принципов либо скептическая оценка перспектив реформы (Васильев, 1994). “Утилитаристы”, напротив, полагая, что разрыв не столь существенен, уповали на осуществление реформы сверху, утверждение цивилизованных принципов организации местного управления и самоуправления на сугубо прагматической и обеспеченной в приказном порядке основе (этот подход присущ, в частности, специалистам Миннаца) (Воронин, 1995; Реформа, 1995).

В центре практически всех работ данного периода стояла проблема разделения/соединения государственного и общественного начал в местном самоуправлении, разграничения полномочий в сфере организации местного самоуправления федерального, регионального и местного уровней власти, а также разграничение полномочий и предметов ведения между региональным и местным уровнями власти. Исследовалась в теоретическом аспекте и проблема соотношения представительных и исполнительных органов на уровне местного самоуправления. Следует заметить, что речь идет не столько о возрождении так называемых общественной и государственной теорий местного самоуправления, сколько о моделях соответственно сильного и слабого самоуправления, выбор и реализация которых был обусловлен сочетанием позиций различных заинтерсованных групп (подробнее о законодательной политике см. Рыженков, 1998, Гельман, 1998d). В 1997 году вопрос о соотношении государственного и общественного начал в местном самоуправлении становится в практическую плоскость - кто и какие органы вправе учреждать, каким образом должны быть организованы межбюджетные отношения с учетом конституционного требования самостоятельности органов местного самоуправления в пределах своих полномочий, и т.д. Начинается новый этап реформы местного самоуправления (Гильченко 1997; Воронин, 1997) и ее научного осмысления, включая анализ политических и правовых конфликтов вокруг местного самоуправления - например, “удмуртского дела” в Конституционном Суде РФ (Рыженков, 1998).

Региональная специфика реформы местного самоуправления, за редким исключением, не вызвала появления собственно исследований, проводимых непосредственно в регионах. Специалисты, работающие в провинции, предпочитают или вынуждены заниматься умозрительно-логическими построениями, в лучшем случае используя материал своих регионов в качестве иллюстраций (Ларькина, 1993; Долгов, 1994; Концепция, 1995), либо апологией тех или иных небесспорных решений регионального руководства, связанных с реформой местного самоуправления (Голуб и др., 1997; Институциональные, 1996; Региональная, 1995; Фоминых, 1997; Шахов, 1994). Вместе с тем в регионах выходит ряд учебно-педагогических (Савченко и др., 1997; Шугрина, 1995, 1997а, 1997b; Шугрина и др., 1996; Бондарь и Чернышев, 1996) или проектно-методических (Бялкина, 1996а; 1996b) материалов, но они, как правило, не опираются на политологические исследования.

Главным результатом нынешнего периода исследований следует считать появление работ, в которых предприняты попытки обобщения материала и осмысление опыта, накопленных на предыдущих стадиях. Так, ряд работ говорят о том, что становление муниципального права в российском правоведении - свершившийся факт (Васильев и др., 1997; Кутафин и Фадеев, 1997; Савранская, 1997; Лаптева, 1997; Актуальные, 1997). Можно стало говорить и о прояснении перспектив политического анализа местного самоуправления (Гельман, 1998d; Митрохин, 1997а, 1997b; Рыженков, 1998). Начал приобретать осмысленность традиционный для России историко-генетический подход к проблемам местного самоуправления (Абрамов, 1997; Дементьев, 1996). Появляются новые направления исследований, в частности, социология (Становление, 1997; Тощенко и Цветкова, 1997), и аксиология (Бородкин, 1997) местного самоуправления.

В то же время необходимо констатировать, что печальными последствиями господства правоведческого подхода к проблемам местного управления в России стал разрыв анализа муниципального и регионального уровней власти (в отличие от анализа регионального управления, где большую роль сыграли политологические подходы). В то же время очевидно, что в федеративном государстве политические проблемы местного самоуправления лежат в сфере взаимодействия по вопросу о местном самоуправлении региональных органов государственной власти и органов местного самоуправления, а также федеральных и региональных органов власти. Кроме того, среди правоведов широко распространен ряд некритических идеологических представлений о характере современной реформы местного самоуправления, используемых при обращении к сферам, выходящим за рамки компетенции юридической науки (см., например: Коваленко и др., 1997, Щербакова и Егорова, 1996).

В содержательном и методологическом плане российским исследователям еще только предстоит найти собственный путь. Сейчас, в условиях, когда почти каждое конкретное исследование местного самоуправление является практически пионерским, возможность корректных теоретических обобщений весьма невысока (хотя необходимость таковых уже очевидна). По всей видимости, в результате частных исследований исследования местного самоуправления в России будут, вероятно, вписаны в международный дисциплинарный стандарт local government studies (Norton, 1994; Batley, 1991; Gunlicks, 1981), предполагающий анализ таких элементов системы местного самоуправления и взаимосвязи между ними (в том числе и в сравнительной перспективе), как: история и традиции; статус; понятия и ценности; общегосударственная структура и ее вариации; взаимодействие с другими структурами власти; муниципальные услуги и их выполнение; финансы; выборы и выборные органы; внутренняя структура; гражданское участие; децентрализация в муниципальных образованиях; управление на территориях с особым статусом (столицы, закрытые территории и т.п.); реформирование и реорганизация. Неизбежным представляется одновременное усиление специализации и возрастание роли междисциплинарных исследований местного самоуправления в России.

Исследования проблем федеративных отношений, начавшиеся в России еще в позднесоветский период, до настоящего времени пребывают в состоянии теоретической и методологической неопределенности (см. полемику: Тадевосян, 1996, Карапетян, 1996). Ситуация усугублялась тем, что, по замечанию В.Лысенко, “российский федерализм зачастую становился орудием и даже разменной монетой в борьбе... за политическое господство в стране”, в силу чего “принципы федерализма существуют в основном на бумаге” (Лысенко, 1997а, 14). Исследователи федерализма в современной России выделяют несколько этапов его развития, увязывая их с такими событиями, как провозглашение суверенитета России, подписание Федеративного договора, заключение договора между органами власти России и Татарстана, начало войны в Чечне и др. (Гельман, 1995, Лысенко, 1995а, 1995b, 1997а, Михайлов, 1998). Российские дискуссии по проблемам федеративного устройства, начиная с 1991 года отличаются высоким уровнем политизации. В 1991-93 годах основное содержание этих дебатов составляли проблемы соотношения национальной и территориальной форм федерализма, симметричной и асимметричной федерации, а также дизайн территориального устройства государства. Например, заключение Федеративного договора вызвало к жизни различные проекты по уменьшению числа субъектов Федерации (вплоть до волюнтаристского проекта конституции Российского движения демократических реформ, предполагавшего сведение всех территорий России к 10-15 землям); эти идеи поддерживались, в частности, тогдашним главой Госкомнаца В.Тишковым (Тишков, 1992). После 1993 года интерес исследователей сместился в сторону анализа проблем централизации и децентрализации государственного устройства и разграничения полномочий между Федерацией и ее субъектами.

Характерно, что политика Центра в области федеративных отношений встречала резкую критику со стороны как исследователей либеральной ориентации, видевших угрозу единству государства в политической конъюнктурности Центра, стремящегося к разделу полномочий в обмен на политическую лояльность региональных лидеров (Лысенко, 1995а, 1995b, 1997, Единая, 1994, Михалева, 1995, Чинарихина, 1996), так и сторонников “державного” подхода, озабоченных ростом национализма в республиках и фрагментацией российской державы (Ильин и Ким Сан Вон, 1997). Ряд западных авторов, работающих в рамках теории рационального выбора, отмечал нерациональный характер политики Центра по отношению к субъектам Федерации, что приводило как к созданию коалиций республик, заинтересованных в присвоении ренты благодаря своему статусу и наличию ресурсов (Солник, 1995а, 1995b), так и к угрозе политической дестабилизации (Ордешук и Шевцова, 1995, Hughes, 1996, Mommen, 1997). Сходные выводы делает и С.Митрохин, анализирующий развитие в России “иерархического федерализма”, в рамках которого как Центр, так и регионы пытаются максимизировать собственные полномочия путем “торга” за перераспределение ресурсов (Митрохин, 1997b). В качестве причин такого положения дел отмечались как идеологизированность политики в области федеративных отношений (Сенатова и Касимов, 1994), так и слабость российского государства, не способного обеспечить контроль за ситуацией в регионах (Зубов, 1996). Альтернативный взгляд на развитие федерализма в России был предложен экономистом С.Павленко, который рассматривал взаимоотношения Центра и регионов в рамках репрезентации общероссийских и региональных групп экономических интересов и, в соответствии с этим, выстраивал анализ региональной политики Центра. Движущим конфликтом региональной политики Павленко полагает противостояние региональных элит и общероссийских финансово-промышленных групп в борьбе за контроль над ресурсами территорий (Павленко, 1994, 1997).

В эволюции воззрений на проблему разделения власти между Центром и регионами можно выделить две тенденции: одна из них связана с стремлением к модели симметричной федерации и законодательной процедуре разделения компетенций Центра и регионов. В.Лысенко, возглавляющий подкомитет по федеративным отношениям в ГосДуме, был инициатором принятия закона о порядке разграничения компетенции между Федерацией и ее субъектами (Лысенко, 1995b, 1997а, Федерализм, 1997а), а также полагал допустимым элементы федерального вмешательства (не в силовых формах) для обеспечения конституционной законности в регионах. Собственную программу федеративных отношений и региональной политики под названием “Региональная стратегия для России” (Лившиц и др., 1994) выдвинули и президентские аналитики. Изложенные в ней взгляды на политическое устройство регионов в основном близки позиции В.Лысенко, но в них большее внимание отводится анализу возможной роли Президента как посредника во взаимодействии Центра с регионами и межрегиональных отношений (этот тезис представляется весьма сомнительным, так как явно противоречит российской политической практике). Согласно другой точке зрения, популярной у представителей региональных элит (см., например: Федерализм, 1993, 1994, Хакимов, 1997), многообразие особенностей российских регионов не поддается систематизации, и единственный путь наладить взаимоотношения Центра с каждым из них связан с предоставлением индивидуальных полномочий (Тощенко, 1997). В западной литературе такой подход носит название “форалистический федерализм”(Элейзер, 1995, см. также Гельман, 1996, Чинарихина, 1996). Отсюда делается вывод о необходимости развития практики договоров Центра с регионами, а также расширения полномочий регионов в сфере совместного ведения, в то время как возможности федерального вмешательства должны быть максимально ограничены. Наиболее последовательным сторонником подобных взглядов выступает Р.Абдулатипов.

Особую позицию по отношению к этим полярным подходам занимает И.Умнова, по мнению которой Федерация должна обеспечить единый правовой статус ее субъектов, а расширение полномочий последних в сфере совместного ведения невозможно без усиления ответственности регионов за соблюдение федерального законодательства. Попытка автора преодолеть данную дихотомию путем применения концепции “кооперативного федерализма” к российским проблемам представляется весьма перспективной (Умнова, 1996).

Подавляющее большинство непредвзятых исследователей - ученых и практиков признают необходимость изменения ныне существующей практики федеративных отношений (как в части национальной формы организации федерации, так и в части ее асимметрии). Однако методы реорганизации федеративного устройства России предлагаются весьма различные - начиная от экономического диктата Центра по отношению к слабым регионам с одновременной изоляцией сильных (Павленко, 1997) до  радикального изменения территориально-политического устройства страны,  предполагающего укрупнение субъектов Федерации (Пастухов, 1996, 18-20, 1997, 150-151). Некоторые авторы рассматривают нынешнее состояние федеративных отношений в России как временное и видят пути преодоления кризисной ситуации в “гражданской интеграции” российского общества (Празаускас, 1997) или в отказе от федерализма как такового по мере укрепления Центра (Зубов, 1996). А.Зубов вообще полагает, что федерализм выгоден лишь региональным элитам, а не регионам, и потому по мере укрепления федеральных структур власти неизбежны новое “собирание земель” и централизация государства.

Обращение к зарубежному опыту федерализма в российской политологии носило весьма специфический характер. С одной стороны, повсеместно подчеркивается значимость для России практики зарубежного федерализма как механизма решения экономических, этнических и иных проблем (Ковачев, 1993, Чиркин, 1995, 1997, Подколзин, 1997). С другой стороны, по мнению большинства авторов, российский вариант федерализма в политическом и правовом смысле сущностно отличается от опыта США, ФРГ, Канады, Индии и других федеративных государств. Поэтому  западные подходы к исследованию федеративных отношений (Riker, 1975, Моммен, 1992, Элейзер, 1995) оказываются за редким исключением (Макарычев, 1997b) весьма мало востребованы при анализе российского федерализма.

Наконец, некоторые российские исследователи пытаются увязать анализ развития федеративных отношений с макроконцепциями политической науки, такими, как плюралистическая теория демократии (Каменская, 1997) или даже политическая философия либерализма (Пастухов, 1994). Хотя эти подходы пока являются редкостью для российской политической науки, но именно данное направление представляется наиболее перспективным для ее развития.

Самое скромное место в политической регионалистике занимают работы по изучению межрегиональных отношений, что объясняется отсутствием сколь-нибудь значимого практического интереса к данной теме. Число работ о региональных экономических ассоциациях как в российской, так и в западной литературе невелико (см., например: Ляшевская, 1995, Hughes, 1994). Исключения представляют этнополитические исследования и работы по проблемам взаимоотношений Тюменской области с входящими в ее состав автономными округами. Представляется, что время для подобных исследований еще не пришло.

Таким образом, к началу 1998 года российской политической регионалистикой был накоплен определенный опыт, создан эмпирический “задел” в основных предметных областях исследований, сформировались научные коллективы, возникла собственная методологическая и теоретическая практика. Есть основания полагать, что независимо от характера политического процесса в России российская политическая регионалистика будет развиваться как самостоятельная научная субдисциплина со всеми присущими ей атрибутами. Но сказанное относится в основном лишь к “столичной” регионалистике - провинциальные исследователи живут совсем в другом мире, далеком и все более отдаляющемся от Москвы.

5. РЕГИОНЫ О РЕГИОНАХ

Динамика развития региональных политических исследований вдали от столичных городов обусловлена, на наш взгляд, следующими факторами (в порядке значимости):

- наличием/отсутствием традиций в области социальных наук, положением учебных учреждений;

- политическим климатом в регионе, ориентациями региональных органов власти и их руководителей;

- состоянием и уровнем международных научных связей в регионе.

Как отмечалось выше, почти вся деятельность в сфере общественных наук в советский период была ориентирована на обслуживание официальной идеологии и осуществлялась в рамках столичных институтов Академии наук, а также структур, имеющих непосредственное отношение к ЦК КПСС, МИД и КГБ. В соответствии со сложившейся иерархией функций главной задачей обществоведов из регионов было политическое образование на уровне среднего звена - прежде всего в рамках региональных высших партийных школ (ВПШ). В то же время немалое число региональных социологов и экономистов сознательно сторонилось “политики”, выбирая более безопасные и менее идеологизированные сферы - например, изучение трудовых отношений, быта, досуга и т.д.

Ситуация начала меняться в период перестройки, когда, с одной стороны, резко возросло количество высших учебных заведений, многие из которых присвоили себе статус университетов и академий, а с другой - в 1989 году в результате трансформации официальной идеологии политология стала узаконенной научной дисциплиной. Как следствие этого, в 1990-91 годах начинается создание кафедр политологии, персонал которых рекрутировался прежде всего из числа преподавателей научного коммунизма (во многих случаях имело место просто переименование кафедр), реже - из преподавателей философии и истории. Региональные ВПШ в 1990 году были преобразованы в социально-политические институты с формально независимым статусом. В этот же период в системе Академии наук сложились и несколько новых учреждений в регионах, в круг интересов которых входили и политические исследования (1988 - Институт философии и права Уральского отделения АН СССР, 1989 - Санкт-Петербургский филиал Института социологии АН СССР). Однако все эти преобразования в регионах были лишь отражением процессов, протекавших в столице, да и масштаб их в провинции был несоизмеримо меньше, чем в Москве.

Выборные кампании 1989-90 годов в регионах также способствовали образованию исследовательской среды и формированию корпуса специалистов. К этому периоду относятся первые опыты электоральных исследований, начало развития избирательных технологий в регионах и т.д. Немалую роль в этом сыграло создание ряда новых региональных информационных структур - газет (например, “Сибирская газета” в Новосибирске) и независимых информационных агентств (Поволжское информационное агентство (ПИА) в Саратове, “Губерния” в Нижнем Новгороде, “Ижинформ” в Ижевске). Такие организации приступили к сбору и анализу политической информации в своих регионах. Характерно, что новые СМИ стремились к расширению сферы деятельности на все Поволжье (ПИА) или на всю Сибирь (“Сибирская газета”), что было необычным для вертикально интегрированной информационной Среды в России. И хотя позднее экономические изменения привели к исчезновению либо коммерциализации большинства новых изданий и агентств (выжили лишь немногие), но во многом благодаря этим СМИ проблемы политического процесса в регионах оказались в центре общественного внимания. К тому же периоду можно отнести и предпринимавшиеся в регионах попытки осмыслить становление вновь образованных Советов, политических партий. Проведению исследований в быстро меняющихся условиях мешали отсутствие опыта и активное участие ряда специалистов в политической борьбе.

Новый этап развития регионов после 1991 года привел к ощутимым изменениям в научном сообществе. Резкое сокращение расходов на исследования в рамках РАН и высшей школы нанесло серьезный удар прежде всего по региональным научным центрам и по регионалистике как таковой. Не менее тяжелые последствия повлек за собой распад сложившейся в советский период инфраструктуры научной информации: помимо сокращения государственного финансирования научных изданий и комплектации библиотек, в 1992-93 годах в провинции резко уменьшилось число семинаров по проблемам региональных исследований, особенно межрегиональных мероприятий. В результате в регионах был фактически подорван институциональный механизм научных связей, причем наиболее “пострадавшими” оказались географически удаленные от Москвы научные центры (см. Davydova, 1997).

Поддержка исследований, проводимых в регионах, со стороны западных и российских фондов пока явно недостаточна. Наиболее крупные российские фонды - Российский фонд фундаментальных исследований (РФФИ) и Российский гуманитарный научный фонд (РГНФ) уделяют политической регионалистике (а тем более работам провинциальных ученых) весьма малое внимание, хотя в последнее время фондами организуются специальные региональные конкурсы, а в рамках основной программы РГНФ число провинциальных грантополучателей растет.[8] Наиболее активно работает с регионами Московский общественный научный фонд (МОНФ) (до августа 1996 года - Российский научный фонд), получающий финансирование от Фонда Форда, для которого, в свою очередь, развитие социальных наук в регионах является одним из приоритетных направлений. В 1995-97 годах МОНФ провел для молодых исследователей три летние школы по социальным наукам (Нижний Новгород, Владимир, Ярославль) и ряд политологических семинаров, в которых участвовали по несколько десятков специалистов из регионов России, а также московские и зарубежные ученые. Широко популярен в регионах проводимый МОНФ с 1994 года конкурс “Российские общественные науки: новая перспектива”. В соответствии с программой Фонда удельный вес поддержки грантами региональных исследований и исследователей стабильно растет (хотя, возможно, грант в $2000 уже не удовлетворяет аппетиты московских политологов). В 1997 году региональные исследования были признаны приоритетной областью программы конкурса, что, однако, повлекло за собой снижение качества заявок и числа предоставленных грантов по политологии.

[Таблица 2 здесь]

Спонсорство региональных исследований со стороны нового российского бизнеса в провинции, как правило, имеет спорадический характер и зачастую сопряжено с некими политическими обязательствами ученых перед спонсорами; примеры же регулярной поддержки научных проектов предпринимательскими структурами в регионах пока единичны (например, Ханты-Мансийская корпорация “Югра” финансировала издание двух научных сборников по проблемам Тюменской области и выпуск альманаха “Этика успеха” - с 1994 года вышло 11 номеров). Трудно сказать, насколько быстро эта ситуация может измениться к лучшему.

Состояние основных исследовательских учреждений в российской провинции и их роль в политической регионалистике отличаются следующими характеристиками:

- Институты РАН в регионах, в отличие от крупных московских академических институтов типа ИМЭМО или ИСКРАН (Мейер, 1994), не смогли провести эффективную реструктуризацию. Провинциальные специалисты предпочитают не создавать небольшие мобильные исследовательские коллективы на базе академических институтов, а вести научную работу либо индивидуально, либо в рамках независимых центров и иных структур, оставаясь формально на прежней службе. Несмотря на снижение статуса Академии наук, ее институты, как и раньше, - основные исполнители разработок по заказам органов власти и местного самоуправления, хотя, как правило, этим проектам присущ сугубо прикладной характер. Международные контакты академических институтов хотя и развиваются, но на уровень конкретных программ ученые обычно выходят благодаря не институциональным, а индивидуальным связям, которыми стараются с администрацией и друг с другом “не делиться”. Успешное появление самих институтов на западном научном рынке зависит от наличия связей в зарубежных научных кругах, которые провинциальным институтам, минуя Москву, завязать и поддерживать на должном уровне нелегко.

В итоге солидный потенциал академических институтов не просто недоиспользован, а распыляется. Поскольку реформы Академии наук в обозримом будущем не предвидится, то эти институты, скорее всего, будут поддерживаться “на плаву” до тех пор, пока государство не исчерпает меру своего терпения и средств, однако исследовательские перспективы их сомнительны.

Университеты и высшие учебные заведения в большинстве регионов также находятся в состоянии затяжного финансового кризиса, не позволяющего вести полноценную исследовательскую работу; особые трудности с комплектацией испытывают их библиотеки. Преподаватели-обществоведы (в том числе и политологи) вынуждены искать дополнительные заработки, увеличивая свою учебную и иную нагрузку (в собственных вузах или на стороне). В силу этого исследования региональных политических процессов приобрели индивидуальный и весьма ограниченный характер (наиболее распространен предвыборный консалтинг). Несмотря на отмеченное выше расширение международных научных связей, их практика в основном связана с программами обменов и стажировками, но не с научными проектами (тем более - не по регионалистике). Финансовое положение негосударственных вузов в провинции (как и в столице) более выигрышно, вместе с тем, за редким исключением, серьезную исследовательскую работу они не ведут, а политология к тому же не относится к приоритетным направлениям их деятельности - ее преподавание зачастую обусловлено лишь требованиями государственных стандартов.

В целом нелегкое положение провинциальных университетов и вузов усугубляется государственной политикой в области образования, которая пока не подверглась существенным реформам, и стремлением Центра передать высшее образование в ведение субъектов Федерации. В перспективе это может привести к стагнации политических исследований в целом, включая региональные, и к концентрации научных интересов политологов из провинции исключительно на местной проблематике. Какое-либо изменение ситуации к лучшему здесь вероятно лишь по преодолении экономического кризиса, но к тому времени научный потенциал может быть утрачен безвозвратно.

Региональные кадровые центры, вошедшие с 1994 году в структуру Российской Академии государственной службы на правах самостоятельных учреждений и подразделений, так и не смогли выполнить функции каналов федерального влияния и опорных пунктов реформ в регионах, возлагавшиеся на них в начале реорганизации. Более того, в большинстве своем они сохранили и костяк старого состава преподавателей ВПШ. В 1991-92 годах кадровые центры вели регулярный сбор информации о политической ситуации в соответствующих регионах, передававшейся в Администрацию Президента; после ухода Г.Бурбулиса с государственных постов эта работа была свернута, а исследовательские подразделения данных центров частично подверглись сокращению. Единой программы по исследованию региональных политических процессов в тот период не было, и каждый кадровый центр решал эти проблемы самостоятельно. После реорганизации РАГС в 1994 году аналитическая деятельность вновь расширилась; в начале 1996 года сеть сбора информации в регионах была воссоздана на базе Центра регионального анализа и прогнозирования РАГС, но пока этот проект не приобрел содержательно значимый научный характер, отчасти в силу эксклюзивности ряда разработок.

Сейчас же, несмотря на заявленный межрегиональный характер, местные отделения РАГС в основном ограничивают исследовательское поле пределами того субъекта Федерации, на территории которого они находятся. Отдельные заказные работы в других регионах бывают лишь спорадически. Несмотря на относительно стабильное финансовое положение структур РАГС по сравнению с университетами и вузами, их исследовательский потенциал пока невысок.

Создание аналитических структур при органах власти (главным образом - при исполнительной власти регионов) началось примерно в 1993-1994 годах; в настоящее время аналитические службы работают в большинстве региональных администраций и администраций крупных городов России. Эти структуры достаточно автономны от Центра, за исключением периода президентской кампании Б.Ельцина 1996 года, когда аналитические службы администраций работали на федеральный или региональные штабы поддержки Президента. Как правило, в состав аналитической службы входят специалисты, ведущие мониторинг СМИ, социологические опросы, анализ текущей ситуации в регионе; иногда эти функции объединены с деятельностью пресс-службы или службы по связям с общественностью. Обычно подобные группы аналитиков действуют в составе личного аппарата руководителя региона и ориентированы на него. Определились два режима работы подобных аналитических служб: рутинный, связанный с обеспечением текущих управленческих задач, и режим политической кампании, призванный обеспечить избрание (переизбрание) главы региона или увеличить его влияние в Москве.

Те разработки аналитических служб, с которыми знакомы авторы настоящего материала, носят прикладной характер, в основном - это записки, посвященные конкретным проблемам, либо документы по предвыборному консалтингу. Тем не менее аналитические службы региональных органов власти аккумулируют огромный массив соответствующей политической информации, хотя сами исследователи редко могут эффективно использовать его в научных целях.

Первые независимые исследовательские центры (главным образом социологические и маркетинговые фирмы) появились еще в эпоху кооперативов, но в целом процесс их создания в регионах начался примерно на полтора-два года позже, чем в Москве (Мейер, 1994) - в 1993-1994 годах. Как правило, центры возникали в качестве филиалов известных столичных организаций (таких, как ЭПИцентр Г.Явлинского или “Стратегия” Г.Бурбулиса) или под патронажем региональных органов власти (например, Центр поддержки российской государственности в Новосибирске, возглавлявшийся пресс-секретарем губернатора области). Новый этап развития независимых центров был связан с проведением в регионах выборных кампаний 1996-97 годов, когда спрос на политический консалтинг породил возникновение независимых аналитических центров не только в признанных университетских центрах, но и в таких городах, как, например, Пенза (Институт региональной политики, возглавляемый В.Мануйловым). На сегодняшний день независимые центры существуют практически во всех крупных регионах, хотя далеко не все из них имеют какое-либо отношение к науке.

Независимые центры в регионах по преимуществу неспециализированы: они ориентированы либо исключительно на заказные разработки, либо обслуживают интересы их руководителей и/или патронов - действующих или отставных политиков. Таким образом, основой существования независимых центров в ряде случаев является их фактическая политическая или финансовая зависимость от спонсоров и заказчиков; диверсификация ресурсов, особенно не в самых крупных регионах, существенно затруднена. Деятельности независимых центров сопутствует коммерциализация. Кроме того, изменения политической конъюнктуры в регионе могут сказаться на статусе центра, вплоть до прекращения его деятельности - например, вследствие избрания/неизбрания руководителя или покровителя центра на тот или иной пост. На столичный научный рынок удается выйти немногим провинциальным специалистам и в основном по каналам личных связей: московские центры предпочитают вести исследования самостоятельно либо нанимать “стрингеров”, а интерес столичных государственных структур к региональным “case studies” весьма ограничен.

По нашим данным, независимые центры из регионов более активно, чем государственные институты, пытаются заручиться поддержкой западных фондов (главным образом через их представительства в России), но в последнее время гранты выделяются, как правило, на индивидуальной основе, а не на институциональной, как это было на заре деятельности Фонда Сороса в начале 1990-х годов. Западная помощь по линии программ Европейского Союза TACIS, фонда “Евразия”, немецких политических фондов (Эберта, Науманна, Аденауэра) обычно ограничивается финансированием конкретных семинаров или конференций и в лучшем случае включает в себя издание их материалов, но не предполагает проведения региональными специалистами каких-либо серьезных исследований. Прямые же контакты с западными фондами и университетами пока распространены мало.

Провинциальные журналы по политической регионалистике. В советский период, помимо литературно-художественных и краеведческих изданий, функции политического просвещения выполняли выпускавшиеся идеологическими отделами комитетов КПСС малотиражные издания, изменившие в 1989-91 годах свои названия - “Политическая агитация” на “Диалог”, “Политический агитатор“ на “Политический собеседник” и т.д. После 1991 года они деполитизировались и наполнились материалами другого рода; новые же издательские проекты в большинстве случаев успеха не имели. В поле нашего зрения попало несколько выходящих за пределами Москвы изданий по политической регионалистике, которые представляют разные ориентации издателей и подходы к проблеме:

- “Земство” и “Губерния” (Пенза). Индивидуальный проект местного социолога и историка В. Мануйлова. “Земство” выходит с 1994 года при спонсорской помощи пензенской администрации и предпринимателей. Первоначально журнал пытался сочетать социально-политический анализ современности и историко-краеведческую проблематику (Мануйлов, 1994), отмечая параллели “провинциального измерения” реформ в различные эпохи. С 1995 года журнал разделился на чисто краеведческое “Земство” и журнал “Губерния”, специализирующийся на современной политике в регионах Поволжья. Основные проблемы издания - нехватка средств и невысокий уровень публикаций пензенских авторов (время от времени публикуются также авторы из Москвы и других регионов);

- “Регион: экономика и социология” (Новосибирск). Издается Институтом экономики и организации промышленного производства СО РАН. С 1994 года выпускается 4 раза в год. Это академическое издание, выдержанное в традиционном стиле, публикует преимущественно материалы по проблемам социально-экономического развития Сибири, а авторы - главным образом из числа сотрудников института. Среди заявленных тем - проблемы федерализма и региональной политики (прежде всего экономические аспекты); анализ политических процессов в материалах журнала не занимает заметного места;

- “Региональная политика” (Санкт-Петербург). Издавался с 1992 года Центром региональной политики Института социально-экономических проблем РАН как междисциплинарный журнал по социологии, политике, экономике. Выпуск был приостановлен в 1994 году по финансовым соображениям (вышло 6 номеров). Журнал представлял собой весьма эклектичный и не объединенный общим замыслом набор статей по политической географии, региональной экономике и по итогам социологических опросов, хотя некоторые эмпирические материалы по электоральной географии Санкт-Петербурга и Псковской области представляют определенный интерес;

- “Регионология” (Саранск). Выпускается с 1993 года как издание НИИ регионологии при Мордовском государственном университете им.Н.П.Огарева. В основном публикует статьи сотрудников НИИ и перепечатывает материалы московских политиков и специалистов (в частности, в журнале были опубликованы статьи С.Шахрая, Р.Абдулатипова, Л.Смирнягина, ряда руководителей Миннаца). Редакция пытается не ограничивать публикации авторов из регионов исключительно проблемами Мордовии (в частности, отмечены обзоры из Казани и Нижнего Новгорода, описывающие соответствующие регионы), однако в подборе материалов ощущается периферийность издания, его оторванность от обсуждаемых актуальных проблем федеративных отношений и региональной политики;

- “Российская провинция” (Набережные Челны). Выходит с 1992 года (6 выпусков в год, объем около 15 печатных листов). Несмотря на название и “прописку”, готовится московскими издателями и журналистами под редакцией В.Чурбанова (бывший директор НИИ культурологии, бывший заведующий отделом ЦК КПСС). Журнал, претендовавший на освещение разных сторон жизни российской провинции - от культуры и ремесел до пресловутого “провинциального менталитета”, фактически представляет собой “утяжеленную” версию массового популярного издания позднесоветского периода. Политическая проблематика занимает в нем весьма скромное место, к тому же представлена она не провинциальными, а столичными авторами.

В качестве основных проблем региональных политических исследований в российской провинции мы выделяем (в порядке значимости):

- низкий уровень квалификации специалистов (он падает и далее вследствие утечки кадров из науки в бизнес или политику);

- нехватку финансирования;

- высокий уровень политической зависимости и ангажированности исследователей;

- разрыв информационных связей с Москвой и с другими регионами.

Все данные факторы способствуют провинциализму исследований, выражающемуся прежде всего в том, что в концептуальном и методологическом отношении большинство местных специалистов следует по стопам столичных коллег, ориентируясь на задаваемые ими образцы (западная научная литература в регионах, как правило, недоступна и потому неизвестна). Например, после того, как в 1993 году “Независимая газета” и служба Vox Populi начали известный проект “100 политиков России”, в региональной прессе также появились списки “10 (50, 100) политиков области”, как правило, не отвечающие уровню экспертных панелей, а порой носившие откровенно конъюнктурный характер (наиболее примечательна в этом отношении практика Нижегородской области, где одно время в печати фигурировали два “конкурирующих” рейтинга политиков области, готовившихся разными группами авторов). Таким же образом заимствуются идеи справочных изданий по элитным группам “Кто есть кто”, электоральных атласов регионов со своими “красными поясами” и т.д. При этом надо иметь в виду, что в последние годы для регионов основными источниками информации о московских, а тем более о зарубежных научных разработках являются периодические издания, поэтому и исследования грешат некоей однобокостью. Если же добавить к этому стремление к демонстративной лояльности местным властям (иногда - тактическое, с целью добыть ресурсы для проведения изысканий), то не приходится удивляться, что, скажем, в число “главных авторитетов” по проблемам реформы местного самоуправления в России одновременно попали Гегель, Бердяев, Победоносцев и вице-мэр Саратова (Володин и др., 1995).

Столь же серьезные проблемы отмечаются в отношении попыток концептуализации политического процесса в регионах. Уже на уровне установок у ряда исследователей с научной периферии проявляется стремление следовать за москвичами (из интервью в Новосибирске: “слава Богу, наши данные в основном совпадают с выводами Крыштановской”). Обобщения, в свою очередь, зачастую представляют собой вульгаризацию популярных подходов, почерпнутых слабыми в теории авторами из столичной прессы. Например, описанная выше концепция трансформации номенклатуры, доминирующая в подходах либерально ориентированных провинциальных авторов, нашла оригинальное воплощение в статье саратовских авторов С.Барзилова и А.Чернышева: “Региональная номенклатура имеет собственную внутреннюю структуру. В свою очередь, она делится на элиту и бюрократию. Элита - высший слой номенклатуры... Бюрократия - это номенклатура за вычетом областной элиты...” (Барзилов и Чернышев, 1996). Хотя эти авторы считаются в Саратове лидерами в исследовании регионального политического процесса, их работы, опубликованные в столичных изданиях (Барзилов и Чернышев, 1997а, 1997b), являются, увы, типичными примерами идеологизированности и безграмотности региональных политологов в целом.

Симптоматично, что в некоторых регионах, где интерес к изучению политических процессов так или иначе присутствует, политологи и социологи относят себя не к сообществу российских специалистов-политологов, а в региональному сообществу гуманитариев, т.е. имеет место самоидентификация не с научной дисциплиной, а “с местностью”. Об этом свидетельствуют сборники научных трудов, выпущенных, например, в Архангельской области и Удмуртской республике, в которых политологические материалы включены в ткань работ по лингвистике, литературоведению, краеведению и т.п. (Слово, 1995, Российское, 1996).

Помимо этого, ограниченность ресурсов и слабость межрегиональных связей вынуждают провинциальных специалистов ограничивать свою деятельность рамками одного “своего” региона, что не только переводит их разработки в плоскость атеоретических описаний, но и попросту сокращает кругозор, не позволяя различать общие тенденции и выделять на их фоне особенности региона (см. Веригина, 1997, Сельцер, 1997, Шабунин, 1997). Даже в тех работах, где анализ регионального развития соотносится с общероссийскими процессами (Сунгуров, 1996), вопрос об общих закономерностях и региональных особенностях тех или иных феноменов, т.е. о включенности регионального исследования в сравнительную перспективу даже не ставится. Вместе с тем, даже у авторов, свободно ориентирующихся в теоретическом материале, макроообобщения на материале одного региона выглядят недостаточно убедительными, что заметно снижает их эвристическую ценность (см., например: Фарукшин, 1997).

Единственным известным нам крупным кроссрегиональным проектом, выполненным не на базе московских научных центров, а непосредственно в провинции, является сравнительное исследование политической культуры и идеологии региональных элит ульяновского политолога А.Магомедова на материалах регионов Поволжья и Юга России (cм. Магомедов, 1994а, 1994b, 1995а, 1995b, 1997а, 1997b). Этот 37-летний преподаватель Ульяновского технического университета начал эту работу в 1993 году как инициативный проект, постепенно расширяя географический ареал изысканий. Благодаря своей активности ему удалось получить помощь Миннаца и Аналитического центра при Президенте России, опубликовать несколько статей в московских изданиях, дважды выиграть конкурсы грантов МОНФ, пройти стажировку в университетах Англии и США и “вписаться” в число участников нескольких московских и западных проектов. Однако даже столь удачному случаю сопутствуют немалые методологические проблемы. Скажем, о своей работе Магомедов рассказывал так: “Я, когда еду в регион, приезжаю с письмом от министра по делам национальностей или руководителя Аналитического центра при Президенте... прихожу с этим письмом к губернатору... и представители региональных элит мне отвечают на все вопросы об их идеологии”.[9] (Заметим, что в данном случае скорее речь идет об изучении не идеологии, а риторики региональных элит по поводу Центра, представителем коего невольно выступал Магомедов).

Впрочем, использование такого приема, скорее, было вынужденным: для успешного проведения политических исследований на местах (в особенности исследований региональных элит) весьма значимо положительное отношение региональных руководителей. Это характерно для территорий, где публичная сфера практически полностью подконтрольна региональным властям. Как свидетельствует уфимский социолог Р.Галлямов, проведение опроса представителей элиты Башкортостана в 1993 году силами ИЭА и местных специалистов стало возможным лишь после того, как анкета опроса получила одобрение Президиума Верховного Совета республики.[10] В данном случае власти республики опасались не зря: опрос выявил принципиальные расхождения во взглядах на важнейшие проблемы этнических отношений в Башкортостане между входящими в элиту республики представителями титульной и нетитульных этнических групп, свидетельствовавшие о расколе элиты республики по этническому признаку.

Еще одним проявлением провинциализма региональных ученых зачастую становится тотальная ангажированность целых научных коллективов, выполняющих функции идеологического сервиса тех или иных политиков. Так случилось в Свердловской области, где Институт философии и права Уральского отделения РАН, выступивший разработчиком идеологии и нормативных актов Уральской республики (см. Гайда и Иванов, 1993, Гайда и Руденко, 1994), вскоре оказался, по признанию его сотрудников, в положении идеологического отдела обкома партии (материалы интервью; см. также: Gel’man, 1997). Директор института А.Гайда в 1995 году возглавил аппарат губернатора области Э.Росселя, а ряд сотрудников либо перешли на работу в аппарат Росселя, либо стали исполнителями заказов областной власти. В свою очередь, социологи и политологи региона, не вошедшие в интеллектуальную прислугу Росселя, принимали активное участие в политических кампаниях его конкурентов. Результатом этого процесса стало как нарастание изоляционистских тенденций в развитии местного научного сообщества, так и резкое снижение уровня работ: даже статьи, опубликованные в столичных изданиях, несут на себе отпечаток идеологической сервильности по отношению к личности и политике Росселя (см. Берзин и Маклаков, 1996, Горфинкель, 1997). Подчеркнем, что альтернатива такому сценарию в других регионах возникает в виде оппозиционной ангажированности, при которой беспристрастный научный анализ подменяется обвинениями в адрес региональных властей (см., например: Сафаргалеев и Фуфаев, 1997, Рабинович и Фуфаев, 1997), что для науки не менее губительно. В то же время в ряде регионов для исследователей практически невозможно избежать политической зависимости и включенности в политическую борьбу.

Вообще же, по нашим оценкам, заинтересованная позиция региональных властей и открытость политики в регионе сопутствуют успешному развитию политических исследований (например, в Нижнем Новгороде), в то время как безразличие властей (не говоря уже об их противодействии) заметно осложняет жизнь региональным политологам. Вместе с тем, несмотря на стремительное размежевание “богатых” и “бедных” регионов, пока трудно усмотреть какую-либо связь между экономическим положением региона и развитием в нем политических исследований. Нефтегазовые регионы в области политических исследований особенно себя не проявили, в то время как в Мордовии (одной из самых бедных республик России) был создан единственный в провинции государственный научный центр по проблемам регионалистики - НИИ регионологии при Мордовском государственном университете. Институт регулярно проводит конференции и семинары по проблемам региональной и национальной политики, выпускает, как уже отмечалось, журнал “Регионология”, а также сборники, посвященные в основном этнической тематике на материале Мордовии, представляя собой тем самым весьма заметное явление в российской политической регионалистике. Можно предположить, что в перспективе накопление регионами внутренних финансовых ресурсов будет благоприятствовать и развитию региональных исследований, но пока тот факт, что, по некоторым оценкам, до 80% российского капитала сосредоточено в столице, не дает повода для оптимистических прогнозов в отношении политической науки в российской провинции.

Отмеченные нами провинциализм и различие в уровнях столичных и региональных работ существовали и в советский период, но процесс общественных преобразований сделал разрыв между Москвой и провинцией большим, чем несколько сократившийся в последнее время разрывом между Москвой и Западом. Более того, по некоторым оценкам, потери, понесенные общественными науками в регионах России, уже отчасти невосполнимы (см. Стюарт-Хилл, 1997). Увеличению диспропорции между Центром и регионами способствуют все элементы механизма научного взаимодействия: централизованная инфраструктура информационных связей; “империалистический” подход столичных и зарубежных ученых к региональным коллегам как к дешевой рабочей силе; политика большинства отечественных и западных научных фондов, помощь которых, за редким исключением, достается москвичам (некоторые организации принципиально ограничивают сферу своей деятельности Москвой) и т.д. Нельзя сказать, что для уменьшения этой диспропорции ничего не делается - в частности, следует отметить ориентированный на региональные вузы проект “Университетская наука” в рамках журнала “Полис”, выделение по программе МОНФ “Российские общественные науки: новая перспектива” специальных грантов на поездки ученых из провинции в Москву и в Санкт-Петербург для работы в библиотеках. Но этими отдельными акциями данную проблему решить невозможно; здесь требуются специальные программы поддержки и повышения квалификации региональных ученых и преподавателей вузов. В противном случае рост  диспропорции приведет к миграции наиболее квалифицированных научных кадров из провинции в столицы и за рубеж, что еще больше осложнит интеллектуальную ситуацию в регионах.

Вопрос о перспективах развития политической регионалистики и политической науки в целом в российской провинции сегодня остается открытым. Нынешние тенденции указывают на возможность такого увеличения разрыва между столицей и периферией в российской политической науке, что повторится ситуация Бразилии, где 1/3 всех книг продается в самом крупном городе Сан-Паулу, тогда как в отдаленных районах царит массовая безграмотность. В то же время пока неясны источники, способные положить начало созданию новых или возрождению старых интеллектуальных центров. Некоторые надежды на это мог бы дать подъем экономики России и более равномерное распределение ресурсов по ее регионам, которые, однако, не гарантируют интенсификацию политических исследований именно в регионах, а не только в столицах.

6. ЗАКЛЮЧЕНИЕ: СОСТОЯНИЕ И ПЕРСПЕКТИВЫ     ПОЛИТИЧЕСКОЙ РЕГИОНАЛИСТИКИ В РОССИИ

 

Итак, в России в последние несколько лет весьма интенсивно развиваются региональные политические исследования, но пока не сложилась политическая регионалистика как научная дисциплина в рамках политологии. Сегодня можно говорить лишь о том, что завершен лишь первый период формирования политической регионалистики в качестве нового направления исследований, характеризующийся накоплением эмпирического материала и специализацией ученых (рекрутированных, как правило, из других отраслей науки).

В самом деле, в ситуации, когда интерес к региональным процессам подпитывается почти исключительно вненаучными факторами, в исследованиях трудно избежать утилитарности, а само по себе накопление эмпирического материала не приводит к формированию качественно нового научного знания. Более того, региональные политические исследования развиваются не то чтобы в полном отрыве от процессов, присущих российской политологии на федеральном уровне, но в целом явно вторичны по отношению к ним. Наконец, явно невостребованным в современной политической регионалистике России остается дореволюционный опыт региональных исследований. Последнее связано не с невозможностью его использования из-за его устарелости и, тем более, не с тем, что нынешние исследователи обладают заведомо превосходящими дореволюционный уровень кондициями, а с молодостью самой дисциплины и немногочисленностью исследовательского цеха, - потребность в рефлексии, всегда включавшей и рассмотрение традиций, просто еще не развилась.

Эти отмеченные нами пробелы в дисциплине - к сожалению, лишь одни из многих присущих ей сегодня - можно рассматривать как неиспользованный потенциал ее развития. В частности, этот тезис можно повторить и в связи с отсутствием исследований по проблемам регионализации в советский период. Например, такой феномен, как “местничество”, вполне резонно рассматривается некоторыми западными исследователями как прототип постперестроечной регионализации (см., например: Rutland, 1993, Stykow, 1995).

Данные обстоятельства, к тому же, наглядно демонстрируют серьезные различия в характере развития российской политологии и политической науки на Западе, где многие классические работы, содержавшие принципиально значимые концепции и обобщения, были созданы как раз в ходе исследований (в том числе историко-политологических) на региональном и местном материалах. Достаточно вспомнить “Демократию в Америке” Токвиля, а из современных работ, скажем, исследования Р.Даля (Dahl, 1961) или Р.Патнэма (Putnam, 1993). Напротив, в России регионалистика пока не вписывается в магистральную линию политологии и в итоге остается замкнутой в рамках “area studies”.

Несмотря на проводимую исследовательскую работу в области регионалистики до сих пор отсутствуют обобщающие публикации, которые позволили бы проанализировать институционализацию основных субъектов и факторов региональной политики, особенности политических процессов в этой сфере. Такое положение вещей обусловлено не только маргинальным положением регионалистики в российской политической науке, но и спецификой самого предмета: многие микропроцессы в регионах не всегда доступны наблюдению, а зона публичности и правовое пространство недостаточно велики. Поэтому претендующие на теоретические обобщения исследования испытывают недостаток источников и, в зависимости от научной добросовестности авторов, так или иначе восполняют этот недостаток спекулятивными построениями. В то же время эмпирические исследования приобрели либо ангажированно-”тематический” характер, т.е. подстраивают реалии под принятые априорно схемы, либо являются не более чем описанием регионального политического процесса как нерасчлененной целостности. Представляется, что лишь систематические сравнительные исследования взаимосвязанных аспектов региональных политических процессов позволят если не ликвидировать, то значительно уменьшить имеющиеся лакуны и перейти от присущего российской регионалистике “чистого” эмпиризма к концептуализации. Но пока время таких работ еще не настало - тем более что они требуют мобилизации значительных финансовых, информационных и кадровых ресурсов.

Вместе с тем, поскольку региональные политические процессы начинают играть все большую роль в российской политике, то в обозримом будущем следует ожидать роста интереса к практическим аспектам региональной политики. С окончанием эпохи перманентных выборов в регионах политика, вероятно, все менее будет ассоциироваться с перераспределением власти и все более - с реальными преобразованиями различных сфер жизни общества на региональном и местном уровнях. Такие факторы, как характер экономического развития территорий, этнические особенности политических проблем, региональные особенности политической культуры, положение в области науки и образования, социально-демографические характеристики, характер отношений между регионами и Центром, фактический статус субъектов Федерации так или иначе будут влиять на характер и направленность этих преобразований. Выработка региональной политики на федеральном уровне и на местах предполагает практический интерес к тому, какова иерархия этих факторов, какие зависимости являются существенными, а какие - факультативными, и т.д. Можно предположить, что в условиях нарастания регионализации России будет формироваться спрос на региональные исследования, в том числе сравнительные, главным образом междисциплинарного характера. Тогда, вероятно, российская политическая регионалистика перейдет к серьезным обобщениям, которые позволят сформировать научное представление о развитии политических процессов в России в целом. Мы убеждены в том, что полноценное и масштабное осмысление процессов российской трансформации возможно только путем исследования изменений политических и социальных реалий в различных регионах страны.

© В.Я.Гельман, С.И.Рыженков, 1999.

Владимир Яковлевич Гельман (1965) - кандидат политических наук, доцент Европейского Университета в Санкт-Петербурге. Сергей Иванович Рыженков (1959) - ведущий эксперт Международного института гуманитарно-политических исследований. В работе использован ряд положений статьи: V.Gel’man, S.Ryzhenkov. Politische Regionalistik in Russland: Politicshes Consulting oder neue Wissenschaftdisziplin ? I.Oswald u.a. (Hrsg.). Sozialwissenschaft im Russland. Deutsch-Russisches Monitoring. Bd. 2. Berlin: Berliner Debatte Wissenschaftverlag, 1997, S.106-150.

ЛИТЕРАТУРА

·     Абдулатипов Р. и Л.Болтенкова (1994). Опыты федерализма. М.: Республика.

·     Абдулатипов Р. и др. (1992-93). Федерализм в истории России. Т.I-III. М.: Республика.

·     Абрамов В. (1997). Местное самоуправление: идея и опыт. Социологические исследования, N1, С.120-125.

·     Авакьян С. (1995). Из двух законопроектов предпочтительнее депутатский Российская Федерация, N5, С.18-20.

·     Авакьян С. (1996а) Законодательство в центре и на и местах: перекрестки без тупиков. Российская Федерация. N20, С.15-17.

·     Авакьян С. (1996b). Местное самоуправление в Российской Федерации: концепции и решения нового закона. Вестник МГУ. Серия 11, N2, С.3-33.

·     Авакьян С. (ред.) (1996с). Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации. Материалы научно-практической конференции, 25 апреля 1996 г. М.: МГУ.

·     Авинов Н. (1904). К вопросу о взаимных отношениях губернских и уездных земств. Саратов.

·     Ажаев В. (1993). Местные органы власти: социально-политические аспекты деятельности. М.

·     Актуальные (1997). Актуальные проблемы формирования местного самоуправления в Российской Федерации (“Круглый стол” в Институте государства и права РАН). Государство и право, N5, С.24- 45.

·     Александров В. (1995). Краснодарский край: экономика, партии, лидеры. Власть, N 7, С.39-47.

·     Анализ (1997). Анализ развития регионов России. Политические ориентации населения регионов России. М.: TACIS.

·     Андреевский И. (1864). О наместниках, воеводах и губернаторах.

·     Асочаков А. и И.Умнова (1995). От Договора к Конституции. О трудностях зарождения нового российского федерализма. Российская Федерация, N12, С.20-23.

·     Афанасьев М. (1994а). Реформа или контрреформа. Власть, № 5, С.30-35.

·     Афанасьев М. (1994b). Изменения в механизме функционирования правящих региональных элит. Полис, N6, С.59-66.

·     Афанасьев М. (1996). Правящие элиты и государственность посттоталитарной России. М.-Воронеж: Институт практической психологии.

·     Афанасьев М. (1997а). Клиентелизм и российская государственность. М.: МОНФ.

·     Афанасьев М. (1997b). Динамика конфликтов в правящих региональных группах. Власть, N9, С.36-39.

·     Ачкасова В. и А.Дука (1997). Конфликты и компромиссы в структурах региональной политической элиты: типология противоборства. Северная Пальмира, N9, С.46-51.

·     Бадовский Д. и А.Шутов (1995). Региональные элиты в постсоветской России: особенности политического участия. Кентавр, N6, С.3-23.

·     Барабашев Г. (1990). Самоуправление в начале пути. Народный депутат, N4, С.6-11.

·     Барабашев Г. (1991). Совет и мэр “в упряжке” самоуправления. Народный депутат, N11, С.36-40.

·     Барзилов С. и А.Чернышев (1996). Провинция: элита, номенклатура, интеллигенция. Свободная мысль, N1, С.44-56.

·     Барзилов С. и А.Чернышев (1997а). Регион как политическое пространство. Свободная мысль, N2, С.3-13.

·     Барзилов С. и А.Чернышев (1997b). Политическая структура современной российской провинции. М: Магистр.

·     Безобразов В. (1882). Государство и общество. Управление, самоуправление и судебная власть. СПб.

·     Безобразов В. (1882-89). Народное хозяйство России. Московская (центральная) промышленная область. СПб, ч. 1-3.

·     Безуглов А. (ред.) (1991). Самоуправление: теория и практика. М.

·     Белораменский В. (1993). Особенности современной концепции местного самоуправления. Правоведение, N5, С.36-44.

·     Берзин Б. и В.Маклаков (1996). Выборы губернатора в регионе. Социологические исследования, N5, С.56-64.

·     Березкин А. и др. (1990). Выборы 89. География и анатомия парламентских выборов. М.: Прогресс.

·     Бирюков С. (1997). Легитимация статуса региональной политической власти. Вестник МГУ, серия 18, N4, С.77-95.

·     Блинов И. (1905). Губернаторы. СПб.

·     Блинов И. (1911). Отношения Сената к местным учреждениям в XIXвеке. СПб.

·     Богачева О. (1995). Становление российской модели бюджетного федерализма. Вопросы экономики, 1995, N8.

·     Болтенкова Л. (1995). Почему Совет Федерации отклонил Закон “Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации”? Регионология, 1995, N3, С.19-31.

·     Бондарь Н. и М.Чернышев (1996). Муниципальное право и практика его реализации в городском самоуправлении. Ростов-на-Дону.

·     Борисов Л. (1881). Донское земство. Юридический вестник, N1.

·     Борисов С. (1996). Постоянные и переменные величины регионального политического процесса до и после выборов. В С.Борисов (ред.) Нижегородские выборы-95: новые тенденции и старые уроки. Нижний Новгород: Нижегородский Исследовательский Фонд, С.34-40.

·     Бородкин Ф. (1997). Ценности населения и возможности местного самоуправления. Социологические исследования, №1, С. 98-110.

·     Буртин Ю. и Г.Водолазов (1994). В России построена номенклатурная демократия. Известия, 1994, 1 июня, С.1, 7.

·     Бусыгина И. (1996). Представители Президента. Проблемы становления и перспективы развития института. Свободная мысль, N4, С.52-61.

·     Бухвальд Е. (1997а). Регулирование отношений собственности между Российской Федерацией и ее субъектами. Вопросы экономики, N7, С.97-111.

·     Бухвальд Е. (1997b). От псевдосимметрии к асимметричной федерации: экономические аспекты российской модели федерализма. В А.Захаров (ред.). Асимметричность федерации. М.: TACIS, С.123-139.

·     Бялкина Т. (1996а). Законодательство области о местном самоуправлении. Воронеж.

·     Бялкина Т. (1996b). Стратегия законодательства области о местном самоуправлении В Ю.Тихомиров (ред.). Законы области как субъекта Российской Федерации. Воронеж: Издательство Воронежского университета, С.129-135.

·     Васильев В. (1991). Советы или муниципалитеты? Народный депутат, №16, С.47-54.

·     Васильев В. (1993). Местное самоуправление и государственная власть. Вестник государственной службы, N11, С.14-19.

·     Васильев В. (1994а). Не насаждать искусственно, дать прорасти из глубин жизни. Заметки о научной конференции в МГУ. Российская Федерация, N5, C.28-31.

·     Васильев В. (1994b). Готовится важнейший закон. Не допустить бы ошибок. Российская Федерация, № 13, С.14-17.

·     Васильев В. (1996). Федеральное законодательство и компетенция органов местного самоуправления. В Ю.Тихомиров (ред.). Законы области как субъекта Российской Федерации. Воронеж: Издательство Воронежского университета, С. 120 - 128.

·     Васильев В. и др. (1997). Комментарий к Федеральному закону “Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации”. М.: Институт законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации.

·     Васильчиков А. (1869-71). О самоуправлении. Сравнительный обзор русских и иностранных земских и общественных учреждений. СПб,  т. 1-3.

·     Велихов Л. (1928). Основы городского хозяйства. М.-Л.

·     Веригина А. (1997). Национальные движения и политические партии в Республике Карелия (80-90-е гг.). В На путях политической трансформации (политические партии и политические элиты постсоветского периода). М.: МОНФ, Выпуск 8, Часть 1, С.207-235.

·     Веселовский Б. (1905). К вопросу о классовых интересах в земстве. СПб.

·     Веселовский Б. (1909-11). История земства за сорок лет. СПб, т.1-4.

·     Веселовский Б. и Д.Шейнис (1927). Горсоветы и коммунальное хозяйство. М.

·     Веселовский Б. и З.Френкель (ред.). (1914). Юбилейный сборник. СПб.

·     Вильямский В. (ред.) (1991). Местные Советы в условиях политических и экономических реформ. М.

·     Витте С. (1903). Самодержавие и земство. Stuttgart (2-е издание).

·     Вицын А. (1855). Краткий очерк управления в России от Петра Великого до издания общего учреждения министерств. Казань.

·     Владимиров Г. (1993). Российский Центр и местная власть: опыт института представителей Президента. Ваш Выбор, N4, С.18-25.

·     Володин В. и др. (1995). Местное самоуправление в России. Саратов.

·     Воронин А. (1996). Чиновничьи страсти по поводу власти. Российская Федерация, N2, С.36-37.

·     Воронин А. (1997). Пока лишь четыре законных закона. Российская Федерация, N6, С.30.

·     Гайда А. и А.Иванов (ред.) (1993). Уральская Республика и проблемы становления российской государственности. Екатеринбург.

·     Гайда А. и В.Руденко (ред.). (1994). Региональная политика и федерализм (сборник научных трудов). Екатеринбург: Уральское отделение РАН.

·     Гарантии (1994). Гарантии прав местного самоуправления в Российской Федерации. М.: ИНИОН РАН.

·     Гельман В. (ред.) (1994а). Очерки российской политики. М.: ИГПИ.

·     Гельман В. (1994b). Новая местная политика. В В.Гельман (ред.). Очерки российской политики. М.: ИГПИ, С.67-96.

·     Гельман В. (1995). Заметки о регионализации: тюменский вариант. В В.Бакштановский и др. (ред.). Рациональный регионализм. Тюмень-М.: Начала-пресс, С.74-86.

·     Гельман В. (1996). Региональные режимы: завершение трансформации ? Свободная мысль, N9, С.13-22.

·     Гельман В. (1997а). Федеральная политика и местное самоуправление. Власть, №9, С.73-80.

·     Гельман В. (1997b). Федеральная политика и местное самоуправление в России: критический обзор. В Г.Люхтерхандт (ред.). Местное самоуправление: теория и практика (2-е издание). М.: Фонд Фридриха Науманна, С.53-62.

·     Гельман В. (1998а). Консолидация региональных элит и местная демократия в России: Санкт-Петербург в сравнительной перспективе. В С.Кугель (ред.). Социальные и политические ориентации Санкт-Петербургской элиты. СПб: издательство СПбУЭФ, С.74-85.

·     Гельман В. (1998b). Региональная власть в современной России: институты, режимы и практики. Полис, N1.

·     Гельман В. (1998с). Выход из неопределенности и перспективы демократизации. Pro et Contra, т.3, №3, С.21-39.

·     Гельман В. (1998d). Федеральная политика и местное самоуправление в России: идеологии, интересы и практика. В С.Рыженков (ред.). Местное самоуправление в современной России: Политика. Практика. Право. М.: ИГПИ, МОНФ, С.12-26.

·     Гельман В. и Г.Голосов (1998). Политические партии в Свердловской области: региональные практики в сравнительной перспективе. МЭиМО, N5, С.133-144.

·     Гельман В. и О.Сенатова (1995). Политические партии в регионах России: динамика и тенденции. Власть, N5, С.39-48.

·     Гессен В. (1904). Вопросы местного управления. СПб.

·     Гессен В. (1912). Городское самоуправление. СПб.

·     Гильченко Л. (1995а). Власть народа: хождение по кругу. Российская Федерация, N12, С.24-27.

·     Гильченко Л. (1995b). Почему не хотят “государевы люди” поделиться властью с народом. Российская Федерация, N16, С.41-44.

·     Гильченко Л. (1996). Зигзаги реформы. Российская Федерация, N8, С.26-27.

·     Гильченко Л. (1997). Новый этап реформы местного самоуправления. Власть, N3, С.19-22.

·     Гладышев А. (1996). Правовые основы местного самоуправления. М.

·     Головин К. (1884). Наше местное управление и местное представительство. СПб.

·     Голосов Г. (1997а). Сравнительное изучение регионов России: проблемы методологии. Доклад на семинаре “Органы государственной власти субъектов Российской Федерации”. Рязань, 21-22 ноября.

·     Голосов Г. (1997b). Поведение избирателей в России: теоретические перспективы и результаты региональных выборов. Полис, N4, С.44-56.

·     Голуб Ю. и др. (1997). Формирование представительных органов местного самоуправления в Саратовской области. Власть, N8, С.33-37.

·     Гончар Н. и В.Горегляд (1995). Бюджетный федерализм: реалии и перспективы. Этнополис, N2.

·     Горфинкель И. (1997). Свердловская область: становление политической системы и правовых институтов. Конституционное право: Восточноевропейское обозрение, N1, С.62-72.

·     Градовский А. (1904). Органы местного самоуправления. Собр. соч. в 9 тт. СПб., т. 9, ч. 3.

·     Григорьев О. и М.Малютин (1995). Региональная ситуация в России после декабрьских выборов: анализ новых тенденций и политических итогов местных выборов весной 1994 года. М.: Фонд “Дискуссионное пространство”.

·     Губернаторство (1996). Губернаторство в России: история, современность и перспективы. Вестник МГУ, серия 12, N3, С.3-21.

·     Губогло М. (1994). Башкортостан и Татарстан. Параллели этнополитического развития. М: ИЭА РАН. Исследования по прикладной и неотложной этнологии. Вып. 77-80.

·     Дахин В. (1997). К дискуссии о становлении региональных элит. В Т.Заславская (ред.). Куда идет Россия ? Общее и особенное в современном развитии. М.: Интерцентр, С.148-153.

·     Дементьев А. (1996). О системе Советов и земских учреждениях в России: возможные исторические параллели. Государство и право, N8, С.112-120.

·     Дискин И. (1995). Россия: трансформация и элиты. М.: Элтра.

·     Дитятин И. (1872). Городское самоуправление в России. Ярославль.

·     Доган М. и Д.Пеласси (1994). Сравнительная политическая социология. М.: Социально-политический журнал.

·     Долгов В. (ред.) (1994). Местное самоуправление. Политологический подход. Сборник статей. Саратов: Саратовский государственный университет.

·     Дука А. (1995). Трансформация местных элит. Институционализация общественных движений: от протеста к участию. Мир России, N2, С.106-117.

·     Единая (1994). Единая конституционная система Российской Федерации. М.: Государственная Дума.

·     Единство (1992). Единство реформ и реформа единства. М.: Экспертный Институт РСПП.

·     Ефремов И. (1905). Что такое земство и нужно ли оно казакам в Донской Области. Новочеркасск.

·     Ефремова Н. и Л.Лаптева (1993). История земств и перспективы развития местного самоуправления. Государство и право, 1993, N11, С.150-153.

·     Журавлев А. (1997). Региональные выборы-96: основные результаты и территориальная специфика. Полития, N1, С.65-71.

·     Зубов А. (1996). Будущее российского федерализма. Знамя, N3, С.172-188.

·     Ивановский В. (1881). Опыт исследования деятельности органов местного самоуправления в России. Уезды - Слободской Вятской губернии и Лапшевский Казанской губернии. Казань.

·     Ивановский В. (1896-98). Русское государственное право. Казань.

·     Ильин В. и Ким Сан Вон (1997). Российский федерализм: стратегия совершенствования. Вестник МГУ, серия 12, N3, С.57-63.

·     Институциональные (1996). Институциональные аспекты регионализма в общеевропейском контексте. Материалы II бельгийско-российского научного семинара. Екатеринбург, 1-9 июля 1996 г. Екатеринбург, 1996.

·     Исаева М. (1996). К вопросу о природе муниципальной власти. Право и жизнь, N9, С.33-38.

·     Каганский В. (1992). Российское пространство: части сильнее целого. Век ХХ и мир, 1992, N5, С.29-33.

·     Каганский В. (1994). Россия в “Беловежском пространстве”. Пределы власти, N2-3, С.115-133.

·     Каганский В. (1996). Неосоветское пространство: основные структуры, трансформация. В Т.Заславская (ред.) Куда идет Россия? (III). Социальная трансформация постсоветского пространства. М.: Аспект Пресс, С.59-70.

·     Каменская Г. (1997). Больше федерализма - больше демократии ? Вестник МГУ, серия 12, N4, С.71-87.

·     Карапетян Л. (1996). К вопросу о “моделях” федерализма (Критический обзор некоторых публикаций). Государство и право, N12, С.53-65.

·     Кармолицкий А. (1993). К вопросу о местной администрации как органе управления. Вестник МГУ, Серия 11, N3, С.23-30.

·     Карышев Н. (1900). Земские ходатайства 1865 - 84 гг. М.

·     Кизиветтер А. (1910). Местное самоуправление в России X - XIX столетия. Исторический очерк. М.

·     Кириллов А. (1997). Урал: от Ельцина до Ельцина (хроника политического развития, 1990-1997 гг.). Екатеринбург: издательство УрГУ.

·     Клопыжников М. и А.Николаев (1997). Зеркало постсоветской демократии. Свободная мысль, N6, C.45-57.

·     Коваленко А. и др. (1997). Муниципальное право. Учебник для юридических вузов. М.: Новый Юрист.

·     Ковачев Д. (ред.) (1993). Федерация в зарубежных государствах. М.: Юридическая литература.

·     Кокурина О. (1997). Представительство интересов центральных властей в регионах России. Политико-правовые аспекты. Вестник МГУ, серия 12, N3, С.64-74.

·     Колосов В. (1995а). Партии в регионах: влияние и перспективы. Власть, N7, С.22-38.

·     Колосов В. (ред.) (1995b). Россия на выборах: уроки и перспективы. М.: Центр политических технологий.

·     Колосов В. (1996). Курганская область: экономика, партии, лидеры. Власть, N2, С.79-84.

·     Колосов В. и А.Криндач (1994а). Пензенская петля. Политический поворот российской провинции. Российская провинция, N1, С.26-33.

·     Колосов В. и А.Криндач (1994b). Тенденции постсоветского развития массового сознания и политическая культура Юга России. Полис, N6, С.120-133.

·     Колосов В. и Н.Высоцкая (1995). Политическая типология регионов России. В В.Колосов (ред.). Россия на выборах: уроки и перспективы. М.: ЦПТ, С.41-52.

·     Колосов В. и В.Стрелецкий (1996). Калмыкия - Хальмг-Тангч: экономика, партии, лидеры. Власть, N1, С.24-33.

·     Колосов В. и Р.Туровский (1996). Электоральная карта современной России: генезис, структура и эволюция. Полис, N4, С.33-46.

·     Колосов В. и Р.Туровский (1997). Осенне-зимние выборы глав исполнительной власти в регионах: сценарии перемен. Полис, N1, С.97-108.

·     Колюпанов Н. (1876-77). Обзор десятилетней деятельности Ветлужского земства 1866-1876. Кострома, вып. 1-3.

·     Концепция (1995). Концепция реформы местного самоуправления в современной России. Екатеринбург, 1995.

·     Коркунов Н. (1909). Русское государственное право. СПб, т. 2.

·     Корниенко Н. (1991). Новое в статусе местных Советов. Народный депутат, N18, С.73-79.

·     Корнилов А. (1906). Из истории вопроса об избирательном праве в земстве. СПб.

·     Корф С. (1908). Федерализм. СПб.

·     Корф С. (1917). Федерализм. Пг., 2-е изд.

·     Крыштановская О. (1995). Трансформация старой номенклатуры в новую российскую элиту. Общественные науки и современность, 1995, N1, С.51-65.

·     Кряжков В. (1992). Местное самоуправление: Правовое регулирование и структуры. Государство и право, N1, С.16-24.

·     Куколев И. (1996). Региональные элиты: борьба за ведущие роли продолжается. Власть, N1, С.46-52.

·     Куколев И. (1997). Российские политические элиты в переходный период. В На путях политической трансформации (политические партии и политические элиты постсоветского периода). М.: МОНФ, Выпуск 8, Часть 2.

·     Куплеваский Н. (1894). Русское государственное право. Харьков.

·     Лавров А. (1997а). Асимметрия бюджетного устройства России: проблемы и решения. Конституционное право: восточноевропейское обозрение, N1, С.40-58.

·     Лавров А. (1997b). Мифы и рифы российского бюджетного федерализма. М.: Магистр.

·     Лавров А. и О.Кузнецова (1997). Экономическая политика регионов: “либеральная” и “консервативная” модели. Полития, N1, С.57-64.

·     Лазаревский Н. (1906). Автономия. СПб.

·     Лазаревский Н. (1910). Лекции по русскому государственному праву. СПб, т.2.

·     Лапина Н. (1997). Региональные элиты России. М.: ИНИОН РАН.

·     Лапина Н. (1998). Российские региональные элиты: новое в изучении. В С.Кугель (ред.). Социальные и политические ориентации Санкт-Петербургской элиты. СПб: издательство СПбУЭФ, С.61-66.

·     Лаптева Л. (1998). Вступительная статья. В Местное самоуправление в Российской Федерации. Сборник нормативных актов. М., С. 8 - 21.

·     Ларькина А. (1993). Органы территориального общественного самоуправления. Саранск.

·     Левакин И. (1997). О современной российской юридической регионологии. Государство и право, N10, С.59-64.

·     Лексин В. и А.Шевцов (1998). Бюджетный федерализм в период кризиса и реформ. Вопросы экономики, N3, С.18-37.

·     Лешков В. (1865). Опыт теории земства и его земских учреждений по Положению 1864 г. Января 1. М.

·     Лешков В. (1872). О праве самостоятельности, как основе для самоуправления.  М.

·     Лешков В. (1873). Юридическая библиография. М.

·     Лившиц А. и др. (1994). Региональная стратегия России. Региональная политика, N6, С.3-24.

·     Лохвицкий А. (1864). Губерния. Ее земские и правительственные учреждения. СПб.

·     Лысенко В. (1995а). Развитие федеративных отношений в современной России. М.: Институт современной политики.

·     Лысенко В. (1995b). От Татарстана до Чечни (Становление нового российского федерализма). М.: Институт современной политики.

·     Лысенко В. (1997а). Разделение властей и опыт Российской Федерации. В А.Захаров (ред.). Асимметричность федерации. М.: TACIS, С.13-35.

·     Лысенко В. (1997b). Развитие федерации и Конституция России. Государство и право, N8, С.14-20.

·     Лысова Л. (1996). Некоторые проблемы развития бюджетного федерализма в России. Федерализм, N1, С.37-56.

·     Люхтерхандт Г. (ред.) (1997). Местное самоуправление: теория и практика (2-е издание). М.: Фонд Фридриха Науманна.

·     Люхтерхандт Г. и А.Филиппов (ред.). (1996). Итоги выборов в Государственную Думу и перспективы политического развития России. М.: ИГПИ.

·     Ляшевская М. (1995). Региональные ассоциации областей России. Опыт региональной интеграции. Кентавр, N3, С.59-68.

·     Магомедов А. (1994а). Политические элиты российской провинции. МЭМО, 1994, N4, С.72-79.

·     Магомедов А. (1994b). Политический ритуал и мифы региональных элит. Свободная мысль, N11, С.108-114.

·     Магомедов А. (1995а) Властвующая элита Саратова. О политике и лидерстве в центре Поволжья. Губерния, N1-2, С.68-76.

·     Магомедов А. (1995b). Корпорация “Калмыкия” - выражение идеологии правящей региональной элиты. МЭМО, N12, С.106-113.

·     Магомедов А. (1997a). Локальные элиты и идеология регионализма: сравнительный анализ в России. В На путях политической трансформации (политические партии и политические элиты постсоветского периода). М.: МОНФ, Выпуск 8, Часть 2.

·     Магомедов А. (1997b). Общество регионов. Pro et Contra, 1997, т.2, N2, С.47-58.

·     Макарычев А. (ред.) (1997а). Сравнительный регионализм: Россия - СНГ - Запад. Нижний Новгород: издательство ННГУ.

·     Макарычев А. (1997b). Влияние зарубежных концепций на разаитие российского регионализма: возможности и пределы заимствования. В А.Макарычев (ред.). Сравнительный регионализм: Россия - СНГ - Запад. Нижний Новгород: издательство ННГУ, С.97-129.

·     Макфол М. и Петров Н. (1995). Политический альманах России. М.: Московский центр Карнеги.

·     Мануйлов В. (1994). Политическая реформа в России: провинциальное измерение. Исследовательский аспект. Земство, 1994, N2.

·     Матцузато К. и А.Шатилов (ред.) (1997а). Регионы России: хроника и руководители. Т.1. “Красный пояс”. (Центральное Черноземье). Sapporo: Slavic Reseach Center, Hokkaido University. Occasional Paper in Slavic-Eurasian World, N33.

·     Матцузато К. и А.Шатилов (ред.) (1997b). Регионы России: хроника и руководители. T.2. Ростовская область. Саратовская область. Sapporo: Slavic Reseach Center, Hokkaido University. Occasional Paper in Slavic-Eurasian World, N34.

·     Марченко Г. (1995). Государственная власть и местное самоуправление. Россия и современный мир, № 4, С.84-86.

·     Мейер М. (1994). Аналитические центры в системе российской демократии. Пределы власти, N1, C.86-116.

·     Местные (1993). Местные органы власти: социально-экономические аспекты деятельности. М.: ИНИОН РАН.

·     Митрохин С. (1997а). Местное самоуправление: аргументы, проблемы, мифы. В Г.Люхтерхандт (ред.). Местное самоуправление: теория и практика (2-е издание). М.: Фонд Фридриха Науманна, С.43-52.

·     Митрохин С. (1997b). Модели федерализма для России. В поисках альтернативы хаосу и распаду. Федерализм, N1, С.98-118.

·     Михайлов Р. (1998). Этапы становления новых федеративных отношений в Российской Федерации. Вестник МГУ, серия 12, N1, С.24-32.

·     Михайловская Е. (1995). Российский сборник. М.: Панорама.

·     Михайловская Е. (1996). Российский сборник (II). М.: Панорама.

·     Михалева Н. (1992). Обсуждение проблематики федеративного договора. Государство и право, N9, С.147-152.

·     Михалева Н. (1994). Эволюция и перспективы нового российского федерализма. Право и жизнь, N6.

·     Михалева Н. (ред.) (1995). Правовые проблемы современного российского федерализма. Федеративное устройство России: история и современность. М., ИНИОН РАН, 1995, С.76-118.

·     Москаленко Н. (1994). Республика Тыва (Тува). Справочник. М., Панорама.

·     Моммен А. (1992). Федерализм и национальное государство. Полис, N4, С.168-176.

·     Мордовцев Д. (1877). Десятилетие русского земства. СПб.

·     Мохов В. (1997). Трансформация региональных политических элит в 1990-е годы. В На путях политической трансформации (политические партии и политические элиты постсоветского периода). М.: МОНФ, Выпуск 8, Часть 2.

·     Музаев Т. и З.Тодуа (1992). Новая Чечено-Ингушетия. М.: Панорама.

·     Новиков А. (1905). Центр тяжести самоуправления. Вестник знания, N2.

·     Нольдэ Б. (1911). Очерки русского государственного права. СПб.

·     О’Доннелл Г. (1994). Делегативная демократия. Пределы власти, N2-3, С.52-69.

·     Овчинников И. (1992). Местное самоуправление: Конституционно-правовая основа формирования В Конституционный строй России. М.: ИГП РАН, вып. 1.

·     Ордешук П. и О.Швецова (1995). Россия, федерализм и политическая стабильность. В В.Селивестров (ред.). Федерализм и региональная политика. Проблемы России и зарубежный опыт. Новосибирск, С.77-126.

·     Павленко С. (1994). Регионы и региональная политика. Вопросы экономики, N9, С.11-16.

·     Павленко С. (1996а). Регионализация и регионализм: пример Сибири. Регион. Экономика и социология. N1, С.59-74.

·     Павленко С. (1996b). Легитимация административного регионализма. В Т.Заславская (ред.) Куда идет Россия? (III). Социальная трансформация постсоветского пространства. М.: Аспект Пресс, С.85-94.

·     Павленко С. (1997). Новый федерализм: интрига и контринтрига. Pro et Contra, т.2, N2, С.34-46.

·     Папп А. и В.Прибыловский (ред.) (1993). Выборы-89. М.: Панорама.

·     Пастухов В. (1994). Новый федерализм для России: институциализация свободы. Полис, 1994, N3.

·     Пастухов В. (1996). Парадоксальные заметки о современном политическом режиме. Pro et Contra, т.1, N1, С.6-21.

·     Пастухов В. (1997). Политический режим и конституционный кризис в России. Конституционное право: Восточноевропейское обозрение, N2, С.145-151.

·     Петренко Е. (1997). Региональные выборы: предварительные результаты. Власть, N1, С.17-32.

·     Петров Н. (1995a). Выборы представительных органов власти регионов. МЭиМО, N3, С.33-46, N4, С.25-34.

·     Петров Н. (1995b). Красноярский край: экономика, партии, лидеры. Власть, N10, С.42-47.

·     Петров Н. (1996). Анализ результатов выборов 1995 г. в Государственную Думу по регионам и округам. В Н.Петров (ред.). Парламентские выборы 1995 года в России. М.: Московский центр Карнеги, С.7-57.

·     Петров Н. и А.Титков (1996). Выборы президентские и выборы местные. Президентские выборы в России. Московский центр Карнеги, N2-3, С.12-14.

·     Подколзин А. (1997). О политико-правовом пространстве федерализма. Вестник МГУ, серия 12, N2, С.14-27.

·     Подготовка (1995). Подготовка специалистов в области гуманитарных и социально-экономических наук (материалы для сравнительного анализа). М.: Государственный комитет Российской Федерации по высшему образованию.

·     Поздняков А. и др. (1995). Государственная региональная политика: концепция и принципы разработки. Регион: экономика и социология, N2, С.53-68.

·     Постовой Н. (1991). Четко разграничить функции. К разработке республиканского законодательства о местном самоуправлении. Народный депутат, N4, С.19-26.

·     Пойдем (1996). Пойдем вперед или повернем назад. Круглый стол. Российская Федерация, N22, С.17-23.

·     Празаускас А. (1997). Слагаемые государственного единства. Pro et Contra, т.2, N2, С.20-33.

·     Прокопович С. (1904). Местные люди о нуждах России. СПб.

·     Прохоров В. и В.Кашо (1992). Органы территориального общественного самоуправления в системе местного самоуправления. Государство и право, №7, С.46- 53.

·     Путч (1991). Путч. Хроника тревожных дней. М.: РИА.

·     Рабинович И. и С.Фуфаев (1997). Хозяин (Штрихи к политическому портрету Муртазы Рахимова). Pro et Contra, т.2, N2, С.71-84.

·     Разделит (1993). Разделит ли Россия участь Союза ССР. М.: Наука.

·     Рациональный (1995). Рациональный регионализм. Тюмень - М.: Начала-пресс.

·     Реванш (1994). Реванш. Недоперевыворот. М.: Литература и политика.

·     Региональная (1995). Региональная политика и местное самоуправление. Самара.

·     Реформа (1995). Реформа местного самоуправления. В Местное самоуправление в России. Сборник материалов по проблемам становления местного самоуправления в Российской Федерации. Вып. 1. М., С.9-10.

·     Российское (1995). Российское земство и современное самоуправление. Обсуждение за “круглым столом” в Институте экономики РАН. Вестник РАН, т.65, N2.

·     Российское (1996). Российское государство: Прошлое, настоящее, будущее. Материалы научной конференции. Ижевск: Международный восточно-европейский университет.

·     Русов А. (1898-99). Описание Черниговской губернии. Чернигов, т. 1-2.

·     Русов А. (1914). Краткая энциклопедия земского дела в его историческом развитии. Киев.

·     Рыженков С. (1998). Органы государственной власти в реформе местного самоуправления в России: взаимодействие Центра и регионов в процессе принятия федерального и региональных законов об общих принципах организации местного самоуправления. Политическое содержание и последствия процесса В К.Матцузато (ред.) “Третье звено” государственного строительства в России. Саппоро, С.130-199.

·     Рыженков С. и В.Гельман (1994). Местное самоуправление: новая неполитическая оппозиция. Новая ежедневная газета, 26 октября, С.5.

·     Рыженков С. и др. (ред.) (1999). Портрет четырех регионов (Новгородская, Воронежская, Саратовская, Свердловская области). История, политика, культура. М.: ИГПИ (в печати).

·     Савранская О. (1997). Правовые основы местного самоуправления. Социологические исследования, №1, С.111-119.

·     Савченко Д. и др. (1997). Понятие и виды местного нормотворчества. Устав муниципального образования. Новосибирск.

·     Сафаргалеев Д. и С.Фуфаев (1997). Лики башкирской государственности. Конституционное право: Восточноевропейское обозрение, N2, С.79-85.

·     Свешников М. (1892). Основы и пределы самоуправления. СПб.

·     Селивестров В. (ред.) (1995). Федерализм и региональная политика. Проблемы России и зарубежный опыт. Новосибирск.

·     Сельцер Д. (1997). Тамбовская область (1989-1995). Развитие политической ситуации. В К.Матцузато и А.Шатилов (ред.). Регионы России: хроника и руководители. Т.1. “Красный пояс”. (Центральное Черноземье). Sapporo: Slavic Reseach Center, Hokkaido University. Occasional Paper in Slavic-Eurasian World, N33, С.83-157.

·     Семенов Г. (1994). Рационализация взаимоотношений между федеральным и региональм бюджетами: пути обновления налогово-бюджетного механизма. Вопросы экономики, N9, С.38-51.

·     Семин О. (1910). Земство на Кавказе. Самоуправление, N10.

·     Сенатова О. (1996). Региональный авторитаризм на стадии его становления. В Т.Заславская (ред.) Куда идет Россия? (III). Социальная трансформация постсоветского пространства. М.: Аспект Пресс, С.146-151.

·     Сенатова О. и В.Гельман (1995). Третья попытка реформы власти: в поисках золотой середины. Российская Федерация, N13, С.25-28.

·     Сенатова О. и А.Касимов (1993). Московское поражение российского федерализма. Век ХХ и мир, N7-12, С.183-191.

·     Сенатова О. и А.Касимов (1994). Федерация или новый унитаризм ? Повторение пройденного. В В.Гельман (ред.). Очерки российской политики. М.: ИГПИ, С.42-52.

·     Сенатова О. и А.Якурин (1997). Выборы губернаторов в контексте социально-политического развития регионов России. Политический мониторинг, N1.

·     Сенатова О. и др. (1994). Политические факторы и субъекты политики в Поволжье. Земство, N4, С.8-33.

·     Скалон В. (1882). Земские вопросы. Очерки и обозрения. М.

·     Скалон В. (1907). По земским вопросам. Очерки, обозрения, заметки. СПб.

·     Слепцов Н. (ред.) (1997). Институт губернатора в России: традиции и современные реальности. М: РАГС.

·     Слива А. (1993). Какой будет местная власть. Российская Федерация, №1, С.41-44.

·     Слово (1995). Слово о людях и земле поморской. Доклады и тезисы докладов III научно-краеведческих чтений. Вып. 2. Архангельск: Издательство Поморского международного педагогического университета.

·     Смирнягин Л. (1994). Разделения властей на местах больше не существует. Сегодня, 2 августа, С.3.

·     Собянин А. и Д.Юрьев (1991). Съезд народных депутатов РСФСР в зеркале поименных голосований. М.

·     Собянин А. и Д.Юрьев (1992). VI съезд народных депутатов России. М.-Архангельское.

·     Собянин А. и В.Суховольский (1995). Демократия, ограниченная фальсификациями. М.: Проектная группа по правам человека.

·     Собянин А. и др. (1991). Выдержит ли Россия ещё одни выборы в 1991 году? Невский курьер, N11, С.4-5.

·     Собянин А. и др. (1993). Политический климат России в 1991-1993 годах. МЭМО, N9, С.20-32.

·     Солник С. (1995а). “Торг” между Москвой и субъектами Федерации о структуре нового российского государства: 1990-1995. Полис, N6, С.95-108.

·     Солник С. (1995b). Федерация и регионы России: договорной процесс. Конституционное право: Восточноевропейское обозрение, N4, С.40-46.

·     Соляник Н. (1994а). Это должна быть государственная программа. Парламентские слушания. Российская Федерация, N8, С.23-29.

·     Соляник Н. (1994b). Местное самоуправление: реформа или борьба за власть? Обозреватель, N15, С.23-28.

·     Соляник Н. (1994с). Местное самоуправление: по Конституции и … в жизни. Обозреватель, N18, C.17-27.

·     Соляник Н. (1995). Выжить легче вместе. Российская Федерация, N9, С.24-26.

·     Соляник Н. (1996). Игра в земство. Поиграли... Теперь закручивают гайки. Российская Федерация, N11, С.20-22.

·     Становление (1997). Становление самоуправления на селе. Социологические исследования, N1, С.126-130.

·     Стрончина М. (1993). Принципы организации местного самоуправления. Вестник государственной службы, N8, С.34-37.

·     Стюарт-Хилл Э. (1997). Вызовы российской политологии. Полис, 1997, N6, С.104-108.

·     Сунгуров А. (1996). Этюды политической жизни Ленинграда-Петербурга. 1987-1994 гг. СПб: Центр “Стратегия”.

·     Тадевосян Э. (1996). Российский федерализм и современный национально-государственный нигилизм. Государство и право, N10, С.3-14.

·     Тишков В. (1992). Нация - то же племя, только с армией. Московские новости, 1992, 27 сентября.

·     Торопов Д. (1992). Справочник новых партий и общественных организаций Татарстана. М.: Панорама.

·     Тощенко Ж. (1997). Асиммертия как принцип национального и федеративного строительства. В Ж.Тощенко. Постсоветское пространство: суверенизация и интеграция. Этносоциологические очерки. М.: РГГУ, С.182-191.

·     Тощенко Ж. и Г.Цветкова (1997). Местное самоуправление: проблемы становления (опыт социологического анализа). Социологические исследования, N6, С.109-119.

·     Туровский Р. (1995). Республика Коми: экономика, партии, лидеры. Власть, N10, С.56-62.

·     Туровский Р. (1996). Политическое расслоение российских регионов (история и факторы формирования). В Л.Беляева (ред.) Партийно - политические элиты и электоральные процессы в России. М.: ЦКСИиМ (серия “Политология”, выпуск 3 (17)), С.37-52.

·     Тюмень (1994). Тюмень в процессе формирования новой региональной политики. Тюмень: Центр прикладной этики.

·     Умнова И. (1994). Реформируем, реформируем, а движемся назад. Российская Федерация, N21, С.28-29.

·     Умнова И. (1995а). Дитя хоронят - отец безмолвствует, Или будет ли положен конец кузбасской повести российского масштаба. Российская Федерация, N3, С.2-4.

·     Умнова И. (1995b). Спор единства и многообразия. Кто и почему отвергает федеральный закон. Российская Федерация, N14, С.41-42.

·     Умнова И. (1995с). Устав области (края): первый опыт. М.: ИНИОН РАН.

·     Умнова И. (1996). Современная российская модель разделения власти между федерацией и ее субъектами. Актуальные правовые проблемы. М.: ИНИОН РАН.

·     Фадеев В. (1994а). Муниципальное право России. М.: Юрист.

·     Фадеев В. (1994b). Представительные и исполнительные органы власти в системе местного самоуправления Российской Федерации. М.: ИНИОН РАН.

·     Фадеев В. (1995). Система гарантий местного самоуправления. Право и жизнь, N7, С.184-217.

·     Фарукшин М. (1997). Федерализм и демократия: сложный баланс. Полис, N6, С.164-173.

·     Федерализм (1993). Федерализм - глобальные и российские измерения. Казань.

·     Федерализм (1994). Федерализм: Проблемы формирования. Материалы постоянно действующего семинара. Казань.

·     Федерализм (1997a). Федерализм власти и власть федерализма. М.: ТОО “Интелтех”.

·     Федерализм (1997b). Федерализм. Энциклопедический словарь. М.

·     Фоминых А. (1997). Становление самоуправления в регионе. Регионология, №2, С.45-51.

·     Хакимов Р. (1997). Асимметричность Российской Федерации: взгляд из Татарстана. В А.Захаров (ред.). Асимметричность федерации. М.: TACIS, С.61-76.

·     Хенкин С. (1997). Сепаратизм в России - позади или впереди ? Pro et Contra, т.2, N2, С.5-19.

·     Чешко С. (1993). Идеология распада. М.: Наука.

·     Чинарихина Г. (1996). Договор как способ разграничения полномочий и предметов ведения между субъектами федеративных отношений в России. Власть, N9, С.20-25.

·     Чиркин В. (1995). Современный федерализм: сравнительный анализ. М.: ИНИОН РАН.

·     Чиркин В. (1997). Современное федеративное государство. М: Издательство МНИМП.

·     Чичерин Б. (1903). Вопросы политики. СПб.

·     Шабунин Д. (1997). Становление государственности и конституционный процесс в Чувашской Республике в 80-е - 90-е гг. В На путях политической трансформации (политические партии и политические элиты постсоветского периода). М.: МОНФ, Выпуск 8, Часть 1, С.158-176.

·     Шатилов А. и В.Нечаев (1997а). Губернаторские выборы 1996 года: прогнозы и реалии. Представительная власть, N2-3, С.5-11.

·     Шатилов А. и В.Нечаев (1997b). Региональные выборы. Свободная мысль, N6, С.58-69.

·     Шахов Ш. (1994). Местное самоуправление как одна из форм обустройства народов РФ. Регионология, N4.

·     Широков А. (1996). Федеральное законодательство России о местном самоуправлении. М.

·     Шипов Д. (1899). К вопросу о взаимных отношениях губернского и уездного земств. М.

·     Шишкин С. (1996). Государственно-правовые проблемы регионализации. Иркутск: издательство Иркутского государственного университета.

·     Шлемин П. и В.Фадеев (1993). Местное самоуправление: Российский вариант. М.: ИНИОН РАН.

·     Шрейдер Г. (1902). Наше городское общественное самоуправление. СПб.

·     Шугрина Е. (1995). Муниципальное право. Новосибирск.

·     Шугрина Е. (1997). Организационные основы местного самоуправления. Новосибирск.

·     Шугрина Е. и Ю.Сивохина (1997). Модели местного самоуправления в Сибирском регионе. Новосибирск.

·     Шугрина Е. и др. (1996). Аналитический обзор законодательства субъектов Российской Федерации Сибирского и дальневосточного регионов о выборах в органы местного самоуправления. Новосибирск.

·     Шутов А. (1997). Территориальные органы управления в истории России: опыт административно-политического участия. Вестник МГУ, серия 12, N6, С.80-96.

·     Щербакова Н. и Е.Егорова (1996). Местное самоуправление в России: теория и практика. Ярославль.

·     Элейзер Д. (1995). Сравнительный федерализм. Полис, N5, С.106-115.

·     Явлинский Г. и др. (1992). Нижегородский пролог. Экономика и политика в России. М.: ЭПИцентр.

·     Якубовский Д. (1992). Теоретическая основа, правовая природа и содержание понятия “местное самоуправление”. Право и жизнь, № 6, С.81-97.

·     Almond G. and S.Verba (1963). The Civic Culture. Princeton, NJ: Princeton University Press.

·     Batley R. and G.Stoker (1991). Local Government in Europe. Trends and Developments. Hampshire and London: Macmillan.

·     Brie M. (1997). The Political Regime of Moscow - Creation of a New Urban Mashine ? Wissenschaftzentrum Berlin fur Sozialforschung Papers, N2.

·     Burton M. et al. (1992). Introduction: Elite Transformaton and Democratic Regimes. In J.Higley, R.Gunther (eds.). Elites and Democratic Consolidation in Latin America and Southern Europe. Cambridge: Cambridge University Press, P.1-37.

·     Dahl R. (1961). Who Governs ? Democracy and Power in an American City. New Haven and London: Yale University Press.

·     Davydova I. (1997). Die Novosibirsker Sociologische Schule: Aufstieg und Niedergang eines regionalen sozialwissenschaftlischen Zentrum. In I.Oswald u.a. (Hrsg.). Sozialwissenschaft in Russland. Deutsch-Russisches Monitoring. Band 2. Berlin: Berliner Debatte Wissenschaftverlag, P.151-172.

·     Friedgut T. and J.Hahn (eds.). (1994). Local Power and Post-Soviet Politics. Armonk, NY, and London: M.E.Sharpe.

·     Gel’man V. (1997). Politikforschung im Gebeit Sverdlovsk: Entwicklungsstand, Probleme, Perspektiven. In I.Oswald u.a. (Hrsg.). Sozialwissenschaft in Russland. Deutsch-Russisches Monitoring. Band 2. Berlin: Berliner Debatte Wissenschaftverlag, P.173-182.

·     Golosov G. (1997). Russian Provincial Parties and the “Bosses”: Evidence from the 1994 Provincial Elections in Western Siberia. Party Politics, vol.3, N1, P.3-21.

·     Gunlicks A. (ed.). (1981). Local Government Reform and Reorganization. An International Perspective. New York and London: Kennikat Press.

·     Haggerstrand T. (1967). Innovation Diffusion in a Spatial Process. Chicago: University of Chicago Press.

·     Hanson P. (1994). Regions, Local Power and Economic Change in Russia. London: Chatham House.

·     Helf G. and J.Hahn (1992). Old Dogs and New Tricks: Party Elites in the Russian Regional Elections of 1990. Slavic Review, vol.51, N3, P.511-530.

·     Hough J. (1969). The Soviet Prefects: The Local Party Organs in Industrial Decision-Making. Cambridge, MA: Harvard University Press.

·     Hughes J. (1994). Regionalism in Siberia: The Rise and Fall of Siberian Agreement. Europe-Asia Studies, vol.46, N7, P.1133-1161.

·     Hughes J. (1996). Moscow’s Bilateral Treaties Add to Confusion. Transition, vol.2, N19, P.39-43.

·     Humes S. (1991). Local Governance and National Power. A Word-Wide Comparison of Tradition and Change in Local Government. Hemel Hempstead: Harvester Wheatsheaf.

·     Kirkow P. (1995). Regional Warlordism in Russia: The Case of Primorskii Krai. Europe-Asia Studies, vol.47, N6, P.923-947.

·     Kirkow P. (1998). Russia’s Provinces. Authoritarian Transformation versus Local Authonomy ? Basingstoke and London: Macmillan.

·     Kukolev I. und P.Stykow (1996). Elitenforschung (1991-1996). In I.Oswald u.a. (Hrsg.). Sozialwissenschaft im Russland. Band 1. Deutsch-Russisches Monitoring. Berlin: Berliner Debatte Wissenschaftverlag, 1996, S.83-113.

·     Lapteva E. and M.Lipman (1994). Basic information on Local Government in Russian Federation. In Local Government in the CEE and CIS. Budapest, P.173-198.

·     Lijphart A. (1971). Comparative Politics and Comparative Method. American Political Science Review, vol.65, N3.

·     Lijphart A. (1975). The Comparable-Case Strategy in Comparative Research. Comparative Political Studies, vol.8, N2.

·     Lipset S. and S.Rokkan (1967). Cleavage structures, party systems and voter alignments: an introduction. In S.Lipset, S.Rokkan (eds.). Party Systems and Voter Alignment: Cross-National Perspectives. New York: Free Press, P.1-64.

·     Lysenko V. (1993). Development of local government in Russia and the CIS. In R.J.Bennett (ed.) Local Government in the New Europe. London: Belhaven Press, P.278-291.

·     Matzusato K. (1997). The Split and Reconfiguration of Ex-Communist Party Factions in the Russian Oblasts: Chelyabinsk, Samara, Ulyanovsk, Tambov, and Tver (1991-95). Demokratizatsiya. The Journal of Post-Soviet Democratization. vol.5, N1, P.53-88.

·     McAuley M. (1992). Politics, Economics and Elite Realignment in Russia: A Regional Perspective. Soviet Economy, vol.8, N1, P.46-88.

·     McAuley M. (1997). Russia’s Politics of Uncertainty. Cambridge: Cambridge University Press.

·     Melvin N. (1998). The Consolidation of a New Regional Elite: The Case of Omsk (1987-1995). Europe-Asia Studies, vol.50, N4, P.619-650.

·     Moses J. (1992). Soviet Provincial Politics in the Era of Transition and Revolution. 1989-91. Soviet Studies, vol.44, N3, P.479-509.

·     Mommen A. (1997). The Origins of Modern Russian Regionalism. A Critical Reassessment. В А.Макарычев (ред.). Сравнительный регионализм: Россия - СНГ - Запад. Нижний Новгород: издательство ННГУ, С.12-43.

·     Norton A. (1994). International Handbook of Local and Regional Government: A Comparative Analysis of Advanced Democracies. Aldershot: Edward Elgar.

·     Orttung R. (1995). From Leningrad to St.Petersburg. Democratization in a Russian City. New York: St.Martin’s Press.

·     Pavlenko S. (1995). Regions and Regional Elites in the Russian Federation: A New Rulng Class. In K.Segbers and S.De Spiegeleire (eds.). Post-Soviet Puzzles. Mapping the Political Economy of the Former Soviet Union. Baden-Baden: Nomos, vol.III, P.25-38.

·     Przeworski A. and H.Teune (1970). The Logic of Comparative Social Inquiry. New York: Wiley-Interscience.

·     Putnam R. (1993). Making Democracy Work. Civic Traditions in Modern Italy. Princeton: Princeton University Press.

·     Riker W. (1975). Federalism. In F.Greenstein, N.Polsby (eds.). Handbook of Political Science. Reading, MA: Addison-Wesley, vol.5.

·     Rokkan S. et al. (1970). Citizens, Elections, Parties: Approaches to the Comparative Study to the Process of Development. Oslo: Universitetforlaget.

·     Rokkan S. and D.Urwin. (1982). The Politics of Territorial Identity. Studies in European Regionalism. London: Sage.

·     Rutland P. (1993). The Politics of Economic Stagnation in the Soviet Union. Cambridge: Cambridge University Press.

·     Segbers K. (ed.) (1994). Russland Zukunft: Raume und Regions. Baden-Baden: Nomos.

·     Segbers K. and S.De Spiegeleire (eds.) (1995). Post-Soviet Puzzles. Mapping the Political Economy of the Former Soviet Union. Baden-Baden: Nomos, vol.II.

·     Slider D. (1996). Elections to Russia’s Regional Assemblies. Post-Soviet Affairs, vol.12, N3, P.243-264.

·     Slider D. et al. (1994). Political Tendencies in Russian Regions: Evidence from the 1993 Parliamentary Elections. Slavic Review, vol.53, N3, P.711-732.

·     Skocpol T. and M.Somers (1980). The Uses of Comparative History in Macrosocial Inquiry. Comparative Studies in Society and History, vol.22, N2, P.174-197.

·     Smelser N. (1976). Comparative Methods in the Social Sciences. Englewood Cliffs, NJ: Prentice-Hall.

·     Stoner-Weiss K. (1997). Local Heroes. The Political Economy of Russian Regional Governance. Princeton, NJ: Princeton University Press.

·     Stykow P. (1995). Elite Transformation in the Saratov Region: From Hierarchical Rule of a Monolythic Power Elite to Strategic Interaction of Sectoral Elites. Arbeitspapiere AG TRAP, Humboldt-Univertitat Berlin, N5.

Таблица 1

 

ПУБЛИКАЦИЯ СТАТЕЙ ПО ПОЛИТИЧЕСКОЙ РЕГИОНАЛИСТИКЕ В ЖУРНАЛЕ “ПОЛИС” (1992-1997)

	1992	1993	1994	1995	1996	1997
Общее количество научных статей	72	102	75	86	75	71
Количество научных статей по проблемам современной российской политики	10	20	24	16	25	24
Количество научных статей по политической регионалистике России	1	2	6	4	4	4
(В том числе - количество научных статей авторов из регионов России)	0	2	1	2	0	4

Таблица 2

 

ПОЛУЧАТЕЛИ ГРАНТОВ И ФИНАЛИСТЫ КОНКУРСА “РОССИЙСКИЕ ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАУКИ: НОВАЯ ПЕРСПЕКТИВА” (политология)[11]

	1994 (финал)	1994 (грант)	1995 (финал)	1995 (грант)	1996 (финал)	1996 (грант[12])
Всего проектов	167	35	62	19	33	17
Регионы России (без Москвы)	61	12	23	7	18	12
Регионы России (без Москвы) (%)	36,5	34,3	37,1	36,8	54,5	70,5
Проекты по регионалистике	н/д	6	11	6	13	10
Проекты по регионалистике (%)	н/д	17,1	17,7	31,6	39,4	58,8

 

---

[1] Вопросы изучения региональных аспектов массового электорального поведения мы рассматриваем лишь в контексте общих закономерностей формирования политической регионалистики в России. Кроме того, требуют отдельного исследования и потому сознательно исключены из представленного анализа массивы публикаций, связанных с этнополитическими проблемами и конфликтами в регионах России, а также работы по проблеме Чечни.

[2] Мы не включаем в наш обзор сферу экономико-географических исследований российских губерний, так как при несомненной связи с земскими исследованиями (Безобразов, 1882-89; Русов, 1898-99), вопросы политики в экономико-географических  сочинениях затрагивались только косвенно. Мы также совсем не касаемся движения сибирского автономизма (как и других проявлений ранней федералистской мысли), отсылая к недавно появившемуся “энциклопедическому словарю” по федерализму, где этому явлению отведено значительное место (Федерализм, 1997b).

[3] Подробную тематическую библиографию англоязычных публикаций последних лет по политической регионалистике России, составленную английскими исследователями Н.Мелвином и К.Гордон (Университет Лидс), см. в Интернете: http://www.leeds.ac.uk/lucrecec

[4] За 1992-1995 гг. сменилось четыре руководителя: В.Тишков (февраль-октябрь 1992); С.Шахрай (ноябрь 1992 - май 1994); Н.Егоров (май-декабрь 1994); В.Михайлов (с января 1995).

[5] Помимо Экспертного института РСПП, региональная экономическая политика занимает сегодня важное место в исследованиях Рабочего центра экономических реформ при Правительстве России, Института экономических проблем переходного периода и ряда других центров экономических исследований.

[6] В настоящее время готовится второе, дополненное издание этой книги.

[7] В связи с упоминанием этого издания, в центре внимания которого находятся проблемы менеджмента местного самоуправления и муниципального (городского) развития, следует специально оговорить, что мы не включаем в обзор направления, развивающиеся в традиции Public administration, Urban politics, Organisation theory, исследований “третьего сектора” и т.д.

[8] В 1995 году РГНФ выделил 2 гранта по политической регионалистике (1 - Москва, 1 - Калининград), в 1996 году - 4 гранта (3 - Москва, 1 - Владивосток, 1 - Владикавказ), в 1997 году - 3 гранта (Санкт-Петербург, Кемерово, Ярославль). См. Вестник РГНФ, 1995, N1; 1996, N2, 1997, N2.

[9] Из ответов А.Магомедова на вопросы участников семинара Нижегородского исследовательского фонда “Региональные элиты в современной России: динамика и тенденции” (Нижний Новгород, 29.IX.1995).

[10] Из выступления Р.Галлямова на семинаре “Новые политические элиты и политические институты в СНГ” (Новгород, 25-30.I.1996).

[11]  См.: Поиск, 1994, №12-13, №23; 1995, №12, №29-30; 1996, №15, №29. Те или иные междцисциплинарные проекты отнесены авторами настоящего материала к политологическим произвольно на основании имевшихся у них данных о проектах, так что данная таблица не претендует на полноту.

[12] Только гранты на проведение исследований (без учета грантов на поездки).