В этой книге я обсуждаю проблемы самоорганизации сложных динамических систем и прежде всего проблемы самоорганизации биосферы и общества. Я неоднократно подчеркивал, что говоря о процессах самоорганизации, мы имеем дело с процессами, лишенными целенаправленности, точнее — целеполагания. Механизмы, их определяющие, суть свойства окружающей нас «реальности»: они лишь познаны (или постепенно, частично познаются) человеческим Разумом, который в ряде случаев способен лишь предложить их интерпретацию, но сами механизмы, их особенности не подвластны людям. И я старался также объяснить, что эти механизмы саморазвития неизбежно приводят динамические системы, в том числе и общество, к кризисам, то есть к бифуркациям, меняющим характер развития. Если угодно — меняющим «канал эволюции». И последствия подобных перестроек непредсказуемы! Эта непредсказуемость — одна из важных характеристик мирового эволюционного процесса, и с ней нельзя не считаться. Отсюда следует требование особой осторожности в использовании тех могучих средств, которыми обладают современные цивилизации.

Человечество уже не единожды сталкивалось с тяжелейшими кризисами, но механизмы самоорганизации, или, если угодно, — стихия самоорганизации, всякий раз помогала людям найти выход и сохранить себя в составе биосферы. Однако суть происходящего людьми не осознавалась, и каждый раз за перестройку своего образа жизни, за возможность развиваться в новом канале эволюции человечество должно было платить огромную цену, связанную прежде всего с недостатком ресурса, необходимого для поддержания установившегося образа жизни. Но в нынешний век ядерного оружия эти стихийные механизмы вряд ли «сработают». Выход из кризиса для биосферы в целом будет найден — она будет и дальше развиваться, но для нас, для людей, это станет «концом истории», в составе биосферы человечества уже не будет.

Отсюда я делал заключение о том, что в современных условиях, человечество должно стремиться использовать свой основной шанс — Разум, который ему дала Природа. Задача Разума — предупредить людей о надвигающемся кризисе и выработать такую стратегию развития общества и биосферы, такую стратегию поведения людей, которая была бы способна сохранить существующий «канал эволюции» и предотвратить очередную бифуркацию, то есть сохранить существующий характер эволюционных процессов. Но такого результата невозможно добиться, опираясь только на знание естественных механизмов самоорганизации. Значит, людям предстоит самим создать новые механизмы саморазвития. Повторить нечто аналогичное тому, что произошло на заре палеолита, когда человечество сумело противопоставить стихии биосоциальных законов свою систему законов, свою систему правил поведения, которые теперь мы называем нравственностью. Но времени теперь у нас уже в обрез: надо спешить с выработкой СТРАТЕГИИ, с разработкой механизмов ее реализации.

Стратегия развития — это замысел, выработка определенной системы целей. О ней я говорил в предыдущих главах книги. Еще раз повторю: это система действий, направленных на возможность реализации принципов экологического императива и коэволюции человека и биосферы, это стратегия сохранения того канала эволюции (того атрактора), в котором оказалось возможным возникнуть и развиваться нашему биологическому виду.

Но формулировка этих принципов — лишь начальный шаг по пути к эпохе ноосферы. Науке еще предстоит понять эти принципы и детализировать, насытить общие суждения конкретным содержанием, разработать и внедрить механизмы, способные их реализовать. Последнее, вероятно, самое трудное. По существу это будут проблемы управления процессами развития биосферы и общества. Попыткой начать обсуждение этой проблемы и является настоящая глава.

2. Управляемое и направляемое развитие. «Принцип кормчего»

В ХХ веке разработка проблем управления постепенно превратилась в обширную, вполне самостоятельную научную дисциплину. Она охватывает вопросы управления и техническими системами, и воинскими подразделениями, и производственными, коммерческими организациями, и т. д В рамках этой дисциплины создан обширный инструментарий и установлен целый ряд принципов, позволяющих вырабатывать эффективные управленческие рекомендации, широко используемые на практике. Однако, когда мы переходим к управлению процессами социальной природы, все становится неизмеримо сложнее. Наработанные приемы решения управленческих задач часто оказываются недостаточными, а порой даже вредными.

Заметим, что в социальной сфере само понимание подобных вопросов и даже самого термина «управление» не нашло пока однозначного толкования. И даже терминология, используемая в социальных науках, не приведена в соответствие с той, которая применяется в теории управления, выработанная решением управленческих задач в технике. Вот почему для дальнейшего изложения мне придется сделать несколько разъяснений самого смысла используемой терминологии. Это тем более необходимо, что теория управления как самостоятельная научная дисциплина своими корнями уходит в решение различных задач техники и в области проблем управления техническими системами у нее сформировались четкий язык и система понятий, не всегда, к сожалению, воспринимаемые гуманитарной сферой.

В теории управления сам термин «управление» употребляется только тогда, когда речь идет об использовании активных воздействий (например, при использовании ресурса) на управляемую систему для достижения определенной цели или целей (например, обеспечения заданного режима полета самолета или вывода космического аппарата на заданную орбиту).

Важнейшее понятие теории управления — цель управления. Бесцельных управлений не бывает. В технических системах цель (цели) управления — это важнейший фактор управленческого процесса. Но цель задается извне и сама в систему управления не входит. Например, цель для самолета — достичь определенного аэропорта, и эта цель, очевидно, не определяется ни конструкцией самолета, ни его автопилотом. Таким образом, в теории управления сам процесс управления является процедурой выбора одного из нескольких возможных способов действия и реализации выбранных действий, обеспечивающих достижение системой заданных ей целей. Проблема выбора способа достижения цели из множества возможных способов представляет особую задачу, требующую сложного математического аппарата, и о ней мы говорить не будем.

В какой же степени такая трактовка управленческого процесса подходит для систем общественной природы, когда речь заходит о целенаправленных воздействиях на подобные системы? И в какой степени методы, развитые в инженерных науках, могут быть использованы в социальной сфере, когда там возникает потребность (необходимость) в целенаправленных действиях?

Заметим сначала, что многое из того, что выработано в теории управления техническими системами, может быть с успехом использовано и в общественной сфере, особенно тогда, когда речь идет об относительно простых общественных системах. Поэтому основными методами теории управления должны владеть управляющие самого различного уровня. Однако этого недостаточно для управления более сложными процессами общественной природы, ибо существуют и весьма значительные отличия, не позволяющие непосредственно перенести в сферу общественного управления методологию, развиваемую в технических науках. Включение в теорию управления социальных объектов требует ее качественного расширения и изменения ряда акцентов. Да и средствами воздействия (управляющими факторами) вовсе не всегда является тот или иной ресурс. Таковыми могут быть и обучение, и средства массовой информации, и многое другое.

Кроме того, в социальных системах не может быть единой цели, как например у автопилота. У любой социальной системы всегда существует множественность целей. Это прежде всего ее стабильность, но одновременно и высокий уровень жизни людей, принадлежащих системе, и обеспечение безопасности страны, если речь идет о государственном организме, и т. д. Однако такое дополнительное усложнение — еще не главная трудность в теории, ибо сегодня для анализа подобных многокритериальных задач разработан вполне эффективный инструментарий.

Более важно то, что цели системы общественной природы задаются не извне, а формируются внутри самой системы. Они принадлежат ей и их формирование является центральным актом управленческого процесса, с которым теория управления техническими системами практически никогда не имеет дела. Другими словами, цель управления сама становится «ресурсом управления».

Формирование целей развития — самое сложное, с чем сталкивается человек в своей активной деятельности. И самое ответственное, ибо от его решений зависит судьба всего общества. Особенно опасны эфемерные, недостижимые цели. Но и поставив цели, человек встречает чрезвычайные трудности при выборе способов воздействия на управляемую систему, то есть в назначении тех воздействий, которые способны обеспечить достижение целей. Эти способы, в отличие от технических систем, тоже не оказываются заданными заранее. Значит, в отличие от технических систем, управленческий акт состоит не только в выборе из возможных способов использования ресурса, но в изобретении самих способов действия.

Трудности здесь невозможно преувеличить — это и чрезвычайная сложность связей между элементами системы, анализ которых необходим для принятия удовлетворительного решения, и невозможность провести детальный анализ мыслимых следствий, а значит, и обоснованное сопоставление результатов принимаемых решений (и даже сопоставление следствий различных вариантов действий). Кроме того, по мере роста сложности системы количество необходимой информации растет экспоненциально — гораздо быстрее, чем сложность самой управляемой системы. И поэтому точному решению многих управленческих задач не может помочь никакой компьютер никакой гипотетической мощности. Поэтому, как ни важно управленческому персоналу владеть методиками традиционной теории управления, этого явно недостаточно. Более того, для анализа сложных социально-экономических систем само понятие «управляемая система» далеко не всегда подходит.

Для анализа функционирования сложных многоцелевых социально-экономических систем приходится вводить новое понимание самого смысла термина «управление», поскольку управление в том «чистом» виде, как оно используется в технических системах, в системах общественной природы просто невозможно. В самом деле, в больших социальных системах нельзя ни поставить четких целей, ни разработать надежных процедур реализации управленческого процесса, ни фиксировать точного достижения целей, даже если они и определены. Новое понимание смысла управленческого процесса должно позволить иначе представить возможности воздействия на социальную систему, которыми располагает человек, и освободить его от множества иллюзий. Иными словами, имея дело с системами общественной природы нам необходимо понимать, ради чего и как использовать имеющийся ресурс, и уметь выявлять возможности, которые находятся в распоряжении общества для воздействия на его развитие.

Вот почему я предпочитаю говорить не об управляемом, а о направляемом развитии социальных и социально-экономических систем. В основе моих рассуждений лежит предположение о том, что наши воздействия необходимы лишь для того, чтобы поддерживать желаемые тенденции, дабы избежать тех или иных подводных рифов и катастроф, способных увести в сторону поток развития событий. Другими словами, направляемое развитие — это не способ достижения каких-либо конкретных целей (хотя в отдельных случаях оно может им быть), а способ реализации выбранной «системы табу» — системы ограничений, обеспечивающих развитие общества в желаемом «эволюционном канале». Тем более, что заглянуть далеко за горизонт нам не дано Природой, и долговременные цели всегда будут утопией или иллюзией, которая чаще всего вырождается в антиутопию.

Это — общее положение универсального эволюционизма: Разум, возникший на планете, не способен (и я думаю, никогда не окажется способным) сделать мировой процесс управляемым, подчинить его некой единой всеобъемлющей идее. Во всяком случае, он не способен на это при нынешнем уровне своего развития в том смысле, который мы вкладываем в это понятие (впрочем, я подозреваю, что этого не может случиться и в Царствии Небесном — да будет мне прощено мое кощунство!). В то же время Разум в силах понять и, возможно, организовать систему воздействий на природные процессы так, чтобы обеспечить желаемые тенденции развития общества (если они не противоречат логике развития Природы). Другими словами, Разум в принципе способен предвидеть возможные кризисы и отыскивать способы их преодоления. Это и означает реализовать то, что мы сейчас называем sustainability, или осуществить то, что Эрвин Бауер называл еще в 1920-е годы «поддержанием устойчивого неравновесия». Лингвистически несуразное, это выражение на интуитивном уровне достаточно правильно отражает ситуацию.

Итак, я принимаю в качестве аксиомы утверждение о том, что людям (науке) доступно (и необходимо) при решении проблем в сфере общественной жизни не жесткое управление с четко поставленными целями, как в технических системах, а возможность направления естественных процессов самоорганизации в желаемое русло развития, обеспечивающее стабильность общественной жизни и ее развитие. По нашим представлениям дня сегодняшнего, соответствующим нынешнему уровню знаний, которые с неизбежностью будут меняться во времени. И не в далекой перспективе, а на том временном отрезке, где мы способны разглядеть горизонты. Вот в этом только и может быть смысл управляемости, а точнее — направляемости общественных процессов и разумного использования рыночных и прочих механизмов. Вот почему я и говорю не об управляемом, а о направляемом развитии общества.

Вероятно, первым, кто понял это, был один из основателей кибернетики как науки об управлении процессами общественной природы (наряду с Ампером, который в 30-х годах XIX века первым ввел в обиход этот, потом почти забытый, греческий термин, воскрешенный через 100 лет Норбертом Винером) — Болеслав Трентовский. Этот замечательный польский профессор, мало признанный современниками и забытый потомками, в курсе лекций по философии кибернетики, который он читал в старинном немецком университете во Фрайбурге в 1846 году, изложил свое понимание принципов управления человеческими коллективами, очень близкие к тому, что я предлагаю сегодня. Я бы назвал его концепцию «принципом кормчего»: стремясь достичь желаемой гавани, кормчий не должен рассчитывать только на свои силы; он в максимальной степени обязан уметь использовать могучие силы Природы (силу течений и ветра) и уж, во всяком случае, не направлять свой корабль наперекор потоку. Так и в общественной жизни: главное — понять естественные тенденции развития, и только с помощью такого знания, во имя того чтобы сохранить себя на планете, надо стремиться преодолеть трудности этого развития.

Полное изложение своих идей о действиях кибернета (как, следуя традиции использования греческого языка в научной терминологии, Трентовский называл человека, управляющего не только технической системой, но и человеческим коллективом) он опубликовал под названием «Философия кибернетики» в 1848 году в Познани на польском языке.

3. Критика принципа планомерности

Изложенное мной понимание управления процессами общественной природы далеко не является общепринятым. Не только практиками-управленцами, но и философами. Впрочем, говорить об управленцах не следует вообще, поскольку они в своих решениях исходят, как правило, из сиюминутных интересов.

Вспомним, например, один из важнейших постулатов марксизма о планомерности развития общества при социализме, то есть его управляемом характере. В политической экономии социализма этот тезис формулировался в форме закона «о планомерном, пропорциональном развитии». Заметим, ради справедливости, что подобная формулировка (интерпретация) необходимости планомерного развития, которая распространена достаточно широко и сегодня, предлагалась вовсе не основателями марксизма (Маркс не высказывался столь категорично, чтобы ему можно было приписать идею закона о планомерности). Я думаю, что она была «выработана» просто не очень грамотными людьми. Да и сами термины «управление» и «планомерность» обычно не расшифровывались и понимались на интуитивном уровне. Кроме того, в те годы, когда «закон планомерности» входил в обиход, представления о самоорганизации и теории больших систем еще не были достаточно известными даже в кругу математиков и физиков.

Для того чтобы убедиться в несостоятельности концепции планомерности, можно было бы ограничиться оценкой объема необходимых вычислений для реализации цели управления. А он растет экспоненциально вместе со сложностью системы. Еще в 1950-х годах было показано, что для точного решения относительно простой задачи о перевозке продуктов в городе, масштаба Нью-Йорка, необходимо ежедневно проделывать астрономический объем вычислений, недоступный даже современным компьютерам.

Кроме того, строгое описание социально-экономических процессов возможно лишь в отдельных и наиболее простых случаях. В связи с этим обстоятельством, а также из-за невозможности организации необходимых объемов вычислений реализация принципа планомерности приводила к тому, что желаемое управление на деле превращалось в довольно волюнтаристскую процедуру, в рамках которой могли быть проведены лишь простейшие расчеты балансового типа. Попытки научно обосновать методы решения этих проблем, а тем более попытки найти альтернативу пресловутому «закону планомерности», предпринятые в Центральном экономико-математическом институте АН СССР, Вычислительном центре Академии наук, Институте кибернетики Украины и в ряде других научных организаций, успеха не имели, да исследователей и не слушали. Впрочем, не слышать голоса науки свойственно сильным мира сего и поныне: столь же бездумно они сегодня относятся к проблемам неконтролируемого рынка.

Если сопоставлять предлагаемое в этой книге понимание целенаправленности с идеями социалистов, то оно гораздо ближе к тому представлению о характере процессов общественного развития, которое высказывал Бернштейн. Так, он полагал, что многие социалистические идеи должны возникнуть как бы сами собой в рамках существовавшего тогда капитализма. Теперь бы я сказал, что подобные идеи возникнут в процессе самоорганизации. И они начали возникать!

Собственно, именно для реализации «жестко» управляемого развития, в течение которого происходит более или менее быстрое уничтожение частной собственности, и нужна была диктатура пролетариата, столь эффективно использованная последователями Маркса и приведшая в нашей стране к диктатуре весьма узкого слоя людей, в чьих руках сосредоточилась вся власть и оказалась вся «уничтожаемая» частная собственность.

Доведенная до своих предельных границ, идея планомерности превращает идею социализма в такую концепцию развития, которую я назвал «системой одного завода». И пример нашего государства, где идея планомерности была доведена до ее логического завершения и показала полную неконкурентоспособность «системы одного завода», убеждает меня в том, что концепция планомерности является опасной иллюзией. Попытка ее реализации стоила нашему народу крушения великого государства.

В концепции ноосферы раннего Вернадского тоже легко прослеживается идея управляемого развития. Но в отличие от представителей советского марксизма, он говорит о возможности и перспективах управляемого развития более осторожно. Он ведет речь лишь об ответственности человека и его Разума за дальнейшее развитие биосферы и общества и не высказывает никаких категорических утверждений о содержании соответствующих механизмов, предназначенных для реализации этой ответственности. Общество должно лишь научиться (быть для этого способным) согласовывать свои потребности с возможностями биосферы. А это уже по своей сути концепция скорее не управляемого, а направляемого развития. Именно о таком управлении и идет здесь речь. Каким же путем удастся осуществить подобное согласование и, следовательно, направляемое развитие, какие потребуется приложить усилия и какие следует принимать организационные решения — обо всем этом Вернадский никогда не говорил.

Эта осторожность качественно отличает учение Вернадского как от теорий советского марксизма, так и от концепции Тейяра де Шардена, представляющих крайние позиции. Крайние, но, как это часто бывает, во многом совпадающие.

Маркс полагал, что эра реального гуманизма, когда свобода каждого будет определять свободу всех, наступит неизбежно! В эту эпоху, которая настанет при коммунизме (после коммунизма — по исходному представлению Маркса), противоречия между людьми исчезнут и останется только противоречие между человеком и Природой, которую он должен подчинить своим потребностям. Тейяр де Шарден шел еще дальше: он считал, что неизбежно настанет эпоха, когда не только люди, различные нации сольются в одно целое, но они соединятся в одно целое с Природой и Богом, и это целое вообще будет свободно от каких-либо противоречий. Именно таким он и видел конец не только истории, но и всего эволюционного процесса.

Если идеальное общество будущего Маркс называл реальным гуманизмом, то Тейяр де Шарден называл его ноосферой. Как мы видим, Вернадский вкладывал в понятие ноосферы смысл, в гораздо большей степени соответствующий представлениям современного естествознания о процессах самоорганизации материального мира.

4. Информационное общество

Роль процессов информационной природы в развитии биосферы непрерывно возрастает по мере ее усложнения. И в настоящее время процессы информационной природы, к которым относится и накопление знаний об окружающем мире, по существу и определяют развитие общества. Поэтому вполне естественно появление термина «информационное общество». Однако разными авторами он трактуется очень по-разному.

Информационное общество относится к числу конструкций социума, в создании которых огромную роль играют как естественные механизмы самоорганизации, так и развитие информационных технологий. Поэтому его нельзя трактовать как результат только самоорганизации общества или как результат очередной технической революции, сводя процесс его формирования к развитию средств, облегчающих информационное взаимодействие. Вот почему, по моему глубокому убеждению, без направляющей роли Коллективного Интеллекта оно возникнуть само по себе не может! Во всяком случае, в том его понимании, которое используется в этой книге.

Сегодня термином «информационное общество» все чаще пользуются и неспециалисты. Многие считают, что на планете уже устанавливается (а некоторые считают даже, что установилось) информационное общество. Так говорят те, кто сводят понятие об информационном обществе к чисто технической революции в сфере распространения и обмена информацией. И их представления оказываются вполне обоснованными, поскольку системы типа Интернета и симбиоз телевидения и информатики превращают планетарное сообщество в некую единую информационную систему.

Но мне эта проблема представляется несравненно более глубокой, а сами информационные технологии (которые действительно развиваются как следствие общих законов самоорганизации) — лишь необходимым средством установления планетарного информационного общества.

Планетарное общество действительно превращается в некий единый организм, взаимодействующий с биосферой как единое целое. Это «абсолютный факт»: мы не только наблюдаем рождение и становление этого единого организма, но его возникновение и развитие, как я старался показать, согласуется с логикой истории, то есть логикой самоорганизации. И поэтому для своей стабильности, для своего будущего планетарное сообщество нуждается в некой единой стратегии во взаимоотношениях с Природой. Другими словами, этот организм для своего выживания нуждается в неком едином Коллективном Разуме планетарного масштаба.

О возникновении Коллективного Разума я уже не раз говорил в этой книге. Этот феномен рождается и развивается в процессе антропогенеза как результат действия механизмов самоорганизации. Он возникает сам собой вследствие необходимости обмена, накопления, отбора и хранения информации, производимой людьми в процессе их жизнедеятельности. Сначала это коллективный разум семьи или племени, затем — народа или страны, позднее — цивилизации... Но в настоящее время речь идет уже о Коллективном Разуме планетарного масштаба, ибо человечество взаимодействует с Природой как одно целое.

Коллективный Разум планетарного масштаба — явление уже совершенно новое, с ним мы столкнулись лишь во второй половине XX века. Для возникновения феномена Коллективного Разума планетарного масштаба необходимо оснащение цивилизации самыми разнообразными средствами передачи, хранения, накопления и анализа информации. Это необходимые условия, но станут ли они достаточными? Возникнет ли на такой информационной базе Коллективный Разум и сможет ли он выработать необходимую стратегию — это уже другой вопрос. Но он-то и является основным, главным вопросом. И ответ на него не очевиден.

Так вот, я полагаю возможным называть планетарное общество информационным тогда и только тогда, когда возникнет такого уровня Коллективный Разум, что он будет способен играть в планетарном обществе такую же роль, какую в организме человека играет его собственный разум. В противном случае возникает лишь оснащенное информационными технологиями общество, мало способное к предотвращению неизбежных кризисных ситуаций, к поддержанию режима коэволюции и сознательному преодолению некоторых генетических последствий «неандертализма», то есть к перестройке этических норм жизни людей.

Проблема организации Коллективного Интеллекта далеко выходит за рамки данной книги. Поэтому я ограничусь лишь одним замечанием.

Формирование Коллективного Разума (Коллективного Интеллекта) в чем-то аналогично формированию человеческого мозга. В самом деле, мозг человека, как и других животных, состоит из нейронов, которые сами по себе не способны к какому-либо разумному действию. Но в своей совокупности они рождают некое системное свойство, присущее этой совокупности, которое мы называем мышлением. Его изучение не сводится к изучению свойств отдельных нейронов — это действительно системное свойство совокупности нейронов! И оно не зависит от воли людей.

Точно так же и Коллективный Интеллект. Его образует совокупность индивидуальных интеллектов отдельных людей, разумов, играющих в этой совокупности роль отдельных нейронов. И эта система («совокупность индивидуальных разумов») обладает свойствами, не выводимыми из свойств отдельных разумов, это — системное свойство. И его потенциальные возможности, оценить которые сегодня мы еще не в силах, не зависят от желания и действий людей, это — результат самоорганизации. А вот использование этих возможностей зависит от свойств, от организации гражданского общества, его Коллективной Воли. И здесь могут быть самые неожиданные альтернативы.

Может произойти так, как я предполагаю в этой главе, — может родиться настоящее информационное общество, Коллективный Интеллект которого будет направлен на решение проблем коэволюции, на устройство общества по тому образцу, который я назвал рационально организованным обществом. Но может случиться и так, что Коллективный Разум окажется в руках относительно небольшого количества людей, которые станут реализовывать иной тип стратегии — стратегии тоталитаризма. И для его утверждения потребуется использовать всю мощь планетарной информационной системы. Она может использоваться для зомбирования тех «илотов», которые составляют большинство населения планеты и должны будут обеспечивать жизнь относительно небольшого числа современных демократических «спартанцев». Мы уже испытываем могущество средств массовой информации, сконцентрированных в немногих руках. Может быть, этот факт и есть начало подобного целенаправленного процесса зомбирования?

В предотвращении подобных сценариев особую роль должно сыграть гражданское общество и его институты.

5. Потенциальные возможности планетарного гражданского общества