2.2. Органы управления регионом

16 июня 1884 г. было образовано Приамурское генерал-губернаторство, в состав которого вошли Забайкальская, Амурская и Приморская области, а также Владивостокское военное губернаторство (существовало в 1880-1888 гг.). Административным центром стала Хабаровка, переименованная в 1893 г. в город Хабаровск. Одновременно Восточно-Сибирский военный округ был разделен на Иркутский и Приамурский. Назначенному приамурским генерал-губернатором барону А.Н. Корфу поручалось в течение трех лет не только ознакомиться с краем, но и представить предложения по его административному устройству и хозяйственному развитию.

Для выполнения столь сложной задачи Корф решил собрать в Хабаровке съезд высших местных чиновников и так называемых "сведущих людей". Основной целью съезда должна была стать выработка программы освоения Дальнего Востока с утверждением ее на высшем уровне. Это позволило бы придать дальневосточной политике определенную преемственность, что было совершенно необходимо в условиях межведомственных противоречий, раздиравших местное управление при частой смене министров и глав местной администрации. В этом отношении Корф продолжил инициативу восточно-сибирского генерал-губернатора, еще в 1882 г. ходатайствовавшего перед царем об определении пятилетнего плана развития Восточной Сибири. Но тогда этот проект натолкнулся на противодействие министерств, и прежде всего Министерства финансов.

Корф надеялся, что ему на этот раз удастся опереться на поддержку министра внутренних дел Д.А. Толстого и командующего Императорской главной квартиры О.Б. Рихтера. С последним его связывала не только совместная служба в гвардии, но и учеба в Пажеском корпусе. Накануне коронации, 26 марта 1883 г., Рихтер обратился к Александру III с запиской о необходимых реформах, в числе которых предусматривалась и децентрализация местного управления. "Поpа прийти к убеждению, - писал Рихтер, - что пpи громадном пространстве, на которое широко раскинулась Россия, пpи разнообразных климатических, этнографических и топографических условиях нельзя страною управлять (administer) из Петербурга. Как правительственный центp, Петербург может и должен только направлять (gouverner), т. е., ясно поставив цель (правительственную программу), указать ее тем административным большим единицам, которым он вверит управление известной части, предоставляя им идти к ней ближайшим (разумеется неодинаковым) путем". Это повлекло бы за собой ограничение полномочий центральных органов власти и предоставило генерал-губернаторам широкую самостоятельность в определении и реализации региональных программ развития. Основная задача, полагал Рихтер, состоит в том, "чтобы верно сгруппировать административные центры, т.е. составить их из возможно однородных частей". В помощь генерал-губернаторам создавались бы "советы из местной дворянской интеллигенции", которые своими познаниями могли содействовать власти в деле изучения края и управления им. Корф, прибывший на мало ему знакомый Дальний Восток, очевидно, стремился придерживаться подобных правил. Именно Рихтеру он одному из первых сообщил о своем намерении пригласить для совещания "губернаторов и лиц, хорошо знающих край, его нужды".[8] В телеграмме Рихтеру 18 января 1885 г. Корф высказал и некоторые опасения по поводу своей инициативы, зная негативное отношение царя ко всякого рода представительным учреждениям: "Боюсь газеты перетолкуют, предупреждаю во избежание недоразумений. Телеграфируй впечатление". Примечательно и то, что о результатах I Хабаровского съезда Корф сообщил Рихтеру в первую очередь, на день раньше, чем министру внутренних дел.

Хабаровские съезды (их было всего четыре - 1885, 1886, 1892 и 1903 гг.) имели безусловно совещательное значение. На них, наряду с чиновниками, приглашались крупные местные промышленники, купцы, агрономы и т. д. Ход заседаний подробно освещался прессой. Корф специально разъяснил участникам съездов, что они "не выборные, а избранные мною, не решители судеб края, а те люди дела и жизни, которых я прошу высказывать свои взгляды и убеждения", предоставив себе самому "выбрать из слышанного от вас и применить к делу, что возможно". Обращаясь к собравшимся на первый, а затем и на второй съезд, он неоднократно повторял, что "один в поле не воин" и прямо просил : "Господа, помогите мне, дайте мне узнать край, его нужды и тем самым дайте мне возможность сказать Государю с полным убеждением в безошибочности моих взглядов: "вот, Государь, что нужно твоей далекой окраине".

I Хабаровский съезд проходил с 15 по 24 января 1885 г., а II - с 20 января по 11 февраля 1886 г. Для их работы была подготовлена программа, которая ставила три основные задачи: 1) Какие цели наметить для управления краем; 2) На какие средства достигать поставленных целей и 3) Какими способами добиться развития экономических сил края, для достижения поставленных целей".

Наиболее важные вопросы, касающиеся политического и административного устройства края, рассматривались на закрытых заседаниях, куда допускались только высшие представители местной администрации. Основные дискуссии развернулись вокруг определения дальнейшей судьбы Приморской области. Приморский губернатор И.Г. Баранов соглашался лишь на выделение из состава области острова Сахалина. На Камчатке, считал он, можно было бы установить особое правление, подчиненное приморскому губернатору. Корф же настаивал на образовании отдельной Камчатской области. В ходе этой полемики Баранов утверждал, что Камчатка и все северное побережье не представляют какого-либо затруднения в управлении, так как являются малонаселенной пустыней, "которую мы сохраняем не ради пользы, которую она приносит, но из-за point d'honner".

Однако большинство участников закрытого заседания поддержало Корфа и предложило оставить Приморскую область лишь в объеме Уссурийского края и образовать новую Камчатскую область с центром во Владивостоке. Кроме того, предусматривалось соединить в одном лице должности камчатского губернатора и Главного командира портов Восточного океана. Баранов решительно на это не соглашался и подал особое мнение, в котором отстаивал идею единства управления всем морским побережьем. Будучи сам моряком, приморский губернатор ревностно отстаивал интересы своего ведомства. Он продолжал также убеждать в практической бесполезности тратить средства на освоение северных округов. "Вообще, прежде вырешения вопроса о создании отдельного губернатора Камчатки, - заключал Баранов, - нужно решить, стоит ли игра свеч".

Морское министерство и на этот раз попыталось вмешаться и оказало давление на Корфа. Шестаков писал ему 16 октября 1885 г. о том, что Тихоокеанский флот еще очень слаб и требует значительных затрат. "Но с переходом власти и ответственности в другие руки, - особо отмечалось в письме, - оно [Морское министерство] уже не имеет причин идти прежним путем и должно, напротив, стремиться к сокращению средств...". Шестаков прямо ставил вопрос о развитии флота в зависимость от того, какое положение займет на Дальнем Востоке представитель Морского министерства - командир Владивостокского порта. Более того, он требовал, "чтобы независимость морского владения была обеспечена от вторжения других ведомств". Корф вынужден был пообещать вернуться к обсуждению этого вопроса во время своего визита в Петербург.

Обсуждение проблем административно-территориального деления Дальнего Востока неожиданно вызвало оживленную полемику вообще о сущности губернаторской власти. Профессор государственного права В.В. Ивановский, посвятивший специальное исследование административному устройству окраин, заметил, что власть губернаторов там уже, нежели в центральных губерниях, так как ограничена властью генерал-губернатора. Например, непосредственные сношения губернаторов с министерствами допускаются в очень редких случаях. Но, с другой стороны, на окраинах губернаторы не стеснены в своих действиях наличием разветвленной системы местных ведомственных учреждений, органов земского и дворянского самоуправления, а также реформированного в 1864 г. суда. Кроме того, на Дальнем Востоке в руках губернатора сосредоточена не только гражданская, но и военная власть. Даже само их определение к должности зависит, кроме МВД, от военных ведомств.

Дальневосточные области отличались и упрощенной структурой органов местного управления. В отличие от сибирских губерний здесь не было создано областных советов. В Амурской области вообще не существовало областных учреждений, а все вопросы управления ведались самим губернатором и его канцелярией. Для всех дальневосточных областей были общими приамурское акцизное управление и амурская контрольная палата; для Амурской и Приморской областей учреждена была одна общая амурская казенная палата; существовала только окружная система судебных учреждений. Военным губернаторам предоставлено было право назначать места для водворения ссыльных, регламентировать режим содержания ссыльно-каторжных и т.п.

При обсуждении вопроса о Забайкальской области Корф высказал сомнение в целесообразности ее присоединения к генерал-губернаторству, так как не сможет уделять ей должного внимания. Но забайкальский губернатор Я.Ф. Барабаш поспешил его успокоить, заявив, что и Иркутск предавал забайкальские интересы "постоянно полнейшему административному забвению". Отдаленность Читы от Хабаровки не может служить помехой, необходимо только расширить прерогативы военного губернатора области. Барабаш попытался провести мысль о том, что генерал-губернатор должен больше доверять губернаторам. Если же генерал-губернатор станет сам вдаваться во все мелочи, то тогда действительно не сможет управлять огромным регионом. Баранов, явно почуяв выгоду, охотно поддержал своего коллегу, заявив, что обширность территории не может служить препятствием для единства власти в одних руках, "так как вся обширная Россия управляется лишь одним лицом - Государем Императором". Генерал-губернатор, по его мнению, есть вторая инстанция после царя, и поэтому он обязан быть руководящей властью, а не исполнительной. Это была региональная трактовка известного монархического принципа, согласно которому царь правит, но не управляет. Данные рассуждения, очевидно, понадобились Баранову для того, чтобы еще раз указать на необоснованность ссылки на размеры Приморской области в качестве причины ее раздела. На следующем закрытом заседании 21 января 1885 г. он попытался развить эту тему, принявшись разъяснять суть взаимоотношений генерал-губернатора и губернаторов. Его позиция в данном вопросе выглядела следующим образом: каждый губернатор, получив от высшей инстанции программу действий, направляет подчиненные ему учреждения к ее исполнению. Однако Корф нашел, что при подобной трактовке губернатор ничем не будет отличаться от генерал-губернатора. Губернаторы явно претендовали на большую самостоятельность, чем это было раньше закреплено законом и административной практикой. Выявленное противоречие являлось отражением сложной управленческой проблемы: следует ли считать губернатора органом надзора или органом исполнения?.

В своем выступлении на заседании Корф изложил собственный взгляд на проблему: "... Губернаторы не суть наблюдатели за подчиненными или органами, а они сами исполнители. Губернатор есть хозяин области, который должен сам все знать, сам видеть". Губернатор не может ограничиваться только "направлением и наблюдением", он обязан быть прежде всего исполнителем поручений генерал-губернатора. Поэтому Корф настаивал на том, что губернатор, обязанный постоянно быть в своей области и несущий непосредственную ответственность перед законом за ее состояние, не может иметь физической возможности управлять Приморской областью в нынешнем ее составе.

Хабаровский съезд должен был дать ответ на один из самых важных вопросов региональной политики на Дальнем Востоке "как смотреть на край: как на колонию или как на часть метрополии?". В ответах, представленных съезду, содержатся интересные рассуждения по этому поводу: "Имея в виду, что колония по отношению к метрополии служит ареной или для эксплуатации ее естественных богатств, или местом для сбыта произведений метрополии, составляющих излишек потребления внутри страны, и имеет всегда более или менее самостоятельное от метрополии управление, Амурский край, не говоря уже про Забайкальскую область, не подходит под вышеуказанные условия. Край этот не только не несет никаких материальных выгод для Европейской России, но в настоящее время служит бременем для нее, дабы впоследствии сослужить ей службу и сторицею возвратить все произведенные на него затраты, при условии, если в водах Тихого океана будут сосредоточены морские силы России". Об этом же Корф публично заявил и при открытии II Хабаровского съезда 20 января 1886 г.: "Край наш не колония, которую метрополия желает скорее обобрать и потом бросить. ... Понадобятся деньги и средства - они будут, их дадут. Но для этого нужно знать, на что они требуются". Но это заявление Корфа звучало излишне оптимистично. Государственный совет в 1888 г. вынужден был признать, что за тридцать лет обладания Приамурьем правительство мало что сделало для него, и эта "часть азиатских наших владений и поныне осталась не более как русскою колониею на Дальнем Востоке, все еще ожидающей своего заселения, разработки обильных естественных своих богатств и насаждения европейской в ней культуры".

3. Основные направления государственного управления на Дальнем Востоке

Результатом деятельности двух хабаровских съездов стал проект комплексной программы деятельности приамурской администрации, рассчитанной на 8-10 лет, с ежегодным финансированием около 400 тыс. руб. В проекте было особо подчеркнуто, что этот край имеет для империи "исключительно политическое" значение и служит пока лишь "удобным и естественным местом для ссылки на каторгу".

Однако проект программы намечал и меры хозяйственного освоения региона, прежде всего его колонизации. Именно русское население должно было стать надежным оплотом России на Дальнем Востоке, предохранив этот край от нежелательного наплыва китайцев и корейцев. Русское население, прежде всего казачество, повысит обороноспособность края, даст новобранцев для армии, которой будут понятны и близки цели, преследуемые правительством в ее дальневосточной политике. Таким образом, переселенческий вопрос имел в первую очередь политическое значение. Во всеподданнейшем отчете за 1884-1886 гг. Корф высказался по этому поводу с полной определенностью, заявив, что, "если эта дальняя окраина должна принадлежать России, то ее следует заселить русскими, хотя бы это стоило правительству немалых затрат; если же нет, то лучше теперь уступить ее Китаю, потому что отстоять ее от стихийного завоевания многомиллионным соседом одними лишь войсками невозможно...". Для закрепления же в крае русского населения следует разрешить все формы собственности на землю, в том числе и частную.

Развитию промышленности проект программы уделял значительно более скромное место. Основная задача местной администрации сводилась к исследованию и охране природных ресурсов. Для обеспечения прочности границ предлагалось обратить внимание на экономическое и правовое положение бурят, поставив их в лучшие условия по сравнению с заграничными монголами. Но предусматривалось "касаться всяких административных мер, относящихся до наших забайкальских инородцев, крайне осмотрительно и осторожно". Это касалось также и миссионерской деятельности православной церкви.

Проект программы намечал пути совершенствования местного государственного аппарата. Но предлагаемые меры были, в сущности, традиционными: поиск наиболее оптимального административно-территориального деления региона, усиление власти на местах и улучшение качественных характеристик дальневосточного чиновничества. Предполагалось создать институт участковых крестьянских начальников (аналог земских начальников Европейской России) с приданием им функций мировых судей. Особенно местную высшую власть волновала высокая текучесть управленческих кадров, их низкая профессиональная подготовка. Одна из сибирских газет остроумно заметила, что за Уралом наиболее кочевой элемент не "кочевые инородцы", а чиновники.[9]

Утверждение программы на высшем уровне в Петербурге натолкнулось на противодействие центральных ведомств, и прежде всего Министерства финансов. Оно отвергало программу по крайней мере по двум причинам: во-первых, защищая ведомственную независимость, считало, что все преобразования должны совершаться через министерства и, во-вторых, традиционно ссылалось на недостаток средств. С государственно-охранительных позиций против как крупной, так и мелкой частной собственности высказался министр государственных имуществ М.Н. Островский. По его мнению, заселение преследует "специальную цель водворения в известной местности людей, могущих удовлетворять особым видам правительства, тогда как предоставление таковых земель в полную собственность с правом отчуждения отнимет у правительства возможность регулировать заселение края сообразно с предположенными целями".

Обер-прокурор Синода К.П. Победоносцев, в свою очередь, настаивал не только на усилении миссионерской деятельности, но и предлагал, совершенно в противовес взглядам Корфа, создать систему материального поощрения перешедшим в православие, активно бороться с ламаизмом и вообще подвергнуть пересмотру все "инородческое управление" у бурят. Впоследствии, в письме к наследнику престола цесаревичу Николаю Александровичу во время его путешествия по Дальнему Востоку (февраль 1891 г.) Победоносцев порицал отношение Корфа к бурятам: "Он ездит по дацанам, чествует хамбо-ламу (тогда как истинная политика должна клониться к постепенному его принижению), подарил ему канделябры, которые потом явились в Гусино-Озерском дацане в качестве вклада от русского правителя...".[10]

В ответ на упрек Вышнеградского, Корф заметил, что край не настолько отяготителен в финансовом отношении, как это может показаться из росписи доходов и расходов. По его подсчетам, при доходе в 4205000 руб. на Приамурское генерал-губернаторство тратится 10876000 руб. Но из них собственно на нужды края идет лишь 3482000 руб., остальное же идет на общегосударственные затраты по содержанию армии, флота и каторги. Кроме того, одного только золота из региона вывозится более чем на 9 млн. руб. Это, доказывал Корф, приносит огромные выгоды государству, но на развитии Приамурского края отзывается неблагоприятно, подавляюще воздействует на другие отрасли промышленности, отвлекает рабочие руки от земледелия, "а главное - весьма дурно влияет на нравственность крестьянского населения"⁽.За счет сборов с промыслов Корфу удалось создать дополнительный капитал в 218 тыс. руб., что позволило несколько улучшить состояние местного управления. Однако Государственный совет, отдавая должное стремлению генерал-губернатора повысить доходность края, тут же упрекнул его в том, что эти деньги не были переданы в государственное казначейство.

На освоение края, усиление его администрации требовались дополнительные средства. В связи с особыми задачами перед местными властями, считал Корф, стояла задача не только управления, но и изучения края и создания в нем, по сути дела, "гражданской жизни". Чтобы привлечь и удержать на службе достойных чиновников, необходимо платить им повышенные оклады жалования, предоставить ряд льгот. Это вызовет, конечно, новый расход казны, но зато, уверял Корф, "прямо или косвенно прибавится то, что теперь идет на чиновников в виде дискредитирующих правительство взяток".[11] Во всеподданнейшем отчете о состоянии Приамурского генерал-губернаторства за 1886-1891 гг. особо подчеркивалось, что край, обещающий в будущем стать доходным, требует сейчас серьезных затрат из государственной казны. Корф предупреждал, что иного пути просто нет: "Если бы мы подобно Америке широко открыли двери иностранцам, то, конечно, развитие Амурского края пошло бы быстрее, нежели идет теперь: но зато эта мера привела бы к тому же к чему пришли Американские Штаты - к отделению края от метрополии". Впрочем, центральное правительство по-прежнему оставалось глухо к доводам местных властей.

Не добившись утверждения программы, а также серьезного увеличения финансирования, Корф попытался расширить права генерал-губернатора в региональном управлении. Уже при назначении на генерал-губернаторский пост ему были предоставлены широкие полномочия. Секретным царским указом 24 октября 1884 г. Корф, по примеру сибирских генерал-губернаторов, получил право предавать военно-полевому суду за преступления "против порядка" и окончательно утверждать даже смертные приговоры, только донося об этом царю. Трехлетнее знакомств с краем привело его к убеждению, что приамурскому генерал-губернатору "должны быть точно намечены лишь те государственные цели, которые должны преследоваться на этой окраине, для осуществления же их необходимо предоставить ему благоразумный простор и нужные средства, при помощи которых только и возможно обстоятельно выработать соответствующие местным потребностям законоположения". При неудовлетворительном состоянии средств коммуникаций сношение с центральными ведомствами оказывалось возможным только 8-9 месяцев в году. Одной из основных причин тридцатилетнего забвения интересов края и неэффективности действий правительства официально признавалось то, что главные нити управления находились в руках министерств, малознакомых со спецификой местных условий. На заседании Государственного совета 19 марта 1888 г. было признано необходимым повысить результативность правительственных действий за счет "возможно широкой передачи местному, ближе к делу стоящему, органу первоначальных функций по устройству Приамурья".

Если казна не может "затрачивать миллионы на край", считал Корф, то нужно хотя бы разрешить использовать его собственные средства. Приамурский генерал-губернатор просил предоставить ему ряд чрезвычайных административных и финансовых полномочий. Прежде всего Корф настаивал на возможности самостоятельно устанавливать новые налоги и сборы, а также принимать в российское подданство китайцев и корейцев и облагать их податями и повинностями. Для большего единства в действиях местной администрации предлагалось назначения всех должностных лиц в крае производить с согласия генерал-губернатора.

Против этих предложений, нарушавших обычный финансовый порядок, решительно возражал министр финансов. Государственный секретарь А.А. Половцов записал в дневнике о заседании Государственного совета 19 марта 1888 г.: "Вышнеградский восстает против предоставления ген.-губернатору права, принадлежащего верховной власти, ген.-губернатор Корф приводит примеры невероятной проволочки в министерских канцеляриях...". За 1885-1886 гг. приамурский генерал-губернатор внес в различные министерства 23 предложения по экономическому и административному переустройству края. В 1887 г. он сам отправился в Петербург, так как к этому времени ни один из его проектов не был передан из министерств в Государственный совет. Корф жаловался царю, что он не может бесконечно задерживаться в столице, что для его приезда из Хабаровки в Петербург требуется около 2 месяцев и 15 тыс. руб.

Несмотря на сильную оппозицию Министерства финансов, 17 мая 1888 г. приамурскому генерал-губернатору "в виде опыта на 10 лет" были предоставлены чрезвычайные права, значительно усиливавшие его самостоятельность. По истечении десятилетнего срока эти временные полномочия были продлены.

В процессе выработки политического курса самодержавия по отношению к Дальнему Востоку выявились серьезные противоречия между общегосударственными и региональными интересами, обнаружилась в полной мере неэффективность жесткой централизации управления, что усугублялось наличием разногласий в действиях ведомств. Наиболее сложными оказались проблемы административно-территориального устройства края, финансирования мероприятий по его освоению и определению пределов административной автономии местной высшей власти. Царская бюрократия оказалась как бы в замкнутом кругу: усиление централизации и контроля за действиями местной администpации вели к медлительности и запутанности в управлении, а расширение самостоятельности местной власти, при отсутствии пpотивовеса в лице органов общественного самоуправления, неизбежно порождало произвол. Продолжалась политика забвения региональных интересов в угоду удовлетворения внешнеполитических амбиций царизма на Дальнем Востоке.

Заключение

В результате проделанной работы были рассмотрены  особенности государственного управления в Дальневосточном крае во второй половине XIX века.

При рассмотрении данного вопроса были решены следующие задачи:

-             Рассмотрены общие административно-политические особенности Дальневосточного региона в эту эпоху;

-             Рассмотрены проблемы формирования органов управления в крае;

-             Раскрыты основные направления государственного управления в крае.

В результате формирования постепенного формирования постоянных органов государственного управления и включения Дальнего Востока в Административный состав России итоге сложились предпосылки, обусловившие более высокие, чем в целом по стране, темпы социально-экономического развития Дальнего Востока в начале XX в., «подтягивание» региона до общероссийского уровня. Капитализм, осуществляя свою прогрессивную миссию, способ­ствовал изживанию черт, характерных для дальневосточной окраины как «колонии в экономическом смысле». Однако более интенсивное развитие капитализма при сохранении до- и раннекапиталистических форм хозяй­ствования, т. е. многоукладность экономики, становится основой обостре­ния социальных противоречий и распространения на Дальний Восток ре-эволюционной ситуации, сложившейся в стране в 1905 и 1917 гг.

Но оставалась другая проблема – местное самоуправление. На Дальнем Востоке реформы 1864 года, вводившие земские учреждения в России, были претворены в жизнь значительно позже, нежели в европейской части. Правительство эту затяжку объясняло тем, что, мол, население края не готово взять на себя функции местного самоуправления, поскольку здесь нет крупного помещичьего землевладения. И только лишь в начале ХХ века, во многом в связи со строительством Сибирской железнодорожной магистрали, а также развертыванием переселенческого движения в Сибирь и на Дальний Восток, населением стал подниматься вопрос об участии в делах местных сообществ.

Список литературы

1.            Грушевский М.Н. История России. – СПб: Питер, 1997.

2.            История России. Учебник для вузов. / Под ред. Орлова А.С. – М.: Инфра-М, 1997.

3.            Кобылев В. П. История государственного управления в России. - М.: Наука, 1999.

4.            Мавродин В.В.  История государственного управления. – М.: Инфра-М, 2003.

5.            Мишин А. А. История государственного управления в России. - М.: Наука, 2004.

6.            Полянов С.К. Государственное управление в XVIII – XIX  веке.– М.: 2001.

7.            Система государственного управления: история и современность. Спецкурс под ред. проф. М.Н. Марченко. - М.: МГУ, 2004.

8.            Смирнов А. Н. Государственное управление в России в XX веке. -  М.: Наука, 2002.

9.            Чеботарев Г.Н. История Сибири и Дальнего Востока. – Тюмень: Изд-во Тюменского госуниверситета, 2003.

10.       Медушевский А.Н. Проблемы государственного управления на Дальнем Востоке в XIX веке // Вестник Российской Академии наук. - № 1. - 2003. – с. 18 – 40.

11.       Шамшурин В. И. История Дальнего Востока  (политология и политическая социология) // Социос. - № 10. - 2003. – с. 20 – 35.

[1] Мишин А. А. История государственного управления в России. - М.: Наука, 2004. – с. 217.

[2] Полянов С.К. Государственное управление в XVIII – XIX  веке.– М.: 2001. – с. 157.

[3] Чеботарев Г.Н. История Сибири и Дальнего Востока. – Тюмень: Изд-во Тюменского госуниверситета, 2003. – с. 94.

[4] Система государственного управления: история и современность. Спецкурс под ред. проф. М.Н. Марченко. - М.: МГУ, 2004. – с. 241.

[5] Мишин А. А. История государственного управления в России. - М.: Наука, 2004. – с. 231.

[6] Полянов С.К. Государственное управление в XVIII – XIX  веке.– М.: 2001. – с. 161.

[7] Медушевский А.Н. Проблемы государственного управления на Дальнем Востоке в XIX веке // Вестник Российской Академии наук. - № 1. - 2003. – с. 20.

[8] Чеботарев Г.Н. История Сибири и Дальнего Востока. – Тюмень: Изд-во Тюменского госуниверситета, 2003. – с. 101.

[9] Мишин А. А. История государственного управления в России. - М.: Наука, 2004. – с. 233.

[10] Шамшурин В. И. История Дальнего Востока  (политология и политическая социология) // Социос. - № 10. - 2003. – с. 31.

[11] Система государственного управления: история и современность. Спецкурс под ред. проф. М.Н. Марченко. - М.: МГУ, 2004.  – с. 247.