Содержание


Введение. 3

Глава 1 Трансформация трансатлантических отношений в конце 1980-х - пер. пол.1990-х гг.: факторы влияния. 8

1.1. Геополитические изменения в мире в конце 1980-х - начале 1990-х гг. 8

1.2. Проблема европейской "оборонной идентичности" в трансатлантических отношениях. 30

Глава 2. Концепция «нового атлантизма» в теории и на практике. 45

2.1.   «Доктрина Клинтона» как основа концепции "нового атлантизма". 45

2.2. Эволюция "нового атлантизма" в годы второго президентства Б. Клинтона  67

Заключение. 77

Список источников и литературы: 81

Приложение. 84


Введение


За последние пять тысяч лет человечество пережило около 15 тыс. войн. Только в XX веке в двух мировых и множестве  «малых» войн  погибло 140 млн. чел[1].

Геополитическое измерение  этих трагических результатов отражает противостояние     двух типов цивилизации — цивилизации Суши и цивилизации Моря. Цивилизация моря   отождествляется с    США и странами НАТО. Цивилизация Суши  традиционно связывается  с континентальными пространствами “сердцевинной земли”, в центре которой находится Россия - Евразия. Распад СССР на этом пространстве   расценивается как  геополитическое поражение всей цивилизации Суши. Мир после этого распада стал формироваться как    однополярный и американоцентричный.

Атланттисты однозначно расценивают это событие как победу  цивилизация Моря.        По их логике “новый мировой порядок” предполагается строить     на основе принципов, продиктованных США и Западной Европой. 

В последнее время, однако,  англосаксонские державы (США, Великобритания и Канада), западно - европейские страны и Голландия и так называемый "альянс викингов" (Дания, Норвегия, Исландия),   конфликтуют между собой, решая проблемы,  порожденные       процессом формирования европейской "оборонной идентичности", который     всё чаще вступает в противоречие с принципами     коллективной обороны НАТО. С учётом этого обстоятельства  тема трансатлантических отношений приобретает особую актуальность.   

Полемика о "конце истории" началась в 1989 г., еще до выхода книги "The End of History and the Last Man" («Конец истории и последний человек»), когда ее фрагмент был опубликован в "The National Interest"[2]. Многие поняли слова о достижении человечеством "конца истории" буквально (например, Дуайт Уэйнмен в статье "Voyage Into the Digital Universe"). По мнению Уэйнмена, Фукуяма идеализирует принципы либеральной демократии и свободного рынка и не видит возможностей их развития и улучшения. [3]

"Говоря о наступлении "конца истории", я имел в виду не свершившийся факт, а то, что, на мой взгляд, ждет нас в будущем", - писал Фукуяма в статье "The End of History, Five Years Later" ("Конец истории - пять лет спустя"). Ни история, ни ее изучение не подошли к концу - под "концом истории" подразумевалась победа либерализма над авторитаризмом.

Основная специальность Фрэнсиса Фукуямы - современные международные отношения. Именно "холодная война" и распад СССР являются отправными пунктами в вышеупомянутой концепции "конца истории". (см Приложение 1)

Доктрина Фукуямы выводит превосходство "золотого миллиарда" отнюдь не из расовой, классовой или конфессиональной принадлежности людей, она постулирует некую новую идею. Ее смысл - в превосходстве исторического пути одного общества над любым историческим опытом других обществ, государств, цивилизаций, и т.д.

Дело ведь в чем? Прогрессивный класс и высшая раса свои проблемы видели в будущих победах, в то время, как пределу мечтаний новой элиты отвечает удержание уже достигнутого, конец исторического движения - вариант нирваны.

"Золотой миллиард" есть в самом рафинированном смысле химера, единственно, впервые в истории она достигла глобальных масштабов. Этот факт еще не осознан ни учеными, ни, тем более, политиками.

Когда Фукуяма   в чисто марксистской манере рассуждает о полнейшей материальной подготовке США, КНР, Японии и ряда стран бассейна Тихого океана к тому, чтобы фактически интегрироваться, он игнорирует факторы этносферы. Когда Тоффлер   утверждает, что только два вида обществ имеет смысл различать на Земле - высшие, владеющие знаниями, и иные, что не владеют и уже никогда не овладеют, - он вовсе игнорирует этнические фенотипы генезиса знания. Когда Хантингтон   настаивает на том, что границы суперэтносов (цивилизаций) - это линии фронтов в будущих войнах, он упрощает.[4]

В новых исторических условиях в правящих кругах Запада родилась концепция "нового атлантизма". Широко о ней   в мире заговорили в начале 90-х гг.,  после окончания "холодной войны" и после самороспуска ОВД. США, которые, по - существу, были инициаторами (в теории и на практике) этой концепции, противопоставили её призывам, как правило, со стороны западноевропейцев, распустить НАТО. По сути своей "новый атлантизм" был призван сохранить статус НАТО как оборонной организации в условиях формирующегося "нового мирового порядка". На практике это вылилось в процесс расширения НАТО на Восток.    С другой стороны,       "новый атлантизм" обозначил задачи Запада,  имплицированные расширением   угроз их безопасности, которые были связаны с    распространением оружия массового уничтожения, обострением этнических и религиозных конфликтов, ростом масштабов международного терроризма и т.п. 

В наши дни перспективы международной безопасности, как в региональном измерении, так и в планетарном масштабе тесно связаны с решением вековых проблем войны и мира, в первую очередь, на европейском континенте, ставших в своё время  источником двух мировых войн. Актуальность решения этой важной задачи в значительной мере обусловлена тем, что в Северной Атлантике сосредоточены самые огромные экономические мощности и военные силы.      Дальнейшая милитаризация экономики стран НАТО отвлекает колоссальные ресурсы, необходимые для решения глобальных проблем человечества.

Мировые военные расходы равны сегодня совокупному доходу 49 % самых бедных людей на Земле, т.е. почти половине обитателей планеты. Лидером гонки вооружений по - прежнему остаются США. При этом сегодня, несмотря на то, что на  долю американцев приходится 40 %  военных затрат в мире, Вашингтон продолжает наращивать военный бюджет. В 2002 г. он    составил 328 млрд. долл.   Этому способствовало провозглашение Белым домом  «крестового похода» против «международного терроризма».                      

Львиная доля военных  затрат США   идёт на обновления их военных арсеналов, прежде всего, на создания новых истребителей и высокотехнологичного оружия. По планам американского президента Буша - мл., к 2007 г. затраты США на оружие и боеприпасы должны составить 99 млрд. долл., что на 30 % больше по сравнению с текущим финансовым годом[5].

Де-юре активизация военных усилий Пентагона и имперских амбиций США осуществляется под прикрытием необходимости обуздания так называемых стран-изгоев и международного терроризма. На деле  гонка  вооружений на современном этапе является составной частью концепции "нового атлантизма",  приоритетной задачей которого является стремление   сохранить трансатлантическое единство  и победить в борьбе за «советское наследство».      

Современная  внешнеполитическая стратегия и тактика США    мало чем отличается по сути своей от     старой «универсальной» формулой, которой они руководствовались весь XX в. и  которая гласит: «Границы американской безопасности лежат везде, где поставлены на карту американские интересы». [6] Этим, безусловно, руководствовалась первая администрация Б. Клинтона, который пришел к власти в Белом доме в 1992 г.     международных   

Фактически,  Б. Клинтон сформировал новую доктрину: США как оси мироздания, метрополия для всего мира, развитие которого давно зависит от американских ресурсов, воли и интеллекта. США, беря на себя роль глобального лидера, становятся основой международной безопасности и американоцентричной системы международного права (“США больше,  чем ООН”).  [7]

Основательно с точки зрения теории геополитического порядка теория «нового атлантизма» рассматривается в работах отечественных ученых в области политической философии    Г Киссинджера, В Серебрянникова, А.Л. Страуса, Р Инглхарта

В то же время в работах многих авторов, опубликованных до 90-х годов, проблемы хотя и рассматриваются в тесной привязке к реалиям нашей страны, однако эти реалии в основе своей ушли в прошлое и руководствоваться теоретическими и особенно практическими выводами следует весьма и весьма осторожно: лишь отдельные из названых авторов начали переосмысливать свои теоретические постулаты в соответствии с изменившимся международными отношениями.

Целью дипломной работы является анализ теории и практики концепции «нового атлантизма» в годы первого президентства Б. Клинтона.



Глава 1 Трансформация трансатлантических отношений в конце 1980-х - пер. пол.19 90-х гг.: факторы влияния

1.1. Геополитические изменения в мире в конце 1980-х - начале 1990-х гг


После лета 1989 г. реформаторское руководство СССР столкнулось с кризисом доверия. Непосредственной причиной падения авторитета власти стали в нашей стране стали пустые прилавки магазинов, рост преступности, политическая нестабильность.  При этом Кремль стал терять свои позиции не только внутри страны, но и на внешнеполитической арене. Прежде всего, кризис в СССР привел к возможности отхода от него "социалистических стран" Восточной Европы (доктрина Брежнева). Отказ Москвы и ее союзниками по социалистическому сотрудничеству от "доктрины ограниченного суверенитета" уменьшил возможности контроля за ними, что привело к поражению в этих странах тех сил, которые выступали за сохранение связей с СССР. В свою очередь, распад "восточного блока" резко усилил ориентацию вышедших из него государств на западные страны, вплоть до стремления войти в НАТО. С другой стороны, проводимая в это время линия на постепенную демилитаризацию, хотя и улучшила имидж СССР (а особенно его руководителя) в глазах западной общественности, имела и то последствие, что, ослабив опасения по поводу "военной угрозы" со стороны Советского Союза, ослабила возможности влияния на международную обстановку в мире.

 С 1990 года ряд  некоторых союзных республик (в первую очередь прибалтийских) заявили о самоопределении и создании независимых национальных государств. Попытки союзного центра экономическими мерами воздействовать на эти решения успеха не имели.

И вот, распад СССР 1991 года, судьба СССР была предрешена. 8 декабря 1991 г. под Минском президентами Украины, Белоруссии и России было подписано Беловежское соглашение об образовании Содружества Независимых государств. Подписанием этого договора заканчивалось существование Советского Союза как единого государства.

Распад СССР, вместе с этим событием произошла самоликвидация Организации Варшавского Договора, Совета Экономической Взаимопомощи и всей системы  социалистических отношений, что кардинально изменило расстановку сил в мире.

"Холодная война" была закончена без единого выстрела противоборствующих сторон. Советская империя рухнула не по причине ее военного разгрома, а в результате многолетнего противостояния более экономически сильному противнику, и как следствие расточительной и бессмысленной гонки вооружений, оказавшейся для СССР непосильной.

Не только в России, но и на Востоке, и на Западе и всего «социалистического содружества» стремятся выработать стратегию своего поведения, ведущую к достижению внешнеполитических целей, соответствующих изменившейся обстановке. Отсюда и предупреждения о преждевременности партнерства с новой Россией, способствующего восстановлению ее могущества и политического влияния[8], и популярная в США концепция "униполярности", освещающая их "мировое лидерство"[9]. Важно иметь в виду, что эти взгляды характеризуют не только двусторонние отношения между Америкой и Россией, но и определяют подход США к формированию их отношений с государствами Евразии. Генри Киссинджер пояснял несколько лет назад эту ситуацию так: "В России демократизация и сдержанная внешняя политика не обязательно идут рука об руку. Вот почему утверждение, будто бы мир в первую очередь может быть обеспечен внутренними российскими реформами, находит мало приверженцев в Восточной Европе, скандинавских странах или в Китае, и именно поэтому Польша, Чешская республика, Словакия и Венгрия так стремятся войти в Атлантический союз"[10].

Хорошо понимая, что будущее европейских стран и постсоциалистических государств - это не одна и та же проблема, им всем тем не менее обещают, а Российскую Федерацию предупреждают: "Если Россия останется в пределах своих границ, то со временем упор с безопасности переместится на партнерство. Общие экономические и политические проекты будут во все большей и большей степени характеризовать отношения между Востоком и Западом"[11].

Разрядка международной напряженности, связанная с именем Михаила Горбачева, еще до распада СССР побудила государства — участники Североатлантического альянса искать пути его сохранения. Уже Лондонская декларация НАТО (1990) намечала альтернативное обоснование дальнейшего существования блока в случае непропорционального ослабления угрозы с Востока. На рубеже 80 – 90-х годов рассматривалась, вероятно, и возможность того, что после официального объявления об окончании «холодной войны» сложится коалиция Запад – СССР

Не случайно о Европейской идентичности в безопасности и обороне в конце 1980-х – начале 1990-х гг. заговорили одновременно и в европейских структурах, и в НАТО с его огромным политическим опытом. Стремление умиротворить в натовских рамках европейские импульсы, направленные на повышение своей роли, было частью общего приспособления НАТО к радикально изменившейся обстановке в Европе после прекращения холодной войны. Элементом этого приспособления стало и признание возросшей роли европейского компонента Североатлантического союза, построенное так, чтобы не нарушать его основы.

Во время перестройки военная доктрина в СССР становится оборонительной, войска из Афганистана были выведены, начались преобразования в странах Восточной Европы. Следствием этого улучшения международной обстановки был договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности (ратификация в 1988 г.).

Американцы не стали использовать внутренние трудности Советского Союза, не стали увеличивать военные расходы. Развивающиеся страны были выведены из зоны соперничества.

При администрации Буша отношения СССР и США продолжали улучшаться. СССР способствовал объединению Германии, выводил войска из Восточной Европы.

Недовольство  США, правда, вызвала мирная инициатива СССР, который осудил агрессию Ирака против Кувейта перед самым наступлением сил коалиции.

Когда появилась опасность дезинтеграции в СССР, США всерьёз обеспокоились, боялись нестабильности в регионе, распространения ядерного оружия и поначалу воздерживались от дипломатических отношений с СССР на республиканском уровне, хотя осуждали использование военной силы в республиках.

После распада СССР в политике Вашингтона выявились новые приоритеты: стабильный переход всех независимых государств от тоталитаризма к демократии, безъядерный статус государств СНГ, нераспространение ядерного вооружения, содействие демилитаризации экономики стран СНГ. Критерии, по которым США строят отношения с государствами СНГ теперь: поддержка демократии и правопорядка, уважение прав человека и национальных меньшинств, признание существующих границ и их изменение только мирным путём, соблюдение норм международного права (Хельсинский Заключительный акт и Парижская хартия).[12]

Администрация Клинтона в отношениях с Россией за основу взяла принцип укрепления в последней демократии. Как кандидат от демократической партии он уделяет большое внимание (в отличии от республиканцев с их геополитикой) развитию демократических институтов в России.

Украина, Казахстан, Беларусь в 1992 г присоединились к СНВ. Ядерное оружие не распространяется ( в 1992 г в июне во время визита Ельцина в США вообще оговаривали сокращение ядерного вооружения до 3000 - 3500 единиц). Обычные же вооружения США контролирует из-за зависимости России от помощи Запада (рынки сбыта оружия).

Нельзя обойти вниманием и такой пункт, как условия экономической помощи России: строгое дозирование ассигнований, чтобы иметь контроль над российским руководством и контролировать эффективность использования средств; ассигнования по системе Международного валютного фонда (в зависимости от уровня инфляции); отказ СССР от торговли оружием с Ираном и вывод войск из Прибалтики.

В октябре 1992 г в США вступил в силу закон «О поддержке свободы», согласно которому в помощь России выделили 410 миллионов долларов и были увеличены взносы в Международный валютный фонд.[13]

Главные факторы, определявшие отношения США к России к 1993 г: демократия в России, рыночная экономика, стабильное развитие событий, уменьшение влияния её в Восточной и Центральной Европе, Прибалтике, демократия и рыночная экономика в Восточной Европе, укрепление авторитета США в мире за счёт экономической зависимости России, получение НАТО мандата СБСЕ на миротворческие действия в “горячих точках” Европы.

Сложный клубок проблем с распадом СССР остался, но большинство причин, портивших отношения с США - исчезли. Не следует также идеализировать политику Вашингтона. Сильная Россия ему не нужна, как, впрочем, и нестабильная. Рано думать и о принятии России в НАТО

«Европа вступила в новую эру, полную надежд. Центральная и Восточная Европа освобождаются. Советский Союз начал длинный путь к свободному обществу. Стены, когда-то разделявшие идеи и людей, рушатся. Европейцы сами определяют свою судьбу. Они выбирают экономическую свободу. Они выбирают мир. Они выбирают свободную и единую Европу. В результате, Альянс должен и будет адаптироваться к новым условиям» - так звучит первая статья «Лондонской декларации», подписанной 6 июля 1990 гстранами НАТО. [14]

Декларация фактически означала окончание противостояния между двумя блоками, более того, она означала качественные изменения в системе международных отношений, а именно, отказ от самой логики блоков. Страны НАТО заявили, что они более не являются врагами стран-членов ОВД, и отказываются от угрозы или применения силы, кроме как в целях обороны.

Декларация вносит изменения в принципы НАТО, чтобы дать этой организации возможность выжить, а не превратиться в пережиток прошлого. Особое место занимает в Декларации Европейский вопрос – а именно вопрос европейской оборонной идентичности в меняющихся условиях. Статья 2 говорит о том, что НАТО является самой успешной оборонной организацией в истории, и впредь будет выполнять свои функции по поддержанию стабильности на континенте, что именно благодаря НАТО Европа выглядит обновленной и процветающей. Принимая во внимание «революционные» изменения на европейском континенте, объединение Германии, ознаменовавшее окончание многолетнего противостояние, НАТО предлагает Советскому Союзу и странам Восточной Европы перейти к регулярным дипломатическим встречам, сотрудничеству и взаимным консультациям. Также выносится вопрос о значительном снижении обычных и ядерных вооружений расположенном в Европе, Советскому Союзу предлагается вовсе убрать свои ядерные щиты из Европы, причем «для поддержания мира Альянс должен в ближайшем будущем сохранять необходимое количество ядерных и обычных вооружений, расположенных в Европе, и сохраняет по сей день, где это необходимо. Но, как организация оборонная, НАТО всегда подчеркивает, что ни одно из этих вооружений не будет использовано, кроме как в целях самообороны, что необходимо достигнуть самого низкого и наиболее стабильного уровня ядерных сил, необходимых только для предотвращения войны»[15].

Конец 80-х годов стал для Европейского Сообщества периодом серьезных испытаний. Скептическое отношение к европейской интеграции было в то время доминирующим; объединение Германии порождало мощную силу, способную претендовать на лидирующие позиции на континенте, а распад СССР и быстрые преобразования в странах, бывших его сателлитами, размывали казавшиеся прежде прочными и неизменными границы самой объединенной Европы. Именно в такой ситуации был подписан Маастрихтский договор, целью которого провозглашалось закрепление достигнутых результатов европейской интеграции и определение ее новых ориентиров. Не менее важной задачей было изменение самого, если так можно выразиться, формата европейского проекта, придание ему более ясных форм, создание своего рода символов, подчеркивающих и ежеминутно подтверждающих идею европейского единства. Этими символами, родившимися в Маастрихтских дебатах, стали, прежде всего единая общеевропейская валюта и принцип единого общеевропейского гражданства.

Усилилась координация внешнеполитической деятельности европейских государств, которая затем уже в конце 90-х гг. переросла даже в общую политику в области безопасности и обороны. Это означает, что ЕС активизирует свою деятельность в вопросах, традиционно относимых к сфере так называемой «жесткой безопасности». Таким образом, Европейский союз постепенно усиливает свое влияние на решение проблем европейской безопасности.

Основной идеей европейской политики в области безопасности и обороны и формированием оборонных ресурсов ЕС не является превращение ЕС в некую альтернативу НАТО, конкурента альянса по обеспечению европейской безопасности. Большинство стран-членов ЕС выступают за сохранение НАТО как основы европейской безопасности и главного гаранта стабильности в европейском регионе. Европейский союз же создает механизмы для урегулирования кризисов, в которые североатлантический альянс решит не вмешиваться.                                                      

Для осуществления этих амбициозных планов европейцам необходимо укрепить свои военные ресурсы, усиление военных ресурсов должно происходить за счет увеличения финансирования в военной области. Опыт Косово доказывает, что странам Европы необходимы новейшие военные технологии. Евросоюзу не хватает средств связи, коммуникационного оборудования, наблюдаются очевидные проблемы с логистикой (нехватка средств воздушной доставки и морской доставки), со спутниковым оборудованием (являющимся важным источником информации) и т. д. Однако изначально было ясно, что европейцам все равно потребуется помощь. Евросоюз собирался действовать в тесном сотрудничестве с НАТО, с расчетом на ресурсы НАТО.

Однако идея использования ресурсов НАТО натолкнулась на ряд проблем. Во-первых, это ситуация с Турцией, которая блокирует доступ ЕС к ресурсам НАТО и требует права участвовать в процессе принятия решений в области политики безопасности и обороны. Во-вторых, позиция Соединенных Штатов, которые, с одной стороны, поддерживают идею сотрудничества ЕС и НАТО в оборонной сфере и выступают против создания дублирующих институтов, а с другой стороны, ожидают от ЕС укрепления собственных военных ресурсов: европейские силы быстрого реагирования (ЕСБР) не должны представлять собой номинальные военные структуры, способные выполнять лишь незначительные операции миротворческого характера, в то время как Соединенные Штаты и НАТО несли бы основную военную и финансовую нагрузку. Отсутствие необходимых военных ресурсов или недостаточные ресурсы будут ограничивать возможности Евросоюза по проведению миротворческих операций.

Таким образом, европейцам действительно предстояло существенно увеличить военные расходы. Однако европейская политическая элита не слишком благожелательно относилась к идее увеличения военных расходов даже ради финансирования создания ЕСБР и других мероприятий в рамках Европейской политики в области безопасности и обороны. Наоборот, в 1990-е гг. после окончания «холодной войны» европейские государства значительно сократили военные бюджеты. Кроме того, сейчас Европейский союз и так оказался занят одновременно в нескольких дорогостоящих проектах – создание валютного союза, расширение на восток и т. д. Наконец, один из крупнейших европейских государств-доноров, Германия, все еще была занята восстановлением восточных земель.

 В целом, одобряя официально укрепление связей между своими партнерами в постбиполярном мире, Вашингтон, тем не менее, имел основания опасаться дрейфа западноевропейцев в сторону чрезмерной, с его точки зрения, самостоятельности (особенно в сфере внешней и военной политики) и недопустимого ослабления трансатлантического звена.[16]

Опираясь на механизмы политического сотрудничества, созданные Единым актом 1986 г., Маастрихтский договор в пятой главе учреждает Общую внешнюю политику и политику безопасности (ОВПБ), позволяющую государствам-участникам предпринимать совместные действия в области внешних сношений, не нанося ущерба своему национальному суверенитету.

До подписания Договора о Европейском союзе координация действий государств в сфере внешней политики осуществлялась в рамках созданной в 1970 г. на основе доклада комитета Давиньона Программы Европейского политического сотрудничества (ЕПС). Она была расширена и усовершенствована Единым европейским актом. Цель деятельности ЕПС состояла в улучшении взаимопонимания между государствами-членами по всем важнейшим вопросам внешней политики, в согласовании их точек зрения и в возможностях выработки более или менее согласованного общего подхода.

Вместе с тем, так как все решения должны были приниматься единогласно, а дискуссии по вопросам безопасности ограничивались политическими и экономическими аспектами, деятельность ЕПС была малоэффективной. Так, после распада Советского Союза политическая координация между государствами-членами свелась к определению общего критерия для официального признания возникших государств. Следует отметить, что государства часто предпринимали односторонние действия, не учитывая общих европейских интересов. Внешняя политика и политика безопасности всегда были теми областями, где государства-члены ревностно охраняли свой суверенитет. Согласование общих интересов затруднялось и тем, что только две страны — Франция и Соединенное Королевство — обладают ядерным потенциалом. Кроме того, не все государства входят в оборонительные союзы. Членами НАТО не являются Ирландия, Швеция, Австрия, Финляндия. Дания, Ирландия и Греция не входят в состав Западноевропейского союза (ЗЕС).

Подписав Маастрихтский договор о создании Европейского союза в декабре 1992 г., главы государств и правительств согласились постепенно развивать общую внешнюю политику и политику безопасности (ОВПБ). Это предусматривало, помимо дальнейшей экономической интеграции, осуществление внешнеполитической интеграции и совместное решение вопросов, относящихся к безопасности Союза, в том числе и формирование единой оборонной политики, которая могла бы быть преобразована со временем в совместную оборону. Хотя Маастрихтский договор и упоминал принцип общей внешней политики, тем не менее в нем сохранился принцип согласованности действий. [17]

Целями ОВПБ должны были стать:

● защита общих ценностей, основных интересов и независимости Европейского союза;

● укрепление безопасности Союза и его государств-членов;

● сохранение мира и укрепление международной безопасности в соответствии с принципами Устава ООН, Заключительного акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе 1975 г. и Парижской хартией 1990 г.;

● содействие международному сотрудничеству; развитие и укрепление демократии, обеспечение соблюдения прав человека и основных свобод.[18]

В качестве перспективных направлений совместных действий были названы процесс ОБСЕ, разоружение и контроль над вооружениями в Европе, нераспространение ядерного оружия, контроль над передачей технологий вооружений третьим странам и контроль над экспортом оружия.

Этот качественно новый подход затронул целый ряд вопросов политико-военного порядка, ранее не характерных для ЕС.

Отныне ЕС становился центром процесса принятия решений в области европейской внешней политики и безопасности, а фактически бездействовавший ЗЕС (как "неотъемлемая часть Европейского союза") должен был, с одной стороны, "принимать и проводить в жизнь решения и меры Союза в области обороны", а с другой — являться "средством укрепления европейской опоры Североатлантического альянса". На структуры Западноевропейского союза была возложена общая политика безопасности. ЗЕС рассматривался как составная часть процесса развития Европейского союза. В специальной Декларации о роли ЗЕС и его взаимоотношениях с Европейским союзом и НАТО была согласована программа будущего сотрудничества. Маастрихтский договор возводит ЗЕС в ранг органической составной части развития Европейского Союза при сохранении его институционной автономии. Отныне задачами ЗЕС становятся разработка и реализация решений и действий Евросоюза, имеющих значение в сфере обороны.

За этими качественно новыми подходами стояла попытка ряда европейских государств, и особенно Франции, сделать Европу более независимой в политическом и военном отношении от Соединенных Штатов Америки. Маастрихтский договор недвусмысленно привносил в европейско-американские взаимоотношения элемент серьезности и реализма, который мог бы побудить Европу взять на себя основную ответственность за свою безопасность.

Практическая реализация ОВПБ началась в конце 1993 г., т. е. после ратификации Маастрихтского договора парламентами всех стран — членов ЕС.

Объединённая Германия с её возросшим потенциалом естественно заняла центральную позицию в формируемом союзе. В качестве примера стоит привести процесс ратификации договора. 2 декабря 1992 года соответствующий закон был принят большинством в 586 голосов при 17 против и 8 воздержавшихся, а уже 18 декабря его одобрил бундесрат. Кроме того, в Основной закон ФРГ было внесено 8 поправок с целью обеспечения внутригосударственных предпосылок международной интеграции. Процесс ратификации внёс свой вклад в то, что Германия вновь обрела свою государственную самобытность в рамках Союза. В других же странах ратификация  договора встретилась с большими трудностями. В некоторых из них потребовались повторные опросы населения (референдумы)[19].

Париж даже после Маастрихтского договора о создании Европейского Союза (декабрь 1993 г.) не добился превращения ЕС в группировку с политическими и военными функциями. Оптимизм американцев получил еще большее основание в 1996 г., когда в ряды военной организации НАТО возвратилась Франция - главный архитектор независимой военной идентичности Западной Европы. Вашингтон получил возможность настаивать на том, что европейская военная идентичность будет формироваться в рамках НАТО, а не за ее пределами, что западноевропейский военный компонент будет "отделяемым, но не отделенным" компонентом Североатлантического союза, что западноевропейцы вынуждены будут "вначале советоваться с Америкой" по поводу любых групповых военных акций.

С окончанием холодной войны уменьшилась угроза широкомасштабных столкновений между блоками государств. Идеология обеспечения европейской безопасности, основанная на советской угрозе, стала историей. По этой причине ситуация в мире претерпела качественные изменения. Если во второй половине 20 века создание системы безопасности диктовалось фактором внешней угрозы, то с начала 90-х вызовы и угрозы международной безопасности начали исходить из внутригосударственных источников.

В результате произошедших перемен расширилось и само геополитическое представление Европы. Перестало быть актуальным выделение в Европе Восточной части, которая воспринималась как протекторат Советского Союза, зона его политического влияния или даже как территория Советского Союза с определенной автономией. В те времена Западная Европа выступала политическим оплотом сдерживания амбиций Советского Союза.

Несмотря на то, что деление Европы на Восточную и Западную вернулось в настоящее время к своему географическому толкованию, многочисленные проблемы безопасности не были сняты окончательно. Для Европейского сообщества возникли значительные трудности с идентификацией противника, препятствующие сплочению. В новых условиях, Россия продолжает оставаться основным игроком противодействия НАТО и другим организациям антикоммунистической ориентации, но игрок этот уже принимает определенные правила игры и не демонстрирует явную или скрытую военную и политическую угрозы для Европы. Современная Россия становится, пусть не во всем равноправным и не всегда стратегическим, но все же конструктивным партнером, а не противником, считающимся только со своими интересами.

По окончании противостояния между Востоком и Западом вопрос определения национальных интересов европейскими государствами осложняется противоречивым характером взаимоотношений большинства европейских стран, а также стремлением США доминировать в обновленном политическом пространстве Европы.

В противоречиях государственных интересов кроется серьезная опасность для новой Европы. Различные трактовки отношений государств с партнерами по ЕС, союзниками по НАТО, государствами, не входящими в эти структуры, в том числе с Россией и странами постсоветского европейского пространства могут расколоть Европу на соперничающие блоки, возродив тем самым потушенные было очаги напряженности на всем континенте. Причем взаимоотношения России с ее бывшими союзниками, с одной стороны, взаимоотношения бывших союзников России с ее бывшими противниками, с другой, если и не создают пока прямых угроз безопасности, то существенно усложняют политическую ситуацию на европейском пространстве.

В настоящее время особое влияние на развертывание геополитической перспективы оказывают следующие факторы. Во-первых, "особые отношения" России и Германии, которые заставляют США смещать акценты в своей политике в Европе, что в свою очередь сказывается на общей политической обстановке. Во-вторых, противоречия между Францией и Германией осложняют и без того не простые взаимоотношения основных игроков европейского поля с одной стороны, и, с другой стороны, позволяют США как манипулировать субъектами европейской политики, так и маневрировать. [20]

В-третьих, политика "дистанцирования" Великобритании по отношению к Европе и демонстрация ею "родственных" отношений с США ставят перед евро-пейскими государствами проблему выбора ориентации в своей внешней политике.

В-четвертых, несколько "вялая" реакция государств Северной Европы на происходящие процессы в регионе, которая позволяет им занять позиции "над схваткой" в качестве нейтрального арбитра и проводить насколько это возможно независимую от конъюнктуры национальную политику.

В-пятых, стремление России занять достойное место в новом европейском пространстве вызывает довольно острую полемику между европейскими государствами по этой проблеме, так как именно этот аспект затрагивает определение стратегии будущего устройства Европы. Для того, чтобы снять, существующее на данный момент различное трактование вопроса, и связанные с ним опасения, о роли России в осуществлении общей европейской безопасности, необходимо прежде всего позволить ей участвовать в этом процессе достаточно эффективно, но в том объеме, который обеспечивал бы странам бывшего постсоветского пространства не воспринимать расширение деятельности России как угрозу своей безопасности. В этом случае необходимо учитывать достаточно сложные взаимоотношения между этими государствами, а также привести к общему знаменателю противоречивые представления об общей европейской безопасности всех стран постсоветского пространства.

И, наконец, на все эти процессы, а, следовательно, и на геополитическую перспективу, влияет существующее различие во мнениях по поводу роли тех общеевропейских структур, которые призваны обеспечивать защиту региона от любых угроз или применения силы. К таким организациям относятся НАТО, ОБСЕ и ЕС. По крайней мере две из них (НАТО, ОБСЕ) представляет собой серьезный потенциал для успешного разрешения конфликтных и предконфликтных ситуаций. [21]

Современная политическая ситуация предъявляет определенные требования по проведению реорганизации этих структур, или изменения их статуса, соответствующего изменившимся условиям. По вопросу необходимости преобразования НАТО и ОБСЕ не существует разногласий, несмотря на различные степени самоосуществления этих организаций. Если НАТО является самодостаточным, хорошо структурированным органом, то ОБСЕ "зависла" в промежуточной стадии организации. Следует также помнить, что ОБСЕ был в свое время создан как специализированный институт безопасности. И в отличие от НАТО, организованного в рамках концепции "коллективной обороны", он мог бы считаться прообразом системы "коллективной безопасности", предполагающей изменение принципов отстаивания собственных интересов и принципов взаимоотношений между государствами, учитывая и такие щепетильные проблемы как обеспечение прав человека и национальных меньшинств. Однако результаты участия ОБСЕ в урегулировании различных кризисов последних лет демонстрируют низкую эффективность данной организации именно в сфере заявленных полномочий.

Также в процессе урегулирования конфликтов выявились расхождения в позициях стран по вопросу о том, какое место должна занимать ОБСЕ в формирующейся системе европейской безопасности, и каким образом должна происходить координация ее действий с ООН, НАТО или ЗЕС. События балканского кризиса показали, что европейские державы готовы решать региональные проблемы любого уровня силами НАТО с привлечением ООН, в то же время ОБСЕ используется как инструмент давления, а не как единственный, хотя и несовершенный орган, специально созданный для предотвращения и разрешения противоречий.[22]

Принимая во внимание тот факт, что в рамках этого института могут взаимодействовать все европейские государства, а не только члены Североатлантического альянса или ЗЕС, с одной стороны, мировое сообщество в праве было ожидать от ОБСЕ более успешной и эффективной деятельности в разрешении кризисных ситуаций, а с другой стороны ОБСЕ имело возможность развиться в достаточно авторитетную и влиятельную организацию эффективно обеспечивающую безопасность региона по всем направлениям. Для достижения этой цели, прежде всего необходимо было оперативно, в кратчайшие сроки, закончить ее институциональное оформление, и, главное, выработать механизм принятия решений, обеспечивающий объективную оценку развития политических процессов в регионе. В то же время, количественный фактор противоположных позиций и стремлений стран - участниц значительно осложняет выработку именно эффективных решений, основанных на объективном анализе, а не на национальных интересах отдельно каждой страны.

В данном аспекте необходимо отметить особую позицию России. Развитие событий  военно-политического кризиса в Косово, показало, что НАТО претендует на более масштабную роль в мире, чем это предусматривается ее уставными документами, что, собственно и подтолкнуло Россию к выработке национальной концепции европейской безопасности, в которой особое значение придается деятельности ОБСЕ. Россия особо оговаривает свою заинтересованность в обеспечении ОБСЕ центральной роли в европейских делах. Наделение этой структуры необходимым политическим мандатом и средствами для адекватного реагирования на угрозы стабильности и безопасности - важнейшие условия расширения влияния ОБСЕ в европейском регионе. Именно в этом основное расхождение позиций России и большинства западных стран. [23]

Конструируя систему европейской безопасности страны-члены НАТО исходят из принципа лидирующего положения этого блока. В данной системе ОБСЕ рассматривается лишь как вспомогательный политический элемент, который должен дополнять такие структуры как НАТО, ЗЕС и ЕС. На сегодняшний день именно западная трактовка роли ОБСЕ является решающей при определении ее функций, а главное, соответствует ее реальным возможностям в области предотвращения и урегулирования конфликтов. Возможности ОБСЕ, которые определяют и уровень ее авторитета, также обусловлены и затянувшимся процессом ее институционализации. Таким образом, можно выявить основные факторы, влияющие на ослабление позиций ОБСЕ в обеспечении европейской безопасности: во-первых, полярные расхождения между государствами (прежде всего США, России, государств Западной и Восточной Европы) в понимании роли ОБСЕ значительно осложняют выработку механизма согласования политики и пределы компетенции различных общеевропейских организаций и институтов, и прежде всего двух организаций, претендующих на обеспечение сдерживания и разрешения противоречий и конфликтов (ОБСЕ, НАТО);

во-вторых, отсутствие у ОБСЕ не только самостоятельного силового оперативного и эффективного компонента, в рамках проведения миротворческих операций, но также и механизма привлечения для подобных целей военных структур других организаций (НАТО, ООН, ЗЕС);

в-третьих, низкая оперативность принятия важнейших решений в ситуациях, требующих быстрого реагирования, что обусловлено процедурами принятыми ОБСЕ обеспечивающие учет интересов всех государств- членов;

в-четвертых, как следствие вышеизложенных трех факторов, достаточно слабое влияние на своевременное разрешение предконфликтых ситуаций, и совсем не эффективная в период острого кризиса, на основании чего вполне резонно встает проблема авторитета этого органа в общей системе безопасности Европы.

У нового мирового порядка, каким его хотел видеть Буш-старший, не оказалось перспектив. Он не по вкусу Бушу-младшему. Прошло десять лет с тех пор, как после окончания периода конфронтации между Востоком и Западом американский президент Джордж Буш-старший объявил о введении нового мирового порядка. На практике этот новый порядок был впервые опробован при освобождении Кувейта от иракских агрессоров. В центре этого миропорядка должны были находиться Соединенные Штаты как правитель, обладающий мировой монополией на власть. В 1991 году в Мадриде была впервые проведена многосторонняя конференция по Ближнему Востоку, которая вскоре привела в действие мирный процесс, старт которому был дан в Осло. В ноябре 1990 года бывшие противники по "холодной войне" приняли "Парижскую хартию для новой Европы". Она ставила своей целью утверждение в регионах принципов демократии и прав человека.[24] Конференция по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ) была преобразована в постоянно действующую общеевропейскую организацию. Все это привело в 1991 году к роспуску Варшавского Договора, распаду Советского Союза[25].

Атлантическое сообщество, интересы которого прежде были представлены, в основном, через НАТО, получило с появлением концепции "нового атлантизма" определенные черты политического института.

Спустя десять лет, от этого «нового мирового порядка» мало что осталось. Международная политика президента Дж. Буша-младшего все в большей мере превращается из политики многосторонней в политику одностороннюю. В центре ее - не ООН, а НАТО. Вашингтон меньше заботится о демократизации авторитарных режимов и вместо этого - больше о стабильности у себя дома. Он выходит из мирного процесса на Ближнем Востоке и вместо этого запускает все глубже свои руки в нефтеносные районы Кавказа. Прибежищем этой политики является не тот порядок, который установлен международными организациями и который учитывает интересы всех наций, а американские интересы и сила, необходимая для претворения этих интересов в жизнь. Не прошло и четырех месяцев с момента прихода к власти, а администрация Буша уже оказалась в натянутых отношениях с русскими из-за шпионского скандала, с европейцами - из-за своего отношения к проблемам защиты окружающей среды, с китайцами - из-за инцидента с самолетом. Однако разложение нового мирового порядка началось не при нынешнем президенте, а раньше, в 1994 г, когда на промежуточных выборах Республиканская партия получила большинство в обеих палатах конгресса США, а внутри самой партии - ее правое крыло. Этот резкий поворот вправо заставил уже президента Клинтона вновь передоверить мировую политику военному альянсу НАТО, сделать ставку на обороноспособность вместо того, чтобы заботиться о безопасности, помогая укреплять в мире демократические основы государственного правопорядка. Тем самым Конференция по безопасности и сотрудничеству в Европе (КБСЕ, с 1995 года - ОБСЕ) утратила роль гаранта порядка, которая ей была отведена европейскими государствами в Париже. В Вене ей была оставлена лишь вспомогательная роль, роль ассистента.

НАТО лишила Организацию Объединенных наций последнего мужества, когда ООН скомпрометировала себя в Боснии и Герцоговине, поставив невыполнимые задачи. В период конфликта в Косово об ООН сначала речь не заходила вообще. В 1999 г НАТО вела войну в Сербии без мандата ООН, что явилось нарушением действовавшего 50 лет запрета на применение силы, установленного Хартией Организации Объединенных наций. За то, что это исключение не стало правилом, а именно это предусматривала новая концепция НАТО, появившаяся в 1999 г, надо благодарить европейцев. Однако проблема жива, и все напряженно ждут, как все-таки поведет себя новая администрация Буша. Первым сигналом с ее стороны стало продолжение несогласованных с международным сообществом бомбардировок Ирака. Война в Сербии не только покончила с остатками нового мирового порядка, но и нарушила порядки образца 1945 г. Отовсюду послышались громкие сигналы тревоги. Китай начал модернизировать свои вооружения. В России, которая восприняла оккупацию Косово как еще одно направление расширения НАТО на восток, к власти пришел Путин. Он делает все, чтобы сбалансировать ставшие очевидными американские претензии на единоличный диктат. В том случае, если эти претензии будут подкреплены еще и реализацией главного проекта администрации Буша в области политики безопасности: развертыванием системы противоракетной обороны - вокруг России и Китая как партнеров может образоваться новая политическая пропасть.[26]

Желание США действовать в одностороннем порядке, нашедшее столь откровенное проявление в войне в Сербии, поколебало также и Атлантическое сообщество. Давно установившийся в нем ритм жизни нарушен желанием европейских партнеров по альянсу, добиться большего равноправия и соучастия в делах сообщества. В 1999 г оно нашло свое выражение в решениях саммита Европейского союза (ЕС). Создаваемые с этой целью силы быстрого реагирования ЕС будут оставаться в НАТО, но они хотели бы иметь свободу в своих действиях. США считают это, и справедливо, покушением на свою руководящую роль в союзе. То, что партнеры по альянсу много не говорят об этом, в Вашингтоне никого не может обмануть. Европейские силы быстрого реагирования, которые должны появиться к 2003 году, придадут европейской политике безопасности такую же общность, как евро - делает общей финансовую и налоговую политику. Эти две составляющие интеграции могут, конечно, вновь исчезнуть, и Вашингтон мог бы попытаться поспособствовать этому. Если же Европе удастся реализовать свои планы, Атлантическое сообщество смогло бы тогда иметь в качестве своей основы две равноценные опоры, о чем еще 40 лет назад говорил американский президент Джон Кеннеди. В долгосрочной перспективе баланс был бы выгоден США, поскольку он позволил бы им снять с себя часть бремени. В краткосрочном плане этот баланс лишает Вашингтон полноты власти. Не случайно, и нынешний министр обороны Дональд Рамсфелд, и его предшественник Уильям Коэн  предостерегали европейцев не переходить этот Рубикон.[27]

Дальнейшая интеграция Европейского союза в сфере политики безопасности мало что дает для утверждения мирового порядка. Дело в том, что европейские силы быстрого реагирования будут служить не достижению основной цели НАТО: обороне территорий стран ее членов, - а акциям за пределами этих территорий, на "их окраинах". При этом цель эта может видоизмениться. Наличие сил быстрого реагирования станет для ЕС искушением для организации таких же интервенций, в каких сегодня он обвиняет США. Не зря же некоторые государства, входящие в ЕС, проявляют интерес к системе противоракетной обороны администрации Буша. Ведь подключаться к системе имеет смысл лишь в том случае, если она сможет защитить от ответных ударов со стороны стран, в отношении которых были приняты репрессивные меры. Если бы Европейский союз следовал своему представлению о себе как гражданской власти, он бы не стал дублировать политику Америки, а дополнял ее. Западу нужны не новые вооружения, а более качественные политические решения, которые делают применение этих вооружений излишним. Одним из образчиков таких решений является подписанный в 1999 г в Кельне «Пакт о стабилизации» для южных Балкан. То, что вопросы реализации этого документа излишне бюрократизированы, что не хватает финансовых средств, это недобрый знак. Расширение ЕС на восток, имеющее решающее значение для строительства нового порядка в Европе, продвигается столь медленно потому, что это расширение происходит одновременно с углублением интеграции внутри самого союза. Но экономический прогресс на Западе каждодневно поднимает планку для кандидатов на вступление в ЕС выше. Поэтому необходима дифференциация, позволяющая соединять в единое целое страны с различными уровнями развития и интеграции со снижением экономических требований к кандидатам, что, тем не менее, даст больший политический объединительный эффект, как это было с ЕЭС до 1988 г.

В ином случае, решение проблемы интеграции стран европейского Востока с Западом окажутся почти полностью в руках НАТО, а она даже при всем своем добром желании не в состоянии навести на континенте политический порядок. Восточноевропейские государства, разумеется, не имеют ничего против членства в альянсе. Однако для них и, прежде всего, для стран Балтии, гораздо больше пользы принесло бы вступление в ЕС. Поскольку этот шаг не угрожает России, не накладывает бремени на экономику восточноевропейских стран, а, наоборот, способствует ее развитию и, главное, определяет их место в политической системе Европы. Тем самым вступление в союз дарует им безопасность, а не только обороноспособность (в положении, безнадежном с геополитической точки зрения). Это Европейский союз хорошо понимает. Его комиссия идет к намеченной цели, имея стратегию подхода к странам-кандидатам на вступление, а также сформулированную в 1995 году политику по отношению к России. Это же делает Европейский совет (так в тексте.- Прим. пер.), определивший в 1999 году в Кельне свою стратегическую линию по отношению к России. Однако в Европе, как и в мире в целом, на передний план пробивается политика вчерашнего дня. Она называет сама себя реальной политикой и может, а что удивительного в этом, лишь возвратить нас к прежнему состоянию беспорядка[28].


1.2. Место "оборонной идентичности" в трансатлантических отношениях.


В 80-х была предложена идея о постепенном сближении внешнеполитических курсов членов ЕС и НАТО с целью обеспечения общей безопасности. Идея была воспринята положительно и в 90-х годах была развита в Маастрихтском договоре, а затем – в Амстердамском договоре.

В самой Западной Европе нет единого подхода по вопросу обеспечения западноевропейской безопасности. Существует два традиционных направления: атлантисты и европеисты.

Основная идея: западноевропейская безопасность должна строиться преимущественно на основе НАТО и ее принципа коллективной обороны. К этой группе можно отнести англо-саксонские страны (США, Великобритания и Канада), Голландию и так называемый "альянс викингов" (Дания, Норвегия, Исландия).

Атлантисты выступают за то, чтобы не была разорвана трансатлантическая связь между Западной Европой и Северной Америкой. Для атлантистов исключительное значение имеет участие США в европейских делах, а также американские гарантии, в том числе ядерные. В начале 90-х годов после окончания холодной войны и самороспуска ОВД, а затем распада СССР, в Европе стали слышны призывы к роспуску НАТО, поскольку этот институт холодной войны был создан для противостояния советской угрозе. В ответ на это сторонники сохранения НАТО взяли на вооружение концепцию "нового атлантизма". По этой концепции предполагается, что, хотя окончание холодной войны и свело на нет угрозу глобального конфликта, тем не менее, НАТО должна продолжать существовать и ставить перед собой новые задачи в свете появления новых угроз безопасности. К этим новым угрозам относят распространение оружия массового уничтожения (ОМУ), этнические и религиозные конфликты, терроризм и т.д. Адаптация НАТО, по мнению атлантистов, должна проходить в двух направлениях. Во-первых, НАТО должна трансформироваться из военно-политической организации в преимущественно политическую с сохранением военного потенциала для обороны и для ведения миротворческих операций. Во-вторых, в НАТО должна быть усилена роль европейских стран – так называемая европейская опора НАТО. Оба эти процесса должны включить большее число европейских стран в систему европейской безопасности.

Противники «атлантистов» - «европеисты» возражали несмотря на эти выгодные стороны, существуют также ряд препятствий тому, чтобы НАТО обеспечивала европейскую безопасность. Во-первых, расширение Альянса ставит под вопрос целесообразность и эффективность деятельности НАТО ввиду того, что география организации и так уже широка. Во-вторых, расширение НАТО будет носить дискриминационный характер по отношению к новым членам, поскольку предполагается, что НАТО будет лучше функционировать составом в 16 (19) стран. В-третьих, вызывает беспокойство как в европейских странах, так и в США финансовая сторона расширения Альянса. По расчетам Пентагона, на перевооружение и модернизацию Вооруженных Сил новых членов в соответствии с военными стандартами НАТО потребуется от 25 до 35 млрд. долларов США. По данным же "РЕНД корпорейшн", эта сумма будет значительно больше – от 42 до 110 млрд. долл. США. В-четвертых, расширению НАТО на Восток противится Россия. Она считает, что со вступлением Польши, Чехии и Венгрии НАТО приблизила свои военные границы к России. Такой позиции есть объяснение как объективного, так и субъективного характера. Кроме того, существует напряженность между США, с одной стороны, и Францией и Италией, с другой стороны, по поводу командования Южной (Средиземноморской) зоной НАТО. Не менее важен тот факт, что расширение НАТО может дать карт-бланш Вашингтону на американизацию Центральной и Восточной Европы, что вызывает озабоченность крупнейших европейских стран.[29]

В 1997г. был подписан Амстердамский договор по Европейскому союзу, одним из главных пунктов которого было дальнейшее расширение компетенции союза в сферу совместной внешней политики и политики в области безопасности (ОВППБ). Таким образом, Амстердамский договор вновь подтвердил курс на практическое осуществление идеи, заложенной еще в Едином Европейском Акте и Маастрихтском договоре. На этих положениях основываются европеисты, которые считают, что воено-политическая роль Европы, в частности – ЕС, должна соответствовать ее экономическому весу и политическому потенциалу.

Первым практическим воплощением стремления западноевропейцев создать свой независимый оборонный щит стал франко-германский корпус. Другим шагом можно смело считать франко-британскую инициативу о создании мобильной военной группировки численностью в 40–50 тыс. человек, способной осуществлять операции по установлению и поддержанию мира и безопасности в регионе, а в случае необходимости – в других районах мира. Впервые эта инициатива была озвучена на встрече в верхах президента Франции Жака Ширака и премьер-министра Великобритании Тони Блэра в Сан-Мало в ноябре 1998 г.

Предложения об усилении вклада западноевропейцев в безопасность региона вышли на первый план на фоне войны в Косово, где примерно 80% нагрузки за проведение и обслуживание боевых действий лежало на плечах США. В осуществлении же оставшихся 20% нагрузки европейцы зависели от разведки, воздушного транспорта, воздухозаправщиков США и т.д. И США не раз высказывались, что не собираются более нести основное бремя военных расходов. Согласно данным Международного института стратегических исследований, только 2% от личного состава военнослужащих европейских армий в состоянии осуществлять такие функции и задачи, как KFOR в Косово или SFOR в Боснии. По признанию бывшего министра обороны Великобритании, а ныне – Генерального Секретаря НАТО Джорджа Робертсона, вооружения европейских армий не были комплексно переоснащены и на сегодняшний день их вооружения соответствуют уровню времен холодной войны. По мнению лорда Робертсона, такая ситуация стала уроком для Западной Европы, смысл которого заключается в необходимости развивать оборонные способности. И в этом случае Западной Европе вновь приходится сотрудничать для создания эффективного, боеспособного и непробиваемого военного щита. В этом смысле, инициатива создания всего лишь миротворческой военной группировки расценивается как первый шаг для создания объединенной европейской армии, о которой так долго мечтали французы.[30]

Франко-британская инициатива нашла, в целом, поддержку и одобрение среди членов ЕС, что было отражение на июньском саммите ЕС 1999 г. в Кельне, где была одобрена сама перспектива создания военной группировки. Через месяц на британо-итальянском саммите в Лондоне премьер-министр Италии Массимо д`Алема заявил о необходимости кардинального рассмотрения возможности создания миротворческих сил и об анализе сил и средств для его осуществления. Эта идея лежала в основе очередного франко-британского саммита в Лондоне 25 ноября 1999 г. В совместной декларации главы обоих государств повысили потолок численности личного состава до 50-60 тыс. человек. Этот корпус должен иметь возможность быть развернутым в срок не менее 60 дней и находиться в таком состоянии не менее 1 года. Некоторые его части должны быть в состоянии постоянной повышенной боеготовности, а также должны создаваться все необходимые условия для того, чтобы этот корпус был сменен в несении боевого задания другим не менее боеспособным военным контингентом. В декларации содержится также призыв рассмотреть этот вопрос на саммите ЕС в Хельсинки 10-11 декабря 1999 г. с предложением создать необходимые структуры для реализации этой инициативы.

На саммите ЕС в Хельсинки в декабре 1999 г. вопрос о создании европейской военной группировки был одним из ключевых. Как и предполагалось, были одобрены идеи согласованного франко-британского плана. Таким образом, к 2003г. планируется создать первые европейские силы быстрого реагирования.

Европейские силы быстрого реагирования, по их словам, будут использоваться лишь в том случае, когда НАТО (т.е. США) не захотят вовлекаться в тот или иной конфликт.

До сих пор окончательно не решен вопрос о том, кто будет осуществлять командование и тыловое обеспечение новой военной силы. Не решен и вопрос о службах, инфраструктуре и ресурсах, необходимых для проведения миротворческих операций. Будут ли европейские силы быстрого реагирования использовать средства НАТО или будет создана аналогичная военная инфраструктура. Саммит ЕС в Хельсинки дал пока что один ответ – у европейских сил быстрого реагирования будет независимое командование. В рамках же ЕС будут созданы структуры, в ведении которых будет налаживание тесных контактов с НАТО для оптимизации деятельности военного контингента. Решено, что европейскими военными делами будет заниматься ЗЕС, который станет органической частью ЕС.

В связи с новой международной обстановкой, сложившейся после окончания холодной войны, руководство ЗЕС поставило задачу адаптировать организацию к современным реалиям, реанимировать ее и сделать ЗЕС активным участником европейских дел. Новые цели и задачи организации были продекларированы на саммите ЕС в Маастрихте в 1991г. и на заседании совета министров ЗЕС в Петерсберге в 1992г., главным итогом которых была установка на постепенное превращение организации в "оборонную составляющую" ЕС и одновременно "европейской опорой" НАТО. [31]

С тех пор в отношениях ЗЕС с ЕС можно было наблюдать две тенденции, во главе которых стояли Франция, с одной стороны, и Великобритания, с другой стороны. Франция придерживается того мнения, что отношения ЕС и ЗЕС должны строиться по принципу вертикали подчинения, т.е. ЕС дает указания или приказывает ЗЕС выполнять ту или иную операцию. В этом Францию поддерживает, в первую очередь, Германия. Позиция же Великобритании и ее союзников в этом – Нидерландов, Португалии и др. - исходит из того, что отношения между этими двумя организациями должны иметь горизонтальный характер, то есть ЕС не приказывает, а "просит" ЗЕС об осуществлении определенной миссии. Это фактически означает, что ЕС нанимает ЗЕС на работу. Позиция Великобритании объясняется, прежде всего, тем, что она крайне против малейшего ослабления ведущей роли НАТО в обеспечении безопасности в Европе. Саммит ЕС в Хельсинки в декабре 1999 г. привел эти точки зрения к некоему общему знаменателю.

Падение Берлинской Стены в ноябре 1989г. и распад Советского Союза в августе 1991 вызвали дебаты, как в Европе, так и в Соединенных Штатах относительно будущего международной безопасности после холодной войны. Ключевыми европейскими событиями, окончившими холодную войну, стали объединение Германии, самороспуск ОВД и СЭВ, вывод советских войск из Центральной и Восточной Европы. Эти события ликвидировали угрозу коммунистического нашествия на Европу. Однако необходимость существования системы европейской безопасности не исчезала с вышеупомянутыми событиями. Объясняется это тем, что конец конфронтации между Западом и Востоком наполнил понятия международной безопасности и стабильности новым содержанием. Если в годы холодной войны создание системы безопасности диктовались фактором внешней угрозы, то с начала 90-х вызовы и угрозы международной безопасности начали исходить от внутригосударственной ситуации. Этнические конфликты в бывшем Советском Союзе и на Балканах - хороший тому пример.

Кроме того, исчезновение опасности гипотетической третьей мировой войны вызвало горячие споры относительно политического, экономического и военного лидерства в Западной Европе, некогда объединенной против коммунистической экспансии. Великобритания, Франция и Германия спорили между собой относительно их роли в Европе после холодной войны. В то же самое время в Западной Европе наблюдалась тенденция обеспокоенности тем фактом, что США продолжают вмешиваться в европейские дела и все еще доминируют в европейской системе безопасности.

Главный вопрос, поставленный системными изменениями, звучит следующим образом: должна ли безопасность в Западной Европе обеспечиваться в рамках НАТО с лидирующими в ней США, либо в рамках таких европейских институтов как Европейский Союз (ЕС)/ Западноевропейский Союз (ЗЕС) или на основе Организации по Безопасности и Сотрудничеству в Европе (ОБСЕ). При выборе первого пути Западная Европа столкнется с тем, что в этом случае система трансформируется из европейской в трансатлантическую. Во втором случае, решив пойти по пути создания исключительно западноевропейской системы, Европа лишится такого гаранта стабильности и безопасности как США. Альтернативой обеим вариантам, на мой взгляд, может стать создание системы безопасности в рамках сотрудничества НАТО, ЕС/ЗЕС и ОБСЕ.

Вполне вероятно, что такое сотрудничество будет эффективным, ибо в этом случае структура европейской безопасности будет системой, где ее базисные компоненты будут взаимодействовать по горизонтали. Такая система не будет подразумевать иерархию, где одна организация будет ведущей, а другие - ведомыми. Стамбульская хартия европейской безопасности, подписанная 18-19 ноября 1999 г. на саммите ОБСЕ, закрепляет принцип взаимоукрепляющих организаций и институтов. В этой системе каждому компоненту де-факто будет отведена определенная роль. Так, НАТО может функционировать на уровне практического применения превентивной дипломатии, кризисного регулирования, миротворчества, причем это будет осуществляться как в политическом, так и в военном аспектах. Здесь особенно нужно подчеркнуть роль России в проведении миротворческих операций: нужно создать особые отношения, основанные на нормативно-правовой базе, гарантирующие равноправное и полноценное участие РФ в такого рода операциях. В компетенцию НАТО может также войти практический контроль над нераспространением ОМУ, над выполнением договоров по разоружению в Европе.

ОБСЕ можно отвести иную нишу. Так, ОБСЕ является серьезным форумом, в рамках которого разрабатываются различного рода документы, относящиеся к сфере безопасности. ОБСЕ может так же взять на себя пост-конфликтную реабилитацию в горячих точках. Это подразумевает как мониторинг за выполнением сторонами всех договоренностей, так и деятельность, связанную с полицейскими функциями. В поддержку такого распределения полномочий говорит успешный опыт ОБСЕ в содействии "региональной безопасности в таких областях, как деятельность на местах, пост-конфликтное восстановление, демократизация, а также наблюдение за соблюдением прав человека и выборами суд". В рамках ОБСЕ действует Суд по примирению и арбитражу. ЕС может выполнять функции, связанные с социально-экономическими, экологическими и демографическими аспектами безопасности. ЗЕС как военный компонент ЕС может синхронизировать свои функции с НАТО, но, одновременно, сохранить свою независимость от НАТО в рамках ЕС.

Структура безопасности, которая будет покоиться на трех китах - НАТО, ОБСЕ и ЕС/ЗЕС - будет гибкой и эффективной системой, где каждый ее компонент будет формально независим, но одновременно он будет взаимодополнять и взаимоусилять два других. [32]

С приближением XXI столетия на повестку дня выходят все новые вызовы безопасности. Невозможно предугадать, будет ли "вечный мир" в следующем столетии, но одно очевидно: уже сегодня жизненно важно ввести диктуемые структурными изменениями гарантии сохранения мира и стабильности в евро-атлантическом регионе. Хотя трудно преодолеть все проблемы и расхождения, каждая попытка установить безопасность и стабильность станет очередным кирпичиком в здании мира и всеобщего благоденствия.

Уже в Стратегической концепции НАТО 1991 г. признавалось: "Развитие европейской идентичности в сфере безопасности и оборонной роли, отражающееся в усилении европейской опоры в альянсе, будет не только служить интересам европейских государств, но также укреплять единство и эффективность альянса в целом"[33]. Это положение прекрасно характеризует существо американо-западноевропейского компромисса и достигнутый в НАТО баланс интересов, характерный для всего последующего периода его развития. США смогли удержать европейскую активность в русле атлантизма и снизить ее конкурирующий потенциал при сохранении за собой лидирующих позиций, а также обрели весомый мотив для давления на союзников, чтобы обеспечить их больший вклад в НАТО. Европейцы же получили возможность сдвинуть американский барьер на пути развития своего собственного сотрудничества в деле безопасности и обороны, избежав при этом опасности размывания роли США в Европе.

Официальное признание со стороны НАТО в середине 90-х годов Западноевропейского союза в качестве равноправного партнера альянса позволило союзникам по НАТО в конце 90-х годов утвердить более определенную формулу "Европейской идентичности в сфере безопасности и обороны внутри НАТО". Во избежание деатлантизации подобные изменения концептуальных подходов НАТО потребовали соответствующей практической трансформации западных военно-политических институтов. Ее основой стала концепция Многонациональных оперативных сил (МОС), выдвинутая в 1993 г. и одобренная Брюссельским саммитом НАТО в январе 1994 г. Общую военно-политическую основу концепции МОС утвердили в июне 1996 г. на заседаниях министров иностранных дел и обороны НАТО соответственно в Берлине и Брюсселе.

Концепция МОС предполагает адаптацию военных инструментов и структур НАТО к новым задачам и видам операций (прежде всего, по поддержанию и установлению мира) и позволяет ЕС/ЗЕС использовать силы и средства НАТО в ситуациях, когда участие США и/или альянса будет признано нецелесообразным. Полномасштабное осуществление концепции, которая была отработана не только в рамках учений, но и в ходе операций НАТО в бывшей Югославии, должно завершиться к концу 2004 г.

Основной эффект этих преобразований, в значительной мере относящихся к военному строительству, проявляется, однако, в политической, а не в военной области: он заключается в очевидной консолидации западных стран вокруг натоцентричной модели европейской безопасности. Учитывая ведущую роль США в реализации концепции МОС, зависимость решений о проведении собственно европейских операций от их санкционирования Советом НАТО, сама концепция является действенным средством от возможной ревизии европейцами незыблемого понимания атлантизма.

Вместе с тем, после завершения реализации концепции МОС она может дать прямо противоположный эффект. Пока речь идет лишь о принципиальной возможности ее применения при проведении операций под эгидой ЕС/ЗЕС, интересы европейцев вполне согласуются с американскими. На следующем этапе на первый план выйдет проблема практического использования концепции МОС при осуществлениии "европейских" операций.

Во-первых, сложно представить ситуацию, когда США откажутся "в пользу" ЕС/ЗЕС от участия в урегулировании будущих конфликтов в Европе, что лишало бы американцев сильных политических рычагов и размывало бы их лидерство в атлантическом сообществе.

Во-вторых, как продемонстрировал косовский кризис, европейцы в видимой перспективе будут неспособны проводить подобные операции самостоятельно, без опоры на потенциал США. Только 10% европейских боевых самолетов способны применять оружие точного наведения, из них только французские смогли участвовать в ночных бомбардировках Югославии с больших высот. Европейцы фактически полностью зависимы от потенциала США в области дальней транспортной авиации, средств космической разведки, сбора, обработки и распространения информации, коммуникаций.

На первый взгляд концепция МОС и ориентирована на преодоление этого европейского отставания. Но опора на силы и средства НАТО при проведении "европейских" операций будет означать задействование американского потенциала под европейским командованием. Это вряд ли отвечает интересам США, да и вообще лишает смысла официальный отказ НАТО/США от проведения соответствующих военных акций и руководства ими.

В-третьих, если опора на американский потенциал окажется необязательной в некоторых "европейских" операциях (например, при их относительно низком профиле), тогда Европа, способная в этом случае к автономным действиям, будет не слишком заинтересована в использовании МОС. По крайней мере, после сформирования в ЕС собственных сил быстрого реагирования общей численностью 50-60 тыс. человек, которое намечено уже к концу 2002 г., у европейцев появится реальная альтернатива. Конечно, может быть избран компромиссный в политическом отношении вариант, когда операция осуществляется европейцами и под их оперативным командованием, но под эгидой НАТО. Этот сценарий отрабатывается в рамках Сил для Косово (СДК), командование которыми 18 апреля 2000 г. на шестимесячный период было возложено на Еврокорпус, но, естественно, при сохранении общего подчинения многонациональных сил в Косово НАТО (в лице главкома вооруженными силами НАТО в Европе Джозефа Ролстона). Но подобный компромисс абсолютно не устраняет внутреннее противоречие концепции МОС с точки зрения ее реализуемости и общности американо-европейских интересов. Поэтому, хотя она и является пока действенным инструментом, обеспечивающим политические условия для усиления военной зависимости ЕС/ЗЕС от НАТО, в долгосрочной перспективе документ может "работать" и на усиление европейской автономии в сфере безопасности.

Крайне сложной для НАТО проблемой, в том числе и с точки зрения реализации концепции МОС, является начавшийся процесс интеграции ЗЕС в ЕС – «общеевропейский дом». Он означает, что роль ЗЕС в качестве европейской опоры НАТО фактически теряет свое значение, поскольку осуществление Общей европейской политики в области безопасности и обороны (ОЕПБО) отнесено к компетенции ЕС. Добиться взаимодополняемости и совместимости между НАТО и ЕС гораздо сложнее, учитывая не только существенные различия характера и культуры обоих союзов, но также и вполне конкретную проблему несовпадающего членства. НАТО и ЗЕС, например, с большим трудом удалось достичь согласия и подписать соглашение о взаимном обмене информацией, хотя все десять постоянных членов ЗЕС входили в НАТО. В составе ЕС четыре государства (Ирландия, Австрия, Швеция и Финляндия) не только не входят в НАТО, но и имеют нейтральный статус. При этом они являются участниками Общей внешней политики и политики безопасности (ОВПБ) ЕС, включающей оборонную сферу. Принятие в перспективе решения о проведении военной операции под эгидой ЕС с опорой на силы и средства НАТО (в соответствии с концепцией МОС) открыл бы нейтралам доступ к потенциалу военно-политического союза, в котором они не имеют союзнических обязательств и ответственности. [34]

С точки зрения основных стандартов и критериев НАТО Австрия, Швеция и Финляндия в связи с последующим расширением союза могли бы быть приемлемы во втором раунде данного процесса (что в большой мере снимало бы проблему несовпадающего членства). Однако только в Австрии, принявшей международно-правовые обязательства соблюдать вечный и постоянный нейтралитет, ведутся серьезные дебаты о присоединении к НАТО. Но с учетом и правовых аспектов, и внутриполитической ситуации, и расстановки политических сил, а также кардинально изменившегося содержания нейтралитета, открывающего качественно иные политические возможности участия в европейской политике безопасности, "вступление Австрии а НАТО в обозримом будущем совершенно исключено". В Финляндии и Швеции, как показывает анализ общественно-политических дискуссий и официальной позиции, "скорое вступление в НАТО не стоит в повестке дня".

Перспективное расширение ЕС в восточном направлении еще более обостряет проблему несовпадающего членства. С другой стороны, движение НАТО на восток также создает дополнительные линии напряженности как в отношениях между Североатлантическим союзом и ЕС, так и внутри альянса. Казалось бы, принятие новых членов в НАТО не должно создавать особых проблем для ЕС, поскольку принципиальные пути и формы участия ассоциированных государств ЦВЕ в ОЕПБО и, в частности, в "европейских" операциях в основном определены. Более того, после вступления в НАТО уровень такого участия стал бы даже более высоким, поскольку этим странам был бы предоставлен статус ассоциированных членов ЗЕС. Однако "опережающее" расширение НАТО по сравнению с ЕС, может дать ряд нежелательных для обоих союзов эффектов.

Относительно более низкий порог вступления в НАТО, имеющей гораздо менее строгие, чем в ЕС, стандарты членства, объективно открывает возможность нарастания временного разрыва между двумя расширениями. Неспособность ЕС в относительно короткий период принять в свой состав новых натовцев может стать дополнительным дестабилизирующим фактором, влияющим на содержание американо-европейских отношений.

Вступление в альянс стран следующей волны, наряду с прогрессирующим усилением европейской роли в НАТО (и, например, с возможным полным восстановлением Францией своего участия в блоке), открывает перспективу более широкого европейского представительства в командных структурах союза. Это означало бы относительный подрыв позиций США в НАТО, что может вызвать обострение противоречий между союзниками и/или определит курс США на уменьшение своей роли и обязательств в Европе. [35]

Однако довольно высока вероятность и того, что вновь вступившие в альянс страны, хотя и расширят европейский сегмент НАТО, не только не усилят его, но, напротив, будут ослаблять европейские позиции. Причем это может происходить даже в том случае, если европейцы завоюют в НАТО "новые командные высоты". [36]

Во-первых, с присоединением к НАТО относительно ослабнет заинтересованность стран ЦВЕ в активизации ОЕПБО, полноправными участниками которой они могут стать только после вступления в ЕС.

Во-вторых, они, вероятно, будут ориентировать свою политику в русле интересов США, поскольку это являлось бы наилучшим способом их успешной адаптации в НАТО, а в более широком плане обеспечивало бы решение задач их внутреннего развития за счет привлечения американских ресурсов. В данном отношении показателен опыт Польши, которая после вступления в НАТО особенно стремится усилить "американские" акценты своей внешней и оборонной политики. А ведь Польша имеет гораздо более предпочтительные шансы на вхождение в ЕС по сравнению с государствами "второй волны" расширения НАТО.

Ответной реакцией со стороны ЕС/ЗЕС в этих условиях может стать попытка укрепить свою "идентичность в сфере безопасности и обороны" в собственных институциональных рамках, а не через усиление европейского ядра в НАТО. В результате нарушится тот трансатлантический баланс, которого США и их европейским союзникам в целом удалось добиться путем сложных взаимных компромиссов и существенной трансформации западных институтов безопасности. Новые реалии входили бы в противоречие с концепцией "двух опор" в НАТО. Между нынешними североамериканской и формирующейся европейской опорами возникала бы амбивалентная группа стран - членов НАТО, не входящих в ЕС/ЗЕС.

Одно из приоритетных для НАТО направлений трансформации - усиление роли европейцев в альянсе и соответствующее перераспределение ответственности между США и их союзниками по блоку - государствами Старого света - в определенной мере противоречит другому приоритету, декларированному НАТО в середине 90-х годов, - курсу на расширение этой организации на Восток


Глава 2. Концепция «нового атлантизма» в теории и на практике

2.1.   «Доктрина Клинтона» как основа концепции "нового атлантизма"


В 1992 году  Фонд Карнеги (США) подготовил специальную работу, посвященную проблеме фактора силы в международных отношениях: Commission on America and the New World. Changing Our Ways: America and the New World (Washington, D.C.: Carnegie Endowment for International Peace, 1992).

Оценивая ее в сентябре 1993 года будущий госсекретарь США, а в то время Постоянный представитель США в ООН, М.Олбрайт выступила с речью в Национальном военном колледже. В ней она   заявила о необходимости использования военной силы и определила случаи ее возможного применения: угроза распространения оружия массового поражения, терроризм, урегулирование этнических конфликтов, защита и продвижение демократии[37].

21 сентября 1993 года основы новой концепции международной политики США  изложил помощник по национальной безопасности Э. Лейк во время своего выступления в Школе перспективных международных исследований Университета Джонса Гопкинса в Вашингтоне.[38]

27 сентября 1993 года  Президент Клинтон представил новую американскую стратегию на заседании Генеральной Ассамблеи ООН.

Уже почти два века сохраняется попытка англосаксонской державы осуществить проникновение в Центральную Азию. В концепции, изложенная в книге З. Бжезинского “Большая шахматная доска”, указывается о необходимости установления контроля США над стратегическим «перекрестком света», что также является продолжением актуализации стратегии Х. Маккиндера в конце XIX века, в которой Центральная Азия, как мягкое подбрюшье Хартленда («сердце мира»), является местом столкновения между силами «моря» и «суши». Силы моря, талассократия, стараются проникнуть в Хартленд для того, чтобы:

·        осуществить полный контроль над Евразией, как стыкующего звена между разными геоэкономическими полюсами, расположенными вокруг него – Европой, Ближним Востоком, Индией и АТР, что позволит существенно оказывать влияние на их действия;

·        предотвратить региональную кооперацию континентальных могущественных соседей в этом регионе, от которой может возникнуть потенциальный антагонизм Англосаксонской талассократической власти[39]

Учитывая то, что это многовековая история проникновения, которое происходит перед нашими глазами, является особенно опасным, поскольку этот процесс происходит на фоне структурного кризиса США, как регулятора международной жизни. Тем не менее неоконсервативные идеологи Белого дома старались использовать все возможные рычаги власти для создания мировой англосаксонской империи. Опасность заключается в том, что англосаксонские правящие элиты не хотят признаваться перед мировым сообществом исчерпания своего лидерства и, стремясь оставаться признанной свердержавой, они выработали стратегию «непрекращающейся войны», рассчитанную на лет 20-30. С такой перспективы уникальная геополитическая позиция Центральной Азии интересна англосаксонским державам, как самое выгодное месторасположение, где всегда можно создать новые поводы для конфликта

Если Людовик XIV говорил – государство это я, то Соединенные Штаты сегодня заявляют «мировое сообщество – это мы». Что думают люди и даже правительства, не имеет никакого значения. США все сами решают за всех. При таком ходе рассуждений в принципе отпадает необходимость в Организации Объединенных Наций. Парадокс в том, что сегодняшняя ООН сама по себе является в значительной степени инструментом американской политики. Но в рамках доктрины Клинтона она уже становится лишним звеном, ибо тормозит принятие решений.

Второе правило доктрины Клинтона можно сформулировать следующим образом: если мнение собственного народа противоречит мнению президента США, любое истинно демократическое правительство должно послать собственных граждан к черту и делать то, что велит союзнический долг. А если правительство оглядывается на собственных граждан и общественное мнение, то это не настоящее демократическое правительство.

Третье правило этой доктрины гласит: США выступают одновременно как соучастник, обвинитель, судья и исполнитель приговора. Мировой лидер не связан никакими правовыми формальностями. Вопрос о том, что «морально», а что нет, решает сам американский президент. Короче, чем больше у государства бомб и самолетов, тем лучше его «моральный авторитет». Лидеры Соединенных Штатов постоянно объявляют всему миру о готовности покарать нехороших диктаторов. Но со времен панамского генерала Норьеги, которого американцы свергли и посадили под замок, обвинив в торговле наркотиками, прослеживается странная закономерность. Все иностранные лидеры, которых Америка публично наказывает, на определенном этапе своей карьеры были политическими партнерами США. Норьега отстаивал их интересы в Латинской Америке, режим Саддама Хусейна поддерживали как противовес исламскому Ирану, а на Милошевича опирались, когда нужно было принудить боснийских сербов принять сформулированные американской дипломатией Дейтонские соглашения. Естественно, все, кого карает Америка являются злостными нарушителями прав человека. [40]

Последнее правило доктрины Клинтона: технологическое и военное преимущество США позволяет ведущей мировой державе делать все что угодно совершенно безнаказанно. Последнее правило предопределяет исполнение всех остальных. Победителей, как известно, не судят. Мир должен принимать волю победителя. Союзники знают, что лучше разделить торжество силы, нежели навлечь на себя подозрение в нелояльности. Наконец, жертвы понимают, что сопротивление бесполезно.

С доктриной Клинтона та же проблема, что и с доктриной Брежнева. Она разлагает и вводит в заблуждение тех, кто ее исповедует. Сегодня, когда американские бомбы падают на Югославию, а НАТО готовится посылать туда сухопутные войска, некоторые пессимисты предупреждают о том, что Балканы станут для Америки вторым Вьетнамом. Они ошибаются. Второго Вьетнама не будет. Будет европейский Афганистан. [41]

С доктриной Клинтона в Югославии происходит то же, что и с доктриной Брежнева в Афганистане. Сопротивление сербов полностью меняет правила игры. Цепочка неудач на поле боя, оборачивается политическим кризисом всей системы. Если США не являются больше неуязвимыми, то под сомнением оказывается и их особое положение в мире, позволяющее им игнорировать международное право. И тогда каждый вспоминает о своих правах, начинает защищаться. Как известно, мятеж не может кончиться удачей, в противном случае его зовут иначе. Тоже самое с неудачными «гуманитарными миссиями». В случае провала их вполне могут счесть актами агрессии и международного терроризма.

Тем более, что и в Косово все выглядит при ближайшем рассмотрении не так, как изображает американское начальство и CNN. Никто не задает, например, вопроса о том, откуда взялась Армия Освобождения Косова, каковы реальные перспективы края в случае успеха американской акции. Почему, например, в Косово было так тихо во время боснийского кризиса? Почему КЛА вдруг возникла сразу, хорошо вооруженная и организованная, как черт из коробочки? Почему бойцы КЛА то и дело стреляют в албанцев, причем довольно метко?

На самом деле кризис в Косово порождение мира в Боснии. Пока в Боснии стреляли, а Югославия была в блокаде, именно через Албанию и Косово шел мощнейший поток контрабанды – здесь проходило все, от сигарет и наркотиков до оружия. Именно тогда на границе между Албанией и Сербией появилась «серая зона», где свободно чувствовали себя будущие полевые командиры КЛА. Будущие борцы против сербского угнетения начинали свою карьеру с того, что снабжали сербов всем необходимым для продолжения войны. Мир в Боснии обрушил не только финансовые пирамиды в Албании, но и оставил без дела много энергичных молодых людей. Когда в Косово раздались первые выстрелы, албанские политики, боровшиеся за освобождение края мирными методами, сперва даже подумали, что это провокация. Ибрагим Ругова, демократически избранный албанцев Косова, обнаружил, что ситуация уже им не контролируется. Все, что было достигнуто ненасильственным сопротивлением на протяжении многих лет, было в одночасье перечеркнуто. Представители албанской общины, пытавшиеся добиться своих целей демократическим путем, превратились в ходячие мишени.

Знали ли обо всем этом в Вашингтоне? Да, знали, ибо все вышесказанное почерпнуто мной из американских источников. Просто никакого значения для политиков в Вашингтоне все это не имеет. Дестабилизация обстановки на Балканах давала Соединенным Штатам великолепную возможность еще раз продемонстрировать всепобеждающую силу доктрины Клинтона. НАТО никогда и не стремилось к урегулированию конфликта. Цель была совершенно иная – оккупация края. А потому именно Запад постоянно навязывал и албанцам и сербам заведомо неприемлемые условия, от которых албанцы отбивались так же, как и сербы – они согласились в одностороннем порядке подписать мирный договор лишь тогда, когда стало ясно, что сербы его не подпишут. [42]

Албанцы, возможно, искренне надеялись на помощь НАТО. Сегодня тысячи беженцев в Македонии, Албании и Черногории на собственной шкуре обнаруживают, что такое американская помощь. По большому счету до них никому нет никакого дела. После бесчинств сербской полиции, после террора КЛА, после появления в Косово сербских военизированных формирований, на тех же людей посыпались еще и НАТОвские бомбы. Прекрасное завершение «гуманитарной миссии» Запада! Ни те, кто остался в Косово, ни те, кто бежал, совершенно не интересны политикам. Американская дипломатия стремилась к войне на Балканах, она ее получила.

Оправдание политики США на Балканах – в необходимости покарать злобных сербов. Но у сербов теперь есть собственное оправдание – в необходимости остановить зарвавшихся американцев. Для любого нормального человека ясно, что политика Милошевича в Косово была совершенно безобразной. Но опыт последних лет убеждает и в том, что безнаказанность и безответственность сверхдержавы в планетарном масштабе – куда опаснее. Это понимает даже лидер косовских албанцев Ибрагим Ругова, подписывающий соглашение со своим давним врагом Милошевичем в тщетной попытке таким способом остановить бомбардировки НАТО. Но правительство, само себя объявившее моральным эталоном для всего мира, не будет считаться с мнением албанцев так же, как оно не считается с мнением сербов, арабов, сомалийцев, да и собственных граждан, растерянно пытающихся разыскать Косово но карте.

Между тем нарастающее военное сопротивление сербов и раздражение албанцев, лишь первый симптом гораздо более мощного сдвига, происходящего не только на Балканах. Как во времена Брежнева, за благополучным фасадом всеобщей лояльности скрывается мощный потенциал возмущения. Во времена Варшавского пакта антисоветизм постепенно становился общей идеологией, объединяющей совсем непохожих друг на друга поляков, венгров, румын и афганцев. Ничто не объединяет так, как наличие общего врага. Американские стратеги говорят про плотину, готовую пасть под напором воды. Бедняги даже не понимают, как верен этот образ! Но речь идет не о сербской противовоздушной обороне, а обо всем мировом порядке. Вода прибывала и накапливалась постепенно. Теперь достаточно лишь небольшого толчка, чтобы ненависть и возмущение вырвалось наружу.

Pax Americana на деле может оказаться не прочнее «братского союза», возглавлявшегося советским Политбюро. НАТО пережило Варшавский пакт на целы десять лет. Но вечных империй не бывает. Не исключено, что системе американского господства предстоит столкнуться с собственным вариантом 1989 года.[43]

Американские журналисты все еще пытаются объяснить демонстрации у посольства США в Москве сентиментальной любовью русских к «братьям славянам». Они боятся сказать то, что в глубине души осознали. Людей выводит на улицы не симпатия к сербам, а неприязнь к американцам. Это чувство сейчас объединяет миллионы людей на самых разных континентах. Людей, которые в остальных отношениях не имеют между собой почти ничего общего.

Сколько говорилось недавно про общечеловеческие ценности, да только никто не смог их внятно сформулировать. К концу века мы кажется разобрались – большинство человечества, похоже готово вступить в новую эпоху под знаком простой и ясной объединяющей идеи: анти-американизма.

В  американском обществе и, прежде  всего,  в  его  политико-академических   кругах,  до сих пор нет прочного  консенсуса  в  отношении  доктрины Клинтона. Критика  исходила и исходит не только со стороны  традиционных  оппонентов  из  Республиканской партии,  но и со    стороны    ученых,    которые    усмотрели  в ней завышенные амбиции предлагавшейся  модели  международных отношений и справедливо посчитали, что провозглашенная  стратегия  является   плодом  «кулуарной»   политики, отражающей узкие интересы правящей группы. В этой связи команде Клинтона  пришлось привлекать на свою сторону средства массовой информации, которые, в целях массированного продавливания внешнеполитических идей администрации, практически выполнили оплаченный политический заказ.                                             

В этой связи, известный политолог Чарльз У.Мейнс, уходя с поста главного редактора влиятельного  в  политических  кругах  журнала   «Форин  полиси»,   заявил,  что «сегодня в Вашингтоне идеи не являются больше достоянием каждого. Они создаются главным образом для привлечения политических союзников. Цель выработки идей состоит не в том, чтобы сделать их достоянием гласности и усовершенствовать политику той или иной администрации, а в том, чтобы обеспечить победу администрации, деятельность которой строится в соответствии с идеологией конкретного деятеля». Мейнс также отмечал, что сторонники его точки зрения считают, что с приходом Клинтона в США победил  консерватизм, именуемый «жестким либерализмом», в основе которого лежат действия с позиции силы и политика, весьма далекая от демократических принципов.

Подобно    Ч.Мейнсу,    отдельные   политологи    критиковали   доктрину  Клинтона  на том  основании, что  «окончание американской  гегемонии является неизбежной и не очень    отдаленной  перспективой», в то время как в предлагавшейся внешнеполитической   программе   усматривалось   сильное   влияние  личных амбиций  президента (и  его  сторонников)  войти  в историю  внешней  политики в качестве лидера,   объединившего  Европу и   встать  в один  ряд  со  своими  предшественниками-президентами,  в  котором   имя  Р.Рейгана   связывают  с   окончанием  «холодной   войны»,  а   Дж.Буша - с объединением Германии. [44]                                                              

По  признанию  ряда американских  ученых,   авторам  новой   доктрины  удалось соединить в ней элементы четырех внешнеполитических концепций, которые обсуждались в политико-академических кругах США: нео-изоляционизма, избирательного ограниченного участия, согласованной безопасности и единоличного лидерства.                                                                             

 Сторонники   этого  подхода   выдвигали  несколько   положений,  которые,    по  их  мнению,  должны  были определять  внешнюю  политику  страны в  период после окончания «холодной войны»:       

-  в  мире   нет  государства,   способного  серьезно   угрожать  безопасности  США;                                                                                  

- ядерное оружие является основным гарантом политического суверенитета  территориальной целостности Соединенных Штатов. После распада Советского  Союза не  осталось  государства, способного  нанести соответствующий ответный удар ядерным силам США;                                                        

- стабильность  на  евразийском  континенте  не  следует   рассматривать  как проблему для серьезного беспокойства, так как четыре ядерные державы - Англия,  Франция,  Россия  и  Китай,  обладающие  силами  ядерного возмездия, будут находиться под влиянием взаимных    сдерживающих   факторов;

- существующий   расклад  сил   между  США   и  другими   ядерными державами вряд ли позволит  какой-либо из  стран Евразии  претендовать на  роль гегемона в военной и экономической сферах.                                           

По   мнению   сторонников   отхода   от  активной внешней  политики,  указанные факторы позволили бы  США  ограничить  свои   усилия  и   затраты  по контролю  над  развитием  ситуации  в  мире,   не  вмешиваться   в конфликты, отказаться  от  интервенционистских  операций  любого  характера, пересмотреть традиционные    союзнические    отношения,    в    том числе и в НАТО. Изоляционистский   подход   предполагал,  что   будущее Североатлантического альянса   должно  решаться   странами  Европы,   помощь  России   должна  быть прекращена и  даже  участие   в  урегулировании арабо-израильского конфликта объявлялось нерациональным.  Высказывалось также  мнение, что  вмешательство страны в  дела  исламских  стран и участие  в борьбе  с исламским  терроризмом лишь навлекает на американцев гнев экстремистов и приводят к  актам возмездия  с их стороны на территории Соединенных Штатов.                                   

Отдельные   идеи   нео-изоляционистского   подхода   были   использованы представителями Республиканской партии в 1994 году в ходе выборов в Конгресс. Республиканцы  критиковали  администрацию  Клинтона за проведение  политики, не отвечающей интересам страны и, в частности, за  политику по отношению к России, за  операции  в  Сомали  и  на  Гаити. Республиканцы призывали  сосредоточить  усилия  на   обеспечении  экономического процветания США и на решении внутренних проблем.                             

В свою очередь критики нео-изоляционистского  подхода,  в  том  числе и некоторые  члены администрации Клинтона,   отмечали,   что   внешнеполитические    возможности,   открывшиеся после  окончания  «холодной  войны»,   не  могут   быть  принесены   в  жертву внутренним проблемам, несмотря на их важность для американского общества. Это вполне объяснимо. Трудно было ожидать, что в условиях, когда США  остались единственной сверхдержавой, идеи изоляционизма получат широкую поддержку. В свою очередь, противники политики   изоляционизма  отмечали, что отсутствие    американского    лидерства    может   привести    к   нарастанию нестабильности и повышению   вероятности   возникновения   войны, что   негативно скажется  как  на  странах,  прямо  в  нее  не  вовлеченных,  так  и  на  Соединенных Штатах,    несмотря    на    высокую   степень неуязвимости   их    положения   по сравнению с другими государствами.                                                 

Высказывались также опасения,   что   «уход»   Соединенных   Штатов    из   мировой политики   приведет   к   тому,   что   страны,   ранее  пользовавшиеся   «зонтиком» США,  будут вынуждены искать   новые   пути   обеспечения   своей  безопасности и укрепления   своей   военной   мощи,   что   может   привести   к    усилению   гонки вооружений   на   региональном   уровне.   Особое   внимание   уделялось  возможности усиления   тенденции   к   распространению   ядерного   оружия и росту стремлений отдельных стран к получению оружия массового уничтожения любой ценой. [45]              

Многие   политологи   делали   акцент   на   том,   что   США   могут  утратить свое  лидирующее  положение  в  мире  за  годы  бездействия и  им будет  очень трудно (или   невозможно)   восстановить   свои   позиции,    когда   они    вновь   захотят вернуться   к   активной   политике.   Отмечалось,   что   отсутствие  «американского фактора»   может   создать   благоприятные   условия   для   появления   сильного   и агрессивного гегемона, сдерживание которого потребует колоссальных усилий.          

Критические замечания по поводу провозглашаемых выгод от свертывания      внешнеполитической      деятельности      высказывали  и отдельные экономисты.   Они   указывали   на  то,   что  экономия   от  такой   политики  может составить  не  более  1-1,5%  от  ВВП  США,  или  70-100  миллиардов долларов  в год. Такая   сумма,   по   их   мнению,   не   может   иметь   решающего    значения   для американской   экономики,   которая   оценивается   в   7   триллионов   долларов,  а вот   потери   от   утраты   лидирующей   роли   в   мире   могут   оказаться   более ощутимыми.[46]                                                                        

В целом, концепция нео-изоляционизма не получила поддержки, однако ряд ее положений о том, что США должны более бережно относиться к своим ресурсам, соблюдать баланс между внешней и внутренней политикой, оказаться от глобального контроля оказали определенное влияние на формирование внешнеполитической концепции.                                                       

Указанный подход  был более других приближен к традиционной теории  баланса сил. Его основное положение состояло в том, что решающим фактором развития международных  отношений   является  стабильность   в  отношениях  между  ведущими  мировыми  державами,   к  которым   причислялись,  помимо США, также - Россия,  страны-члены  Европейского  Союза,  КНР  и   Япония. Задача Соединенных  Штатов  в  соответствии  со стратегией  избирательного участия состояла  в  том,  чтобы  предотвратить  военное столкновение  или серьезный конфликт между этими странами.                                                        

Сторонники  избирательности  в   направлении  усилий   США  убеждали,   что   американский   контроль   над   развитием   международных   отношений необходим. Свои  главные  опасения они связывали  с Евразией,  где, по их мнению, наиболее  вероятно  появление  гегемона,  способного  вступить в  борьбу за контроль  над  мировыми  индустриальными  и  экономическими  центрами.  Они признавали,  что  географическое положение  Соединенных Штатов  и способность ядерного  сдерживания  делают их  практически неуязвимыми  для евразийского гегемона, однако,  по  их  мнению,  опыт  прошлых  войн  в  Европе  и Азии показал,  что  США  могут  оказаться  втянутыми  в конфликт  за пределами американского  континента  в  силу  того,  что интересы  Соединенных Штатов присутствуют в различных регионах мира. Особый акцент ставился на  том, что военные  технологии  с  каждым  годом  становятся   все  более   мощными и совершенными, что в свою очередь понижает степень неуязвимости Соединенных Штатов.             

Нацеленность  американской  внешней   политики  на   ведущие  мировые державы  предполагал,  что  регулирующее  и  направляющее   влияние  будет  оказывать   государство-лидер,   а   именно - Соединенные Штаты.   Такая ограничительная  роль  лидера  представлялась  авторам избирательной  концепции  наиболее приемлемой,  так  как  позволяла бы  сохранить  присутствие  и  влияние  США  в  ключевых  регионах  и  не  распылять  ресурсы  страны,  которые  достаточно ограничены. Обращалось также внимание на тот  факт, что  на долю  США приходится 22% ВМП, а население составляет 4,6% от мирового,  и есть  все основания предполагать,  что  мировое  экономическое  развитие  приведет в  будущем к уменьшению  доли  Соединенных  Штатов   в  мировой   экономике, в связи с чем сократятся и возможности контроля на мировом рынке.                                                

К числу приоритетов внешней политики США сторонники ограниченного участия в международных делах относили следующее:[47]                       

- осуществление контроля за нераспространением  ядерного   оружия,  так как появление этого оружия у ряда стран, таких как Иран или Северная Корея, могло бы представить  угрозу международной  и   региональной  стабильности;

- поддержание  особого  контроля за  районом  Персидского   залива.  Этот регион  важен  не  только  для  США, но и  для  других ведущих  стран как важнейший  источник  энергетических  ресурсов.  Его стабильность  может быть нарушена  в  результате  столкновения  интересов  крупных  держав,  усиления противоречий между странами региона  из-за стремления  одной из  них занять доминирующее   положение   или   получить   доступ   к    оружию   массового уничтожения. Дестабилизация этого региона  противоречила бы не  только интересам США, но и была бы опасна для соседних государств, особенно в случае начала  войны с применением оружия массового поражения;

- сохранение влияния в стратегически важных для США странах Евразии, в Европе, в Восточной Азии, а также  на Ближнем  Востоке и  в Юго-Западной Азии;

- ограничение участия в урегулировании  конфликтов. По мнению сторонников концепции      из потенциальных   региональных  конфликтов на Евразийском континенте,   которые  могли бы затронуть   интересы   ведущих держав,   опасность   представляет   только возможный конфликт между Украиной и Россией, все остальные конфликты, не могут  существенно повлиять  на стабильность  в Евразии и  нанести  ущерб  интересам США  или одной  из ведущих  европейских держав;

- использование  для   достижения  внешнеполитических   целей  существующих блоков,  в  том  числе  НАТО, хотя и без  расширения  альянса.                                                              

У  авторов  концепции  избирательного  участия  прослеживается желание оградить  США  от   возможности  быть   втянутыми  в   этнические  конфликты, аналогичных боснийскому, от неудач, подобных тем, которые имели место  в Сомали и  на  Гаити. Однако,  как отмечают  критики, сторонникам  ограничения сфер и объектов американских   интересов  не   удалось  представить   четкие  и убедительные  критерии  для определения из их числа основных и  второстепенных, требующих  или  не   требующих  участия   США  при   том условии, что в сферу Американских интересов попадает значительная часть земного шара.         

В  числе  слабых  сторон   концепции  ограниченного   участия  критики подхода называли  отсутствие  идейного  компонента,  а  именно - задач  по распространению  американских  ценностей  демократии  и  рыночной  экономики, концентрацию    усилий    на    интересах   небольшой    группы   государств,  игнорирование    важных    международных    проблем,   в    решении   которых Соединенные Штаты могут использовать свой престиж и могущество.              

Можно  сказать,   что   большая  часть   идей,  составивших   основу  инициатив администрации Клинтона  в  области  внешней   политики,  была   позаимствована из концепции согласованной безопасности.                                        

Основное  положение  указанного  подхода  состояло  в  том, что  мир (как состояние без войны или конфликтов) - это общая, неделимая  категория. Поэтому глобальный   мир   является    важнейшим   национальным    приоритетом   США. Решающее  влияние  на  формирование  подхода   оказали  либеральные   идеи  о распространении  демократических   идеалов  и   институтов,  о   важной  роли международных   организаций   и   коллективных  действий   по  урегулированию международных проблем и обеспечению безопасности.                           

Основополагающий     тезис     теории    реализма     о    необходимости поддержания  баланса  сил  между  ведущими  мировыми державами  был отклонен, как  не  отвечающий  современным  тенденциям  развития  мирового  сообщества. Авторы концепции делали акцент  на том,  что большинство  развитых государств - демократические по своему характеру или находятся  на пути  к демократии и отношения  между  ними  характеризуются  определенной   стабильностью.  После окончания  «холодной  войны»  на  первый  план  выдвинулись  угрозы,  которые  исходили  из  регионов  или  от  стран,  не  входящих  в  эту  группу. Отмечалось, что  существование высоких  информационных и  военных технологий, оружия массового уничтожения может  превратить локальный  очаг нестабильности в  крупномасштабный  региональный  или  международный  конфликт, и  тем самым представить угрозу интересам США или их союзников.[48]                       

Расширяя  сферу  интересов  США по  обеспечению безопасности  за пределы группы   ведущих  мировых   держав,  сторонники   согласованной  безопасности придавали    большое   значение    укреплению   и    расширению   международных организаций,   в   первую  очередь   НАТО, и  выступали за «стратегическую взаимозависимость»  и  «координацию  коллективных  действий»  для достижения поставленных  целей, в  том числе - для ведения  быстрых войн  с минимальными потерями.

Сторонники проведения политики  согласованной безопасности  заявляли об ее   принципиальном   отличии   от   концепции   коллективной  безопасности, которая,   по   их   мнению,   была   теорией   времен   «холодной   войны» и  атрибутом советско-американского противостояния. Отмечалось, что развитие  мирового  сообщества  после  окончания  «холодной  войны» показало неэффективность  старой  концепции,  в  основе которой  были преимущественно несиловые   методы,   в   то   время,   как   решение  таких   проблем,  как распространение   ядерного   оружия,   урегулирование   конфликтов,  подобно югославскому, не могло быть осуществлено только несиловыми методами.       

Главное  положение,  которое выделило указанный  подход   -  это   признание  и обоснование  возможности и, в отдельных случаях, необходимости использования военной силы для урегулирования    международных    проблем   и    конфликтов,   поддержания стабильности  в  ключевых  для  США и  его союзников  регионах, обеспечения безопасности.                                                             

Допускалось проведение военных операций для предотвращения попыток той или иной страны  получить доступ к ядерному  оружию или  технологиям в нарушение  соглашения  о  нераспространении  ядерного  оружия.  Объявлялись допустимыми и  необходимыми военные  операции в  гуманитарных целях  в ходе межгосударственных  конфликтов  и  в ходе  внутригосударственных конфликтов (гражданская  война),  как  это  произошло  в бывшей  Югославии. Признавалось возможным  участие  США  одновременно  в  нескольких  военных  операциях по обеспечению безопасности.                                                 

Критики стратегии согласованной безопасности отмечали, что  в будущем ее претворение в жизнь могло  быть сопряжено  с рядом  проблем. На их взгляд, к их числу относились  вопросы  о  распределении  материальных  и людских  затрат между участниками коллективных акций, людские потери, отношение ряда стран, таких, как Китай, Россия, Иран  и других к военному  вмешательству США  и стран НАТО в дела регионов, которые  входят в сферу их интересов.                

Фактор  мирового  лидерства  CШA  присутствовал  во всех  четырех подходах, однако рассматриваемый подход заявлял о «примате» США в международных делах  более  откровенно  и  выстраивал модель поведения на  основе особого положения  американского   государства.  В   общих  чертах   концепция  была разработана в  последний год  правления администрации  Дж.Буша  в документе под названием «Рекомендации для оборонного планирования».                 

В  указанном  документе  отмечалось,  что  США  должны  употребить свое положение признанного гегемона в целях укрепления нового мирового порядка  с тем, чтобы  не  позволить  какому-либо государству  в Западной  Европе, Восточной Азии,  на  постсоветском пространстве,  в  Юго-Восточной Азии  подняться до положения   регионального   лидера, способного  контролировать тот  или иной регион, где у США и его союзников есть интересы, или приблизиться  к статусу глобальной  державы  и  стать  геополитическим  оппонентом   США,  поставить под  сомнение  американское  лидерство,  внести  изменения  в установившийся международный политический и экономический порядок.   

К числу  внешнеполитических приоритетов  сторонники   подхода, основанного  на  глобальном единоличном  лидерстве  США,  относили следующее:[49]

 1. США  должны   сосредоточить  свои   усилия  на   закреплении лидирующего положения     в политической,    экономической,     военной    областях;

2. решающим     фактором,     определяющим     мировое     развитие    являются отношения  между  ведущими   мировыми  державами   -  США,   Россией,  Китаем, Японией,  странами ЕС  (Германия, Франция,  Англия). Мирное  развитие отношений между ними важно для стабильности  в мире. Стремление  какой-либо  из  стран  этой  группы   или  за   ее  пределами претендовать   на  роль   лидера  недопустимо,   так  как   может  разрушить существующий  баланс,  в  значительной  степени  поддерживаемый  авторитетом и силой США;

3. важнейшая  роль  в  достижении  указанной  цели  отводится  НАТО, поэтому США   должны приложить   все   усилия   для   укрепления    этого   союза;

4. расширение  североатлантического   альянса  должно   стать  неотъемлемой частью политики  США. Включение в альянс  восточноевропейских стран  позволило бы создать гарантии  того,  что  в  Европе не  возникнут   какие-либо  альтернативные структуры  безопасности, способные  нанести ущерб  позициям США  и престижу НАТО;                                                                     

5. следует   сохранить   военное   присутствие в Восточной Азии,  чтобы предотвратить   образование   силового   вакуума  и   появления  регионального гегемона;                                                                    

6. следует сохранить   военное  влияние   на  Ближнем   Востоке  и   в  Юго-Восточной Азии, чтобы  предотвратить  любые  попытки  Индии  занять  лидирующее   положение  в Южной Азии;

7. противостоять появлению угроз международному   правопорядку, демократии   и рыночной   экономике.   Это   положение    сближает подходы согласованной безопасности и единовластия США.                              

Для    поддержания    статуса    Соединенных    Штатов и  предупреждения неблагоприятного  развития    международной    ситуации  сторонники  концепции предлагали  использовать  «новую   стратегию  сдерживания»,   направленную  на сдерживание    экономического   вызова    со   стороны    Японии,   возможных экономического   и  военного   вызовов  со   стороны  Китая, а также  политического  и военного вызова со стороны России.                                           

Силовой   подход   был  откровенно продемонстрирован   в  Персидском   заливе  при президенте Дж.Буше, а при президенте Б.Клинтоне - в Сомали, на  Гаити, в отношениях  с  Китаем  при  решении  вопроса  о  возобновлении  статуса режима наибольшего благоприятствования  в торговле,  при введении  торгового эмбарго  против  Кубы и  в  бывшей  Югославии.  Те факты,  что операции  в Сомали  и на Гаити  не  были  успешными,  американскому   руководству  пришлось   пойти  на компромисс   в   отношениях   с   Китаем и   не   получила   полную   поддержку экономическая акция против Кубы - позволили критикам  концепции заявить о том, что Соединенные    Штаты    начали    проводить    амбициозную     политику, не отвечающую   долгосрочным стратегическим  задачам  США. В целом, политика единовластия и диктата  США  была  объявлена  неприемлемой в ее предложенной интерпретации  и  концептуальном  оформлении,  хотя и многие ее формулировки были включены в доктрину Клинтона

Дебаты  по  вопросам  внешней  политики  США  приобрели  особую  остроту и  концептуальную  насыщенность  в  конце 1994  года, когда  в ходе  выборов в конгресс    республиканцы    выступили   с    развернутой внешнеполитической программой. В полемику включились  политики и  ученые различных ориентаций и взглядов. Перед экспертами, занимавшимися разработкой внешнеполитической стратегии для администрации Клинтона,  была поставлена   задача   выработки   оригинальной   концепции,  в   которой  уже известные  идеи  и   подходы  должны   были  получить   новую интерпретацию. Требовалось  дать  новое  толкование  американскому  лидерству,  сделать  его более  реалистичным,  более  притягательным  для  союзников  и  не вызывающим резкой  негативной  реакции  у  оппонентов, снять  основные пункты  критики и обвинения в гегемонизме, диктате,  возврате к  временам «холодной  войны», в пренебрежении к внутренним проблемам, экономическим факторам. [50]              

Работа   над   внешнеполитической    концепцией не прекращалась на протяжении  всего  периода  правления администрации  Клинтона. В  августе 1993 года в рамках Совета Национальной Безопасности  была   создана   специальная  группа по  разработке  новой «большой» стратегии  США на  период после «холодной  войны».  В   нее  вошли - помощник  по   национальной  безопасности Энтони Лейк,  сотрудники  аппарата  СНБ Джереми  Рознер, Леон  Фьюэрт, Дональд Стейнберг.                                                                  

Немало  усилий  было  направлено  на  поиски  удачного   общего  названия доктрины,    которое    бы    отвечало    основополагающему    постулату   «от сдерживания к    расширению».    Такие    предлагавшиеся    термины,    как «демократический   экспансионизм»   или   «жесткий    интернационализм»   были отвергнуты  на  том  основании,  что  они  акцентировали  внимание  на силовом аспекте    политики   США,   на методах   давления,   порождали   аналогии   с терминологией    времен  «холодной войны».   Остановились  на «распространении демократии» и «участии в процессах строительства демократических  институтов в мире   и    развития   рыночной    экономики».   Советник    по   национальной безопасности  рассчитывал,  что  новая  стратегия  позволит ему  сыграть роль, аналогичную той, которую сыграл Джордж Кеннан в годы «холодной войны».      

Акцент  был  сделан  на  четырех  направлениях   американской  политики продвижения демократии и рыночной  экономики:

- укрепление сообщества  стран с рыночной экономикой;

- поощрение и  укрепление новых  демократий и обществ с рыночной  экономикой  там,  где     для  этого есть  возможности;

- борьба с агрессией  и  поддержка  процессов либерализации  стран,  враждебных  демократии;

- оказание  поддержки  развитию  демократии и  рыночной экономики  в регионах, вызывающих наибольшую тревогу.                                           

Предложенная  стратегия  освобождала  США  от  глобализма   в  политике, позволяла  сосредоточить  усилия  только  на  тех  регионах,  где у  них были стратегические   и   экономические   интересы.   Такой    подход   освобождал администрацию и от будущих ошибок, подобных неудачам в Сомали и на Гаити. Наиболее привлекательным в предложенной стратегии для президента Клинтона была  увязка экономических  и внешнеполитических  задач, а также перспектива сохранения лидирующего положения США в мировом экспорте.

В  июле  1994  года,  по настоянию  президента,  концепция была оформлена  в   новый  документ   СНБ  «Стратегия национальной безопасности участия и расширения» (Nationa1 Security Strategy of Engagement and Enlargement). Основным  положением  документа  было  утверждение о  том, что границы   между   внутренней   и   внешней  политикой   исчезают,  укрепление отечественной   экономики   необходимо   для   поддержания    военной   мощи, проведения   внешней   политики   и   поддержания   мирового   влияния   США, а активная  международная  деятельность  необходима  для  открытия  иностранных рынков и обеспечения новых рабочих мест для американцев.                   

Э.Лейк, советник по национальной безопасности,  приложил  немало усилий  для признания  разработанного подхода официальной стратегией администрации. На это ушло почти два года: в феврале 1995 и феврале 1996 гг. года Белый Дом представил два доклада, составленные  на основе  нового документа  СНБ. Во внешнеэкономической области на это была  направлена деятельность вице-президента   США   Алберта   Гора, главной  целью  которой  было  распространение  идей  и  институтов свободной торговли, укрепление торговых соглашений и союзов, подобных НАФТА и ГАТТ.

В  сфере внешней  политики активно  действовала Мадлен  Олбрайт, сначала как  постоянный  представитель  США  в  ООН,  а  затем и как  госсекретарь США. Американские   эксперты   считают,   что  назначение   М.  Олбрайт   на  пост госсекретаря США  в значительной  степени определялось  не только  ее личными связями  в  администрации, но  и необходимостью  иметь человека,  верящего в предлагаемую  стратегию  и  готового  жестко  проводить  ее в  жизнь. Бывшего секретаря У. Кристофера  упрекали в  нерешительности и  излишней мягкости.

М.Олбрайт   удалось   добиться  многого:   она  активно   включилась  в кампанию   критики   деятельности   ООН,   фактически   действуя  в   союзе  с республиканцами  в  конгрессе,  которые  сделали из  ООН «козла  отпущения» за неудачи  в  разрешении  международных  конфликтов.  Она выступила   за  применение военной силы  в урегулировании  конфликтов, в  частности, в  бывшей Югославии, возглавила  жесткую  линию по расширению НАТО и     созданию трансатлантического  сообщества.  Расширение   НАТО  было   объявлено  задачей номер 1.                                                                     

Доктрина  Клинтона,  по   определению  заместителя   госсекретаря  Строуба Тэлбота,  соединила  в  себе  прагматический  реализм  и   разумный  идеализм, а также идеи распространения демократии и геоэкономику.

Идея безопасности в Европе всегда воспринималась государствами по-разному, учитывая национальную специфику, однако всегда оставались определенные константы, и по сей день актуальные. Наиболее активным сторонником развития самостоятельного оборонного потенциала ЕС была и остается Франция, в силу своего традиционного курса, направленного на уменьшение американского влияния на европейские дела, и Германия, которая, имея статус наибольшей европейской экономики, стремилась занять соответствующее место и в политической сфере.

Главным оппонентом франко-немецкой группы всегда была Великобритания, которая в силу своих особых отношений с Соединенными Штатами требовала, чтобы любые европейские усилия были ограничены рамками Североатлантического альянса.

Говоря о процессе построения европейской системы безопасности, необходимо отметить, что практическая деятельность в рамках Общей европейской политики безопасности и обороны (ОЕПБО) началась только после подписания соглашения между ЕС и НАТО о внедрении механизма взаимодействия органов обеих структур и использования возможностей Альянса.[51]

Однако ведущие европейские государства не оставляют планы укрепить европейскую идентичность в сфере безопасности и обороны в собственных институционных рамках, результатом чего стала очередная инициатива «европейского ядра» (Франция, Германия, Бельгия, Люксембург) по созданию Европейского оборонного союза для проведения общей оборонной политики за пределами НАТО, к которому впоследствии могли бы присоединиться другие государства.

Ключевой элемент общей политики ЕС в сфере безопасности и обороны — вооруженные силы Евросоюза численностью 60 тысяч человек, целью создания которых является выполнение оперативных задач, прежде всего, на территории Европы.

Наблюдая за действиями франко-немецкого тандема и их группы поддержки, оппоненты автономной европейской системы обороны (Великобритания, Испания, Италия, а также страны ЦВЕ) отрицают необходимость создания еще одной оборонной структуры. По их убеждению, для урегулирования современных кризисов достаточно НАТО, где ведущую роль традиционно занимают США.

Однако вскоре Великобритания, понимая возможные негативные последствия принципиальных разногласий с франко-немецкой группой государств, постепенно смягчила свою позицию, достигнув согласия по разработке проекта создания в рамках ЕС специального штаба европейской обороны между Берлином, Парижем и Лондоном. Продолжением тенденции к сближению стало заявление Франции и Великобритании о намерении создать общие вооруженные силы быстрого реагирования, к которым сразу изъявила желание присоединиться Германия.

Однако вероятен тот факт, что подобные уступки со стороны Великобритании согласованы с Соединенными Штатами, которые не желают выпускать из-под контроля процессы в сфере европейской интеграции, в частности, ее оборонно-безопасностной составляющей. В пользу этого предположения говорит и все более возрастающая активность Британии в общеевропейских делах, ее стремление расширить традиционный франко-немецкий «локомотив интеграции» до тройки лидеров.      


2.2. Эволюция "нового атлантизма" в годы второго президентства Б. Клинтона


Первоначально Соединённые Штаты снисходительно относились к  усилиям европейцев  совершенствовать формы и методы обеспечения своей безопасности собственными  силами,  не воспринимая их как серьезную угрозу своему влиянию на европейском континенте. При этом,  однако,      Вашингтон исключал из формирующегося процесса "европейской оборонной идентичности" ряд обстоятельств, которые Белый дом выразил в формуле трёх "д":

1) дезинтеграции оборонительных связей в рамках атлантического содружества;   

2) дублирования оборонительных функций союзников по НАТО; 

3) дискриминации тех членов "атлантического содружества", которые не являются членами ЕС. [52]

Эти исключения убедили далеко не всех американских политологов и международников в том, что крепнувшая "европейская оборонная идентичность" не разрушит устойчивых связей стран - членов НАТО в области обеспечения своей безопасности. Некоторые американские аналитики отмечают, что европейская идентичность в вопросах безопасности и обороны будет означать конец НАТО как военной организации, фрагментацию трансатлантического политического сотрудничества.    Как нам представляется,    трансатлантические связи, прежде всего в области обеспечения обороны и безопасности стран - членов НАТО,  во всяком случае, в ближайшей и среднесрочной перспективах останутся прочными. Это обусловлено тем, что   европейский оборонный потенциал пока относительно слаб в сравнении с американским, и не способен адекватно реагировать    на современные вызовы. Кроме того, несмотря на всё более растущие разногласия в рамках "трансатлантического содружества",     США не собираются отказываться от НАТО  - организации, которая по - прежнему остается для американцев важным инструментом влияния на Европу.

Тем не менее, процесс расширения НАТО на Восток за счет стран ЦВЕ  углубляет процесс «европеизации» Альянса, уменьшая его атлантическую составляющую. В то же время  США   всё чаще стали отвлекаться на  новые угрозы: на борьбу с международным терроризмом, прежде всего, что         объективно приводит к ослаблению участия США в европейской системе безопасности. В этих условиях, естественно, образуется   вакуум безопасности, который сама Европа в данное время заполнить не способна. В этих условиях    открываются новые возможности для России, которая стремится вернуть своё внешнеполитическое влияние, прежде всего, в Европе.

Так или иначе, Европа осознает тот факт, что в эпоху глобальных рисков и асимметричных угроз обеспечение собственной безопасности без участия США невозможно. Нынешняя ситуация во многом вызвана слабостью позиций единой Европы, несогласованностью действий лидеров европейских государств и их нежеланием идти дальше деклараций. Отрицательно сказывается  стремление отдельных национальных европейских правительств сохранить за собой рычаги управления во внешней политике и безопасности, в результате чего европейская концепция общей безопасности остается довольно расплывчатой и нечеткой. Всё это в Белом доме, безусловно,  учитывали, когда разрабатывалли концепцию "нового атлантизма".

 Процесс выработки концепции "нового атлантизма" занял продолжительный период и был начат задолго до      прихода администрации Б. Клинтона в Белый дом, причём усилиями всех членов - участников НАТО. 

Уже в условиях очередного кризиса мировой системы социализма в конце 80-х - начале 90-х гг.    руководство НАТО пришло к выводу о необходимости пересмотра характера отношений между его членами и бывшими государствами - участниками Варшавского Договора. На Лондонском саммите НАТО   в июле 1990 г. была определена в общих чертах "новая коалиционная восточная политика", которая предполагала "переход от конфронтации к диалогу и партнерству" между Западом и Востоком[53].

За этим выводом последовала конкретная  разработка "новой стратегической концепции НАТО", которая была официально провозглашена на "встрече в верхах" стран - участников НАТО  в ноябре 1991 г. в Риме[54]. Основные документы НАТО на этой встрече группировались вокруг инициативы по созданию специального органа для проведения регулярных консультаций с восточноевропейскими государствами по вопросам стабильности и безопасности в Европе - Совета североатлантического сотрудничества (ССАС).  Впервые идею создания  ССАС  выдвинул в октябре 1991 г. госсекретарь США Дж.Бейкер и его активно поддержал в этом главой германского МИДа Г.-Д.Геншер

В настоящее время в ССАС входят 38 государств, включая 16 стран НАТО, 12 стран СНГ, страны Центральной, Восточной Европы и Балтии. Действует    комитет этой организации на постоянной основе; регулярно проходят    заседания на уровне министров иностранных дел стран - участниц ССАС, а также министров обороны и начальников генеральных штабов. Разработана и принята программа сотрудничества в области контроля над вооружениями, по вопросам военного планирования и строительства вооруженных сил, конверсии оборонной промышленности, развития экономики и науки, экологии и ряду других

Вместе с тем инициатива НАТО по созданию ССАС, помимо решения вопроса о сотрудничестве с бывшими противниками, преследовала и другую цель. Она явилась как бы ответом на просьбы ряда восточно - европейских стран о принятии их в состав Атлантического блока. Эти просьбы поступали на Запад особенно    настойчиво после распада СССР.

В апреле 1992 г. министры обороны стран - членов ССАС решили сконцентрировать свое внимание на сотрудничестве в следующих областях: военные стратегии, управление обороной, правовые рамки для вооруженных сил, гармонизация планирования обороны и контроля над вооружениями, учениями и подготовкой войск, резервные силы, охрана окружающей среды, контроль над воздушными перевозками, поисково-спасательные операции, участие военных в оказании гуманитарной помощи и военная медицина.

Важным дополнением было включение в этот перечень операций по поддержанию мира (декабрь 1992 г.). Разработана и программа, сотрудничества в этой области. Она включала страны ЦВЕ в деятельность НАТО по поддержанию мира. В то же время некоторые страны ЦВЕ предложили блоку использовать их возможности (прежде всего имеющуюся инфраструктуру) для подготовки и проведения таких операций.

И хотя ССАС стал форумом для дискуссий по текущим проблемам безопасности и для ознакомления стран ЦВЕ с принятыми в НАТО процедурами и планами, членство в ССАС не оправдало ожидания этих государств в сфере безопасности. Оптимальным решением для них было бы членство в НАТО или предложение о гарантиях безопасности с его стороны, а не консультации и информация о взглядах НАТО на безопасность.

Учитывая это, НАТО вела поиск гибкого решения, которое бы без ущерба коллективным интересам ее членов позволяло бы контролировать ситуацию в Европе, в частности, изменения, происходящие во всех армиях бывшей Организации Варшавского Договора, особенно российской, открыло бы новые перспективы для переговоров о членстве в НАТО в будущем, не допуская в то же время чересчур большого ускорения этой процедуры.

Учитывая мнение западных аналитиков о том, что сохраняется возможность нарастания имперских амбиций России и непредсказуемость развития событий в ней. Североатлантический союз признал, что для государств ЦВЕ необходимы более тесные и специфичные связи, чем те, которые предоставляет ССАС.

В результате была выдвинута программа "Партнерство во имя мира" (ПИМ), которую можно было бы определить как ССАС-2, если бы не следующие особенности: [55]

она открыта для всех государств, не входящих в НАТО, включая бывшие нейтральные и неприсоединившиеся страны Европы, а нс только бывших членов ОВД, как это было с ССАС;

она идет дальше диалога и сотрудничества к созданию реального партнерства;

инициирует расширение НАТО "когда другие страны будут способны выполнить свои обязательства по членству в этой организации" (из заявления президента США Б.Клинтона на совещании НАТО в Брюсселе 10 января 1994 г.).

Однако так же, как и ССАС, программа "Партнерство во имя мира" не обеспечивает гарантий безопасности государствам, в нее входящим. По мнению помощника госсекретаря США Р.Холбрука, эти организации "сфокусированы на выполнение более узких задач". "С точки зрения альянса, "Партнерство во имя мира" будет средством, позволяющим определить способности каждого партнера выполнять обязательства, которые возлагаются на каждого члена НАТО, и своеобразным полигоном, где эти способности будут подвергаться испытаниям"[56].

Не случайно в рамочном документе о присоединении к программе ПИМ указываются мероприятия по сотрудничеству, представляющие интерес для партнера: средства (включая тыловое и медицинское обеспечение и инфраструктуру) и подробная информация о военных подразделениях, которые могут быть задействованы в мероприятиях по этой программе, в том числе оценку их готовности и другие оперативные параметры; долгосрочные военные планы, направления развития вооруженных сил, НИОКР и другие аспекты планирования, а также меры, которые будут предприняты по достижению политических целей партнерства.

Участие в Программе, кроме того, обусловлено обязательным выполнением других требований: обеспечение транспарентности процесса формирования военных бюджетов, осуществление гражданского (демократического) контроля за деятельностью министерств обороны, совместное планирование и проведение военных учений, создание возможностей для взаимодействия с силами НАТО в интересах осуществления миротворческих и поисково-спасательных операций, проведения гуманитарных акций.

Со дня принятия Программы на встрече на высшем уровне в январе 1994 г. к ней присоединились 27 стран. Первоначальные оценки ПИМ в целом основывались на ее внешней ценности, на том, что "активное участие в ПИМ будет играть важную роль в эволюционном процессе расширения НАТО". Но были и другие мнения, сводившиеся к тому, что ПИМ фактически приостановила этот процесс, "размыла" его. Присоединение России к ПИМ, происшедшее в ходе визита президента США Б.Клинтона в Москву сразу же после январского (1994 г.) натовского саммита, подтвердило, по мнению ряда западных политологов, что североатлантический альянс сделал шаг назад, а не вперед по пути расширения блока. Совместная российско-американская декларация характеризует ПИМ как "важный элемент возникающей новой структуры европейской безопасности", подразумевая, очевидно, что ПИМ была задумана как постоянный процесс, а не подготовка к вступлению в НАТО. Не случайно на одной из пресс-конференций в августе 1994 г. Президент России Б.Ельцин выразил удовлетворение тем, что не произошло расширения НАТО[57]. И также не случайно, год спустя, американский сенатор Р.Лугар, выступая на конференции "Роль НАТО в европейской стабильности" в Центре стратегических и международных исследований (Вашингтон, март 1995 г.), назвал ПИМ "политикой откладывания в долгий ящик".

Представляет интерес оценка хода реализации программы "Партнерство во имя мира" самим руководством Североатлантического союза.

Так, в ходе состоявшихся в конце мая - начале июня 1996 г. заседаний высших руководящих органов НАТО значительное внимание было уделено оценке реализации мероприятий этой программы как одного из важнейших направлений деятельности блока на современном этапе.

При этом был отмечен значительный прогресс в развитии отношений альянса со странами-партнерами в области организации и проведения совместной учебно-боевой деятельности штабов, войск (сил), разработки нормативно-правовых основ реализации мероприятий в рамках ПИМ и военно-технического сотрудничества.

В процессе оценки выполнения планов совместной боевой подготовки за истекшие два года особо отмечено возрастание интенсивности и масштабов проведения мероприятий. В частности, указывалось, что количество проведенных в 1995 г. учений в рамках ПИМ увеличилось по сравнению с 1994 г. более чем в четыре раза (с 11 до 46). В них участвовали штабы, формирования вооруженных сил 20 (из 27) стран-партнеров (в 1994 г. - 10). По составу привлекавшихся сил и средств учения достигли батальонного и бригадного уровня (в 1994 г. ограничивались звеном взвод-рота).

Анализ оперативной и боевой подготовки показывает, что командование блока дифференцирование подходило к выбору участников и мест проведения учений, отдавая приоритет странам "вишеградской группы" (Польша, Венгрия, Чехия, Словакия). Так, наиболее активное участие в совместных учениях принимали части и подразделения ВС Польши (в пятнадцати учениях), Венгрии (в восьми), Чехии (в восьми), Словакии (в семи), что в среднем вдвое выше показателей остальных стран - участниц ПИМ.

Положительную оценку получило расширение системы подготовки офицерских кадров стран-партнеров в военно-учебных заведениях НАТО, что рассматривается в качестве важного фактора повышения эффективности совместной военной деятельности. Было отмечено, что в 1995 г. программа такой подготовки выполнена полностью, обучение прошли более 400 офицеров (в 1994 г. - около 150).

Позитивно оценено и начало процесса подписания документов, регламентирующих правовое положение пребывания войск НАТО и стран-партнеров на территории других государств - участников ПИМ и их взаимные обязательства по защите информации. К наиболее важным отнесены соглашения: "О статусе вооруженных сил, участвующих в ПИМ" (подписали 17 государств) и "О защите информации НАТО/ПИМ" (подписано 21-м государством-партнером, пять из которых - Польша, Венгрия, Чехия, Словакия и Румыния - получили сертификат о соответствии натовским стандартам безопасности в работе с документами) . Считается, что полномасштабный ввод в действие этих документов уже в ближайшее время создаст прочную нормативно-правовую основу для дальнейшего углубления военного сотрудничества в рамках ПИМ.

В качестве положительных результатов военно-технического сотрудничества было отмечено завершение специалистами НАТО анализа уровней совместимости систем управления и связи ВС стран Восточной Европы и Балтии с аналогичными системами ОВС блока, а также разработка программ по оснащению стран-участниц боевой техникой западного производства. Наиболее успешным считается развитие сотрудничества с Польшей и Венгрией, которое уже фактически переведено в практическое русло. Особо выделяется начало оснащения самолетного парка ВВС этих стран новыми системами опознавания "свой-чужой", а также осуществление поставок для венгерской армии авиационной, бронетанковой техники и стрелкового оружия на сумму около 120 млн. долл.

В то же время наряду с положительными результатами сотрудничества в рамках ПИМ был указан ряд существенных недостатков, затрудняющих реализацию программы партнерства. Особый акцент при этом делался на недостаточное финансирование запланированных мероприятий со стороны государств-партнеров, что в ряде случаев ставило под угрозу срыва их реализацию. В качестве серьезных недостатков, значительно затрудняющих организацию и проведение совместной учебно-боевой деятельности, рассматриваются различия в положениях ряда руководящих документов, регламентирующих функционирование ОВС НАТО и ВС государств - участников ПИМ, а также слабая языковая подготовка командно-штабного состава армий стран-партнеров. Были отмечены также недостаточный уровень партнерских отношений России с альянсом и пассивность ряда стран СНГ, особенно Киргизии, Грузии и Азербайджана, которые ограничивали свою деятельность в истекший период формальным членством в ПИМ. [58]

В целом анализ произведенных в НАТО оценок хода реализации мероприятий программы "Партнерство во имя мира" свидетельствует о том, что они направлены на выработку руководством блока более действенных мер по подготовке стран Восточной Европы и Балтии к интеграции в Североатлантический союз. При этом основные усилия направляются на активизацию и расширение сотрудничества с государствами "вишеградской группы", которые рассматриваются в качестве первоочередных кандидатов на вступление в альянс.


Заключение


В условиях глобализации наглядно проявляются центростремительные тенденции, растущее стремление к экономической и политической интеграции. Отношение США и Европейского Союза можно рассматривать как партнерство с определенными чертами, присущими интеграции. Трансатлантическое партнерство имеет характеристики, свойственные интеграции: общее историческое и культурное наследие, разделяемые ценности (демократия, права человека, рыночная экономика), высокая степень экономических и торговых связей, сотрудничество в области безопасности.

Трансатлантическое партнерство развивается на институциональной основе (НАТО) и через постоянные, прямые контакты между США и институтами ЕС. В то же время партнерство США-ЕС имеет свои особенности. Прежде всего, это глобальный характер отношений, непосредственно связанный с динамикой и являющийся частью процесса глобализации. Другая особенность состоит в неординарности партнеров. И США, и ЕС являются мировыми центрами, США – бесспорный мировой лидер, а Европейский Союз – центр плюралистической демократии и ключевой игрок в глобальной рыночной экономике. Таким образом, характер трансатлантического партнерства непосредственно влияет на развитие всего мирового сообщества. В 1990-х гг. Соединенные Штаты и Европейский Союз перешли к качественно новой ступени отношений. В прошлом стались синхронность и взаимодополняемость действий Западной Европы и США (реализация «плана Маршалла», процесс создания НАТО, экономическое и военное сближение двух берегов Атлантики). В XXI век Соединенные Штаты и ЕС вступают как равноправные партнеры, осознающие свою роль в новой системе международных отношений. Перемены экономического, военно-политического, культурного характера, происходящие в евро-атлантическом пространстве, требуют выработки новых подходов к изучению партнерства США и ЕС. После распада биполярной системы трансатлантическое сотрудничество рассматривалось американскими экспертами в контексте стремления США и ЕС к разделенному мировому лидерству как «лаборатория для поиска новых форм управления в условиях глобализации».

Однако продвижение идеи разделенного лидерства во многом зависит от совпадения позиций стран – членов ЕС и самого ЕС к роли США в Европе и в мире в целом, а также от взаимоотношения США с государствами – членами Евросоюза и с ЕС как субъектом международных отношений.

Сохраняя лидерские позиции, укрепившиеся в результате беспрецедентно длительного экономического роста в 90-х годах XX века, Соединенные Штаты постоянно рискуют остаться в одиночестве  (при том, что враждебные им коалиции отсутствуют). Холодная война ставила США лицом к лицу с могущественным врагом, но одновременно позволяла привлечь к борьбе против него относительно мощных союзников. Когда враг исчез, союзники хотя и не повернулись к Америке спиной, но стали жить «сами по себе». На западе растет экономический потенциал Европейского союза (а внутри него упрочивает свои лидерские позиции Германия), на востоке крепнет Китай, что сопровождается ростом внешнеполитических амбиций этих игроков.

Фрагментация власти может вызвать углубление кризиса управления в развивающихся странах: во время "холодной войны" большинство правительств стран "третьего мира" получали значительную военную и экономическую помощь от сверхдержав и их союзников. Некоторые государства могут прекратить свое существование, вызвав тем самым региональный вакуум власти. Начнутся мощные миграционные процессы, которые могут пагубно сказаться на внутреннем состоянии США. В некоторых странах неуправляемость может дать толчок созданию воинственных "атавистических режимов", обострится проблема терроризма, расширится торговля наркотиками и оружием.

А. Коул считает, что, несмотря на перемены в международных отношениях, основные задачи США во внешней политике остаются неизменными: поддержание глобального и регионального баланса сил, благоприятного для США и их союзников; осуществление стабильной международной торговой и монитарной политики с целью обеспечения американского экономического процветания; оказание помощи набирающим силу открытым и демократическим системам, уважающим закон и права человека; усиление действия международных норм и практики с целью защиты элементарного порядка, справедливости и прав человека; сохранение традиционных американских ценностей и интересов.

Расширение НАТО таит в себе реальную опасность расползания конфликтообразующей основы в Европе и появления ранее не прогнозируемых противоречий. Различия между "старыми" членами НАТО в новых условиях могут породить соперничество, в том числе и за патронаж над "новичками". Данный процесс неизбежно выльется в скрытое и явное создание в рамках НАТО "микроблоков", новых центров сил. Ситуация осложнится и в силу того, что расширение НАТО неизбежно приведет к рождению своеобразной империи, с существованием которой многие страны мира вряд ли согласятся.

Признаки многополюсности — рост интеграции Западной Европы, снижение зависимости союзников США от американского "ядерного зонтика", возрастание степени независимости Китая. Вместе с тем приближение военной инфраструктуры НАТО к территории России осложнило геополитическую обстановку. Академик Е. Примаков предупреждает, что место старых фронтов противостояния могут занять новые разделительные линии. Важнейшими условиями продвижения к новому миропорядку являются освобождение от менталитета "ведущих" и "ведомых"; демократизация международных экономических отношений; скоординированность действий международного сообщества для решения таких основополагающих задач, как урегулирование конфликтов, новые шаги к сокращению вооружений и доверию в военной сфере, укрепление гуманитарного и правового компонентов безопасности, помощь и поддержка странам, испытывающим трудности в своем развитии[59].

Таким образом, напрашивается вывод, что поддержание однополярности в международных отношениях реально неосуществимо. И, как отмечает Хантингтон, в многополярном мире XXI в. ведущие державы будут конкурировать друг с другом, их интересы будут сталкиваться и совпадать. В XXI в. не будет конфликта между сверхдержавой и ведущими региональными державами, в то время как сейчас такой конфликт намечается. Ученый считает, что для США было бы предпочтительнее стать частью многополярного мира, тогда они могли бы жить в нем спокойнее, чем находясь в положении сверхдержавы.

 

Список источников и литературы:


 I. Источники:

  Документы:

Oberg J. Western Militarism and Democratic Control of Armed Forces –http://www.transnational.org/forum/meet/2001/JO_dcaf_art.html;


IIЛитература:


Бжезинский З. Преждевременное партнерство. // Полис. 1994. N 1.

Василенко И. Геополитика. Учеб. пособие. – М.: Инфра-М, - 2001

Гаджиев К.С. Геополитика.  - М.: Логос, - 2001

Дугин А. Э.  Основы геополитики – М.: Мысль, 2002

Калмыков М. Советник Шарля де Голля: России необходимо обрести свое место в международной политике // Вести Европы (ИТАР-ТАСС). 21.09.1995. С.7

Киссинджер Г. Дипломатия / Пер. с англ. - М.: Логос, 1997.

Киссинджер Г. Нужна ли Америке внешняя политика  - М.: ЮНИТИ, 2002.

Kennedy, Paul M. The Rise and Fall of the Great Powers: Economical Change and Militar Conflict from 1500 to 2000. - 4th impr. - London: Fontana Press, 1989. - XXVIII, 898p.

Fukuyama, F. The End of History? The National Interest 16 (Summer 1989), 3-13.

Fukuyama, F. Social Capital and Global Economy. Foreign Affairs 75  (September/October 1995), 89-103.

Пресса:

Вести Европы, 1993 - 1995.

Полис, 1997 - 1999.

American political science review, 1971 - 1975.

Медведко Л. И. Геополитика: новая модель мира. – М.: ЮНИТИ, 2002

Плешаков К Геополитика в свете глобальных перемен // Международная жизнь, 2001, №1

Серебрянников В. В. Социология войны. М.: Научный мир, 1997. – С. 87.

Страус А.Л. Униполярность (концентрическая структура нового мирового порядка и позиция России). // Полис, 1997. N 2.

Штомпка П. Социология социальных изменений. М. 1996. С.184.

Ельцин Б.Н. Достоинство и последовательность внешней политики // Дипломатический вестник. 1994. № 9.c.19

Инглхарт Р. Постмодерн: меняющиеся ценности и изменяющиеся общества // Полис. 1997. N 4 -  c 34

Примаков Е. М.  На горизонте — многополюсный мир // Международная жизнь.1996. №4, с 11

Bauman Z. Dismantling a patronage state // From a one-party state to democracy: transition in Eastern Europe. 1993. P.149.

Bernik I., Malnar B., Tos N. Paradoxy instrumentalniho pojeti democracie // Sociologickэ casopis. 1996. N 1. S.28. p48

Inglehart R. The silent revolution in Europe: intergenerational change in post-industrial societies // American political science review, 1971, N 4, p. 34 - 65. 

Koralewicz-Zebik J. The perception of inequality in Poland 1956-1980 // Sociology. 1984. N 2. P.228.

Zagorski K. Hope factor, inequality and legitimacy of systemic transformations // Communist and post-communist studies. 1994. N 4-c 56

Mason D. Public opinion in Polands transition to market democracy // Social policy, social justice and citizenship in Eastern Europe. 1992. P.193.

Filatov S., Voroncova L. New Russia in search of identity // Remaking Russia: voices from within. 1995. P.277.

Mitev P. E. European integration and young people in Eastern Europe // Europe. The young. The Balkans. Sofia. 1996. P.17.

Plichtova J., Лros F. Meaning of some political and economic term in relations to experience of two Slovak and Hungarian generations // Sociologia. 1997. N 5. P.734.

Rose R., Haerpfer Ch. Mass response to transformations in post-communist societies // Europe-Asia studies. 1994. N 1. P.25.

Terry S.M. What is right, what is left and what is wrong in polish politics? // Democracy and riht-wing politics in Eastern Europe in the 1990s. 1993. P.39.

Zagorski K. Hope factor, inequality and legitimacy. P.374.

Christopher W. America’s leadership, America’s opportunity // Foreign policy. 1995. N 98

Declaration on a transformed North Atlantic Alliance issued by the Heads of State and Government participating in the meeting of the North Atlantic Council (``The London Declaration'') London, 6 July 1990,  Article 1.

US foreign policy after the cold war / Ed. by B. Roberts. Cambridge; London, 1992

“The London Declaration”, London, 6 July 1990.

Strategic assessment 1995. US security challenges in transition. Washington Institute for National Strategic Studies, 1995.

Hohenberg G. Reelecting Bill Clinton: Why America chose a "new democrat". Syracuse, 1997.

Holbrook R. America, a European power // Foreign affairs. 1995. New York: Basic Books, 1990. - XXII, 586p.

Katz M. The collapse of the Soviet power // Survival. 1991. V. 33. N 5, р.67

Huntington S. The Lonely Superpower // Foreign Affairs. 1999. March—April.


III. Ресурсы Интернета:

http://www.nato.int/home.htm - NATO Official Homepage

Лейк Э. Концепция международной политики США// http://www.gov.int/con.htm

Олбрайт М. Военная сила железной леди// http://www.btk.int/hr.htm 

Приложение


Приложение 1


Francis Fukuyama, "The End of History, Five Years Later", History and Theory, vol. 34, 1995, n. 2, pp. 27-43

Review by,  © Mario Caricchio Università di Firenze

Caricchio, Mario, "Review of Francis Fukuyama 'The End of History, Five Years ', History and Theory, vol. 34, 1995, n. 2, pp. 27-43", Cromohs 1 (1996): 1-3 <URL: http://www.unifi.it/riviste/cromohs/1_96/fukuyama.html>


English version

1. The thesis contained in The End of History and the Last Man of 1992 and in "The end of History", an earlier article of 1989, has been misunderstood by many of its critics, because they have confused the normative argument with the empirical one. Saying that it has been reached the end of history is a normative statement about what ought to be, not about what actually is. It means that for a range of theoretical reason, concerning their fitness to satisfy the most basic human longings, liberal democracy and free markets constitute the "best of the ways of organizing human societies" and therefore it can be expected to be more universal and more durable than other regimes.

2. This normative statement is based on empirical evidence about the workability of known historical regimes. The socialist societies failure has shown that they can't work, while last two centuries history has seen liberal democracies spreading more and more all over the world. This continuous expansion is connected to the phenomenon of economic modernization based on the directional unfolding of modern natural science. The progressive nature of scientific knowledge has pushed on a process of economic development virtually encompassing the whole of humanity. In this sense an universal history, meaning a coherent and linear evolution of the whole mankind and human societies, does exist. Yet, this empirical argument make only possible to hope in the progress of history towards liberal democracy, the bases of which lie in the economic modernization generally fostering legitimacy of the idea of human equality; but there is no deterministic necessity in this process, despite of what some critics have often thought.

3. The normative grounding of modern liberal democracy has come under the attack of postmodernist critiques, even if these have not come to terms with their destructive consequences for liberal democratic societies. Indeed, questioning the possibility of any philosophical basis for values and principles put forward an aporia that is the central issue of contemporary age. For this reason the Kojève-Strauss debate, which addressed this problem from the opposite position of history and nature, was one of the most important of twentieth century




[1] Серебрянников В. В. Социология войны. М.: Научный мир, 1997. – С. 87.

[2] Медведко Л. И. Геополитика: новая модель мира. – М.: ЮНИТИ, 2002 – с 46


[3] Там же, с 47

[4] Там же, с 48

[5] Oberg J. Western Militarism and Democratic Control of Armed Forces – Internet, http://www.transnational.org/forum/meet/2001/JO_dcaf_art.html

[6] Военный бюджет Буша –t, http://news.bbc.co.uk/low/russian/business/newsid_1801000/1801078. stm.

[7] Там же

[8] Бжезинский З/Б. Преждевременное партнерство. // Полис. 1994. № 1. – с 25

[9] Страус А.Л. Униполярность (концентрическая структура нового мирового порядка и позиция России). // Полис, 1997. № 2.  – с 37

[10] Киссинджер Г. Дипломатия. М., 1997.  - с.744.

[11] Там же, с.753.

[12] Там же, с.754.

[13] Mitev P. E. European integration and young people in Eastern Europe // Europe. The young. The Balkans. Sofia. 1996. P.17.

[14] Declaration on a transformed North Atlantic Alliance issued by the Heads of State and Government participating in the meeting of the North Atlantic Council (``The London Declaration'') London, 6 July 1990,  Article 1.

[15] The London Declaration, London, 6 July 1990,  Article 15. – p 25

[16] Mitev P. E. European integration and young people in Eastern Europe // Europe. The young. The Balkans. Sofia. 1996. P.17.

[17] Там же

[18] Maastricht Treaty, Title V.  http://www.europa.eu.int/en/record/mt/title5.html


[19] Mitev P. E. European integration and young people in Eastern Europe // Europe. The young. The Balkans. Sofia. 1996. P.18.

[20] Mitev P. E. European integration and young people in Eastern Europe // Europe. The young. The Balkans. Sofia. 1996. P.19.

[21] Там же

[22] Там же,  p 19

[23] Holbrook R. America, a European power // Foreign affairs. 1995. New York: Basic Books, 1990. - XXII, p 78

[24] Там же, p 79

[25] http://www.inosmi.ru/translation/144701.html

[26] Там же

[27] Holbrook R. America, a European power // Foreign affairs. 1995. New York: Basic Books, 1990. - XXII, p 99

[28] http://www.rami.ru/publications/2001-01-01/work1.html

[29] http://www.rami.ru/publications/2001-01-01/work1.html

[30] Holbrook R. America, a European power // Foreign affairs. 1995. New York: Basic Books, 1990. - XXII, p 100

[31] http://www.rami.ru/publications/2001-01-01/work1.html

[32] http://www.inosmi.ru/translation/144701.html

[33] http://www.nato.int/docu/basictxt/b910607a.htm  Partnership with the countries of Central and Western Europe, Copenhagen, 7 June 1991

[34] http://www.rami.ru/publications/2001-01-01/work1.html

[35] http://www.rami.ru/publications/2001-01-01/work1.html

[36] http://www.nato.int/docu/basictxt/b910607a.htm  Partnership with the countries of Central and Western Europe, Copenhagen, 7 June 1991

[37] Лейк Э. Концепция международной политики США// http://www.gov.int/con.htm

[38] Олбрайт М. Военная сила железной леди// http://www.btk.int/hr.htm 

[39] Holbrook R. America, a European power // Foreign affairs. 1995. New York: Basic Books, 1990. - XXII, - p 109

[40] http://www.rami.ru/publications/2001-01-01/work1.html

[41] Гаджиев К.С. Геополитика.  - М.: Логос, - 2001 – С 77


[42] http://www.rami.ru/publications/2001-01-01/work1.html

[43] Плешаков К Геополитика в свете глобальных перемен // Международная жизнь, 2001, №1  - с 34


[44] Там же, с 35


[45] http://www.rami.ru/publications/2001-01-01/work1.html

[46] Там же

[47] Christopher W. America’s leadership, America’s opportunity // Foreign policy. 1995. N 98 – с 32


[48] Там же, с 36

[49] US foreign policy after the cold war / Ed. by B. Roberts. Cambridge; London, 1992 – p 11


[50] Christopher W. America’s leadership, America’s opportunity // Foreign policy. 1995. N 98 – с 36

[51] Медведко Л. И. Геополитика: новая модель мира. – М.: ЮНИТИ, 2002 – с 154


[52] Плешаков К Геополитика в свете глобальных перемен // Международная жизнь, 2001, №1  - с 40

[53] The London Declaration, London, 6 July 1990 - P.25.

[54] The Rome Declaration, 8 November 1991 - . P.29.

[55] Плешаков К Геополитика в свете глобальных перемен // Международная жизнь, 2001, №1  - с 41


[56] Holbrook R. America, a European power // Foreign affairs. 1995. V. 74. N 1. P. 38—51.

[57] Ельцин Б. Н.. Достоинство и последовательность внешней политики // Дипломатический вестник. 1994. № 9. С. 3-5.

[58] Плешаков К Геополитика в свете глобальных перемен // Международная жизнь, 2001, №1  - с 42

[59] Примаков Е. На горизонте — многополюсный мир // Международная жизнь.1996. № 5/6.