Оглавление



Введение. 3

1. Некоторые сведения о скандинавских странах. 4

2. Начальный этап русско-скандинавских отношений. Первые связи с Данией. 9

3. Русско-скандинавский диалог. 15

4. Скандинавские страны и Страна Советов, СССР и Дания до Второй мировой войны. 25

Заключение. 30

Список литературы.. 32

Введение

          Дания и Россия – две страны, которые были связаны друг с другом с самой древности и имеют очень много общего. Ведь столько лет «совместной» истории не могут пройти бесследно. Русским издавна были близки и понятны характер и судьбы северных соседей, их культура. Столетиями деятели русской и скандинавской культуры плодотворно обменивались духовными ценностями.

          Но, как не странно, культурным отношениям 19 века между Данией и Россией посвящено немного литературы. Эта проблема еще не изучена в совершенстве. Но это ведь не противоречит логике. В 19 веке международные связи, экономические отношения между этими странами были минимальными, а от сюда и вытекает слабость культурного взаимодействия.

          Цель моей работы заключается в изучении и анализе культурных взаимодействий Дании и России.

          Чтобы осуществить данную цель, мною были поставлены следующие задачи:

-         ознакомиться с информацией о скандинавских странах;

-         проследить зарождение связей России и Дании;

-         изучить культурные связи стран.

          При написании работы, использовалась различные материалы: начиная с монографий (Фиш Г.С. Здравствуй, Дания), журнальных статей (Глазырина Г.В. Начальный этап русско-скандинавских отношений. Оценка норвежского ученого // История СССР 1991г., № 1) и заканчивая энциклопедиями (БЭС 1972г.).

 

 

 

 


1. Некоторые сведения о скандинавских странах

          Ближайшими соседями СССР на северо-западе является группа малых государств, расположенных к северу и к севе­ро-западу от Балтийского моря, на полуостровах Скандина­вия и Ютландия и на островах Балтики и Северной Атлан­тики. Эти государства — Швеция, Норвегия, Дания и Ислан­дия — вместе с принадлежащими им территориями — Шпиц­бергеном (норвежский), Фарерскими островами и Гренлан­дией (датские) — принято называть скандинавскими страна­ми. Такое название установилось в результате длительной исторической традиции, на основании этнического и языково­го родства народов, населяющих эти страны.

          Шведы, норвежцы, датчане и исландцы являются потом­ками близких друг другу по происхождению и языку племен. Их культура длительное время совместно развивалась и вза­имно обогащалась. В то же время каждый из этих народов постепенно сформировался в самостоятельную нацию с при­сущими лишь ей особыми чертами.

Дания — государство в Западной Европе, расположенное на полуострове Ютландия, Датском архипелаге, крупнейшими островами которого являются Зеландия, Фюн, Лоллан, Фальстер, Мен, а также на о. Бронхольм в Балтийском море.

В административном отношении территория Дании разделена на 14 административных единиц — амтов. В составе территории Дании — о. Гренландия и пользующиеся внутренней автономией Фарерские острова.

Дания — конституционная монархия. Действующая конституция принята 5 июня 1953. Глава государства — король (королева), осуществляющий верховная власть через правительство.

Свыше 98% населения Дании составляют датчане (1970, оценка). На Ю. страны живут немцы (около 40 тыс. чел.), на фарерских островах — фарерцы (38 тыс. чел.), на о. Гренландия — гренландцы (эскимосы; свыше 40 тыс. чел.). Имеются небольшие группы шведов (около 10 тыс. чел.). Официальный язык — датский. По религии почти всё верующее население — протестанты (лютеране). До 18 февраля 1700 применялся юлианский календарь, а с 19 февраля 1700 старого стиля, то есть с 1 марта 1700 нового стиля, — григорианский.

Дания — индустриально-аграрная страна с высоким уровнем развития капитализма, активно участвующая в международных экономических связях. Доля Д. в капиталистическом мире: по численности населения 0,2%, стоимости промышленной продукции 0,7%, внешнеторговому обороту 1,3%.

Экономике Д. присущи черты государственно-монополистического уклада. Крупные монополистические объединения (концерны «Бурмейстер ог Вайн» и «Данфосс» в машиностроении, «Восточноазиатская компания» в судоходстве и внешней торговле и др.).

          Таким образом, Скандинавия, или скандинавские страны, есть понятие региональное, базирующееся на этническом и языковом принципах, подобное понятиям — арабские страны или латиноамериканские страны. При этом не должно скла­дываться неверного представления о природе н экономике скандинавских стран как об очень сходных между собой.

          По природным условиям эти четыре страны не только от­личаются друг от друга, но даже представляют собой резкие контрасты: что может быть, скажем, общего между равнин­ной страной, состоящей как бы из одних полей, лугов и пу­стошей, какой является Дания, и тесно заполненной горами, изрытой глубокими фиордами — Норвегией; или между Шве­цией, покрытой огромными лесными массивами и сетью полноводных рек, и Исландией, покрытой лишь вулканиче­скими извержениями и ледниками? Что же касается эконо­мики, то наряду с наличием общих черт в хозяйстве каждая из этих стран имеет свое исторически сложившееся и отчет­ливо выраженное экономическое лицо, свою специализацию хозяйства.

          Процесс исторического развития скандинавских стран был весьма сложен. Примерно с IX и до конца XIII века на терри­тории Скандинавии существовали четыре страны: Дания, Норвегия, Швеция и Исландия. Но с конца XIV до начала XVI века там фактически существовало лишь одно государ­ство— Дания, поглотившее все остальные. Эти два века Да­ния была великой державой, и стремилась к распространению своего господства на южную и восточную части Балтийского моря. На протяжении веков Дания участвовала почти во всех европейских коалициях и войнах, что привело в конце концов к падению ее могущества, к ослаблению ее международного значения и низвело ее в середине XIX века до уровня малой страны, после того как по инициативе США в 1857 году была отменена «зундская пошлина», а Пруссия разбила Данию в войне 1863—1864 годов и отобрала часть датской территории (Шлезвиг-Гольштейн)[1].

          С 20-х годов XVI века и до начала XX века сущест­вовало два скандинавских государства — Дания - и Швеция, причем последняя стала в XVII веке гегемоном на Балтике. В состав Швеции в тот период входили также Финляндия, нынешняя Прибалтика и часть германского побережья Бал­тийского и Северного морей. Однако войны истощили страну, превратили шведское государство в одну из малых держав Европы, хотя оно еще около ста лет продолжало удерживать в своём составе Норвегию. С отделением в 1905 году Норве­гии от Швеции появилось третье скандинавское государство, а после второй мировой войны, с отделением Исландии от Дании, - четвертое.

          В течение XIX века и вплоть до первой мировой войны скандинавские

страны считались одним из наиболее тихих уголков Европы. Это объяснялось тем, что процесс капитали­стического развития, захвативший в то время страны Запад­ной и Центральной Европы, проходил в скандинавских стра­нах позднее и более слабыми темпами, что вызвало их эконо­мическое и политическое отставание от среднеевропейского уровня. Особенно ярко это отставание проявилось в Норве­гии и Исландии. Исландия вступила на путь капиталистиче­ского развития лишь в первой четверти XX века. Все это обу­словило слабое участие скандинавских стран в международ­ном внешнеторговом обмене и в международной политике.

Только после первой мировой войны, во время которой скандинавские страны сохраняли нейтралитет и торговали с обеими воюющими группировками, началось широкое втягива­ние скандинавских стран в мировой торговый обмен, что по­влекло более ускоренное    экономическое    развитие, частичную перестройку хозяйства в некоторых из них и созда­ние новых отраслей. Окончательно экономическая струк­тура скандинавских стран сложилась после мирового эконо­мического кризиса 1929—1933 годов и продолжает частично видоизменяться после второй мировой войны. Это происходит от того, что скандинавские страны в сильнейшей степени за­висят от внешней торговли и той экономической конъюнкту­ры, которая складывается на международном рынке. Раскол мирового рынка на два рынка после второй мировой войны оказал большое влияние на экономику скандинавских стран.

          После Великой Октябрьской социалистической революции и появления на карте мира Советской республики междуна­родное положение скандинавских стран коренным образом изменилось. Из стран, расположенных на периферии капита­листического мира, они превратились в страны, находящие­ся в непосредственной близости к первому в мире социали­стическому государству, в страны, расположенные, с точки зрения капиталистического мира, на его передовом рубеже, на его аванпосте, нацеленном против Страны Советов. Это об­стоятельство послужило причиной того, что наиболее крупные империалистические государства, возглавлявшие в тот или иной исторический период антисоветский империалистический лагерь, стремились использовать скандинавские страны в качестве плацдарма для нападения на СССР. Этим объяс­няется повышенный интерес к Скандинавии в 30—40-е годы со стороны гитлеровской Германии и империалистической Англии, а в послевоенные годы и со стороны агрессивных кругов Соединенных Штатов Америки.

          Великие империалистические державы на протяжении по­следних 40 лет усиленно проникали через свои монополии и политические органы в экономическую, политическую и куль­турную жизнь Швеции, Норвегии, Дании и Исландии с целью упрочить там свое влияние. Политический или точнее военно-политический фактор сыграл значительную роль в опре­делении международного положения скандинавских госу­дарств.

          Однако тенденция рассматривать эти государства исклю­чительно как аванпост капиталистического мира противоречит национальным интересам скандинавских стран, которые в слу­чае военного столкновения между Западом и Востоком могут оказаться раздавленными. Вот почему уже с 1917 года, сразу же после образования Советской республики, в скандинавских странах возникло стремление, исходя из собственных нацио­нальных интересов, использовать свое новое международное положение в качестве нейтрального «буфера» или «моста» между капиталистическим и социалистическим миром. При этом в Скандинавии предполагали, что этот «буфер» будет сдерживать или, по крайней мере, сокращать, сводить до ми­нимума возможность военного столкновения в этой части земного шара. Именно эта тенденция послужила причиной создания скандинавскими странами ряда региональных учреж­дений и организаций, проведения регулярных совещаний глав скандинавских государств, министров иностранных дел, парламентских комиссий и делегаций различных экономиче­ских органов, а также причиной выдвижения проектов обра­зования скандинавских таможенных, экономических и воен­ных союзов.

          Все эти мероприятия, независимо от конкретного значения в период их выдвижения, были проникнуты стремлением под­черкнуть известную обособленность стран Скандинавии от остального мира, их особое положение и наличие у них своих специфических интересов.

          С 1935 года в общих внешнеполитических консультациях скандинавских стран стала принимать участие пятая страна - Финляндия. Однако в довоенные годы скандинавская ориентация Финляндии была слабой и непоследовательной.

          Во время второй мировой войны отсутствие подлинного единства среди скандинавских стран, единства, основанного на учете их национальных интересов, оказалось для них роко­вым. Впервые после войны 1864 года Скандинавия была втя­нута в войну. При этом скандинавские страны оказались рас­колотыми и изолированными друг от друга, а некоторые из них в противоположных лагерях: Норвегия воевала против гитлеровской Германии и была оккупирована; Дания под­верглась оккупации, но была на положении сателлита; Ислан­дия была оккупирована вначале английскими, а затем амери­канскими войсками; Швеция формально оставалась нейтраль­ной, но находилась фактически под экономическим контролем Германии, в отношении которой она осуществляла дружест­венный нейтралитет; Финляндия воевала на стороне гитле­ровской Германии[2].

          После второй мировой войны Финляндия стала теснее со­трудничать со скандинавскими странами, войдя в 1955 году в Северный совет — один из региональных органов Сканди­навии. Но и в послевоенное время скандинавские страны про­водят различную политику: Дания, Норвегия и Исландия входят в Североатлантический блок, Швеция проводит сво­бодную от союзов политику, а Финляндия (которая не являет­ся скандинавской страной в традиционном значении этого слова) проводит политику нейтралитета, участвуя в двусто­роннем соглашении о дружбе и взаимной помощи с Совет­ским Союзом.


2. Начальный этап русско-скандинавских отношений. Первые связи с Данией

          Практически весь корпус сведений по истории русско-скандинавских связей уже введен в науку (исключением являются данные археологии, количество и состав которых расширяются год от года) и неоднократно интерпретировался. Скан­динавские археологические материалы эпохи викингов, происходящих из северо-западных районов Руси, объединены в Повести временных лет термином «Верхняя Русь».

          В ряде статей археолог А. Стальсберг ввела в научный оборот материал, ранее мало использовавшийся в исторических построениях. Речь идет о большом количестве археологических свидетельств, свя­занных с захоронениями скандинавских женщин на Руси. Эти данные, как показывает автор, могут быть рассмотрены под разным углом зрения, во-первых, как источник информации о самих женщинах, их семейном и социальном положении и роли в общественной жизни, во-вторых, как материал для определения характера деятельности скандинавов на Руси в эпоху викингов.

«Женские» находки составляют значительный процент среди других скандинавских материалов на Руси. Из 122 женских захоронений, 97 мужских и 37 парных (мужчина и жен­щина).

          По мысли автора, часть скандинавов приходила на Русь вместе со своими семьями (по крайней мере, с женами). Семейная жизнь несовместима с постоянной опасностью и нестабильностью жизненных условий. Из этого следует, что отношения между двумя группами населения были мирными в такой степени, что семьи чужеземцев могли безбоязненно жить среди местного населе­ния. Неотделенность скандинавских находок в могильниках, считает автор, указывает на то, что скандинавы были приняты местным населением, возможно, даже были интегрированы в его среду. «Мирный» подтекст «женских» и «детских» находок очень важен для понимания отношений между скандинавами и исконным  населением  Руси, в которых  преобладали порядок и стабильность.

          На протяжении всей эпохи викингов «женские» находки стабильно присутствуют в сканди­навских материалах, происходящих из Руси. Этот факт свидетельствует об определенной степени организованности в отношениях с местным населением Руси и о том, что расположение местного населения к скандинавам, смешение групп населения были не исключением, а правилом в течение всего рассматриваемого периода.

          Анализ процентного соотношения захоронений со скандинавскими находками (до 4%) в со­поставлении с общим числом захоронений на 5 могильниках позволил заключить, что на поселениях скандинавы представляли собой небольшую, но замет­ную группу чужеземцев, четко прослеживающуюся по археологическим материалам[3].

          В ходе длительных, продолжающихся более полутора столетий споров о роли норманнов в истории Древней Руси возникли теории, сторонники которых по-разному трактуют деятельность скандинавов на этом этапе развития Древнерусского государства. Выделяют девять аспектов данной проблемы:

          1. Вопрос о скандинавах как основателях Древнерусского государства является основным в спо­ре норманистов с антинорманистами. Эта проблема неразрешима,  однако существуют данные о скандинавском происхождении русских князей Владимира Святославича и Ярослава Мудрого.

          2. Письменные древнескандинавские источники, в частности саги, многократно упоминают о военных походах скандинавских викингов на Русь. Хотя эти сведения саг зачастую стереотипны и вследствие этого малодостоверны, в литературе был сделан вывод об экспансивной, завоева­тельной  политике скандинавов  на  землях  к  юго-востоку от  Балтийского моря. Существует другая точка зрения о том, что продвижение скандинавов по водным путям в глубь Руси было затруднено из-за большого числа  порогов на реках и волоков. В случае опасности это обстоятельство не позволило бы завоева­телям быстро обратиться за помощью и получить ее или бежать. Это не означает сканди­навский материал на Руси не свидетельствует о каком-то антагонизме местного населения с чуже­земцами, а напротив, говорит об отсутствии отчуждения и об интегрированности скандинавов.

          Особая ситуация сложилась в Приладожье, куда скандинавы проникали быстро и без особых затруднений. Но даже и в этом районе происходила интеграция скандинавов, главным образом в сельских поселениях. Шведское правление, наступившее в Ладоге и ее округе после заключения брака между князем Ярославом Мудрым и принцессой Ингигерд, дочерью конун­га Олава Шведского, также не повлияло на отношения между местным и пришлым населением.

          3. Участие скандинавов в грабительских пиратских набегах на побережья Балтики и Каспий­ского моря зафиксировано письменными источниками. Но это явление не могло было быть широко распространено на Руси из-за особенностей передвижения по рекам — наличия на них большого числа порогов и волоков (исключение составляет район Юго-Западного Приладожья). При систематических набегах местное население должно было бы защищаться от пиратов, однако все признаки (наличие большого числа женских погребений, интегрированность) противоречат данным письменных памятников о наличии вражды.

          4. Высказывалось также мнение, что ушедшие из дома на восток скандинавы являлись зем­ледельцами-переселенцами, аналогично норвежцам и датчанам, уходившим на запад. Это объяс­нение вполне применимо к районам вблизи Ладожского озера, где числен­ность местного населения была незначительной, но не к Центральной Руси, где была значительная концентрация населения, основным занятием которого было земледелие. Таки м образом, в целом материал не дает оснований для заключения о том, что основная часть пришедших на Русь скан­динавов была переселенцами-земледельцами.

          5. О присутствии на Руси в разное время отрядов скандинавских наемных воинов свидетель­ствуют отечественные летописи, а также древнескандинавские памятники. Потребность в наемниках была велика не только из-за их военной силы и доблести, но также и потому, что по отношению к  другим племенам они были независимы и в межплеменных конфликтах слушали только князя. Все признаки, вычлененные как характерные для пребывания скандинавов на Руси, свойственны наемничеству: наличие семейных отношений, интегрированность с местным населением, концентрация в местных центрах и, конечно, наличие оружия в захоронениях. Наемники могли по нескольку лет жить вместе со своими семьями в одной местности. Отношения между ними и их   хозяевами носили договорный характер. Было естественным держать наемное войско в торговых и административных центрах, которые нужно было защищать и контролировать.

          6. Повесть временных лет и Вертинские анналы свидетельствуют о том, что скандинавы высту­пали на Руси как должностные лица. В ранних государствах князья и короли часто нанимали «администраторов» по причинам, во многом сходным с тем, почему они предпочитали и наемных воинов: большая зависимость от князя и меньшая — от местной племенной знати. Административ­ные лица из призванных на Русь скандинавов, вероятно, имели более высокий ранг, чем наемные воины, и в их положении им было еще легче, чем воинам, содержать семью. Проживали они, вероятно, в торговых или административных центрах. Можно предположить, что некоторые из высоких должностных лиц могли быть похоронены на Руси в бо­гатых захоронениях, подобных Плакуну около Старой Ладоги, Гнездовскому могильнику на Верхнем Днепре и Шестовице на Десне, являвшихся важными центрами. Во всех перечисленных пунктах имеются мужские, женские, а также парные захоронения.

          Об участии скандинавов в торговле на Руси известно из древнескандинавских и средневе­ковых арабских источников. При проживании скандинавов среди местного населения у купцов появлялась возможность вести торговлю не только во время навигации, но в течение всего года, что, без сомнения, было большим преимуществом.. При характеристике положения купца-скандинава «работающими» сказываются все описанные признаки: большое число «женских» находок, свидетельствующих о присутствии семей у скандинавов, концентрации находок на посе­лениях и могильниках, интегрированность с местным населением.

          Судя по письменным памятникам, торговля являлась мужским занятием. Но, однако, имеются доказательства в пользу высказанной в литературе ранее точки зрения о том, что в отсутствие мужчины женщина в Скандинавии могла брать на себя ведение торговли, и пока­зывает, что эта форма деятельности женщины характерна и для Руси. Имеются данными о наличии весового инструмента в погребениях. На Руси весовой инструмент найден в 37 захоронениях со скандинавскими вещами, из которых 8 — женские, 18 — мужские и 11 —парные захоронения. Автор выдвигает предположение о том, что скандинавские жен­щины на Руси могли вести торговлю самостоятельно. Сравнивая положение жены бонда в сред­невековой Норвегии с положением жены купца, приходим к выводу, что обе женщины раз­деляли занятия мужа. И хотя среди видов деятельности женщины эпохи викингов средневековые источники не упоминают торговлю, это объясняется, с одной стороны, особенностями мышления средневековых авторов, с другой стороны, тем, что женщина работала, в частности торговала, дома, а общественная, внешняя сторона торговли была представлена все же мужчиной[4].

          8. О наличии скандинавских ремесленников на Руси свидетельствуют, как считает автор, на­ходки в Старой Ладоге и на Рюриковом городище нескольких незаконченных украшений, сломан­ных, по-видимому, во время изготовления.

          9. Последнее, это существование брачных связей населения Швеции и Руси, и, в первую очередь, районов Юго-Восточного и Юго-Западного Приладожья. Данные о наличии смешанных браков автор видит в материалах, происходящих из верховьев Волги, Гнёздова, Шестовиц. Имеется в виду не высшее общество, матримониальные связи которого зачастую объяс­няются политическими мотивами, но контакты на уровне простых людей и считает, что брак был одной из форм обеспечения поддержки со стороны местного населения.

          Одновременно на одном поселении могли жить скандинавы — наемные воины, должностные лица и купцы. Было бы интересно разделить предметы, оставленные этими группами населения. По весам и гирькам можно достаточно уверенно определить купца. Оружие вряд ли может служить исключительно признаком воина, поскольку оно могло быть у разных категорий населения.

          Исследование совокупности скандинавских материалов эпохи викингов на Руси позволило автору сделать ряд интересных замечаний, касающихся их хронологического и территориального распределения. Наиболее ранние скандинавские предметы на Руси происходят из Старой Ладоги и датируются приблизительно серединой VIII в. Приток значительного числа скандинавских пещей начинается в IX в., однако подавляющее большинство их относится к концу IX — концу X в. Число находок, датируемых первой половиной XI в., значительно меньше. Предметы IX в. располагаются в Северной и Северо-Западной Руси, т. е. на Волжском пути. Находки X в. обнаружены на всей территории, в то время как позднейшие локализуются вдоль Днепровского пути.

          В середине XI в. меняется характер археологических источников. Предметы, характерные для эпохи викингов, выходят из употребления как в самой Скандинавии, так и за ее пределами, исчезает специфический скандинавский орнамент. С введением христианства меняется погребальный обряд. С этого времени скандинавский элемент эпохи викингов на территории Руси не просле­живается.

3. Русско-скандинавский диалог

          Настоящий "диалог" - свидетельство плодотворного обмена духовными ценностями между деятелями русской и скандинавской культуры на протяжении весьма длительного времени.

          Уже простое перечисление переводов памятников фольклора и художественной литературы скандинавских стран, литературно-критических и иных откликов, им посвященных, позволяет говорить о том, что именно теперь многие - и весьма существенные - факты литературных связей оказываются известными широким читателям, да и специалистов-русистов и скандинавистов они, несомненно, побудят к новой исследовательской деятельности.

          Русским издавна были близки и понятны характер и судьбы северных соседей, их культура. Передовой русской общественности литература народов Севера импонировала близкими высокими идеалами, гражданственностью, эстетическими и нравственными поисками. Казалось очевидным, что "тон скандинавской поэзии" - и в древности, и в новое время - "несколько сходен с русским". Оценивая, например, переведенную у нас книгу "Очерки Севера", В.Г.Белинский в последекабристский период решительно поддержал высказанную в ней мысль, что и в Скандинавии литературное освобождение совершалось вслед за освобождением духовным, что трудно переоценить при этом победу "революционной партии" романтиков. Да и в нравах "патриархального Севера" часто по-руссоистски видели выражение народности, не испорченной буржуазной цивилизацией[5].

          Особенно показательно расширение литературных связей в пору расцвета русского и скандинавского реализма во 2-й половине XIX и в начале XX в., в эпоху Тургенева, Достоевского, Толстого, Чехова, Горького, Ибсена, Стриндберга, блестящей плеяды северных романистов... М.Горький в 1910 г. по праву утверждал, что "вообще скандинавы - интереснее и серьезнее всех в наши дни". Позднее советские и передовые скандинавские писатели также многократно подтверждали близость своих общественных и эстетических принципов.

Вторая половина XIX в. в Дании ознаменована коренными изменениями в экономической, социальной и политической структурах общества, что, в свою очередь, привело к существенным переменам в культурной жизни страны, хотя поначалу этот процесс протекал в значительной мере скрыто.

Большое значение для литературы этого периода имело резкое изменение в настроениях интеллигенции, вызванное поражением 1864 г.: стойкий до этого момента интерес к немецкой литературе сменился увлечением литературной Франции и России. Широко читаются романы Бальзака, Золя, Доде, Флобера, Мопассана; впервые переводятся на датский язык произведения Толстого, Достоевского, Гончарова. Особенную популярность завоевывают произведения Тургенева: воздействие его произведений столь сильно, что это позволяет исследователям говорить о «тургеневском периоде» в истории датской литературы. Нельзя забывать и о том, что датская литература была теснейшим образом связана с литературой Норвегии, пережившей в эти годы бурный подъем.

Романтизм в датской литературе сохранил господствующее положение намного дольше, чем в других европейских странах. Тому способствовали относительно позднее вступление Дании на капиталистический путь развития и сравнительно «мирный» характер перехода к новым общественным отношениям. Известную роль в сохранении позиций романтизма сыграл и резкий взлет патриотических настроений в период войны с Пруссией в 1848—1849 гг.

Романтическая традиция, представленная такими крупнейшими именами, как Н. Ф. С. Грундтвиг, Х. К. Андерсен, остается ведущей вплоть до конца 60-х годов. Однако внутри романтизма все более отчетливо проявляются новые, ранее не свойственные ему черты: внимание к проблемам повседневной жизни, попытки критического осмысления отдельных сторон современной общественной действительности. Эта эволюция заметно сказалась в творчестве Х. К. Андерсена.

Сопоставляя ситуацию в Дании с положением в других европейских странах, Брандес утверждал, что Дания отстала от них в развитии экономики, науки и культуры на сорок лет. Задача молодого поколения состояла, по его мнению, в том, чтобы «прорваться» сквозь оболочку косности и консерватизма, сковывающую культурный и технический прогресс в стране, и в минимальный срок наверстать упущенное. В полной мере это требование адресовалось литературе: «Ставить проблемы на обсуждение!» — таков лозунг, сформулированный Брандесом. Культурное движение, вызванное им к жизни, получило название «Движение прорыва», а порожденное этим движением литературное течение принято называть «литературой прорыва».


Собранные воедино, материалы русской скандинавики впечатляют своей масштабностью, стремлением к "всеохватности", убедительно раскрытым желанием деятелей русской культуры - переводчиков, писателей, ученых, издателей - приблизить, понять и исследовать богатое литературно-художественное наследие скандинавов.

          История русско-скандинавских общественных и культурных взаимоотношений уходит вглубь веков. Вначале интенсивными были связи торговые и государственные. Известность в давнюю пору приобрел путь "из варяг в греки". На севере и на юге, в Карелии и Восточной Прибалтике, в окрестностях русских городов - Новгорода и Киева - сохранилось немало археологических и этнографических памятников скандинавской культуры (орудия производства и военного обихода, монеты, керамика, утварь, рунические надписи и др.).

          Родовые саги, считавшиеся источниками сведений о быте и нравах скандинавов, представляли собой такое повествование, в котором историческое и художественное еще не были обособлены, воспринимались в единстве, хотя понятия "истории", "исторического" у древних исландцев еще не существовали, а собственно художественный вымысел появляется - наряду с другими жанрами - в позднейших сагах - королевских и романических. Даже в таком крупном сборнике саг о норвежских конунгах как "Круг земной" ("Хеймскрингла") Снорри Стурлусона некоторые исторические свидетельства не во всем были достоверными, нередко носили символический, мифологизированный характер. Особенно это касалось общественной жизни зарубежных стран - как восточных, так и западных. Вот почему, например, широко распространенные "переселенческие сказания", в том числе легенды (своего рода "бродячие сюжеты") о "призвании" викингов на правление в других странах - сказания: саксонское, швейцарское, нормандское, свевское, лангобардское, готское, готландское, шведские, финляндские, варяжские (об этом см.: К.Тиандер, Датско-русские исследования, вып. III, Петроград, 1915), - содержавшие немало сказочных домыслов, но тем не менее легшие в основу различного рода норманнских теорий, вызывали резкую критику со стороны деятелей передовой исторической науки. У нас эта борьба началась еще с середины XVIII в., с выступлений М.В.Ломоносова против немецких норманистов и была продолжена в XIX и XX вв. В трудах советских ученых (Б.Д.Грекова, В.В.Мавродина, Б.А.Рыбакова, И.П.Шаскольского и др.) зарубежные теории относительно роли варягов в создании государства на Руси были окончательно опровергнуты, доказана недостаточность "свидетельств" caг и различного рода сказочных и поэтических произведений в этой области, проведены их сопоставления с русскими источниками, в частности с "Повестью временных лет", убедительно показан процесс длительного самостоятельного формирования русской государственности, а также пути и формы ассимиляции варягов на Руси, ославянивания рюриковичей.

          Процесс дальнейшего развития скандинавских литератур был неравномерным (в упадке от XIV и вплоть до XIX в. находилась общественная жизнь и культура в Норвегии и Исландии, надолго утративших национальную самостоятельность) и в целом замедленным по сравнению с ведущими странами Западной Европы. Значение литератур скандинавских стран в течение долгого времени не выходило за границы региона. Лишь творчество датского просветителя Л.Хольберга приобрело европейский резонанс. Его комедии, басни и исторические сочинения начали появляться в русских переводах еще в XVIII в. Произведения же таких шведских писателей и мыслителей как У.Далин, Г.Шернъельм, У.Рудбек, Э.Сведенборг приобретают известность по сути с эпохи романтизма. Многое здесь было овеяно оссиановской традицией (отчасти под влиянием появившегося у нас переведенного с французского языка "Введения в историю датскую" П.А.Малле).

          Тем значительнее представлялся вклад в мировую культуру древнескандинавской литературы - поэзии ("Старшая Эдда", лирика скальдов, народные песни, баллады) и прозы (саги, сказки, хроники и др.); отчетливое вычленение ее отдельных жанров в русской переводческой практике осуществляется также с начала XIX в. Русская скандинавистика как наука восходит к трудам Я.К.Грота, известного филолога, историка и переводчика, находившегося в дружеских отношениях со многими литераторами Скандинавии и Финляндии. Грот познакомил русского читателя, в частности, с выдающимся произведением шведского романтизма - поэмой "Сага о Фритьофе" Э.Тегнера, вызвавшей восторженный отзыв В.Г.Белинского. Из других переводчиков скандинавской поэзии этого времени следует назвать К.Батюшкова, Н.Курочкина, А.Майкова, А.К.Толстого, позже - К.Бальмонта, В.Брюсова, С.Свириденко, С.Сыромятникова и др. Если восприятие древнескандинавских саг в русской переводческой традиции было нерасторжимо слито с проблемами историческими, то исследование поэзии (в частности, эддической) шло рука об руку с истолкованием северной языческой мифологии (в трудах Ф.А.Брауна, Ф.И.Буслаева, А.Н.Веселовского, Т.Н.Грановского, Я.К.Грота, П.Г.Ганзена, А.И.Кирпичникова и др.). Шире привлекаются произведения древнескандинавской литературы для сопоставлений (и противопоставлений) с поэзией русской (например, "Слова о полку Игореве" с лирикой скальдов, опыты по освоению "динамики цикла Сигурда", истолкование былины о Василии Буслаеве в исландской саге и т. д.).

Ожидают более глубокого исследования "скандинавские" реминисценции и мотивы в творчестве русских поэтов (от Г.Р.Державина, А.С.Пушкина до А.А.Блока, В.Я.Брюсова и советских поэтов), заметки в публицистике и эпистолярном наследии В.Г.Белинского, Н.Г.Чернышевского, А.П.Чехова, А.И.Куприна, А.М.Горького и др. Весьма продуктивным может быть обращение переводчиков и ученых к рукописным материалам - мемуарам и письмам, хранящимся в наших книгохранилищах (отдел "Rossica" в Ленинградской публичной библиотеке им. М.Е.Салтыкова-Щедрина), к обширной библиографии Н.Н.Бахтина (в архиве Пушкинского Дома), каталогам библиотек и др. Аналогичная работа продолжает вестись и в скандинавских странах (труды Э.Крага, М.Нага, Н.О.Нильсона и др.)[6].

          Имена выдающихся поэтов скандинавского романтизма - А.Эленшлегера, X.Кр.Андерсена, Э.Тегнера и других - становятся известными в достаточно широких кругах русской общественности уже в середине XIX в. Все чаще переводы их произведений осуществляются с языка подлинника, а не с немецкого, как бывало прежде, хотя и теперь деятельность в области перевода еще не носит организованного характера, осуществляется заботами отдельных энтузиастов. В письме переводчице М.В.Трубниковой (в 1868 г.) сказочник Андерсен высказывал радость по поводу того, что его произведения "читают в великой, могущественной России", говорил о своем знакомстве с "цветущей литературой от Карамзина до Пушкина, вплоть до новейшего времени".

          Общественный подъем и интенсивное развитие скандинавских литератур на путях реализма способствуют их выдвижению на мировую арену. На первое место выходит норвежская литература. Проблемная драматургия Г.Ибсена, Б.Бьёрнсона, А.Стриндберга, тенденциозный роман эпохи "движения прорыва", боевая публицистика известного датского литературного критика Г.Брандеса завоевывают признание в широких читательских кругах. Рост интереса к ним в писательской среде, усиление контактов между ними всемерно способствуют взаимопониманию, распространению творческого опыта. На новую ступень поднимается и культура художественного перевода. Огромную роль в этом процессе сыграла деятельность супругов А.В. и П.Г.Ганзенов.

          Более организованные формы приобретает издательская, переводческая, исследовательская и культурно-просветительская работа. Выходят в свет в русских переводах собрания сочинений Андерсена, Ибсена, Стриндберга, Гамсуна и других авторов. Театры ставят их пьесы. Шумным успехом пользуется драматургия Ибсена на сцене Московского Художественного театра в постановках К.С.Станиславского и Вл.И.Немировича-Данченко. Появляются разноплановые исследования, посвященные крупнейшим явлениям скандинавской литературы. Симптоматичным было обращение к ней марксистской критики. Крупным событием в общественной и научной жизни было появление фундаментальной работы Г.В.Плеханова, посвященной кардинальным проблемам творчества Ибсена. Вместе с тем, на рубеже веков разрастаются споры вокруг вопросов, ставившихся Ибсеном, Гамсуном, Стриндбергом (трактовка индивидуализма, учений Киркегора и Ницше, проблемы женской эмансипации и др.). Широкую известность в России приобретают скандинавские музыканты (Э.Григ), живописцы (Э.Мунк), деятельность которых шла в одном русле с литературой.

          Приобретают огромное значение в деле пропаганды скандинавской литературы такие непериодические издания как "Северные сборники", "Фиорды", регулярно публиковавшие переводы классиков и современных авторов. Вслед за переведенной К.Бальмонтом "Историей скандинавской литературы" Ф.В.Горна (1894) появляются и русские книги по истории западной литературы с главами, посвященными Скандинавии.

          После Октября 1917 г. перед нашей социалистической культурой возникли новые задачи по освоению литературного наследия прошлого и современности. В кругу этих проблем свое место заняли и аспекты скандинавистики. Развитию отношений между Советским Союзом и северными соседями большое внимание уделял В.И.Ленин, хорошо знакомый с культурой скандинавов и высоко ценивший дух интернационализма в скандинавском рабочем движении.

          После некоторого "затишья" в 20-е гг. интерес к скандинавским литературам возрождается с 30-х гг. и особенно развивается после второй мировой войны. Вначале на первый план выдвигаются задачи освоения и изучения новейших явлений в литературе, связанных прежде всего с развитием и в Скандинавии социалистической идеологии: творчество основоположника датской пролетарской литературы М.Андерсена-Нексе, затем поэзия и публицистика норвежского писателя-антифашиста Н.Грига, литература норвежского и датского Сопротивления, "рабочая литература" Швеции и т. д.

          Одновременно возникает необходимость и в выработке новых критериев оценки культурного наследия и решения эстетических проблем - как в сфере реализма, так и модернизма. С публикацией писем Ф.Энгельса, касающихся Ибсена и норвежского "тенденциозного романа", скандинавские материалы широко привлекаются теоретиками и историками литературы для понимания реалистического метода в искусстве.

          Общее развитие литературоведческой мысли сказывается и на материалах русской скандинавистики. На более высоком уровне и в широком диапазоне решаются проблемы медиевистики (в трудах А.Я.Гуревича, В.М.Жирмунского, Е.М.Мелетинского, Е.А.Рыдзевской, А.И.Смирницкого, особенно М.И.Стеблин-Каменского и др.). Интересны работы Л.Ю.Брауде, посвященные Андерсену и скандинавской литературной сказке. Новые решения проблем творчества Ибсена предложены в статьях А.В.Луначарского, Н.Я.Берковского, в монографии В.Г.Адмони и др. Проблеме "Горький и скандинавские литературы" посвящены специальные статьи Б.В.Михайловского и Г.В.Шаткова. Критика отмечала, что монографии А.Л.Дымшица и В.П.Неустроева о Нексе были первыми вышедшими у нас книгами о зарубежной литературе социалистического реализма. Ценны исследования по проблемам драматургии - норвежской (рубежа XIX-XX вв.) - Г.Н.Храповицкой, датской (первой половины XX в.) - И.П.Куприяновой, по вопросам исландской литературы (особенно творчества X.Лакснесса - книга Н.И.Крымовой и А.С.Погодина), книги о творчестве С.Киркегора Б.Э.Быховского, П.П.Гайденко и др. Особый интерес представляют попытки широкого и комплексного исследования русско-скандинавских литературных связей в двух монографиях Д.М.Шарыпкина, в книгах писателя Г.С.Фиша о поездках в скандинавские страны, в отдельных статьях разных авторов, публиковавшихся в периодических изданиях, а также в очерке "Проблемы советского литературоведения в области скандинавистики" - МГУ, 1967.

          Широким фронтом - особенно в послевоенный период - осуществляются новые переводы и издания скандинавской литературы. В порядок дня встает задача дальнейшего пересмотра устаревших концепций (например, в отношении личности и творчества Стриндберга), всемерного улучшения качества переводов, продолжение работы по освоению текущей литературы в широком диапазоне - от жанров "традиционных" до условных (в формах мифа, притчи, дискуссии). Интерес представляет и публикация сборника "Писатели Скандинавии о литературе" (составитель К.Е.Мурадян), дающего представление о путях философско-эстетических поисков в различных художественных системах, о проблемах традиции и новаторства, о тайне творчества и природе таланта. Несомненно, обратили на себя внимание и новые добротные издания, осуществленные под руководством М.И.Стеблин-Каменского - "Старшей Эдды", "Младшей Эдды", саг, песен скальдов, скандинавских баллад и т. п., а также книга Е.А.Мельниковой "Скандинавские рунические надписи" и публикации О.А.Смирницкой[7].

          С лучшей стороны показали себя новые кадры переводчиков разных поколений. Среди них могут быть названы имена:  В.Беркова, Л.Брауде, Т.Величко, Л.Горлиной, Л.Жданова, Ф.Золотаревской, Н.Крымовой, В.Мамоновой, В.Морозовой, С.Неделяевой-Степонавичене, С.Петрова, Е.Суриц, С.Тархановой, Ю.Яхниной и др. Переводчиками скандинавской лирики были такие известные поэты как А.Ахматова, Л.Гинзбург, Н.Грибачев, Е.Долматовский, В.Инбер, С.Кирсанов. Многое сделано за последнее десятилетие в области издания и перевода скандинавской поэзии И.Бочкаревой, Б.Ерховым, Игн.Ивановским, А.Лариным, В.Потаповой, В.Тихомировым, А.Шараповой и др.

          Развитию культуры перевода и филологических исследований способствовала подготовка скандинавистов в университетах и институтах (Ленинграда, Москвы, Тарту), плодотворная работа творческих семинаров при ССП. Развернута подготовка научных кадров через аспирантуру. Успешно защищаются кандидатские и докторские диссертации. Интенсивно идет работа по исследованию литературного процесса. Издан обобщающий труд В.П.Неустроева "Литература скандинавских стран (1870-1970)", скандинавские литературоведческие материалы занимают важное место в вузовских учебниках, в изданных издательством "Наука" книгах по истории Швеции и Норвегии, в выпускаемой Институтом мировой литературы им. А.М.Горького АН СССР многотомной "Истории всемирной литературы". Из переводных книг изданы: "Датская литература 1918-1952 гг." С.Меллера-Кристенсена, "Современная исландская литература" К.Андрессона.

          Консолидации сил советских скандинавистов, несомненно, способствуют регулярно проходящие Всесоюзные научные конференции по изучению скандинавских стран и Финляндии, издание при Тартуском университете "Скандинавских сборников", выпусков "Скандинавской филологии" Ленинградского университета и т. д.

4. Скандинавские страны и Страна Советов, СССР и Дания до Второй мировой войны

          После Великой Октябрьской социалистической революции началась новая эпоха в отношениях нашей страны со сканди­навскими странами. Принципами внешней политики нового государства стали с первых же дней его существования ле­нинская политика мира между народами и уважения их на­циональной самостоятельности.

          Вслед за ленинским Декретом о мире, провозглашенным в первый день создания Советской власти, Советское прави­тельство обратилось к посланникам нейтральных стран, ак­кредитованным в России, с просьбой довести до сведения не­приятельских правительств предложение о немедленном пере­мирии и демократическом мире. 23 ноября 1917 года эта нота была направлена посланникам шести стран, в том числе Да­нии, Швеции и Норвегии. Советское правительство надеялось, что именно представители этих стран, не участвовавших в войне, объективно отнесутся к революционным событиям в России, тем более, что внешнеполитическая программа Совет­ского правительства отвечала национальным интересам ма­лых государств[8].

          Однако в силу зависимости от Англии, Франции и Герма­нии и в силу своих классовых симпатий шведские, датские и норвежские правящие круги не откликнулись на просьбу Со­ветского  правительства. Более  того,  посланники  скандинавских стран совместно с представителями Антанты заявили 15 февраля 1918 года протест против декретов Советской власти об аннулировании государственных займов, национа­лизации банков, заводов, рудников и т. д., ибо датская, швед­ская и частично норвежская буржуазия имела прямые и кос­венные капиталовложения в экономику России, особенно в судоходство, телефонно-телеграфную связь, торговлю и неф­тяную промышленность. Шведский посланник Эдвард Брендстрем, датский посланник Ханс Скавениус и поверенный в де­лах "Норвегии Гойтфельд первыми подписали протест ней­тральных держав от 30 июля 1918 года против национализа­ции нефтяной промышленности в России и требовали возме­щения убытков для своих подданных, одним из которых был известный шведский «нефтяной король» Альфред Нобель, вла­девший бакинскими промыслами. Не менее «пострадавшими» от победы революции в России считали себя и датские моно­полии Титгена, Андерсена и их норвежские собратья.

          По-иному встретили Октябрьскую революцию рабочий класс и широкие народные массы Швеции, Норвегии, Дании и Исландии. Во множестве резолюций, принятых на собрани­ях рабочих скандинавских стран, на съездах рабочих партий приветствовался революционный рабочий класс России, выра­жалось восхищение совершенной им социалистической рево­люцией.      

          «Наши потомки с блестящими от восторга глазами будут читать о великой русской революции — новой прелюдии к новому времени»,— писала датская рабочая газета в передо­вой статье от 9 декабря 1917 года.

          Во всех скандинавских странах прогрессивные поэты сла­гали в честь русской революции торжественные стихи, шед­шие из глубины души и отражавшие настроение широких на­родных масс в Скандинавии: шведский позт Оссиан Нильссон написал «Гимн революции», норвежский позт Ауэрдаль — поэму «От Марата до Ульянова», датский писатель Мартин Андерсен-Нексе выступил с пламенными статьями, известный исландский поэт Стефан Г. Стефанссон воспел в 1918 году Октябрь в стихах, ставших классическими в исландской лите­ратуре.

          Уже в конце 1917 и начале 1918 года в Советской респуб­лике побывали такие видные деятели тогдашнего рабочего движения Скандинавии, как Нильс Эгсде-Ниссен (от Норве­гии) и Ката Дальстрем, Хеглунд (от Швеции). Они присут­ствовали на заседаниях Петроградского Совета, Совнаркома и на открытии III Всероссийского съезда Советов. Датские и шведские деловые круги искали в тот период возобновления широкого товарообмена с Россией.

          Датский промышленный совет послал в 1918 году своего представителя Яльмара Лакге для ознакомления с условиями торговли с Советской Россией. Однако к концу 1918 года тре­бования Антанты разорвать отношения с Советской республи­кой резко усилились. Вначале Дания, а затем, в январе 1919 го­да, Швеция выслали советские миссии из своих стран. Тем самым Антанта завершила политическую изоляцию Советской России и положила начало ее экономической блокаде.

          Вслед за тем белогвардейцы и интервенты начали вербов­ку «добровольцев» в Швеции, Дании и Норвегии для борьбы с Советской властью в Прибалтике. Однако они натолкну­лись на сопротивление рабочего класса Скандинавии. В течение всего 1919 года в Швеции, Дании и  Норвегии, осо­бенно в крупных портовых городах, проходили митинги про­теста против отправки белогвардейских формирований и про­тив вмешательства скандинавских стран в дела России.

          В декабре 1919 года представителем Советского прави­тельства М. М. Литвиновым было подписано соглашение между Данией и РСФСР о взаимной эвакуации подданных. В марте 1920 года норвежские газеты писали: «День между­народного признания Советского правительства и заключение с ним мирного договора не за горами. Норвегия будет одной, из стран, которая вступит в нормальные сношения с Россией»[9].

          Несмотря на препятствия, чинившиеся Англией, Франци­ей и США установлению нормальных отношений между РСФСР и скандинавскими странами, весной 1921 года Скан­динавию посетила советская миссия, которая к лету 1921 го­да в основном согласовала торговый договор с Норвегией, провела первый этап экономических переговоров с Данией и начала такие же переговоры со Швецией.

          Экономическое положение скандинавских стран резко ухудшилось под влиянием послевоенного экономического кри­зиса и поэтому возобновление экономических отношений с Россией было одним из залогов восстановления хозяйства этих стран. Достаточно сказать, что в Швеции в то время рудодобывающая и металлургическая промышленность рабо­тала лишь на 25 процентов, бумажная — на 40, а лесная — на 50 процентов своей нормальной мощности. Каждый чет­вертый рабочий Швеции был безработным. В таком же приблизительно положении находилась экономика Дании и Нор­вегии. Последняя особенно страдала из-за отсутствия сбыта рыбы.

          2 сентября 1921 года было заключено советско-норвеж­ское временное соглашение о возобновлении торговых отно­шений; 1 марта 1922 года такое же соглашение было подпи­сано со Швецией, 23 апреля 1923 года — с Данией. Послед­нее, согласно статье 14,   было действительным также и для Исландии. По существу эти соглашения (особенно советско-датское) представляли фактическое признание Советского го­сударства. Юридическое же признание Советского Союза скандинавскими государствами и установление дипломатиче­ских и консульских отношений между СССР и этими страна­ми последовало: 15 февраля— с Норвегией, 15 мар­та— со Швецией и 18 июня — с Данией. Исландия установи­ла дипломатические отношения с СССР 22 июня 1926 года.

          Вторая половина 20-х годов характеризовалась дальней­шим упрочением советско-скандинавских экономических от­ношений.

          С начала 30-х годов в торговых отношениях СССР со Швецией, Норвегией и Данией произошли значительные из­менения, вызванные двумя факторами: мировым экономиче­ским кризисом, охватившим с 1930 года и скандинавские страны, и осуществлением первого пятилетнего плана в СССР[10].

          Деловые круги скандинавских стран резко увеличили в этот период промышленный экспорт в СССР, видя в нашей стране наиболее устойчивый рынок. Заказы Советского Союза норвежской электрометаллургии, химической и рыбной про­мышленности, шведским заводам, производящим станки и ма­шины для лесо- и металлообрабатывающей промышленности и оборудование для гидроэлектростанций, заказы датским фирмам на суда и оборудование для цементных заводов, и электротехническое силовое оборудование были весьма зна­чительными для того времени и обеспечивали в годы кризи­са и депрессии занятость десяткам тысяч шведских, норвеж­ских и датских рабочих. Одновременно в 30-е годы все боль­шие размеры принимало использование СССР для своих перевозок судов норвежского и датского торгового флота.






 
 
Заключение

          История русско-датских общественных и культурных взаимоотношений уходит вглубь веков. Вначале интенсивными были связи торговые и государственные. Известность в давнюю пору приобрел путь "из варяг в греки". На севере и на юге, в Карелии и Восточной Прибалтике, в окрестностях русских городов - Новгорода и Киева - сохранилось немало археологических и этнографических памятников скандинавской культуры (орудия производства и военного обихода, монеты, керамика, утварь, рунические надписи и др.).

          О присутствии на Руси в разное время отрядов скандинавских наемных воинов свидетель­ствуют отечественные летописи. Повесть временных лет и Вертинские анналы свидетельствуют о том, что скандинавы высту­пали на Руси как должностные лица.

          Собранные воедино, материалы русской скандинавики впечатляют своей масштабностью, стремлением к "всеохватности", убедительно раскрытым желанием деятелей русской культуры - переводчиков, писателей, ученых, издателей - приблизить, понять и исследовать богатое литературно-художественное наследие скандинавов.

          Между Данией и Россией всегда существовало культурное взаимодействие. Особенно показательно расширение литературных связей в пору расцвета русского и скандинавского реализма во 2-й половине XIX и в начале XX в., в эпоху Тургенева, Достоевского, Толстого, Чехова, Горького, Ибсена, Стриндберга, блестящей плеяды северных романистов... М.Горький в 1910 г. по праву утверждал, что "вообще скандинавы - интереснее и серьезнее всех в наши дни". Позднее советские и передовые скандинавские писатели также многократно подтверждали близость своих общественных и эстетических принципов.

          "Диалог" Дании и России - свидетельство плодотворного обмена духовными ценностями между деятелями русской и скандинавской культуры на протяжении весьма длительного времени.

          Уже простое перечисление переводов памятников фольклора и художественной литературы скандинавских стран, литературно-критических и иных откликов, им посвященных, позволяет говорить о том, что именно теперь многие - и весьма существенные - факты литературных связей оказываются известными широким читателям, да и специалистов-русистов и скандинавистов они, несомненно, побудят к новой исследовательской деятельности.


Список литературы


1.        Глазырина Г.В. Начальный этап русско-скандинавских отношений. Оценка норвежского ученого // История СССР. – М., 1991 № 1 .

2.         Джаксон Т.Н. Восточная часть мира: ментальная карта средневекового скандинава // Вестник Российского гуманитарного научного фонда. – М., 1997.

3.        Дубов И.В. Русско-скандинавские связи по материалам Тимеревского археологического комплекса // Вестник Ленинградского Университета. Сер. 2, история, языкознание, литературоведение . - 1989, вып. 2.

4.        Енсен А. Движение Сопротивления в Дании. //Вопросы истории. -  1962, № 9.

5.        Кан А. С. История скандинавских стран. - М.: Мир, 1971. – 312 с.

6.        Мыльников А.С. Первые скандинавские чтения: этнографический и культурно-исторический аспекты. – СПб.: Дело, 1997. – 162 с.

7.        Неустроев В.П. Русско-скандинавский диалог. – М.: Вестник, 1999. – 346 с.

8.        Поульсен-Хансен Л.П. Дания и Россия – 500 лет. – М.: Мир, 1996. – 114 с.

9.        Похлебкин В.В. Скандинавские страны и СССР – М.: Наука, 1983. – 410 с.

10.   Прохоров А.М. БЭС, 1984. – 96 с.

11.   Санкина С.Л. О скандинавском присутствии на русском Севере // Археологические вести. – СПб.: Вестник, 1998, № 5.

12.   Седов В.В. 12 конференция по изучению истории, экономики, литературы, языка скандинавских стран и Финляндии // Российская археология. – М., 1995 № 1.

13.   Улунян А.А. Россия и Европа в 19-20 веках. Проблемы взаимовосприятия народов, социумов, культур. – М.: Мир, 1996. – 312 с.

14.   Фиш Г.С. Здравствуй, Дания. – М.: Культура, 1969. – 284 с.

15.   Фомин В.В. Скандинавы и хазары в русской истории: современная интерпретация // Вопросы российской и всемирной истории .– Арзамас, 2002.

16.   Хлевов А.А. Норманская древность. - М., 1999.

17.   Большая историческая энциклопедия. – М., 2003.

18.   История Дании .– М., 2004.

19.   История Международных отношений России. – М., 1993.

20.   История МО и внешней политики России: 1648-2000. – М., 2000.

21.   История русской литературы 19 века. – М., 2001.

22.   История современной Дании. – М., 2000.

23.   Открывая Данию. – М., 1996.

24.   Россия в современном мире .– М., 2002.

25.   Скандинавский сборник  часть 1.– М.. 1990.

26.   Скандинавский сборник  часть 2.– М.. 1990.

27.   Энциклопедия географии. – М., 1994.















1.Глазырина Г.В. Начальный этап русско-скандинавских отношений. Оценка норвежского ученого // История – с.56.

2. Санкина С.Л. О скандинавском присутствии на русском Севере // Археологические вести – СПб., 1998 № 5 -  с. 69.


[3]Седов В.В. 12 конференция по изучению истории, экономики, литературы, языка скандинавских стран и Финляндии // Российская археология – М., 1995 № 1 – с. 41.

4 Скандинавский сборник – М.. 1990 – с. 107.

[5] Неустроев В.П. Русско-скандинавский диалог – М., 1999 – с. 73.

[6] Неустроев В.П. Русско-скандинавский диалог – М., 1999 – с. 86.

[7] Неустроев В.П. Русско-скандинавский диалог – М., 1999 – с. 84.

[8] Похлебкин В.В. Скандинавские страны и СССР – М., 1983 – с. 132.

[9] Глазырина Г.В. Начальный этап русско-скандинавских отношений. Оценка норвежского ученого // История СССР – М., 1991 №1 – с. 67.

[10]Глазырина Г.В. Начальный этап русско-скандинавских отношений. Оценка норвежского ученого // История СССР – М., 1991 №1 - с. 70.