2. Рационализм как основа познания природы в западной культуре

Этический аспект взаимоотношений «человек-природа» в культуре античности проявляется в том, что люди еще чувствовали себя погруженными в природу и свое социальное поведение соизмеряли с законами природы. Считалось, что благополучия можно достичь, неукоснительно следуя законам природы. Идея блага, понимаемая как благо целого, стала звеном, связующим мир вещей и человеческих отношений.

Историческому анализу развития отношений «человек-природа» в западной культуре следует предпослать одно важное замечание. Каждая историческая эпоха в качестве мировоззренческого основания системы интеллектуальной и нравственной ориентации имела свою концепцию природы и человека. Но концепция эта всегда являлась многослойной, содержащей разные аспекты рассматриваемого отношения, которые могут переплетаться и создавать противоречивую картину. На наш взгляд, можно выделить, по крайней мере, этический, деятельностный, религиозный, экологический аспекты отношения «человек-природа».

Так, деятельностный аспект обусловлен отношением человека к вещи в процессе своей деятельности. Поскольку природа есть система вещей, явлений и отношений между ними, то восприятие природы человеком будет зависеть от формы практической человеческой деятельности. В античной культуре ремесленник, создавая вещь, выражал в ней себя, свою индивидуальность, не случайно ремесло в мире античной культуры неотличимо от искусства. Такая деятельность сформировала и соответствующее отношение к природе - как одушевленной, живой.

В связи с вышесказанным о многоаспектности отношений «Человек-Природа», для дальнейшего исследования выберем более конкретную задачу - проанализировать динамику образов природы в западноевропейской культуре от античности до современности. Актуальность такого исследования сегодня, в эпоху глобального цивилизационного кризиса, очевидна[[3]].

Период смены культур - это время, когда наиболее актуальными становятся вопросы из сферы метафизики, где метафизика понимается как наука о сущем, об основаниях бытия. Именно метафизика призвана придать смысл бытию. Традиции метафизики никогда не умирали. Даже во времена «голого методологизма» Лейбниц и Спиноза создают метафизику космического монизма. В XX в. метафизика в центре внимания в философии жизни А. Бергсона, у реалистов - А. Уайтхед, у неотомистов - П. Тейяр де Шарден и др. М. Хайдеггер связал судьбу европейской цивилизации именно с метафизикой. Трагичность западной цивилизации он видел в том, что она теряла смысл, стержень по мере прогрессирующего «забывания бытия» в результате растворения реальности в абстрактных понятиях.

С этим утверждением Хайдеггера удивительно резонирует отношение ряда современных философов к метафизической проблематике. Пока мы не освободимся от мысли, что смысл вносит в мир только человек, пока не вернем природе ее онтологическое значение, каким она обладала до того, как технотронная цивилизация превратила ее в сырье, мы не сможем справиться ни с проблемой рациональности, ни с экологическими и прочими кризисами.

М. Хайдеггер тоже погружал проблемы познания в метафизическую проблематику, отстаивая идею активности бытия. События истории осуществляются как посланные истиной Бытия из него самого... Бытие светит человеку в экстатическом проекте, наброске мысли. Но бытие не создается этим «проектом». Сверх того, «проект», набросок смысла в своей сути «брошен» человеку. «Бросающие» в «проекте», набрасывание смысла - не человек, а само бытие.

Сегодня в метафизическую проблематику погружены не только проблемы познания, но и экологические, в совокупности обуславливающие выживание человечества. В меняющемся мире надо думать и действовать по-новому, но стратегия и деятельности, и мыследеятельности должна соответствовать ритмам бытия. В частности, способ познавательного отношения к природе обусловлен тем, что под природой понимается.

В условиях современной техногенной культуры, в момент истории, который оценивается как эпоха глобального кризиса цивилизации, с новой силой зазвучала тема природы. Это объясняется тем, что, говоря о философии природы сегодня, мы думаем о философии духа, рисуя картины природы - создаем портрет Человека, призывая сохранить природу - заботимся о выживании человечества.

Ретроспективный анализ образов природы в истории западноевропейской культуры важен не только в теоретическом смысле, но и как путь к новой практике обретения единства мира и человека, к «очеловечиванию» природы на уровне умудренного разума. Наше видение природы претерпевает радикальные изменения в сторону множественности, темпоральности и сложности, так начинают свою, ставшую знаменитой, книгу «Порядок из хаоса» И. Пригожин и И. Стенгерс. Выскажем свою версию того, как эти изменения стали возможны.

Анализу образов природы в западной культуре можно предпослать в качестве эпиграфа следующее высказывание А. В. Ахутина: «Природа» древнегреческого мыслителя, «природа» римского натуралиста, «природа» «натуральной магии» ХVI в. и «природа» физика-теоретика XVIII в. - не просто разные понимания одного и того же предмета или разные отношения к нему. Речь идет о совершенно разных предметах. Понять каждый из них - значит субстанциально различить их.

Античное восприятие природы основано на изначальном, ничем не нарушаемом единстве сущего, где все - люди, вещи, боги... все едино, гармонично и естественно. Природа виделась как драма, в которой каждая вещь играет свою роль. А. Ф. Лосев так рисует образ античного космоса: «Космос, природа есть театральная сцена. А люди - актеры, которые появляются на этой сцене, играют свою роль и уходят. Откуда они приходят? С Неба, ведь люди - эманация космоса, и уходят туда же и там растворяются как капли в море. А Земля - это сцена, где они исполняют свою роль. Какую же пьесу разыгрывают эти актеры? Сам космос сочиняет драмы и комедии, которые мы исполняем. Философу достаточно знать только одно: что он актер и больше ничего».

Космос есть абсолютное тело, прекрасное и божественное, космос - это абсолютизация природы. Анализируя аристотелевское толкование природы, М. Хайдеггер приходит к выводу: фюзис есть из самой себя и в самое себя путешествующее присутствие отсутствия ее самой. Фюзис есть один из родов бытия, а именно тот, который в самом себе имеет начало своего бесконечного движения по пути к тому, что есть он сам. Природа соотносится с истиной самораскрывающегося бытия. Изначально, полагает М. Хайдеггер, философия понимала не природу как род бытия, но бытие как природу. Поэтому и стоит это слово в центре рассмотрения досократической натурфилософии. Аристотелевская концепция природного сущего явилась отзвуком первоначальной слитности природы, истины и бытия.

Образ природы в античности - гармоничное тело. Такой образ выражает чувство природы греков, которое столь отлично от чувства природы современного человека, что мы не можем признать его за таковое. Как показал О. Шпенглер, наше чувство природы, постоянно выражаемое живописью, музыкой и лирикой, некое могучее, страстное влечение к далям и горизонтам, а также ландшафту, небу, лесам, морю, есть строгая противоположность античному чувству природы, которое держится за отдельные формы, за близкое, осязаемое. «Природа» античного человека нашла свой высший символ в нагой человеческой статуе, это чувство природы О. Шпенглер назвал аполлоновской природой, к ней принадлежат представления о веществе, форме и энтилехии Аристотеля.

Важной особенностью понимания природы в античности являлось представление о самодостаточности природы. Природа для античного мира есть то, что имеет причину своего существования в себе, не нужно привлекать никакие сущности для объяснения природы, все есть природа, и бытие - природа. Познавательное отношение к природе выражается в умном созерцании, реализацией этого знания является образ жизни мудреца. Ремесленник имеет дело с природой лишь косвенно, при этом он старается перехитрить природу, реализует ее потенции в случайных и противоестественных для самой природы формах. Умное созерцание природы считалось наиболее адекватным путем к истине. Мудрость поступка занимала ступень ниже.

В средневековом мировоззрении отношение к природе меняется с точностью до наоборот. Путь к истине рассматривается как результат особого поступка - акта веры, поэтому изучение природы становится второстепенным по отношению к истинам откровения. Вещь, трактуемая как выраженное слово, перестала иметь источник существования в себе. Природа в средневековом мировоззрении впервые начинает рассматриваться как прах, лишенный жизни.

Сознание греков историки называют космичным, где под космизмом понимается мировосприятие, в котором все события внутри и вне «Я» причастны космосу. А. Ф. Лосев отмечает, что греки сами в своем языке раскрыли тайну понимания личности, выразив термином «сома», что есть ни что иное как «тело», понятие личности. Личность - это хорошо организованное и живое тело. В этом и проявляется огромный внеличностный и, одновременно, возвышенный космологизм античности. Важно подчеркнуть, что единство человека и космоса не достигается в деятельности человека, оно не становится, не творится, а изначально и предзадано. Космос же представляется воплощением вечного закона круговорота.

Западная культура отличается от восточной тем, что пытается усовершенствовать процесс высказывания слова. А слово предполагает наличие рационального мышления. Слово и рациональное мышление две стороны одной медали, одно без другого существовать не может, они предполагают друг друга[[4]].

3. Гуманизм естественно-научного знания сегодня как основа целостного мировоззрения

Среди исторически развивающихся систем современной науки особое место занимают природные комплексы, в которые включен в качестве компонента сам человек. Примерами таких «человекоразмерных» комплексов могут служить медико-биологические объекты, объекты экологии, включая биосферу в целом (глобальная экология), объекты биотехнологии (в первую очередь генетической инженерии), системы «человек – машина» (включая сложные информационные комплексы и системы искусственного интеллекта) и т.д.

При изучении «человекоразмерных» объектов поиск истины оказывается связанным с определением стратегии и возможных направлений преобразования подобного объекта, что непосредственно затрагивает гуманистические ценности. С системами такого типа нельзя свободно экспериментировать. В процессе их исследования и практического освоения особую роль начинает играть знание запретов на некоторые стратегии взаимодействия, потенциально содержащие в себе катастрофические последствия.

На современном этапе общенаучная картина мира, базирующаяся на принципах глобального эволюционизма, все отчетливее выступает в качестве онтологического основания будущей науки, объединяющего науки о природе и науки о духе.

Давнее противопоставление естественных и гуманитарных наук приводило исследователей к мысли, что разрыв между ними все усиливается и это в конечном счете может привести к их обособлению, а как следствие - даже к возникновению разных культур с непонятными друг для друга языками. Действительно, естествознание длительное время ориентировалось на постижение природы «самой по себе» безотносительно к субъекту деятельности. Его задачей было достижение объективно истинного знания, не отягощенного ценностно-смысловыми структурами. Отношение к природному миру представало как монологичное.

Гуманитарные же науки были ориентированы на постижение человека, человеческого духа, культуры. Для них приоритетное значение приобретало раскрытие смысла. Само отношение субъекта и объекта представляло уже не монолог, а диалог. Для получения знания в рамках гуманитарных наук оказывалось недостаточно только внешнего описания. Метод «объективного» или «внешнего» изучения общества должен сочетаться с методом его изучения «изнутри».

В настоящее время появились реальные основания для решения этой проблемы. Объединение естественных и гуманитарных наук может быть осуществлено на основе принципов глобального эволюционизма, которые имманентно включают установку на объективное изучение саморазвивающихся объектов. Соотнесение развития таких объектов с проблематикой места человека, учет включенности человека и его действий в функционирование подавляющего большинства исторически развивающихся систем, освоенных в человеческой деятельности, привносит в научное знание новый, гуманистический смысл, тем самым создавая новые мораль, этику и язык.

Гуманизация естественно-научного знания осуществляется:

1) на методологическом уровне предпосылочного знания;

2) на эпистемологическом уровне - при построении научных гипотез и прогнозов, включающих, помимо формализованного, неформализованное и неформализуемое знание;

3) на инструментальном уровне - использование частных приемов гуманитарного знания (метафора, образ, тип, парадокс) в качестве вспомогательных средств исследования;

4) на социальном уровне - при определении практических выходов и приложений научного знания.

Потребность механизмов в осознании взаимодействия и интеграции естественно-научного и гуманитарного знания наиболее отчетливо обозначилась в сфере наук, изучающих человека. Она находит, в частности, выражение в потребности выделения особого подразделения наук о человеке, которое бы объединило методы естественных и гуманитарных наук[[5]].

Один из путей применения гуманистики к ментальности живого связан с методом аналоговой симпатии, предложенным Дж. Круком, которая основана на следующем допущении: если я, человек, испытываю чувство Х в ситуации А, то можно допустить, что и познаваемое живое существо испытывает Х в той же ситуации.

Поскольку для экспериментатора доступные не сами чувства, а лишь их внешние выражения в поведении, то можно предложить несколько иную формулировку этого метода: если я, человек, реагирую поведением Х на ситуацию А, то можно предположить, что и познаваемое живое существо будет реагировать поведением Х в той же ситуации. Этот метод противостоит традиционному описанию поведения в биологии, где исключаются человеческие аналогии. «Бритва Оккама» («не умножай сущности сверх меры») использовалась этологами, для того, чтобы описывать поведение живых существ в максимально простых, бихевиористских схемах. И.П. Павлов, например, описывал поведение собак на основе понятий о рефлексах, не допуская обращения к чувствам и сложным формам человеческого поведения. Метод аналоговой симпатии встречен в штыки сторонниками и классически-научного, и биоцентрического подходов. Это во многом обусловлено теми трудностями, с которыми сталкивается применение метода аналоговой симпатии в исследованиях поведения того или иного живого существа.

К. Лоренц приводит примеры неверной интерпритации поведенческих реакций животных, котрая объясняется видоспецифичностью звуковых, мимических, химических и других сигналов, используемыми животными для коммуникации.

Биолог, отстаивающий естественнонаучную парадигму и не допускающий никаких аналогий с человеком, постигает язык данного существа. Его можно уподобить переводчику, обеспечивающему общение биолога-гуманиста с живым существом. Здесь налицо ситуация, напоминающая интернациональное общение. К.Лоренц указал на то, что у человека даже одной национальности существуют различия в кодах, в способах передачи информации о чувствах людей и их поведении. Немец из Швейцарии, желая продемонстрировать внимание к лектору, подставлял ему ухо, поворачивая голову в сторону. Для немца из Пруссии такой поворот головы – жест неуважения и он, подчеркивая уважение к лектору, должен повернуться к нему лицом. Различия в поведении представителей разных культур Ноmo sapiens нередко столь велики, что в поведенческом плане их можно было бы отнести к разным квазивидам (термин К. Лоренца).

Не только «языковый барьер» стоит на пути приложения гуманистики к ментальным аспектам живого. Не только «язык», «код» сообщения, но и его содержание могут оказаться несовместимыми с человеческой психикой или нормами поведения, столь привычными для людей. Означает ли это, что гуманистика неприменима к исследованию совершенно «нечеловеческого» поведения?

Представим себе, что к животному приближается другое животное, которое принимает угрожающие позы. Какова будет реакция на неожиданное приближение чужака? Как только расстояние между дву4мя животными уменьшится до определенной величины (дистанции бегства), преследуемое животное обратится в бегство. Если же оно не успело убежать и преследователь подошел еще ближе, то может оказаться достигнутой так называемая критическая дистанция. В этом случае поведение преследуемого животного резко изменяется: оно не бежит, а атакует преследователя.

Подобные формы поведения животных кажутся несопоставимыми с поведением людей. Приближение людей друг к другу в общении обычно диктуется добрыми намерениями. Однако возможны экстремальные ситуации, где человеческое поведение весьма напоминает поведение животных, их бегство или нападение. Причем выбор стратегии поведения в этих ситуациях совершается подсознательно. Проведение аналогий между поведением животных и человека, конечно, не означает их тождественности.

Гуманистика ориентирует на экстрополяцию знаний и данных, достигнутых в биологии, на познание человека. Допустим, что мы не знаем как ведут себя люди в разных ситуациях, но знаем, как ведут себя животные в сходных ситуациях. Даже на основании только биологических знаний можно выдвинуть достаточно обоснованные предположения о том, каковы будут формы поведения человека. Это позволяет очертить границы специфически человеческого поведения, его зависимость от членораздельной речи, разума, культуры.

Сопоставление поведения человека и других живых существ показывает, что у него есть черты, возвышающие его и обусловливающие особую ответственность человека за все живое, и вместе с тем есть то, что делает человека ниже животного.