1. Идеология и культура римского общества

Общие черты античной культуры в период ранней империи

В культуре I-II вв. н. э. сказались те же черты, которые были определяющими для экономического и политического развития этого периода. По мере объединения высшего класса империи вокруг римского правительства создаётся единая эллинистическо-римская культура, распространявшаяся в провинциях и, в свою очередь, испытавшая на себе влияние провинциальных культур. Писатели,, ораторы, философы, учёные выходили теперь из всех областей империи; с середины II в. подавляющее большинство их было уроженцами восточных провинций. Греческий и латинский языки стали равноправными. Уроженцы восточных провинций пишут труды по римской истории, а император Марк Аврелий написал своё философское сочинение по-гречески. Римское право, римская архитектура, римский официальный культ господствуют в провинциях. С другой стороны, восточные культы имели множество поклонников в Риме, в Италии и в западных областях. В разработке права участвуют юристы-провинциалы.

Наиболее замечательные памятники римской архитектуры 0 мост, построенный при Траяне через Дунай, форум Траяна с его победной колонной, рельефы которой увековечивали эпизоды дакийских войн,— были воздвигнуты Аполлодором из Дамаска. Развитие городской жизни и укрепление императорской власти способствовали развитию архитектуры и скульптуры. Многочисленные статуи императоров, их приближённых и представителей городской знати украшали города. Стремясь поднять значение Рима, императоры воздвигали роскошные монументальные сооружения. Особенно известны выстроенный при Флавиях Колизей 0 амфитеатр на 50 тыс. зрителей, триумфальная арка Тита, мавзолей Адриана. Многочисленные новые здания воздвигались и в провинциальных городах. Их архитектура представляла смешение римских и эллинистических элементов. В восточных провинциях, чем дальше, тем больше чувствовалось влияние парфянского искусства.

Политические тенденции в литературе I - II вв.

Во II в. Италия и западные провинции утрачивают ведущую Р°ль в культурной жизни империи. Но в I в. среди деятелей культуры было ещё немало италиков. В их сочинениях звучали отголоски политической борьбы. При Тиберии был казнён историк Кремуций Корд, не скрывавший своего преклонения перед Брутом и Кассием. Его сочинения были сожжены по приговору сената. Участник заговора Пизона Лукан написал поэму «Фарсалии», прославлявшую республиканцев. В романе «Сатирикон», написанном другой жертвой Нерона - Петронием, описывались скандальные похождения разных тёмных личностей, в которых читатели узнавали видных современников. Так, например, в портрете выскочки, богача-вольноотпущенника Тримальхиона, окруженного льстивыми прихлебателями, одни видели карикатуру на Клавдия, другие на Нерона и их двор.

Духом сенатской оппозиции были проникнуты и сочинения Тацита, хотя свои главные произведения - «Истории» и «Анналы»- он писал уже в начале II в. близкий по духу к республиканцам, он, однако, не избежал влияний, преобладавших при Нерве и Траяне. Давая убийственные характеристики ближайшим преемникам Августа и Домициану, тоскуя о «нравах предков», он всё же говорит о компромиссе между «свободой» и монархией, будто бы найденном Нервой и Траяном. Восхищение ушедшей в вечность «простотой нравов» отразилось и в его сочинении о германцах, которых он противопоставляет своим испорченным современникам. Нападки на современные нравы вообще были широко распространённой темой, хотя представители разных социальных слоев подходили к ней по-разному. Тациту развращённость и корыстолюбие римской аристократии ненавистны потому, что он видит в них причину гибели республики и унижения сената, поставившего материальные блага выше чести и свободы. В глазах небогатого италика, пришедшего искать счастья в столицу мира, скупой, развратный богач олицетворял ту гнетущую власть денег, которая разорила его, превратила из независимого хозяина в'клиента, терпящего тысячи унижений за подачки патрона.

Ярким выразителем настроений этих кругов был современник Домициана и первых Антонинов - сатирик Ювенал (I -- II вв. н. э.). Его гневные сатиры не щадят ни императора, ни его друзей, ни невежественных, тщеславных богачей, ни развратных, избалованных женщин, ни обленившегося римского плебса, требующего «хлеба и зрелищ». Ювенал ополчается против разбогатевших вольноотпущенников, восточных шарлатанов-жрецов, изнеженных, дерзких с бедняком рабов, толпящихся в богатых домах, пронырливых философов-греков, успевающих захватить лучшие куски на обеде у патрона. Жизни современного ему Рима он противопоставляет древние времена и идеализированные нравы маленьких городков Италии, где и теперь ещё всё просто и скромно. К Ювеналу близок в известной мере и происходивший из Испании Марциал (около 40—404), автор многочисленных эпиграмм, который, однако, не столь резок, как Ювенал. Пользуясь милостями Домициана, он беззастенчиво ему льстил. Пороки современников, которые яростно обличал Ювенал, у него высмеиваются лишь острой шуткой.

При Антонинах оппозиционные ноты в литературе замирают. Обличительная литература вытесняется панегириками, прославляющими «хорошего» монарха и благодетельную власть Рима. Выше уже упоминался панегирик Плиния Младшего Траяну. Другой образец этого рода литературы — панегирик Риму, произнесённый при Антонине Пии известным оратором Элием Аристидом. Главная его идея — процветание и единство империи под властью Рима, превратившего в единый полис всю вселенную. Те же идеи отразились и в трудах провинциальных историков. Ещё в конце I в. до н. э. Дионисий Галикарнасский написал римскую историю с целью доказать родственность римских и греческих учреждений и обычаев. В первые десятилетия II в. знаменитый Плутарх из Херонеи (около 46-126) составил свои сравнительные жизнеописания известнейших эллинов и римлян. Несколько позже александриец Аппиан дал обширную историю всех народов, вошедших в состав империи. Среди историков следует упомянуть и Арриана из Никомедии (Вифиния), написавшего «Анабазис Александра» — лучшую из сохранившихся до нашего времени историй походов Александра Македонского. Это сочинение по форме было написано в подражание «Анабазису» Ксенофонта.

Упадок общественной жизни предопределил и окончательное вырождение ораторского искусства. Ораторы разрабатывают искусственные, далёкие от жизни темы. разбирают запутанные, невозможные казусы. Это направление на греческом Востоке получило название «второй софистики». Софисты щеголяли многочисленными примерами из мифологии и древней истории, архаическими, малопонятными выражениями, некоторые пытались искусственно возродить аттическую речь V-IV вв. до н. э. Переезжая из города в город, они собирали обширную аудиторию, многие из них достигали богатства и почётного положения, выступая перед императорами как послы родных городов с просьбами и панегириками.

То же архаизирующее направление сказывалось не только в риторике, но и в литературе и науке. Делались попытки воскресить эпос, историки подражали Фукидиду или Ксенофонту. Составлялись компиляции из древних авторов по различным вопросам религии, обычаев, грамматики и т. п. Такова, в первую очередь, «Естественная история» Плиния Старшего, которая даёт итог современной ему науки по всем вопросам, начиная от природы богов и кончая сельским хозяйством, медициной и минералогией. Наряду с этим были созданы и более серьёзные научные сочинения, в которых авторы критически перерабатывали данные древних авторитетов. Таковы обширные сочинения по географии понтийца Страбона и александрийца Птолемея. Последний, бывший замечательным математиком, завершил разработку астрономической системы Гиппарха, просуществовавшей под названием системы Птолемея вплоть до Коперника. В географии он впервые ввёл современную географическую сетку, вычислил местоположение нескольких тысяч пунктов и составил карту известных ему стран от Скандинавии до порогов Нила и от Испании до Китая, Достижения строительной техники обобщил современник Августа — Витрувий, медицины — пергамский врач Гален.[1]

Лукиан

Наиболее яркой фигурой культурной жизни II в. был уроженец сирийского города Самосаты Лукиан. Начав как софист, он перешёл затем к сочинению сатирических диалогов и небольших повествований на различные темы, в которых он затрагивал почти все явления современной умственной жизни. За беспощадное обличение всяческих суеверий Энгельс назвал Лукиана «Вольтером классической древности». Лукиан выводит в своих произведениях и олимпийцев, препирающихся как простые обыватели, и ловких шарлатанов, спекулирующих на всеобщем суеверии, и софистов, говорящих «на языке Агамемнона», и невежественных историков, заменяющих правдивое повествование лестью, и философов, проповедующих презрение к материальным благам, но дерущихся за жирную курицу на богатой свадьбе. Даёт он и бытовые сценки и пародии на современные ему романы, изобиловавшие чудесами, фантастическими похождениями в сказочных землях и даже на луне. Под конец жизни Лукиан поступил на государственную службу. Такой путь многие представители интеллигенции стали предпочитать унизительной зависимости от частных патронов.

Философия

Ведущим философским направлением был стоицизм, представленный Сенекой, сшиктетом — вольноотпущенником из Фригии, беседы которого записал Арриан, - и императором Марком Аврелием. К стоицизму примыкал умеренный кинизм, к которому склонялся Эпиктет и которого одно время придерживался уже упоминавшийся Дион Хрисостом. Поздний стоицизм занимался главным образом вопросами этики, причём эта этика как нельзя более подходила к условиям мировой империи, с существованием которой стоики, бывшие в оппозиции при Флавиях, окончательно примирились при Антонинах.

Стоики неустанно проповедовали, что каждый человек есть лишь часть огромного организма, благо которого значительно важнее блага его сочленов. Поэтому каждый должен без борьбы и протеста встречать всё, посылаемое ему судьбой. Так как внешние обстоятельства — богатство, положение, здоровье, свобода и самая жизнь — от человека не зависят, он должен считать их для себя безразличными и принимать с полным равнодушием. Единственная обязанность человека — совершенствование в мудрости и добродетели, исполнение долга перед обществом и сохранение спокойствия духа в любых положениях. Никаких иных перспектив стоицизм своим последователям не открывал. Всё движется по замкнутым циклам, ничего нового в мире нет и быть не может. Отрицалось по существу и бессмертие души — душа после смерти разлагается, как и тело, и элементы её втягиваются снова в бесконечный круговорот природы. Стоическая этика могла быть привлекательной для правящего класса, пока империя казалась цветущим организмом, ради которого стоило приносить жертвы. Но с наступлением кризиса эта идеология перестала его удовлетворять. Уже у последнего крупного представителя стоической школы—Марка Аврелия, автора известного философского сочинения «К самому себе», преобладают беспросветный пессимизм и безнадёжность, проповедь долга ради долга.

 Пессимистичен стал, по существу, и эпикуреизм, также.имевший многих сторонников. «Меня не было, я был, меня снова нет», «пока я жил, я наслаждался, теперь я прах» — так звучали распространённые формулы эпикурейских эпитафий, утверждавших тщетность бытия. Даже на пиршественных кубках гравировали скелеты якобы Александра или Сократа, чтобы, и наслаждаясь, человек не забывал о быстротечности славы и мудрости, о равном для всех уничтожении. Всё большое распространение получают новые течения, в основном связанные с религиозными движениями, которые развивались на основе пифагорейства и платонизма.

Ещё в I в. до н. э., в период кризиса республики, складывается школа неопифагорейцев, которые, соединяя элементы философии Пифагора, Платона и Аристотеля, разрабатывали мистическое и дуалистическое учение о боге, как благе, и материи, как зле. Большую роль у неопифагоройцев играла демонология и магия. К платоникам принадлежал Плутарх, много писавший по вопросам этики и религии. Самым значительным из философов, опиравшихся на учение Платона, был умерший в середине I в. Филон Александрийский. Он принадлежал к видной иудейской семье, сильно эллинизованной, как и многие семьи богатых иудеев, поселившиеся вне Палестины.

Филон пытался осуществить синтез библейского богословия и греческой философии. В его сочинениях большую роль играет понятие «слова божьего» — Логоса— первой эманации божества, его творческой силы, как идеи идей Платона. Признаёт он и другие божественные силы, которые отождествляет с ангелами и архангелами — посредниками между богом и людьми. Зло, по его мнению, происходит от несовершенства материи, в которую заключена божественная душа; задача человека — преодоление материальной греховности, раскаяние и обращение к божеству. Филон пытался доказать, что эти идеи были уже заключены в библейских историях, которым он давал аллегорическое толкование.

Идеология народных масс

Все эти учения мало проникали в народные массы, которые частично ещё оставались верны старым богам. Но со времени установления империи родовые, племенные и полисные боги постепенно теряют власть над умами. В народе складывалась своя идеология, являвшаяся протестом против идеологии господствующих классов. Частично она нашла отражение в проповеди крайних киников, в эпитафиях маленьких людей и более всего — в раннем христианстве. Этому направлению свойственно презрение к богатству, роскоши, праздности, науке и философии богачей. В противоположность рабовладельцам, считавшим труд бесчестьем, в народе растёт уважение к труду, к простой деятельной жизни, которая одна лишь даёт право на уважение при жизни и блаженство после смерти.

Высшие классы воздавали загробные почести только царям и героям. Народные массы проникаются уверенностью, что и простой человек и раб могут после смерти стать равными богам, если они вели достойную жизнь. Народным героем был Геракл, который рисовался как неутомимый работник, защитник простых людей от тиранов и угнетателей. За это он и достиг, по их мнению, бессмертия. Крестьяне и ремесленники хвалили в эпитафиях своих близких за трудолюбие, за искусство, достигнутое ими в их профессии, изображали на их надгробиях орудия труда, а самого покойника — в львиной шкуре и с палицей Геракла, пирующим в кругу богов: он следовал примеру Геракла при жизни и стал Подобен ему после смерти.

Очень характерны басни фракийца Федра, раба, а затем отпущенника императора Тиберия. Темы некоторых своих басен он заимствовал у греческого баснописца, также раба, Эсопа, другие сочинял сам или обрабатывал в форме басен рассказы и притчи, ходившие в народе. Басни, писал он, возникли потому, что униженные рабы хотят, но не смеют открыто сказать истину. В своих баснях он обличал знатных и могущественных, за что подвергался многочисленным гонениям и преследованиям. Особенно интересна его басня о пчёлах и трутнях, которые хотели присвоить сделанные пчёлами соты. Судья-оса постановила отдать соты тому, кто их сделал. Но, заключает Федр, этот справедливый приговор теперь нарушен. Так провозглашал он чуждую и необычную для рабовладельческого общества мысль, что только труженик имеет право на продукт произведённого им труда.[2]

2. Идеология римского общества. Римская литература

Римские поэты. Вергилий

Политика Августа встречала сочувствие в широких кругах италийских собственников, к которым принадлежали и замечательные поэты того времени. Восхвалением римской старины и Августа проникнуто творчество великих поэтов — Вергилия, Горация, Тибулла, Пропорция, Овидия, входивших в литературные кружки, находившиеся под покровительством ближайшего после Агриппы друга Августа — Мецената и бывшего «республиканца» Валерия Мессалы. Все эти поэты были уроженцами италийских городов, некоторые из них происходили из всаднических родов. Только Гораций был сыном вольноотпущенника. Многие из них потеряли свои земли во время гражданских войн. Во время второго триумвирата неизвестный поэт написал дошедшие до нас стихи, полные страстной ненависти к ветеранам, захватившим его аемлю; он заклинает её, чтобы она не давала плодов незаконным «нечестивым» владельцам. В это же время и Вергилий в одной из своих эклог жалуется на новых пришельцев — солдат, захвативших его имение; с окончанием гражданских войн поэт стал на сторону нового режима. Хотя он был знаменит уже в 30-х годах, но по-настоящему его творчество расцвело с наступлением мира. Он восхищался идиллически простой сельской жизнью и римской стариной, которую постоянно и глубоко изучал, и верил, что Август принёс людям мир и восстановил или восстановит древнюю простоту нравов.

Первым из крупных произведений Вергилия (оно написано в 42—39 гг.) были (Буколики» — сборник из десяти так называемых эклог, написанных частично в подражание идиллиям Феокрита. В этот сборник вошли и эклоги, упоминавшиеся выше. В остальных эклогах изображается, как пастухи на лоне природы состязались в пении любовных песен, прославляли сельскую тишину и мир. Сельской жизни и сельскому хозяйству посвящено и другое произведение Вергилия - «Георгики», написанное спустя два-три года после «Буколик». Оба произведения, вполне отвечавшие господствовавшим настроениям, создали автору большую популярность. Но пережившую века славу величайшего римского поэта принесла ему эпическая поэма «Энеида», над которой он работал десять лет вплоть до своей смерти в 19 г. до н. э. Сам Август живо интересовался его трудом и слушал отдельные части поэмы.

Поэма повествует о странствованиях, приключениях и битвах троянского героя Энея, сына Венеры, которому боги предназначили основать новый город в Италии и стать родоначальником царей Альба-Лонги, Ромула и рода Юлиев. В 12 книгах «Энеиды» рассказывается, как Эней бежал со своей дружиной из горящей Трои, неся на плечах своего старого отца Анхиза и родных пенатов, а рядом с ним шёл его сын "Аскапий, впоследствии названный Юлом. После долгих странствий и неудач Эней попадает в Карфаген, где правила царица Дидона. Выслушав рассказ Энея о его подвигах и скитаниях, она полюбила его, но их союз расторг Юпитер, напомнив Энею, что его ждёт великое будущее в Италии. Покинутая царица кончает жизнь самоубийством. Прибыв в Сицилию и похоронив здесь Анхиза, Эней с помощью Сивиллы спускается в подземное царство, где его умерший отец показывает ему будущих великих мужей Рима и величайшего из них, прямого потомка Энея — Августа, который вернёт на землю «золотой век», прекратит войны и раздоры и расширит власть Рима до Индии и Каспийского моря. В Италии Эней после длительной войны с латинами и этрусками женится на Лавинии, дочери царя Латина, и кладёт начало новому царству латинов и троянцев.

Вся поэма проникнута господствовавшими тогда среди правящего класса Италии идеями и настроениями. Будущее величие Рима и Августа возвещают и Анхиз я сам Юпитер, который определяет миссию римлян на земле: пусть другие народы сильнее в науках и искусствах; назначение римлян — быть владыками мира, щадить побеждённых и покорять надменных. Знаменитые деятели, создавшие величие Рима, по мнению Вергилия, были сильны мужеством, суровой простотой и благочестием (pietas). Сам Эней - образец благочестия, которое и обеспечивает ему победу. Благочестивых он видит, спустившись в царство мёртвых, в стране блаженных; зато нечестивые терпят там страшные муки. С любовью описывает Вергилий древние обычаи я обряды римской религии, простую сельскую жизнь. «Энеида» так ярко воплотила идеологию господствующих слоев Рима и Италии, что на долгие века осталась любимым произведением римлян. Её комментировали ещё в V в. н. э., её цитировали поэты, историки и авторы эпитафий, высеченных на надгробиях в Италии и провинциях, по ней изучали прошлое Рима, по ней гадали.[3]

Гораций

Не менее популярен был поэт Гораций; сходные мотивы звучали и в его творчестве, хотя и не так последовательно, как у Вергилия. Он писал сравнительно небольшие произведения — сатиры, лирические стихотворения, называвшиеся одами, послания. Его стихи разнообразны и изящны. Как до него Катулл, он пользовался новыми, заимствованными у греческих поэтов размерами, которые мастерски применял к латинскому языку. И он восхвалял принесённый Августом мир и радости сельской жизни, и он воспел акцийскую победу, но нередко в его произведениях проскальзывали другие черты. Он упоминает, что земледельцу опостылела земля, которую он возделывает, что рабыни, несмотря на то, что им обещана свобода за рождение троих детей, не хотят давать жизни будущим рабам; он пишет о богатых, скупых, невежественных выскочках, о жажде наживы и погоне за наследствами. Пользуясь много лет покровительством Мецената, подарившего ему небольшое имение, он иногда намекает на тяжёлое положение поэта, ставшего клиентом вельможи и утратившего свободу.

Большое место в его творчестве занимали любовные мотивы, дружба, призывы наслаждаться радостями жизни. С особым мастерством рисует он отдельные сцены и картинки римской и деревенской жизни. С точки зрения историко-литературной очень важно его большое стихотворение о поэзии — одна из древнейших поэтик. Гораций исключительно высоко оценивал миссию поэта, который обязан, по его мнению, воспитывать своих современников и стремиться к наивысшему мастерству в своём искусстве. В одном из стихотворений Гораций пишет,что своими стихами он воздвиг себе памятник «долговечнее меди» и «выше пирамид»и память о нём не исчезнет, пока стоит Капитолий.

Популярность поэзии в Риме; элегические поэмы. Овидий

Любовные стихи-элегии в духе александрийских поэтов были тогда в Риме в большой моде. Ораторское искусство, столь высоко развитое при республике, стало быстро приходить в упадок с прекращением живой политической борьбы. .Талантливые люди теперь обращались к литературе, тем более что Август и его приближённые старались привлечь к ней внимание публики, устраивая общественные библиотеки и организуя публичные выступления поэтов и писателей. Стихи писали и внатыые люди. Даже Август пытался написать трагедию, однако безуспешно. Знамениты были любовные элегии Тибулла и Пропорция. Первая встреча с возлюбленной, перипетии романа, страсть, ревность, измены, разрыв — всё это находило отражение в их стихах. Наряду с лирикой они отдавали дань и темам, обязательным для всякого желавшего заслужить милость Августа, - лести принцепсу, «золотому веку» и прошлому Рима. Особенно характерен в этом смысле Овидий. Он довёл до совершенства разработку любовных мотивов. Он писал и о своей возлюбленной Коринне и о любви мифологических героинь, которых он заставлял изливать свои чувства в посланиях к возлюбленным. В большом сборнике «Метаморфозы» он излагает мифы о превращениях людей в животных, растения, камни и заканчивает своё произведение превращением обожествлённого Цезаря в звезду. И здесь любовные эпизоды были обработаны особенно искусно. Стихи эти были очень популярны среди знатной молодёжи Рима, которую никакие законы не могли вернуть к патриархальной строгости нравов. В нимфах и героинях Овидия римские кутилы узнавали своих современниц — гетер или легкомысленных замужних матрон. Август давно с неудовольствием следил за творчеством Овидия. Когда же поэт написал своё «Любовное искусство», где давались советы, как соблазнить женщину или обмануть мужа, и прозрачно высмеивалось брачное законодательство Августа, он был выслан в городок Томы на Чёрное море. Тщетно писал он в Рим скорбные послания, умоляя о прощении. Прощения он не получил и умер в ссылке. Его послания с Понта, проникнутые глубокой тоской о родине и близких, принадлежат к лучшим творениям мировой поэзии.

Проза. Общий характер литературы «золотого века»

Проза времён Августа не так широко представлена, как поэзия. Самым блестящим прозаиком этого времени был историк Тит Ливии. Свою обширную — в 142 книгах — историю Рима он писал в том же духе, как Вергилий «Энеиду», с благоговением вспоминая тех, кто благодаря своим «истинно римским добродетелям» сделал из маленького городка повелителя мира. За это Август простил Ливию его симпатии к Помпею. Правда, он не всегда был так либерален — сочинения Лабиена и Кассия Севера, прославлявшие Брута, он приказал сжечь.

Литература достигла расцвета при Августе, его принципат был назван «золотым веком» римской литературы. Она соединила разнообразие и мастерство форм эллинистических поэтов с содержанием, близким идеологии правящих кругов Рима. Она оказала большое влияние на развитие мировой литературы. Но в ней уже сказывались черты, приведшие впоследствии римскую литературу к упадку,— зависимость писателей от официальной идеологии и ещё более тягостная зависимость от знатных покровителей, увлечение личными, любовными мотивами, как следствие отсутствия свободы в трактовке общественных вопросов, чрезмерное увлечение искусной формой, изысканными оборотами в ущерб внутреннему содержанию.[4]

3. Идеология в культуре Римской империи в III в.

Общий характер культуры в III в. Римское право

Кризис III в. отразился и в идеологии того времени. Старые идеи и представления расшатывались, новые прокладывали себе путь. Этот период обычно считается временем глубокого упадка культуры, и действительно, в области науки, литературы и искусства в III в. не было создано ничего значительного. Единственное исключение составляет право, которое интенсивно разрабатывалось префектами претория — Папинианом, Ульпианом и другими юристами. Именно в это время в соответствии с нуждами мировой империи приводится в систему римское право «...с его непревзойденной по точности разработкой всех существенных правовых отношений простых товаровладельцев (покупатель и продавец, кредитор и должник, договор, обязательство и т. д.)». Римское право к этому времени включало элементы правовых норм, действовавших в провинциях. Оно было результатом и могучим оружием уравнения отношений во всех частях империи и воздействия на эти отношения.

Религия и философия

Напряжённая борьба в III в. шла в области религии и философии, которые в это время в значительной мере сливаются. Обострение этой борьбы объясняется тем, что в условиях резкого ухудшения положения большей части населения, всеобщей неуверенности в завтрашнем дне, беспрерывных внешних и внутренних войн, обострения социальных противоречий главным вопросом, занимавшим умы, стал вопрос о причинах, породивших все эти бедствия, о происхождении в мире зла, вопрос о том, как уйти из-под его власти, как жить, на что надеяться. На все эти вопросы в тех условиях некий, хотя бы лишь видимый ответ могли дать только религия и близкая к ней философия. А так как многие образованные люди этого времени были тесно связаны с деклассировавшейся, уходившей в прошлое муниципальной знатью, то созданные религиозно-философские системы принимают пессимистический, упадочнический характер.

Материализм повсеместно вытесняется идеализмом, интерес к земному миру — интересом к миру потустороннему, социальные и политические проблемы оттесняются учениями о силах, якобы управляющих судьбами мира, о боге, демонах, предопределении и свободной воле, грехе и очищении и т. п. Стремление к научным знаниям сменяется скептицизмом, утверждениями, что мир не познаваем для человека, а может быть, и вовсе не существует вне его представлений, как это пытались доказывать, например, Секст Эмпирик и другие представители школы скептиков. Правительство, понимая, что такие настроения пагубно влияют на общественную жизнь, пыталось бороться о ними, противопоставляя им казённый и обязательный оптимизм.

Большую роль играла, как и при Августе, идея нового «золотого века», который должен принести своим подданным император. Для укрепления этой идеи Септимий Север торжественно отпраздновал секулярные игры по образцу такого же празднества, устроенного Августом, а затем Клавдием. Чем тяжелее становилась жизнь и чем кратковременное правление императоров, тем более настойчиво требовали они от подданных признания своего правления «золотым веком». «Мы видим золотой век», чеканилось на медалях, выдававшихся военным, а ритор III в. Менандр, написавший руководство для составления речей, произносившихся перед императорами, включил туда и обязательное упоминание о «золотом веке», «наступившем в их правление. Даже колоны свои жалобы императорам на притеснения прокураторов неизменно начинали с заверения, что в их правление все обрели счастье, и только они одни составляют случайное исключение.

Но, конечно, все эти заверения никого не обманывали и не означали прекращения поисков утешения в религии. Даже единственный литературный жанр, продолжавший развиваться в III в., - роман—приобретает религиозно-философскую окраску. Платоник Апулей из африканского города Мадавры, живший во второй половине II в. и начале III в., пишет весёлый роман о похождениях грека Луция, который, пожелав испытать колдовское искусство славившихся своими познаниями в магии фессалийских женщин, по ошибке превращается в осла и в таком виде переживает разнообразные приключения. В романе Апулея есть всё, что обычно входило в состав античного романа,— и разбойники, похищающие прекрасную девушку, и страшные опасности, и чудесные избавления, и любовные истории, и кровавые преступления, и вставные рассказы, из которых особенно знаменита сказка об Амуре и Психее, многократно обрабатывавшаяся впоследствии и на Западе, и в России. Но конец романа религиозен: Луция освобождает от чар явившаяся ему во сне богиня Исида, и он принимает посвящение в её мистерии. В романе «Эфиопика», написанном Гелиодором из Эмесы, обычный для античного романа сюжет — приключения двух влюблённых, которые соединяются, лишь испытав невероятные опасности и страдания,— сочетается с прославлением покровительствующего им солнечного бога, которого автор называет Аполлоном, но под которым, видимо, подразумевает эмесского Элагабала.

Наиболее интересен в этом смысле религиозно-философский роман начала III в., написанный известным софистом Филостратом, о мудреце и «чудотворце» I в. н. э. Аполлонии из каппадокийского города Тианы. Филострат был близок к жене Септимия Севера Юлии Домне, собиравшей вокруг себя всех выдающихся представителей тогдашних образованных кругов. Здесь обсуждались все волновавшие их вопросы с известной свободой, допускавшейся Юлией Домной, которая стояла в некоторой оппозиции сперва к мужу, а затем к сыну.

Филострат с одобрения или даже по совету императрицы попытался дать в своём романе новый идеал современникам. Его Аполлоний, которого, кстати, некоторые противники христианства впоследствии противопоставляли Христу,— совершенный образец античной мудрости и добродетели. Эти качества он приобрёл праведной жизнью по заветам Пифагора и общением с философами Эфиопии и Индии. Свою мудрость Аполлоний ставит на службу обществу. Он поучает граждан, реформирует и восстанавливает религиозные обряды, успокаивает мятежи, обличает корыстолюбцев, изгоняет, демонов, даёт Веспасиану советы, как наилучшим образом устроить империю, причём формулирует программу монархии, основанной на городской автономии, свободе мысли и мирной политике, активно борется против «тирана» Домициана.

Это служение обществу сближает Аполлония с идеалом мудреца в учениях стоиков и киников. С ними роднит его и представление о всеобщем гармоническом единстве мира, но обоснование ему он даёт несколько иное. Для стоиков высшим началом был разум; разум диктовал подчинение неизбежным законам природы, исполнение долга и т. п. Аполлоний в духе положений неопифагорейцев и платоников учит, что выше разума стоит некое идеальное начало, общее всему и всё объединяющее. Разумом его познать нельзя, но к нему надо стремиться, так как только в соединении с вим - высший смысл жизни.

Чем дальше, тем острее становится идеологическая, борьба, развёртывающаяся параллельно с борьбой социальной. Среди аристократии западных провинций крепнет культ Антонинов, но не реальных, исторических Антониной, а идеальных правителей, которые ещё явятся и устроят мир без солдат, без «варваров», без «тиранов» и передадут всю власть сенату. Появляются пророчества о грядущем пришествии такого сенатского «мессии». С ним сближается, между прочим, и Геракл, но не народный Геракл-труженик, а аристократический Геракл, «добрый царь», гроза тиранов, укротитель «черни». Такого Геракла особенно чтили правители Галльской империи: император Проб, искавший союза с западной знатью, и палач багаудов Максимиан. Среди восточной аристократии в соответствии с её политическими устремлениями большое распространение получают солнечные культы. Солнце здесь мыслилось как единственный или во всяком случае верховный бог и вместе с тем как особый покровитель императора, который так же велик и недосягаем на земле, как солнце на небе. Это-то солнце и избрал своим богом Аврелиан, налаживая отношения с Востоком после победы над Зенобией.

В армии и связанных с нею кругах всё ещё процветал культ Юпитера — бога римской мощи и славы. Сложные религиозно-философские системы в народе и армии распространялись слабо или принимали формы примитивной магии и веры в демонов. Только культ «спасителя» Митры, ясно дававший ответ на вопрос о происхождении зла и об избавлении от него, а также христианство находили здесь всё больше сторонников.

В среде муниципальных рабовладельцев и связанной с ними городской интеллигенции идеологический кризис чувствовался острее всего. Большое распространение получают здесь христианские и нехристианские гностические системы, созданные главным образом уроженцами Сирии и Египта, где, особенно в Александрии, развиваются новые религиозно-философские школы, близкие к платонизму. На гностиков сильно влияли также египетские, сирийские и персидские мистерии. Их учения излагались в форме тайных откровений.

При всём различии этих систем их объединяла крайне пессимистическая оценка мира и человечества, что естественно для представителей класса, уходящего в прошлое. Бегство от общества, строгий аскетизм пользовались всё возрастающей популярностью в этих кругах. Презрение к «черни» заставляло гностиков делить человечество на немногих избранных, живущих духом, и массы обречённых на погибель людей, преданных только материальным интересам. Общая неудовлетворённость действительностью приводила к заключению, что зло неизбежно присуще материальному миру, греховному и испорченному. Ни улучшить, ни перестроить его нельзя, он обречён на гибель. Поэтому мудрый не может и не должен служить благу человечества, государства, города. Его дело — заботиться о собственном спасении, изучая высшие тайны мира духов, что должно привести его к преодолению царящей в мире роковой необходимости и ввести в область высшей свободы.

Этот беспросветный пессимизм был так распространён, что повлиял и на некоторых христианских писателей, вышедших из той же среды. Потребность ответить на занимавшие умы вопросы побуждала христиан создать собственную философскую систему. Первыми христианами, откликнувшимися в этом смысле на запросы времени, были александрийцы Климент и особенно Ориген. Ориген первоначально обучался у платоника Аммония, и многое заимствовал у платоников и гностиков, пытаясь, однако, в противоположность им, обосновать идею не всеобщей гибели, а всеобщего спасения. Церковь впоследствии не признала его сочинения ортодоксальными, но в своё время Ориген был в большом почёте.

Плотин и неоплатонизм

Из той же школы Аммония вышел и творец последней значительной языческой философской системы — системы неоплатонизма — Плотин. Не случайно формирование этой Системы совпало с правлением Галлиена: общественные слои, мечтавшие о реставрации империи Августа и Антонинов, в последний раз собрав свои силы, выступили как в области политики, так и в области идеологии. Лекции прибывшего в Рим Плотина посещали представители образованных кругов, некоторые сенаторы и даже сам Галлиен, который, по некоторым данным, намеревался основать город философов Платонополь, по образцу государства Платона.

Система Плотина абстрактна, сложна и внешне совершенно оторвана от реальной жизни, но, как и всякая философская система, она всё же порождена окружающей действительностью. Для Плотина, как и для его современников, наиболее важны вопросы о добре и зле, о боге и мире, о месте и задачах человека. Он является последовательным идеалистом и связывает зло с материей, он презирает людей, для него большую роль играют мистика, астрология, магия. В этом смысле система Плотина носит на себе черты глубокого упадка, но всё-таки он попытался спасти то, что ещё казалось возможным спасти из свойственного античности активного, оптимистического отношения к миру.

Первопричиной, началом всего Плотин считает непознаваемое разумом верховное благо, которое он часто сравнивает со светом. Это благо — первоисточник всего сущего, присуще всему, и именно оно делает мир единым, стройным во всех его частях, взаимосвязанным целым. Ниже верховного блага стоят мировой разум и мировая душа, частями, которых являются умы и души богов, светил, людей, животных. Верховный свет, как бы пройдя через разум и душу, постепенно меркнет и совершенно погасает в материи. Задача человека — путём совершенствования своей души и выделения таящегося в ней света слиться с верховным благом.

Плотин — противник крайнего аскетизма, он считает, как и стоики, что мудрец должен жить в обществе, исполнять свои обязанности по отношению к нему и помнить, что он только часть прекрасного и совершенного целого, благо которого выше блага его части. Для определения задач человека Плотин охотно пользуется образами стоиков: человек — это актёр мировой драмы, боец в мировом воинстве. Он высмеивает тех, кто складывает руки, полагаясь на богов или пришествие божественного спасителя, а потом жалуется на жизнь. Понятно, говорит он, что, когда люди становятся подобны робким овцам, их пожирают сильные волки, т. е. богачи и тираны. Этот призыв к борьбе весьма знаменателен, если учесть события времени Галлиена.

Заимствуя многое из этики стоиков, Плотин приспособляет её к индивидуализму своего времени. Добродетель для него, в отличие от стоиков, не самоцель, а лишь путь к слиянию с верховным благом. Не признаёт Плотин и конечной мировой катастрофы, о которой говорили стоики, и неоднократно возражает гностикам, для которых эта катастрофа была одной из основ их пессимизма. По мнению Плотина, мир вечен и прекрасен, как вечна и прекрасна его первопричина. Он движется по неизменным законам, которых не могут изменить ни пришествие «спасителя», ни заклинания демонов, ни молитвы богам. Однако он не отрицает религии, считая, что к богам надо обращаться с определёнными, строго установленными формулами, как это было характерно для старой римской религии, которую старался возродить Галлиен и которая была ещё сильна в поддерживавшей его армии.

Неудача реставраторских попыток Галлиена пагубно повлияла на школу Плотина. После смерти Галлиена Плотин и большинство его учеников покинули Рим. Близкий к нему философ Лонгин бежал к Зенобии и был затем казнён Аврелианом. Изменяется и самый неоплатонизм. Уже у ближайшего ученика Плотина, сирийца Порфирия, исчезают те элементы оптимистической оценки мира и призывы к активной жизни в обществе, которые были у его учителя. Порфирий считает, что мудрец должен бежать от толпы в пустыню. Аскетизм, магия, астрология, учение о демонах начинают играть главную роль в позднейшем неоплатонизме, который, таким образом, постепенно сливается с теми системами, против которых боролся сам Плотин.

Укрепление христианства

Среди всех этих упадочных, пессимистических, аристократических систем наиболее жизнеспособным и крепнущим остаётся христианство. Оно было самым простым, доходчивым, массовым учением. В этом причина его широкого распространения. Возражая философам, христианский писатель конца III в. Лактанций писал, что благо не может заключаться в знании, так как оно должно быть обще всем — и рабам, и крестьянам, и женщинам, и «варварам», которые не имеют возможности заниматься наукой или неспособны к ней. Кроме того, христианство оставляло достаточно места для личной активности и вместе с тем давало своим сторонникам определённую перспективу: личную — в загробном блаженстве; общую — во втором пришествии и наступлении «царства праведных». Правда, это «царство праведных» по-разному понималось богатыми и бедными, но тем больше возможностей было для привлечения различных слоев населения.

Одновременно с этим христианская религия в III в. постепенно теряет свою былую оппозиционность к правительству, к богатству: в ней всё громче начиняет звучать проповедь смирения и покорности. Складывается общая церковная организация для всей империи, церковная иерархия всё больше приобретает монархические черты. Всё это подготовляет союз церкви с империей и окончательно ставит христианскую религию на службу господствующим классам.[5]