На рубеже XX-XXI вв. мир оказался на пороге новой эры. Необычайно возросло значение личности, индивида в современном обществе.

На этом фоне резко повысилось значение фактора культуры в мировой политике и международных отношениях, серьезно возросло его влияние на общемировые социально-экономические процессы, на межгосударственные отношения. В связи с этим государства начинают уделять все большее внимание своей культурной политике, становится все более актуальным и все чаще используется термин “внешняя культурная политика”, поскольку экспорт, распространение и популяризация национальной культуры или, в обратном случае, отторжение внешней культурной экспансии стали весьма действенным инструментом дипломатии и довольно эффективным средством борьбы за национальные интересы того или иного государства. [1]

Когда речь заходит о факторе культуры во внешней политике или о внешней культурной политике государства, то нельзя найти более очевидного, актуального и интересного примера для исследования, чем внешняя культурная политика США, которую зачастую именуют внешней культурной экспансией или культурным империализмом. Трудно оспорить тот факт, что плоды внешней культурной политики США и влияние американской культуры прослеживается на большей части планеты. Даже если она не воспринимается повсеместно и вызывает неприязнь и отторжение на культурно-цивилизационном уровне, порождая конфликты на этой основе, то и это, в свою очередь, является доказательством активности ее общемировой экспансии.

Цель работы рассмотреть американскую культуру 19 века.

Задачи работы рассмотреть:

1.     Понятие американской культуры

2.     Американскую культурную политику

3.     Новую американскую культуру

1.Понятие «Американской культуры»

Следующим ключевым понятием в данной работе является термин “американская культура”. Сам по себе термин является довольно противоречивым и вызывает разные, порой крайне противоположные оценки, как в научной среде, так и среди обывателей. Попытаюсь вкратце рассмотреть суть вопроса и высказать свою точку зрения. Дело в том, что согласно одной точке зрения, видимо одной из наиболее радикальных, американской культуры как таковой не существует вообще и использование этого понятия правомерно лишь с большими оговорками, если правомерно вообще. С другой из распространенных точек зрения, американская культура существует и, более того, всеми своими многогранными проявлениями подтверждает свое доминирование на большей части планеты.[2]

Во-первых, нам необходимо определиться с тем, какой смысл мы вкладываем опять же в понятие культуры. Если рассматривать это как нечто традиционное, самобытное, имеющее свою глубокую многовековую историю, уклады, обычаи, верования, нормы и правила поведения, социально приобретенные и транслируемые из поколения в поколение, то в этом смысле мы, скорее всего, не можем применить это понятие по отношению к США. [3]

Но с другой стороны, американское мультикультурное общество настолько своеобразно и даже, на мой взгляд, в какой-то степени уникально, что оно породило некую новую формацию культуры, ее новый вид, благодаря, своей мультикультурности, т.е. разнообразию этнокультурного и этноконфессионального состава, с одной стороны, и развитию новых технологий и крупным капиталовложениям – с другой. Очень важным является обратить внимание на то, что в отношении культуры США, как и культуры практически любого другого государства, уместно разделять понятие культуры на составляющие, а именно на т.н. высокую и массовую культуру. Что касается высокой культуры, то она, как и вся культура современного американского общества, формировалась с начала ХХ века под непосредственным влиянием эмигрантской среды, в том числе и бывших наших соотечественников, вклад которых в формирование высокой культуры США более чем ощутим. Речь идет о талантливых музыкантах, композиторах, дирижерах, певцах, поэтах, писателях, художниках, театральных режиссерах, хореографах, танцорах и т.д. – выходцах из СССР и других европейских и не только европейских стран, которые сыграли и по сей день играют очень важную роль в культурной жизни Америки. [4]

Таким образом, высокая культура Нового Света, как и американское общество и культура в целом, является “лоскутной” или, по-другому, “мозаичной”, т.е. культурой синтезированной путем ассимиляции, адаптации и синтеза части историко-культурных традиций и иных явлений культурного порядка различных стран и регионов мира. В результате появляется новый тип культуры, который, ассимилируя вышеперечисленные явления, “переваривает” их под воздействием различных факторов, прежде всего национального менталитета, добавляет свое видение, свои тенденции и транслирует на весь мир уже непосредственно свое восприятие этих явлений. На мой взгляд, это в полной мере можно отнести на счет американской культуры. Правда стоит сделать оговорку, касающуюся высокой культуры США, которая по большей части является копией или продолжением европейской культурной традиции, может быть лишь за исключением современного искусства, в особенности изобразительного. Именно по этому многие критики употребляют термин “суррогатная культура”, хотя мне кажется, что это ни в коем случае не говорит о “неполноценности” североамериканской культуры, и уж тем более, когда речь заходит о массовой культуре Америки.

2. Американская культурная политика

Далее, одними из основных и важнейших для нашей работы понятий являются понятия культурной политики и внешней культурной политики. В общем, термин “культурная политика” подразумевает наличие тех ценностей и принципов, которыми руководствуется любой социальный организм в вопросах культуры.[5]

Как правило, культурная политика реализуется, прежде всего, государством в лице органов законодательной и исполнительной власти, но культурная политика осуществляется также различными институтами в частном секторе от корпораций до общественных организаций. Можно сказать, что культурная политика является некой системой координат для тех, кто принимает решения или совершает действия так или иначе оказывающие влияние на культурную жизнь общества и государства. Культурная политика может быть довольно определенной и четко сформулированной и осуществляться в соответствии с программой устанавливаемой институтом на это уполномоченным. К примеру, Министерство культуры способно проводить политику, проявляющуюся в поддержке театров и театральных коллективов в разных районах страны и за рубежом. Но очень часто, и в данном случае это касается Соединенных Штатов, культурная политика недостаточно закреплена формально или не определена вообще.[6]

Огюстэн Жирар, сотрудник Департамента науки и исследований Министерства культуры Франции в своей книге “Культурное развитие: опыт и политика” дает следующее определение культурной политики: “Культурная политика – это система максимальных и практических целей, преследуемых социальной группой и средств ею применяемых, которая используется властью. Культурная политика может осуществляться профсоюзами, партиями, образовательными учреждениями, институтами, предприятиями, городами и правительствами. Но независимо от института ее проводящего, культурная политика подразумевает наличие долгосрочных, среднесрочных и краткосрочных целей, а также средств, объединенных в тесно связанную систему”.[7]

Когда правительства в развитых странах определяют культурную политику, то они, в основном, ограничиваются наиболее узкими и стандартными категориями, такими как средства массовой информации и массовые коммуникации, искусство, образование, и в некоторых странах – спорт. А средства реализации культурной политики достаточно разнообразны. Это могут быть и гранты, что наиболее распространено, и программы общественного трудоустройства службы занятости населения, а также создание и поддержание благоприятных условий для деятельности в сфере культуры, охрана исторических памятников и т.д. [8]

Что же касается понятия внешней культурной политики, то она осуществляется практически теми же институтами, но ориентирована вовне. Основные цели внешней культурной политики того или иного государства заключаются в формировании позитивного облика государства за рубежом посредством ознакомления других народов с его культурными ценностями, а также в содействии осуществлению процесса кросскультурного взаимодействия и взаимопонимания между народами. Кроме того, одной из отличительных особенностей внешней культурной политики является т.н. “экспорт культуры” государства в том или ином объеме. Помимо этого, и как уже было замечено во введении к настоящей работе, внешняя культурная политика с ее мощной идеологической подоплекой может быть очень действенным инструментом на службе у государства, в том числе в качестве проводника национальных интересов и средства борьбы за них.[9]

Американская семья "ядерна", то есть это уже не былая "органическая", или "расширенная" семья - американская семья ушла дальше от понятия клана, чем это принято в любой другой культуре. Конечно же, она решительно отличается от мусульманской семьи, полигамной, в центре которой стоит мужчина, окруженный сонмом забитых женщин; или от индийской "объединенной семьи", возглавляемой старейшей женщиной рода; или от китайской семьи, построенной вдоль оси отец-сын и возглавляемой мужчинами-старейшинами; или от европейской семьи, основанной на браке по расчету и все еще ориентированной на отца семейства; или от всевозможных вариантов внебрачных семейных сообществ; или от советской семьи, где роли родителей и детей, независимо от иерархии власти, послушания или привязанности одних к другим, очень ослаблены вмешательством государства, которое берет на себя существенную часть всех этих ролей. Развиваясь, американская семья постепенно отторгала свойственников, бабушек-дедушек, двоюродных сестер и братьев, тетушек и другую дальнюю родню; она передоверила производство фабрикам и учреждениям, религию - церкви, отправление правосудия- судам, формальное образование-школам, заботу о больных- больницам и даже начала перепоручать принятие некоторых жизненно важных решений психотерапевтам.

Что страшно поражало европейских наблюдателей и путешественников, так это различие в отцовском авторитете. Занятый на производстве или на службе, американский отец не имеет возможности непрерывно руководить семьей, как того требуют патриархальные отношения. Его авторитет теоретически еще признается, и в вопросах дисциплины за ним остается последнее слово. Но его верховная власть больше не освящена церковью, да он на нее больше и не претендует. В повседневных делах его замещает жена, а ввиду длительного отсутствия мужа-суверена заместитель становится королем, возвращая мужу бразды правления только на уик-энды, а иногда передавая их самим детям.

Так традиция вольнолюбия усиливается изменениями во внутреннем построении семьи. Дети больше оперируют понятиями требований и прав, нежели долга и послушания. Их мир-это не мир почтительного отношения к авторитету, это мир, в котором принято возражать родителям и торговаться, чтобы, сдавшись, подчинившись семейным правилам, касающимся манеры ли поведения, еды или каких-то поступков, получить за это вознаграждение.

Эта картина семейной анархии, центром которой являются дети, конечно, тоже преувеличена. В благополучных семьях тирания более слабых членов, из-за которой такую семью даже прозвали "диктатурой слабейшего", сказывается мало. Правила существуют для всех, им и следуют все вместе. Сэкономленные деньги-это не потом и кровью завоеванный для детей достаток, эти деньги тратятся на путешествия и развлечения для всей семьи. Семейные обычаи, против которых решительно возражает хотя бы один член семьи, исчезают, и никакой родительской властью их не сохранить, если для детей они утратили свое значение. Конечно, постоянно существует опасность возникновения невротических отклонений в эмоциональном семейном климате. По неким сугубо внутренним, личным причинам неосознанные симпатии одного или обоих родителей могут принадлежать одному из детей в ущерб другому, и один ребенок может расти как "прекрасный принц", а другой-быть "козлом отпущения". Соперничество детей за любовь и уступчивость родителей порой до крайности затрудняет принятие семейных решений. Дополнительная трудность возникает оттого, что идет постоянное сравнение с правилами и решениями, принятыми в других семьях. И все же, каким бы трудным ни был этот процесс, принимаемые решения являются частью того, что может быть в общих чертах названо демократическим процессом в семейных отношениях. Результат такой демократии, как и любой демократии вообще, уязвим. Нападки на американскую семью в связи с утратой в ней иерархического принципа сродни таким же нападкам на политическую демократию в Америке. Семье, конечно, тяжелее переносить бремя демократической функции. Это бремя лежит на большом количестве малочисленных семейных союзов, многие из которых расстраиваются и распадаются из-за неосведомленности, неуверенности, неврозов или разобщенности родителей. Они часто все портят, руководствуясь в воспитании детей лишь ответственностью и привязанностью. В обществе в целом неспособность одних справиться с бременем демократии из-за невежества или несостоятельности может быть уравновешена большей зрелостью других. Но именно потому, что семья-первичная самостоятельная общность, никакая другая семья спасти ее не может. В итоге она либо тонет, либо выплывает-в зависимости от способности ее членов предпринять попытку совместного риска. Если попытка не удается, иерархическая семейная структура превращается в тираническую, собственническую или анархическую. Часто говорят, что благодаря индивидуалистической структуре власти в пределах американской семьи в Америке невозможна политическая диктатура. Если это так, то вовсе не потому, что мятежный принцип переносится из семейной сферы в сферу политики. На самом деле как раз именно излишне проявляющие собственнические склонности, деспотичные родители при неустойчивости состояния семьи провоцируют в детях стремление иметь сильного отца или заменить одного отца другим. Что действительно связывает семейную структуру с гражданскими демократическими навыками, так это обоюдное влияние: только в демократической политической среде семья может позволить себе отказаться от бремени деспотической власти и предоставить равенство всем своим членам, и, в свою очередь, справляясь с учреждением правительства всеобщего согласия в пределах первичной социальной общности, учась здесь совместно вырабатывать правила и следовать им, семья превращается в незаменимую школу поисков всеобщего согласия в более широкой, политической сфере. Дети и родители, прошедшие эту школу, вряд ли смогут стать винтиками в машине деспотии или находить удовлетворение в том, чтобы слепо следовать за лидером-хотя очевидный конформизм последнего времени в политических взглядах американцев показывает, насколько сама семья оказалась зажатой в тисках культуры.