Глава 2. Концепция «нового атлантизма» в теории и на практике

2.1. «Доктрина Клинтона» как основа концепции "нового атлантизма"

В 1992 году Фонд Карнеги (США) подготовил специальную работу, посвященную проблеме фактора силы в международных отношениях: Commission on America and the New World. Changing Our Ways: America and the New World (Washington, D.C.: Carnegie Endowment for International Peace, 1992).

В сентябре 1993 года будущий госсекретарь США, а в то время Постоянный представитель США в ООН, М.Олбрайт выступила с речью в Национальном военном колледже. В ней она заявила о необходимости использования военной силы и определила случаи ее возможного применения: угроза распространения оружия массового поражения, терроризм, урегулирование этнических конфликтов, защита и продвижение демократии.

21 сентября 1993 года основы новой концепции международной политики США изложил помощник по национальной безопасности Э. Лейк во время своего выступления в Школе перспективных международных исследований Университета Джонса Гопкинса в Вашингтоне.

27 сентября 1993 года Президент Клинтон представил новую американскую стратегию на заседании Генеральной Ассамблеи ООН.

Доктрина Клинтона:

В 1968 году, когда советские войска вторглись в Чехословакию, западные журналисты заговорили о «доктрине Брежнева». Сам Леонид Ильич, конечно, никаких доктрин не выдумывал, как-то само получилось. А суть «доктрины» была проста – суверенитет государств, входящих в Варшавский договор, ограничен. Большой советский брат, разумеется, в их внутренние дела не вмешивается, но если что не так, сам решает кого и как наказывать. Никаких санкций международного сообщества для этого не требуется.

С тех пор прошло много лет. Брежнев благополучно скончался, Советского Союза и Варшавского пакта не стало, Чехословакия развалилась. Неизменным осталось только желание Большого Брата совать нос в чужие дела. Поскольку сверхдержава сегодня в мире только одна, то право оценивать и наказывать суверенные государства присвоил себе президент США. Он теперь работает Брежневым, только уже не в масштабах Восточной Европы, а по всему миру.

На место доктрины Брежнева пришла доктрина Клинтона.

Когда американцы бомбили Ирак, все можно было объяснить сексуальным скандалом в Вашингтоне и плохим настроением президента. Со стороны все это могло смотреться даже несколько комично, но жителям Багдада и других иракских городов было совершенно не до смеха. Когда начались бомбардировки Югославии, стало ясно, что речь идет уже не о попытке неудачливого ловеласа восстановить к себе уважение нации, убив несколько сот или тысяч туземцев. Нет, перед нами цельная политическая концепция, которая будет последовательно проводиться в жизнь.

Итак, в чем состоит доктрина Клинтона?

Если Людовик XIV говорил – государство это я, то Соединенные Штаты сегодня заявляют «мировое сообщество – это мы». Что думают люди и даже правительства, не имеет никакого значения. США все сами решают за всех. При таком ходе рассуждений в принципе отпадает необходимость в Организации Объединенных Наций. Парадокс в том, что сегодняшняя ООН сама по себе является в значительной степени инструментом американской политики. Но в рамках доктрины Клинтона она уже становится лишним звеном, ибо тормозит принятие решений.

Демократические процедуры в странах Запада тоже излишни. Второе правило доктрины Клинтона можно сформулировать следующим образом: если мнение собственного народа противоречит мнению президента США, любое истинно демократическое правительство должно послать собственных граждан к черту и делать то, что велит союзнический долг. А если правительство оглядывается на собственных граждан и общественное мнение, то это не настоящее демократическое правительство.

Третье правило можно сформулировать так: США выступают одновременно как соучастник, обвинитель, судья и исполнитель приговора. Мировой лидер не связан никакими правовыми формальностями. Вопрос о том, что «морально», а что нет, решает сам американский президент. Короче, чем больше у государства бомб и самолетов, тем лучше его «моральный авторитет». Лидеры Соединенных Штатов постоянно объявляют всему миру о готовности покарать нехороших диктаторов. Но со времен панамского генерала Норьеги, которого американцы свергли и посадили под замок, обвинив в торговле наркотиками, прослеживается странная закономерность. Все иностранные лидеры, которых Америка публично наказывает, на определенном этапе своей карьеры были политическими партнерами США. Норьега отстаивал их интересы в Латинской Америке, режим Саддама Хусейна поддерживали как противовес исламскому Ирану, а на Милошевича опирались, когда нужно было принудить боснийских сербов принять сформулированные американской дипломатией Дейтонские соглашения. Естественно, все, кого карает Америка являются злостными нарушителями прав человека.

Но те, кого Америка поддерживает – тоже. Политика Сербии в Косово никого не волновала, когда нужно было укреплять позиции Запада в Боснии. Турция может проводить этнические чистки, поскольку является членом НАТО. Само правительство Соединенных Штатов может сбрасывать бомбы на кого угодно, не неся за это никакой моральной, политической и правовой ответственности (коль скоро жертвы бомбардировок не являются американскими налогоплательщиками). Вопрос о том, кого, как, когда и за что карать, решает президент США в зависимости от собственных пристрастий, настроения или от текущей политической конъюнктуры. Чем меньше здесь логики, тем прочнее положение США как ведущей мировой державы. Ибо все и всегда должны чувствовать себя под угрозой.

Наконец, последнее правило доктрины Клинтона: технологическое и военное преимущество США позволяет ведущей мировой державе делать все что угодно совершенно безнаказанно. Последнее правило предопределяет исполнение всех остальных. Победителей, как известно, не судят. Мир должен принимать волю победителя. Союзники знают, что лучше разделить торжество силы, нежели навлечь на себя подозрение в нелояльности. Наконец, жертвы понимают, что сопротивление бесполезно.

Победа все спишет. Гуманитарную катастрофу в Косово можно объяснить исключительно злодеяниями сербов, тем более, что сербская полиция и в самом деле вела себя в крае безобразно (правда не настолько, чтобы вызвать исход оттуда ВСЕГО населения, вкл.ючая самих сербов). Больницы и школы, поврежденные «сверхточными» бомбами, можно обозвать военными объектами, а жалобы пострадавших назвать враждебной пропагандой. Но все это работает лишь до тех пор, пока нет сомнений в победе сверхдержавы. А что, если появляются сомнения?

С доктриной Клинтона та же проблема, что и с доктриной Брежнева. Она разлагает и вводит в заблуждение тех, кто ее исповедует. Сегодня, когда американские бомбы падают на Югославию, а НАТО готовится посылать туда сухопутные войска, некоторые пессимисты предупреждают о том, что Балканы станут для Америки вторым Вьетнамом. Они ошибаются. Второго Вьетнама не будет. Будет европейский Афганистан.

Войну во Вьетнаме можно было просто проиграть. Соединенные Штаты начинали ее, прекрасно сознавая возможность поражения. Война в Афганистане, напротив, привела Советский Союз к идеологической и политической катастрофе. Советское вторжение в Афганистан было результатом твердой уверенности брежневского Политбюро в полной безнаказанности своих действий, подтвержденного опытом 1968 года в Чехословакии. Но, в отличие от цивилизованных чехов, знавших, что со сверхдержавой бороться бессмысленно, малограмотные афганцы основами геополитики не владели. А потому сопротивлялись. И тут выяснилось самое неприятное: сверхдержава оказалась куда слабее, чем кажется. Она была неспособна к длительной борьбе. А как только сверхдержава показала свою слабость, ее психологический и «моральный» перевес исчез. Невозможное стало возможным, великое обратилось смешным.

С доктриной Клинтона в Югославии происходит то же, что и с доктриной Брежнева в Афганистане. Сопротивление сербов полностью меняет правила игры. Цепочка неудач на поле боя, оборачивается политическим кризисом всей системы. Если США не являются больше неуязвимыми, то под сомнением оказывается и их особое положение в мире, позволяющее им игнорировать международное право. И тогда каждый вспоминает о своих правах, начинает защищаться. Как известно, мятеж не может кончиться удачей, в противном случае его зовут иначе. Тоже самое с неудачными «гуманитарными миссиями». В случае провала их вполне могут счесть актами агрессии и международного терроризма.

Тем более, что и в Косово все выглядит при ближайшем рассмотрении не так, как изображает американское начальство и CNN. Никто не задает, например, вопроса о том, откуда взялась Армия Освобождения Косова, каковы реальные перспективы края в случае успеха американской акции. Почему, например, в Косово было так тихо во время боснийского кризиса? Почему КЛА вдруг возникла сразу, хорошо вооруженная и организованная, как черт из коробочки? Почему бойцы КЛА то и дело стреляют в албанцев, причем довольно метко?

На самом деле кризис в Косово порождение мира в Боснии. Пока в Боснии стреляли, а Югославия была в блокаде, именно через Албанию и Косово шел мощнейший поток контрабанды – здесь проходило все, от сигарет и наркотиков до оружия. Именно тогда на границе между Албанией и Сербией появилась «серая зона», где свободно чувствовали себя будущие полевые командиры КЛА. Будущие борцы против сербского угнетения начинали свою карьеру с того, что снабжали сербов всем необходимым для продолжения войны. Мир в Боснии обрушил не только финансовые пирамиды в Албании, но и оставил без дела много энергичных молодых людей. Когда в Косово раздались первые выстрелы, албанские политики, боровшиеся за освобождение края мирными методами, сперва даже подумали, что это провокация. Ибрагим Ругова, демократически избранный албанцев Косова, обнаружил, что ситуация уже им не контролируется. Все, что было достигнуто ненасильственным сопротивлением на протяжении многих лет, было в одночасье перечеркнуто. Представители албанской общины, пытавшиеся добиться своих целей демократическим путем, превратились в ходячие мишени.

Знали ли обо всем этом в Вашингтоне? Да, знали, ибо все вышесказанное почерпнуто мной из американских источников. Просто никакого значения для политиков в Вашингтоне все это не имеет. Дестабилизация обстановки на Балканах давала Соединенным Штатам великолепную возможность еще раз продемонстрировать всепобеждающую силу доктрины Клинтона. НАТО никогда и не стремилось к урегулированию конфликта. Цель была совершенно иная – оккупация края. А потому именно Запад постоянно навязывал и албанцам и сербам заведомо неприемлемые условия, от которых албанцы отбивались так же, как и сербы – они согласились в одностороннем порядке подписать мирный договор лишь тогда, когда стало ясно, что сербы его не подпишут.

Албанцы, возможно, искренне надеялись на помощь НАТО. Сегодня тысячи беженцев в Македонии, Албании и Черногории на собственной шкуре обнаруживают, что такое американская помощь. По большому счету до них никому нет никакого дела. После бесчинств сербской полиции, после террора КЛА, после появления в Косово сербских военизированных формирований, на тех же людей посыпались еще и НАТОвские бомбы. Прекрасное завершение «гуманитарной миссии» Запада! Ни те, кто остался в Косово, ни те, кто бежал, совершенно не интересны политикам. Американская дипломатия стремилась к войне на Балканах, она ее получила.

Оправдание политики США на Балканах – в необходимости покарать злобных сербов. Но у сербов теперь есть собственное оправдание – в необходимости остановить зарвавшихся американцев. Для любого нормального человека ясно, что политика Милошевича в Косово была совершенно безобразной. Но опыт последних лет убеждает и в том, что безнаказанность и безответственность сверхдержавы в планетарном масштабе – куда опаснее. Это понимает даже лидер косовских албанцев Ибрагим Ругова, подписывающий соглашение со своим давним врагом Милошевичем в тщетной попытке таким способом остановить бомбардировки НАТО. Но правительство, само себя объявившее моральным эталоном для всего мира, не будет считаться с мнением албанцев так же, как оно не считается с мнением сербов, арабов, сомалийцев, да и собственных граждан, растерянно пытающихся разыскать Косово но карте.

Между тем нарастающее военное сопротивление сербов и раздражение албанцев, лишь первый симптом гораздо более мощного сдвига, происходящего не только на Балканах. Как во времена Брежнева, за благополучным фасадом всеобщей лояльности скрывается мощный потенциал возмущения. Во времена Варшавского пакта антисоветизм постепенно становился общей идеологией, объединяющей совсем непохожих друг на друга поляков, венгров, румын и афганцев. Ничто не объединяет так, как наличие общего врага. Американские стратеги говорят про плотину, готовую пасть под напором воды. Бедняги даже не понимают, как верен этот образ! Но речь идет не о сербской противовоздушной обороне, а обо всем мировом порядке. Вода прибывала и накапливалась постепенно. Теперь достаточно лишь небольшого толчка, чтобы ненависть и возмущение вырвалось наружу.

Pax Americana на деле может оказаться не прочнее «братского союза», возглавлявшегося советским Политбюро. НАТО пережило Варшавский пакт на целы десять лет. Но вечных империй не бывает. Не исключено, что системе американского господства предстоит столкнуться с собственным вариантом 1989 года.

Американские журналисты все еще пытаются объяснить демонстрации у посольства США в Москве сентиментальной любовью русских к «братьям славянам». Они боятся сказать то, что в глубине души осознали. Людей выводит на улицы не симпатия к сербам, а неприязнь к американцам. Это чувство сейчас объединяет миллионы людей на самых разных континентах. Людей, которые в остальных отношениях не имеют между собой почти ничего общего.

Сколько говорилось недавно про общечеловеческие ценности, да только никто не смог их внятно сформулировать. К концу века мы кажется разобрались – большинство человечества, похоже готово вступить в новую эпоху под знаком простой и ясной объединяющей идеи: анти-американизма.

В американском обществе и, прежде всего, в его политико-академических кругах, до сих пор нет прочного консенсуса в отношении доктрины Клинтона. Критика исходила и исходит не только со стороны традиционных оппонентов из Республиканской партии, но и со стороны ученых, которые усмотрели в ней завышенные амбиции предлагавшейся модели международных отношений и справедливо посчитали, что провозглашенная стратегия является плодом «кулуарной» политики, отражающей узкие интересы правящей группы. В этой связи команде Клинтона пришлось привлекать на свою сторону средства массовой информации, которые, в целях массированного продавливания внешнеполитических идей администрации, практически выполнили оплаченный политический заказ.

В этой связи, известный политолог Чарльз У.Мейнс, уходя с поста главного редактора влиятельного в политических кругах журнала «Форин полиси», заявил, что «сегодня в Вашингтоне идеи не являются больше достоянием каждого. Они создаются главным образом для привлечения политических союзников. Цель выработки идей состоит не в том, чтобы сделать их достоянием гласности и усовершенствовать политику той или иной администрации, а в том, чтобы обеспечить победу администрации, деятельность которой строится в соответствии с идеологией конкретного деятеля». Мейнс также отмечал, что сторонники его точки зрения считают, что с приходом Клинтона в США победил консерватизм, именуемый «жестким либерализмом», в основе которого лежат действия с позиции силы и политика, весьма далекая от демократических принципов.

Подобно Ч.Мейнсу, отдельные политологи критиковали доктрину Клинтона на том основании, что «окончание американской гегемонии является неизбежной и не очень отдаленной перспективой», в то время как в предлагавшейся внешнеполитической программе усматривалось сильное влияние личных амбиций президента (и его сторонников) войти в историю внешней политики в качестве лидера, объединившего Европу и встать в один ряд со своими предшественниками-президентами, в котором имя Р.Рейгана связывают с окончанием «холодной войны», а Дж.Буша - с объединением Германии.

По признанию ряда американских ученых, авторам новой доктрины удалось соединить в ней элементы четырех внешнеполитических концепций, которые обсуждались в политико-академических кругах США: нео-изоляционизма, избирательного ограниченного участия, согласованной безопасности и единоличного лидерства.

Сторонники этого подхода выдвигали несколько положений, которые, по их мнению, должны были определять внешнюю политику страны в период после окончания «холодной войны»:

- в мире нет государства, способного серьезно угрожать безопасности США;

- ядерное оружие является основным гарантом политического суверенитета территориальной целостности Соединенных Штатов. После распада Советского Союза не осталось государства, способного нанести соответствующий ответный удар ядерным силам США;

- стабильность на евразийском континенте не следует рассматривать как проблему для серьезного беспокойства, так как четыре ядерные державы - Англия, Франция, Россия и Китай, обладающие силами ядерного возмездия, будут находиться под влиянием взаимных сдерживающих факторов;

- существующий расклад сил между США и другими ядерными державами вряд ли позволит какой-либо из стран Евразии претендовать на роль гегемона в военной и экономической сферах.

По мнению сторонников отхода от активной внешней политики, указанные факторы позволили бы США ограничить свои усилия и затраты по контролю над развитием ситуации в мире, не вмешиваться в конфликты, отказаться от интервенционистских операций любого характера, пересмотреть традиционные союзнические отношения, в том числе и в НАТО. Изоляционистский подход предполагал, что будущее Североатлантического альянса должно решаться странами Европы, помощь России должна быть прекращена и даже участие в урегулировании арабо-израильского конфликта объявлялось нерациональным. Высказывалось также мнение, что вмешательство страны в дела исламских стран и участие в борьбе с исламским терроризмом лишь навлекает на американцев гнев экстремистов и приводят к актам возмездия с их стороны на территории Соединенных Штатов.

Отдельные идеи нео-изоляционистского подхода были использованы представителями Республиканской партии в 1994 году в ходе выборов в Конгресс. Республиканцы критиковали администрацию Клинтона за проведение политики, не отвечающей интересам страны и, в частности, за политику по отношению к России, за операции в Сомали и на Гаити. Республиканцы призывали сосредоточить усилия на обеспечении экономического процветания США и на решении внутренних проблем.

В свою очередь критики нео-изоляционистского подхода, в том числе и некоторые члены администрации Клинтона, отмечали, что внешнеполитические возможности, открывшиеся после окончания «холодной войны», не могут быть принесены в жертву внутренним проблемам, несмотря на их важность для американского общества. Это вполне объяснимо. Трудно было ожидать, что в условиях, когда США остались единственной сверхдержавой, идеи изоляционизма получат широкую поддержку. В свою очередь, противники политики изоляционизма отмечали, что отсутствие американского лидерства может привести к нарастанию нестабильности и повышению вероятности возникновения войны, что негативно скажется как на странах, прямо в нее не вовлеченных, так и на Соединенных Штатах, несмотря на высокую степень неуязвимости их положения по сравнению с другими государствами.

Высказывались также опасения, что «уход» Соединенных Штатов из мировой политики приведет к тому, что страны, ранее пользовавшиеся «зонтиком» США, будут вынуждены искать новые пути обеспечения своей безопасности и укрепления своей военной мощи, что может привести к усилению гонки вооружений на региональном уровне. Особое внимание уделялось возможности усиления тенденции к распространению ядерного оружия и росту стремлений отдельных стран к получению оружия массового уничтожения любой ценой.

Многие политологи делали акцент на том, что США могут утратить свое лидирующее положение в мире за годы бездействия и им будет очень трудно (или невозможно) восстановить свои позиции, когда они вновь захотят вернуться к активной политике. Отмечалось, что отсутствие «американского фактора» может создать благоприятные условия для появления сильного и агрессивного гегемона, сдерживание которого потребует колоссальных усилий.

Критические замечания по поводу провозглашаемых выгод от свертывания внешнеполитической деятельности высказывали и отдельные экономисты. Они указывали на то, что экономия от такой политики может составить не более 1-1,5% от ВВП США, или 70-100 миллиардов долларов в год. Такая сумма, по их мнению, не может иметь решающего значения для американской экономики, которая оценивается в 7 триллионов долларов, а вот потери от утраты лидирующей роли в мире могут оказаться более ощутимыми.

В целом, концепция нео-изоляционизма не получила поддержки, однако ряд ее положений о том, что США должны более бережно относиться к своим ресурсам, соблюдать баланс между внешней и внутренней политикой, оказаться от глобального контроля оказали определенное влияние на формирование внешнеполитической концепции.

Указанный подход был более других приближен к традиционной теории баланса сил. Его основное положение состояло в том, что решающим фактором развития международных отношений является стабильность в отношениях между ведущими мировыми державами, к которым причислялись, помимо США, также - Россия, страны-члены Европейского Союза, КНР и Япония. Задача Соединенных Штатов в соответствии со стратегией избирательного участия состояла в том, чтобы предотвратить военное столкновение или серьезный конфликт между этими странами.

Сторонники избирательности в направлении усилий США убеждали, что американский контроль над развитием международных отношений необходим. Свои главные опасения они связывали с Евразией, где, по их мнению, наиболее вероятно появление гегемона, способного вступить в борьбу за контроль над мировыми индустриальными и экономическими центрами. Они признавали, что географическое положение Соединенных Штатов и способность ядерного сдерживания делают их практически неуязвимыми для евразийского гегемона, однако, по их мнению, опыт прошлых войн в Европе и Азии показал, что США могут оказаться втянутыми в конфликт за пределами американского континента в силу того, что интересы Соединенных Штатов присутствуют в различных регионах мира. Особый акцент ставился на том, что военные технологии с каждым годом становятся все более мощными и совершенными, что в свою очередь понижает степень неуязвимости Соединенных Штатов.

Нацеленность американской внешней политики на ведущие мировые державы предполагал, что регулирующее и направляющее влияние будет оказывать государство-лидер, а именно - Соединенные Штаты. Такая ограничительная роль лидера представлялась авторам избирательной концепции наиболее приемлемой, так как позволяла бы сохранить присутствие и влияние США в ключевых регионах и не распылять ресурсы страны, которые достаточно ограничены. Обращалось также внимание на тот факт, что на долю США приходится 22% ВМП, а население составляет 4,6% от мирового, и есть все основания предполагать, что мировое экономическое развитие приведет в будущем к уменьшению доли Соединенных Штатов в мировой экономике, в связи с чем сократятся и возможности контроля на мировом рынке.

К числу приоритетов внешней политики США сторонники ограниченного участия в международных делах относили следующее:

- осуществление контроля за нераспространением ядерного оружия, так как появление этого оружия у ряда стран, таких как Иран или Северная Корея, могло бы представить угрозу международной и региональной стабильности;

- поддержание особого контроля за районом Персидского залива. Этот регион важен не только для США, но и для других ведущих стран как важнейший источник энергетических ресурсов. Его стабильность может быть нарушена в результате столкновения интересов крупных держав, усиления противоречий между странами региона из-за стремления одной из них занять доминирующее положение или получить доступ к оружию массового уничтожения. Дестабилизация этого региона противоречила бы не только интересам США, но и была бы опасна для соседних государств, особенно в случае начала войны с применением оружия массового поражения;

- сохранение влияния в стратегически важных для США странах Евразии, в Европе, в Восточной Азии, а также на Ближнем Востоке и в Юго-Западной Азии;

- ограничение участия в урегулировании конфликтов. По мнению сторонников концепции из потенциальных региональных конфликтов на Евразийском континенте, которые могли бы затронуть интересы ведущих держав, опасность представляет только возможный конфликт между Украиной и Россией, все остальные конфликты, не могут существенно повлиять на стабильность в Евразии и нанести ущерб интересам США или одной из ведущих европейских держав;

- использование для достижения внешнеполитических целей существующих блоков, в том числе НАТО, хотя и без расширения альянса.

У авторов концепции избирательного участия прослеживается желание оградить США от возможности быть втянутыми в этнические конфликты, аналогичных боснийскому, от неудач, подобных тем, которые имели место в Сомали и на Гаити. Однако, как отмечают критики, сторонникам ограничения сфер и объектов американских интересов не удалось представить четкие и убедительные критерии для определения из их числа основных и второстепенных, требующих или не требующих участия США при том условии, что в сферу Американских интересов попадает значительная часть земного шара.

В числе слабых сторон концепции ограниченного участия критики подхода называли отсутствие идейного компонента, а именно - задач по распространению американских ценностей демократии и рыночной экономики, концентрацию усилий на интересах небольшой группы государств, игнорирование важных международных проблем, в решении которых Соединенные Штаты могут использовать свой престиж и могущество.

Можно сказать, что большая часть идей, составивших основу инициатив администрации Клинтона в области внешней политики, была позаимствована из концепции согласованной безопасности.

Основное положение указанного подхода состояло в том, что мир (как состояние без войны или конфликтов) - это общая, неделимая категория. Поэтому глобальный мир является важнейшим национальным приоритетом США. Решающее влияние на формирование подхода оказали либеральные идеи о распространении демократических идеалов и институтов, о важной роли международных организаций и коллективных действий по урегулированию международных проблем и обеспечению безопасности.

Основополагающий тезис теории реализма о необходимости поддержания баланса сил между ведущими мировыми державами был отклонен, как не отвечающий современным тенденциям развития мирового сообщества. Авторы концепции делали акцент на том, что большинство развитых государств - демократические по своему характеру или находятся на пути к демократии и отношения между ними характеризуются определенной стабильностью. После окончания «холодной войны» на первый план выдвинулись угрозы, которые исходили из регионов или от стран, не входящих в эту группу. Отмечалось, что существование высоких информационных и военных технологий, оружия массового уничтожения может превратить локальный очаг нестабильности в крупномасштабный региональный или международный конфликт, и тем самым представить угрозу интересам США или их союзников.

Расширяя сферу интересов США по обеспечению безопасности за пределы группы ведущих мировых держав, сторонники согласованной безопасности придавали большое значение укреплению и расширению международных организаций, в первую очередь НАТО, и выступали за «стратегическую взаимозависимость» и «координацию коллективных действий» для достижения поставленных целей, в том числе - для ведения быстрых войн с минимальными потерями.

Сторонники проведения политики согласованной безопасности заявляли об ее принципиальном отличии от концепции коллективной безопасности, которая, по их мнению, была теорией времен «холодной войны» и атрибутом советско-американского противостояния. Отмечалось, что развитие мирового сообщества после окончания «холодной войны» показало неэффективность старой концепции, в основе которой были преимущественно несиловые методы, в то время, как решение таких проблем, как распространение ядерного оружия, урегулирование конфликтов, подобно югославскому, не могло быть осуществлено только несиловыми методами.

Главное положение, которое выделило указанный подход - это признание и обоснование возможности и, в отдельных случаях, необходимости использования военной силы для урегулирования международных проблем и конфликтов, поддержания стабильности в ключевых для США и его союзников регионах, обеспечения безопасности.

Допускалось проведение военных операций для предотвращения попыток той или иной страны получить доступ к ядерному оружию или технологиям в нарушение соглашения о нераспространении ядерного оружия. Объявлялись допустимыми и необходимыми военные операции в гуманитарных целях в ходе межгосударственных конфликтов и в ходе внутригосударственных конфликтов (гражданская война), как это произошло в бывшей Югославии. Признавалось возможным участие США одновременно в нескольких военных операциях по обеспечению безопасности.

Критики стратегии согласованной безопасности отмечали, что в будущем ее претворение в жизнь могло быть сопряжено с рядом проблем. На их взгляд, к их числу относились вопросы о распределении материальных и людских затрат между участниками коллективных акций, людские потери, отношение ряда стран, таких, как Китай, Россия, Иран и других к военному вмешательству США и стран НАТО в дела регионов, которые входят в сферу их интересов.

Фактор мирового лидерства CШA присутствовал во всех четырех подходах, однако рассматриваемый подход заявлял о «примате» США в международных делах более откровенно и выстраивал модель поведения на основе особого положения американского государства. В общих чертах концепция была разработана в последний год правления администрации Дж.Буша в документе под названием «Рекомендации для оборонного планирования».

В указанном документе отмечалось, что США должны употребить свое положение признанного гегемона в целях укрепления нового мирового порядка с тем, чтобы не позволить какому-либо государству в Западной Европе, Восточной Азии, на постсоветском пространстве, в Юго-Восточной Азии подняться до положения регионального лидера, способного контролировать тот или иной регион, где у США и его союзников есть интересы, или приблизиться к статусу глобальной державы и стать геополитическим оппонентом США, поставить под сомнение американское лидерство, внести изменения в установившийся международный политический и экономический порядок.

К числу внешнеполитических приоритетов сторонники подхода, основанного на глобальном единоличном лидерстве США, относили следующее:

1. США должны сосредоточить свои усилия на закреплении лидирующего положения в политической, экономической, военной областях;

2. решающим фактором, определяющим мировое развитие являются отношения между ведущими мировыми державами - США, Россией, Китаем, Японией, странами ЕС (Германия, Франция, Англия). Мирное развитие отношений между ними важно для стабильности в мире. Стремление какой-либо из стран этой группы или за ее пределами претендовать на роль лидера недопустимо, так как может разрушить существующий баланс, в значительной степени поддерживаемый авторитетом и силой США;

3. важнейшая роль в достижении указанной цели отводится НАТО, поэтому США должны приложить все усилия для укрепления этого союза;

4. расширение североатлантического альянса должно стать неотъемлемой частью политики США. Включение в альянс восточноевропейских стран позволило бы создать гарантии того, что в Европе не возникнут какие-либо альтернативные структуры безопасности, способные нанести ущерб позициям США и престижу НАТО;

5. следует сохранить военное присутствие в Восточной Азии, чтобы предотвратить образование силового вакуума и появления регионального гегемона;

6. следует сохранить военное влияние на Ближнем Востоке и в Юго-Восточной Азии, чтобы предотвратить любые попытки Индии занять лидирующее положение в Южной Азии;

7. противостоять появлению угроз международному правопорядку, демократии и рыночной экономике. Это положение сближает подходы согласованной безопасности и единовластия США.

Для поддержания статуса Соединенных Штатов и предупреждения неблагоприятного развития международной ситуации сторонники концепции предлагали использовать «новую стратегию сдерживания», направленную на сдерживание экономического вызова со стороны Японии, возможных экономического и военного вызовов со стороны Китая, а также политического и военного вызова со стороны России.

Силовой подход был откровенно продемонстрирован в Персидском заливе при президенте Дж.Буше, а при президенте Б.Клинтоне - в Сомали, на Гаити, в отношениях с Китаем при решении вопроса о возобновлении статуса режима наибольшего благоприятствования в торговле, при введении торгового эмбарго против Кубы и в бывшей Югославии. Те факты, что операции в Сомали и на Гаити не были успешными, американскому руководству пришлось пойти на компромисс в отношениях с Китаем и не получила полную поддержку экономическая акция против Кубы - позволили критикам концепции заявить о том, что Соединенные Штаты начали проводить амбициозную политику, не отвечающую долгосрочным стратегическим задачам США. В целом, политика единовластия и диктата США была объявлена неприемлемой в ее предложенной интерпретации и концептуальном оформлении, хотя и многие ее формулировки были включены в доктрину Клинтона

Стратегия национальной безопасности США

Дебаты по вопросам внешней политики США приобрели особую остроту и концептуальную насыщенность в конце 1994 года, когда в ходе выборов в конгресс республиканцы выступили с развернутой внешнеполитической программой. В полемику включились политики и ученые различных ориентаций и взглядов. Перед экспертами, занимавшимися разработкой внешнеполитической стратегии для администрации Клинтона, была поставлена задача выработки оригинальной концепции, в которой уже известные идеи и подходы должны были получить новую интерпретацию. Требовалось дать новое толкование американскому лидерству, сделать его более реалистичным, более притягательным для союзников и не вызывающим резкой негативной реакции у оппонентов, снять основные пункты критики и обвинения в гегемонизме, диктате, возврате к временам «холодной войны», в пренебрежении к внутренним проблемам, экономическим факторам.

Работа над внешнеполитической концепцией не прекращалась на протяжении всего периода правления администрации Клинтона. В августе 1993 года в рамках Совета Национальной Безопасности была создана специальная группа по разработке новой «большой» стратегии США на период после «холодной войны». В нее вошли - помощник по национальной безопасности Энтони Лейк, сотрудники аппарата СНБ Джереми Рознер, Леон Фьюэрт, Дональд Стейнберг.

Немало усилий было направлено на поиски удачного общего названия доктрины, которое бы отвечало основополагающему постулату «от сдерживания к расширению». Такие предлагавшиеся термины, как «демократический экспансионизм» или «жесткий интернационализм» были отвергнуты на том основании, что они акцентировали внимание на силовом аспекте политики США, на методах давления, порождали аналогии с терминологией времен «холодной войны». Остановились на «распространении демократии» и «участии в процессах строительства демократических институтов в мире и развития рыночной экономики». Советник по национальной безопасности рассчитывал, что новая стратегия позволит ему сыграть роль, аналогичную той, которую сыграл Джордж Кеннан в годы «холодной войны».

Акцент был сделан на четырех направлениях американской политики продвижения демократии и рыночной экономики:

- укрепление сообщества стран с рыночной экономикой;

- поощрение и укрепление новых демократий и обществ с рыночной экономикой там, где для этого есть возможности;

- борьба с агрессией и поддержка процессов либерализации стран, враждебных демократии;

- оказание поддержки развитию демократии и рыночной экономики в регионах, вызывающих наибольшую тревогу.

Предложенная стратегия освобождала США от глобализма в политике, позволяла сосредоточить усилия только на тех регионах, где у них были стратегические и экономические интересы. Такой подход освобождал администрацию и от будущих ошибок, подобных неудачам в Сомали и на Гаити. Наиболее привлекательным в предложенной стратегии для президента Клинтона была увязка экономических и внешнеполитических задач, а также перспектива сохранения лидирующего положения США в мировом экспорте.

В июле 1994 года, по настоянию президента, концепция была оформлена в новый документ СНБ «Стратегия национальной безопасности участия и расширения» (Nationa1 Security Strategy of Engagement and Enlargement). Основным положением документа было утверждение о том, что границы между внутренней и внешней политикой исчезают, укрепление отечественной экономики необходимо для поддержания военной мощи, проведения внешней политики и поддержания мирового влияния США, а активная международная деятельность необходима для открытия иностранных рынков и обеспечения новых рабочих мест для американцев.

Э.Лейк, советник по национальной безопасности, приложил немало усилий для признания разработанного подхода официальной стратегией администрации. На это ушло почти два года: в феврале 1995 и феврале 1996 гг. года Белый Дом представил два доклада, составленные на основе нового документа СНБ. Во внешнеэкономической области на это была направлена деятельность вице-президента США Алберта Гора, главной целью которой было распространение идей и институтов свободной торговли, укрепление торговых соглашений и союзов, подобных НАФТА и ГАТТ.

В сфере внешней политики активно действовала Мадлен Олбрайт, сначала как постоянный представитель США в ООН, а затем и как госсекретарь США. Американские эксперты считают, что назначение М. Олбрайт на пост госсекретаря США в значительной степени определялось не только ее личными связями в администрации, но и необходимостью иметь человека, верящего в предлагаемую стратегию и готового жестко проводить ее в жизнь. Бывшего секретаря У. Кристофера упрекали в нерешительности и излишней мягкости.

М.Олбрайт удалось добиться многого: она активно включилась в кампанию критики деятельности ООН, фактически действуя в союзе с республиканцами в конгрессе, которые сделали из ООН «козла отпущения» за неудачи в разрешении международных конфликтов. Она выступила за применение военной силы в урегулировании конфликтов, в частности, в бывшей Югославии, возглавила жесткую линию по расширению НАТО и созданию трансатлантического сообщества. Расширение НАТО было объявлено задачей номер 1.

Доктрина Клинтона, по определению заместителя госсекретаря Строуба Тэлбота, соединила в себе прагматический реализм и разумный идеализм, а также идеи распространения демократии и геоэкономику.

Идея безопасности в Европе всегда воспринималась государствами по-разному, учитывая национальную специфику, однако всегда оставались определенные константы, и по сей день актуальные. Наиболее активным сторонником развития самостоятельного оборонного потенциала ЕС была и остается Франция, в силу своего традиционного курса, направленного на уменьшение американского влияния на европейские дела, и Германия, которая, имея статус наибольшей европейской экономики, стремилась занять соответствующее место и в политической сфере.

Главным оппонентом франко-немецкой группы всегда была Великобритания, которая в силу своих особых отношений с Соединенными Штатами требовала, чтобы любые европейские усилия были ограничены рамками Североатлантического альянса.

Говоря о процессе построения европейской системы безопасности, необходимо отметить, что практическая деятельность в рамках Общей европейской политики безопасности и обороны (ОЕПБО) началась только после подписания соглашения между ЕС и НАТО о внедрении механизма взаимодействия органов обеих структур и использования возможностей Альянса.

Однако ведущие европейские государства не оставляют планы укрепить европейскую идентичность в сфере безопасности и обороны в собственных институционных рамках, результатом чего стала очередная инициатива «европейского ядра» (Франция, Германия, Бельгия, Люксембург) по созданию Европейского оборонного союза для проведения общей оборонной политики за пределами НАТО, к которому впоследствии могли бы присоединиться другие государства.

Ключевой элемент общей политики ЕС в сфере безопасности и обороны — вооруженные силы Евросоюза численностью 60 тысяч человек, целью создания которых является выполнение оперативных задач, прежде всего, на территории Европы.

Наблюдая за действиями франко-немецкого тандема и их группы поддержки, оппоненты автономной европейской системы обороны (Великобритания, Испания, Италия, а также страны ЦВЕ) отрицают необходимость создания еще одной оборонной структуры. По их убеждению, для урегулирования современных кризисов достаточно НАТО, где ведущую роль традиционно занимают США.

Однако вскоре Великобритания, понимая возможные негативные последствия принципиальных разногласий с франко-немецкой группой государств, постепенно смягчила свою позицию, достигнув согласия по разработке проекта создания в рамках ЕС специального штаба европейской обороны между Берлином, Парижем и Лондоном. Продолжением тенденции к сближению стало заявление Франции и Великобритании о намерении создать общие вооруженные силы быстрого реагирования, к которым сразу изъявила желание присоединиться Германия.

Однако вероятен тот факт, что подобные уступки со стороны Великобритании согласованы с Соединенными Штатами, которые не желают выпускать из-под контроля процессы в сфере европейской интеграции, в частности, ее оборонно-безопасностной составляющей. В пользу этого предположения говорит и все более возрастающая активность Британии в общеевропейских делах, ее стремление расширить традиционный франко-немецкий «локомотив интеграции» до тройки лидеров.

2.2. Эволюция "нового атлантизма" в годы первого президентства Б. Клинтона

Первоначально Соединённые Штаты снисходительно относились к усилиям европейцев совершенствовать формы и методы обеспечения своей безопасности собственными силами, не воспринимая их как серьезную угрозу своему влиянию на европейском континенте. При этом, однако, Вашингтон исключал из формирующегося процесса "европейской оборонной идентичности" ряд обстоятельств, которые Белый дом выразил в формуле трёх "д":

1) дезинтеграции оборонительных связей в рамках атлантического содружества;

2) дублирования оборонительных функций союзников по НАТО;

3) дискриминации тех членов "атлантического содружества", которые не являются членами ЕС.

Эти исключения убедили далеко не всех американских политологов и международников в том, что крепнувшая "европейская оборонная идентичность" не разрушит устойчивых связей стран - членов НАТО в области обеспечения своей безопасности. Некоторые американские аналитики отмечают, что европейская идентичность в вопросах безопасности и обороны будет означать конец НАТО как военной организации, фрагментацию трансатлантического политического сотрудничества. Как нам представляется, трансатлантические связи, прежде всего в области обеспечения обороны и безопасности стран - членов НАТО, во всяком случае, в ближайшей и среднесрочной перспективах останутся прочными. Это обусловлено тем, что европейский оборонный потенциал пока относительно слаб в сравнении с американским, и не способен адекватно реагировать на современные вызовы. Кроме того, несмотря на всё более растущие разногласия в рамках "трансатлантического содружества", США не собираются отказываться от НАТО - организации, которая по - прежнему остается для американцев важным инструментом влияния на Европу.

Тем не менее, процесс расширения НАТО на Восток за счет стран ЦВЕ углубляет процесс «европеизации» Альянса, уменьшая его атлантическую составляющую. В то же время США всё чаще стали отвлекаться на новые угрозы: на борьбу с международным терроризмом, прежде всего, что объективно приводит к ослаблению участия США в европейской системе безопасности. В этих условиях, естественно, образуется вакуум безопасности, который сама Европа в данное время заполнить не способна. В этих условиях открываются новые возможности для России, которая стремится вернуть своё внешнеполитическое влияние, прежде всего, в Европе[1].

Так или иначе, Европа осознает тот факт, что в эпоху глобальных рисков и асимметричных угроз обеспечение собственной безопасности без участия США невозможно. Нынешняя ситуация во многом вызвана слабостью позиций единой Европы, несогласованностью действий лидеров европейских государств и их нежеланием идти дальше деклараций. Отрицательно сказывается стремление отдельных национальных европейских правительств сохранить за собой рычаги управления во внешней политике и безопасности, в результате чего европейская концепция общей безопасности остается довольно расплывчатой и нечеткой. Всё это в Белом доме, безусловно, учитывали, когда разрабатывалли концепцию "нового атлантизма".

Процесс выработки концепции "нового атлантизма" занял продолжительный период и был начат задолго до прихода администрации Б. Клинтона в Белый дом, причём усилиями всех членов - участников НАТО.

Уже в условиях очередного кризиса мировой системы социализма в конце 80-х - начале 90-х гг. руководство НАТО пришло к выводу о необходимости пересмотра характера отношений между его членами и бывшими государствами - участниками Варшавского Договора. На Лондонском саммите НАТО в июле 1990 г. была определена в общих чертах "новая коалиционная восточная политика", которая предполагала "переход от конфронтации к диалогу и партнерству" между Западом и Востоком[2].

За этим выводом последовала конкретная разработка "новой стратегической концепции НАТО", которая была официально провозглашена на "встрече в верхах" стран - участников НАТО в ноябре 1991 г. в Риме[3]. Основные документы НАТО на этой встрече группировались вокруг инициативы по созданию специального органа для проведения регулярных консультаций с восточноевропейскими государствами по вопросам стабильности и безопасности в Европе - Совета североатлантического сотрудничества (ССАС). Впервые идею создания ССАС выдвинул в октябре 1991 г. госсекретарь США Дж.Бейкер и его активно поддержал в этом главой германского МИДа Г.-Д.Геншер[4].

В настоящее время в ССАС входят 38 государств, включая 16 стран НАТО, 12 стран СНГ, страны Центральной, Восточной Европы и Балтии. Действует комитет этой организации на постоянной основе; регулярно проходят заседания на уровне министров иностранных дел стран - участниц ССАС, а также министров обороны и начальников генеральных штабов. Разработана и принята программа сотрудничества в области контроля над вооружениями, по вопросам военного планирования и строительства вооруженных сил, конверсии оборонной промышленности, развития экономики и науки, экологии и ряду других[5].

Вместе с тем инициатива НАТО по созданию ССАС, помимо решения вопроса о сотрудничестве с бывшими противниками, преследовала и другую цель. Она явилась как бы ответом на просьбы ряда восточно - европейских стран о принятии их в состав Атлантического блока. Эти просьбы поступали на Запад особенно настойчиво после распада СССР.

В апреле 1992 г. министры обороны стран - членов ССАС решили сконцентрировать свое внимание на сотрудничестве в следующих областях: военные стратегии, управление обороной, правовые рамки для вооруженных сил, гармонизация планирования обороны и контроля над вооружениями, учениями и подготовкой войск, резервные силы, охрана окружающей среды, контроль над воздушными перевозками, поисково-спасательные операции, участие военных в оказании гуманитарной помощи и военная медицина.

Важным дополнением было включение в этот перечень операций по поддержанию мира (декабрь 1992 г.). Разработана и программа, сотрудничества в этой области. Она включала страны ЦВЕ в деятельность НАТО по поддержанию мира. В то же время некоторые страны ЦВЕ предложили блоку использовать их возможности (прежде всего имеющуюся инфраструктуру) для подготовки и проведения таких операций.

И хотя ССАС стал форумом для дискуссий по текущим проблемам безопасности и для ознакомления стран ЦВЕ с принятыми в НАТО процедурами и планами, членство в ССАС не оправдало ожидания этих государств в сфере безопасности. Оптимальным решением для них было бы членство в НАТО или предложение о гарантиях безопасности с его стороны, а не консультации и информация о взглядах НАТО на безопасность.

Учитывая это, НАТО вела поиск гибкого решения, которое бы без ущерба коллективным интересам ее членов позволяло бы контролировать ситуацию в Европе, в частности, изменения, происходящие во всех армиях бывшей Организации Варшавского Договора, особенно российской, открыло бы новые перспективы для переговоров о членстве в НАТО в будущем, не допуская в то же время чересчур большого ускорения этой процедуры.

Учитывая мнение западных аналитиков о том, что сохраняется возможность нарастания имперских амбиций России и непредсказуемость развития событий в ней. Североатлантический союз признал, что для государств ЦВЕ необходимы более тесные и специфичные связи, чем те, которые предоставляет ССАС.

В результате была выдвинута программа "Партнерство во имя мира" (ПИМ), которую можно было бы определить как ССАС-2, если бы не следующие особенности:

она открыта для всех государств, не входящих в НАТО, включая бывшие нейтральные и неприсоединившиеся страны Европы, а нс только бывших членов ОВД, как это было с ССАС;

она идет дальше диалога и сотрудничества к созданию реального партнерства;

инициирует расширение НАТО "когда другие страны будут способны выполнить свои обязательства по членству в этой организации" (из заявления президента США Б.Клинтона на совещании НАТО в Брюсселе 10 января 1994 г.).

Однако так же, как и ССАС, программа "Партнерство во имя мира" не обеспечивает гарантий безопасности государствам, в нее входящим. По мнению помощника госсекретаря США Р.Холбрука, эти организации "сфокусированы на выполнение более узких задач". "С точки зрения альянса, "Партнерство во имя мира" будет средством, позволяющим определить способности каждого партнера выполнять обязательства, которые возлагаются на каждого члена НАТО, и своеобразным полигоном, где эти способности будут подвергаться испытаниям"[6].

Не случайно в рамочном документе о присоединении к программе ПИМ указываются мероприятия по сотрудничеству, представляющие интерес для партнера: средства (включая тыловое и медицинское обеспечение и инфраструктуру) и подробная информация о военных подразделениях, которые могут быть задействованы в мероприятиях по этой программе, в том числе оценку их готовности и другие оперативные параметры; долгосрочные военные планы, направления развития вооруженных сил, НИОКР и другие аспекты планирования, а также меры, которые будут предприняты по достижению политических целей партнерства.

Участие в Программе, кроме того, обусловлено обязательным выполнением других требований: обеспечение транспарентности процесса формирования военных бюджетов, осуществление гражданского (демократического) контроля за деятельностью министерств обороны, совместное планирование и проведение военных учений, создание возможностей для взаимодействия с силами НАТО в интересах осуществления миротворческих и поисково-спасательных операций, проведения гуманитарных акций.

Со дня принятия Программы на встрече на высшем уровне в январе 1994 г. к ней присоединились 27 стран. Первоначальные оценки ПИМ в целом основывались на ее внешней ценности, на том, что "активное участие в ПИМ будет играть важную роль в эволюционном процессе расширения НАТО". Но были и другие мнения, сводившиеся к тому, что ПИМ фактически приостановила этот процесс, "размыла" его. Присоединение России к ПИМ, происшедшее в ходе визита президента США Б.Клинтона в Москву сразу же после январского (1994 г.) натовского саммита, подтвердило, по мнению ряда западных политологов, что североатлантический альянс сделал шаг назад, а не вперед по пути расширения блока. Совместная российско-американская декларация характеризует ПИМ как "важный элемент возникающей новой структуры европейской безопасности", подразумевая, очевидно, что ПИМ была задумана как постоянный процесс, а не подготовка к вступлению в НАТО. Не случайно на одной из пресс-конференций в августе 1994 г. Президент России Б.Ельцин выразил удовлетворение тем, что не произошло расширения НАТО[7]. И также не случайно, год спустя, американский сенатор Р.Лугар, выступая на конференции "Роль НАТО в европейской стабильности" в Центре стратегических и международных исследований (Вашингтон, март 1995 г.), назвал ПИМ "политикой откладывания в долгий ящик".

Представляет интерес оценка хода реализации программы "Партнерство во имя мира" самим руководством Североатлантического союза.

Так, в ходе состоявшихся в конце мая - начале июня 1996 г. заседаний высших руководящих органов НАТО значительное внимание было уделено оценке реализации мероприятий этой программы как одного из важнейших направлений деятельности блока на современном этапе.

При этом был отмечен значительный прогресс в развитии отношений альянса со странами-партнерами в области организации и проведения совместной учебно-боевой деятельности штабов, войск (сил), разработки нормативно-правовых основ реализации мероприятий в рамках ПИМ и военно-технического сотрудничества.

В процессе оценки выполнения планов совместной боевой подготовки за истекшие два года особо отмечено возрастание интенсивности и масштабов проведения мероприятий. В частности, указывалось, что количество проведенных в 1995 г. учений в рамках ПИМ увеличилось по сравнению с 1994 г. более чем в четыре раза (с 11 до 46). В них участвовали штабы, формирования вооруженных сил 20 (из 27) стран-партнеров (в 1994 г. - 10). По составу привлекавшихся сил и средств учения достигли батальонного и бригадного уровня (в 1994 г. ограничивались звеном взвод-рота).

Анализ оперативной и боевой подготовки показывает, что командование блока дифференцирование подходило к выбору участников и мест проведения учений, отдавая приоритет странам "вишеградской группы" (Польша, Венгрия, Чехия, Словакия). Так, наиболее активное участие в совместных учениях принимали части и подразделения ВС Польши (в пятнадцати учениях), Венгрии (в восьми), Чехии (в восьми), Словакии (в семи), что в среднем вдвое выше показателей остальных стран - участниц ПИМ.

Положительную оценку получило расширение системы подготовки офицерских кадров стран-партнеров в военно-учебных заведениях НАТО, что рассматривается в качестве важного фактора повышения эффективности совместной военной деятельности. Было отмечено, что в 1995 г. программа такой подготовки выполнена полностью, обучение прошли более 400 офицеров (в 1994 г. - около 150).

Позитивно оценено и начало процесса подписания документов, регламентирующих правовое положение пребывания войск НАТО и стран-партнеров на территории других государств - участников ПИМ и их взаимные обязательства по защите информации. К наиболее важным отнесены соглашения: "О статусе вооруженных сил, участвующих в ПИМ" (подписали 17 государств) и "О защите информации НАТО/ПИМ" (подписано 21-м государством-партнером, пять из которых - Польша, Венгрия, Чехия, Словакия и Румыния - получили сертификат о соответствии натовским стандартам безопасности в работе с документами) . Считается, что полномасштабный ввод в действие этих документов уже в ближайшее время создаст прочную нормативно-правовую основу для дальнейшего углубления военного сотрудничества в рамках ПИМ.

В качестве положительных результатов военно-технического сотрудничества было отмечено завершение специалистами НАТО анализа уровней совместимости систем управления и связи ВС стран Восточной Европы и Балтии с аналогичными системами ОВС блока, а также разработка программ по оснащению стран-участниц боевой техникой западного производства. Наиболее успешным считается развитие сотрудничества с Польшей и Венгрией, которое уже фактически переведено в практическое русло. Особо выделяется начало оснащения самолетного парка ВВС этих стран новыми системами опознавания "свой-чужой", а также осуществление поставок для венгерской армии авиационной, бронетанковой техники и стрелкового оружия на сумму около 120 млн. долл.

В то же время наряду с положительными результатами сотрудничества в рамках ПИМ был указан ряд существенных недостатков, затрудняющих реализацию программы партнерства. Особый акцент при этом делался на недостаточное финансирование запланированных мероприятий со стороны государств-партнеров, что в ряде случаев ставило под угрозу срыва их реализацию. В качестве серьезных недостатков, значительно затрудняющих организацию и проведение совместной учебно-боевой деятельности, рассматриваются различия в положениях ряда руководящих документов, регламентирующих функционирование ОВС НАТО и ВС государств - участников ПИМ, а также слабая языковая подготовка командно-штабного состава армий стран-партнеров. Были отмечены также недостаточный уровень партнерских отношений России с альянсом и пассивность ряда стран СНГ, особенно Киргизии, Грузии и Азербайджана, которые ограничивали свою деятельность в истекший период формальным членством в ПИМ.

В целом анализ произведенных в НАТО оценок хода реализации мероприятий программы "Партнерство во имя мира" свидетельствует о том, что они направлены на выработку руководством блока более действенных мер по подготовке стран Восточной Европы и Балтии к интеграции в Североатлантический союз. При этом основные усилия направляются на активизацию и расширение сотрудничества с государствами "вишеградской группы", которые рассматриваются в качестве первоочередных кандидатов на вступление в альянс.

[1] №120 13.07.2004 «День»

[2] ”The London Declaration”, London, 6 July 1990

[3] ”The Rome Declaration'', 8 November 1991

[4] Статья «ПРОГРАММА "ПАРТНЕРСТВО ВО ИМЯ МИРА" в рамках "особых отношений" России и НАТО», Г.МЕХОВ

[5] NATO Review". 1994. ° 6

[6] Holbrook R. America, a European power // Foreign affairs. 1995. V. 74. N 1. P. 38—51.

[7] Борис Ельцин. Достоинство и последовательность внешней политики // Дипломатический вестник. 1994. № 9. С. 3-5.