1. Теория социальной системы  Т. Парсонса

Система для Парсонса в общих чертах характеризуется взаимозависимостью частей. На основе упорядоченного характера взаимозависимых вариантов система имеет тенденцию к самосохранению, что обычно именуется равновесием системы, если один элемент не вписывается в этот порядок, то либо происходит исключение элемента, либо другие части системы приспосабливаются к нему.

Систему личности и социальную систему Парсонс считал эмпирическими системами, которые настолько разнятся друг с другом, что не могут быть сведены друг к другу. Тем не менее, между ними существует взаимопроникновение, т.е. невозможно себе представить систему личности, не включённую в социальную систему, и социальную систему, которая не является составной частью системы личности.

Социальная система представляет собой в тоже время подсистему действий, поскольку каждое "отдельное действие" складывается из элементов, как системы культуры, так и системы личности, организма и социальной системы. Социальная система возникает через интерактивные процессы, которые, в свою очередь, можно считать взаимозависимостью систем действия.

Социальная система состоит из отношений между деятелями и интеракциями, определяемыми её структурой. Мельчайшей единицей социальной системы является роль, т.е. тот структурный отрезок из ориентации деятеля, который определяет и конституирует его участие в интерактивном процессе на основании дополнительных ожиданий. Роли определяются общепринятыми ценностями представлениями, они являются частью институтов, где они "осуществляют" распределение власти и престижа; они основываются на процессах дифференцирования и распределения, которые, в свою очередь, делают необходимым интегративные процессы.

Проблемы интеграции касаются сохранения и развития коллективности как таковой, и определяется переменными ориентации на себя / ориентации на коллектив и их соотношением. При этом речь идёт о солидарности группы внутри общества и о солидарности всего общества как такового. Интегративная стратегия социальной системы – это институционализация. Интегративный аспект институтов может провялятся, с одной стороны, в нормах, которые ограничивают частные интересы, а с другой стороны, в позитивном акценте на коллективность.

Парсонс различает:

-  "институты отношений" – которые касаются дифференциации деятелей и ролей, их распределение в системе;

-  "регулятивные институты" – регулируют распределение средств производства и вознаграждения;

-  "культурные институты" – охватывают идеологию, религию, символы и приводят их в систему культуры и институты "интегративной структуры", которые непосредственно касаются проведения коллективных интересов и выражения социальной системы как коллективности.

Интерактивные системы должны решать четыре функциональные задачи: они должны приспосабливаться к миру в любой ситуации, достигать поставленных перед ними целей, сохранять свою структуру и преодолевать напряжённость между своими членами, сплотить группу в единое целое. Итак, они должны выполнять  адаптивные, инструментальные, экспрессивные и интегративные функции. Эти четыре функциональные проблемы Парсонс затем проецировал на четырёхмерное  пространство, как его четыре измерения. Концепция системы действий была объединена с пространственным представлением, которое позволило перенести физические законы на системы действий. Главным законом является сохранение границ системы, и отсюда – интеграции системы. Закон инерции обуславливает тенденцию к сохранению структуры; принцип действия / противодействия и равновесия сил свидетельствует о присущей элементам системы тенденции к приспособлению, а принцип ускорения – о потоке энергии в системе, которая приводит в движение процессы в системе действий указывает цели и средства для их достижения.

Эти четыре аспекта систем представляют собой в то же время фазы в отношении системы и некоей ситуации и являются функциональными требованиями для сохранения границ системы. Тем самым четыре функциональные проблемы, с которыми сталкиваются малые группы, были обобщены и переосмыслены в функциональные предпосылки, имеющие характер законов для существования и изменения систем действий.

  Четырёхмерное пространство поделено двумя осями , осью ориентации цели – средство и осью отношений система – окружающий мир. Функции структурируют систему на подсистемы.

Подсистема А обеспечивает непрерывное структурное изменение в системе и в отношениях  с внешним миром. Подсистема G определяет цели системы и средства для их достижения и применяет их. Подсистема L действует в направлении сохранения структуры системы и преодолевает возникшие противоречия и напряжённость. Подсистема I осуществляет интеграцию системообразующих единиц. Таким образом, каждой части структуры соответствует определённая функция, которая должна выполнятся системой.

Парсонс определяет общество как, социальную систему, которую характеризует высшая степень саморавновесия относительно окружающего её мира, другими словами, степень открытости социальной системы "общество" мала. Общество – это сложная социальная система как с вертикальным, так и с горизонтальным дифференцированием.

Социальная общность – это стержень общества; его внутрисоциальной средой является: система ценностей (сохранение институционализированных культурных структур),  политическая общественность (форма правления), характер экономики. Внесоциальной средой является система культуры, системы личности и формы действия.[1]

Структура системы общества

В своих работах Парсонс дополнить статистический анализ социальных систем анализом протекания процессов. Процессы в социальных системах вначале представляют собой интеракции. Поскольку социальные системы являются системами действия, интеракции происходят с помощью языковых и неязыковых символов, становятся коммуникациями.

Понятие функции объединяет структуру и процесс с точки зрения системы. Общественное развитие рассматривается как процесс функциональной дифференциации в подсистемах и как процесс интеграции в целях сохранения границ социальной системы, а также её подсистем как функциональной специализации. В таком плане Парсонс анализирует развитие процессов дифференциации в обществе и связанных с ними процессов приспособления, интеграции и обобщения ценностей.

Функции социальных систем не только могут быть привлечены как инструменты для установления структурных элементов, но и сами рассматриваются как процессы: поскольку они, в общем, формализованы в направлении постоянно растущих дифференциации и специализации, они представляют собой принципы эволюционного развития.

Общественная эволюция интерпретируется Парсонсом как кибернетические коммуникационные процессы между обществами, вызванные ростом способности приспособления. Результатом этого становится изменения типа общества с точки зрения формы экономики, режима, общественной структуры и системы ценностей.

Ведущею роль в эволюции общественной системы Парсонс отводит системе культуры, поскольку в кибернетической иерархии она имеет наивысший ранг. Таким образом, он считает культурно-институциональные факторы наиболее самостоятельными и независимыми.

Парсонс считает нормативные элементы более важными для изменения социальных систем, чем материальные интересы. Парсонс придаёт первостепенное значение "общественному объединению" и трактует это как нормативно-институциональную систему , в контексте исторического анализа это понятие.

Развитие системы современных обществ шло по пути трёх революций: промышленной, демократической, образовательной. Эти революции вызвали прогрессивные изменения в принципиально эволюционном развитии. Образовательная революция последовала за промышленной и демократической революциями и дополнила их. Главным её аспектом является равенство шансов, которое увязывает успех с гражданскими правами на свободу и равенство. В центре этой революции находится –  университет. Поэтому образовательная революция привела к изменению основ общественного расслоения, которое опирается не на власть и богатство как таковое, а является следствием способностей и образования.

Структурный функционализм выдвигает особую концепцию обоснования социального неравенства. Социальная структура является результатом процесса горизонтальной и вертикальной дифференциации в общественных системах в ходе их эволюционного развития. Она является выражением определённого уровня эволюции, типа общества и его функциональных требований.[2]

2. Структурно-функциональный анализ Р. Мертона

Основываясь на данной онтологической концепции, Мертон выявил и разработал два специальных направления социологического анализа: функциональный и структурный анализ. Для него «суть функционализма состоит в объяснении явлений путем установления их последствий для больших структур, в которые они включены». После публикации его знаменитой «Парадигмы для функционального анализа» (1949), где в общих чертах он наметил поразительно ясный, глубоко переработанный вариант функционализма, применимый для концептуализации социального конфликта и социального изменения, в Мертоне стали видеть олицетворение функционализма. Поэтому, когда четверть века спустя он написал книгу «Структурный анализ в социологии» (1975), в которой было представлено соответствующее социологическое направление, некоторые рассматривали это как решительный разрыв с функциональным анализом, отказ от прошлых убеждений и создание принципиально нового направления. Скорей всего, Мертон рассматри­вал структурный анализ как естественное развитие функциональ­ного, дополняющее, хотя и не заменяющее его. Позиция Мертона весьма определенна: «Разновидность функционального анали­за в социологии со временем эволюционировала в разновидность структурного анализа». Функциональный анализ выяв­ляет последствия социального явления для его дифференцирован­ного структурного контекста; структурный анализ устанавливает детерминанты явления в рамках его структурного контекста. Оче­видно, что эти направления являются двумя сторонами одной ме­дали, рассматривающими два вектора отношений между социаль­ным явлением и его структурным окружением. Не существует противоречия между Мертоном-функционалистом и Мертоном-структуралистом; оба теоретических направления слились воеди­но. Это признает П.Блау, когда пишет: «Функциональная пара­дигма находится под влиянием структурной парадигмы, которая объясняет наблюдаемые социальные модели с точки зрения струк­турных условий, которые порождают эти модели, и, более того, она дополняет предшествующий анализ, подчеркивая важность выявления функциональных и дисфункциональных последствий этих моделей».

Идея Мертона о социальной структуре, находящаяся в центре его функциональных исследований, включает четыре определяю­щих критерия. Сфокусированность на отношениях, связывающих различные компоненты общества, прослеживается уже в раннем определении социальной структуры, сформулированном задолго до структурной революции или структурного уклона в современ­ной науке: «Под социальной структурой следует понимать орга­низованный контекст социальных отношений, в которые вовлече­ны члены общества или группы». Акцент на «смоделированный», регулярный, повторяющийся характер отно­шений является одним из центральных тезисов, красной нитью пронизывающих работы Мертона; термин «смоделированный» -  одно из излюбленных его определений. Как   заметил   П. Лазарсфельд,  «этот  термин  является  наиболее часто употребимым в ра­ботах Мертона. Третий составной критерий социаль­ной структуры — концепция глубокого, скрытого, базового уров­ня (соответствующая концепция латентных функций в функ­циональном анализе) — является единственным аспектом в тео­рии Мертона, прямо подверженным логически-лингвистическому структурализму Якобсона, Леви-Стросса и Чомски. По словам Мертона, «аналитически целесообразно различать поверхностный и латентный уровни социальной структуры».

Но, наверное, самым важным для Мертона в понятии социаль­ной структуры является четвертый критерий - идея сдерживаю­щего или вспомогательного влияния, которое социальная струк­тура оказывает на реальные социальные явления (поведение, убеждения, отношения, мотивации и т.д.). Концепция «структур­ного контекста» и особенно «структурного сдерживания», как ограничивающая эффективное поле деятельности, появляется в ран­ней «Парадигме для функционального анализа»: «Я убежден, что структура сдерживает индивидов, помещенных в нее для разви­тия культурных потребностей, моделей социального поведения и психологических склонностей. В другой ра­боте он писал: «Поведение есть не просто результат индивидуаль­ных особенностей, но продукт интеракции последних и смоделиро­ванных ситуаций, в которых оказывается индивид. Именно эти социальные контексты и оказывают значительное влияние на сте­пень действительной реализации способностей индивида».

Но структурный контекст оказывает не только негативное, но и позитивное влияние, облегчая, воодушевляя, стимулируя опре­деленные выборы действующих лиц и сил: «Социальная структу­ра отфильтровывает культурные ценности, делая поведение в со­ответствии с ними возможным для обладателей социальных ста­тусов в рамках этого общества и трудным или невозможным для других... Социальная структура является барьером или, наоборот, открытой дверью для поведения согласно культурным мандатам».[3]

Функционализм

Главную суть своего подхода Р.Мертон выразил комплексным понятием «функциональность». Согласно этому понятию взаи­мосвязь общества в целом и его отдельных частей обеспечивается самыми разнообразными и специ­фическими их функциями, которые могут наблюдаться и многократно повторяться в конкретных объектах и фак­тах. Задача социолога состоит в том, чтобы «не рассуждать о внутреннем содержании социологических фактов и объ­ектов, а просто рассматривать реальные, зримые, доступ­ные для изучения и обобщения последствия функций».

Для наблюдения и изучения функций Р.Мертон пред­лагает методологический инструмент, который называет «теории среднего радиуса действия». Суть их он форму­лирует так: «Это теории, находящиеся в промежуточном пространстве между частными, но тоже необходимыми ра­бочими гипотезами, во множестве возникающими в ходе повседневных исследований, и всеохватными системати­ческими попытками развить единую теорию, которая бу­дет объяснять все наблюдаемые типы социального поведе­ния, социальных организаций и социальных изменений». Эта теория была призвана категориально офор­мить соединительный мост между конкретными исследования­ми и общесоциологической теорией. Теория принципиально используется для внутренней организации эмпи­рических исследований. Она выступает посредником между общими теориями социальных систем, которые слишком отда­лены от особенных проявлений классов тех или иных типов социального поведения, с тем чтобы «объяснять то, что наблю­даемо, и давать детализированные, упорядоченные характерис­тики особенностей, которые вообще не обобщены». Именно здесь, на среднем уровне, как подчеркивает Р.Мертон, социология выполняет свою основную роль в обществе, ибо это «именно та социальная наука, которая оперирует теориями среднего радиуса охвата, концентри­рующими в себе факторы реального управления социаль­ными процессами с учетом конкретных эмпирических исследований и отвергающими метафизические претензии на всеохватность и универсальность». Ясно, что таким ут­верждением Р.Мертон выразил свое несогласие с теорией структурного функционализма Т.Парсонса, претендовав­шей на эти качества всеохватности и универсальности.

Определив таким образом свой «объект» исследования, Р.Мертон выдвигает целый ряд положений, обосновываю­щих логику своего практического подхода к делу. При этом он выделяет три ключевых условия или требования функционального анализа, которые, по его мнению, при­обретают характер аксиом: это - «функциональное един­ство» (согласованность функционирования всех частей общества), «функциональная универсальность» (все общественные явления функциональны) и «функцио­нальная принудительность».

«Функциональное единство» социологического анали­за, подчеркивает Мертон, определяется не «сверху», не при помощи какой-либо теории, а в бесконечной глубине социальных фактов, которые благодаря своей функцио­нальной определенности являются интегрирующими фак­торами социальной жизни. Функциональные качества универсальны и представлены во всех формах культуры, что легко увидеть при их анализе. Мало того, они носят императивный, принудительный характер в первую оче­редь для всех общественных институтов, хотя это может проявляться по-разному. В целом функциональный ана­лиз применим только к стабильным и стандартизирован­ным объектам, которыми могут быть повторяющиеся и ти­повые явления, характеризующиеся устойчивостью (соци­альные роли, социальные процессы, институционные объ­екты, социальные структуры, средства социального конт­роля и т.д.).

Автор концепции подробно раскрывает различные стороны понятия «функция». Функция — это «те наблю­даемые следствия, которые служат саморегуляции дан­ной системы или приспособлению ее к среде». В проявлении функции может быть две формы — явная и скрытая. В том случае, когда внутрен­няя смысловая мотивация совпадает с объективными следствиями, проявляется явная функция. Именно так она осознается участниками поведенческой системы или ситуации. Скрытая («латентная») функция этих прояв­лений не имеет. Наряду с понятием функции Мертон ввел понятие "дисфункции", т.е. заявил о возможности отклонения системы от принятой нормативной модели, что, в свою очередь, должно привлечь за собой или новый этап приспособлении системы к существующему порядку, или определенное изменение системы норм. Понятию дисфункции Мертон уделяет столь же много внимания, что и самой функции. Обращение к нему носит концептуальный характер. Дело в том, что Парсонс рассматри­вал отклонение в поведении и системе как исключение, которое может и должно быть нейтрализовано системой социального контроля. А Мертон был убежден, что дисфункции в той же мере закономерны для системы, что и функции. Признание этого факта свидетельствует о том, что механизм функциони­рования и развития социальной системы бесконечно сложен. Равновесие не есть исходное условие существования, но ре­зультат социального взаимодействия. Эмпирические исследо­вания отрицают постулат однолинейности связи между социаль­ными действиями индивидов и состоянием социальной системы. Эта связь более разнообразна, что определяет множество путей достижения баланса в системе. Таким путем он стремился ввести в функционализм идею изменения.[4]

3. Постфункционализм Н. Лумана

Общепризнанна сложность проявлений власти, их неоднородное присутствие в различных областях жизни общества. Это обстоятельство делает исследование власти крайне трудным и противоречивым делом, обусловливает необходимость использования различных методологических средств и подходов.

Выражением методологического плюрализма в осмыслении власти является наличие различных моделей ее эпистемологической репрезентации, в том числе волюнтаристской, лингвосемиотической, структуралистской, постмодернистской. Утверждение тех или иных моделей власти в установках исследователей и аналитиков, а также E общественном сознании происходит под влиянием многочисленных факторов. Их совокупное действие в различные периоды времени и в различных ситуациях формирует преобладающие парадигмальные конфигурации трактовок власти. Соответственно конфигурационным образом происходит демаркация политического в жизни общества, а в зависимости от трактовки места и роли политики в социуме создается картина статусов и взаимоотношений основных общественных субъектов и групп, регулятивов функционирования и факторов изменчивости общественного целого.

Актуальная парадигма власти всегда является изменчивой. Она образуется совокупным действием на сферу политического различных социально-культурных влияний. К ним относятся: эволюция представлений об общих принципах устройства общества; культурно-историческая динамика; динамика типов научной рациональности; факторы технологического развития; процессы глобализации и продолжающееся на их фоне активное цивилизационное и национально-культурное самоопределение народов, стран и обширных культурных регионов современного мира. 

При рассмотрении указанных факторов должен учитываться не только простой факт их взаимодействия, но также траектория и направленность каждого из них, резонансы и проекций их когерентных отношений. На основе комплексного анализа парадигмалъной динамики политологических концепций представляется возможным утверждать, что в современной политологической мысли уже достаточно широко признана трактовка власти как коммуникаций. Это означает, что власть как возможность оказать воздействие на что-либо или на кого-либо только «на поверхности» общественных процессов проявляется как целесообразная совокупность регулятивных воздействий, иерархическая, силовая диспозиционная структура. В сущности же, власть представляет собой сложную систему коммуникаций как информационно-смыслового взаимодействия различных субъектов общественной жизни. Отличительными признаками власти как коммуникативного феномена можно назвать: 'сложный системный характер; информационное качество социальных взаимодействий; наличие развитых субъектов коммуникации; пространственно-временную соразмерность коммуникативного взаимодействия; вариативность и селективность действия субъектов коммуникации; социальную релевантность.

Приоритетное внимание к коммуникативной модели власти носит именно парадигмальный характер. Оно не связано с отрицанием других подходов к трактовке власти и политического, но предполагает рассмотрение многообразия явлений политической жизни под несколько модернизированным «углом зрения», приближенным к стандартам современного научного познания и его концептуальным образам.

Трактовка власти как коммуникации позволяет выдвигать корректные объяснительные схемы для новых, зачастую парадоксальных, явлений современной политической жизни, которые связаны, например, с изменением состава и взаимных зависимостей основных субъектов власти и политического процесса; с масштабными имитациями политической деятельности, возможностью «выпадения» декларируемых политических лидеров из сферы «политического»; видимой децентрализацией политической жизни в ряде стран при возникновении предпосылок для нового тоталитаризма. 

Коммуникативные трактовки власти и демаркации политического предлагаются в рамках нескольких исследовательских направлений. Одна из наиболее подробно разработанных концепций власти как системы коммуникаций предлагается в работах известного немецкого социолога Никласа Лумана.

Н. Луман исходит из того, что трактовка власти как особого рода коммуникативного средства позволяет избежать часто наблюдаемой перегруженности понятия власти признаками процесса влияния, понимаемого слишком широко и неопределенно.

По замыслу Н. Лумана, власть может быть интерпретирована на основе общей и частных теорий коммуникации, которые, в свою Очередь, дополняют две фундаментальные общественные теории: теорию социальной дифференциации и теорию социокультурной эволюции. То, что эти теории так или иначе учитывают процессы коммуникации в социуме, не вызывает сомнений. Но Н. Луман ставит перед собой задачу объяснить, что заставляет нас принимать и развивать те или иные коммуникации. Так он подходит к теме власти и ее коммуникативных оснований.

Селекции и мотивации социальных факторов чрезвычайно многообразны, «собирание» их устойчивости и воспроизводимости выполняется особого рода механизмами, которые Н. Луман называет «символически генерализированными коммуникативными средствами». Историческими предпосылками для их возникновения стали упорядочение общих средств коммуникации (развитие естественного языка, возникновение письменности), усложнение социальных интеракций, когда возникает потребность в их внеситуативной ориентации. «Коммуникативные средства, - пишет Н. Луман, - всегда могут образовываться там, где способ отбора, осуществляемого одним из партнеров, одновременно служит для другого мотивационной структурой».

Власть как коммуникативное средство является исходным регулятивном социальных взаимодействий. Специфику власти составляет постоянный переход от производства неопределенности власть имущим к ее устранению. «Функция власти состоит в регулировании контингенции», т. е. в широком смысле власть предоставляет возможности направленного воздействия на изначальную селективность поведения подчиненных. В этом смысле Н. Луман сравнивает власть с комплексной функцией катализатора, так как властная коммуникация представляет собой шанс повысить вероятность желаемых селективных связей.

Понятая как коммуникация, власть перестает рассматриваться только в реальном, опредмеченном отношении «властитель — подданный»; В центре внимания оказывается коммуникация вообще, т. е. то, что подданный так или иначе знает о селективности поведения власти и о возможности своего выбора, активно коммуницирует по поводу этих возможностей, не выходя при этом за пределы определенной каузально цепи, направляемой медийными кодами и темами власти.

Даже с помощью лаконичного эскиза коммуникативной модели власти могут быть сделаны интересные выводы для, так сказать, повседневного понимания власти и возможностей ее реализации. Во-первых, становится возможной демаркация власти от принуждения и насилия, причем последние проявляются в ситуациях дефицита власти как особого рода направляющей коммуникации. Н. Луман подчеркивает: «Принуждение означает отказ от преимуществ символической генерализации, отказ от того, чтобы управлять селективностью партнера». Во-вторых, власть оказывается органически соединенной со свободой коммуницирующих агентов. «Власть становится более могущественной, если она оказывается способной добиваться признания своих решений при наличии привлекательных альтернатив действия или бездействий; С увеличением свобод подчиненных она лишь усиливается». В-третьих, обнаруживается значимость коммуникативной инфраструктуры социума (связь, транспорт средства массовой информации, различные форумы), которые, являются не «украшениями» власти, а ее необходимыми предпосылками.

Коммуникативная парадигма власти позволяет не только приобретать опыт изучения и реализации властных отношений. На ее основе возможно извлечение ряда уроков для демаркации и осмысления перспектив политических явлений в современной российской действительности. Прежде всего, становится возможным преодоление упрощенных теоретических схем власти, до сих пор настойчиво локализуемых в ряде содержательных оппозиций, например: «авторитаризм - либерализм», «насилие - закон», «порядок - анархия». В контексте коммуникативной модели власти становится очевидной сохраняющаяся актуальность формирования в России гражданского общества, создания условий для реализации гражданских свобод, деятельности разнообразных средств массовой информации. Обнаруживается, что укрепление российской государственности »возможно вне культивирования структурированного и полиморфного коммуникативного пространства, всестороннего развития общественных сшей и отношений.[5]