Субъективная социология в России

Содержание

Введение.......................................................................................................... 3

1. Сущность и содержание субъективного метода в социологии............ 4

2. Субъективная социология в России........................................................ 5

3. Субъективная социология П.Л. Лаврова............................................. 13

3.1. Понятие социологии П.Л. Лаврова, задачи и методы............................................... 13

3.2. Проблемы, изучаемые социологией с точки зрения П.Л. Лаврова........................... 17

Заключение.................................................................................................. 29

Список использованной литературы....................................................... 32

Введение

Первый этап развития социологической мысли в России прежде всего связан с творчеством таких крупных социальных мыслителей, как П.Л. Лавров (1823-1900) и Н.К. Михайловский (1822-1904). Развиваемое ими направление социальной мысли получило название субъективной социологии. Основополагающие идеи этого направления были впервые сформулированы в знаменитых «Исторических письмах» П.Л. Лаврова (1870). Как и у других классиков теоретической социологии – О. Конта, Г. Спенсера, Э. Дюркгейма, в центре внимания субъективной социологии стояли разработка учения об обществе в целом, выявление закономерностей и направленности его развития. Значительное внимание представители субъективной социологии уделяли разработке теории общественного прогресса.

Цель работы: описать субъективную социологию в России.

Данная цель решается с помощью раскрытия следующих основных задач:

1. раскрыть сущность и содержание субъективного метода в социологии;

2. дать основные характеристики субъективной социологии в России;

3. раскрыть сущность основных элементов субъективной социологии П.Л. Лаврова.

1. Сущность и содержание субъективного метода в социологии

Субъективный метод в социологии – идеалистическое истолкование исторического познания, в основе которого лежит положение о детерминации исторического знания нравственным идеалом исследователя. Сторонниками этого метода в России были народники. «Социология не есть наука, отдельная от этики. Основные ее истины суть истины личной нравственности» (П.Л. Лавров).

В этом смысле историческое знание противостоит естественнонаучному. Задача социолога, историка, согласно представителям Субъективный метод в социологии, заключается в выработке истинного нравственного идеала и упорядочении в соответствии о ним фактического материала. Осуществление этого идеала в жизни человечества является единственным законом группировки исторических событий, законом общественного прогресса. Справедливо подчеркивая значение социально-политической позиции для исторического исследования, Субъективный метод в социологии отрицал объективную в конечном счете социально-классовую основу, порождающую ту или иную точку зрения. Для Субъективного метода в социологии всякий «нравственный идеал» в общественной науке одинаково субъективен и относителен. Его достижение определяется не объективной необходимостью, а волей. Поэтому проблема критерия истинности исторического знания ставилась и решалась Субъективным методом в социологии в субъективно-идеалистическом плане. Гарантию против «предвзятых мнений» Михайловский, напр., видел в «научной добросовестности», «политической нравственности», характере нравственного идеала.

Гносеологической основой субъективного метода в социологии является позитивистское толкование исторического процесса (Позитивизм). Субъективный метод в социологии марксизм противопоставляет принципы объективности и партийности исторического знания.

2. Субъективная социология в России

Сущность общественного развития, по Лаврову, состоит в переработке культуры, а именно: в переработке традиционных, склонных к застою общественных форм в цивилизацию, характеризующуюся гибкими, динамичными структурами и отношениями.

Цивилизация истолковывается субъективными социологами как сознательное историческое движение. Это движение осуществляется, прежде всего, критической мыслью. Но поскольку мысль реально осуществляется только через действия личности, постольку, рассуждают они, главной движущей силой общественного развития выступают критически мыслящие личности, передовая интеллигенция.

Личность в концепции субъективных социологов выступает не только главной движущей силой общества, но и мерилом общественного прогресса. Идеалом общественного развития является создание таких отношений, при которых бы были созданы предпосылки для всестороннего развития («разнородности») личности. Однако, по мнению субъективных социологов, история до сих пор шла по линии развития «разнородности» общества, его социальной дифференциации и разделения труда, что приводило к односторонности личности, к превращению ее в простой придаток общественного механизма. Полноценное развитие личности, по мысли субъективных социологов, возможно только в рамках социализма, где будут реализованы идеалы свободы, равенства и справедливости. Однако следует отметить, что концепция социализма в субъективной социологии довольно существенно отличалась от марксистской концепции социализма и, тем более, от так называемого «реального социализма», который был воплощен в СССР и других странах социалистического содружества. Н. К. Михайловский определял социализм как «творчество личного начала при посредстве начала общинного». В связи с этим в субъективной социологии значительное внимание уделяется разработке вопроса об особом пути России к социализму, при котором должны быть учтены особенности российского опыта. В связи с этим субъективные социологи развивали учение о некапиталистическом пути развития России, в основе которого лежала идея о переходе к социализму через использование и преобразование коллективистских традиций докапиталистических форм устройства труда и быта — общины («мира»), артели и др.

В тесной связи с общесоциологической теорией находилась и методология субъективной социологии. В ней подчеркивалась мысль о существовании принципиального различия между природными и общественными явлениями. Природные — это закономерные, повторяющиеся явления, общественные — неповторимые, индивидуальные, изменяющиеся. На основе этого разграничения утверждалась необходимость использования различных методов познания — научного и социологического.

Естественнонаучный метод в своей основе — объективный метод. Социологический же должен быть субъективным методом. Обоснование необходимости использования субъективного метода в социологии строилось по такой схеме: основной единицей общества является не класс, группа, коллектив, а личность. Социальную деятельность личности определяют не какие-то внешние факторы, а ее субъективные помыслы и цели. Познать объективными методами эти помыслы и цели невозможно. Поэтому изучение личности социологом может быть осуществлено только по принципу «сопереживания», когда, по выражению Михайловского, «наблюдатель ставит себя в положение наблюдаемого». В соответствии с этой установкой разрабатывается субъективная концепция истины.

Истина, по Михайловскому, не есть воспроизведение объективных свойств вещей самих по себе, она существует для человека и есть удовлетворение его познавательной способности. Но такой подход вел к отрицанию закономерности и, по сути дела, оправдывал произвольное истолкование общественного процесса. Чтобы избежать произвола мнений, Н. К. Михайловский выдвигает идею, что за критерий истины необходимо принимать познавательную способность «нормального человека», нормального не только физиологически, но и поставленного в благоприятные для нормального развития его личностных качеств социальные условия. Кроме того, позиция «нормального человека» должна отражать интересы подавляющей части общества, то есть трудящегося большинства. Поэтому социология должна начать с некоторой утопии, то есть с построения социального идеала общества, обеспечивающего полнокровное развитие человеческих способностей. В русле субъективной социологии шло решение конкретных проблем политической социологии, механизма связи лидера и массы, роль партии в общественной борьбе и др.

Идеи субъективной социологии П.Л.Лаврова и Н.К.Михайловского получили конкретизацию и развитие в работе известного русского историка и социолога Н.И.Кареева (1850-1931). Н.И.Кареев, как и его предшественники П.Л.Лавров и Н.К.Михайловский гордились тем, что они внесли этический элемент в понимание социальных явлений и заставили признать, что социальный процесс нельзя рассматривать вне одухотворяющих его идей добра и справедливости. Отсюда вытекала их основная установка в отношении главной задачи социологии: социология как наука должна быть ориентирована не столько на поиск и обнаружение объективных законов, сколько на то, чтобы раскрывать человеческое гуманистическое содержание общественного прогресса и соотносить его с потребностями человеческой личности. Субъективный же метод в социологии наиболее применим именно потому, что он позволяет дать оценку историческому прогрессу с позиций нравственного идеала.

Вместе с тем Н.И.Кареев стремился дать более строгое теоретическое обоснование субъективному методу в социологии, делая акцент на особенностях социально-исторического исследования. Разделяя основные установки Баденской школы неокантианства по вопросу о принципиальном различии методов изучения природы и общественной жизни, Н.И.Кареев подчеркивал уникальность и неповторимость социально-исторических явлений. Необходимость использования субъективного метода в социологии и истории он аргументировал тем, что социально-исторические явления могут быть правильно объяснены только при условии понимания смысла действий изучаемых людей. Таким образом использование субъективного метода в социологии и истории опирается в концепции Н.И.Кареева на совершенно правильную предпосылку единства субъекта и объекта социального познания, того неоспоримого факта, что объектом изучения социолога или историка являются человеческие существа, которые подобно ему имеют определенные потребности, интересы, желания, цели и т.д.

Субъективный метод в интерпретации Н.И.Кареева был ориентирован на изучение субъективной стороны социально-исторических явлений. Вместе с тем он допускал, что в общественной жизни имеют место и объективные процессы, которые могут быть изучены методами внешнего наблюдения, статистикой и т.д. Разрабатывая субъективный метод в социологии и истории, Н.И.Кареев стремился избежать крайности субъективизма. С этой целью он проводит различие между «законным субъективизмом» и «случайным субъективизмом». «Законный субъективизм» требует учитывать интересы и цели изучаемых личностей. «Случайный субъективизм» обусловлен интересами и предубеждениями самого исследователя. Поэтому, если «законный субъективизм» позволяет глубже проникнуть в смысл изучаемых явлений, то и «случайный субъективизм» может привести к искажению объективной картины изучаемой реальности.

К субъективной школе в социологии России тесно примыкают сторонники психологического направления. Наиболее ярким представителем этого направления в социологии России был Л.И.Петражицкий (1867-1913). Л.И.Петражицкий по роду своей основной деятельности был крупным теоретиком в области права. Поэтому основные его усилия были направлены на объяснение истоков нормативного сознания и, прежде всего, норм права. Подобно другим представителям психологического направления Л.И.Петражицкий исходил из представления о наличии в обществе особого состояния общественного сознания — народной психологии, «коллективного психологического опыта». Именно этот опыт является источником нормативного сознания как морального, так и правового, регулирующих поведение человека.

В своей концепции природы нормативного сознания Л.И.Петражицкий исходил из предпосылки о первичности психоэмоциональной стороны жизни индивидов и общества. По его мнению, подлинной основой общественной жизни является психическое взаимодействие людей, которое он трактовал по преимуществу как эмоциональное. Эмоции определяют содержание более сложных форм человеческой психики сознания и воли. Поскольку психоэмоциональное взаимодействие составляет ткань общественных отношений, то главным инструментом социального познания, по Петражицкому, является интроспекция, которая должна быть дополнена методами внешнего наблюдения.

Несколько обособленную позицию по отношению к утвердившимся школам и направлениям в русской социологии занимает Е.В. де Роберти (1843-1915). Сам он свой вариант социологической концепции называет неопозитивизмом, желая тем самым подчеркнуть новый подход к осмыслению социологических проблем. Реально же концепция Е.В. де Роберти носит социально-психологический характер с заметными элементами социально-этической направленности в духе славянофильства.

Е.В. де Роберти выступал с критикой биологизаторских концепций в различных его формах: органицизма, социал-дарвинизма и т.д. Он настаивал на необходимости учесть специфику общественной жизни как духовного процесса. Главная задача социологии, по его мнению, заключается «в открытии законов, управляющих возникновением, образованием и постепенным развитием высшей на-дорганической или духовной формы мировой энергии». Ключевую роль от отводит психологическому взаимодействию, которое складывается из психоэмоциональных и сознательных отношений людей друг к другу. Из психического взаимодействия, утверждает он, рождается коллективный опыт людей, а на его базе вырастает общественная психология («общественность» или «надорганическое», по терминологии Е.В. де Роберти), в которой и реализуется специфика общественной жизни.

Центральное понятие социологии де Роберти «общественность», «подорганическое». С одной стороны — это высшая, социальная форма проявления мировой энергии, с другой — продукт психического взаимодействия. «В «общественности», в «надорганическом» явлении мы видим не что иное, как длительное, непрерывное, многостороннее и необходимое взаимодействие, устанавливающееся во всякой постоянной, а не случайной агрегации или «соборности» живых существ. Этим взаимодействием обусловливается возможность и действительное наступление коллективного или соборного опыта, повторяющего, дополняющего и связывающего воедино или еще «объективирующего» разрозненные и всегда глубоко субъективные данные опыта биосоциального. Коллективный опыт — опыт коллективной народной или соборной души порождает целую огромную массу новых явлений и процессов уже не психофизиологических, а социально-психофизических, если так можно выразиться: обобщая отвлеченные идеи, логические связанные суждения, а также моменты чувствования, все так называемые страсти целесообразно финалис-тически построенные желания, изволения и т.д.

Выступая против концепции технического и экономического детерминизма, де Роберти подчеркивает определяющую роль духовных (идеологических) факторов в жизни общества. К сожалению, вследствие естественной склонности нашего ума к телеологической расценке явлений мы и в области теоретической мысли не поддаемся искушению видеть в практической и даже технической эволюции обществ основательную причину их идеологической эволюции; и мы, наоборот, закрываем глаза на то, что истинными собирателями (аккумуляторами) социальной энергии, которая впоследствии расходуется в практической деятельности, является всегда, в лице наших эстетических понятий и вкусов, наших религиозных верований и философских воззрений и наших более или менее точных знаний, чисто идеологические факторы.

Согласно концепции де Роберти «общественность» или «на-дорганическое» в своем развитии проходит две стадии: сравнительно простых психофизических отношений, представляющих собой исходный пункт социальности (зачатки животной общественности) и психологическое взаимодействие, обнимающее огромное количество исторических, т.е. общественных процессов и явлений, которые обнимаются одним термином «культура» и которые де Роберти называет четырьмя факторами цивилизации. Все явления как внутренней психологической, так и внешней, исторической (или космопсихологической) жизни, входящие в этот период в рамки социологии, без малейшего остатка распределяются в четыре основные группы: одни касаются передачи знаний, другие верований и общих идей, третьи чувств и впечатлений эстетических, четвертые — технических и практических стремлений. Другими словами, эти разряды обнимают науку, религию или философию, искусство, и, наконец, поведение или действие. Это, в культурный период, главные, если даже не единственные источники или факторы всех социальных явлений и событий. Таким образом де Роберти стремится избежать крайностей психологизации общественной жизни и утверждает, что психическое поведение людей, общественная психология должны быть объяснены социокультурными факторами. На этой методологической предпосылке строится его концепция эволюции общества. В общей социологии, в той социальной этиологии, которая стремится раскрыть наиболее постоянные причины самых разнообразных общественных явлений, главное внимание должно быть обращено, разумеется, на причинный ряд. Здесь, первой и глубокой основой всякой культуры, всякого общественного процесса является знание, которое развивается в зависимости от внутренних качеств или свойств опыта не только лиц, культивирующих или распространяющих знание, но и несравнимо большего числа людей, его воспринимающих (или противящихся его восприятию), т.е. в зависимости от коллективного опыта в самом широком смысле. Состоянием или уровнем знания всецело обусловливается и определяется затем в каждой общественной среде (будь то целый народ, или отдельный класс, или избранное меньшинство) характер религиозных верований и философских или общих идей, господствующих в этой среде; а эти общие верования и идеи дают, в свою очередь, содержание и направление искусству, непосредственно зависящему от чувств, возбуждаемых в той или другой общественной среде ее основными воззрениями на мир. Наконец, последнее звено в длинной цепи культурных социальных переживаний и вместе с тем конечная цель наших понятий и стремлений — действие, труд, поведение, обусловливаются и определяются в главных чертах и подробностях, всеми предшествующими идеологическими факторами, в указанном порядке их постепенного развития.

3. Субъективная социология П.Л. Лаврова

3.1. Понятие социологии П.Л. Лаврова, задачи и методы

Ключ к пониманию социологических взглядов Петра Лавровича кроется в его определении социологии, как науки. Здесь “альфа и омега”, “начало и конец” всей его социологической теории. Чуть не все его работы были ничем иным, как развитием, развертыванием этого определения, а его практическая работа – осуществлением соответственных теоретических положений, вытекавших из последнего. Спрашивается, как же он определял социологию? Какую область явлений он считал предметом изучения последней? Какие задачи он ей ставил? Как решал вопрос относительно методов изучения социологических явлений? Как рисовал архитектонику всей социологической науки? Какие отделы последней он разрабатывал и, наконец, насколько последовательно в частных вопросах проводил свое рещение данного основного вопроса? Из одной этой постановки вопросов мы видим, что характеристика взглядов Петра Лавровича на этот счет должна сразу ввести нас в самый центр его социологии, в ту доминирующую обсервационную точку, откуда открываются перспективы на все теоретическое поле работ Лаврова. Понятие социологии Лаврова определенно. Оно стереотипно повторяется им в множестве работ. Вот оно вкратце.

“Социология изучает и группирует повторяющиеся факты солидарности между особями человеческого общества и стремится открыть ее законы”. “Она ставит себе теоретическую задачу понять формы солидарности и процессов, совершающихся при количественном изменении этих форм”[1] “Социология есть учение о формах солидарности созидательных особей, об условиях скрепления и ослабления этой солидарности при различной степени развития этих особей и форм общежития”. Сообразно с этим определением, и само понятие общества для П. Л. дано только там, где дана солидарность. “Люди образуют общество, когда они оказываются солидарными в своих привычках, аффектах, убеждениях, интересах…Вне этой солидарности в сознательных актах для нас нет общества, а есть скопление особей”.[2]

Таков объект социологии. Спрашивается теперь, что же нужно понимать под явлением солидарности. Вопрос этот приходится ставить потому, что термин “солидарность” принадлежит к числу самых избитых и неопределенных[3]. Лавров дает ответ и на этот вопрос: “Общественная солидарность есть сознание того, что личный интерес совпадает с интересом общественным, что личное достоинство поддерживается лишь путем поддержки достоинства всех солидарных с нами людей”[4] Иначе это “общность привычек, интересов, аффектов или убеждений”[5].

Таким образом, согласно Лаврову, социология есть наука о солидарности сознательных особей, или о солидарных формах их взаимодействия[6].

Условие солидарного взаимодействия отличает общество от простого скопления особей, не составляющего тем самым непосредственно социологического явления, а условие сознательности особей исключает из области социологии формы солидарности или солидарного общения несознательных организмов, иными словами, указывает пограничную линию социальных и биологических явлений, или социологии и биологии[7].

Лавров ставил социологии обе эти задачи. Больше того: он сливал их воедино и считал неразрывными. Правда – Истина, с его точки зрения, неотделима от Правды – Справедливости. “Именно здесь (в социологии) приходится констатировать характеристическую особенность учения о солидарности, или социологии, от всех других наук. Она не только ставит себе теоретическую задачу понять формы солидарности или процессов, совершающихся при количественном и качественном изменении этих форм, но столь же неизбежно и практическую задачу осуществить эти понятия формы, во-первых, в той мере, в какой их объективное понимание делает это осуществление возможным, во-вторых, и в той, в какой они составляют субъективный элемент убеждений данной личности, усвоившей социологическое понимание. Пред развитым человеком убеждение, им усвоенное, ставит непобедимую дилемму: или ты не понял и не стремишься понять истины социологии, или общей целью твоей жизни и деятельности должно быть осуществление или подготовление тех форм солидарности, для которых ты принял объективно, что их осуществление или подготовление возможно. Понимание задач социологии не только теоретически уясняющими, но и практически обязательными обусловливает возможность суда над собственными действиями”. Раз дело обстоит так, то неизбежным выводом отсюда является так называемый “субьективный метод”, как метод дополнительный к объективному, столь же неизбежный, как первый, столь же законный и столь же плодотворный. “Объективность”, обязательная для научности исторического (и социологического) труда в одной его части, сменяется столь же неизбежною, а потому столь же научною субъективностью в другой его части. Было бы недостойно ученого исказить текст Маркса или варварства “кровавой недели”, или даже намеренно умолчать о них в виду извращения фактов; но никакие усилия быть беспристрастным не могут устранить эту неизбежность для историка оценить субъективно сравнительную важность того или другого из этих фактов, хотя бы тем приемом, что историк уделяет одному из них более места, чем другому, упоминая о них”. Эта субъективность неизбежна, по меньшей мере, в трех областях;

“в оценке сравнительной важности того или иного явления или элемента культуры”,

“в признании того или другого элемента культуры здоровым или патологическим для определенной эпохи”

общая возможность иметь место в данную эпоху” (хотя они и не имели места в силу случайных причин)

Чисто субъективные процессы (например, психические) можно изучать объективно; и обратно, “явления вполне объективные (например, исторические и социологические) для научного их понимания требуют от исследователя определенной ступени общего личного развития, след., чисто субъективных условий, без которых это понимание невозможно”[8].

3.2. Проблемы, изучаемые социологией с точки зрения П.Л. Лаврова

Указанным определением предрешались характер и система социологии П.Л. Лаврова с одной стороны, с другой – те основные проблемы, которые должны были концентрировать на себе его внимание. Раз задачей социологии является изучение солидарности, то развертывание социологической теории,- конкретное построение здания социологической науки – должно было сводиться к разрешению следующих проблем:

1)    где, когда и при каких условиях возникают явления солидарности:

2)    каковы основные ”морфологические формы” последней и морфологические формы соответственных обществ, каков генетически-исторический порядок смены выделенных форм солидарности:

3)    какая форма из этих форм является наиболее важной для мира людей, и каково основание этой важности:

4)    каковы динамические агенты (“факторы, силы”), вызывающие появление солидарности, с одной стороны, и смену ее форм, - с другой;

5)    каков механизм этой смены, данный в историческом процессе, и каков предел, к которому стремится развитие форм солидарности.

Такова программа построения социологической науки, и таковы же основные проблемы, которые логически вытекали из вышеочерченного понимания социологии. И, действительно, именно эти проблемы являются главными пунктами социологии Лаврова, именно они всего усерднее разрабатывались последним, именно они составляют “становой хребет” его системы. Это не значит, что в своих социологических работах Лавров ограничился изучением только этих проблем. Напротив, сама широта и сложность их неизбежно заставляли его затрагивать десятки и сотни других вопросов, требующихся для решения первых. Но эти десятки и сотни проблем, иногда чрезвычайно интересно решавшихся П. Л. Лавровым, носят характер вопросов “вспомогательных”. Они играют роль “лесов”, хотя и ценных сами по себе, но нужных прежде всего для построения здания социологии. Последнее же образуют именно указанные вопросы, взятые в своей совокупности.

Очертим бегло постановку и решение их Лавровым.

Начало солидарности.

Под солидарностью, как указано было выше, Лавров понимал “общность привычек, интересов, аффектов или убеждений”, иначе, “зависимость между особями”, выражающуюся в однообразном и сходном поведении солидарных особей.[9]. Спрашивается, где и когда она зародилась.

В своей родовой форме начало солидарности, согласно Лаврову, надо искать в отдаленном прошлом, не только в мире людей, но и в мире животных. Потенциально начало общества, как совокупности солидарных особей, дано чуть не с началом жизни. Рельефно она проявляется в явлениях животных обществ, начиная с колоний животных и кончая ясно выраженными животными агрегатами пчел, муравьев и т.д. Таким образом, солидарность появилась задолго до человека[10]

Давая такой суммарный ответ, Лавров не довольствуется общими положениями, а детально изучает все те условия, которые были необходимы для появления солидарности и ее высших форм. Почти весь I-ый том “Опыта истории мысли” и этюд “Важнейших моментов в истории мысли” (1-147 стр.) являются такими исследованиями. Здесь Петр Лаврович шаг за шагом анализирует роль космических и биологических условий (почвы, климата, геологических процессов, географических условий, свойств протоплазмы, анатомических и физиологических свойств и т.д.), которые были необходимы для появления солидарности и подготовили царство человека и мир человеческой солидарности. Итог этого анализа гласит: “человек оказывается для критической мысли не исключением и не чудом; бессознательные процессы мертвого вещества подготовили жизненные свойства человека вместе со всякой другой жизнью, подготовили и весь материал внешнего для него мира. Процессы органической эволюции, вырабатывая формы растений и животных, выработали и форму человеческого тела; обусловливая этими формами функции жизни, сознания и общественности; они подготовили и его жизненные, психические и общественные отправления[11]”. Лавров весьма рано оценил значение и роль космических и биологических условий в деле возникновения и течения общественных процессов. В этом смысле здесь мы находим все основные тезисы “географической” и “биологической” школ в социологии, но без односторонности и преувеличения последних.

Основные формы солидарности в мире людей и их генетический порядок.

Дойдя до человека, Лавров не ограничился простым фактом констатирования родовой формы человеческой солидарности. Он пошел дальше и попытался дать, так сказать, “морфологию” человеческой солидарности. Солидарные формы общежития людей, созданные в периоде “подготовки человека”, не  представляют чего-то однородного, а распадаются на ряд форм или видов: “Периоды истории отличаются один от другого тем, что солидарность опирается в разное время то на один, то на другой элемент общежития и подрывается то тем, то другим требованием, возникающим в обществе”[12]. Отсюда вытекают разнообразные формы солидарности. Лавров различал прежде всего три основных вида солидарности:

1)    олидарность бесознательную, вытекающую из факта “более или менее продолжительного общения между особями”. “В этом случае особи фатально солидарны между собою, потому что не могут уклониться от этой солидарности и ее следствий”,

2)    солидарность общего аффективного настроения, чуждого какому бы то ни было критическому обдумыванию,

3)    солидарность историческую, вполне осознанную или как прочное чувство близости между особями одной и той же группы, или как понятие, обусловливающее определенные задачи личной и коллективной жизни.

Иначе выраженные, эти три формы солидарности означают: первая – “солидарность, основанную на привычке”, вторая – “солидарность, основанную на сходстве аффектов и интересов ”, третья – “солидарность, покоющуюся на единстве убеждений”. Каждая из последующих форм солидарности развивается на почве предыдущей и генетически представляет позднейший этап развития. Самой важной для социолога является последняя форма солидарности. Такова фундаментальная классификация форм солидарности, основанная на генетическом принципе последовательности их появления. Установив ее, Лавров, во-первых, детализирует эти формы дальше (напр., солидарность первого вида распадается на фазисы до-родового, родового и после-родового периодов, отдельно выделяется солидарность семейной группы, расы, нации, государства, церкви, солидарность универсального типа и.т. д.), во-вторых, фактически показывает, какая солидарность царила в ту или иную эпоху в определенной группе (напр., солидарность обычая или привычки или сознательная царила в монархиях Востока, в Греции и т. д.), как комбинируются и вступают в симбиоз различные формы солидарности, как они вытесняют друг друга, и т. д.

Сознательная солидарность. Исторические и неисторические народы. Понятие и роль интеллигенции.

Выделяя различные формы солидарности, характеризуя их природу и генезис, Лавров далеко не с одинаковой любовью и с неодинаковым усердием разрабатывал все эти формы. Формой солидарности, всего тщательнее изучавшейся им, была солидарность сознательная. “Лишь эта солидарность является могучим орудием в борьбе за свое существование и становится прогрессивным двигателем истории,,, Она – единственно важная в периоде жизни исторической – оказывается обусловленной ростом сознания в личностях”[13].

Только с момента появления сознательной солидарности Лавров признавал начало исторической жизни человечества. Только те группы и народы могут быть признаны историческими, в среде которых сознательная солидарность в своей типической и главной форме появилась. Такой формой является солидарность, основанная на критической мысли, единство, вызываемое осознанными убеждениями, диктуемыми потребностью развития. Внешним признаком существования такой формы солидарности в среде того или иного народа служит появление в его рядах интеллигенции, как носительницы солидарности, вызванной единством убеждений, как совокупности “критически мыслящих личностей”, “способных наслаждаться развитием и вырабатывающих условия развития”. Таким образом, вся система социологии Лаврова как науки о солидарности, развертывается в стройную целостность: из понятия солидарности вытекает необходимость классификации ее форм, из последней следует важность формы сознательной солидарности; понятие последней приводит Лаврова к теории относительно исторических народов, понятие их обусловливает понятие интеллигенции (и рядом с ней понятие “пасынков  истории” и “культурных дикарей”), а из понятия и роли интеллигенции вытекает проблема “критически мыслящих личностей”.

“Усвоение личностью потребности развития составляет характеристический признак вступления этой личности в историческую жизнь; выработка в обществе интеллигенции в таком размере, в котором она способна оказывать влияние на общество, есть условие вступления в эту жизнь данного общества. До выработки этой исторической силы большинство людей оставалось и остается вне истории”. Таковы:

1)    все неисторические племена и народы, где нет еще солидарности, основанной на критическом убеждении, где нет интеллигенции как носительницы потребности развития;

2)    вне истории же, даже в обществах, живущих исторической жизнью, остаются “пасынки истории“; это все те униженные и обделенные группы (рабы, низшие касты и т. д.) и лица, которых общество лишает возможности участвовать в исторической жизни, т.е. наслаждаться и ощущать потребность развития;

3)    вне истории, наконец, остаются “культурные дикари”, как совокупность лиц и групп, которые пользуются всеми выгодами цивилизации и наслаждаются внешними формами интеллектуальных, эстетических и социальных завоеваний, но не чувсвуют потребности развития и наслаждения им. Таковы, например, все “вылощенные”, прекрасно одетые, воспитанные люди с пустой душой, без внутренних запросов, таков “мещанин-буржуа” и т. д.

Теория факторов П. Л. Лаврова.

В силу каких же причин или факторов происходило как само установление солидарности в мире людей, так и их смена? Что служит “двигателем” исторических процессов?

Сущность взглядов Лаврова на эти вопросы сводится к следующему. “Где искать двигателей этих разнообразных изменений? – спрашивает он; и отвечает: “этих двигателей надо искать, во-первых, в потребностях отдельной личности, во-вторых, во влиянии на личности социальной среды, т.е. существующих в данную эпоху форм общежития”, создаваемых, опять-таки, потребностями личности. Следовательно, “двигатели” сводятся к потребностям”.

Установив это положение, Лавров переходит к классификации этих потребностей-сил. Прежде всего, он различает потребности основные, унаследованные человеком от животных, во-вторых, потребности временные, являющиеся “историческими категориями”, возникающие и атрофирующиеся во все периоды.

Главнейшими видами основных потребностей являются: питания, полового совокупления, ухода за детьми, безопасности, возбуждения нервов, частным видом которой является потребность общежития. Важнейшей формой временных потребностей служит потребность развития. Каждая из этих основных потребностей имела далеко не одинаковое влияние на сближение людей и установление солидарности между ними. Наибольшее влияние в этом отношении имели потребности: питания, безопасности и возбуждения нервов. Меньшее значение имели: потребность общежития, половая и родительская привязанность.

Потребность в пище лежит в основе всей экономической деятельности и эволюции экономической жизни человечества. Потребность безопасности вызвала политическую организацию людей и эволюцию последней.

Потребность в нервном возбуждении является основой украшения жизни, эстетических явлений, она же вызвала в дальнейшем наслаждение процессами сознательной критики, познавания и развития мысли.

Какая же их этих трех потребностей является главной? Соответственно с этим, какая из теорий: теория ли исторического материализма, выдвигающая в качестве основного фактора экономику, или теории, усматривающие главный фактор в политике или идеях – является правильной? С точки зрения Лаврова, доминирующее значение приходится признать за потребностью в пище, а, соответственно с этим – за экономическим фактором. Если по времени появления каждая из трех потребностей находится в одинаковом положении, то в отношении повторяемости “потребность в пище безусловно преобладает над двумя другими”. В силу этого “экономические мотивы во все эпохи борьбы осознанных интересов должны были безусловно преобладать над политическими”.

Тем не менее, Лавров вводит по этому вопросу целый ряд оговорок, не позволяющих отнести его к сторонникам экономического или исторического материализма, и даже противоречит себе самому (с одной стороны, экономический фактор является главным, обусловливающим остальные, с другой – это не всегда бывает, в иные эпохи может быть и наоборот).

Такова в основных чертах теория факторов-сил (потребностей) Петра Лавровича. Из нее мы видим, что:

1)    Лавров – плюралист, а не монист:

2)    Что в качестве моторов истории он берет потребности индивида:

3)    Что наиболее важными из них он считает потребности питания, нервного возбуждения и безопасности:

4)    С момента появления потребности развития большое значение приобретает эта последняя. Она служит верстовым столбом, отделяющим доисторический период от исторического, исторические народы и группы от не исторических, высшие формы сознательной солидарности от других. Обладание ею является характерной чертой интеллигенции. Она служит главной силой, изменяющей застывшие, установившиеся формы общежития.

Вся история сводится ни к чему иному, как к “процессу переработки культуры мыслью”.

Механизм смены форм солидарности в историческом процессе и предел их развития.

Решение данного вопроса вводит нас в механику исторического процесса. Здесь дедуктивно даны три возможных ответа, к которым и сводятся все существующие на этот счет теории. Первый ответ будет гласить: механизм смены форм солидарности или исторических событий остается одним и тем же на протяжении всего исторического потока времени. Все события располагаются в определенный цикл. Когда цикл исчерпан, его этапы пройдены, начинается снова повторение того же цикла. Исторический процесс с этой точки зрения представляет “шаг на месте”. Историко-социальные события сводятся к повторяющимся явлениям. Ни о какой эволюции, как не повторяющемся во времени процессе, ни о каких законах или исторических тенденциях, при такой крнцепции, говорить не приходится. Познание закрномерности социальных явлений здесь сводится к простому познанию этапов одного итого же цикла. Раз он познан,- проблема решена: вся история сводится к монотонному и вечному повторению того же круга. Такова, напр. концепция Экклесиаста, отчасти Вико, Лебона, Ницше и др.

Противоположной теорией исторического процесса служит та, которая рассматривает его , как сплошной неповторяющийся во времени процесс, где каждый новый элемент не повторяет другой, где каждое звено процесса самобытно, где есть непрерывное творчество новых и новых явлений, где элемент повторения совершенно отсутствует. При такой концепции, очевидно, нельзя искать в общественных событиях законов повторяющихся явлений: раз нет повторения, не может быть и закономерности повторяющихся явлений. Единственная закономерность, которую можно искать при такой концепции, это закономерность исторического развития, состоящая в открытии тех постоянных тенденций развития и тех последовательных во времени этапов эволюции, через которые проходит ряд исторических явлений. Такова точка зрения чуть ли не большинства “философов истории” и “теоретиков исторического процесса”.

Наконец, возможна и третья точка зрения, синтезирующая обе предыдущие. Она заключается в утверждении, что в каждый данный момент в историческом процессе даны два различных элемента: элемент повторяющихся во времени явлений и элемент явлений не повторяющихся. Пестрое море общественных явлений не представляет беганья белки в колесе или монотонного повторения одного и того же цикла, а скорее – спираль, где циклы есть, и как циклы, они во многом сходны друг с другом, но эти циклы не сливаются в один круг, а образуют спираль, где каждое звено ново по сравнению с предыдущим. Исторический процесс ритмичен, но эти ритмы – не копия один другого, а каждый их них нов. Лавров является теоретиком именно этой последней концепции. “Один и тот же термин “закон” имеет различный смысл для области повторяющихся явлений и для области эволюции. Для первой найти законе явлений значит – установить условия их повторяемости и отличить этот существенный элемент от случайных видоизменений. Для второй понятие о законе обозначает нормальный порядок последовательности фазисов эволюции, причем приходится строго отличать этот нормальный порядок от отклонений, требующих каждый раз специального объяснения”.

В качестве конкретных социологических явлений, постоянно повторяющихся, он указывает на существование в каждом обществе нескольких последовательных поколений: детских, зрелых и старческих, на способность толпы увлекаться аффектом энтузиазма или жестокости под влиянием подражания или внушения и т. д.

Самой ценной теоремой в этой области является закон ритмического развития исторического процесса, указываемый Лавровым. Он заключается в чередовании периодов: установления и укрепления определенных форм культуры; периода разрушения и изменения этих форм.

В первый период доминирующей чертой является консерватизм, стремящийся глубже, прочнее закрепить существующие формы общежития; во второй период такой доминирующей чертой служит стремление разрушить, резко изменить эти формы и заменить из новыми, более лучшими. Во имя последних, существующее резко критикуется, обесценивается, и делаются резкие попытки поставления на его место новых форм солидарности и культуры.

Из потребности солидарности вытекает постоянное стремление к господству неизменного обычая, и вообще к подчинению индивидуальной мысли и деятельности устанавливающимся формам общежития, иначе говоря – к формам культуры, в которых господствует склонность к застою. Этот период, благодаря работе критической мысли, сменяется другим, противоположным – протестом против существующего обычая, стремлением переделать культуру сообразно более-менее ясно осознанным  требованиям работы мысли.

Как следствие, отсюда выводится еще одно теорема – о колебании кривой индивидуализма и его созидательной и разрушительной роли вообще. “Индивидуализм проявляется с особенной определенностью в своей роли созидательной в эпохи переходные (“критические”) и в своей роли разрушительной – при попытках установить новую обычную культуру, так как подавляющее влияние среды на личность ослабевает в первом случае и усиливается во втором”.

Лавров также подчеркивает, что с поступательным ходом истории контраст этих фазисов все более и более смягчается, все более и более они стремятся органически слиться. В начале истории солидарность и развитие, установившийся обычай и критическая мысль, порядок и прогресс, общественность и индивидуализм – являются непримиримыми антагонистами. Их гармоничное сосуществование здесь не дано и невозможно. Либо царствует один обычай “культура”, установившийся порядок, не допускающий никакой личной инициативы; либо этот период под влиянием “крота истории” – работы мысли, потребности развития – сменяется периодом критики, протеста и борьбы, низвергающим порядок и заменяющим его новыми формами культуры и быта. Эти последние со временем тоже стремятся застыть и т. д. Но чем дальше, тем амплитуда колебания таких ритмов становится меньше и меньше, их непримиримость мягче и мягче, их столкновения менее и менее резкими. Пределом такой тенденции является общественное состояние, где солидарность гармонически сочетается с развитием, порядок с прогрессом, общественность с индивидуальностью, “сущее” с “должным” критически установленного идеала. История перестанет быть похожей на пьяного, шатающегося от крайности солидарности в крайность новаторства, а станет подвижным равновесием, где не прервывное движение вперед (развитие) будет совершаться без нарушения солидарности, и солидарность будет существовать без задержки и подавления развития. Индивидуализм на этой ступени становится осуществдением общего блага с помощью личных стремлений, общественность становится реализированием личных целей в общественной жизни.

Констатирование этой исторической тенденции приводит Лаврова к его формуле прогресса: “то общество прогрессирует, в котором формы, обусловливающие солидарность, позволяют расти и развиваться общественному сознанию, а сознание, развиваясь, усиливает солидарность общества. Как только эти два элемента находятся в противоречии, или один из них ослабляется, общество находится в ненормальном состоянии”.

Заключение

П.Л. Лавров, составляет примечательное явление среди сотен и тысяч социологов. Можно спорить с его пониманием социологии, можно находить его не вполне удачным, можно не соглашаться с рядом его теорем, но одно следует признать: это стройность и целостность его социологической концепции. Совокупность его социологических теорий действительно образует систему, где одно проблема связана с остальными, одно положение – с другими; все в своей сумме образуют единую дисциплину, а не хрестоматию разрозненных и непонятно чем связанных проблем, объединенных этикеткой “социологии”.

Заметное влияние на становление и развитие общественной мысли в России оказала социология народничества. Виднейшими ее представит были П. Лавров и Н. Михайловский. Они придерживались так называемого субъективного метода в социологии, которая получила всестороннюю разработку в их многочисленных трудах.

Суть метода П. Лавров раскрывает так: «Волей или неволей приходится прилагать к процессу истории субъективную оценку, т.е. усвоив тот или иной нравственный идеал, расположить все факты истории в перспективе, по кот они содействовали или противодействовали этому идеалу, и на первый план истории выставить по важности те факты, в которых это содействие или противодействие выразилось с наибольшей яркостью». В развитии нравственного идеала он видел «единственный смысл истории» и «единственный закон исторической группировки событ».

Основную задачу социологии Лавров усматривал в изучении мотивов деятельности личностей и их нравственных идеалов. При этом особое внимание уделялось анализу «солидарных», как он писал, действий людей, направляемых их общими интересами.

Социология, по словам Лаврова, изучает и группирует повторяющиеся факты солидарности между людьми и стремится открыть законы их солидарных действий. Она ставит себе теоретическую цель: понять формы солидарности, а также условие ее упрочения и ослабления при разном уровне развития людей и форм их общежития. Под солидарностью Лавров понимал «сознание того, что личный интерес совпадает с интересом общественным». Солидарность -это «общности привычек, интересов, эффектов или убеждений». Все это обусловливает сходство поведения и деятельности людей. Главными факторами, направляющими деятельность людей, он считал их внутренние мотивы, их идеалы и волю. Основным двигателем истории, по мнению Лаврова, являются действия критически мыслящих личностей, составлял передовую часть интеллигенции. Разработку субъективного метода в социологии продолжил Михайловский. Он прямо заявлял, что «объективная точка зрения, обязательная для естествоиспытателя, совершенно непригодна для социологии», что в социологии этот метод бессилен, так он не бесстрастный наблюдатель и истолкователь тех явлений, которую он исследует. Он неизбежно оценивает их, и не только с познавательных, но и иных, прежде всего нравственных позиций, принимает их или отвергает.

Михайловский придерживался мнения о существовании правды-истины и правды-справедливости. «Безбоязно глядеть в глаза действительности и ее отражению - правде-истине, правде объективной, и в то же время, сохранять и правду-справедливость, правду субъективную – такова задача всей моей жизни». Он развивает учение о двуединой правде, органически сочетающей в себе объективную и субъективную правду.

Можно указать на 2 основные стороны субъективного метода в социологии. С 1-ой стороны, этот метод направлен на возможно более полный учет многообразных помыслов и чувств людей, той «критической мысли в человечестве», о которой говорил Лавров. К тому же необходимо учитывать субъективную позицию самого социолога, исследующее те или иные общественные явления.

С другой стороны, субъективный метод направлен на поиск оптимальной «формы солидарности между людьми», т.е. такого общественного устройства, при которой каждая личность, все классы и сословия смогут удовлетворять свои разносторонние потребности, свободно действовать и развиваться. Оба этих мыслителя, выдающиеся представители русского революционного народничества, оказали значительное влияние на развитие социологической мысли в России.

Итак, резюмируем сказанное. Согласно концепции П. Л. Лаврова:

социология есть наука о солидарности сознательных особей, ее формах, фазисах ее развития и условиях, укрепляющих, ослабляющих и изменяющих солидарность;

социология ставит себе как чисто теоретические задачи, сводящиеся к познанию очерченных явлений, так и задачи практические, состоящие в выработке идеальных форм общежития, в указании средств, наиболее успешно осуществляющих их в жизни, и в самом осуществлении этих идеалов. Правда – Истина и Правда – Справедливость неразрывны. Поскольку в области первой неизбежен и законен чисто объективный метод познания, постольку в области второй столь же неизбежен и законен субъективный метод оценки -явлений в ряде случаев, указанных выше.

Таковы вкратце взгляды Лаврова на предмет, задачи и методы социологии. Пойдем дальше и посмотрим, как развернул Лавров это определение в целую систему социологической науки.

Список использованной литературы

1. Витаньи И. Общество, культура, социология. - М., 1994.

2. Волков Ю.Г., Мостовая И.В.. Социология. - М.: Гардарика, 1998.

3. Данило Ж., Маркович. Общая социология. - М.: Владос, 1998.

4. Ионин Л.Г. Социология культуры. - М.: Логос, 1996.

5. Казаков А.П. Теория прогресса в русской социологии конца XIX века, СПб.: Изд-во Лен. Ун-та, 1969.

6. Радугин А.А., Радугин К.А.. Социология. Курс лекций. - М.: Центр, 1999.

7. Сирс У. Введение в историю российской социологии. – М.: Экономпресс. 2002. – 343 с.

8. Сорокин П. Основные проблемы социологии П.Л. Лаврова. – П, 1922.

9. Философский словарь / Под ред. И.Т. Фролова. - 4-е изд.-М.: Политиздат, 1981. - 445 с.

---

[1] А. Доленга (Лавров). Важнейшие моменты в истории мысли. М. 1903, 978-80, 990.

[2] Лавров. Опыт истории мысли, т.I. ч.1;-75-76, 82, 265-266. “Сущность общества заключается в его солидарности,ею лишь отличается действительное общество от скопления особей”. Лавров. Собрание сочинений. II. 1918, вып. VII, 75. “только солидарность  сознания, как общность привычек, интересов, аффектов или убеждений, есть солидарность общественная, дающая почву для развития социологии как науки общественных явлений, которая изучает условия этой солидарности, генезис ее форм и пытается установить законы, обусловливающие ее проявление”. Собр. соч.,вып. II, 90. “Сущность понятия об обществе… есть его солидарность. Социологию дозволительно понимать исключительно, как науку солидарности сознательных особей, в установлении, усилении, ослаблении и разрушении этой солидарности”. С.С. Арнольди (Лавров). Задачи понимания истории. СПб. 1903, 119. См. также: Собрание сочинений Лаврова, вып. VIII, 133. С.С Арнольди. Кому принадлежит будущее. М. 1905, 121 и сх. Исторические письма. П, 1917, 45

[3] См. об этом: Сорокин, Система социологии, т. I, § о солидарном взаимодействии.

[4] Историч. письма. 45.

[5] Собр. соч. II, 90.

[6] Собр. соч., VIII, 133.

[7] “Скопления существ, в которых самые явления сознания еще не определились, не уяснились и недостаточно дифференцировались, точно так же, как скопления или сближения более развитых особей, не проявляющие следов  общественной солидарности и не позволяющие ей развиться, можно в наше время отнести к зоологии или антропологии, но не к социологии. Общество началось лишь там, где особь, способная уже сказать себе “я” и все с большей ясностью представляющая себе это “я”, сказала также “мы”, во имя привычки, во имя интереса, во имя аффекта или во имя убеждения. Поэтому приходится распространять термины и законы социологии на мир животных лишь с тою же осторожностью, какая требуется при распространении на них законов психологии. Общение подлежало также закону эволюции, и зародышное общежитие приходится признать на весьма низкой ступени организмов, но это зародышное общежитие настолдько же не походит на общество сознательных особей, насколько оплодотворенное яйцо животного не походит на зрелого животного”. Собр. соч., вып. II, 90-91.

[8] Задачи понимания истории, 79-84. См. всю VI гл. См. Собр. сочинений, вып. VIII. “О методе в социологии”. Исторические письма, 25 и сл., 38-9,246 и сл.., 117 и сл. Важнейшиие моменты, 978-91. Указанные страницы “Кому принадлежит будущее?” и др.

[9] Собр. соч., вып. II, 90. Задачи понимания истории, 30

[10] См. Собр. соч., вып. II, статьи: “Что такое жизнь?”, “Где начало общества?”, и след., 29-151.

[11] Важнейшие моменты, 144. Опыт истории мысли, т.I. Passim.

[12] Собр. соч., вып. VII, 76

[13] Задачи понимания истории, 31