Елена Улыбина

Отцы и дети: жизнь после инцеста. Мир «Магнолии»

(фильм Пола Томаса Андерсона «Магнолия»)

(фрагмент из книги «Страх и смерть желания»,

М.: 2003)

0. Инцестуозная реальность детства в современной культуре. 1

1. Пазлы. 2

2. Фрагментарность как следствие насилия. 2

2.1 Психологический и символический смысл инцеста. 3

2.2 Субъективная реальность после инцеста. 4

3. Варианты инцеста. 5

3.1Сексуальное насилие. 5

3.2 Эдипова победа. 6

3.3 Счастливый мир детства. 7

3.4 Соблазни и погуби. 7

4. Отцы без фаллоса. 8

4.1 Плохие отцы.. 8

4.2 Хороший папа. 8

5. Маленький черный ангел. 8

5.1 Убить отца - убить себя. 9

5.2 .Инцест как поглощение пространства сознания и культуры.. 10

Почитать по теме:

о  П. Андерсоне

Д.Н. Хуизенга Инцест как травма: психоаналитический случай

0. Инцестуозная реальность детства в современной культуре

Определение детства как периода, продолжающегося от новорожденности до социальной зрелости делает его культурно обусловленным и культурно относительным. Стадия детства по базовым характеристикам - производное культуры и с усложнением культуры неизменно увеличивается.  Согласно выражения Д.Б. Эльконина, детство «вклинивается» в процесс развития, отодвигая социальное взросление все дальше. Этот промежуток позволяет «нарастить» необходимые для последующей жизни психические структуры, овладеть знаниями и пр. С этими трудными задачами можно справиться только в «безопасной» обстановке, под защитой устойчивых границ, отделяющих пространство детства от пространства взрослого мира. Ребенку позволено не нести ответственность за свою жизнь, ему разрешено быть неправильным, слабым, разрешено многое не знать. А главное - импульсы ребенка в норме контролируют другие, позволяя реализовывать одни желания и ограничивая другие. И жить так он может только когда есть те, кто знает что хорошо, а что плохо и берет на себя ответственность, держит границы. Чтобы, став взрослым, ребенок  смог делать это сам. Однако границы территории детства в настоящее время подвергаются серьезным испытаниям. Для этого есть множество оснований.

Известно, что общества различаются по тому, какая возрастная группа  обладает наибольшим статусом. В традиционных культурах статус индивида неуклонно повышается с числом прожитых лет и старики обладают абсолютным авторитетом. В индустриальном обществе наибольшее влияние имеют трудоспособные взрослые, оттесняя пенсионеров на периферию. Мы живем в обществе, в котором наибольшей ценностью становится юность, все хотят выглядеть моложе, принадлежность к молодому поколению становится ценностью на рынке труда. Специфику современного индустриального и постиндустриального общества составляет все возрастающая скорость изменений, а разрыв между культурой различных поколений все больше усиливается. Еще в 70-х годах уже прошлого века Тоффлер отмечал: «По мере роста скорости изменений во внешней среде внутренние различия между молодежью и стариками неизбежно становятся все более заметными. Темп изменений настолько ошеломляющ, что несколько лет разницы дают большие различия в жизненном опыте человека» (Тоффлер, 2001, с. 319). И молодое поколение как носитель самых современных знаний и лучше подготовленное к будущему  приобретает более высокий статус, чем их родители. В нашем мире взрослые начинают подражать детям, осваивать их стиль одежды, их жаргон, слушать их музыку. Стало модным снимать большие игровые фильмы для взрослых по мультикам и компьютерным играм. Само понятие детского и взрослого кино стирается - вопрос,  какому возрасту предназначены фильмы Шварценегера и фильмы о Бэтмене лишен смысла. После экранизации детской сказки и мультика про далматинцев пятнистая расцветка становится модной в одежде, мебели и даже в окраске ногтей у взрослых тетенек. Детское видение мира становится универсальным.  Одна из многих модных тем кинопродукции - возвращение взрослых к ценностям и вкусам детей, каруселям и пончикам, что трактуется как  обретение искренности и непосредственности. Интерес к детству становится все более пристальным, а образ ребенка занимает все более значимое место в мире взрослых.

Есть и более давние традиции повышения ценности детства в культуре. Со времен Руссо и Шиллера детство рассматривается как идеальная стадия развития человека. Согласно этой точке зрения ребенок лучше, потому, что он ближе к природе и не развращен пороками взрослого мира. И сегодня люди на уровне обыденного сознания оценивают собственное детское состояние как совершенное, полагая, что раньше были добрыми и нравственными, а потом испортились (Улыбина, 2001). В педагогике распространен  постулат, что все дети талантливы, а с возрастом, в результате неправильного воспитания, теряют талант. Ребенок не может быть плохим, ребенок - это почти ангел, и потому заведомо выше взрослых.

Демонстрируя восхищение и умиление детскими качествами, ставя ребенка в центр всеобщего внимания, культура в значительной мере искажает статус детского возраста. Лозунг предыдущей эпохи «Дети - привилегированный класс» применим к большинству современных развитых стран. «Завышенная оценка этого возраста свидетельствует о том, что его рассматривают как особый, замкнутый в себе возраст, обладающий специфическим статусом - статусом некой невыразимой, неизъяснимой сущности» (Барт, 1989, с. 52). Столь радикальное изменение статуса детства приводит к изменению всей естественной иерархии социального порядка. «Возраст, когда человек формируется в точном смысле этого слова, то есть активно впитывает общественное, связанное с социальными условностями начало, парадоксальным образом оказывается ... возрастом "естественности"; возраст, в котором ребенок способен совершенно спокойно убить другого ребенка ...является возрастом, когда ... можно быть только "непосредственным", "прелестным" и "очаровательным" ребенком» (Барт, 1989, с. 53).  Если детство - идеальное состояние, то зачем становиться взрослым? Разворачивается борьба за влияние между поколениями.  Ситуация выворачивается наизнанку и теряет устойчивость. Дети теснят взрослых. Но взрослые не собираются так просто сдавать позиции и можно наблюдать как уверенно набирает силу другая тенденция, позволяющая удержать власть и выиграть схватку окончательно. В руках взрослых есть секретное оружие - контроль над желаниями ребенка и способ их удовлетворения. А значит, желания и импульсивные действия лишаются нормального присмотра и сдерживания и становятся объектом манипулирования. Стимулируя несформированные желания можно легко соблазнить дитя, обладая возможностью эти желания безгранично удовлетворять, а не репрессировать.

Мир взрослых соблазняет детей, создавая ситуацию негенетического инцеста и разрушения последовательности смены поколений. Эта тенденция представляется достаточно опасной. Опасность заключается не в росте кровосмесительной сексуальности, а в нарушении символического порядка социальных структур, упрощающем структуру психического отражения индивида и ставящем барьер поступательному развитию культуры и личности. Тоффлер говорил о все возрастающей роли будущего в определении стратегии выживания в сегодняшнем дне. Но настоящее - это более убедительная реальность, и именно из сегодняшнего дня можно планировать будущее так, как это выгодно сегодняшним поколениям. Никакой спонтанности и никакого соперничества.

Рассмотрим происходящее на примере фильма, созданного в 1999 году и отражающего многие наиболее явные тенденции развития современного общества рубежа веков.

1. Пазлы.

Фильм Пола Томаса Андерсона Магнолия уже прошел на экранах, получил отзывы критиков и почти канул в никуда. Большой, красивый фильм, но ему уготована обычная участь, промелькнув, дожидаться проверки временем. Время покажет художественную ценность, но есть в картине нечто, более важное для нас, чем качество работы режиссера и актеров. Представляется, что в этой картине очень точно отражает тот тип реальности, который становится в настоящее время доминирующим. И рефлексия этой реальности позволит понять нечто про нас самих, какими бы далекими не были изображенные факты и детали.

Футляр видеокассет фильма изображает пазлы, маленькие фрагменты, из которых нужно сложить целую картинку. Мир фильма действительно построен на соединении фрагментов, связь между которыми устанавливается лишь постепенно. Фрагментарность выступает как стержневая характеристика эстетики и художественного своеобразия картины и как основная характеристика мира, в котором живут герои. Кадры то чередуются друг с другом, иллюстрируя единую мысль, играя в сопоставление, то надолго застревают на развитии одной линии. Эпизоды  накладываются друг на друга, текст из одного продолжает звучать на фоне картинки другого, однако уместность наложения не разу не взывает сомнения. Речь идет все равно об одном и том же, кто бы  конкретно не произносил слова.

Повествование  состоит из отдельных больших и маленьких фрагментов, в которых действуют люди, казалось бы не связанные между собой. Но постепенно между ними устанавливается более или менее тесная  связь. Фрагменты мозаики складываются в большую картинку. Создается ощущение, что рассказывается одна и та же история, и речь идет почти что об одном человеке, принимающем разный облик и действующем в разных обстоятельствах.

Долгое время остается непонятным только смысл первых трех странных историй, рассказанных в начале. В этих историях невероятная случайность вмешалась в течение жизни и привела к смерти. Такое бывает, утверждает голос за кадром, повторяя ту же мысль в конце. Рассказанные истории не имеют вроде бы никакого отношения к дальнейшим событиям, но невольно хочется их разгадывать, пытаясь как в головоломке понять, к чему бы это, и сложить из разрозненных кусочков единое целое.

2. Фрагментарность как следствие насилия

Почему пазлы, почему фрагментарность?  В психотерапии существует понятие множественной или диссоциированной личности. В своей клинической форме  такие пациенты представляют собой как бы нескольких людей в одном теле. Эти люди ничего не знают друг о друге и когда один выходит на поверхность, то носитель диссоциированой психики напрочь забывает о других своих Я. Вокруг этого феномена часто строится сюжет книг и фильмов.  Специалисты уверяют, что в жизни диссоциированные личности в чистой форме встречаются гораздо реже, чем в искусстве. Но тем не менее сам симптом широко известен и известны гипотезы о причинах его возникновения. Исследования показывают, что причины множественного личностного расстройства, при котором “субъект имеет несколько отчетливых и раздельных личностей, каждая из которых определяет характер поведения и установок за период времени, когда она доминирует” (Г.И. Каплан, Б. Дж. Сэдок, 1994, Т. 1, с.453), связаны с тяжелыми детским нарушениями в сексуальной, физической и психологической сферах, перенесенными в детстве. В психоанализе так же разделяют убеждение, что определяющей чертой взаимоотношений в детстве у тех, кто становится характерологически диссоциативным, является насилие - обычно сексуальный, но не только (Мак-Вильямс, 1998, с. 426). Сексуальное или иное насилие со стороны родителей или других взрослых - это столь непереносимая ситуация, что для того, чтобы защититься от нее ребенок как бы раскалывает свое Я, чтобы отделить травматические переживания от других частей психики и жить в непригодном для жизни мире. Описывая “расщепленное самобытие” шизофреника, Р.Д. Лэнг отмечает его основную характеристику как “стремление умереть, чтобы выжить”. Это утверждение справедливо и для стратегии диссоциированой личности.

2.1 Психологический и символический смысл инцеста

В рассказанных Андерсеном историях прямого инцеста нет ни в одном случае, но близкие к инцестуозным факты - везде. На феномене инцеста стоит остановиться подробнее. Инцест - это прежде всего не физиологический или биологический, а культурный феномен, нарушающий нормальный процесс созревания личности и желаний, а так же разрушающий тонкую границу социальных институтов сдерживания желаний.

ЗАПРЕТ НА ИНЦЕСТ В КУЛЬТУРЕ

Ограничения различной сложности на кровнородственные браки существуют во всех культурах и тому есть множество объяснений. «Отцеубийство и кровосмешение с матерью суть два великих человеческих преступления, единственные подвергающиеся преследованию и осуждению и в примитивных общественных союзах» (Фрейд, 1991, с. 178). Запрет на инцест встраивает социальные привила в биологическую систему родственных связей, делая их гомогенными любым другим типам отношений. «В любом обществе коммуникация осуществляется по крайней мере на трех уровнях: коммуникация женщин; коммуникация имущества и услуг и коммуникация сообщений» (Леви-Строс, 1985, с. 264). Как показывают исследования Леви-Строса характер отношений при обмене женщинами, ценностями и знаками имеет близкие структурные характеристики, что позволяет рассматривать запрет на инцест как одну из образующих культуры.

Складывающаяся в результате обмена ситуация ставит субъекта в положение постоянной недостачи, которая восполняется за счет контакта с другими, в том числе и другими семьями. Взять жену в своей семье оказывается невозможно, ее можно получить извне, соблюдая определенные условия: «в человеческом обществе мужчина может получить жену только от другого мужчины, который уступает ему свою дочь или сестру» (Леви-Строс, 1985, с.48). А для восполнения утраты туда «передается» женщина из другой семьи, и т.д.  Характер обмена определяют брачные правила, регулирующие возможности заключения браков между отельными индивидами в соответствии с характером родства между ними. Таким образом, социальные правила вмешиваются в природные процессы выбора сексуальных партнеров, существенным образом преобразуя их. Непосредственное сексуальное желание преобразуется под воздействием правил социального обмена женщинами. Обществу необходимо, чтобы сохранялось генетическое разнообразие, и потому в замкнутых обществах количество брачных классов, определяющих возможные союзы индивидов, возрастает. В относительно открытых обществах системы родства учитываются минимально, запрещены лишь браки между кровными родственниками. Так, потенциальная множественность выбора в современной цивилизации делает излишним сложную систему ограничений в построении семьи.

Подобный механизм действует и на уровне природы. Есть данные о том, что наиболее развитые животные, живущие группами, так же избегают инцестуозных связей: «в естественной среде существует механизм, который не допускает сексуальных актов между животными, испытывающими привязанность друг у другу» (Цирюльник, 2000, с. 36). Однако животные, разлученные друг с другом почти сразу после рождения без проблем спариваются друг с другом, они остаются друг для друга чужими. Барьером выступает лишь сильная привязанность, близость, привыкание, т.е. формирующиеся в раннем детстве связи, заставляющие животных искать брачного партнера «на стороне», за пределами своей семьи. Таким образом обеспечивается обновление генного материала и разнообразие фенотипов.

Существует представление, что у человека этот психологический механизм, препятствующий  появлению сексуальных отношений внутри устойчивых семейных групп выражен еще сильнее.  На индивидуальном психологическом уровне он представлен в виде инцестуозного чувства. «Инцестуозное чувство или чувство инцеста - это своего рода метафора или образное представление о сексуальных отношениях между близкими по крови людьми, и это чувство вызывает у них стойкое отвращение, в то время как кровосмесительная связь порождает настоящий ужас. Инцестуозное чувство появляется как под воздействием существующего в обществе словесного определения и осуждения инцеста, так и при формировании родственных уз, когда возникает чувство ... эмоциональной близости...» (Цирюльник. 2000. С. 51). Но у человека все намного сложнее, чем у животных, и кроме ужаса инцест, как то полагал Фрейд, обладает и мощной притягательной силой. Причем формы инцеста могут быть весьма разнообразны.

Антрополог Франсуаза Эритье выделяет два типа инцеста. Инцест первого типа означает прямые сексуальные отношения между кровными родственниками. В этом случае наблюдается прямая угроза генетического сбоя.  Инцест второго типа совершается, когда кровные родственники имеют опосредованный контакт, например, когда сестры, или мать и дочь спят с одни и тем же мужчиной и пр. Никакой биологической угрозы этот инцест не представляет, однако несет в себе опасность иного рода. Он  приводит к формированию замкнутых на себе семейных групп, в которых смешиваются связи разного типа и различие социальных позиций устраняется. «Инцест второго типа обладает мощной притягательной силой. Ведь он порождается пресловутым желанием, обращенным на себе подобного» (Эритье, 2000. С. 15). Вариантом инцеста второго типа являются и все формы патологической эмоциональной связи членов одной семьи, особенно сильными их которых является связь матери и ребенка. В этом случае семья выпадает их системы социального обмена и психика ребенка формируется только под воздействием непосредственных эмоциональных импульсов на основе отношений с родственниками. У культурны резко уменьшается шанс стать элементом личности ребенка.

Инцестуозные связи любого типа опасны тем, что нарушают нормальное соотношение природы и культуры в индивиде и обществе, отдавая человека во власть природы. Они разрывают череду смены поколений и создают условия для преимущественного сохранения определенных фенотипических особенностей. «Ребенок - это новое поколение и одновременно мост, соединяющий два разных поколения, однако инцест не позволяет выполнить ему эту функцию. Ребенок - это уже не сумма двух разных структур и не целое, которое обогащается от других структур, потому, что тот, кому он отдает и от кого должен получать, хочет видеть в нем лишь свое тождество» (Вриньо, 2000. С. 162). В норме индивиду приходится сталкиваться с неразрешимым противоречием желания вечной жизни и желания продолжить род, а значит и уступить свое место следующим поколениям. Но в этих следующих поколениях индивид видит идущих ему на смену соперников. Преодоление противоречия достигается именно в результате соблюдения социальной дистанции между детьми и родителями и формирование различных компромиссных образований. Он стремится продолжить себя в творчестве, в памяти детей, в преобразовании мира. Но для этого нужно прилагать усилия и допускать перевод желания в символический план, отказавшись от прямого удовлетворения импульса.

Однако проблему бессмертия можно решить гораздо проще. Чтобы удовлетворить жажду бессмертия немедленно, без всяких преобразований есть два пути. Можно убить сына как мифологический Кронос, и тогда неоткуда ждать соперников. Второй путь включает в себя инцест, при котором рождение ребенка является лишь повторением уже существующих форм жизни. Распространение инцеста разной формы в архаических обществах неразрывно связано с отсутствием линейного времени. Циклическое время, предполагающее повторение одних и тех же событий, определяет и циклическую замкнутость либидозных отношений внутри семьи. Инцест эквивалентен смерти, ибо «смерть..., может быть, в действительности всегда кровосмесительна» (Бодрийяр, 2001б, с. 130). Именно смерть как возвращение к исходному равновесному и предельно стабильному состоянию определяет соблазн инцеста. Мифологический уровень сознания в ходе культурно-исторического развития никуда не исчезает и продолжает действовать на глубинном уровне. Так что смысл инцестуозных проявлений вполне доступен бессознательному современного человека, что добавляет инцесту привлекательности и укрепляет инцестуозные тенденции.

Воспроизводство себе подобных - это шаг к индивидуальному бессмертию и снижению разнообразия. Как отмечает Ф. Эритье, «инцест соотносится с жаждой бессмертия, словно происходит процесс наслаивания одного желания на другое» (2000. С. 16).  Инцест дает родителю возможность «удержать ребенка в своем лоне, чтобы он никогда не стал взрослым, а значит - и не умер, оберегая тем самым от смерти и своего родителя» (Эритье, 2000. С. 16). Вечное сохранение родительской власти позволяет остановить ход времени. «В результате в семье будет ребенок-король и мать-королева. Желания одного будут растворяться в желаниях другого и наоборот. Произойдет слияние личностей, очень опасное для обоих» (Наури, 2000. С. 84), - пишет Альдо Наури, врач -педиатр, опирающийся на опыт свой обширной практики.

Сексуальная активность взрослых эксплуатирует незрелую сексуальность ребенка, останавливая ее развитие. «Инцест несет смертельную угрозу ребенку и его личности. Ребенка превращают лишь в объект семейной системы и посягающего на него взрослого. Ребенок воспринимается не как продолжение своих родителей и несущих за него ответственность близких, он становится только одним из элементов чужой личности, частью другого, взрослого человека» (Вриньо, 2000, с. 162). Необходимо учитывать, что любая форма сексуального контакта с ребенком по сути является формой сексуального насилия, даже если ребенок не сопротивлялся, показывал интерес и согласие.  «Акт изнасилования ребенка прерывает линию нормального развития и расстраивает природное время биологических часов, он переворачивает Эдипов комплекс "вверх тормашками"» (Руководство ...1997. С. 258). Ребенку не нужно переносить сексуальные импульсы во вне, в социальный мир и строить для их удовлетворения сложные социальные отношения, играть по правилам взрослого мира. Все здесь, все рядом и все позволено. Какой тогда смысл перестраивать психику? Результатом  переворачивая Эдипова комплекса становится невозможность построить символическую систему замещений эдиповых желаний, а значит, появляются сложности с переходом в символическую систему культуры вообще.

В инцесте  импульсы Оно, которые должны были быть репрессированы, подавлены родительскими запретами, смыкаются с родительскими действиями. Родители, которые должны быть носителями закона и ограничивать проявление "не тех" желаний ребенка, соблазняют его, и Оно смыкается с начавшим формироваться Супер-Эго.

Инцест в широком смысле - это насилие со стороны взрослых, использование детей для собственного удовлетворения.

Инцест соблазнителен и от него не так легко отказаться. В нашей культуре инцест, по мнению М. Фуко, занимает центральное место: «он постоянно и востребуется  и отвергается - как объект и неотступно преследующий и призываемый, как устрашающая тайна и необходимое сочленение. Он предстает как то, что в высшей степени запрещено в семье, поскольку она выступает в качестве диспозитива супружества; но в равной мере инцест также и то, что постоянно требуется, чтобы семья действительно была очагом постоянного возбуждения сексуальности» (Фуко, 1996. С. 212). Борясь с различными формами инцеста общество держит его в поле внимания. Через инцест  контроль наиболее легко распространяется на сексуальность вообще. Согласно Фуко внимание к запрету на инцест обусловлено стремлением не только защититься от "не туда" направленных импульсов, но и разместить сексуальность под знаком закона и права. Чрезмерные усилия приводят к тому, что сам закон сливается с сексуальностью, а закон и право занимают место совращающего отца. Инцестуозная культура - это прямое продолжение практики порождения сексуальности властью.

Все это представлено в разных вариантах отношения героев со своими родителями и прежде всего с отцами. Матери даны фоном, либо как жертвы отца, либо как слабые, не сумевшие защитить ребенка от деструктивности. А проблемы с отцами - это проблемы с культурой, социумом и его требованиями. Герои живут в культуре, не справляющейся со своими обязанностями защищать и воспитывать личность, в культуре, которая не защищает, а соблазняет, не воспитывает, а использует.

2.2 Субъективная реальность после инцеста

Для понимания того, в каком мире живет субъект после инцеста стоит подробнее разобраться в специфике формирующейся патологии.

Диссоциативное личностное расстройство, как уверяют специалисты, встречается на практике не очень часто, но есть более распространенная форма патологии, так же связанная с пережитым в детстве сексуальным и иным насилием. Большинство исследователей убеждено, что пережитое в детском возрасте насилие специфическим образом связано с формированием прежде всего пограничных личностных расстройств. . Так, приводятся данные, что физическое насилие (избиение, телесные наказания) встречается в анамнезе больных с пограничным личностным расстройством также значимо чаще, чем у больных с другими патологиями (Херман и Хершман (1989) приводит цифры, соответственно, 71% и 30%). В работе С.В. Ильиной (1998) приводятся подробные данные о связи пережитого в детстве насилия с формирование пограничной личностной патологии. «Факты наличия инцеста или интенсивных телесных наказаний в анамнезе пограничного пациента потеснили даже проявления суицидального или парасуицидального поведения, традиционно занимавшие в иерархии диагностических признаков пограничного личностного расстройства одно из ведущих мест и считавшиеся его «визитной карточкой» (с. 69).

Фильм - это не клинический случай и в духе самой поэтики картины мы можем рассматривать героев фильма как воплощение единой множественной личности, в то время как в характере и судьбе отдельных героев явно виден пограничный уровень развития, и сама изображенная реальность соответствует субъективной реальности пограничного уровня.

Пограничная психопатология - это уровень нарушений, более тяжелый, чем неврозы, но связанный с меньшей нарушенностью, чем психотический уровень.  Мак-Вильямс отмечает, что у специалистов существует приблизительное согласие, относительно того, что «людей, подверженных психозам, можно рассматривать как фиксированных на ранней симбиотической фазе; людей с пограничной личностной организацией следует описывать в терминах их озабоченности проблемами сепарации - индивидуации; людей с невротической структурой можно понять в эдиповых терминах» (Мак-Вильямс, 1998. С. 78). Пограничные пациенты фиксированы на подфазе воссоединения в процессе сепарации-индивидуации, «когда ребенок уже обрел некоторую степень автономии, но все еще нуждается в заверении, что родитель существует и всемогущ» (Мак-Вильямс, 1998. С. 92). Таким образом, получается, что пограничный уровень - это уровень доэдипальной проблематики. В то же время известно, что риск инцеста реален только начиная с 4-5 лет, а средний возраст жертв инцеста, по данным Ильиной, составляет 6 - 7 лет, т.е. явно приходится на Эдипову стадию триадных отношений. Противоречие устраняется, если мы признаем, что имеем дело с тем самым несексуальным, символическим инцестом, которому соответствует описанный выше мир рекламы. Представленная в картине Андерсена проблематика связана вроде бы с эдиповыми отношениями, но ситуация соблазнения или насилия не позволяет ребенку включиться в построение триадных отношений.

Таким образом,  мы смело можем рассматривать реальность фильма как реальность человека, живущего в ситуации символического инцеста, соблазнения, устранения  дистанции Супер-Эго и импульсов, утраты репрессивной функции Супер-Эго.

Герои фильма живут в мире, сконструированном по законам когнитивной организации пограничного уровня. На этом уровне реальность и фантазии в целом различаются, сбои формально-логического интеллекта так же наблюдаются редко, но в сложных нестандартных ситуациях, требующих общего понимания, начинают доминировать архаичные психические процессы. «При клиническом осмотре ... у них редко проявляется формальное расстройство мыслительного процесса. В то же время при проективном тестировании и особенно в реакциях на неструктурированные стимулы первичный процесс мышления проявляется в виде примитивных фантазий и снижения адаптивных способностей к формальным данным материала теста (в частности адаптация к особой вербализации)» (Кернберг, 2000, с. 365). Первичные процессы, согласно терминологии Фрейда, характерны для уровня бессознательного и проявляются в отсутствии знакового и прежде всего вербального опосредования, что лишает субъекта связи с культурно-историческим опытом и затрудняет соотнесение субъективных индивидуальных впечатлений с социальным контекстом. В бессознательном преобладает образное мышление, отсутствует логики, нет противоречий, нет линейного времени и возможны всяческие фантастические конструкции.

По мнению Кернберга переход к первичным процесса можно считать результатом реактивации ранних интернализованных объектных отношений, связанных с производными влечений патологического характера и реактивации ранних защитных операций, особенно общих механизмов диссоциации или механизмов расщепления, препятствующих интеграции когнитивных процессов и приводящих к смешению границ образов себя и объектов. Это делает затрудненным функционирование  с учетом абстрактных норм и правил, нейтрализует действие закона и снимает опосредование импульсов культурными символами. Наиболее ярко это свойство проявляется в отношениях с другими людьми, которые строятся на основе ранних паттернов отношений с еще не интегрированным объектом. В этом случае на другого переносятся не образы папы или мамы, но отдельные фрагменты мамы/папа и отдельные фрагменты себя. Получается совершенная мешанина, но без галлюцинаций и бреда. Человек вроде бы нормальный, но общаться сложно, ты для него как самостоятельная целостная личность не существуешь, да и он сам непонятно какой. Такое, в общем-то встречается сплошь и рядом. Истерики, невозможность сказать и понять друг друга, запутанный клубок отношений между героями фильма - это как раз и есть проявление первичных процессов в сложной, неструктурированной области межличностных отношений.

Самая яркая особенность структурной организации психики пограничной личности состоит в слабости Эго и неявном смешении себя и других объектов: «Несовершенную дифференциацию образов себя и объектов и сопутствующую ей размытость границ Эго можно считать еще одним «неспецифическим» аспектом слабости Эго в пограничной области...» (Кернберг, 2000. С. 363). Это приводит к непереносимости тревоги, неспособности управлять своими импульсами и отсутствию развитых каналов сублимации. Трудно переносить болезнь близкого - значит надо убить его и себя, хочется ударить - бьют по лицу, а не идут играть в футбол, разрядка либидо происходит в прямом сексуальном контакте с кем попало, а не в написании стихов.  При пограничной организации человек живет в опасном, слабо контролируемом мире с опасными, слабо контролируемыми собственными желаниями.  На клиническом уровне это находит проявление в разнообразных фобиях и неврозах побуждений, таких как алкоголизм, наркомания, некоторые формы психогенного ожирения и клептомания. Фрэнк боится собак, а с наркоманией и воровством у героев фильма тоже все хорошо складывается.

Страх перед собственным желанием и невозможность контролировать себя заставляют приписывать желание внешнему объекту, с которым разворачивается борьба. Как отмечает Кернберг, это нарушение образов объектов оказывает патологическое влияние на развитие Супер-Эго. «В своем развитии структуры Супер-Эго испытывают влияние своих предшественников садистского характера, тесно связанных с производными прегенитальных агрессивных влечений, и влияние других своих предшественников, представляющих собой примитивное слияние идеальных образов себя и идеальных образов объектов, которые стремятся укрепить в личности потребности во всемогуществе и манию величия, а не создать Эго-идеал. В целом, функции Супер-Эго носят персонифицированный характер, не способствуют отделению Супер-Эго и легко проецируются снова во внешний мир» (Кернберг, 2000. С. 374). Проблемы с нормально работающим Супер-Эго заставляют ощущать контроль и защиту лишь как внешний атрибут и чувствовать себя беззащитным от собственных влечений без посторонней опеки. 

3. Варианты инцеста

Все герои Магнолии вовлечены в не решаемый конфликт детей и родителей в его частной форме конфликта отцов и детей. При всем многообразии судеб в центре каждой так или иначе закрученный инцестуозный мотив и мы видим жизнь такой, какой она бывает после инцеста.

В фильме есть три пары отцов и детей. Это Клодия и ее отец Джимми Гейтор, Фрэнк Мэтью и бросившие его отец Эрл Партридж, маленький всезнайка Стенли и его отец. Отношения внутри каждой  пары на первый взгляд разные, но во всех случаях нарушенные. Если  очень упрощать -  это фильм о том, как отцы изуродовали психику своих детей. Это обвинение отцу с позиции  соблазненного и погубленного ребенка. 

Вместе с тем буквально ситуация инцеста ни в одном случае не воспроизводится.  Есть лишь некоторые смутные аллюзии, намеки. Проблема инцеста  ставится не в клиническом аспекте, а гораздо более широко, как некоторая культурная реальность, социальная ситуация.

3.1Сексуальное насилие

Ближе всего к ситуации инцеста или, скорее, сексуального насилия стоит история Джимми Гейтора и его дочери Клодии. Он -  респектабельный джентльмен, у него любящая преданная жена, а дочь - наркоманка, порвавшая с семьей, путающаяся с кем попало и в истерике выгоняющая отчима, пришедшего рассказать, что умирает от рака и помириться. Поведение Клодии кажется жестоким, и только потом мы узнаем, что Джимми  либо изнасиловал Клодию, либо пытался сделать это. Все становится на места. В своем поведении Клодия демонстрирует типичные клинические симптомы жертв  инцеста. «Большинство исследователей и клиницистов считают, что инцест -  сильно разрушающее психику переживание. Он может привести к употреблению наркотиков, проституции, попыткам самоубийства и множеству других проблем», -  авторитетно утверждают специалисты в области сексологии У. Мастерс и В. Джонс (Мастерс, Джоннсон, 1991. С. 136). Все синдромы налицо, но Клодия - не демонстрационный пример из практики сексопатолога или психиатра.

Проблема сексуального насилия по отношению к детям в последнее время стала очень популярной. Известно, что Фрейд отверг идею реальности сексуального соблазнения детей, сочтя, что воспоминания об этом, которыми делились с ним его пациентки - плод их фантазии и проекция собственных сексуальных желаний. Сейчас однозначного мнения по этому поводу нет. Некоторые специалисты уверены в чуть ли не повальном растлении детей в семьях и призывают общественность к суровой бдительности, другие ссылаются на невозможность проверить реальность рассказов малюток и их легкую внушаемость. Обсуждение достоверности  тех или иных фактов не входит в задачи статьи, важно другое - сама тема широко обсуждается и имеет резонанс. Сюжет фильма в резонанс попадает.

Но что заставляет тему быть столь популярной? Страх инцеста, похоже, зиждется на страхе перед семьей вообще. Семейные отношения, родственная близость, то, что является основой психического благополучия каждого стало вызывать сомнение само по себе. Мы живем в обществе, которое уже не доверяет человеку его собственную жизнь и жизнь его близких. Мы слишком хорошо знаем, что взрослые люди не всегда ответственны, добры и вообще психически здоровы.  Общество все больше вмешивается в дела семьи через множество социальных служб, благотворительных организаций, берущих на себя заботы о детях и других членах семьи и определяющих, кто может воспитывать детей, а кто нет, кто правильно ведет себя дома, а кто не правильно.  Семейные границы становятся проницаемыми до неразличимости. Клодия встречает свою любовь в виде полицейского, разбирающего семейные и соседские конфликты. Скандал в семье, крики в соседней квартире - повод для того, чтобы жильцы вызвали полицейского и он пришел навести порядок. Если вспомнить статистику гадостей и преступлений, совершаемых в семьях - то все правильно, другого выхода нет. Но это и однозначное признание того, что семья как закрытый, защищающий своих членов институт больше не существует. Человек отныне живет в мире, в котором семейные отношения потенциально опасны и считающем необходимым вмешаться, чтобы защитить слабых.

Но такая ситуация травматична сама по себе, ее влияние на развитие психики ребенка может быть столь же опасно, как и влияние прямого инцеста. Ведь если семья слаба, то и вправду некуда деться. Если отцы слабы и не умеют держать рамок, то как ребенку строить собственную систему морали? Разрушается основа прочности внешней и внутренней реальности. Ребенку некуда обратиться за помощью, а сама идея близости воспринимается со страхом. Опасным при этом становится и собственное Я, и собственные желания.

 При реальном инцесте травмирующая ситуация отягощается и тем,  что процесс сексуального соблазнения или насилия может сопровождаться приятными ощущениями, что особенно ужасно. В этом случае собственное сексуальное желание ребенка становится для него опасным, грязным и неприемлемым. Человек начинает бояться собственных желаний. Как отмечают Р. Саммит и Дж. Кризо, «есть поразительное сходство в рассказах участников инцеста: дети берут на себя ответственность и вину и снимают ее с инициатора - родителя. Предательство родителя и неспособность виновного взрослого нести ответственность приводят к тому, что ребенок чувствует, что он или она ни на что не годятся, не могут ни принять заботу, ни оказать помощь. Сексуальность, подкрашенная чувством вины и страха, предстает как единственный приемлемый аспект проявления притягательности или силы» (Цит по Мастерс и Джонс, 1994. С. 135). Именно это и происходит с обществом вообще. Мы уже давно боимся своих желаний. Маньяк и убийца могут быть в каждом из нас помимо нашей воли и мы не можем доверять ни себе, ни окружающим без компетентного заключения специалистов. В одной из рецензий на фильм Магнолия так и сказано, что герои - это люди с проблемами без специалистов. «Отчасти это фильм о том, что делать людям, оказавшимся один на один друг с другом, а не на аудиенции у специалиста...» (Коробейникова, 2000. С. 18). Ну да, все верно, человек слаб, сам с собой не справляется и ему нужна компетентная помощь специалистов в том, чтобы жить с самим собой и другими людьми. Посмотрите на Клодию! Разве можно оставлять ее одну, без присмотра? Она ведь даже радио не может правильно включить!

СЛАБЫЕ МАТЕРИ

Бедняжка Клодия демонстрирует еще один классический симптом. Она  постоянно находится в движении, раскачиваясь и обнимая себя. Ее пластика напоминает пластику ребенка, страдающего госпитализмом. Рене Шпитц отмечал, что матери таких детей в большинстве - инфантильные личности, не умеющие контролировать свои эмоции. «В стенах исправительных заведений дети, естественно, оказались единственной отдушиной для лабильных эмоций своих матерей, и потому они подвергались то интенсивному натиску нежности и "любви", то столь же мощным вспышкам ненависти и гнева» (Шпитц, 2000. С. 240). Инфантильные матери используют детей и уж точно не могут защитить их от сексуальных домогательств. Мать Клодии, милая приятная женщина, скорее всего действительно инфантильна. Она не видит ни постоянных измен мужа, ни причин возникновения проблем у дочери. Можно предположить, что отношения с дочерью изначально были такими, что Клодия не могла быть с матерью откровенной, а значит и не могла надеяться получить у нее защиты.

У таких детей высока вероятность сильного отставания в развитии, прежде всего в социальной адаптации и способности манипулировать предметами. Наркоманка Клодия явно не справляется с социальной адаптацией. Раскачивание - это самая ранняя форма аутоэротизма, не предполагающая выделение даже частичного объекта в виде отдельных частей тела, когда «влечение полностью направлено на первичный нарциссический объект, на собственное тело ребенка» (Шпитц, 2000. С. 244). Нормальные объектные отношения в этом случае просто невозможны, так как другой просто не нужен для удовлетворения желания, да и само желание, как стремление преодолеть нехватку в другом не формируется, ибо, желание - это желание Другого (Лакан).

На первый взгляд Клодии в финале повезло. Ей достался любящий мужчина и она помирилась с матерью. В последнем кадре сидящая в постели и похожая на выздоравливающего человека Клодия счастливо улыбается пришедшему к ней Джиму. Но, вопреки намерению режиссера, похоже, что это скорее регрессивная, детская реальность - возле мамы и безопасного папочки, не предъявляющего никаких требований и ограничений. Слишком сладко и ничего не намекает на зрелую генитальную сексуальность. В общем, так, разговоры об ушной косточке. Такая поддерживающая терапия для пациента, который не может выдерживать реальную взрослую жизнь.

3.2 Эдипова победа

Однако больше внимания в фильме уделяется  детям, чье детство было нарушено травмой несколько иного рода. Эдипову победу одержал в свое время Фрэнк Мэкки, создатель программы «Соблазни и погуби». Фрэнк изображает из себя крутого парня, обучающего неудачников правильному обращению с женщинами. Фрэнк сам - соблазнительная мишень для феминисток, так как даже невооруженным глазом видно, что за маской сексуального шовиниста и покорителя всех женщин вообще скрывается слабое и неуверенное в себе дитя. Его и больную мать бросил отец. Ребенок был принужден занять место папы, став опорой умирающей матери. Он трогательно заботится о ней, но не может спасти безнадежно больного человека. В этой ситуации мальчик чувствует двойную вину - за то, что прогнал, победил отца и за то, что не справился с ситуацией, не спас мать. К этому примешивается и боль за то, что был слишком плохим, неценным ребенком для собственного папы: «Ты всегда называл меня засранцем!» - бросает Фрэнк умирающему отцу. Ситуация оказалась непереносимой и мальчик, желая навсегда защитить себя от предательства и поражения  сам стал бросать женщин, вычеркнув из жизни прошлое.

Идентификация с агрессором - типичная реакция ребенка, переживающего разрыв родителей после эдиповой стадии в том случае, если между родителями существовали конфликтные отношения. Это очень сложная ситуация для ребенка, для которого идентификация, хотя бы частичная, с разнополым родителем представляет собой способ «удержать» эдипов объект любви так, что он будет носим в себе, «если же ребенок все же идентифицирует себя с однополым родителем, возникает опасность, что он в ходе этой идентификации вживется в ненависть к другому, в результате чего разрушатся или пострадают эдиповы любовные отношения, а вместе с ними способность к дальнейшей гетеросексуальной жизни» (Фигдор, 1995. С. 176). Особенно опасна эта ситуация для мальчика, ибо, как отмечает  Фигдор, слишком сильны еще страхи перед потерей любви и объекта, которые питаются глубинными архаическими страхами перед разрывом, страхом наказания со стороны матери и, одновременно страхом перед все еще существующими либидинозными  желаниями. Сплав агрессивных и сексуальных влечений в будущем предопределяет садистские или мазохистские отношения с женщинами, или фантазии о таких отношениях. Фрэнк агрессивен по отношению к женщинам именно потому, что боится быть уничтоженным: «Правда заключается в том, что женщины хотят нас уничтожить!». Это действительно правда, но правда той психической реальности, в которой живет Фрэнк и все герои фильма. Для него это так, и он яростно нападает, неизбежно становясь жертвой. Он подставляется, и журналистка с огромным удовольствием «опускает» его, подтверждая худшие опасения маленького испуганного мальчика. 

Мелани Кляйн описала очень ранний защитный механизм - проективную идентификацию, заключающийся в том, что собственные переживания не просто проецируются субъектом во вне, приписываются другому человеку, но общение с другим  строится так, что другой вынужден подтверждать ожидания. Проективная идентификация является одной из специфических защит пограничной патологии. При том, что граница Эго в какой-то степени  сформировались, при проекции агрессии «эта отчетливость ослабляется интенсивностью потребностей в проекции и общей слабостью Эго, характерной для этих пациентов. В результате у них возникает ощущение, что они по-прежнему идентифицируют себя с объектом, на который проецируют свою агрессивность» (Кернберг, 2000. С. 369). Что бы защитить себя в этой ситуации  они вынуждены атаковать и контролировать объект. «В общем можно сказать, что для проективной идентификации в подобной ситуации характерно неполное разделение между личностью и объектом, когда пациент при проекции продолжает переживать импульс и одновременно страх перед этим импульсом, а так же испытывает потребность в контроле над внешним объектом» (Кернберг, 2000. С. 370). Проективные идентификации Фрэнка проявляются в том, что не просто приписывает женщинам агрессию, силу и желание уничтожить, но ведет себя так, что они действительно уничтожают его.

Не имея защищающих границ во вне Фрэнк сам создал свой закон, свою религию и выполняет функцию мессии, пророка. В этой позиции  сексуальные импульсы и регулирующие запреты сливаются воедино и никакого конфликта вроде бы и нет. Но нет и самого сексуального акта. Он отказался от имени отца, взяв фамилию матери и имя ее отца. Значит, теперь его зовут как дедушку, отца матери. Смена поколений отменяется этим жестом и мама остается невинной в семье своего отца. Она защищена от своего будущего мужа, который не обидит ее и не сделает ей ребенка. Получается, что он - отец матери и ему нечего бояться. Теперь он вообще не имеет дела с женщинами и красуется перед мужчинами, обращается к мужчинам и соблазняет мужчин. Он больше не соперничает с папой.

3.3 Счастливый мир детства

В шоу Джимми Гейтора участвует маленький мальчик, Стенли Спектор, постоянно читающий всякие взрослые книжки и ничему не удивляющийся. Это третья пара отца и ребенка, и именно ее стоит рассматривать как основную матрицу,  определяющую модель родительско-детских отношений в пространстве изображенного мира.

Здесь прямого совращения нет, но эдипова ситуация так же перевернута. Стэнли несчастен, его мучает собственный папочка, хоть и не вступающий с ним в сексуальную связь, но явно использующий в своих интересах. Но папа не единственный эксплуататор. В роли папы выступает и ведущий Джимми Гейтор, и социальная ситуация в целом. Шоу называется «Что знают наши дети» и это знаковое название. Согласно идеологии нашего общества - дети знают все, и именно детям открыта истина. Образ ребенка, детские интересы и желания стали в нашей культуре чрезвычайно популярны.  Дети вызывают у взрослых бескорыстный и корыстный интерес. Дети - это потенциальные покупатели множества вещей, а значит их вкусы надо формировать, их желания надо возбуждать и направлять в нужное русло, на что рассчитан соответствующий поток рекламы.  Кроме того, быть ребенком вообще модно и взрослые стремятся быть как дети, любить то, что любят дети. Будьте как дети сказано в Новом завете, быть как дети призывали хиппи в 60 - 70 годы. Дети того времени выросли и остались детьми, а интерес к детству сохранился. Красивый факт - очень взрослая Элизабет Тейлор справляет свою то ли очередную свадьбу, то ли день рождения в Диснейленде, веселясь, как ребенок. Интерес к детству - хороший предмет продажи, на детей любопытно смотреть и возникает огромное количество всяческих шоу, конкурсов и программ типа нашей «Утренней звезды», в которых выступают очень и не очень юные участники.

Стэнли - именно такой ребенок из конкурса. Его заставляют соревноваться со взрослыми, выигрывать у больших дяденек и тетенек. Он уже выиграл Эдипову  схватку и занял место старшего в семье. Он серьезен и много знает. Он зарабатывает деньги, утешает пьяного сорвавшегося папу. Он маленький взрослый, занявший не принадлежащее ему место, но ничего приятного для него в этом нет. Ему отказано в заботе и опеке. Потребности самого Стэнли игнорируются  полностью - ему даже не дают сходить в туалет. Стенли, по сути, развращают взрослые - отец и ведущие программы, слишком рано заставляя познакомиться с миром денег, заработка, достижений. А это опасно для ребенка, в мире которого до некоторого достаточно зрелого возраста должны быть более сильные и надежные отцовские и материнские фигуры. Если ребенок побеждает взрослых, ему не на кого опираться, ему слишком рано приходится брать все на себя и он ломается.

Чем это заканчивается, мы видит на примере бывшего телевизионного умника Донни Смита. Мы не знаем его реального отца, символическое место которого занимает Джимми Гейтор, мир шоу-культуры. Его уже использовали и сломали, у него ничего не получается, он нелеп и его выгоняют с работы. Донни живет прошлыми успехами и одновременно видит в них источник своих несчастий.  Он не приспособлен ни к работе, ни к человеческим отношениям. Он не чувствует, что уместно, что не  уместно. Сейчас он безответно влюблен в бармена и хочет поставить на зубы такие же скобки, как у предмета любви, надеясь, что это вызовет у того симпатию. «Я полон любовью!» - говорит он в отчаянии, но в реальности он полон ненависти к родителям и к миру взрослых вообще.

Донни типичный нарцисс.  Он знает только собственные интересы и собственную любовь к бармену. Его выгоняют с работы за неспособность справляться с обязанностями, выполнять обычные требования, в том числе хотя бы не опаздывать. И все, что он может противопоставить обвинениям своего начальника - это бесконечное повторение, что работа ему нужна, ему нужны деньги для того, чтобы поставить скобки на зубы и потому Соломон не может его выгнать. Когда его все же  выгоняют, он решается на воровство. Воровство - это единственный и абсолютно естественный для него способ получить что-то для себя. Нормы и законы представлены в его опыте фигурами страшных родителей и взрослых вообще, заставляющих участвовать в конкурсах, быть умным и хороши и забирающим у него деньги и детство. Эти взрослые обманом отнимают у ребенка то, что им не принадлежит. Интернализировать такие образы и строить на них здоровое Супер-Эго просто невозможно, можно только стать иждивенцем и вором. В результате Донни забирается в офис и пытается украсть деньги. Мы видим происходящее через круглую дырку в сейфе. Но, посмев  залезть большому папе в задницу, он не может присвоить украденное. Стащить можно, а иметь - нельзя.

3.4 Соблазни и погуби

Программа Фрэнка называется «Соблазни и погуби». Название циничное и совпадающее с идеологией того мира, в котором живут сами герои. Это относится не только к Стэнли и Донни, которых телевизионная игра губит, соблазняя славой и деньгами. Соблазненными являются и все остальные  большие и маленькие дети, привлеченные миром взрослых желаний. Они живут в пространстве, в котором нет закона и они не знают границ, которые нужно соблюдать, чтобы не повредить окружающий мир и других людей. Соблазн - это некоторая провокация, в которой объекту предлагается удовлетворение его запретных, не приемлемых культурой желаний. Это ситуация, в которой предлагается обойти существующие запреты и правила и получить то, чего нельзя. Соблазн - это игры против Супер-Эго, и игра против реальности желания.

 Характерная ситуация инцеста заключается в том, что субъект не отделяет себя от своего желания, упрощая психическую структуру за счет отказа от рефлексии.  Желания не изменяются, не трансформируются и остаются фиксированным на том же объекте, что и в детстве. Но в этом случае субъект отказывается от следования закону Отца, закону социальных отношений, строящих социальный порядок. Он остается во власти матери и управляется не отстраненными, объективируемыми законными предписаниями, а непосредственными желаниями матери, которые не становятся собственными желаниями. Эти желания другого, находящегося в непосредственной близости лишены какого-либо обоснования  в виде договора и общественного признания.  За пределы этих желаний невозможно выйти.

Именно инцестуозная манипуляция характеризует, по мнению Бодрийяра, нынешнее состояние общества: «хотя закон Отца и пуританская мораль в нем (более или менее) отменены, но отменены они по законам либидинальной экономики, характеризующейся деструкцией символического и снятием запрета на инцест. Такая ... модель исполнения желания лишена черт обсессии и тревоги, в отличие от пуританского невроза на истерической основе. Теперь тревога связана уже не с эдиповым запретом, а с ощущением, что даже "в лоне" удовлетворения и многократного фаллического наслаждения, даже "в лоне" нашего щедрого, терпимого, смягчающе-пермессивного общества ты остаешься лишь живой игрушкой материнского желания. Эта тревога глубже, чем генитальная фрустрация, ибо вызвана она устранением символического и обмена, инцестуозным положением субъекта, когда ему недостает даже собственной неполноты; такая тревога сегодня повсеместно проявляется в обсессивной фобии - ощущением, что тобой манипулируют» (Бодрийяр, 2000. С. 214). В таком мире у отцов нет власти, а у матерей - любви.

4. Отцы без фаллоса

4.1 Плохие отцы

Отцы в мире Магнолии слабы и не имеют власти. Они греховны и наказаны за свои грехи. Отец Клодии и отец Фрэнка тяжело умирают. Отец Стенли спивается. Отцам нет спасения и никакое раскаяние не повлечет за собой прощения. Семьи не объединяются возле постелей умирающих, а благодарная общественность не сохранит о них память. Отец Фрэнка - Эрл Партридж  вспоминает брошенную жену, Лили  как свою жизнь, свою единственную любовь. Но Лили уже нет на свете, а значит то, что есть - неценно, то, что он имеет - это ничто. Эрлу достается по полной. Его в общем-то убивает, стремясь прекратить страдания, любящая молодая жена Линда. Все, что он может слышать перед смертью, если вообще слышит - это гневные слова сына. Отец Клодии не может работать, а после страшного признания остается один, жена уходит от него, и от самоубийства его спасает лишь упавшая с неба лягушка.  

Отцы, не справившиеся с ситуацией, умирают от рака. Вероятно, болезнь не случайна.  Рак - загадочное заболевание и причины его возникновения непонятны, однако гипотеза о психогенной детерминации онкологических заболеваний достаточно распространена. Специалисты утверждают, что «учащение заболеваемости происходит всегда при изменении эмоционального равновесия испытуемых, когда они воспринимают свою жизненную ситуацию как неудовлетворительную, угрожающую, невыносимую, конфликтную и не в состоянии самостоятельно справиться с ней» (Любан-Плоцца, Пельдигер, Крегер. 1996. С. 185).  В фильме оба умирающих при социальных успехах явно не справились со своим отцовским положением, не смогли стать идеальными и надежными объектами. Они были опасны для детей и в конце концов убили себя. Ребенку трудно пережить такую ситуацию, так как смерть отца воспринимается как исполнение бессознательной (или осознаваемой) фантазии об его уничтожении. А значит вина за его смерть ложится на ребенка.  Взрослеть в такой ситуации просто невозможно, так как есть уверенность, что и тебя в конце концов убьет твой ребенок. Круг замыкается.

4.2 Хороший папа

В фильме есть еще одна непарная и, скорее всего, отцовская по роли фигура - полицейский Джим Карринг.  Если Донни - это взрослый ребенок без папы, то Джимми  - это папа без ребенка. Он был женат, развелся, но мы не знаем, есть ли у него дети, где они. По ситуации получается, что собственных детей нет. Он  играет роль всеобщего правильного отца, хранителя законов и порядка. Он справедливый и добрый. Джими  - правильный полицейский, ставший правильным папой для Клодии. Джим всем помогает, всех спасает и действует по инструкции. Он воплощение совершенного Супер-Эго, он держит рамки и источает доброту. Главное - соблюдать закон, но и прощать тоже надо, солидно рассуждает он.  Однако с атрибутами власти и фаллическими символами у него постоянно возникают проблемы. Перед визитом к Клодии он неудачно пытается пристроить дубинку и она с грохотом скатывается по ступенькам, затем он окончательно теряет пистолет, что и позволяет Клодии проникнуться к нему доверием. Он становится всеобщим безопасным папой, наставляя на путь истинный бывшего вундеркинда Донни Смита, попытавшего счастья в судьбе воришки. Джим - единственный, кто не имеет преступления в прошлом, у кого нет истории, нет первородного греха и он ничего не знает о проблемах несчастных почти что психотиков, с которыми сталкивается. Ему даже не доступен символический уровень выражения и понять речитатив малолетнего репера действительно выше его сил.

Джим Карринг - это низкокалорийный витаминизированный синтетический эрзац родительской любви, причем любви папы и мамы вместе. Можно подумать, что его создавала группа гуманистических и когнитивных психотерапевтов как образцовый продукт.  В него вложили очень симпатичную гуманистическую идеологию, согласно которой люди изначально добры, лишены особых глубинных противоречий и хотят найти истину и смысл жизни. Представители когнитивной терапии отметились при его создании убеждением, согласно которому все проблемы  у человека от того, что он что-то не правильно понял и для решения его проблем нужно только внести исправление в его логические построения. Так он Клодию и терапевтирует. Объясняет ей, почему нельзя слушать радио при слишком громком звуке, дает практические советы по избавлению от пагубной привычки к громкому звуку. Объяснение в любви строится как  классический контакт гуманистического терапевта по Роджерсу с клиентом. Начинается с отказа от так называемого «фасадного общения»: «Когда двое только знакомятся, каждый хочет произвести наилучшее впечатление» -  открывает истину Джимми. А для полного контакта нужно отказаться от масок и быть «конгруэнтным», таким как есть, что с подачи Клодии они и делают. «Я выставил себя дураком, таким, как есть ... я плохой полицейский» - выкладывает о себе правду Джимми, разрушая иллюзию о власти и совершенстве представителей закона.  Все согласно техники гуманистических терапевтов! Далее Джим наглядно демонстрирует классическое безоценочное принятие другого и равенство позиций: «Что бы ты не сказала мне о себе, это меня не отпугнет, я умею слушать и не стану тебя осуждать», - все согласно технике активного слушания.  Конгруэнтность и  раскрытие своих переживаний уже присутствует. Правда, при этом Клодия не перестает бегать в туалет за очередной дозой, но контакт достигнут,  понимание получено, что и закрепляется невинным поцелуем через стол.

Хотя по фильму он единственный счастливый влюбленный, нашедший свою пару, его половая принадлежность размыта. Потерянный пистолет падает к его ногам с неба, но мы не видим, чтобы Джим его поднял. Мы даже не уверены, видит ли он его. Мужчина в нем не чувствуется, и именно это делает его пригодным и для Клодии, и для Донни.

Однако Джим не так прост. В финале, рассуждая о законе и прощении он заявляет: «Самое сложное в моей работе - это определить, кого можно прощать, а кого нет». Лихо сказано. До сих пор, согласно христианской морали право прощать принадлежало Богу. «Бог простит!» - говорит даже священник, отпуская грехи. Слова из Библии в фильме произносят много и охотно, в том числе сам Джим Карринг, и значит, знает, что говорит. Так что получается, что Джимми считает, что работает не больше не меньше, как Богом. Правда, Богом, теряющим свой атрибут власти. 

5. Маленький черный ангел

Атрибут - или попросту сублимированный фаллос - у него крадет маленький черный мальчик. Это совершенно загадочная фигура. Он, как Бог из машины в классической драме, делает то, без чего развитие сюжета невозможно. Он нарушает совершенство Джимма, он предсказывает страшные бедствия, он спасает Линду. Он заботится о взрослых, у которых нет родителей - ни Джим, ни Линда не имеют по сюжету собственной детской истории, и он становится им папой и мамой. Он вступает с ними в контакт, но эти взрослые не доступны для нормального общения. Когда юный  репер пытается подсказать полицейскому имя убийцы, тот не понимает его и отделывается нравоучением, взывая справедливое негодование младенца:  «Я сказал тебе, кто убийца, но ты не усек!» - кричит ребенок. Но если слова не доходят, остаются действия. И он ворует пистолет у того, кому он не нужен. Реперу воровство удается, в отличие от анального воришки Донни. Линда, наглотавшаяся таблеток, так же не слышит его, она вообще никого не слышит, и мальчик вызывает службу спасения.

Все происходит не только на довербальном уровне, но и без участие другого. Понятно, что в этом случае нет надежды, что другой позаботится о тебе и приходится думать о своих интересах самостоятельно. Мальчик и  действует не бескорыстно. У полицейского он требует немного денег или хотя бы что-то вкусненькое. Но полицейский отказывается платить, и малыш крадет у него пистолет. У Линды он деловито вытаскивает деньги из кошелька и с интересом их пересчитывает, пока бесчувственную барышню загружают в скорую помощь. Малыш адаптивно действует на сниженном, архаичном уровне развития психики и общества, в котором нет знаковой системы, нет системы опосредования и распределения ролей. Он живет в реальности пограничной психической организации, в которой другой - опасен, любовь - убивает, а символического уровня опосредования, защищающего от непосредственных импульсов не существует. Когда другому невозможно доверять, то приходится быть самому себе и родителем и ребенком, для которого импульс и закон неразделимы. Это вынужденная мера, а поначалу он пытается действовать по правилам взрослого мира, предполагающем обмен ценностями: «А сколько ты мне заплатишь? Я могу работать на тебя и найду их», - прямо заявляет он о своем намерении вступить в товарно-денежные отношения, но это оказывается невозможным, полицейский платить не собирается. Сложности у пограничников с языком, вербальной знаковой системой, не получается у них, как отмечает Кернберг, в неопределенных ситуациях переводить непосредственные впечатления и чувства в слова. Ведь для этого требуется соотнести содержание внутреннего мира с некоторой социальной, общей реальностью, и, тем самым, допустить эту опасную систему во внутрь. Вот наши герои и буксуют, когда требуется обозначить свои желания или чувства, а тем более когда нужно объяснить их другим.

Зарабатывающий на риторике, обучающий использовать слова для обольщения женщин Фрэнк ломается именно на невозможности перенести в речь травмировавший его опыт. В тайне его детства и отношений с отцом нет, в общем-то ничего компрометирующего. Перед началом интервью от сам с удовольствие излагает историю об отвергнувшей его даме, историю, позволяющую рассматривать его нынешнюю деятельность как затянувшуюся месть. Если продолжать в том же духе, журналистка могла бы отыскать свидетельства его сексуальной слабости, сведения о физиологических проблемах и пр. Найденные же факты показывают его как преданного сына, выглядят трогательно и вызывают симпатию. Но это именно те болезненные переживания, о  которых невозможно рассказать другим, сделать общим достоянием. Рассказать об этом - значит признать реальность слабости, обиды, своего несовершенства и потребности в других. Важнейшим последствием для травмированного в ситуации инцеста и/или насилия ребенка является то, что собственные чувства и переживания начинают восприниматься угрожающе, о них не только невозможно рассказывать, но и самому помнить.

И дитя, в нашем случае юный репер, переходит к другому способу коммуникации, использующему символы и метафоры, к языку многозначного искусства, обладающего силой эмоционального воздействия. Но и это не срабатывает и приходится, оставив попытки знакового общения, делать все самому.  Уровень простой и прочный, позволяющий выживать, отказавшись от опасной, бросившей его и недоступной для контакта культуры.

Репер дважды произносит пророчество о пришествии Глиста. Глист, предположительно, это убийца мужа своей матери, Марсии. Глист и этот муж, как сообщается в полицейском протоколе, отбирали у Марсии заработанные проституцией деньги. То есть предположительно Глист - это новый Эдип, буквально воспроизводящий символическое действие своего предшественника. Эдип объявлен мучителем слабых и малых мира сего, которому скоро придет отмщение. Эдип, убийца отца, таинственный Глист - это тот, кто отменяет закон, разрушает рамки и вообще разводит беспредел. Слабым и сирым в этой ситуации не очень-то приятно жить, небезопасно. О самом Глисте мы ничего не узнаем, но зато подробно знакомимся с печальными судьбами многих других Эдипов, которым действительно приходит отмщение. Пророчество сбывается.

Кстати, у юного уличного поэта нет имени. Он никто. Если Джим Карринг - работает Богом, то кто тогда репер? Вспоминается  старый анекдот. Милиционер останавливает машину, нарушающую правила, а за рулем - Брежнев. Ошалевший сержант берет под козырек, а на вопрос напарника - кто там был отвечает: «Не знаю. Но за рулем у него Брежнев». Я тоже не знаю, кто тогда  этот маленький черный ангел. Возможно, некоторый новый тип культуры, выжившей без отца, в доэдиповой ситуации. 

5.1 Убить отца - убить себя

Вспомним происшествия, предваряющие основной сюжет. Трое бродяг убили почтенного аптекаря. Невероятное заключается в том, что имена бродяг - Грин Берри и Хилл, а аптекарь живет в Лондоне, в районе Гринберри Хилл. Магнолия - это название квартала, в котором живут все герои фильма, это то, что объединяет их. Если наложить сюжеты друг на друга - то получается, что имя убивает, имя улицы, место. Место, на котором находишься, убивает. Пространство жизни смертельно опасно.

Летчик проиграл в казино и поскандалил с крупье. А затем выловил этого крупье в озере, где тот погиб от разрыва сердца. Летчик впоследствии застрелился. Прошлое не покончило с тобой, повторяется в фильме, у каждого в прошлом скелет в шкафу, который обязательно вывалится в нужный момент.

Но самой важной для понимания происходящих событий, ключевой является история самоубийцы. Некий юноша, приведенный в отчаяние родительскими склоками решается покончить с собой и бросается вниз с крыши дома. Когда он пролетает мимо собственного окна, в него попадает пуля, выпущенная его матерью из ружья. Ружьем мать пугала его отца во время ежедневных скандалов. Юноша зарядил это ружье, полагая, что в конце концов намерения должны быть выполнены. Но нарвался на собственную пулю. В результате бездыханный труп самого юноши упал на страховочную сетку, оставленную рабочими пять дней назад. Если бы не выстрел, юноша остался бы жив. Но пуля, предназначенная отцу, обрывает собственную жизнь.

В общем, это то, что происходит со всеми героями фильма, эта реальность, в которой они живут.  Структура истории зеркально противоположна структуре Эдипова треугольника, хотя намерение уничтожить отца сохраняется. Убивая отца, ребенок устраняет закон, лишается собственного Супер-Эго и оказывается один на один с поглощающей силой желания. Эта сила перераспределяется на материнскую фигуру - ружье, фаллический символ, находится у матери, и мать убивает сына. Причем способность убить ей обеспечил этот самый сын, зарядив ружье. Ситуация буквально воспроизводит существующие у младенца фантазии о фаллической матери, наделенной всемогуществом. Это мать, вызывающая ужас. И такой ее действительно делает бессознательное ребенка. «Ранние представления о физической близости родителей изобилуют враждебными и деструктивными элементами... представления о женщине-вампире, высасывающей жизнь из партнера; чудовища фольклорные и мифологические, соединяющие мужское и женское начало или полу-люди-полу-звери - вот несколько примеров, свидетельствующих страхе - продукте наиболее глубоких и ранних фантазий о родительском союзе» (Хайманн, 2001. С. 247). Если такие фантазии не изживаются в процессе решения Эдиповых проблем, то в дальнейшем страшная фаллическая мать сохраняется как содержание бессознательного, а любовь наделяется страшным свойством убивать.

Фаллическая мать, с которой остался ребенок в ситуации инцеста, наделенная непосредственной властью манипуляции: «такая манипуляция отсылает к другой, первичной, - когда мать манипулирует субъектом как своим собственным фаллосом. Этой собственной неразделимости участников манипуляции, этой утрате себя невозможно противиться так, как трансцендентному закону Отца» (Бодрийяр, 2000а, 214).  И ребенок вынужден капитулировать, переживая все последствия пленения и лишения возможности безопасной активности. 

В этом случае мать, как единственный объект любви воспринимается и как субъект агрессии, а близость наделяется смертельной опасностью и становится просто невозможной. В этом мире любовь убивает, что мы и видим в картине Андерсена. В чем проявляется любовь Линды? В  акте убийства любимого существа. Любить - значит убить и себя, и объект любви, другого способа просто не существует. Линда на протяжении всего фильма  показана в сценах неудачных контактов с другими, она пытается что-то сказать, но попытки собеседников понять ее вызывают гневную реакцию: «Заткнись! Заткнись!» - кричит она практически всем, с кем разговаривает. Для нее всяческий контакт болезнен, кроме контакта с неподвижным и молчащим Эрлом, который только окончательно ослабев и потеряв активность стал приемлемым объектом любви. Но принять что-то и от него невозможно,  любой дар другого разрушает хрупкие границы и взывает страх. Линда много моложе Эрла и по возрасту годится ему в дочери. Она выиграла Эдипову схватку, она отняла взрослого мужчину у старшей женщины и теперь не может пережить страха потерять его . Она боится соперничества и не может допустить к нему никого, включая сына. 

Фантазии о фаллической матери, соединяющей два пола, осложняют и формирование собственной половой идентичности. Если мама обладает признаками обоих полов, то и собственный пол строить невозможно. С этим практически у всех героев «все в порядке». Одним из признаков проблем с половой идентичностью является беспорядочный промискуитет и подчеркнутая демонстрация пола. Донни - натуральный голубой, Фрэнк - гомик по сути, Клодия делает отчаянную попытку утвердит свою половую роль в случайных связях, но заканчивает в объятиях мамочки и бесполого полицейского. Когда половая роль не определена, не надо ни от чего отказываться, и не надо ни к кому стремится. Все в самом себе, ничье желание тебя не достанет. Желание и объект желания в находятся одном месте.

Реальность фильма совпадает с реальностью напуганного фаллической матерью ребенка, реальностью пограничного сознания. В фильме в семьях либо совсем нет матерей, либо они слабы и могут быть только жертвами. Так видит мир маленький мальчик, защищаясь от страшных образов убивающей матери.

Спасение как разрешение кризиса приходит в момент отказа от фалличности. Несчастный умник Стэнли находит естественный способ спастись от использования. Стэнли описывается. Наделать в штаны как маленький, регрессировать - значит отказаться претензий на успех и достижения, от претензий получить приз. Позволить большим дядькам, знающим все о спорте и молочных продуктах набрать больше очков. Тогда есть шанс, что тебя оставят в покое. Анальный регресс - один из вариантов реакции на страх кастрации, на невозможность решить Эдиповы проблемы.

Стэнли отказывается  играть, заявляя о своем праве быть ребенком, который хочет не только выиграть, но и хочет в туалет.  И сразу после этого ведущему шоу Джимми становится плохо и он уже не сможет продолжать программу. Получается, что отказ от соперничества, отказ от претензий на победу устраняет мучителя, убивает соблазняющего отца. Такова странная логика детского всемогущества! Решение проблем - в твоей голове, в твоих желаниях. Если ты не имеешь желания, то другой не сможет тобой манипулировать и не будет на тебя злиться. В фильме все так и происходит. Отказ от фаллических притязаний - единственный выход, который дан героям фильма. Полицейский теряет свой пистолет и только сообщение об этом делает его безопасным для Клодии. Фрэнк переживает поражение на интервью и обретая отца получает возможность высказать ему свою злость и обиду. Только бывшему умнику Донни нечего терять кроме чужих денег.

5.2 .Инцест как поглощение пространства сознания и культуры

Страшный смысл инцеста заключается в том, что в результате достигается блаженное состояние абсолютного устранения дистанции между отдельными элементами структуры личности. Инцест утверждает господство соблазна, отменяя закон и действие Сверх-Я субъекта, заменяя его нейтральным правилом. Тем самым устраняется закон, как регулирующий отношения между природой и культурой с опорой на авторитет Другого, находящегося всегда вне отношений.

Сила и продуктивность закона  как представителя Отца и воплощение иерархии состоит в том, что его можно отменить, можно нарушить, не разрушая при этом саму социальную систему. В этом случае любые бунты и преступления хорошо вписываются в пространство, заполняя лакуны маргинальности и делая явными границы. Закон предполагает преступление, маркируя его как обратную сторону нормы. Тем самым, очерчивая пространство дозволенного. 

Но субъект, как производное знаковой системы, приобретает власть над знаками и может строить собственную систему предписаний. Таким образом он занимает место мертвого Отца и создает уже не законы, а правила, которые, будучи лишенными обоснованности в чем-то внешнем могут быть только правилами игры. Закону, как подчеркивает Бодрийяр, противостоит не беззаконие, а условные, случайные и временные  правила, соответсвующие игровому пространству. В отличие от закона их невозможно нарушить, не разрушив самой игру. «Закону противостоит не свобода, но правило; так же и причинности противостоит не индетерминация, но обязательство - не линейное сцепление и не какое-то там расцепление... но обратимое сцепление, которое, неумолимо захватывая один знак за другим, свершает свой цикл ... обходя стороной начало и опуская конец» (Бодрийяр, 2000б, с. 259). Это выводит игру из жизненного процесса и делает бессмысленным любое противопоставление временного и вечного, конфликт поколений, эдиповы проблемы и пр. В игре все обратимо, там никто не живет и никто не умирает. Если у Гегеля речь шла о жизни как ставке в борьбе за признание сознанием другого, то в игре ставкой служат фишки, фикции, ибо в игре нет Другого и признания получать не от кого. Бог, обеспечивший спасение Фауста не появится, а значит и выигрыш  оказывается пустым, ничем не подтвержденным. 

Согласно утверждению Бодрийяра такое состояние игры - это во многом состояние сегодняшнего дня, ибо наше общество уже миновало эру Закона и договора и жизнь управляется Нормой и Моделями, созданными абсолютно произвольно и не претендующими на связь с реальностью желания. «Минимум реальности и максимум симуляции - вот чем отныне мы будем довольствоваться в своей жизни. Симуляция порождает нейтрализацию полюсов, упорядочивавших перспективное пространство реальности и Закона, исчезновение потенциальной энергии, оживлявшей ... пространство Закона и социального» (Бодрийяр, 2000б, с. 269). Оппозиция, противопоставление перестают быть значимыми, и в результате уже ничто не удерживает элементы структуры сознания, структуры культуры на дистанции и пространство стягивается к одной точке.

Рисунок 1

При отсутствии закона исчезает и желание, а значит и сам носитель желания, субъект. Страх желания как потенциальной смерти приводит к смерти самого желания, а значит и к уничтожению субъекта.

ЛИТЕРАТУРА

1.      Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М., 2000а.

2.      Бодрийяр Ж. Соблазн. М., 2000б.

3.      Вриньо Д. Расплата за обыкновенный инцест //Инцест или кровосмешение. М., 2000.

4.      Ильина С.В. Влияние насилия на возникновение личностных расстройств //Вопросы психологии. 1998. № 6 С.65 - 74.

5.      Кернберг О. Пограничная организация личности // Антология современного психоанализа. М., 2000.

6.      Кернберг О. Агрессия при расстройствах личности. М., 1998.

7.      Каплан Г.И., Сэдок Б. Дж. Клиническая психиатрия. М., 1994. Т. 1, 2.

8.      Леви-Строс К. Структурная антропология. М., 1985.

9.      Любан-Плоцца Б., Пельдигер В., Крегер Ф. Психосоматический больной на приеме у врача. СПб., 1996.

10.  Мастерс У., Джонсон В., Колодны Р. О любви и сексе. В 2-х т. Т. 2. СПб., 1991.

11.  Руководство по предупреждению насилия над детьми. М., 1997.

12.  Соколова Е.Т., Николаева В.В. Особенности личности при пограничных расстройствах и соматических заболеваниях. М., Svr-Аргус, 1995.

13.  Фигдор Г. Дети разведенных родителей: между травмой и надеждой. М., 1996.

14.  Шпитц Р. Первый год жизни. М., 2000.

15.  Herman J.L., Hirschman L. Father-daughter insect. 1981, Cambridge, Harvard University Press.

16.  Фрейд З. Психо-аналитические этюды. Минск, 1991.

17.  Фуко М. Воля к истине. М., 1996.

18.  Цирюльник Б. Почему дьявол не чувствует себя виноватым //Инцест ли кровосмешение. М.,2000. С. 21 - 58.

19.  Эритье Ф. Об инцесте, вампирах, каннибалах и бессмертии // Инцест ли кровосмешение. М.,2000. С. 7 - 17.

20.  Хайманн П., Функции проекции и интроекции в раннем младенчестве // М. Кляйн, С. Айзекс, Дж. Райвери, П., Хайман. Развитие в психоанализе. М., 2001.

ПО ДОРОГАМ СКАЗОК

Экспериментальная программа и разработки занятий по развитию речи

Прогимназия № 85 г. Сочи Федеральная экспериментальная площадка 2000 г.