1. АСЕАН. История развития

Юго-Восточная Азия занимает стратегическое положение не только в Азии, но и в мире. Юго-Восточная Азия - это регион самой ранней человеческой цивилизации. Государства Юго-Восточной Азии имеют давнюю, многовековую историю. В течение многих веков Юго-Восточной Азии является регионом, привлекающим внимание многих стран мира. Причем внимание постоянно возрастает по мере того, как в Юго-Восточной Азии приходят события, которые оказывают мощное воздействие, как на саму Азию, так и на мир в целом.

В состав Юго-Восточной Азии входят такие страны: Мьянма, Камбоджа, Лаос, Вьетнам, Таиланд, Малайзия, Сингапур, Индонезия, Бруней и Филиппины.

В конце XIX века почти все государства Юго-Восточной Азии стали колониями крупных европейских держав и США. После второй мировой войны народы этого региона постепенно обрели независимость. Потребность взаимного регионального сотрудничества в целях развития своих стран стала главной причиной, приведшей в 1967 году к образованию Ассоциации государств Юго-Восточной Азии - АСЕАН, в которой вошли 5 стран-основательниц: Индонезия, Таиланд, Малайзия, Филиппины и Сингапур. Позднее присоединились Бруней-Даруссалам (1984г.), Вьетнам (1995г.), Лаос и Мьянма (1997г.), Камбоджа (1999г.). Статус специального наблюдателя имеет Папуа-новая Гвинея.

Население стран-членов АСЕН - 500 миллионов человек, а их совокупный ВВП достигает почти 700 миллиардов долларов США.

Совокупный экспорт стран АСЕАН превышает 300 миллиардов долларов США. Темпы роста внешнеторгового оборота в среднем составляют 14% в год. В странах-членах Ассоциации, по разным оценкам, сосредоточено до 80% имеющихся в АТР "свободных инвестиций". Их инвестиционный пакет, ориентированный только на Россию, оценивается примерно в 100 миллиардов долларов США.

В качестве уставных целей Банкогской  декларацией об учреждении АСЕАН были определены содействие развитию социально-экономического и культурного сотрудничества стран-членов, упрочению мира и стабильности в Юго-Восточной Азии (ЮВА). Задача превращения АСЕАН в один из мировых политических и экономических центров многополюсного мира стимулировала эту региональную группировку стран активно решать ряд чрезвычайно важных задач. К ним относятся: формирование зоны свободной торговли и зоны инвестиций, введение единой валюты и создание развернутой экономической инфраструктуры, формирование специальной структуры управления. 

Высшим органом АСЕАН являются встречи глав государств и правительств. Руководящим и координирующим органом Ассоциации служат ежегодные совещания министров иностранных дел (СМИД). Текущее руководство АСЕАН осуществляется Постоянным комитетом под председательством министра иностранных дел страны-устроительницы очередного СМИД. В Джакарте функционирует постоянный Секретариат во главе с Генеральным секретарем (с января 1998 года - филиппинец Р.Северино).

В АСЕАН действуют 11 специализированных комитетов. Всего в рамках организации ежегодно проводится свыше 300 мероприятий.

Юридической базой взаимоотношений стран АСЕАН является Договор о дружбе и сотрудничестве в Юго-Восточной Азии (Балийский договор) 1976 года. В настоящее время асеановцами разработан механизм возможного присоединения к Договору внерегиональных государств, включая Россию, которая неизменно заявляет о своем позитивном отношении к этому документу.

Внешнеполитическая деятельность Ассоциации определяется, в первую очередь, концепцией превращения Юго-Восточной Азии в зону мира, свободы и нейтралитета (ЗОПФАН). Важным компонентом ее реализации считается заключение в 1995 году Договора о создании в Юго-Восточной Азии зоны, свободной от ядерного оружия. Договор вступил в силу в марте 1997 года. Также страны АСЕАН ведут консультации с ядерными державами, в том числе с Россией, по доработке текста Протокола об их присоединении к Договору.

В экономической области страны АСЕАН проводят политику, на интеграцию и либерализацию в регионе Юго-Восточной Азии. Базой для сотрудничества в этой сфере являются Соглашение о создании Зоны свободной торговли АСЕАН (АФТА), Схема промышленного сотрудничества (АИКО) и Рамочное соглашение о создании Зоны инвестиций в АСЕАН (АИА).[1]

Валютно-финансовый кризис, поразивший страны Юго-Восточной Азии в 1997 году, стал испытанием решимости стран АСЕАН продолжить политику экономической интеграции. Серьезные внутренние проблемы, с которыми столкнулись члены Ассоциации в ходе преодоления кризиса, отвлекли их от решения перспективных задач, несколько ослабили "межасеановскую солидарность". Например, Таиланд и Филиппины считали необходимым активизировать усилия с тем, чтобы быстрее вписаться в процесс международной глобализации, решительнее проводить в АСЕАН экономические и политические реформы. Однако государства Индокитая проявили более осторожный подход, выдвигая на первый план незыблемость принципов невмешательства во внутренние дела друг друга и консенсус в принятии важных решений как основу в деятельности Ассоциации. В результате некоторые страны-члены АСЕАН, по сути, взяли курс на самостоятельный поиск путей преодоления кризиса. Тем не менее, на официальном уровне неизменно подчеркивается приверженность к коллективному решению региональных проблем. Благодаря принятым  в первой половине 1999 года мерам большинству стран Ассоциации удалось преодолеть негативные тенденции и продемонстрировать определенные успехи в деле финансового оздоровления, экономического роста и привлечения иностранных инвестиций.

2. Валютно-финансовый кризис в странах АСЕАН

2.1. Азиатский кризис

Со второй половины 80-х годов мир активно заговорил об «азиатских тиграх»[2], вскоре взахлеб начали утверждать, что XXI век будет Веком Азии. Эти страны, впервые включившись в мировую систему экономики, преодолев вековую отсталость, увидев результат социального возрождения, уверовали, что для них навсегда наступил период экономического процветания, однако уже в середине 1997 года Юго-Восточную Азию охватил мощный валютно-финансовый кризис. Мировые финансовые рынки залихорадило. Давление спекулянтов вынудило банк Таиланда отпустить национальную валюту - бат. Несмотря на значительные валютные резервы Таиланда, национальный банк смог противостоять спекулятивным атакам только в течение двух недель. 2 июля 1997 года началось падение курса бата. Со скоростью тропического урагана валютный кризис стал распространяться на соседние страны АСЕАН. Особенно остро финансовый кризис сказался на Индонезии. Здесь кризис обрушился не только на финансовых олигархах и финансовых магнатов. Он, прежде всего, обнаружил укоренившиеся социальные проблемы, дисбаланс между народом и властью, разросшуюся коррупцию и монополизм финансово-властных структур, ухудшающееся социальное положение основной части населения, особенно молодежи и студентов. В течении одной недели ранее казавшаяся весьма благоприятная страна превратилась в арену массовых беспорядков, грабежей и опустошения, которые длились несколько месяцев, пока не ушел в отставку глава государства. Достаточно вспомнить, что за одну неделю было закрыто более 70 банков. Вот таким образом молниеносно «угасали азиатские тигры” и улетучивалась мысль о грядущем веке. Уже в конце июля начался обвал курсов индонезийской рупии, филиппинского песо и малазийского ринггита. К сентябрю курсы этих валют снизились на 30-40%. Примерно таким же было падение на фондовых рынках этих четырех стран: стремясь защитить свои средства от обесценения, иностранные портфельные инвесторы рванулись к выходу, в панике распродавая активы. "Азиатское чудо" на глазах превращалось в "азиатский кошмар". Никто из аналитиков так и не дал сколько-нибудь вразумительного обоснования масштабов и скоротечности кризиса, пришедшего на смену тридцатилетнему процветанию "азиатских тигров", когда среднегодовые темпы прироста ВВП составляли не менее 7%, а государственные финансы находились в почти образцовом состоянии. Несмотря на то, что в той или иной степени первая волна кризиса затронула все страны АСЕАН, а отголоски ее проявились даже в Латинской Америке, большинство аналитиков предпочитало видеть в ней лишь региональный феномен. Новый всплеск кризиса пришелся на октябрь 1997 года, а очередной мишенью стал Гонконг. Поскольку гонконгская администрация при поддержке национального банка Китая блестяще отражала мощные спекулятивные атаки на местную валюту, основная сила удара пришлась на фондовый рынок и рынок недвижимости. Гонконг - лишь маленькая точка на карте мира, но последствия его финансового кризиса оказались весьма неожиданными: от взрывной волны "гонконгской бомбы" пошатнулись фондовые рынки по всему миру, а некоторым из них (например, российскому) так и не суждено было восстановить равновесие. Кризис перерос региональные масштабы, и это стало первым серьезным предупреждением Западу. В соответствии с канонами триллера события развивались по нарастающей. В течение всего лишь одного месяца – декабря,  разыгралась остросюжетная драма под названием "Кризис краткосрочной задолженности в Южной Корее". Если в начале декабря правительство Южной Кореи уверяло весь мир, что краткосрочные долговые обязательства корейских корпораций не превышают 30-40 млрд. долларов, то к началу 1998 года они уже перевалили за 150 миллиардов. Кризис в Корее сильно обеспокоил аналитиков. Во-первых, потому что среди кредиторов корейских корпораций оказалось немало европейских и американских банков. Во-вторых, пренебречь размерами корейской экономики в отличие от экономики стран АСЕАН просто невозможно - по объему ВВП Южная Корея занимает 11-е место в мире. И, наконец, девальвация южнокорейской воны ставила под удар иену. Сама по себе перспектива втягивания в кризис Японии указывала на то, что кризис приобретает глобальные масштабы. Продолжавшаяся в течение 90-х годов стагнация японской экономики с конца 1997 года, даже по официальным правительственным оценкам, переросла в открытую рецессию. Хотя с середины 1995 года курс иены практически перманентно снижается, именно с конца 1997 года скорость его падения резко увеличилась, и замедлить ее не смогли даже серии масштабных валютных интервенций банка Японии. Курс достиг самых низких отметок за последние восемь лет, иена продолжает испытывать сильное давление, и конца ее падению пока не видно. В самый разгар кризиса, по недоразумению все еще называемого азиатским, фондовый рынок США продолжал устанавливать рекорд за рекордом. Мир развернулся в сторону Америки, туда стали стекаться все деньги, что давало основания рассуждать о несокрушимости американской экономики. Однако и сам по себе 30-процентный рост фондового индекса в течение всего лишь одного полугодия, и тот факт, что этот стремительный рост происходит на фоне снижения прибылей корпораций и изменения прогнозов ВВП  в сторону принципиального снижения, свидетельствовали, что ситуация на рынке США предельно нестабильна. Сейчас девальвация стала реальностью для многих валют мира - российского рубля и мексиканского песо, пакистанской рупии и вьетнамского донга, австралийского и канадского долларов, южноафриканского рэнда... На очереди юань и гонконгский доллар. Активизировались спекулятивные атаки на рынках европейских валют. Под угрозой падения оказались английский фунт и немецкая марка. Доллар прочен, но индекс Доу-Джонса всего за две недели августа пережил два масштабных падения. Таким образом, за один год кризис, начавшийся в странах АСЕАН, начал приобретать черты глобальной катастрофы.

2.2 Основные причины валютно-финансового кризиса.

 Наверное, первым о приближении глобального кризиса заговорил Джордж Сорос. Еще в 1995 году в своем интервью, опубликованном в книге “Сорос о Соросе”, известный финансист утверждал, что мировые финансы крайне нестабильны, что капитализм вот-вот войдет в состояние глубокого кризиса, и что этот кризис разрушит и сложившуюся систему мировых финансовых рынков, и систему глобальных торговых связей, то есть все то, что с таким усердием выстраивал запад в течение последних десятилетий. Хотя в руководстве Soros Fund предвидели приближение кризиса,  масштабы неурядиц застали всех врасплох. Обнаружился ряд скрытых и, как казалось тогда, не связанных между собой дисбалансов, а их сочетание вызвало к жизни процесс, весьма далекий от равновесия, последствия которого неизмеримо превзошли то, что можно было бы ожидать от составляющих его элементов[3].

Финансовые рынки сыграли роль, сильно отличающуюся от той, которую им отводит экономическая теория. Предполагается, что финансовые рынки совершают движения, похожие на движения маятника: они могут испытывать беспорядочные колебания под воздействием внешних ударов, но считается, что, в конечном счете, они приходят в точку равновесия, и это точка, вроде бы  одна, независимо от временных колебаний. Вместо этого,  финансовые рынки скорее повели себя как разрушительный шар — они перекатывались из страны в страну и сметали более слабые рынки.

Трудно избежать вывода, что международная финансовая система сама стала главным фактором кризисного процесса. Она определенно сыграла активную роль в каждой стране, хотя влияния других факторов различались по странам. Такой вывод трудно примирить с широко распространенным мнением, согласно которому финансовые рынки пассивно отражают глубинные экономические процессы.  Чтобы проверить мой тезис о финансовых рынках, попробуем оценить другие составляющие кризиса, а затем посмотрим, что же произошло на самом деле.

Самой непосредственной причиной неурядиц стало несоответствие валютных курсов. Страны Юго-Восточной Азии придерживались неформального соглашения о привязке своих валют к доллару США. Видимая стабильность доллара побуждала местные банки и фирмы брать кредиты в долларах и конвертировать доллары в местные валюты без хеджирования; затем банки ссужали деньги или вкладывали их в местные проекты, преимущественно в недвижимость. Это казалось безопасным способом зарабатывать деньги, пока неформальная долларовая база оставалась стабильной. Но система начала испытывать давление, отчасти из-за занижения курса китайской валюты в1996 г., отчасти из-за повышения курса доллара по отношению к иене. Торговый баланс соответствующих стран ухудшился, хотя дефицит поначалу компенсировался существующим крупным сальдо по счетам движения капиталов. Однако к началу 1997 г. стало ясно, что разрыв между торговым балансом и балансом движения капиталов становится невыносимым. Тогда же Soros Fund осуществил «короткую» продажу таиландского бата и малазийского ринггита со сроками погашения от шести месяцев до одного года. Впоследствии премьер-министр Малайзии Махатир обвинил руководство Soros Fund в инициировании кризиса. Это обвинение было совершенно необоснованным, т.к фонд не продавал валюту во время кризиса или за несколько месяцев до него; напротив, он выступил его покупателем, когда валюты начали падать, началась скупка ринггитов, чтобы получить прибыль от прежней сделки.

 Однако кризис разразился лишь в июле 1997 г., когда таиландские власти отказались от привязки бата к доллару и установили плавающий валютный курс. Кризис наступил позднее, чем  ожидалось, так как местные органы кредитно-денежного регулирования продолжали поддерживать свои валюты слишком долго, а международные банки по-прежнему предоставляли кредиты, хотя они должны были ясно видеть угрозу. Запаздывание, несомненно, способствовало обострению кризиса. Из Таиланда он быстро распространился на Малайзию, Индонезию, Филиппины, Южную Корею и другие страны.

Важно, однако, подчеркнуть, что в некоторых других азиатских странах, втянутых в кризис, валюты не были привязаны к доллару. Действительно, курс корейской воны завышен, но это не относится к японской или китайской валютам. Напротив, факторами, ускорившими кризис, как раз стали преимущества, которые Китай имел в конкурентном отношении, и существенное обесценение японской иены. Что же тогда общего между странами, охваченными кризисом? Некоторые утверждают, что проблема состоит в их зависимости от искаженного или незрелого капитализма, который теперь уничижительно именуют «приятельским капитализмом», хотя раньше его превозносили в качестве конфуцианского капитализма или «азиатской модели» капитализма. В этих утверждениях все же есть доля истины; я кратко поясняю это далее. Но связывать кризис со специфически азиатскими особенностями, значит, рисовать заведомо неполную картину, поскольку кризис перекинулся на Латинскую Америку и Восточную Европу, а теперь начинает влиять на финансовые рынки и экономики Западной Европы и США. Поэтому после краткого описания того, что произошло в Азии, я вернусь к основной линии своей аргументации, а именно — мировой кризис капитализма обусловлен свойствами, внутренне присущими самой мировой финансовой системе[4].

 «Конец» «азиатской модели»

Экономикам азиатских стран были присущи многие структурные недостатки. Большинство фирм находились в семейном владении, а в соответствии с конфуцианской традицией семьи стремились сохранить над ними контроль. Если они и выпускали акции в открытую продажу, то обычно игнорировали права акционеров, находившихся в меньшинстве. Если им не удавалось финансировать рост фирмы за счет доходов, они полагались на кредит, но не рисковали утратой контроля. В то же время правительственные чиновники использовали банковский кредит в качестве инструмента финансовой политики; они использовали его также с целью вознаградить свои семьи и друзей. Существовала порочная связь между бизнесом и органами управления, и отмеченное выше — лишь одно из ее проявлений. Сочетание таких факторов привело к тому, что соотношение задолженности к собственному капиталу оказалось крайне завышенным, а финансовый сектор лишился прозрачности и здоровой основы. Идея о том, что «банковский кредит» будет дисциплинировать акционеров компании, попросту не сработала.

К примеру, в экономике Южной Кореи[5] доминировали контролируемые семьями конгломераты (chaebof). Они характеризовались высоким уровнем заемных средств в капитале (леве-реджа). Среднее отношение задолженности к акционерному капиталу у тридцати крупнейших конгломератов (а на них косвенно приходилось 35% промышленного производства Кореи) в 1996 г. составляло 388%, а у некоторых конгломератов этот показатель доходил до 600—700%. К концу марта 1998 г. средний показатель вырос до 593%. Владельцы использовали свой контроль для «перекрестного» страхования долгов другим членам групп, нарушив тем самым права сторонних акционеров, не владеющих контрольным пакетом акций. Положение усугублялось тем, что корейские компании имели крайне низкую норму прибыли: по отношению к процентным платежам тридцати крупнейших chaebol она была только в 1,3 выше в 1996 г., а в 1997 г. — только 0,94. Это означает, что процентные платежи не обеспечивались текущей прибылью. Корейские банки предоставляли легкий кредит в рамках промышленной политики. Правительство решило стимулировать некоторые отрасли, и конгломераты-chaebol подхватили призыв, опасаясь остаться в стороне. Это привело к безудержной экспансии — без оглядки на прибыльность. В этом смысле действия Кореи сознательно повторяли действия Японии в прежние годы, но это оказалось слишком грубой копией более изящной модели. Дело в том, что, преимущества Японии заключались в демократических институтах, тогда как в Южной Корее на протяжении почти всей послевоенной истории существовала военная диктатура. Традиции поиска согласия, существовавшие в Японии, а также сдерживающие механизмы и противовесы, характерные для демократии, в Корее отсутствовали.

Когда стали накапливаться неоплачиваемые кредиты, корейские банки попытались выйти из трудного положения, ссужая еще больше денег за рубежом и вкладывая их в высокодоходные, высоко рисковые инструменты в таких странах, как Индонезия, Россия, Украина и Бразилия. Это стало важным фактором корейского кризиса.

Не намного удачнее действовали в последнее время и японские банки. Неприятности Японии восходят к краху на Уолл-Стрит в 1987 г. Японская финансовая система жестко контролировалась Министерством финансов. Его должностные лица составляли интеллектуальную элиту, сравнимую с Inspecteurs de Finance во Франции. Они понимали рефлексивность финансовых рынков лучше любой иной группы специалистов, которую я встречал, и они задумали грандиозный проект, согласно которому индустриальную мощь Японии можно трансформировать в финансовое доминирование путем предоставления миру ликвидных активов. К сожалению, японцы не учли важного аспекта рефлексивности, а именно — непредусмотренных последствий. Их решение помогло миру преодолеть последствия краха, но оно привело к многочисленным убыткам у японских финансовых институтов за рубежом и финансовому «пузырю» в самой Японии, который окончательно вызрел в 1991 г. Благодаря жесткому контролю над финансовыми учреждениями Министерству финансов удалось «спустить» этот «пузырь» без краха — а это первый подвиг такого рода в истории. Но при этом на балансах финансовых учреждений повисли сомнительные активы. Деньги налогоплательщиков стали использовать для спасения банков тогда, когда уйти от этого было уже невозможно; но и в этом случае японская традиция требовала, чтобы сначала покатились головы руководителей Министерства финансов, что, в конечном счете, и произошло. Неудивительно, что Министерство финансов сопротивлялось этой идее до конца.

К началу Азиатского кризиса Япония проводила политику сокращения бюджетного дефицита. В тот момент это была неправильная политика, Азиатский кризис разразился как раз в неподходящее для Японии время. Японские банки, имевшие крупные вложения в Таиланде, Индонезии и Южной Корее, приступили к ограничению кредита в условиях оттока ликвидных средств. Потребители, напуганные Азиатским кризисом и рядом банкротств внутри страны, стали отдавать предпочтение сбережениям. Низкие процентные ставки стимулировали вложения капитала за рубежом. Курс иены снизился, а экономика вползла в период спада. В конечном счете, правительство решило снизить налоги и использовать государственные средства для пополнения капитала банков, но этого оказалось явно недостаточно, к тому же было уже слишком поздно. Спад в японской экономике — второй по масштабам в мире и стране — важном торговом партнере других азиатских стран — усугубил экономический спад в остальных странах Азии.

«Азиатской модели» экономического развития присущи многочисленные недостатки: структурные изъяны в банковской системе и формах владения предприятиями; порочная связь между бизнесом и политиками; недостаточная прозрачность и отсутствие политической свободы. Хотя перечисленные недостатки были присущи многим охваченным кризисом странам, но не все они характерны для каждой страны. Гонконг был свободен от большинства из этих недостатков. В Японии и на Тайване существует политическая свобода. Крупные японские компании не являются семейной собственностью. В Сингапуре существует прочная банковская система. Кроме того, «азиатская модель» как таковая оказалась исключительно успешной стратегией экономического развития и пользовалась широкой популярностью в деловых кругах. «Азиатская модель» обеспечила резкое повышение уровня жизни, ежегодный прирост среднедушевого дохода в соответствующих странах на протяжении длительного периода составил в среднем 5,5%, что намного превышает аналогичный показатель практически во всех формирующихся рыночных экономиках. Азиатские лидеры — Ли Кван Ю в Сингапуре, Сухарто в Индонезии и Махатира в Малайзии — с гордостью заявляли о своей уверенности в том, что азиатские ценности выше западных, даже когда кризис уже разразился. Они зашли настолько далеко, что поставили под сомнения Декларацию  ООН о правах человека. Ли Кван Ю назвал западные демократии упадническими, Махатир осудил традиции колониализма, а Сухарто превозносил достоинства непотизма. Ассоциация стран Юго-Восточной Азии (АСЕАН) приняла в свои члены в июне 1997 г. Мьянмар, бросив прямой вызов западным демократиям, которые считают репрессивный режим Мьянмары неприемлемым в политическом и гуманитарном плане.

Почему же столь успешная модель экономического развития так быстро «скисла»? Дать удовлетворительное объяснение этому явлению пока невозможно, если не учитывать изъянов мировой капиталистической системы. Тот факт, что Азиатский кризис не ограничился Азией, а охватил также Россию, Южную Африку и Бразилию и, вероятно, затронет все формирующиеся рынки прежде, чем он ослабит хватку, подтверждает вывод, что главная причина нестабильности кроется в самой международной финансовой системе.

            Уроки валютно-финансового  кризиса

Валютно-финансовый кризис, поразивший страны Юго-Восточной Азии в 1997 году, стал испытанием решимости стран АСЕАН продолжить политику экономической интеграции. Серьезные внутренние проблемы, с которыми столкнулись члены Ассоциации в ходе преодоления кризиса, отвлекли их от решения перспективных задач, несколько ослабили "межасеановскую солидарность". Например, Таиланд и Филиппины считали необходимым активизировать усилия с тем, чтобы быстрее вписаться в процесс международной глобализации, решительнее проводить в АСЕАН экономические и политические реформы. Однако государства Индокитая проявили более осторожный подход, выдвигая на первый план незыблемость принципов невмешательства во внутренние дела друг друга и консенсус в принятии важных решений как основу в деятельности Ассоциации. В результате некоторые страны-члены АСЕАН, по сути, взяли курс на самостоятельный поиск путей преодоления кризиса. Тем не менее, на официальном уровне неизменно подчеркивается приверженность коллективному решению региональных проблем. Благодаря принятым мерам в первой половине 1999 года большинству стран Ассоциации удалось преодолеть негативные тенденции и продемонстрировать определенные успехи в деле финансового оздоровления, экономического роста и привлечения иностранных инвестиций.

  Анализ процессов, развивающихся в современной мировой экономике, приводит нас к выводу, что, вполне возможно, мы имеем дело с наиболее опасным хозяйственным кризисом XX века. В этой связи хотелось бы отметить три существенных момента.

   Во-первых, сегодня, в отличие от 70-х годов, есть все основания говорить о том, что в 1997г. произошел главный кризис индустриальной цивилизации, ибо впервые становится очевидным одновременное протекание двух взаимосвязанных процессов. С одной стороны, в западных странах сложились все необходимые предпосылки для того, чтобы значение индустриального сектора хозяйства пережило резкий спад в первые годы нового столетия; уже сейчас возникает тот социальный класс, который вскоре окажется способным заменить традиционный пролетариат, бывший носителем ценностей индустриального строя. С другой стороны, имевшему в прошлом самостоятельное значение промышленному производству нанесен сегодня мощный удар на мировой арене, где фактически все центры традиционного индустриализма находятся либо под жесточайшим давлением со стороны постиндустриального мира (как Латинская Америка), либо в состоянии глубокого кризиса (как Юго-Восточная Азия и Россия). Центральным фактором хозяйственного прогресса выступают информация и знания, обеспечивающие в настоящее время львиную долю успеха той или иной экономики на мировой арене. Именно информация и знания становятся стратегическим товаром, на который предъявляется наибольший спрос, обладающий при этом наименьшей ценовой эластичностью. Широко распространив информационные технологии и сделав их неотъемлемым элементом современного производства, развитые страны могут диктовать цены на этот вид продукции, что ускоряет отрыв центров постиндустриальной цивилизации от остального мира. Бесперспективность традиционных форм промышленного производства становится очевидной, а специализирующиеся на нем страны оказываются теперь в том положении, в которое попали во второй половине 70-х годов производители природных ресурсов, наивно полагавшие, что спрос на их продукцию со стороны западных стран не может радикально уменьшиться.

   Во-вторых, основные трансформации в современном мире порождены технологическим прогрессом последних десятилетий и ростом четвертичного сектора экономики. Они базируются на закономерностях становления информационного хозяйства с его отходом от массового производства благ и услуг и становлением экономики, основанной на самовыражении личностей в производстве, субъект-субъектных взаимоотношениях и новых характеристиках человека как субъекта производства и субъекта потребления. По аналогии с событиями двадцатипятилетней давности, можно утверждать, что вновь возникает противостояние двух важных секторов хозяйства, на этот раз четвертичного и вторичного. Анализ показывает, что в течение 90-х годов на рынке традиционных услуг, столь бурно развивавшемся в 60-е -- 80-е годы, не произошло никаких существенных изменений. Как сам третичный сектор наращивал прежде свой потенциал за счет сокращения первичного и стабилизации доли вторичного, так и сегодня четвертичный сектор развивается в первую очередь на основе прогресса наиболее совершенных отраслей сферы услуг, но в значительно большей степени -- за счет формирования и развития высокотехнологичных производств, где работники выступают скорее партнерами, нежели наемными исполнителями. Собственно же третичный сектор, как ранее вторичный, остается в стороне от "битвы гигантов", а занятый в нем персонал имеет, на наш взгляд, все шансы сыграть в будущем ту же роль возмутителя спокойствия, какую играл в XIX веке промышленный пролетариат - детище формировавшегося индустриального хозяйства. Все это свидетельствует о том, что сегодня все более явно разворачиваются события, непосредственно обозначающие общий кризис индустриальной модели хозяйства.

   В-третьих, в условиях этого кризиса важно понять механизм взаимодействия развитых стран и остального мира. Главными уроками кризисных событий  должны, на стать два вывода. С одной стороны, нужно иметь в виду, что развитие народного хозяйства, подчиняющееся закономерностям технологического прогресса, остается и сегодня, в условиях усиления роли политических и социальных факторов, основной и безусловной доминантой мирового развития. В этой связи следует признать, что попытки "догоняющего" развития, основанные на активном вторжении тех или иных стран в некие технологические ниши, характеризующиеся уровнем, в целом уже пройденным постиндустриальными странами, могут принести лишь мимолетные результаты и не в состоянии обеспечить успех в долгосрочной перспективе. Это не означает, что такими методами не следует пользоваться; речь идет лишь о том, что, применяя их, нельзя тешить себя иллюзорной надеждой настичь передовые державы, надеждой, за которую приходится порой платить очень дорого. С другой стороны, сегодня и впредь необходимо как можно более четко различать кризисные явления, обусловленные реальным хозяйственным прогрессом, и все иные кризисы, порожденные в большей мере социальными или политическими факторами[6].

Итак, страны АСЕАН пережившие кризис 1997г. могли извлечь из этого события определенный урок. Валютно-финансовый кризис послужил сигналом к изменению экономической политики азиатских стран, которая вела эти страны в тупик. Кризис послужил своего рода толчком к самоопределению стран АСЕАН, поиску новых путей развития, отличных от того пути, который был пройден постиндустриальными странами.

  Нестабильность международных финансов

Рассматривая систему международных финансов, следует делать различие между прямыми инвесторами, портфельными инвесторами, банками и властными финансовыми институтами, например МВФ и центральными банками. Прямые инвесторы не играли дестабилизирующей роли, разве что в качестве клиентов банков. Говоря о портфельных инвесторах, можно выделить институциональных инвесторов, которые распоряжаются деньгами других людей, хеджевые фонды, инвестирующие заемные средства, и индивидуальных инвесторов.

 Институциональные инвесторы сравнивали свои показатели друг с другом, в результате чего они покорно следовали за тенденцией. Они распределяют свои активы между различными национальными рынками; если на каком-либо рынке наблюдается рост, они должны соответственно увеличить его долю, и наоборот. Кроме того, когда взаимные фонды добиваются хороших показателей, они привлекают инвесторов, а когда они терпят убытки, инвесторы уходят. Взаимные фонды не сыграли какой-либо роли в приближении краха, если не считать того, что они злоупотребили гостеприимством страны во время, предшествовавшее буму. Но они играют важную роль в спаде, усугубляя его. Инвесторы изымают средства из формирующихся рыночных фондов, а это вынуждает взаимные фонды продавать ценные бумаги. Хеджевые фонды и другие институты, которые ведут операции с заемными средствами, играют аналогичную роль. Когда наступает полоса удач, они могут повышать ставки, когда дела идут плохо, они вынуждены продавать активы, чтобы уменьшить долги. Схожим качеством самоподкрепления обладают опционы и другие производные финансовые инструменты.

Управляющие хеджевых фондов и другие спекулянты могут торговать валютами непосредственно, минуя покупку или продажу ценных бумаг. Так поступают и банки,  как по собственной инициативе, так и по поручению своих клиентов. Банки играют значительно более важную роль на валютных рынках, чем хеджевые фонды, но следует считать, что хеджевые фонды, вроде моего, играли отрицательную роль в азиатских валютных неурядицах. Так как хеджевые фонды, как правило, больше озабочены абсолютными, а не сравнительными результатами, они могут активнее влиять на ускоренное изменение тенденции. Разумеется, это делает их уязвимыми, когда такое изменение нежелательно, но если тенденция обречена, то предпочтительнее изменить ее раньше, чем позже. К примеру, осуществив «короткую» продажу таиландского бата в январе 1997 г., фонды Quantum под управлением моей инвестиционной компании подали сигнал: курс бата, возможно, завышен. Если бы власти отреагировали правильно, то адаптация к новым условиям произошла бы раньше и менее болезненно. На деле же власти сопротивлялись корректировке, поэтому падение носило катастрофический характер[7].

Подлинная проблема заключается в том, желательна ли спекуляция валютой. Если оценивать факты, то страны со свободно конвертируемой валютой пострадали от неурядиц в ходе валютного кризиса в большей мере, чем страны, которые, так или иначе, контролировали торговлю валютой. Таиланд был более открыт, чем Малайзия, поэтому и падение экономики в Таиланде было более значительным; континентальный Китай был затронут кризисом меньше, чем Гонконг, хотя в последнем — намного более прочная банковская и финансовая система. Однако такой вывод неоднозначен. Корейской валютой нельзя было торговать свободно, но кризис здесь оказался столь же серьезным, как и в Юго-Восточной Азии, по Китаю вердикт еще не вынесен. Проблема тесно связана с ролью банков.

В каждой стране имеются своя банковская система и органы ее регулирования; они взаимодействуют друг с другом сложными путями, образуя международную банковскую систему. Некоторые крупные банки в центре системы настолько активно занимаются международными операциями, что их называют международными банками. Часто они владеют банками других стран или занимаются во многих странах, например, потребительским кредитом. Большинство стран, охваченных нынешним кризисом, имели, однако, относительно закрытые банковские системы, т.е. лишь немногие банки в них принадлежали иностранцам. Исключения составляют Гонконг и Сингапур: крупные банки здесь относятся к разряду международных. Японские, а позже и корейские банки также втянулись в международные операции, но с катастрофическими результатами. Оценки ожидаемых невозвратных ссуд (т.е. ссуд, которые не могут быть погашены) только в одной Азии составили почти 2 трлн. дол. США (см. табл.1).

Таблица 1.

Оценка объема невозвратных ссуд в странах Азии и Японии

Источник: Salomon Brothers, Goldman Sachs, Warburg Dillon Read; по оценкам SFM. LCC.

Международные и национальные банки связаны между собой кредитными линиями, определяющими рамки, внутри которых они могут заключать определенные сделки, например с валютой, процентные свопы и т.п. Они могут быть также связаны долгосрочными кредитами. Как кредитные линии, так и ссуды фиксированы в долларах или другой твердой валюте. В странах, где валюта формально или неформально была привязана к доллару, национальные банки и заемщики исходили из того, что эта привязка сохранится. Часто они не прибегали к хеджированию валютного риска. Когда привязка к доллару рухнула, они остались с большим непокрытым валютным риском. Они начали отчаянно изыскивать покрытие, что оказывало огромное давление на национальные валюты. Балансы заемщиков резко ухудшились. Так, Siam Cement, крупнейшая и мощнейшая компания в Таиланде, понесла убытки в размере 52,6 млрд. таиландских батов при начальном капитале в 42,3 млрд. таиландских батов, в 1996 г. прибыли компании составили 6,8 млрд. таиландских батов. Слабые компании пострадали еще больше. Многие заемщики использовали ссуды для вложений в недвижимость, а когда привязка к доллару была отменена, цены на недвижимость уже снижались. Таким образом, внезапно наряду с валютным риском возник кредитный риск, что побудило заимодавцев ограничить предоставление кредита. Это обстоятельство, наряду с бегством заграничных инвесторов с падающих рынков, инициировало само подкрепляющийся процесс, который привел к 42%-ному обесценению таиландской валюты и 59%-ному снижению стоимости таиландских акций, выраженному в национальной валюте, с июня 1997 г. до конца августа 1998 г. В долларовом выражении суммарные потери составили 76%, что сопоставимо с 86%-ными потерями на Уолл-Стрит в период с 1929 по 1933 гг.

Паника распространилась на финансовые рынки соседних стран – это можно сравнивать с все сокрушающим шаром или с распространением заразы — современным вариантом бубонной чумы. В некоторых пораженных кризисом странах дисбалансы проявились в менее острой форме, но это их не спасло. Малазийская экономика была перегрета, но кредитно-денежная экспансия носила в основном внутренний характер, а торговый дефицит был довольно умеренным. Основы индонезийской экономики казались довольно прочными; главная проблема заключалась в больших заимствованиях Индонезии у корейских и японских банков, у которых были свои проблемы, так что они были не в состоянии возобновить кредиты. Когда гонконгский доллар стал испытывать сильный нажим, система валютного управления привела к повышению процентных ставок, а это в свою очередь обусловило снижение стоимости недвижимости и акций. Международные банки, имевшие дело с гонконгскими банками, столкнулись с кредитным риском, о котором они даже не подозревали. Когда они заключали компенсационные сделки на процентные свопы, они исходили из того, что суммы одинаковы для обеих сторон; теперь же они осознали, что при изменении процентной ставки гонконгский партнер вдруг должен будет им уплатить большую сумму, чем та, которую они должны уплатить гонконгской стороне. Это побудило международные банки приостановить кредитные линии Гонконгу. Кредитный риск стал еще более серьезной проблемой в Корее, где некоторые банки фактически не сумели выполнить своих обязательств. Вскоре финансовый кризис заставил Таиланд, а затем Корею и Индонезию искать поддержки у МВФ.

  Роль Международного валютного фонда

МВФ столкнулся с проблемами, которых он никогда раньше не испытывал. Азиатский кризис имел комплексный характер, он включал валютную и кредитную составляющую[8]. Последний компонент в свою очередь включал международный аспект и внутренний аспект, и все перечисленные элементы были взаимосвязаны. Азиатский кризис отличался от всего того, с чем МВФ сталкивался ранее: он возник в частном секторе; государственный сектор был в сравнительно хорошей форме.

МВФ применил традиционное лекарство: повышение процентных ставок и сокращение государственных расходов для стабилизации валюты и восстановления доверия со стороны международных инвесторов. Он также признал структурные изъяны в отдельных странах и навязал соответствующие условия, вроде закрытия неблагополучных финансовых учреждений. Однако программы МВФ не сработали, ибо они учитывали лишь некоторые, а не все аспекты кризиса. А так как различные аспекты были взаимосвязаны, их нельзя было лечить изолированно. Говоря конкретнее, валюты невозможно было стабилизировать, пока не решены долговые проблемы, поскольку кредиторы спешили оградить себя от риска понести убытки, когда валюта упала, а слабая валюта вела к усилению риска — так возник порочный круг.

Почему МВФ не осознал этого? Возможно, потому, что его методика была рассчитана на преодоление дисбалансов в государственном секторе, а понимание того, как функционируют финансовые рынки, оставляло желать лучшего. Это проявилось в Индонезии, где МВФ настоял на закрытии ряда банков, не предусмотрев механизма защиты вкладчиков и спровоцировав тем самым классический «набег» на банки. Финансовая паника в свою очередь ослабила решимость президента Сухарто придерживаться условий программы спасения, предложенной МВФ, которую он без того посчитал не приемлемой, поскольку она покушалась на привилегии его семьи и друзей. Перебранка между Сухарто и МВФ привела к свободному падению индонезийской рупии. Фонды Quantum также серьезно пострадали, поскольку мы покупали индонезийскую рупию примерно по 4000 за доллар, полагая, что падение закончилось после того, как в июле 1997 г. она стоила 2430 за доллар. Индонезийская рупия продолжала падать в краткосрочных сделках — более чем до 16 000, — а это отрезвляющий опыт.

МВФ критиковали за то, что он выдвигает слишком много условий и слишком решительно вмешивается во внутренние дела стран, которые обращаются к нему за содействием. При этом, задают вопрос,: какое дело МВФ до того, что режим коррумпирован, а банки и промышленность наделали слишком много долгов? Важно лишь, чтобы страна могла выполнять свои обязательства. Задача МВФ — предотвратить кризис ликвидности; а решение структурных проблем лучше предоставить соответствующим странам. Я придерживаюсь противоположного мнения. Кризисы ликвидности неразрывно связаны со структурными дисбалансами; их невозможно предотвратить, просто ссужая стране больше денег. Когда и банки, и компании наделали слишком много долгов (т.е. соотношение задолженности к собственному капиталу оказалось слишком высоким), потребовалось вливание ликвидных средств. Но беда в том, что в кризисной ситуации трудно изыскать капитал или дополнительный кредит. Единственный выход — превратить долг в капитал. Программы МВФ в Азии потерпели неудачу, так как он не настаивал на схеме преобразования долга в капитал. Фонд не то чтобы слишком вмешивался — его вмешательство было недостаточным.

В оправдание МВФ следует признать, что, видимо, невозможно было одновременно бороться с кризисом ликвидности и осуществлять преобразование долга в капитал. Международные кредиторы воспротивились бы этому, а без их сотрудничества никакая программа не может быть успешной. В то же время неспособность решить проблему долгов привела к падению валюты и непомерным процентным ставкам, в результате чего заемщики стали неплатежеспособными, а страны погрузились в глубокую депрессию. Очевидно, что речь здесь идет о системной проблеме, а МВФ — это часть проблемы, а не часть решения.

Теперь МВФ сам переживает кризис. Доверие рынка было важным элементом его успехов в прошлом, теперь он лишился этого доверия. К тому же у МВФ иссякли ресурсы. Нежелание Конгресса США предоставить дополнительные средства серьезно подорвало способность МВФ решать проблемы по мере их возникновения.

2.3    Последствия кризиса в Юго-Восточной Азии.

Краткий обзор

 В результате бурных событий в Индонезии осенью 1997 г. корейские и японские банки заняли оборонительную позицию, что подорвало доверие международных кредиторов к корейской банковской системе. Из Кореи разрушительный шар докатился до России и Бразилии, по пути задев Восточную Европу и поразив Украину. Корейские банки вкладывали средства в Россию и Бразилию, а бразильцы инвестировали деньги в России. Корейцам и бразильцам пришлось ликвидировать свои активы, а Бразилия и Россия вынуждены были повысить процентные ставки настолько, чтобы защитить свои валюты от падения. Бразилия воспользовалась кризисом, чтобы приступить к давно назревшим структурным реформам, что помогло ей удержать ситуацию под контролем, но лишь на несколько месяцев.

Международный кризис достиг кульминации в конце декабря 1997 г., когда, несмотря на программу МВФ, иностранные банки отказались возобновить свои ссуды корейским банкам. Пришлось вмешаться центральным банкам, чтобы заставить подконтрольные или коммерческие банки возобновить предоставление ссуд. Был предусмотрен и второй пакет мер спасения. Вскоре кризис стал ослабевать. Председатель Федеральной резервной системы Алан Гринспэн (Alan Greenspan) дал ясно понять, что азиатские неурядицы исключают любую возможность повышения процентных ставок, и рынки облигаций и акций воспрянули духом. Разрушительный шар остановился, не достигнув Латинской Америки, не считая первого удара по Бразилии. Корее и Таиланду повезло — там были избраны новые правительства, приверженные реформам. Положение продолжало ухудшаться лишь в Индонезии, но, в конце концов, и Сухарто был отстранен от власти. Вернулись охотники за дешевыми покупками; валюты окрепли; и к концу марта азиатские фондовые рынки, включая индонезийский, вернули от трети до половины потерь, выраженных в национальных валютах. Это — неплохой результат после крупного краха на рынке.

Однако это была ложная заря. За экономическим спадом последовал финансовый крах. Внутренний спрос сократился, а с ним сократился и импорт, но экспорт не расширялся, так как значительная его доля была ориентирована на страны, которые также охватил кризис. Кроме того, на экспорт шло ограниченное количество видов товаров, цены на которые из-за избыточного предложения упали. Особенно это затронуло полупроводники, на мировом рынке которых конкурировали Корея, Тайвань и в меньшей степени Япония. Экономический спад быстро перекинулся на страны, которых он поначалу не затронул. Япония вползла в период спада, а экономическая ситуация в Китае продолжает оставаться проблематичной. Снова усилилось давление на Гонконг. Падение товарных цен, особенно цен на нефть, ударило по России и другим странам — производителям сырьевых товаров[9].

Ситуация в Корее особенно поучительна. Вслед за преодолением кризиса ликвидности в конце 1997 г. положение с внешней задолженностью стало почти немедленно улучшаться. Потребительский спрос сократился, а значит — сократился и импорт, в торговом балансе наметилось положительное сальдо. Внешний долг по отношению к ВНП с самого начала не казался сколь либо значительным (в 1997 г. называли цифру в 25%, но когда в 1998 г. сообщили подлинные данные, то оказалось, что он вырос до 50%), а с учетом крупного положительного сальдо торгового баланса он стал вполне приемлемым. Пять крупных конгломератов (на которые непосредственно приходится 15% промышленного производства, а косвенно — немного больше) предприняли решительные усилия для выполнения своих международных обязательств, и кризис внешней задолженности скоро пошел на убыль. Однако положение внутри страны продолжает ухудшаться. Большинство компаний терпят убытки, и их балансы становятся все хуже. Сказанное относится к крупнейшим пяти компаниям. Рекапитализация банков происходит слишком медленно, и, вопреки снижению процентных ставок, экономика остается вялой. Растут безработица и напряженность в трудовых отношениях.

Проблема в Японии также имеет исключительно внутренний характер. Учитывая огромные валютные резервы, а также значительное и растущее положительное сальдо торгового баланса, японское правительство, казалось бы, вполне в состоянии рекапитализировать банковскую систему и оживить экономику. К сожалению, оно проводит неудачную политику. Банки должны обанкротиться, прежде чем им станут доступны государственные средства. Банкиры же делают все, что им доступно, чтобы отдалить страшный день, когда они вынуждены будут признать свои убытки. В результате возникло «сжатие кредита», которое привело к экономическому спаду, оказывающему огромное давление на другие азиатские страны.

Тот факт, что финансовый кризис достаточно сильно отразился на японской экономике, является одновременно и следствием валютно-финансовых потрясений в странах Азии и в то же время причиной их нового витка. Как известно, многие азиатские страны в экономическом отношении глубоко завязаны с Японией. Объем займов и кредитов, предоставленных Японией этим странам, по оценке Bank for International Settlements, на конец прошлого года составлял $250 млрд. В эту сумму входят займы и кредиты, предоставленные функционирующим в этих странах японским компаниям, правительствам указанных стран, а также коммерческие кредиты. Из-за переживаемого кризиса все эти займы, кредиты и проценты по ним не погашаются, и пока неизвестно, когда это произойдет. Более того, в настоящее время вообще невозможно подсчитать объем огромных невозвращаемых "плохих кредитов", вложенных в эти страны. Например, Япония является крупнейшим инвестором Индонезии, куда, по подсчетам зарубежных экспертов, вложено $35 млрд. японского капитала. В результате банкротства многих индонезийских предприятий, беспорядков, имевших место весной и летом текущего года из-за экономических трудностей и резкого роста безработицы, огромную часть этих инвестиции можно считать потерянной навсегда.

В результате негативного влияния "плохих кредитов" на банковско-финансовую систему Японии произошел кризис в ее внутреннем кредитовании, что в сочетании с другими ошибками в макроэкономической политике страны привело к небывалому падению курса иены по отношению к доллару.

Спад в экономике Японии и серьезное снижение курса иены, бумерангом вернувшись снова в ЮВА, в свою очередь спровоцировали новый цикл, новый виток финансового кризиса в азиатских странах. По прогнозам Азиатского банка развития (АБР), в текущем году минусовый экономический рост в странах АСЕАН составит 0,4 - 0,8 процента. Одновременно, экономика "четырех маленьких азиатских тигров" - Южной Кореи, Сингапура, Гонконга и Тайваня - также переживает спад. Отрицательный рост южнокорейской экономики, как ожидается, составит 3,4 - 5,0 процента, а снижение экономики Японии за первый квартал текущего года составило 5,3 процента, одновременно вырос уровень безработицы до 4,1 процента.

Отрицательное воздействие закона цепной реакции ощущается сейчас не только в странах АСЕАН и ЮВА, но и в других уголках мира, включая Западную Европу. Одним из его побочных эффектов стало серьезное снижение цен на нефть на мировом рынке, что дало обратный эффект в виде, например, рухнувшей крупнейшей компании "Amedo" Султаната Брунеи. Это привело к серьезному снижению курса остававшегося стабильным до недавнего времени сингапурского доллара.

Серьезное давление в результате негативного влияния второго цикла финансового кризиса в соседних странах испытывает экономика специального административного района Сянган (Гонконг). Фондовые индексы имеют тенденцию к продолжительному снижению, растет инфляция, повышаются процентные ставки банковских кредитов, резко повысился уровень безработицы. Постоянная курсовая разница гонконгского доллара по отношению к доллару США сохраняется только благодаря стабильному курсу китайского юаня.

В создавшейся ситуации мир с интересом следит за развитием проводимых в стране экономических преобразований, а кто-то открыто или скрыто предсказывает и ждет их провала.

Китай сталкивается с рядом таких же трудностей, как и Южная Корея. Его банковская система руководствовалась скорее политическими, чем коммерческими соображениями, а несостоятельные долги накапливались еще быстрее, чем в Корее. Его ориентированная на экспорт экономика лишилась части былых конкурентных преимуществ, как только конкуренты девальвировали свои валюты. В Китае наблюдался чрезвычайный строительный бум — к началу Азиатского кризиса половина кранов, имевшихся в мире, работала в Шанхае. Приток иностранных инвестиций — причем 70% из них поступали от этнических китайцев из других стран — полностью прекратился.

Важное различие, спасительное для Китая, заключалось в том, что его валюта не была конвертирована; в противном случае ее поразил бы разрушительный шар, несмотря на огромные официальные валютные резервы. Имеются непогашенные ссуды в иностранной валюте, о величине которых, как и в других азиатских странах, надежных данных нет, и зарубежные инвесторы, особенно этнические китайцы, видимо, изъяли бы свои деньги или, по меньшей мере, хеджировали бы инвестиции на форвардном рынке, если бы у них была такая возможность. Пока же контроль за движением капиталов позволил правительству выиграть время.

Китайское правительство попыталось использовать это время для стимулирования внутреннего спроса. Лишившись «небесного мандата» в результате побоища на площади Тяньань-мэнь, Коммунистическая партия вынуждена добиваться терпения масс, обеспечивая благоденствие на этой земле. Это означает рост экономики темпом, близким к 8%. Однако двигатели роста — экспорт и иностранные инвестиции — теперь выключены. Их место должен занять внутренний спрос. Правительство прибегает к проверенным старым кейнсианским рецептам: осуществление крупных инфраструктурных проектов и стимулирование жилищного строительства. Оно исполнено решимости избежать девальвации валюты по ряду причин. Правительство стремится укрепить свой имидж в мире, наладить более прочные отношения в США и добиться членства во Всемирной торговой организации; оно также опасается ответных протекционистских мер со стороны США в случае девальвации. Девальвация также подорвала бы управление валютой в Гонконге, а нынешнее китайское правительство страстно привержено идее «одной страны, двух экономических систем», поскольку хотело бы, чтобы континентальный Китай больше походил на Гонконг. Последний использовали в целях приватизации принадлежащих государству компаний, так называемых «красных фишек». Однако гонконгский рынок находился под сильным давлением, и вместо выпуска акций новых компаний на бирже Финансовое управление вынуждено было скупать акции для стабилизации рынка. Китайское правительство надеялось добиться такого же эффекта, как от девальвации, путем введения импортных ограничений и предоставления экспортных субсидий, но происходит оживленная торговля нелегальными импортными товарами, особенно предприятиями, связанными с Народной армией, а это подрывает спрос на отечественную продукцию. Будущее покажет, сработает ли нынешняя политика. Состояние банковской системы и балансов государственных предприятий продолжает ухудшаться. Положительное сальдо торгового баланса — иллюзорно из-за значительной контрабанды. Официальные валютные резервы поддерживаются с трудом из-за скрытого бегства капитала. Шаги по стимулированию частной собственности на жилье имели нежелательные последствия из-за возникшей тяги к сбережениям. Банковская система использует сбережения для сохранения умирающих государственных предприятий, а это повлечет за собой увеличение внутреннего долга государства перед своими гражданами, не создавая реальных стимулов для экономики. Необходимы радикальные структурные реформы, но их приходится сдерживать из-за опасения, что они вызовут социальные беспорядки.

Россия

Россия тоже стала жертвой Азиатского кризиса[10], но это столь странный случай, что он заслуживает специального рассмотрения. Россия бросилась из одной крайности — жесткого закрытого общества — в другую крайность — общество, не подчиняющееся законам капитализма. Резкость перехода мог бы смягчить свободный мир, если бы он понял, что происходит, и был действительно привержен идеалам свободного общества, но теперь говорить об этом уже поздно. Самая всепроникающая и закрытая социальная система, из когда-либо существовавших в мире, распалась, и никакая другая система не заняла ее место. В конечном счете, из хаоса постепенно начал возникать порядок, но, к сожалению, он слабо напоминал открытое общество.

Михаил Горбачев начал процесс революционного изменения режима, и ему удалось добиться успеха — часто вопреки партийно-государственному аппарату, который, как казалось, вот-вот сместит его, но Горбачев не осмелился сделать еще два важных шага: приватизировать землю и распустить Советский Союз. Когда он лишился власти и Советский Союз распался, Борис Ельцин стал президентом России, и он готов был тогда пойти намного дальше. Прежде всего, он поддержал Егора Гайдара в качестве заместителя премьер-министра, ведающего экономикой, который попытался применить монетаристскую политику к экономике, которая была глуха к монетаристским сигналам. Когда Гайдар потерпел неудачу, последовал нелегкий уравновешивающий шаг — Анатолию Чубайсу разрешили осуществить его приоритетную задачу: передать собственность из государственных рук в частные. Он полагал, что как только государственная собственность получит частных владельцев, они начнут защищать свою собственность и процесс дезинтеграции приостановится.

Благодаря этим усилиям начали появляться зачатки нового экономического строя. Это была разновидность капитализма, но разновидность — весьма странная, и она складывалась в последовательности, отличной от той, которую можно было бы ожидать при нормальных условиях. Первая приватизация относилась к общественной безопасности, и в каком-то смысле она оказалась наиболее успешной: за дело взялись различные частные армии и мафиозные группировки. Государственные предприятия приспособились к изменившимся условиям: их сотрудники создавали частные компании, главным образом на Кипре, которые заключали контракты с их предприятиями. Сами предприятия приносили убытки, не платили налогов и допускали большую задолженность по выплате заработной платы и расчетам между предприятиями. Наличные средства от операций шли на Кипр. Сложились зачатки банковской системы — отчасти за счет государственных банков, отчасти усилиями новых сложившихся капиталистических групп, так называемых олигархов. Некоторые банки сколотили состояния, ведя счета различных государственных ведомств, включая государственное казначейство. Затем в рамках «ваучерной» приватизации возник рынок акций еще до того, как должным образом сложились система регистрации акций и клирингового механизма, и задолго до того, как компании, чьи акции начали продавать на рынке, начали вести себя как настоящие компании. Как правило, компании попали под контроль их сотрудников, а внешним акционерам крайне трудно было реализовать свои права. Действующие руководители были просто обязаны воспользоваться доходами и активами компаний в собственных целях, отчасти для оплаты купленных ими акций, отчасти — чтобы избежать уплаты налогов. Компаниям доходы от «ваучерной» приватизации не достались. Лишь после того, как управляющие упрочили свой контроль и осознали необходимость привлечения дополнительного капитала, они стали добиваться прибыльной работы компаний. Но этой стадии достигли немногие.

Описанные схемы можно вполне охарактеризовать как грабительский капитализм, поскольку наиболее действенный путь накопления частного капитала в исходном моменте, близком к нулю, заключался в присвоении государственных активов. Были, разумеется, некоторые исключения. Само государство имело небольшую ценность, хотя заговорщики, которые попытались свергнуть Горбачева в 1991 г., не понимали этого. Но когда произошло накопление значительной части собственности, государство также приобрело весомость в качестве источника легитимности. В 1996 г. семь крупнейших капиталистов, которые также контролировали средства массовой информации, решили начать сотрудничать с целью обеспечения переизбрания президента Ельцина. Это был замечательный образец политической стратегии. Впоследствии утвердившаяся олигархия продолжала делить между собой оставшиеся активы государства. Весной 1997 г. Ельцин решил ввести в правительство Бориса Немцова, губернатора-реформатора из Нижнего Новгорода, который не запятнал себя в ходе перевыборной кампании. Был предпринят ряд шагов, чтобы проложить путь от грабительского капитализма к главенству закона. Бюджетный дефицит и денежная масса удерживались в определенных рамках, а налоговые недоимки стали сокращаться. Снизились инфляция и процентные ставки. Права акционеров стали уважать больше, а фондовый рынок отличался высокой активностью. Зарубежные инвесторы стали интенсивно вкладывать деньги в акции и долговые инструменты.

Еще в 1987 г. в России  был основан фонд, целью которого являлось содействие переходу к открытому обществу. В 1988—1989 гг. была  сформирована международная рабочая группа для создания «открытого сектора» в рамках командной экономики, но скоро стало ясно, что систему исправить невозможно. Тогда была составлена так называемая программа «500 дней», и в 1990 г. произошла встреча Григория Явлинского и его команды с МВФ — Всемирного банка в Вашингтоне, но это не дало результата.

Многие  воздерживаются от инвестиций в Россию, отчасти чтобы избежать любых проблем, связанных с конфликтами интересов. Когда же в правительство пришел Немцов, некоторые иностранные инвесторы решили участвовать в аукционе «Связьинвест» — государственной телефонной холдинговой компании. Приватизация «Связьинвест» означала первый подлинный аукцион, на котором не было недостатка в покупателях. К сожалению, это окончилось отчаянной дракой между олигархами, одни из которых стремились к переходу к законному капитализму, а другие противились этому, так как были неспособны, работать в рамках закона. Один из олигархов Борис Березовский угрожал разоблачениями, если не получит обещанную ему добычу. Эта злобная свара навредила Чубайсу, который руководил кампанией по переизбранию Ельцина и получал незаконные суммы от олигархов, что стало теперь достоянием гласности. Это произошло как раз в тот момент, когда начали проявляться последствия Азиатского кризиса. Корейские и бразильские банки, которые инвестировали значительные суммы в российский рынок, вынуждены были изъять свои средства. Некоторые ведущие московские банки также оказались в рискованном положении, так как располагали значительными суммами спекулятивных облигаций, а также непокрытыми форвардными контрактами в рублях. Некоторые опасные моменты произошли в декабре 1997 г., но их удалось успешно миновать. Процентные ставки резко возросли, государственные расходы были сокращены, однако Дума отказалась принять законы, необходимые для структурных реформ. Ельцин отправил в отставку премьер-министра Черномырдина и вынудил Думу согласиться на назначение на этот пост Сергея Кириенко, молодого технократа, предложенного Гайдаром и Чубайсом. В течение короткого периода Россия имела правительство реформаторов, лучшее из тех, которые были после распада Советского Союза, и МВФ предоставил кредит в 18,5 млрд. дол., из которых 4,5 млрд. были получены Россией. Но этого оказалось недостаточно.

3. Подъем после азиатского кризиса и роль МВФ

Три страны, которые больше всего пострадали от кризиса, а именно, Индонезия, Корея и Таиланд, обратились к МВФ  с просьбой о предоставлении финансовой помощи. Стратегия борьбы с кризисом состояла из трех основных компонентов[11].

Финансирование. Для выполнения программ стабилизации и реформ в Индонезии, Корее и Таиланде было выделено примерно 35 млрд. долларов США, при этом в 1998–1999 годах помощь Индонезии была дополнительно увеличена. Другие многосторонние и двусторонние источники обязались предоставить финансирование на сумму приблизительно 85 млрд. долларов США, хотя не все эти средства на самом деле материализовались. Помимо этого были предприняты согласованные действия (на разных этапах после начала реализации этих программ, в разных странах), с тем чтобы остановить отток частного капитала.

Макроэкономическая политика. Для того чтобы остановить обвал валютных курсов стран, который намного превышал понижение, которое можно было бы допустить с учетом фундаментальных показателей, и предотвратить спираль инфляции из-за понижения курса национальной валюты, а также дальнейшее снижение курса, была ужесточена денежно-кредитная политика (на разных этапах в разных странах). Это ужесточение носило временный характер сообразно обстоятельствам: как только начинало восстанавливаться доверие и стабилизироваться состояние рынка, процентные ставки снижались. В случае Индонезии и Кореи бюджетная политика должна была, в целом, оставаться твердой, в то время как в Таиланде планировалось остановить увеличение дефицита за счет ужесточения бюджета за год до кризиса.

Структурные реформы. Были приняты меры для преодоления недостатков в финансовом и корпоративном секторе. Для смягчения социальных последствий кризиса и подготовки почвы для возобновления экономического роста были намечены другие реформы.

Макроэкономические прогнозы, которые лежали в основе первоначальных программ, были основаны на допущении, что доверие можно быстро восстановить, представив убедительную программу экономических мер наряду с крупными пакетами финансирования. Исходя из этого предположения прогнозировалось замедление роста, который, тем не менее, должен был оставаться положительным. МВФ совместно с другими наблюдателями не предвидел глубокого спада, который произошел. В данном случае ВВП Кореи снизился на 7 процентов в 1998 году, Таиланда — на 6 процентов, а Индонезии — на 14 процентов.

В дополнение к финансовой помощи по программам проведения реформ в этих трех странах МВФ работал с другими странами этого региона, которые боролись с кризисом, расширяя и наращивая усилия в рамках существующей, поддерживаемой МВФ программы для Филиппин в 1997 году, и достигнув договоренности о предоставлении кредита «стэнд-бай» в 1998 году; а также усиливая работу по проведению консультаций с другими затронутыми кризисом странами, а также предоставляя рекомендации по мерам экономической политики, защищающим от распространения кризиса. Эта работа включала поддержку позиции государственных органов Китая в отношении необходимости сохранять стабильность его обменного курса к доллару США.

Структурные реформы

Структурные реформы занимали более важное место, чем в типичных программах МВФ. Подробные элементы этих реформ были сформулированы совместно с властями каждой страны, а также с Всемирным банком и Азиатским банком развития.

Необходимость реформы финансового сектора была особенно острой, учитывая причины кризиса. Политика всех трех стран характеризовалась следующими главными элементами:

закрытием неплатежеспособных финансовых учреждений для прекращения дальнейших потерь;

рекапитализацией потенциально жизнеспособных финансовых организаций, часто с государственной помощью;

тщательным надзором со стороны центрального банка за слабыми финансовыми организациями;

укреплением финансового надзора и регулирования с целью предотвращения повторного появления недостатков, которые привели к кризису, причем ставилась задача восстановления надежности финансовых учреждений и доведения практики надзора и регулирования до международных стандартов. Но во всех случаях нормы поднимались постепенно с учетом компромиссов между необходимостью решительных шагов вперед и озабоченностью тем, что слишком быстрое повышение норм может привести к потрясениям системы, которая уже раскачена кризисом.

Необходимость реструктуризации корпоративного долга, включая создание жизнеспособных механизмов отработки, также рассматривалась как важнейшая составляющая восстановления надежности финансовой системы. Здесь прогресс был медленным во всех трех странах, что имело отрицательные последствия для темпов экономического подъема.

Кроме того, другие реформы включали:

меры по защите бедных и уязвимых слоев населения от самых тяжелых последствий кризиса за счет углубления и расширения сети социальной защиты и (особенно в Индонезии) выделения значительных бюджетных ресурсов на повышение дотаций на основные товары, такие как рис;

меры по увеличению прозрачности в финансовом, корпоративном и государственном секторе;

меры по повышению эффективности рынков и увеличению конкуренции.

Результаты и оценка выполнения поддерживаемых МВФ программ

Поддерживаемые МВФ программы первоначально были менее успешны, чем предполагалось, в восстановлении доверия во всех трех странах, при этом отток капитала и понижение курса национальных валют продолжались и после того, как начали действовать программы. Это было связано с целым рядом факторов, включая:

первоначальную нерешительность и аннулирование мер при реализации программы, например, преждевременный откат от ужесточения денежно-кредитной политики, в сочетании с политической неопределенностью и неясностью в отношении результатов выборов, что вызывало сомнения в перспективах политики;

чрезвычайный дисбаланс между резервами и краткосрочным долгом с наступающим сроком погашения. В Корее и Таиланде инвесторы осознали это еще яснее, когда в связи с поддерживаемыми Фондом программами была опубликована информация об уровне резервов, которые можно использовать; и неопределенность в отношении комплексных соглашений об официальном финансировании, в частности, транши «второй линии обороны» для Кореи и Индонезии, объявленные с самого начала их программ, так и не были выплачены.

Учитывая продолжающийся отток капитала и падающие обменные курсы, страны испытали гораздо более глубокий спад, чем предполагалось. Это проявилось, главным образом, в виде краха внутренних расходов, особенно частных капиталовложений. Страны претерпели колоссальные изменения в счете текущих операций, связанные в основном с резким снижением импорта.

В Корее и Таиланде финансовые рынки стабилизировались в первые месяцы 1998 года, а в Индонезии это произошло значительно позже. Обменные курсы начали восстанавливаться, и к середине 1998 года процентные ставки понизились до уровней, существовавших до кризиса. Затем, в середине 1998 года, в Корее, а потом и в других странах началось оживление экономической деятельности. Однажды начавшись, подъем был неожиданно сильным, особенно в Корее, где экономический рост, в целом, достиг 10,75 процентов в 1999 году. Он был обусловлен восстановлением частного внутреннего спроса, резкое сокращение которого и привело к экономическому спаду.

Опыт кризиса в Азии и результаты применения стратегического плана мер стали стимулом для нового осмысления международной финансовой системы, а также надлежащих мер экономической политики для борьбы с финансовым кризисом. Работа по извлечению уроков из азиатского кризиса применительно к деятельности МВФ еще продолжается. В качестве первого шага в январе 1999 года МВФ обнародовал предварительный вариант внутреннего обзора, касающегося строения и первоначального опыта реализации, поддерживаемых Фондом программ в Индонезии, Корее и Таиланде[12]. Это исследование ставило целью определить те аспекты стратегии МВФ, которые сработали, как ожидалось, и те, которые нуждались в пересмотре. В сентябре 1999 года МВФ опубликовал исследование, содержащее анализ его рекомендаций в области экономической политики в Азии по финансовой реструктуризации. Один из главных уроков, в отношении, которого мнения большинства экспертов совпадают, заключается в необходимости более энергичной работы по предотвращению кризисов. Ход кризиса ясно показал, насколько трудно остановить такие события, когда они уже начались. Некоторые уроки в этой области заключаются в следующем.

Неудача Фонда и большинства других наблюдателей в предвидении этого кризиса, за исключением кризиса в Таиланде, подчеркивает важность усиления надзора, особенно с учетом уязвимости валютной и финансовой системы, с тем, чтобы проблемы можно было решать до того, как они примут экстремальный характер.

Усиление прозрачности в отношении экономических и финансовых тенденций путем публикации экономической статистики, в том числе финансовых и корпоративных показателей и полных данных об официальных резервных активах и обязательствах, играет важнейшую роль, способствуя укреплению рыночной дисциплины и менее резким изменениям цен на активы и финансовых потоков в ответ на неблагоприятную информацию. Это также позволяет избежать раскрытия отрицательной информации во время кризиса.

Кризис поставил несколько вопросов в отношении целесообразных темпов и последовательности либерализации счета операций с капиталом. В частности, он продемонстрировал риски либерализации этого счета до создания надежной национальной финансовой системы. Еще один вопрос, касающийся последовательности действий, заключается в том, что некоторые страны либерализовали потоки краткосрочного капитала до либерализации долгосрочных потоков; в частности, продолжение регулирования прямых иностранных инвестиций в ряде случаев способствовало такой структуре потоков капитала, которая усиливала уязвимость.

Не существует свидетельств того, что кризис возник из-за морального риска. Поддерживаемая МВФ программа для Мексики 1995 года, которую некоторые критики представляли как сигнал для рынков о том, что страны с зарождающимися рынками могут рассчитывать на экстренную финансовую помощь Фонда, на самом деле не имела никакого ощутимого эффекта на финансовых рынках Азии: в то время инвесторы ясно сознавали, что события в Мексике не имеют никакого отношения к азиатским тиграм.

Какие оценки следует дать мерам экономической политики в ответ на кризис?

Жесткая денежно-кредитная политика, когда она твердо выполнялась, сработала, сняв давление с валютного курса и предотвратив инфляционную спираль. В Корее и Таиланде возникла следующая модель: после некоторого периода отрицательных реальных процентных ставок, понижения курса национальной валюты и повышения инфляции в начале выполнения поддерживаемых МВФ программ процентные ставки в реальном выражении в течение нескольких месяцев были подняты до высоких уровней. Состояние рынка стабилизировалось, курс улучшился, и процентные ставки были снижены ниже уровня, существовавшего до кризиса; таким образом, удалось избежать цикла инфляции и понижения курса. В отличие от этого Индонезия сохраняла отрицательные реальные процентные ставки вплоть до середины 1998 года при безудержной денежно-кредитной экспансии, связанной с крахом банковской системы, а также политическими и социальными беспорядками. Падение курса национальной валюты было гораздо более серьезным и продолжительным, чем в других странах. Этот опыт заставляет серьезно сомневаться в заявлении некоторых критиков о том, что ужесточение денежно-кредитной политики контрпродуктивно и даже ускоряет понижение валютного курса.

Ретроспективно, первоначальные бюджетные цели программ, основанные частично на предположении (которого придерживалось большинство наблюдателей в то время) умеренного экономического спада, были слишком жесткими. Они были скорректированы, когда стало ясно, что страны вступают в период очень сильного снижения деловой активности, и падение частного спроса создает крупное положительное сальдо счета текущих операций. Во всех трех странах в начале 1998 года наметилось облегчение, то есть всего через два месяца после начала реализации программ в Индонезии и Корее. В ретроспективе это облегчение должно было бы наступить раньше, особенно потому, что эти страны вошли в кризис, имея сильные бюджетные позиции и низкий уровень государственного долга. Хотя бюджетная политика не являлась главной причиной спада, она могла бы сыграть большую роль в противодействии падению частного спроса, который, как представляется, в свою очередь, определялся в основном отраженными в балансовых отчетах последствиями самого кризиса.

Как отмечалось выше, ощущалась явная потребность в структурных реформах для восстановления твердого доверия путем искоренения некоторых главных причин кризиса. Но первоначально программы недостаточно заостряли внимание на проблемах финансового и корпоративного сектора; упор на них появился позже, когда стали понятнее взаимосвязи. В более общем плане полученный опыт поднимает вопросы, касающиеся направленности структурных реформ, а также их темпов и последовательности. Некоторые из этих проблем решались по мере того, как разворачивались программы: некоторые реформы откладывались, в то время как другие, представлявшиеся менее важными, получали зеленый свет.

Опыт реструктуризации финансового сектора также выявил необходимость более четких государственных гарантий банковских вкладов в случае кризиса. Это выразилось, в частности, при закрытии 16 банков в Индонезии в ноябре 1997 года. Эти банки были полностью неплатежеспособными, и было мало сомнений в том, что их надо как можно скорее закрывать, чтобы предотвратить растрату государственных средств на их поддержку. Но в то время не было сделано никаких объявлений о том, как поступят с вкладчиками при возможном будущем закрытии других банков, вероятность которого, как все понимали, была очень высока. Это отчасти было связано с обеспокоенностью тем, что полная и преданная гласности гарантия могла бы привести к моральному риску. Оглядываясь назад, можно сказать, что эти проблемы следовало бы рассматривать как второстепенные перед лицом опасности надвигающегося краха банковской системы. Неясность в отношении масштаба перспективных государственных гарантий, кажется, была главным фактором, ускорившим повальное изъятие вкладов из банков — вплоть до января 1998 года, когда было объявлено о полной гарантии всех банковских обязательств.

Первоначально программы опирались, главным образом, на ужесточение денежно-кредитных условий и другие меры, направленные на восстановление доверия, чтобы остановить отток частного капитала. Более обременительный подход, включающий возможность контроля капитала, не применялся отчасти на том основании, что он мог бы усугубить распространение кризиса. Но так как доверие быстро не восстанавливалось, для прекращения оттока капитала во всех трех странах оказалось необходимым согласованное участие частного сектора. В Таиланде власти в самом начале достигли соглашения с иностранными банками о сохранении кредитных линий для их таиландских филиалов; в декабре 1997 года, через несколько недель после начала реализации программы, на кредиторов крупнейшего банка Кореи было оказано давление, чтобы они не забирали свои деньги; в Индонезии де-факто прекратилось обслуживание внешнего долга, а позднее были определены принципы его реструктуризации. Этот опыт поставил вопросы о том, не следовало ли быстрее организовать участие частного сектора — особенно в Корее, где через несколько недель после введения первоначальной программы кризис финансирования принял угрожающие размеры. Кроме того, этот опыт послужил стимулом для выработки условий участия частного сектора, который можно задействовать в случае кризиса, но также для укрепления доверия и, следовательно, предотвращения кризиса.

Признаки подъема и его истинный смысл[13] 

Экономический подъем в большинстве стран после кризиса произошел быстрее, чем ожидали многие наблюдатели. Пессимистических сценариев, составленных в разгар кризиса, удалось избежать. Надежное макроэкономическое управление сыграло решающую роль в укреплении внешнеэкономических позиций, стабилизации финансовых рынков и облегчило быстрый переход к росту. Хотя список незавершенных структурных реформ во всех затронутых кризисом странах Азии остается огромным, усилия правительств по решению этих трудных проблем способствовали значительному подъему.

В большинстве переживших кризис стран в настоящее время происходит устойчивый реальный рост объема производства, обусловленный индивидуальным потреблением, экспортом и некоторыми новыми частными инвестициями. В Корее экономический подъем, который начался в последнем квартале 1998 года, менее чем через год после самых тяжелых дней кризиса, как ожидается, обеспечит экономический рост в размере 8 процентов в 2000 году и, возможно, этот прогноз будет превышен. Экономический рост Таиланда в этом году должен составить 5 процентов. В Индонезии, где политические беспорядки и плохая реализация экономической политики препятствовали возобновлению роста, экономический рост снова начался в 1999 году, и ожидается, что в этом году реальный ВВП увеличится на 4 процента.

Денежно-кредитная политика в регионе остается, по большей части,  соглашательской для подкрепления экономического роста. Во многих случаях реальные и номинальные процентные ставки на денежном рынке находятся ниже уровня, существовавшего до кризиса. Процентные ставки начали снижаться в Корее и Таиланде в начале 1998 года, а в Индонезии — в середине 1999 года по мере ослабления давления на национальную валюту. Однако увеличение кредитов частного сектора в регионе остается сравнительно небольшим, — частично потому, что финансовые организации укрепили свои механизмы оценки рисков и более осторожно подходят к выдаче новых кредитов. 

 По мере того как восстанавливается экономический рост, постепенно происходит бюджетная консолидация; несмотря на расходы, связанные с реформированием финансового сектора, устраняются бюджетные дефициты, а в экономической политике происходит возврат к принципам минимального использования внутреннего финансирования и отказа от чрезмерного государственного долга. Хотя ведется работа по увеличению социальных расходов, были произведены сокращения ассигнований на неэффективные инфраструктурные проекты и уменьшены другие непродуктивные расходы, в том числе на военные цели. Принимаются меры по реформированию налоговых систем, особенно за счет отмены налоговых льгот в целях расширения базы доходов и перестройки налоговых органов для повышения эффективности сбора налогов и уменьшения коррупции.

Счета текущих операций имеют положительное сальдо, частично в результате повышения конкурентоспособности и активного спроса на электронику в мире, которые компенсируют повышение спроса на импорт, связанный с более быстрым ростом. Высокие цены на нефть приводят к снижению активного торгового баланса в странах-импортерах нефти этого региона, но вместе с тем стимулируют торговый баланс Индонезии и Малайзии. Обменные курсы поднялись с низких кризисных уровней, но остаются значительно ниже курсов, действовавших до кризиса в реальном выражении, что способствует конкурентоспособности.

Официальные международные резервы были восстановлены, что снизило уязвимость стран к внешним потрясениям. Резервы Кореи, которые уменьшились до опасного уровня в декабре 1997 года, к концу апреля 2000 года повысились до 85 млрд. долларов США, и страна вернулась на международные рынки капитала. В Таиланде международные резервы сейчас вдвое превышают общий объем непогашенного краткосрочного внешнего долга, что резко отличается от ситуации в 1997 году.

Цены финансовых инструментов на большинстве региональных фондовых рынков повысились, несмотря на глубину кризиса, хотя они и остаются на значительно более низком уровне в долларовом выражении, чем до кризиса.

Пережившие кризис страны приступили к реализации важных структурных реформ: слабые банки и другие финансовые учреждения были закрыты, объединены или рекапитализованы, и усилен надзор; монополии были разделены; ограничения на участие иностранного капитала были ослаблены; сейчас корпорации придерживаются более высоких норм управления и раскрытия информации; были приняты или изменены законы в целях укрепления независимости центральных банков, политики в поддержку конкуренции, процедуры банкротства и усиления борьбы с коррупцией.