Содержание

1. Объективная необходимость, структура и значение экономических реформ Петра I                                                                                                     2

2. Развитие мануфактурного производства и промышленная политика правительства                                                                                                   5

3. Состояние сельского хозяйства. Начало кризиса феодально-крепостнической системы во второй половине  ΧVIII в.                                9

Список литературы                                                                                14

1. Объективная необходимость, структура и значение экономических реформ Петра I.

При первом взгляде на преобразовательную деятельность Петра она представляется лишённой всякого плана и последовательности. Постепенно расширяясь, она захватила все части государственного строя, коснулась самых различных сторон народной жизни. Но ни одна часть не перестраивалась зараз, в одно время и во всём своём составе; в каждой реформа подступали по нескольку раз и в разное время касаясь её по частям.

Чтобы устранить дефицит и дать народу возможность вынести тяжесть новых налогов, Пётр старался поднять производительность народного труда. Не было ни одной значительной отрасли народного хозяйства, в которую он не ввёл бы каких-либо улучшений. Но более всего заботился он о развитии промышленности, фабричной и заводской. В своей экономической политике Пётр руководился двумя соображениями:

1)    Россия не уступает другим странам, даже превосходит их обилием разных природных богатств, оставшихся доселе нетронутыми;

2)    Разработку этих богатств должно вести само государство принудительными мерами.

Он вызывал иностранных мастеров и фабрикантов, предписывал своим капиталистам соединиться в компании для торгово-промышленных предприятий, давал им льготы и субсидии, строил на казённый счёт фабрики и заводы и потом сдавал их на льготных условиях способным и знающим дело промышленникам.

Из всех отраслей обрабатывающей промышленности Пётр особенно заботился об успехах горно-заводского производства, которое нужно было ему вооружения армии и флота, и оно достигло при нём значительных размеров. В Тульском краю, где железное дело основано было ещё в царствование Алексея, при Петре оно расширилось: построены были железные заводы, казённый и частные, мастерами Баташевым и Никитою Демидовым, а потом в г. Туле возник казённый оружейный завод, снабжавший оружием всю армию. В Олонецком краю на берегу Онежского озера в 1703 году построен был чугуноплавильный и железоделательный завод, послуживший основанием г. Петрозаводска. Вслед затем возникло несколько железных и медных заводов, казённых и частных – в Повенце и других местах края. Особенно широкое развитие получило горное дело на Урале (в нынешней Пермской губернии). Здесь, в Верхотурском уезде, ещё с 1699 года начали строиться казённые железные заводы, которые потом отданы были во владение тульскому заводчику Н. Демидову. Вслед за казёнными возникло здесь много частных заводов; те и другие организовали обширный горно-заводской округ, управление которым сосредоточено было в Екатеринбурге, городе, построенном в 1723 году на реке Исети управителем уральских заводов генералом Геннином и названном в честь императрицы Екатерины I. К заводам для работ и для охраны от враждебных инородцев, башкиров и киргизов, приписано было до 25 тыс. душ крестьян. К концу царствования Петра в Екатеринбургском округе находилось 9 казённых и 12 частных заводов, а всех фабрик и заводов числилось в России 233.

Для поддержания промышленности и увеличения доходов казны Пётр заботился об усилении внешней торговли. Он придавал очень большое значение этой отрасли народного хозяйства. Здесь прежде всего ему пришлось изменить самое направление торговых сношений с Западной Европой, которые шли Белым морем через Архангельск, единственную морскую гавань у Московского государства до Петра. По основании Петербурга, по мере того как Пётр утверждался на балтийских берегах, он хотел перевести внешнюю торговлю с кружного Беломорского пути на Балтийский, направив её к новой столице. Несмотря на затруднения, с какими соединена была эта перемена, Пётр сделал Петербург главным портом для внешней торговли, и уже в 1722 году число пришедших сюда иностранных кораблей дошло до 116, а в 1724 году оно увеличилось до 240. кроме того, у Петра было ещё 6 других балтийских портов, по которым вместе с петербургским в 1724 году числилось в приходе 1700 купеческих кораблей из разных стран Западной Европы. [5]

Увеличение государственного дохода в продолжение 15 лет почти втрое (с 3,100,000 до 9 млн.) восстановило равновесие в бюджете Петра. Подушная подать, доставлявшая казне большую половину дохода (4.656.000 в 1725 году), дала прямым налогом значительный перевес в составе бюджета над остальными источниками дохода. Вся сумма подушной подати шла на содержание сухопутной армии с артиллерией: флот содержался на таможенные и питейные сборы. С 1680 по 1725 гг. доходы казны, в переводе на наши деньги, возросли с 25 до 81 млн. рублей. Главные средства, сделавшие народный труд способным внести такой рост казённых требований, состояли в расширении и улучшении прежних производств и во введении новых, направивших массу мало или непроизводительно занятых рабочих рук на разработку нетронутых богатств страны. Для обеспечения этого дела Пётр, как писал он в манифесте о вызове иностранцев (1702 г.), особенно заботился о распространении среди своих подданных «поныне им неизвестных познаний», которые бы сделали их более искусными во всех торговых и промышленных делах. В развитии торговой и промышленной техники он видел главное превосходство Запада, то, чему России ещё долго придётся у него учиться, и в экономических успехах, достигнутых усвоением этой техники, надобно видеть одну из величайших заслуг Преобразователя. [1]

2. Развитие мануфактурного производства и промышленная политика правительства

Подушная перепись нашла для казны много новых податных плательщиков, увеличило количество тяглого труда. Меры, обращённые на промышленность и торговлю, имели целью подъём качества этого труда, усиление производительной работы народа. Это была область преобразовательной деятельности, после войска всего более заботившая преобразователя, наиболее сродная его уму и характеру и не менее военной обильная результатами. Здесь он обнаружил и удивительную ясность, и широту взгляда, и находчивую распорядительность, и неутомимую энергию и явился не только истым преемником московских царей, хозяев-вотчинников, умевших приобретать и копить, но и государственным деятелем, мастером-экономом, способным созидать новые средства и пускать их в народный оборот. Предшественники Петра оставили ему в этой области только помыслы и робкие начинания; Пётр нашёл план и средства для широкого развития дела.

Одной из плодотворнейших идей, какие начинают шевелиться в московских умах в конце XVII века, было сознание коренного недостатка, которым страдала финансовая система Московского государства. Эта система, возвышая налоги по мере увеличения нужд казны, отягощала народный труд, не помогая ему стать более производительным. Мысль о предварительном подъёме производительных сил страны, как о необходимом условии обогащения казны, и легла в основу экономической политики Петра. Он поставил себе задачу вооружить народный труд лучшими техническими приёмами и орудиями производства и ввести в народнохозяйственный оборот новые промыслы, обратив народный труд на разработку нетронутых ещё богатств страны. Задав себе это дело, он затронул все отрасли народного хозяйства; не осталось, кажется, ни одного производства, даже самого мелкого, на которое Пётр не обратил бы зоркого внимания: земледелия во всех его отраслях, скотоводства, хмелеводства, виноделия, шелководства и т. д. – всего коснулась его рука. Но более всего потратил он усилий на развитие обрабатывающей промышленности, мануфактур, особенно горного дела, как наиболее нужного для войска. Он не мог пройти мимо полезной работы, как бы скромна она ни была, чтобы не остановиться, не войти в подробности.

Познакомившись с Западной Европой, Пётр навсегда остался под обаянием её промышленных успехов. Эта сторона западноевропейской культуры, кажется, всего более приковала к себе его внимание: фабрики и заводы главных промышленных центров Западной Европы, Амстердама, Лондона, Парижа он изучал особенно тщательно, записывая свои наблюдения. Он познакомился с Западной Европой когда там в государственном и народном хозяйстве господствовала меркантильная система, основная мысль которой, как известно, состояла в том, что каждый народ для того, чтобы не беднеть, должен сам производить всё, им потребляемое, не нуждаясь в помощи чужестранного труда, а чтобы богатеть, должен вывозить как можно больше и ввозить как можно меньше. Усвоив себе такой же взгляд по наблюдениям или самобытно, Пётр старался завести дома всевозможные производства, не обращая внимание на то, во что обойдётся их заведение. Его поклонник Посошков, кажется, верно истолковал его мысль, говоря, что, хотя в первые годы новое домашнее производство обойдётся и дороже заморского, зато потом, упрочившись окупится. Здесь Пётр руководствовался двумя соображениями, которые были приведены выше. Оба эти соображения Пётр не раз высказывал в своих указах. Так он писал: «Наше Российское государство перед новыми иными землями преизобилует и потребными металлами и минералами благословенно есть, которые до нынешнего времени без всякого прилежания исканы». Завести новое полезное производство, шелковицу, отыскать нетронутую доходную статью и разработать её, чтобы «Божие благословение под землею втуне не оставалось», - это стало главным предметом народнохозяйственных забот Петра. Но в то же время это был крайне бережливый хозяин, зорким глазом вникавший во всякую хозяйственную мелочь: поощряя разработку нетронутых природных богатств страны, он дорожил ими, оборонял их от хищнических рук, от бесцельного истребления, особенно берёг строевой лес, зная бестолковое отношение к нему русского народа, хлопотал об ископаемом топливе, торфе и каменном угле, думал о полезном употреблении вещей, которые бросали за негодностью, из обрубков и сучьев корабельного дерева предписывал делать оси и жечь поташ.

Для корабельного леса Пётр стеснял даже непререкаемую по закону и набожному чувству волю русских покойников, любивших ложиться на вечный покой в цельных выдолбленных гробах, дубовых или сосновых. В инструкции 1723 года обер-вальдмейстеру, лесному министру при Адмиралтейской коллегии, дозволялись цельные гробы только еловые, берёзовые и ольховые, а сосновые разрешались лишь сшивные из досок, и то указной меры; дубовые запрещались безусловно. Пётр следил за всеми, будил дремлющие силы и очень мало рассчитывал на добровольную частную инициативу. При русской робости перед новым делом без правительственного принуждения Пётр не надеялся добиться успеха в промышленности. Мануфактур-коллегии он предписывал вести дела с фабрикантами «не предложением одним, но и принуждением, и вспомогать наставлением, машинами и всякими способами», поддерживая промышленников-предпринимателей чтобы «видя ту государеву милость, всяких чинов и народов люди с вящей охотой и безопасно в компании вступали».

Из наблюдений за порядками западноевропейской промышленности и из собственных соображений и опытов Петра вышел ряд мер, которые он прилагал к развитию русской промышленности.

Вслед за Петром в 1698 году в Россию поехала пёстрая толпа всевозможных художников, мастеров и ремесленников, которых Пётр за границей пригласил на свою службу; в одном Амстердаме он нанял до тысячи разных мастеров и ремесленников. Одной из главных обязанностей русских резидентов при иностранных дворах также был набор иноземных мастеров на русскую службу. В 1702 году по Германии распубликован был манифест Петра, приглашавший в Россию иноземных капиталистов, фабрикантов и ремесленников на выгодных условиях. С тех пор начался усиленный прилив в Россию заграничного фабричного и ремесленного люда; иноземцы соблазнялись выгодными условиями, какие им предлагались, и точным исполнением данных обещаний со стороны русского правительства. Пётр особенно дорожил французскими мастерами и ремесленниками, получившими громкую известность в Европе со времён Кольбера. Осматривая фабрики в Париже, Пётр особенно пленился шпалерной гобеленовой и захотел основать такую же в Петербурге; в 1716 году выписал четырёх мастеров и во главе их знаменитого в своё время французского архитектора Леблона, «прямую диковину», как называл его сам Пётр, дал ему в Петербурге казённую квартиру на три года и жалованья 5 тысяч рублей (около 40 тысяч рублей на наши деньги) с правом выехать через пять лет из России со всем имуществом беспошлинно. Шпалерную фабрику завели, но мастерам пришлось за неимением пригодной шерсти для выделки шерстяных шпалер сидеть без дела. Ни за кем из своих Пётр не ухаживал так, как за заграничными мастерами: по инструкции Мануфактур-коллегии в случае, если иноземный мастер захочет выехать за границу до контрактного строка, производилось строгое расследование. [4]

3. Состояние сельского хозяйства. Начало кризиса феодально-крепостнической системы во второй половине XVIII века

Начало процесса разложения феодально-крепостнической системы относят ко второй половине XVIII века, более отчётливо он стал проявляться в последнее его тридцатилетие. В недрах крепостнической системы в этот период развивались новые капиталистические отношения.

Для феодализма в целом характерна феодальная собственность на землю при наличии мелкого крестьянского хозяйства, имевшего свой земельный надел и другие средства производства и включённого в экономическую структуру хозяйствами феодала. При этом хозяйство носило натуральный характер, а принуждение было внеэкономическим (личная зависимость крестьян от помещика), свойственным для этого способа производства был и низкий рутинный уровень применяемой техники.

Россия с её практически неограниченными природными и людскими ресурсами развивалась во второй половине XVIII века весьма медленно. Рост товарно-денежных отношений, вызывавший заинтересованность помещиков в повышении доходности своих хозяйств, при сокращении барщинной формы эксплуатации неминуемо вёл к расширению собственной запашки помещика. Происходить это могло либо за счёт распашки других угодий (лесных массивов, покосов и т. п.), либо за счёт сокращения земельных наделов крестьян. В первом случае это зачастую приводило к нарушению сложившегося баланса в структуре угодий, сокращению поголовья скота. Во втором – подрывалась экономика крестьянского хозяйства. Крестьяне не были заинтересованы в результатах своего труда, что вызывало падение его производительности. В процентном отношении количество барщинных хозяйств не только не сокращалось, но даже несколько выросло.

В оброчных хозяйствах усиление эксплуатации приводило к увеличению размеров оброка, который к тому же всё чаще помещики взимали в денежной форме. Резкое увеличение размеров оброка заставляло крестьян отрываться от земли и искать заработки на стороне, что также понижало уровень сельскохозяйственного производства.

Для крепостного хозяйства этого периода были характерны обеднение крестьянства, рост задолженности крестьянских хозяйств помещикам, принимавший хронические формы. В неурожайные годы, которые систематически повторялись в России, эти хозяйства оказывались совершенно беспомощными и постоянно балансировали на грани разорения.

Капиталистические элементы в сельском хозяйстве развивались весьма медленно. Это было обусловлено, прежде всего тем, что огромные массивы земли, принадлежавшие помещикам и казне, фактически были исключены из товарного оборота. Земельный фонд, на котором могли развиваться капиталистические хозяйства, оказался весьма ограниченным (земля арендовалась или занимались земельные участки в колонизируемых регионах).

Однако, несмотря на кризисные явления, сельское хозяйство России развивалось и в этот период. Особенно заметно поступательное движение в конце XVIII – первой трети XIX в. Современные историки объясняют это тем обстоятельством, что феодальная система хозяйствования ещё полностью не исчерпала своих возможностей. [3]

Освободившись от обязательной службы, дворянство должно было стать классом сельских хозяев и руководителем русского народного хозяйства; благодаря крепостному праву, оно не стало ни тем, ни другим. В селе оно должно было заниматься не столько сельскохозяйственными операциями, сколько распоряжениями по управлению крестьян. Заботы о земледельческой культуре, агрономии, о применении к обработке земли новых приёмов и усовершенствованных орудий, постепенно отходя на второй план, уступали место заботам об эксплуатации крестьянского труда и об устройстве управления крестьянскими душами.

Таким образом, помещики из землевладельцев постепенно превратились в душевладельцев и полицейских управителей своих крестьян. Так начали смотреть на себя некоторые благоразумные помещики уже во второй половине XVIII века.

В крепостном праве скрывался источник главных недостатков, которыми до последнего времени отмечалось дворянское хозяйство: им объясняют недостаток предусмотрительности, предприимчивости, бережливости, нерасположение к усовершенствованным приёмам хозяйства, равнодушие к техническим изобретениям, которые прилагались в сельском хозяйстве других стран. Простор власти – возможность всё получить даром, посредством простого приказа из конторы заменял оборотный капитал и сельскохозяйственные знания.

Наконец, крепостное право оставило и крестьян без господского руководства и достаточного инвентаря: крепостной крестьянин при установившихся отношениях к землевладельцам лишён был указаний технического знания, которого не имел сам помещик, как и достаточного инвентаря, которого не копил помещик. Он должен был обрабатывать землю, как умел, т. е. как привык. Притом, платя тяжёлый оброк, он должен был прибегать к работам на стороне, к отхожим промыслам, которым восполнялись недоборы его домашнего земледельческого хозяйства; это заставляло крестьян разлучаться с семьями. Отсюда крестьяне усвоили себе недостатки, подобные тем, которыми страдали владельцы, - неумение переходить от старых привычных способов обработки земли к новым, каких требовали изменявшиеся хозяйственные условия, наклонность пахать возможно больше земли и неумение пахать её лучше, непонимание выгод интенсивного хозяйства.

Но крепостное право вредно отразилось не только на сельском хозяйстве помещиков, но и на народном хозяйстве вообще. Здесь оно задерживало естественное географическое распределение земледельческого труда. По обстоятельствам нашей внешней истории издавна земледельческое население с особенной силой сгущалось в центральных областях, на менее плодородной почве, сгоняемое внешними врагами с южнорусского чернозёма.

Таким образом, народное хозяйство в продолжение веков страдало несоответствием пустоты размещения земледельческого населения с качеством почвы. С тех пор как приобретены были южнорусские чернозёмные области, достаточно было двух-трёх поколений, чтобы устранить это несоответствие, если бы крестьянскому труду было предоставлено свободное передвижение. Но крепостное право задержало это естественное размещение крестьянского труда по равнине. Достаточно заметить, что в прежней Московской губернии, соответствовавшей до «учреждения» 1775 г. нынешней губернии Московской и всем с нею смежным без Смоленской и Тверской, но с прибавлением Ярославской и части Костромской, на этом пространстве сосредоточивалось около половины XVIII в., по данным III ревизии, более трети всего крепостного населения государства.

Далее, крепостное право задержало рост русского города, успехи городских ремёсел и промышленности. Городское население очень туго развивалось после Петра; по I ревизии, оно составляло менее 3% всего податного населения государства; в начале царствования Екатерины, по III ревизии, - всего 3%, следовательно, его рост в течение почти полустолетия едва заметен. Екатерина много хлопотала о развитии того, что тогда называлось «средним родом людей» - городского, ремесленно-торгового класса. По её экономическим учебникам, это среднее сословие являлось главным проводником народного благосостояния и просвещения. Не замечая готовых элементов этого класса, существовавшего в стране, Екатерина придумывала всевозможные новые элементы, из которых можно было бы построить это сословие.

По данным V ревизии, произведённой в последние годы царствования Екатерины, на 16½ млн. душ податного населения насчитано было немного более 700 тыс. ревизских душ городских состояний, т. е. менее 5%. Притом, некоторое возвышение процента городского населения надобно отнести не столько на счёт естественного роста городского населения в центральных областях, сколько на счёт присоединённых по трём разделам Польши юго-западных губерний, где городское население было развито более, чем в великорусских.

Крепостное право действовало подавляющим образом и на государственное хозяйство. [2]

Список литературы

1.           Ключевский В. О. Краткий курс по русской истории. – М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2000. – 800 с. (Серия «Антология мысли»)

2.           Ключевский В. Русская история: полный курс лекций. Т3. – М.: АСТ, Мн.: Харвест, 2002. – 592 с.

3.           Дворниченко А. Ю. Отечественная история: Учеб пособие / А. Ю. Дворниченко, С. Г. Кащенко, М. Ф. Флоринский; Под ред. И. Я. Фроянова. – М.: Гардарики, 2002. – 447 с.

4.           Зуев М. Н. История России: Учебник для вузов. – М.: ПРИОР, 1998. – 687 с.

5.           История России (IX – XX вв.): Учеб. пособие / Отв. ред. Я. А. Перехов. – М.: Гардарики: МарТ, 2002. – 621 с.