Кант как один из представителей немецкой классической философии развивал направление идеализма, его работы играют важную роль в разработке диалектики. Время профессиональной деятельности Канта обычно делят на два периода: докритический, который длился до начала семидесятых годов девятнадцатого века, и критический, длившийся с начала семидесятых годов и до смерти философа. В докритический период Кант пишет работы на различные темы, в основном в естественнонаучной области. В критический период философ пишет свои основные произведения, которые и составили его философское учение. Основными среди них являются «Критика чистого разума», «Критика практического разума» и «Критика способности суждения». [1]

Особой значимостью в учении И. Канта немецкой классической философии пользуется система морали и нравственности. Мораль представляет собой набор этических норм, включая категорический императив, которые определяют поведение людей. Мораль не устанавливается официально, как законы, она формируется только обществом, без посредничества государства, и при этом оказывает влияние на право.

Мораль и право являются каналами реализации свободной воли. Применяя правила морали, индивид может выбирать из них подходящие для него, в правовой же сфере такой возможности нет. Моральное долженствование связано с подчинением поступка норме. Следование моральным правилам (долгу) или уклонение от него содержится в самом мотиве поступка. Долженствование в сфере права связано с подчинением в поступке. Для того чтобы поступок был правовым, совсем не обязательно, чтобы он имел своим мотивом именно желание следовать правовой норме.

Целью настоящей контрольной работы будет показать, что категорический императив Канта является основой его учения о морали, праве и государственном устройстве.

1. Право и мораль в учении Канта

Право у Канта – «это совокупность условий, при которых произвол одного (лица) совместим с произволом другого с точки зрения всеобщего закона свободы». [2] Это совокупность условий, при которых существует возможность реализации категорического императива и воплощается свобода. При этом право регулирует внешние отношения людей, поэтому оно устанавливает внешнюю свободу. Правовые нормы Кант делит на две категории: естественное право, которое регулирует частные отношения, и гражданское право, регулирующее сферу публичных отношений. Нормы права должны быть сформулированы так, чтобы индивид мог соотносить свои действия с требованиями категорического императива, а нарушение норм позитивного права должно влечь за собой жесткое наказание, так как при этом нарушаются указания нравственного закона.

Право наделено важной функцией и играет большую роль при реализации категорического императива. При существовании личной свободы, не соотнесенной со свободой остальных членов общества, уничтожается свобода других, в то время когда закон свободы требует, чтобы произвол лица поставил себе границы[3]. Именно право устанавливает внешние границы произвола личности. Поскольку оно не контролирует внутренние качества человека, то оно внешне вынуждает его соблюдать требования категорического императива, ведь нарушение правовых норм карается.

Мораль в свою очередь обеспечивает действие категорического императива во внутреннем мире человека. Она дает возможность человеку развить внутреннюю свободу, что имеет большое значение для формирования свободной воли.

Конкретной задачей права и морали – регламентация поведения людей, то, что они делают это разными способами, позволяет более полно обеспечить действие нравственного закона.

Кант подразделяет поведение, определенное категорическим императивом, на две категории: моральное и легальное. Моральный поступок характеризуется тем, что человек, совершая его, не претендует на ответные действия других лиц. Моральное поведение не имеет своей целью частный интерес индивида. Наоборот, легальный поступок определяется наличием именно этих признаков.

Таким образом, одно  и то же действие находится под воздействием, как морали, так и права, то есть эмоции индивида, его внутренняя оценка своего поступка с точки зрения того, действует ли он в соответствии с долгом или в интересах практической выгоды. Трактуют этот поступок как моральный или легальный, а соответствие праву определяет его как правовой или неправовой, то есть несущий для личности положительные или отрицательные юридические последствия, в то время как разделение на моральность и легальность отражает нравственный уровень человека.

Право, устанавливая требования категорического императива, призвано воплотить внешнюю свободу индивида. Определяя границы действия произвола субъектов права, оно делает независимыми друг от друга, даже государство имеет право применять принудительную силу только в случае нарушения индивидом правопорядка.

Поскольку категорический императив заложен во всех людях, а законы формируются в соответствии с ним, то народная воля становится законодателем. Принцип законной свободы означает повиновение только своим законам, принцип гражданского равенства устанавливает подчинение одним законам, принцип самостоятельности предполагает, что никто не подчиняется другому и его произволу.

Поскольку и мораль, и право вращаются вокруг категорического императива, который представляет собой фундамент обоих институтов, то возникает необходимость установления иерархии между ними, выяснения, являются ли они независимыми друг от друга и насколько сильна связь между ними.

Но все-таки мораль стоит выше права так как, чем выше уровень моральности в обществе, тем выше правопорядок в государстве. Повышение уровня морали в обществе, нравственное развитие личности способствует установлению и применению правовых основ взаимодействия личности, общества, государства. Отсюда следует и то, что мораль и право зависимы друг от друга. Когда правовые нормы не противоречат этическим, когда они позволяют действовать, не нарушая правил морали, появляется уважение к существующему строю.

Таким образом, право всегда следует за моралью и напрямую зависит от нее. Мораль способствует действию права, что облегчает правоохранительную деятельность государственного аппарата.

2. Категорический императив как основа учения Канта о праве и морали

В этике, как и в других сферах, существует традиция не только консервативности и застоя, но и радикальных преобразований. Последняя связана не с «ростом и дальнейшим совершенствованием» тех или иных добродетелей (ведь вместе с ними «растут и совершенствуются» соответствующие сопутствующие им пороки), а с решительным очищением и коренным обновлением сознания, как бы со вторым рождением души. В этой второй традиции видное место принадлежит автору "Критики практического разума". Произведенный им коперниканский переворот в философии касается и этики, где Кант развивает учение об автономии морали: утверждая свободу, человек выступает творцом собственного нравственного мира, он сам себе предписывает закон действий.

Категорический императив – это ядро системы, изложенной в учении Канта. Он представляет собой универсальный закон поведения.

Кант дает три формулировки категорического императива, которые дают возможность применять его к разным сторонам человеческой жизни. Первая формулировка относится к общему принципу поведения: «поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом»[4]. Следующее определение устанавливает правила практического поведения человека: «поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого так же, как к цели и никогда не относился бы к нему как к средству»[5]. Последняя формулировка определяет основной принцип права: «поступай внешне так, чтобы свободное проявление твоего произвола было совместимо со свободой каждого сообразной со свободой каждого». [6]

Наличие категорического императива или нравственного закона определяет задачи основных социальных институтов, их место в общей системе общественных явлений, также он устанавливает характер способов достижения целей, публичных или частных.

Поведение, закон которого совпадает с законом природы, не имеет, по Канту, никакого отношения к нравственному закону. То, чего нет: в естественном законе,— это внутреннее принуждение. Моральную способность «свободного самопринуждения» Кант называет добродетелью, а поступок, исходящий из такого умонастроения (из уважения к закону), - добродетельным (этическим) поступком. "Добродетель есть твердость максимы человека при соблюдении своего долга.— Всякая твердость узнается через те препятствия, которые она может преодолеть; для добродетели же такие препятствия — это естественные склонности, могущие прийти в столкновение с нравственным намерением... Всякий долг содержит понятие принуждения со стороны закона; этический долг содержит такое принуждение, для которого возможно только внутреннее законодательство».

Кант заботится о чисто интеллектуальном, «строгом образе мыслей», подчиняющем эмпирические суждения и действия «принципу исключения всего среднего между добрым и злым», о моральном "ригоризме", непримиримом к примирениям добра и зла: «Для учения о нравственности вообще очень важно не допускать, насколько возможно, никакой моральной середины ни в поступках, ни в человеческих характерах, так как при такой двойственности всем максимам грозит опасность утратить определенность и устойчивость».

Какой-нибудь определенный нравственный долг, непреложный для одних культурно-исторических условий, может, однако, стать безнравственным требованием при изменившихся условиях. Еще Ф. Г. Якоби в своих возражениях Канту приводил целый ряд примеров из истории, поэзии и саг, доказывающих, что поступки, которые согласно формальной этике, по общепринятым моральным представлениям могли бы показаться преступлением, в действительности являются выражением высокой человеческой нравственности. Поэтому Якоби прямо требовал права на такое «преступление». С ним солидаризировался Гегель, напоминая, что закон создан для человека, а не человек для закона.

Гегель признает возвышенность кантовской практической философии, ее заслугу в выдвижении долга ради него же самого. Однако долг в такой форме не содержит в себе особенных, положительных определений. Долг есть долг. А ведь интересно знать, что же именно составляет долг. Кант делает такой вопрос бессмысленным, потому что устраняет из нравственного закона как раз всякое содержание, и попытка установить какое-либо содержание должна быть внутреннее противоречивым действием. В таком виде нравственный закон, оказывается, на деле ни к чему не пригоден. Он просто невыполним, ибо требуется в качестве должного выполнять «что-то, неизвестно что». Остаются только пустые декларации, что закон должен выполняться ради закона, долг — ради долга. Этот закон говорит лишь, чего нельзя делать, но не говорит, что нужно делать при различных обстоятельствах.

С другой стороны, Гегель далее показывает, что получается, если подойти к нравственному закону, «полностью лишенному материи законов».- отправляясь от поступков, максимы которых мы испытывали бы на пригодность быть принципами всеобщего законодательства. Тут уж любой императив сразу же может быть возведен в долг. Произвол может свободно выбирать между противоположными требованиями. Ведь для всякого поступка можно указать какое-нибудь общее основание и даже возвести его в обязанность. А в таком случае максима любого поступка может стать принципом всеобщего законодательства, «и нет ничего, что таким способом не могло бы сделаться нравственным законом». Рабство, крепостничество может стать, как это бывает на самом деле, не только принципом всеобщего законодательства, но и внутренней нормой, так что благодаря этому человек, если следовать кантовской логике, сделается «подлинно моральным». Кантовским «наивысшим законом» в силу - его формальности могут быть оправданы «все неправые и неморальные действия», максима любого произвола. Таким образом, нельзя считать оправданием нравственного правила то, что оно может быть признано желательным как общий закон.

Гегель обращает внимание на то совершенно выпадающее из кантовского анализа обстоятельство, что при возведении во всеобщий принцип максима по необходимости претерпевает преобразование: в ней происходит снятие определенности, которая сначала подразумевалась, так что содержание этой максимы начинает противоречить себе и, если оно делается принципом всеобщего -законодательства разрушает саму моральность. Всегда справедлива проверка настораживающим вопросом: а что если и вправду все будут всегда поступать так, как требует максима, претендующая на всеобщность? Что если, например, требование помогать бедным станет всеобщим принципом? Бедных не станет, и максима будет излишней, вообще непригодной к существованию. И так относительно бесчисленного множества максим.

Неразумно возводить частный и условный императив «помогай бедным» в общий, поскольку в нем определенность (бедность) уничтожается и уничтожается также условие помощи, так что императив обессмысливается. Но частная определенность (помогай) заключает в себе возможность другой частной определенности (противоположной: не помогай), и в этом «возможном инобытии» заключается, по Гегелю, безнравственность (помогать надо, но можно и не помогать). Если же какой-нибудь частности придается самодовлеющее значение, то в отношении нравственности допускается безнравственность..

Попытка взять долг в какой-либо определенности представляет для кантовской системы неодолимую трудность. Но даже будь она разрешена, все же долг, в какой бы из ипостасей добродетели он ни явился, оказался бы ограниченной добродетелью, исключающей другие, а это неминуемо ведет к коллизиям между ними. По Канту, такие коллизии легко устранимы. Из двух добродетелей, если они конфликтуют друг с другом, действительно добродетелью может быть только одна, та, что составляет долг. Либо долг не может противоречить долгу, либо он не есть истинный долг, и может относиться к области морали только как негативное, аморальное. Гегель разъясняет эту кантовскую точку зрения: «Если человек обладает данной определенной добродетелью, то, оставаясь ей верным, т.е. добродетельным в данном отношении, вне границ этой добродетели он может быть в своих действиях только порочным». Гегель восстает против негибкости, окостенелости, узости, односторонности такого понимания долга: диктатура долга ведет лишь к обострению несчастной «разорванности» человека, вразрез его целостности, вразрез гуманности. Если следовать Канту, то горе человеческим отношениям, не содержащимся в этом понятии долга, исключающего все остальные отношения.

Кант знает о многообразии отношений, которые Гегель относит к нравственным, - у Канта они не носят собственно нравственного характера. Он усматривает в них не единство нравственной идеи, а скорее десубстанцивирование нравственности, утрату прочности моральных устоев, возврат к произволу, даже известное оправдание его.

Кант знает о разрушающей веление долга естественной диалектике, под которой он разумеет «наклонность умствовать наперекор строгим законам долга и подвергать сомнениям их силу, по крайней мере, их чистоту и строгость, а также, где это только возможно, делать их более соответствующими нашим желаниям и склонностям, т.е. в корне подрывать их и лишать всего их достоинства, что, в конце концов, не может одобрить даже обыденный практический разум». Но Кант знает и другую диалектику, которая возникает и в обычном нравственном сознании, когда оно развивает свою культуру и восходит к философии (практической), чтобы избавиться от двусмысленности, расшатывающей нравственные принципы).

Кантовское учение о долге в ней превращается из самостоятельного элемента в исчезающий момент широкого и многостороннего синтеза. Категорический императив Канта допущен лишь постольку, поскольку он сам себя упраздняет: он наперед «снят» и заранее принят в аспекте его неавтономности.  По Канту , долг — односторонняя и прочная цельность — реальная альтернатива моральной мягкотелости и противостоит последней, как принципиальность — компромиссам, как строгость — расплывчатости и неопределенности, дряблости и попустительству, как аскетизм — гедонизму, как последовательность — половинчатости, как решительность — бесхарактерности.

3. Взгляд Канта на государство как выражение его учения о морали и праве

В одной из своих работ Кант пишет: «Государственный строй, основанный на наибольшей человеческой свободе согласно законам, благодаря которым свобода каждого может сосуществовать со свободой всех остальных, … есть, во всяком случае, необходимая идея, которую следует брать за основу при составлении не только конституции государства, но и всякого отдельного закона.»[7] То есть, как и в основе права и морали, основным принципом построения государственной системы является категорический императив.

Кант связывает правовое происхождение государства с «первоначальным договором», который обеспечивает справедливость власти. Причинами появления такого договора является нарушение свободы каждого члена общества, необходимость самим защищать свои права и, как следствие, невозможность самореализации человека. Предварительный договор закрепляет основные принципы построения государственной власти, является началом воплощения требований категорического императива[8]. Он учреждает государство, является результатом всенародной воли. Предварительный договор представляет собой акт соединения общей воли и закона, в чем заключается благо для всего государства, он устанавливает начало согласия государства с правовыми принципами, стремится к которым нас заставляет разум через посредство категорического императива.

В естественном состоянии, при господстве индивидуальной свободы, все права существуют и имеют значение только предварительно, государство – впервые делает их окончательными. Оно предоставляет гарантии соблюдения прав, обеспечивает возможность закрепления требования категорического императива в нормативно-правовых актах, является единственным управомоченным на применение принудительной силы социальным институтом.

Таким образом, государство имеет своей целью установить реальный правопорядок, свободу, то есть наличие государства важнейший элемент общей системы необходимый для конкретизации категорического императива.

Одной из основных функций государства является нормотворчество, а для того, чтобы законы не представляли собой произвол  законодателя, чтобы они не могли причинить несправедливости, они должны быть выражением воли всех или, что то же, законодательная власть может заключаться только во всеобщей объединенной воле народа. Кант предусмотрел способ формулирования в законах категорического императива[9]. Деятельность органа, занимающегося законодательством, неоспорима, то есть никакие органы не могут нарушать законы, сформулированные им, так как это будет нарушением категорического императива. Такой принцип обеспечивает соблюдение справедливости государственным аппаратом.

Поскольку исполнительная власть создана в соответствии с требованиями категорического императива, то действия, направленные против нее, являются нарушением нравственного закона, а, следовательно, караются. В тех случаях, когда исполнительная власть, по мнению народа, неправа, то у него есть право пассивного неподчинения через посредничество представительного органа.

Кант признавал, что в условиях хаоса человек не защищен, у него одна цель – сохранить собственную жизнь, человек вынужден совершать действия, определенные этой необходимостью. Для преодоления хаоса нужно создать некие условия, противопоставить неопределенности хаоса можно только правопорядок и его предсказуемость. Следовательно, нужно создать условия правопорядка, в то же время, обеспечивающего свободу действий для всех, а не индивидуальную свободу, которая господствует в условиях хаоса.

Кант утверждает, что в основе правопорядка должен лежать категорический императив, априорно заложенный в человеке. Учредить такой правопорядок может лишь общая воля, когда требования категорического императива будут сформулированы в нормах морали и права. Государство должно обеспечить право своей принудительной силой, для полного установления господства категорического императива.