Борьба за власть в послевоенные годы

Большое влияние на политическую жизнь страны оказывала борьба за власть внутри верхушки советского руководства. Многое здесь зависело от расположения вождя к тому или иному партийному деятелю. В ноябре-декабре 1945 г., во время отдыха Сталина в Сочи, произошли события, которые положили конец дружественным отношениям вождя со своим ближайшим соратником В. Молотовым. Конфликт вырос из внешне непримечательного обстоятельства: сначала Сталин счел ошибкой публикацию в советской печати без его согласия речи Черчилля с «восхвалением России и Сталина», поскольку расценил этот факт как «угодничество и низкопоклонство перед иностранными фигурами». «Я уже не говорю о том, - писал Сталин, - что советские лидеры не нуждаются в похвалах со стороны иностранных лидеров. Что касается меня лично, то такие похвалы только коробят меня». Затем он выразил остальным членам своей знаменитой «пятерки» (так назывался ближайший Сталину круг лиц в Политбюро, который оперативно решал важнейшие вопросы внутренней и внешней политики страны) - В. Молотову, Л. Берия, Г. Маленкову, А. Микояну - серьезное недовольство в связи с появлением в иностранной прессе сообщений об ослаблении цензуры в Советском Союзе и особой роли в этом деле Молотова. Последний заявил на одном из официальных приемов американскому корреспонденту: «Я знаю, что вы, корреспонденты, хотите устранить русскую цензуру. Что бы вы сказали, если бы я согласился с этим на условиях взаимности?» Благодаря молотовскому решению об ослаблении цензуры в западной печати стали появляться острые публикации о положении дел в СССР, в частности о расстановке сил на советском политическом Олимпе. Об этих публикациях, естественно, спецслужбы доложили Сталину. Особый гнев вождя вызвала статья в «Дейли геральд», посвященная «делам в Политбюро ЦК ВКП (б) ». В ней, в частности, были и такие строки: «На сегодняшний день политическое руководство Советским Союзом находится в руках Молотова при наличии, конечно, общих директив со стороны Политбюро. Поэтому по всем вопросам, связанным с тем, во что могут вылиться последние события в Иране (подразумевается острейший конфликт между США и СССР, развернувшийся в связи с ультимативным требованием американцев о выводе советских войск из Северного Ирана. - Авт.), западным лидерам придется иметь дело с Молотовым без Сталина». Несмотря на признание Молотовым своей ошибки в деле ослабления цензуры, Сталин расценил эту акцию как покушение на его личный авторитет и в ответ указал, что «никто из нас не вправе распоряжаться в деле изменения курса нашей политики», тогда как Молотов присвоил себе это право потому, что западные пасквили «входят в план его работы... лишь бы добиться популярности среди некоторых иностранных корреспондентов». «Я, - писал Сталин, - не могу больше считать такого товарища своим первым заместителем». По существу речь шла о выражении Молотову политического недоверия, после чего он автоматически переставал быть первым среди реальных претендентов на роль сталинского преемника. Сталин отметил в этом деле также и политический аспект: «Одно время Вы поддались нажиму и запугиванию со стороны США, стали колебаться, приняли либеральный курс в отношении иностранных корреспондентов и выдали свое собственное правительство на поругание этим корреспондентам, рассчитывая умилостивить этим США и Англию. Ваш расчет был, конечно, наивным». Как свидетельствует вся предшествующая политическая деятельность Молотова, он не был рядовым членом Политбюро, а играл ключевую роль в сталинском окружении, поскольку именно ему поручались наиболее деликатные дипломатические миссии (подготовка и подписание договора о ненападении с Германией в 1939 г., визит в Берлин в 1940 г. и переговоры с Гитлером, важнейшие встречи с руководителями союзных держав в годы Отечественной войны). Его связывала со Сталиным многолетняя дружба, он работал в Политбюро еще при Ленине, что окружало его имя дополнительным ореолом в среде партийной элиты. И хотя после указанных событий Молотов продолжал принимать участие в принятии политических решений, сталинским доверием уже не пользовался. Об этом убедительно свидетельствуют документы Политбюро. [1]

В декабре 1946 г. в связи с избранием Молотова почетным

1 членом Академии наук (с санкции Политбюро), он отправляет в адрес Академии благодарственную телеграмму, которая заканчивается словами «Ваш Молотов». Неусыпный вождь пишет вновь избранному академику: «Неужели ты в самом деле переживаешь восторг в связи с избранием в почетные члены? Что значит подпись «Ваш Молотов?» Мне кажется, что тебе как государственному деятелю высшего типа следовало бы иметь больше заботы о своем достоинстве». Эта сталинская реплика вполне рисует психологический климат внутри его окружения и ту колоссальную дистанцию, которая отделяла его - создателя системы, не придававшего серьезного значения академическим «цацкам», от его сподвижников, наделенных огромными полномочиями, и чинами.

Окончательную точку в политических взаимоотношениях двух этих личностей поставили события 1949 г. В арестованы все участники так называемого процесса Еврейского антифашистского комитета, обвиняемые в «антисоветской националистической деятельности», а в марте 1950 г. в  роли обвиняемой по этому делу фигурировала уже Молотова - П. Жемчужина. При голосовании в ЦК предложения об исключении ее из партии. Молотов воздержался от голосования. Такая позиция могла объясняться двумя причинами. Во-первых, благородными чувствами, не давшими Молотову предать жену. Последующее его поведение опровергает данное предположение. Следовательно, более близким к действительности можно признать следующее объяснение: как политик советской формации Молотов мог заявить свою линию, идущую в разрез с мнением вождя: в том случае, если рассчитывал при голосовании заручиться поддержкой других членов ЦК. Этого не произошло, и оставшись в одиночестве, он изменил свою тактику - и покаялся. Но Сталин уже раскусил этот демарш Молотова и потому расценил его поведение как особую политическую линию с далеко идущими целями, а не как личную обиду, основанную на проявлении человеческого чувства. Молотов в специальном заявлении признал свой проступок «политически ошибочным» и голосовал за решение ЦК. Молотов также каялся в том, что «не удержал Жемчужину от ложных шагов и связей с антисоветскими еврейскими националистами, вроде Михоэлса», являющегося одним из главных деятелей ЕАК. Следовательно, покаяние Молотова было вынужденным, маскирующим истинные цели его политики. Тогда-то для политической дискредитации Молотова, и чтобы показать его истинное лицо, до сведения членов Политбюро, не посвященных в события 1945 г., был доведен материал переписки между членами сталинской «пятерки» в ноябре-декабре 1945 г. «Об ошибках Молотова», а также и его заявление в связи с исключением из партии Жемчужиной и осознанием собственной вины. [2]

В марте 1946 г. секретным постановлением правительства было образовано Бюро Совета Министров (председатель Л. Берия, заместители - Н. Вознесенский, А. Косыгин). Помимо должности заместителя председателя Совмина СССР и поста руководителя атомного проекта Берия было поручено «наблюдение за работой» министерства внутренних дел, госбезопасности и государственного контроля. Существенно изменилась структура аппарата ЦК партии: после упразднения производственно-отраслевых отделов в нем остались два управления (кадров, агитации и пропаганды) и два отдела (оргин-структорский, внешней политики). На ключевом посту оказался молодой функционер А. Кузнецов, год проработавший первым секретарем Ленинградского обкома и горкома партии. К нему от Г. Маленкова перешло руководство управлением кадров ЦК ВКП (б) и работой по распределению кадров в партийных, советских и хозяйственных организациях. Кузнецов стал также членом секретариата ЦК; в сентябре 1947 г. ему поручили курирование министерства госбезопасности. В апреле 1946 г. были арестованы бывший министр авиапромышленности А. Шахурин, командующий ВВС А. Новиков, что дало основание в мае того же года вывести Маленкова, который курировал авиапромышленность в годы войны и ранее возглавлял управление кадров, из секретариата ЦК.

Прочные позиции в руководстве занимал А. Жданов - одновременно член Политбюро, Оргбюро и секретариата ЦК •партии - трех высших руководящих органов. Он занимался преимущественно вопросами пропаганды и идеологии. В октябре 1946 г. Политбюро принимает следующее решение: «1. Поручить комиссии по внешнеполитическим делам Политбюро (шестерка) заниматься впредь, наряду с вопросами внешнеполитического характера, также вопросами внутреннего строительства, внутренней политики. 2. Пополнить состав шестерки председателем Госплана СССР тов. Вознесенским и впредь шестерку именовать семеркой». Отныне эта семерка - И. Сталин, В. Молотов, Л. Берия, А. Микоян, Г. Ма-ленков. А, Жданов, Н. Вознесенский - стала определять внутреннюю и внешнюю политику страны (при бесспорном лидерстве Сталина в решении больших и «малых» вопросов этой политики). За последующие шесть лет протокольные заседания Политбюро состоялись лишь дважды (решения принимались методом устного опроса), секретариат ЦК стал фактически отделом кадров. Вся практическая работа по управлению страной сосредоточилась в Совмине СССР. В нем были созданы восемь бюро, между которыми распределялось большинство министерств и ведомств. Их председатели - Г. Маленков, Н. Вознесенский, М. Сабуров, Л. Берия, А. Микоян Л. Каганович, А. Косыгин, К. Ворошилов входили в Бюро Совета Министров. Теперь его возглавил Сталин, первым его заместителем стал Молотов. В последующие годы в высшем руководстве происходила перестановка ключевых фигур Серьезным ущемлением прав отдельных членов Бюро Совмина стал перенос в Политбюро решения проблем, связанных министерствами иностранных дел, внешней торговли, государственной безопасности и вооруженных сил.

Ряд отечественных историков считают, что члены «семерки» (затем, по мере роста этой группы лиц, «восьмерки» и «девятки») присвоили себе «неконституционное право определять судьбу страны и ее населения», что они встали над советами и над партией. Более прозаически эту сверхцентрализацию власти в государстве, которая сложилась в условиях военных лет, определил в своих воспоминаниях В. Молотов: «Сталин, его авторитет был настолько высок, что где тут собирать по каждым сложным вопросам пленумы и прочее. И если бы мы собирали по каждому вопросу демократические решения, это бы нанесло ущерб государству и партии, потому что затягивалось решение вопроса... В этих сложных условиях не всегда формальный демократизм решает дело». [3]

Летом 1948 г. резко ослабло влияние Жданова, но укрепились позиции Маленкова. Вскоре после смерти Жданова (август 1948 г.) началось преследование той части партийно-государственного аппарата, которая была связана с ним и, по предположениям конкурентов, могла реально претендовать на власть. Секретарю ЦК ВКП (б) А. Кузнецову, председателю Совмина РСФСР М. Родионову и большому числу партийных работников, в разное время связанных с этими людьми, были предъявлены обвинения во фракционности, в попытке противопоставить ленинградскую парторганизацию всей ВКП (б), в русском шовинизме (за предложение создать Бюро ЦК по РСФСР и Компартию РСФСР). Следствие по этому так называемому ленинградскому делу МТБ вело под личным контролем и участии Маленкова. В октябре 1950 г. были приговорены к расстрелу Вознесенский, Кузнецов, Родионов, Попков, Капустин, Лазутин. После расправы над «центральной группой» в разных городах страны состоялись судебные процессы, на которых были вынесены приговоры и другим лицам, которые проходили по «ленинградскому делу».

Изменения в составе политического руководства страны были зафиксированы на XIX съезде партии. Состав высших партийных органов - Политбюро и Секретариата - был значительно расширен, что ослабляло позиции старой «сталинской гвардии» и тех, кто выдвинулся в военные и первые послевоенные годы. На высшие посты в партии пришли люди, возглавлявшие в большинстве своем местные партийные организации и сравнительно новые для аппарата ЦК (В. Андрианов, А. Аристов, С. Игнатьев, В. Кузнецов, Л. Мельников, Н. Михайлов, П. Пономаренко, Л. Брежнев, Н. Пегов и др.).

Летом 1952 г. была осуждена группа лиц, связанных с работой Еврейского антифашистского комитета (С. Лозовский, И. Фефер, П. Маркиш, Л. Штерн и др.). Все они обвинялись в проведении «шпионской и националистической деятельности». В январе 1953 г. ТАСС сообщило об аресте «врачей-вредителей» из кремлевской поликлиники. Большинство историков связывают эти политические процессы главным образом с той острой борьбой за власть, которая с особой силой разгорелась в последние годы жизни Сталина.