1. Создание Кунсткамеры и ее положение среди современных ей музеев

Географическая карта была лишь одной из основ естественнонаучного описания России - научной очередной задачи для нового народа, вступившего в культурную международную среду.

Другой основой являлось создание национальных научных музеев, где бы были собраны произведения природы нашей страны. Несомненно, косвенным образом та же задача могла быть разрешена и не раз решалась в истории научной жизни у нас и иным путем - путем отсылки этих предметов в заграничные музеи и снаряжения на русский счет иностранных научных экспедиций в России, как это делалось, например, в царствование императора Николая I в первой половине XIX столетия. Несомненно, этот второй прием научной работы являлся с национальной точки зрения крупной ошибкой, так как государственные средства тратились с наименьшей пользой для населения.

Петр сразу остановился на другом пути. Он положил начало научным музеям в России и русским научным экспедициям, оставившим в нашей стране следы своей деятельности.

Петр начал собирать редкости уже давно. Уже в первое свое путешествие в Голландию в 1698 г. он купил там собрание птиц, гадов, рыб, хранившихся в нескольких стах банок. В Москве уже в 1698 г. сохранялось собрание анатомических препаратов и "уродов''. Эти собрания вошли в 1714 г. в состав Кунсткамеры.

Коллекторская страсть Петра перешла и к его окружающим. Известно, что такие собрания были и у некоторых из его приближенных, например у графа Брюса, придворного врача Арескина. Оба собрания по смерти владельцев перешли в состав академических музеев.

Собрания редкостей, являющиеся началом наших современных музеев, из которых эти последние развились медленным историческим путем начали собираться еще в далекую эпоху Возрождения. По-видимому, и раньше в некоторых монастырях, у отдельных богатых ученых-монахов и врачей, например у Альберта фон Больдштедта в XIII в., хранились довольно значительные собрания естественнонаучных предметов или инструментов, которые позволяли им работать научно в этих областях знания. Однако все эти собрания были случайными, редкими, недолговечными. Эпоха гуманизма XV-XVI вв. выдвинула коллекции древностей, монет, медалей, художественных произведений. Среди них понемногу начали проникать в эти частные музеи и различные редкости из мира животных, растений, минералов, ископаемых. Сюда собирались диковинные кости, странные по форме ископаемые, редкие или красивые раковины, насекомые, экзотические птицы, минералы... Сперва в основе такого музея стояла красота или редкость образчика.

XVII век развил это коллекционерство широко и разнообразно. Впервые в этот век, во второй его половине, выдвинулись как нечто самостоятельное собрания естественнонаучных предметов, причем их каталогизация мало-помалу стала получать научное значение. Начиналось их научное изучение. До нас дошло довольно много печатных каталогов таких собраний, и по ним можно проследить, как постепенно внедрялась научная мысль и научная цель в такие, первоначально имевшие задачей удовлетворение любопытства, чувства красоты или изящества, собрания. От любительских случайных собраний начали отходить научные коллекции.

Для развития описательного естествознания такие собрания имели огромное значение. Это понятно всякому, так как ясно, что без минералогических собраний немыслимо развитие минералогии, без гербариев - ботаники, без зоологических музеев - зоологии. В XVII в. мы не видим государственных собраний; нет почти и собраний университетских. Преобладали коллекции частных лиц, иногда придворные, связанные со вкусами правителя, и лишь в самом конце столетия начали создаваться и ученых обществ. Петр, когда путешествовал по Европе, всюду посещал такие частные музеи, которые были открыты для всех желающих, позже он купил некоторые из них и этим положил в 1714 г. начало Кунсткамере, "открытой им для публики и в которую со всех сторон собирались разные редкости''.

В это время петербургская Кунсткамера явилась новаторством. Она является одним из самых старинных больших естественнонаучных музеев, так как начало большинства из них должно быть отнесено к четверти столетия позже - к эпохе Линнея. Кунсткамера явилась, однако, не только началом наших музеев - она была и научным учреждением, прототипом современных исследовательских институтов. Между 1725-1746 гг. при ней был Анатомический театр, с ней был связан Физический кабинет. И в этом смысле она являлась совершенно своеобразным новым учреждением будущего.

Нельзя не отметить, что своим устройством она во многом отвечала тому, что пропагандировал в письмах и мемориалах к Петру и его окружающим Лейбниц. Однако было бы напрасно думать, что здесь было непосредственное влияние его иди, но очень возможно, что оно до известной степени сказалось.

Кунсткамера - совершенная новинка в народной русской жизни - глубоко проникла в народную традицию, но народная легенда взяла из нее только одну внешнюю ее сторону. В действительности это было собрание, имевшее задачей не пустое развлечение, - оно должно было явиться орудием образования и научной работы. Это видно по выбору тех коллекций, которые были для него приобретаемы уже с самого начала Петром Великим.

Так, в 1717 г. Петр приобрел за 30000 флоринов знаменитый в то время кабинет голландского анатома и врача Ф. Рюйша. Рюйш был уже в это время стариком; это был известный анатом и врач, сделавший ряд отдельных научных открытий, обладавший огромной работоспособностью, но далекий от каких бы то ни было обобщений. Всю жизнь Рюйш собирал анатомический кабинет, делал препараты, усовершенствовал способ сохранения гибкими и без гниения частей трупов, изобретенный Сваммердамом, - задача, которая чрезвычайно занимала ученых XVII в. Весь материал Рюйша отвечал в начале XVIII в. научным воззрениям прошлого, однако это еще не было осознано, и кабинет Рюйша имел мировую известность. Только после смерти Рюйша начались резкие возражения научному значению пропагандируемых им методов сохранения анатомических препаратов. В то время, когда Петр посетил впервые в Амстердаме Рюйша в 1698 г. занимался у него анатомией, и через много лет, в 1717 г., когда он вторично посетил его и купил его собрание, слава Рюйша и его коллекций была незыблема. Это надо иметь в. виду для того, чтобы оценить значение этого собрания. В XVIII в., в первой его половине, анатомические препараты Рюйша ценились высоко, не только как объекты изучения, но и как продукты научного творчества; им издавались каталоги, ей возбуждали удивление и восхищение ученых. Самый способ их приготовления хранился Рюйшем в секрете, и с большим трудом Аресину, который являлся представителем Петра при покупке этого собрание удалось добиться открытия Рюйшем секрета - без права на опубликование, позже, уже после смерти Рюйша, опубликованного, по-видимому, при участии Шумахера. Даже в XIX в., в начале его, препарата Рюйша ценились высоко, и сейчас это собрание, даже в том виде, в каком оно есть, не может считаться окончательно потерявшим известно научное значение. В течение долгих лет в истории Академии, пережившей много тяжелого и не бывшей в состоянии из-за недостатка средств и отсутствия сочувствия всегда стоять на высоте, собрания ее попадали иногда в руки людей, не ясно понимавших значение научных объектов. Вместе с тем во главе учреждения становились иногда люди, считавшие возможным - и может быть, они были правы - уничтожение музейных объектов для научных открытий. Так, по-видимому, прав К. Бэр, указывающий, что Вольф воспользовался собранием эмбрионов Рюйша для своих знаменитых работ по истории развития человека; Вольф, не признанный современниками, ушедший из Пруссии, где он встретил непонимание, вел свои работы, производившие революцию в научном мышлении, здесь, в Петербурге, пользуясь привезенными сюда Петром препаратами голландского анатома, собиравшего всякие анатомические "курьезы'', не понимавшего ясно, но верившего - и в общем правило - в их значение для науки.[1]

В Петербург была продана часть собрания, отвечающая каталогам, изданным Рюйшем в 1701-1715 гг. В него, однако, не вошли даже некоторые из описанных там экземпляров (едва ли имевших научное значение). По-видимому, Рюйш не продал все собрание или успел вновь пополнить и собрать новое в течение долгих лет, которые он прожил после 1717 г. По-видимому, в Петербург попала далеко не лучшая часть препаратов Рюйша и в Голландии даже распространилась легенда, что Рюйш не отправил свой кабинет, так как по дороге матросы выпили спирт из бутылей, и они пришли в Петербург в испорченном виде. Однако это, несомненно, было неверно. В 1725 г. кабинет Рюйша был передан в Академию наук, в 1728 г. был помещен и открыт для публики в новом здании Кунсткамеры, - первые академики-анатомы усердно пополняли его, производя ряд анатомических исследований. По-видимому, даже столетие позже, в 1852 г., когда К. Бэр писал свою записку, Кунсткамера сохраняла свой старый облик XVIII столетия и в ее собрании рюйшевский кабинет играл видную роль. Чрезвычайно характерно, что анатомический кабинет был тесно связан с анатомическим театром, где могла идти не только демонстрация объектов, но и производство анатомических исследований. И действительно, первые академики - Дювернуа и Вейтбрехт - своими исследованиями, произведенными в Кунсткамере, уже с 1726 г. заняли видное место в истории науки. Здесь были, например, произведены важные работы Вейтбрехта по анатомии связок и в его "Sindesmologia'' (1742) на выставке представлен анатомический театр, связанный с Кунсткамерой. Здесь впервые Дювернуа доказал самостоятельность мамонта, отличие его от слона.

Во главе Кунсткамеры стоял врач Р. Арескип (Эрскин) - широко образованный человек, шотландец по происхождению, член Лондонского королевского общества. Арескин был приближенным к Петру врачом и с 1716 г. стоял во главе медицинского дела в России, влияя па ход его и раньше, так как уже в 1706 г. был президентом Аптекарского приказа. Указывают - и может быть, не без основания - что он играл крупную роль в реорганизации медицины в России, влияя, между прочим, на выбор иностранцев врачей, приезжавших в Россию. Арескин пользовался большим влиянием при дворе Петра Великого, и, может быть в связи с этим, против его присутствия возникло дипломатическое дело, так как Арескина подозревали в приверженности к Стюартам, и Петр, горячо защищая его против этих наветов, заставил его написать письмо королю Георгу, хотя после его смерти сторонники Стюартов, бывшие в России, не скрывали нанесенной их делам потери вследствие неожиданной смерти Арескина.

В связи с Кунсткамерой и библиотекой и личным, частным музеем Петра Великого, которым он тоже заведовал, Арескин вел переписку с западноевропейскими учеными. Сохранилась и издана переписка его с Лейбницем, через которого он добывал разные предметы для музея; ему Лейбниц расхваливал машину Орфиреуса, основанную на perpetuum mobile, которая в это время производила большой шум и которую Лейбниц горячо рекомендовал Петру.

Арескин имел и сам большую библиотеку и большое собрание минералов, раковин, азиатских редкостей. Еще при его жизни это собрание было куплено для Кунсткамеры, а после его смерти (1718) поступил в нее окончательно.

После смерти Арескина во главе Кунсткамеры стал другой лейб-медик Петра - Блюментрост, тоже образованный натуралист, который позже был президентом Академии наук.

Начавшееся при Арескине пополнение коллекций продолжалось и после него довольно систематично: в 1721 г. в нее были приобретены вещи из медальонного кабинета Людера в Гамбурге, физические и математические инструменты у Мушенбрука. В нее шли присылки редкостей и "уродов''. Для ее пополнения предпринимались экспедиции; как увидим, и Мессершмидт и Буксбаум имели своей задачей пополнение Кунсткамеры. В нее поступали пожертвования.

Петр собирал "натуральные вещи'' и научные инструменты и помимо Кунсткамеры; Арескин и их приводил в порядок, в Кунсткамеру эти личные собрания Петра поступили только в 1725 г.,  после его смерти.

Смерть Петра прервала эту деятельность. Если бы Кунсткамера не была присоединена к вновь образованной Академии наук, вероятно, она погибла бы в эпоху бездарных правителей, продолжавших дело Петра, в смуты, охватившие русскую жизнь XVIII столетия. В связи с Академией она пережила эти тяжелые годы, развивалась и росла, несмотря на неблагоприятные условия, как развивалась и росла вся русская культура.[2]

2. Кунсткамера и Екатерина II

Екатерининское время — это новый этап в отечественной истории становления музеев и коллекционирования, начало которому было положено основанием в 1764 г. «Собственного Ее Императорского Величества Эрмитажа». Как известно, собирательство для Екатерины II было настоящей страстью. Опираясь в своем увлечении на современные ей европейские эстетические воззрения, она приобретала первоклассные произведения искусства, сделав свой Эрмитаж лучшим художественным музеем Европы. Вслед за императрицей ее знатные подданные, стремясь опередить друг друга, в зависимости от художественных вкусов и финансовых возможностей, начали создавать свои домашние картинные галереи или художественные кабинеты. «Эрмитажная эпоха» пришла на смену «эпохе кунсткамер». В Западной Европе в это время многие старые универсальные музеи закрывались — коллекции их расформировывались, здания перестраивались и передавались другим учреждениям. Казалось, что такая же участь постигнет и Петровскую Кунсткамеру, тем более, что на ее судьбе печально отразился пожар 1747 г. Тогда огромный ущерб был нанесен зданию, многие коллекции сгорели или были испорчены, а уцелевшие вещи надолго были складированы в арендуемом Академией наук доме Демидовых. Медленно велись начатые все-таки в 1751 г. работы по восстановлению погоревшего здания. Так что к началу правления Екатерины II Кунсткамера пребывала еще в плачевном состоянии. И именно в екатерининское время она не только возродилась, но и достигла своего расцвета, превратилась из палаты редкостей в естественнонаучный и исторический музей.

В первые годы царствования Екатерина издала распоряжения по укреплению берега Невы около Кунсткамеры и по оформлению набережных на Васильевском острове. В 60-е гг. начались интенсивные работы по оформлению интерьеров, причем, судя по всему, учитывались художественные вкусы императрицы. Лепщик Г. Ф. Портьер, выполнивший в 1760 – 61 гг. лепные украшения на сводах трех помещений нижнего этажа, в 1764 г. приступил к отделке Минцкабинета, украсив потолки и своды гипсовыми слепками монет и медалей, вплетенными в растительный орнамент. Интересно, что идея такого оформления Минцкабинета Кунсткамеры совпадает с увлечением Екатерины II, которая у себя в Эрмитаже создала мастерскую, где делала слепки со своей многочисленной коллекции гемм.[3]

Отделка интерьеров Кунсткамеры закончилась в 70-е гг. К 1777 г. художник Н. Любецкий восстановил старые росписи здания (до наших дней не дошли). В 1777 – 1778 гг. над дверями библиотечной галереи были установлены два аллегорических барельефа — «Празднующая Европа» и «Триумф России», в одном из которых в центре композиции портрет Петра I, в другом — портрет Екатерины II, что должно было свидетельствовать о преемственности традиций в покровительстве наукам и искусству.

Переезд коллекций из дома Демидова в отстроенное здание Кунсткамеры затянулся на несколько лет и закончился в 1766 г. С 1767 г. возобновилось научное руководство музеем. Руководителем Натуркабинета, в частности, был назначен академик П. Паллас. В 1769 г. он отправился в одну из академических экспедиций (1769 – 1774 гг.), значительно пополнивших собрание Кунсткамеры. Паллас выполнял задание не только Академии наук, но и Екатерины II. Специально для нее он привез коллекцию монет и медалей, а также костюмы разных народностей России. Последние императрица передала академическому музею. Подобным образом она поступала и со многими другими вещами. Так, в протоколах заседания Академии наук за сентябрь 1791 г. зафиксировано, что «мадам Дашкова» передала в Кунсткамеру каталог и коллекцию 22 японских вещей, которые были поднесены Екатерине II и подарены ею Академии наук. В 1792 г. императрица отдала академическому музею кунсткамеру Петра III, хранившуюся до этого в Ораниенбауме. В середине 90-х гг. из личного собрания Екатерины Эрмитажа поступила коллекция, собранная секретной экспедицией Н. И. Биллингса — Г. А. Сарычева по исследованию Берингова пролива и Северной Америки, и японские предметы, присланные русской императрице в подарок шведским врачом и путешественником доктором Штутцером. Передавая этнографические вещи и предметы натуральной истории в Кунсткамеру, Екатерина приобретает для Эрмитажа живопись, графику, скульптуру, изделия декоративно-прикладного искусства, монеты и медали.

Ради пополнения своего собрания гемм она была готова отдать многое. Так, в 1785 г. императрица забирает из Кунсткамеры богато декорированный геммами кубок (подарок датского короля Петру I), демонтирует его, включая геммы в свою коллекцию. Взамен в Кунсткамеру поступил «пожалованный ею» минеральный кабинет профессора Лаксмана.

Кунсткамера из музея с эклектическим подбором коллекций, с условным делением на кабинеты превращается в специализированный естественноисторический музей.

В Кунсткамере, как никогда раньше, бывало «множество всякого звания народу». Знакомство с собранием академического музея входило и в программу воспитания великого князя Павла Петровича. Он посещал Кунсткамеру в сопровождении своего учителя Н. И. Панина, о чем упоминает И. Бакмейстер, автор каталога-путеводителя «Опыт о библиотеке и кабинете редкостей и истории натуральной Санкт-Петербургской Императорской Академии наук» (1779 г.). Это была первая книга, в которой содержались сведения о коллекциях и истории музея.[4]