Глава 1. История возникновения и развития «презумпции невиновности»

Прототипом презумпции невиновности иногда называют древнеримскую формулу praesumptio boni viri, что означает: участник судебной тяжбы считается действующим добросовестно, пока иное не доказано. Мнение это устоявшееся[3], однако вряд ли верное по существу.

В Древнем Риме данная формула применялась в разбирательстве имущественных споров, отнюдь не распространяясь на уголовные дела. Именно гражданское римское право называл Маркс наиболее совершенной формой права, покоящегося на частной собственности. Глубоко вникая в вопросы об имуществе и правах на имущество судьи Древнего Рима решительно пресекали попытки затемнить суть дела голословными упреками противной стороны в недобросовестности.

В ином режиме разрешались уголовные дела, особенно дела, затрагивающие основы рабовладельческого строя, тем более дела, в которых были прямо или косвенно заинтересованы император или его приближенные.

В накаленной политической атмосфере Римской империи не ограждали от судебного произвола даже богатство и знатность. На многих страницах «Анналов» Тацит пишет о том, как болезненной мнительностью Цезаря или интригами алчных придворных инспирировались ложные доносы, фантастические обвинения, которые автоматически влекли осуждение. Только самоубийство могло избавить невиновного от позорной смерти в петле или изгнания с конфискацией имущества[4].

Когда же дело касалось рабов, то вопрос о виновности вообще исключался из рассмотрения. Так, убийство рабом своего хозяина безусловно влекло мучительную смерть на кресте всех других рабов, находившихся в доме.

Террористическое уголовное законодательство древних римлян, по характеристике Т. Моммзена, «беспримерно шаткое и неразвитое»[5], оказалось на редкость живучим.

Средневековые монархи не только провозгласили себя римскими императорами, но и восприняли римское право, основательно, впрочем, приспособив его к злободневным запросам феодалов, городского патрициата, церкви. Широкое применение находили Libri terribiles («Устрашающие книги») — переработанный итальянскими правоведами кодекс Юстиниана, главы Восточной Римской империи. Они и явились источником немецких судебников XIV-XVI вв.

Одни из наиболее характерных памятников феодального права представляет «Уголовно-судебное уложение Карла V, императора Священной Римской империи германской нации», называемое также «Каролиной». Принятая Регенсбургским рейхстагом в 1532 г., «Каролина»  формально сохраняла силу в германских и зависящих от них государствах вплоть до 1870 г. и повлияла на развитие законодательства других феодальных держав.

В предисловии к Уложению Карл V, кровавый деспот, провозглашает стремление к общему благу[6]. Основное же средство для достижения этой цели он видел в применении пытки. Так, ст. XXII «Каролины» устанавливала: «Никто не должен быть приговорен к какому-либо наказанию на основании одних только доказательств, улик, признаков истины или подозрений. На сем основании может быть только применен допрос под пыткой при наличии достаточных доказательств.                  

Окончательное осуждение кого-либо к уголовному наказанию должно происходить на основании его собственного признания или свидетельства... но не на основании предположений и доказательств».                    

Видимо, только исключительная сила воли могла удержать подсудимого от признания, неизбежно влекущего обвинительный приговор. Но при всех условиях увечащие пытки предшествовали и осуждению, и маловероятному оправданию. Уже приступая к разбирательству, суд исходил из того, что подсудимый виновен и потому к нему должно быть применено насилие. Это была презумпция виновности, проводимая в крайних, ничем не прикрытых формах.                                     

Петр I совершенно в духе своего времени предписывал осуждать подсудимого и при недоказанном обвинении с тем, однако, что в таком случае «судье надлежит в смертных делах пристойным наказанием его наказать опасаться, но только паче чрезвычайно наказать, понеже лучше 10 виновных освободить, нежели одного к смерти приговорить» (Устав воинский. Краткое изображение процессов или судебных тяжеб, ч. II, гл. V, п. 9). Таким образом, возможная невиновность не исключала обвинительного приговора, но принималась во внимание как основание для замены «пристойного наказания» ~ смертной казни - менее суровым -  «чрезвычайным наказанием».

Буржуазная революция провозгласила одной из главных своих целей защиту свободы личности. Идеологов буржуазии заботила прежде всего свобода буржуа, которую лучшие из них искренне отождествляли со свободой каждого члена общества. Выражением новых принципов общественных отношений должна была послужить Декларация прав человека и гражданина 1789 г.

При подготовке проекта декларации в Шестом бюро Национального собрания депутат Дюпор предложил законодательно закрепить презумпцию невиновности в такой форме: «Каждый человек невиновен до тех пор, пока он не осужден. Если будет сочтено необходимым подвергнуть его задержанию, то всякая мера строгости, не нужная для того, чтобы помешать ему скрыться, должна быть строго караема». В окончательном тексте декларации была принята, однако, несколько другая формулировка, а именно: «Так как каждый человек предполагается невиновным, пока его не объявят виновным (по суду), то в случае необходимости его ареста всякая строгость, которая не является необходимой для обеспечения (за судом) его личности, должна строго караться законом». Указаний на какую-либо дискуссию по этому вопросу в протоколах Национального собрания нет, и чем вызваны эти редакционные изменения, можно только догадываться.

Член-корреспондент АН СССР М. С. Строгович полагал, что в данном случае презумпция невиновности сформулирована не как самостоятельный принцип, а лишь как аргумент против чрезмерных мер принуждения из-за нерешительности буржуазного законодателя. Ибо в качестве принципа презумпция невиновности порождает выводы, идущие значительно дальше и вступающие в противоречие с инквизиционным порядком судопроизводства, от которого в тот момент еще но отказались[7].

Не исключено и иное предположение. Декларация принималась в обстановке двоевластия. Национальное собрание объявило себя законодательным органом. Но исполнительная власть оставалась еще за монархией. Одним из одиозных проявлений старого режима были произвольные приказы короля об арестах — lettros de cachet. Король подписывал их незаполненными, и фамилию лица, подлежащего аресту, проставлял по своему усмотрению полицейский чиновник. Арестованный обрекался на одиночное заключение без суда «до тех пор, пока его величеству это будет угодно». Возможно, именно поэтому ст. 9 Декларации построена как правило, в котором основной упор сделан на запрет излишней строгости при аресте, а презумпция невиновности приведена как мотивирующая ссылка на исходный правовой принцип.

Так или иначе, презумпция невиновности в 1789 г была законодательно закреплена — это существенно повлияло на развитие права и еще больше — на развитие правовой мысли в других странах.

Вскоре, однако, презумпция невиновности разделила судьбу других буржуазно-демократических принципов По мере того как уходила в прошлое опасность реставрации феодализма, на первый план выступали противоречия между эксплуататорами и эксплуатируемыми. Ввиду этого господствующий класс обращается к старому испытанному оружию - к внесудебной репрессии, несовместимой с презумпцией невиновности.

Уже французская конституция 1791 г. устанавливала: «Суды не могут вторгаться в административные функции и вызывать на разбирательство администраторов по поводу осуществления ими их функций». Тем самым чиновники, нарушающие личную свободу граждан, фактически освобождались от контроля и ответственности перед судом[8].

В дальнейшем, по-прежнему декларируя в общей форме демократические принципы, буржуазные законодатели неуклонно вводили конкретные, частные нормы, подрывающие эти принципы.

Так, законом о государственных тюрьмах 1810 г. Наполеон возродил систему административных арестов. По этому закону полиция получила возможность с согласия группы высокопоставленных чиновников, образующих Тайный совет, производить аресты и без суда подвергать узников пожизненному заключению.

Американский исследователь Маршал Хоутс пишет: «Я был поражен отношением многих судей к своему делу. Их грубость и бесцеремонность, проявляемые в течение многих лет судебной работы, выработали у них такое мнение, что каждый обвиняемый в преступлении обязательно является виновным. Они считают, что любое выдвигаемое алиби есть не что иное, как мошенничество, И забывают, что правдивое алиби существует»[9].

Открыто выступив против буржуазно-демократических установлений, фашисты, естественно, не обошли и презумпции невиновности. В объяснительной записке к итальянскому уголовно-процессуальному кодексу 1930 г. министр юстиции Рокко писал, что презумпция невиновности «представляет собой странность, связанную со старыми понятиями, которые коренятся в принципах французской революции и которые приводят к крайним и непоследовательным эксцессам в установлении гарантий личности... Чтобы он (обвиняемый) считался невиновным в то время, как о нем потому и производится дело, что он обвиняется в преступлении,— это такая нелепость, такое явное извращение логического и юридического смысла, что не может быть допущено даже в качестве приема выражения»[10].

Интересно, что уже после победы над фашизмом эту же оценку почти буквально, от своего имени, воспроизводит американский автор Коллисон: «Теория «презумпция невиновности» — явная фикция. Ни один здравомыслящий человек не будет исходить из предположения, что задержанное лицо невиновно... Это одна из многих абсурдных теорий»[11].

В действительности, однако, абсурдна не презумпция невиновности. Абсурдны попытки повернуть вспять колесо истории, возродить в судах «охоту на ведьм» и иные атрибуты средневековья, конечно несовместимые с презумпцией невиновности.

В борьбе с судебно-полицейским произволом коммунисты, профсоюзные активисты, прогрессивная интеллигенция капиталистических стран отстаивают демократические принципы, среди которых видное место занимает презумпция невиновности. В ряде случаев эти усилия достигают конкретных целей.

Позиция нашего государства в этом вопросе ясна. Она зафиксирована в ряде исторических документов. С участием Советского Союза разработана и принята Генеральной Ассамблеей ООН Всеобщая декларация прав человека. В ст. 11 декларации провозглашено: «Каждый человек, обвиняемый в совершении преступления, имеет право считаться невиновным до тех пор, пока его виновность не будет установлена законным порядком путем гласного судебного разбирательства, при котором ему обеспечиваются все возможности защиты».

Верховный Совет СССР ратифицировал принятый Генеральной Ассамблеей ООН в 1966 г. Международный пакт о гражданских и политических правах, также закрепляющий (в ст. 14) презумпцию невиновности.

Существенный аспект этого принципа выражен в ст. 49 Конституции РФ: «Никто не может быть признан виновным в совершении преступления, а также подвергнут уголовному наказанию иначе как по приговору суда и в соответствии с законом».