1. Власть как пространство власти

Примем за точку отсчета то, что Ф. Ницше говорил о пространстве внешнем и пространстве внутреннем; внешнее пространство составляют социальные и политические структуры, климат, семья и т.п.; внутреннее пространство – это некоторая сфера духовной жизни человека (язык, сознание, болезнь и т.д.).

В контексте размышлений Ницше пространство власти – это, естественно, нечто, относящееся к пространству внешнему. Ведь внешнее пространство – это прежде всего чувственно воспринимаемая реальность.

Но как проявляет себя пространство, являющееся потенциальным пространством свободы, в условиях преобразования его властью? Каковы пределы тех усилий, которые необходимы власти, чтобы подчинить, стратифицировать это пространство?

Власть способна не только структурировать и переструктурировать пространство власти, но и обращать это последнее в мертвое пространство. Мертвое пространство – это то, что остается после катастроф. Власть не ставит под сомнение собственное право на превращение пространства, населенного живыми людьми и являющегося материальной основой бытия самой власти, в мертвое пространство. В этом смысле власть демонстративно безответственна.

Пространства власти формируются как на основе естественных, природных структур, так и на основе структур искусственного происхождения, не существующих помимо человека, созданные им.

Космос, макрокосм власти – это глобальное географическое пространство, стратифицированное властью.

Микрокосм – это структура, в которой локализована какая-то часть жизни человека.

Только в микрокосме возможен контроль отдельного конкретного человека.

Локус – это пространство, где контролируются группы людей и отдельные лица, как вообще-индивиды.

Контроль локального пространства предполагает контроль любого индивида, находящегося в пределах или проходящего через это пространство.

Для того, чтобы исследовать понятие пространство власти следует остановиться на том, как понимается власть и проанализировать понятие технология власти.

Технологии власти – это бессознательные власти. На определенном этапе развития человеческого общества технологии власти – это способ самоорганизации человеческого общества, средство выживания социума в условиях угрожающей человеческому сообществу внешних опасностей.

Типы технологических организаций.

1)    наказание

2)    ограничение деятельности индивида

Рассмотрим более подробна эти два вида технологических организаций.

Наказание. Речь идет о наказании в широком смысле слова, прежде всего непосредственное, обычно болевое, воздействие на тело подданного, причем важнейшее место здесь занимает телесная пытка, представляющая собой «казнь до казни, или, медленную казнь».

Наказание – единственный регулятор поведения тех-кто-под-властью.

Ограничение, контроль деятельности индивида. В известной мере замещают страх наказания и прочие негативные санкции.

Здесь душа и сознание сиановятся основными объектами манипуляций правовой системы.

Паноптикон. Можно сказать, что панопктикон  - это конструкция, где взгляд власти метафорический совпадает со взглядом власти реальной.

Для Фуко понапктикон – это архитектурный образ дисциплинарной власти.

В моем понимании конструкции типа паноптикона представляют собой материализацию возникшей в обществе потребности в дисциплине нового типа.

Общие принципы, заложенные в панопктиконе как технической конструкции, реально были реализованы при организации концлагерей в СССР или Германии.

2. Пространство власти в России

Своеобразие российской колонизации. Главная особенность российской колонизации заключается в том, что ее стимулятором было средоточие власти.

Колонизация в России была матрешечной: переселенческие потоки скрывали основу колонизационного процесса – очаговую колонизацию, опирающуюся на созданные ею же локальные образования и микросхемы власти.

Одним из следствий колонизации является способность созданного пространства власти сохранять стабильность и свои основные параметры только в условиях постоянного воспроизводства данного типа власти.

В России  ключевым элементом техноструктуры был механизм локализации населения.

Расширение пространства власти было вызовом техноструктуре, которая это пространство удерживала, стягивала воедино.

Этот процесс противоборства власти и пространства, однако, не был линейным, постепенным, предопределенным. Он носил скачкообразный характер. Например, феодальные войны в период формирования централизованного русского государства в Северо-Восточной Руси.

Технологии власти, сформировавшиеся в российском пространстве власти и сформировавшие самое это пространство, оказались неадекватны этому пространству.

При изменении параметров пространства в целом прежняя техноструктура уже не могла контролировать население в рамках традиционного государственного ядра. Выживание государства зависело от способности создать новую техноструктуру, адекватную новому качеству пространства.

Опричнина представляла собой попытку осуществить технологическую модернизацию в рамках архаических государственных форм, и в этом плане она была технологической утопией.

Повторной завоевание пространства может осуществляться властью в различных формах: насильственная каторжная колонизация, идущая волнами от центра к периферии; массовый террор.

Для того, чтобы создать пространство власти в России, совершенно не обязательно было осваивать территорию.

Глобальные катастрофы в российском пространстве власти. Экстремальная ситуация как бы проявляет потенциал возрастания власти и в то же время обнаруживают технологическую несостоятельность, когда потенциал возрастания власти отсутствует.

Мор 1551 и 1571 годов в Новгороде и Пскове. Пространство испытывает влияние рудиментарных проявлений полицентричности эпохи удельной раздробленности. Наиболее употребительными мерами были заставы и сторожа на дорогах. Тех, кто пытался проехать в город жгли.

Чума 1771 года. Ужесточение дисциплины в экстремальных условиях, причем ужесточение малоэффективное связано с эпидемией чумы.

Власть и население поначалу проявляют удивительное неуважение к грядущей опасности. Зато после осознания угрозы начинается паника. На место принепрежения к опасности заступает видение ситуации, и чума начинает восприниматься как синоним неизбежной смерти.

Власть медлительна, нерешительна, не отдает себе отчета в ситуации.

Несмотря на смертельную опасность разрастается корыстолюбие и мздоимство.

Голод 1601-1602 годов. Отметим, как власть реагировала на ситуацию – бунты, разбой на больших дорогах, стихийный приток населения из ближайших уездов в Москву, бегство крестьян из холопов.

Технологии «среднего уровня» не работают в должным образом в ситуации, когда глобальное пространство власти в целом должным образом не структурировано технологически, а существующая структура деформирована.

Голод 1932-1933 годов. Пересекались векторы движения с периферии в центр.

Власть рассчитывала на создание на фоне голода  предельно жестокой системы дисциплинарных технологий.

Катастрофальные потрясения использовались как своеобразное орудие нормализации. Экстремальные ситуации, в свою очередь, стали единственной ситуацией, в которой власть была способна создать гарантии собственного выживания.

3. Технологии власти в геополитическом контексте

Геополитическое пространство -  это некие естественные константы географического пространства, оказывающее воздействие на формирование макросов власти и глобальных социальных структур. Речь идет об определенном способе структурирования и маркировки физического пространства многослойным комплексом социальных воздействий: экономических, политических, военных, демографических и др.

До петровских реформ геополитический центр и центр пространства власти в России совпадали.

Именно в связи с отделением центра власти от геополитического центра в России создается первая мегамашина, т.е. строительство Петербурга.

В сталинские времена был воспроизведен механизм преобразования символического насилия в насилие прямое, физическое.

Территории между Россией и Западной Европой страдали от технологической избыточности.

Перемещение столицы – Петербурга – в пространство буферной геополитической зоны вынудило власть ужесточить способы технологического контроля.

Итак, реальное географическое пространство структурировано не только с точки зрения технологической, властной, но также геополитически и политически.

Геополитическая утопия. В истории можно столкнуться как с попытками тех или иных государств, политиков мыслить категориями глобальной политики, так и с амбициями противоположного рода, - игнорируя реальные геополитические водоразделы, осуществить экспансию за их пределы, опираясь прежде всего на гипертрофированное сознание собственной военно-политической самостоятельности и, наконец, веруя во всесилие действующих машин власти. Подобного рода планы можно было бы назвать соответственно геополитической, политической и геотехнической утопией.

Исходная точка любой геополитической утопии – гипертрофия определенных способов и механизмов покорения пространства.

Геополитическая утопия имеет своим источником вульгарное технологическое сознание: овладение территории в соответствии с тем, что считается геополитической логикой.

То, что с точки зрения геополитики является утопией, с точки зрения политики часто является прагматикой.

В сфере большой политики и геополитики в разгар холодной войны существовала некая потребность в технологичности, в формализации определенных неформальных отношений и взаимосвязей.

Устройство типа паноптикона не есть нечто, жестко противостоящее системе пространственного контроля. Это конструкция стремящаяся к развертыванию в пространстве, к экспансии.

Власти присуще стремление застраховать, обезопасить себя от случайностей, что можно сделать, предотвращая любые изменения. Власть стремится обеспечить некую статичность не только внутри присвоенного ею пространства, но и статичность параметров самого этого пространства.

4. Макротехнологии в Российском пространстве власти

Технологии локализации. После 1917 года в науке утверждается представление о возникновении на Руси крепостного права как результата действия преимущественно социально-экономических причин.

В развитии техноструктуры есть своя своеобразная диалектика. Кризис помещичьего крестьянства, повлекший и обусловивший такие события, как опричнина, отмена «крестьянских отказов», мог быть преодолен лишь с приданием поместью статуса безусловного владения, собственности; но в этом случае поместье переставало быть средством дисциплинирования его владельца со стороны власти.

Ликвидация крепостного права не означала уничтожения механизмов локализации; просто на первый план естественным образом выдвинулись иные технологии. Крепостное право уходит – и на первое место выходит одна из технологий второго ряда, община и круговая порука.

Депортация. В широком смысле слова депортация – это принудительное перемещение значительной массы людей. Смыслом депортаций как глобальных операций власти часто является выживание власти как таковой, утверждение необходимой для этого выживания неограниченной возможности перемещения людских масс либо, в известных случаях, профилактика потенциально негативных с точки зрения власти событий или состояний. Иными словами, депортация как технологическая операция всегда следовала логике прежде всего властной, а затем уже экономической.

Презумпция депортации заключается в том, что право населения спокойно существовать в местах проживания является условным и также соблюдается или не соблюдается в зависимости от произвола власти.

Механизма «локализация + депортация» образует одну из машин власти: депортацией следует жесткая локализация депортированных, с другой стороны, именно локализация дает власти возможность распоряжаться жизнью тех, кто становится ее объектом, вплоть до произвольного их перемещения в пространстве.

Технологии исключения. В качестве примера  можно привести пример больного проказой. Прокаженных в Западной Европе отпевали живыми.

Равным образом восприщались хождения так называемых попрошаев,  бродячих, то есть не имеющих постоянного мета жительства.

Согласно решению Стоглавого сбора бездомные старики и прокаженные должны помещаться в специальных богадельнях, где над ними устанавливался специальный надзор.

Технологии исключения были необходимы для утверждения определенной технологической модели в целом, для создания технологической властной ткани, в которой не может быть прорех или разрывов.

В этом плане вопрос о необходимости подобной системы практически не связан с проблемой политических перспектив реставрации  - мера насилия напрямую не связана с потенциалом сопротивления.

Исключение – это технология, которая устанавливает связь власти не только с теми, кто непосредственно подвергается исключению, но и с теми, кто составляет с последними оппозицию.

Изоляция. Тюрьма является институтом, обеспечивающим осуществление наказания в форме лишения свободы.

 Не всякое заключение является тюремным. На протяжении весьма длительного времени тюрьма в России была не столько местом лишения свободы, сколько местом пребывания преступника.

Таким образом, в последней четверти ХVIII – первой четверти ХIХ века, то есть в период существования тюрьмы, российская тюрьма олицетворяла собой скорее старые технологии власти, нежели новые, дисциплинарные.

После Сталина происходят существенные изменения в глобальном механизме изоляции. Ускоряется принцип условного наказания: изоляция в качестве наказания получает альтернативу, которую следует связать скорее с понятием выделения. Вместе с тем наряду с усилением дисциплинарных технологий в современном смысле слова происходит некая технологическая  дегенерация, одряхление властного пространства как такового. Так после Хрущева, в «период застоя», власть использует психбольницы вместо тюрьмы, камуфлируя наказание под некую социальную терапию, и тем самым сама ставит под сомнение свое право наказывать за умысел против власти.

Стратегия унификации. Осуществление унификации предполагает установление принудительного равенства в самых различных сферах, от отношения к суверену до потребления предметов первой необходимости.

Механизм наказания должен функционировать независимо от наличия или отсутствия поводов для наказания.

Суть сталинской унификации выражалась принципом: все равны перед террором. Террористическая унификация ломает все сложившиеся иерархии, которые существуют лишь в дотеррористическом пространстве.

Стигматизация. Доносительство как машина контроля. Видимые проявления стигматизации имеют определенные исторические формы. Одна из форм - это клеймение преступников. До середины ХХ века выделение осуществлялось посредством техники, ориентированной на прямое воздействие на человеческое тело.

Одной из мер было данное властью самой себе право ставить любого гражданина под гласный надзор. Поднадзорный принужден был сдать все свои документы и получить особое удостоверение, выдаваемое полицией.

Форма гласного, объявленного надзора стала преддверием практик незримой, невидимой стигматизации.

Подобный контроль поведения возможен лишь в том случае, если существуют какие-то установленные властью правила поведения, если несоблюдение их наказывается и если карающая инстанция получает информацию о проступках, подлежащих наказанию.

Предельно жестокая система правил, предельно произвольная система наказания, мало связанная с реальными проступками, и тотальная информация власти, тотальность которой есть факт, доведенный до сознания тех кто под властью, и составляет тоталитарную систему.