Содержание

Введение. 2

1. Франция и Великобритания во Второй мировой войне: политическая стратегия  4

2. Сотрудничество У. Черчилля и Ш. де Голля. 12

Заключение. 27

Список литературы.. 29























Введение

Целью данной работы является рассмотрение внешней политики Великобритании по отношению к  движению «Свободная Франция». Задачами, поставленными в работе, являются: рассмотрение политических стратегий Франции и Великобритании во второй мировой войне, а также сотрудничества двух лидеров – Шарля де Голля и Уинстона Черчилля.

6 июня 1940 года, когда значительная часть французской армии была уже разгромлена фашистской Германией, де Голль стал заместителем министра национальной обороны. После вступления германских войск в Париж и прихода к власти правительства Петэна де Голль выехал в Великобританию, откуда 18 июня 1940 года обратился по радио с призывом к французам продолжать борьбу против фашистской Германии. Де Голль основал в Лондоне движение "Свободная Франция", примкнувшее к антигитлеровской коалиции, а 24 сентября 1941 года - Французский национальный комитет.

Деголлевская дипломатия отныне все больше ориентировалась на Советский Союз. Де Голль очень активно использовал косвенную советскую поддержку в трудных отношениях с Англией. Он имел свою "теорию" о трех возможных ступенях обеспечения безопасности Франции: первая - с помощью СССР, поскольку он находится на континенте, вторая - с помощью англичан, которым, однако, необходимо выпить чаю, прежде чем они пересекут Паде-Кале, и, наконец, Америка, которая прибывает тогда, когда война почти уже выиграна другими. При такой раскладке, естественно, следовало заключить пакт только между Францией и СССР. "А потом, - добавил де Голль, - можно будет договориться о другом пакте с Черчиллем".

В ходе первой фазы войны (1939-40 г.г.) Великобритания и Франция не смогли наладить между собой эффективного взаимодействия. Впоследствии, после вступления в войну США, начались серьезные разногласия между США и Великобританией. В описываемый период можно отметить довольно пренебрежительное отношение к «Свободной Франции» со стороны Соединенного Королевства. Прежде всего, это вызвано спецификой взаимоотношений между главами государств.

На протяжении всей войны, особенно в первое время, судьба де Голля во многом зависела от Черчилля. То, что Черчилль признал де Голля главой «Свободной Франции» не говорила о его готовности помогать ему. Отношения между двумя лидерами резко колебались. Негодование Черчилля объяснимо – находясь в сильной зависимости от него, де Голль проводил свою политику. К тому же и Черчилль и де Голль обладали сильными характерами, поэтому конфликты были неизбежны. Позиции Черчилля были неизмеримо силь­нее, и сознание этого отнюдь не побуждало его считаться с де Голлем, в котором он, потомок знаменитого аристократического рода, признанный крупный политический деятель, самоуверенный и властный, всегда видел выскочку.

В то время как международный горизонт был затянут тучами, народ Англии испытывал тяжкие лишения. Однако многочисленные испытания, выпавшие на долю англичан, не облегчали отношений французов с ними. Поглощенные своими заботами, они считали проблемы французов несвоевременными. Кроме того, они стремились включить французов в ряды своих собственных сил, поскольку те осложняли их дела. Действительно, им было бы более удобно и с административной и с политической точек зрения обращаться со свободными французами как с составной частью английских вооруженных сил и учреждений, а не как с честолюбивыми и требовательными союзниками.








1. Франция и Великобритания во Второй мировой войне: политическая стратегия

1 сентября 1939 г. фашистская Германия напала на Польшу. 3 сентября Франция и Англия объявили войну Германии. В войну вступили доминионы и колониальные владельцы Англии и Франции. Вторая мировая война началась. Де Голля назначили командующим тан­ковыми войсками 5-й армии в Эльзасе.  За ряд успешных операций он был произведен в чин бригадного генерала, при правительстве Рейно назначен заместителем военного министра.

Отсутствие военных действий со стороны Германии не было использовано французскими правящими кругами ни для подготовки к предстоящим боям, ни для перевода промышленности на военные рельсы. Именно этот характер ведения войны против фашистской Германии со стороны французского правительства и получил название «странной войны». Во французской мемуарной литературе, посвященной годам Второй мировой войны, обращается внимание на удивительную беспечность французского правительства во время «странной войны» в отношении гитлеровской опасности. Эта беспечность отчасти объясняется усиленными заверениями германских дипломатов об отсутствии каких бы то ни было враждебных намерений по отношению к Франции. В октябре 1939г. германские дипломаты неоднократно заявляли французским дипломатическим представителям, что поскольку Польша уже не существует как государство, то нет больше причин, мешающих установлению мира между Францией и Германией. Под прикрытием этого «мирного наступления» Германия тайно готовила разгром Франции.

Правительства Англии и Франции во время «странной войны» придерживались оборонительной стратегии. Они рассчитывали, что господство англо-французского флота на море позволит им держать Германию в тисках блокады, тогда как мощная укрепленная «линия Мажино», построенная французами на франко-германской границе, сделает невозможным немецкое наступление на запад. Часть правящих кругов Англии и Франции, несмотря на германо-советский договор, продолжала надеяться на военное столкновение Германии и СССР.

16 июня 1940г.  кабинет Рейно подал в отставку. Новое правительство сформировал мар­шал Петен, сторонник прекращения войны. Теперь капитуляция Франции была неминуемой. Все, что творилось в эти дни, казалось де Голлю каким-то   абсурдом. Он отказывался верить в то, что его страна повержена, и думал только об одном: любой ценой, любыми   средствами продолжать битву, даже если этого хочет только он один.

16 июня де Голль прибыл в Лондон и остановился в гостинице «Гайдпарк». Скоро пришли Корбэн, посол Франции в Лондоне, и Жан Моннэ, коньячный фабрикант, миллионер и инициатор проектов совместной международной деятельности банков и крупнейших фирм. Утром этого же дня де Голль принимает первое самостоятельное решение без ведома правительства. Из Америки в Бордо шел пароход «Пастер»  с грузом оружия. Генерал приказал изменить маршрут судна и направить его в  один из британских портов.

Затем Жан Моннэ изложил ему свой проект слияния Великобритании и Франции в одно государство с общим правительством, парламентом, гражданством, армией, флотом и т. п. Трудно было возразить что-нибудь более противоречащее взглядам де Голля на нацию как высшую ценность. Но поразмыслив, де Голль решил предложить фантастический план Черчиллю, чтобы тот официально выдвинул его. Де Голль сделал это во время завтрака с Черчиллем в «Карлтон Клаб». Британский премьер согласился, хотя не верил в эту затею. Он думал о том, что Англия могла бы приобрести огромный французские колонии и флот, поскольку оккупированная Франция их не удержит.

Вечером де Голль, находясь на Даунинг-стрит, в резиденции премьера, по телефону диктует Рейно грандиозное британское предложение, которое тот должен передать на рассмотрение французского совета министров. Де Голль объяснил это в последствии как попытку оказать моральную поддержку Рейно, помочь ему продолжать войну. Объяснение, по меньшей мере, странное, так как правительство Рейно встало перед дилеммой: либо принять английское предложение, что значило бы отдать все Англии – колонии, флот, даже флаг Франции (территория метрополии при этом, естественно, будет оккупирована немцами), либо принять предложение Петэна и Вейгана о примирении, в результате которого Франция сохранит формальное существование, колонии, даже основную часть территории метрополии. Очевидно, что условия второй капитуляции даже легче. «Моральная поддержка» резко усилила шансы Вейгана и Петэна.

Между тем много по-прежнему оставалось неясным. Конечно, уже существовала принципиальная договоренность с Черчиллем о том, что де Голль в случае капитуляции Франции останется в Англии. Позднее генерал признался в одном из интервью, что между ним и британским премьером «согласие было достигнуто сразу, сначала в Лондоне, затем в Бриоре и после в Туре»[1]. Но ничего нельзя было предпринять, не зная намерений правительства Рейно. Приходилось снова лететь в Бордо.

17 июня де Голль уже встретился в Лондоне с Черчиллем. Он заверил английского премьера в своем твердом намерении про­должать борьбу. «Для меня речь шла,— писал он в своих мемуа­рах,— прежде всего о спасении нации и государства. Я считал, что навеки будут потеряны честь, единство и независимость Фран­ции, если в этой мировой войне одна лишь Франция капитулиру­ет и примирится с таким исходом. Ибо в этом случае, чем бы ни кончилась война, независимо от того, будет ли побежденная на­ция освобождена от захватчика иностранными армиями или останется порабощенной, презрение, которое она испытывала бы к самой себе, и отвращение, которое она внушала бы другим нациям, отравили бы надолго ее душу и жизнь многих поколений французов»[2]. Черчилль, в отличие от своих чиновников, хорошо понял, какой для британской политики является де Голль с его незапятнанной репутацией

Де Голль считал совершенно необходимым, чтобы в войне приняли участие не только отдельные французы, но и Франция. 18 июня он написал воззвание к своим соотечественникам, которое прочитал в восемь часов вечера по английскому радио. В нем он доказывал, что положение Франции далеко не безна­дежно. Заканчивалась речь следующими словами: «Я, генерал де Голль, ныне находящийся в Лондоне, приглашаю французских офицеров и солдат, которые находятся на британской территории или смогут там оказаться, установить связь со мной. Что бы ни случилось, пламя французского Сопротивления не должно погас­нуть и не погаснет. Завтра, как и сегодня, я буду выступать по радио Лондона»[3].

22 июня 1940 г. в Компьенском лесу, в сохранившемся как реликвия вагоне маршала Фоша, где в 1918 г. подписывалось перемирие с Германией, было заключено франко-германское перемирие. 25 июня Франция подписала перемирие с Италией.

Согласно условиям франко-германского и франко-итальянского перемирий Франция прекращала военные действия, разоружала свою армию и флот. Две трети ее территории, включая Париж, оккупировались немецкими войсками. Франция должна была выплачивать огромные оккупационные платежи.

Это была самая позорная в истории Франции капитуляция. Если до этого де Голль и мог испытывать какие-то колебания, то теперь для них не оставалось места. Он окончательно утвердился в своем решении отвергнуть принцип дисциплины, повиновения, почтения к законной иерархии, то есть все то, что служило основой прочности, незыблемости французского государства. Если раньше он видел выполнение долга в подчинении людям, являвшимся носителями власти государства, то теперь своим долгом он считал отказ от этого подчинения. Человек, который с юных лет полагал, что «смысл жизни состоит в том, чтобы совершить во имя Франции выдающийся подвиг», который верил, что наступит день, когда ему «представится такая возможность», дождался своего часа на пятидесятом году жизни. Он оказался единственным французским генералом, единственным членом последнего законного правительства, который открыто, решительно, бесповоротно осудил предательство и стал бороться против него.

Итак, де Голль стал первым французом, поднявшим факел Сопротивления своей родины. «Конечно,— писал сподвижник ге­нерала Гастон Палевски,— была горстка людей, которая хотела оказать сопротивление. Были люди, предпочитавшие умереть бо­рясь, чем жить униженными. Но они были разобщены и разбро­саны по всей стране, не знали о существовании друг друга и не представляли реальной силы. Вот тогда и поднялся один человек и произнес свою речь»[4]. Мало кто услышал ее тогда во Франции. Но уже через некоторое время она стала исторической. Произнося ее, по словам самого де Голля, он почувствовал, как заканчивает одну жизнь и начинает другую. Совершенно сознательно, сле­дуя только собственным убеждениям, он перечеркнул прошлое и вступил в неизвестность, конечно, понимая, каким трудным и тер­нистым будет его дальнейший путь. Но обладая сильным харак­тером, твердой волей, хладнокровием и честолюбием, генерал смело пошел навстречу судьбе.

28 июня английское правительство объявило, что оно признает генерала де Голля как главу «Свободных французов». 7 августа 1940 г. генерал де Голль и Уинстон Черчилль подписали соглашение относительно организации, формирования и использования французских добровольческих  сил в Англии. Де Голль обязался сформировать эти силы и осуществлять верхов­ное руководство ими в соответствии с общими директивами бри­танского командования. Англия не признавала прав де Голля на осуществление государственной власти и рассматривала «Сво­бодных французов» только как добровольцев у себя на службе. Однако она обеспечивала де Голлю регулярную финансовую под­держку и давала ему возможность создать помимо военного граж­данский орган, который мог стать зародышем будущего прави­тельственного аппарата. Итак, соглашение окончательно кон­ституировало существование организации «Свободных францу­зов». Вскоре она была переименована в «Свободную Францию».

Не будет преувеличением сказать, что на протяжении всей войны, особенно в первое время, судьба де Голля во многом зависела от Черчилля. То, что Черчилль признал де Голля главой «свободной Франции» не говорила о его готовности помогать ему. Отношения между двумя лидерами резко колебались. Негодование Черчилля объяснимо – находясь в сильной зависимости от него, де Голль проводил свою политику. К тому же и Черчилль и де Голль обладали сильными характерами, поэтому конфликты были неизбежны. Позиции Черчилля были неизмеримо силь­нее, и сознание этого отнюдь не побуждало его считаться с де Голлем, в котором он, потомок знаменитого аристократического рода, признанный крупный политический деятель, самоуверенный и властный, всегда видел выскочку. «Эти страницы содержат суровую критику, основанную на событиях того мо­мента, по адресу генерала де Голля, и, несомненно, у меня были с ним непрерывные разногласия и много резких столкновений. Однако в наших отношениях был один доминирующий элемент... Я знал, что он не был другом Англии, но я всегда признавал в нем дух и идею, кото­рые навсегда утвердят слово «Франция» на страницах истории. Я понимал его и, негодуя, одновременно восхищался его высокомерным поведением. Эмигрант, изгнанный с родины, приговоренный к смерти, он находился в полной зависимости от доброжелательности сначала ан­глийского правительства, а затем правительства Соеди­ненных Штатов. Немцы захватили его родину. У него нигде не было настоящей точки опоры. Тем не менее, он противостоял всему. Всегда, даже тогда, когда он посту­пал наихудшим образом, он, казалось, выражал инди­видуальность Франции—великой нации со всей ее гор­достью, властностью и честолюбием. О нем говорили в насмешку, что он считал себя живым воплощением Жан­ны д'Арк. Это не казалось мне таким нелепым, как вы­глядело»[5].

История организации, создаваемой де Голлем в Лондоне, весьма запутанна и противоречива. Состав этой организации был достаточно разношерстным. Здесь впервые обнаруживается исключительная способность де Голля опираться на различные, зачастую неспособные сотрудничать друг с другом, массы. Это одно из тех многочисленных качеств, которое в значительной мере объясняет всю легендарность карьеры французского генерала.

Среди первоначального окружения де Голля были истинные патриоты своей Родины и прежнего режима. Непосредственным представителем был Гастон Палевский, который занимался политическими делами «Свободной Франции». Он был широко известен в финансовых кругах и имел хорошие связи в Лондоне. Анри Деваврен – бывший участник террористических отрядов кагуляров, получавший деньги и оружие от немецких и итальянских фашистов – ныне присутствовал в составе организации.                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                   Он присоединился к де Голлю будучи капитаном и вскоре стал подполковником, возглавив Центральное бюро осведомления и действия (БСРА), в руках которого оказалась вся оперативная деятельность «Свободной Франции».

Известно, что официальные представители католической церкви поддерживали режим Петэна. Но в составе «Свободной Франции» были и служители церкви.

Естественно, что особо широко оказался представленным офицерский корпус французской армии. Генерал Катру – губернатор Индокитая – оказался настолько предан де Голлю, – с которым когда-то находился в плену в Ингольштадте – что отказался от заманчивого предложения англичан. Дело в том, что когда де Голль уезжал в Африку в сентябре 1940 г., Черчилль предложил Катру занять его место. Катру был бы более полезен Англии с его покладистым характером. Но «вначале я имел в своем распоряжении лишь незначительное количество офицеров, почти исключительно младших»[6]. 

Видный биограф де Голля пишет о «Свободной Франции», что в результате выступления против Виши «Сопротивление приняло революционный характер».

Итак, офицеры и журналисты, ученые и монахи, кагуляры и левые католики, офицеры Иностранного легиона и чиновники государственного аппарата – де Голль брал на службу всех. Обязательным была лишь  личная подпись каждого следовать приказам де Голля. Он использовал всех, но при этом оставался независимым.

Стоит сказать, что не все те, кто присоединился к движению, сделали это из личной приверженности к генералу. Многие вообще не знали его раньше. Эти люди просто искренне полагали, что Германия неизбежно потерпит поражение. А де Голль постоянно напоминал об этом. В отличие от многих эмигрантских правительств, де Голль не хотел пассивно ждать падения Германии, он предпочитал действовать. Он делал все, чтобы в дальнейшем  иметь право вершить судьбу мира. Для этого он стремился объединить вокруг себя наибольшее число французов, создать вооруженные силы «Свободной Франции», заручиться поддержкой великих держав и приобрести территориальную базу в колониях. Вот основные направления его политики, с помощью которой он хотел вернуть престиж своей стране. Для достижения этой цели у него не было, ничего кроме кучки союзников, желания и весьма условной поддержки Черчилля.




2. Сотрудничество У. Черчилля и Ш. де Голля.

Сотрцдничество У. Черчилля и Ш. де Голля началось с того, что де Голль подписал с Иденом соглашение о «юрисдикции» свободных французов на британской территории, касавшееся, в частности, вопроса о компетенции наших трибуналов, которые должны были действовать «в соответствии с военным законодательством Франции». С другой стороны, французы смогли начать с английским министерством финансов переговоры о финансовом, экономическом и валютном соглашении. Веление этих переговоров, завершившихся 19 марта, было возложено с нашей стороны на Кассена, Плевена и Дени.

Проблемы, которые должны были разрешиться в этой области, сводились к тому, что нужно было покончить с этим периодом, когда Франция вынуждена была изыскивать всяческие способы существования. Каким образом французы, не имевшие еще ни банка, ни денег, ни транспорта, ни средств связи, ни торгового представительства за границей, сумеют обеспечить целостное существование всех примкнувших территорий в Африке и Океании? Каким образом содержать вооруженные силы «Свободной Франции», разбросанные во всех уголках земного шара? Как определить стоимость материальных средств и услуг, которые были предоставлены Франции англичанами и которые французы в свою очередь предоставляли им? Соглашение предусматривало, что любое урегулирование счетов должно происходить в Лондоне между английским правительством и генералом де Голлем, а не улаживаться с французскими местными властями по воле случая. По принятому денежному курсу один фунт стерлингов равнялся 176 франкам, то есть был принят тот же самый курс, который существовал до перемирия, заключенного Виши.

В соответствии с той же политикой де Голль и Черчилль учредили немного позже «Центральную кассу Свободной Франции». Это казначейство должно было производить все денежные операции: расчет по закупкам, выплату по окладам и т. д. и получать все взносы: поступления от наших территорий, авансы английского министерства финансов, пожертвования французов, проживавших за границей, и т. д. С другой стороны, это учреждение должно было стать единственным эмиссионным банком «Свободной Франции». Таким образом, в то время как присоединение к генералу де Голлю морально  сплачивало между собой участников Сопротивления, их административные органы также постепенно приобретали централизованный характер. Именно вследствие того, что «Свободная Франция» не обладала возможностями финансового и экономического, а также политического и военного характера, и поскольку Англия в то же время воздерживалась от оказания нам финансовой помощи, французская импровизированная и столь распыленная организация сплачивалась воедино.

Самая неотложная задача состояла в создании на территории Франции первоначальной организации. Англичане хотели, чтобы участники «Свободной Франции» попросту засылали во Францию отдельных агентов с заданием собирать сведения об определенных объектах противника, ибо таков был обычный метод шпионажа. Но поскольку борьба во Франции развертывалась среди населения, где, как полагал де Голль, должно было быть много сочувственно настроенных к нам людей, появилось намерение создать сеть организаций. Эти организации, которые объединяли бы отобранных лиц и поддерживали бы с нами связь с помощью централизованных средств, могли бы дать лучшие результаты. Д'Этьен д'Орв и Дюкло, высадившиеся на побережье Ла-Манша; Фурко, пробравшийся через территорию Испании; Робер и Монье, прибывшие из Туниса на Мальту и вновь направленные в Северную Африку, сделали первые шаги в этой работе. Вскоре также начал свою карьеру тайного агента и Реми, проявив при этом необычные способности.

«И вот началась борьба в этой еще неизведанной области. День за днем, вернее ночь за ночью, так как большая часть работы проводилась под покровом темноты, БСРА развертывало свою деятельность: вербовало людей для ведения тайной войны; давало задания своим агентам; обрабатывало донесения; занималось вопросами транспортировки на рыболовных судах, подводных лодках и самолетах; переправляло агентов через территорию Португалии и Испании; сбрасывало людей и грузы на парашютах; устанавливало контакт с сочувственно настроенными к нам людьми во Франции; организовывало поездки с целью инспектирования и налаживания связей; обеспечивало связь с помощью радио, курьеров и условных сигналов; проводило работу с союзническими службами, которые передавали запросы своих штабов, снабжали техническими средствами и, в зависимости от конкретных условий, облегчали или усложняли положение дел. В дальнейшем, в связи с расширением масштабов своей деятельности, БСРА вовлекло в разностороннюю работу вооруженные группы, действующие на территории Франции, и организации движения Сопротивления. Однако в эту мрачную зиму мы были еще далеки от этого»[7].

Тем временем нужно было установить с англичанами такой modus vivendi, который позволил бы БСРА проводить свою работу, оставаясь национальной организацией. В этом была гарантия успеха. Англичане, конечно, понимали, насколько выгодно для получения разведывательных сведений — а это их интересовало прежде всего — использовать помощь французов. Однако заинтересованные английские органы стремились в первую очередь заручиться непосредственной поддержкой. Сразу же началось настоящее соперничество: предостерегая французов от перехода в иностранную разведку, «Свободная Франция» напоминала им об их моральной и правовой ответственности, в то время как англичане пускали в ход все средства вербовки агентов, чтобы затем создавать свои шпионские организации.

«Как только какой-либо француз, если он не был известной личностью, приезжал в Англию, он тут же попадал в руки «Интеллидженс сервис». Его запирали в помещении «Патриотической школы» и предлагали поступить на службу в английскую разведку. И лишь после многократных просьб и нажима с нашей стороны его отпускали к нам. А если им все же удавалось его завербовать, его изолировали от нас, и мы его уже больше не видели. Вербуя людей в самой Франции, англичане распространяли версию, что, мол, «де Голль и Великобритания — это одно и то же». В отношении материальных средств мы почти полностью зависели от наших союзников, и чтобы получить их, нам приходилось порой долго и упорно торговаться. Понятно, к каким трениям приводила подобная тактика англичан. Однако если они часто заходили в этом отношении довольно далеко, то, надо признаться, никогда не переходили границ. В нужный момент они все же уступали, по крайней мере частично, нашим настоятельным требованиям, и тогда начинался период плодотворного сотрудничества, пока внезапно не разражалась вновь очередная буря.

Однако вся наша деятельность могла иметь какое-то значение только в том случае, если бы французское общественное мнение поддержало нас. 18 июня, впервые в жизни выступая по радио и не без волнения думая о том, сколько людей меня слушает, я понял, какую роль должна была сыграть в нашем деле радиопропаганда»[8] - вспоминает сам де Голль.

Одной из заслуг англичан было то, что они сразу же поняли и широко использовали воздействие свободного радио на порабощенные народы. Они немедленно приступили к организации пропаганды на Францию. Но и в этом вопросе, как и во всех других, наряду с искренним желанием возвеличить в глазах французов де Голля и «Свободную Францию», англичане не забывали и своих интересов и стремились остаться хозяевами положения. «Свободная Франция», напротив, намеревалась выступать только с учетом пользы своего дела.  

В конце концов был достигнут компромисс, согласно которому «Свободная Франция» получала возможность ежедневно посылать в эфир две пятиминутные радиопередачи. Кроме того, под руководством журналиста Жака Дюшена, сотрудничавшего в Би-Би-Си, независимо от нас работала известная группа «Французы говорят французам». Многие представители «Свободной Франции», как например Жан Марен и Жан Оберле, входили в эту группу.

Таковы были взаимоотношения французов с англичанами, пока интересы и политика Англии и «Свободной Франции» не противоречили друг другу, хотя порою и происходили небольшие инциденты. Когда же в дальнейшем возникли разногласия, то пропагандисты из группы «Французы говорят французам», из «Независимого французского агентства» и газеты «Франс» не встали на сторону «Свободной Франции».

Обширной территориальной базой и неисчерпаемым источником людских и материальных ресурсов могли бы быть колониальные владения Франции. Де Голль больше всего рассчитывает на них, поэтому отправляет туда самых деятельных помощников и, наконец, сам едет в Африку. Потому как еще в самом начале к движению примкнули губернаторы французских колоний – Кениг и генерал Лежантийом. Но повести за собой управляемые ими территории они не смогли. Индокитай и Сомали находились под властью Виши. Ценой огромных усилий де Голлю достается основная часть Экваториальной Африки: Чад, Камерун, французские владения в Океании и часть тех территорий, что принадлежали Франции в индии. Но главные французские владения – Мадагаскар, Тунис, Марокко, Алжир, страны Леванта, Французская Западная Африка -  до сих пор находятся в руках правительства Виши.

Генерал де Голль оказывается в положении схожем с его положением до войны. Тогда ради подготовки Франции к войне ему пришлось пойти против французского генерального штаба, теперь же против Виши противником выступала союзная Англия, во главе с его покровителем Черчиллем.

В то время как Англия и «Свободная Франция» готовились к совместным военным действиям, вопросы их политического соперничества то и дело выходили наружу. В деятельности союзнических штабов, английского посольства в Каире, окружения английского Верховного комиссара в Иерусалиме, в сообщениях, которые делались английским министерством иностранных дел Кассену, Плевену, Дежану, де Голль чувствовал нетерпение людей, перед которыми наконец-то открывалась перспектива осуществить в Сирии давно разработанный план действий. Развитие событий должно было дать Великобритании огромные политические, военные и экономические преимущества в Сирии, которыми она, несомненно, поспешила бы воспользоваться в своих интересах.

Тем более, что, обосновавшись в Дамаске и Бейруте, французы не смогли бы сохранить там «статус-кво антэ». Катастрофа 1940, капитуляция Виши, действия держав оси вызвали такие потрясения, что «Свободная Франция» должна была занять по отношению к государствам Леванта новую позицию, отвечающую происшедшим изменениям и новым обстоятельствам. Де Гольь к тому же полагал, что после окончания войны Франция не сохранит мандат на эти страны. Если бы даже она захотела это сделать, этому, несомненно, помешало бы движение в арабских странах и требования международной обстановки. Поэтому только независимость реально и по праву могла прийти на смену мандата. При этом интересы Франции и ее исторические прерогативы должны были сохраниться. Впрочем, именно такие цели преследовали договоры, заключенные в 1936 в Париже с Ливаном и Сирией.

Вот почему де Голль решил, что, вступив на территорию Сирии и Ливана, «Свободная Франция» заявит о своем желании покончить с режимом мандата и заключить договоры с государствами, которые обретут суверенитет. Пока на Востоке будет продолжаться война, мы, естественно, сохраним в странах Леванта верховную власть и обязанности страны, имеющей мандат на эти территории. Наконец, поскольку территория Сирии и Ливана является неотъемлемой частью театра военных действий на Среднем Востоке, где англичане по сравнению с нами располагают огромным превосходством в средствах, де Голль согласился, чтобы их военное командование осуществляло стратегическое руководство военными действиями, направленными против общего противника.

Однако вскоре стало ясно, что это не удовлетворит англичан. Их действия направлялись из Лондона весьма влиятельными органами, осуществлялись на месте группой людей, лишенных щепетильности, но располагавших большими средствами, одобрялись Форин-офисом, которое иногда сетовало по этому поводу, но никогда не высказывало своего отрицательного отношения. Их поддерживал премьер-министр, чьи двусмысленные обещания и наигранные эмоции вводили в заблуждение относительно его намерений. Все это было направлено на то, чтобы обеспечить повсюду на Востоке руководящее положение Великобритании. Проводя свою политику, Англия намеревалась с помощью то завуалированных, то грубых методов занять место Франции в Дамаске и Бейруте. Набить себе цену — вот тот прием, который англичане собирались использовать в своей политике, стараясь внушить, что любая уступка с нашей стороны Сирии и Ливану является лишь результатом их доброго посредничества. Они начали бы подстрекать местных правителей к выдвижению все растущих требований, а затем поддерживать провокации, порождаемые такой политикой. Одновременно англичане попытались бы, выставив французов в невыгодном свете, направить против них местное и международное общественное мнение и тем самым отвлечь от себя народное недовольство, вызванное английской политикой притязаний в других арабских странах.

Едва были принято совместное решение о вступлении в Сирию, как сразу же стали выявляться намерения англичан. В связи с тем, что Катру готовил свой проект декларации о независимости, сэр Майлс Лэмисон потребовал, чтобы декларация была провозглашена одновременно от имени Англии и «Свободной Франции». Де Голль, естественно, выступил против этого. Тогда английский посол стал настаивать на том, чтобы в тексте декларации было указано, что наше обещание подкрепляется английскими гарантиями. Де Голль отверг и это требование, ссылаясь на то, что слово, данное Францией, не нуждается в иностранных гарантиях. 6 июня, накануне дня выступления войск, Черчилль направил Шарлю де Голлю телеграмму, в которой он выражал свои дружеские пожелания и настаивал на том, что эта пресловутая гарантия имеет чрезвычайно большое значение. Нетрудно было заметить, что англичане хотели создать впечатление, что если Сирия и Ливан обретут независимость, они этим будут обязаны Англии. Это позволило бы англичанам в дальнейшем занять позицию арбитра между Францией и государствами Леванта. В конечном итоге декларация Катру осталась такой, какой она и должна была быть. Однако как только Катру провозгласил ее, лондонское правительство отдельно и от своего имени опубликовало другую декларацию.

21 июня, после упорного боя в Киеве, французские войска вступили в Дамаск. Катру немедленно направился туда. Де Голль сам прибыл туда 23 июня. В течение последующей ночи немецкие самолеты бомбили город, и во время бомбежки в христианских кварталах Дамаска погибли сотни людей. Так немцы доказывали свое сотрудничество с Виши. Однако едва успели де Голль успел прибыть в Дамаск, как со всех сторон — из Горана, Джебель-Друза, Пальмиры и Джезире — стали поступать тревожные сообщения о поведении англичан. Нельзя было терять ни одной минуты. Необходимо было показать, что разгром Виши отнюдь не может служить предлогом для оттеснения на задний план Франции. Необходимо было немедленно укрепить авторитет Франции.

24 июня Шарль де Голль назначил генерала Катру своим генеральным и полномочным представителем в Леванте. В письме, адресованном ему, он так определял его функции: «руководство восстановлением внутриполитического и экономического положения и приближения его, насколько это позволяют условия войны, к нормальному уровню; ведение переговоров с правомочными представителями населения о заключении договоров, устанавливающих независимость [и суверенитет стран Леванта, равно как и союз этих государств с Францией; обеспечение обороны территории против врага; сотрудничество с союзниками в проведении военных операций на Востоке». Впредь до вступления в силу предусматриваемых договоров генерал Катру осуществлял «всю власть и всю ответственность Верховного комиссара Франции в Леванте». Что же касается переговоров, то они должны вестись с «правительствами, утвержденными учредительными собраниями, действительно представляющими всю массу населения и созванными, как только это станет возможным. Отправной точкой для переговоров должны служить договоры 1936». Таким образом, «мандат, доверенный Франции в Леванте, был бы до конца выполнен и миссия Франции продолжалась бы».

Де Голль отправил телеграмму Черчиллю, в которой говорилось следующее: «Мы считаем соглашение, подписанное в Сен-Жан д'Акре, противоречащим по своей сущности военным и политическим интересам «Свободной Франции», другими словами, Франции как таковой, и находим, что его форма самым серьезным образом затрагивает наше достоинство... Мне хотелось бы, чтобы вы сами почувствовали, что подобное отношение к нам со стороны англичан в таком жизненно важном для нас вопросе в значительной степени усугубляет наши трудности и приведет к таким последствиям, которые я считаю гибельными для нашего дела». Теперь слово было за Англией, и она пошла на уступки.

Наконец, после различных перипетий, 24 июля мы договорились о «разъяснительном» соглашении по поводу соглашения о перемирии, заключенном в Сен-Жан д'Акре. Англичане заявили, что они готовы предоставить французам возможность вступить в контакте войсками Леванта, чтобы организовать их переход на сторону Франции. Они согласились также на передачу вооружения в распоряжение вооруженных сил «Свободной Франции» и отказывались от своего намерения поставить под свое командование сирийские и ливанские части. Было, кроме того, оговорено, что «в случае установления существенного нарушения соглашения о перемирии со стороны должностных лиц Виши английские вооруженные силы и войска «Свободной Франции» примут все меры, которые они сочтут необходимыми, чтобы присоединить войска Виши к «Свободной Франции».

На следующий день, 25 июля, Оливер Литтлтон, министр без портфеля в английском правительстве, ответил от имени Англии:

«Мы признаем исторические интересы Франции в Леванте. Великобритания не имеет никаких интересов в Сирии и Ливане, кроме желания выиграть войну. У нас нет никаких намерений посягать каким-либо образом на позиции Франции. И «Свободная Франция», и Великобритания обещали независимость Сирии и Ливану. Мы охотно допускаем, что как только этот этап будет окончательно завершен, Франция должна будет занять доминирующее в Леванте и привилегированное положение по сравнению со всеми другими европейскими странами... Вы имели возможность ознакомиться с недавними заверениями премьер-министра, сделанными в этом духе. Я счастлив подтвердить их сегодня».

В том же письме Литтлтон заявлял, что принимает текст соглашения, который де Голль ему передал и в котором речь шла о координации действий английских и французских военных властей на Востоке. Из него следовало, что англичане не имеют права вмешиваться в Леванте в политическую и административную область, а французы в свою очередь соглашаются на выполнение их командованием функций стратегического руководства. Причем точно определялись границы этого руководства.

В тот же день де Голль выехал в Дамаск и Бейрут. По тому, как происходил торжественный въезд главы «Свободной Франции» в сирийскую столицу, можно было убедиться в  энтузиазме населения этого древнего города, который раньше при всяком удобном случае подчеркивал свою холодность по отношению к французским властям[9].

Как уже было замечено, с первых дней пребывания де Голля в Лондоне, он столкнулся с противоречащим  заявлению о признании его «главой свободных французов» отношением. Де Голль стремился привлечь к своему движению как можно больше французов, но британское руководство всячески пыталось помешать ему. Например, 29 июня 1940 г. де Голль отправился в Трентем-парк, где разместились французские войска, прибывшие из Норвегии. После переговоров с ними ему удалось привлечь некоторых на свою сторону. Когда же он уехал из лагеря, британские офицеры собрали французов и объявили, что, присоединяясь к де Голлю, он становятся бунтовщиками против своего законного правительства. В дальнейшем все попытки де Голля встретиться с «британскими французами» не увенчивались успехами. Объяснение британских офицеров было таково: противоречит порядку.  Так происходило не только в Великобритании, но и в Африки, на Ближнем Востоке. Но особенно жесткий удар нанесла де Голлю, предпринятая Черчиллем, операция под названием «Катапульта» 3 июля 1940г.

По инициативе Черчилля британский военный кабинет принял решение заставить французский военно-морской флот прибыть в английские порты и присоединиться для продолжения борьбы с Германией. На случай, если подчиненные адмирала Дарлана, заверявшего Черчилля честью моряка, что он никогда не сдаст французского флота немцам, откажутся выполнить его приказ, военный кабинет Англии принял «мучительное и ужасное», по словам Черчилля, решение «копенгагировать»[10] флот своей вчерашней союзницы, т. е. потопить его, так же как в 1801 г. адмирал Нельсон безо всякого предупреждения потопил датский флот, спокойно стоявший на рейде в Копенгагене.

Ранним утром 1 июля премьер и военный министр Великобритании У. Черчилль передал вице-адмиралу Соммервеллу, командовавшему британским военно-морским флотом на Средиземном море, краткий приказ «быть готовым к «Катапульте» 3 июля». Смертельный удар наносился по французскому флоту в западной части Средиземного моря гибралтарской эскадрой Соммервелла. В 6 часов 26 минут вечера 3 июля 1940 г. адмиралу Соммервеллу было послано окончательное распоряжение: «Французские корабли должны либо принять наши условия, либо потопить себя или быть потопленными вами до наступления темноты»{110}. Других вариантов ультиматум не предлагал. Адмирал Соммервелл, на 30 минут опередив ультиматум, приказал открыть огонь и начать бомбардировку с воздуха французских линкоров и крейсеров.

Английское правительство направило французскому адмиралу Жансулю, находящемуся со своим соединением на военно-морской базе Мерс-эль-Кебир в Алжире, четыре предложения на выбор: – увести корабли в английские порты и продолжать сражаться вместе с Англией; – направиться, имея на борту экипажи уменьшенного состава, в один из английских портов, откуда экипажи будут репатриированы; – направиться с экипажами уменьшенного состава в какой-либо французский порт в Вест-Индии, например, на Мартинику, где корабли можно передать под охрану Соединённых Штатов до конца войны; – потопить свои корабли.

В случае отказа Жансуля принять одно из этих предложений английскому военно-морскому флоту предписывалось уничтожить французские корабли, в первую очередь современные линейные крейсера «Дюнкерк» и «Страсбург». Этот «смертельный удар», как Черчилль позднее назовёт его, был предпринят по его личному настоянию вопреки сдержанному отношению к его плану членов Комитета начальников штабов.

Мысль о том, что надо будет открыть огонь по французским кораблям, вместе с которыми они только что сражались в едином строю против Гитлера, привела в ужас адмирала Соммервелла и всех его старших офицеров. Они обратились в Адмиралтейство, но получили отповедь. И – одновременно – приказ передать адмиралу Жансулю «личное обращение», которое выглядело довольно двусмысленно: «Мы полны решимости сражаться до конца, и если мы победим – а мы думаем, что победим, – мы никогда не забудем, что Франция была нашим союзником. Мы торжественно заявляем, что в случае победы мы восстановим величие и территорию Франции».              Надо было знать амбициозного, но не очень умного Жансуля. Его самолюбие задел радиосигнал с английского эсминца «Фоксхаунд», что «английский флот ждёт в море у Орана, чтобы приветствовать вас» – и Жансуль счёл невозможным принять любые предложения, находясь под прицелом английских орудий.

Решимость одного человека, Черчилля, и самолюбие другого, Жансуля, привели к трагической развязке. Погибли более 1 200 французских офицеров и матросов, несколько кораблей, среди которых – новейший линейный крейсер «Дюнкерк». Впервые со времён наполеоновских войн и адмирала Нельсона корабли военно-морского флота Великобритании и военно-морских сил Франции вступили в ожесточённую схватку. Снаряды весом более тонны, выпущенные из пятнадцатидюймовых английских орудий, вспарывали броню французских линейных кораблей, мирная гладь Средиземного моря вскипала гигантскими гейзерами, синеву неба заволокло чёрным маслянистым дымом сражения.

Но операция «Катапульта», как и опасались её критики, завершилась с чисто военно-морской точки зрения – лишь половинчатым успехом. Прокладывая себе путь среди обломков погибших кораблей, укрытый пеленой дыма, «Страсбург» и пять эсминцев на полной скорости вырвались из гавани, прошли над неудачно поставленными английскими минами и устремились в открытое море. Превосходно маневрируя, французские корабли растворились в наступивших сумерках.

С персонажами этой трагедии история распорядилась по-своему. Адмирал Жансуль не был реабилитирован ни вишистским правительством, ни послевоенной Францией. Командующий французскими ВМС адмирал Дарлан убит в Алжире в декабре 1942 года молодым французским роялистом. Из английских кораблей, участвовавших в расстреле французской эскадры, «Худ» погиб почти со всем своим экипажем в бою с немецким линкором «Бисмарком», авианосец «Арк Ройал» потопила немецкая субмарина. Гордый «Страсбург», как и почти все другие французские корабли, ускользнувшие из Мерс-эль-Кебира, был затоплен своим экипажем в Тулоне, когда немецкие войска вторглись в «до этого не оккупированную» зону Франции в ноябре 1942 года.

С любой точки зрения «смертельный удар» в Мерс-эль-Кебире надолго омрачил англо-французские отношения. Можно ли было избежать его?

Был ли он необходим?

Испытывая отвращение к этому, по его выражению, «грязному делу», адмирал Соммервелл написал жене: «Боюсь, что получу здоровую нахлобучку от Адмиралтейства за то, что позволил ускользнуть линейному крейсеру. Не удивлюсь, если меня после этого снимут с командования. Я не буду возражать, потому что это была совершенно ненужная и кровавая затея...» Другого мнения был Уинстон Черчилль, который «прискорбный эпизод» назвал неизбежным.

Операция «Катапульта» подтвердила давнюю истину: у политиков и военных разные взгляды на войну, но последние всегда вынуждены выполнять приказы первых.

Французский флот как важный фактор войны частично перестал существовать, а частично вошел в состав британских военно-морских сил. «Катапульта» на многие годы ликвидировала морскую мощь Франции как первоклассной морской державы. Но «на войне, как на войне» — пострадал и британский военно-морской флот, которому по приказу французского адмирала Жонса было оказано серьезное сопротивление.

Тем не менее британскому флоту удалось «нанести, — как сокрушался Черчилль в парламенте, — жестокий удар по своим лучшим друзьям» и обеспечить Англии господство на море. Недаром, когда Черчилль сообщил об этом в парламенте, спокойные, уравновешенные депутаты вскочили со своих мест, долго и бурно выражая свое одобрение мерам, связанным с операцией «Катапульта». И все же, по самым оптимальным подсчетам, общее количество военно-морских кораблей различных классов, имевшихся в водах метрополии, к августу — сентябрю 1940 г. составляло: линкоров — 2, авианосцев — 1, крейсеров — 20, эсминцев — 94 и около 600 других легких кораблей. Переброска военно-морских сил к Ла-Маншу из Средиземного моря, Тихого, Индийского и Атлантического океанов была не только затруднительна, но и почти невозможна. Эти корабли нужны были для защиты интересов Британской империи. Известный английский специалист по морским вопросам Тонстолл позднее признавал весьма тяжелое положение английского флота. «Во всей нашей истории, — писал он, — трудно найти момент, когда нам угрожала большая опасность, чем летом и осенью 1940 года...»[11]






















Заключение

Анализируя внешнюю политику Великобритании по отношению к движению «Свободная Франция», можно сделать следующие выводы.

Внешнюю политику де Голль стремился осуществлять в русле своей идеи "национального величия" Франции. На первом этапе войны де Голль направлял главные усилия на установление контроля над французскими колониями, находившимися под властью профашисткого правительства Виши. В результате к «Свободной Франции» присоединились Чад, Конго, Убанги-Шари, Габон, Камерун, а позднее и другие колонии. Офицеры и солдаты «Свободной Франции» постоянно принимали участие в военных операциях союзников. Отношения с Англией, США и СССР де Голль стремился строить на основе равноправия и отстаивания национальных интересов Франции.

Очень много проблем приносили силы «Свободной Франции», под руководством Шарля де Голля. После разгрома Франции и установления в неокуппированной части режима Виши они стали базироваться во Французской Экваториальной Африке. После того, как в начале июля 1940 года английский флот частично потопил, частично захватил в Оране и Александрии большую часть французского флота, вишистская Франция потеряла возможность хоть как-то контролировать заморские территории, и Шарль де Голль воспользовался этим.

По мере того как необходимость совместных действий становилась все яснее, отношения между французами и англичанами делались все более тесными. В то время как Англия и «Свободная Франция» готовились к совместным военным действиям, вопросы их политического соперничества то и дело выходили наружу. В деятельности союзнических штабов, английского посольства в Каире, окружения английского Верховного комиссара в Иерусалиме, в сообщениях, которые делались английским министерством иностранных дел Кассену, Плевену, Дежану в частности «Палестин пост», чувствовалось нетерпение людей, перед которыми наконец-то открывалась перспектива осуществить в Сирии давно разработанный план действий. Развитие событий должно было дать Великобритании огромные политические, военные и экономические преимущества в Сирии, которыми она, несомненно, поспешила бы воспользоваться в своих интересах.

Атмосфера корыстолюбия, интриг, честолюбивых устремлений, царившая в Леванте, легко могла соблазнить англичан, обладавших такими козырями, начать заманчивую игру. Внушить Лондону некоторую умеренность могли только опасение разрыва с Францией и необходимость считаться с чувствами французов. Но такие же соображения и та же необходимость смотреть в будущее ограничивали равным образом защиту и отпор «Свободной Франции». Моральный и материальный ущерб, который нанес бы «Свободной Франции» разрыв с Англией, был достаточно серьезным основанием, чтобы сдерживать французов. Кроме того, не теряла ли Свободная Франция, по мере распространения своего влияния, в какой-то степени ту концентрированную твердость, которая позволила ей на этот раз, поставив все на карту, одержать верх над Англией? Наконец, разве возможно было открыть глаза французскому народу на происки его союзников, когда вся Франция была ввергнута в бездну и самым важным было поддерживать у французов доверие и надежду, чтобы в конце концов вовлечь их в борьбу с врагом?[12]











Список литературы

1. Молчанов Н.Н. Генерал де Голль. М.: Наука, 1977.

Арзаканян М.Ц. Де Голль и голлисты на пути к власти.  – М.: Высшая школа, 1990. 

3. История Франции. Т. 3. М. Просвещение, 1971.

4. Дэвид Дэй. Черчилль и его военные соперники. М.: Наука, 1991.

5. Воробьева О. А. Военные аспекты политической философии и деятельности Шарля де Голля. М.: Высшая школа, 1995.

6. Де Голль Шарль. Военные мемуары. Кн. II. - М.: Наука, 1960.

7. Поулсен Чарльз. Английские бунтари. -  М.: Просвещение, 1987.


[1] Молчанов Н.Н. Генерал де Голль. М., 1977г., стр.232

[2] Арзаканян М.Ц. Де Голль и голлисты на пути к власти. «Высшая школа». М., 1990г.,  стр.32

[3] История Франции. Т. 3. М., 1971г., с. 41

[4] Молчанов Н.Н. Генерал де Голль. М., 1977г., стр.32

[5] Дэвид Дэй. Черчилль и его военные соперники. М., 1991, стр. 134

[6] Воробьева О. А. Военные аспекты политической философии и деятельности Шарля де Голля. М., 1995г.,стр. 79

[7] Де Голль Шарль. Военные мемуары. Кн. II. М.: Наука, 1960. 239

[8] Де Голль Шарль. Военные мемуары. Кн. II. М.: Наука, 1960. 236

[9] Де Голль Шарль. Военные мемуары. Кн. II. М.: Наука, 1960. с. 235

[10] Поулсен Чарльз. Английские бунтари., М., 1987г., стр. 169

[11] Арзаканян М.Ц. Де Голль и голлисты на пути к власти.  – М.: Высшая школа, 1990. 


[12] Де Голль Шарль. Военные мемуары. Кн. II. М.: Наука, 1960. – с. 430.