Система мира Птолемея

 

Объяснение видимых движений планет и других небесных тел осложняется тем, что все эти движения наблюдаются нами с Земли, а ничто в наблюдениях небесных или земных явлений не указывает прямо и определенно на то, движется ли сама Земля или она неподвижна. Поэтому у древних астрономов были две точки зрения на этот вопрос. Согласно одной из них, основанной да непосредственных впечатлениях, Земля неподвижна и находится в центре мира (Вселенной). Согласно второй, основанной тогда лишь на чисто умозрительных заключениях, Земля вращается вокруг своей оси и движется вокруг Солнца как центра мира. Но допущение движения Земли слишком противоречило обычным впечатлениям и религиозным взглядам. Поэтому вторая точка зрения не могла получить подробного математического развития, и на долгое время в астрономии утвердилось мнение о неподвижности Земли.

Представления древних астрономов о строении Вселенной изложены в сочинении Птолемея “Мегале синтаксис” (“Великое построение”). Арабский перевод сочинения Птолемея известен под искаженным арабскими учеными названием “Альмагест”.

В основе системы мира Птолемея лежат четыре главных допущения: 1) Земля находится в центре Вселенной; 2) Земля неподвижна; 3) все небесные тела движутся вокруг Земли; 4) движения небесных тел происходят по окружностям с постоянной скоростью, т.е. равномерно.

Система мира Птолемея называется геоцентрической и может быть представлена в следующем упрощенном виде: планеты движутся равномерно по кругам — эпициклам, центры которых в свою очередь движутся по другим кругам — деферентам, в общем центре которых находится неподвижная Земля. Солнце и Луна движутся вокруг Земли по деферентам (без эпициклов). Деференты Солнца и Луны, деференты и эпициклы планет лежат внутри сферы, на поверхности которой расположены “неподвижные” звезды.

Суточное движение всех светил объяснялось вращением всей Вселенной как одного целого вокруг неподвижной Земли. Прямые и попятные движения планет объяснялись следующим образом. Когда планета находится в точке А своего эпицикла (рис. 23), то угловая скорость ее движения, наблюдаемая с неподвижной Земли Т, складывается из движения центра эпицикла Э по деференту и движения планеты по эпициклу. В этом положении планета будет казаться движущейся прямым движением и с наибольшей скоростью. Когда планета находится в точке В, то ее движение по эпициклу происходит в сторону, противоположную движению центра эпицикла, и ее угловая скорость, наблюдаемая с Земли, будет наименьшей. Если при этом скорость планеты по эпициклу будет меньше скорости центра эпицикла, то планета в этом положении будет казаться движущейся также прямым движением, но замедленно. Если же ее скорость по эпициклу будет больше скорости центра эпицикла, то она будет казаться движущейся попятным движением.

 

Для каждой планеты Птолемей подобрал относительные размеры радиусов эпицикла и деферента и скорости движения планеты по эпициклу и центра эпицикла по деференту так, что при наблюдении из точки Т получалось движение, совпадающее или близкое к наблюдаемому. Это оказалось возможным при выполнении некоторых условий, которые Птолемей принял в качестве постулатов. Эти постулаты сводились к следующему: 1) центры эпициклов нижних планет лежат на направлении из Т к Солнцу; 2) у всех верхних планет этому направлению параллельны радиусы эпициклов, проведенные в точку положения планеты. Таким образом, направление на Солнце в геоцентрической системе мира фактически оказывалось преимущественным.

Система мира Коперника

Книга Коперника "Об обращениях небесных сфер" - труд всей его жизни - была опубликована в 1543 году незадолго до смерти ученого. В этом сочинении Коперник разработал идею о движении Земли и положил начало новой астрономии. Созданная им система мира называется гелиоцентрической. В ее основе лежат следующие утверждения: 1) в центре мира находится Солнце, а не Земля; 2) шарообразная Земля вращается вокруг своей оси, и это вращение объясняет кажущееся суточное движение всех светил; 3) Земля, как и все другие планеты, обращается вокруг Солнца, и это обращение объясняет видимое движение Солнца среди звезд; 4) все движения представляются в виде комбинации равномерных круговых движений; 5) видимые прямые и попятные движения планет объясняются движением Земли.

Кроме того, Коперник считал, что Луна движется вокруг Земли и как спутник вместе с Землей - вокруг Солнца.

Постулат о равномерном движении по окружностям заставил Коперника подобно Птолемею ввести эпициклы и сместить центры окружностей-деферентов относительно центра Солнца. В итоге модель Коперника выглядела не менее сложно, чем модель Птолемея: достаточно сказать, что она содержала 48 кругов вместо 40 кругов в геоцентрической модели. Не отличалась она и большей точностью. Однако в ней было зерно научной истины, сделавшее ее фундаментом новой астрономии.

По иронии судьбы, подтвердить вывод Коперника о том, что Земля вращается вокруг Солнца, выпало на долю датского ученого Тихо Браге (1546-1601), который имел весьма веские основания не принимать гелиоцентрическую систему. Главный довод Тихо Браге против системы Коперника заключался в следующем: если бы Земля вращалась вокруг Солнца, то и Венера, и Меркурий имели бы фазы, как Луна, чего никто из серьезных астрономов никогда не наблюдал. Доводы Браге звучали убедительно, и хотя предсказываемые фазы, как теперь хорошо известно, действительно существуют, несовершенство оптических инструментов не позволяло их обнаружить. И все же именно точные наблюдения Браге за положением планет в конце концов подтвердили точку зрения Коперника. Данные, полученные Браге, позволили его ученику Иоганну Кеплеру (в итоге восьмилетней работы) объявить, что орбиты планет представляют собой эллипсы, в одном из фокусов которых находится Солнце, и что в каждую единицу времени радиус-вектор планеты заметает одинаковую площадь. Так рухнула Пифагорова гармония круговых орбит вокруг богом данного особого положения нашей планеты. Законы Кеплера в свою очередь (в большей степени, чем легендарное падающее яблоко) явились фундаментом, на котором покоится закон всемирного тяготения Ньютона, ставший почти на три столетия основой физики и космологии.

§4. Философия эпохи Возрождения (Ренессанса)

Философия эпохи Возрождения – это учения эпохи перехода от феодального к раннебуржуазному обществу, эпохи зарождения европейского капитализма. Культура этого общества XV–XVI вв. также имеет переходный характер – религиозные ценности постепенно утрачивают своё господство и во многом уступают место мирским, светским. В городах появляется новая, светская интеллигенция – образованные люди, не связанные с церковью и университетом. Происходит глубокий, “тектонический” сдвиг в мировоззрении общества, секуляризация сознания. Церковь теряет авторитет и власть, утрачивает духовную монополию, исключительное право на обладание истиной. Философия понемногу освобождается от её власти. Снова появляется свободное, независимое, не связанное никаким безусловным авторитетом философствование, которое подвергает критике схоластику. Античное философское наследие восстанавливается и осваивается в полном объёме – возрождаются забытые в Средние века античные философские школы. Заново переосмысливаются и учения Платона и Аристотеля – они освобождаются от схоластической оболочки. Более того: впервые делаются попытки превзойти античность (самого Философа – Аристотеля) и создать принципиально новое, небывалое ещё объяснение мира. Наука постепенно утрачивает книжный и традиционный характер и обращается к опыту, к самостоятельному изучению действительности. Благодаря развитию ремесла и кругосветному мореплаванию появляется масса новых эмпирических сведений, благодаря которым рушатся прежние авторитеты. Европейская наука в XV–XVI в. уже превосходит по своему уровню античную.

Философия Возрождения ставит на место средневекового теоцентризма принцип антропоцентризма. Эпоха Возрождения в философии начинается с появления кружков учёных людей, гуманистов, в которых развернулись активные поиски античных рукописей, их перевод, популяризация, подражание им в целях воссоздания подлинной античности, не искажённой духовенством и “варварской” латынью схоластов. В связи с этим делаются попытки восстановить и первоначальное, подлинное христианство, которое противопоставляется корыстной, “обмирщённой” католической церкви. Обе эти тенденции объединяются в стремлении сблизить христианство с античной культурой, в “паганизации” христианства, т. е. насыщении его “языческим” содержанием. К ним добавляется совершенно новая, чисто ренессансная и по сути не христианская и не античная идея могущества человека – “титанизм” Возрождения, нашедший своё ярчайшее воплощение в живописи и скульптуре XV-XVI вв. Для ренессансного гуманизма характерна совершенно новая, антисозерцательная установка. Он не столько призывает к покаянию, смирению, аскетизму и покорности воли Божьей, сколько прославляет всякую созидательную деятельность, работу, творчество. Беречь время, строить жизнь рационально, успеть побольше, достичь власти над природой и своей судьбой – это уже идеи не феодальные, не христианские, не античные, но – буржуазные.

Общепризнанный родоначальник гуманизма в Италии – Франческо Петрарка. В его творчестве мы видим заметное изменение языка культуры, новую шкалу ценностей, новое христианство. Опора на авторитет, верность одной традиции заменяется изучением всего богатства культуры. Гуманизм дал человеку широту взгляда, открытость к новым идеям, свободу выбора традиции. Лоренцо Валла доказывал бессмысленность монашеского ухода из мира и аскетизма. Нищета жизни приводит и к нищете, неразвитости духа, скудости внутренней жизни души. Духовное богатство невозможно без чувственного богатства, без телесного благополучия. Валла возрождает эпикуреизм, проклятый апостолом Павлом и преданный забвению средневековьем: “жить без наслаждения невозможно, а без добродетели – можно”. Добродетель увязывается им с пользой для общества. Трактату Иннокентия III “О презрении к миру и ничтожестве человека” Джаноццо Манетти противопоставляет работу “О достоинстве и превосходстве человека”.

В Средние века платонизм существовал лишь в его христианизированной форме – в виде августинизма. Неприятие схоластики привело гуманистов к неприятию Аристотеля и к стремлению вернуться к учению подлинного Платона. Платонизация – главное направление паганизации христианства в эпоху Возрождения. В 1459 г. во Флоренции была возрождена (почти через тысячу лет) Платоновская Академия – кружок гуманистов. Марсилио Фичино был главой Академии и одновременно католическим священником.

Антиклерикализм гуманистов привёл их и к религиозному синкретизму, и к идее веротерпимости (толерантности). Так, у Пико делла Мирандола мы находим причудливое смешение образов и учений Христа, Магомета, Моисея, Зороастра, орфиков, Платона, Плотина, Аристотеля, Авиценны, Фомы Аквинского и т. д. Он одним из первых переосмыслил древнее понятие магии, положив начало натуральной магии – как могущества человека, основанного на научном познании тайных сил природы, т. е. сил естественных, а не сверхъестественных. Его знаменитая “Речь о достоинстве человека” (1486 г.) резюмирует антропоцентрические идеи гуманистов. Он даёт замечательное определение свободы человека, которое лежит в основании современной философской антропологии: всякая сущность в мире имеет свою природу (сущность), которая и предопределяет её жизнь от начала до конца, способ и смысл её существования, один только человек не имеет никакой определенной природы, которая ограничивала бы его возможности. Природа человека – быть свободным, т. е. создавать самого себя, самому определить свою сущность, сотворить себя в действии.

Важнейшее место в философии Возрождения принадлежит Hиколаю Кузанскому. В отличие от других гуманистов он глубоко интересовался математикой и естествознанием и создал своеобразный христианский натуралистический пантеизм. Мир существует в Боге и Бог существует в мире, а поскольку Бог актуально бесконечен, то мир – безграничен, т. е. в нём можно перейти любую границу. Так началась великая революция в мировоззрении европейцев – преодоление аристотелевско-птолемеевско-христианской геоцентрической картины мира: Земля – не центр мира, а неподвижные звезды – не его край. Из бесконечности мира следует далее и бесконечность процесса познания. Знание и истина – это многоугольник и круг: как ни велико число сторон знания, оно, хотя и приближается к действительности, но никогда не совпадает с ней. Знание бесконечно углубляется, но абсолютное знание так же недостижимо, как время не достигает вечности. Это уже идеи не средневековые и не античные. Они готовят Новое время.

Пьетро Помпонацци представляет другое направление, возникшее уже в XVI в., – гуманистический аристотелизм. Здесь гуманизм достигает чисто прагматического истолкования религии: её цель – нравоучение, но не истина. Основатели мировых религий – три великих обманщика во благо общества. Однако вера в воздаяние и бессмертие не обязательна для соблюдения моральных норм. Мораль страха – рабская, свойственная толпе. Добродетель – сама по себе лучшая награда. Помпонацци не признаёт никаких сверхъестественных причин того, что происходит на Земле, в том числе и с человеком, признавая демокритовский детерминизм.

Никколо Маккиавелли в юности переписал Лукреция и перенёс античную атомистику на понимание общества, превратив её в этический индивидуализм. Самый могущественный стимул деятельности человека, согласно Макиавелли, – интерес, главным образом – интерес сохранения и приумножения собственности. Сначала собственность, а затем уже совесть и честь. Одним из первых он ввел в теорию общества понятие человеческой природы, почерпнутое из эмпирических наблюдений за народом и весьма пессимистическое. Неискоренимый эгоизм человеческой природы требует сильной государственной власти, устанавливающей порядок путём насилия, принуждения. Сила есть основа права – эта мысль перейдет к крупнейшим мыслителям Нового времени. Макиавеллизмом в последующем стали называть принцип, согласно которому общее благо народа превыше всего, и достижение его оправдывает любое насилие, обман и т. д. – любые средства. Насилие и обман, разумеется, – не самоцель, они должны созидать, а не разрушать.

Другой крупный представитель гуманизма XVI в. – Эразм Роттердамский, самый выдающийся латинист Возрождения, лидер северного европейского гуманизма. Он подготовил первопечатное издание Библии на греческом и латыни с комментарием к Евангелиям (1517). Его взгляды характеризует антисхоластическая установка, борьба за подлинную “философию Христа”. Догматы и обряды – нечто второстепенное. Важен истинный дух, а не буква. Эразм прибегал здесь к первоначальному христианству, авторитету его “отцов”, ещё не знавших системы богословия и устоявшейся системы церковного богослужения. Основа всего – Библия, поэтому каждый должен знать Священное Писание. Сочинение Эразма “Похвала глупости” (1509–1511) – блестящая сатира на современное ему общество, в том числе – на католическую церковь и схоластическое богословие.

Томас Мор, близкий друг Эразма, – основоположник утопического коммунизма. Его взгляды на общественную жизнь излагает “Весьма полезная, как и занимательная, поистине золотая книжка о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопия...” (1516). “Утопия” в буквальном значении слова – Нигдея. Книга содержит, прежде всего, описание общественной жизни Англии эпохи первоначального накопления капитала, т. е. по мнению Мора, заговор богатых, под предлогом и от имени государства думающих о своих выгодах. Во второй части книги описывается идеальная жизнь осторовитян-утопийцев. Её основные черты – антииндивидуализм, коллективизм, отмена частной собственности, равенство в потреблении. Мор опирается на учение и практику первоначального христианства и на теорию идеального государства Платона. В коммунистическом обществе трудятся все, ибо апостол Павел сказал: “не трудящийся да не ест”. Всеобщий свободный труд приносит изобилие вещей, которые учитываются и распределяются централизованно. Поэтому нет ни бедных, ни богатых.

Мишель Монтень, крупнейший французский гуманист XVI в., ввёл в философию новый жанр – эссе. Его мировоззрение характеризуют обостренный психологизм, интерес к собственному “я”, к личности других, антисистематичность, максимальная близость к реальной жизни, наблюдательность, мудрость, спокойно-ироничный скепсис. Согласно Вольтеру, это – самый несистематичный и самый мудрый философ. Сильнее всего в творчестве Монтеня эпикурейские мотивы. Счастье и удовольствие – главный двигатель человеческих поступков.

В XVI в. произошла религиозная революция. Гуманизм касался интеллектуальной элиты. Реформация же захватила умонастроения масс. Она нанесла сильнейший удар по католической церкви и привела к созданию третьего основного направления в христианстве – протестантизма. Мартин Лютер, ненавидевший католическую церковь за её лицемерие и продажность, положил начало Реформации в 1517 г., прибив к дверям виттенбергской церкви ряд тезисов. С гуманистами он разделял тягу к первоначальному христианству и отцам церкви. Его первый главный принцип: спасение одной только верой, без всяких “дел” (культа). Тем самым отменяется духовное пастырство клира и лишается значения всё “священное предание” (папские декреты, послания, постановления соборов). Для спасения человеку нужна одна лишь Библия. Второй главный принцип протестантизма – всеобщее священство. Все равны перед Богом. Тем самым духовенство если и не ликвидировалось вовсе, то существенно ограничивалось по числу и правам, а монашество и вовсе отменялось. В морали протестантизма отразились раннебуржуазные добродетели, протестантская этика: “молись и работай”, будь деятелен, расчётлив, бережлив, скромен и прост в жизни. Успех в “деле”, богатство и карьера – признак призванности к этому делу Богом и избранности им к спасению.

Католическая церковь, однако, устояла и приспособилась к новым условиям, а кое-где даже потеснила протестантизм уже в XVI в. Орден иезуитов был создан в 1534 г. Его члены имели право носить светскую одежду и должны были тщательно изучать науки. Именно здесь был сформулирован принцип: цель (слава Божья) оправдывает средства. Был учреждён центральный инквизиционный трибунал (1542). Резко усилилось преследование еретиков. Был создан индекс запрещенных книг (в 1559 г. – первый), введена церковная цензура. Наиболее значительный философ-схоласт Возрождения – иезуит Франциско Суарес, автор “второй схоластики”.

Последний этап философии Возрождения и непосредственный предшественник научного естествознания – итальянская натурфилософия XVI в. Развитие ремесла, промышленности (ткачество, часовое дело, мельничное, красильное, металлургическое, производство алкоголя, стеклодувное дело, очки, зеркала и т. п.) доставило философам массу новых фактов и предоставило в их распоряжение новые инструменты (для наблюдения и эксперимента). Масса новых сведений была получена благодаря великим географическим открытиям. Книгопечатание дало принципиально новые возможности для сохранения и распространения знаний. Натурфилософы Возрождения стремились черпать из всех доступных им источников – собственных опытов, трудов древних писателей, астрологии, магии, алхимии, народных суеверий, каббалистики и т. д. и т. п.

Натурфилософия Возрождения имела магико-мистический характер. Мир – таинственная книга, тайнопись. За всем видимым – невидимое, “подземные силы”, которое нужно расшифровать и которым можно овладеть и получить неограниченное могущество. Так думал, например, знаменитый Парацельс – чернокнижник, воплотивший в себе черты легендарного доктора Фауста, человека, “продавшего душу дьяволу”. Во второй половине XVI в. предпринимаются попытки синтеза всех знаний о природе, выходящие за пределы античных образцов, ориентированные на самостоятельное познание. Основоположник итальянской натурфилософии – Бернардино Телезио, который выступил против натурфилософии Аристотеля и создал естественно-научное общество, превратившееся в телезианскую академию, давшую значительный толчок эмпирическому изучению природы. Высшее же достижение итальянской натурфилософии связано с деятельностью Джордано Бруно, сожжённого инквизицией в 1600 г. Философии, полагал он, нечего делать с богословскими вопросами, её предмет – природа в её единстве и бесконечности. Бруно – пантеист: природа – это сам Бог, Бог – это сама природа. Вне природы и её творений Бога нет. Мир един, несотворим, неуничтожим, одушевлён. Под всеми бесчисленными формообразованиями природы скрывается одна-единственная материя. Вместе с геоцентризмом Бруно отбрасывает и фундаментальную для христианства доктрину религиозного антропоцентризма: земля есть лишь ничтожная пылинка в мироздании. В мире нет центра, границ, верха, низа. Тем самым отвергается вся средневековая статичная иерархия ступеней совершенства, “лестница мироздания” Дионисия Ареопагита. Единственный авторитет и источник познания – разум, свободное исследование. Познание бесконечно, как и его предмет.

Близкие к Телезио и Бруно натурфилософские идеи развивали Ванини и Кампанелла. Первый в возрасте 34 лет был подвергнут ужасной казни (1619 г.), второй 27 лет провел в тюрьме инквизиции, где и был написан знаменитый “Город Солнца”, второй классический трактат утопического социализма.

В XVI в. революционный переворот происходит и в астрономии. Со II в. н.э. в ней господствовала геоцентрическая система Птолемея. Идея гелиоцентризма была высказана ещё в древности (Аристарх Самосский), но её научное воплощение впервые было осуществлено Коперником (1543). Философско-мировоззренческое значение теории Коперника заключалось в том, что она бросила вызов церковному авторитету, церковь лишалась монополии на истину. Под сомнение ставилась сама Библия, в которой говорится о движении и остановке Солнца. Учение Коперника было запрещено церковью в 1616 г. как “глупое, философски ложное, решительно противоречащее Священному Писанию и прямо еретическое”. Деятельность Тихо де Браге свидетельствует об огромном количестве новых наблюдений, сделанных в то время, а также об усовершенствовании техники астрономических наблюдений и инструментов. Иоганн Кеплер открыл эллиптичность орбит планет и три закона обращения их вокруг Солнца. Завершается развитие итальянской натурфилософии созданием механики Галилея (втор. пол. XVI – перв. пол. XVII вв.), которая одновременно положила начало принципиально новой науке – современному экспериментально-математическому естествознанию. В трудах Галилея было дано экспериментальное подтверждение и теоретическое обоснование гелиоцентризма, заложены основы научной (антиперипатетической) динамики. Галилей заложил основы новой, механической картины мира (механицизм) и нового экспериментально-математического метода познания природы. Его деятельность, по оценке иезуитов, была “ужаснее и для церкви пагубнее писаний Лютера и Кальвина”. “Идее Галилея” было суждено сыграть определяющую роль в дальнейшем развитии европейской цивилизации в целом. Но здесь мы имеем дело уже с началом следующего этапа в истории европейской философии.

Джованни Пико – один из самых ярких и неординарных мыслителей итальянского Возрождения, его называют талантливейшим из членов Флорентийской академии. Несметное богатство, красота, блестящий титул, универсальная ученость, одна из самых замечательных библиотек Италии (уступавшая может быть только библиотеке Лоренцо Медичи), романтическая, полная приключений биография, преследования римской курии, загадочная ранняя смерть – все это привлекало к образу Пико внимание историков, сделало его знаковой фигурой кватроченто. Уже современники считали его деятельность научным подвигом, а самого Пико – гением. Макиавелли называл его «почти божественным человеком».   Жизненный путь 1463-1494 году в замке Мирандола в Ферраре недалеко от Флоренции. Мать Пико была сестрой поэта Маттео Боярдо, знаменитого автора «Влюбленного Роланда».


Основные трактаты Вообще, говоря о философской системе Пико нельзя не признать ее двойственный характер. Для его сочинений характерна быстрая смена мистических и натуралистических пассажей. Философия Пико парадоксально сочетает в себе казалось бы несовместимое: патристику, схоластику, античную философию, перипатетику, зороастризм, древнееврейскую и халдейскую мистику. Причудливое переплетение учений и образов Христа, Моисея, Зороастра, Гермеса Трисмегиста, Платона, Аристотеля, Авиценны и многих других сам Джованни Пико объясняет так: «никому не присягая на верность, пройдя путями всех учителей философии, все исследовать, изучать все школы,... коснуться всех доктрин»?. В этом обилии источников заключался глубоко полемический смысл: автор отказывался следовать некоей определенной школе и направлению и, приводя суждения самых разных мыслителей, находя в каждом из них нечто достойное изучения и использования, подчеркивал свою независимость от любой из существующих традиций. Таким образом, он не признает монополии на истину, скорее наоборот, отстаивает право каждой культуры на свое ее понимание. Основной его мыслью было единство человеческих знаний, непрерывная нить развития человечества вне зависимости от его разделения на народы и вероисповедания. «Гептапл» и «Рассуждения против божественной астрологии». К сожалению, эти трактаты не были переведены на русский язык, поэтому я ограничиваюсь их поверхностным рассмотрением. «Гептапл» был написан в 1489. Это произведение представляет собой толкование семи дней сотворения мира, как они описаны в Книге Бытия, сделанное с помощью каббалы и пифагорейской теории чисел. Пико вообще считает, что буквальное («грубое и простонародное») понимание Библии, как впрочем, и любого другого священного текста, недопустимо. Пико толкует библейский рассказ в философском, а не теологическом ключе. Чувственный мир возникает не непосредственно в результате божественного творения из «ничего», а из высшего бестелесного начала, которое и было порождено Богом. Мир вещей возникает из хаоса – материи, исполненной всех форм, находящихся в ее недрах в смешанном и несовершенном виде. Мироздание представлено в виде иерархии трех миров – ангельского, небесного и элементарного (подлунного). Человек не принадлежит ни одному из них, являя собой особый, четвертый мир. Э. Гарен сообщает, что «Гептапл» вызвал большой интерес ученых и резкое недовольство церкви. «Рассуждения против божественной астрологии» написаны в1494, в год смерти философа. Этот трактат представляет огромный интерес для историков науки, поскольку они видят в нем начало натурфилософии и критику «ложных наук». В этом сочинении утверждается независимость человеческой жизни от расположения небесных светил. Надо отметить, что увлечение астрологией было в то время практически повсеместным. Многие гуманисты, несмотря на безусловную веру в свободную волю человека, живо интересовались звездными прогнозами, следовали им в повседневной жизни. Можно привести пример хотя бы Марсилио Фичино – он был необыкновенно увлечен астрологией, составлял гороскопы всем своим друзьям, указывая в письмах их счастливые и неудачные дни, а также предостерегая от всевозможных несчастий. Кстати, одно из его пророчеств осуществилось: он предрек, что младший сын Лоренцо Великолепного Джованни станет папой под именем Льва Х, что в конечном итоге и произошло. Но вернемся к Пико. А. Горфункель пишет, что «Рассуждения против божественной астрологии» являются лишь частью большого труда, задуманного как полемика против «ложных наук», но незавершенного по причине ранней смерти философа. Здесь Пико говорит о независимости человека от слепой воли звезд. Главный пафос этого сочинения призыв отказаться от поисков «отдаленных», «общих», ничего не объясняющих причин явлений природы и человеческой жизни в движении небесных светил и обратиться к исследованию того, что исходит «от собственной природы самих вещей и ближайших и связанных с ними причин». При этом возможности общего воздействия небесных сил на климат и природу Земли не отрицаются, поскольку «небо есть природное тело» и воздействует общим образом». Изучение действительных природных закономерностей Пико считал важнейшей задачей познания. Он выдвинул мысль о математической структуре природы и природных законов, разъясняя, что речь идет не о «математике торговцев» и не о «суеверной математике» астрологов и некромантов. Основной наукой о природе Пико считает «натуральную магию», которая противопоставляется «суеверной магии». Причем определение этой «натуральной магии» мне сильно напомнило определения физики или химии в наших школьных учебниках: она учит «совершать удивительные вещи с помощью природных сил»; это есть наука, «посредством которой познаются силы и действия природы, их соотношения и приложения друг к другу». Антропология Прежде чем приступать непосредственно к учению о достоинстве человека, я хочу рассмотреть важнейшие категории философии Пико. Понятие Бога играет огромную роль в его философской системе. Бог в представлении Пико – некое абстрактное единство, целостность, он существует везде и нигде не локализуется. Бог есть самосущность бытия, поэтому он стоит над сущностью, лишен всякой определенности. Помещенный вне иерархии, бог вместе с тем постоянно присутствует в мире. Но, несмотря на слова Вергилия, которые Пико приводит в «Толковании на канцону о любви» («Зевс – это все, что ты видишь вокруг, и все преисполнено им»), у него нет полного отождествления природного и божественного начал. Сущность бога не может быть постигнута человеком мыслительно-понятийным путем, не может быть выражена на человеческом языке, постигнуть его можно, только преодолев рациональное мышление и перейдя к мистической интуиции. Бог открывается в своем творении, так как, творя, бог очеловечивается. Бог непознаваем, но возможно познание мира, одушевленного божественным светом. Бог – простейшее, «не единство много, но единство, предшествующее многому»?. «Жилище Бога во мраке», попасть во «мрак божественного сияния» можно, достигнув высшей ступени постижения, и тогда, человек замолкает, ибо «молчание - хвала Тебе». Такого бога нельзя знать, его можно только любить. Бог в такой мере имманентен миру, что Пико иногда говорит даже о существовании мира в боге. И этот имманентный миру Бог одновременно полностью трансцендентен, существует для себя. Пико приводит формулу «извлечения» Бога из вещи: «Поскольку Бог, как мы сказали вначале, есть то, что является всем вне всякого несовершенства, то, если избавить всякую вещь от несовершенства, которое она заключает в своем роде, и от частности ее рода, оставшееся явится Богом»?. У Бога Пико находит совпадение свободы и абсолюта, однако сама уникальность творца как бы опустошена божьим совершенством. Это совершенство не достигнутое, поэтому не измеряемое пройденным к нему путем, а изначальное, обедняет Бога. Он лишен возможности стать совершенным, и в этом Бог уступает человеку. Понятия Любви и Красоты также являются в числе основных категорий у Пико. Не случайно именно его историки сейчас называют выразителем эстетических идеалов Возрождения, без упоминания его учения не обходится ни один учебник по эстетики. Любви как вершине интеллектуального созерцания посвящено первое большое произведение Пико – «Комментарий на Канцону о любви», написанный им в возрасте 23 лет. Любовь пронизывает весь мир, поскольку она сотворена богом, который и есть любовь. Пико пишет: «…когда говорится «любовь в абсолютном смысле», понимается любовь к красоте, ввиду того, что она несомненно, возвышается и превосходит всякое желание всякой другой сотворенной вещи». Пико не признает красоту Бога, потому что он прост и совершенен. Понятие красоты, считает он, включает в себя некое несовершенство. «Красота не что иное, как некая дружественная вражда и согласный раздор». У Пико красота и любовь разделяются на два вида – обычная и небесная. Обычная – чувственная - красота – та, которая у видимых вещей, но есть также и красота идей. Эту вторую, умопостигаемую, красоту можно постигнуть не телесным зрением, то есть интеллектуальным познанием. «Подобно тому, как есть две красоты, - продолжает Пико, - должны с необходимостью быть и две любви, низменная и небесная, ввиду того, что один стремится к обычной и чувственной красоте, а другой – к умопостигаемой». Человеческая любовь, то есть любовь к чувственной красоте, заставляет некоторых людей вспоминать «о некоей совершенной красоте, которую эта душа уже видела до того, как была погружена в тело; и тогда в них поднимается невероятное желание вновь увидеть ее, и для того, чтобы достичь этой цели, они отступают, насколько только могут, от тела, таким образом, что их душа приобретает свое первоначальное достоинство, сделавшись во всем владычицей тела и ни в чем ему не подчиняясь.… Потом, от этой любви, возрастая от совершенства к совершенству, человек достигает и такой ступени, что, соединяя свою душу во всем с умной природой и из человека сделавшись ангелом, весь воспламенившись этой ангельской любовью, - как материя, воспламененная огнем и превратившаяся в пламя, возвышается до самой высшей части, - так и он, очистившись от всей грязи земного тела и превратившись благодаря любовной силе в духовное пламя, воспаряя даже до умопостигаемого неба, счастливо упокаивается в руках первого Отца»?. Э. Моннерьян говорит о категории красоты в философии Пико следующее: «Несомненно, в своей философии красоты Пико отвечал глубочайшей потребности лучших людей своего времени. Он философски продумал и сформулировал то, что было внутренним убеждением великих Художников Возрождения, а именно Леонардо, Микеланджело и Дюрера, одновременно основой и идеалом их художественного творчества… старания почти всех художников Ренессанса достичь «верного природе» изображения покоятся на установке в отношении к миру, которую обосновал и развил Пико в своем «Комментарии…». Согласно метафизической эстетике Пико, эта верность природе направлена не просто на передачу внешне воспринимаемого; дело идет о более глубоком, о том, чтобы постичь и в художественном произведении привести к обнаружению сущность и истину, внутреннюю закономерность мира и всего сотворенного… Если чистое погружение мыслителя в единство мира есть ближайший путь к познанию существования единого бога, то погружение в красоту мира в любви есть скорейший путь к соединению с богом». Учение о достоинстве человека Самое знаменитое произведение Пико посвящено определению места человека в мировой иерархии. «Речь о достоинстве человека» была написана в 1486. Ею философ намеревался открыть диспут по своим 900 тезисам. После запрещения диспута «Речь…» нигде не издавалась и была известна лишь узкому кругу ближайших друзей. Впервые ее опубликовали в 1496, после смерти Пико. Начало этой речи признается теперь наиболее четким выражением возрожденческого антропоцентризма. Однако при ближайшем рассмотрении «Речь …» оказывается не столько гимном человечеству, сколько программой, которую должно осуществить. В самом начале речи Пико выдвигает тезис о величии человека, его превосходстве над всеми существами. «Человек есть посредник между всеми созданиями, близкий к высшим и господин над низшими, истолкователь природы в силу проницательности ума, ясности мышления и пытливости интеллекта, промежуток между неизменной вечностью и текущим временем, узы мира, как говорят персы»?. Создав мир в его священном совершенстве, Бог захотел, чтобы «был кто-то, кто оценил бы смысл такой большой работы, любил бы ее красоту, восхищался ее размахом». Но, поскольку мир был уже завершен, совершенен, все идеи были воплощены, творец не мог бы дать человеку ничего, только ему принадлежащего то: «И установил наконец прекрасный творец, чтобы тот, кому он не смог дать ничего собственного, имел общим с другими все, что свойственно другим творениям. Тогда решил бог, что человек будет творением неопределенного образа, и поставив его в центре мира, сказал: «Не даем мы тебе, о Адам, ни своего места, ни определенного образа, ни особой обязанности, чтобы и место, и лицо, и обязанность ты имел по собственному усмотрению, согласно своей воли и решению. Образ прочих творений заключен в рамки установленных нами законов. Ты же, не стесненный никакими пределами, создашь свой образ по своему решению, во власть которого я тебя предоставляю. Я помещаю тебя в центре мира, чтобы оттуда тебе было удобнее обозревать все, что есть в мире. Я не сделал тебя ни небесным, ни земным, ни смертным, ни бессмертным, чтобы ты сам, свободный и славный мастер, формировал себя в образе, который предпочтешь. Ты можешь переродиться в низшие, неразумные существа, но можешь переродиться по велению своей души и в высшие, божественные». О, щедрость Бога-отца! О, высшее и восхитительное счастье человека, которому дано владеть тем, чем пожелает, и быть тем, кем хочет»?. Человек полностью вне космической иерархии, но приобщен к каждой ее ступени, не отражая, а как бы объединяя в себе миры. Отсюда происходит его царственное положение в мире, однако оно не данность, а результат собственных усилий человека. Таким образом, по природе своей человек есть чистая возможность, потенция. Мир разворачивается из человека и свертывается в нем. Это не бесконечность прямой, а бесконечность точки, замкнутая и централизованная, как в художественных композициях Ренессанса. Человек есть творец самого себя. Пико различает два вида счастья – естественное и сверхъестественное. Первое достигается человеком в рамках собственной природы самостоятельным усилием. Второе есть высшее благо, означает возвращение к богу, оно достигается с помощью благодати. Постижение истины и блага, заключенных в боге, и есть высшая цель человека. Естественное счастье – совершенство в рамках собственной природы - необходимая ступень для достижения высшего блага. Свобода выбора перерождения в высшие или низшие существа порождает у Пико не энтузиазм, а скорее грозное чувство ответственности. Естественное счастье отождествлено с процессом познания, деятельностью разума, направленной на постижение блага, заключенного в человеке и других творениях. Пико выделяет три этапа на пути к земному счастью и высшему благу: моральное совершенствование с помощью этики, обогащение разума природной философией, познание божественного благодаря теологии. «Подавляя наукой о морали порыв страстей и рассеивая спорами тьму разума, мы очищаем душу, смывая грязь невежества и пороков, чтобы страсти не бушевали необдуманно и не безумствовал иногда бесстыдный разум. Тогда мы наполним очищенную и приведенную в порядок душу светом естественной философии, чтобы затем совершенствовать ее познанием божественного»?. Хотя в этике Пико заметны черты аскетической морали, он не отвергает земные блага, но полагает, что из назначение – удовлетворять необходимые потребности человека, как телесные, так и духовные. Превышение же разумной меры влечет за собой пороки. Как и в схоластических учениях, за теологией сохраняется главная роль в системе познания, но под теологией Пико понимает не только христианское учение, но «и теологию древних». Роль философии в постижении высшей истины огромна. Именно благодаря ей можно подняться по ступеням познания до вершины, где уже с помощью теологии постигаются «божественные дела». Пико считает, что занятия философией должны стать уделом всех людей, точнее, каждого человека. Достижение истины по Пико – сугубо индивидуальный процесс. Нравственная роль занятий философией определена на собственном примере: «Именно философия научила меня зависеть скорее от собственного мнения, чем от чужих суждений, и всегда думать не о том, чтобы не услышать зла о себе, но о том, чтобы самому не сказать и не совершить его». В универсальной и высшей истине должны соединиться мнения людей, после чего воцарятся «святейший мир, неразрывные узы и согласная дружба». Для Пико, как и почти для всех его современников, путь к политическому миру, социальному благополучию – это прежде всего моральное самосовершенствование каждого человека. Как отмечает Л. Баткин, «вот конечная мечта Пико: на основе философской религии достичь какого-то земного рая, какой-то идеальной гармонии, охватывающей чувства и разум, мораль и политику, природу и Бога»?. Природа человека двойственна – она вечна, так как одушевлена богом, но и тленна, поскольку составлена из элементов земного мира. Если вегетативная способность сближает человека с растениями, чувственная – с животными, рациональная способность свойственна высшим существам, то интеллектуальная уподобляет его ангелам. Людьми нас делает разумная и бессмертная душа, тогда как тело тленно. Тогда почему же ангелы, не отягощенные греховной земной оболочкой, стоят ниже человека? Человек – великое чудо, потому что он может взойти по иерархической вертикали и слиться с богом, непосредственно созерцая его, но человек способен это совершить, потому что он находится в центре мироздания, соединяя собой высшее и низшее, будучи одновременно причастен ко всему, не закреплен ни в чем, и, следовательно, разрушая вертикаль. Человек божественен, потому что он вверху и потому что он в центре, а значит всюду, потому что он существо небесное и земное, смертное и бессмертное, «небесное в земном и земное в небесном». По Пико, человек выше ангелов и звезд, потому что сам выбирает божественность, но, выбрав, и достигнув высшей цели, созерцая бога, человек ведь неизбежно должен расстаться со своим особым человеческим положением в космосе. Получается, что процесс значительнее результата, а возможность важнее реализации. Тут кроется один из многих подводных камней всей системы Пико. Следствие, прямо «выводимое из посылки, обессмысливает ее. Человек богоподобен, ибо способен к творческому самоопределению и универсален. Но универсальность без приобщения к низшему перестала бы быть универсальностью. Получается, что возвышение к богу возможно лишь за счет утраты того, что является исходным условием возвышения»?. Следующим противоречием является проблема свободы выбора. Основное отличие человека, его превосходство состоит в тот, что он вправе свободно избирать свой образ, творить самого себя. Однако путь достижения высшего блага четко прописан, он всего один, он заключается в движении по вертикали вверх. То есть свободой выбора необходимо правильно воспользоваться, человек должен свободно выбрать необходимое и единственно достойное. Приведя человека к достойной цели, свободный выбор будет исчерпан. Свобода выбора лишается смысла – человек обязан воспользоваться ею так, как если бы ее не было. Заключение Трудно найти мировоззрение, которое бы в большей степени находилось в мире с собой, и было бы при этом настолько напряженным внутренне. Безусловно, сам Пико отнес бы себя к религиозным мыслителям, как большинство философов Возрождения. Они бы не согласились с современной оценкой их наследия, как преодолевающего религиозность. Напротив, обожествление человека невозможно без веры. Ренессансная набожность вполне искренна, хотя и парадоксальна, она выражается в необычном богоборчестве. Это богоборчество без вызова, смысл его отнюдь не в том, чтобы свергнуть бога, а в том, чтобы обожествить человека, причем обожествление человека не должно означать расчеловечевания. Ценность философской системы Пико как раз и состоит в том, что она, как никакая другая, обнажает весь узел противоречий, которые заключала в себе эта эпоха. Здесь не идет речь о простом логическом промахе, потому что тогда все итальянское Возрождение – логический промах, гениальное недоразумение. Перед нами не несоответствие двух логик, а примирительный спор, который сам по себе и составляет единую логику. Чтобы удержать античность и христианство, идеальное и реальное, дух и плоть, божественное и земное в постоянном равновесии, соединить, не смешивая, нужен был особый способ мышления. Возрождение нуждалось в этом противоречии, чтобы на пути к его разрешению создать тот неповторимый тип культуры, который и породил «тайну Леонардо», «тайну Боттичелли» других мастеров. Культура стремилась к разрешению противоречия между земным и небесным, но в то же время нуждалась в его сохранении. Это было одной из причин зыбкости и недолговечности Ренессанса, тайным мучением, страшной потребности в гармонии, которая сама рождала гармонию. Мы сейчас, приученные к четким построениям Канта или Гегеля, пытаемся разрешить эти противоречия в философской концепции Пико, забывая, что он рассуждал иначе. Для Пико сама возможность диалога нескольких истин и является истиной. Так, в гуманистических диалогах кватроченто истина не исчерпывается ни одним из мнений, оставаясь принципиально открытой. Неоригинальность результатов всей философии Возрождения была «расплатой за оригинальность способа мышления, который явился едва ли не главным содержательным результатом гуманистического философствования. Важно понять, что «мнимый» синтез был ничуть не мнимым для ренессансного ума, вполне убедительным доказательством совместимости разных истин, а значит, из взаимной терпимости перед лицом высшей, универсальной, вечной порождающей и вбирающей их в себя мудрости»?. Библиография. Джованни Пико делла Мирандола, «О сущем и едином»// Сочинения итальянских гуманистов эпохи Возрождения (15 век), МГУ, 1985 Джованни Пико делла Мирандола, «Речь о достоинстве человека»,// Эстетика Ренессанса. Т 1, Москва, 1981 Джованни Пико делла Мирандола, «Комментарий на канцону о любви Джироламо Бенивьени» // Эстетика Ренессанса. Т 1, Москва, 1981



Мишель Монтень (1533—1592), которого можно с полным основанием считать последним гуманистом Возрождения и первым моралистом Нового времени

Появление Монтеня на свет совпало с началом религиозных войн во Франции, которые продолжались более трех десятилетий (о событиях тех лет мы знаем по историческим романам Генриха Манна «Молодые годы короля Генриха IV», Проспера Мериме «Хроника времен Карла IX»). В самостоятельную жизнь он вступил в самый разгар Контрреформации, когда Европа начала содрогаться в пароксизме религиозного фанатизма, когда насилие над духом и телом превзошло все то, что мы знаем по самым мрачным временам средневековья. Дух и буква Триденского собора требовали от католиков признавать истиной любую нелепость, если она высказывалась представителем клира, независимо от того, был ли он князем церкви или странствующим монахом-францисканцем. Даже малейшее сомнение в том, что сказал кюре на проповеди, рассматривалось как страшный грех, за которым следовало обвинение в ереси со всеми вытекающими отсюда последствиями. «Каждый ощущал на себе ледяной взор недремлющего ока инквизиции, ревностно заботившейся о том, чтобы ни один еретик не остался безнаказанным и чтобы заплечных дел мастера не оставались без работы». Публичные казни, пытки были обыденным явлением. Неизгладимый след в памяти юного Монтеня оставила страшная резня, учиненная в Бордо коннетаблем Монморанси, который был послан усмирить непокорных подданных короля, воспротивившихся повышению налога на соль. Мрачная, беспросветная действительность подвигала мыслящих людей того времени задаваться вопросами о том, правильным ли путем идет европейская цивилизация, верны ли те базисные предпосылки, из которых исходили гуманисты Треченто. Эти вопросы волновали Монтеня, который уже в юношеском возрасте поставил перед собой задачу поиска ответов на них. Монтень получил блестящее по тем временам образование. Сначала он обучался наукам и искусствам дома, где его наставником был отец, влюбленный в Древнюю Грецию и Рим (он, подобно многим другим образованным современникам, неоднократно бывал в Италии, боготворил гуманистов и считал классическую латынь единственным языком, способным адекватно выражать как мысль ученого, так и движения души поэта). Пребывая в экзальтированной атмосфере родного дома, где преклонение перед культурой античности было нормой, Монтень в совершенстве овладел латынью и уже в юношеские годы читал в подлинниках произведения римских философов, прозаиков, драматургов, а также греческих поэтов и мыслителей, переведенные на латынь. Французским языком он начал овладевать только в колледже, где почти ничего, кроме трудов античных авторов, не считал нужным изучать. По дошедшим до нас сведениям, после завершения подготовки в коллеже он закончил один из известнейших университетов южной Франции в Тулузе и через несколько лет был назначен королевским советником городского парламента в Бордо. В 80-е годы он дважды избирался мэром этого бывшего оплота гугенотов, но затем отказался от этой почетной должности, сосредоточившись на литературном труде. Отказ от поста был в значительной степени вынужденным ибо Монтень, не примкнувший ни к партии Колиньи, ни к партии Гиза и считавший себя сторонником «политиков» (так тогда называли тех, кто хорошо понимал всю пагубность религиозных войн, которые в конечном счете вели к укреплению власти крупных феодалов), постоянно оказывался между враждующими партиями, которые делали все возможное, чтобы склонить его на свою сторону. Не желая насиловать свою совесть, Монтень отходит от активной политической деятельности, сочтя для себя более приемлемой позицию человека, способного к критическому осмыслению происходящего. В последние годы он поддерживал в борьбе за власть Генриха Наваррского (в будущем короля Франции Генриха IV), рассматривая его как единственного крупного политика той эпохи, который, по его мнению, был способен покончить с феодальной раздробленностью страны и религиозными войнами. В воспоминаниях современников и памяти потомков Монтень остался великим ученым, прогрессивным политическим деятелем, подлинным патриотом своей родины, бескорыстным человеком, который никогда не изменял своим убеждениям ни при каких обстоятельствах, как бы сложны и трагичны они ни были. Монтень оставил множество трудов, но самым интересным для культуролога является его книга «Опыты». Эта книга не вписывается ни в один из существующих литературных жанров. Ее нельзя назвать научным трактатом, не напоминает она и литературно обработанную биографию. Это явно не роман и не собрание нравоучительных сентенций. По воспоминаниям современников, Монтень вначале не предполагал ее публиковать, предназначая свои размышления для узкого круга друзей и единомышленников. Однако замысленное как сочинение интимное, «Опыты» вскоре стали литературным произведением национального масштаба, оказавшим огромное влияние на формирование философской, этической, политической мысли не только Франции, но и других европейских стран. Вклад Мишеля Монтеня в теорию культуры прежде всего состоит в том, что он, развивая идеи, содержащиеся в работах Тацита, дает развернутую и жесткую критику европейской цивилизации. То, о чем Тацит сообщает читателю намеками, со множеством оговорок, Монтень говорит в полный голос, не скрывая своего отрицательного отношения к тому, что он видел, чему он был невольным свидетелем. Европейская цивилизация, с его точки зрения, отнюдь не высший тип цивилизационной системы. Она явно заблудилась на дорогах истории, и ее достижения в области науки и техники, музыки и литературы не идут ни в какое сравнение с естественной простотой нравов, разумной организацией жизни, достижениями в изобразительном искусстве и архитектуре других цивилизаций, прежде всего цивилизаций Нового света. Монтень открыто противопоставляет образ жизни, политическое устройство, систему общественных отношений, сложившихся у майя, ацтеков, образу жизни, устройству государства, обычаям, существующим на его родине. Высочайшую заслугу народов Нового Света он видит в том, что они смогли создать культуру, базирующуюся на использовании естественных законов, позволяющую человеку жить в гармонии с природой. Особенно он подчеркивает высокую моральность членов этих обществ, называемых европейцами варварскими за то, что они не носят костюмов европейского покроя и поклоняются другим богам. Он пишет, что в лексиконе коренных жителей Нового Света нет даже слов, обозначающих ложь, предательство, притворство, скупость, зависть и злословие. Монтень отмечает, что «их способ ведения войны честен и благороден и даже извинителен и красив настолько, насколько может быть извинителен и красив этот недуг человечества: основанием для их войн является исключительно влечение к доблести». По представлениям Монтеня, культура народов Нового Света многократно превосходит культуру любой страны Европы. Потрясающее великолепие городов Куско и Мехико, — пишет он, — и среди прочих диковинок сад их короля, где все деревья, плоды и все травы, расположенные так же, как обычно они произрастают в саду... были поразительно искусно выполнены из золота.. красота их 1 изделий из камня, перьев и хлопка, а также произведения их живописи наглядно показывают, что они нисколько не ниже нас и в ремеслах. Рисуя столь яркими красками культуру коренных народов Нового Света, Монтень, по сути, наносит мощный удар по идее европоцентризма, которая до него никем не оспаривалась, в том числе и наиболее крупными представителями философской мысли Кватроченто и Чиквинченто. Но вклад Мишеля Монтеня в культурологическую науку не исчерпывается только этим. Не будет большим преувеличением сказать, что Монтень поколебал основы антропоцентризма, который безоговорочно доминировал в сознании его предшественников-мыслителей Ренессанса. От него идет линия критики мнимого всемогущества человека, противопоставляющего себя природе и рассматривающего окружающий мир как безграничное поле приложения своих креативных потенций. Апологетика естественного человека, живущего в гармонии с природой, создающего мир культуры в соответствии не только с человеческими, но и природными законами, начинается именно Монтенем, который углубил и развил идеи, содержащиеся в работах Демокрита, с которыми он был знаком еще в юношеские годы. Монтень первым из гуманистов начинает говорить о несовершенстве человеческого разума, видя доказательство этого тезиса в несовершенстве того мира, который создан волей и руками людей. Не смешно ли, — писал Монтень, — что это ничтожное и жалкое создание, которое не в силах даже управлять собой и предоставлено ударам всех случайностей, объявляет себя владыкой и властелином Вселенной, малейшей частицы которой оно не в состоянии познать, а не то чтобы повелевать ею По сути, Монтень своими произведениями начинает критику европейского рационализма, одной из базовых структур «фаустовской цивилизации». Говоря о понимании культуры Монтенем, следует заметить, что оно во многом совпадает с той трактовкой культуры, которая существовала у античных авторов. Человек, согласно воззрениям автора «Опытов», достигает культурного состояния только тогда, когда он все свои помыслы направляет на совершенствование духа, ума, воли, эстетического вкуса и своего тела. Плод «окультуривания» индивида — его духовное и физическое здоровье. Величие культуры усматривается Монтенем в простоте общественных отношений, в первобытной чистоте нравов, непосредственности здравых мыслей и эстетического отношения к действительности. Культура людей, с точки зрения Монтеня, тем выше, чем более они доверяют природе и следуют ее указаниям. Не учить природу, а учиться у нее — вот путь к подлинной культуре. Справедливости ради необходимо сказать, что у автора «Опытов» есть и другая трактовка культуры. Монтень неоднократно пишет о том, что культура — это высшее завоевание человеческого гения. Таким высшим завоеванием Монтень считал античную культуру, в особенности культуру Древней Греции и Древнего Рима периода расцвета (юный Рим и Рим эпохи упадка ему не нравятся), которую не смогли превзойти ни культура Средневековья, ни даже Ренессанса. Античную культуру Монтень ценит прежде всего за то, что ее целевой установкой было воспитание гражданина с развитым самосознанием и высокой нравственностью, способного к возвышенным поступкам, обладающего представлениями о чести, достоинстве. Сопоставляя нравы современного ему общества с теми, что были в древности, он приходит к выводу, что в моральном отношении его современники стоят на более низкой ступени, чем свободнорожденные жители Афин времен Перикла или Рима времен братьев Гракхов. В ту историческую эпоху, пишет он, не представляло труда встретить человека, умеренного в жажде мести, снисходительного к тем, кто его оскорбил, свято соблюдающего данное слово, не двуличного, не приспосабливающего своих убеждений к воле других людей, не сгибающегося под тяжестью жизненных обстоятельств. Сегодня же подобные люди встречаются исключительно редко, и можно прожить целую жизнь и не встретить такого человека. Ни Средневековье, ни Ренессанс, по мнению Монтеня, не дали таких образцов самопожертвования, бескорыстия, мужества, верности в любви и дружбе, о которых повествуют античные авторы. Он в полном смысле слова слагает гимн Сократу, которого считает одним из величайших людей, отстаивавших право на свободу мысли до конца. Превозносит он и Ликурга, называя его самым мудрым из законодателей всех времен и народов. К числу выдающихся мужчин Монтень относит также Гомера, Александра Македонского и Епаминонда, чье первенство среди свободнорожденных граждан греки признавали безоговорочно. Из женщин к числу выдающихся он причисляет Аррию, жену консула Цецинны, и Помпею Павлину, жену Сенеки. Античная культура, с точки зрения Монтеня, превосходит культуру всех других обществ не только потому, что в ее лоне сформировалось множество героев и мудрецов, ставших образцами для подражания, но и потому, что она обеспечивала свободу мысли. Согласно представлениям автора «Опытов», наличие многочисленных философских школ, публичные дискуссии на форумах, состязания ораторов способствовали резкому повышению интеллектуального уровня людей античности, которые обо всем могли судить здраво, опираясь на знания и собственный опыт, руководствуясь не эмоциями, а разумом. Сегодня же эта способность разумного суждения европейским человеком утрачена, ибо, как пишет Монтень, «мы получаем науку от гражданских властей», и овладение знанием происходит по их предписаниям в школах, которые на одно лицо и где учат одному и тому же. В качестве доказательства тезиса об античной культуре как высшем образце, Монтень апеллирует также к античному искусству и литературе. С его точки зрения, античными ваятелями, живописцами, прозаиками, поэтами, драматургами созданы столь совершенные произведения, что их не смогли превзойти творения художников, скульпторов и поэтов более поздних времен. Монтень посвящает много страниц подробному разбору работ античных авторов, аргументирование доказывая, что они с полным основанием могут рассматриваться в качестве эталонов. Таким образом, культура Древней Греции и Древнего Рима под пером Монтеня превращается в идеал культуры или, говоря современным языком, в идеальный культурный тип, с которым необходимо соотносить культуры других стран и народов, иных исторических эпох. Монтень высказывает и ряд других конструктивных идей, которые не могут быть проигнорированы теоретиками культуры. В частности, он неоднократно подчеркивает тесную связь культуры и морали. С его точки зрения, общество, в котором отсутствует человеколюбие, где нет представления о стыде и долге, не может называться культурным. Жестокость, бесчеловечное отношение вызывают у него подлинное возмущение. Он с гневом говорит о нравах своей эпохи, где насилие над личностью, пытки и убийства были нормой. Корни этой жестокости, считал Монтень, кроются в биологической природе человека, и только культура способна подавлять этот «инстинкт бесчеловечности», который при определенных обстоятельствах превращает человека в кровожадного зверя, наслаждающегося мучениями себе подобных. Нравственность, как и культуру, Монтень понимает не как нечто изначально данное и неизменное по своей природе. Точно так же, как человек становится культурным в процессе воспитания, так и моральным существом он делается в результате большой духовной работы над собой. Нравственность, по Монтеню, есть итог самовоспитания, результат кропотливой работы по проращиванию того семени, которое заложено в нас природой. Интерес вызывает и идея Монтеня о книге как продукте культуры и высшей культурной ценности. Роль книг в жизни человеческого общества, с точки зрения Монтеня, трудно переоценить. В них концентрируется опыт человечества. Они являются орудиями передачи знаний. Если бы книги исчезли, то темпы развития человечества замедлились бы на несколько порядков. Вполне возможно, что это стало бы началом конца человеческой цивилизации. Монтень много и подробно говорит о той роли, которую книги сыграли в его жизни. Он отмечает, что книги сопровождали его не только на отдыхе, но в военных походах, длительных путешествиях. Монтень подчеркивает, что наслаждение, испытываемое им от чтения умной книги, не может сравниться ни с чем, в том числе и с чувственными наслаждениями, которые дают тонкие вина, изысканные блюда или обладание любимым человеком. Запрещение, а тем более уничтожение книг, считает Монтень, должно быть приравнено к преступлению, а тех, кто выносит подобные вердикты, следует считать преступниками, подлежащими осуждению. Заслуживает внимания и идея Монтеня о двух видах продуктов, создаваемых человеком в процессе его культурно-творческой деятельности. Согласно представлениям автора «Опытов» только то, что возникает в результате деятельности человека в соответствии с установлениями природы, может быть отнесено к разряду вещей прекрасных и благородных. Возникающее вопреки установлениям природы, порождаемое деятельностью неестественной не может рассматриваться как культурная ценность. В этом тезисе Монтеня содержится зародыш идеи о различии культуры и цивилизации — центральной идеи для культурологической мысли XIX столетия. Говоря о монтеневском понимании культуры, следует обратиться к вопросу о соотношении культуры и религии. Монтень, как подлинный представитель ренессансной эпохи с ее свободомыслием и скептическим отношением к вере, совершенно однозначно провозглашает противоположность культуры и религии. С его точки зрения, христианская этика обрекает человека на безрадостное существование, на подавление естественных стремлений и желаний. Осуждение церковью чувственной любви он считал не только ошибочным, но и преступным, ибо видел в этом попытку насильственного изменения человеческой природы. Монтень резко критиковал практику покаяния, считая, что оно в такой же мере преступно, как и тот грех, в котором каются. По его мнению, твердая уверенность кающегося в том, что грехи ему будут отпущены, подавляет в человеке голос его совести и снимает с него моральную ответственность за совершенные неблаговидные поступки. Наконец, нельзя не сказать еще об одной идее Монтеня, не утратившей своего значения и для сегодняшнего дня, — о связи уровня культурного развития общества с уровнем развитости коммюнитарных начал. Согласно Монтеню естественным условием существования человеческого общества является равенство имущества. Там, где это условие не соблюдается, отношения между людьми приобретают извращенный вид. Имущественное неравенство, как считал Монтень, — главная причина всех социальных катаклизмов, потрясающих общество время от времени, исток всех пороков — от скупости до аморализма. Но если имущественное неравенство противоестественно, то, следовательно, оно не может быть элементом подлинно человеческой культуры. В качестве подтверждения своего тезиса Монтень апеллирует к достижениям цивилизации майя, ацтеков, инков, которые, как он считал, смогли создать разумно устроенное общество, подняться к вершинам искусства и морали потому, что у них отсутствовала частная собственность. Перечисленную выше совокупность идей, содержащихся в трудах Мишеля Монтеня, трудно рассматривать как целостную концепцию культуры. Впрочем, это и не удивительно. Монтень никогда не ставил перед собой такой задачи, и этим прежде всего объясняется тот факт, что перед нашими глазами, когда мы берем его работы, предстает россыпь блестящих мыслей, которые весьма трудно объединить в систему. Тем не менее Мишель Монтень вошел в историю европейской мысли как один из самых глубоких философов рубежа позднего Возрождения и Нового времени, чьи труды оказали глубокое воздействие на критически мыслящие умы последующих столетий. Его вклад в становление культурологической теории так же несомненен, как и вклад его великого предшественника

Мишель Монтень

«Опыты», основное философское произведение Мишеля Монтеня, непосредственно продолжают традицию философско-этических и политических сочинений типа «Заметок», «Рассуждений», «Записок», «Памяток», повествующих без видимой последовательности и системы о самых разных вещах, среди которых легко находят себе место и комментарии к сообщениям и мыслям древних авторов, и автобиографические рассказы с назиданием потомкам, и реальные исторические документы. Своими «Опытами» Монтень узаконил тип свободного философского рассуждения, не ограниченного в движении мысли никакой заранее заданной темой, никаким жестким планом. Ядром «Опытов» является вопрос "Что я знаю". Выступая против закоренелых предрассудков и предубеждений, Монтень доказывал ограниченность и несовершенство человеческого познания, его историческую изменчивость и необходимость постоянного совершенствования на основе объективного познания естественных закономерностей природы. За определение теологии как ложной науки «Опыты» в 1676г. были запрещены Ватиканом. Труд Монтеня оказал огромное влияние на философскую и художественную культуру Позднего Возрождения и последующих эпох.
















·  Большая разница - не хотеть или не уметь согрешить.

·  В начале всякой философии лежит удивление, ее развитием является исследование, ее концом - незнание.

·  Даже на самом высоком из земных престолов сидим мы на своем заду.

·  За свою жизнь я неоднократно видел, как рождались чудеса. Те, кто первыми прослышали о некоем удивительном явлении и начинают повсюду трезвонить о нем, отлично чувствуют, встречая недоверие, где в их утверждениях слабое место, и всячески стараются заделать прореху, приводя ложные свидетельства. Спервоначалу личное заблуждение становится общим, а затем уже общее заблуждение становится личным. Вот и растет эта постройка, к которой каждый прикладывает свою руку так, что самый дальний свидетель оказывается осведомленным лучше, чем непосредственный, а последний человек, узнавший о нем, - гораздо более убежденным, чем первый.

·  Как только женщина становится нашей, мы перестаем ей принадлежать.

·  Когда я играю с кошкой, неизвестно, кто кого больше развлекает.

·  Кто заражен страхом болезни, тот уже заражен болезнью страха.

·  Лучший способ запомнить что-нибудь - постараться это забыть.

·  Люди ни во что не верят столь твердо, как в то, о чем они меньше всего знают.

·  Мы научили женщин краснеть при малейшем упоминании о всех тех вещах, делать которые им ни в какой мере не зазорно.

·  Не хорошо вычищенный, а хорошо сшитый сапог показывает красивую форму ноги.

·  Никто не ведет счета промахам предсказателей, как бы часты и обычны они ни были; что же касается предсказаний, оказавшихся правильными, то им придают большое значение именно потому, что они редки.

·  О предсказателях будущего: Главное условие успеха таких гадателей - это темный язык, двусмысленность и причудливость пророческих словес, в которые авторы этих книг не вложили определенного смысла с тем, чтобы потомство находило здесь все, что бы ни пожелало.

·  Плакать из-за того, что мы не будем жить сто лет спустя, столь же безумно, как плакать из-за того, что мы не жили сто лет назад.

·  Раз мы ненавидим что-либо, значит принимаем это близко к сердцу.

·  Существуют вещи, которые только затем и прячут, чтобы их показать.

·  Те, кто содержит животных, должны признать, что скорее они служат животным, чем животные им.

·  Т, что мы меньше всего знаем, лучше всего годится для обожествления.

·  Трусость - мать жестокости.