Содержание

Введение. 3

1. Эстетика и искусство Германии XVIII века. 4

2. Литература Германии XVIII века. 7

3. Романтизм в Германии. 9

Заключение. 19

Список литературы.. 20

















Введение

Целью работы является изучение культурологи Германии XVIII века. Для этого в работе поставлена следующая задача: рассмотрение основных веяний культуры эпохи Просвещения.

XVIII век в европейской культуре принято называть веком Просвещения потому, что здесь сложилась и была сформулирована главная идея времени: разум, просвещенность и воспитание — основа для здания новой жизни, нового строя, новых форм права, которые также должны определяться разумом, а не сословной принадлежностью.

В Германии период Просвещения разворачивался на фоне феодальной раздробленности, сохранения старых форм жизнедеятельности и организации общества, и просветительство обратилось к проблемам духа, критике сложившихся теорий и форм отношения человека с природой, обществом и познанием. Хотя эпоха Просвещения здесь была в своем проявлении более пассивной, Германия стала родиной многих гениальных идей, прежде всего знаменитой классической немецкой философии, у истоков которой стоял И. Кант.

Многие просветители не устают повторять, что счастье человека в знании, продолжая известную мысль Ф. Бэкона. Эпоха Просвещения не только провозглашает ценность знания, но и действует, стремясь к просвещению. Германия, которая не могла примкнуть к явному радикализму Франции, вынашивала эти же идеи в форме более рассудительной, в поисках путей и способов познания мира, в философии И. Канта, а отголоски радикальных идей жили в литературе Гёте (1749—1832) и Шиллера, в эмоционально напряженных книгах о любви и коварстве, об исканиях совершенства мира.




1. Эстетика и искусство Германии XVIII века

Человек как главная загадка бытия стал объектом рассмотрения я новой отрасли философского знания — эстетики. Немецкий ученый Александр Баумгартен (1714—1762), опираясь на представления Лейбница о внутреннем мире человека, обратил внимание на следующее. Лейбниц полагал, что внутренний мир человека включает в себя зря компонента: разум, волю и чувства. Вместе с рациональным познанием, которое изучает логика, Лейбниц выделил и интуитивное познание. К нему он отнес восприятие человеком красоты вещей, искусства, дающих чувственное представление о гармонии мира. Баумгартен отделил чувственное (интуитивное) познание от рационального и рассмотрел его как самостоятельное. Учение о чувственном познании мира он назвал эстетикой, наукой, которая выступала как философия прекрасного. Связь новой науки с главной проблемой времени — проблемой человека выразилась в том, что свобода и счастье представлялись как результат эстетического воспитания. Ф. Шиллер в “Письмах об эстетическом воспитании человека” говорит, что “прекрасное облагораживает чувственность”, и приходит к знаменитому выводу: “Красота спасет мир”. Он предполагал, что для достижения свободы нужно “внутри самого человека” построить царство свободы, и только эстетическое воспитание в состоянии увести человека из “тесной удушливой жизни” в мир свободы и мечты.

Если Шиллер искал путь к счастью в сфере эстетического, то Кант — в сфере нравственного. Нравственное чувство для Канта более конкретизировано, чем для Руссо. Кант считает, что оно — не просто Проявление естественного состояния и должно опираться на долг — на моральную необходимость действовать вопреки своему желанию, расчету, настроениям. Выполнение долга определяет свободу человека, делая его независимым, оно является условием личного достоинства человека. Моральный закон “внутри нас”, опирающийся на чувство долга, Кант называет категорическим императивом: “Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в ‚лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству”. Или: “Поступай так,— писал он,— что  максима твоей воли могла в то же время иметь силу всеобщего законодательства”[1].

Мечты о свободном и счастливом человеке, воспитание разумного, совершенного, гуманного и достойного человека — ведущая тема не только философии, но и искусства.

Искусство эпохи Просвещения, пронизанное идеями величия Разума, поисками Свободы и Счастья, ставит перед собой задачу привнести в действительность эти идеи, зажечь ими, убедить в них. Поэтому главное место в нем занимает литература, ее герои воплощают в  себе пытливый ум, способность противостоять невежеству и самым невероятным испытаниям, они наделены горячим сердцем, справедливостью и другими добродетелями. Эти черты присущи не только положительным персонажам романов. Ирония и сатира, обличающие несовершенство мира; глупость, пошлость или обскурантизм, также утверждают эти качества в любой сфере общественной жизни.

В искусстве еще живут сложившиеся в прошлом веке направления (барокко), но они вобрали в себя новые веяния времени, и некоторые из привычных традиций начинают изживать себя. Барокко, выражавшее состояние мятущегося человека в мире рухнувших идеалов Возрождения, наполненное переплетением противоположно ей, бурное, пышное, изощренное, постепенно сходит на нет, его голоски некоторое время звучат лишь в театре. На его место приходит, правда, на короткое время, другое направление искусства — рококо, по предположениям различных исследователей, выросшее из барокко. Его приверженцы славили жизнь, погоню за мимолетным наслаждением,  игру “любви и случая”. Жизнь в произведениях этого на давления выступает как “быстротечный праздник, которым правят Вакх и Венера.

Классицизм же не только не сдал своих позиций, но и приобрел  новый, облик. Это был не тот, упорядочиваю мир, прославляющий гражданское служение государственной идее классицизм прошлого века, а просветительский классицизм, увидевший противоречия между обществом и личностью, а точнее, между монархией и свободой человека. Гражданственность героев просветительского классицизма заключалась в служении справедливости, противопоставленной тиранической власти. Чтобы не быть слишком буквально понятыми, многие авторы вы носили действие своих произведений на Восток, рисуя деспотов и героев, способных противостоять им.

Для всех процессов в искусстве Просвещения характерна одна особенность. И барокко, и, тем болеё, рококо и даже классицизм начали постепенно отступать от примата рационального начала в героях в от ношении к миру, в способах его изображения. В них постепенно начинают взаимодействовать чувство и разум, мысль и сердце.

Сентиментализм возник в последней трети XVIII века. Он стал выражением кризиса просветительской мысли, устремленной к рационалистическому началу. Немецкий теоретик искусства и драматург Готхольд Лессинг (1729—1781) говорил, что произведения нового искусства прокладывали путь “к познанию человеческого сердца и магическому искусству представлять глазам зарождение, развитие и крушение великой страсти”.

Совершенно особое место в искусстве заняла музыка, которой единственной было под силу передать глубину и богатство чувств, во всем их великолепии. И Гайдн, и Моцарт создали великую музыку, которой в равной степени были свойственны продуманность гармонии, логическое построение всех музыкальных форм и способность к передаче всевозможных оттенков чувства.

Моцарт (1756—1791) прошел свой музыкальный и жизненный путь от почти детской, непосредственно-счастливой и ясной мелодической мысли до высот и глубин понимания смысла, и бессмыслицы жизни в “Реквиеме”.

Все большее место в искусстве эпохи Просвещения начинает занимать реализм. В отличие от других художественных направлений его целью становится аналитический взгляд на мир[2].


2. Литература Германии XVIII века

Литература Германии в начале века выражала главные идеи Просвещения довольно робко, ей была присуща рассудочность, но во второй половине века она ярко расцвела в трудах одного из первых культурологов Европы Иоганна Гердера. Он впервые осмыслил мировую культуру как единый процесс, в котором можно выделить части культуры различных народов, имеющие свои особенности, стадии развития и неповторимость. Ему принадлежит открытие двух принципов развития культуры — историзма и народности. Он практически первым начал рассматривать фольклор как отражение могучего разума на рода, опубликовав сборник старинных песен многих народов Западной Европы. Его идеи были подхвачены культурным движением Германии, носившим название «Буря и натиск», куда, входили такие великие умы, как Шиллер и Гёте.

У Шиллера просветительская идея сделала попытку соединить в себе разум и чувство, показать ценность и значимость эмоционального порыва, самоотверженности в любви («Коварство и любовь») и в борьбе за справедливость («Разбойники»). Энергию порыва, силу горечи в оценке своего его времени выражает один из героев драмы “Разбойники” — Карл Минр потрясенный вероломством: «Люди! Лживые коварные ехидны! Их слезы — вода! Их сердца — железо! Поцелуй на устах — и кинжал в сердце!.. О, если б я мог протрубить на но мир в рог восстания и воздух, моря о землю поднять против этой стаи гиен».

Еще более могучим произведением этого времени, написанным на закате эпохи, явился знаменитый “Фауст” Гёте, где сконцентрированы важнейшие направления просветительской мысли. Главный герой постоянно находится в поиске истины, отрекая мертвое знание:

Здесь мы сталкиваемся с высочайшим уровнем философской литературы, в которой главные герои — Фауст и Мефистофель — неразрывно связаны и противоположны. Фауст несет в себе дух познания, Мефистофель — дух беспокойства, Фауст верит в человека и человечество, Мефистофель сомневается, но этот скепсис необходим — он позволяет искать и находить истину.

Именно в Германии, в литературе и философии,  прозвучало в полной мере горькое понимание того, что рационализм Просвещения ограничен, что он не рассмотрел чего-то важного в мире, а события о XVIII века только подтвердили эти мысли.

Просветители довольно рано стали и сами осознавать некоторую ограниченность своих упований на знания, разум, воспитание людей.

Критичность и самокритичность времени постепенно заводили в скепсиса, явного и скрытого. Кант, критикуя саму идею философского познания мира, приходит постепенно к выводу о том, что познать возможно лишь внешние стороны мира, огромная часть существенных его сторон не доступна познанию и познается лишь при помощи веры. Так терпит фиаско рационализм[3].

И все-таки нельзя утверждать, что эпоха Просвещения уничтожила себя для будущих поколений, что ее опыт стал опытом разрушений. Величие эпохи в том, что она пробудила мысль и чувство; порицая своих гениев, она возвеличивала их; считая тех, кто искал новые дороги для мира, безумцами, она прославила их поиск[4].

3. Романтизм в Германии

Романтизм – направление, возникшее в Германии в XVIII – XIX вв. в самых разных областях культуры и идеологии. Он надолго стал не просто мировоззрением, но и стилем жизни, образом мышления и поведения, мироощущением людей и в самой Германии, и за ее пределами, например, в России. Романтизм середины конца XVIII в. пронизывал все гуманитарное Знание Германии и был вершиной тогдашней немецкой культуры.

Его немецкие приверженцы — философы, писатели, литературные критики, поэты, теологи, музыканты, часто соединявшие все эти ипостаси в одном лице. Трудно выделить какую-либо одну сферу занятий Виланда, Гердера, Новалиса и др. Философия, поэзия, социально заостренная литературная критика, публицистика, драматургия равно относились к областям их творчества. Однозначно их можно охарактеризовать только как немецких романтиков. Это определение соединяет в себе и время, и место, и образ мышления, и соответственно стиль творческой деятельности.

Немецкий романтизм всегда был неустанным поиском идеального, он был, по выражению Фридриха Шиллера, яркого представителя этого направления, «вопрошанием не о том, что есть, а о том, что возможно». Но понимание возможного расплывалось при любой попытке его четкого определения. Гёте в беседе с И. П. Эккерманом называл преобладание субъективизма, «смутное, расплывчатое, соответствующим романтическому стилю», и противопоставлял этому стилю объективность, «определенность очертаний». Гёте упрекал романтиков в стремлении к «бесформенности» в чрезмерном внимании к фантастическому.

Можно отметить связанную с этой и качественно другую характеристику романтизма: отсутствие интереса к вещному, материальному, то есть к приземленности, эффективной практической деятельности, деловитости. Они в Принципе никогда не могли бы подписаться под словами Гёте: «Для меня убеждение в нашем будущем существовании возникает из понятия деятельности».  Их стихией было воссоздание чувственного мира в сфере искусства и философии, далекого от реальности.

Немецкий культурно-философский романтизм брал свое начало в просветительской философии, в движении «бури и натиска». Его истоки можно видеть в критике Готхольда Эфраима Лессинга (1729—1781), в универсализме Адама Мюллера (1779—1829), а воплощение — в воззрениях лидера немецкого Просвещения Иоганна Готтфрида Гердера (1744—1803), в творчестве вождей романтической школы братьев Августа-Вильгельма Шлегеля (1767— 1845) и Фридриха Шлегеля (1772—1829), в философии всех представителей йенской школы, в религиозной философии Фридриха Эрнста Даниэля Шлейермахера (1768—1834), в стилизованном поэтическом воспевании немецкого средневековья Людвига Тика (1773—1853). Лессинг, строго говоря, не относится к романтикам, но без него они едва ли были возможны. Он поднялся на приливной волне всеобщего интереса к литературе, когда именно литература в Германии пользовалась преобладающим влиянием в культурно-идеологической жизни общества. Лессинг и сам во многом способствовал ее лидирующему положению. Литература была важным этико-эстетическим элементом жизни, наступательным, диктующим и общие идеи, и разрешенное поведение. Именно литература создавала и культивировала ценности и идеалы, подменявшие собой проблемы реального бытия и отвращавшие от «низких истин». Но она же в силу своей эклектичности, противоречивости была и дозволенной свободой, отклонением от пути, накатанного ранее предшественниками не только в Германии, но и в других странах, например приверженцами французского классицизма. Литература Германии этого времени, пропитанная романтизмом, своим влиянием в обществе объективно усиливала его роль[5].

Лессинг боролся против пришедшего из Франции классицизма за национальные пути развития и демократизм в культуре. Вместе с тем Лессинг не замыкался в узких национальных рамках. Он показывал, что французский классицизм по своей социальной направленности значительно уступает содержанию английской драматургии, в частности творчеству Шекспира, более близкого национальному характеру не только англичан, но и немцев. Об этом Лессинг писал в письмах, предваряющих его собственную версию народной немецкой легенды «Фауст». Подлинную революцию в духовной жизни страны произвели переводы на немецкий язык пьесы Шекспира и их постановка в театрах Германии. Они были адресованы всем слоям общества страны, объединяя в зрительном зале бедных и богатых, в противовес жесткой элитарности пьес французских классицистов.

Идея о высоком назначении народного искусства, как свидетельства национального своеобразия, была подхвачена Гердером в его статьях о народных песнях и молодым Гёте, уже приступившим к написанию своего «Фауста». А сама мысль Лессинга о национальном своеобразии народного творчества, об особенностях связи языка и мы стала одной из ключевых в идеологии романтиков-филологов, у Гердера и получила в дальнейшем широкое распространение во всей гуманитарной сфере. Заслуга этих немецких романтиков состоит и в том, что их усилиями во многом вызвано обращение к национальным истокам художественно творчества, к изучению национальных особенностей культуры и экономики страны, ее истории. При этом в фокусе их внимания находилась идея самостоятельной ценности человека, его внутреннего мира.

С Лессинга началась та эпоха, которая в литературе Германии знаменовала развитие немецких национальных мотивов и широкий общественный интерес к ним. Театр, по Лессингу, это и есть модель социального бытия. Его методами легко описать все аспекты жизни от глубоко личных переживаний до высоких социальных идеалов. Но классицизм французской чеканки, полностью господствовавший до сих пор в германской театральной жизни, был здесь бессилен. Лессинг увидел в сценах из жизни, разыгрываемых в театре, в театральных персонаж не только образец для подражания, но и повод для широкого обсуждения проблем насущного бытия. Пьеса Лессинга «Мисс Сара Сампсон» является мещанской драмой английского образца и даже с героями-англичанами потому что для слабой немецкой буржуазии того времени английская буржуазия, добившаяся экономической и политической власти в своей стране и вполне сложившаяся в идеологическом отношении, представлялась идеалом. Сам Лессинг как драматург в своих пьесах дал наглядные образцы приспособления зарубежного театрального опыта к немецкой жизни. Как теоретик сферы искусства он объяснял такую возможность и социальное назначение театра в социально-философских трудах, например в «Лаокооне». Он первым подошел к воплощению народной немецкой легенды о докторе Фаусте в современной ему драматургии, пусть даже его попытка осталась незавершенной. Идея была подхвачена И. В. Гёте, неизменно высоко ценившим Лессинга.

Усилия Лессинга совпали с ростом национального самосознания немецкого бюргерства. Театральные представления, использующие старинные предания немецкий национальный фольклор, бюргерскую литературу ХVI—ХVП вв., современную поэзию, иронию и пародию, — это и есть, по Лессингу, способ обращения людей к общим социальным проблемам, важнейший путь воспитания людей в демократическом духе. Обоснование своей позиции Лессинг дал в теоретическом сочинении «Гамбургская драматург демократический ориентир творчества самого Лессинга подчеркивался его пристальным вниманием к положению низших слоев немецкого общества и их защитой. Его социальная драма «Эмилия Галотти», «мещанская трагедия», а по сути трагедия отношений разных групп, служит здесь примером.

Г. Э. Лессинг, оказавший огромное влияние на деятелей культуры Германии, в том числе на романтиков и на Гёте, одним из первых стремился привлечь внимание общества к острым процессам реальности, привить обществу критический подход к ней. В его понимании критика выступала как инструмент и метод не только познания, но и воздействия.

Идущий следом за Лессингом и развивающий его идеи Гердер в своем главном социально-философском труде «Идеи к философии истории человечества» (1784—1791) выдвинул идею единства развития и отмечал важность взаимодействия общества и природы. Здесь же он представил вариант всеобщей истории культуры, где одновременно отстаивал суверенитет каждой из национальных культур. Путь их развития — взаимовлияние. Каждая культура переживает взлет, расцвет и увядание. В культуре, по мнению Гердера, отражается особенность национального характера. Специфику немецкой культуры он видел в ее иррациональности и стихийности. Гердер стремился вместе с тем дать аналитически выделенные общие фундаментальные основания культуры, и изменение в ней не может их устранить. Ведущее основание и культуры, и общества, по Гердеру, — межличностное взаимодействие. Огромное значение он уделил становлению отдельного человека, особо отмечая роль семьи и общества в этом процессе. Переживание детских впечатлений, ощущения семейной общности, своеобразный семейный язык, особый стиль мышления и представлений в ней навсегда оседают в душе человека и всплывают в нем при каждом воспоминании. Подспудно они влияют, часто определяюще, и на поведение человека. Язык как социальный продукт, изменяющийся с изменениями в культуре, не является чем-то изначально присущим человеку, врожденным. Гердер одним из первых обратил внимание на относительность, неопределенность смысла слов используемого языка и часто спасительную роль этой неопределенности в процессе общения людей и понимания ими общей реальности. (Сегодня в такой интерпретации язык является предметом изучения этнометодологии.) Язык претерпевает метаморфозы под влиянием общества, но единичный человек в своей культурной целостности неизменен, подчеркивал Гердер. Человеку, продолжал он, недоступно понимание не только эталон исторических изменений, причинной связи в смене эпох, общего вектора истории, но и сущности самой истории, ибо человеческий разум слишком слаб для этого. Человеку доступно лишь переживание фрагментов этих процессов.

Романтики остро ощущали отсутствие гармонии существования. В ее поисках одни из них возлагали утопические надежды на переустройство общества в духе античности, на внедрение ее идеалов. Так, Август Шлегель в философской поэме «Прометей» (1797) и чуть позже Иоганн Готгфрид Гердер в драме «Освобожденный Прометей» (1802) проводили идею не бунтарства, не впечатляющего рывка, а постепенного развития цивилизации вплоть до достижения «чистой человечности». Прометей в обоих произведениях выступает освободителем людей, пусть даже только в духовном смысле, и стремится сделать их соответствую образам богов и героев. Деятельность Прометея, по Гердеру, — это урок благородного взаимодействия богов и людей. Такова данная им одна из возможных интерпретаций а сюжета, которая позволяет оправдать вечные стремления человека к гармонии и высшим ценностям. другие романтики, например Людвиг Тик, критикуя убогую немецкую действительность, идеализировали средневековое прошлое. Именно в нем им виделась утраченная целостность бытия,

В романтизме обозначилась проблема вычленения феномена общества как целостной, самостоятельно функционирующей системы, Одновременно в качестве предмета анализа возникла тема соотношения личности и общества, Она приобрела множество вариаций. Так, вырос абстрактно поставленный вопрос о возможностях человека в деле преобразования власти и общества, о личностном потенциале и условиях его реализации. В самом общем виде это была проблема отчуждения — важнейшая для гуманитарного знания, которой занимались не только Гегель, Маркс, Макс Вебер, но и занимается вся социальная критика наших дней.

Романтизм был реакцией на естественнонаучную методологию, универсализм и рационализм европейского Просвещения. Романтики делали акцент на трагическом разладе с современностью, на бесплодности усилий не только простого человека, но и героической личности в борьбе с ней. Это был сильный мотив критики наступающего индустриального общества, подхваченный в дальнейшем многими течениями обществоведения вплоть до современных, например Франкфуртской школой. Другое дело, что сами романтики обращались в своих стремлениях к идеалам, которые в условиях того времени имели утопический, иллюзорный смысл, а сама критика грешила морализаторством. Они, по словам Гёте, «стремятся к тому, что превосходит их силы» и впадают в «трансцендентальные рассуждения, после того как бесспорное уже найдено».

Но возможен и другой подход, связанный с противоречивостью самого романтизма. Его выражает, например, современный немецкий социолог Х. Абельс. Свою статью «Романтизм, феноменологическая социология и качественное социальное исследование» он начинает утверждением: «История современного качественного социального исследования начинается с европейского романтизма начала ХХ столетия. Романтизм был движением интеллектуалов против традиционализма и понимал себя, прежде всего в Германии, как первый шаг в Новое время».

Действительно, вместо аналитического подхода рационализма рома предлагал полный субъективизма эстетико-художественный, созерцательный взгляд на социальные процессы, сблизивший его с более поздними идеями философии жизни, феноменологии и экзистенциализма. Романтизм повлиял на формирование представлений о сложности, многозначности субъективного мира личности. И потому понятно заключение в упомянутой ранее статье о прямой зависимости феноменологической социологии А. Шютца не только от феноменологических корней в социологии Макса Вебера и Георга Зиммеля, но и от самого немецкого романтизма ХVII—начала ХIХ в.

Отрицавший жесткую четкость классицизма, романтизм настаивал на признании специфики, неповторимости, своеобразия отдельных явлений. Именно немецкий романтизм представил новое понимание реальности, согласно которому действительность никоим образом не едина. Она состоит из многих частей, каждая из которых полна собственного смысла и потому также обладает самостоятельной ценностью. «Можно любить только особенное», «чем больше Европа, тем важнее родной город», настаивал Лессинг. Универсальное целостное дискретно, согласно немецким романтикам оно подчинено индивидуальному, содержится в единичном, особенном. На фоне целостности мира следует отстаивать культ единичного, особенного. Романтизм выделял и утверждал правомерность отдельного, автономного замкнутого существования единично явления или их группы, объединенных интуитивным, внутренним единством Важнее общего особенное, оно заключает в себе общее.

Гёте, не принадлежавший к романтикам, но сотрудничавший с ними, всегда пристально следил за их деятельностью и признавал ее высокую значимость, он широко использовал заимствованное из сочинений братьев Шлегелей понятие «образ». Гёте подчеркивал иррациональную целостность гештальта, указывая на его единичность и даже таинственность. Так, один из первых немецких социологов Ф. Тённис был убежден, что «общность» — это и есть «образ». Без понимания общности как особого органического и иррационального единства нельзя понять современное общество. При этом первая социальная форма («общность») выступает для него как выражение иррационального,  замкнутого, индивидуального, а вторая («общество») — как выражение всеобщего. Чуть позже Георг Зиммель начнет поиски индивидуального закона, и тогда же Альфред Вебер выведет свое определение культуры как «индивидуального протуберанца», «взрыва единичной формы».

Такой подход к ценности единичного заметен уже у Лейбница в его монадологии, у Лессинга в упомянутом ранее утверждении о том, что «можно любить только единичное», у Гердера в его представлении о народах как «идеях Бога». Позже историк и теоретик исторического знания Л. фон Ранке говорил об исторических эпохах, «одинаково близких Богу». Влияние такого подхода видно в методолог трудах Г. Зиммеля и концепции идеальных типов М. Вебера. Г. Фрайер в 1930 г. в работе «Социология как наука о действительности» утверждал, что социология начинается там и тогда, где и когда «социальное особенное» начинает преобладать над «социальным общим».

Понятия «общность», «народная общность» обозначали в романтизме новые формы социального,  скрепленные внутренним органическим или интуитивным единством. Их можно найти не только у Гердера, Гегеля (1770—18З1), а позже у социологов,  например у Фердинанда Тённиса, Альфреда Фиркандта или Вернера Зомбарта, но и у гитлеровских политиков и идеологов, которые успешно оперировали трансформированными понятиями «народная общность», «немецкая общность» превозносили расовый, почвеннический уклад патриархальной жизни страны. Представление о немецкой нации как органической целостности, нерасчлененности, общинной самодостаточности долго оставалось ведущим в мировоззренческом арсенале Германии, вплоть до первых десятилетий после второй мировой войны.

Стандартное обвинение в адрес немецкого культурно-философского романтизма состояло (и состоит) в том, что он обращен в прошлое. Действительно, с одной стороны, общая интенция романтизма состоит в неприятии реальности, пиетета по отношению к ушедшим временам, лицам, культурам, народам. Но есть и вторая сторона. Немецкий романтизм подчеркивал особое значение истории, настаивая на необходимости изучать жизненную связь прошедших событий. Немецкая история вкупе с литературой все более обращалась к истории культуры, к истории деятельности людей. В своих литературных и философских трудах романтики смогли показать, что история выполняет серьезную воспитательную функцию и индивида, и нации. Она дает единство убеждений, общность идеалов, общую веру в силу образования. «Речи о религии» (1799) Шлейермахера, теолога романтизма, содержали идею о том, что история воспитывает, более того, она является одним из ведущих элементов процесса воспитания. Образование же, в свою очередь, есть формирование осознанного и глубокого единства интересов. Внутреннюю силу этому органическому единству придает религия, она освящает «историческое явление прошлого» и придает ему единообразие.

Вместе с Шлейермахером идеи о воспитании человека историей и о роли религии в этом процессе поддерживали Гердер и Новалис. Письма Шиллера об эстетическом воспитании человека содержали попытку открыть пути разумного формирования мира как коммуникативной системы, в которой люди в процессе своего взросления, становления как личностей не просто связаны друг с другом, но испытывают взаимное влияние. По сути, речь идет об аспектах процесса социализации.

Жанр романов воспитания получил массовое распространение и имел огромное практическое значение для Германии, особенно после выхода романа Гёте «Годы учения Вильгельма Мейстера». Романтик Фридрих Шлегель назвал важнейшие явления, ставшие краеугольными в развитии гуманитарной мысли Германии: Французская революция, «Наукоучение» Фихте и «Годы учения Вильгельма Мейстера» Гёте. Много позже, в 1933 г., Альфред Вебер, как бы продолжая рассуждения Ф. Шлегеля, но только применительно к частной ветви гуманитарной мысли, говорил почти о том же. Рассуждая о корнях немецкой социологической классики, А. Вебер указывал на романтизм, гуманистическую идею и немецкую философскую классику.

Заключение

Эпоха Просвещения в значительной мере оказалась и эпохой великих социальных потрясений, реальную основу которых составили, с одной стороны развитие материальной культуры, появление машинного производства, с другой — обострёние социальной несправедливости.

Центральным звеном, сфокусировавшим в себе все противоречия времени, становится человек, поэтому вырабатываются различные концепции, которые касаются его роли в мире, способов достижения цели отношений с обществом и миром в целом. Уже не проблема выбора, не проблема смысла жизни, но проблема места человека – становится главной в философии и искусстве этого времени.

Несмотря на то, что эпоха Просвещения возвеличила Разум и связывала с ним все стороны социальных надежд, именно в это время Разум терпит поражение во всех областях существования человека и общества.

В этой связи в искусстве этого периода формируются новые стили направления, стремящиеся воплотить в своих образах человека как существо глубоко и сильно чувствующее, как существо свободолюбивое и гордое (Ричардсон, Грей, Шиллер, Руссо).

Эпоха Просвещения стала началом классической философии, которая развивалась и в начале следующего века в Германии, Может быть, одним из важнейших результатов этого периода развития культуры было то, что Просвещение разбудило в Европе социальную мысль и социальное  чувство.






Список литературы

1. Быстрова А.Н. Мир культуры (Основы культурологии). – М.: ИВЦ «Маркетинг»; Новосибирск: ООО «Издательство ЮКЭА», 2000. – 680 с.

2. Введение в культурологию / Под ред. Е.В. Попова. – М.: ВЛАДОС, 1996. – 244 с.

3. История зарубежного искусства. – М.: Искусство, 1984. – 233 с.

4. Быстрова А.Н., Киселев В.А. Мир культуры и культуры мира. – Новосибирск, 1996. – 244 с.

5. Немецкая социология. /Под. ред. Р.П. Шпаковой. – СПб.: Наука, 2003. – 562 с.




[1] Введение в культурологию / Под ред. Е.В. Попова. – М.: ВЛАДОС, 1996. – с.135

[2] История зарубежного искусства. – М.: Искусство, 1984. – 233 с.

[3] История зарубежного искусства. – М.: Искусство, 1984. – 233 с.

[4] Быстрова А.Н., Киселев В.А. Мир культуры и культуры мира. – Новосибирск, 1996. – 244 с.

[5] Немецкая социология. /Под. ред. Р.П. Шпаковой. – СПб.: Наука, 2003. – 19-22.