1. Понятие и значение  принципов  уголовного процесса

История советской науки показывает, что и в рамках юридическо­го позитивизма возможны различные точки зрения на понятие право­вого принципа. Так, некоторые авторы рассматривают принципы пра­ва как воплощенные в нем юридические идеи, которые являются от­правными в законотворчестве и правоприменении. Другие ученые, наоборот, подчеркивают объективное, не зависящее от человеческого сознания свойство правовых принципов, которые являются отправны­ми положениями системы права.

Компромиссной является точка зрения на то, что в каждом право­вом принципе субъективное и объективное диалектически сосуществу­ют. На стадии формирования идей о том, каким должно быть уголов­ное судопроизводство, принципы составляют содержание одного лишь правосознания. На стадии формирования норм права принципы-идеи приобретают нормативно-правовой характер. Поэтому принципы уго­ловного процесса – это идеи, отражающие основные свойства, зако­номерности положительного уголовного процесса, т.е уголовно-процес­суального бытия[1].

Существенное значение для понимания природы правовых принци­пов имеет дискуссия об их нормативном свойстве.

 Большинство отечественных процессуалистов разделяет мнение, что нормативный признак является обязательным для уголовно-процессульного принципа. Расхождения во взглядах имеются по поводу способов формулирования, закрепления их в законе. Так, М.А. Чельцов читал необходимым разработать вопрос о системе, принципов в точ­ном соответствии с текстом Основ уголовного судопроизводства без осмысливания иных принципов, не записанных в этом законе[2]. Другие полагают, что формы существования правовых принципов могут быть различными, поскольку уголовно-процессуальное право – это не только законодательство, но и правоприменительная практика и пра­восознание. В.Т. Томин в ряде своих работ указывает на то, что уголовно-процессуальные принципы – это идеи мировоззрения относи­тельно должного и целесообразного в области уголовного судопроиз­водства, проведенные в жизнь (законодательство и практику его (применения) и определяющие тем самым наиболее существенные его черты. Способ формулирования и закрепления этих идей в положи­тельном праве может быть различным. По мнению И.Ф. Демидова, принципы не следует всегда отождествлять с процессуальными нор­мами[3].

Несмотря на кажущиеся разногласия относительно природы прин­ципов уголовного судопроизводства, в целом все приведенные выше суждения не противоречат основному положению юридического по­зитивизма, которое заключается в том, что уголовно-процессуальные  принципы понимаются как только такие идеи, которые отражают дан­ную уголовно-процессуальную действительность.

В противоположность юридическому позитивизму либерально-пра­вовая традиция, используя учение о критическом дуализме фактов и норм, проводит принципиальное различие между естественными зако­нами, т.е. утверждениями, описывающими природные закономерности, и нормативными законами. Естественные законы неподвластны чело­веку и неизменны. Нормативные же законы могут вводиться и изме­няться им. Будучи результатом выбора, они имеют конвенциональный характер и в этом смысле произвольны. Человек сам обусловливает их существование своим контролем, т.е. своими действиями и реше­ниями.

Правовой принцип есть общая мысль, идея, которая проходит через ряд правовых явлений (норм, институтов, отраслей), фор­мируя их в соответствии с каким-то исходным идеалом. По отношению к этой цели правовой принцип является средством. По мне­нию С. Муромцева, нельзя смешивать закон с юридическим принци­пом. Формула закона – это отношение, установленное не человеком, но природой[4]. Юридический принцип служит формулой, которая опре­деляет так или иначе известную группу правовых отношений и соот­ветствующих им правовых постановлений. Юридический принцип ука­зывает на то, что должно быть; закон – на то, что есть в силу свойств человека, общества, мира.

Правовой принцип – это не форма отражения правового бы­тия, а наше представление о должном правовом бытие, формиру­ющее это бытие. Конвенциональная природа правовых принципов, оп­ределяющая способ их воздействие на правовую действительность (привнесение, формообразование), означает то, что, раз возникнув, они продолжают существовать в виде идей как часть правового опыта че­ловечества и данной нации.

Итак, есть определенный набор уголовно-процессуальных принци­пов как идей о возможных формах уголовного судопроизводства. Мир правовых идей заключается в их борьбе. Пользователь этими идея­ми – законодатель (но также и правоприменитель, прежде всего суд) в зависимости от задач, желательных к осуществлению, может выбрать в качестве ориентира, но также и как орудие определенную идею, си­стему идей. Воплотившись в законодательстве, такие идеи сменяют форму существования и полагают себя в качестве должного, обязатель­ного, т.е. нормативного. В основе приобретенного нормативного свой­ства правового принципа лежит субъективный выбор человеком оп­ределенной идеологии. Поэтому не способ закрепления идеи в тексте закона делает ее правовым принципом, а нечто иное.

Природа правового принципа идеальна, абстрактна. Говоря это, мы, конечно, не относим себя к номиналистам и не утверждаем, что идеи существуют сами по себе, по своему образу и подобию формируя вещ­ный мир. Право производно от развития речи. От того, как организова­на в данном обществе публичная речедеятельность, зависит и форма, ритуалы судебной речи. Тот, кто пишет законы, и тот, кто читает их, – все речедеятели находятся внутри определенной языковой формации. Язык и речь – это объективные факторы, определяющие мировоззрение людей, культуру, этику, право. Через язык воля к власти и знанию производит суждения о базовых идеологических ценностях[5].  

 Вопрос о нормативном свойстве уголовно-процессуального принципа имеет большое значение, через него проходит граница между двумя совершенно разными методологическими подходами. Неотъемле­мой частью либеральной традиции является признание реального су­ществования в нашем мире несправедливости и решимости бороться с ней. Это значит, что имеется (или возможен) конфликт (или, по край­ней мере, разрыв) между фактами и нормами. Факты могут отклоняться от справедливых (верных или истинных) норм, которые связаны с принятием и проведением в жизнь сводов законов'. Любое позитивное право несовершенно, так как представляет собой ступень в беско­нечной эволюции к совершенству. Поэтому нельзя считать позитивное уголовно-процессуальное право материалом, единственно пригодным для экстрагирования принципов и признавать их «конечным пределом своих рассуждений».

Позитивное уголовно-процессуальное право всегда является несо­вершенным по сравнению с тем, каким оно может быть. Отсюда «нормативистское» понимание принципа уголовно-процессуального права неспособно придать принципам значение вех, маяков в правильном развитии законодательства, ибо правовые принципы— это прежде всего «принципы законодательной политики». А также и судебной политики, добавим мы.

Принципы права являются руководящими началами для истолкования текста закона.[6] Это базовый элемент искусства юридической герменевтики. Они служат исходными посылками при аргумен­тировании в любом правовом споре, при всяком столкновении интер­претаций текста закона. Идеологические предпочтения определяют создание текста закона, а также прочтение его. Они образуют своего рода канву для смыслопроизводства в судебной речи. Понимание прин­ципов есть усвоение духа права, что позволяет творить право при интерпретации текста закона[7].

В принципах – вся суть права как воплощенного в тексте за­кона, так и еще подлежащего воплощению в нем[8]. Интерпретатор конструирует и деконструирует смысл текста закона исходя из общих мест. Поэтому только тот, кто знает принципы, читая букву, текст закона, понимает дух права. Он может правильно прочесть смысл текста закона и сделать его правдоподобным, убедительным для аудитории.

Таким образом, уголовно-процессуальный принцип – это идея о должном (с точки зрения создателя текста закона и его интерпрета­тора) уголовном судопроизводстве[9].

Принцип – это конструктивный элемент той или иной идеальной модели (структуры) уголовного процесса. Иными словами, это идея, позволяющая выявить внутреннюю конструкцию данной модели про­цесса.

Модель— это интеллект, приплюсованный к предмету'. Принципы в абсолютных величинах характеризуют возможное построение уго­ловного судопроизводства. Н.Н. Розин писал: «Чистый тип процесса, розыскного или состязательного, есть теоретическое обобщение. Ус­тановленный на почве этого обобщения тот или иной принцип про­цесса есть критерий для оценки отдельных институтов процесса в том или ином виде, как они существуют в действительности, и в том виде, как они должны быть организованы»².

Общечеловеческие ценности не могут быть принципами для тако­го рода специальной деятельности, как уголовное судопроизводство. Для уголовного процесса должны быть выделены в качестве принци­пов идеи специальные, способные оказать влияние на формирование порядка судопроизводства, которые следует понимать как конструктив­ные идеи, на которых непосредственно строится данная форма уголов­ного судопроизводства. Принципы переформируют уголовное судопро­изводство.

Прав, на наш взгляд, М.Л. Якуб в том, что так называемые общепра­вовые принципы не следует включать в систему принципов уголовного процесса, поскольку они не отражают его специфики; к принципам уго­ловного судопроизводства нужно относить только положения, непосред­ственно обращенные именно к сфере уголовного процесса[10].

Принципы уголовного процесса должны иметь конструктивный характер и быть способными обеспечивать достижение целей, стоящих перед данным процессом. И.Я. Фойницкий видел два фундаменталь­ных отличительных начала уголовного процесса: публичное, или об­щественное, и личное, а также связывал их с материальным правом.

2. Система принципов уголовного процесса

Поскольку существует несколько видов уголовного процесса, по­стольку есть несколько систем уголовно-процессуальных принципов. Основу каждого вида уголовного процесса составляет определенная совокупность формообразующих идей. Они связаны между собой един­ством общей системы и цели, имеют внешнюю организацию, т.е. фор­му (состязательную или следственную). Существует обратная связь между формой процесса и его принципами. Можно сказать, что форма процесса есть эффект его содержания, т.е. принципов. С другой стороны, именно форма дает бытие системе принципов. Совокупность принципов определенного вида процесса обладает определенной внутренней упорядоченностью – структурностью. Свойство структуральности, способности быть частью целого – системы, является одним из свойств принципа процесса[11].

Существуют две системы процессуальных принципов, входящих в разные гомологические ряды, которые происходят от противоположных начал – частного и публичного. Принципы следственной формы – публичность, объективная истина, законность, презумпция виновности.

Принципы состязательной формы – диспозитивность, судебная (формальная) истина, целесообразность, презумпция невиновности. Каждый из парных принципов находится в отношении оппозиции к другому (например, диспозитивность – публичность).

Будучи противопоставлены, они взаимообусловливают друг друга и обеспечивают синхронное состояние данной структуры, т.е. данной формы уголовного судопроизводства. Смыслы их агрессивны и направ­лены на подчинение одного другому. Так, публичность существует в диалектическом отрицании диспозитивности. Следует отметить интегративное свойство процессуальных принципов, проявляющееся в чис­ле прочего и в том, что смыслы их в определенной мере могут варьи­ровать под влиянием смены общего вектора развития права.

Положительное уголовно-процессуальное право всегда представле­но элементами обеих систем принципов и носит смешанный вид. Рус­ские процессуалисты отмечали невозможность абсолютного примене­ния какого-либо из принципов, так как ни одна форма процесса не развивается в такой чистоте и последовательности, каких требует ос­новное начало каждой из них.

Анализ системы уголовно-процессуальных принципов современного российского уголовного судопроизводства предполагает выявление со­отношения руководящих начал обеих систем (состязательной и след­ственной), выделение среди них тех, которые получили сравнительно большее выражение, развитие, образовав господствующую систему, и в единстве с задачами, поставленными законодателем перед процессом, предопределяют понимание текста уголовно-процессуального закона[12].

Можно говорить о более или менее выраженном преобладании оп­ределенной идеологии, т.е. системы принципов, определяющей толко­вание текста действующего уголовно-процессуального законодатель­ства в данное время. УПК в основном построен на состязательной идеологии. Ее нужно последовательно проводить при истолковании смысла текста закона и не допускать отступлений.

В совокупности принципы господствующие и принципы, занимаю­щие подчиненное положение, образуют единую структуру смешанно­го уголовно-процессуального права. Данная структура находится в со­стоянии синхронного равновесия, при котором сохраняется определен­ное соотношение доминирования одних ее элементов – принципов, над другими.

Таким образом, интерпретация текста УПК должна носить направ­ленный характер в соответствии с принципами состязательной формы процесса, если, конечно, приоритетом для толкователя является за­щита прав и свобод человека и гражданина.

Применительно к смешанному виду уголовного процесса нельзя говорить о наличии двух самостоятельных систем принципов, хотя бы . относительно досудебного и судебного производств. Единство процесса проявляется в определенной степени доминантности системы одних принципов над другой. Целостность и функциональность определенной формы уголовного процесса обеспечивается господством принци­пов, в которых выражена официальная правовая доктрина. Именно они придают интегративное качество системе уголовного процесса.

Сейчас предпочтение получили принципы состязательной системы  (впервые в истории русского уголовно-процессуального права). Но  некоторые из них, в частности диспозитивность, не могут быть последовательно проведены в процессе, так как ограничиваются принципами следственной формы. Например, диспозитивность ограничивается  публичностью. Но в свою очередь укрепление диспозитивности привело к новому пониманию публичности.

Существует тесная взаимосвязь между системой принципов данного уголовного процесса и его задачами, целями, что отмечают многие ученые. Принципы выступают в качестве средств достижения цели уголовного процесса. Связь между ними обратная. Цель – это тот элемент, который играет определяющее значение как для формирования формы процесса, так и системы принципов, составляющих сущность содержания права[13].

Не случайно в гл. 2 УПК, посвященную принципам, законодатель включил норму о назначении уголовного судопроизводства (ст. 6). Согласно ч. 1 ст. 6 УПК уголовное судопроизводство имеет своим на­значением: 1) защиту прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений; 2) защиту личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод. Аксиома о приоритете прав и свобод человека и гражданина в полном соответствии со ст. 2 Конституции закреплена совершенно однозначно (ч. 2 ст. 6 УПК). Изменение законодательных приорите­тов в пользу охраны прав личности, естественно, привело к усилению значения принципов состязательной модели процесса. Превращение их в доминирующие принципы уголовного судопроизводства не мешает сохранить значение руководящих начал некоторым принципам след­ственной направленности, но при этом их понимание должно быть существенным образом скорректировано. Совокупно с нормой, предус­мотренной в ст. 6 УПК, общие положения, закрепленные в гл. 2 УПК, определяют парадигму современного правопонимания.

Критерий конструктивности позволяет выделить из тех норм, ко­торые содержатся в гл. 2 УПК, нормы, имеющие принципиальное зна­чение для понимания текста УПК, уголовного судопроизводства как деятельности. Те идеи, которые обладают наибольшей способностью обеспечивать достижение определенной цели и составляют сущностное ядро данного вида уголовного процесса, являются конструктивными. Ве­дущими, конструктивными принципами современного уголовного судо­производства являются диспозитивность – публичность, целесообраз­ность – законность, формальная истина, презумпция невиновности, обес­печение прав и законных интересов лиц, вовлеченных в процесс.

Этими принципиальными идеями первой очереди перечень принци­пов процесса не исчерпывается. К ним присоединяются идеи двояко­го рода, также имеющие значение руководящих начал. Так, примени­тельно к двум основным частям уголовного процесса – досудебному производству (предварительному расследованию) и судебному произ­водству – предусматриваются так называемые общие условия. Это есть ничто иное, как принципы стадии'.

Следует отметить, что состязательность, которая закреплена в ка­честве принципа в ст. 15 УПК, к числу конструктивных принципов не относится. Состязательность есть форма процесса, в которой нашли свое выражение все принципы данной разновидности процесса. Мы полагаем, что вместо принципа состязательности следует говорить о нескольких принципах.

1. Разделение процессуальных функций. Формула этого принци­па такова: различные процессуальные функции (обвинение, защита) возложены на отдельные стороны, а функция разрешение дела по су­ществу – на суд.

Согласно ч. 2 ст. 15 УПК функции обвинения, защиты и разреше­ния уголовного дела отделены друг от друга и не могут быть возло­жены на один и тот же орган или одной то же должностное лицо. Суд не является органом уголовного преследования, не выступает на стороне обвинения или защиты. Он создает необходимые условия для исполнения сторонами их процессуальных обязанностей и осуще­ствления предоставленных им прав (ч. 3 ст. 15 УПК).

Требование о разделении процессуальных функций между государ­ственными органами вытекает из конституционного положения о раз­делении властей. Обвинительная власть принадлежит органам уголов­ного преследования, относящимся к исполнительную аппарату – го­сударству и прокуратуре, а судебная власть принадлежит суду.

Государственные орга­ны, ведущие процесс, осуществляют уголовное преследование, судебный контроль, прокурорский надзор и отправляют правосудие независимо от каких бы то ни было органов и должностных лиц.

2. Равенство прав сторон в деле. Согласно ч. 4 ст. 15 УПК сто­роны обвинения и защиты равноправны перед судом. По этому пово­ду В.К. Случевский заметил: «Если бы обвинение и защита в той со­стязательной борьбе, которую они ведут на судебном следствии меж­ду собой, обладали неодинаковыми средствами нападения и защиты, состязание потеряло бы свое высокое значение и повлекло бы за собой господство одной стороны над другой»[14].

Далее следует сказать, что конструктивное содержание некоторых принципов может быть выражено через несколько предписаний. Это касается принципа обеспечения прав и свобод человека и гражда­нина, законных интересов юридического лица, ставших участни­ками уголовного процесса. В УПК нормы-принципы, в которых раз­вивается это начало, содержатся в ст. 9—13, 16 и 18. Все эти нормы составляют один принцип в различных его проявлениях.

То же самое относится к принципу судебной истины, который опосредованно отражается в ч. 3 и 4 ст. 7, ч. 2 ст. 8, ст. 14, 15, 17 УПК  и других нормах уголовно-процессуального закона.

Систему принципов современного уголовного процесса составляют следующие идеи: 1) публичность; 2) диспозитивность; .3)законность; 4) целесообразность; 5) презумпция невиновности; 6) обеспечение прав и свобод человека и гражданина, а также закон­ных интересов юридического лица, ставших участниками уголовного процесса; 7) разделение процессуальных функций; 8) равенство прав . стороны обвинения и стороны защиты в деле; 9) судебная истина.

3. Содержание  принципов уголовного процесса.

Большинством ученых принцип публичности признается в каче­стве ведущего в уголовном судопроизводстве. Подавляющее число преступлений в России расследуется в публичном порядке. На госу­дарственные органы законом возложена обязанность возбуждать уго­ловное преследование по делам публичного обвинения и проводить по ним предварительное расследование и поддержание государственно­го обвинения (ст. 21, ч. 1 ст. 37 УПК).

Ведущее значение принципа публичности является имманентно присущим русскому уголовному процессу[15]. И хотя законодатель не включил «публичность» в перечень принципов, приведенных в гл. 2 УПК, идея официальности есть принцип и коренное свойство нашего процесса. Это объясняется не только тем, что он сохранил отчасти следственную форму, но и тем, что государство осуществляет право­судие, государственные органы приводят в действие публично-исковой механизм привлечения к уголовной ответственности.

Вместе с тем из содержания принципа публичности должно быть исключено все то, что склонны были связывать с ним приверженцы следственной идеологии. В частности, неприемлемым является утверж­дение о том, что «стержнем принципа публичности в его традиционном понимании является пронизывающее весь существующий уголовный процесс требование неотвратимости уголовной ответственности»[16]. Со­временный уголовный процесс такому требованию не соответствует.

Следственное понимание публичности, распространенное ранее в учебной литературе, исключает диспозитивность – свободу распоряже­ния субъектом своим правом. Принцип публичности в трактовке совет­ских идеологов выступал как выражение государственной целесообраз­ности в организации такого вида уголовного процесса, при котором обеспечивалось бы любой ценой достижение прежде всего обществен­ного интереса борьбы с преступностью, в том числе и ценой игнориро­вания прав и свобод человека и гражданина. Надо ли говорить, что в современных условиях такое понимание публичности является непра­вильным по существу и противоречит УПК. Но следственный смысл публичности способен к реанимации в практике правоприменительных органов, что недопустимо. Поэтому в качестве начала, сдерживающего его, следует признать диспозитивность.

Принцип публичности должен быть понимаем следующим обра­зом: в каждом случае обнаружения признаков преступления, кото­рое преследуется в публичном порядке, прокурор, орган предваритель­ного расследования принимает меры по установлению события пре­ступления, изобличению лица (лиц), совершившего преступление. Досудебное производство по уголовному делу публичного (частно-публичного) обвинения, а также поддержание государственного об­винения в суде осуществляется органами уголовного преследования в силу возложенной на них законом обязанности. Они вправе поставить вопрос о целесообразности или нецелесообразности уголовного преследования обвиняемого, а также принятии мер процессуального принуждения к тому или иному лицу только в случаях и на основании, предусмотренном законом. При этом органы уголовного  преследования вправе учитывать мнение и позицию участников процесса, заинтересованных в исходе дела. Проявлением принципа публичности является закрепленная УПК за прокуратурой монополия  на публичное обвинение.

Однако сейчас публичность утратила значение формообразующей  идеи, каковую она имела для следственного процесса. Вместо этого  аналогичное значение для состязательного уголовного процесса теперь  имеет диспозитивность. Она определяет способ развития состязательного процесса. Под диспозитивностью надо понимать свободу  сторон распоряжаться своими правами. Диспозитивность может касаться как самого предмета иска (заявить или не заявить иск), так и процессуальных средств, которые стороны могут использовать для обоснования своих требований и возражений.

От сторон должно зависеть, возбудить или не возбудить ходатай­ство, обжаловать те или иные следственные действия и т.п. В этом отношении, т.е. в смысле свободного распоряжения процессуальными средствами для защиты своих прав и интересов, диспозитивность яв­ляется способом осуществления состязательности.

Диспозитивность в уголовном судопроизводстве – это свобо­да распоряжения субъективными публичными правами. Это озна­чает, что субъектами диспозитивности являются только стороны об­винения и защиты. Очевидно, что в качестве сторон могут выступать как участники уголовно-процессуальной деятельности, имеющие при­знанный законом интерес в деле, так и должностные лица (например, прокурор). Поэтому диспозитивные правомочия могут существовать не только у частных лиц. Государственный обвинитель также может быть субъектом диспозитивности. Суд же им не является. Его право-усмотрение определяется понятием «дискреционные полномочия»[17].

Право на уголовный иск может быть только у стороны обвинения (или у государственного, или у частного обвинителя). Причем это пра­во не может быть никаким другим, кроме как диспозитивным. Иско­вое право предполагает свободу его распоряжения, что неразрывно свя­зано с состязательной формой судопроизводства. Именно свободное распоряжение правом на уголовный иск и производными от него про­цессуальными правами является способом развития состязательного процесса. Признание обвиняемым себя виновным является формой распоряжения стороной защиты уголовным иском. На этом построен правовой институт, предусмотренный гл. 40 УПК.

Таким образом, принцип диспозитивности в уголовном процес­се – это свобода сторон распоряжаться правом на уголовный иск и своими процессуальными правами, включая права по доказыванию, в своих процессуальных интересах.

В систему принципов уголовного процесса входит принцип обеспечения прав и свобод человека и гражданина, законных интересов юридического лица, ставших участниками уголовного процесса[18]. Можно говорить о трех основных составляющих содержания этого принципа:  1) законные интересы лиц, вовлеченных в сферу уголовного судопроизводства, могут быть ограничены обвинительной властью только в тех пределах, в которых это необходимо для достижения цели уголовного преследо­вания (ст. 9, 10, 12, 13 УПК; ст. 21—23, 25 Конституции); 2) государ­ственные органы, ведущие процесс, обязаны создать условия для ре­зального использования участниками процесса своих процессуальных прав и выполнения своих обязанностей (ст. 11, 16, 18 УПК; ст. 26, 45, 48 Конституции); 3) лица, имеющие в деле признаваемый законом интерес, вправе самостоятельно защищать свои права и законные ин­тересы посредством обращения в суд в ходе всего производства по делу. Заинтересованное в исходе дела лицо вправе обжаловать любые процессуальные действия и решения государственных органов, кото­рые по мнению этого лица нарушают его права и свободы, затрагива­ют его интересы (ст. 8, 19 УПК; ст. 46, 47, 49, 50, 118 Конституции).

Важнейшей правовой гарантией обеспечения прав и свобод человека и гражданина, а также законных интересов юридических лиц является судебный контроль.

Закон дает человеку права, но реализовывать он вправе их сам. Иными словами, государственные органы обязаны только создать условия для  реализации гражданином своих процессуальных прав и защиты своих интересов. Однако реальное выполнение этих прав зависит от самого управомоченного лица (физического или юридического). Каждый вправе сам заботиться о себе (ст. 45 Конституции). Органы правосудия и уго­ловного преследования обязаны принять меры безопасности, предусмот­ренные уголовно-процессуальным законом, при наличии достаточных данных о том, что лицу угрожает опасность (ч. 3 ст. 11 УПК)..

Основные положения принципа презумпции невиновности закреп­лены в ст. 14 УПК, а также в ч. 2 ст. 8 УПК. Этот принцип является конституционным (ст. 49 Конституции).

Презумпция невиновности – это опровержимая правовая презумп­ция, т.е. заключение, которое должно быть сделано при отсутствии опровергающих это заключение доказательств. В уголовных делах презумпция невиновности действует таким образом: во-первых, общее бремя доказывания, т.е. установление виновности подсудимого остается на стороне обвинения в течение всего процесса; во-вторых, если остается в результате сомнение в достаточности доказательств, пред­ставленных как обвинителем, так и подсудимым, то обвинение призна­ется недоказанным[19].

В состязательном уголовном процессе, по существующему выраже­нию, «стороны являются хозяевами доказательств»[20]. В этом отношении они должны быть равны и свободны. Презумпция невиновности таким образом связана с дипозитивностью. Она определяет порядок дока­зывания в условиях свободы формирования доказательственного мате­риала. Презюмирование невиновности обвиняемого является процес­суальным средством регулирования свободного формирования доказа­тельственного материала, призванным обеспечить интересы личности, вовлеченной в уголовный процесс.

В единстве с формальной диспозитивностью презумпция невинов­ности составляет сущность состязательного уголовно-процессуально­го доказывания: свободное формирование сторонами доказательствен­ного материала, осуществляемое таким образом, что основное бремя доказывания виновности обвиняемого лежит на обвинителе и всякое сомнение толкуется в пользу обвиняемого. Более кратко суть состязательного уголовно-процессуального доказывания можно определить  как опровержение обвинителем презумпции невиновности обвиняемо­го. Это положение закреплено в ч. 2 ст. 14 УПК.

Поскольку «основное правило» этой презумпции заключается в распределении бремени доказывания, постольку необходимо показать юридическую природу этого явления. Бремя доказывания, пони­маемое как право, означает, что сторона может осуществить свое право на доказывание своего утверждения, а может и не воспользоваться  им. В последнем случае она будет иметь неблагоприятные последствия в виде опровержения ее утверждения. Обвинитель, неосуществивший право на доказывание уголовного иска, утрачивает свое исковое право. Бремя доказывания ложится на орган уголовного преследования тогда, когда он возбуждает уголовное дело. Обвинитель берет на себя бремя доказывания вины обвиняемого в результате осуществления своего права на обращение в суд[21]. Так как обвинитель обратился в уголовный суд с уголовным иском, в котором утверждается виновность субъекта в совершении преступления, то он несет бремя доказывания своего утверждения. Нельзя трактовать бремя доказывания как обя­занность обвинителя, потому что он в состязательном процессе имеет свободу распоряжения бременем доказывания. Отказ от поддержания обвинения как акт распоряжения правом имеет единственным своим последствием для обвинителя неосуществление права на уголовный иск (ч. 5 ст. 37, ч. 7 и 8 ст. 246 УПК).

Таким образом, бремя доказывания – это процессуальное средство обоснования права на уголовный иск. Следствием признания «бремени доказывания» диспозитивным правом стороны является вывод, что это право должно быть обоюдным. А.Я. Вышинский отмечал: «Бремя доказывания по мере развития процесса в силу самой его диалектики неизбежно перемещается от стороны к стороне»[22]. На обвиняемого мо­жет возлагаться бремя доказывания достоверности оправдывающих обстоятельств. По словам Э.И. Клямко, «бремя» (а фактически право) обвиняемого (защитника), если бы оно было обеспечено процессуаль­ными возможностями собирания доказательств наравне с обвините­лем, позволило бы на основе реально обеспеченной состязательности достичь более высокого уровня правосудия[23]. Это положение нашло проявление в ч. 4 ст. 235 УПК, согласно которой «бремя доказывания лежит на стороне, заявившей ходатайство», а также в ч. 6 ст. 234 УПК. Презумпция невиновности вполне совместима с принципом публич­ности, понимаемым как требование закона к стороне обвинения осу­ществлять уголовное преследование обвиняемого при наличии к тому оснований и соответственно прекращать таковое при установлении обстоятельств, исключающих производство по делу или делающих его нецелесообразным.

В чисто следственном процессе, где обвиняемый не субъект, а объект доказывания, действует презумпция виновности, т.е. заключение о виновности обвиняемого, которое должно выводиться, если не будет доказано обратное. Презумпция виновности тесно связана с теорией формальных доказательств. Суть этой теории заключалась в следую­щих предписаниях. «Никто не должен быть присужден к наказанию без точных доказательств, или явных улик в преступлении» (ч. «а» ст. 304). Чем более тяжкое обвинение, тем сильнее должны быть до­казательства (ст. 310). Совершенным доказательством, почитается то, которое «исключает всякую возможность к показанию невиновно­сти подсудимого» (ст. 305). Одного совершенного доказательства до- статочно для признания осуждения несомнительным (ст. 306). Несо­вершенными доказательствами являются такие доказательства ви­новности, «когда они не исключают возможности к показанию невиновности подсудимого» (ст. 307) При наличии только косвенных улик и несознании обвиняемого он мог быть оставлен в подозрении. Подобному способу установления истины по делу противостоит способ, определяемый презумпцией невиновности, закрепленный в УПК:

1)  обвинительный приговор не может быть основан на предполо­жениях (ч. 4 ст. 14 УПК), т.е. предположениях о виновности;

2)  неопровергнутые разумные предположения о невиновности ведут к полному оправданию (ч. 3 ст. 14 УПК);

3)  субъекты доказывания свободны в оценке доказательств (ч. 1 ст. 17 УПК);

4)  никакие доказательства не имеют заранее предустановленной силы (ч. 2 ст. 17 УПК).

Надо отметить, что следы презумпции виновности сохранились в УПК. Это касается института поводов к возбуждению уголовного дела, прежде всего таких как явка с повинной, заявление о соверше­нии преступления с указанием на лицо, его совершившее. Поступле­ние повода не порождает у заподозренного лица обязанность опро­вергать возведенное на него им самим или другим лицом навета, как это было раньше, но тем не менее создает презумпцию о соверше­нии им преступления. Орган уголовного преследования обязан возбудить уголовное дело в отношении данного лица, что не тождественно праву взять на себя функцию обвинения, исходя из соображений целесообразности. Поэтому говорить о том, что взятие на себя бремени доказывания является диспозитивным правомочием органа уго­ловного преследования, нельзя.

В силу принципа публичности обязанность, а не право доказыва­ния лежит на публичных органах. Важнейшие последствия презумп­ции невиновности предусмотрены п. 1 ч. 2 ст. 75, ч. 2 ст. 77, 275, 276 УПК. К их числу относится то доказательственное значение, которое придается признанию обвиняемым своей вины. В инквизиционном следственном процессе признание обвиняемым своей вины являлось «царицей доказательств». Собственное признание подсудимого «есть лучшее свидетельство всего света» (ст. 316 Свода законов Российской империи). Вместо системы формальных доказательств законода­тель в качестве принципа ввел норму о «свободе оценки доказа­тельств» (ст. 17 УПК). Мы рассматриваем ее не как отдельный прин­цип, а как составную часть принципа судебной истины. Об отступлении от презумпции невиновности свидетельствует также сохранение следственного порядка прекращения уголовных дел (уголовного пре­следования) по нереабилитирующим основаниям.

Особое возражение встречает объяснение презумпции невиновно­сти как средства достижения объективной истины. Е.Б. Мизулина считает: «Стремление к достижению объективной истины игнорирует презумпцию невиновности обвиняемого, ибо объективная истина (и уголовно-процессуальная – если она есть) существует вне и незави­симо от тех принципов, посредством которых организуется процесс познания ее»[24]. Презумпция невиновности вполне сочетается только с принципом юридической (судебной) истины, что в единстве образует способ установления и удостоверения истины по делу. Таким обра­зом, диспозитивность как свобода формирования сторонами доказатель­ственного материала процесса и презумпция невиновности не могут иметь никаким другим своим следствием как только «юридическую истину» в качестве принципа состязательного процесса[25].

Объективная истина составляет конструктивный элемент системы принципов следственного процесса. В.Т. Томин трактует этот прин­цип следующим образом: основные (конечные) процессуальные реше­ния по уголовному делу принимаются на основе познания объектив­ной истины или констатации невозможности ее достижения.

Установленные законом правила о формировании доказательствен­ного материала вполне согласуются с концепцией судебной истины. Так, согласно ст. 85 УПК доказывание состоит в собирании, проверке и оценке доказательств в целях установления обстоятельств, предус­мотренных ст. 73 УПК. Из этого следует, что целью доказывания по уголовному делу является установление обстоятельств, входящих в предмет доказывания (ст. 73 УПК) в порядке, предусмотренном зако­ном.

Каким образом происходит установление обстоятельств, входящих в предмет доказывания? Это осуществляется путем представления и исследования сторонами доказательств в суде (ст. 244, ч. 5 ст. 246, ст. 274 УПК и др.). Суд оценивает доказательства, но не вправе по своей инициативе собирать их, ибо в противном случае он взял бы на себя функцию сторон, что запрещено (ч. 3 ст. 15 УПК). Согласно ст. 88 УПК доказательства подлежат оценке с точки зрения относимости, допустимости, достоверности, а все собранные доказательства в сово­купности – достаточности для разрешения уголовного дела. Указан­ные свойства у доказательственных фактов образуются судебной ре­чью сторон. Признает наличие этих свойств у доказательств судья по своему внутреннему убеждению.

Согласно ч. 1 ст. 75 УПК доказательства, полученные с нарушени­ем требований УПК, являются недопустимыми. Они не имеют юриди­ческой силы и не могут быть положены в основу обвинения, а также использоваться для доказывания любого из обстоятельств, предусмот­ренных ст. 73 УПК. Требование к допустимости доказательств огра­ничивает возможности достижения объективной истины. Оно созда­ет формальное основание для установления судебной истины при оп­равдании подсудимого или прекращения его уголовного преследования в виду исключения недопустимых доказательств, отсутствия законно добытых улик о причастности его к совершению преступления. Суд устанавливает согласно п. 1,2 ч. 1 ст. 299 УПК следующее: «доказано ли, что имело место деяние, в совершении которого обвиня­ется подсудимый»; «доказано ли, что деяние совершил подсудимый». Суд не связан требованием установления объективной истины, но обязан только разрешить уголовное дело на основании предоставленных ему доказательств, т.е. вынести законный, обоснованный, справедливый приговор. Суд обязан в случае, предусмотренном законом, рассмотреть и разрешить дело, т.е. совершить акт правоприменения на основании того фактического материала, о допустимости которого условились (со-f гласились) стороны, и в соответствии с легальными презумпциями. Согласно ч. 2 ст. 297 УПК приговор признается законным, обоснованным и справедливым, если он постановлен в соответствии с требова­ниями УПК и основан на правильном применении уголовного закона. Тем самым также сделан акцент на формальной доказанности главного доказательственного факта.

Наиболее важными и главными принципами уголовного процесса  являются принципы законность и целесообразность.

Законность по Платону – это «повиновение правильным зако­нам»[26]. При том, что есть сомнения относительно приверженности Платона демократии, такое определение можно взять в качестве ис­ходного.

Целесообразность – это соответствие поставленной цели, вполне разумной, практически полезной. В целом можно сказать, что свойство целесообразности отличает любую разумную деятельность человека[27]. Поэтому уголовно-процессуальная деятельность всегда является целе­сообразной, когда субъект стремится к достижению определенной про­цессуальной цели. С другой стороны, уголовно-процессуальная деятель­ность, являясь правовой (в узком смысле), причем с сильно развитой обрядовой, формальной стороной, имеет неотъемлемое свойство закон­ности. Общее требование легальности априори предполагается, коль скоро речь идет об анализе правового явления. Поэтому в букваль­ном значении требование законности применительно к уголовному су­допроизводству, понимаемому как правовая деятельность, является тав­тологией, не говоря о том, что лишено конструктивного смысла. Если это уголовно-процессуальная деятельность, значит, она законная. Если она незаконна, следовательно, не может считаться собственно уголов­но-процессуальной, т.е. мы уже вне процесса. А нам нужно выделить конструктивное зерно в требовании законности.

Совершенно обоснованным является позиция законодателя, кото­рый свел понятие законности к нескольким требованиям.

1. Согласно ч. 1 ст. 7 УПК суд, прокурор, следователь, орган дозна­ния и дознаватель не вправе применять федеральный закон, противо­речащий настоящему Кодексу. Отсюда вытекает правило о том, что суд, установив в ходе производства по уголовному делу несоответствие федерального закона или иного нормативного правового акта УПК, принимает решение в соответствии с УПК (ч. 2 ст. 7).

Предусмотренные ч. 1, 2 ст.. 7 предписания составляют в единстве положение о верховенстве УПК РФ в системе нормативно-правовых актов, регулирующих уголовно-процессуальную деятельность.

Необходимо только учитывать, что согласно ч. 1 ст. 15 Конституции именно она имеет высшую юридическую силу, прямое действие  сфере уголовного судопроизводства.

Из смысла нормы, предусмотренной ч. 4 ст. 15 Конституции, вытекает, что общепризнанные принципы и нормы международного права и договоры РФ являются составной частью ее правовой сис­темы. Если международным договором России установлены иные правила, чем предусмотренные УПК, то применяются правила меж­дународного договора.

2.  Согласно ч. 3 ст. 7 УПК нарушение норм настоящего Кодекса судом, прокурором, следователем, органом дознания или дознавателем в ходе уголовного судопроизводства влечет за собой признание недопустимыми полученных таким путем доказательств. Таким образом,; вторым проявлением принципа законности является требование к допустимости доказательств, что согласуется с ч. 2 ст. 50 Конституции.

3.  Часть 4 ст. 7 предъявляет общее требование формальной легаль­ности к окончательным решениям по делу, принимаемым органами пра­восудия и обвинительной власти. Определения суда, постановления судьи, прокурора, следователя, дознавателя должны быть законными, обоснованными и мотивированными. Данное требование полностью согласуется с концепцией и принципом судебной (формальной, легаль­ной) истины. В.К. Случевский отмечал: «Как ни важно и плодотвор­но значение процессуальной формы для уголовного процесса, нельзя при этом не заметить, что одностороннее и неуклонное соблюдение их независимо от значения каждой из них, в частности может оказать весьма вредное влияние на достижение материальной истины»[28].

Законность это есть формализм уголовного процесса. Современное ее понимание сводится к общим требованиям формализма, легальности в деятельности и решениях органов предварительного расследования и суда. Законность больше не рассматривается в качестве требования установить объективную истину, обеспечить неотвратимость наказания, проводить всестороннее, полное и объективное расследование дела.

Расширение пределов понятия принципа законности, с одной сто­роны, ведет к слиянию его с принципом публичности и утрате собствен­ного содержания, а с другой – к одновременному подавлению прин­ципов диспозитивности и целесообразности, что и составляет суть следственной идеологии. В связи с этим можно сделать вывод, что наличие собственного конструктивного содержания у принципа закон­ности зависит от соотношения его с принципом официальности. Вполне самостоятельное значение законность приобретает в роли ограни­чителя публичности.

 Карательная власть не заинтересована в самостоятельном значении уголовно-процессуальной формы. «Целесообразность судейских действий отстраняет  на  второй  план их легальность» – отмечает 3.К. Случевский. Поэтому в следственном процессе законность является средством оформления, легализации проведения односторон­ние публичной целесообразности.

Однако с признанием ценности прав личности возникает необхо­димость связывать с идеей законности ограничение односторонне пуб­личной деятельности следственной власти. Главным образом посредством укрепления значения процессуальной формы. С этим было связано и появление теории формальных доказательств. Таким образом, законность – это форма наивысшего развития пуб­личной целесообразности, осознавшей для себя необходимость в са­моограничении. Законность – это средство самоограничения обвини­тельной власти государства.

Современный процесс создан для защиты прежде всего интересов личности. Но следственная правовая традиция в значительной степе­ни сохранила свое влияние на право и правопонимание. Поэтому за­конность является важной гарантией прав личности. Таким образом, в смешанном процессе принцип законности имеет . следующие значения: 1) является критерием допустимости доказа­тельств, собранных сторонами; 2) обусловливает активность стороны обвинения (ст. 21 УПК); 3) от него зависит режим законности в широком смысле, т.е. то, что позволяет считать уголовное судопроизвод­ство собственно правовым явлением, а не односторонне публичным произволом.

Применительно к смешанному уголовному судопроизводству появ­ляется возможность ставить вопрос о самостоятельном значении идеи целесообразности. П.С. Элькинд писала: «Соотношение между закон­ностью и целесообразностью – это соотношение между обязанностью точного и безусловного выполнения предписаний правовых норм и той оперативной самостоятельностью компетентных органов государства, применяющих такие нормы, в силу которой они учитывают все осо­бенности конкретного случая, возникающего в ходе уголовного судо­производства».

Советские ученые отрицали целесообразность в качестве правово­го принципа. Отмечаемые рядом авторов элементы свободы усмотре­ния должностных лиц, осуществляющих правоприменение, нельзя было рассматривать, по их собственному признанию, как действие принци­па целесообразности. Следственная форма уголовного судопроизвод­ства не позволяла считать субъектами диспозитивности должностных лиц компетентных органов, ведущих уголовное судопроизводство. Они трактовались как «детали» государственного механизма, выполняющие следственную функцию, заданную законом. Ход следственного (и сме­шанного) процесса детерминирован публичной целесообразностью, а не активностью сторон. Поэтому справедливым было мнение М.С. Строговича: «Само понятие принципа целесообразности для советского уго­ловного процесса неприменимо. Целью уголовного процесса является нахождение материальной истины и наказание совершившего преступ­ление лица. Уголовное преследование, как и вся процессуальная дея­тельность в целом, является средством для достижения этой цели, по­этому не может быть речи о процессуальной целесообразности или нецелесообразности. Преступника изобличить и наказать всегда целе­сообразно»[29].

При отсутствии сторон и состязательности нет субъектов диспо­зитивности, которые способны действовать целесообразно. Идея целе­сообразности имеет значение принципа только в состязательном про­цессе. Если принцип официальности обеспечивает одностороннюю государственную целесообразность через законность, то диспозитивность предполагает свободу обеих сторон действовать целесообразно в своих интересах. Свобода воли неразрывно связана со свободой целеполагания. В таком случае следует думать, что процессуальная цель стороны определяется практической выгодой, интересом. Свобо­да распоряжения правами существует не как самоцель, а как средство для достижения процессуально значимого для стороны результата – выигрыша дела. Поскольку интересы сторон противоположны, постоль­ку их целесообразная деятельность, противоположная по направлен­ности, служит источником развития состязательного процесса. Таким образом, принцип целесообразности является продолжением диспози­тивности, которая составляет его основу. Целесообразность относится к элементу формулы диспозитивнос­ти— «интересы сторон». Стороны, являясь носителями прав на уголовный иск и обладая доказательственными правами, действуют в соответ­ствии со своей процессуальной целью, определяемой интересом, т.е. 'Целесообразно. Для сторон обвинения процессуальный интерес заклю­чается в поддержании и обосновании уголовного иска, для сторон защиты – в защите от обвинения, опровержении утверждения обвинителя. Обе стороны, являясь носителями материальной диспозитивности, заинтересованы в разрешении правового спора в свою пользу. И для обвинителя (частного и публичного), и для стороны защиты свой инте­рес может выходить за рамки данного дела, но не будучи процессуаль­ным такой интерес не охватывается действием процессуального права.  Целесообразность ведет к прагматичности, избирательности уголов­ного преследования. В условиях противодействия равновеликих про­цессуальных сил очевидно, что наиболее вероятным результатом состязательного процесса будет взаимоприемлемый для сторон компро­мисс, оформленный приговором суда, который заключает в себе формальную (судебную) истину. Таким образом, видится связь прин­ципа целесообразности с принципом формальной истины.

Вместе с тем необходимо отметить, что принцип целесообразности, играющий в состязательном процессе роль аналогичную той, что имеет в следственном процессе принцип законности – источника движения, не исключает свойства законности уголовного процесса в широком смысле. Общее требование легальности является совершенно необхо­димым для состязательного процесса как условие равенства противо­борствующих сторон. Сочетание идей легальности и целесообразности делает состязательный уголовный процесс правовым явлением в его Истинном значении, обеспечивающим гармоничное сочетание интересов публичных и личностных.

Теоретическое оправдание принципа целесообразности, в той или иной форме допускающего правоусмотрение прокурора при принятии процессуальных решений, ведет к отказу от концепции прокурорского надзора как общего надзора за исполнением законов всеми участни­ками уголовно-процессуальных отношений. Вместо этой концепции следует возвратиться к концепции обвинительной власти.

Принцип целесообразности может отрицаться только доктриной розыскного уголовного процесса. На практике соображения удобства, целесообразности всегда были важными мотивами в деятельности должностных лиц правоохранительных органов. Поэтому есть все ос­нования полагать, что фактическое обеспечение принципа законности (в советском его толковании) сталкивается с серьезными препятстви­ями. Невозможно перекрыть все пути, по которым соображения целе­сообразности под прикрытием законного предлога вкрадывается в де­ятельность следователя, прокурора, дознавателя. Широкое поле для проявления целесообразности предоставляется прокурору при приня­тии решений о возбуждении уголовного дела или его прекращении (есть ли основания для применения ст. 25, 26, 28, 427 УПК), даче со­гласия на применение особого порядка вынесения обвинительного при­говора согласно гл. 40 УПК; полном или частичном отказе от обвине­ния (ч. 5 ст. 37, ч. 7, 8 ст. 246 УПК).

Заключение

Уголовно-процессуальное законодательство и регулируе­мая им деятельность опираются на ряд коренных, руководя­щих положений, которые направляют весь уголовный процесс, играют в нем особую, главенствующую роль.

Эти основные начала уголовного процесса принято назы­вать его принципами (от латинского термина principium, оз­начающего "начало", "происхождение", "основа"). Инквизи­ционный процесс был тайным, письменным, без разделения функций суда и следствия, без права на защиту. Состязатель­ный современный процесс построен на принципах, по суще­ству противоположных.

Ясно, что принципы уголовного процесса того или иного государства отражают его экономику, политический строй, правовую систему в целом, исторические и национальные тра­диции, уровень культуры, господствующую идеологию и дру­гие объективно существующие факторы.

По своему происхождению принципы уголовного процес­са отражают идеи, представления о справедливом правосу­дии, о том, какими должны быть его устои.

Но уголовный процесс – правовая деятельность. Он под­робно регулируется нормами права. И даже самые мудрые и прогрессивные идеи могут реализовываться в нем лишь тогда, когда они найдут воплощение в правовых нормах, приобретут общеобязательную силу. Следовательно, по форме выраже­ния и закрепления принципы уголовного процесса представ­ляют собой правовые нормы наиболее общего, основополагаю­щего характера, которым должны соответствовать все поло­жения процессуального закона и вся процессуальная деятель­ность.

Принципы уголовного процесса призваны обеспечить та­кое его построение, которое в максимальной степени способ­ствовало бы выполнению его задач. Они, разумеется, должны быть согласованы между собой, образовывать единую логич­ную систему. Таким образом, принципы уголовного процесса – это ос­новополагающие, руководящие правовые нормы, определяющие характер уголовного процесса, содержание всех его институ­тов и выражающие взгляды о построении процессуального порядка, обеспечивающего справедливое правосудие по уголов­ным делам, эффективную защиту личности, ее прав и свобод, интересов общества от преступных посягательств.

Принципы уголовного процесса составляют основу конк­ретного и детального правового регулирования уголовно-про­цессуальной деятельности на всех ее стадиях. Ни одна процес­суальная норма не должна им противоречить. При пробеле в законе, несогласованности различных правовых норм или труд­ностях в их применении суд, органы следствия, дознания и про­куратуры обязаны руководствоваться принципами уголовного процесса. Сама практическая деятельность по расследованию, разбирательству в судах и разрешению уголовных дел должна быть строго согласована с процессуальными принципами.

Список использованной литературы

Нормативные правовые акты

1.     Конституция Российской Федерации. – М., 1999. – 48 с.

2.     Уголовно Процессуальный Кодекс Российской Федерации. – М., 2004. – 483 с.

Научная литература

1.            Александров А.С. Концепция объективной истины // Российская юстиция. – 1999. - №1. – С. – 27 – 29.

2.            Башкатов Л.Н. Уголовный процесс. – М., 2000 – 657 с.

3.            Божьев  В.П.  Уголовный процесс. – М.: Спарк, 2002. – 704с.

4.            Данилов Е. Уголовно процессуальный кодекс РФ: постатейный комментарий. – М., 2003. – 766с.

5.            Епихин А.Ю. Концепция безопасности личности в уголовном судопроизводстве. – Сыктывкар, 2000. – 164 с.

6.            Клямко Э.И. О правовом содержании презумпции невиновности // Государство и право. – 1994. – №2. – С. 90 – 93.

7.            Кобликова А.С. Уголовный процесс. – М., 1999 – 876 с.

8.            Ларин А.М. Защита прав человека и гражданина  в уголовном судопроизводстве.//Конституция Российской Федерации и совершенствование  механизма защиты прав человека. – М., 1994.

9.            Ларин А. Презумпция невиновности. – М.: Наука, 1982. – 348 с.

10.       Лупинская П.  Уголовно процессуальное право РФ. – М.,  2003. – 564 с.

11.       Мозякова В. Комментарий к Уголовно процессуальному кодексу РФ. – М., 2002. – 863с.

12.       Томин В.  Уголовный процесс. – М., 2003 – 768с.

13.       Уголовно процессуальное право РФ. / Отв. Ред. П. Лупинская. – М.: Юристъ, 2003. -  795 с.

14.       Шадрин В. Обеспечение прав личности и принцип публичности в уголовном процессе. // Государство и право. – 1994. - №4. – С. 96 – 98.

[1] Божьев  В.П.  Уголовный процесс. – М.: Спарк, 2002. – С. 75.

[2] Мозякова В. Комментарий к Уголовно процессуальному кодексу РФ. – М., 2002. – С. 86.

[3] Уголовно процессуальное право РФ. / Отв. Ред. П. Лупинская. – М.: Юристъ, 2003. – 75.

[4] Божьев  В.П.  Уголовный процесс. – М.: Спарк, 2002. – С. 75.

[5] Мозякова В. Комментарий к Уголовно процессуальному кодексу РФ. – М., 2002. – С. 87.

[6] Уголовно процессуальное право РФ. / Отв. Ред. П. Лупинская. – М.: Юристъ, 2003. – 75.

[7] Данилов Е. Уголовно процессуальный кодекс РФ: постатейный комментарий. – М., 2003. – С. 65.

[8] Уголовно процессуальное право РФ. / Отв. Ред. П. Лупинская. – М.: Юристъ, 2003. – 77

[9] Божьев  В.П.  Уголовный процесс. – М.: Спарк, 2002. – С. 77.

[10] Данилов Е. Уголовно процессуальный кодекс РФ: постатейный комментарий. – М., 2003. – С. 65.

[11] Божьев  В.П.  Уголовный процесс. – М.: Спарк, 2002. – С. 79.

[12] Уголовно процессуальное право РФ. / Отв. Ред. П. Лупинская. – М.: Юристъ, 2003. – 78.

[13] Данилов Е. Уголовно процессуальный кодекс РФ: постатейный комментарий. – М., 2003. – С. 67.

[14] Уголовно процессуальное право РФ. / Отв. Ред. П. Лупинская. – М.: Юристъ, 2003. – 79

[15] Данилов Е. Уголовно процессуальный кодекс РФ: постатейный комментарий. – М., 2003. – С. 68.

[16] Божьев  В.П.  Уголовный процесс. – М.: Спарк, 2002. – С. 79.

[17] Мозякова В. Комментарий к Уголовно процессуальному кодексу РФ. – М., 2002. – С. 87.

[18] Божьев  В.П.  Уголовный процесс. – М.: Спарк, 2002. – С. 80.

[19] Ларин А. Презумпция невиновности. – М.: Наука, 1982. – С. 46.

[20] Клямко Э.И. О правовом содержании презумпции невиновности // Государство и право. – 1994. – №2. – С. 90

[21] Ларин А. Презумпция невиновности. – М.: Наука, 1982. – С. 49

[22] Ларин А. Презумпция невиновности. – М.: Наука, 1982. – С. 49

[23] Клямко Э.И. О правовом содержании презумпции невиновности // Государство и право. – 1994. – №2. – С. 90

[24] Ларин А. Презумпция невиновности. – М.: Наука, 1982. – С. 98.

[25] Божьев  В.П.  Уголовный процесс. – М.: Спарк, 2002. – С. 91.

[26] Данилов Е. Уголовно процессуальный кодекс РФ: постатейный комментарий. – М., 2003. – С. 70.

[27] Александров А.С. Концепция объективной истины // Российская юстиция. – 1999. - №1. – С. – 27

[28] Мозякова В. Комментарий к Уголовно процессуальному кодексу РФ. – М., 2002. – С. 89

[29] Александров А.С. Концепция объективной истины // Российская юстиция. – 1999. - №1. – С. – 29