«Герои прошлого времени» – по этому поводу редкая высоколобая голова не поделилась своими «прозрениями». Но ясности в этом вопросе никто не внес. Все что мы имеем это только загадочную русскую душу, да такую же аморфную «русскую национальную идею». Для того чтобы не погрязнуть в болоте всей этой разнообразной зауми, нам придется поступить в соответствии с советом классика и зреть в корень. Любимая всеми фраза: «русская нация есть государство образующая», на самом деле не несет в себе никакой смысловой нагрузки. С одной стороны это выражение вроде как показывает фактологическую данность, а с другой государство образованное русской нацией плевать на нее хотело, не замечает и постоянно измывается.

Целью представленной работы является анализ современной психосоциальной оценки народных героев прошлого времени.

Для достижения поставленной цели необходимо вначале рассмотреть точку зрения авторов некоторых статей на проблему глубинной национальной силы русского народа, а затем подвести итог и определиться кто же такие «народные герои» прошлого.

1.     «Долготерпение» русского народа

Заглянув в наше прошлое еще глубже, обнаруживаешь тоже не вполне однозначную картину: да, несколько веков Русь терпела монгольское иго. Но монгольское нашествие оказалось столь победоносным, а неволя столь долгой не в последнюю очередь и оттого, что русские князья плохо терпели друг друга и это обернулось погибельным раздроблением сил. А там уж, вестимо, пришлось терпеть.

Вот и получается, что пресловутое «долготерпение» нашего народа оказывается востребованным аккурат после того, как его же, народа, нетерпение создает ему серьезные проблемы.

Что там еще терпели наши славные предки? Многовековой крепостной гнет? Да, было дело. Но вся история России ХVI-XVIII веков - это не только история ужесточения крепостного права, но и история почти непрерывных народных бунтов, несколько раз перераставших в масштабные крестьянские войны, ставившие под угрозу само существование Российского государства. И Стенька Разин, и Емельян Пугачев прошлись по России не хуже какого-нибудь Мамая, и никто теперь не разберет - народ ли бунтовал в ответ на ужесточение государственного и помещичьего гнета или государство, зная о неиссякаемом бунтарстве народа, вынуждено было постоянно «укорачивать поводок».

С другой стороны, с легендой о «долготерпении» никак не согласуется массовый характер бегства крестьян от своих помещиков - на Дон, в Сибирь и еще дальше. В сущности, силами этих беглых крестьян, превращавшихся в казаков, и были в относительно короткий срок колонизированы огромные пространства за Уралом.

Можно себе представить, какое количество «нетерпеливых» потребно было для решения такой грандиозной задачи. Государственная мощь России, стало быть, созидалась не столько терпеливым трудом по принципу «где родился, там и пригодился», сколько нетерпеливой энергией бегства от установленных властью порядков.

Власть и народ, таким образом, всегда находились в состоянии напряженного соревнования: народ убегал в поисках воли, а государство его догоняло, чтобы принудить к службе своим интересам. Заметим, что это постоянное соперничество как-то отвлекало и власть, и народ от их прямого и совместного дела - внутреннего обустройства России. Отчего Россия до сих пор напоминает огромный черновик великой державы - все контуры и все линии развития вроде бы намечены, но ни одна не завершена.

Словом, реальная российская история не слишком охотно подтверждает легенду о народном «долготерпении» и чуть ли не кротости: каждый период стабильности обеспечивался у нас только прямым государственным насилием, уровень которого в России, в отличие от европейских стран, от века к веку не понижался, а повышался. В первые десятилетия советской власти он вообще граничил с геноцидом, с истреблением целых социальных слоев. А терпеть что-либо под угрозой насилия совсем не то, что терпеть свободно и сознательно, по склонности натуры или во имя каких-то более высоких целей, чем элементарное самосохранение.

Русский народ и впрямь «терпелив» (жестокая история обучила), но это, если приглядеться, вовсе не то терпение, которое христиане почитают за одну из «малых добродетелей» и по поводу которого в Евангелии сказано: «Претерпевый до конца, той спасен будет». В христианстве терпение есть смирение и согласие с предустановленным Богом ходом жизни, умение стойко переносить беды и несчастья. Терпением преодолеваются подстерегающие человека соблазны, терпение есть прилежание в богоугодных трудах и т.д.

То есть терпение в этой традиции исключительно позитивно, оно ориентирует человека на приятие жизни и на созидательное участие в ней. Именно про это терпение трактуют все пословицы народов мира, в том числе и пословицы русского народа.

Но пословицы - это, так сказать, теория, в них скорее выражается народный идеал, чем отражается повседневная практика. А на практике русское терпение не имеет ничего общего с евангельским смирением и тем более прилежанием. Ведь если вдуматься, то буквальный смысл популярной русской пословицы «Терпенье и труд все перетрут» ужасен: терпенье и труд не только не сделают что-то положительное и материальное, а, напротив, превратят все в труху, тлен, разрушат.

Дело в том, что в России, в сущности, не было эпохи, когда бы народ ощущал себя свободным, а народное терпение было бы направлено на какую-то созидательную, положительную цель. Терпение в обстоятельствах русской истории из инструмента достижения согласия с миром превратилось в механизм адаптации, приспособления человека к заведомо чужому, врагами установленному порядку.

Для того чтобы выжить, приходилось терпеть иноземного захватчика, кровопийцу-помещика, жестоких и корыстных «царевых слуг». Человек терпел (куда же деваться?), но ни на минуту не признавал этот порядок жизни справедливым. И чуть только чувствовал слабину - тут же старался чуждые установления разрушить. То есть в этом терпении постоянно аккумулировалась агрессия.

Так, собственно, чужой оказывалась практически вся реальная, материальная жизнь, поскольку над ней целиком властвовали враги - иноземцы, помещики либо государство. А потому вкладывать в усовершенствование, улучшение, украшение этой отчужденной реальности силы и труд (больше, чем это оказывалось необходимо для простого выживания) было нормальному русскому человеку как-то дико. Энтузиасты, конечно, встречались, но большинство окружающих воспринимали их как юродивых. Оттого и города, и деревни российские, и быт русских людей поражали взгляд иностранцев своим неблагообразием, неустроенностью, грязью. Отсюда и ничем иным не объяснимое стремление во время революции не только разграбить, к примеру, помещичьи имения, но и непременно сжечь, разрушить, разорить дома и постройки, которые еще могли бы послужить тем же крестьянам.

Когда хотят похвалить русский народ и представить его как созидателя, обычно указывают на построенные им дворцы и храмы: вот, дескать, какой талантливый, трудолюбивый народ. Но после революции дворцы и храмы разрушались по всей России едва ли не с азартом и глумлением - руками детей и внуков тех, кто их в поте лица возводил. Это все было чуждое, по чужому приказу построенное.

Материальная жизнь вообще воспринималась чуждой, и от нее всеми способами бежали: кто-то на Дон или в Сибирь, кто-то в Бога, кто-то в мечтания о Беловодье или граде Китеже, где жизнь устроена справедливо. Но самым распространенным способом побега от реальности была и осталась, понятное дело, водка.

Века пребывания в таком, с позволения сказать, «вооруженном терпении» оставили в национальном характере тяжелые следы. Особенно разрушительны были в этом смысле советские годы, когда власти безраздельно контролировали не только внешний, материальный мир, но и стремились влезть в душу человека, отрезать ему все пути к бегству. Тут уж наш человек под бременем «терпения» совсем изнемог. Чтобы адаптироваться к такому тотальному контролю, он неизбежно ожесточался, черствел, проникался равнодушием ко всему, что не касалось его личных проблем, отчуждался не только от государства и его дел, но и от других людей.

Все социологические исследования последних лет об этом отчуждении буквально вопиют: жизнь во всем ее многообразии наших людей не интересует, ничего хорошего они от нее не ждут, но и никаких личных усилий к ее улучшению прилагать тоже не собираются. Это классический вариант «застойной» психологии, и недаром лучшим временем в истории России большинство считает брежневские годы.

Нежданно наступившая свобода пока мало что изменила в отношении народа к жизни.

Обратная сторона нашего «терпения» - нетерпимость. Чем большему напору времени и новизны подвергается охраняемое статус-кво, тем выше в ответ поднимается градус общественной агрессии и бытовой жестокости. Она может быть направлена буквально на все: на «инородцев», на «богатых», на «слишком умных». Здесь даже не надо вспоминать недавние погромы на рынках, рост националистических настроений и прочее в этом роде: достаточно просто пройтись по городу, чтобы почувствовать, насколько его воздух наэлектризован немотивированной агрессией[1].

2. Современная оценка глубинной национальной силы русского народа

На протяжении всей последней истории, лет, эдак, четыреста, отношения российского государства и русской нации выглядели, как противостояние. Государство, опасаясь за само свое существование, изо всех сил пыталось, старалось не дать развиться нации, как можно сильнее замедлить этот процесс - становление русской нации. Все попытки рождения русской нации давились российским государством беспощадно, но при этом навсегда оставались в памяти народной, запечатлевались в песнях, где выражалась бессмертная мечта о воли, о счастье. Кто они народные герои? Стенька Разин, да Емельян Пугачев. А все войны с сильным противником, когда уже государство оказывалось практически поверженным, оно выигрывало только за счет глубинных национальных сил, которым оно на время давало волю. А затем после выигранных таким образом войн, которые затем вписывались в учебники истории, как отечественные, государство тратило несколько лет на усмирение поднявшей было голову нации. Государство, зная, что власть его не легитимна, пыталось изо всех сил не дать вырасти истинному наследнику. При этом российское государство всю жизнь мнило себя опекуном русского народа, невызревшей русской нации. И пытаясь обосновать свое право на власть, государство постоянно углубляется в историю, ищет свои корни в прошлом. Начиная со школьной скамьи, оно вдалбливает в головы своих подданных, что Государство было всегда, или почти всегда, что Государство - это и есть высшая форма существования власти, и даже более того – человека.

С годами отторжение государства от нации усиливалось, пропасть становилась все больше. Недаром Романовы так усердно пропагандировали идею «призвания варягов». Государевы люди, всегда чувствовали себя пришлыми. Отсюда - такая неприязнь и презрение по отношению к «своему» народу каждого, кому удалось заскочить на колесницу государства, и такая кровавая подковерная борьба среди государственных людей за право сидеть на облучке, на подножках. Из фразы в летописи родилось российское государство и его отношение к народу. В итоге все государственные люди живут только семейными и государственными интересами, понимая их каждый раз по-своему. Рожденное не из недр нации, не являясь кристаллизацией национального самосознания, не чувствуя себя единым целым с нацией, государство пытается найти свои корни где-то глубоко в прошлом, обосновать, тем самым, свое право на существование, чтобы не быть смятенным потоком времени, вихрем истории. Пути государства, размазанного по времени, все больше и больше расходятся с путями нации. Государственные интересы очень редко совпадают с национальными, как правило, все наоборот. Государственные и национальные интересы представляют единство только тогда, когда едины нация и государство. А это происходит лишь в период становления нации. И самое главное, благодаря своему вневременному существованию российское государство уверенно объявляет себя единственным хранителем национальных традиций. Хотя единственные традиции, которые сохраняет государство – это свои собственные, традиции государства, а из национальных оно сохраняет только те, что само и навязывает. Вместо традиций нам подсовывают русский адат, право государства на власть и нашу обязанность ему подчиняться. И сейчас во время глобализации, когда весь мир как на ладони, процесс отторжения государства от нации достиг своего максимума, апогея.

Связи нации и государства становятся тоньше и рвутся, для государственных чинов вся нация теперь ограничивается только лишь своей семьей. И вот на наших глазах возникает государство без Родины, государство-космополит. А такому государству становится все равно над кем властвовать, как будет выглядеть его народ. Будет он черным или белым, косым, да хоть разноцветным – ему наплевать. Единственное требование, которое государство предъявляет к своим подданным – подданные должны быть послушны. Такое государство общается в среде себе подобных, ему становится важным мнение других государств о себе, мнение чиновников других государств, а не мнение своего народа, своей нации. Ибо ни нации, ни народа у такого государства нет, а есть только население, электорат. На современной внешнеполитической арене сильнее те государства, чьи связи с собственной нацией сильнее, потому что государство связанное с нацией чувствует себя как дуб глубоко пустивший корни в землю. А российское государство напоминает паразита присосавшегося к здоровому организму и высасывающего из него все соки, и участь такого паразита незавидна: при первом же урагане его унесет в пустыню, и никто о нем не вспомнит.

Самый простой, очень понятный и близкий всем пример – это отношение к инородцам. С одной стороны русские всегда гостеприимно, добродушно относились к чужестранцам, с другой – мы наблюдаем сейчас заселение наших земель различными инородцами. И это две большие разницы, их нельзя смешивать. Гостям мы всегда рады, но хозяйничать на своей земле нельзя позволять чужакам. Я прекрасно себе отдаю отчет, что среди понаехавших чужеземцев возможно есть и хорошие люди, но и среди немцев пришедших к нам в 41-м наверняка были хорошие люди, и Наполеон в общем-то «неплохой дядька». Однако когда вопрос стоит ребром: кто здесь будет жить – мы или они? – не до сантиментов. Борьба за жизненное пространство это проблема нации. А государство она никак не интересует, еще раз повторюсь единственное, что государство требует от своих подданных – послушание. Государство начинает борьбу с оккупантами только тогда, когда понимает, что оккупанты претендуют на его полномочия властвовать, тем самым, вторгаясь в жизненное пространство государства. В основе всех войн всегда лежала борьба за жизненное пространство. Но раньше право жить тому или иному народу на определенной территории всегда было сопряжено с правом властвовать, поэтому государство раньше всегда мобилизовывало свои силы на борьбу с очередным претендентом.

Но сейчас ситуация выглядит по-другому: китайцы и прочие инородцы, которые заполонили улицы русских городов, отбирают жизненное пространство у русских, но никак не претендуют на жизненное пространство государства. И поэтому государство смотрит на их наплыв сквозь пальцы. Мало того, оно вовсю мешает русской нации бороться против них самостоятельно, оправдывая все это общечеловеческими ценностями. Потому что, начиная борьбу за свое право жить, нация берет на себя функции государства, а это не допустимо. Т.к. если это допустить, то под государством зашатается трон. Нация, увидев, что может бороться за свое право жить, решать свои проблемы самостоятельно, задастся вопросом: «Зачем оно кормит монстра под названием государство?» и тут же сбросит его со своих плеч. Чтобы этого не произошло, государство принимает какие-то потуги имитирующие борьбу с нелегальными мигрантами, но тут же под этим соусом принимает ужасный закон о гражданстве лишающих брошенных русских в странах СНГ права на российское гражданство. Государство постоянно пытается имитировать борьбу за национальные интересы, но они ему чужды, поэтому оно постоянно садится в лужу. Никакое государство неспособно вырастить сильную нацию, оно ее способно только уничтожить. Отменив крепостное право, государство сделало всех своих поданных крепостными, а от этого оно отказываться не собирается, и будет цепляться за это до последнего.

Индивидуализм – лучшее оружие против нации, для контроля человека. В современном обществе не надо ставить над каждым человеком по надзирателю. Забившиеся по своим клетчонкам люди контролируют себя самостоятельно. Индивидуализм разрывает внутренние связи нации и убивает ее как таковую. Коллективное чувство самой себя – вот что нужно для нации, и именно этого боится государство. Потому что врагом государства не является конкретный человек, врагом государства является нация. Коллективизм это не когда все общее, а когда мы все вместе чувствуем себя единым целым, когда вся нация живет как один организм. Двадцать первый век - век борьбы наций за свое право на жизнь. Это будет век супернаций. И первое что должна сделать нация на своем пути на Олимп – очисть свой дом от скверны, уничтожить выбросить нынешнее государство. Если двадцатый век был веком социальных революций, то наш век – век национальной революции. Век русской национальной революции. Угнетается вся нация, а угнетатели – люди государства, чиновники. Национальная революция – это война нации с государством. Поэтому не говорите какое вы построите государство, а говорите какую вы создадите нацию. Не государство создает нацию, а нация рождает свою собственную форму социальной организации. Живая здоровая нация сама создаст ту форму социального устройства, которая ей будет более всего соответствовать. И только такое государство имеет право быть. Если патриотизм это любовь к российскому государству, то мы не патриоты. Мы националисты, национал-большевизм, и только национал-большевизм, является настоящим национализмом, потому что мы отстаиваем национальные интересы и ставим их выше личного и государственного. Нация превыше всего.

Век государства прошел, наступает эпоха русской нации. Государство это чувствует и старается изо всех сил бороться с любым проявлением национальной воли. Поэтому так государственные структуры ненавидят Национал-Большевистскую Партию. Мы им чужды. Поэтому нас не хотят впускать в «большую» политику, мы для них для всех – чужие. Все остальные партии в России являются партиями государства, а мы являемся партией русской нацией. По сути, мы и являемся русской нацией, рождающейся сегодня в муках борьбы с государством. Но именно в муках и может родиться нация. Нация рождается, кристаллизуется в людском море, только в особо тяжелые периоды переживаемые народом. Национальная революция стучится в двери современности. Есть русская нация которая стремится к власти для реализации своей воли, и есть государство, которое власть терять боится и ни как не желает. Русская нация и российское государство, в этой войне может победить только кто-то один, Боливар двоих не выдержит. Нам нужна сильная здоровая нация. Русская нация – вот наша Россия! Наша родина это русское нация, а территорию и время мы возьмем себе столько, сколько нам будет необходимо. Великая русская империя от солнца до альфы центавры.

3. Герои прошлого времени – кто они?

В глазах критиков новой России имперская сущность СССР стала восприниматься как ценное само по себе, часто вне связи с марксизмом. Психологические аберрации - не такое уже редкое явление. Здесь важнее отметить иное: проблема маргинала состоит в том, что он, как правило, находится между двух систем ценностей: той, которую покинул, и той, в которую не вписался. Результат - ценностная дезорганизация, чем дальше, тем больше заставляющая маргинала задумываться над созданием своего мира, со своими правилами, языком, системой противопоставлений и т.п. В современной России для многих маргиналов (в том числе и прежде всего - маргиналов религиозных) основой для противопоставления себя современной системе «либеральных ценностей» стала идея реанимации (воссоздания) «великой России». В разных маргинальных слоях величие страны ассоциируется с «разными Россиями»: как с дореволюционной, так и с советской. Проблема, на мой взгляд, заключается не в этом: главное - мифотворчество, лежащее в основе любых реконструкций. На фоне глобальных профанации нашего времени (достаточно вспомнить «историческую» концепцию академика А. Т. Фоменко), стремление создать по-своему «правдивую» историю России не воспринимается как серьезный криминал. А между тем создание исторически заданных, хрестоматийно правильных, но исторически недостоверных картин опасно прежде всего с религиозной точки зрения, ибо приучает человека воспринимать мир в мифологических категориях, не задумываясь над тем, насколько и как это может вредить и авторитету Церкви, и его, человека, собственной вере. Старое, столь любимое большевиками, правило деления мира на врагов и друзей, как ни странно, находит себе применение при обращении маргинала к истории.

Классическое и, увы, давно не новое, доказательство сказанному можно найти в истории пресловутого сибирского «старца» Григория Ефимовича Распутина. Известность святого мученика Григория (Распутина) среди народа Божьего в России, как наставника будущих Царственных новомучеников и исповедников сделала его ходатаем перед православным Царем за народ русский, страдавший от искушений и смущений, посеянных масонами разных толков, - говорится в «Деянии... о канонизации святого мученика Григория». Бессребренник и чудотворец, друг Царской семьи, Григорий Распутин встал на пути разрушения богоустановленной православной Царской власти в России и потому, как показывают исторические свидетельства участников, он был убит в результате заговора масонской ложи, чем и прославил Русскую Церковь в апокалиптическое последнее время. Это, очевидно, первое по времени, свидетельство о «святости» сибирского странника, заявленное «ревнителями» чистоты истинного православия. Прецедент был создан. Надуманная святость Григория Распутина обязывала не только переписывать его биографию, по сути создавая ее заново, но также и переосмысливать историю того времени, создавая совершенно далекий от реальности мифологизированный образ монархической России. Одно с неизбежностью влекло за собой другое: по существу пересмотр истории предреволюционной России якобы с «православной» точки зрения. «Православность» же, как правило, не идет далее подбора материалов, доказывающих, что Россия, «которую мы потеряли», могла избежать революционных катаклизмов, имея все шансы и далее блестяще развиваться и укрепляться. Вывод о «темных силах», спровоцировавших великое падение империи и гибель царской Семьи, в такой ситуации - вполне естественен и по своему логичен. Подмена неизбежно должна привести к реконструкции «истинной истории», в которой не только Распутин, но и другие исторические персонажи переживут «второе рождение»[2].

По большому счету, дело не в Распутине, а в том, что символизирует его имя в представлении новых почитателей. Для них Распутин - жертва, принесенная за Россию, «старец», ритуально убитый врагами России. «Представьте, - пишет современный автор-составитель работы «Оклеветанный старец» И. В. Евсин, - «какое всемирное зло ополчилось на Распутина, если решение о его дискредитации было принято в Брюсселе, на Всемирной ассамблее масонов». Схема до убожества проста: некие злые силы решили извести великого в простоте и праведности своей старца и с этой целью затеяли кампанию против него, тем самым дискредитируя и царскую Семью (недаром Распутина называли «другом царей!»)»[3].

Историческая «правда» добывается маргиналами преимущественно через разоблачение клеветников - и прошлого, и настоящего, и невольно заблуждающихся, и сознательно лгущих. В кратком послесловии к своей обширной книге Т. Гроян[4], например, специально указала, что используя в качестве источника книгу дочери сибирского «старца» Матрены, она имела в виду, что «определенные ее части целиком ложны», «но верующее сердце способно отличить правду от лжи». Критерием истины оказывается «верующее сердце», помогающее отделить пшеницу от плевел. Комментарии в данном случае, полагаю, излишни. Разоблачать правдолюбцев - дело бесперспективное, они не исследователи; скорее - обвинители и адвокаты, больше заинтересованные в словесной реконструкции утерянного земного «рая», чем в воссоздании реальной исторической картины, сколь неказиста она бы ни была. Кроме того, публицистическая агрессивность неотъемлемая черта таких правдолюбцев, объединяющая всевозможных почитателей «старца», как катакомбных, так и патриархийных.

Подобный указанному выше подход к истории, увы, встречается и применительно к народным героям, казалось бы, совершенно далеким от православия, в частности к Василию Ивановичу Чапаеву. Удивительно ли это? Полагаю, что нет. Ведь принцип не страдает от того, что его отстаивают, используя столь экстравагантные примеры. О каком принципе идет речь? Он очевиден: критерий истинности - любовь к России, т. е. борьба с ее недругами и отстаивание ее интересов. Конечно, проблема заключается вовсе не в том, что маргиналы, в отличие от «тепло-хладного» большинства, любят православие и Родину, научившись безошибочно определять и отделять врагов веры от друзей. Они громче других заявляют об этой самой любви, стремясь к разоблачению «устоявшихся мифов». Желание разоблачать, думается, одно из характерных черт маргинального сознания.

Чапаев и при царе, и при большевиках защищал самых обездоленных, за что и был предательски убит. «Убийство совершили беляки, но организовали его... коммунисты».

Как видим, схема достаточно традиционна: праведника окружают противники, стремящиеся его во что бы то ни стало уничтожить. Враги могут быть разных политических убеждений (вспомним, кстати, и врагов Гр. Распутина), но они едины в главном - в своей изначальной ненависти к России и ее народу. Соответственно и Чапаев предстает этаким освободителем народа, легендарным Ильей Муромцем XX века, подлинная история жизни которого стала известна лишь недавно. Здесь все похоже на сказку: и родился Чапаев недоношенным (семимесячным) и таким маленьким, что помещался в рукавичку, принимал ванну в деревянной кружке, вырезанной отцом специально для него. В детстве с отцом и братьями плотничал - строил храмы; однажды, устанавливая крест, упал с крыши, но не получил ни царапины, ни ушиба. Воспитанный в православной семье, Чапаев, оказывается, через всю жизнь пронес веру в Бога, перед каждым серьезным делом вопрошая Господа о помощи.

Нам надо удивляться не тому, что Василий Чапаев стал большевиком, а тому, что в столь лютых испытаниях он сохранил веру в Бога. Для доказательства этой пламенной веры можно привести весьма любопытный пример: когда комдив понял, что советская власть занимается истреблением собственного народа, то начал этому активно мешать: перестал выполнять приказы Л. Д. Троцкого, уводя дивизию от ненужных потерь, которых требовал главнокомандующий. Получалось, что Чапаев срывал тайный план большевистских вождей утопить Россию в крови. Результат известен. Уже не говоря о том, как один комдив мог срывать «тайный план» русофобствующей большевистской верхушки, стоит напомнить, как в 1918г. этот борец за народное счастье подавлял «кулацко-эсеровские мятежи», т. е. крестьянские антибольшевистские волнения[5].

Кроме того, документы, на основе которых делаются удивительные заключения о православии Чапаева никак не представлены, что они представляют собой из статьи совершенно неясно. И тем не менее, читателя уверяют, что стоит задуматься над тем, был ли Василий Иванович святым воином Христовым, очевидно склоняясь к положительному ответу.

Заключение

У русского народа замечательная «психологическая», если так можно выразиться, репутация: не только мы сами, но и весь мир вот уже которое столетие восхищен нашим легендарным долготерпением, которое воспели Некрасов и Толстой, Тургенев и Достоевский. В основе этой репутации, как часто случается с Россией, лежит недоразумение. Берется, к примеру, сумма бед и несчастий, которые пережила страна в данном веке, и сопоставляется с тем несомненным фактом, что к концу кровавого столетия одна шестая часть суши выглядит не дотла выжженной пустыней, как могла бы, а все-таки не совсем заброшенным пустырем, в отдельных углах которого жизнь продолжается - порой даже слишком бурно. Стало быть, делается тут же оптимистический вывод: источник сил народных не иссяк, народ вытерпел все и еще не такое способен вытерпеть. Ни один другой народ, добавляется обычно сразу же с «законной гордостью», такого ужаса не вынес бы, только наш.

Возражать на это трудно, потому что сравнивать не с чем - ни один другой народ в нашем столетии и в самом деле ничего подобного не переживал. Как бы повели себя, например, гордые британцы, ежели бы у них сразу после Первой мировой случились подряд революция, гражданская война, голод, коллективизация, индустриализация, репрессии, потом снова война, - никто не знает. Почему-то считается, что повели бы они себя плохо, то есть вымерли бы все. И любые европейцы вымерли бы, не говоря уж о неженках-американцах.

Список литературы:

1. Агеев А. Край терпения. // Вопросы истории. № 2. 2002.
2. Гроян Т. Мученик за Христа и за Царя Григорий Новый. Молитвенник за Святую Русь и Ее Пресветлаго Отрока. М.: Знание, 2001.
3. Дмитрук М. А. О чем молился Чапаев // Русский Дом. № 2. 2002.
4. Козырев Ф. Н. Распутин, которого мы потеряли. СПб.: Питер, 2001.
5. Оклеветанный старец (Исторические свидетельства о Г. Е. Распутине). Автор-составитель И. В. Евсин. Рязань, 2001.

[1] Агеев А. Край терпения. // Вопросы истории. № 2. 2002. С. 74.

[2] Козырев Ф. Н. Распутин, которого мы потеряли. СПб.: Питер, 2001. С. 8.

[3] Оклеветанный старец (Исторические свидетельства о Г. Е. Распутине). Автор-составитель И. В. Евсин. Рязань, 2001. С. 77.

[4] см. Гроян Т. Мученик за Христа и за Царя Григорий Новый. Молитвенник за Святую Русь и Ее Пресветлаго Отрока. М: Знание., 2001. С. 639.

[5] Дмитрук М. А. О чем молился Чапаев // Русский Дом. № 2. 2002. С. 20.