Содержание




Введение. 2

Глава I.  Понятие метафоры, неологизма, неологической метафоры.. 3

1.1 Понятие метафоры.. 3

1.2 Понятия неологизм и неологическая метафора. 10

Глава 2. Особенности применения неологических метафор  в СМИ.. 18

2.1 Использование современных неологических метафор в СМИ.. 18

2.2 Неологические метафоры в газетах. 20

2.3 Тематические группы.. 25

2.4 Тенденции развития неологической метафоры в политике в СМИ.. 28

Заключение. 30

Список литературы.. 31


Введение

В настоящее время происходит очередное глобальное реформирование норм  в современном русском литературном языке. Эти изменения коснулись практически всех разделов современного русского языка. Однако наиболее заметно эти модификации затронули нормы словоупотребления и сочетания слов. Широко распространилось словообразование, формирование фразеологических оборотов из привычных или непривычных сочетаний слов и т.д.

Если в начале века полигоном и  законодателем в создании норм словоупотребления была художественная литература, то в последние годы эта роль по праву принадлежит средствам массовой информации, публицистическому жанру, как наиболее близкому к разговорной речи, которая в последнее время все заметнее влияет на нормированность русского языка.

Исходя из вышесказанного, тема настоящей работы «Неологическая метафора в СМИ» звучит особо актуально.

Таким образом, целью работы является рассмотрение и анализ использования неологических метафор в СМИ..

Для решения указанной цели в данной работе ставятся  следующие задачи:

1.     Рассмотреть понятие метафоры,  неологизмов в русском языке;

2.     Проследить изменение языковых норм в СМИ за последние десятилетия;

3.     Проследить новые аспекты словоупотребления и сочетаемости слов (неологических метафор) на примере конкретных средств массовой информации.

 



Глава I.  Понятие метафоры, неологизма, неологической метафоры

1.1 Понятие метафоры

Метафора – это перенос названия, при котором, мы отдаем себе отчет в том, что название используется не по его прямому назначению.

Первая, более простая и поверхностная, функция метафоры – наименование. Однако просто перенос названия не является тем, что мы обычно понимаем под метафорой. Например:

Слово монета – первоначально означало «та, которая увещевает, предупреждает и предостерегает», это обозначение Юноны. В Риме был храм Юноны Предостерегающей (Juno Moneta), рядом находился монетный двор. На то, что там чеканилось, был перенесен эпитет Юноны – предостерегающая (moneta). Теперь, когда мы произносим слово монета мы не вспоминаем о богине.

Это пример переноса названия не основанного на метафоре. Слово просто утрачивает одно значение и получает другое.

Для метафоры необходимо, чтобы мы осознавали ее двойственность.

Когда мы говорим el fondo del alma – до глубины (дна) души, под словом дно мы подразумеваем некий духовный феномен, не имеющий ничего общего с пространством и лишенный физических характеристик, таких как, например, поверхность или дно[1].

Обозначая словом «дно» некоторую часть души, мы отдаем себе отчет в том, что используем это слово не в прямом смысле, и одновременно понимаем, что нужный нам косвенный смысл произведен от прямого.

Такое слово, как красное прямо обозначает соответствующий цвет. Когда мы говорим, что у души есть «дно», мы относим это слово сначала к дну какого-нибудь сосуда, например, бочки, а потом как бы «очищаем» это значение от указания на физические параметры и относим его к психике.

Зачем мы используем названия не по прямому назначению? Почему не предпочесть прямое обозначение и не употреблять слова в из собственном смысле? Мы, разумеется, так и сделали бы, если бы могли воспринимать «глубину души» своим взором так же ясно, как, например, красный цвет.

Однако интересующий нас психический объект не только трудно назвать, о нем трудно даже помыслить. Он ускользает от нас; мысль не может его уловить. И тут мы начинаем замечать, что метафора служит не только наименованию, но и мышлению.

В этом заключена вторая – более глубокая и существенная – функция метафоры в познании. Метафора нужна не только для того, чтобы, благодаря полученному наименованию, сделать нашу мысль доступной для других людей; она необходима нам самим для того, чтобы объект стал доступен нашей мысли.

Зачем мышлению метафоры? Почему метафора является не только средством выражения, но еще и важным орудием мышления?

Не все объекты легко доступны для нашего мышления, не обо всем мы можем составить отдельное, четкое представление. Наш дух вынужден поэтому обращаться к легко доступным объектам, чтобы, приняв их за отправную точку, составить себе понятие об объектах сложных и трудно уловимых.

Метафора служит орудием мысли, с помощью которого нам удается достигнуть самых удаленных участков нашего концептуального поля. Однако она не раздвигает границы мыслимого, она лишь обеспечивает доступ к тому, что смутно виднеется на его дальних рубежах.

Метафора в науке и поэзии. Поэзия это метафора. Метафора лежит в основании поэзии и ее поэтическая функция хорошо изучена. К научной и поэтической метафоре подходили с одинаковых позиций. Так, в эстетике метафору рассматривали только как чарующую вспышку, вдруг озарившую своим светом прекрасное. Поэтому к ней не применяли понятие истины и не считали ее орудием познания действительности. Это не позволяло заметить, что поэзии не чужды исследовательские цели и она способна открывать столь же позитивные факты, как те, которые открывает наука.

       Например, Лопе де Вега описывает струи фонтана[2]:

       В струях фонтанов, которые

       В несметном своем единстве

       Хрустальными копьями вонзаются в небо.

Струи фонтана он представляет себе в виде хрустальных копий. Очевидно, что струи не могут быть копьями, но то что поэт их так назвал, поражает воображение и доставляет эстетическое удовольствие.

Струя и копье – конкретные объекты. Конкретен каждый предмет, который можно воспринимать отдельно от других предметов. Напротив, абстрактный объект воспринимается только в сопряжении с какими либо другими объектами. Цвет – абстрактный объект. Мы всегда воспринимаем его совместно с поверхностью конкретной формы и размера, и наоборот, поверхность невозможно воспринять отдельно от цвета. Поверхность и цвет различны, но нераздельны. Чтобы провести между ними грань наш ум делает усилие, которое мы называем абстрагированием. Мы абстрагируемся от одного из этих объектов (цвета или поверхности) чтобы достичь виртуальной изоляции другого и тем самым определить его отличительные признаки.

В состав конкретных объектов входят абстракции:

Хрустальное копье кроме прочего имеет форму и цвет, и таит в себе динамическую силу, сообщаемую ему толчком руки и способную наносить раны.

Сходным образом в струе фонтана можно выделить форму, цвет и возникающая под напором динамическая сила, способная взметнуть ее вверх.

Струя и копье, если воспринимать их целостно, обнаруживают больше различий, чем сходств. Но если взять только упомянутые три абстрактных элемента, то окажется, что струя и копье тождественны. Форма, цвет и динамичность у них одинаковы.

Такое утверждение согласуется с научным подходом, оно констатирует реальный факт: частичную идентичность струи и копья.

Небесное тело и число далеко не одно и тоже. Однако, когда Ньютон сформулировал закон всемирного тяготения, определив, что сила тяготения прямо пропорциональна массе тел и обратно пропорциональна квадрату разделяющего их расстояния, он открыл некоторое частичное абстрактное тождество, существующее между небесными светилами и определенным рядом чисел.

Если бы какой-нибудь пифагореец, опираясь на эту аналогию, заключил, что «светила есть числа», он бы внес в формулировку Ньютона как раз то, что Лопе де Вега прибавил к утверждению частичного, но вполне реального тождества хрустального копья и струи фонтана.

Научный закон ограничивается констатацией тождества абстрактных компонентов двух объектов. Поэтическая метафора утверждает полную идентичность двух конкретных вещей.

Все это показывает, что научное мышление более или менее сходно с поэтическим. Различие между ними состоит не в характере мыслительных операций, а в их режиме и целях.

Метафорическое мышление встречается всюду. В поэзии – метафора на основе частичного сходства двух объектов делает ложное утверждение об их полном тождестве. И именно это преувеличение придает ей поэтическую силу. Красота метафоры начинает сиять тогда, когда кончается ее истинность. Но и наоборот, не может существовать поэтической метафоры, которая бы не открывала реальной общности. В науке – наоборот, начинают с полного тождества двух заведомо различных объектов, чтобы прийти к утверждению их частичного тождества, которое и будет признанно истинным.

Так, психолог, говоря о «дне души» прекрасно знает, что душа не сосуд с дном, но он дает понять, что существует некая психическая составляющая, которая в структуре души выполняет ту же роль, что и дно в сосуде.

Метафора и Сознание. Чтобы некоторое свойство могло стать отдельным предметом мысли, необходим знак, который зафиксировал бы результат абстрагирующего усилия. Имена, письменные знаки закрепляют абстрактные объекты, полученные в результате расчленения конкретных понятий. Метафора позволяет нам обособить труднодоступные для мысли абстрактные объекты и придать им самостоятельность.

Человеческий ум формировался в процессе постепенного удовлетворения биологических нужд человека и сначала он освоил окружающие человека конкретные предметы.

Чтобы выделить из живого организма его психический компонент требуется сделать немалое усилие. Примером может служить долгая история формирования идеи «я» – обозначающего то интимное психическое содержание, которое человек ощущает в себе самом – путем перехода от внешних атрибутов к внутренним. Сначала вместо «я» говорили «мое тело», «мое сердце», «моя плоть» и т.п., затем человек начинает познавать себя через свои принадлежности и появляются притяжательные местоимения: «мое». Далее акцент перемещается на нашу социальную личность, место человека в обществе становится представителем его «я» и появляются обращения типа «ваше высочество», «ваше преосвященство». Местоимения типа «я» и «ты» появляются позднее.

Видя, сколько усилий требуется для выделения даже относительно конкретной сущности, становится понятным, почему в нашей лексике так мало слов с самого начала обозначавших феномены психики. Почти вся современная психологическая терминология – это чистая метафора.

Чтобы составить себе четкое представление об объекте, его необходимо мысленно изолировать, отделить от окружения. Нам легче воспринимать изменчивое, чем постоянное. Изменение реорганизует отношения между компонентами, которые начинают выступать в других комбинациях. Влажное сочетается то с холодом, то с теплом. Когда объект выпадает из прежних комбинаций, остается пустое место определенной формы. Однако в итоге оказывается, что чем больше комбинаций допускает объект, тем сложнее его выделить и постигнуть. Его постоянное присутствие притупляет наше восприятие.

Можно представить объект, который всегда входит в состав всех других объектов. Такой объект существует. Это – сознание.

Как определить что такое сознание, если оно присутствует во всем, что мы воспринимаем. Здесь невозможно обойтись без метафоры. Универсальное отношение между субъектом и объектом – отношение осознавания – можно постигнуть, только уподобив его какому-нибудь другому отношению между объектами. В результате такого уподобления мы получим метафору.

Человеческая мысль двух величайших эпох – Древнего мира и Нового Времени, питалась двумя метафорами. Суть проблемы: Пусть мы смотрим на горный хребет. Его высота 2000 метров, он сложен из гранита и имеет голубоватый и лиловый цвет. Наше сознание лишено этих параметров: у него нет ни протяженности, ни цвета, ни твердости. Таким образом, свойства объекта и субъекта не совпадают и между ними не может возникнуть никаких отношений. Между тем в момент восприятия объект и субъект входят в положительное взаимодействие.

Для человека древности отношения между субъектом и объектом, который он воспринимает, аналогичны отношениям между двумя физическими предметами, один из которых при соприкосновении с другим оставляет на нем свой отпечаток. Метафора печати, оставляющей на восковой поверхности оттиск, укоренилась в сознании эллинов и на многие века определила развитие философских идей.

О восковой дощечке говориться в «Теэтете» Платона. Этот образ повторяет Аристотель в трактате «О душе», мы сталкиваемся с ним на протяжении всех средних веков в Париже, Оксфорде, Саламанке и Падуе.

В соответствии с этой интерпретацией, субъект и объект – это 2 физических предмета. Оба пребывают в мире независимо друг от друга и иногда вступают в случайные контакты. Осознание – это оттиск.

При таком подходе роль субъекта ущемлена. Согласиться с тем, что материальный объект может оставить отпечаток на нематериальном, – значит уравнять их природу. Это определяет мировоззрение древнего человека. Для него «быть» значит пребывать среди множества других вещей, являясь одним из множества предметов, погруженных в «море бытия». В античном представлении «Я» не играет большой роли, это лишь маленькое зеркало, в котором отражаются очертания сущего.

Возрождение обратило отношения субъекта и объекта. На смену метафоре печати и восковой дощечки приходит метафора сосуда и его содержимого. Объекты не попадают в сознание извне, они существуют в нем самом; это – идеи. Новое учение называется идеализмом.

Новое время сосредоточено на воображении. Если содержание сознания не входит в него извне (в самом деле, как может влезть в меня гора?) оно должно зарождаться в самом субъекте. Воображение создает и уничтожает объекты, таким образом, сознание есть творчество.

Лейбниц свел действительность к монаде, обладающей только одним свойством – способностью к репрезентации. Система Канта вращается вокруг предрасположенности человека к воображению. Шопенгауер поведал нам, что мир – это то, что мы представляем.

«Я» приобрело важное значение. Лейбниц назвал человека маленьким богом. Кант сделал «Я» высшим законодателем природы, а Фихте, с его склонностью к крайностям, возвестил, что «Я – это все».

Таким образом, метафора — это греза, сон языка (dreamwork of language). Толкование снов нуждается в сотрудничестве сновидца и истолкователя, даже если они сошлись в одном лице. Точно так же истолкование метафор несет на себе отпечаток и творца, и интерпретатора.

Понимание (как и создание) метафоры есть результат творческого усилия: оно столь же мало подчинено правилам.


1.2 Понятия неологизм и неологическая метафора

Неологизмы (от греч. neos «новый» и logos «сло­во») – это новые слова, новизна которых ощущается говоря­щими. Неологизмы бывают языковые, лексические, семантические, авторские и ин­дивидуально-стилистические.

Языковые неологизмы создаются главным образом для обозначения нового предмета, понятия. Они входят в пассивный словарный запас и отмечают­ся в словарях русского языка. Неологизмом является слово до тех пор, пока оно сохраняет налет свежести. Так, недавно вошедшие в русский язык слова бульдо­зер, вертолёт, космонавт, нейлон, универсам пол­ностью освоены и активно употребляются, а бывшие в 20-е годы неологизмы будённовец, женотдел, ликбез, нарком, нэп успели войти в активный словарный за­пас, но затем стали историзмами. Если понятие акту­ально, а называющее его слово хорошо связано с дру­гими словами, то слово скоро перестает быть неологиз­мом.

Лексические неологизмы могут быть об­разованы по имеющимся в языке моделям: венероход, примарситься, полуторасменка, бестер «помесь белуги со стерлядью» или заимствованы из других языков: бобслей, макияж, панк, рэкет, спонсор.

Семантические неологизмы - новые значения известных слов: зебра «полосы на проезжей части улицы, обозначающие переход», продлёнка «удли­ненный киносеанс; продленные занятия в школе», пол­зунок «замок молнии», штрих «паста для исправления ошибок в машинописном тексте»[3].

Авторские,    индивидуально-стилистические  неологизмы  создаются писателями, поэтами для придания образности художе­ственному тексту. Неологизмы этого типа «прикрепле­ны» к контексту, имеют автора. По самим целям их создания они призваны сохранять необычность, све­жесть. Авторские неологизмы, образованные по продук­тивным моделям, называются потенциаль­ными словами: тяжелозвонкое скаканье, я огончарован (П.); клоповодство, обер-поклонник (С.-Щ.); молоткастый, двухметроворостая, рука миллионнопалая (М.); стихокрад (М.Г.). Окказио­нализмы (от лат.   occaslonalis «случай­ный») - авторские неологизмы, созданные по необыч­ным моделям: хилософия (М.Г.); спортсмедный лоб (Цв.); стрекозёл, монтекаряики (М.); осенебри (Вози.). Авторские неологизмы могут быть семантическими: рассыпчатые от старости профессора (М.); небеса разоблаченные (Ис.).

Неологизмы могут возникать и как новые названия предметов, уже имеющих названия. Так, при своем возникновении неологизмами были слова вертолет, дирижабль, лётчик, судостроитель, заменившие слова геликоптер, цеппелин, авиатор, корабел. Современный неологизм компьютер употребляется вместо ЭВМ.

В практике переводческой работы заметное место занимает проблема перевода неологизмов, т. e. новых слов, появившихся в языке в связи с развитием общественной жизни и возникновением новых понятий.

Особенно много неологизмов появляется в научно-техническом языке в результате бурного прогресса науки и техники.

Так, например, в русском языке в период появления и развития авиации возникли слова: самолет, летчик, приземляться, воздушная яма и др.

Появление радио привело к возникновению таких слов, как: радиоприемник, радиопомеха, радировать и др.

Развитие атомной энергии принесло с собой новые термины: атомоход, дезактивация, дозиметр и др.

В английском языке примерами неологизмов могут служить слова, появившиеся сравнительно недавно:


televiewer

телезритель

atomic pile

атомный реактор

half-life

период полураспада

tracer atom

меченый атом

to dieselize

установить дизель, оборудовать дизелем


Очевидно, что такие слова воспринимаются как неологизмы только до тех пор, пока выражаемые ими понятия не станут привычными, после чего они прочно входят в словарный состав и уже не воспринимаются как новые.

Следует отметить, что неологизмы, как правило, возникают на базе существующей языковой традиции, используя имеющиеся уже в языке словообразовательные средства.

Так, например, отмеченный выше неологизм атомоход, возникший в языке в связи с реализацией плана постройки атомного ледокола, морфологически состоит из существовавших и ранее в языке компонентов атом + ход и создан по образцу слов пароход, теплоход, электроход.

Английский неологизм?глагол to dieselize образован из соединения старого слова diesel и продуктивного суффикса -ize (означающего приведение в определенное состояние) по образцу слов: to equalize, to organize.

Среди неологизмов изредка встречаются и искусственно созданные, придуманные слова, например: nylon, но число их в языке совершенно ничтожно и они не играют заметной роли.

Состояние лексики, как известно, отражает уровень раз­вития общества. Находят яркое выражение в языке различные социальные факторы и в эпоху атома, телевидения, космоса. Все новое, что происходит в нашей жизни, запе­чатлевается в слове. Яркий тому пример – завоевания в космосе и растущее число «космических» слов.

Слово космос не только становится более употребитель­ным, но и расширяет свою словообразовательную систему. Возникает целый ряд новых слов: космодром, космонавт, космовидение, которые построены по аналогии с уже суще­ствовавшими наименованиями, сходными по значению или по функции.

Проведем анализ неологизмов, подтверждающий данное положение.

Аэродром — «естественная или искусственная площадка для стоянки, подъема и спуска летательных машин». Космодром — «площадка для запуска космических аппара­тов — ракет, спутников-кораблей». Лунодром — «специаль­но построенные для испытания лунных аппаратов площадки, рельеф и грунт которых повторяли возможные препят­ствия, ожидающие лабораторию на поверхности Луны» («Комсомольская правда», 1971, 9 февр.).

Аэро-, космо-, луно- воспринимаются как определение к -дром, заимствованному из греческого языка и имеющему в русском языке давно уста­новившееся значение «место»; ср.: ипподром — «место скачек», велодром — «место велосипедных состязаний», тан­кодром — «место стоянки танков» и уже проанализирован­ные аэродром и космодром».

Аргонавт — аэронавт — космонавт. В этом словообра­зовательном ряду также действует закон аналогии. Каза­лось бы, арго-, аэро-, космо- можно рассматривать как раз­личные определения к повторяющемуся во всех словах -навт. Но вторая часть этих сложных слов -навт в новых образованиях аэронавт, а позже космонавт как бы представляет значение первого — аргонавт; аргонавты — легендарные герои, отправишиеся в неизвестные страны.... В существительных аэронавт, космонавт русифицированная морфема -навт означает «мореплаватель, плаватель», но с оттенком «пер­вооткрыватель, плывущий или идущий неизведанными пу­тями». Этот оттенок значения сделал морфему -навт продук­тивной в космической терминологии.

Космонавт — образование чисто русское. В английском языке для наименования американских космонавтов было создано слово астронавт, но в информациях—переводах на русский язык оно часто заменяется русским космонавт: «Космический корабль «Аполлон-11» приближается к Земле. Когда читатели «Известий» возьмут в руки этот номер, воз­можно, отважные астронавты — Армстронг, Олдрин и Коллинз — уже вернутся на нашу планету... Самочувствие космонавтов хорошее... Космонавты время от времени чи­стят кабину с помощью пылесоса... Сейчас астронавты заняты последними приготовлениями перед финишем» («Из­вестия», 1969, 24 июля). Космонавт и астронавт воспри­нимаются как синонимы, различающиеся только национально-локальной окраской. Любопытно, что после успешных запусков лунных автоматических аппаратов у некоторых писателей и ученых промелькнуло слово селенавт — о первом человеке на Луне, первооткрывателе. Интересно, что для наименования обитателей Луны в литературе су­ществовало селенит. «Кстати, мы уже задумываемся, как же назвать первого человека на Луне. Космонавт ведь уже не подходит. Пока остановимся на селенавте» («Комсомоль­ская правда», 1966, 5 февр.). И совсем недавно ряд слов с элементом -навт пополнился образованием акванавт — «первооткрыватель, первый исследователь морских глубин». «Подводный дом на морской глубине... А можно ли изготовить надувное подводное жи­лище?.. Акванавты московского клуба «Дельфин» задались именно такой целью» («Вечерняя Москва», 1967, 19 авг.); «Пневматический гидростат в сложенном виде умещается в рюкзаке. Под водой он наполняется воздухом и надежно защищает акванавтов» («Правда», 1967, 29 авг.), «Женщины-акванавты начали работы под водой» («Правда», 1967, 10 сент.); «Отряд акванавтов-энтузиастов донецкого подвод­ного клуба «Ихтиандр» вчера начал на черноморском по­бережье Крыма эксперимент длительного пребывания че­ловека под водой» («Комсомольская правда», 1967, 30 авг.).

Сходство рабочего оснащения натолкнуло на сравнение спелеологов с космонавтами и привело к образованию эк­спрессивного наименования: спелеолог - геонавт - «откры­ватель тайн земли». «За последние пять лет специальные экспедиции спелеологов - «геонавтов» (для путешествия под землю нужен специальный костюм и автономный кисло­родный прибор) обследовали также крупнейшие пещерные системы мира...» («Правда», 1968, 16 июня).

Не менее примечательно и другое словесное перемеще­ние, произошедшее в результате развития нашей техники и науки. Разошедшиеся сейчас слова ракетчик — космо­навт могли быть синонимами. В 30-е годы существительное ракетчик связывалось с космосом и космическими реактив­ными кораблями, о которых мечтали ученые, писатели-фантасты, кинематографисты.

Неологическая метафора – это перенос названия на какой-нибудь новый предмет или явление, при котором, мы отдаем себе отчет в том, что название используется не по его прямому назначению, и что полученное выражение совершенно новое в жизни.

Очень показателен появлением неологических метафор период распада СССР и построения «новой жизни» уже в постсоветской действительности. Приведем несколько примеров.

Хотя перемены в российской действительности происходят не так быстро, как этого бы хотелось, вряд ли можно не замечать изменений. И язык, реагируя на них (прежде всего на лексическом уровне), своеобразно отражает общественное сознание. Появляются новые слова и выражения, например, жириновцы, баркашовцы, думовцы, перекрасившиеся, “совки”, “новые русские” и т.д. Они активно используются в речи, в средствах массовой информации, в литературе, особенно - в публицистике, и важны для понимания текста, а также в процессе перевода.

Существуют такие известные неологические метафоры типа “совок”, “новые русские” и производные от них выражения, которые в обобщенно-образной форме воспроизводят фрагмент когнитивной карты постсоветской действительности. Они не возникают сами по себе, а порождаются устоявшимися взглядами на мир и продиктованы интересами определенных социальных групп, коллективов, слоев общества. Описывая их, мы можем понять, кого называют “совками” и “новыми русскими”, какое содержание вкладывают люди в эти выражения, что в немалой степени зависит от состояния общественного сознания. Иными словами, эти выражения имеют социальный характер и могут быть названы социальными неологическими метафорами.

Если раньше жители Советского Союза в основном считали или называли себя просто советскими, то в постсоветский период они стали называться и “бывшими жителями СССР”, и “русскими”, “россиянами”, “русскоязычным населением”, “этническими русскими”, а некоторые стали “лицами кавказской национальности”: “Никогда советские люди не имели столько официальных праздничных дней, сколько получили их постсоветские россияне. У многих начальников это вызывает недоумение: работают, дескать, люди по-прежнему, ни шатко ни валко, по-совковски, а гуляют - почти как в более развитой Европе...Граждане, не ставшие новыми русскими, жалуются на одно - нехватку денег. И никто не жалуется на дефицит товаров.” (“Известия”, 30.06.01)

Метафора "совок" встречается в текстах начиная с 1990-91 годов. Она была придумана самими русскими для обозначения посредственности во всех формах ее проявления, которая досталась в наследство постсоветской эпохе от старой советской действительности. При этом для иностранца смысл этой метафоры совершенно не понятен. Но ранее, в 70 годах, данное выражение уже использовалось в языке хиппи для обозначения чего-либо, пронизанного советской идеологией

"Совок" – это сокращение от слова "советский". Советский способ организации власти после распада Советского Союза перестал существовать, страна Советов тоже ушла в прошлое, поэтому метафора "совок" обозначает такую страну, факт бывшего существования которой становится значимым, а также жителя уже не существующего государства СССР, который сохранил прежнее мировоззрение и по-прежнему исповедует советскую идеологию.

Между понятием "советский" и метафорой "совок" нельзя ставить знак равенства, это не одно и то же. Если понятие "советские люди" рассматривать широко, как люди, родившиеся и жившие в СССР, то становится очевидным, что советский человек бывает разным, и не каждый обязательно “совок”, то есть посредственность. “Для многих советских людей было характерно сочетание искренней убеждённости в идеалах социализма с типичными для русского этноса ценностями. В этих людях ощущалось сочетание профессионализма с человечностью, с подлинной, живой индивидуальностью и не менее живой нравственностью. Существовал особый тип специалиста и интеллигента, порождённого советской действительностью. Это были люди, принимавшие многие ценности и идеи российского революционного эксперимента, но они ни в малейшей степени не были "совками". Напротив, их жизнь была непрерывным противостоянием любого толка "совкам". ("Сегодня", 08. 2001)

Первоначально эта метафора являлась обобщенным знаком, и в словарях фиксировалось только одно значение - 1) страна СССР. Но затем этот знак начал стремиться к тому, чтобы занять прочное место в лексической системе языка, начал расширять сферу своего употребления, о чём свидетельствует наличие производных, у которых сформировалась устойчивая сочетаемость: “совковый" (мышление, представление, черта), "по-совковски" (делать что-либо, поступать, вести себя). Появилась форма множественного числа “совки”. Метафора стала обозначать не только страну, но и - 2) советского человека, жителя этого государства; 3) явления, характеризующие советский образ жизни.

Но дефиниции, приведённые в имеющихся словарях, вряд ли можно считать корректными, потому что не ясно, всякий ли житель, всякое ли явление могут быть охарактеризованы данной метафорой. Чтобы разобраться в этом, обратимся к конкретным текстам.

1) “Питательной средой для сленга стали молодёжные неформальные объединения совка 50-ых годов... С неформальными объединениями, как и полагается в совке, началась борьба...” (“Новое время”, 03,1994). Например, в качестве обозначения страны, кроме “совка” - стало использоваться производное выражение "совковстан"(по аналогии с "абсурдистан"), в котором содержится намек на нецивилизованность, отсталость некоторых азиатских государств, в названии которых содержится компонент - "стан”.

2) "Мы- не "совок". Мы - великий народ" (“Литературная газета”, 04. 1991); "Глубокая, иррациональная ненависть к "совку", "люмпену", "шарикову" - ненависть, которую благоразумнее было бы не обнажать (зная психологический тип этих людей), пронизывает целые страницы некоторых изданий..." (“Литературная Россия”, №11, 1992). "Что же касается "совка", который был естественным союзником путчистов, то численно - не будем обольщаться - он по-прежнему преобладает среди наших сограждан. Его пассивность на этот раз сыграла благую роль, но насколько этого хватит?" (“Октябрь”, №11, 1991). “Некоторая совковая школьница однажды написала в сочинении...” (“Новое время”, 02, 1994).

Таким образом, огромное количество неологических метафор возникает при глобальных социальных переменах, связанных с кардинальным изменением жизни в государстве.


Глава 2. Особенности применения неологических метафор  в СМИ

2.1 Использование современных неологических метафор в СМИ

Любое осмысленное высказывание имеет своей целью воздействовать на реципиента. Данная цель, пожалуй, не всегда осознаваема субъектом речи, но не в случаях создания публичного письменного текста. Пресса всегда является орудием воздействия на читателя, а следовательно - на "общественное мнение" и политическую ситуацию. Даже самые "безобидные", "жёлтые" листки, пишущие о сексе, "чудесах" и преступлениях и печатающие на своих страницах кроссворды и анекдоты, имеют своей целью то или иное воздействие на читающего. Результатом такого воздействия может быть смех, сексуальное возбуждение, встревоженность, успокоенность или равнодушие и прочие эмоциональные состояния. Когда же речь идёт о прессе "серьёзной", т.е. о таких изданиях, среди интересов которых преобладают политика, социология, экономика, бизнес, статистика, культура и тому подобные сферы, то направленное воздействие на читателя (являющегося одновременно избирателем, покупателем и т.п.) в плане формирования его политических пристрастий и покупательского спроса - это одна из основных их целей.

Вопрос о сущности речевого воздействия трудно отнести к числу малоразработанных: вероятно, отсчет следует вести от античных времен и аристотелевской концепции риторики. Традиция изучения ораторской речи, имеющая многовековую историю, претерпела значительные изменения во второй половине XX века: классический подход к изучению ораторских текстов (при котором чаще всего объектом исследования являлось судебное красноречие) был значительно расширен за счет идей, почерпнутых из смежных дисциплин: социологии, психологии, кибернетики, политологии.

Основным стимулом интенсификации исследований в области речевого воздействия в настоящее время являются прагматические задачи. В общем виде их можно обозначить как проблему оптимизации речевого воздействия. Актуальность этой проблемы не требует специальных доказательств ввиду ее очевидности: даже беглый взгляд на книжный прилавок, где непременно присутствует несколько бестселлеров - руководств по коммуникации и речевому воздействию на собеседника (Д. Карнеги, Э. Шостром, Э. Берн, Евг. Клюев, различные пособия по НЛП и т.д.), может служить аргументом в пользу того, что социальный заказ существует.

Окказиональные слова (речевые инновации / новообразования) представляют постоянный интерес для лингвистов при выявлении направления развития системы языка, в особенности ее лексического и словообразовательного уровней, для выявления экстралингвистических факторов, влияющих на их развитие. Как компонент газетного текста они являются отражением особенностей функционального стиля: и тех, которые являются константными, и тех, которые определяются состоянием социума и позволяют уловить общий социокультурный фон и отразить динамику общественного сознания через «языковой вкус эпохи»[4].

Семантическая характеристика корпуса новообразований (более 150 единиц), извлеченных методом сплош­ной выборки из газеты «Комсомольская правда» (04. 1999), позволяет отметить, что среди них сильна тенденция к отображению явлений массового, общественного, социального характера: меньше внимания уделяется человеку с его внутренним миром, эмоциями, физическими и психологическими характеристиками, больше — человеку как социальному существу (носителю взглядов, выразителю идеалов, производителю вещей, политичес­кому деятелю — основателю течений, экономическому деятелю — зачастую преступнику). На первом плане обозначения — социальные катаклизмы (афганизация, балканизация, «губернизация», «фискализация»; лохматость, гейскость, всенародноизбранность; панкизм, стер­визм, зюганизм, «гайдаризм») и человек как их носитель и даже жертва (сникерщик, джинсовщик, увольнитель, ущемитель, пепсиманы, ваучероманы, чаеманы, компьютероманы, «макареноманы»; спидоносцы, брюконосцы, «чтогдекогдашники», хабзисты, первоканальцы, ан­тинанайцы, архинеперестрощики).

Экспрессивный характер новообразования предопределен его природой: его формальная новизна нарушает непрерывность речи, «эффект неожиданности» слова создает «напряженность» восприятия, происходит актуализация не только новообразования, но и текста в целом. Учет специфики функционирования новообразований в тексте как своеобразных его актуализаторов и типов актуализаторов самих новообразований позволяет выявить механизм воздействия словообразовательного акта, формирующегося в тексте, на читателя, который в процессе чтения активно включается благодаря воздействию этого механизма в восприятие новых слов и понятий, в них отраженных.

Экспрессивность новообразований (как результат стилистической, оценочной и эмоциональной маркированности слов), кроме того, достигается максимальным использованием языковых средств, позволяющих выразить субъективное отношение говорящего к содержанию или адресату речи, вследствие чего оказать воздействие на личность реципиента.


2.2 Неологические метафоры в газетах

Газета Аргументы и Факты[5]

Вначале мы с ним были союзниками. Я поддерживал его инициативы, связанные с приватизацией. Но <...> приватизация, проводимая господином Чубайсом, преследовала не экономические, а политические цели. ...И тогда я ему сказал: "Отныне вы - мой идейный враг". Мы с Чубайсом - полные антиподы. (Лужков)

В стране, где порядочный человек (т.е. Чубайс) уже (еще) редкость, воры, указывая на него, кричат: держи вора! (Кучкина)

Кроме непосредственного обозначения главного героя как врага или как порядочного человека, "реформатора" (в последнем контексте наводится сема положительной оценки), в обоих примерах можно наблюдать способ моделирования образа через отношение к приватизации. В зависимости от интерпретации этого процесса в категориях Добра (Кучкина) либо Зла (Лужков), объект идентифицируется как "свой" либо "чужой".

Газета  Родина

Всё, созданное руками святых подвижников (концепт "свои" - о Стаханове, Ангелиной и др.) присвоила и растащила кучка бандитов, воров <...> И теперь Касьянов с Путиным защищают от гнева обобранного народа этих пиратов ХХ века (о Горбачеве, Ельцине, Чубайсе и др.; концепт - "чужие").

Сближение по свойствам, или атрибуция, базируется на модели "А имеет, обладает свойством В". Через указание на признаки, присущие объекту, устанавливается его "фамильное сходство" с концептами "свой" - "чужой". В теории прототипов принимается, что категории языка формируются (в рамках континуума) как пересечения некоторого числа характерных или типичных свойств-признаков, коррелирующих с уместностью наименования соответствующих предметов. Естественно, что представления о "характерных" свойствах и уместности наименования в персуазивном дискурсе идеологически нагружены и определяются сложившимися идеологемами.

Данный способ установления ассоциативных зависимостей обладает большой убеждающей силой, поскольку семантический вывод об идентификации объекта подается имплицитно (его доверено сделать самому адресату), а всякое знание, "добытое собственными интеллектуальными усилиями", осознается как свое, личное ("приватизация знаний", по Баранову).

Безусловно, сам персонаж является абсолютным раздражителем. ...Между ними (Чубайсом и Березовским) дружбы, мягко выражаясь, не было, шла острейшая и во многом беспринципная борьба за влияние на государственную власть. ...Я имею в виду полное пренебрежение той реакцией, которую они (Чубайс и другие "писатели") прогнозировали от общества. ...Не последовало реакции на мощные заработки Чубайса, которые он получил за 4 месяца... Последовало новое хамство. ...Чубайс, совершенно не зная реальной экономики, не имея опыта в организации производства, не мог не стать монетаристом. Я же практик. ...Чубайс - радикал. Его мышление полярно. Он то открывает крышку гроба, то забивает в нее последние гвозди... Я - приверженец движения по этапам, шагами, а не революционными радикальными скачками. (Лужков)

Чубайс в интерпретации Ю. Лужкова обладает следующими признаками: он "раздражитель", участник беспринципной борьбы за власть, "писатель", пренебрегающей общественной реакцией (мнением большинства!), рвач ("мощные заработки" за короткий срок), хам, неопытный теоретик-монетарист, радикал, приверженец революционных скачков, гробовщик, собирающийся похоронить Россию (развернутый метафорический образ). По сумме признаков личность Чубайса близка к классическому прототипу "образа врага".

... губительный "курс реформ", навязанный России ещё правительством Гайдара, продолжает и правительство Касьянова. ("Родина")

Егор Гайдар - символ непопулярной экономической политики начала 90-х годов, "кучка людей" противостоит здравомыслящему и моральному "большинству", олицетворяющему Народ, следовательно, иметь отношение к Гайдару и "кучке людей" - значит быть "чужим".

Реформаторы (Чубайс) <...> стабилизировали родной многострадальный рубль. Создали рынок ценных бумаг. То есть из уродливой и практически обрушившейся экономической системы сделали искомую рыночную. Откуда и начнет - уже начала - плясать новая помолодевшая страна, встающая с больничной койки! (Кучкина)

Образ выздоравливающей страны - символ Добра, понятный большинству. И хотя концепт рынка имеет неоднозначную интерпретацию в идеологически заостренных текстах, противопоставление "искомой" рыночной системе и прежнего уклада указывает на полюс положительной оценки, формируя стереотипические зависимости.

Следующий фрагмент взят из газеты "Правда" и характеризует одну из ключевых политических фигур последнего времени - А. Чубайса. "Ветер дует в спину А. Чубайса. Одни вниз тормашкой с высоких кресел, а он прямо-таки летит вверх. Простаки скребут в затылках, силясь понять непонятное. За какие заслуги? Какая-то непостижимая удачливость, будто он - Барон Мюнхгаузен, стрельнувший ружейным шомполом и нанизавший гирлянду уток. Будто под магический шепоток старика Хоттабыча перед ним раздвигаются футбольные ворота, и он беспромашно загоняет туда мячи. Получается, сделал свое дело хорошо, даже очень. А дело-то, все знают, у него было наитруднейшее, такого, думается, ни у кого не было и нет. Раздать, расчленить государственную общественную собственность. да так, чтобы каждой сестре досталось по сережке и чтобы "сестры" не заметили, как вместо сережки им навесили дырки от бубликов." ("Правда", 1999, 23 ноября) Общая стратегия дискредитации реализуется в перенасыщенном метафорической образностью фрагменте текста как издевка, поскольку очевидна цель: зло, оскорбительно высмеять политического деятеля. Цель достигается в результате применения комплекса приемов когнитивного и семантического плана.

В популистском спектакле "Новый курс" Гайдар приготовил себе трамплин для ухода от ответственности за все содеянное (Комсомольская правда. 1995. 25 мая)

В течение более 6 лет Горбачев проделывал трюк изощренного канатоходца (Комсомольская правда. 1994. 21 янв.)

Собчак А. - "крестный отец" города (Комсомольская правда. 1994. 21 янв).

Он (Ельцин) совратил ... молодую российскую демократию. ...Дьявол во плоти, да и только. (Комсомольская правда. 1994. 21 янв.)

Рядовые "демократические" зомби... (Комсомольская правда. 1994. 21 янв.).

Вокруг него, словно голодные пираньи вокруг куска живого мяса, собираются другие невежды (Комсомольская правда. 1994. 21 янв.).

Король перестройки гол, ослепительно гол, а портные, шьющие ему фрачную пару, упаковывают свои чемоданы (Аргументы и Факты 1999, 30 апреля).

Ельцин хочет... сесть удельным князьком в России (Аргументы и Факты 1999, 30 апреля).

Ельцин, ты - политическая проститутка (Аргументы и Факты 1999, 30 апреля).

Подними любого сантехника или шофера ночью с постели и поручи организацию государственного переворота - он сделает все гораздо лучше, чем сексбомба Янаев (Аргументы и Факты 1999, 30 апреля)

Таким образом, в представленных выше неолого-метафорических моделях политическая жизнь предстает как мир закулисных игр, мир криминальных разборок, нечеловеческих отношений, животных страстей, а политические деятели - как типичные представители этого ирреального мира. Разумеется, представленная выборка отражает далеко не все метафорические модели, обладающие "оскорбительным" потенциалом (например, политик - больной, пациент и т.д.), - здесь продемонстрированы наиболее продуктивные.

Долгожданное явление Б. Ельцина народу состоялось воскресным праздничным утром (Комсомольская правда. 1997. 25 февр.)

Очевидный намек на картину А. Иванова "Явление Христа народу" - способ развенчать Президента, претендующего (или подталкиваемого окружением) на роль Христа.

Сигналом безосновательных, по мнению автора, притязаний служат кавычки (графические или интонационные) и их функциональные заместители - слова якобы, так называемый, некий и др.: "архитектор перестройки", "великий реформатор" (о Горбачеве), "инженер человеческих душ" (о Проханове) и т.д. "Реформатор" Руцкой обрастает долгами и родственниками" - заголовок статьи в "Комсомольской правде" (1997. 25 февр.).


... губернаторская гонка - перед решающим рывком... (метафора, ставшая уже нейтральной и почти не воспринимающаяся как метафора; эксплуатируется концепт "спорт, игра, тотализатор") (Комсомольская правда. 1997. 25 февр.).

Путина считают "своим чуваком" все-все... (явное определение относительно оппозиции "наши-чужие"; в серьёзной статье такое определение может показаться ироничным, даже издевательским, но это молодёжная страница, и тут утверждение «Путин - свой чувак» звучит совершенно серьёзно; эксплуатируется концептуальное поле "наши" и - более узко - "молодые, современные, продвинутые");

Покраснение "Яблока" <...> (заголовок статьи о буднях областного отделения партии "Яблоко"; метафора явно использована для привлечения внимания читателя, призвана удивить и заинтересовать: партия "Яблоко" известна своими либеральными воззрениями, признак "покраснение" ассоциируется с "красными", т.е. с коммунистами, непримиримыми противниками "Яблока". Автор рассчитывает на то, что это привлечёт читателя, а в конце статьи поясняет свою метафору: "... речь вовсе не о том, что идеологически яблоко приближается к коммунистам. Просто мне показалось, что до сих пор зелёный плод начинает созревать..." Прекрасный пример использования возможности неоднозначного толкования метафоры. Более-менее точное определение концептуального поля затруднено именно запланированной многозначностью).


2.3 Тематические группы

Рассмотрим следующие группы неологических метафор: в медицине; в политике; в науке.

Неологические метафоры в политике:

Комсомольская правда (28 апреля 2001 год)

Немало оказалось желающих поглазеть на президента, а может и челобитную подать... (употреблением слова "челобитная" в контексте статьи о поездке президента в вологодскую деревню актуализируется политическая метафора "президент - Государь", т.к. челобитные подают царю; в условиях тотальной "тоски по сильной руке" эта метафора является элементом стратегии возвеличивания, однако на реципиентов, ориентирующихся на демократические метанарративы, может оказать прямо противоположное воздействие, т.е. дискредитирующее. Эксплуатируется концептуальное поле "государь", "субъект власти");

Наступят времена почище (Заголовок статьи о выборах губернатора в Приморье (взят из песни "Владивосток-2000" популярной музыкальной группы "Мумий Тролль"); статья имеет подзаголовок: "Губернаторские выборы могут завершить эпоху Наздратенко"; отсюда следует явная политическая метафора "Эпоха Наздратенко - грязные времена"; метафора через определение принадлежности "эпохи/времён" и их определения как "грязных" дискредитирует экс-губернатора Приморского края Наздратенко; действует концепт "грязное", метафорически смыкающийся с концептом "преступный мир": вспомним "грязные дела", "грязные деньги" и т.п.);

<...> Будет работать. Он активный мотор - мы это знаем... (Геннадий Селезнёв о Павле Бородине в интервью; "Бородин - работоспособный, активный мотор" - метафора, явно направленная на реабилитацию секретаря Союза России и Белоруссии Павла Бородина после его американско-женевского заключения; метафора говорит о, якобы, нечеловеческой работоспособности Бородина и его полезности как необходимой, главной детали некоего государственного механизма, видимо, независимо от его политической позиции и "чистоты на руку"; задействовано концептуальное поле "механизм, машина", репродуцирующее мифы о государстве как о машине, действующей по объективным, находящимся "над человеком" и над его поступками, законам, и о политических субъектах как о деталях и узлах этой машины);

Экономика кривых зеркал... (концепт "кривое", "непрямое", "неправое"; явно прослеживается ассоциация с "Королевством кривых зеркал", сказочной страной, находящейся "по ту сторону" зеркала, т.е. работает также концепт "ирреальный мир")

Газпром использует "серые" схемы... (имеются в виду оффшоры, действия через подставных лиц и другие законные, но не вполне корректные с точки зрения представлений о порядочности способы ведения бизнеса; назвать их "серыми", значит приблизить в представлении реципиента к "чёрной", нелегальной, преступной экономике; статья вышла накануне собрания акционеров Газпрома, и такая метафора может являться частью тактики дискредитации действующего руководства компании; в кодировании используется концептуальное поле "тьма, тёмное" и - опосредованно - "преступный мир").

Российская газета (27 августа 1999 года)

Это детище "нового чеченского Геббельса" ... (о Мовлади Удугове и его сайте в интернете; концептуальное поле "чужой", "враг" реализуется в концепте "фашист", "гитлеровец"; и спустя 56 лет после Великой Отечественной войны концепт "фашисты" позиционируется большинством реципиентов в концептуальном поле "чужой", "враг", "образ врага").

Говоря выше о концептуальном поле "ирреальный мир", мы не зря добавили в скобках "инфернальный". Отрицательная окраска этого концептуального поля традиционна: "электорат" "ожидает" от "своих избранников" "реальных дел" (мы взяли все слова в кавычки, чтобы подчеркнуть их клишированность, мифологичность). Смыкание этого концептуального поля с полем "кривое" в нашем примере ("Экономика кривых зеркал") лишний раз доказывает его отрицательное позиционирование.

Концепт "субъект власти, Государь" используется в центральной прессе, как правило, в несколько игривом, юмористическом ключе, но большей частью - в речевых стратегиях возвышения. Из этого, кстати, можно сделать вывод о позиционировании этого концепта в аксиологических системах предполагаемого большинства реципиентов.

Неологические метафоры в медицине.

Среди неологических метафорических терминов преобладают:

Для популяций - физикалистские (вес признака, генетический груз, генетическое равновесие, генный поток, давление отбора, квантовое видообразование, мутационный спектр, популяционная интерференция, популяционные волны, центробежный и центростремительный отбор и т.п.);

Для хромосом - бытовые (барабанные палочки, митотическое веретено, метафазная пластинка, полярная шапочка, репликационная вилка, стадия букета, хромосомныймост, хромосомы типа ламповых щеток и т.п.) и анимизирующие - био- и антропоморфные (инициация хромосом, мобилизация хромосом, неоцентрическая активность, сестринские хроматиды, спаривание хромосом, хромосомный химеризм, центросомы и т.п.);

Для целых генов и генетических текстов - "анимизирующие" (ассимиляция ДНК, ген-хозяин, ген-раб; гибридизация ДНК, гнездящиеся (в интронах) гены, гомеостаз по сплайсингу, инвазия нитью (ДНК), квазивиды, концертная эволюция, кочующие (номадические) гены, миграция ветвей (ДНК), молчащаяДНК, мультигенное семейство, незаконная рекомбинация, неразборчивая ДНК, оператор, орфон, отвечающие элементы, ошибка копирования, паразитическая ДНК, популяция последовательностей (ДНК, РНК), промотор, прыгающие гены, распознавание (кодонов, сайта), редактирование (ДНК, РНК), сенсорный ген, созревание РНК, транспозиционный иммунитет, употребляемость кодонов, химерный ген, чувствительность сайта, эгоистичная ДНК, хвост/голова ДНК и т.п.).


2.4 Тенденции развития неологической метафоры в политике в СМИ

Как и другие технологии речевого воздействия, неологическая метафора в политике становится всё более управляемым явлением. Повышается и эффективность её применения: политическая метафора чутко реагирует на события в стране и на языковую моду. Последнее время в политической метафоре (как и в других техниках речевого воздействия) в СМИ всё чаще применяется лексика, ранее в языке СМИ недопустимая: молодёжный сленг, уголовное арго, просторечные слова, лексика других "низовых" уровней языка. Это необходимо именно как рецепция создателями политической метафоры традиций адресата (потенциального, планируемого реципиента), обеспечивающая степень эффективности речевого воздействия. Как это ни прискорбно, уголовный жаргон часто оказывается понятнее для избирателя, чем экономическая терминология. В стране множатся PR-, маркетинговые, имиджевые и т.п. агентства и прочая, ведутся лингвистические, социологические и психологические исследования, создание (или "раскрутка" созданных стихийно) политических метафор всё более уходит в руки профессионалов.

Именно универсальность метафоры и её, часто неосознанное, использование в СМИ и в речи публичных политиков с целью конкретного воздействия на читателя, а также многочисленные современные попытки профессионального подхода к политической метафоре как к структурированной технологии побудили нас обратиться к этой теме: только всесторонее изучение такого мощного инструмента, каким является метафора, даёт возможность журналисту, работающему в политическом дискурсе, грамотно и эффективно использовать этот инструмент, руководствуясь не "интуицией" (по меньшей мере, не только интуцией), но, имея в своём распоряжении чёткий и понятный механизм, технологию при помощи которой формирование политической метафоры станет направленным и эффективным, а восприятие - аналитическим, выявляющим исходный тезис и мотивы использования конкретного кодирования.

Хотя достаточно дискретная выборка материала не даёт права нашим выводам претендовать на абсолютность, изложим их.

Политическая метафора - является одним из распространённейших и действеннейших инструментов публичной политики и PR-технологий.

Мы установили (см. схему и комментарии к ней), какими путями происходит формирование и функционирование политической метафоры, каким именно образом оказывается воздействие на реципиента. Создание политической метафоры происходит путём осознанного или неосознанного перекодирования исходного тезиса с использованием системы кодов предполагаемого адресата публичного текста, что требует от журналиста быть в курсе современных социологических исследований, политической и экономической ситуации, иметь представление о субкультуре своего предполагаемого реципиента, его уровне жизни, релевантных для него мифологиях. В противном случае, при неизбежном, как это видно на нашей схеме, множественном перекодировании исходного тезиса эффективность политической метафоры будет стремиться к нулю (см. описанный выше пример с метафорой "Путин - секс-символ").

Наиболее распространены на сегодняшний день метафоры, использующие в своих кодах концептуальные поля "наши-чужие", "образ-врага", "секс", "преступный мир" из чего можно сделать вывод о значимости данных концептов и связанных с ними реалий для современной российской действительности.

Надеемся, что проделанная нами работа поможет и нам - как в дальнейшей профессиональной деятельности, так и в распознании исходного тезиса и используемых тактик в направленных на нас речевых практиках, - и всем, кто, заинтересовавшись данной проблемой, обратится к данной работе.

Заключение

В результате проделанной работы было рассмотрено использование неологических метафор в СМИ.

Были решены следующие задачи: 

1.     Рассмотрено понятие метафоры,  неологизмов в русском языке;

2.     Проследить изменение языковых норм в СМИ за последние десятилетия;

3.     Проследить новые аспекты словоупотребления и сочетаемости слов (неологических метафор) на примере конкретных средств массовой информации.

Таким образом, на основании вышесказанного, можно сделать следующие выводы:

Основными факторами изменения норм словоупотребления и сочетаемости слов следует признать экстралингвистические факторы – смены политического режима в стране, переход на новые экономические отношения;

Основными  проявлениями изменения вышеуказанных норм в СМИ следует признать следующие:

Большой поток новых заимствованных слов;

Большое количество неологизмов, заимствованных из разговорной речи, что свидетельствует о сближении разговорной речи и публицистике;

Постепенная фразеологизация сочетаний слов, ранее не являвшихся устойчивыми выражениями.

3. Вследствие всего вышесказанного можно предположить, что  в настоящее время происходит упрощение норм литературного языка, из-за постепенного сближения последнего с разговорным языком.

Список литературы

1.     Арутюнова Н.Д. Неологическая метафора // Теория метафоры. - М., 1990.

2.     Баранов А.Н., Караулов Ю.Н. Русская политическая метафора: Материалы к словарю. - М., 1999.

3.     Баранов А.Н., Караулов Ю. Н. Словарь русских политических метафор. - М., 1994.

4.     Грушин Б.А. Эффективность массовой информации и пропаганды: понятие и проблемы измерения. - М., 1999.

5.     Кассирер Э. Сила метафоры // Теория метафоры. - М., 1990.

6.     Лоськов А.И. Приватизация энергетики. // Комсомольская правда, 2000 № 4,6.

7.     Михельсон М.И. Русская мысль и речь: Своё и чужое: Опыт русской фразеологии: Сборник образных слов и иносказаний: В 2 т. - Т.1. - М., 1994.

8.     Савин А.Г. Ельцин – наш президент. // Аргументы и Факты, 1999, № 4,5, 7.

9.     Уилрайт Ф. Метафора и реальность // Теория метафоры. - М., 1999.

10.           Шапошников Владимир Ник. Русская речь 1990-х: Современная Россия в языковом отображении. - М., 1998.


[1] Арутюнова Н.Д. Неологическая метафора // Теория метафоры. - М., 1990. – с. 58.

[2] Баранов А.Н., Караулов Ю.Н. Русская политическая метафора: Материалы к словарю. - М., 1999. – с. 57.

[3] Михельсон М.И. Русская мысль и речь: Своё и чужое: Опыт русской фразеологии: Сборник образных слов и иносказаний: В 2 т. - Т.1. - М., 1994. – с. 47.

[4] Арутюнова Н.Д. Неологическая метафора // Теория метафоры. - М., 1990. – с. 171.

[5] Савин А.Г. Ельцин – наш президент. // Аргументы и Факты, 1999, № 4,5, 7.