Русский Гуманитарный Интернет Университет

Библиотека

Учебной и научной литературы

WWW.I-U.RU

ХРЕСТОМАТИЯ ПО КОНФЛИКТОЛОГИИ

ТЕМАТИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ

            Раздел I.

 Методологические проблемы конфликтологии

АнцуповА.Я.

Эволюционно-междисциплинарная теория конфликтов

Леонов Н. И.

Номотетический и идеографический подходы вконфликтологии.

Петровская Л .А.

О понятийной схеме социально-психологического

анализа конфликта.

Леонов Н. И.

Онтологическая сущность конфликтов

Козер Л.

Враждебность и напряженность в конфликтных отношениях

Хасан Б. И.

Природа и механизмы конфликтофобии

Донцов А. И., Полозова Т. А.

Проблема конфликта в западной социальной психологии

РАЗДЕЛ II

ОСНОВНЫЕ ПОДХОДЫ В ИЗУЧЕНИИ ПРОБЛЕМЫ КОНФЛИКТОВ

Здравомыслов А. Г.

Четыре точки зрения на причины социального конфликта

Левин К.

Типы конфликтов 

Хорни К.

Базисный конфликт.

Мерлин В. С.

Развитие личности в психологическом конфликте .

ДойчМ.

Разрешение конфликта (конструктивные и деструктивные процессы

РАЗДЕЛИ III ТИПОЛОГИЯ КОНФЛИКТОВ И ИХ СТРУКТУРА

Рыбакова М. М.

Особенности педагогических конфликтов. Разрешение педагогических конфликтов

Фельдман Д. М.

Конфликты в мире политики

Никовская Л. И., Степанов Е. И.

Состояние и перспективы этноконфликтологии

Ерина С. И.

Ролевые конфликты в управленческих процессах

Левин К.

Супружеские конфликты

Лебедева М. М.

Особенности восприятия при конфликте

икризисе

РАЗДЕЛ 1У РАЗРЕШЕНИЕ КОНФЛИКТОВ

Мелибруда Е.

Поведение в ситуации конфликта

Скотт Дж. Г.

Выбор стиля поведения, соответствующего конфликтной ситуации.

Гришина Н. В.

Обучение психологическому посредничеству

в разрешении конфликтов.

ДэнаД.

4—шаговый метод.

КорнелиусХ., ФэйрШ.

Картография конфликта

Мастенбрук У.

Подход к конфликту

Гостев А. А.

Принцип ненасилия в разрешении конфликтов

Содержание

К. Хорни Базисный конфликт

К. Левин Типы конфликтов

К. Левин Супружеские конфликты.

Л. Козер Враждебность и напряженность в конфликтных отношениях.

М. Дойч/ Разрешение конфликта (конструктивные и деструктивные процессы)

В. С, Мерлин Развитие личности в психологическом конфликте .

Л. А. Петровская.О понятийной схеме социально-психологического анализа конфликта 

А. И. Донцов, Т. А. Полозова Проблема конфликта в западной социальной психологии

Б. И. Хасан Природа и механизмы конфликтофобии

А. Г. Здравомыслов.Четыре точки зрения на причины социального конфликта

М.М.Рыбакова.Особенности педагогических конфликтов. Разрешение педагогических конфликтов

Д. М. Фельдман Конфликты в мире политики

Л. И. Никовская, Е. И. Степанов Состояние и перспективы этноконфликтологии

С. И. Ерина Ролевые конфликты в управленческих процессах

М. М. Лебедева ^ Особенности восприятия при конфликте и кризисе

Е. Мелибруда Поведение в ситуации конфликта.

Дж. Г. Скотт/Выбор стиля поведения, соответствующего конфликтной ситуации

Н. Б. Гришина/Обучение психологическому посредничеству в разрешении конфликтов  Д.Дэна 4-шаговый метод

X. Корнелиус, Ш. Фэйр Картография конфликта

У. Мастенбрук Подход к конфликту

А. А. Гостев Принцип ненасилия в разрешении конфликтов

А. Я. Анцупов.Эволюционно-междисциплинарная теория конфликтов

Н. И. Леонов. Номотетический и идеографический подходы в конфликтологии

Н. И. Леонов Онтологическая сущность конфликтов  

К. Хорни

            БАЗИСНЫЙ КОНФЛИКТ

Данная работа завершает серию работ по теории невроза середины 40-х годов выдающейся американской исследовательницы немецкого происхождения и представляет первое в мировой практике системати­ческое изложение теории невроза — причин невротических конфлик­тов, их развития и лечения. Подход К. Хорни радикально отличается от подхода 3. Фрейда своим оптимизмом. Несмотря на то, что она счи­тает фундаментальный конфликт более разрушительным, чем 3. Фрейд, ее взгляд на возможность его окончательного разрешения более позитивен, чем у него. Развитая К. Хорни конструктивная тео­рия невроза до сих пор остается непревзойденной по широте и глубине объяснения невротических конфликтов.

Печатается по изданию: Хорни К. Наши внутренние конфликты. — СПб, 1997.

Конфликты играют бесконечно большую роль в не­врозе, чем обычно считается. Однако их выявление не яв­ляется легким делом — отчасти из-за того, что они носят бессознательный характер, но большей частью из-за того, что невротик не останавливается ни перед чем, чтобы от­вергнуть их существование. Какие симптомы в этом слу­чае могли бы подтвердить наши подозрения относительно скрытых конфликтов? В примерах, ранее рассмотренных автором, об их существовании свидетельствовали два до­статочно очевидных фактора.

Первый представлял результирующий симп­том — усталость в первом примере, воровство во втором. Дело в том, что каждый невротический симптом указывает на скрытый конфликт, т.е. каждый симптом представляет более или менее прямой результат некоторого конфликта. Мы постепенно познакомимся, что делают неразрешен­ные конфликты с людьми, как они продуцируют состоя­ние тревоги, депрессии, нерешительности, вялости, от­чужденности и так далее. Понимание причинного отно­шения помогает в подобных случаях направить наше вни­мание от очевидных расстройств к их источнику, хотя точ­ная природа этого источника и останется скрытой.

Другим симптомом, указывающим на существование конфликтов, была непоследовательность.

В первом примере мы видели человека, убежденного в неправильности процедуры принятия решения и допу­щенной по отношению к нему несправедливости, но не выразившего при этом ни одного протеста. Во втором при­мере человек, высоко ценивший дружбу, принялся красть деньги у своего друга.

Иногда невротик сам начинает осознавать такие непо­следовательности. Однако гораздо чаще он не видит их даже тогда, когда они совершенно очевидны неподготов­ленному наблюдателю.

Непоследовательность в качестве симптома столь же определенна, как и повышение температуры че­ловеческого тела при физическом расстройстве. Укажем на самые распространенные примеры такой непоследова­тельности.

Девушка, желающая во что бы то ни стало выйти замуж, тем не менее, отвергает все предложения.

Мать, сверх меры заботящаяся о своих детях, забывает дни их рождения.Человек, всегда щедрый по отношению к другим, боится потра­тить даже немного денег на самого себя.Другой человек, страстно жаждущий одиночества, ухитряется никогда не быть одиноким.Третий, снисходительный и терпимый к большей части других людей, чрезмерно строг и требователен по отношению к самому себе.

В отличие от  других симптомов непоследовательность позволяет часто выдвинуть пробное допущение относитель­но природы скрытого конфликта.

Например, острая депрессия обнаруживается только, если чело­век поглощен какой-либо дилеммой. Но если явно любящая мать забывает дни рождения своих детей, мы склонны предположить, что эта мать больше предана своему идеалу хорошей матери, чем собственно детям. Мы могли бы также предположить, что ее идеал столкнулся с бессознательной садистской склонностью, что и по­служило причиной нарушения памяти.

Иногда конфликт появляется на поверхности, т.е. вос­принимается сознанием именно как конфликт. Может по­казаться, что это противоречит моему утверждению о том, что невротические конфликты носят бессознательный ха­рактер. Но в действительности то, что осознается, пред­ставляет искажение или модификацию реального конф­ликта.

Так, человек может разрываться на части и страдать от осознавае­мого конфликта, когда вопреки своим уверткам, помогающим в других обстоятельствах, он обнаруживает, что стоит перед необхо­димостью принять важное решение. Он не может решить в данный момент, жениться ли ему на этой женщине или на той, и жениться ли ему вообще; согласиться ли ему на эту работу или на ту; сохра­нить ли ему или прекратить свое участие в некоторой компании. С величайшим страданием он приступит к анализу всех возможно­стей, переходя от одной из них к другой, и совершенно неспбсоб-ный достигнуть какого-либо определенного решения. В этой бедст­венной ситуации он может обратиться к аналитику, ожидая от него прояснения ее конкретных причин. И будет разочарован, потому что действующий конфликт представляет просто точку, в которой динамит внутренних разногласии наконец-то взорвался. Частная проблема, угнетающая его в данное время, не может быть решена без прохождения долгой и мучительной дороги осознания конф­ликтов, скрывающихся за ней.

В других случаях внутренний конфликт может быть экстернализирован и осознаваться человеком уже как неко­торая несовместимость его самого и его окружения. Или, догадываясь, что, скорее всего, необоснованные страхи и запреты препятствуют реализации его желаний, он может понять, что противоречащие друг другу внутренние влече­ния проистекают из более глубоких источников.

Чем больше мы узнаем человека, тем более мы способ­ны познавать конфликтующие элементы, которые объяс­няют симптомы, противоречия и внешние конфликты и, следует добавить, тем более запутанной становится карти­на из-за числа и разнообразия противоречий. Это подво­дит нас к вопросу: существует ли какой-нибудь базисный конфликт, лежащий в основе всех частных конфликтов и действительно ответственный за них? Можно ли предста­вить структуру конфликта в терминах, скажем, какого-ли­бо неудачного брака, где нескончаемый ряд явно не свя­занных друг с другом разногласий и ссор из-за друзей, де­тей, времени приема пищи, служанок указывает на неко­торую фундаментальную дисгармонию самой связи.

Убеждение в существовании базисного конфликта в человеческой личности восходит к древности и играет за­метную роль в различных религиях и философских кон­цепциях. Силы света и тьмы, Бога и дьявола, добра и зла — вот некоторые из антонимов, с помощью которых это убеждение было выражено. Следуя этому убеждению, как и многим другим, Фрейд проделал в современной психо­логии пионерскую работу. Его первым допущением было то, что базисный конфликт существует между нашими инстинктивными влечениями с их слепым стремлением к удовлетворению и запрещающим окружением — семьей и обществом. Запрещающее окружение интернализируется в раннем возрасте и с этого времени существует в виде за­прещающего «Сверх-Я».

Вряд ли здесь уместно обсуждать это понятие со всей серьезностью, которой оно заслуживает. Это потребовало бы анализа всех аргументов, выдвинутых против теории либидо. Попробуем скорее понять значение самого поня­тия либидо, даже если мы отказываемся от теоретических посылок Фрейда. То, что в этом случае остается, представ­ляет спорное утверждение, что противоположность между исходными эгоцентрическими влечениями и нашим за­прещающим окружением образует главный источник многообразных конфликтов. Как будет позже показано, я также приписываю этой оппозиции — или тому, что при­близительно соответствует ей в моей теории — важное место в структуре неврозов. То, что я оспариваю, — это ее базисная природа. Я убеждена, что хотя это и важный кон­фликт, но он вторичен и становится необходимым лишь в процессе развития невроза.

Основания этого опровержения станут очевидными позже. Сейчас же я приведу только один аргумент: я не верю, что какой-либо конфликт между желаниями и стра­хами мог объяснить степень, с которой расколото «Я» не­вротика, и конечный результат, настолько разрушитель­ный, что способен в прямом смысле разрушить жизнь че­ловека.

Состояние психики невротика, как его постулирует Фрейд, таково, что тот сохраняет способность искренне стремиться к чему-либо, но его попытки терпят крах из-за блокирующего действия страха. Я же считаю, что источ­ник конфликта вращается вокруг утраты невротиком спо­собности желать чего-либо искренне, потому что его ис­тинные желания разделены, т.е. действуют в противопо­ложных направлениях. В действительности все это намно­го серьезнее, чем представлял Фрейд.

Вопреки тому факту, что я считаю фундаментальный конфликт более разрушительным, чем Фрейд, мой взгляд на возможность его окончательного разрешения более по­зитивен, чем его. Согласно Фрейду, базисный конфликт является универсальным и в принципе не может быть раз­решен: все, что можно сделать, это достигнуть более выгодного компромисса или более сильного контроля. Со­гласно моей точке зрения, возникновение базисного не­вротического конфликта не является неизбежным и его разрешение возможно, если он все-таки возникает — при условии, что пациент готов испытать значительное напря­жение и готов подвергнуться соответствующим лишени­ям. Это различие является не вопросом оптимизма или пессимизма, а неизбежным результатом различия наших с Фрейдом посылок.

Более поздний ответ Фрейда на вопрос о базисном кон­фликте философски выглядит вполне удовлетворительно. Снова оставляя в стороне различные следствия хода мыс­ли Фрейда, мы можем констатировать, что его теория ин­стинктов «жизни» и «смерти» ужимается до конфликта между конструктивными и деструктивными силами, дей­ствующими в человеческих существах. Сам Фрейд был за­интересован в применении этой теории к анализу конф­ликтов гораздо меньше, чем в ее применении к тому спо­собу, которым обе силы связаны друг с другом. Например, он видел возможность объяснения мазохистских и садист­ских влечений в слиянии сексуальных и деструктивных инстинктов.

Применение указанной теории к конфликтам потре­бовало бы обращения к моральным ценностям. Послед­ние, однако, были для Фрейда незаконными сущностями в сфере науки. В соответствии со своими убеждениями он стремился развить психологию, лишенную моральных ценностей. Я убеждена, что именно эта попытка Фрейда быть «научным» в смысле естественных наук является од­ной из самых убедительных причин, почему его теории и основанная на ней терапия носят такой ограниченный ха­рактер. Выражаясь более конкретно, по всей видимости, именно эта попытка способствовала его неудаче в оценке роли конфликтов в неврозе вопреки интенсивной работе в этой области.

Юнг также всячески подчеркивал противоположность человеческих наклонностей. Действительно, на него про­извела такое впечатление активность личностных противо­речий, что он постулировал в качестве общего закона: нали­чие какой-либо одной тенденции обычно указывает на присутствие ей противоположной. Внешняя женствен­ность подразумевает внутреннюю маскулинность; внешняя экстраверсия — скрытую интроверсию; внешний перевес мыслительной деятельности — внутреннее превосходство чувства и так далее. Сказанное могло создать впечатление, что Юнг рассматривал конфликты как существенную черту невроза. «Однако эти противоположности, — развивает он далее свою мысль, — находятся не в состоянии конфликта, а в состоянии дополнительности, и цель состоит в том, чтобы принять обе противоположности и тем самым при­близиться к идеалу целостности». Для Юнга невротик — человек, обреченный на одностороннее развитие. Юнг сформулировал эти понятия в терминах того, что он назы­вает законом дополнительности.

Сейчас я тоже признаю, что противодействующие тен­денции содержат элементы дополнительности, ни один из которых не может быть устранен из целостной личности. Но, с моей точки зрения, эти дополняющие друг друга тен­денции представляют результат развития невротических конфликтов и так упорно защищаются по той причине, что представляют попытки решения этих конфликтов. Например, если мы считаем склонность к самоанализу, уединению более связанной с чувствами, мыслями и вооб­ражением самого невротика, чем с другими людьми в каче­стве подлинной тенденции — т.е. связанной с конститу­цией невротика и усиленной его опытом — тогда рассужде­ние Юнга корректно. Эффективная терапия позволила бы обнаружить у этого невротика скрытые склонности «экст­раверта», указала бы на опасность одностороннего следова­ния в каждом из противоположных направлений и поддер­жала бы его к принятию и жизни вместе с обеими тенден­циями. Однако, если мы смотрим на интроверсию (или, как я предпочитаю назвать ее, невротическое обособление) как на способ уклонения от конфликтов, возникающих при тесном контакте с другими, то задача заключается не в раз­витии большей экстравертивности, а в анализе глубинных конфликтов. Достижение искренности как цели аналити­ческой работы может быть начато только после их разреше­ния.

Продолжая объяснение моей собственной позиции, я утверждаю, что вижу базисный конфликт невротика в фундаментально противоречащих друг другу аттитюдах, которые он сформировал в отношении других людей. До анализа всех деталей позвольте обратить Ваше внимание на инсценировку такого противоречия в рассказе д-ра Джекилла и г-на Хайда. Мы видим, как один и тот же человек, с одной стороны, нежен, чувствителен, симпатичен, а с другой — груб, черств и эгоистичен. Конечно, я не имею в виду, что невротическое разделение всегда точно соот­ветствует описанному в этом рассказе. Я просто отмечаю яркое изображение базисной несовместимости аттитю-дов, касающихся других людей.

Чтобы понять происхождение проблемы, мы должны вернуться к тому, что я назвала базисной тревогой, подразу­мевая под этим чувство, которым обладает ребенок, будучи изолированным и беспомощным в потенциально враждеб­ном мире. Большое число враждебных внешних факторов могут вызвать у ребенка такое чувство опасности: прямое или косвенное подчинение, безразличие, неустойчивое по­ведение, отсутствие внимания к индивидуальным потреб­ностям ребенка, отсутствие руководства, унижение, слишком большое восхищение или отсутствие его, недо­статок подлинного тепла, необходимость занимать чью-либо сторону в спорах родителей, слишком много или слишком мало ответственности, чрезмерное покрови­тельство, дискриминация, невыполненные обещания, враждебная атмосфера и так далее.

Единственный фактор, к которому я хотела бы при­влечь особое внимание в этом контексте, это ощущение ребенком скрытого ханжества среди окружающих его лю­дей: его чувство, что любовь родителей, христианское ми­лосердие, честность, благородство и тому подобное могут быть только притворством. Частично то, что ребенок чув­ствует, действительно представляет притворство; но кое-что из его переживаний может быть реакцией на все те противоречия, которые он ощущает в поведении родите­лей. Обычно, тем не менее, существует некоторая комбинация вызывающих страдание факторов. Они могут быть вне поля зрения аналитика или оказаться совершенно скрытыми. Поэтому в процессе анализа можно только по­степенно осознавать их воздействие на развитие ребенка.

Измотанный этими тревожными факторами, ребенок ищет пути к безопасному существованию, выживанию в угрожающем мире. Несмотря на свою слабость и страх, он бессознательно формирует свои тактические действия в соответствии с силами, действующими в его окружении. Поступая таким образом, он не только создает стратегии поведения для данного случая, но и развивает устойчивые наклонности своего характера, становящиеся частью его и личности. Я назвала их «невротическими наклонностя­ми».

Если мы хотим понять, как развиваются конфликты, мы не должны сосредотачиваться слишком сильно на от­дельных наклонностях, а скорее принять во внимание об­щую картину главных направлений, в которых ребенок может и действительно действует при данных обстоятель­ствах. Хотя мы и теряем на некоторое время из виду дета­ли, зато получаем более ясную перспективу главных приспособительных  действий ребенка в отношении своего окружения. Сначала вырисовывается достаточно хаотиче­ская картина, но со временем из нее вычленяются и офор­мляются три главные стратегии: ребенок может двигаться к людям, против них и от них.

Двигаясь к людям, он признает собственную беспо­мощность и вопреки своему отчуждению и страхам пыта­ется завоевать их любовь, опереться на них. Только таким образом он может чувствовать себя безопасным с ними. Если между членами семьи существуют разногласия, то он примкнет к наиболее могущественному члену или группе членов. Подчиняясь им, он получает чувство принадлеж­ности и поддержки, которое позволяет ему чувствовать себя менее слабым и менее изолированным.

Когда ребенок движется против людей, он принимает и считает само собой разумеющимся состояние вражды с окружающими его людьми и побуждается, сознательно или бессознательно, к борьбе с ними. Он решительно не доверяет чувствам и намерениям других в отношении са­мого себя. Он хочет быть более сильным и нанести им по­ражение, частично для своей собственной защиты, час­тично из-за мести.

Когда он движется от людей, он не хочет ни принадле­жать, ни бороться; его единственное желание — держаться в стороне. Ребенок чувствует, что у него не очень много об­щего с окружающими его людьми, что они совсем его не понимают. Он строит мир из самого себя — в соответствии со своими куклами, книгами и мечтами, своим характе­ром.

В каждом из этих трех аттитюдов один из элементов ба­зисной тревоги доминирует над всеми остальными: беспо­мощность в первом, враждебность во втором и изоляция в третьем. Однако проблема состоит в том, что ни одно из указанных движений ребенок не может совершить искренне, потому что условия, в которых формируются эти аттитюды, заставляют их присутствовать одновременно. То, что мы увидели при общем взгляде, представляет толь­ко господствующее движение.

То, что сказанное справедливо, становится очевид­ным, если мы забежим вперед — к полностью развитому неврозу. Мы все знаем взрослых, у которых один из очер­ченных аттитюдов резко выделяется. Но при этом мы мо­жем видеть также, что и другие наклонности не прекрати­ли свое действие. В невротическом типе с доминирующей склонностью искать поддержку и уступать мы можем на­блюдать предрасположенность к агрессии и некоторое влечение к отчуждению. Личность с доминирующей враж­дебностью обладает одновременно склонностью к подчи­нению и отчуждению. И личность со склонностью к от­чуждению также не существует без влечения к враждебно­сти или желания любви.

Господствующий аттитюд — это тот, который наибо­лее сильно определяет реальное поведение. Он представ­ляет те способы и средства противостояния другим, кото­рые позволяют данному конкретному человеку чувство­вать себя наиболее свободно. Таким образом, обособлен­ная личность будет использовать как нечто само собой ра­зумеющееся все бессознательные приемы, позволяющие ей удерживать других людей на безопасном расстоянии от себя, потому что для нее затруднительна любая ситуация, требующая установления тесной связи с ними. Кроме того, доминирующий аттитюд часто, но не всегда, пред­ставляет аттитюд, наиболее приемлемый с точки зрения разума личности.

Это не означает, что менее заметные аттитюды менее могущественны. Например, часто трудно сказать, уступа­ет ли желание доминировать у явно зависимой, подчинен­ной личности по своей интенсивности потребности в люб­ви; ее способы выражения своих агрессивных импульсов просто более запутанны.

То, что сила скрытых наклонностей может быть очень велика, подтверждается многими примерами, в которых господствующий аттитюд заменяется ему противополож­ным. Мы можем наблюдать такую инверсию у детей, но она случается также и в более поздние периоды.

Страйк-ланд из повести Сомерсета Моэма «Луна и шесть пенсов» будет хорошей иллюстрацией. История болезни некоторых женщин демонстрирует такой вид изменения. Девушка, прежде — сорви-голова, честолюбивая, непослушная, влюбившись, может преврати­ться в послушную, зависимую женщину, без всяких признаков чес­толюбия. Или под давлением тяжких обстоятельств обособленная личность может стать болезненно зависимой.

Следует добавить, что случаи, подобные приведен­ным, проливают некоторый свет на часто задаваемый во­прос — значит ли что-либо более поздний опыт, являемся ли мы однозначно канализированными, обусловленными раз и навсегда нашим детским опытом. Взгляд на развитие невротика с точки зрения конфликтов открывает нам воз­можность дать более точный ответ, чем обычно предлага­ется. Имеются следующие возможности. Если ранний опыт не слишком препятствует спонтанному развитию, то более поздний опыт, особенно юношеский, может иметь решающее воздействие. Однако если воздействие раннего опыта было настолько сильным, что сформировало у ре­бенка устойчивый паттерн поведения, то никакой новый опыт не будет способен его изменить. Частично это проис­ходит оттого, что подобная устойчивость закрывает ребен­ка для восприятия нового опыта: например, его отчужде­ние может быть слишком сильным, чтобы позволить ко­му-либо приблизиться к нему; или его зависимость имеет настолько глубокие корни, что он вынужден всегда играть подчиненную роль и соглашаться быть эксплуатируемым. Частично это происходит оттого, что ребенок интерпрети­рует любой новый опыт в языке своего сложившегося пат­терна: агрессивный тип, например, сталкивающийся с дружелюбным отношением к себе, будет рассматривать его либо как попытку эксплуатации самого себя, либо как проявление глупости; новый опыт только усилит старый паттерн. Когда невротик действительно заимствует другой аттитюд, это может выглядеть так, как если бы более позд­ний опыт вызвал некоторое изменение в личности. Одна­ко это изменение не настолько радикально каким кажет­ся. В действительности происшедшее состоит в том, что внутреннее и внешнее давление, объединенные вместе, вынудили его отказаться от своего доминирующего атти­тюда ради другой противоположности. Но этого не случи­лось бы, если бы прежде всего не было никаких конфлик­тов.

С точки зрения нормального человека нет никаких оснований считать эти три аттитюда взаимно исключающими. Необходимо уступать другим, бороться и охранять себя. Эти три аттитюда могут дополнять друг друга и со­действовать развитию гармоничной целостной личности. Если один аттитюд доминирует, то это только указывает на чрезмерное развитие в каком-либо одном направлении.

Однако при неврозе имеется несколько причин, поче­му эти аттитюды несовместимы. Невротик негибок, он по­буждается к подчинению, борьбе, состоянию отчуждения безотносительно к тому, соответствует ли его действие данному конкретному обстоятельству, и он оказывается в панике, если поступает иначе. Поэтому, когда все три ат­титюда выражены в сильной степени, невротик с неизбеж­ностью попадает в серьезный конфликт.

Другим фактором, значительно расширяющим сферу конфликта, является то, что аттитюды не остаются огра­ниченными областью человеческих отношений, а посте­пенно пронизывают всю личность в целом, подобно тому, как злокачественная опухоль распространяется по всей ткани организма. В конце концов они охватывают не толь­ко отношение невротика к другим людям, но и его жизнь в целом. Если мы не осознаем полностью этот всеохватыва­ющий характер, возникает соблазн охарактеризовать кон­фликт, выступающий на поверхности, в категорических терминах — любовь против ненависти, уступчивость про­тив неповиновения и т.д. Однако это было бы также оши­бочно, как ошибочно отделять фашизм от демократии по любому одному разделяющему признаку, такому, напри­мер, как их различие в подходах к религии или власти. Ко­нечно, эти подходы различны, но исключительное внима­ние на них затемнило бы то обстоятельство, что демокра­тия и фашизм — это разные общественные системы и представляют две несовместимые друг с другом филосо­фии жизни.

Не случайно, что конфликт, который берет начало с. нашего отношения к другим, с течением времени распро­страняется на всю личность в целом. Человеческие отно­шения имеют настолько решающий характер, что они не могут не влиять на качества, которые мы приобретаем, на цели, которые мы себе ставим, на ценности, в которые мы верим. В свою очередь, качества, цели и ценности сами воздействуют на наши отношения с другими людьми, и, таким образом, все они находятся в сложном переплете­нии друг с другом.

Мое утверждение состоит в том, что конфликт, рож­денный несовместимостью аттитюдов, составляет ядро неврозов и по этой причине заслуживает быть названным базисным. Я позволю себе добавить, что использую термин ядро не только в некотором метафорическом смысле из-за своей важности, а чтобы подчеркнуть тот факт, что он представляет динамический центр, из которого рождают­ся неврозы. Это утверждение является центральным в но­вой теории неврозов, чьи следствия станут более ясными в последующем изложении. В более широкой перспективе эту теорию можно считать развитием моего более раннего представления о том, что неврозы выражают дезорганиза­цию человеческих отношений.

 

К.Левин. ТИПЫ КОНФЛИКТОВ

С выходом данной работы К. Левина была наконец-то преодолена в науке ситуация противостояния «внутреннее — внешнее» в интерпре­тации источников социального поведения. Привлекательность данно­го подхода в том, что К. Левин связал внутренний мир человека и внешний мир. Развитие автором понятия конфликта, механизма его возникновения, типов, конфликтных ситуаций оказали и продолжают оказывать значительное влияние на исследования специалистов, при­мыкающих к самым разнообразным теоретическим направлениям.

Печатается по изданию: Психология личности: тексты. —М.: Изд-во Моск. ун-та, 1982.

Психологически конфликт характеризуется как ситуа­ция, в которой на индивида одновременно действуют про­тивоположно направленные силы равной величины. Со­ответственно возможны три типа конфликтной ситуации.

1. Человек находится между двумя положительными валентностями примерно равной величины (рис. 1). Это случай буриданова осла, умирающего от голода между дву­мя стогами сена.

Рис.1.

В общем, этот тип конфликтной ситуации разрешается относительно легко. Подход к одному привлекательному объекту сам по себе часто бывает достаточным, чтобы сде­лать этот объект доминирующим. Выбор между двумя при­ятными вещами, в общем, легче, чем между двумя неприят­ными, если только это не касается вопросов, имеющих глубокое жизненное значение для данного человека.

Иногда такая конфликтная ситуация может привести к колебанию между двумя привлекательными объектами. Очень важно, что в этих случаях решение в пользу одной цели изменяет ее валентность, делая ее слабее, чем у цели, от которой человек отказался.

2. Второй фундаментальный тип конфликтной ситуа­ции имеет место, когда человек находится между двумя приблизительно равными отрицательными валентностя­ми. Характерным примером является ситуация наказания, которую ниже мы рассмотрим более полно.

3. Наконец, может случиться так, что один из двух век­торов поля идет от положительной, а другой — от отрицате­льной валентности. В этом случае конфликт возникает то­лько тогда, когда и положительная, и отрицательная вален­тности находятся в одном и том же месте.

Например, ребенок хочет погладить собаку, которую он боится, или хочет съесть торт, а ему запретили.

В этих случаях имеет место конфликтная ситуация, изображенная на рис. 2.

Позднее у нас будет возможность более детально обсу­дить эту ситуацию.

Тенденция ухода. Внешний барьер

Угроза наказания создает для ребенка конфликтную ситуацию. Ребенок находится между двумя отрицательны­ми валентностями и соответствующими взаимодействую­щими силами поля. В ответ на такое давление с обеих сто­рон ребенок всегда предпринимает попытку избежать обе­их неприятностей. Таким образом, здесь существует неу­стойчивое равновесие. Ситуация такова, что малейшее смещение ребенка (Р) в психологическом поле в сторону должно вызвать очень сильную результирующую (Вр), перпендикулярную к прямой, соединяющей области зада-ния (3) и наказания (Н). Иначе говоря, ребенок, стараясь избежать и работы, и наказания, пытается выйти из поля (в направлении пунктирной стрелки на рис. 3).

Можно прибавить, что ребенок не всегда попадает в ситуацию с угрозой наказания таким образом, что он нахо­дится точно в середине между наказанием и неприятным заданием. Часто он может быть сначала вне всей ситуации. Например, он должен под угрозой наказания закончить не­привлекательное школьное задание в течение двух недель. В этом случае задание и наказание образуют относительное единство (целостность), которое вдвойне неприятно ребен­ку. В данной ситуации (рис. 4) обычно сильна тенденция к бегству, проистекающая в большей степени из угрозы нака­зания, чем из неприятности самого задания. Точнее, она исходит из возрастающей непривлекательности всего ком­плекса, обусловленной угрозой наказания.

Наиболее примитивная попытка избежать одновре­менно и работы, и наказания — это физический выход из поля, уход прочь. Часто выход из поля принимает форму откладывания работы на несколько минут или часов. В случае сурового повторного наказания новая угроза может привести к попытке ребенка убежать из дома. Боязнь на­казания обычно играет существенную роль на ранних ста­диях детского бродяжничества.

Часто ребенок старается замаскировать свой уход из поля, выбирая занятия, против которых взрослому нечего возразить. Так, ребенок может взяться за другое школьное задание, которое ему более по вкусу, выполнить ранее данное ему поручение и т. д.

Наконец, ребенок может случайно уйти и от наказа­ния, и от неприятного задания путем более или менее гру­бого обмана взрослого. В случаях, когда взрослому трудно это проверить, ребенок может заявить, что он закончил за­дание, хотя это не так, или он может сказать (несколько более тонкая форма обмана), что какой-то третий человек освободил его от неприятного дела или что по какой-то другой причине его выполнение стало ненужным.

Конфликтная ситуация, обусловленная угрозой нака­зания, вызывает, таким образом, очень сильное стремле­ние выйти из поля. У ребенка такой уход, варьирующийся в соответствии с топологией сил поля в данной ситуации, происходит обязательно, если не принять специальных мер. Если взрослый хочет, чтобы ребенок выполнил зада­ние, несмотря на отрицательную его валентность, просто угрозы наказания недостаточно. Надо сделать так, чтобы ребенок не мог выйти из поля. Взрослый должен поста­вить какой-то барьер, который мешает такому уходу. Он должен так поставить барьер (Б), чтобы ребенок мог полу­чить свободу только либо закончив задание, либо подверг­нувшись наказанию (рис. 5).

Рис.5.

И в самом деле, угрозы наказания, направленные на то, чтобы заставить ребенка закончить некое определен­ное задание, всегда построены таким образом, что вместе с полем задания они полностью окружают ребенка. Взрос­лый вынужден так ставить барьеры, чтобы не осталось ни одной лазейки, через которую ребенок мог бы усколь-

знуть. От неопытного или недостаточно авторитетного взрослого ребенок ускользнет, если увидит малейшую брешь в барьере. Наиболее примитивные из таких барье­ров — физические: ребенка можно запереть в комнате до тех пор, пока он не закончит работу.

Но обычно это барьеры социальные. Подобные барьеры — это средства власти, которыми обладает взрослый в силу своего общественного положения и внутренних взаимоот­ношений, существующих между ним и ребенком. Такой барьер не менее реален, чем физический.

Барьеры, определяемые социальными факторами, мо­гут ограничивать область свободного движения ребенка до узкой пространственной зоны.

Например, ребенок не заперт, но ему запрещено покидать комна­ту до завершения дела (задания). В других случаях внешняя свобода передвижения практически не ограничивается, но ребенок нахо­дится под постоянным наблюдением взрослого. Он не выпускается из-под надзора. Когда ребенок не может быть под постоянным на­блюдением, взрослый часто использует веру ребенка в существова­ние мира чудес. Способность постоянного контроля за ребенком приписывается в таком случае полицейскому или привидению. Бог, которому известно все, что делает ребенок, и которого невозможно обмануть, также нередко привлекается для подобных целей.

Например, тайное поедание сладостей может быть предотвраще­но таким способом.

Часто барьеры ставятся жизнью в данной социальной общности, традициями семьи или школьной организа­цией. Для того чтобы социальный барьер был действен­ным, существенно, чтобы он обладал достаточной реаль­ной прочностью. Иначе в каком-то месте ребенок прорвет его

Например, если ребенок знает, что угроза наказания только сло­весная, или надеется добиться расположения взрослого и избежать наказания, то вместо выполнения задания он пытается прорвать ба­рьер. Подобное слабое место образуется, когда мать препоручает на­блюдение за работающим ребенком няне, учителю или более взрос­лым детям, которые, в отличие от нее самой, не имеют возможности предотвратить выход ребенка из поля.

Наряду с физическими и социальными существует еще один вид барьеров. Он тесно связан с социальными факто­рами, но имеет важные отличия от тех, что обсуждались выше. Можно, скажем, апеллировать к тщеславию ребен­ка («Помни, ты не какой-нибудь уличный сорванец!») или социальным нормам группы («Ведь ты девочка!»). В этих случаях обращаются к определенной системе идеологии, к целям и ценностям, которые признаются самим ребенком. Такое обращение содержит угрозу: опасность исключения из определенной группы. В то же время — и это наиболее важно — эта идеология создает внешние барьеры. Она огра­ничивает свободу действия индивида. Многие угрозы на­казания действенны только до тех пор, пока индивид чув­ствует себя связанным этими границами. Если он больше не признает данной идеологии, моральных норм опреде­ленной группы, то угрозы наказания часто становятся ма­лоэффективными. Индивид отказывается ограничивать свою свободу действий данными принципами.

Сила барьера в каждом конкретном случае всегда зави­сит от характера ребенка и от силы отрицательных валент­ностей задания и наказания. Чем больше отрицательная валентность, тем прочнее должен быть барьер. Ибо чем мощнее барьер, тем сильнее толкающая к уходу из поля ре­зультирующая сила.

Таким образом, чем большее давление взрослый ока­зывает на ребенка, чтобы вызывать требуемое поведение, тем менее проницаемым должен быть поставленный барь­ер.

К. Левин. СУПРУЖЕСКИЕ КОНФЛИКТЫ

Книгу К. Левина «Разрешение социальных конфликтов» по праву можно считать первым исследованием по психологии конфликта. В его теории поля поведение человека обусловлено всей совокупностью сосуществу­ющих фактов, пространство которых имеет характер «динамического поля», что означает, что состояние любой части этого поля зависит от любой другой его части. С этой точки зрения автором и рассматрива­ются супружеские конфликты.

Печатается по изданию: Левин К. Разрешение социальных конфликтов. —СПб: Речь, 2000.

А. Общие предпосылки конфликта

Экспериментальные исследования личности и группы показали, что одним из самых важных факторов частоты конфликтов и эмоциональных срывов является общий уровень напряжения, на котором существует личность или группа. Приведет ли к возникновению конфликта то или иное событие, в значительной степени зависит от уровня напряжения личности или социальной атмосферы груп­пы. Среди причин напряжения следует особо отметить следующие:

1.   Степень удовлетворенности потребностей личности. Неудовлетворенная потребность означает не только то, что определенная область личности находится в на­пряжении, но и то, что человек как целостный орга­низм также пребывает в состоянии напряжения. Это особенно характерно для базовых потребностей, та­ких, как потребность в сексе или безопасности.

2.   Величина пространства свободного движения лично­сти. Слишком ограниченное пространство свободного движения обычно приводит к усилению напряжения, что было убедительно доказано в исследованиях гнева и экспериментах по созданию демократической и ав­торитарной групповой атмосферы. В авторитарной ат­мосфере напряжение гораздо выше, и его результатом обычно бывает либо апатия, либо агрессия (рис. 1).

23

Недоступный регион

Рис. 1. Напряжение в ситуациях фрустрации и узкого пространства

свободного движения, где

Л — личность; Ц — цель; Пр — пространство свободного движения;

а, Ь, с, d — недоступные области; Слц — сила, действующая на личность

в направлении достижения цели.

3.   Внешние барьеры. Напряжение или конфликт зачас­тую приводят к тому, что человек пытается покинуть неприятную ситуацию. Если это возможно, то напря­жение будет не слишком сильным. Если же человек не­достаточно свободен, чтобы покинуть ситуацию, если ему мешают какие-то внешние барьеры или внутрен­ние обязательства, это с высокой вероятностью приве­дет к возникновению сильного напряжения и конф­ликта.

4.   Конфликты в жизни группы зависят от того, насколько цели группы противоречат друг другу, и от того, насколь­ко члены группы готовы принимать позицию партне­ра.

Б. Общие положения, касающиеся супружеских конфликтов

Мы уже отмечали, что проблема адаптации человека к группе может быть сформулирована следующим образом: может ли человек обеспечить себе в группе пространство свободного движения, достаточное для удовлетворения его личных потребностей, и при этом не мешать реализа­ции интересов группы? Учитывая специфические харак­теристики супружеской группы, обеспечение адекватной частной сферы внутри группы представляется особенно сложным делом. Группа имеет маленький размер; отно­шения между членами группы очень тесные; самая сущ­ность брака заключается в том, что личности приходится допускать другого человека в свою частную сферу; затро­нуты центральные области личности и само ее социаль­ное бытие. Каждый член группы особенно чувствителен ко всему, что расходится с его собственными потребностя­ми. Если мы представим совместные ситуации как пересе­чение этих областей, то увидим, что супружеская группа характеризуется тесными взаимоотношениями (рис. 2 а). Группа, члены которой имеют менее тесные, поверхност­ные взаимоотношения, представлена на рис. 2 б. Можно отметить, что члену группы, представленной на рисунке 2 б, гораздо проще обеспечить свою свободу для удовлет­ворения собственных нужд, не прекращая при этом доста­точно поверхностных отношений с другими членами группы. И мы видим, что ситуация в супружеской группе с большей частотой и вероятностью будет приводить к возникновению конфликтов. И, учитывая тесноту отно­шений в такого рода группе, эти конфликты могут стать особенно глубокими и эмоционально переживаемыми.

а

Рис. 2. Степени тесноты взаимоотношений между членами

различных групп, где

а — тесные взаимоотношения;

б — поверхностные отношения;

С — супружеская группа; М — муж; Ж — жена;

Л„ Л2, Л3, Л4— личности, поддерживающие поверхностные

взаимоотношения; ц — центральная область личности;

с — средняя область личности; п — периферическая область личности.

25

В. Ситуация потребности

1. Разнообразие и противоречивость потребностей, удовлетворяемых в браке.

Существует множество потребностей, реализации ко­торых люди обычно ожидают от супружеской жизни. Муж может ожидать, что его жена будет ему одновременно воз­любленной, товарищем, домохозяйкой, матерью, что она будет распоряжаться его доходами или же сама зарабаты­вать деньги для содержания семьи, что она будет представ­лять семью в социальной жизни сообщества. Жена может ожидать, что ее муж будет ее возлюбленным, товарищем, кормильцем семьи, отцом и рачительным хозяином дома. Эти столь разнообразные функции, исполнения которых ожидают друг от друга брачные партнеры, часто предпола­гают совершенно противоположные виды деятельности и черты характера. И они далеко не всегда могут быть совме­щены в одном человеке. Неспособность к выполнению од­ной из этих функций может привести к состоянию неудов­летворенности важнейших потребностей, а следователь­но, к постоянно высокому уровню напряжения в жизни супружеской группы.

Какие именно потребности являются доминирующи­ми, какие полностью удовлетворяются, какие удовлетво­ряются частично, а какие не удовлетворяются вообще — все это зависит от особенностей личности супругов и от особенностей среды, в которой существует эта супруже­ская группа. Очевидно, что существует неограниченное количество моделей, соотносящихся с различной степе­нью удовлетворенности и важности тех или иных потреб­ностей. Манера реагирования партнеров на эти разнооб­разные сочетания удовлетворения потребностей и фруст­рации — эмоции или разум, борба или принятие — еще больше увеличивают разнообразие условий, имеющих принципиальное значение для понимания конфликтов между конкретными супругами.

Есть и еще два момента, касающихся природы потреб­ностей, которые стоит упомянуть в связи с супружескими конфликтами. Потребности провоцируют напряжение не только тогда, когда они не удовлетворены, но и тогда, ког­да их реализация привела к перенасыщению. Чрезмерное количество консумматорных действий приводит к перена-

сыщению не только в сфере телесных потребностей, та­ких, как секс, но также и в том, что касается потребностей собственно психологических — таких, как игра в бридж, кулинария, социальная активность, воспитание детей и т.д. Напряжение, возникающее вследствие перенасыще­ния, ничуть не менее интенсивно и не менее эмоциональ­но, чем то, что является результатом фрустрации. Таким образом, если количество консумматорных действий, не­обходимых каждому из партнеров для удовлетворения той или иной потребности, не совпадает, эту проблему решить не так уж просто. В этом случае невозможно ориентирова­ться на более неудовлетворенного партнера, поскольку тот объем действий, который требуется ему для реализации потребности, может оказаться чрезмерным для партнера, чья потребность не так велика. В отношении ряда потреб­ностей, таких, как танцы или иная социальная актив­ность, менее удовлетворенный партнер может начать ис­кать удовлетворения на стороне. Однако зачастую, осо­бенно когда речь идет о сексуальной потребности, это не может не сказаться самым катастрофическим образом на супружеской жизни.

Мы уже отмечали, что вероятность серьезных конфлик­тов возрастает в тех случаях, когда затронуты центральные области личности. К несчастью, любая потребность стано­вится более центральной в том случае, когда она не удов­летворена или же ее удовлетворение привело к перенасы­щению; если же она удовлетворена в адекватном объеме, она становится менее важной и переходит в разряд пери­ферических. Иными словами, неудовлетворенная потреб­ность, как правило, дестабилизирует ситуацию, и это, не­сомненно, увеличивает вероятность конфликта.

2. Сексуальная потребность.

Когда речь идет о супружеских отношениях, то общие характеристики потребностей имеют особую значимость в отношении секса. Нередко можно встретить утверждения о том, что сексуальные отношения биполярны, что они од­новременно означают и сильную привязанность к другому человеку, и обладание им. Сексуальное желание и отвра­щение тесно связаны между собой, и одно с легкостью мо­жет перейти в другое, когда сексуальный голод удовлетво­ряется или наступает пресыщение. Едва ли можно ожи-

дать того, что у двух разных людей будут совершенно оди­наковый ритм сексуальной жизни или манера сексуально­го удовлетворения. Кроме того, многим женщинам свой­ственны периоды повышенной нервозности, связанные с менструальным циклом.

Все эти факторы могут привести к возникновению бо­лее или менее серьезных конфликтов, и необходимость взаимной адаптации не вызывает никаких сомнений. Если в этой сфере не будет достигнут определенный баланс, обеспечивающий достаточное удовлетворение потребно­сти обоих партнеров, стабильность брака окажется под во­просом.

Если расхождение партнеров не слишком велико и брак для них обладает достаточной позитивной ценно­стью, то в конечном счете баланс все-таки будет достиг­нут. Таким образом, наиболее важным фактором, обу­словливающим как супружеское счастье, так и супруже­ские конфликты, является позиция и значение брака внут­ри жизненного пространства мужа и жены.

3. Потребность в безопасности.

Я мог бы особо отметить еще одну дополнительную по­требность (хотя у меня есть сомнения относительно того, можно ли считать это «потребностью»), а именно потреб­ность в безопасности. Мы уже говорили о том, что одна из наиболее существенных общих особенностей социальной группы — это обеспечение человеку основы существова­ния, «почвы под ногами». Если эта основа неустойчива, че­ловек будет чувствовать себя незащищенным и напряжен­ным. Люди обычно очень чувствительны даже к малейшему увеличению неустойчивости их социальной почвы.

Не вызывает сомнения тот факт, что супружеская группа как социальная основа существования играет в жизни человека наиглавнейшую роль. Супружеская груп­па представляет собой «социальный дом», где человека принимают и защищают от невзгод внешнего мира, где ему дают понять, насколько он ценен как личность. Имен­но этим можно объяснить, почему женщины так часто воспринимают недостаточную искренность и финансо­вую несостоятельность мужа как причины несчастья в браке. Даже супружеская неверность не влияет на пред­ставление о ситуации и стабильность общей социальной

почвы столь же сильно, как отсутствие доверия. Недоста­точное доверие к супругу приводит к общей неопределен­ной ситуации.

Г. Пространство свободного движения

Достаточное пространство свободного движения внут­ри группы — необходимое условие для реализации потреб­ностей человека и его адаптации к группе. Недостаточное пространство свободного движения приводит, как мы уже отмечали, к возникновению напряжения.

1. Тесная взаимозависимость и пространство свободного движения.

Супружеская группа относительно немногочисленна; она предполагает общие дом, стол и постель; она затраги­вает самые глубинные области личности. Практически каждое движение одного из членов супружеской группы так или иначе отражается на другом. А это, естественно, означает кардинальное сужение пространства свободного движения.

2. Любовь и пространство свободного движения.

Любовь, по совершенно понятным причинам, обычно бывает всеобъемлющей, простирается на все области жиз­ни другого человека, на его прошлое, настоящее и буду­щее. Она влияет на все сферы деятельности, на его успехи в бизнесе, на его отношение с окружающими и так далее. На рис. 3 представлено влияние, которое оказывает лю-

Рис. 3. Жизненное пространство муж, где

Пр — профессиональная жизнь; Мк — мужской клуб; Дх — домашнее

хозяйство; От — отдых; Д — дети; Соц — социальная жизнь;

Оф — дела в офисе; Иг — спортивные игры.

бовь жены на жизненное пространство мужа за пределами супружеских отношений.

Очевидно, что свойство любви быть всеобъемлю­щей представляет непосредственную угрозу для основ­ного условия адаптации личности к группе, а именно на достаточное пространство частной жизни. Даже в том случае, когда супруг или супруга относятся к тем или иным аспектам жизни своего партнера с заинтере­сованностью и симпатией, он или она лишают его тем самым определенного пространства свободного движе­ния.

Заштрихованная часть рисунка обозначает области, на которые в той или иной степени влияет жена. Пространст­во свободного движения мужа (незаштрихованная часть) сужено вследствие чрезмерно большого интереса жены к жизни мужа.

В определенном отношении супружеская ситуация толь­ко усугубляет проблемы, возникающие вследствие любви. Обычно членство в группе предполагает, что только опре­деленный тип ситуации будет общим для всех членов груп­пы и что взаимное принятие необходимо только в отноше­нии определенных характеристик человека.

Например, если человек вступает в деловую ассоциацию, достаточны­ми качествами будут его честность и определенные спо­собности. Даже в. кругу друзей вполне допустимо обеспе­чивать наличие только тех ситуаций, которые позволяют раскрываться принимаемым сторонам личности членов группы, и избегать тех ситуаций, которые проживать вмес­те не хочется. История двух семей, которые тесно и крайне дружелюбно общались между собой до тех пор, пока не ре­шили провести летние каникулы вместе, а после этих ка­никул прекратили всяческие отношения, — это типичный пример того, как среда, лишающая людей уединения, мо­жет разрушить дружбу. Супружество предполагает как не­обходимость принимать и приятные, и неприятные каче­ства партнера, так и готовность к постоянному тесному контакту.

То, насколько человек нуждается в уединении, зависит от особенностей его личности. Это зависит также от значе­ния, которое придается супружеству в жизненном про­странстве обоих супругов.

30

Д. Значение супружества в жизненном пространстве личности

1. Супружество как помощь или помеха.

Давайте сравним жизнь холостяка и женатого мужчи­ны. Жизненное пространство холостяка определяют кон­кретные основные цели Ц. Он пытается преодолеть пре­пятствия, которые мешают ему достичь цели.

После женитьбы многие цели остаются без изменения, так же, как и те препятствия, которые нужно преодолеть для достижения этих целей. Но теперь как члену супруже­ской пары, ответственному, к примеру, за её содержание, ему приходится преодолевать существующие препятствия, уже будучи «обремененным семьей». А это может только усугублять трудности. И если препятствия станут слиш­ком сложны для преодоления, само по себе супружество может обрести негативную валентность; оно станет лишь помехой на пути мужчины. С другой стороны, семья мо­жет оказать серьезную помощь в преодолении препятст­вий. И это относится не только к финансовой помощи со стороны жены, но и ко всем видам социальной жизни. Можно отметить, что сегодняшние дети, с экономической точки зрения, — скорее тяжкая ноша, чем помощники, хотя, например, дети фермера до сих пор приносят боль­шую пользу в ведении хозяйства.

2. Домашняя жизнь и активность вне дома.

Разница в значении супружества для обоих партнеров может выражаться и в различных ответах на вопрос: «Сколь­ко часов в день Вы посвящаете домашним делам?». Зачас­тую муж говорит о том, что проводит вне дома больше вре­мени, чем жена, чьи основные интересы связаны, как пра­вило, с домашним хозяйством и детьми. У женщин часто имеется более глубокий интерес к личности и личностно­му развитию, чем у мужчин, которые уделяют больше вни­мания так называемым объективным достижениям.

В ситуации, когда муж стремится уменьшить объем со­вместной семейной деятельности СД, а жена — увеличить этот объем; в том, что касается объема сексуальных отно­шений СО, зависимость обратная.

Реальное время, затраченное на домашние дела, отра­жает баланс сил, результирующих интересы мужа и жены. сли расхождение между потребностями партнеров слиш­ком велико, скорее всего, будет иметь место более или ме­нее постоянный конфликт. Подобные расхождения могут возникать и в отношении времени, затрачиваемого на определенную деятельность, например на развлечения или социальную активность.

3. Гармония и разночтения в оценке значения супружества.

Конфликты обычно не становятся достаточно серьез­ными до тех пор, пока представления супругов о значении супружества являются более или менее согласованными.

Как правило, люди совершенно по-разному оценивают супружество. Зачастую для жены брак представляется более важным или более всеобъемлющим, чем для мужа. В нашем обществе профессиональная сфера обычно более важна для мужа, нежели для жены, и, следовательно, удельный вес всех прочих жизненных сфер снижается.

Бывает, что для обоих супругов брак — это некая про­межуточная, вспомогательная ступень, средство достиже­ния определенной цели, такой, как социальное влияние и власть. Или же супружество представляется самоцелью, основой для воспитания детей или просто совместного проживания. К воспитанию детей различные люди также относятся по-разному.

И нет ничего страшного в том, что супруги имеют раз­личное представление о значении брака. Само по себе это не обязательно ведет к конфликту. Если жена более заин­тересована в воспитании детей, она больше времени про­водит дома. Это не противоречит интересам мужа и даже может приводить к большей гармонии в их отношениях. Расхождение интересов порождает проблемы лишь в том случае, когда разные задачи, которые стремится решить каждый из супругов в браке, не могут быть реализованы одновременно.

Е. Пересекающиеся группы

В современном обществе каждый человек является членом множества групп. Муж и жена тоже частично при­надлежат к разным группам, которые могут иметь проти­воречащие друг другу цели и идеологии. Не так уж редко бывает, что супружеские конфликты возникают вследствие принадлежности супругов к этим пересекающимся группам, да и общая атмосфера семейной жизни не в по­следней степени обусловливается характером этих групп.

Очевидно, что эта проблема становится значимой в том случае, когда муж и жена принадлежат к различным национальным или религиозным группам либо к слишком разным социальным или экономическим классам. Мно­гое из того, что мы обсуждали в связи с потребностями и значением брака, верно и в отношении групповой принад­лежности, поскольку многие из потребностей человека обусловлены именно его принадлежностью к определен­ным группам: деловым, политическим и так далее.

Ниже мы рассмотрим лишь два примера.

1. Супруги и родительские семьи.

Молодожены нередко сталкиваются с трудностями, возникающими вследствие сильной привязанности парт­неров к своим родительским семьям. Теща может воспри­нимать своего зятя просто как еще одного члена своей се­мьи, или же каждая из двух родительских семей может по­пытаться привлечь молодоженов на свою сторону. Такая ситуация может привести к конфликту, особенно в том случае, если с самого начала между семьями не установи­лись достаточно дружественные отношения.

Вероятность конфликта между мужем и женой умень­шается, если потенциал их членства в супружеской группе выше, чем потенциал их членства в прежних группах, по­скольку в этом случае супружеская группа будет действо­вать как единое целое. Если же связь с родительской се­мьей остается достаточно сильной, то поступки мужа и жены будут в значительной степени обусловлены их член­ством в различных группах и вероятность конфликта воз­растет. Именно это, по всей видимости, имеется в виду в расхожем совете для молодоженов «не жить слишком близко к своим родителям».

2. Ревность.

Ревность — это одна из самых распространенных проблем, она встречается уже у детей; ревность может быть сильной даже в том случае, когда для нее нет совер­шенно никаких оснований. Эмоциональная ревность час­тично базируется на ощущении того, что на чью-то «собственность» претендует кто-то другой. Учитывая большую степень перекрытия сфер (см. рис. 2 а) и тенденцию любви быть всеобъемлющей, становится вполне понятно, что это чувство легко возникает между людьми, находящимися в очень тесных отношениях.

Интимное отношение одного из партнеров к третьему лицу не только делает его «потерянным» для второго парт­нера, но и у второго партнера, кроме всего прочего, появ­ляется ощущение, что какая-то часть его собственной ча­стной, интимной жизни становится известной этому тре­тьему лицу. Позволив брачному партнеру доступ в свою частную жизнь, человек вовсе не намеревался сделать ее доступной для всех других людей. Отношение партнера с третьим лицом воспринимается как брешь в преграде, за­крывающей чью-то интимную жизнь от окружающих.

Важно четко понимать, почему ситуации такого рода могут быть по-разному восприняты партнерами. Дружба мужа с третьим лицом (Др) может вырасти из каких-то де­ловых отношений. Она может стать довольно важной для него лично, но тем не менее все равно оставаться в его де­ловой сфере Б или, по крайней мере, за пределами его су­пружеской области С. Таким образом, муж не видит про­тиворечия между своей семейной жизнью и отношениями с третьим лицом: супружество не теряет ни одной из своих областей, и сосуществование этих двух связей не приводит к возникновению конфликта. Ту же самую ситуацию жена может представлять себе совершенно иначе. В ее жизнен­ном пространстве вся жизнь мужа включена в семейные отношения, и особое значение придается как раз области дружеских и интимных отношений. И, таким образом, жене подобная ситуация представляется явным вторжени­ем в ее супружескую сферу.

В жизненном пространстве мужа область «дружба мужа с третьим лицом» не пересекается с «областью супру­жества», что является характерным отличием жизненного пространства жены.

Ж. Супруги как группа в процессе становления

Чувствительность супружеской группы к изменению позиции кого-либо из ее членов особенно заметна в ран­нем периоде брака. Будучи молодым организмом, группа в это время является наиболее гибкой. По мере узнавания мужем и женой друг друга формируется и их способ справ­ляться с трудностями, и с течением времени изменять эту модель становится все труднее и труднее. До некоторой степени в этом виновато общество, предлагающее моло­доженам традиционную модель взаимодействия. Однако мы уже обращали внимание на частный характер супруже­ства, который делает атмосферу группы более зависимой не от общества, а от особенностей личности и ответствен­ности партнеров. Супругам, имеющим небольшой стаж совместной жизни, очень трудно определять баланс между своими собственными потребностями и потребностями партнера и попытаться обеспечить его. Это приводит к возникновению типичных конфликтов, хотя в то же время является предпосылкой большей гибкости в их разреше­нии.

Л. Козер

ВРАЖДЕБНОСТЬ И НАПРЯЖЕННОСТЬ В КОНФЛИКТНЫХ ОТНОШЕНИЯХ1

            Л. Козер — американский социолог немецкого происхождения, вы­нужденно эмигрировавший в годы второй мировой войны из Европы в США, является сегодня классиком мировой конфликтологии. Издан­ная в 1956 году его работа «Функции социального конфликта» считает­ся бестселлером среди книг по социологии конфликта. Автор впервые обращает внимание на позитивные функции конфликта. По его мне­нию, признание конфликта в качестве неотъемлемой характеристики социальных отношений никак не противоречит задаче обеспечения стабильности и устойчивости существующей социальной системы.

Печатается по изданию:Козер Л. Функции социального конфликта. —М.: Изд-во «Идея-пресс», 2000.

ТЕЗИС: Группосохраняющие функции конфликта и значение институтов, выполняющих роль «защитных клапанов»

«...противоборство членов группы друг с другом — фак­тор, который нельзя однозначно оценить как негативный хотя бы потому, что это иногда единственное средство сде­лать жизнь с действительно невыносимыми людьми, по крайней мере терпимой. Если бы мы вовсе были лишены силы и права восстать против тирании, произвола, само­дурства и бестактности, мы вообще не смогли бы общаться с людьми, от дурного характера которых страдаем. Мы могли бы пойти на какой-нибудь отчаянный шаг, что по­ложило бы конец отношениям, но, возможно, не стало бы «конфликтом». Не только потому, что... притеснение обычно возрастает, если его спокойно и без протестов тер­пят, но также и потому, что противоборство дает нам внут­реннее удовлетворение, отвлечение, облегчение... Проти­воборство дает почувствовать, что мы не просто жертвы обстоятельств».

Зиммель здесь утверждает, что выражение враждебно­сти в конфликте играет положительную роль, поскольку допускает сохранение отношений в ситуациях стресса, тем самым предотвращая распад группы, который неизбежен в случае изгнания враждебно настроенных индивидов.

Таким образом, конфликт выполняет группосохраняю-щюю функцию в той мере, в какой регулирует системы от­ношений. Он «очищает воздух», т. е. удаляет скопления по­давленных враждебных эмоций, давая им свободный выход в действиях. Зиммель как бы вторит шекспировскому коро­лю Джону: «Это глупое небо не очищается без бури».

Может показаться, что Зиммель здесь отступает от собст­венной методологии и принимает во внимание воздействие конфликта только на одну сторону — на «ущемленную», не беря в расчет воздействия сторон друг на друга. Однако на самом деле анализ «освобождающего» действия конфликта на «ущемленных» индивидов и группы интересует его лишь в той мере, в какой это «освобождение» способствует поддер­жанию отношений, т. е. моделей взаимодействия.

И тем не менее отмеченное выше нежелание Зиммеля различать чувство враждебности и конфликтное поведе­ние снова порождает ряд трудностей. Если конфликт с не­обходимостью ведет к изменению предшествующих усло­вий отношений сторон, то простая враждебность необяза­тельно приводит к таким последствиям и может оставить все на своих местах.

Обращаясь к проблеме индивидуального освобожде­ния, отметим, что Зиммель не мог предполагать, какой вес она обретет в позднейших психологических теориях. На­копившаяся враждебность и агрессивные предрасполо­женности могут выплеснуться не только против их непо­средственного объекта, но и против замещающих его объ­ектов. Зиммель явно учитывал только прямой конфликт между исходными сторонами противостояния. Он упус­тил из виду ту возможность, что иные, нежели конфликт, типы поведения могут, по крайней мере частично, выпол­нять сходные функции.

Зиммель писал в Берлине на рубеже веков, еще не зная о революционных прорывах в психологии, происходив­ших примерно в то же время в Вене. Если бы он был зна­ком с новой тогда теорией психоанализа, то отказался бы от допущения, будто чувства враждебности выплескива­ются в конфликтном поведении, направленном только против самой причины этой враждебности. Он не учиты­вал возможности того, что в случаях, когда конфликтное поведение по отношению к самому объекту враждебности

каким-то образом заблокировано, то (1) чувства враждеб­ности могут переходить на замещающие объекты и (2) за­мещающее удовлетворение может достигаться просто пу­тем снятия напряжения. В обоих случаях следствием ока­зывается сохранение исходных отношений.

Таким образом, для того чтобы адекватно проанализи­ровать данный тезис, нужно придерживаться нашего раз­личения между чувствами враждебности и их поведенче­скими проявлениями. Надо еще добавить, что в поведении эти чувства могут выражаться, по крайней мере, в трех формах: (1) прямое выражение враждебности по отноше­нию к человеку или группе, являющимся источником фрустрации; (2) перенос враждебного поведения на заме­щающие объекты и (3) работа по снятию напряжения, обеспечивающая удовлетворение сама по себе, не требуя для этого ни подлинного, ни замещающего объекта.

Можно сказать, что Зиммель выдвинул концепцию конфликта как «защитного клапана». Конфликт служит клапаном, высвобождающим чувство враждебности, ко­торое, не будь этой отдушины, взорвет отношения между антагонистами.

Немецкий этнолог Генрих Шурц изобрел термин Ven-tilsitten (вентильные обычаи), которым обозначил обычаи и ритуалы примитивных обществ, представляющие собой институционализированные клапаны для освобождения чувств и влечений, обычно подавляемых в группах. Хоро­ший пример здесь — оргиастические празднества, когда могут открыто нарушаться обычные запреты и нормы сек­суального поведения. Подобные институты, как отметил немецкий социолог Фиркандт, служат руслом дргя отведе­ния подавленных влечений,  оберегая таким образом жизнь социума от их разрушительного воздействия.

Но даже понятая таким образом концепция «защитных клапанов» довольно двусмысленна. Ведь можно сказать, что нападки на замещающие объекты или выражение враждебной энергии в других формах также выполняют функцию защитных клапанов. Как и Зиммелю, Шурцу и Фиркандту не удалось четко обозначить различия между Ventilsitten, которые обеспечивают негативным эмоциям социально санкционированный выход, не приводящий к разрушению структуры отношений в группе, и теми ин­ститутами, которые играют роль защитных клапанов, направляющих враждебность на замещающие объекты, или являются средством катарсического освобождения.

Больше всего данных, проясняющих это различение, можно почерпнуть из жизни дописьменных обществ — возможно, потому, что антропологи занимались этими проблемами более систематично, чем исследователи со­временной жизни, хотя и современное западное общество дает достаточно показательных примеров. Так, в качестве защитного клапана, обеспечивающего санкционирован­ный выход для враждебных эмоций по отношению к непо­средственному объекту, выступает институт дуэли, сущест­вующий как в Европе, так и в обществах, не обладающих письменностью. Дуэль ставит потенциально разрушите­льную агрессию под социальный контроль и дает прямой выход враждебности, существующей между членами об­щества. Социально контролируемый конфликт «очищает воздух» и позволяет участникам возобновить отношения. Если один из них убит, предполагается, что его родствен­ники и друзья не будут мстить удачливому сопернику; та­ким образом, в социальном плане дело «закрыто» и отно­шения восстановлены.

К этой же категории можно отнести и социально одоб­ряемые, контролируемые и ограничиваемые акты мести.

В одном из австралийских племен, если мужчина оскорбил другого мужчину, последнему разрешается... бросить в обидчика определенное количество копий или бумерангов или, в особых случаях, ранить его копьем в бедро. После того как удовлетворение получено, он не мо­жет таить злобу на обидчика. Во многих дописьменных об­ществах убийство человека дает группе, к которой он при­надлежит, право на убийство обидчика или другого члена его группы. Группа обидчика должна принять это как акт восстановления справедливости и не предпринимать по­пыток возмездия. Предполагается, что получившие по­добное удовлетворение не имеют больше оснований для дурных чувств.

В обоих случаях существует социально санкциониро­ванное право на выражение чувства враждебности по от­ношению к противнику.

Рассмотрим теперь такой институт, как колдовство. Многие исследователи отмечают, что, хотя обвинения в колдовстве действительно часто служили орудием мести по отношению к объекту вражды, литература изобилует примерами, когда обвиненные в колдовстве вообще не причиняли никакого вреда обвинителям и не вызывали у них враждебных эмоций, а просто были средством избыть враждебные чувства, которые по разным причинам нельзя было направить на их подлинный объект.

В своем исследовании колдовства у индейцев навахо Клайд Клакхон описывает колдовство как институт, раз­решающий не только непосредственную агрессию, но и перенос враждебности на замещающие объекты.

«Скрытая функция колдовства для индивидов заклю­чается в обеспечении социально признанного канала для выражения культурно запретного».

«Вера и практика колдовства допускают выражения непосредственного и перемещенного антагонизма».

«Если мифы и ритуалы обеспечивают принципиаль­ные способы сублимации антисоциальных склонностей людей навахо, то колдовство обеспечивает принципиаль­ные социально приемлемые механизмы их выражения».

«Колдовство является каналом для смещения агрессии и облегчает эмоциональную адаптацию при минимальном разрушении социальных связей».

Есть случаи, когда враждебность действительно на­правляется на непосредственный объект, но она также мо­жет быть выражена и косвенным образом или даже вовсе не преднамеренно. Соответствующее различение сформу­лировал Фрейд, обсуждая соотношение остроумия и аг­рессии.

«Остроумие позволяет нам сделать нашего врага смеш­ным, выставив на вид то, что нельзя высказать откровенно и прямо ввиду наличия разных препятствий».

«Остроумие является предпочтительным орудием кри­тики или нападения на вышестоящих — тех, кто претенду­ет на власть. В этом случае оно есть сопротивление власти и выход из-под ее давления».

Фрейд говорит о замещении средств выражения враж­дебности. Он ясно показывает, что позитивная для инди­вида функция конфликта, отмеченная Зиммелем, может осуществляться и косвенными средствами, одним из ко­торых является остроумие.

Поскольку замещающие средства, такие, как остро­умие, могут и не повлечь за собой изменений в отношени­ях между антагонистами (особенно если объект агрессив­ного остроумия не осознает причины и смысла острот), они дают возможность более слабым партнерам выразить свои чувства, не изменяя условия отношений. Подобное противостояние часто незаметно переходит в простое за­мещающее удовольствие, функционально эквивалентное снятию напряжения. Этим объясняется обилие политиче­ских анекдотов в тоталитарных государствах, об этом же свидетельствует и приписываемая Геббельсу фраза, что будто бы нацистский режим на самом деле поощрял поли­тические анекдоты, поскольку они давали безвредный вы­ход опасным чувствам.

Театр и другие формы развлечений также могут слу­жить замещающими средствами выражения враждебности. В обществе Бали, где социальная структура характеризует­ся жесткой стратификацией, большое внимание уделяется этикету, учитывающему ранг и статус, а театральные по­становки в основном пародируют эти ритуалы. Пародия на статус передается танцами, где актеры стоят на головах с прикрепленными на лобковых местах масками, а ногами имитируют соответствующие ритуальные движения рук.

«Эта свободная театральная карикатура... нацелена на болезненные точки всей системы и в смехе дает выход от­рицательным эмоциям».

Авторы доклада в Нью-Йоркской академии наук пред­положили, что театральные постановки высвобождают скрытые чувства враждебности, глубоко коренящиеся в этом жестко стратифицированном обществе, что и позво­ляет последнему нормально функционировать. Впрочем, они не предоставили достаточных эмпирических подтвер­ждений этой гипотезы.

На этих и других подобных примерах мы видим, что, хотя выражение враждебности имеет место, структура от­ношений как таковых остается неизменной. Если конф­ликт меняет условия отношений, то просто выражение чувств враждебности — нет. Так что выражение враждеб­ности в отличие от конфликта может даже приветствова­ться властью.

Введенное нами различение между замещением средств и замещением объекта имеет огромное значение для социологов, поскольку в случае замещения средств (остроумие, театр и т. п.) конфликт не возникает. Однако в агрессии против замещающих объектов (колдовство, лю­бая другая форма поиска «козлов отпущения»), несмотря на то, что исходные взаимоотношения не затрагиваются (агрессия направлена в другую сторону), возникает новая конфликтная ситуация — в отношениях с замещающим объектом. Этот второй тип отношений содержит условия для возникновения «нереалистического» конфликта, ко­торый мы обсудим в следующем разделе.

Конечно, институты, канализирующие выражение враждебных чувств, встречаются не только в дописьменных обществах. Под воздействием гипотезы Фрейда об «изначальной враждебности людей друг к другу» многие исследователи указывали на массовую культуру как основ­ной механизм «безопасного» высвобождения агрессивных побуждений, табуированных в иных социальных контек­стах». Огромная популярность боксерских матчей и телеви­зионных поединков рестлеров отчасти объясняется вообра­жаемым соучастием зрителей, отождествляющих себя с лю­бимым героем, когда он «бьет морду этому парню». Совре­менная массовая культура служит средством освобождения от фрустраций, открывая возможности замещающего вы­ражения строго табуированных импульсов враждебности. Как отмечает Герта Херцог в исследовании «Психологиче­ское удовлетворение при прослушивании дневных радио­программ», «некоторые слушатели наслаждаются сериала­ми, воспринимая их исключительно как средства эмоцио­нальной разрядки. Им нравится, что сериалы дают возмож­ность «поплакать»... Возможность выразить агрессивность также является источником удовлетворения».

Некоторые из этих примеров позволяют выдвинуть ги­потезу о том, что необходимость в институтах, выполняю­щих функцию «защитных клапанов», возрастает с усиле­нием жесткости социальной структуры, т. е. по мере ужес­точения запрета, налагаемого социальной системой на вы­ражение антагонистических эмоций. При этом должен учитываться ряд промежуточных переменных, таких, как общие ценностные ориентации, уровень безопасности и т. д. Эту тему мы еще обсудим.

В данном контексте уместно обратиться к хорошо из­вестному механизму поиска «козла отпущения», действу­ющему в групповых конфликтах. Мы не будем анализиро­вать множество вышедших в последние годы книг по это­му и другим аспектам феномена предубеждения. На неко­торых аспектах упомянутого механизма мы остановимся в следующем разделе, а также в заключительной части кни­ги. Пока же достаточно сказать, что большинство авторов концентрируются исключительно на изучении личности индивида — носителя предрассудка (возможно, потому, что современные исследовательские методы лучше при­способлены именно к такой задаче), пренебрегая изучени­ем социальных функций предрассудков. Расистские и ре­лигиозные предрассудки, направляя враждебность на объ­екты, лишенные возможности сопротивления, вносят огромный вклад в поддержание стабильности существую­щих социальных структур, выполняя функцию институ­тов — «защитных клапанов», рассмотренных выше.

Здесь возникает проблема, о которой выше упомина­лось лишь вскользь, но которая играет центральную роль в теории конфликта: проблема функционирования институ­тов, канализирующих враждебные чувства, предотвращаю­щих проекцию этих чувств на непосредственный объект враждебности и тем самым способствующих сохранению социальной системы. Деятельность этих институтов может также иметь и негативные последствия для социальной си­стемы, для человека или для того и другого. Как отметил Клайд Клакхон, «за обвинение в колдовстве платили и чело­век, и группа».

Общедоступный характер институтов, выполняющих роль «защитных клапанов», приводит к смещению целей у индивидов: они не ставят более перед собой задачу испра­вить неудовлетворительную ситуацию, им нужно всего лишь снять вызванную ею напряженность. Сама же ситуа­ция не меняется либо продолжает ухудшаться. В следую­щем тезисе мы попытаемся показать, что степень смеще­ния преследуемой индивидом цели представляет собой важную переменную в теории конфликта.

Психологи экспериментально показали, что открытая агрессия приносит больше удовлетворения, чем скрытая; аналогичным образом допустимо, по крайней мере, пред­положить, что конфликт, направленный непосредственно против объекта враждебности, может оказаться менее раз­рушительным для социальной системы, нежели отвод аг­рессивности через институционализированные «защит­ные клапаны».

Институты, представляющие собой замещающие ка­налы для высвобождения агрессивности, могут стать раз­рушительными для социальной системы точно так же, как невротические симптомы разрушительны для человече­ской личности. Невротические симптомы представляют собой результат подавления влечений, обеспечивая в то же время их частичное удовлетворение. Сдерживаемые влечения «находят иные пути наружу через бессознательное... Результатом являются симптом и, по сути, замещающее удовлетворение... Симптом не может совершенно освобо­диться из-под репрессивной власти эго и должен подверг­нуться модификациям и замещениям... Таким образом, симптомы по природе своей являются компромиссным образованием между подавляемыми... инстинктами и по­давляющим эго...; они представляют собой удовлетворе­ние желаний обоих партнеров одновременно, но удовлет­ворение, неполное для каждого из них».

«В бессознательном подавленная идея сохраняет свою дееспособность и должна, следовательно, сохранять свой катексический потенциал».

Фрейдовский метод определения невротического симп­тома и его функций можно с пользой применить и в нашем случае. Во-первых, эвристический принцип взаимодействия между Id, стремящимся к удовлетворению, и Ego, стараю­щимся подавить это желание, можно применить к взаимо­действию между человеком, ищущим удовлетворения, и ин­ститутами, которые блокируют это желание или подсовыва­ют объекты-заместители. Перефразируя фрейдовский афо­ризм, мы можем сказать, что институты, выполняющие роль «защитных клапанов», позитивно функциональны в отно­шении как индивида, так и социальной структуры, но недо­статочно функциональны для каждого из них.

Во-вторых, поскольку удовлетворение желаний ин­дивида оказывается неполным, частично или целиком подавленная идея «сохраняет дееспособность». Блокиро­вание неснятого или частично снятого напряжения вмес­то адаптации к изменившимся условиям приводит к уже­сточению структуры и создает предпосылки для разру­шительного взрыва.

Более того, современный психоаналитик может ска­зать то же самое и по поводу «благотворного эффекта» простого снятия напряжения.

Раньше «снятие напряжения» рассматривалось как те­рапевтически решающий фактор. Верно, что при этом имеет место освобождение до сих пор, подавляемых эмо­ций... Однако на этом пути недостижимо подлинное и полное прекращение деятельности защитных механиз­мов... Не только накопленная ранее энергия должна освободиться в едином акте, но и вновь возникающие инстин­ктивные напряжения должны иметь постоянную возмож­ность находить разрядку.

Если, как предполагает Зиммель, «конфликт очищает воздух», то институты, которые служат лишь снятию напря­жений, канализации враждебных чувств, оставляя неизмен­ными структуры отношений, могут функционировать как громоотводы, но не в состоянии предотвратить периодиче­ское сгущение туч, т. е. новое накопление напряженности.

Однако отношения между членами группы могут быть столь хрупкими, что не смогут выдержать конфликта. В та­ком случае для продолжения отношений требуется заме­щающий объект. К этой ситуации мы вернемся ниже.

Учитывая предшествующие рассуждения, мы можем переформулировать приведенный выше тезис:

(1) конфликт не всегда дисфункционален по отноше­нию к системе, в которой он возникает; часто конфликт необходим для ее сохранения. Если нет способов выразить враждебность или недовольство по отношению друг к дру­гу, члены группы могут пережить глубокую фрустрацию и прийти к полному разрыву отношений. Обеспечивая сво­бодный выход сдерживаемым враждебным эмоциям, кон­фликт служит сохранению групповых отношений;

(2) социальные системы создают особые институты, служащие отводу враждебных и агрессивных эмоций. Та­кие институты, выполняющие роль защитных клапанов, помогают сохранить систему, предупреждая возможный конфликт или сводя к минимуму его разрушительные по­следствия. Они предоставляют как замещающие объекты, в отношении которых допустимо выражение враждебно­сти, так и средства такого выражения. Эти «защитные кла­паны» не дают враждебным эмоциям выплеснуться на их непосредственный объект. Однако подобные замещения влекут определенные издержки как для социальной систе­мы, так и для индивида. В системе ослабевают стимулы к изменению, позволяющему приспособиться к меняю­щимся условиям внешнего мира. Что касается индивида, то в нем происходит накопление негативных эмоций — потенциала разрушительного взрыва.

Перенесение чувства враждебности на замещающий объект (в отличие от простого символического выраже­ния) создает новую конфликтную ситуацию уже в отноше­нии этого объекта. В следующем разделе мы рассмотрим, в чем состоит различие между подобными «нереалистиче­ским» и «реалистическим» типами конфликта.

ТЕЗИС: реалистический и нереалистический конфликт

Если конфликт порожден неким объектом притяза­ния, стремлением что-то иметь или чем-то распоряжать­ся, гневом или местью... то для него характерно то, что, в принципе, для достижения любой из этих целей имеются и другие средства. Желание обладания или подчинения, даже уничтожения врага можно удовлетворить, выбрав пути, иные, чем борьба. Когда конфликт — это просто сред­ство, определенное более высокой целью, нет причин огра­ничивать или даже избегать его, поскольку его всегда можно заменить иными средствами и с тем же успехом. Когда же, наоборот, он обусловлен исключительно субъективными эмоциями, когда в дело вступает внутренняя энергия, кото­рую можно удовлетворить только в борьбе, замена его други­ми средствами невозможна; он есть свой собственный смысл и цель...

Зиммель утверждает, что конфликты, порожденные столкновением интересов или столкновением личностей, содержат в себе сдерживающий элемент — в той мере, в ка­кой борьба является лишь средством достижения цели; если желаемого результата можно точно так же или еще скорее достичь с помощью других средств, то они и могут быть использованы. В таких случаях конфликт — только одна из нескольких функциональных возможностей.

Однако есть ситуации, когда конфликт возникает иск­лючительно из агрессивных импульсов, ищущих выхода не­зависимо от того, каков их объект, и когда выбор объекта со­вершенно случаен. В таких случаях ограничений не сущест­вует, поскольку важно не достижение результата, а скорее выражение агрессивных эмоций, вызывающих взрыв.

В этом разделении конфликта как средства и конфлик­та как цели самой по себе содержится критерий различе­ния между реалистическим и нереалистическим конфлик­том. Конфликты, возникающие из-за неудовлетворения специфических требований в рамках отношений и ожида­емых выгод участников и направленные на предполагае­мый фрустрирующий объект, могут считаться реалистиче­скими конфликтами в той мере, в какой они являются сред­ствами достижения определенного результата. Нереалистические конфликты, с другой стороны, хотя также пред­полагают взаимодействие между двумя или более индиви­дами, порождены не антагонизмом целей участников, а необходимостью разрядки, по крайней мере у одного из них. В этом случае выбор соперника не связан напрямую ни с проблемой, по которой идет спор, ни с необходимо­стью достижения определенного результата.

Именно такой случай имеет в виду Э. Френкель-Брун-свик, характеризуя «этноцентричную личность»: «Даже ненависть ее подвижна и может направляться с одного объекта на другой». Слова Джона Дьюи о том, что «люди стреляют не потому, что существуют мишени, а они созда­ют мишени, чтобы стрельба и метание камней стали ос­мысленными и эффективными», вполне применимы к этому типу нереалистического конфликта.

Так, антисемитизм, за исключением тех случаев, когда он вызван конфликтами интересов и ценностей евреев и других групп или индивидов, будет нереалистическим конфликтом, если он — реакция прежде всего на фрустра­цию, объект которой представляется подходящим для вы­свобождения агрессивных эмоций. Станут ли таким объ­ектом евреи, негры или другие группы — для агрессора имеет второстепенное значение.

Нереалистический конфликт, вызванный необходи­мостью освободиться от агрессивного напряжения у одно­го или более взаимодействующих индивидов, менее «ста­билен», чем реалистический конфликт. Лежащую в его основе агрессивность можно легко направить по другим каналам именно потому, что она не связана напрямую с объектом, ставшим мишенью «по обстоятельствам». Она может проявиться совсем иначе, если выбранный объект уже недоступен.

Реалистический конфликт, напротив, исчерпывает себя, если индивид находит альтернативные пути, позволя­ющие достичь той же самой цели. В реалистическом конф­ликте имеются функциональные альтернативы в отношении средств. Участникам всегда потенциально доступны меха­низмы, различные по эффективности, но иные, чем конф­ликт. Кроме того, нужно заметить, что в реалистических конфликтах есть возможность выбора между различными формами соперничества; выбор зависит от оценки инстру­ментальной адекватности этих форм. В нереалистическом конфликте, наоборот, существуют лишь функциональные альтернативы в отношении объектов.

Проведенное различение помогает избежать ошибки, заключающейся в объяснении социального феномена ре­алистического конфликта исключительно как «снятия на­пряжения». Например, рабочий, который бастует, чтобы добиться повышения зарплаты, статуса или влияния свое­го союза, и рабочий, выплескивающий агрессию по отно­шению к боссу потому, что тот служат дня него воплоще­нием эдиповой фигуры отца, — это социально различные типы. Замещаемую ненависть к отцу может навлечь на себя любой подходящий объект — босс, полицейский или мастер. Экономическая борьба рабочих против босса, нао­борот, основывается на их конкретном положении и роли в экономической и политической системе. Если это будет выгодно, они могут не прибегать к конфликту, а найти способ согласования интересов; и конфликт может нахо­дить разрешение не только в стачке, но и в откровенном обмене мнениями, в дискуссии, в выговаривают уступок с одной и другой стороны и т. д.

Антагонистические действия со стороны рабочих про­тив управленческого персонала или наоборот можно счи­тать реалистическим конфликтом в той мере, в какой они являются средством для достижения результатов (более высокого статуса, большей власти, большей выгоды); если целью рабочих или управленческого персонала является достижение подобных результатов, а не просто выражение диффузной враждебности, такие конфликты менее веро­ятны в ситуациях, когда имеются альтернативные средства достижения тех же целей.

Различение реалистического и нереалистического конфликтов помогает внести ясность в споры о социаль­ном контроле и социальном отклонении. Девиаты необя­зательно «иррациональны» или недостаточно реалистиче­ски ориентированы, как то неявно предполагает большин­ство исследователей. Отклоняющееся поведение, анализи­руемое Мертоном в работе «Социальная структура и ано­мия», в той мере, в какой оно представляет собой достиже­ние культурно предписанных целей посредством культурно табуированных средств, образует одну из разновидностей реалистической стратегии. Если девиаты такого рода на­ходят законные средства для достижения той же самой цели, то, вероятнее всего, они не прибегнут к социально неодобряемым средствам. Отклонение в данном случае имеет скорее инструментальный, нежели экспрессивный характер. Однако другие типы отклонения могут служить и освобождению от напряжений, накопившихся в процессе социализации, а также фрустраций и несправедливостей во взрослой жизни. В этих случаях девиату важно агрессив­ное поведение само по себе; объект, на который оно на­правлено, имеет второстепенное значение. Прежде всего, ему необходимо освободиться от напряжения, поэтому действие не является средством достижения определенного результата. В подобных случаях наименее вероятна сравни­тельная оценка в пользу выбора мирных или агрессивных средств, поскольку удовлетворение достигается именно в агрессивных действиях, а не в их результате.

Неспособность учесть предложенное выше различе­ние приводит к путанице в современных исследованиях «напряженности» и «агрессивности». Например, законо­мерности, выявленные при изучении нереалистического конфликта, применяются к области международных отно­шений без учета того, что конфликты в этой области — прежде всего реалистические конфликты, основанные на борьбе за власть, столкновении интересов или ценностей, а нереалистические элементы, которые сюда примешива­ются, случайны и в лучшем случае играют вспомогатель­ную роль. Как выразился Э. Джонсон, «обычно считают, что взаимные антипатии... играют значительную роль в развязывании войн. История дает лишь единичные свиде­тельства в пользу этой точки зрения... Подобные антипа­тии... оказываются скорее результатом, нежели причиной войн».

Психолог, изучающий механизмы замещения, совер­шенно прав, когда обращает внимание прежде всего на одержимого предрассудками индивида, тогда как мишень агрессии представляет для него лишь второстепенный ин­терес. Но при изучении конфликтной ситуации, где глав­ное — взаимодействие, социолог должен сосредоточива­ться на отношениях и заниматься спецификой ценностей или различиями интересов противоборствующих сторон. Совершенно неоправданна априорная оценка требований сторон в конфликтной ситуации в качестве эквивалента суждений типа «центр Земли состоит из варенья». Социо­логическое изучение международной политики вполне за­конно может заниматься изучением напряженностей, возникающих в силу различных фрустраций в национальных социальных системах, но оно не достигнет своей главной цели, пока не проанализирует реалистические конфликты по поводу распределения власти, вокруг которых и фор­мируются контуры союзов и противостояний.

Подобным же образом исследования в области индуст­риальной социологии, вдохновленные Элтоном Мэйо, де­монстрируют, что им чуждо представление о существова­нии реалистического конфликта или его функциях. Конф­ликтное поведение рассматривается почти исключительно как нереалистическое поведение. В них логика фактов, «ло­гика издержек и логика эффективности» (т. е. «фактов», по­лезных для управленческого персонала) противопоставля­ется «логике сантиментов» (со стороны рабочих). Таким образом, требования-рабочих лишаются их реалистическо­го основания. «Вольно или невольно возникает впечатле­ние, что управленческий персонал руководствуется разу­мом, а рабочие в основном созданы из эмоций и ощуще­ний». Упор на «сантименты» затемняет реалистическую основу конфликта, В действительности такие исследования демонстрируют поразительное непонимание идущей на предприятиях реальной борьбы за власть и деньги.

Если возможность реалистического конфликта не принимается во внимание, социологи, работающие в об­ласти управления производством, естественно, «удивля­ются, что это за люди, которым приходят в голову такие идеи», и вместо того, чтобы направить свое внимание на исследование конфликтной ситуации, ищут «терапевти­ческие меры воздействия». Приверженность взгляду, что источник конфликта нужно искать скорее в сантиментах, разрушающих отношения, нежели в природе самих этих социальных отношений, ведет к тому, что социологи рас­сматривают все конфликты как «социальную болезнь», а отсутствие конфликтов — как «социальное здоровье». Они концентрируют внимание не на источнике фрустраций, не на проблеме как таковой, но на том, как фрустрация влияет на индивида, говоря словами Д. Карнеги, они пы­таются «осчастливить другого своим предложением», на­правив его чувства враждебности по «безопасным» кана­лам. Так, Ретлисбергер и Диксон с восхитительной иск­ренностью пишут о консультативной системе: «Такого рода неавторитарные структуры контролируют и руково­дят теми человеческими процессами в индустриальной системе, которые не контролируются надлежащим обра­зом другими управленческими структурами».

Различение между реалистическим и нереалистиче­ским конфликтом базируется на концептуальном абстра­гировании от конкретной реальности, где оба типа конф­ликта могут выступать в смешанном виде. Однако, как от­метил М. Вебер, «конструкция чисто рациональной схемы деятельности... служит социологу в качестве типа... Срав­нение с ним позволяет понять способы воздействия раз­нообразных иррациональных факторов на реальную дея­тельность... ответственных за отклонение от линии пове­дения, которой следовало бы ожидать, исходя из гипотезы о чисто рациональной природе действия».

Реалистические конфликтные ситуации могут сопро­вождаться, особенно когда нет реальных возможностей до­стигнуть цели, нереалистическими сантиментами, в кото­рых искаженным образом отражается природа конфликта. В конкретной социальной реальности встречается смесь обоих «чистых» типов. Т. Парсонс прекрасно сказал об этом, описывая механизм заметцёния (или создания «козла отпущения»): «Поскольку было бы опасно и ошибочно вы­ражать враждебные чувства по отношению к членам своей группы, часто бывает психологически легче «переместить» аффект на внешнюю группу, в отношении которой уже су­ществует некоторое основание для враждебности. Поэто­му механизм замещения редко срабатывает вне определен­ного «разумного» основания для враждебности, в котором и выражается реальный конфликт идеалов или интересов». Иными словами, одним из источников нереалистических вкраплений в реалистических конфликтах являются инсти­туты, оценивающие свободное выражение открытой враж­дебности как «опасное и ошибочное».

Термин «реалистический конфликт» не подразумевает с необходимостью, что используемые средства на самом деле соответствуют поставленной цели; участники конф­ликта могут просто считать их адекватными на том основа­нии, что они общеприняты в культуре данного общества. Рабочие, выходящие на забастовку с требованием уволить рабочих-негров, чтобы сохранить свой уровень зарплаты, участвуют в реалистическом конфликте. Но (и в этом суть зиммелевского тезиса) если ситуация изменится таким об­разом, что в борьбе за сохранение зарплаты выгоднее ока­жутся другие средства, то рабочие скорее всего не станут прибегать к дискриминации негров. Если же дискримина­ционная практика сохранится, несмотря на то, что имеют­ся другие, более эффективные средства достижения той же цели, то можно предположить, что в конфликте выража­ются и нереалистические элементы, такие, как «предубеж­дения».

Пожалуй, сказанного достаточно для прояснения раз­личий между реалистическим и нереалистическим типами конфликта.

Каждая социальная система содержит источники реа­листических конфликтов в той мере, в какой люди выдви­гают конфликтующие требования относительно статуса, власти, ресурсов и придерживаются конфликтующих цен­ностей. Несмотря на то, что распределение статуса, власти и ресурсов определяется нормами и ролевой системой распределения, оно всегда в той или иной степени будет оста­ваться предметом соперничества. Реалистические конф­ликты возникают тогда, когда люди сталкиваются с пре­пятствиями в реализации своих требований, когда их за­просы не удовлетворяются, а надежды терпят крушение.

Нереалистические конфликты возникают на основе лишений и фрустраций, имевших место в ходе социализа­ции и позднее, при выполнении обязательств, накладыва­емых ролью взрослого; или же, как мы видели в предыду­щем тезисе, они становятся результатом превращения из­начально реалистического антагонизма, прямое выраже­ние которого запрещено. Если конфликт первого типа происходит внутри самих фрустрированных индивидов, стремящихся достичь определенных результатов, то конф­ликт второго типа состоит в снятии напряжения путем аг­рессии, направленной на не определенный заранее объ­ект. Конфликт первого типа рассматривается участника­ми как средство достижения реалистических целей — средство, от которого можно отказаться, если появятся другие, более эффективные средства. Конфликт второго типа не оставляет такого выбора, поскольку удовлетворе­ние черпается в самом акте агрессии.

Реалистический конфликт, сопровождаемый эмоцио­нально искаженными сантиментами, станет предметом рассмотрения в следующем тезисе.

М. Дойч

РАЗРЕШЕНИЕ КОНФЛИКТА

(КОНСТРУКТИВНЫЕ И ДЕСТРУКТИВНЫЕ ПРОЦЕССЫ)

Несмотря на некоторую спорность положений М. Дойча, он является одним из наиболее признанных западных исследователей проблемы конфликта. Начиная с 1948 года автором проведены сотни экспери­ментов, результатом чего была его теория кооперации и конкуренции. В теории Дойча конфликтная феноменология описывается как след­ствие объективного столкновения интересов, что позволяет считать его одним из основоположников изучения социально-психологиче­ской природы возникновения конфликтов. Дойч верил, что результа­ты лабораторных экспериментов открывают путь к пониманию реаль­ных конфликтов между живыми людьми.

Печатается по изданию:Deutsch N. The constructive and destructive processes. — New Haven and London, 1973. — P. 13—17.

Как-то раз в саду своих друзей мой пятилетний сын и его приятель боролись за обладание шлангом для поливки цветов. Каждый хотел использовать его первым. Каждый тянул его на себя, и оба кричали. Каждый был не удовлетво­рен, и никто из них не мог поливать цветы по собственному желанию. Через некоторое время они стали толкаться и об­зываться. Эскалация конфликта до уровня физического на­силия привела к вмешательству влиятельной третьей силы (взрослого), который предложил игру для определения того, кто будет поливать цветы первым. Мальчики, слегка напуганные физической борьбой, с радостью приняли предложение. Они быстро включились в поиски маленько­го предмета, который я спрягал, и покорно согласились с тем, что нашедший получит право первым поливать цветы. Скоро им наскучил шланг, и они стали собирать ежевику и с вызовом бросать ее в десятилетнего мальчика, который отнесся к их глупой затее с удивительным спокойствием.

Даже этот простой пример порождает множество во­просов, относящихся к конфликтам разных видов: внутриличностным, межличностным, внутригрупповым, меж-

групповым и международным. Это дает возможность по­нять, как индивидуальные характеристики участников конфликтов (сила, познавательные способности, личность, эмоциональное состояние и т. п.) и их предыдущие взаимо­отношения влияют на развитие и ход спора. Можно пред­полагать, например, что, если бы спорщиками в приведен­ном выше примере были не мальчики, а взрослые мужчи­ны, переход к насилию был бы менее вероятен. Можно ли полагать, что это связано с тем, что насилие между взрослы­ми более болезненно и опасно, чем между детьми, а потому социальные и личностные ограничители против взрослых, толкающих друг друга, сильнее? Или это связано с более развитым интеллектом взрослых? Разумно также предпо­ложить, что девочки были бы менее склонны толкаться, чем мальчики. Если эти предположения верны, то каким обра­зом возможно найти общее в этих конфликтах или как-то иначе внушить людям, что определенные методы ведения конфликта просто немыслимы и неприемлемы?

Интерес представляют также предмет конфликта, его мотивационная значимость и его выражение. Было ли в обладании или не обладании шлангом нечто такое, что представляло бы особенную эмоциональную важность для спорящих? Фрейдист обратил бы внимание на шланг как фаллический символ и на интенсивное смешение сопер­ничества и чувства страха, весьма возможное у пятилетне­го мальчика, связанное с желанием обладать большим и мощным водным шлангом. Более того, конфликт мог быть выражен так, что его значимость для сторон будет больше или меньше, будет признана правомерность претензий обеих или лишь одной из сторон.

Таким образом, конфликт может быть выражен как «все или ничего», или шланг становится исключительной собственностью одного из мальчиков, или же его исполь­зование прекращается. Также можно задаться вопросом относительно социальной среды, в которой возник конф­ликт. Например, возник ли конфликт из-за того, что ни один из мальчиков не имел четких территориальных прав (оба были гостями в незнакомом им месте)? Повлияло ли на ход конфликта присутствие заинтересованной и влия­тельной аудитории (родителей)? Если обобщить вышеска­занное, то какое вмешательство третьей стороны было бы наиболее эффективным при решении конфликтов такого типа? Какие характеристики третьей стороны, включая ее взаимоотношения с конфликтующими сторонами, опреде­ляют, насколько приемлемо будет это вмешательство? Пя­тилетние мальчики вряд ли прислушались бы к призывам прекратить ссору, исходящим от четырехлетнего мальчика. Действительно, мне неизвестны случаи, когда бы «слабая» третья сторона смогла бы удержать более мощные конф­ликтующие стороны от перехода к насильственной борь­бе. Какие характеристики третьей стороны помогают в разрешении конфликта, а какие наоборот?

Обзор «переменных», влияющих на ход конфликта

Описанный выше эпизод конфликта ставит и другие вопросы. Рассматриваем ли мы конфликт между профсо­юзом и руководством предприятия, между народами, меж­ду мужем и женой или между детьми, мы должны знать:

1. Характеристики конфликтующих сторон (их ценности и мотивации, их устремления и цели, их психологические, интеллектуальные и социальные ресурсы для ведения или разрешения конфликта; их представления о конфликте, включая концепцию стратегии и тактики и т. д.). Для конфликтующих сторон, также, как и для конфликтую­щих детей, было бы полезно знать, что стороны рас­сматривают как выгоду или достижение цели, а что бу­дет рассматриваться как потеря или поражение. Как для отдельных индивидов, так и для целых народов осозна­ние имеющихся инструментов для ведения или разре­шения конфликта и собственного умения пользоваться ими необходимо для прогнозирования и понимания хода конфликта. Важно также знать, возник ли конф­ликт между равными (двумя мальчиками) или неравны­ми (взрослым и ребенком), между частями целого (дву­мя штатами) или между частью и целым (штатом Мис­сисипи и США) или между целыми (СССР и США).

2.   Предысторию их взаимоотношений (отношение друг к другу, взаимные стереотипы и ожидания, включая их представление о том, что противоположная сторона полагает о них самих, в особенности степень полярности их взглядов по системе «хорошо — плохо» и «заслуживает доверия — не заслуживает доверия»). Будь то конфликт между Египтом и Израилем, профсоюзом и руководст­вом предприятия или между мужем и женой, он будет зависеть от их предыдущих взаимоотношении и существующих отношений друг к другу. Муж или жена, по­терявшие веру в благонамеренность друг друга, вряд ли смогут прийти к соглашению, эффективность которого будет ставиться в зависимость от взаимного доверия.

3.   Природу того, что привело к конфликту (его границы, жесткость, мотивационную ценность, определение, пе­риодичность и т. п.). Основа или основания конфликта между народами, группами или индивидами могут быть «диффузными» и обобщенными, как в идеологи­ческом конфликте, или определенными и ограничен­ными, как в конфликтах по поводу обладания чем-ли­бо; причина конфликта может быть важной или второ­степенной для конфликтующих сторон; она может предполагать возможность компромисса или полное подчинение одной стороны другой.

4.   Социальную среду, в которой возник конфликт (различные институты, учреждения и ограничители, уровень поощ­рения или сдерживания в зависимости от выбранной стратегии и тактики ведения или разрешения конфлик­та, включая природу социальных норм и институциональ­ных форм для регулирования конфликта). Индивиды, так же, как и группы или народы, могут оказаться в такой социальной среде, в которой существует незначитель­ный опыт конструктивного разрешения конфликта и отсутствуют институты или нормы, призванные поощ­рять мирное разрешение возникших споров. Безуслов­но, среда, в которой действуют народы, более насыще­на подобными институтами и нормами, чем та, в кото­рой находятся отдельные индивиды или группы.

5. Заинтересованные стороны (их отношение к конфликту­ющим сторонам и друг к другу, их заинтересованность в тех или иных результатах конфликта, их характери­стики). Многие конфликты разгораются на фоне по­вышенного внимания общественности, и ход конф­ликта в значительной мере может зависеть от того, как, по мнению участников конфликта, будут реагировать заинтересованные стороны и как они будут реагиро­вать на самом деле. Так, США в свое время провозгла­сили, что, кроме всего прочего, одной из целей войны во Вьетнаме является оказание моральной поддержки «борцам за свободу» во всем мире. Конфликт на Ближ­нем Востоке усугубляется гонкой вооружения, которая ведется не без участия третьих сторон. Точно так же конфликт между индивидами или различными группа­ми может обостриться или погаснуть в зависимости от желания конфликтующих «сохранить лицо» или пред­стать в выгодном свете перед третьей стороной или от угроз со стороны третьих сторон.

6.   Применяемые конфликтующими сторонами стратегию и тактику (оценивание и/или изменение преимуществ, недостатков и субъективных возможностей и попытки одной из сторон оказать влияние на представление дру­гой стороны о преимуществах или недостатках первой посредством тактики, которая может варьироваться по таким измерениям, как легитимность — нелегитимностъ, по соотношению использования позитивных и не­гативных стимулов, таких, как обещания и поощрения или угроза наказания, свобода выбора — принуждение, открытость и надежность связи, обмен информацией, уровень доверия, типы мотивов и т. д.). На эти темы много писали исследователи «феномена» сделок и мирных соглашений (напр.: Шеллинг, 1960, Боулдинг, 7962, Стивене, 1963, Уолтон и Маккерси, 1965). Оче­видно, что такие процессы, как достижение сделок, взаимное влияние, связь, возникают как между наро­дами, так и между отдельными индивидами. Значение таких процессов, как принуждение, убеждение, шан­таж и давление, доверительность или симпатизирова-ние, одинаково полезно и для тех, кто собирается зани­маться консультированием родителей, и для тех, кто занимается консультированием королей.

7.   Результаты конфликта для его участников и заинтересо­ванных сторон (выгоды или потери, связанные с непосред­ственным предметом конфликта, внутренние изменения у участников конфликта, связанные с их участием в конф­ликте, долгосрочные перспективы взаимоотношений меж­дуучастниками конфликта, репутация участников в ходе конфликта у различных заинтересованных сторон). Дейст­вия, предпринимаемые в ходе конфликта, и их результа­ты обычно оказывают влияние на конфликтующих. Динамика межличностного, межгруппового или меж­дународного конфликта, видимо, имеет схожие характе­ристики и зависит от таких процессов, как «самосбываю­щиеся пророчества», предубеждения или невольные обя­зательства. Например, похоже, что как для групп, так и для отдельных   индивидов   самосбывающиеся   пророчества

приводят к враждебности в отношении другой стороны в ответ на проявление враждебности в отношении себя, вы­званное ожиданиями враждебности первой стороны. Точ­но так же группы, как и отдельные индивиды, склонны рассматривать свои действия в отношении противопо­ложной стороны как более оправданные и «добронаме-ренные», чем действия другой стороны в отношении себя.

Все вышесказанное, касающееся конфликтов различных типов с участием индивидов, групп, организаций или целых народов, не означает, что механизмы или возможности по­лучения информации, принятия решений и действия одина­ковы. Индивид не сможет совершить ошибки «группового сознания». Тем не менее нельзя игнорировать тот факт, что как народы, так и отдельные индивиды обладают способ­ностью действовать, хотя и не могут совершать те или иные действия: страна (народ) может объявить войну, человек — нет, человек может влюбиться, а страна (народ) — нет.

В задачу данной работы не входит подробное объясне­ние концепции, лежащей в основе предположения о целе­сообразности рассматривать межличностные, межгруппо­вые и международные конфликты при помощи одинаковых понятий, однако было бы полезно уяснить, что мой подход является социально-психологическим. Вот некоторые ключе­вые моменты социально-психологического подхода.

1. Каждый участник социального взаимодействия реаги­рует на другого с учетом собственных оценок другого, которые могут не совпадать с реальностью.

2.  Каждый участник социального взаимодействия, осоз­навая степень информированности другой стороны, подвергается влиянию собственных ожиданий дейст­вий другой стороны, а также своего восприятия поведе­ния другой стороны. Эти оценки могут быть, а могут и не быть точными; способность стать на место другого и предсказывать его действия не является значительной ни в межличностных, ни в международных кризисах.

3.Социальное взаимодействие не только может быть ини­циировано различными мотивами — оно может поро­дить новые и погасить старые. Оно не только детерми­нированное, но и детерминирующее. В процессе пони­мания и объяснения предпринятых действий возника­ют новые ценности и мотивы. Более того, социальные взаимодействия делают их участников более воспри­имчивыми к внешним моделям и примерам. Так, например, личность ребенка во многом формируется за счет его взаимодействия с родителями и сверстниками и с людьми, с которыми он себя идентифицирует. Точ­но так же на государственные институты одной страны могут оказать сильное влияние ее взаимодействия с институтами другой или существующие там модели функционирования.

4.   Социальное взаимодействие происходит в социальной среде — в семье, в группе, в общине, в стране, в цивили­зации, — которая выработала технику, символы, катего­рии, правила и ценности, подходящие для взаимодейст­вия людей. Таким образом, чтобы понять суть происхо­дящего при социальных взаимодействиях, необходимо рассматривать их в более общем социальном контексте.

5.   Хотя каждый участник социального взаимодействия, будь то группа или индивид, представляет собой слож­ную систему взаимодействующих подсистем, он может действовать как целое. Принятие решения индивидом или группой может вызвать внутреннее противоречие между различными интересами и ценностями по пово­ду контроля над действием. Внутренняя структура и внутренние процессы присущи всем социальным еди­ницам (хотя у индивидов они менее заметны).

Функции конфликта

Правомерность употребления одинаковых концепций при обсуждении конфликтов между различными социаль­ными единицами подчеркивается с целью оправдать под­ход к вопросу в этом томе. Главный вопрос касается тех условий, которые определяют возможность конструктив­ных или деструктивных последствий конфликта. Подход состоит в исследовании различных уровней конфликта с целью определить какие-либо ключевые параметры, могу­щие пролить свет на различные ситуации конфликта с тем, чтобы далее изучить их в лабораторных условиях.

Центральная мысль этого исследования состоит в до­пущении, что конфликт имеет потенциальную персональ­ную и общественную ценность.

Конфликт имеет множество позитивных функций (Зиммелъ, 1955; Козер, 1956). Он предотвращает стагна­цию, стимулирует интерес и любопытство, выступая в роли медиатора, с помощью которого артикулируются цроблемы, находятся их решения, служит основой социальных и персональных изменений. Конфликты часто являются ча­стью процесса тестирования и оценки кого-либо и могут быть весьма полезными для исследователя, если какая-ли­бо сторона конфликта полностью использует свои возмож­ности. Плюс ко всему конфликт четко разделяет различные группы и этим способствует установлению групповой и персональной идентификации; внешний конфликт часто приводит к внутреннему сплочению. Более того, как пола­гает Козер (1956, с. 154—155), в «нецентрализованных груп­пах и свободных обществах конфликт, направленный на разрешение трений между противниками, часто играет ста­билизирующую и интегративную роль. Позволяя четкое и ясное выражение противоречащих требований, эти социа­льные системы получают возможность усовершенствовать свою структуру путем исключения источников трений. Множественные конфликты, которые они (эти системы) испытывают, помогают им избавиться от источников внут­реннего антагонизма и добиться сплоченности. Эти систе­мы снабжают себя, путем институционализации конфлик­та, важным стабилизирующим механизмом.

Вдобавок к этому внутригрупповой конфликт часто вдыхает новую жизнь в существовавшие нормы или при­водит к возникновению новых. В этом смысле социаль­ный конфликт выступает в роли механизма для установки норм, соответствующих новым условиям. Такое поведе­ние выигрышно для гибких обществ, потому что создание или усовершенствование норм придает им жизнеспособ­ность в новых условиях. Такой механизм отсутствует в же­стких системах: подавляя конфликт, они подавляют пре­дупредительный сигнал, что в конце концов приводит к катастрофическим последствиям.

Внутренний конфликт может также служить средст­вом выяснения относительной силы противоположных интересов, позволяя создать механизм для сохранения или изменения внутреннего баланса сил. Поскольку возник­новение конфликта символизирует отказ от существовав­ших взаимоотношений внутри системы, то в результате выяснения соотношения сил в ходе конфликта устанавли­вается новый баланс и взаимоотношения продолжаются на новой основе».

Я специально сделал упор на позитивных функциях конфликта и привел их исчерпывающий список, поскольку конфликт часто рассматривается как зло, как будто это обязательно психопатология, социальный беспорядок или война. Поверхностное понимание психоаналитической теории с ее упором на «принцип удовольствия», теории ограничений, упирающей на избежание трений, и диссо-нансной теории с ее озабоченностью насчет избегания диссонансов может привести к выводу, что психологиче­ской утопией может быть бесконфликтное существова­ние. Тем не менее очевидно, что люди стремятся к конф­ликту, участвуя в спортивных состязаниях, посещая теат­ры, читая романы, вступая в интимные отношения или за­нимаясь интеллектуальной деятельностью. К счастью, ни­кому не грозит перспектива бесконфликтного существо­вания. Конфликты не могут быть ни полностью исключе­ны, ни даже подавлены надолго.

Некоторые определения

Здесь будет полезно дать определения некоторым ключе­вым терминам, используемым в тексте. Конфликт возникает при столкновении несовместимых действий. Несовмести­мые действия могут возникнуть у индивида, в группе, в на­ции; такие конфликты называются внутриличностными, внутригрупповыми или внутринациональными. Они могут также возникать между двумя или более персонами, группа­ми или нациями; такие конфликты называются межлично­стными, межгрупповыми или международными. Несовмес­тимым называется действие, которое предотвращает, меша­ет, вмешивается или каким-либо иным образом делает менее вероятным или менее эффективным другое действие.

Термины соперничество VL конфликт зачастую исполь­зуются как синонимы, что неверно. Хотя соперничество приводит к конфликту, не все стадии конфликта могут быть названы соперничеством. Соперничество подразу­мевает противоположность целей участвующих сторон, причем с увеличением шансов одной из сторон на дости­жение цели уменьшаются шансы другой. В конфликте, развившемся из соперничества, несовместимые действия проистекают из несовместимости целей. Тем не менее конфликт может возникнуть и при отсутствии явной про­тивоположности целей. Так, если муж и жена спорят о ме­тодах лечения комариных укусов своего ребенка, это не означает противоположности их целей — их цели как раз сходны. Это различение между конфликтом и соперниче­ством представляет собой не просто теоретические изыс­кания, оно весьма важно в отношении темы, лежащей в основе данной книги. В частности, конфликт может прои­зойти в кооперативной или сопернической среде, а про­цесс разрешения конфликта в значительной мере зависит от этой среды.

Данная работа изучает психологические (связанные с восприятием) конфликты, т.е. конфликты, которые суще­ствуют психологически для участвующих сторон. Однако это не означает, что восприятие всегда верифицировано или, наоборот, имеющая место несовместимость — лишь плод восприятия.

Возможность того, что природа конфликта может быть неверно понята, означает, что возможность возникновения конфликта может быть определена по непониманию или не­хватке информации. Таким образом, возникновение или не возникновение конфликта никогда не находятся в точной зависимости от реального положения вещей. Кроме того, что существует возможность недопонимания, еще одна при­чина состоит в воздействии психологических факторов на определение конфликта. Конфликт также определяется теми ценностями, которые исповедуются его участниками. Даже классический пример конфликта — двое голодных мужчин на плоту с ограниченным запасом еды — может по­терять свой смысл, если хотя бы один из них исповедует та­кие социальные или региозные ценности, которые намного сильнее чувства голода или инстинкта самосохранения.

Вкратце суть вышесказанного состоит в том, что ни возникновение конфликта, ни его результаты не являются в полной мере детерминированными объективными усло­виями. Это означает, что судьба участников конфликта не всегда определяется внешними условиями. Возможность развития конфликта по конструктивному или деструктив­ному пути, таким образом, подвержена влиянию даже при наименее благоприятных условиях. Точно так же даже при наиболее благоприятных условиях психологический фак­тор может повести конфликт по деструктивному пути. Важность «реального» конфликта нельзя отрицать, тем не менее психологический процесс восприятия и оценива­ния также «реален», и он приводит к превращению объек­тивных условий в ощущение конфликта.

Типология конфликтов

Несмотря на обилие существующих типологий конф­ликтов (см., напр.: Боулдинг, 1960, а также многочислен­ные статьи в первом номере «Журнала о разрешении кон­фликтов», 1957), в таблице 1 представлена еще одна. В ней конфликты различаются по соотношению между объек­тивным состоянием дел и оценкам состояния дел конф­ликтующими сторонами. Определения 6 подобных типов конфликтов приведены ниже.

Таблица 1 Типология конфликтов

Тип конф­ликта	Объектив­ный конф­ликт между АиВ	Переживае­мый* конф­ликт между АиВ	Тип неверного восприятия	Сто­роны конф­ликта
Случайность конфликта	Предмет конфликта
1. Ис­тинный	Да	Да	Нет	Нет	Нет
2. Слу­чайный	Да	Да	Да	Нет	Нет
3. Под­менен­ный	Да	Да	Нет	Да	Нет
4. Бе-затри-бутив-ный	Да	Нет	Нет	Нет	Да
5. Ла­тент­ный	Да	Нет
6. Фаль­шивый	Нет	Да	Да или	Да или	Да

* Состояние дел, испытываемое и воспринимаемое одной из сторон конфликта. Другая сторона может, конечно, испытывать и воспри­нимать его иначе. Таким образом, для А конфликт может быть под­мененным, а для В конфликт может быть латентным.

Истинный конфликт

Это объективно существующий тип конфликта, вос­принимаемый «правильно». Он не зависит от легко меня­ющихся условий среды. Так, если жена хочет использовать одну из комнат как студию для рисования, а муж хотел бы разместить там свой рабочий кабинет, мы имеем дело с «ре­альным, истинным» конфликтом. Это утверждение осо-

бенно верно, если и она, и он могут использовать эту ком­нату только в одно и то же время. Истинные конфликты трудно разрешаются дружественным образом, если только участвующие стороны не начинают сотрудничать в деле разрешения обоюдной проблемы установления приорите­тов или не приходят к соглашению относительно нейтра­льного и взаимно признанного институционального меха­низма разрешения конфликта (напр, арбитража или под­брасывания монетки).

Случайный конфликт

В этом случае существование конфликта зависит от не­коего набора обстоятельств, не осознаваемого конфликту­ющими сторонами. Таким образом, истинный конфликт, рассмотренный в предыдущем абзаце, можно рассматри­вать как «случайный», если бы был какой-нибудь чердак, или гараж, или другое помещение, которое можно было бы легко превратить в студию или кабинет. Случайный конфликт не имеет места, если признается существование альтернативных ресурсов для удовлетворения нужд конф­ликтующих. «Случайные» конфликты трудно разрешать только в тех случаях, когда возможности маневра для кон­фликтующих слишком узки как результат недостаточных познавательных ресурсов или же сильных эмоциональных трений. Кроме того, если предмет «случайного» конфлик­та стал настолько важен, что его замена альтернативой мо­жет привести к потере лица, конфликт теряет свою «слу­чайность» и легкую разрешаемость.

Подмененный конфликт

При этом типе конфликта стороны спорят, так сказать, по «неверному» поводу. Муж и жена, например, могут кон­фликтовать по поводу денег (получаю ли я достаточно от нее в обмен на то, что даю ей? Действительно ли он дает мне достаточно?), подменяя тем самым «невыраженный» кон­фликт на сексуальной почве. Выраженный конфликт — это конфликт-манифест, а не выраженный непосредственно — конфликт-основа. Конфликт-манифест обычно отра­жает конфликт-основу в символической форме; непрямая форма выражения является безопасным путем обсуждения конфликтов, которые могут показаться слишком деликат­ными или острыми, чтобы говорить о них или заниматься

ими напрямую. Кроме того, конфликт-манифест может просто отражать общую нервозность и напряжение между конфликтующими сторонами по поводу нерешенного кон­фликта-основы — неразрешенных трений, ведущих к по­вышенной чувствительности к проявлениям неуважения, повышенной агрессивности и т. п.

Конфликт-манифест может принимать разные формы: невротическая персона, постоянно озабоченная тем, выклю­чена ли плита; спор двух братьев о том, какую программу ТВ смотреть; конфликт между школьным советом и профсоюзом учителей по поводу учительских назначений; международный спор по поводу обвинений в нарушении воздушного про­странства. Каждый из этих конфликтов-манифестов может быть симптомом конфликта-основы. Невротическая персона пытается доверять самой себе, но боится непредсказуемости своих действий; двое братьев борются за внимание со сторо­ны семьи и т. д. Часто конфликты-манифесты можно разре­шить лишь временно — до тех пор, пока не будет разрешен конфликт-основа или конфликт-манифест не будет рассмат­риваться как отдельный конфликт. С другой стороны, иногда разрешению конфликта-основы способствует «работа» с его безопасными, «подмененными» формами, с которыми зачас­тую легче работать, чем с основным конфликтом.

Безатрибутивный конфликт

Здесь мы имеем дело с неподлинными участниками конфликта и, как результат, с неподлинным основанием конфликта. Это может быть неосознанная ошибка, когда кто-то ругает ребенка за что-либо, сделанное по указанию родителей, или же такая ошибка может поощряться сторо­ной, которая выигрывает от этого. «Разделяй и властвуй» — это известная формула ослабления группы путем раз­жигания внутреннего конфликта с целью скрыть истин­ный конфликт между группой и ее завоевателем. Анало­гично, если наблюдается дефицит рабочих мест, то белые и черные рабочие скорее будут клеймить не правительство или социальную систему, а друг друга. Такая ошибка мо­жет быть следствием косвенного влияния идеологии, ко­торая склонна объяснять экономические проблемы де­фектами отдельных людей или групп, а не экономической системы. Одной из задач групп, заинтересованных в изме­нении социальной системы, является снижение количества безатрибутивных конфликтов и разделяющих внутрен­них конфликтов, с тем чтобы повысить эффективность со­трудничества маловлиятельных групп.

Латентный конфликт

Это такой конфликт, который должен возникнуть, но не возникает. Это может происходить оттого, что конф­ликт «подменен», подавлен, безатрибутивен или же не су­ществует психологически. Если женщина полагает, что доминирующее положение мужчин в экономике и поли­тике нормально, она не будет бороться против мужского шовинизма, но даже если она отрицает превосходство муж­чин, она не будет бороться за права женщин, пока не осоз­нает существующую дискриминацию в их отношении. Та­ким образом, одной из задач тех, кто выступает за социаль­ный прогресс, является превращение латентных конфлик­тов в осознанные. «Повышение сознательности» происхо­дит при одновременном усилении самоидентификации че­ловека (как женщины, как черного, как рабочего) и эскала­ции конфликта с теми, кто отрицает его идентичность.

Фальшивый конфликт

Имеется в виду возникновение конфликта, когда для этого отсутствуют объективные условия. Такой конфликт всегда предполагает неверное восприятие или неверное понимание. Учитывая известную «неаккуратность» вос­приятия индивидов, групп и даже народов, такие конф­ликты можно назвать всеобъемлющими, и они встречают­ся повсеместно. Возникший фальшивый конфликт может породить новые мотивы, которые превратят его в настоя­щий. Такое превращение более вероятно в сопернической среде, чем в кооперативной.

Шесть типов конфликта, описанные выше, не являются взаимно исключающими.

Подмененный или безатрибут­ный конфликты предполагают наличие неосознанного или скрытого конфликта. Более того, в любой конфликтной си­туации взаимодействие между враждующими сторонами может трансформировать конфликт из одного типа в дру­гой. Плюс к этому конфликт может быть ложным, имею­щим несколько основ и несколько участников, т. е. мы мо­жем столкнуться с истинным конфликтом по одному пред-

мету, подмененным — по другому и с элементами безатри­бутивного — в отношении третьего и четвертого.

Конфликт, независимо от своего типа, может возник­нуть на различной основе. Ниже дается описание пяти главных оснований для конфликтов.

Контроль над ресурсами

Такие ресурсы, как пространство, деньги, собствен­ность, власть, престиж, пища и т. д., могут рассматривать­ся как неделимые, и, если две стороны или более предъяв­ляют претензии на обладание этим ресурсом или его ча­стью, между ними очень вероятно возникновение конф­ликта. Конфликты подобного типа трудно разрешать кон­структивно, если имеешь дело с жесткой фиксацией кон­фликтующих на конкретном ресурсе и нет мало-мальски удовлетворительных заменителей.

Предпочтения и антипатии

Многие конфликты связаны с пересечением или втор­жением деятельности или предпочтений одного человека или группы в деятельность и предпочтения других. Буду­щая невеста любит своих кошек и не желает с ними расста­ваться, а ее будущий муж терпеть их не может. Сосед лю­бит играть на пианино в доме с тонкими стенами. Суть конфликта не в абстрактом праве одних иметь предпочте­ния и т. п., а в том, насколько они мешают предпочтениям и симпатиям других. Такие конфликты легко решаются простым дистанцированием с тем, чтобы не проявлять свои предпочтения и хобби в одно и то же время в одном и том же месте. Тем не менее иногда эти симпатии-антипа­тии оказываются взаимосвязаны в более сложный узел от­ношений (любит ли он меня достаточно сильно, чтобы терпеть моих кошек?), и такую «символическую» борьбу не решить, пока не разрешен конфликт-основа.

Ценности

Многие конфликты касаются того, «как должно быть». Один предпочитает тип правительства, при котором дела­ется упор на социальную справедливость, другой — такой тип, при котором главную роль играет личная свобода. Цен­ностные конфликты могут возникать вокруг относительно узких (можно ли применять аэрозоли против моли?) или же более широких вопросов, когда сталкиваются различные идеологические или религиозные ценности. Но не различие во взглядах само по себе ведет к конфликту. –дело в желании одной из сторон установить свои ценности как доминирующие и обязательные  даже для тех, кто не согласен с ними. Ценностный конфликт с большей вероятностью возникает , когда противоположные ценности вовлекаются в политические или юридические действия, например, когда законодательный орган решает вопрос  запрещения абортов или же деревенский совет должен решить, разрешать ли обработку деревьев химикалиями или нет. Если же не наблюдается же­лания утвердить превосходство одной ценности над другой или же подчинить ей людей с противоположными или дру­гими ценностями, конфликт маловероятен.

Представления

Многие конфликты связаны с оценкой имеющегося: фактов, информации, знаний или представлений о реаль­ности. Конфликт может быть связан с тем, как восприни­мают двое одно и то же. Прекрасным примером можно считать расхождения в показаниях двух свидетелей дорожной аварии. Конфликт может касаться и такой тонкой ма­терии, как расхождение насчет взаимосвязи явлений. Один экономист полагает, что лучшим способом предска­зать тенденции национальной экономики является изуче­ние показателей X, Y и Z; другой считает, что лучшими ин­дикаторами являются А, В и С. Работа Эша и его коллег (1956), изучавших восприятие конфликта, а также иссле­дование Хаммонда и его коллег (1965), исследовавших конфликты, связанные с познавательными оценками, по­казали, что такие конфликты могут сильно расстроить, если оппонента или его взгляды нельзя объявить некомпе­тентными или спорными. Несогласие с фундаментальны­ми представлениями человека рассматривается как вызов его способности понимать и воспринимать реальность. Если Вы не уверены в том, во что Вы верите, Ваша способ­ность действовать рационально ставится под вопрос.

Не все различия в представлениях ведут к конфликту. Жена может считать, что загорание полезно для кожи, муж — наоборот, но между ними не возникнет конфликт до тех пор, пока они не будут вынуждены действовать вместе в области, относящейся к их взглядам, или пока один из них или же оба не решат, что ее или его представление о заго-рании должно быть принято другим, или если это пред­ставление является настолько важным для их мировоззре­ния, что вызов ему должен быть отвергнут.

Природа взаимоотношений между сторонами

Двое могут конфликтовать из-за различия своих взгля­дов и желаний по поводу своих взаимоотношений. Оба могут стремиться к доминированию, или, наоборот, один может желать большей «привязанности», чем другой, и т.д. Иногда конфликт по поводу взаимоотношений слишком сложен, чтобы вести его открыто и напрямую, и тогда он остается латентным или подменяется.

Деструктивные и конструктивные конфликты

Еще одним важным различием между конфликтами является их деление на деструктивные и конструктивные.

В своих крайних проявлениях эти типы легко опреде­лить. Так, конфликт является деструктивным, если его участники неудовлетворены его исходом и чувствуют себя обделенными его результатами. Аналогично конфликт яв­ляется конструктивным, если его участники довольны его исходом и полагают, что в результате него они получили пользу. Нужно также отметить, что в большинстве случаев конфликт, результаты которого удовлетворяют всех участ­ников, будет более конструктивным, чем когда удовлетво­рены лишь некоторые из участников.

Конечно, определить и измерить удовлетворен­ность-неудовлетворенность и выигрыш-проигрыш легче в лабораторных условиях, чем в повседневных сложных групповых конфликтах. Тем не менее даже при таких сложных ситуациях возможно сравнивать конфликты на основании их результатов. В некоторых случаях перегово­ры между руководством предприятия и профсоюзом могут привести к длительным забастовкам и существенным по­терям для обеих сторон; в другом случае такие переговоры могут привести к взаимоприемлемому соглашению, при котором обе стороны добьются части своих требований. В некоторых случаях ссора между мужем и женой может прояснить скрытое недопонимание и привести к большей близости; в других она может привести к большему раздра­жению и отчуждению.

В. С. Мерлин

РАЗВИТИЕ ЛИЧНОСТИ ПСИХОЛОГИЧЕСКОМ КОНФЛИКТЕ1

Данная работа В. С. Мерлина заложила основы теории психологиче­ского конфликта в отечественной науке. Несмотря на некоторую идеологическую и «теоретическую» ортодоксальность, подход автора к изучению природы психологического конфликта не теряет актуаль­ности и сегодня. Определение внутриличностного конфликта, данное В. С. Мерлиным, является сегодня классическим, что находит отраже­ние в ряде работ, выполненных сегодня в Пермской психологической школе.

Печатается по изданию: Мерлин В. С. Личность и общество. — Пермь, 1990.

Психологические конфликты как форма развития личности.

Приспособление личности к деятельности — состояние динамического неустойчивого равновесия. В процессе деятельности равновесие это постоянно нарушается. Если при этом возникает состояние более или менее длительной дез­интеграции личности, выражающееся в обострении суще­ствовавших ранее или в возникновении новых противоре­чий между различными сторонами, свойствами, отноше­ниями и действиями личности, то такое психологическое состояние обозначается как психологический конфликт. В психологическом конфликте нарушение приспособления личности   к  деятельности  приобретает длительный   и острый характер. Дезинтеграция личности всегда связана с большей или меньшей дезинтеграцией нервной деятельно­сти, острая форма которой выражается в реактивном пси­хогенном неврозе. Дезинтеграция личности проявляется в нарушении прежней структуры личности, изменяется связь и соотношение мотивов и отношений личности.

Не всякое нарушение приспособления личности к дея­тельности связано с психологическим конфликтом. Как мы видели выше, приспособление личности может быть восстановлено путем целого ряда приспособительных действий и процессов, например изменением уровня притязаний, переносом мотивов с цели на средства. Психоло­гический конфликт возникает лишь при определенных специфических условиях. Условия эти одновременно внешние и внутренние.

Внешние условия конфликта в основном сводятся к тому, что удовлетворение каких-либо глубоких и актив­ных мотивов и отношении личности становится вовсе не­возможным или ставится под угрозу. Внешние условия конфликта в жизни любого человека в любом обществе возникают с неизбежной необходимостью. Во-первых, уже в силу борьбы с природой возникают неизбежные трудности и препятствия для удовлетворения мотивов и отношений личности. Во-вторых, удовлетворение одних мотивов с неизбежностью порождает новые, еще неудов­летворенные мотивы. Этот вечный рост и развитие неу­довлетворенных еще мотивов — необходимое условие об­щественного развития. И, наконец, одним из наиболее важных внешних источников конфликтов является то, что общественная жизнь с необходимостью требует подавле­ния или ограничения различных мотивов, иногда очень глубоких и активных, например, стремление к сохране­нию жизни. Поэтому, хотя содержание и характер внеш­них условий конфликта очень различны в зависимости от общеисторических и биографических условий, их возник­новение неизбежно и необходимо.

Однако все перечисленные внешние условия, препят­ствующие удовлетворению мотивов и отношений лично­сти, недостаточны для возникновения психологического конфликта. Даже смертельная опасность может не быть ис­точником психологического конфликта. Точно так же го­лод, болезнь, инвалидность далеко не всегда приводят к психологическому конфликту. Последний возникает толь­ко тогда, когда эти внешние условия порождают опреде­ленные внутренние условия. Поэтому В. Н. Мясищев справедливо различает эмоциональный шок, возникаю­щий вследствие чисто внешних условий (например при смертельной опасности) и невроз, являющийся результа­том психологического конфликта и возникающий только при определенных внутренних условиях.

Внутренние условия психологического конфликта сводятся к противоречию между различными мотивами и отношениями личности, например долга и личных инте­ресов, или к противоречию между возможностями и стремлениями личности. Так, ситуация смертельной опас­ности на войне не вызывает психологического конфликта ни тогда, когда мотив долга господствует над мотивом лич­ной безопасности, ни тогда, когда мотив долга вовсе отсут­ствует. Психологический конфликт при смертельной опас­ности возникает лишь в результате борьбы этих двух моти­вов. Точно так же трудности и препятствия при удовлетво­рении мотивов вызывают конфликт лишь в том случае, если эти трудности порождают какие-либо новые проти­воположные мотивы. Общественные запреты также вызы­вают психологический конфликт только тогда, когда они осознаются как должные, справедливые, необходимые. При этом, как указывает В. Н. Мясищев, переживания яв­ляются источником невроза, который представляет собой патофизиологическое выражение конфликта, «...лишь в том случае, если они занимают центральное или, по край­ней мере, значительное место в системе отношений лич­ности к действительности».

Разумеется, что внутренние условия психологического конфликта появляются не спонтанно, а сами, в свою оче­редь, обусловлены внешней ситуацией и историей личности. Внешние  условия,  порождающие психологические конфликты у человека, существуют и у животных. У них с необходимостью возникают такие условия, при которых становится невозможным удовлетворение их инстинктов. Эти условия могут быть созданы даже в психологическом эксперименте. Например, в экспериментах с фрустрацией на пути к пище животное получает сильный электриче­ский разряд. В таких ситуациях у животных наблюдаются специфические эмоциональные реакции — реакции фру­страции. Если такая ситуация многократно повторяется и имеет длительный характер, то у животного возникает не­вротическое состояние, выражающееся в дезинтеграции приспособительной деятельности. Однако между такой дезинтеграцией у животных и психологическими конфлик­тами у человека есть существенное принципиальное отли­чие. Животное не в состоянии осознать объективную обу­словленность конфликтной ситуации, поэтому дезинтегра­ция деятельности у него может быть преодолена только в том случае (и то далеко не всегда), если изменяется порож­дающая ее объективная ситуация. До тех пор, пока сохра­няется та же ситуация, конфликт необратим. Между тем у человека психологический конфликт может быть преодолен даже в том случае, когда объективная ситуация остает­ся той же. Осознавая объективные причины и условия, по­родившие конфликт, человек в состоянии изменить свое отношение к ним. Если же этого не происходит, то воз­никшая в конфликте дезинтеграция личности сохраняется и углубляется, происходит большая или меньшая дефор­мация структуры личности и приспособление к деятель­ности совершается на более низком уровне.

Другое отличие психологических конфликтов у чело­века заключается в том, что они порождаются широко обобщенными мотивами и отношениями, отсутствующи­ми у животных. Поэтому дезинтеграция деятельности, в которой выражается психологический конфликт у челове­ка, также приобретает чрезвычайно широкий и обобщен­ный характер и распространяется на самые различные сферы его жизни.

Развитие и разрешение конфликта представляет собой острую форму развития личности. В психологическом конфликте изменяются прежние и формируются новые отношения личности; изменяется самая структура лич­ности. Более того, психологический конфликт — необхо­димое условие развития самосознания. Вот почему ис­следование психологических конфликтов приобретает существенное значение для понимания развития и струк­туры личности. Общие закономерности формирования личности в деятельности проявляются здесь в течение сравнительно короткого времени и в острой форме.

Так как острый психологический конфликт проявля­ется в психогенном реактивном неврозе, то клиника не­врозов стала одним из основных источников психологиче­ских теорий личности. Именно на этой основе выросла одна из самых популярных в идеалистической психологии теорий — теория фрейдизма и неофрейдизма.

Основной клинический факт, послуживший толчком для развития теории Фрейда, заключается в том, что моти­вы, которыми сам больной объясняет свои болезненные переживания, не совпадают с подлинными мотивами, по­родившими заболевание. Об этом свидетельствует то, что гипнотическое внушение, снимавшее эти мотивы, тем не менее оказывалось неэффективным при лечении невроза. Неэффективной была и так называемая рациональная психотерапия (Дюбуа), пытавшаяся преодолеть эти моти­вы путем логического убеждения. Исходя из этих фактов,Фрейд предположил, что подлинные мотивы, вызываю­щие невроз, бессознательны. Основное положение фрей­дистских и неофрейдистских теорий заключается в том, что в результате психологического конфликта поведение определяется бессознательными мотивами. Что касается содержания бессознательных мотивов, то для понимания сущности фрейдизма оно не имеет существенного значе­ния. У самого Фрейда первоначально это было половое влечение, понимаемое в очень широком смысле как удов­летворение, вызванное раздражением слизистых оболочек (либидо). Затем он присоединил к этому другой бессозна­тельный мотив — влечение к смерти. Несущественна для фрейдизма характеристика бессознательных мотивов как биологических. Так, у Адлера (1928) в качестве такого мо­тива выступает стремление к могуществу, у Фромма (1944) — стремление утвердить свою индивидуальность, т. е. мо­тивы, присущие только человеку. Существенно, однако, то, что бессознательные мотивы, возникающие в психологиче­ском конфликте, являются общечеловеческими, природ­ными. Именно поэтому они не могут отражать социальных закономерностей развития личности.

Другое основное положение фрейдизма и неофрей­дизма заключается в том, что в психологическом конф­ликте мотив становится бессознательным потому, что по­давляется и вытесняется из сознания другими противо­действующими ему мотивами, связанными с реальными или мнимыми нравственными и социальными запретами. Мотив, ставший бессознательным, ищет своего удовлет­ворения на обходных путях, в таких проявлениях и симво­лических образах, которые прямо и непосредственно не противоречат этим социальным и нравственным запре­там. Эти проявления и действия и представляют собой не­вротические проявления.

В новейших неофрейдистских теориях существенное значение в развитии личности придается не столько самим мотивам, сколько бессознательным формам реагирования на неудовлетворение мотива. Неудовлетворение или по­давление мотива вызывает различные формы агрессивных реакций против реального или воображаемого «виновни­ка» неудовлетворения. Направленность этих агрессивных реакций на различных «виновников» создает якобы уста­новки и отношения личности (Розенцвейг, 1944). Наобо­рот, восстановление личности после невроза достигается тогда, когда больному удается отдать себе отчет в вытес­ненных из сознания мотивах и найти такое сознательное их удовлетворение, которое не противоречит социальным запретам и нормам. Таким образом, с этой точки зрения основной путь развития личности в психологическом кон­фликте — это акт самосознания, очищающий подавлен­ный мотив (катарзис).

Другое общее положение динамической психологии заключается в том, что та или иная степень неудовлетворе­ния природных мотивов ребенка неизбежна и необходима с первых лет его жизни, т. к. эти мотивы вступают в проти­воречие с социальными и нравственными нормами, с пра­вилами поведения и вообще с объективными условиями жизни в любом обществе.

За исключением потребности в воздухе, рассуждает, на­пример, Саймондс (1946), все остальные потребности ни­когда не удовлетворяются полностью в каждый момент жизни. Таким образом, ребенок обречен на конфликт. Все последующие психологические конфликты в жизни возни­кают на почве детских конфликтов, тех необратимых изме­нений личности, которые произошли в раннем возрасте. Из этих положений фрейдистских и неофрейдистских концеп­ций вытекают их основные пороки и основные проблемы исследования психологических конфликтов, разрешение которых необходимо для преодоления этих пороков.

Противоречия, порождающие конфликт с точки зре­ния фрейдизма, создаются вечными неизбежными проти­воречиями между природными влечениями человека и требованиями любого общества. Конкретные объектив­ные причины неудовлетворения в раннем детстве, с точки зрения одних авторов, определяются индивидуальными биографическими условиями. Также полагают, что при­чина конфликта с природой человека коренится в общих условиях жизни современного общества (К. Хорни, 1937) или в специфических нормах и традициях воспитания в раннем детстве, характерных для данной культуры. Авто­ры при любом из этих объяснений не видят тех подлинных причин психологических конфликтов, которые обуслов­лены социально-экономической структурой общества. С этой точки зрения проявляющиеся в психологическом конфликте отношения личности не отражают историче­ских общественных отношений и социально-классовую структуру общества.

Полное преодоление идеалистических и реакционных фрейдистских теорий личности возможно только на их соб­ственной территории исследования. Необходимо в конк­ретном клиническом исследовании психологических кон­фликтов найти правильное, материалистическое их объяс­нение. При этом один из важнейших путей обоснования те­ории конфликтов — новые психотерапевтические пути вос­становления личности. Чтобы преодолеть антиисторизм фрейдистских концепций, надо исследовать такие психо­логические конфликты и психогенные неврозы, возникаю­щие на их основе, которые типичны для нашего общества и отсутствуют в клиническом материале фрейдистов. Такими являются конфликты, возникающие на основе отрицатель­ной общественной оценки или недооценки трудовой деяте­льности человека. Их специфичность для советского обще­ства объясняется тем особым местом, какое занимает отно­шение к труду в личности советского человека. Как возни­кают и протекают эти конфликты?

Возникновение психологических конфликтов на основе исторически обусловленных и специфичных для данного общества мотивов и отношений личности, одна­ко, отнюдь не исключает существования других конфлик­тов на основе общечеловеческих мотивов, например вы­званных смертью близкого человека. Среди этих общече­ловеческих мотивов классическая теория Фрейда придает универсальное значение половому влечению. Порок фрей­дизма заключается не только в антиисторичности понима­ния личности, но и в уродливо-одностороннем понимании роли общечеловеческих мотивов в психологических конф­ликтах. Для преодоления Этого порока существенное зна­чение имеет исследование любовных конфликтов, в кото­рых половое влечение играет активную действенную роль. Правда, понятие либидо у Фрейда значительно шире, чем обычное понимание полового влечения. Однако очевид­но, что половое влечение представляет собой одну из форм фрейдовского либидо. Какова же подлинная роль полово­го влечения в любовных конфликтах? В какой связи оно находится с другими мотивами и отношениями личности в психологическом конфликте?

С фрейдистской точки зрения, движущей силой разви­тия личности в конфликте являются бессознательные мо­тивы. Поэтому нельзя судить о подлинных мотивах конф­ликта по осознанным мотивам и отношениям личности.

Сознательные обобщенные мотивы и отношения личности играют роль лишь маски, оправдывающей человека в своих собственных глазах и в глазах общества. Это утверждение противоречит всей теории и практике нашего воспитания, основная задача которого — воспитание сознательности. Чтобы преодолеть это, необходимо выяснить, какова под­линная роль и происхождение бессознательных мотивов в психологическом конфликте. Действительно ли единст­венный путь разрешения противоречия между мотивами заключается в том, что наиболее действенный мотив вытес­няется из сознания, становится бессознательным?

С фрейдистской точки зрения, развитие личности пре­допределяется психологическими конфликтами раннего детства. Такое представление не в состоянии раскрыть подлинную социальную историю личности, роль школы, коллектива, труда в формировании личности. При таком представлении нельзя понять и объяснить тех очевидных сдвигов и коренных изменений личности, которые мы на­блюдаем на протяжении всей жизни человека. Чтобы пре­одолеть это, во-первых, необходимо исследовать такие психологические конфликты взрослых, в возникновении которых наиболее очевидную роль играет какая-либо мас­совая внешняя ситуация и поэтому индивидуальные со­бытия раннего детства не имеют существенного значения. Таковы, например, конфликты инвалидности. Во-вторых, необходимо отобрать такие случаи, когда в анамнезе от­сутствуют указания на невропатические и психопатиче­ские отклонения в поведении в детстве, которые можно было бы связать с конфликтными переживаниями.

С фрейдистской точки зрения, восстановление лично­сти после психологического конфликта достигается путем акта самопознания, осознания подавленных влечений и источников этого подавления. Таким образом, совершенно игнорируется роль активной коллективной деятельности в формировании личности — одного из основных принци­пов коммунистического воспитания. Чтобы преодолеть это, необходимо исследовать, какую роль в разрешении психологического конфликта и в восстановлении личности после психогенного невроза играет психотерапия, опираю­щаяся на активную деятельность самого больного (актоте-рапия) и на вовлечение его в коллективную деятельность.

Таковы основные проблемы исследования психологи­ческих конфликтов.

Л. А. Петровская

О ПОНЯТИЙНОЙ СХЕМЕ СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО

АНАЛИЗА КОНФЛИКТА1

Методологическая статья Л. А. Петровской, написанная ею в 1977 го­ду, посвящена понятийной схеме описания социально-психологиче­ских конфликтов. Автором впервые в отечественной конфликтологии рассматривается круг понятий, адекватный изучаемому феномену. Описанная ею структура конфликта, его динамика, функции и типо­логия являются определяющими ориентирами для социального пси­холога и конфликтолога начиная с 70-х годов XX века по настоящее время.

Печатается по изданию: Теоретические и методологические проблемы социальной психологии. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1977.

Понятие конфликта трактуется в рамках социальной психологии достаточно широко. Важным методологиче­ским ориентиром всякого исследования служит адекват­ная понятийная схема изучаемого явления. В данной ста­тье предпринимается попытка вычленения круга понятий, важного для социально-психологического исследования конфликта. Упомянутый круг понятий мы рассмотрим в рамках четырех основных категориальных групп: структу­ра конфликта, его динамика, функции и типология.

Структура конфликта. Анализируя структуру конфликта, можно выделить следующие основные поня­тия: стороны (участники) конфликта, условия протекания конфликта, образы конфликтной ситуации, возможные действия участников конфликта, исходы конфликтных действий. Рассмотрим перечисленные понятия по порядку.

Стороны конфликта. Участниками, или сторонами, конфликта могут быть отдельные индивиды, социальные группы и организации, государства, коалиции государств и так далее. С точки зрения специальных интересов социа­льной психологии, исследующей внутриличностные (инт-раперсональные), межличностные (интерперсональные) и межгрупповые (интергрупповые) конфликты, наиболее

типичными сторонами конфликта являются, по-видимому, отдельные аспекты личности, сами личности и социальные группы. В плане такой классификации сторон возможны конфликты типа: аспект личности — аспект личности, личность — личность, личность — группа, группа — груп­па. Участники конфликта характеризуются, вообще гово­ря, широким набором существенных в том или ином отно­шении признаков. В социально-психологическом отно­шении участники конфликта характеризуются в первую очередь мотивами, целями, ценностями, установками и пр.

Условия протекания конфликта. Помимо характери­стик участников, конфликт существенно зависит от внеш­него контекста, в котором он возникает и развивается. Важной составной частью этого контекста выступает соци­ально-психологическая среда, представленная обычно раз­личными социальными группами с их специфической структурой, динамикой, нормами, ценностями и т. д. При этом важно подчеркнуть, что социально-групповую среду необходимо понимать достаточно широко, не ограничива­ясь лишь ближайшим окружением личности. Тенденция к такому сужению понятия среды характерна для большинст­ва буржуазных авторов. Типичным примером в этом отно­шении может служить позиция сторонников интеракцио-низма в социальной психологии. Последние, по существу, ограничивают понятие среды контекстом малой группы. Для марксистских исследований характерно значительно более широкое понимание социальной среды личности, существенно включающее в себя помимо малых групп бо­льшие социальные группы, такие, как классы, нации, про­фессиональные группы и т. д. Без учета влияния этого бо­лее широкого контекста невозможно понять содержатель­ную сторону мотивов, ценностей, норм и других социаль­но-психологических аспектов социальных процессов во­обще и конфликта в частности.

Образы конфликтной ситуации. Характеристики участ­ников конфликта и особенности условий его протекания определяют конфликтное поведение сторон. Однако ука­занное определяющее влияние никогда не осуществляется непосредственно. Опосредствующим звеном выступают идеальные картины, образы конфликтной ситуации, име­ющиеся у каждого из участников конфликта. Эти внутрен­ние картины ситуации включают представления участников о самих себе (своих мотивах, целях, ценностях, воз­можностях и т. п.), представления о противостоящих сто­ронах (их мотивах, целях, ценностях, возможностях и т. п.) и представления о среде, в которой складываются конф­ликтные отношения. Именно эти образы, идеальные кар­тины конфликтной ситуации, а не сама реальность являют­ся непосредственной детерминантой конфликтного пове­дения участников. Последнее обстоятельство представля­ется принципиально важным с точки зрения социаль­но-психологических исследований конфликта. Оно обна­руживает, возможно, наиболее существенный срез социа­льного конфликта как объекта социально-психологиче­ского анализа.

В целом образы, внутренние картины конфликтной ситуации порождаются и обусловливаются объективной реальностью. Однако отношения образов и реальности весьма сложны, и они допускают, в частности, случаи се­рьезного расхождения. Ниже мы еще остановимся на этом вопросе.

Возможные действия участников конфликта. Образы конфликтной ситуации, имеющиеся у ее участников, определяют набор возможных действий, предпринимае­мых сторонами. Поскольку действия противостоящих сторон в большой степени влияют друг на друга, взаимо-обусловливаются, в любом конфликте они приобретают характер взаимодействия. Заметим, кстати, что в теории игр, исследующей формальные модели конфликта, суще­ствует специальный термин для описания действия, учи­тывающего все возможные ответные реакции противосто­ящей стороны. Мы имеем в виду термин «стратегия», игра­ющий ключевую роль в случае матричного представления конфликта. Существенно отметить, что помимо своей не­посредственной функции, например способствовать до­стижению своих целей, препятствовать достижению це­лей противостоящей стороны и т. п., действия включают также моменты общения сторон и играют в этой связи важную информационную функцию.

Как отмечает Т. Шеллинг, имея в виду конфликтную ситуацию, слова часто дешевы, участники предпочитают судить о намерениях, ценностях, возможностях противо­стоящих сторон в первую очередь не по их словам, а по их действиям. Аналогичным образом они часто обращаются к действиям для того, чтобы передать противостоящей стороне свои намерения, оценки и демонстрировать свои возможности.

Исходы конфликтных действий. Исходы (или, иными словами, последствия, результаты конфликтных дейст­вий) не представляют собой нечто, лежащее за пределами самого конфликта. Напротив, они органично вплетены в самый конфликт. Во-первых, они включаются в конфликт на идеальном уровне: участники конфликта с самого нача­ла имеют некоторый образ возможных исходов и в соот­ветствии с этим образом выбирают свое поведение. Не ме­нее существенно, однако, что и сами реальные последст­вия конфликтных действий оказываются составным эле­ментом процесса конфликтного взаимодействия. Как правило, в конфликте действия предпринимаются по час­тям и поэтому перемежаются с их результатами. Осозна­ние этих результатов, коррекция участниками своих пред­ставлений о конфликтной ситуации на основе такого осознания — важный момент конфликтного взаимодейст­вия.

Динамика конфликта. Всякий реальный конф­ликт представляет собой процесс. Рассмотрение конф­ликта в динамике предполагает вычленение стадий конф­ликта. К их числу можно отнести следующие: а) возник­новение объективной конфликтной ситуации; б) осозна­ние объективной конфликтной ситуации; в) переход к конфликтному поведению; г) разрешение конфликта.

Возникновение объективной конфликтной ситуации. В большинстве случаев конфликт порождается опреде­ленной объективной конфликтной ситуацией. Существо последней в общем и схематичном виде можно предста­вить следующим образом. Стороны А и Б оказываются участниками объективной конфликтной ситуации, если стремление стороны А к достижению некоторого желае­мого для нее состояния С объективно препятствует дости­жению стороной Б некоторого желаемого для нее состоя­ния Д. И наоборот. В частных случаях С и Д могут совпа­дать. Это, например, имеет место, когда оба участника, А и Б, стремятся к одной и той же цели, но при этом достиже­ние этой цели одним из них исключает достижение ее дру­гим. Кроме того, А и В могут оказаться сторонами одной и той же личности, в этом случае мы имеем дело с внутри-личностным конфликтом.

Какое-то время объективная конфликтность ситуации не осознается сторонами. Эту стадию поэтому можно на­звать стадией потенциального конфликта, ибо подлин­ным конфликтом он становится лишь после восприятия, осознания объективной ситуации ее участниками.

Осознание объективной конфликтной ситуации. Чтобы конфликт стал реальным, участники его должны осознать сложившуюся ситуацию как конфликтную. Именно вос­приятие, понимание реальности как конфликтной порож­дает конфликтное поведение. Обычно понимание ситуа­ции в качестве конфликтной является результатом осмыс­ления реально сложившегося объективного противоречия интересов, стремлений. Однако нередко конфликтность образов возникает в случае, когда объективная основа конфликта отсутствует. Более детально возможны следую­щие варианты отношений между идеальными картинами и реальностью:

1.   Объективная конфликтная ситуация существует, и стороны считают, что структура их целей, интересов конфликтна, и правильно понимают существо реаль­ного конфликта, т. е. правильно оценивают себя, друг друга и ситуацию в целом. В этом случае перед нами адекватно понятый конфликт.

2.   Объективная конфликтная ситуация существует, и стороны воспринимают ситуацию как конфликтную, однако с теми или иными существенными отклонени­ями от действительности. Это случай неадекватно по­нятого конфликта.

3.   Объективная конфликтная ситуация существует, но она не осознается сторонами. В этом случае мы, по сути, не имеем дело с конфликтом как социально-пси­хологическим явлением, поскольку психологически он не существует для сторон и они конфликтным обра­зом не взаимодействуют.

4.   Объективная конфликтная ситуация отсутствует, но тем не менее отношения сторон ошибочно восприни­маются ими как конфликтные. В этом случае мы имеем дело с так называемым ложным конфликтом.

5.   Конфликтность отсутствует и объективно, и на уровне

осознания.

Для социально-психологического анализа, по-види­мому, особенно интересны случаи неадекватно понятого и ложного конфликта. Поскольку именно внутренняя кар-

тина ситуации, имеющаяся у участников, определяет их непосредственное поведение в конфликте, важно тща­тельно исследовать, с одной стороны, факторы, опреде­ляющие ее отклонение от реальности (например уро­вень информированности участников, структура их коммуникаций и т. д.), и, с другой — механизм влияния самих этих отклонений на течение конфликта (его про­должительность, интенсивность, характер разрешения и т. п.).

Кроме того, осознание ситуации как конфликтной всегда сопровождается эмоциональнымч окрашиванием. Возникающие эмоциональные состояния оказываются включенными в динамику любого конфликта, активно влияя на его течение и исход. Механизм возникновения и влияния эмоциональных состояний участников конфлик­та на его развитие также является специфической пробле­мой социально-психологического анализа.

Переход к конфликтному поведению. Помимо эмоцио­нального окрашивания, осознание конфликтной ситуа­ции может сопровождаться переходом к конфликтному поведению сторон. Конфликтное поведение можно опре­делить как действия, направленные на то, чтобы прямо или косвенно блокировать достижение противостоящей стороной ее целей, намерений и так далее. Заметим, что необходимым условием, необходимым признаком конф­ликтного поведения является его осознание сторонами в качестве именно конфликтного. Если, например, сторона А предпринимает действия, блокирующие достижение стороной Б её целей, но при этом ни А, ни Б не сознают, что эти действия препятствуют Б, то поведение А нельзя назвать конфликтным.

Конфликтное поведение одной стороны по отноше­нию к другой не обязательно является результатом осозна­ния конфликтной ситуации между этими сторонами. Кон­фликтное поведение А по отношению к Б может быть, на­пример, формой снятия внутренних напряжений А. В этом случае мы обычно имеем дело с переходом внутрен­него конфликта во внешний.

Конфликтные действия резко обостряют эмоциональ­ный фон протекания конфликта, эмоции же, в свою оче­редь, стимулируют конфликтное поведение. Вообще су­щественно, что взаимные конфликтные действия способ­ны видоизменять, усложнять первоначальную конфликтную структуру, привнося новые стимулы для дальнейших действий. Таким образом, стадия конфликтного поведе­ния порождает тенденции к эскалированию, дестабилиза­ции конфликта.

Вместе с тем этой же стадии свойственны и тенденции противоположного характера. Дело в том, что конфликт­ные действия выполняют в известном смысле познаватель­ную функцию. Стороны вступают в конфликт с некоторы­ми гипотетическими, априорными картинами своих инте­ресов, возможностей и т. п., намерений, ценностей другой стороны и определенными предположительными оценка­ми среды. В ходе конфликтных действий стороны сталки­ваются с самой действительностью, которая корректирует их первоначальные априорные картины. Эта коррекция приводит к более адекватному пониманию сторонами имеющейся ситуации, что, в свою очередь, обычно спо­собствует разрешению конфликта, по крайней мере, в форме прекращения конфликтных действий.

Нередко конфликт отождествляют со стадией конф­ликтного поведения. Такое отождествление представляет­ся ошибочным: конфликт — значительно более сложное, многогранное явление. Однако справедливо, что переход к конфликтному поведению означает вступление конф­ликта в свою открытую, явную и обычно наиболее острую стадию. И поэтому естественно, что в первую очередь на устранение конфликтного поведения бывают направлены различные способы разрешения конфликта.

Разрешение конфликта. Разрешение — заключительная стадия эволюции конфликта. Разрешение конфликта воз­можно, во-первых, за счет преобразования самой объек­тивной конфликтной ситуации и, во-вторых, за счет пре­образования образов ситуации, имеющихся у сторон. Вме­сте с тем и в том, и в другом случае возможно двоякое раз­решение конфликта: частичное, когда исключается толь­ко конфликтное поведение, но не исключается внутрен­нее сдерживаемое побуждение к конфликту у сторон, и полное, когда конфликт устраняется и на уровне фактиче­ского поведения, и на внутреннем уровне. Полное устра­нение конфликта за счет преобразования объективной конфликтной ситуации мы имеем, например, когда по­средством разведения сторон они лишаются возможности и необходимости контакта и, следовательно, конфликтно­го взаимодействия (перевод одного из конфликтующих сотрудников в другое подразделение). К тому же типу от­носится разрешение конфликта, состоящего в борьбе сто­рон за некоторые ограниченные ресурсы, посредством изыскания дополнительных ресурсов и полного удовлет­ворения ими обеих сторон. (Покупка второго телевизора в семье, если два ее члена желают одновременно смотреть разные программы.)

Частичное разрешение конфликта на объективном уровне имеет место, когда посредством соответствующей модификации реальных условий среды конфликтная си­туация преобразуется таким образом, что стороны оказы­ваются незаинтересованными в продолжении конфликт­ных действий, хотя стремление достичь первоначальной цели у сторон остается. К этому типу относятся, напри­мер, многие чисто административные решения конфлик­та, вводящие определенные запреты и санкции на случай их нарушения.

Разрешение конфликта посредством изменения обра­зов, имеющихся у сторон, — особенно интересный для со­циального психолога случай. Подобное разрешение конф­ликта (полное или частичное) предполагает, прежде всего, переструктурирование имеющихся ценностей, мотивов, установок, а также принятие новых, и поэтому здесь умес­тен весь арсенал средств, разрабатываемых социальной психологией для этих целей.

Заключая рассмотрение динамики конфликта, умест­но отметить также следующее. Во-первых, все сказанное выше относительно динамики конфликта не следует по­нимать в том смысле, что всякий конфликт непременно проходит каждую из перечисленных стадий. Например, сложившаяся объективная конфликтная ситуация может остаться незамеченной, не воспринятой сторонами. В этом случае конфликт ограничится^своей первой стадией и останется на уровне потенциального. С другой стороны, стадия восприятия ситуации как конфликтной может на­ступить в условиях, когда объективная конфликтная ситу­ация отсутствует. Далее разрешение конфликта может по­следовать непосредственно за его восприятием, прежде чем стороны предпримут какие-то конфликтные действия в отношении друг друга. Исследования социально-психо­логических факторов, влияющих на тот или иной вариант течения конфликта, — одна из задач социального психо­лога.

Во-вторых, важным моментом динамики конфликта являются его возможные переходы из одних форм в дру­гие. Диапазон таких переходов весьма широк. Например, внутренний конфликт (внутриличностный, внутригруп-повой) может переходить во внешний (межличностный, межгрупповой) и внешний — во внутренний. Последнее, в частности, имеет место в случае частичного разрешения конфликтов, когда тем или иным образом пресекается конфликтное поведение, направленное вовне (на проти­востоящую сторону), но внутреннее стремление к этому конфликтному поведению не исчезает, а лишь сдержива­ется, порождая тем самым внутреннее напряжение, внут­ренний конфликт. Далее упоминавшийся нами ложный конфликт, т. е. конфликт, возникающий при отсутствии объективной конфликтной ситуации в силу ошибочного взаимного восприятия сторон, может трансформировать­ся в истинный, подлинный. Аналогичным образом истин­ный (ложный) конфликт по одному поводу может перейти в истинный (ложный) конфликт по другому поводу и т.д. Последнее, например, происходит, когда конфликт, воз­никший на личной почве, перерастает в деловой и обрат­но.

При исследовании взаимоотношений в различных группах социальному психологу довольно часто также приходится сталкиваться с серией частных, на первый взгляд неоправданных конфликтов, которые на самом деле репрезентируют какой-то глубокий, серьезный кон­фликт. Последний, являясь базовым, иррадиирует, обрас­тая совокупностью внешних, более мелких конфликтов.

Функции конфликта. Если исходить из большо­го числа социально-психологических исследований, на­правленных на поиски путей устранения конфликта из внутриличностной сферы, сферы межличностных, внут-ригрупповых и межгрупповых отношений, то легко прий­ти к ошибочному выводу, что конфликт играет лишь нега­тивную роль, выполняет лишь деструктивную функцию. В действительности, однако, социальный конфликт, будучи одним из наиболее ярких проявлений противоречия, сам внутренне противоречив, выполняя не только деструктив­ную, но и конструктивную функцию. При выяснении роли конфликта принципиально важен конкретный под­ход. Один и тот же конфликт может быть деструктивным в одном отношении и конструктивным в другом, играть негативную роль на одном этапе развития, в одних конкрет­ных обстоятельствах и позитивную — на другом этапе, в другой конкретной ситуации.

Деструктивная функция конфликта. Проявления дест­руктивных функций конфликта крайне разнообразны. Внутриличностный конфликт, например, порождает со­стояние психологического дискомфорта, который влечет, в свою очередь, серию различных негативных последствий и в крайних случаях может привести к разрушению лично­сти. На уровне группы конфликт может нарушать систему коммуникаций, взаимосвязей, ослаблять ценностно-ори-ентационное единство, снижать групповую сплоченность и в итоге понижать эффективность функционирования группы в целом. Аналогичным образом деструктивные функции конфликта проявляются и в межгрупповых взаи­моотношениях. Заметим, что деструктивное влияние кон­фликта может иметь место на каждом из этапов его эволю­ции: этапе объективной конфликтной ситуации, этапе ее осознания сторонами, этапе конфликтного поведения, а также на стадии разрешения конфликта. Особенно остро деструктивные воздействия конфликта обнаруживаются обычно на стадии конфликтного поведения, конфликт­ных действий.

Конструктивная функция конфликта. Конструктивные воздействия конфликта также весьма многообразны. Так, общеизвестно, что внутриличностный конфликт не толь­ко способен оказывать негативное влияние на личность, но и часто служит мощным, источником развития лично­сти, ее совершенствования (например в виде чувства неу­довлетворенности собой). В групповых и межгрупповых отношениях конфликт может способствовать предотвра­щению застоя (стагнации), служит источником нововве­дений, развития (появление новых целей, норм, ценно­стей и т. п.). Конфликт, особенно на стадии конфликтного поведения, играет познавательную роль, роль практиче­ской проверки и коррекции имеющихся у сторон образов ситуации. Кроме того, обнаруживая, обнажая объектив­ные противоречия, существующие между членами группы (группами), и устраняя их на стадии разрешения, конф­ликт освобождает группу от подтачивающих ее факторов и тем самым способствует ее стабилизации. Общеизвестно также, что внешний конфликт может выполнять интегра-тивную функцию, сплачивая группу перед лицом внешней опасности, внешних проблем. Как это видно отчасти из вышесказанного, конструктивные функции конфликта, подобно его деструктивным функциям, могут проявлять себя на всех этапад эволюции конфликта.

Для марксизма в целом характерно подчеркивание именно двойственной роли социального конфликта, вы­полнение им не только деструктивной, но и конструктив­ной функции. Как известно, центральной идеей всей мар­ксистской диалектики является трактовка противоречия как источника всякого развития вообще и социального прогресса в частности. Концепции классовой борьбы и со­циальной революции, служащие краеугольными камнями марксистской социальной теории, являются конкретной реализацией указанного диалектического принципа.

В отличие от марксизма буржуазному обществоведению свойственна тенденция к одностороннему рассмотрению конфликта, акцентирующему внимание на его деструктив­ных функциях. В области социологии типичным примером может служить позиция школы структурно-функциональ­ного анализа. Преследуя явно апологетические цели и огра­ничивая область исследования социальными механизма­ми, способствующими «интеграции», «адаптации», «со­хранению равновесия» общества, Т. Парсонс, Р. Мертон и другие буржуазные социологи-функционалисты рассмат­ривают противоречия и конфликты как аномалию, своего рода социальную болезнь.

Совершенно отчетливый акцент на деструктивной функции конфликта свойствен также основным направ­лениям зарубежной психологии и социальной психоло­гии. Психоаналитическая теория с ее принципом удоволь­ствия и трактовкой внутриличностного конфликта в каче­стве источника психических заболеваний, теория поля К. Левина с ее акцентом на сокращении напряжения, тео­рия-когнитивного диссонанса с ее сосредоточенностью на уменьшении, снятии диссонанса могут служить достаточ­но характерными примерами.

В современном буржуазном обществоведении намети­лась, правда, тенденция рассматривать конфликт не толь­ко как явление деструктивное. Этот подход, идущий от Г. Зиммеля и связанный в первую очередь с именами Л. Козера, Р. Дарендорфа, М. Дойча, пытается вычленить позитивные функции конфликта. Однако, будучи ограни­чены социальными классовыми рамками, буржуазные ис-

следователи трактуют эти позитивные функции весьма од­носторонне, с позиций социального консерватизма и со­циальной апологетики, отождествляя их, по существу, со способностью конфликта служить целям стабилизации и адаптации сложившейся социальной системы.

Типология конфликта. Как уже отмечалось, социальные конфликты исследуются целым рядом дис­циплин, и в каждой из них существует множество различ­ных типологий конфликта. Последнее справедливо и в от­ношении социальной психологии. В зарубежной литера­туре, например, различные классификации конфликта представлены в работах М. Дойча, А. Рапопорта, Д. Вер-нард, Л. Козера, Л. Понди, Р. Мака и Р. Снайдера и т. д.

Подобное разнообразие типологий конфликта неиз­бежно и оправданно. Изучая конфликт с самых различных точек зрения, исследователи могут выделять самые раз­ные, существенные для их частных целей основания клас­сификации и соответственно получать различные виды типологии. Ввиду этого любые попытки предлагать ка­кую-либо единственную, так сказать, истинную класси­фикацию конфликта представляются заведомо неоправ­данными. Поскольку настоящая статья преследует мето­дологические цели, мы ограничимся в рассмотрении проблемы типологии некоторыми методологическими за­мечаниями.

Типологизация конфликта играет важную методоло­гическую роль. Она служит не только средством охвата и упорядочения накопленных знаний, что уже само по себе весьма существенно, но и часто играет заметную эвристи­ческую роль в процессе получения новых знаний. Попыт­ки проанализировать имеющиеся конкретные примеры конфликтных ситуаций с точки зрения выбранного осно­вания классификации нередко обнаруживают совершен­но новые аспекты конфликтов, ускользавшие ранее от внимания исследователя.

В полной мере, однако, методологическая роль типо-логизации конфликта может сказаться лишь при выпол­нении основных логических требований, предъявляемых к научной классификации. В частности, основание клас­сификации должно быть четко выделено и последователь­но проведено, в результате чего классификация должна оказаться полной (по выделенному основанию) и непере­секающейся.

Помимо затронутых выше аспектов: структуры, дина­мики, функций и типологии конфликта — имеется еще одна весьма существенная сторона рассматриваемой проблемы, заключающаяся в практическом отношении к конфликту. В рамках этого аспекта можно выделить це­лый ряд важных понятий: помимо упоминавшегося ранее разрешения конфликта, можно, например, назвать пред­отвращение конфликта, его профилактику, ослабление и т. п. Однако, как уже отмечалось, конфликт не является бе­зусловно негативным и нежелательным, названные поня­тия являются частным случаем более общей позиции по от­ношению к конфликту, а именно позиции управления им. В плане управления конфликтом наряду с его разрешени­ем, предотвращением, ослаблением и т. д. следует также на­звать симптоматику, диагностику, прогнозирование и кон­тролирование конфликта. Рассмотрение этого круга кате­горий, относящихся уже не к самому исследованию конф­ликта, а к практическому использованию результатов тако­го исследования, является большой самостоятельной проблемой и выходит за рамки настоящей статьи. Тем не менее хотелось бы подчеркнуть в заключение огромную значимость только что затронутого круга вопросов, поско­льку именно практическим целям управления конфлик­том во всех его аспектах служит собственно исследование конфликта, выявление его социально-психологических механизмов и закономерностей.

А. И. Донцов, Т. А. Полозова

ПРОБЛЕМА КОНФЛИКТА В ЗАПАДНОЙ СОЦИАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ1

Написанная и опубликованная в 1980 году авторами данная статья яви­лась первой попыткой обобщения подходов западных психологов по изучению межличностного конфликта. Понятие конфликта, которое сформулировано было в традициях мотивационного подхода, анализи­руется авторами с точки зрения специфики социально-психологиче­ского явления. Важным моментом этого исследования является анализ методов исследования конфликтов. Отмечая ограниченность лабора­торного метода исследования, авторы отмечают неправомерность отождествления лабораторной и естественной ситуации конфликта.

Печатается по изданию: Психологический журнал. Т. 1. № 6. 1980. — С. 119-123.

Проблема межличностного конфликта становится объ­ектом интенсивного изучения в социальной психологии на Западе (прежде всего в США) начиная с 60-х годов XX в. Возникновение интереса к проблеме конфликта, связанное с эволюцией теоретических и методических ориентации социально-психологического знания, в первую очередь обусловлено обострением классовых противоречий капи­талистического общества, продиктовавшим рост социаль­ного заказа на исследования в данной области. Общее чис­ло таких исследований, нередко противоположных как по исходным установкам, так и по полученным результатам, достигает сегодня астрономических размеров. Десятками исчисляется и количество специальных обзоров, посвя­щенных их теоретико-экспериментальному анализу.

Вместе с тем при всем многообразии эмпирических и теоретических подходов к проблеме конфликта вырисо­вывается достаточно устойчивая концептуальная схема, основанная на общепризнанном в западной социаль­но-психологической литературе определении сущности конфликтогенных факторов. Методологически централь­ным здесь выступает представление о том, что возникно­вение конфликта обусловлено осознанной несовместимо­стью индивидуальных намерений и интересов противоборствующих сторон. Такой подход к пониманию истоков конфликта распространен под именем мотивационной концепции конфликта.

Именно мотивационная концепция конфликта рас­сматривается подавляющим большинством западных ав­торов как основной путь разработки унифицированной категориальной сетки, позволяющей описать механизм любого социального столкновения любых противостоя­щих сторон. Понятно, что решение этой задачи потребо­вало принятия модели, которая по необходимости должна была быть абстрагирована как от специфических особен­ностей конкретных конфликтных столкновений, так и от содержания вызвавших их противоречий, в ином случае она потеряла бы качество всеобщности. Такой моделью, к которой якобы может быть редуцирован любой социаль­ный конфликт, как раз и выступало стимулированное мотивационно-прагматической несовместимостью конф­ликтное взаимодействие индивидов в строго регламенти­рованных лабораторных условиях.

Определение конфликта

Дефиниции конфликта, предлагаемые в русле мотивационного подхода, хотя и не лишены терминологической путаницы и разногласий, едины в главном — акценте на роли субъективных факторов в детерминации конфликт­ного взаимодействия. Одно из первых определений пред­ложено видным американским исследователем L. Coser, оказавшим значительное воздействие на формирование подхода к пониманию природы конфликта. Согласно L. Coser, конфликт в собственном смысле слова есть «бо­рьба, возникшая из-за дефицита власти, статуса или средств, необходимых для удовлетворения ценностей и притязаний, и предполагающая нейтрализацию, ущемле­ние или уничтожение целей соперников». Уточняя и раз­вивая это положение, L. Coser говорит о необходимости различать конфликт как средство достижения определен­ного результата и конфликт как самоцель. Конфликты первого типа (реалистические), будучи стимулированы намерением достичь некоторую цель, могут быть замене­ны некоторым другим типом взаимодействия, если конф­ликт будет расценен как неадекватное средство получения желаемого результата. Конфликты второго типа — нонреалистические — порождены «не конкурирующими целями сторон, а необходимостью снятия напряжения, по крайней мере, у одной из них». Здесь также возможны альтернатив­ные решения, но касаются они лишь выбора противника для снятия напряжения, а не наиболее приемлемой для реа­лизации поставленной цели модели взаимодействия.

Более чем десять лет спустя К. Fink, проанализировав­ший множество дефиниций конфликта с целью упорядо­чения и унификации терминологии, дал определение, ко­торое обнаруживает теснейшую зависимость от позиции L. Coser. «Социальный конфликт, — пишет К. Fink, — это любая социальная ситуация или процесс, в которых две или более социальных единицы связаны, по крайней мере, одной формой психологического или интерактивного ан­тагонизма». Психологический антагонизм — это эмоцио­нальная враждебность и сходные с ней явления. Интерак­тивный  антагонизм  понимается  как  взаимодействие, строящееся по типу борьбы и вмешательства в дела проти­воборствующей стороны.

Сохранение тех же двух линий анализа (конфликт как резкое эмоциональное неприятие какого-либо лица и как форма взаимодействия в достижении конкурирующих це­лей) характерно и для позиции многих других авторов. Однако конфликт в истинном смысле слова  чаще всего определя­ется по второму типу, хотя и отмечается, что он включает не­которое число эмоциональных моментов. Так, например, французский социальный психолог Н. Touzard, посвятив­ший немало страниц своей недавней книги обоснованию органической связи конфликта и агрессивного поведения, вместе с тем отмечает, что «социальный конфликт не может быть полностью описан с помощью психологических кате­горий: враждебность, агрессия не всегда присутствуют в со­циальном конфликте, и потому он не может быть низведен до собственных аффективных и импульсивных аспектов». Поэтому сам конфликт определяется автором как «ситуа­ция, в которой действующие лица (индивиды, группы, орга­низации, нации) либо преследуют несовместимые цели и ценности, либо одновременно в конкурентной манере стре­мятся к достижению одной и той же цели».

Некоторыми авторами определение межличностных конфликтов как продиктованных конкурентной ситуа­цией критикуется за происходящее при этом смешение понятий конфликта и противоречия. Позитивные моменты этой критики переросли в методологически существен­ное и ныне общепринятое в западной литературе противо­поставление конфликта, с одной стороны, и конкуренции (соревнования) — с другой.

Разграничение конкуренции и конфликта обычно про­водится с трех точек зрения, хотя и не конфронтирующих, но различных. Согласно первой из них, соревнование есть тот же конфликт, но осуществляющийся «по правилам», а потому ограниченный. «Конкуренция, — пишет A. Rapo-port, — обычно принимает форму легитимизированного конфликта, регулируемого определенными правилами. Действия участников здесь в равной степени могут или не могут быть направлены друг против друга с намерением воспрепятствовать достижению цели противником».

Другая, несколько отличная точка зрения принадле­жит Р. Акоффу и Ф. Эмери. Отличие конкуренции от кон­фликта заключается, по мнению авторов, не в правилах как таковых, но в тех функциях, которые этими правилами выполняются. В случае конкуренции элементы конфлик­та хотя и присутствуют, но «ограничиваются правилами, которые служат либо общим интересам участников, либо интересам какой-то третьей стороны».

Третья позиция по вопросу о взаимосвязи конфликта и конкуренции высказана Н. Touzard. «Соревнование и кон­фликт, — пишет автор, — могут быть разграничены при по­мощи понятия «власть», определяемого как возможность субъекта (индивида, группы, организации, нации) влиять на образ действий другого субъекта, модифицируя или кон­тролируя его поведение, установки или чувства». Соревно­вание как таковое характеризуется как «параллельные» по­иски субъектами одной и той же цели, оно мотивировано желанием выиграть, а не причинить ущерб противнику. Однако в том случае, когда контроль над поведением друго­го становится осознанной целью или единственным сред­ством достижения результата, соревнование может пере­расти в конфликт. «Если в соревновательной ситуации, — подчеркивает автор, — мотивация тотального контроля над поведением других более сильна, чем соглашения и прави­ла, ее воспрещающие, есть конфликт». В том же ключе грань между этими категориями проводят Q. Wright, К. Воulding и некоторые другие авторы.

Наиболее полную социально-психологическую интер­претацию понятия конкуренции и конфликта (как и «мотивационная концепция» в целом) получили, на наш взгляд, в работах М. Deutsch, подытоженных в книге «Раз­решение конфликта». Отличие этих категорий (как и опи­сываемых ими явлений), согласно М. Deutsch, состоит в том, что они относятся к разным сферам реальности. В ка­честве таких сфер в концепции М. Deutsch выступают объ­ективная конфликтная ситуация, составляющая основу конфликта, и конфликтное поведение, представляющее способ взаимодействия участников конфликта, возника­ющий при осознании ситуации как конфликтной.

Конкуренция понимается автором как характеристика ситуации взаимодействия, внешне заданный тип взаимосвя­зи сторон, который предполагает негативную взаимозависи­мость целей: один выигрывает только в том случае, если дру­гой проигрывает. Конфликт, объективным признаком кото­рого М. Deutsch считает столкновение несовместимых дей­ствий (Т. е.  таких, которые направлены на пресечение, срыв, обструкцию других действий) является характеристикой не ситуации, а межличностных отношений. Решающее условие вступления в конфликт — это не столько сам по себе факт несовместимости действий, сколько перцепция несовмести­мости. «Ни течение конфликта, ни его исход не определяют­ся с неизбежностью внешними обстоятельствами, в которых конфликт себя обнаруживает». Психологической реально­стью конфликт становится только в том случае, если он вос­принят как конфликт.

Конечно, оговаривает М. Deutsch, это не означает, что восприятие всегда истинно, а действитель­ная несовместимость всегда воспринимается.

Кооперативная (либо конкурентная) ситуация, будучи жестко определенной объективными обстоятельствами, вместе с тем имеет определенное отношение к личности участников этой ситуации. Опыт взаимоотношений в си­туациях подобного рода может сформировать, согласно М. Deutsch, два различающихся типа, или стиля, поведе­ния, которые, что особенно важно, могут быть использо­ваны испытуемым и в отсутствие «вызвавшей и сформиро­вавшей данный тип поведения ситуации». Первый тип по­ведения, называемый кооперативным, или «содействую­щим» (promotive), характеризуется высокой взаимозави­симостью вероятностей достижения цели обеими сторо­нами, побуждающей способствовать реализации намере­ний партнера, а тем самым — и своих собственных. Инди­вид, придерживающийся такого типа поведения, склонен позитивно оценивать успехи другого, облегчать выполне­ние его действий и т. п. — словом, всячески проявлять ко­оперативные акции. Конкурентный, или «противодейст­вующий» (contrient), тип поведения характеризуется нега­тивным отношением к успехам другого, попытками бло­кировать его действия, отвержением любых форм воздей­ствия с его стороны. Такое поведение, пишет автор, наи­более адекватно в ситуации, когда вероятности достиже­ния цели обратно взаимосвязаны: успех одного с необхо­димостью влечет поражение другого.

Собственную исследовательскую задачу автор видит в «изучении конфликтов, участники которых развивают конкурентные и кооперативные отношения в ситуациях, позволяющих и то, и другое». Кстати, изучение конфлик­тов в условиях взаимодействия при так называемой «сме­шанной» мотивации (mixed-motive interaction), т.е. такой, в которой переплетены кооперативные и конкурентные интересы, является доминирующим направление анализа межличностного конфликта не только для М. Deutsch, но и для всей западной социальной психологии.

Метод исследования

В поисках методов формализации ситуации конфлик­тного взаимодействия западная социальная психология обратилась к интенсивному освоению некоторых разделов математики, прежде всего теории игр. Под «конфликт­ной» здесь понимается ситуация, в которой «участвуют различные стороны, наделенные различными интересами и возможностями выбирать доступные для них действия в соответствии с этими интересами». Формальные модели принятия оптимальных решений в подобной ситуации как раз и изучаются теорией игр, где игра выступает как спо­соб описания столкновения интересов.

Наибольшую популярность и повсеместное распро­странение получил один из вариантов игры с ненулевой суммой, известный под названием «Дилемма узника» («ДУ»). Хотя J. Davis, P. Laughlin, S. Komorita, сделавшие обзор современных исследований, отмечают, что «в по­следние два года характерно снижение количества работ с использованием модели «ДУ»», популярность этой игры все еще достаточно высока, а сама модель доминирует в экспериментальном изучении конфликтного взаимодей­ствия. Свидетельством тому являются достаточно полные обзоры работ с применением данной модели, выполненные P. Gallo, С. McClintock, P. Swingle, L. Wrightsman, J. О. Con­nor, N. Baker, С. Nemeth, E. Apfelbaum и другими авторами.

Необходимо отметить, что многочисленные исследо­вания конфликтного взаимодействия, проведенные в рам­ках и на основе теоретико-игрового подхода, сопровожда­ются в современной литературе не менее многочисленны­ми критическими высказываниями в его адрес. Главная причина разочарования в «ДУ» как парадигме изучения конфликтного взаимодействия состоит в том, что сама эта ситуация, по мнению многих авторов, настолько искусст­венна и многозначна, что поведение в ней лишь в малой степени соотносится с поведением человека в реальной жизни. Этим обусловлено скептическое отношение к си­туации «ДУ» даже тех авторов, которые активно ее исполь­зуют в собственных исследованиях.

Критическому осмыслению были подвергнуты прежде всего основные теоретические постулаты, имплицитно со­держащиеся в «игровом» понимании конфликта. Во-пер­вых, это постулат рациональности, согласно которому стремление к максимизации (оптимизации) выигрышей — основная детерминанта индивидуального поведения. «Этот постулат, — отмечает Н. Touzard, — является соглашением, сделанным теоретиками игр в полном соответствии с тео­рией «homo economicus»». Прекрасно известно, что подоб­ная теория чисто конвенциональна и не соответствует ни реальности экономических отношений, ни реальности со­циальных конфликтов. При этом, подчеркивает М. Plon, происходит неправомерное отождествление между лабора­торной и естественной ситуацией конфликта: «...игра из математической модели, каковой она была в теории, стано­вится редуцированной моделью реальности». Во-вторых, это постулат статичности ситуации конфликтного взаимо­действия: полагается, что индивид изначально обладает всей полнотой информации, содержащейся в матричном описании ситуации и раз и навсегда фиксирующей иерар­хию индивидуальных значимостей тех или иных действий. Теоретико-игровая парадигма, не без иронии замечают многие авторы, описывает то, как люди должны действо­вать, а не то, как они действуют на самом деле. В этой связи, пишет Н. Touzard, «теория игр, являясь источником и средством формализации, не может быть названа теорией социального конфликта».

Б. И. Хасан

ПРИРОДА И МЕХАНИЗМЫ КОНФЛИКТОФОБИИ

Б. И. Хасан, один из известных отечественных исследователей конф­ликта, отмечает бесперспективность «монопредметного» изучения кон­фликта как социального явления и рассматривает трудности, которые мешают определить конфликту достойное место в ряду научной пред­метности и социальной практики. Рассматривая составляющие меха­низма «конфликтофобии», автор определяет направления деятельно­сти по преодолению феномена конфликтофобии. В целом автор обоб­щает опыт «конструктивной» конфликтологии красноярских психо­логов.1

Печатается по изданию: Хасан Б. И. Психотехника конфликта и конфликтная компетентность. — Красноярск, 1996.

Рассмотрение конфликта с позиций функционального подхода (в деструктивной или конструктивной функциях), т.е. полагание его как условно естественного явления чело­веческой жизни и деятельности, уже требует неоднознач­ного отношения и в научном исследовании, и в психопрак­тике. Но даже такой, допускающий не исключительно от­рицательную, но и положительную функцию, подход встречал и до сих пор встречает весьма заметное сопротив­ление в научном психологическом сообществе. И уж тем более утверждается непросто в прикладной психологии конфликт, который претендует на роль психотехническо­го средства, создаваемого искусственным путем для разре­шения противоречий.

В значительной мере такая ситуация складывается в связи с продолжающимися попытками монопредметного изучения конфликта, хотя уже должно быть ясно, что уси­лиями одних психологов здесь не обойтись. Разработки в области диалектической логики, этики, оргуправления и содержания той деятельности, в которой возникает конф­ликт, — необходимые и, по-видимому, неисчерпывающие условия для системного рассмотрения такого сложного объекта, как конфликт.

Что же выступает помехой для кооперации разных предметно-профессиональных позиций?

Важнейшее противоречие, которое нам необходимо разрешить, определяя место конфликта в социальной практике, индивидуальной психологии и научной пред­метности, заключается в:

1) достаточно очевидном понимании функций конфлик­та как механизма разрешения противоречий в дейст­вии, обеспечивающих тем самым развитие человека и общества;

2) достаточно очевидном и весьма устойчивом страхе пе­ред конфликтом как экзистенциальным фактом. Социологические и психологические исследования по­казывают, что никакие уговоры, научные объяснения не-збежности или даже полезности конфликта никак не сни­мают (даже не снижают) конфликтофобии как социального явления и факта индивидуального переживания.

Предпринимаемые попытки разведения понятий со­держательного (хорошего) и коммунального (плохого) конфликтов, по-видимому, малоэффективны, поскольку дело здесь не столько в удачных или неудачных названиях, сколько в сложившейся культурной традиции, которая определенным образом транслируется за счет передачи норм через обучение, искусство, науку, религию и вместе с тем находит собственные основания и соответствия в он­тогенезе индивидуальной психической жизни.

Вывод вроде бы прост: нужно закладывать и последова­тельно выращивать новую культурную традицию, исполь­зуя прежде всего каналы образования. Для этого необхо­димо вскрыть успешно работающие в настоящее время основания и психологические механизмы конфликтофо­бии, чтобы создать условия введения конфликта как со­держательного и формального элементов образования.

Важным это представляется и с терапевтических пози­ций, для которых достаточно типичны ситуации избега­ния разрешающих конфликт стратегий именно потому, что разрешение требует построения или конфликтной ак­туализации, а для пациента — ввергания в новый конф­ликт.

Наиболее важный пункт в психологическом обсужде­нии конфликта заключается в том, что любой конфликт независимо от его содержания и феноменальной пред-ставленности (внешний или внутренний) образуется как структура расщеплением «Я» (или другого типа целостно­сти), а как процесс — взаимоизменением столкнувшихся действий (образов действий).

Настаивая на том, что этот тезис имеет отношение не только к внутреннему, но и к внешнему конфликту, хочу обратить внимание на достаточно типичное игнорирова­ние существенной разницы между столкновением и взаи­моизменением деятельностей и «натолкновением» и из­менением одной деятельности (без характеристики «взаи-мо»). Исследования интроспективных фиксаций в том и в другом случае показывают, что существуют, по крайней мере, два типа интерпретаций инцидента (независимо от бихевиоральной, гещтальт или когнитивной ориентации), которые являются основаниями для дальнейшего развора-чивания действий либо как конфликта, либо как преодо­ления препятствия (еще раз специально подчеркиваю это как разное). Второй вариант традиционно понимается как фрустрация со всеми возможными вытекающими отсюда исходами, в том числе и конфликтом. Но это как бы лежит в нем дальше. Первый же вариант интресен тем, что в нем сразу реализуется расщепление определенной целостно­сти на носителей разных действий.

Таким образом, я утверждаю, что взаимопринятие каждой из столкнувшихся сторон действий (образов дей­ствий) другой стороны — сцепление с момента столкнове­ния и вгшоть до разрешения — автономизации действий с новыми или сохраненными качествами и возвратом цело­стности — есть необходимый атрибут любого конфликта и, более того, его сущностная характеристика как органи­зованности и специального психологического явления.

Вариативность действий (образов действий) немед­ленно рождает болезненную трудность выбора. Поскольку единовременно действие может быть совершено только одно, то выбор требуется однозначный.

В традиционно-психологическом понимании содер­жание действий выбора представляет собой ядро картины конфликта. Основная ее проблематика состоит в том, что расщепление «Я» или какой-либо другой целостности об­разует одновременно несколько инстанций, актуализация которых в неизменном виде невозможна. Например, акту­ализация учительской позиции по отношению к ученику делает невозможной одновременную актуализацию родительской позиции; какая-то из них или обе должны изме­ниться для решения одной ситуации.

Сосуществование подинстанций расщепленного «Я» допустимо в двух случаях: либо как бездействующих по­тенциальных, либо действующих в разном времени или пространстве. Последний случай вместе с тем всякий раз подразумевает как ведущую какую-то одну подинстанцию.

Понимая, что такой подход является линейным, я, опираясь на традиции изучения конфликта в психологии и современные практики конфликтного менеджмента, пока оставляю открытым вопрос о возможности нелиней­ного многоуровневого рассмотрения. Здесь же считаю важным подчеркнуть, что необходимость однозначного решения (линейная модель) напрочь отбрасывает те диа­пазоны стратегий поведения в конфликте, которые пред­лагаются, например, М. Дойчем или К. Томасом. Такой диапазон может быть реализован исключительно во внеш­нем взаимодействии, то есть в тех случаях, когда основа­ния действий не открыты участникам и могут рассматри­ваться как индивидуальные ресурсы сторон.

Так, например, по мнению М. Дойча, проблема регу­ляции конфликта требует решения трех центральных во­просов:

«1) каковы условия, необходимые для институализа-ции и регулирования конфликта;

2) каковы условия, создающие возможность урегули­рования конфликта непосредственно сторонами;

3) каковы условия, при которых возможно конкурент­ное и кооперативное разрешение конфликта» (курсив мой. — Б. X.).

И далее еще определеннее о возможностях урегулиро­вания:

«1) конфликтные стороны должны быть сами по себе организованы;

2) каждая сторона должна быть готова признать закон­ность требований другой и принять результат урегулиро­вания конфликта, даже если он оказался вне ее интересов;

3) необходима принадлежность к одной общности».

Понятно, что возможность применения кооператив­ной или компромиссной стратегии предполагает возмож­ность неоднозначного, фрагментарного, откладывающе-

гося решения, оставляя вместе с тем линейную картину развития конфликта в промежутке между полюсами:

выигрыш   ............................................................... проигрыш

Сторона А                                                                     Сторона Б

проигрыш ...............................................................  выигрыш

К. Томас раздвигает диапазон стратегий еще шире, до­бавляя к трем, предложенным М. Дойчем, еще две: избега­ние и приспособление. При этом если оставаться в рамках линейной схемы, то однозначное решение, неизбежно требуемое в условиях, когда участники конфликта суб­станционально не разведены (буквально не противопос­тавлены), может быть реализовано только в стратегии кон­фронтации. В нашем же случае все инстанции рассматри­ваются как «Я», но с разными образами действий.

Преодоление такого расщепления (разрешение конф­ликта) и восстановление единства — целостности «Я» — в ситуации выбора порождает самую тяжелую (потому и бо­лезненно переживаемую) проблему отказа. Отказ от одно­го из образов действии означает вместе с тем и необходи­мость дискредитации инстанции-носителя (автора), а ведь это тоже «Я»!

Итак, я подчеркиваю первую составляющую механиз­ма конфликтофобии, которая формулируется примерно так: «Конфликт — это выбор; выбор — это всегда отказ; от­каз от себя, даже частично — болезненно и страшно!».

Этот механизм необходимо (неизбежно) существует на базе необходимого (неизбежного) конфликта — в обыден­ном сознании как стремление избежать или изжить то, чего избежать невозможно. Индивидуальный опыт лич­ных переживаний подобного типа формирует соответст­вующие фобические установки.

По 3. Фрейду, разрешение ситуации выбора реализует­ся за счет субординации в структуре личности, где за ин­станциями «Оно» и «Сверх-Я» стоят такие основания, ко­торые заведомо обладают различным ресурсом. При этом «Оно» всегда представляет собой всю энергию либидо (природного влечения). В этом его сила. «Сверх-Я» имеет строгую нормативную структуру и вполне определенные формы запрета-цензуры. За этой инстанцией стоит вся мощь социальной организации общества и возможность санкций и нарушение установленных норм. Именно ин­станции «Я» предстоит всякий раз солидаризироваться с одной из «высших» инстанций и, соответственно, риско­вать. Дискредитации же одной из инстанции в психоана­лизе соответствует вытеснение. Но ведь все исследователи практики психоанализа уже давно знают, чем чревато вы­теснение.

Это означает, что в линейной схеме конфликта для еще действительного разрешения, а не отодвигания суб-лимирования, необходимо прийти к мысли об «уничтоже­нии» одной или нескольких инстанций, чьи образы дейст­вий не реализуются, и тем самым обеспечить однознач­ность и стабильность выбора либо смириться с постоян­ной угрозой расщепленности — возрождение конфликта. Здесь вторая составляющая механизма конфликтофо­бии: «Уничтожить конфликтующую часть «Я» невозмож­но, поскольку это суицидально подобный акт, следовате­льно, «Я» обречено в случае однажды состоявшегося кон­фликта постоянно пребывать под угрозой его непрогнози­руемой актуализации». Эта составляющая присуща более глубокому экзистенциальному уровню и поэтому пред­ставляет собой более основательный фундамент конфлик­тофобии. Если предложенные здесь спекуляции допустимы(*), то, по-видимому, возможны два направления в преодолении феномена конфликтофобии.

1. Создание культуры «уничтожения» (как бы странно и страшно это ни звучало) инстанции, чье действие не может быть реализовано как разрешающее — резуль­тирующее столкновение. В зависимости от содержа­ния представленных в конфликте противоречий не­обходима и разработка диапазона соответствующих психотехник-приемов, обеспечивающих «уничтожи-мость». Здесь, наверное, следует особо оговорить со­держательную сторону конфликтов, поскольку столк­новения, например, на нравственной почве могут по­требовать своих «табу» на «уничтожение». Сконстру­ированные и опробированные нами эксперименталь­ные методики, направленные на экстериозицию («ов-нешнение») внутреннего конфликта при решении коммуникативных задач, показали, что идея «уничто­жения» инстанций не так уж фантастична, как может показаться на первый взгляд.

2.   Воспитание такой культуры конфликтования,. при ко­торой всякий раз могут быть использованы основания обеих (в более сложном случае и большего числа) ин-

станций как строительный материал для выращивания нового действия (деятельности). По сути, речь идет об образовании потенциальной надинстанции, в которой при любом расщеплении сохраняется целостное реф­лектирующее «Я».

В этом направлении только и можно реализовать нели­нейный подход к конфликту и действительному разреше­нию воплощенного в нем противоречия.

При этом слово «воспитание» здесь несет особую на­грузку, так как подразумевает специальные психолого-пе­дагогические работы, включенные в достаточно ранние стадии возрастного движения личности. Именно на этих стадиях в начале развития игровой деятельности, а затем учебной у ребенка еще нет конфликтных стереотипов, еще нет фобий перед расщеплением «Я», что избавляет его от предконфликтного фобического переживания, появляю­щегося у взрослого человека за счет распознавания конфликтогенных признаков ситуации.

Примечание:

(*) Проведенные нами исследования достоверно подтверждают нали­чие первой составляющей как вполне сознаваемый испытуемый фактор.

А. Г. Здравомыслов

ЧЕТЫРЕ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ НА ПРИЧИНЫ СОЦИАЛЬНОГО КОНФЛИКТА

А. Г. Здравомыслов — автор наиболее фундаментальной отечествен­ной монографии по проблеме социологии конфликта. С выходом его издания «Социология конфликтов» (1996) начинается этап системати­зированного изложения проблемы конфликта в отечественной социо­логии. Рассматривая подходы к объяснению социальных конфликтов, А. Г. Здравомыслов выделяет динамический аспект этого социального явления. Важным и актуальным является постановка автором пробле­мы рефлексивной политики как превентивной меры по предупрежде­нию социальных конфликтов.

Печатается по изданию: Социология конфликтов. — М., 1996.

При определении самого понятия «конфликт» чаще всего мы сталкиваемся с попыткой подвести его под более широкую категорию противоречия. Но такой способ определения влечет за собою игнорирование специфики собственно конфликтных отношений. Поэтому, на наш взгляд, такое подведение частного под общее недостаточ­но, а порою и ошибочно.

В догматизированной версии марксизма, выполняв­шей функции официальной идеологической доктрины, признавалось наличие противоречий в советском обще­стве преимущественно неантагонистических, но до при­знания конфликтов, тем более социальных, дело не дохо­дило. О характере противоречий, о том, какое противоре­чие нужно было считать основным или главным, продол­жались многократно возобновлявшиеся дискуссии. При этом во всех дискуссиях противоречия формулировались в предельно абстрактной и обезличенной форме: между производством и потреблением; производительными си­лами и производственными отношениями; между произ­водительными силами и отдельными сторонами произ­водственных отношений; между «новым» и «старым». Основная методологическая установка состояла в том, чтобы подчеркнуть значение единства сторон, целостности социально-политической системы.

Некоторые авторы всерьез рассуждали о том, что при социализме, в отличие от капитализма, единство противоположностей, а не про­тиворечие является движущей силой развития общества. Мышление в этих категориях не давало возможности пе­рейти к конкретному анализу социальных процессов, к поведению социальных групп и лиц, решающих те или иные вполне определенные, конкретные жизненные зада­чи.

В современной социологической литературе вопрос о связи между противоречием и конфликтом рассматривает­ся известным английским социологом Антони Гидденсом. «Под конфликтом, — пишет он, — я имею в виду реальную борьбу между действующими людьми или группами неза­висимо от того, каковы истоки этой борьбы, ее способы и средства, мобилизуемые каждой из сторон. В отличие от конфликта понятие противоречия относится к некоторой структуре. Оба эти понятия весьма близки между собой, так как противоречие выражает уязвимое место, слабое звено в конструкции социальной системы. Вместе с тем противоречие указывает на разделение интересов между различными группами и категориями людей, в том числе и между классами» (6).

Гидденс далее подчеркивает, что социальные противо­речия связаны с различиями в образе жизни людей, при­надлежащих к разным социальным группам, и неравенст­вом их жизненных шансов, которые, в свою очередь, опре­деленным образом влияют на формирование картины мира. Но противоречия далеко не всегда влекут за собой конфликты. Для превращения противоречий в конфлик­ты необходимы осознание противоположности интересов и соответствующая мотивация поведения. Пока противо­положность интересов не осознана, конфликт, как пола­гает Гидденс, еще не наступает. С этой точки зрения конф­ликт выступает прежде всего как осознанное, осмыслен­ное противоречие несовпадающих или противостоящих друг другу интересов сторон, готовых предпринять или уже предпринявших определенные действия, основанные на указанном противостоянии.

Несколько иной ракурс проблемы конфликта выявля­ется при попытках вывести социальную напряженность из уровня удовлетворения базовых потребностей людей и со­циальных групп. Именно такой подход к проблеме демонстрирует Питирим Сорокин при выяснении вопроса о причинах социальных конфликтов и революций. «Непо­средственной предпосылкой всякой революции, — пишет он, — всегда было увеличение подавленных базовых ин­стинктов большинства населения, а также невозможность даже минимального их удовлетворения...

Если пищеварительный рефлекс доброй части населе­ния «подавляется» голодом, то налицо одна из причин восстаний и революций; если подавляется инстинкт само­сохранения деспотическими экзекуциями, массовыми убийствами, кровавыми зверствами, то налицо другая причина революций... Если «подавляется» собственниче­ский инстинкт масс, господствуют бедность и лишения и, в особенности, если это происходит на фоне благоденст­вия других, то мы имеем еще одну причину революций».

Среди подавленных инстинктов, потребностей и реф­лексов, которые вызывают социальное напряжение, взрыв и конфликт, П. Сорокин выявляет, помимо перечислен­ных выше, потребности коллективного самосохранения (семьи, религиозной секты, партии), потребность в жили­ще и одежде, половой рефлекс, инстинкт самовыражения и интерес к соревновательности, творческой работе, при­обретению разнообразного опыта, потребность в свободе.

Как мы видим, указание на связь неудовлетворенных потребностей и нарастающих конфликтных ситуаций, рассмотрение источника конфликтов в подавлении базо­вых потребностей человека, без удовлетворения которых он не может существовать, позволяют ближе подойти к анализу конкретных социальных конфликтов. С этой точ­ки зрения всякий конфликт характеризуется прежде всего неудовлетворенной потребностью и стремлением найти средства для того, чтобы эту потребность удовлетворить. Многомерная неудовлетворенность потребностей и инте­ресов, депривация значительных масс населения состав­ляет, по Сорокину, главный источник революционных потрясений в обществе. Предотвращение революции, раз­витие общества по пути реформирования возможно тогда, когда власти предержащие отслеживают меру удовлетво­рения потребностей различных социальных слоев и нахо­дят средства для их удовлетворения или компенсации, когда они не допускают кричащих антагонизмов в мере развития и удовлетворения потребностей, поддерживая социальное неравенство на уровне социальной нормы.

Следующий шаг по пути конкретизации конфликтов связан с разработкой вопросов социального равенства и не­равенства. Положение людей и вытекающий из него уро­вень социальных притязаний определяется не вечными ин­стинктами, а сопоставлением с другими людьми. То, что является приличным уровнем жизни для одних людей, дру­гими может рассматриваться как бедность и нищета. Важ­ны не сами по себе потребности, но и средства их удовлет­ворения, доступ к соответствующим видам деятельности, который обусловлен социальной организацией общества. Именно в этой связи встает вопрос не только о равенстве и неравенстве в уровне благосостояния, но и сопоставлении жизненных шансов различных социальных групп. Как по­казал опыт советского общества, само по себе стремление к всеобщему равенству не может рассматриваться в каче­стве блага; оно часто приводит к уравнительности, к угаса­нию стимулов творческой деятельности и инициативы. Неравенство, в том числе и социальное, неустранимо. Бо­лее того, оно имеет положительное значение для общества в целом, так как оказывается важнейшим источником со­стязательности, конфликтности, стимулирующим жиз­ненную энергию человека.

Неравенство, как и социальный конфликт, содействует мобилизации жизненной энергии, влечет за собой необхо­димость социальных изменений, в том числе и в организа­ции общественной жизни. Применительно к социальному конфликту неравенство социальных положений означает неодинаковый доступ к ресурсам развития индивидов, со­циальных групп или сообществ людей. Поэтому в опреде­ление природы конфликта включается и проблема ресур­сов как средств достижения социальных целей.

Однако здесь возникает центральный вопрос, на кото­рый указывает Р. Дарендорф. Кто и каким образом распо­ряжается ресурсами? Иными словами, в чьих руках нахо­дится власть? Этот вопрос, безусловно, связан с определе­нием самой власти, которая представляет собой совокуп­ность социальных позиций, позволяющих одной группе людей распоряжаться деятельностью других групп людей. Именно здесь заложен центральный конфликт в любой системе общественных отношений. Люди делятся между собой не только на богатых и бедных, не только на тех, кто обладает недвижимостью, и тех, кто живет на зарплату, но и на тех, кто участвует во власти и кто не участвует в ней.

Точнее говоря, все названные деления существуют и име­ют определенное значение, в том числе и для формирова­ния конфликтов, но в сравнении с признаком участия или неучастия во власти иные признаки имеют второстепен­ное или третьестепенное значение.

Помимо трех названных подходов к объяснению соци­альных конфликтов, существует и четвертый, который мо­жет быть охарактеризован как нормативно-ценностный подход. Согласно этой точке зрения, которая идет от Э. Дюркгейма и Т. Парсонса, несовпадение целей и инте­ресов людей или соответствующих групп есть главная при­чина конфликтов. «Социальный конфликт, — утверждает, например, Луис Крисберг, — существует в том случае, ког­да две или большее количество сторон убеждены в том, что цели их деятельности несовместимы».

Все выделенные выше позиции имеют в своем основа­нии некий общий фундаментальный теоретический во­прос: о природе интереса и о способе его осознания дейст­вующим субъектом. И в самом деле, в любом определении конфликта так или иначе мы сталкиваемся с вопросом о не­совпадении интересов, целей, борьбы за жизненные ресур­сы и т.д. Поэтому при рассмотрении конфликта вполне уместно вновь задаться вопросом: что же такое интересы как побудители социальных действий? В литературе долгое время существует спор относительно того, являются ли ин­тересы некой объективной данностью или же они представ­ляют собою некоторые характеристики сознания людей и различных социальных сообществ. Позиция автора этой книги по этому вопросу была сформулирована еще в 1964 г. и позже развита в более основательную теоретическую кон­струкцию. Вслед за Гегелем можно сказать, что интерес — это момент субъективности во всяком объективном деле. Интерес — это стремление чего-то достичь, что-то изме­нить или сохранить, он не просто осознается в качестве не­которой объективной данности наподобие закона природы или сложившегося порядка вещей.

Интерес — это внутрен­нее отношение действующего субъекта к действию, кото­рое он производит; это переход субъективности, сложней­шей внутренней мотивации в некоторый результат, кото­рый фиксируется как нечто объективное, уже совершен­ное, сделанное. Такое определение интереса позволяет понять главную дилемму, сформировавшуюся при обсуж­дении проблемы мотивации человеческой деятельности и

человеческих поступков: почему получается так, что люди, руководствуясь собственными интересами, совер­шают ошибки личностного и социального плана? Ответ на этот вопрос таков: интерес не есть нечто стабильное и не­подвижное. Интересы подвижны, изменчивы, и главным источником изменений интересов оказывается .сам опыт человеческой деятельности. По мере развертывания соци­ального действия происходит изменение отношения к нему или в направлении углубления заинтересованности в самом процессе действия и его результате, или же в на­правлении ослабления интереса и переключения его на. те аспекты последствий деятельности, которые ранее не были заметны и очевидны. Такое толкование интереса включает в себя и динамику сознания субъекта действия, распространяет сферу заинтересованности не только на непосредственные выгоды меркантильного характера, но и на нравственные аспекты сознания. Вместе с тем оно по­зволяет по-иному взглянуть и на известную дилемму взаи­моотношения интереса и долга, ответственности, нравст­венных оснований социального действия.

Ныне в российском обществе намечается постепенный переход к стабилизации общественно-политических отно­шений. Кризисное состояние общества сопряжено с разру­шением общественных связей и с диффузным характером социальных интересов. Возникает такая ситуация, когда на первый план выступает не «выражение» интересов как не­ких объективно заданных параметров, определяемых соци­альным положением субъекта, а полагание интересов, свя­занных с их декларированием и отстаиванием в конфликте. Сами реформы и социально-политические преобразования в России для многих людей означают необходимость пере­осмысления интересов, нахождения новых точек опоры как в жизненной философии, так и в практических формах социального поведения. Это справедливо не только приме­нительно к отдельным индивидам и личностям, но и к со­циальным группам, институтам и государствам. В этой свя­зи весьма существенны соображения, высказанные Фрэн­сисом Фукуяма — консультантом Рэндкорпорейшн (США). «Попытки определить «объективный» националь­ный интерес, — утверждает он, — ни к чему не приведут. Реальные «базовые» национальные интересы, безусловно, существуют, однако они обычно минимальны и не явля­ются решающими при определении государственной

внешней политики. Государства обладают значительным запасом свободы в определении своего национального ин­тереса, и то, что сейчас подразумевается под понятием «на­циональный интерес», в действительности скрывает массу идеологических, политических, исторических и культур­ных точек зрения относительно целей государства, внеш­него окружения и т.д. Таким образом, когда говорят, что Россия или какая-либо другая страна должна следовать ее национальному интересу, вопрос о том, что это за интерес, остается».

За недостатком места мы не будем сейчас касаться иных вопросов фундаментального характера. Подчеркнем лишь еще раз, что важнейшим средством выхода из кризи­са и преодоления насильственных конфликтов остается современная рациональная политика, учитывающая при декларации и формировании проводимых в жизнь интере­сов реакции противоположной стороны в конфликте. Со­циология конфликта, следовательно, органически связана с признанием дискурсивного характера теоретического знания и переходом к рефлексивной политике, суть которой не в силовой аргументации, а в превентивном учете инте­ресов противоположной стороны. Именно в силу этого обстоятельства она может восприниматься традиционали­стами, которые исходят из прежних представлений о взаи­мосвязи «окостеневших» интересов и государственных структур, как «предательская политика», руководствую­щаяся интересами противника, врага или оппонента.

М. М Рыбакова

ОСОБЕННОСТИ ПЕДАГОГИЧЕСКИХ КОНФЛИКТОВ. РАЗРЕШЕНИЕ ПЕДАГОГИЧЕСКИХ КОНФЛИКТОВ1

Педагогические ситуации могут быть простыми и сложными. Первые разрешаются учителем без встречного сопротивления учеников через организацию их поведения

Выявлению специфических признаков конфликтной ситуации в педа­гогическом процессе и эффективным средствам их разрешения посвя­щена работа М. М. Рыбаковой. На основе большого эмпирического материала автор выделяет потенциально конфликтогенные педагоги­ческие ситуации. Предложенный перечень педагогических ситуаций и конфликтов преследует практическую цель ориентировать учителей, психологов в многообразных школьных ситуациях и конфликтах.

Печатается по изданию:Рыбакова М. М. Конфликт и взаимодействия в педагогическом процессе. — М., 1991.

Особенности педагогических ситуаций и конфликтов

Определения и примеры. Взаимодействие с учениками учитель организует через разрешение педагогических си­туаций.

Педагогическая ситуация определяется Н. В. Кузьми­ной как «реальная обстановка в учебной группе и в слож­ной системе отношений и взаимоотношений учащихся, которую нужно учитывать при принятии решения о спо­собах воздействия на них» (Психология — производству и воспитанию. — Л., 1977. — С. 212).

В педагогических ситуациях перед учителем наиболее отчетливо встает задача управления деятельностью учени­ка. При ее решении учителю надо уметь вставать на точку зрения ученика, имитировать его рассуждения, понимать, как ученик воспринимает сложившуюся ситуацию, поче­му он поступил именно так.

В педагогической ситуации учитель вступает в контакт с учениками по поводу его конкретного поступка, дейст­вия в школе.

В течение учебного дня учитель включается в ши­рокий диапазон взаимоотношений с учениками по раз­ным поводам: останавливает драку, предупреждает ссору между учениками, просит помочь в подготовке к уроку, включается в разговор между учениками, проявляя порой находчивость.

В сложных ситуациях большое значение имеют эмоци­ональное состояние учителя и ученика, характер сложив­шихся отношений с соучастниками ситуации, влияние присутствующих при этом учеников, а результат решения всегда имеет определенную степень успешности по при­чине трудно прогнозируемого поведения ученика в зави­симости от многих факторов, учесть которые учителю практически невозможно.

Я стала классным руководителем. Дима П., ученик из моего клас­са, перестал выполнять домашние задания, нарушал дисциплину. Мальчик способный, а «двойки» стали появляться по многим пред­метам, никакие уговоры на него не действовали. Я для него как буд­то не существовала. Это длилось почти весь учебный год: были эмо­циональные срывы и с моей стороны, и со стороны ученика. В одно из посещений школы мама ученика обратилась ко мне за помощью. Оказалось, что отец Димы пьет и скандалит и мальчик с матерью ча­сто не ночуют дома. Узнав об этом, я изменила отношения с Димой, он почувствовал, что я не безразлична к его судьбе, и постепенно выправил поведение и учебу. Жаль, что мы часто видим только срыв в поведении ученика и некогда нам выяснять его причину.

При разрешении педагогических ситуаций действия часто определяются личной обидой на учеников. У учите­ля тогда проявляется стремление выйти победителем в противоборстве с учеником, не заботясь о том, как ученик выйдет из ситуации, что усвоит из общения с учителем, как изменится его отношение к себе и взрослым. Для учи­теля и ученика различные ситуации могут быть школой познания других людей и самого себя.

Конфликт в психологии определяется как «столкнове­ние противоположно направленных, несовместимых друг с другом тенденций, отдельно взятого эпизода в сознании, в межличностных взаимодействиях или межличностных отношениях индивидов или групп людей, связанное с от­рицательными эмоциональными переживаниями» (Крат­кий психологический словарь / Под ред. А. В. Петровско­го, М. Ярошевского. - М., 1986. - С. 153).

Конфликт в педагогической деятельности часто про­является как стремление учителя утвердить свою позицию и как протест ученика против несправедливого наказания, неправильной оценки его деятельности, поступка.

Ученику трудно каждый день выполнять правила пове­дения в школе и требования учителей на уроках и переме­нах, поэтому естественны незначительные нарушения об­щего порядка: ведь жизнь детей в школе не ограничивает­ся учебой, возможны ссоры, обиды, смена настроения и т.п.

Правильно реагируя на поведение ребенка, учитель бе­рет ситуацию под собственный контроль и восстанавлива­ет порядок. Поспешность в оценках поступка часто приво­дит к ошибкам, вызывает возмущение у ученика неспра­ведливостью со стороны учителя, и тогда педагогическая ситуация переходит в конфликт.

Конфликты в педагогической деятельности надолго нарушают систему взаимоотношений между учителем и учениками, вызывают у учителя глубокое стрессовое со­стояние, неудовлетворенность своей работой. Такое со­стояние усугубляется сознанием того, что успех в педаго­гической работе зависит от поведения учеников, появля­ется состояние зависимости учителя от «милости» учени­ков.

В. А. Сухомлинский так пишет о конфликтах в школе: «Конфликт между педагогом и ребенком, между учителем и родителями, педагогом и коллективом — большая беда школы. Чаще всего конфликт возникает тогда, когда учи­тель думает о ребенке несправедливо. Думайте о ребенке справедливо — и конфликтов не будет. Умение избежать конфликта — одна из составных частей педагогической мудрости учителя. Предупреждая конфликт, педагог не только охраняет, но и создает воспитательную силу кол­лектива» (Сухомлинский В. А. Методика воспитания кол­лектива. — Москва., 1981. — С. 185).

Виды педагогических ситуаций и конфликтов. Среди по­тенциально конфликтогенных педагогических ситуаций можно выделить следующие:

— ситуации (или конфликты) деятельности, возникаю­щие по поводу выполнения учеником учебных заданий, успеваемости, внеучебной деятельности;

— ситуации (конфликты) поведения, поступков, возника­ющие по поводу нарушения учеником правил поведения в школе, чаще на уроках, вне школы;

— ситуации (конфликты) отношений, возникающие в сфере эмоциональных личностных отношений учащихся и учителей, в сфере их общения в процессе педагогиче­ской деятельности.

Предложенный ниже перечень педагогических ситуа­ций и конфликтов преследует практическую цель ориен­тировать учителей в многообразных школьных ситуациях и конфликтах.

Ситуации и конфликты деятельности. Ситуации по по­воду учебной деятельности часто возникают на уроках между учителем и учеником, учителем и группой учеников и проявляются в отказе ученика выполнять учебное заня­тие. Это может происходить по разным причинам: утомле­ние, трудность в усвоении учебного материала, невыпол­нения домашнего задания, а часто неудачное замечание учителя вместо конкретной помощи при затруднениях в работе.

Приведем типичный пример.

На уроке русского языка учительница несколько раз делала заме­чания ученику, который не занимался. На замечания учительницы он не реагировал, продолжая мешать другим: достал резинку и начал стрелять бумажками в учеников, сидящих впереди.

Учительница потребовала, чтобы мальчик вышел из класса. Он грубо ответил и не вышел. Учительница прекратила урок. Класс за­шумел, а виновник продолжал сидеть на своем месте, хотя стрелять прекратил. Учительница села за стол и стала писать в журнале, уче­ники занялись своими делами. Так прошло 20 минут. Прозвенел звонок, учительница встала и сказала, что весь класс оставляет по­сле уроков. Все зашумели.

Такое поведение ученика свидетельствует о полном разрыве взаимоотношений с учителем и приводит к ситуа­ции, когда работа учителя действительно зависит от «ми­лости» ученика.

Подобные конфликты часто происходят с учениками, испытывающими трудности в учебе, когда учитель ведет предмет в данном классе непродолжительное время и от­ношения между учителем и учениками ограничиваются контактами только вокруг учебной работы. Таких конф­ликтов, как правило, меньше на уроках классных руково­дителей, в начальных классах, когда общение на уроке определяется характером сложившихся взаимоотноше­ний с учениками в другой обстановке.

В последнее время наблюдается увеличение подобных конфликтов из-за того, что учителя часто предъявляют завышенные требования к усвоению предмета, а отметки используют как средство наказания тех, кто не подчиняет­ся учителю, нарушает дисциплину на уроке. Тем самым искажается подлинный мотив учебной деятельности, та­кие ситуации часто становятся причиной ухода из школы способных, самостоятельных учеников, а у остальных снижается интерес к познанию вообще.

Ситуации и конфликты поступков. Педагогическая си­туация может приобрести характер конфликта в том слу­чае, если учитель допустил ошибки в анализе поступка ученика, сделал необоснованный вывод, не выяснил мо­тивы. Следует иметь в виду, что один и тот же поступок мо­жет вызываться совершенно различными мотивами.

Учителю приходится корректировать поведение уче­ников через оценку их поступков при недостаточной ин­формации об обстоятельствах и подлинных причинах. Учитель не всегда бывает свидетелем детской жизни, лишь догадывается о мотивах поступка, плохо знает отношения между детьми, поэтому вполне возможны ошибки при оценке поведения, и это вызывает вполне оправданное возмущение учеников.

«Три года назад я пошел в однодневный поход с учащимися 4-го класса. Все проверил как положено, но, пройдя 500 м, решил еще раз проверить. У Оли М. оказался тяжелый рюкзак (она взяла 4 кг картофеля), он «резал» плечи. Посоветовавшись, ребята решили от­дать картофель мальчику, у которого был самый легкий рюкзак. Но этот мальчик — Вова Т. — сразу и резко отказался. Ребята дружно возмутились его отказом, тогда Вова побежал куда глаза глядят, два мальчика побежали за ним, но не догнали, а он вернулся домой. Мы взяли его рюкзак и пошли дальше. Отдыхали, веселились. Вечером к Вове зашли две девочки, отдали рюкзак и вручили букет полевых цветов.

Мальчик был испуган таким отношением, он ожидал другого, долго переживал случившееся (по наблюдению девочек).

1 сентября по дороге в школу меня догнал Вова с букетом цветов, извинился и сказал, что был неправ. Мы разговорились, и я узнал, почему он отказался нести картофель. Оказывается, когда он соби­рался в поход, то все думал, как облегчить свой груз, даже не взял не­обходимые вещи — и на тебе, вдруг картофель! Ему это показалось обидным, отсюда и реакция.

Перед ребятами я его похвалил, раскрыл причину отказа и увидел радость за товарища в глазах ребят». *

Учителя, оценивая поступки учеников, не всегда от­ветственно относятся к последствиям таких оценок для ученика и недостаточно заботятся о том, как повлияют та-

кие оценки на последующие взаимоотношения учителя с учеником.

Исходя из внешнего восприятия поступка и упрощен­ной трактовки его мотивов, учитель часто дает Оценку не только поступку, но и личности ученика, чем вызывает обоснованное возмущение и протест у учеников, а иногда стремление вести себя так, как нравится учителю, чтобы оправдать его ожидания. В подростковом возрасте это приводит к конфликту в поведении, слепому подражанию образцу, когда ученик не затрудняет себя стремлением «заглянуть в себя», самому оценить свой поступок.

Учителя часто торопятся принять меры, наказать уче­ников, не считаясь с их позицией и самооценкой поступ­ка, в результате ситуация теряет свой воспитательный смысл, а иногда и переходит в конфликт.

Ситуации и конфликты отношений. Конфликты отно­шений часто возникают в результате неумелого разреше­ния педагогом ситуаций и имеют, как правило, длитель­ный характер.

Конфликты отношений приобретают личностный смысл, порождают длительную неприязнь или ненависть ученика к учителю, надолго нарушают взаимодействие с учителем и создают острую потребность в защите от не­справедливости и непонимания взрослых.

По содержанию ситуаций, возникающих между учите­лем и учениками, можно узнать о характере сложившихся взаимоотношений между ними, позициях учителя и уче­ников — в этом проявляется познавательная функция пе­дагогических ситуаций и конфликтов.

Учителю трудно судить о характере взаимоотношений с учениками класса: среди них есть согласные с учителем, нейтральные, следующие за большинством, и противо­борствующие, не согласные с учителем.

Тяжело переживается учителями конфликт отноше­ний, когда он происходит не с одним учеником, а с груп­пой, поддержанной учениками всего класса. Это бывает в том случае, если учитель навязывает ребятам свой харак­тер взаимоотношений, ожидая от них ответной любви и уважения.

Молодая учительница по математике работала классным руково­дителем в VI классе. С ребятами было, как ей казалось, полное взаи­мопонимание, она много проводила с ними времени, и часть дево­чек буквально ходила за ней, но в классе было больше мальчиков.

На вопрос: «Как она привыкает к классу?» — всегда отвечала, что у нее все в порядке, с ребятами полное взаимопонимание. В декабре учительница пришла в школу в приподнятом настроении, в учитель­ской сказала, что у нее день рождения. В таком эмоционально при­поднятом настроении она пошла на урок в свой класс, ожидая, что ребята заметят ее настроение, поздравят ее (девочки знали о ее праз­днике). Но ожидание не оправдалось, ребята молчали. Учительница начала урок, но, когда попыталась писать на доске, мел заскользил — доска была чем-то натерта. У учительницы резко сменилось на­строение, и она, рассерженная, обратилась к классу: «Кто это сде­лал?». В ответ молчание. «Неблагодарные! Я все делала для Вас, не жалела времени, а вы...». В класс были приглашены администрация школы, родители, и началось выяснение, кто это сделал. Но ребята упорно молчали. Тогда учительница сказала, что в поход они не пое­дут. Ребята упорно молчали. После каникул класс стал неуправляе­мым, и учительница ушла из школы.

Конфликт раскрыл подлинное отношение ребят к учи­телю: они поняли ее неискренность в отношении с ними и жестоко продемонстрировали свое несогласие с ней.

Отношения между учителем и учениками становятся разнообразными и содержательными, выходят за рамки ролевых, если учитель интересуется учениками, условия­ми их жизни, занятиями вне школы. Это дает возможность реализовать воспитательную ценность ситуации или кон­фликта. Иначе возможен разрыв отношений.

Некоторые особенности педагогических конфликтов. Среди них можно отметить следующие:

— профессиональная ответственность учителя за педагоги­чески правильное разрешение ситуации: ведь школа — модель общества, где ученики усваивают социальные нормы отношений между людьми;

— участники конфликтов имеют различный социальный статус (учитель — ученик), чем и определяется разное поведение в конфликте;

— разница возраста и жизненного опыта участников раз­водит их позиции в конфликте, порождает разную сте­пень ответственности за ошибки при их решении;

— различное понимание событий и их причин участника­ми (конфликт «глазами учителя» и «глазами ученика» видится по-разному), поэтому учителю не всегда легко понять глубину переживаний ребенка, а ученику — справиться со своими эмоциями, подчинить разуму;

— присутствие других учеников при конфликте делает их из свидетелей участниками, а конфликт приобретает воспитательный смысл и для них; об этом всегда при­ходится помнить учителю;

—  профессиональная позиция учителя в конфликте обя­зывает его взять на себя инициативу в его разрешении и на первое место суметь поставить интересы ученика как формирующейся личности;

. — всякая ошибка учителя при разрешении конфликта порождает новые ситуации и конфликты, в которые включаются другие ученики;

— конфликт в педагогической деятельности легче преду­предить, чем успешно разрешить.

Разрешение педагогических ситуаций и конфликтов

Причины конфликтов.

Возрастная периодизация и вы­деление характерных для каждого возраста ситуаций и конфликтов дают возможность учителю ориентироваться в тех причинах, которые нарушают взаимодействие с уче­никами. -

В общем плане такими причинами могут быть дейст­вия и общение учителя, особенности личности ученика и учителя, общая обстановка в школе.

Приведем те из причин конфликтов, которые уже встречались в приведенных выше примерах:

— малая возможность учителя прогнозировать на уроке поведение учеников; неожиданность их поступков ча­сто нарушает запланированный ход урока, вызывает у учителя раздражение и стремление любыми средства­ми убрать «помехи»; недостаток информации о причи­нах случившегося затрудняет выбор оптимального по­ведения и соответствующего обстановке тона обраще­ния;

— свидетелями ситуаций являются другие ученики, поэ­тому учитель стремится сохранить свой социальный статус любыми средствами и тем самым часто доводит ситуацию до конфликтной;

— учителем, как правило, оценивается не отдельный по­ступок ученика, а его личность, такая оценка часто определяет отношение к ученику других учителей и сверстников (особенно в начальной школе);

— оценка ученика нередко строится на субъективном восприятии его поступка и малой информированности о его мотивах, особенностях личности, условиях жиз­ни в семье;

— учитель затрудняется провести анализ возникшей си­туации, торопится строго наказать ученика, мотивируя это тем, что излишняя строгость по отношению к уче­нику не повредит;

—  немаловажное значение имеет характер отношений, которые сложились между учителем и отдельными уче­никами; личностные качества и нестандартное поведе­ние последних являются причиной постоянных конф­ликтов с ними;

— личностные качества учителя также часто бывают при­чиной   конфликтов   (раздражительность,   грубость, мстительность,   самодовольство,   беспомощность   и др.). Дополнительными факторами выступают преоб­ладающее настроение учителя при взаимодействии с учениками, отсутствие педагогических способностей, интереса к педагогической работе, жизненное небла­гополучие учителя, общий климат и организация рабо­ты в педагогическом коллективе. Нужно помнить, что всякая ошибка учителя при разре­шении ситуаций и конфликтов тиражируется в восприя­тии учащихся, сохраняется в их памяти и долго влияет на характер взаимоотношений.

Конечно, нет двух одинаковых школ, одинаковых уче­ников и учителей, и поэтому невозможно предвидеть каж­дую ситуацию или разработать универсальный прием ее разрешения.

Конфликты возникают, когда ученики находятся нае­дине с учителем (в присутствии посторонних или админи­страции школы конфликтов не бывает), поэтому админи­страции трудно оказать ему помощь в их предупреждении и разрешении.

Интересно, что руководители школ часто видят винов­ность учителя в возникновении конфликтов, а учитель свою виновность признает редко, поэтому перед админи­страцией стоит вечная проблема — как помочь и учителю, и ученику в установлении добрых отношений. Если дирек­тор или завуч принимают сторону ученика, учитель заяв­ляет: «Вы всегда жалеете учеников, нас считая виновны­ми, а кто нас пожалеет?» Совместный грамотный анализ ситуации может в чем-то помочь в решении этой пробле­мы.

В работе с учениками учитель не всегда уверен, что урок пройдет по плану, он готов к неожиданностям в пове­дении учеников, но заметим, что эти «неожиданности» не отличаются оригинальностью: в нашей выборке часто по­вторяются однотипные ситуации. Обидно, что по причине таких ситуаций, переходящих в конфликты, теряется не­малое количество времени, снижается деловой настрой учеников, ухудшается здоровье учителя. Многие подоб­ные ситуации переходят в затяжные конфликты, заканчи­ваются уходом ученика с урока, а учителя к директору.

Пути помощи учителю в разрешении и предупрежде­нии конфликтов определены нами во многом благодаря совместной работе с учителями и руководителями школ. Мы пришли к таким выводам:

— конфликтные ситуации на уроках, особенно в подро­стковых классах, большинством слушателей призна­ются типичными, закономерными. Для их разрешения

—-.-   учителю надо уметь организовать коллективную учеб­ную деятельность учащихся разного возраста, усили­вая деловую взаимозависимость между ними. Подоб­ные конфликты чаще случаются у учителей, интересу­ющихся в первую очередь лишь уровнем усвоения предмета, поэтому их значительно меньше на уроках, ведущихся классным руководителем и в начальных классах, когда учитель хорошо знает учеников и нахо­дит разнообразные формы взаимодействия с ними;

—  ситуация на уроке доходит до конфликта, как правило, с учеником, плохо успевающим по предмету, «труд­ным» по поведению. Поэтому в интересах самого учи­теля лучше изучить именно таких учеников, проявить к ним внимание с целью своевременного оказания по­мощи в выполнении задания;

— нельзя наказывать за поведение плохими отметками по предмету — это приведет не к положительному резуль­тату, а лишь к затяжному личностному конфликту с учителем, что обязательно вызовет снижение интереса к предмету.

Причиной многих конфликтов руководители школ считают низкий уровень педагогического общения учите­лей, которые не могут вовремя остановиться, избежать резких слов, не упрекать за неблагополучие в семье, не подчеркивать отрицательных качеств, не высмеивать перед сверстниками. Это общеизвестные положения, но их часто нарушают многие учителя.

Психологический анализ ситуаций и конфликтов и его средства. Основным звеном при разрешении педагогиче­ской ситуации мы считаем проведение ее психологическо­го анализа. В этом случае учитель может раскрыть причи­ны ситуации, не допустить ее перехода в длительный кон­фликт, т. е. в какой-то мере научиться владеть ситуацией, используя ее познавательные и воспитательные функции.

Однако не следует считать, что психологический ана­лиз разрешит все проблемы во взаимоотношениях. Его проведение лишь снизит число ошибок, которые допуска­ют учителя, немедленно применяя меры воздействия на ученика в ходе возникшей ситуации. Такой анализ являет­ся лишь основой для выработки самостоятельных реше­ний.

Основной целью психологического анализа ситуации является создание достаточной информационной основы для принятия психологически обоснованного решения возникшей ситуации. Торопливая реакция учителя, как правило, вызывает импульсивный ответ ученика, приво­дит к обмену «словесными ударами», и ситуация становит­ся конфликтной.

Другой, не менее значимой целью такого анализа явля­ется переключение внимания с возмущения поступком ученика на его личность и ее проявление в деятельности, поступках и отношениях.

Анализ помогает учителю избежать субъективизма в оценке поведения учеников. При разборе поступка, оцен­ке поведения часто виноватым оказывается ученик, кто менее симпатичен учителю (для женщин-учителей этот критерий более значим), а поэтому учителя удивительно хорошо помнят даже мелкие нарушения дисциплины эти­ми учениками. Такая позиция учителя приводит к тому, что он подменяет объективное изучение личностных ка­честв ученика перечнем тех проступков, в которых он был замечен раньше: у хорошего ученика вспоминаются хоро­шие поступки и мало придается значения плохим, а «труд­ный» ученик остается виновным.

Психологический анализ дает возможность увидеть положительное в поступках «плохого» ученика и «па­кость» в поведении образцового и тем самым правильно

разрешить ситуацию, найти «точки роста» личности даже очень «трудного» ученика.

Грамотно проведенный психологический анализ помо­жет учителю найти не только варианты разрешения, но и возможные пути предупреждения или погашения конф­ликта. Ведь предупредить конфликт, разрешить его на уровне педагогической ситуации — это наиболее оптималь­ный, «бескровный» для обеих сторон выход из ситуации. Учитель при этом определяет момент возможного перехо­да ситуации в конфликт, снижает косвенными приемами напряженность и берет ситуацию под контроль.

Погасить конфликт — это значит перевести отноше­ния его участников на уровень взаимоприемлемых для обеих сторон, переключить внимание с аффективно-на­пряженных отношений в сферу деловых отношений учеб­ной рабрты.

Содержательность и глубина анализа ситуации, пред­ложенные варианты ее разрешения, как показала работа с учителями и руководящими работниками школ, прямо не зависят от стажа работы в школе. Интерес к вопросам воз­растной и педагогической психологии, интерес к ребенку, желание увидеть ситуацию глазами ученика и помочь ему выйти из нее, умение построить собственное рациональ­ное рассуждение по поводу возникшей ситуации — таковы основные слагаемые педагогически грамотного анализа.

По словам учителей, такой анализ помогает осмыслить собственный опыт выхода из ситуации, разрешения конф­ликтов, увидеть ошибки и просчеты в своем поведении и не повторять их, сваливая всю вину на учеников. Тем са­мым учитель учится принимать решения без лишних эмо­ций, уходя от традиционных мер воздействия. Это повы­шает его свободу выбора и профессиональное самоуваже­ние.

Совместно с практическими работниками школ были разработаны варианты опорных схем для проведения ана­лиза ситуаций.

Приведем некоторые из них.

Первый вариант включает следующие основные моменты анализа ситуации:

— описание возникшей ситуации, конфликта, поступка (участники, место возникновения, деятельность уча­стников и т. д.); что предшествовало возникновению ситуации; какие возрастные и индивидуальные особенности уча­стников проявились в их поведении, ситуации, по­ступке;ситуация глазами ученика и учителя; личностная позиция учителя в возникшей ситуации (отношение его к ученику), реальные цели учителя во взаимодействии с учеником (чего он хочет: избавиться от ученика, помочь ему или же он безразличен к учени­ку);что нового узнал учитель об учениках из ситуации, по­ступка (познавательная ценность ситуации для учите­ля);основные причины возникшей ситуации или конф­ликта и его содержание (конфликт деятельности, пове­дения или отношений);

варианты погашения, предупреждения и разрешения ситуации, корректировка поведения ученика; выбор средств и приемов педагогического воздействия и определение конкретных участников реализации по­ставленных целей в настоящее время и на перспективу.

Второй вариант: описание ситуации и ее участники; определение в ситуации момента, когда учитель мог бы предупредить ее переход в конфликт; что помешало учителю сделать это (эмоциональное со­стояние, присутствие свидетелей, растерянность, нео­жиданность и др.);какие приемы воздействия мог бы использовать учи­тель в ситуации и как он их использовал; оценка; какую информацию получил учитель о своих педагоги­ческих успехах и просчетах; анализ своего поведения в ситуации и ошибки;

варианты отношений с учеником после конфликта. Третий вариант:

описание ситуации или конфликта; причины возникшей ситуации (внутренние и внешние условия ее возникновения) и повод перехода в конф­ликт; его динамика;

смысл конфликта для каждого из его участников; психологический анализ отношений между участни­ками ситуациии.

— перспективные   воспитательные   и   познавательные цели при разных вариантах разрешения ситуации. Конечно, реальные ситуации из жизни школы, собст­венного опыта учителей могут не укладываться в предло­женные схемы, однако выделенные вопросы помогут определить значимый момент в ситуации, использовать психологические знания для ее осмысления и построить собственное рассуждение.

Вот пример анализа часто встречающейся ситуации по поводу учебной работы подростка.

На уроке литературы в VII классе при проверке домашнего зада­ния учительница трижды поднимала отвечать одного и того же уче­ника, но он молчал. В конце урока она объявила, что ставит ему «два». На следующем уроке учительница вновь начала опрос этого ученика и, когда он отказался отвечать, удалила его с урока. На сле­дующие занятия по предмету ученик ходить перестал, всячески из­бегая встреч с учителем, по другим предметам учился по-прежнему успешно. В конце четверти учитель поставил ему «двойку». Узнав об этом, ученик совсем перестал посещать школу.

Анализ ситуации:

На первом уроке ученик молчал, и учителю было необходимо по­сле урока разобраться в причине этого и устранить назревающий конфликт.

На следующем уроке молчание ученика уже было проявлением протеста. Ученик, испытав нажим со стороны учителя, проявил по­дростковую принципиальность и самолюбие, но в дальнейшем не смог управлять своими поступками (подростковый негативизм). В своих действиях учительница допустила очень серьезные педагоги­ческие ошибки: не разобралась в причине отказа отвечать, не увиде­ла в ученике «человека». На следующий день учительница показала свое недоброжелательное отношение к ученику и тем углубила кон­фликт, не учтя особенностей возраста и проявив субъективизм по отношению к ученику. Ученик расценил позицию учителя в отно­шении себя как несправедливую, и нормальные педагогические от­ношения были нарушены по вине учителя.

Конечно, следовало выяснить причину неподготовленности: ведь по другим предметам ученик хорошо учился. Его опрос на сле­дующем же уроке был грубейшим нарушением взаимоотношений между учителем и учеником. Конфликт по вине учителя стал затяж­ным, эмоционально напряженным.

Каждая педагогическая ситуация имеет воспитатель­ное воздействие на ее участников: ученик включается в си­туацию с одними установками, а выходит из нее с иной оценкой собственного поступка, изменяется оценка себя и у взрослых участников ситуации.

Что говорить? Как говорить? При разговоре с детьми учителю надо четко знать, что следует сказать (отбор содержания в диалоге), как сказать (эмоциональное сопро­вождение разговора), когда сказать, чтобы достигнуть цели обращенной к ребенку речи (время и место), при ком сказать и зачем сказать (уверенность в результате).

Как показала работа с учителями, многие из них за­трудняются в проведении диалога с учениками разного возраста. Диалог учителя с учениками часто ведется на командно-административном уровне и содержи! набор стереотипных выражений, упреков, угроз, недовольства поведением ученика. Такое общение продолжается в тече­ние многих лет обучения в школе, и к старшему школьно­му возрасту многие из учеников вырабатывают ответный стиль общения с учителями.

С одними учителями этот стиль имеет:

— учебно-деловой характер: «Она (учительница) говорит — я слу­шаю», «Она спрашивает — я отвечаю то, что она от меня ожидает, — и все у меня в порядке. А чем живу и над чем размышляю — это взрослых мало интересует, неужели вы не поняли это? Ведь все хо­тят жить спокойно!»;

— или безразлично-равнодушный. «Она говорит — я слушаю и делаю по-своему, все равно забудет, о чем говорили, только на глаза надо реже попадаться»;

—-или свободно-личностный: «Разговоры обо всем «за жизнь» — не многие учителя видят в них смысл» (из разговоров с учениками).

Сближению позиции учителя и ученика, взаимопони­манию помогут некоторые приемы, которые не все исполь­зуются учителями. Напомним некоторые из них.

Постарайтесь называть ученика по имени даже тогда, когда вы сердиты на него. Это придаст обращению к нему ласково-требовательный характер, объедините учеником. Следует учитывать, что именно подростки не так уж часто слышат свое имя. В школе к ним чаще обращаются по фа­милии:

«Ну, Козлов, опять ты безобразничаешь!», «Сегодня отвечать пойдет Крылова!».

Сверстники в этом возрасте предпочитают называть друг друга кличками, полуименами, а родители часто об­ращаются к подросткам и в такой форме:

«Послушай, а уроки ты сделал?»,

«Как тебе не стыдно, вечно напоминать приходится о твоих обя­занностях!» и т.п.

А ведь каждый считает свое имя лучшим словом в своем лексическом запасе, и, услышав его, ученик «автоматически» настраивается на доверительное общение с че­ловеком.

Невербальные средства общения и умение слушать. В об­щении учителя с учениками большое значение имеет не то­лько содержание речи, но и мимика, тон, интонации речи, и если, как утверждают специалисты, интонация при обще­нии взрослых может нести до 40 % информации, то при об­щении с ребенком воздействие интонации увеличивается. Ребенок удивительно точно узнает по интонации отноше­ние к нему взрослых, он обладает «эмоциональным слу­хом», расшифровывает не только содержание, смысл ска­занных слов, но и отношение к нему взрослых.

При восприятии слов он сначала реагирует на интона­цию ответным действием и лишь потом усваивает смысл сказанного. В интонации проявляются те переживания, которые сопровождают речь взрослых, обращенную к ре­бенку, и он реагирует на них. Крик и монотонная речь учи­теля лишаются воздействующей силы потому, что сенсор­ные входы ученика либо забиты (криком), либо он вообще не улавливает эмоционального сопровождения, и это по­рождает безразличие, как бы четко и правильно ни произ­носились слова и фразы. Такая речь не вызывает пережи­ваний у ученика, и учитель теряет действительно надеж­ный «мост» к сознанию ученика через его переживания.

Учителю также надо уметь слушать ученика и услы­шать его. Результативность речи учителя во многом зави­сит от его умения слушать, «настроиться на волну» учени­ка. Это не так легко сделать по ряду причин: во-первых, трудно ждать от ученика плавной и связной речи, в силу чего взрослые часто прерывают его, чем еще больше за­трудняют высказывание («Ладно, все понятно, иди!»), хотя он так и не сказал главного для него. Во-вторых, учи­телям часто некогда выслушать ученика, когда у него есть потребность поговорить, а когда учителю надо что-то уз­нать, ученик уже потерял интерес к разговору, да и, кроме того, ему неинтересно говорить с тем, кто его не слышит.

Не упрекайте ребенка его близкими! Никогда не следует упрекать ученика, особенно подростка, за неблагополучие в семье, за поведение родителей, братьев, сестер—этого ученики не прощают учителям! Учитель делает грубейшую ошибку, теряет в глазах ученика статус и учителя, и взрос­лого. Но, к сожалению, случаи нарушения этого правила не единичны. Порой как-то особенно зло учителя говорят об этом! Это недопустимо в той же степени, в какой учите­лю недопустимо нецензурно выражаться. Каждый имеет святое чувство к родителям, какие бы они ни были.

«Возврат эмоций». Важным средством предупреждения и успешного разрешения конфликтов может быть прием «возврат эмоций».

Осознание своей профессиональной позиции, позна­ние мотивов поступка ученика помогают учителю выйти из плена собственных эмоций (что не так легко и просто) и откликнуться на переживания ребенка.

Учитель вместе с учениками «проживает» каждый воз­растной период становления их личности, сопереживает по поводу их неудач, радуется успехам, огорчается за сры­вы в поведении и работе, великодушно прощает — все это не снижает авторитет учителя в глазах учеников, а эмоцио­нально сближает их позиции, порождает сопереживание и взаимопонимание, помогает избавиться от стереотипов в отношениях с учениками. Без этого немыслимо педагоги­ческое сотрудничество, когда учитель может увидеть хоро­шее в «отпетом» ученике, выразить надежду на его исправ­ление.

Как-то учительница математики показала в учительской работу Толи (очень «трудный» ребенок) со словами неподдельной радости и удивления: «Посмотрите, ведь это Толя сейчас на уроке вычертил график. И знаете, смотрела незаметно на его лицо: сосредоточен­ное, даже доброе и красивое. В этот момент он был другим. Может, рано мы его «списали» в «трудные», а?

Ученики ценят хорошие отношения с теми учителями, которые могут разделить их радости. При таких отноше­ниях бывают и конфликты, но разрешать их значительно проще, отношения не доходят до конфронтации. В педа­гогических конфликтах не бывает до конца «правых» и «виновных», победителей и побежденных — в каждой пе­дагогической неудаче, трудной судьбе ученика есть и вина несостоявшегося учителя.

Наказание.

При разрешении конфликтов учителя счи­тают наказание одним из основных средств воздействия. Они полагают, что этим будет достигнуто неповторение поступка, что это устрашит ученика. Однако вспомним из отечественной истории о том, что можно построить на страхе. Весь вопрос в том, какой след переживаний остает­ся в душе ребенка после его наказания: раскаяние, злоба, стыд, страх, обида, вина, агрессия?

А. С. Макаренко писал: «Как бы ни строго был наказан воспитанник, наложенное наказание должно всегда раз­решать конфликт до конца, без всяких остатков. Уже через час после наложения взыскания нужно быть с воспитан­ником в нормальных отношениях».

«...Наказание должно разрешить и уничтожить отдель­ный конфликт и не создавать новых конфликтов», так как их разрешить будет труднее — ведь конфликты становятся затяжными, длительными, широкими.

Одним из методов наказания, часто применяемым в последнее время, становится вызов родителей и упреки им за все проступки ученика.

Во время перемены в учительской классная руководительница беседовала с матерью ученика VII класса о его учебе, поведении и т. д. Он стоял, опустив голову. Мать плакала, сознавая и свою вину пе­ред учителями, и свою беспомощность как-то исправить поведение сына. Учителя, входя в учительскую, видели эту беседу, и каждый старался дополнить перечень проступков ученика, вспомнить все его «грехи». Никто из учителей не проявил сочувствия, не сказал доброго слова. Подросток все ниже опускал голову, но на лице уже не было смирения и раскаяния, а скорее недоумение и озлобление. И когда классный руководитель спросила: «Понял, к чему ты идешь, как к тебе относятся учителя, да и мать до чего довел?! Она в слезах, а тебе хоть бы что!», он злобно взглянул на классного руково­дителя и выбежал из учительской.

Такой «беседой» учителя лишь озлобили подростка: ведь он не простит/своего публичного «избиения», эмоци­онального истязания.

Интересно, что, когда эту ситуацию приводили на за­нятиях, учителя и руководители школ искренне возмуща­лись таким случаем, но не считали его исключением и го­ворили: «Бывает...».

Приглашение «третьего».

Для разрешения конфликта, когда отношения между учителем и учеником принимают характер противостояния, иногда приглашают «третьего».

При выборе «третьего» следует учесть, что он должен иметь возможность включиться в разрешение ситуации не по служебной обязанности. Он должен иметь и искреннее желание помочь ученику, и глубоко понять причины кон­фликта.

Таким «третьим» могут быть и родители, и кто-то из учителей или сверстников. Главное, чтобы «третий» был значимым для конфликтующего ученика человеком.

Часто в разрешение конфликта вынужденно включа­ется директор школы или кто-то из администрации.

«Когда начинающий учитель испытывает трудности, касающие­ся преподаваемого предмета или методических приемов, мы ему по­можем,—отмечают директора школ,— в школе всегда есть опытный предметник, есть методические пособия. Но вот если рн не умеет установить правильные взаимоотношения с учениками, постоянно конфликтует с ними, помочь ему очень трудно: ведь это зависит от него самого, его позиции, да и сами мы мало владеем такими прие­мами».

Д. М. Фельдман КОНФЛИКТЫ В МИРЕ ПОЛИТИКИ1

Книга Д.М. Фельдмана — первое отечественное пособие, специально предназначенное для изучения конфликтов в политических отноше­ниях. Появление ее в стране в 1997 году было своевременным, так как политические конфликты стали реальностью нашей жизни. Автор по­казывает, что мир политического — это область не только постоянной, но и повышенной по сравнению с другими сферами общественной жизни конфликтности.

Печатается по изданию: Фельдман Д. М. Политология конфликта. — М., 1998.

Несмотря на все попытки и нередко дорогостоящие усилия замаскировать политическое значение социально­го конфликта, несмотря на неумение или нежелание уви­деть политику в противоборстве общественных интересов, она рано или поздно обнаруживает себя. Какие бы интере­сы ни сталкивались, в какой бы сфере общественной жиз­ни это ни происходило, всюду, где присутствуют власть, авторитет, господство и подчинение, «разлита» политика.

Но значит ли это, что все общественные конфликты являются политическими?

Ответ на этот вопрос предполагает выяснение того, где проходят границы, отделяющие мир политики от «непо­литики», в чем состоят сущность и содержание характер­ных для этого мира конфликтов.

Конфликты и власть

Современный французский политический мыслитель, ученый и литератор М. Дюверже в книге «Социология по­литики» так сформулировал свое понимание границ поли­тического: «Все — или почти все — имеет политический аспект, и ничто — или почти ничто — не принадлежит по­литике целиком». С этим изящным и точным афоризмом нелегко согласиться рядовому человеку, который на осно­ве своего жизненного опыта и здравого смысла считает себя далеким от политики и ничего не знает о существова­нии каких-то там «политических аспектов».

Суть дела здесь не в том, что некоторые из нас, говоря прозой, как и герой Мольера, не знают об этом. Она за­ключается не столько в «незнании» или в терминологиче­ских тонкостях, сколько в отношениях господства и под­чинения, которые в разных обликах присутствуют почти в любой сфере общественных отношений, проявляясь и в материнской любви, и в конфликтах между цивилизация­ми. Применительно к конкретному человеку это означает, что, как писал Г. Моргентау, выдающийся американский теоретик-обществовед (которого многие современники уже при жизни считали классиком политической науки), «когда мы говорим о власти, мы имеем в виду осуществля­емый человеком контроль над сознанием и действиями других людей». Несколько шире эту же мысль сформули­ровал другой известный американский политолог Р. Даль: «А имеет власть над В в той степени, в какой он может за­ставить В сделать то, что В не сделал бы в иных условиях». Рассуждая в этой логике, Б. Рассел, английский уче-ный-экциклопедист, физик, математик, логик, философ, а также общественный деятель и лауреат Нобелевской премии по литературе, писал: «А обладает большей вла­стью, чем В, если А достигает множества намеченных ре­зультатов, а В лишь немногих».

Умозаключения рассуждающих подобным образом приверженцев идеи универсальности властных, составля­ющих ядро политики отношений, не сводятся к простень­ким алгебраическим уравнениям. Подчеркивая всеобщ­ность, фундаментальность значения власти в сфере поли­тики, они уподобляли ее роль роли денег в экономике (Т. Парсонс) или энергии в физике (Б, Рассел). Этот подход среди многих других более или менее значительных и ин­тересных результатов его применения способствовал вы­работке широкого понимания политики как системы вла­стных отношений или, что почти то же самое, отношений по поводу власти.

Сегодня этот подход сосуществует с традиционным, идущим еще от Аристотеля и утвердившимся на протяже­нии веков пониманием политики как участия в делах госу­дарства, как отношений, возникающих исключительно в связи с государством, с определением и осуществлением задач и форм его деятельности.

Различия между этими подходами более значительны, чем может показаться на первый взгляд, и уж во всяком случае не годятся к различию в словесно-терминологиче­ском оформлении взглядов ученых, разрабатывающих одну и ту же проблематику. Главное из этих различии со­стоит в определении сущности политики, а следовательно, и возникающих здесь конфликтов.

Действительно, жизнь в современном обществе не­мыслима без регулируемых государством отношений соб­ственности, устанавливаемых и контролируемых государ­ством правовых норм поведения в любой сфере обще­ственных отношений — от уличного движения до деятель­ности на международной арене, вне того или иного госу­дарственного устройства. И все это — только часть много­образных проявлений существования государства. Ведь если обратиться к деятельности местных или центральных органов управления, средств массовой информации или профсоюзов, установлению образовательных или техни­ческих стандартов, соблюдению прав человека; здесь, как и во многих других сферах жизни общества, легко обнару­жить присутствие государства, более или менее успешно организующего жизнь миллионов своих граждан.

Государство, будучи институтом поддержания стабиль­ности и целостности общества, его безопасности и воз­можности воспроизведения, контролируя и регулируя де­ятельность составляющих его социальных групп, является главным, базисным политическим субъектом, располага­ющим специализированными органами и средствами для обеспечения своего господства, выполнения политиче­ских, властных функций.

Однако властью в обществе обладает не только госу­дарство или те, кто действует от его имени (например на­логовый инспектор, офицер или дипломат). Соответст­венно, и политика не связана исключительно с государст­вом. Даже не углубляясь в историю человечества, которая знает и негосударственные формы организации обще­ственной жизни, нельзя оспорить тот факт, что власть мо­жет принадлежать и тем, кто осуществляет ее помимо го­сударства. Среди них — и мама, не пускающая гулять до тех пор, пока не сделаны уроки, и руководители партии или туристской группы, требующие соблюдения приня­тых в данном сообществе внутренних правил, и террорист, вымогающий выкуп за жизнь захваченных им заложни­ков, и многие другие социальные субъекты и общности.

Патриарх современной политологии К. Шмитт писал, что уравнение «государственное — политическое» стано­вится неправильным и начинает вводить в заблуждение. Чем больше государство и общество начинают пронизы­вать друг друга, тем в большей мере все вопросы, прежде бывшие государственными, становятся общественными, и наоборот: все дела, бывшие «лишь» обще-ценными, ста­новятся государственными, как это необходимым образом происходит при демократически организованном обще­ственном устройстве. Тогда области, прежде «нейтраль­ные» — религия, культура, образование, хозяйство, — пе­рестают быть нейтральными, т. е. не-государственными и не-политическими. Именно в этих обстоятельствах в сфе­ру политики входят и начинают активно, самостоятельно действовать экологические и конфессиональные движе­ния и объединения, национальные и сексуальные мень­шинства, любители пива и защитники животных, а также многие другие, включая «крестных отцов» и «детей Черно­быля», жертв финансовых афер и стихийных бедствий.

Все сказанное позволяет утверждать: понятия «власть» и «государство» не противостоят друг другу. Все и упомя­нутые здесь, и другие специалисты по теории и практике политики не отрицают доминирующей роли государства в политике, хотя не все согласны с тем, что в жизни таких социальных общностей, как профсоюз, фирма или семья, есть политические аспекты. Однако сегодня все труднее спорить с тем, что «нет и не может быть общества без поли­тики, поскольку все сферы и формы общественной жизни и деятельности в той или иной форме и степени прониза­ны политическим началом».

В свою очередь, политики-практики, не включаясь в теоретические споры о различиях между политическими отношениями в обществе и политическими аспектами не­политических общественных отношений, видят полити­ческое не только в государстве, деятельности обществен­ных организаций, различных по своей природе социаль­ных институтов и органов, но и в спорте, моде и т. д. t

Не случайно использование спортсменами допинга поощрялось политическим руководством ряда тоталитар­ных государств, а победа или поражение своих футболи­стов или хоккеистов в тех странах, где очень любят хоккей и футбол, нередко является очень важным событием и во внутриполитической жизни, и в отношениях с другими го-

сударствами. Не случайно и то, что приверженность к тому или иному стилю одежды многими рассматривается как выражение политической позиции и даже свидетельство принадлежности к стилю политической деятельности. Полувоенные костюмы и хромовые сапоги «сталинских наркомов», истрепанные джинсы и свитера «новых ле­вых», бунтовавших в 60-е годы, — далеко не единичные примеры политической моды.

Как это ни удивительно, но к сфере политики принад­лежат и духи «Красная Москва», и протухшее мясо, послу­жившее поводом для восстания на броненосце «Потем­кин», и бутылки водки с портретами кандидатов в прези­денты России. Однако в определении степени этой принад­лежности, как и в потреблении популярного национально­го напитка, необходима мера. Эту же мысль современный французский политолог М. Мерль высказал в более об­щей, но не менее категорической форме: «Не стоит зло­употреблять идеей о специфических свойствах политики. Границы нашей дисциплины очень хрупки; они подвиж­ны как во времени, так и в пространстве (то, что является политикой в одном месте, не является ею в другом, и нао­борот)». Именно соблюдение меры, понимание относите­льности границ политики, что, по счастью, вполне совме­стимо с самыми последовательными политическими убеждениями, позволяет не сводить жизнь в обществе к политической жизни.

Хотелось бы, чтобы эти рассуждения и сопоставления помогли не только разграничить политические и неполи­тические отношения, но и показали бы относительность, неустойчивость, проницаемость границ между политиче­скими и всеми другими конфликтами.

Вы, по-видимому, уже усвоили широкое понимание политического конфликта как любого конфликта, в кото­ром затрагивается вопрос о политической власти. В более тесном, узком смысле — это конфликт в системе политиче­ских отношений, сущностью которого является борьба за власть, ее сохранение или перераспределение.

Как правило, эта борьба камуфлируется или приукра­шивается той или иной идейно-политической мифоло­гией. При этом сюжеты используемых мифов варьируются довольно широко: от божественных знамений и помаза­ния вступающего во власть до «всенародного одобрения решения партии», поручающей «нашему дорогому» N за-

нять высокий пост «слуги народа». Но ни эти, ни ка­кие-либо другие формы, способы, приемы «прикрытия» вхождения во власть и ее осуществления не могут скрыть того имеющего принципиальное значение и потому мно­гократно упоминаемого в этом учебном пособии обстоя­тельства, что политика в любом ее конкретном воплоще­нии неотделима от конфликта.

Не только политический анализ, но и политическая история любой страны и любого общества подтверждают, что конфликт имманентно (т. е. внутренне, неразрывно) связан с политикой, присущ любым властным отношени­ям — будь то сфера собственно политического или много­образные политические аспекты и проявления любых об­щественных отношений.

Это признается большинством политологов, хотя во­просы о соотношении политики и конфликта, о том, «что с чего начинается», нередко трактуются с близких, но про­тивоположных позиций. Одни полагают, что «сказать о чем-то, что это политика, значит сказать, что это «что-то» полемично. Такие понятия, как республика, класс, суве­ренность, абсолютизм, диктатура, нейтралитет и мир, не­постижимы, если при этом не указаны их цели, против кого они направлены и кого они стремятся отвергнуть или опровергнуть. Словом, не борьба порождает политику, а политика, напротив, несет в себе конфликт, который мо­жет в предельном случае породить войну». Другие склон­ны считать, что, «в сущности, политика начинается там, где на основе расхождения интересов возникают конф­ликты, которые она должна разрешать».

Не включаясь в этот спор, победа (равно как и пораже­ние) в котором вряд ли имеет большее практическое зна­чение, чем решение известной задачи о яйце и курице, сделаем общий вывод: конфликты присущи всем сферам об­щественных отношений, и хотя почти каждый из них мо­жет иметь политическое значение, но только конфликты по поводу власти, из-за отношений господства и подчинения яв­ляются политическими.

Итак, политика, сфера политических отношений — это мир, где .мира нет и быть не может. Мир политического — это область не только постоянной, но и повышенной по сравнению с другими сферами общественной жизни конфликтности.

Круг тех, кто был, есть или может стать участником по­литического конфликта, очень широк и, по существу, включает в себя всех, кто причастен к миру политики — от рядового гражданина до союза государств. По сути дела, для возникновения политического конфликта необходи­мы (но еще недостаточны) только два условия: наличие противоборствующих интересов, состоящих в перерас­пределении или удержании власти, и политиков, т. е. тех, кто осознает, выражает и воплощает эти интересы.

Конфликты и политики

Любой политик, представляя в высших органах госу­дарства, на международной арене, в парламенте или на площади интересы тех, кто его избрал, уполномочил или хотя бы просто не возражает против его деятельности, осу­ществляет и свои интересы, преследует свои цели, стре­мится к собственному благу. Давая обещания еще более улучшить хорошее или окончательно искоренить плохое, «повысить доходы» или «понизить расходы», он прежде всего связывает выполнение или невыполнение этих обе­щаний со своим положением, обеспечивающим ему место во власти, — среди тех, кто по возможности господствует над многими, а подчиняется немногим.

Как правило, степень расхождения между интересами тех, кого представляет и кем руководит политик, и его соб­ственными обнаруживается лишь в ходе политической де­ятельности. Дистанция и восприятие этого «расхождения» во многом связаны с тем, насколько как управляющие, так и управляемые удовлетворены своим положением в систе­ме общественных, в том числе и политических, отноше­ний. Не будем обсуждать здесь вопрос о том, какая именно составляющая этой системы воспринимается в обществе острее — политическая, правовая, экономическая или ка­кая-либо другая. Поиски ответа на него связаны с поста­новкой и обсуждением целого ряда других вопросов: где? Когда? В какой стране? В каких исторических условиях? Кто и как это воспринимает? Но, даже не ответив на них, можно утверждать: общество, в котором высока внутрен­няя неудовлетворенность, это общество, в котором высока вероятность политического конфликта.

Многое при этом зависит от взаимодействия и взаимо­обусловленности личности и политического конфликта.

Часто повторяющаяся, типичная и вместе с тем всегда уникально-своеобразная ситуация политического конф­ликта открывает возможность выявить инвариант, т. е. не­что повторяющееся и сохраняющееся в переживании ин­дивидом этой коллизии. Этот инвариант не сводится к описанным уже в «Артхашастре» или макиавеллевском «Государе» политическим технологиям, правилам и прие­мам исполнения той или иной роли в конфликте. Не ис­черпывается он также ни превращением человека в «субъ­ективный», «человеческий» или любой иной «фактор», ни набором социально-психологических или каких-либо других черт, присущих личности.

Здесь мы встаем перед проблемой сущности человека как политического феномена, обладающего неотчуждае­мыми и неизменно проявляющимися на протяжении едва ли не всей истории человечества характеристиками, обнаруживающимися в мире политики.

Как уже говорилось, политические конфликты являются предметом анализа на протяжении тысячелетий. В рамках различных традиций этого исследования ученые, начиная от Фукидида и кон­чая нашими современниками, связывают конфликт с био­логической, социальной, психосоматической, производ­ственно-классовой и т. д. детерминацией сущности чело­века. Представляется, что сейчас, в конце XX в., когда по­литические конфликты не только не уходят в прошлое, а, напротив, все чаще приобретают универсально-буднич­ную форму, их изучение не может не связываться с пони­манием политического конфликта- как неотъемлемого компонента формирования человека, процесса политиче­ской социализации личности.

Другими словами, политический конфликт — это не только выражение сущности человека, когда он участвует в системе властных, политических отношений, но и усло­вие формирования самого политического человека. Это, в частности, следует и из того факта, что становление и эво­люция политического человека неизбежно предполагают осознание (самосознание) его места во многоуровневой системе потенциально конфликтной оппозиции: «мы — они», «свои — чужие».

Какая бы конкретная причина ни вызвала политиче­ский конфликт — политика государства, отношения меж­ду различными этническими, конфессиональными или какими-либо другими группами населения, — он неизбежно вызывает требования к управляющим со стороны, по крайней мере, части управляемых: изменить цели, фор­мы или способы осуществления власти. Иногда эти требо­вания ограничиваются лишь устранением от власти поли­тических деятелей, проводящих данный политический курс, а иногда затрагивают и всю политическую систему общества.

В условиях внутриполитического конфликта повыша­ется вероятность смены политических лидеров — полити­ков, представляющих и ведущих тех, от чьего имени они принимают решения, В этих условиях утвердившиеся у власти политики вынуждены более или менее глубоко пе­ресматривать или даже изменять проводимую ими поли­тику, искать такой путь проведения преобразований, ко­торый позволил бы им сохранить и упрочить свое положе­ние в системе власти. Поиски такого пути осложняются появлением или активизацией конкурирующих полити­ков, заявляющих, что они лучше и точнее знают и выража­ют интересы той или иной общественной группы. Учиты­вая, что и обществе всегда есть те, кого устраивает сущест­вующее положение и сохраняющие его политические дея­тели, конфликтная ситуация может обостряться. Сталки­вающиеся интересы (а точнее стоящие за ними люди) мо­гут нарушить существующий политический порядок, из­менить установленный политический режим и даже раз­ломать, совершив революционные преобразования, всю сложившуюся систему политических отношений.

Специалисты, изучающие различные стороны деятель­ности политических лидеров, согласны между собой в том, что лидерство — это та роль, исполнение которой в отно­шениях между людьми удается не в каждой ситуации, и что те, кто являются лидерами в одной ситуации, не обязате­льно будут ими в другой. Однако такого единодушия нет, когда речь заходит о том, какого именно лидера требует возникшая конфликтная ситуация.

Одни, вслед за М. Вебером, считают, что общество, пе­реживающее серьезный кризис или политический конф­ликт, поражающий структуры власти, требует (и, как пра­вило, получает) харизматического лидера. Таким лидером является тот, кто может внушить веру в свои почти (а ино­гда и без «почти») сверхчеловеческие качества, в то, что он обладает способностями, особенно высоко ценимыми в данном обществе. Его сторонники верят ему просто потому, что ОН САМ ЭТО СКАЗАЛ, и отвечают ему преданно­стью, доходящей до готовности к самопожертвованию.

Другие, например хорошо известный в нашей стране французский политолог Ж. Блондель, профессор Евро­пейского института во Флоренции, считают, что подобная ситуация — необходимое, но недостаточное условие для появления харизматического лидера. В действительности, по их мнению, нет никаких определенных и ясных указа­ний на то, какие условия могут привести к появлению та­кого лидера. Приводимые ими данные говорят, что сте­пень зависимости остроты переживаемой ситуации и по­явления харизматического лидера очень невелика. Отсюда их убеждение  в  том,  что  понятие  «харизматическая власть», тесно связанное с «божественными» или «сверх­человеческими» качествами ее носителя,  не является удобным и практичным инструментом, с помощью кото­рого можно было бы описать и проанализировать полити­ческие процессы в обществе, даже переживающем конф­ликтную, кризисную ситуацию.

Независимо от приверженности одной, другой или ка­кой-либо третьей позиции, нельзя не заметить, что пове­дение сторон в конфликте, осуществление власти или ее смена в условиях конфликта не отделены каменной сте­ной от сложившейся в данном обществе политической традиции, тесно связаны с существующими там ценностя­ми, типом политической культуры и стереотипами поли­тического поведения. Другими словами: как живем, так и конфликтуем.

Пожалуй, лучше всего подтверждает это утверждение рассмотрение тех типовых ситуаций, которые возникают в ходе взаимодействия управляющих и управляемых. Спе-. циалисты по управлению различают «жесткие» ситуации, возникающие в условиях острого дефицита ресурсов или каких-либо вызовов, угрожающих системе и требующих заданной реакции, «средние» и «мягкие». Для двух послед­них характерно снижение остроты дефицита ресурсов, повышение степени свободы, независимости в действиях   как управляющих, так и управляемых. Считается, что в «жесткой» ситуации наибольшую эффективность имеет авторитарный стиль руководства, в «средней» — демокра­тический, коллегиальный, а в «мягкой» повышается эф­фективность авторитарного стиля.

Приняв установленное таким образом соответствие характера ситуации и стиля лидерства, А. С. Панарин, один из наиболее талантливых отечественных политоло­гов, дает ему соответствующее объяснение. В «жесткой» ситуации лидеру необходимо выбрать главное и во имя этого пожертвовать всем остальным, включая роли чутко­го коллеги, наставника, благожелательного советника и т. д. Авторитарный стиль лидерства предполагает повы­шенную готовность к достижению целей любой ценой, со­средоточение, централизацию и даже персонификацию власти, что в общем-то отвечает самому характеру «жест­кой» ситуации. Зная, что эти ситуации оправдывают авто­ритаризм и суровые меры принуждения, лидеры автори­тарного стиля склонны искусственно создавать их, под­держивая высокий уровень напряженности в том обще­стве или той социальной группе, где они действуют.

Наибольшая эффективность демократического стиля в «средней» ситуации объясняется тем, что он позволяет по­лучить широкую поддержку различных людей и социаль­ных групп, дает возможность лидеру поощрять их участие в решении общих задач, используя при этом для получения результата находящиеся в их распоряжении материальные, духовные и информационные ресурсы. Что касается «мяг­кой» ситуации, как правило оказывающей расслабляющее влияние на 6е участников, то эффективность авторитар­ного стиля определяется способностью лидера использо­вать этот стиль как своего рода компенсацию, позволяю­щую мобилизовать и повысить ответственность людей, направив их энергию на совершение нужных, но, как им кажется, не обязательных и не срочных действий.

Рассмотрение личностных, в частности психологиче­ских, характеристик лидера и других участников конфлик­та выходит за рамки данного учебного пособия. Но уже сказанного достаточно, чтобы констатировать: независи­мо от того, какая именно ситуация по своему характеру бо­лее всего близка данному политическому конфликту, вы­двигаемые ею требования обусловливают либо выход на передний план «новых» политиков, отвечающих этим тре­бованиям, и рост их влияния, либо усвоение «старыми», уже сложившимися политическими деятелями соответст­вующего ей стиля действий и принятия политических ре­шений.

Принятие решений изучается самыми разными наука­ми — от психофизиологии до специальных отраслей мате­матики, занятых оптимизацией этого процесса по уста­новленным критериям. Политическая наука рассматрива­ет принятие политических решений как волевое, целена­правленное управленческое действие, направленное на изменение или сохранение отношений в системе власти, совершающееся по технологии, определяемой природой и характером данной системы, правилами и особенностями ее функционирования.

Политик, выступая как лицо, принимающее решение (ЛПР), несвободен в своих действиях. Выбор вариантов принимаемых им решений ограничен нормами, институ­тами и традициями данной политической системы, уров­нем информационной, ресурсной и социальной поддерж­ки, способностью управляемых воспринять и осуществить принимаемые решения, самой средой, в которой они вы­рабатываются. Так, в «жесткой» ситуации политического конфликта ЛПР приходится сталкиваться с дефицитом времени и информации, давлением противника и разно­гласиями в своем собственном окружении, с эмоциональ­ными перегрузками и разного рода стрессами. Оценивая этот процесс, так сказать, «изнутри», бывший министр обороны США Р. Макнамара — политик, имеющий бога­тый опыт участия в выработке решений во время острей­ших конфликтов на Ближнем Востоке и в отношениях между СССР и США — констатирует, что по мере того как в каждом из этих случаев конфликт обострялся, «напря­женность усиливалась, эмоции накалялись и опасность принятия иррациональных решений увеличивалась».

Однако какое бы — рациональное, нерациональное или иррациональное — решение ни принял политик и ка­кие бы уважительные причины и обстоятельства на него ни влияли, о качестве этого решения (да и о самом ЛПР) можно более или менее обоснованно судить только по ре­зультатам и последствиям, связанным с принятым реше­нием. Именно в этом результате обнаруживается совпаде­ние или степень расхождения собственных интересов по­литика с интересами представляемых и управляемых им людей. И только после анализа последствий и результатов можно судить о политике не по его намерениям и обеща­ниям, а по их воплощению в жизнь.

Понятно, что «после», потом, в будущем причины и обстоятельства могут измениться, будут выглядеть по-дру­гому. Поэтому искушенный в политике государь, прези­дент, правитель, руководитель ведомства, депутат или де­легат зачастую следует совету Никколо Макиавелли — од­ного из первых и самых популярных политологов в исто­рии человечества. «Разумный правитель не может и не должен оставаться верным своему обещанию, если это вредит его интересам и если отпали причины, побудившие его дать обещание... А благовидный предлог нарушить обещание всегда найдется. Примеров тому множество: сколько мирных договоров, сколько соглашений не всту­пило в силу или пошло прахом из-за того, что государи на­рушали свое слово, и всегда в выигрыше оказывался тот, кто имел лисью натуру».

Хотя Н. Макиавелли часто издают, много и охотно чи­тают, тем не менее, наверное, есть политики, не знакомые с этим высказанным более четырехсот лет тому назад сове­том. Во всяком случае, подобные рекомендации некото­рые из них делают и от своего имени, как, например, пре­зидент США Т. Рузвельт (1858—1919). Под его руководст­вом Америка проводила активную экспансионистскую внешнюю политику, не останавливаясь перед применени­ем силы оружия для установления и закрепления своего политического влияния и господства. Наставляя своих преемников и последователей, Т. Рузвельт писал: «Истин­ный государственный деятель должен пренебречь любым договором, если действия по его поддержанию могут пред­ставить собой серьезную опасность для нации». Думается, что, по крайней мере в этом случае, Т. Рузвельт себя от на­ции не отделял.

Как свидетельствует исторический опыт осуществле­ния и изучения практической политики, многие из тех, кто дает и принимает подобные советы, независимо от того, почерпнули они их из книг или считают результатом собственного опыта, осуждают Н. Макиавелли и его про­должателей за политический цинизм и беспринципность. Раскрытие и обнародование даже хорошо известных сек­ретов власти не поощряются в мире политики.

В стремлении к власти, к ее получению, укреплению и удержанию используются самые разнообразные, как «чис­тые», так и «нечистые», формы и средства борьбы за право представлять интересы той или иной общности и, используя ее ресурсы, мощь и влияние, от ее имени удовлетво­рять интересы правящих. Эта борьба может вестись от­крыто, когда, например, представители соперничающих политических партий публично — на месте, отведенном для общественных собраний, перед телекамерами или на страницах газет — сражаются за должности архонта, пре­тора, президента, члена комитета или депутата. Она может принимать и характерную для кремлевских политиков форму «схватки бульдогов под ковром», о которой говорил У. Черчилль, выдающийся английский политический дея­тель, неоднократно занимавший пост премьер-министра своей страны и сам отличавшийся бульдожьей хваткой.

Для политика, ведущего борьбу за власть и влияние, победа в политическом конфликте означает, как мини­мум, свидетельство профессиональной пригодности, от­крывает пути к переходу на новый, более высокий уровень деятельности, туда, где его власть, а значит возможность направлять и контролировать других людей в своих инте­ресах, будет возрастать. Именно в этом, если трезво оце­нивать декларации о готовности к самоотверженному слу­жению народу, о своем долге перед избирателями и жела­нии поработать на благо общества, состоит неизменный, глубокий внутренний импульс, объединяющий весьма разнообразные мотивы деятельности самых разных поли­тических деятелей.

Анализируя эмпирические исследования мотивов дея­тельности зарубежных политиков-законодателей, Г. Г. Дилигенский — видный отечественный специалист по соци­ально-политической психологии — делает заключение, в полной мере справедливое и по отношению к российским политикам, что независимо от своих исходных личных мо­тивов любой активный политик вынужден овладеть ка­кой-то позицией в системе власти и заботиться о ее сохра­нении. Эта позиция, закрепляется ли она занятием како­го-либо поста, получением должности, статусом или член­ством в выборном органе, лидерством в партии, движе­нии, парламентской фракции, реализует ли она власть ин­дивидуальную или групповую, необходима для осуществ­ления политических целей. При этом одни политики счи­тают власть самостоятельной ценностью, обладание кото­рой само по себе является целью их деятельности, для дру­гих она — средство, обеспечивающее возможность дости­жения разнообразных, в том числе и неполитических, целей. Но и в том, и в другом случае политик вовлекается в борьбу за власть, и чем острее и напряженнее эта борьба, тем больше шансов, что данный вид вовлеченности и сти­мулирующая его цель — победа, накладываясь на все дру­гие мотивы, в конце концов сам станет доминирующим мотивом деятельности политика.

Но, преследуя свои благородно-возвышенные, эго­истические, а то и грязно-низменные цели, политики в той или иной мере действительно служат обществу, управляя его делами и организуя его жизнедеятельность. Полити­ки-профессионалы оказываются прямо-таки вынуждены доказывать свою состоятельность, дабы отстоять свое су­ществование и право на дальнейшую работу «по специаль­ности» в противоборстве, а иногда и в конфликтах с други­ми претендентами, т. е. с такими же политическими деяте­лями, число которых никогда не бывает меньшим, чем ко­личество удобных, высокооплачиваемых, вообще «хоро­ших» мест во властных структурах.

Победители в этом противоборстве, длящемся многие тысячелетия и развивающемся в разных исторических условиях, в различных политических системах, режимах и институтах, никогда не могут быть спокойны и уверенны в прочности своего господствующего положения. Причем это справедливо как по отношению к демократически из­бираемым и сменяемым лидерам, так и по отношению к наследственным монархам и пожизненным диктаторам, насильственная смерть которых нередко является своего рода неизбежным «профессиональным риском». Но это не единственная цена, которую политику приходится пла­тить за поражение в политическом конфликте. Куда страшнее может быть сохраняющееся в памяти поколений негодование и презрение по отношению к тем, кто вверг своих сограждан, свой народ и свою страну в беду. Правда, нельзя не признать, что нередко именно громадный раз­мах злодеяний и вопиющая безнравственность совершен­ных действий некоторыми людьми воспринимаются как свидетельство величия политического деятеля.

Подробнее мы остановимся на этом далее, в главе, по­священной отечественным политическим конфликтам, сейчас же необходимо сказать о тех, кто уже неоднократно упоминался ранее и по своей профессии также принадле­жит к миру политики.

Л. И. Никовская, Б. И. Степанов

СОСТОЯНИЕ И ПЕРСПЕКТИВЫ ЭТНОКОНФЛИКТОЛОГИИ

Рассматриваемая авторами проблема является попыткой всесторон­него анализа такого нового явления российской действительности конца XX века, как этноконфликт. Данная работа написана уже в ситу­ации, когда утверждается конфликтологическая парадигма, которая ориентирует массовое сознание на понимание неизбежности противосто­яния в социальных взаимодействиях, где конфликт может выполнить по­зитивную роль. В концептуальном аспекте межэтнические конфликты рассматриваются авторами исходя из принципов регулирования межнаци­ональных коллизий в постсоветском пространстве. В технологическом ас­пекте авторами обосновывается необходимость формирования эксперт-ноконсультационных служб, способных осуществлять конфликтологиче-ский мониторинг и менеджмент.

Печатается по изданию:

Никовская Л. И., Степанов Е. И. Конфликты в современной России. — М., 2000.

Прежде всего, сама содержательная характеристика этого периода как трудного и противоречивого перехода к демократии ориентируется на то, чтобы при анализе скла­дывающихся в этом процессе многочисленных и острых этноконфликтных ситуаций в первую очередь постараться понять и оценить, в какой мере они несут в себе освободи­тельные тенденции, то есть служат уничтожению тотали­тарных структур и связей, демократизации внутри- и меж­национальных отношении в данной республике или реги­оне.

Такой подход прежде всего обеспечивает реализацию важного аспекта этноконфликтологического анализа: от-членение позитивных межнациональных конфликтов от деструктивных — позитивными, с его позиций, представ­ляются все те конфликты между этносами, которые ослаб­ляют тоталитаристские структуры и отношения, выступая фактором расширения и углубления процесса демократи­зации, негативными — конфронтации, которые тормозят и свертывают этот процесс или вносят в него элементы де­струкции..

Кроме того, этот подход позволяет оценить целый спектр национальных сил и движений, стремящихся так или иначе использовать межэтнические отношения в сво­их интересах, относительно характера и меры их антитота­литаристских или антидемократических устремлений и намерений.

В частности, он дает возможность показать, что неред­ко межэтнические отношения в данном регионе, начав развиваться на основе освободительных и демократиче­ских идей и лозунгов, под действием интересов и устано­вок определенных движении и сил довольно быстро при­обретают такую направленность, которая не может обес­печить ни освобождения, ни демократизации. Больше того, может сложиться ситуация, в которой все более опас­ным испытаниям подвергается не только жизнь и благосо­стояние отдельных членов данной этнической общности, но и существование всего этого этноса в целом, поскольку он все глубже втягивается в безнадежные кровавые конф­ронтации с другими этносами, составляющими его окру­жение.

К сожалению, такого рода сценарии развертывания межэтнических конфликтов, в которых экстремистские лозунги и программы, выдвигаемые национальными дви­жениями, снижают эффективность освободительных устремлений и ведут к эскалации напряженности и конф­ронтации, на территории бывшего Союза весьма распро­страненны. На основе их анализа можно сформулировать тот общий вывод, что острота современных межэтниче­ских конфликтов прямо пропорциональна экстремизму и обратно пропорциональна демократичности выдвигае­мых в них требований.

Другой важный ориентир, обеспечивающий адекват­ное и эффективное этноконфликтологическое исследова­ние, — учет того обстоятельства, что конфликтные ситуа­ции в современных межнациональных отношениях фор­мируются целым комплексом взаимодействующих между собой кризисных факторов — экономических, полити­ко-правовых, идеологических, социокультурных. В сложившейся в обществе острой обстановке тотального кри­зиса формирование межнационального конфликта, как правило, начинается с формирования у населения тревож­ных ощущений того, что происходит серьезное ухудшение материального и социального положения. Они, в свою оче­редь, провоцируют ухудшение национальных отношений в данной республике или регионе, рост взаимных претензий и напряженности между населяющими их этносами. На этой основе активизируется деятельность национальных кадров и элит, которая находит свое воплощение в форми­ровании этнополитических движений и программ. Еще больше взвинчивая межнациональные напряжения и обо­стряя проблемы, они одновременно усложняют этим их разрешение. Это прогрессирующее ухудшение ситуации обусловливает дальнейшую радиолокализацию национа­льных движений, рост в них настроений экстремизма и се­паратизма. И так далее.

Можно утверждать, что по такому сценарию в рамках бывшего Союза развивалась большая часть межнациональ­ных конфликтов. Хотя внимательный анализ показывает, что задача облегчения материального и социального поло­жения населения на этом пути радикально не решается, а общий кризис и межнациональные требования лишь обо­стряются.

Причины и механизмы этноконфликтов

Этнонациональные конфликты — это организован­ные политические действия, массовые беспорядки, сепа­ратистские выступления и даже гражданские войны, в ко­торых противостояние проходит по линии «этнические общности». Чаще всего такого рода конфликты происхо­дят между меньшинством и доминирующей этнической группой, контролирующей власть и ресурсы в государстве. Существует несколько теорий объяснения причин эт-нонациональных конфликтов, которые были сформули­рованы на основе исследований в различных регионах мира. Одним из доминирующих является социологиче­ский подход, который основывается на анализе этниче­ских параметров социальных групп (классы, страты, соци­ально-профессиональные группы и т.д.) и выявляет фено­мен узурпации тех или иных привилегированных социаль­ных ниш представителями одной группировки в ущерб другой и социальной дискриминации по этническому или расовому признаку. Совпадение социальной стратифика­ции с этнической структурой населения, а также этниче­ские диспропорции по линии «город — село» при всей их конфликтогенности все же не могут быть истолкованы как основная причина этнонациональных конфликтов.

В социологическом подходе представляет интерес ана­лиз феномена экономического посредничества, особенно роли торговли, которая, как правило, в полиэтнических обществах имеет тенденцию контролироваться предста­вителями какой-то из групп или выходцами из определен­ного региона. Это обычно вызывает недовольство со сто­роны остального населения, которое проецирует на тор­говцев свои негативные реакции через прямые и частые контакты. В целом, однако, соревновательность и конку­ренция в сфере трудовых отношений и экономических взаимодействий далеко не всегда может быть названа в числе основных факторов крупных этнических конфлик­тов.

При объяснении причин этнонациональных конфлик­тов важное место занимает политологический подход, ко­торый выявляет роль элит, прежде всего интеллектуаль­ных и политических, в мобилизации этнических чувств, усилении межэтнической напряженности и эскалации ее до уровня открытого конфликта. Именно вопросы о влас­ти, о стремлении элитных групп к обладанию ею, о связи власти с материальным вознаграждением в форме обеспе­чения доступа к ресурсам и привилегиям являются ключе­выми для понимания причин роста этнического национа­лизма и конфликгности, в том числе и на территории быв­шего Советского Союза.

За годы советского режима в бывших республиках СССР и в российских автономиях сложились многочис­ленные и очень образованные этнические элиты титуль­ных национальностей. Начиная с политики «коренизации» 20-х гг. и вплоть до середины 80-х гг. действовала си­стема преференций в сфере подготовки «национальных кадров» из республик во всех областях деятельности. Как только ослаб контроль Центра над национальными элита­ми и образовался вакуум власти, началась борьба за реаль­ную власть и право контролировать политическую жизнь своих республик и автономий. Однако не стоит преувели­чивать или целиком объяснять причину конфликтов только генерирующей и организующей ролью элит. Недоста­точность этого подхода в том, что он не может в полной мере объяснить феномен массовой мобилизации и интен­сивность эмоций участников межэтнических конфлик­тов, изначальную силу группового стремления к автоно­мии, жертвенность, готовность перейти ради этого к са­мым жестоким методам насилия.

По-видимому, социально-психологический подход, выявляющий поведенческие механизмы этнических кон­фликтов, играет в этом плане гораздо более важную роль, чем представлялось раньше. Иррациональное восприятие той или иной этнической группой (а значит и принадлежа­щими к ней личностями) угрозы утратить самоценность является мощным средством их мобилизации в политиче­ской реальности, помогающим понять жесткость оформ­ляющихся предубеждений, экстремизм этнических требо­ваний и достаточность мотивов для вовлечения в конф­ликт широких масс рядовых участников.

К ряду социально-психологических причин межэтни­ческих конфликтов и национальных движений можно от­нести и чувства утраты достоинства, пережитых «истори­ческих несправедливостей».

На стыке социально-психологических и политологи­ческих подходов находится проблема групповой легитимности, связи коллективного самосознания и идентично­сти с фактом существования политического образования в форме сложившейся государственности. Со стороны эт­нических групп формулируется требование, а затем и по­литическая программа, что государство есть атрибут и га­рант сохранения групповой целостности, а значит и то, что составляет государство (территория, институты власти и пр.), должно иметь национально-этнический характер. Аргументы в пользу такой формулы, как правило, берутся из истории со ссылками на те периоды, которые наиболее выгодно могут быть использованы для определения гра­ниц и статуса «национального» государства. Именно эти представления и основанная на них стратегия политиче­ской мобилизации заключают в себе огромную силу воз­можного массового этнического конфликта. Создание «на­ционального» государства видится как гарантия от реаль­ных или гипотетических угроз иноэтнического или просто чужого доминирования над физической и культурной сре­дой обитания. Этот страх оказаться в подчинении может

быть сильнее любых материальных расчетов, и, как реак­ция на него, возникает стремление к оформлению опреде­ленных символов своей групповой легитимности и защи­щенности. Такими символами чаще всего выступает тер­ритория. Анализ поведения государства, а точнее — его граждан в отношении территориальных вопросов часто поражает своей иррациональностью: государства более го­товы терять своих собственных граждан в виде жертв наси­лия, чем делать территориальные уступки. Вообще же тер­риториально-этнические притязания составляют около 2/3 всех национально-этнических конфликтов на терри­тории бывших республик СССР. Это и требование изме­нения границ между национально-государственными об­разованиями, и требование перехода под новую государст­венную юрисдикцию целых национально-территориаль­ных единиц (например возвращение Крымской автоно­мии России и пр.), и стремление к созданию (или воссоз­данию) национальных образований (автономий или райо­нов) — например немцев в Поволжье; это конфликты, свя­занные с репатриацией либо возвращением на свою исто­рическую родину давно вытесненных с нее или репресси­рованных в годы сталинщины народов (немцы, крымские татары, турки-месхетинцы и пр.), с возвращением бежен­цев в свои оставленные дома (осетины, ингуши, чеченцы, русские и пр.).

Типология и стадиальность развертывания этноконфликтов

Наконец, важное значение для конкретизации анализа конфликтных ситуаций представляет учет стадии их раз­вертывания и типа, ибо то и другое служит более точному описанию и оценке состояния и тенденций развития этно-конфликта и более целенаправленному поиску средств его урегулирования и разрешения. Так, типология этноконф­ликтов позволяет более точно и содержательно осмыслить как особенности их протекания, так и конкретные средст­ва и способы их регулирования и разрешения. Ведь, к при­меру, конфликты на почве этнотерриториальных притяза­ний обладают существенными отличиями по сравнению с конфликтами, связанными с борьбой сил сепаратизма и федерализма, автономии и централизма, а эти последние, в свою очередь, имеют качественные отличия от конфликтов, имеющих в своей основе выяснение статусного соот­ношения этносов.

Важно иметь в виду, что при значительном разнообра­зии объяснительных моделей конфликтов адекватность выбора концепции для исследования зависит именно от определения типа того конфликта, который мы собираем­ся изучить.

Провести классификацию этнонациональных конф­ликтов по одному основанию не представляется возмож­ным в силу сложности самого объекта конфликта-этноса и причин, приводящих к этнонациональному столкновению или коллизии. Думается, что сочетание различных основа­ний для типологической характеристики этого рода конф­ликтов вполне обоснованно и плодотворно, поскольку по­зволяет шаг за шагом разблокировать и урегулировать конфликтные ситуации.

Прежде всего, многие этнонациональные конфликты можно назвать ложными из-за высокой составляющей эмоционального характера. Слишком высокая степень эмоциональной насыщенности затрудняет адекватное восприятие ситуации и противоположной стороны, рож­дая ложные образы и опасения, агрессивность и дегумани-зируя восприятие оппонентов.

Многие этнические конфликты можно смело обозна­чить и как замещенные конфликты, поскольку часто анта­гонизм интересов направлен на этническую группу, кото­рая реально не является участником конфликта, а замеща­ет какие-либо иные интересы и соображения. Так, часто «национальная карта» разыгрывается в борьбе этнополи-тических элит за передел постимперского наследия.

Учитывая, что в феномене нации особую конституиру­ющую роль играют историко-культурные факторы, можно сказать, что межнациональные конфликты — это чаще всего конфликты культур как результат различного пони­мания, различного отношения к жизненным реалиям, их толкования.

И, наконец, при классификации этноконфликтов мы имеем дело с реальным конфликтом интересов — из-за не­равного доступа различных этносов к ресурсам, неравного распределения объемов и полномочий власти и т.д.

Исследователями выделяются еще два принципа типо-логизации этнических конфликтов: один — по характеру и образу действий конфликтующих сторон и второй — по

содержанию конфликтов, основным целям, которые ста­вит выдвигающая претензии сторона.

Э. А. Паин и А. А. Попов выделяют конфликты стерео­типов, т.е. ту стадию конфликта, когда этнические группы не всегда даже четко осознают причины противоречий, но в отношении оппонента создают негативный образ недру­жественного соседа, нежелательной группы. Примером этого служат армяно-азербайджанские отношения.

Действительно, социологические и полевые этногра­фические исследования до данного конфликта, еще в со­ветское время, фиксировали взаимные негативные стере­отипы армян и азербайджанцев. Так, этносоциологические исследования, которые в начале 80-х годов были про­ведены в Ереване и других городах Армении под руковод­ством Ю.В. Арутюняна и Р. Карапетяна, установили, что в гетеростереотипе азербайджанцев не только присутствуют негативные бытовые черты, но и отсутствуют положитель­ные деловые и интеллектуальные качества. Данные были настолько тревожны, что их было решено не публиковать, дабы не провоцировать открытого противоборства. Поле­вые наблюдения фиксировали то же самое у азербайджан­цев в гетеростереотипах армян.

Другой тип конфликта — «конфликт идей». Характер­ными чертами таких конфликтов (или их стадий) является выдвижение тех или иных притязаний. В литературе, сред­ствах массовой информации обосновывается «историче­ское право» на государственность, как это было, напри­мер, в Эстонии, Литве, Грузии, Татарстане и других рес­публиках СССР, на территорию, как это было в Армении и Азербайджане, Северной Осетии и Ингушетии.

Третий тип конфликта — конфликт действий. Это ми­тинги, демонстрации, пикеты, принятие институциональ­ных решений вплоть до открытых столкновений.

Можно было бы возразить, что подобная типологиза-ция есть отражение стадий или форм конфликтов. Но это было бы неточным. В защиту авторов подобной типологи-зации можно сказать, что бывают конфликты, которые остаются только «конфликтом идей». В начале 70-х годов в Чикаго проходили демонстрации с лозунгами «Не поку­пайте у евреев!». Но никаких действий за этим не следова­ло. На съездах русских общественных движений, напри­мер КРО, можно услышать призывы «Россия для рус­ских», но до открытых конфликтов на этой почве не доходит (антикавказские погромы на рынках российских горо­дов имели другую основу).

Иная типологизация — по основным целям, содержа­нию требований — была предложена в 1992—1993 гг. Л. М. Дробижевой. На основе оценки событий конца 80-х — начала 90-х гг. ею были выделены следующие типы этноконфликтов.

Первый тип — статусные институциальные конфлик­ты в союзных республиках, переросшие в борьбу за неза­висимость. Суть таких конфликтов может быть не этнона-циональной, но этнический параметр в них присутствует непременно, и мобилизация по этническому принципу — тоже. Так, национальные движения в Эстонии, Литве, Латвии, в Армении, в Украине, в Грузии, Молдове с само­го начала выдвигали требования реализации этнонацио-нальных интересов. В процессе развития этих движений казуальная основа конфликтов изменялась и «дрейфова­ла» от этнонациональных к государственным, но мобили­зация по этническому принципу оставалась. Как извест­но, очень небольшая часть русских на начальных этапах участвовала в Народном фронте Эстонии и тем более в Са-юдисе Литвы.

Основная форма конфликтов этого типа была институциальной. Острый конституционный конфликт возник, когда Эстония, а за ней и ряд других союзных республик, приняли поправки к своим конституциям, внеся в них приоритетное право на использование ресурсов и верхо­венство законов республики.

Президиум Верховного Совета СССР отменил эти по­правки. Но по Конституции СССР сделать это мог только Верховный Совет, а не Президиум (но Верховный Совет тогда, в 1989 г., мог и не отменить эти решения, и именно потому М.С. Горбачев принял решение провести обсужде­ние на Президиуме Верховного Совета). Так возник пер­вый конституционный кризис, который был проявлением острого институциального конфликта. Поскольку реше­ния законодательных органов республик в Эстонии, Лит­ве, Латвии поддерживало большинство титульной нацио­нальности, есть все основания относить их к этнонациональным конфликтам.

Статусными конфликтами были и конфликты в союз­ных и автономных республиках, автономных областях за повышение статуса республики или его получение. Это характерно для части союзных республик, желавших конфе­деративного уровня отношений (например Казахстан), для ряда бывших автономий, которые стремились подняться до уровня союзных республик (например Татарстан). Впо­следствии, после создания независимой России, радика­льная часть национального движения Татарстана постави­ла вопрос об его ассоциированном членстве. Конфликт за­вершился подписанием Договора между государственны­ми органами Российской Федерации и государственными органами Татарстана, который содержит элементы как федеративных, так и конфедеративных отношений.

За повышение статуса республики до уровня конфеде­ративных отношений ведут кровавый конфликт абхазы с грузинами.

К этому же типу конфликтов можно отнести движения за создание своих национальных образований, например ингушей в Чечено-Ингушетии, ногайцев, лезгин в Даге­стане, балкарцев в Кабардино-Балкарии.

- Автономистские движения были среди таджиков Узбе­кистана, узбеков Кыргызстана, кыргызов Горного Бадах-шана в Узбекистане.

Второй тип конфликтов — этнотерриториаль­ные. Это, как правило, самые трудные для урегулирова­ния противостояния. На территории бывшего СССР на период 1992 года было зафиксировано около 200 этнотер­риториальных споров. По мнению В.Н. Стрелецкого (Ин­ститут Географии РАН), одного из разработчиков Банка данных этнотерриториальных притязаний в геопростран­стве бывшего СССР, к 1996 г. сохраняли актуальность 140 территориальных притязаний.

Конечно, не все заявленные притязания перерастают в конфликт. Специалисты считают, что к таким конфлик­там надо относить споры, ведущиеся «от имени» этниче­ских общностей относительно их прав проживать на той или иной территории, владеть или управлять ею. В. Н. Стрелецкий, например, считает, что любое притяза­ние на территорию, если оно отрицается другой стороной— участницей спора, — уже конфликт.

Вот тут-то, видимо, и важно, какой это конфликт: кон­фликт представлений, идей или уже действий? Большин­ство этнотерриториальных споров идет от имени полити­ческих элит, правительств, движений. И далеко не всегда эти споры охватывают хотя бы значительные группы какого-то народа. С точки зрения принятого определения эт­нического конфликта, к ним надо отнести те ситуации, когда идеи территориальных притязаний «обеспечивают» этническую мобилизацию. Если подходить с такой мер­кой, то число этнотерриториальных конфликтов будет, несомненно, меньше, чем точек территориальных споров.

Например, Калмыкия потеряла какую-то часть своих территорий в годы репрессий. Заявления об этом были, но в конфликты по это­му поводу калмыки не вступают.

В то же время ингушско-осетинский конфликт за территорию Пригородного района и часть Владикавказа перерос осенью 1992 г. в военные действия.

Территориальные споры часто связаны с реабилитаци­онным процессом в отношении репрессированных наро­дов. Но все же конфликты, связанные с репрессированны­ми народами, — особый тип этнических противоборств. Только часть такого рода конфликтов связана с восстанов­лением территориальной автономии (немцы Поволжья, крымские татары), в отношении других стоял вопрос о правовой, социальной, культурной реабилитации (греки, корейцы и др.). И только в ряде случаев речь идет о терри­ториальных спорах. Так, турки-месхетинцы стремились к возвращению на территорию прежнего Проживания в Гру­зию.

Еще один тип — конфликты межгрупповые (межоб­щинные). Именно к такому типу относятся конфликты, подобные тем, что были в Якутии (1986), в Туве (1990), русско-эстонский в Эстонии и русско-латышский в Лат­вии, русско-молдавский в Молдавии.

Массовые межгрупповые насильственные столкнове­ния имели место в Азербайджане, Армении, Киргизии, Узбекистане.

Наряду с приведенной выше все большее распростра­нение в литературе получает типологизация на основе со­держания конфликтов, целевых устремлений сторон.

Надо сказать, что типологизация конфликтов, конеч­но, достаточно условна и нередко в одном конфликте сое­диняются разные цели и содержание.

Например, карабахский конфликт — это конфликт, связанный и с территориальными спорами, и с повышением статуса автономии, и с борьбой за независимость.

Ингушско-осетинский конфликт — это и территориальный, и межреспубликанский, и межобщинный на территории Северной Осетии.

Поэтому исследователи говорят о «кластерах» конф­ликтов, поскольку такое понимание дает более широкое основание для их урегулирования. При этом сам процесс регулирования связан с формой, длительностью, масшта­бами конфликтов.

Важное значение для понимания особенностей конк­ретных ситуаций и выработки мер по их урегулированию имеет и учет стадий развертывания этноконфликтов, а также тех основных сил и движений, которые действуют на них и определяют их течение. Ибо он позволяет более детально раскрыть процесс и механизмы их детермина­ции. Так, применительно к нашим условиям, он позволяет показать, что появление национально-патриотических и особенно национально-радикальных движений перево­дит межнациональный конфликт из потенциальной в ак­туальную стадию и знаменует начало выработки четких и твердых притязаний и позиций в нем, находящих выраже­ние в программных документах и декларациях этих движе­ний.

Как правило, эта стадия, в случае дальнейшей эскалации конфликта, служит подготовкой к следующей стадии — кон­фликтных действий, становящихся в ходе нарастания ост­роты конфликта все более насильственными. По мере на­копления жертв и потерь конфликт на этой стадии делает­ся все менее управляемым и цивилизованно разрешимым. Тем самым развитие межнациональной конфронтации все больше подводит конфликт к черте, за которой может по­следовать национальная катастрофа, и потому жизненно необходимым становятся меры по его скорейшему ослаб­лению и умиротворению, такие, как посредничество, кон­сультирование, переговорный процесс и т.п., нацеленные на достижение национального консенсуса или, по край­ней мере, компромисса.

Результативность достижения последних, в особенно­сти консенсуса, является показателем того, в какой мере приведень* в действие демократические и гуманистические способы урегулирования и разрешения межнациональных конфликтов, позволяющие нейтрализовать национали­стические установки и конфронтационные устремления их участников и помочь каждому из них перейти от жест­кого или даже насильственного противодействия нацио­нальных общностей и их представителей к эффективному и согласованному взаимодействию с ними ради совместного удовлетворения коренных потребностей и интересов всех участников возникшей межэтнической коллизии. Развертывание этого процесса означает укоренение и за­крепление общедемократического принципа приоритет­ности и неотъемлемости прав и свобод каждого человека в специфической сфере межнациональных отношений.

Конфликтрлогический анализ под углом зрения воз­можностей достижения консенсуса между этносами не мо­жет удовлетвориться простым обоснованием значимости данного прогрессивного по своей направленности процес­са для демократизации межнациональных отношений. Он предполагает также осмысление технологических и орга­низационных мер по его обеспечению. «Стержневой» проблемой здесь в настоящее время выступает создание специальной и разветвленной этноконфликтологической экспертизы, основная задача которой, как показывает ми­ровой опыт, должна состоять в том, чтобы на базе серьезно­го диагностического и прогностического анализа отсле­живать зарождение и развертывание конфликтных про­цессов и в зависимости от их характера выдвигать обосно­ванные предложения по их локализации, рационализации и урегулированию посредством компромиссных или кон-сенсусных технологий.

Опыт последних лет отчетливо показывает: очаги меж­национального «возгорания» можно эффективно обезопа­сить, а тем более потушить лишь целенаправленными, по­следовательными и терпеливыми усилиями. И эти усилия должны опираться на специально разработанные для это­го меры и соответствующим образом организованные по­среднические структуры, концептуально и методически оснащенные.

В настоящее время наибольшие организационные трудности в урегулировании и предотвращении этнонаци-ональных конфликтов и конфронтации связаны с отсутст­вием в государствах СНГ, в том числе РФ, разветвленной специализированной сети организаций^ю предотвраще­нию и урегулированию внутренних конфликтов. Больше всего ощущается отсутствие институтов, осуществляющих мониторинг за развитием этнополитической ситуации в обществе, раннюю диагностику и прогнозирование воз­никновения конфликтов, а также отсутствие конфликто-логического менеджмента в виде службы «быстрого реаги­рования». Главной задачей такой службы является защита

людей, недопущение эскалации конфликтов, расширения их зоны, организация переговорного процесса, а также интенсивное обучение людей способам правильногб реа­гирования на конфликтную ситуацию и поведения в ней.

Такого рода служба (или их совокупность) должна, по-видимому, постепенно и целенаправленно складывать­ся при содействии властных структур из множества органи­зационных звеньев разного уровня и охвата и носить обще­ственно-государственный характер, то есть тесно взаимо­действовать с административными и представительными органами в центре и на местах и в то же время быть относи­тельно независимой от них, избегая их возможного дикта­та и манипулирования.

Подобная организация позволила бы, наряду с налажи­ванием мониторинга, дающего представление о состоянии и динамике этноконфликтных ситуаций, осуществлять практическое посредничество между различными группа­ми населения, участвующими в них, а также между админи­страцией и населением и вместе с тем критически анализи­ровать и оценивать характер и результаты различных управ­ленческих воздействий на эти ситуации с целью их разре­шения. Обосновывая необходимость принципиального от­каза от методов насилия в отношениях между этносами, затрудняющих демократизацию общества и тянущих его назад, к тоталитаризму, ориентируясь на-обеспечение компромисса как признания конфликтующими сторона­ми правомерности притязаний их оппонентов и особенно консенсуса как способа принципиальной и долговремен­ной гармонизации взаимоотношений этносов, участвую­щие в посредничестве конфликтологи получили бы воз­можность содействовать восстановлению в правах и зна­чимости глубинных ценностей человеческого бытия, укреплению оснований жизни и деятельности общества и тем самым возвращению ей ее подлинного.смысла, а соци­альным конфликтам — позитивного общественного зна­чения и функции.

Важную роль в этом отношении должно сыграть офор­мление результатов конфликтологического анализа в виде соответствующей экспертизы межэтнических конфликт­ных ситуаций и коллизий и превращение ее на этой основе в специфическую технологическую процедуру, позволяю­щую доводить результаты конфликтологического анализа до их практического востребования и использования для

регулирования и разрешения реальных конфликтных столкновений.

Прежде всего, общая задача такого рода экспертизы видится в том, чтобы обеспечить конструктивное участие конфликтологии в демократическом преобразовании со­временного российского общества. Именно в рамках этой основной задачи она должна содействовать практическо­му налаживанию в межнациональных отношениях конф-ликтологического мониторинга и менеджмента как дейст­венных инструментов, позволяющих отслеживать зарож­дение конфликтных ситуаций, выявлять их «болевые точ­ки», уровень напряженности, динамику, характер дейст­вий конфликтующих сторон и т.п. и на этой основе разра­батывать и претворять меры по предупреждению и урегу­лированию конфликтов, стабилизации социальных отно­шений и содействию реформам.

При этом важно учитывать, что острота и размах межэт­нических конфликтов обусловлены прежде всего как по­лиэтническим составом населения России, которое состо­ит из представителей более 100 больших и малых этниче­ских общностей, так и значительной долей в федератив­ной структуре национально-государственных образова­ний: среди 89 самостоятельных субъектов Федерации — более трети приходится на национальные республики и разного рода национальные автономии.

Не случайно поэтому с развалом советской «империи» на всем ее обширном пространстве образовалось множе­ство зон межнационального напряжения, которое при определенных условиях грозит вылиться или уже выли­лось в открытые столкновения, в том числе и вооруженно­го характера, несущие многочисленные жертвы и разру­шения. В настоящее время специалисты насчитывают свыше 200 такого рода зон, основная часть которых прихо­дится на территорию РФ.

По уровню напряженности их можно подразделить на три основных вида:

—  «горячие точки», Где пролилась или продолжает литься кровь, применено вооруженное насилие и имеются существенные потери человеческих и ма-' териальных ресурсов;

— зоны, напряжение в которых находится на грани возможного перерастания в открытые межэтниче­ские противостояния или приближается к ней;

— зоны, в которых межнациональное напряжение уже отчетливо проявилось, но имеет еще достаточ­но низкий уровень.

Общим для всех трех зон является то, что повсюду меж­национальная напряженность, а тем более конфликты, особенно с применением вооруженного насилия, затруд­няют проведение социально-экономических и политиче­ских преобразований, тормозят объединение обществен­ности вокруг гуманистических, демократических идеалов. Вместе с тем ясно, что в каждой из зон способы социаль­ного контроля за развертыванием межнациональных кон­фликтов и меры по их эффективному урегулированию и предупреждению должны иметь существенные различия. Особую остроту межэтнические отношения приобре­тают в автономных республиках и других националь­но-территориальных субъектах Российской Федерации, поскольку именно там ширится представление о том, что только укрепление суверенитета способно обеспечить на­циональные интересы. Сами эти интересы зачастую пони­маются при этом только как интересы титульной нации, а суверенитет — как перевод федеративных отношений, по существу, в конфедеративные.

Обострению межэтнической напряженности содейст­вуют и другие социальные факторы. Все они в совокупно­сти создают опасность для втягивания этих националь­но-государственных субъектов в крупномасштабное воо­руженное насилие — межэтнические войны, а также в столкновение с федеративными властями. При этом в противоборство, как показывает практический опыт, мо­гут быть вовлечены государства как ближнего, так и даль­него зарубежья, что обостряет не только внутреннюю, но и международную напряженность и усиливает опасность превращения вооруженного столкновения в многосто­ронний широкомасштабный и даже ядерный конфликт, выходящий за локальные региональные рамки и приобре­тающий глобальный характер.

В этой ситуации основной акцент в этноконфликтоло-гической экспертизе, как представляется, необходимо сделать на выявлении конфликтогенных факторов (поли­тических, экономических, социально-психологических, этнических, культурных, религиозных и т.п.), вызываю­щих и обостряющих типичные конфликтные ситуации во взаимоотношениях этносов в различных регионах страны,

в особенности тех, которые ведут к вооруженному наси­лию, на раскрытии дестабилизирующих и деструктивных последствий действия этих факторов, а также на поиске и обосновании возможных мер по их нейтрализации и по приданию социальным конфликтам характера и форм ,содействующих общему улучшению социальной ситуации и движению общества к развитой демократической стадии. При этом основной, «стержневой» проблемой, вокруг которой должна, как представляется, «вращаться» вся со­временная конфликтологическая экспертиза, выступает проблема обеспечения социального партнерства как основного способа принципиального разрешения социаль­ных конфликтов вообще, этнополитических конфликтов в частности.

На этом принципе, как фундаменте, должна базировать­ся, по-видимому, национальная политика, если она хочет быть адекватной, эффективной и демократически ориен­тированной, и опираться на научный анализ и мировой опыт.

Пока что этого о нашей национальной политике ска­зать нельзя, как, впрочем, нельзя сказать и того, что мы во­обще имеем сейчас последовательную, целенаправленную и принципиальную политику в сфере национальных отно­шений и присущих им коллизий. Скорее в этом отноше­нии со стороны теперешних властей наблюдается сугубо ситуативный подход, стремление воздействовать на раз­вертывающиеся   и   обостряющиеся   межнациональные конфликты с точки зрения «целесообразности», задавае­мой определенной позицией и оценкой, зачастую весьма слабо опирающимися на предварительную конфликтоло-гическую экспертизу и вытекающие из нее рекомендации. Нельзя сказать, что в духе обеспечения партнерства и взаимопонимания,   избегания  конфронтационности  в межнациональных отношениях действуют и наши средст­ва массовой информации. В этом направлении также тре­буется поэтому большая аналитическая, разъяснительная и корректирующая деятельность конфликтологов.

Предстоит всесторонне изучить и технологически про­работать и такое важное направление в регулировании межнациональных противоборств, как налаживание парт­нерских взаимоотношений Центра и регионов, без кото­рого невозможно обеспечить развертывание и укрепление федеративных начал в национальной политике как выра­жение ее демократичности.

Этноконфликтологическая экспертиза и составляю­щий ее основу конфликтологический мониторинг и ме­неджмент призваны в конечном итоге показать, что при правильной и принципиальной национальной политике центральная власть может нейтрализовать разыгрывание местными политическими лидерами и национальными элитами этнической карты и сохранить необходимую стабильность Российского государства на почве усиле­ния интегративных, объединительных, партнерских уси­лий. При этом под межэтнической интеграцией, объеди­нением, партнерством имеется в виду вовсе не отказ от национальной культуры, самобытности, традиций, а пе­рераспределение акцентов: примат общечеловеческого

— человеческих прав, ценностей, коллективного баланса интересов над более частными — узкоэкономическими, конкретно-политическими и этнокультурными интере­сами, национальными и государственными — и налажи­вание доброжелательного взаимодействия на этой обще­значимой почве.

Однако эффективность этих усилий в посттотали­тарном обществе в значительной мере определяется ис­ходом борьбы между демократическими силами и таки­ми разнородными, но постоянно стремящимися к так­тическому объединению силами, как тоталитаристский реваншизм, великодержавные и националистические течения. Поэтому Этноконфликтологическая эксперти­за призвана показать, что интеграционистская ориента­ция может и должна выступить как преграда на пути эт-нонационального эгоизма и взаимной агрессии, как эмоциональная и интеллектуальная предпосылка для предотвращения и урегулирования межнациональных конфликтов.

Чтобы сделать это на основе квалифицированного эт-ноконфликтологического мониторинга и менеджмента, в экспертизе необходимо:

— определить уровень недовольства различных этниче­ских групп населения своим экономическим, полити­ческим, социальным положением, культурным и бы­товым состоянием как в ряде конкретных регионов (прежде всего таких, как Северный Кавказ, Южное приграничье, Поволжье, Западная Сибирь и др.), каждый из которых соответствует тому или иному уровню межэтни­ческой напряженности, так и по стране в целом;

—    выявить:конфликтогенные факторы объективного и субъективного порядка, дестабилизирующие межэтническую ситуацию, их взаимосвязь и взаимосоотнесенность по степени важности и значимости в зависимости от способности вли­ять на обострение конфронтации этнических групп;

— тенденции и условия развития межэтнической ситуации в направлении ее стабилизации и нор­мализации, а также основные барьеры на этом пути, включая сложившиеся идеологические стереотипы и социально-психологические уста­новки;

— уровень готовности представителей различных этнических групп к конфронтационным или компромиссным и консенсусным формам пове­дениям конфликтных ситуациях, а также степень их образовательной и специальной подготовки к активному участию в предотвращении, урегули­ровании и ненасильственном разрешении конф­ликтов;

— разработать и предложить для реализации соответст­вующим представительным органам и администра­тивным структурам в регионах способы и формы предотвращения и урегулирования конфликтных си­туаций в сфере межэтнических отношений на основе учета и нейтрализации конфликтогенных факторов, стабилизации общей экономической и социаль­но-политической обстановки и корректировки мас­сового сознания и поведения в направлении более широкого и основательного освоения демократиче­ских норм и правил.

При этом в разработке концептуальных оснований и организационных принципов этноконфликтологического мониторинга и менеджмента основной упор, как пред­ставляется, необходимо сделать на учете и использовании внутренней мотивации поведения представителей конфликтующих этносов и других участников межэтнических коллизий, их ценностных ориентации и социально-пси­хологических установок, идентификаций и стереотипов. Это связано с тем общим представлением, что человек или группа людей, включенные в систему общественных, в том числе и межэтнических, отношений, могут опреде­ленным образом трансформировать свое поведение, лишь корректируя свои идентификации с теми или иными об-щностями, их установками и ориентациями и тем самым, меняя регуляторный механизм своего индивидуального и группового поведения.

С. И. Ерина

РОЛЕВЫЕ КОНФЛИКТЫ В УПРАВЛЕНЧЕСКИХ ПРОЦЕССАХ1

Актуальность исследования ролевого конфликта в управленческих процессах обусловлена глобальными изменениями, происходящими в экономике и управлении. С.И. Ерина является единственным в отече­ственной конфликтологии психологом, уделяющим внимание роле­вым конфликтам управленца первичной производственной группы. Разработанная ею модель для изучения ролевого конфликта активно реализуется в реальной практике.

Печатается по изданию:Ерина С. И. Ролевой конфликт и его диагностика в деятельности руководителя. — Ярославль, 2000.

Ролевой конфликт (РК) следует рассматривать как со­стояние психологического конфликта, развивающегося у индивида в ходе выполнения социальной роли в условиях противоречивых или частично несовместимых требова­ний, ожиданий к ролевому исполнителю. При этом под термином «социальные ожидания» понимается система ожидаемых образцов поведения, соответствующих каж­дой выполняемой роли, посредством которой группа кон­тролирует деятельность своих членов. Представляется важным обратить внимание на то, что понятием ожидания в отечественной литературе обозначают довольно широ­кий спектр их проявлении по степени формализации и ин­тенсивности выражения: от слабо выраженных «пассив­ных» ожиданий до категорических и четких требований, изложенных в инструкциях.

РК является сложным видом конфликта, об этом сви­детельствуют различные теоретические модели РК, опи­санные в литературе. Проведенный нами анализ позволил сделать вывод о том, что существующие подходы в пони­мании РК являются скорее взаимодополняющими, неже­ли противоречивыми, и отражают множественность видов РК, которые можно объединить в следующие основные типы: межролевые, внутриролевые и личностно-ролевые конфликты.

С межролевыми конфликтами индивид сталкивается, когда является одновременно носителем таких ролей, ко­торые предъявляют к нему несовместимые или трудно со­вместимые ожидания.

Внутриролевой конфликт случается, если индивид вос­принимает себя в ситуации, когда другие имеют различ­ные ожидания к нему как к исполнителю единственной роли, т.е. конфликт возникает по поводу того, что есть должное ролевое поведение, в силу того, что разные люди и разные социальные (как формальные, так и неформаль­ные) группы по-разному представляют себе обязанности, связанные с одной и той же ролью.

Поскольку существуют два способа, в которых воз­можно расхождение в понимании должного ролевого по­ведения, то существует и две формы внутриролевого кон­фликта. Одна касается расхождения ожиданий между раз­ными группами по отношению к одному и тому же испол­нителю роли. Другая предусматривает возможные расхож­дения, отсутствие единства и внутри каждой из групп.

И, наконец, личностно-ролевой конфликт возникает, когда качества, внутренние ценности, стандарты, пред­ставления и потребности индивида как личности не соот­ветствуют социальной роли или установленному ролевому поведению, т.е. субъективное «Я» вступает в конфликт с социальной ролью, носителем которой является индивид. Как правило, это происходит в тех случаях, когда система действий, предписываемая данной ролью, противоречит субъективному «Я».

Анализ зарубежных и отечественных работ, связанных с изучаемой проблемой, позволил выделить специфику РК и сформировать методологические и теоретические принципы его изучения. "*

Специфической особенностью РК является его тесная связь:

— с такой объективной характеристикой, как место, поло­жение (позиция), занимаемые индивидом в системе со­циальных связей, взаимоотношений и взаимодействий;

— с характером социально-психологических ожиданий: их неоднородность, противоречивость, одинаковая по силе значимость и одновременность действия. При этом общепризнанным является факт, что неоднород­ность в ожиданиях к выполнению роли детерминиро­вана целым рядом объективных и субъективных факторов, ведущими из которых являются социальное по­ложение и содержание деятельности, выполняемой индивидом.

Можно определить следующие методологические и те­оретические требования к анализу РК:

— необходимость изучения РК в рамках складывающей­ся в настоящее время общей теории конфликтного взаимодействия, в силу того что этот вид конфликта возникает в процессе общения и взаимодействия ин­дивидов как носителей определенных ролей, посколь­ку роль можно рассматривать как «функциональную единицу общения». Это позволяет использовать на­копленный опыт применительно к анализу РК;

— признание сложной объективно-субъективной приро­ды РК. Это проявляется в том, что любой социаль­но-психологический конфликт, в том числе ролевой, рассматривается как сложное взаимодействие ряда объективных и субъективных факторов. При этом ис­ходной причиной конфликта признаются объектив­ные предпосылки, которые создают потенциальную возможность возникновения конфликта во взаимо­действии, а субъективные — рассматриваются как факторы перевода объективной конфликтной ситуа­ции в реальный психологический конфликт. Данное методологическое положение находит свое отражение в факте разделения «конфликтной ситуации (или объ­ективной основы конфликта) и конфликтного поведе­ния, то есть способов-взаимодействия конфликтую­щих сторон»;

— принятие во внимание позитивной функции конфлик­та как реализации принципа развития в анализе социа­льно-психологических явлений. Суть данного прин­ципа в том, что противоречие является необходимым элементом развития личности, группы, перестройки рутинных отношений, а адекватно разрешенные про­тиворечия — непременное условие развития самосо­знания личности, формирования сплоченного коллек­тива, совершенствования социально-психологических отношений в группах;

— рассмотрение РК в аспекте деятельности, что предпо­лагает соотнесение его с ведущей деятельностью, в ко­торую включен индивид и анализ проявлений РК в де­ятельности;

168

— включение в конфликт не только субъективных состо­яний участников конфликтного взаимодействия, но и их реальных поведенческих проявлений;

— принцип системности и комплексности в подходе к изучению РК. Для нас это означает обусловленность РК целым рядом факторов. Подробно перечисленные факторы рассматриваются в статье С. И. Ериной. Сформировав основные требования к изучению РК, можно переходить к эмпирическому изучению данного вида конфликта.

Поиск подходящего объекта эмпирического исследо­вания РК привел к роли руководителя ППГ (менеджер низшего звена управления), занимающего промежуточ­ную позицию в системе управления: первичная производ­ственная группа (ППГ) — руководитель ППГ — вышесто­ящее руководство. Подробное обоснование выбора роли управленца ППГ в качестве эмпирической модели для изучения — в наших работах, здесь же приводятся основ­ные выводы.

В настоящее время в отечественной науке накоплен значительный материал в пользу положений о том, что вы­полнение роли руководителя ППГ происходит в условиях противоречивых или частично противоречивых ожиданий к нему, возникающих в силу:

— расхождения ожиданий «сверху» и «снизу» к менедже­ру как официальному руководителю;

— отсутствия однородности ожиданий к управленцу в подчиненной ему производственной группе;

— возможных расхождений в ожиданиях, идущих «сверху», вследствие нескоординированности и несо­гласованности отдельных служб или отсутствия взаи­мопонимания и единой точки зрения среди вышестоя­щих руководителей линейного и функционального ру­ководства;

— наконец, многоплановость функций и широта ролево­го диапазона, объективно предписываемая руководи­телю ППГ, также порождают потенциальную возмож­ность конфликта посредством несовместимых или ча­стично противоречивых требований и ожиданий от разных социальных и межличностных ролей. Данное положение является в определенной мере

следствием специфической позиции управленца ППГ в системе управления, которая в основном проявляется в том, что он:

— занимает промежуточное положение в системе управ­ления производственной группой, в силу чего подвер­гается двоякой оценке со стороны лиц (групп), зани­мающих разное положение в системе управления;

— является одновременно и руководителем для ППГ, и представителем руководства, что порождает возмож­ность необоснованно завышенных ожиданий к нему в решении ряда производственных и внепроизводственных вопросов;

— находится непосредственно в ППГ и включен в систе­му не только формальных, но и межличностных отно­шений.

Усиливающими специфику позиции менеджера ППГ являются сложившиеся на практике в ряде случаев:

— несоответствие между высоким уровнем ответственно­сти, множеством функций и экономическим статусом менеджера ППГ;

— дисбаланс между широким кругом обязанностей, ме­рой ответственности и правами, а также возможностя­ми их реализации;

— расхождение методов руководства, которые применяет управленец ППГ, с методами воздействия, которые применяются к нему как к исполнителю управленче­ской роли.

Специфика деятельности управленца ППГ, создаю­щая возможность РК, связана с тем, что его деятельность содержит в качестве основного социально-психологиче­ского компонента непосредственную работу с людьми, в ходе которой складывается особый вид общения — служебно-ролевое общение. Это общение людей как носите­лей определенных социальных ролей. Однако служебно-ролевое общение оказывается несвободным от лично­стных моментов. Более того, в деятельности менеджера в ППГ велика роль неофициальных способов общения, ко­торые могут рассматриваться также как второй естествен­ный компонент деятельности управленца ППГ.

При этом служебно-ролевое общение в деятельности менеджера ППГ:

— несет в себе «идеальный» компонент, или компонент «должного», который на практике переплетается с эмоционально-психологическим компонентом неофициальных межличностных отношений. Поэтому безличностные ролевые ожидания к управленцу как к официальному лицу насыщаются эмоционально-пси­хологическими моментами;

— происходит часто в ситуации неопределенности, воз­никающей из двух основных источников: предмет­но-действенной и межличностной стороны управлен­ческой деятельности;

— содержит элементы конфликтной деятельности при отсутствии взаимопонимания.

Это предъявляет повышенные требования к личным и деловым качествам управленца ППГ. И здесь также кроет­ся возможность рассогласований, расхождения между ха­рактеристиками личности и требованиями выполняемой работы. Последнее может вызвать РК внутреннего плана. Однако он реализуется во взаимодействии с исполнителя­ми и находит свое выражение в менее успешной деятель­ности по руководству и управлению производственной труппой.

Далее в деятельности управленца ППГ мы сталкиваем­ся с рядом таких конфликтов, которые являются неотъем­лемыми характеристиками содержания деятельности ру­ководителя. Именно они несут потенциальную возмож­ность РК, это: действие в условиях неопределенности, возникающей из предметно-действенного и межличност­ного аспекта деятельности руководителя, временной рег­ламентации, повышенной ответственности, возможной необъективности информации и т.д.

Таким образом, маргинальный статус и содержание деятельности являются основными объективными детер­минантами, порождающими конфликтную ситуацию в роли управленца ППГ. Анализ роли менеджера ППГ по­зволил выявить возможность возникновения всех типов РК в деятельности руководителя ППГ: внутриличностно-го, внутриролевого и межролевого. Все это служит доста­точным основанием для использования роли управленца ППГ как модели для изучения РК в реальной производст­венной ситуации.

М. М. Лебедева

ОСОБЕННОСТИ ВОСПРИЯТИЯ ПРИ КОНФЛИКТЕ И КРИЗИСЕ

Данная работа написана в 1997 году, когда в России актуальной стано­вится проблема организации переговорного процесса и посредничест­ва для эффективного урегулирования конфликтов. В своем крайнем выражении несоответствие восприятия действительности может не только породить конфликты, но и создать много сложностей при их урегулировании. В отличие от зарубежных работ, в которых феномену восприятия в конфликте придавалось и придается одно из ключевых значений, в отечественной науке долгое время господствовали пред­ставления, абсолютизирующие объективные факторы в политике. Сквозь их призму обычно рассматривался и конфликт, в результате че­го проблема различия восприятия сторон, вовлеченных в конфликт­ные отношения, часто не поднималась вообще. Автор систематизиру­ет ряд конкретных феноменов, через призму которых происходит вос­приятие ситуации конфликта.

Печатается по изданию:Лебедева М. М. Политическое урегулирование конфликтов. — М., 1997.

В чем же конкретно проявляется восприятие в конф­ликтных и кризисных ситуациях? Этой проблеме посвя­щено немало научных исследований. В них показано, что в условиях конфликта восприятие в значительной степени стереотипизировано и характеризуется типичными для социальных стереотипов явлениями. Стереотипное вос­приятие включает в себя:

•    эмоциональный аспект (сильная эмоциональная окра­ска, чувство враждебности по отношению к противо­положной стороне, недоверие, страх, подозритель­ность);

•   когнитивный аспект (стремление к упрощению ин­формации, схематизм при оценке фактов, крайняя из­бирательность восприятия, т.е. воспринимается толь­ко та информация, которая согласуется с имеющимися стереотипами, вся остальная игнорируется. В резуль­тате восприятие принимает суженный характер).

В наиболее экстремальной форме стереотипы прояв­ляются на уровне массового сознания. В значительной степени они создаются и поддерживаются средствами массовой информации. Однако от стереотипов несвобод­на и политическая элита. Активно участвуя в создании и формировании стереотипов, лица, принимающие реше­ния, часто сами оказываются в не меньшей степени под­вержены действию ими же созданных стереотипов.

Одним из примеров стереотипизации образов в условиях конф­ликтных отношений может служить описываемое Е. В. Егоровой-Гантман и К. В. Плешаковым восприятие японцев во время вто­рой мировой войны американцами, особенно теми из них, кто жил на западном побережье. Оно характеризовалось тем, что японец в глазах американца терял свои индивидуальные черты и воспринимался как «японец вообще» (стремление купрощению информации), т.е. в кон­тексте исторических событий тех лет только как враг. Это побуждало американцев к соответствующим действиям.

Стереотипизация восприятия в условиях конфликта служит причиной игнорирования всего того, что не укла­дывается в рамки собственных представлений и желаний. Те факты, которые противоречат сформулированной по­зиции, как правило, либо не замечаются, либо путем соот­ветствующей интерпретации подгоняются под усвоенные стереотипы. При этом сужается спектр источников ин­формации. Как отмечает южноафриканский исследователь М. Амстей, в конфликте и кризисе стороны в большей сте­пени склонны основывать свои суждения на информации, полученной разведкой, чем на информации, основанной на открытых источниках. Это объясняется 5 первую оче­редь тем, что в ситуации конфликта участники не доверя­ют друг другу и, соответственно, с сомнениями относятся к открытым источникам информации.

В конечном счете стереотипизация ограничивает по­иски возможных вариантов выхода из конфликта. Сторо­ны видят и оценивают лишь очень незначительное коли­чество возможных альтернатив поведения, они действуют в рамках той парадигмы, которая описывает конфликт как игру с нулевой суммой.

Например, если это территориальный конфликт, то каждый из участников вначале претендует на всю спорную территорию и даже мысли не допускает о возможных компромиссных решениях. В ре­зультате предлагаемые сторонами варианты разрешения конфликта оказываются направленными главным образом на усиление проти­востояния.

Одним из следствий стереотипизации служит её схема­тизация, вследствие которой в условиях конфликта появ­ляется возможность легче вести пропаганду войны, чем мира. Стереотипы войны обычно строятся по принципу дихотомии, типа: «победа или смерть», «свой — чужой». Подобная дихотомия предполагает наиболее простые ре­шения, нацеленные на уничтожение врага. Мирные же выходы из конфликтной ситуации, напротив, требуют сложного поиска развязки интересов, идущего вразрез со схемами.

Усилению стереотипов в значительной степени способ­ствует пропаганда, нацеленная на формирование «образа врага». Каждая сторона старается сделать пропаганду как можно более простой, доходчивой, исходя из того, что чем примитивнее пропагандистский образ, тем он легче асси­милируется в систему стереотипов личности, социальных и этнических групп. Все это ведет к тому, что в конфликте массы начинают активно поддерживать своих политиче­ских лидеров.

Например, как показали исследования М. Дойча, в период «хо­лодной войны» американские студенты оценивали более позитивна действия США против СССР. Они чаще воспринимали эти дейст­вия как правильные и законные в отличие от аналогичных действий СССР против США.

Для восприятия в условиях конфликта характерен ряд конкретных феноменов. Один из них — «приписывающее искажение». Он заключается в том, что любые поступки противоположной стороны объясняются ее «злым умыс­лом». Этот феномен был довольно образно описан амери­канским психологом Р. Уайтом, который назвал его «дья­вольским образом врага». В соответствии с данным образом «дьявольское» всегда оказывается на противоположной стороне, а собственное поведение воспринимается иск­лючительно как праведное. В результате все хорошие по­ступки противника соотносятся с его стремлением до­стичь какой-либо цели, а собственные добрые действия расцениваются как совершаемые в силу мирного и добро­го характера. Что касается своих неблаговидных поступ­ков, то они либо просто не замечаются, либо объясняются обстоятельствами или поведением другого лица, которое вызвало столь резкий ответ.

В конфликте происходит обесчеловечивание противни­ка. Никакого сочувствия к противоположной стороне не допускается. Для этого часто используются сравнения противника с темными силами (дьяволом, сатаной), с жи­вотными, вызывающими отвращение (например шакала­ми, гиенами,"крысами). При наиболее острых конфликт­ных отношениях отсутствие сочувствия к противополож­ной стороне распространяется даже на случаи стихийных бедствий, трагедий.

Другой феномен — гипертрофированностъ восприятия. Обычно ситуация конфликта воспринимается участника­ми как нечто крайне важное, создающее очень серьезную угрозу их главным интересам и ценностям. При этом не­значительные события могут расцениваться как критиче­ские, а кризис, если не весь конфликт, восприниматься как ключевой момент в отношениях. Так, временный кон­троль противником небольшой части пограничной терри­тории воспринимается как угроза государству и его безо­пасности в целом, даже если очевидно, что дальнейшей интервенции или серьезных политических последствий не будет.

Однако следует иметь в виду, что бывает и прямо про­тивоположная реакция на угрозу развития конфликта — реакция успокоенности. Она заключается в отказе верить в то, что противоположная сторона предпримет какие-либо серьезные действия.

Так, в 1974 г. в связи с антиправительственным переворотом на Кипре премьер-министр Турции Б. Эджевит выступил с заявлени­ем, в котором расценил положение как крайне серьезное. Однако его заявление не было воспринято на Кипре как действительное на­мерение Турции предпринять военное вмешательство в конфликт и, соответственно, не было предпринято никаких шагов для его предотвращения. На следующий день после заявления началась вы­садка турецких войск на острове.

Другой пример — упорное нежелание И. В. Сталина верить в воз­можность нападения Германии на СССР в июне 1941 г., несмотря на то, что ряд фактов свидетельствовал об обратном.

В ходе конфликта его участники воспринимают и оцени­вают одни и те же события настолько различным образом, что их восприятия и оценки часто приобретают зеркальный, т. е. диаметрально противоположный, характер с ярко выра­женной отрицательной эмоциональной оценкой противо­положной стороны. Этот феномен получил название «зер­кальных образов». «Зеркальные образы» неоднократно описывались в литературе. Для того чтобы проиллюстри­ровать их, воспользуемся примером, приведенным К. Митчеллом относительно оценки событий и фактов вре­мен «холодной войны» советской и американской сторо­ной (табл. 1).

«Зеркальные образы» периода «холодной войны»

Таблица 1

События и факты	Интерпретация событий и фактов
Советская интерпретация	Американская интерпретация
Роль СССР в Восточной Европе	Лидирующая	Захватническая
Размещение советских ядерных ракет на Кубе	В целях предосторожности и в ответ на многочисленные аналогичные действия США	Агрессивная;   но­вый этап в «холод­ной войне»
Западный Берлин	Форпост        враждебности, центр опасного шпионажа и источник буржуазной пропа­ганды	Форпост  свободы во         вражеском окружении

Подчеркнем, что приведенный пример дан не для того, чтобы оценить, соответствовали ли реальности те или иные оценки и суждения сторон. Главное здесь — пока­зать, насколько серьезными являются различия в воспри­ятии у участников конфликта.

Как следствие «зеркальных образов», у сторон появля­ется тенденция считать, будто их интересы и цели не совпа­дают в большей мере, чем на самом деле. Это ведет к даль­нейшему расширению и углублению конфликта. Причем участники склонны усиливать имеющиеся различия и иг­норировать наличие общих моментов.

Находясь в состоянии конфликтных отношений, уча­стники игнорируют тот факт, что негативные образы одной стороны влияют на образы другой, усиливая их враждебный характер. Рациональные аргументы в таких условиях действуют плохо. Американский исследователь Ю. Бронфенбреннер, описывая «зеркальные образы» в советско-аме­риканских отношениях периода «холодной войны», пока­зал, что каждая сторона представляла развернутую аргу­ментацию в поддержку своего образа, и это в еще большей степени усиливало ярко выраженный негативный харак­тер уже имевшихся у нее образов противоположной сторо­ны.

Если между сторонами до конфликта существовали дружеские отношения, то с разгоранием конфликта преж­ние положительные образы друг друга резко меняются на отрицательные.

По мере нарастания напряженности у участников кон­фликта возникает ощущение, будто противоположная сторона имеет большую свободу в выборе действий. Поэто­му каждый из них воспринимает собственные действия как ответные, вынужденные, в то время как действия про­тивоположной стороны считает провокационными, более того, тщательно и коварно спланированными. Логика обоих участников строится по принципу: мы так поступи­ли, потому что были вынуждены сделать это, для нас не было альтернативы, а у противоположной стороны был выбор, но она пошла на обострение отношений. Сужде­ния типа: «у нас нет иного пути», «нам ничего иного не остается», «мы не можем поступить иначе» очень харак­терны для кризисной ситуации и ситуации острого конф­ликта.

Наличие двойственности, неоднозначности в поведе­нии противоположной стороны часто интерпретируется как угрожающий фактор. Подавая двойственную инфор­мацию, участник конфликтных отношений рассчитывает на то, что он оставляет себе значительное поле для даль­нейшего маневра. В случае действительно агрессивных на­мерений противоположной стороны он полагает, что мо­жет встретить опасность подготовленным. При нормали­зации же отношений он исходит из того, что сделает ак­цент на другой части информации и его действия предста­нут если не как миролюбивые, то, по крайней мере, как вполне допустимые. Однако чем более напряженными яв­ляются отношения между сторонами, тем более вероятно, что действия противоположной стороны будут истолкова­ны как угроза. Двойственность информации, а точнее ее интерпретации, при конфликтных отношениях может явиться спусковым механизмом развязывания вооружен­ного конфликта. События нередко развиваются следую­щим образом. При обострении отношений одна из сторон в целях подготовки к отпору начинает военные приготов­ления. Другой участник воспринимает это в качестве угро­зы нападения и решает первым нанести удар. Начинается вооруженный конфликт, причем оба участника исходят из того, что именно противоположная сторона развязала его.

Следует иметь в виду, что двойственность подаваемой информации не всегда истолковывается как угроза напа­дения. Здесь важно учитывать множество различных об­стоятельств. Так, если подобные угрожающие действия предпринимались в прошлом, но за ними ничего не следо­вало, то вероятность того, что и на этот раз двойственность информации будет интерпретирована как не представля­ющая существенной угрозы, весьма велика.

Наконец, назовем еще один феномен, описанный аме­риканским исследователем Р. Джервисом. Он заключает­ся в следующем: часто сторона, находящаяся с кем-либо в конфликте, воспринимает ситуацию так, будто дружест­венные ей участники имеют с ней больше общего, чем это есть на самом деле. В результате она ведет себя более рис­кованно, может предпринимать шаги по дальнейшему развитию конфликтных отношений в надежде на помощь извне, а иногда и с прямым желанием вовлечь в конфликт другие стороны.

При конфликте возникают также феномены групповой идентификации и групповой сплоченности. Это значит, что каждая из конфликтующих сторон становится единой и монолитной в своих эмоциональных реакциях, устремле­ниях и суждениях, а ее члены воспринимают себя через оценки и нормы, существующие в группе. Внутри группы устанавливаются тесные психологические контакты. Час­то исчезают или нивелируются внутригрупповые разли­чия: представители различных социальных слоев, коман­диры и подчиненные выступают как бы «на равных». Со­здается ощущение «равенства» и «братства». На индивиду­альном уровне у участников с каждой стороны возникает чувство удовлетворения от нахождения среди друзей; воз­растает самооценка, они чувствуют свою значимость; формируется чувство безопасности, поскольку группа воспринимается как защитник. При этом желание хорошо думать о своей группе (стране, этнической группе и т.п.) ведет к игнорированию положите.у.ной информации о других, прежде всего, разумеется, о противоположной сто­роне. Все это способствует усилению образа «врага», рез­кому противопоставлению «мы» — «они», а на поведенче­ском уровне — мобилизует и нацеливает членов группы на победу в конфликте.

Как следствие групповой идентификации и групповой сплоченности, возникает ощущение заманчивости риска в конфликте, появляется легкость в принятии решений и одновременно происходит психологическое снятие с себя ответственности за усиление конфликта. Ответственность как бы разделяется с группой. В результате этих измене­ний появляется стремление сторон идти «до победного конца».

Групповая идентификация и сплоченность становятся в психологическом плане самоценностью для членов группы. Но и группа стремится поддерживать и усиливать их, ревностно оберегая себя от действительного или мни­мого предательства со стороны своих членов.

Феномены восприятия, а также стремление каждой стороны к формированию групповой идентификации и групповой сплоченности в условиях конфликта крайне за­трудняют его урегулирование политическими средствами. Стороны избегают любых форм обсуждения проблем, рез­ко сокращают контакты с противоположной стороной, включая научные, культурные, семейные. По мере роста враждебности сокращение контактов еще более способст­вует поддержанию и даже усилению негативных стереоти­пов в отношении друг друга у участников конфликта.

Если все же участники соглашаются на обсуждение, то часто оно осложняется тем, что из-за значительной эмо­циональной окрашенности стереотипов восприятия сто­роны оказываются склонными скорее к обвинениям друг друга, чем к аргументированным обсуждениям.

По данным исследований, проведенных американ­ским политическим психологом Ф. Тетлоком, чем выше степень конфронтации, тем более простыми становятся аргументы, которые используются каждой стороной. Вы­яснение отношений в таких случаях напоминает своеоб­разный «диалог глухих», в котором каждый участник слы­шит только себя. Понятно, что в подобных условиях эго­центризма найти взаимоприемлемое решение довольно трудно. Более того, при «диалоге глухих» эффект часто оказывается противоположным тому, на который, в прин­ципе, рассчитан диалог, т.е. взаимопониманию. Участни­ки конфликта все жестче настаивают на собственной по­зиции. В результате «страсти накаляются», в орбиту конф­ликта вовлекаются новые действующие лица, стороны ак­тивно апеллируют к общественному мнению и вместо раз­решения конфликт все более разгорается.

Не следует думать, будто феномены восприятия, а также групповая идентификация и сплоченность имеют только негативную функцию. В условиях конфликта и кризиса, когда необходимо действовать быстро, стерео­типы способствуют «быстрой настройке» именно за счет схематизма и упрощения. Поэтому при достаточной сте­пени адекватности стереотипов реальной ситуации они позволяют быстро найти необходимое решение. Однако важно еще раз особо подчеркнуть, что это происходит то­лько в том случае, если стереотипы действительно отра­жают реальность адекватно, но в условиях конфликта и кризиса такое бывает редко.

Б. Мелибруда. ПОВЕДЕНИЕ В СИТУАЦИИ КОНФЛИКТА

Опираясь на работы Давида Джонсона, Е. Мелибруда предлагает одну из возможных моделей поведения в конфликтной ситуации. Автор вы­деляет факторы, которые, по его мнению, могут способствовать конст­руктивному разрешению конфликтов. От страницы к странице психо­лог настойчиво призывает нас заняться в первую очередь собой, свои­ми ошибками в общении, недостатками своей личности; только при этом условии перед нами могут открыться новые перспективы меж­личностных отношений.

Печатается по изданию: Мелибруда Е.  Я —Ты — Мы: психологические возможности улучшения общения.

Пер. с польск. — М.: Прогресс, 1986.

Я уже писал о широко распространенном убеждении об отрицательной роли конфликтов. Большинство людей предпочитает избегать конфликтных отношений, не гово­рить о них, скрывать их, пока возможно. Писал я и о не­благоприятных последствиях подобного образа мышле­ния.

Всем понятно, что конфликты существовали и будут су­ществовать, они неотъемлемая часть человеческих взаимо­отношений, и нельзя говорить о том, что конфликты беспо­лезны или патологичны. Они нормальное явление в нашей жизни. Возникают они из-за различий между людьми, из-за того, что поступки, представления, чувства у каждого из нас не одни и те же и порой приходят в столкновение друг с дру­гом. Картина общества без межличностных конфликтов ка­жется мне чем-то чудовищным, поскольку это означало бы полную утрату индивидуальности, свободы и аутентично­сти. Однако ничто Подобное нам не угрожает. Поэтому вместо того, чтобы пугать себя картинами бесконфликт­ного существования, давайте лучше задумаемся о том, су­ществует ли какая-нибудь возможность конструктивного и успешного поведения в случае конфликта. Эта тема во­истину неисчерпаема, ей одной можно было бы посвятить целую книгу.

Здесь же, опираясь на работы Давида Джонсона, идеи которого я неоднократно использовал в своей психологи­ческой практике, я хочу предложить одну из возможных моделей поведения в конфликтной ситуации.

Важную роль в конструктивном разрешении конфлик­тов играют следующие факторы:

— адекватность отражения конфликта;

— открытость и эффективность общения конфликту­ющих сторон;

— создание климата взаимного доверия и сотрудни­чества;

— определение существа конфликта. Остановимся на каждом из этих факторов отдельно.

Адекватное восприятие конфликта

Очень часто в ситуации конфликта мы неправильно воспринимаем собственные действия, намерения и пози­ции, равно как и поступки, интенции и точки зрения оп­понента. К типичным искажениям восприятия относятся:

•    «иллюзии собственного благородства» — в конфликт­ной ситуации мы нередко полагаем, что являемся жер­твой нападок злобного противника, моральные прин­ципы которого весьма сомнительны. Нам кажется, что истина и справедливость целиком на нашей стороне и свидетельствуют в нашу пользу. В большинстве конф­ликтов каждый из оппонентов уверен в своей правоте и стремлении к справедливому разрешению конфликта, убежден, что только противник этого не хочет.

•    «Поиск соломинки в глазу другого» — каждый из про­тивников ясно видит недостатки и погрешности друго­го, но не осознает таких же недостатков у самого себя. Как правило, каждая из конфликтующих сторон склонна не замечать смысла собственных действий по отношению к оппоненту, но зато с негодованием реа­гирует на его действия.

•    «Двойная этика» — даже тогда, когда противники осоз­нают, что совершают одинаковые поступки по отно­шению друг к другу, все равно собственные действия воспринимаются каждым из них как допустимые и за­конные, а действия оппонента — как нечестные и не­позволительные.

•    «Все ясно» — очень часто каждый из партнеров чрез­мерно упрощает ситуацию конфликта, причем так, чтобы это подтверждало общее представление о том, что его действия хороши и правильны, а действия партнера, наоборот, плохи и неадекватны. Эти и подобные заблуждения, присущие каждому из нас в конфликтной ситуации, как правило, усугубляют конфликт и препятствуют конструктивному выходу из проблемной ситуации. В любом конфликте партнеры ис­пытывают так называемые смешанные чувства. С одной стороны, каждый чувствует неприязнь, злость или даже ненависть к другому, желание, чтобы противник отказал­ся от своей позиции, с другой — у оппонентов есть, хотя и очень приглушенные, более доброжелательные чувства, порожденные всей совокупностью предыдущих взаимоот­ношений, а также стремлением к взаимопониманию и со­гласию.

Если искажение восприятия при конфликте чрезмерно велико, возникает реальная опасность оказаться в ловушке собственной предвзятости, потому что ясно видишь и чув­ствуешь только враждебность партнера, не замечая ника­ких других чувств с его стороны. Это может привести к так называемому самоподтверждающемуся допущению: допус­кая, что партнер настроен исключительно враждебно, на­чинаешь обороняться от него, переходя в наступление. Видя это, партнер переживает враждебность к нам, и наше предварительное допущение, хотя оно и было неверным, немедленно подтверждается. Зная о подобных представле­ниях в ситуации конфликта, постарайтесь внимательнее проанализировать свои ощущения в конкретных случаях: не возникают ли подобные искажения и у Вас, когда вы пытаетесь разрешить тот или иной конфликт.

Это основное условие конструктивного разрешения конфликтов. Однако, к сожалению, в конфликтной ситуа­ции коммуникация, как правило, ухудшается. Противни­ки охотнее пользуются способами общения, затрудняю­щими понимание того, что, собственно, происходит. Они в основном стараются сделать противнику больно, а сами занимают оборонительную позицию, скрывая любую информацию о себе. Между тем коммуникация может по­мочь только тогда разрешить конфликт, когда обе стороны ищут способа достичь взаимопонимания. Догадываюсь, что многие читатели в этом месте пожимают плечами и ду­мают: «Легко сказать, а на самом-то деле...».

Действительно, когда человек «обуреваем» эмоциями и захвачен конфликтом, ему трудно выражать свои мысли и внимательно выслушивать противника. Поэтому порой имеет смысл в самом начале конфликта пойти на риск и как можно полнее, пусть даже в резкой форме, высказать друг другу то, что чувствуешь. В этот момент бессмыслен­но пытаться что-то решать, главное, о чем надо заботить­ся, — это о том, чтобы не обидеть и не унизить партнера. Японцы, например, придумали для этого своеобразный ритуал и мягкие подушки для битья. Иногда даже крик или удар по столу лучше, чем спокойная, хладнокровная отпо­ведь, которую противник будет помнить всю жизнь. Под­час, прикрываясь хорошими манерами и вежливым тоном, люди идут на преднамеренное психологическое убийство дру­гого, уничтожая в нем его образ самого себя. В результате партнеры отказываются от поиска конструктивных выхо­дов из конфликта, а только «зализывают раны» и думают о возможной мести.

Взаимное выражение чувств, хотя бы частичное, может помочь в создании условий для использования коммуни­кации в целях конструктивного обмена мыслями. Хорошо бы, если бы каждый из противников мог хотя бы частично сообщить другому следующее:

•    что я хотел бы сделать, чтобы разрешить конфликт?

•    Каких реакций я жду со стороны другого?

•    Что я собираюсь предпринять, если партнер поведет себя не так, как я ожидаю?

•    На какие последствия я надеюсь в случае, если будет достигнуто соглашение?

Вероятно, конструктивному решению конфликта мо­гут способствовать некоторые формы общения, о которых я писал выше, например:

•    высказывания, передающие то, как я понял его слова или действия, и стремление получить подтверждение того, что я понял их правильно;

•    открытые и личностно окрашенные высказывания, ка­сающиеся моего состояния, чувств и намерений;

•    информация, содержащая обратную связь относитель­но того, как я воспринимаю партнера и толкую его по­ведение;

•    демонстрация того, что я принимаю партнера как лич­ность вопреки критике или сопротивлению в отноше­нии его конкретных поступков. Можно также упомянуть, хотя это и кажется очевид­ным, о том, что следует избегать угроз, вранья, попыток скрывать манипуляции партнером, потому что эти дейст­вия продиктованы стремлением взять верх над противни­ком, а не добиться обоюдного согласия.

Создание климата взаимного доверия и сотрудничества

Этому может способствовать проявление доверия к партнеру путем готовности открыть перед ним такую свою незащищенную позицию, какой является стремление к согласию и взаимопониманию, нежелание использовать слабые и уязвимые места противника.

Конфликт разрешается успешнее, если обе стороны заинтересованы в достижении некоторого общего резу­льтата, побуждающего их к сотрудничеству. Опыт совме­стной деятельности во имя достижения общей цели сбли­жает партнеров, позволяет открывать новые, дополните­льные способы преодоления трудностей и неприятно­стей, связанных с разрешением конфликта. Успешное решение совместных задач повышает также степень вза­имного доверия, что облегчает риск открытости в обще­нии. Это — момент чрезвычайной важности, так как люди часто даже не представляют себе, что можно со­трудничать с человеком, с которым находишься в конф­ликтных отношениях.

Определение существа конфликта

Чем точнее определение существенных элементов конфликта, тем легче найти средства для эффективного поведения. Весьма желательно, чтобы партнеры сумели со­гласовать свои представления о том, как определить ситуа­цию конфликта. Последовательное поведение, направлен­ное на преодоление конфликта в целом, предполагает не­сколько этапов.

1. Определение основной проблемы. Исчерпывающее опре­деление характера проблемы, приведшей к конфликту, помогает каждому противнику оценить свое поведение и действия другого, правильнее понять ситуацию, в которой оба оказались. Очень важно осознать точки соприкосно­вения конфликтующих сторон и различия между ними, в большинстве случаев различия по-настоящему не осозна­ются, а сходства оказываются неизвестными:

— Как я понимаю проблему? Какие мои действия и какие поступки партнера привели к возникновению и за­креплению конфликта?

— Как мой партнер видит проблему? Какие, по его мне­нию, мои и его собственные действия лежат в основе конфликта?

— Соответствует ли поведение каждого из нас сложив­шейся ситуации?

— Как можно наиболее лаконично и полно определить нашу общую проблему?

— В каких вопросах мы с партнером расходимся?

—  В каких вопросах мы солидарны и понимаем друг друга?

2. Определение причины конфликта. Даже если мы точно знаем, что нам нравится и что не нравится в нашем поведе­нии, все равно существует большая вероятность, что кон­фликт, подобный нынешнему, повторится и в будущем. Поэтому важно понять причины возникновения конф­ликта. Знание этих причин позволит ограничить число конфликтных столкновений по данному поводу или вооб­ще избежать их:

— нужно как можно полнее и правдивее уяснить для себя, что в действиях противника кажется мне неприемле­мым;

— нужно понять, какие мои действия в конфликтной си­туации неприемлемы для партнера;

— необходимо определить, что именно стало причиной возникновения конфликта.

3. Поиск возможных путей разрешения конфликта.

— Что я мог бы сделать, чтобы разрешить конфликт?

— Что мог бы сделать для этого мой партнер?

—  Каковы наши общие цели, во имя которых необходимо найти выход из конфликта?

4. Совместное решение о выходе из конфликта. Принимая это решение, необходимо учитывать возможные последст­вия каждого из способов разрешения конфликта и осозна­вать, что только совместные усилия партнеров могут при­вести к желаемому результату:

—  Каковы вероятные следствия каждого из возможных путей разрешения конфликта?

— Что нужно сделать для достижения намеченных целей?

—  Какой из способов разрешения конфликта вызывает у нас чувство удовлетворения своей конструктивностью?

5. Реализация намеченного совместно способа разрешения конфликта.

6. Оценка эффективности усилий, предпринятых для разре­шения конфликта. Если проблему разрешить не удалось, нужно повторить все предыдущие шаги, стараясь при этом осознавать переживания, возникающие как в случае успешного разрешения проблемы, так и в случае, если вновь не удалось достичь желаемых результатов.

И еще на двух моментах мне хочется остановиться.

Первое — перечисленные выше предложения не яв­ляются рецептом чудодейственного способа разреше­ния конфликтов. Не существует универсальных прие­мов, позволяющих справиться с любой ситуацией. Единственным нашим «средством» является наша лич­ность. Описанные этапы разрешения конфликта содер­жат лишь некоторые указания, реализация которых тре­бует с нашей стороны вовлечения .всей нашей личности, усилий, умения, упорства и доброй воли. Но и при этом я не могу гарантировать успех. Вероятность его, однако, тем больше, чем более сознательно мы действуем, ори­ентируясь на какие-то путеводные знаки. Единствен­ным автором своего успеха является тот, кто что-то де­лал и пробовал.

Второе — все последовательные шаги на пути к выходу из конфликта, более или менее сходные с теми, что описа­ны здесь, должны быть в каждом конкретном случае пред­приняты обеими сторонами. Основой для совместных по­исков может стать обмен мнениями, предложениями, со­ображениями по поводу каждого очередного этапа. Это требует, как видим, тесного сотрудничества. Поэтому  поиск следует начать, заручившись согласием на такое сотрудничество.

Вспомогательным средством может оказаться запись своих соображений по поводу каждой очередной проб­лемы и своевременное знакомство партнера с ними. Следует помнить, что неудачи вначале еще не определя­ют конечный результат. Важно пробовать, пробовать и пробовать.

Дж. Г. Скотт

ВЫБОР СТИЛЯ ПОВЕДЕНИЯ,СООТВЕТСТВУЮЩЕГО КОНФЛИКТНОЙ СИТУАЦИИ.

Предлагаемая работа, написанная доступным языком, исследует воз­можности человека при разрешении конфликтов. Цель данной работы состоит в том, чтобы уяснить, что имеется несколько подходов к разре­шению конфликта, каждый из которых может оказаться полезным. Кроме того, автором отмечаются те области, в которых следует разви­вать свои способности, что позволит каждому человеку более осознан­но делать выбор и реагировать на конфликтные ситуации, справляясь с самим собой, и рационально выбирать то, что Вы хотите.

Печатается по изданию:Скотт Д. Г. Конфликты.Пути их преодоления. — Киев, 1991.

Когда Вы находитесь в конфликтной ситуации, для бо­лее эффективного решения проблемы необходимо вы­брать определенный стиль поведения, учитывая при этом Ваш собственный стиль, стиль других вовлеченных в кон­фликт людей, а также природу самого конфликта. Настоя­щая глава призвана помочь Вам в определении этих стилей и их наиболее эффективном использовании для того, что­бы, попадая в различные конфликтные ситуации, Вы были вооружены соответствующей стратегией разреше­ния конфликта.

Определение стилей разрешения конфликтов

Существует пять, таких основных стилей. Они описаны и широко использованы в программах обу­чения управлению делами, в основу которых положена система, называемая методом Томаса — Килменна (раз­работан Кеннетом У. Томасом и Ральфом X. Килменном в 1972 году). Система позволяет создать для каждого челове­ка свой собственный стиль разрешения конфликта. Основные стили поведения в конфликтной ситуации свя­заны с общим источником любого конфликта — несовпа­дением интересов двух и более сторон.

Ваш стиль поведения в конкретном конфликте опре­деляется той мерой, в которой Вы хотите удовлетворить собственные интересы (действуя пассивно или активно) и интересы другой стороны (действуя совместно или инди­видуально). Если представить это в графической форме, то получим сетку Томаса — Килменна, позволяющую опре­делить место и название для каждого из пяти основных стилей разрешения конфликтов.

Сетка Томаса — Килменна

Мера, в которой Вы стараетесь удовлетворить собственные интересы	Стиль конкуренции	Стиль сотрудничества	Активное действие
Стиль компромисса
Стиль уклонения	Стиль приспособления	Пассивное действие
Индивидуальные действия	Совместные действия

Мера, в которой Вы стараетесь удовлетворить интересы другой стороны.

Эта сетка поможет Вам определить собственный стиль или стиль любого другого человека. Начните со стороны, на которой отмечены активные и пассивные действия. Если Ваша реакция пассивна, то Вы будете стараться вый­ти из конфликта; если она активна, то Вы предпримете по­пытки разрешить его. Такие оценки Вы можете сделать для себя и для других участвующих в конфликте сторон.

Верхняя часть сетки относится к совместным действи­ям. Если Вы предпочитаете совместные действия, то Вы будете пытаться разрешить конфликт вместе с другим че­ловеком или группой людей, которые в нем участвуют. Если же предпочитаете действовать индивидуально, то Вы будете искать свой путь решения проблемы или путь укло­нения от ее решения. Степень кооперативности в поведе­нии также легко может быть оценена для Вас и для других людей.

Когда Вы сложите вместе эти две части сетки, Вы полу­чите матрицу из пяти стилей со стилем компромисса в се­редине. Он в равных мерах включает кооперативное и индивидуальное, а также пассивное и активное поведение. Если Вы внимательнее рассмотрите эти различные стили, то Вы можете узнать тот, к которому Вы обычно прибегае­те в конфликтных ситуациях; Вы можете также определить и те стили, которыми обычно пользуются связанные с Вами люди. Однако в определенных условиях Вы можете отдать предпочтение другому стилю. Каждый человек мо­жет в какой-то степени использовать все эти стили, но обычно имеет приоритетные. Кроме того, некоторые сти­ли могут быть наиболее эффективными для разрешения конфликтов определенного типа. Ниже кратко описан каждый из упомянутых стилей; в конце главы описаны способы применения каждого из них.

Стиль конкуренции

Как показывает сетка, человек, использующий стиль конкуренции, весьма активен и предпочитает идти к раз­решению конфликта своим собственным путем. Он не очень заинтересован в сотрудничестве с другими людьми, но зато способен на волевые решения. Рационалист может сказать: «Меня не беспокоит то, что думают другие. Я соби­раюсь доказать им, что у меня есть свое решение проблемы». Или, согласно описанию динамики процесса Томасом и Килменном, Вы стараетесь в первую очередь удовлетворить собственные интересы в ущерб интересам других, вынуж­дая других людей принимать Ваше решение проблемы. Для достижения цели Вы используете свои волевые качества; и если воля Ваша достаточно сильна, то Вам это удается.

Это может быть эффективным стилем в том случае, когда Вы обладаете определенной властью; Вы знаете, что Ваше решение или подход в данной ситуации правильны и Вы имеете возможность настаивать на них. Однако это, ве­роятно, не тот стиль, который Вы хотели бы использовать в личных отношениях: Вы хотите ладить с людьми, но стиль конкуренции может вызывать в них чувство отчуж­дения. А если Вы применяете такой стиль в ситуации, в ко­торой Вы не обладаете достаточной властью, например, когда по какому-то вопросу Ваша точка зрения расходится с точкой зрения начальника, Вы можете обжечься.

Вот примеры тех случаев, когда следует использовать этот стиль:

— исход очень важен для Вас, и Вы делаете большую став­ку на свое решение возникшей проблемы;

— Вы обладаете достаточным авторитетом для принятия решения, и представляется очевидным, что предлагае­мое Вами решение — наилучшее;

— решение необходимо принять быстро, и у Вас есть до­статочно власти для этого;

— Вы чувствуете, что у Вас нет иного выбора, и что Вам нечего терять;

— Вы находитесь в критической ситуации, которая тре­бует мгновенного реагирования;

—  Вы не можете дать понять группе людей, что находи­тесь в тупике, тогда как кто-то должен повести их за со­бой;

—  Вы должны принять непопулярное решение, но сейчас Вам необходимо действовать, и у Вас достаточно пол­номочий для выбора этого шага.

Когда Вы используете этот подход, Вы можете быть не очень популярным, но Вы завоюете сторонников, если он даст положительный результат. Но если Вашей основной целью является популярность и хорошие отношения со всеми, то этот стиль использовать не следует, он рекомен­дуется скорее в тех случаях, когда предложенное Вами ре­шение проблемы имеет для Вас большое значение, когда Вы чувствуете, что для его реализации Вам необходимо действовать быстро, и когда Вы верите в победу, потому что обладаете для этого достаточной волей и властью.

Стиль уклонения

Второй из пяти основных подходов к конфликтной си­туации реализуется тогда, когда Вы не отстаиваете свои права, не сотрудничаете ни с кем для выработки решения проблемы или просто уклоняетесь от разрешения конф­ликта. Вы можете использовать этот стиль, когда затраги­ваемая проблема не столь важна для Вас, когда Вы не хоти­те тратить силы на ее решение или когда Вы чувствуете, что находитесь в безнадежном положении. Этот стиль ре­комендуется также в тех случаях, когда Вы чувствуете себя неправым и предчувствуете правоту другого человека или когда этот человек обладает большей властью. Все это —серьезные основания для того, чтобы не отстаивать собст­венную позицию. Вы можете попытаться изменить тему, выйти из комнаты или сделать что-нибудь такое, что устранит или отсрочит конфликт. Вы можете подумать: «Я не собираюсь заниматься этим сейчас». Короче говоря, Вы не делаете попыток удовлетворить собственные интересы или интересы другого человека. Вместо этого Вы уходите от проблемы, игнорируя ее, перекладывая ответствен­ность за ее решение на другого, добиваясь отсрочки реше­ния или используя иные приемы.

Стиль уклонения может оказаться подходящим в тех случаях, когда Вы вынуждены общаться со сложным чело­веком и когда нет серьезных оснований продолжать кон­такты с ним. Этот подход может быть полезным также, если Вы пытаетесь принять решение, но не знаете, что предпринять, и принимать это решение сейчас же нет не­обходимости. Вместо того, чтобы создавать напряжен­ность, стараясь немедленно решить проблему, Вы можете позволить себе роскошь отсрочки и можете сознательно уклониться от выбора сегодня. Может быть, Вам потребу­ется создать впечатление, что Вы вернетесь к этому вопро­су при удобном случае; иными словами, этот подход может выглядеть как промедление или уход от ответственности. Этот стиль подходит также для тех случаев, когда Вы чув­ствуете, что для решения конкретной проблемы Вы не рас­полагаете достаточной информацией. Если Вы должны за­нять выжидательную позицию и ответ может дать само время, то лучше признать это и сказать себе: «Сейчас я не могу заниматься этим. Я подожду».

Ниже приведены наиболее типичные ситуации, в ко­торых рекомендуется применять стиль уклонения:

— напряженность слишком велика, и Вы ощущаете необ­ходимость ослабления накала;

— исход не очень важен для Вас, и Вы считаете, что реше­ние настолько тривиально, что не стоит тратить на него силы;

— у Вас трудный день, а решение этой проблемы может принести дополнительные неприятности;

— Вы знаете, что не можете или даже не хотите решить конфликт в свою пользу;

—  Вы хотите выиграть время, может быть, для того, чтобы получить дополнительную информацию или чтобы за­ручиться чьей-либо поддержкой;

— ситуация очень сложна, и Вы чувствуете, что разреше­ние конфликта потребует слишком многого отТ^ас;

— у Вас мало власти для решения проблемы или для ее ре­шения желательным для Вас способом;

— Вы чувствуете, что у других больше шансов решить эту проблему;

— пытаться решить проблему немедленно опасно, по­скольку вскрытие и открытое обсуждение конфликта может только ухудшить ситуацию.

Несмотря на то, что некоторые могут посчитать стиль уклонения «бегством» от проблем и от ответственности, а не эффективным подходом к разрешению конфликтов, в действительности уход или отсрочка могут быть вполне подходящей и конструктивной реакцией на конфликтную ситуацию. Вполне вероятно, что если Вы постараетесь иг­норировать ее, не выражать к ней свое отношение, уйти от решения, сменить тему или перенести внимание на что-нибудь другое, то конфликт разрешится сам собой. Если нет, то Вы сможете заняться им позже, когда будете больше готовы к этому.

Стиль приспособления

Третьим стилем является стиль приспособления. Он означает то, что Вы действуете совместно с другим челове­ком, не пытаясь отстаивать собственные интересы. Вы мо­жете использовать этот подход, когда исход дела чрезвы­чайно важен для другого человека и не очень существен для Вас. Этот стиль полезен также в тех ситуациях, в кото­рых Вы не можете одержать верх, поскольку другой чело­век обладает большей властью; таким образом, Вы уступа­ете и смиряетесь с тем, чего хочет оппонент. Томас и Кил-менн говорят, что Вы действуете в таком стиле, когда жер­твуете своими интересами в пользу другого человека, усту­пая ему и жалея его. Поскольку, используя этот подход, Вы откладываете свои интересы в сторону, то лучше посту­пать таким образом тогда, когда Ваш вклад в данном слу­чае не слишком велик или когда Вы делаете не слишком большую ставку на положительное для Вас решение проб­лемы. Это позволяет Вам чувствовать себя комфортно по отношению к желаниям другого человека. Но Вы не захо­тите приспосабливаться к кому-то, если Вы будете чувст­вовать себя обиженным. Если Вы считаете, что уступаете в чем-то важном для Вас, и чувствуете в связи с этим неудов­летворенность, то стиль приспособления в этом случае, вероятно, неприемлем. Он может оказаться неприемле­мым и в той ситуации, когда Вы чувствуете, что другой че­ловек не собирается в свою очередь поступиться чем-то или что этот человек н& оценит сделанного Вами. Этот стиль следует использовать тогда, когда Вы чувствуете, что, немного уступая, Вы теряете мало. Или же Вы можете прибегнуть к такой стратегии, если в данный момент необ­ходимо несколько смягчить ситуацию, а потом Вы пред­полагаете вернуться к этому вопросу и отстоять свою пози­цию.

Стиль приспособления может немного напоминать стиль уклонения, поскольку Вы можете использовать его для получения отсрочки в решении проблемы. Однако основное отличие состоит в том, что Вы действуете вместе с другим человеком; Вы участвуете в ситуации и соглашае­тесь делать то, чего хочет другой. Когда же Вы применяете стиль уклонения, Вы не делаете ничего для удовлетворе­ния интересов другого человека. Вы просто отталкиваете от себя проблему.

Вот наиболее характерные ситуации, в которых реко­мендуется стиль приспособления:

—  Вас не особенно волнует случившееся;

— Вы хотите сохранить мир и добрые отношения с други­ми людьми;

—  Вы чувствуете, что важнее сохранить с кем-то хорошие взаимоотношения, чем отстаивать свои интересы;

— Вы понимаете, что итог намного важнее для другого человека, чем для Вас;

—  Вы понимаете, что правда не на Вашей стороне;

— у Вас мало власти или мало шансов победить;

—  Вы полагаете, что другой человек может извлечь из этой ситуации полезный урок, если Вы уступите его желаниям, даже не соглашаясь с тем, что он делает, или считая, что он совершает ошибку.

Уступая, соглашаясь или жертвуя своими интересами в пользу другого человека, Вы можете смягчить конфликт­ную ситуацию и восстановить гармонию. Вы можете и в

дальнейшем довольствоваться итогом, если считаете его приемлемым для себя. Или же Вы можете использовать этот период затишья для того, чтобы выиграть время так, чтобы потом можно было добиться окончательного жела­тельного для Вас решения.

Стиль сотрудничества

Четвертым является стиль сотрудничества. Следуя это­му стилю, Вы активно участвуете в разрешении конфликта и отстаиваете свои интересы, но стараетесь при этом со­трудничать с другим человеком. Этот стиль требует более продолжительной работы по сравнению с большинством других подходов к конфликту, поскольку Вы сначала «вы­кладываете на стол» нужды, заботы и интересы обеих сто­рон, а затем обсуждаете их. Однако если у Вас есть время и решение проблемы имеет достаточно важное для Вас зна­чение, то это хороший способ поиска обоюдовыгодного результата и удовлетворения интересов всех сторон.

Этот стиль особенно эффективен, когда стороны име­ют различные скрытые нужды. В таких случаях бывает за­труднительным определение источника неудовлетворен­ности. Вначале может показаться, что оба хотят одного и того же или имеют противоположные цели на отдаленное будущее, что является непосредственным источником конфликта. Однако существует различие между внешни­ми декларациями или позициями в споре и подспудными интересами или нуждами, которые служат истинными причинами конфликтной ситуации.

Например, кажущейся причиной конфликта на работе может быть медлительность служащего. Но эта медлитель­ность может скрывать более глубокий конфликт, причина которого — неудовлетворенность работой (недостаточное уважение, признание или недостаточная ответственность, что отчуждает человека от его работы). Если оказывать воздействие только на поверхностные проявления, то это будет подобно всего лишь внешнему косметическому ре­монту, низкая эффективность которого проявится со вре­менем, поскольку корни проблемы останутся. Человек может перестать быть медлительным, но тогда он будет прибегать к неосознанному саботажу, устраивая дополни­тельные перерывы в работе или используя в личных целях рабочее оборудование, убеждая самого себя в том, что он имеет на это право, поскольку его работа оценивается и оплачивается недостаточно. И это будет его способ получе­ния некоторой компенсации. Стиль же сотрудничества по­буждает каждого человека к открытому обсуждению его нужд и желаний. Служащий в описанной выше ситуации может прямо заявить о том, что он нуждается в признании, в более высокой оценке и ответственности. Если его началь­ник поймет это, то он пойдет этому человеку навстречу, а в результате служащий будет в большей степени посвящать себя работе, и, таким образом, проблема медлительности будет решена с дополнительными положительными эф­фектами.

Иными словами, для успешного Использования стиля сотрудничества необходимо затратить некоторое время на поиск скрытых интересов и нужд для разработки способа удовлетворения истинных желаний обеих сторон. Раз Вы оба понимаете, в чем состоит причина конфликта, Вы имеете возможность вместе искать новые альтернативы или выработать приемлемые компромиссы.

Такой подход рекомендуется использовать в описан­ных ниже ситуациях:

—   решение проблемы очень важно для обеих сторон, и никто не хочет полностью от него устраниться;

— у Вас тесные, длительные и взаимозависимые отноше­ния с другой стороной;

— у Вас есть время поработать над возникшей проблемой (это хороший подход к разрешению конфликтов на почве долгосрочных проектов);

— и Вы, и другой человек осведомлены в проблеме, и же­лания обеих сторон известны;

— Вы и Ваш оппонент хотите поставить на обсуждение некоторые идеи и потрудиться над выработкой реше­ния;

— Вы оба способны изложить суть своих интересов и вы­слушать друг друга;

— обе вовлеченные в конфликт стороны обладают рав­ной властью или хотят игнорировать разницу в поло­жении для того, чтобы на равных искать решение проблемы.

Сотрудничество является дружеским, мудрым подхо­дом к решению задачи определения и удовлетворения ин­тересов обеих сторон. Однако это требует определенных

усилий. Обе стороны должны выделить на это некоторое время, и они должны уметь объяснить свои желания, вы­разить свои нужды, выслушать друг друга и затем вырабо­тать альтернативные варианты и решения проблемы. От­сутствие одного их этих элементов делает такой подход не­эффективным. Сотрудничество среди прочих стилей яв­ляется самым трудным, однако оно позволяет выработать наиболее удовлетворяющее обе стороны решение в слож­ных и важных конфликтных ситуациях.

Стиль компромисса

В середине сетки находится стиль компромисса. Вы немного уступаете в своих интересах, чтобы удовлетворить их в оставшемся, другая сторона делает то же самое. Ины­ми словами, Вы сходитесь на частичном удовлетворении своего желания и частичном выполнении желания другого человека. Вы делаете это, обмениваясь уступками и торгу­ясь для разработки компромиссного решения.

Такие действия могут в некоторой мере напоминать сотрудничество. Однако компромисс достигается на более поверхностном уровне по сравнению с сотрудничеством; Вы уступаете в чем-то, другой человек также в чем-то усту­пает, и в результате Вы можете прийти к совместному решению. Вы не ищете скрытые нужды и интересы, как в случае при­менения стиля сотрудничества. Вы рассматриваете только то, что говорите друг другу о своих желаниях.

Стиль компромисса наиболее эффективен в тех случа­ях, когда Вы и другой человек хотите одного и того же, но знаете, что одновременно это для Вас невыполнимо. На­пример, Вы оба хотите занять одну должность или, нахо­дясь в отпускеъдвоем, Вы хотите провести его по-разному. Следовательно, Вы вырабатываете некоторый компро­мисс, основанный на незначительных взаимных уступках. Например, в случае совместного отпуска Вы можете дого­вориться следующим образом: «Хорошо, мы проведем часть отпуска в горах, а часть — на берегу моря».

Стиль сотрудничества отличается тем, что, используя его, Вы бы старались найти скрытые интересы и вырабо­тать решение, исходя из них. Например, если Вы оба пре­тендуете на выполнение какой-то функциональной обя­занности, то, всесторонне обсудив этот вопрос, Вы можете прийти к выводу, что в действительности Ваш интерес не

связан с какой-то конкретной функцией на службе; про­сто Вы хотите добиться признания, связанного с тем, что Вам доверяют ее выполнять; при этом Вы можете добиться его иным способом. Вы можете добиться большего обес­печения со стороны секретариата и большего рабочего по­мещения. При использовании стиля сотрудничества Вы сосредоточиваете внимание на удовлетворении скрытых нужд и желаний; применяя стиль компромисса, Вы рас­сматриваете конфликтную ситуацию как нечто данное и ищете способ повлиять на нее или изменить ее, уступая или обмениваясь уступками. Целью сотрудничества явля­ется выработка долгосрочного взаимовыгодного решения; в случае компромисса это может быть сиюминутный под­ходящий вариант. В результате удачного компромисса че­ловек может выразить свое согласие следующим образом: «Я могу смириться с этим». Ударение делается не на реше­нии, которое удовлетворяет интересы обеих сторон, а на ва­рианте, который можно выразить словами: «Мы не можем оба выполнить полностью свои желания, следовательно, необходимо прийти к решению, с которым каждый из нас мог бы смириться».

В таких ситуациях сотрудничество может оказаться даже невозможным. Возможно, что ни один из Вас не име­ет ни времени, ни сил, необходимых для него, или Ваши интересы исключают друг друга. И тогда Вам может по­мочь только компромисс.

Ниже перечислены типичные случаи, в которых стиль компромисса наиболее эффективен:

— обе стороны обладают одинаковой властью и имеют взаимоисключающие интересы;

— Вы хотите получить решение быстро, потому что у Вас нет времени или потому что это более экономичный и эффективный путь;

— Вас может устроить временное решение;

— Вы можете воспользоваться кратковременной выго­дой;

— другие подходы к решению проблемы оказались неэф­фективными;

— удовлетворение Вашего желания имеет для Вас не слишком большое значение, и Вы можете несколько изменить поставленную вначале цель;

— компромисс позволит Вам сохранить взаимоотноше­ния, и Вы предпочитаете получить хоть что-то, чем все потерять.

Компромисс часто является удачным отступлением или даже последней возможностью прийти к какому-то решению. Вы можете выбрать этот подход с самого начала, если Вы не обладаете достаточной властью для того, чтобы добиться желаемого, если сотрудничество невозможно и если никто не хочет односторонних уступок. Таким обра­зом, Вы частично удовлетворяете свои.интересы, а другой человек — частично свои, при этом Вы всегда можете в бу­дущем попытаться использовать иной подход к разреше­нию конфликта, если первичный компромисс, как Вам кажется, устраняет проблему ненадолго.

Когда Вы стараетесь найти компромисс с кем-то, Вам следует начинать с прояснения интересов и желаний обе­их сторон. После этого необходимо очертить область сов­падения интересов. Вы должны выдвигать предложения, выслушивать предложения другой стороны, быть гото­вым к уступкам, обмену услугами и т. п. Продолжайте пе­реговоры до тех пор, пока Вы способны выработать при­емлемую для обеих сторон формулу взаимных уступок. В идеальном варианте компромисс устроит Вас обоих.

Определение своего собственного стиля

Важно понять, что каждый из этих стилей эффективен только в определенных условиях и ни один из них не мо­жет быть выделен как самый лучший. В принципе, Вы дол­жны уметь эффективно использовать каждый из них и со­знательно делать тот или иной выбор, учитывая конкрет­ные обстоятельства. Наилучший подход будет определять­ся конкретной ситуацией, а также складом Вашего харак­тера. Предпочитать одни стили другим — естественно, но жесткое предпочтение может ограничить Ваши возмож­ности. Таким образом, важно определить для себя свои приоритеты, а также возможные альтернативные вариан­ты. Это позволит Вам быть более свободным в выборе при столкновении с конкретными конфликтными ситуация­ми.

Если Вы отмечаете для себя, что предпочитаете не при­менять какой-то стиль или что чувствуете себя некомфор­тно при его использовании, то Вы можете развить способ-ность его применения. Например, если чувствуете, что стараетесь в большей мере приспосабливаться к другим, чем отстаивать свою собственную позицию, то Вам следу­ет поработать над увеличением напористости и укрепле­нием воли. Тогда в соответствующих ситуациях Вы сможе­те применять стиль конкуренции. Или если чувствуете, что слишком часто соглашаетесь на компромисс, будучи очень нетерпеливым человеком, то, может быть, Вы смо­жете научиться терпению в серьезных конфликтных ситу­ациях, после чего спокойное сотрудничество поможет Вам найти лучшее решение.

Первым шагом является определение характерного для Вас стиля разрешения конфликта. Вполне вероятно, что чаще всего Вы используете один или два стиля, как ис­полнитель, который обычно имеет свой репертуар. В не­которых случаях Вы можете иметь один предпочтитель­ный стиль (Ваш первичный подход к разрешению конф­ликтов) и другие стили, которые Вы используете не так ча­сто (Ваши вторичные или третичные подходы). Или Вы можете иметь два равнозначных предпочтительных стиля, например приспособления и уклонения, — если Вы, ска­жем, ничего не делаете для предотвращения конфликта, и тогда Вас можно считать в этом отношении «бимодаль­ным». Если Вы имеете три характерных стиля, например борьба, отступление и компромисс, — Вас можно отнести к «тримодальным» личностям.

Томас и Килменн разработали тест, названный тестом на стиль разрешения конфликтов, который позволяет для каждого человека составить его оценочную характеристи­ку в баллах, соответствующую его реакции на конфликт­ную ситуацию. Они создали этот тест, проводя опросы среди менеджеров. Их ответы были использованы для: определения некоторого уровня, по отношению к которо­му проводится оценка любого другого человека; когда Вы подвергнетесь этому тесту, Ваши ответы оцениваются в баллах, соответствующих степени близости к ответам ме­неджеров для каждого стиля или его разновидности.

Этот тест может быть очень полезным для того, чтобы Вы могли лучше разобраться в самом себе. Может быть, Вы уже имеете представление о том, какие стили являются предпочтительными для Вас, но этот тест поможет Вам взглянуть на свой характерный подход объективно, анализируя вашу реакцию на широкий спектр конфликтных ситуаций.

Когда я впервые проходила этот тест с группой менеджеров не­коммерческого профиля, большинство экзаменуемых довольно точно определило свои предпочтительные стили в разрешении кон­фликтов. Результаты теста подтвердили эти первичные оценки и предоставили дополнительную информацию о характерной форме реакции. Полученные мною результаты показали, что я занимаю от­носительно высокий уровень в конкуренции, уклонении и компро­миссе, но явно низкий — в сотрудничестве и приспособлении. Я по­думала, что к этим выводам можно было бы прийти и без теста, по­скольку мне нравится принимать решения быстро, концентриро­вать силы на том, чтобы получать действительно желаемое, и поско­льку большинство конфликтов я не считаю настолько важными для себя, чтобы тратить силы на отстаивание своей позиции. Однако тест помог мне осознать, как много я могла бы выиграть, научив­шись сотрудничать и представлять свои интересы в дискуссии. Дру­гие также получили подтверждение своим исходным самооценкам, но обнаружили, что тест помог им лучше понять формы реакций, которые проявляются в их каждодневной жизни. Когда позднее я подверглась этому тесту снова, чувствуя себя более агрессивной и напористой, то по уровню я даже оказалась выше для конкуренции и компромисса. Результаты теста отразили произошедшие во мне со временем изменения.

Сейчас Вы можете сами пройти этот тест или быстро поставить самому себе оценку на основании вопросов и от­ветов в отношении применения каждого из упомянутых стилей. Затем Вы сможете определить для себя, какой из них Вы используете чаще всего, какой—лучше всего, какой — меньше всего, какой наиболее удобен для Вас. Таблица 1 поможет Вам упорядочить свои ответы.

Когда Вы будете заниматься этим, записывайте первый ответ, ко­торый пришел Вам в голову; как правило, он более правилен, так как соответствует наиболее непосредственной и интуитивной реак­ции.

Отвечая, не старайтесь припомнить свою реакцию на последний конфликт или на самый крупный конфликт, в котором Вы участво­вали. Лучше представьте себе свое обычное поведение в конфликт­ных ситуациях за последние несколько лет. И не пытайтесь задумы­ваться над тем, какой из подходов правильнее было бы применить — нет правильного или неправильного подхода, так как все зависит от конкретной ситуации.

В будущем Вы всегда можете расширить репертуар стилей в зависимости от Вашего отношения к результа­там теста. Но сейчас необходимо зафиксировать Вашу первичную реакцию на ту или иную конфликтную ситуа­цию. Таблица даст Вам общую картину того, что Вы предпочитаете в большей или меньшей степени и насколько комфортны для Вас те или иные стили.

Проставьте в каждой колонке оценки стилям разре­шения конфликта от 1 (высокая) до 5 (низкая) в зависи­мости от того, насколько этот стиль, по Вашему мнению, используется Вами в большинстве конфликтных ситуа­ций. Если Вы чувствуете неуверенность, ставьте равные оценки. Затем перескакивайте на следующее подходящее число для последующей оценки.

Например, если два стиля равны по первому месту в категории, то третий стиль получит число 3 для третьей.

Для примера того, как может выглядеть система оценок для кате­гории «Используется чаще всего», можно привести следующий ре­зультат: конкуренция — 2, уклонение — 5, приспособление — 3, со­трудничество — 4, компромисс — 1.

Как я обычно реагирую на конфликтные ситуации

Метод использования и отношение к использованию

Таблица 1

Стиль разрешения конфликта	Использую чаще всего	Предпочитаю использовать	Использую реже всего	Чувствую себя при использовании наименее комфортно
Конкуренция (я активно отстаиваю собственную позицию)
Уклонение (я стараюсь уклониться от участия в конфликте)
Приспособление (я стараюсь выработать решение, удовлетворяющее обе стороны)
Сотрудничество (я ищу пути совместного решения проблемы, удовлетворяющего обе стороны)

Оценка Вашего подхода к конфликту

Теперь, когда Вы имеете более ясную картину того, как Вы обычно действуете в конфликтной ситуации, Вы можете определить, насколько комфортно Вы чувствуете себя, применяя предпочитаемый подход, и что Вы можете получить, развивая способность использования других стилей. С этой целью вспомните конкретные ситуации, в которых Вы участвовали, и те стили, которые Вы исполь­зовали. В некоторых случаях Вы могли применять различ­ные подходы.

Затем рассмотрите итоги для каждой из этих ситуа­ций. Был ли эффективен Ваш подход к разрешению кон­фликта? Достигли ли Вы желаемого? А другая сторона? Считаете ли Вы, что использованный Вами подход спо­собствовал получению благоприятного результата? Или Вы считаете, что этот подход не оправдал себя? Если это так, то какой подход, по Вашему мнению, следовало бы использовать?

Например, если в подходе к разрешению конфликта Вы предпо­читаете конкуренцию, соперничество, то это означает, что обычно отстаиваете свою позицию и предпочитаете быстрое решение проб­лемы. Когда Вы обладаете для этого достаточной властью, этот под­ход может быть эффективным. Вы можете вынудить другого челове­ка согласиться с Вами и сделать то, чего Вы хотите.

Но иногда, даже добившись внешнего согласия, Вы можете заме­тить, что этот подход дает отрицательные результаты. Возможно, та­ким образом Вы обидели другого человека и он пытается отыграться иным способом, например за счет сплетен или саботажа.

В некоторых случаях Вы можете обнаружить, что этот подход не действует с самого начала. Возможно, в конф­ликте участвуют другие напористые и волевые люди, кото­рые сопротивляются Вашей воле и отстаивают собствен­ную позицию, ч

Аналогичным образом, если Вы предпочитаете стиль уклонения, оцените, насколько этот стиль подходит Вам. Чувствуете ли Вы себя более комфортно, когда конфликт­ные вопросы открыто обсуждаются или когда они игнори­руются? Или сожалеете ли Вы о том, что не решили ту или иную проблему?

Если же Вы предпочитаете стиль приспособления, то спросите самого себя, хорошо ли Вы чувствуете себя в об­щем случае, делая уступки? Хорошо ли Вы чувствуете себя в отношении поддержки того, что хочет делать другой че­ловек? Или Вы ощущаете некоторое раздражение либо обиду, когда Ваши интересы остаются неудовлетворенны­ми?

Если Вы предпочитаете компромиссы или сотрудниче­ство, то задайте себе аналогичные вопросы для того, чтобы установить, эффективен ли, как правило, выбранный Вами стиль или лучшие результаты мог бы дать иной подход.

Цель этого упражнения состоит в том, чтобы уяснить, что имеется несколько подходов к разрешению конфлик­та, каждый из которых может оказаться полезным для Вас. Вы уже можете использовать все эти стили, даже если со­знательно не планировать, где, когда и как лучше их при­менять. Во многих случаях Ваши обычные подходы могут давать положительные результаты. Однако в иных случаях может быть предпочтительным другой подход. Пересмотр прошлых конфликтов может помочь Вам установить, на­сколько эффективными были предпочитаемые Вами сти­ли (а также стили окружающих Вас людей). Вы можете об­наружить, что Вам следует в большей мере использовать иные подходы. Если это так, то Вам необходимо развивать свою способность применять их, чтобы Вы могли в зави­симости от характера конфликта, который может встрети­ться Вам в будущем, осознанно выбирать соответствую­щий стиль, который даст наилучшие результаты.

Нижеследующая таблица поможет очертить те облас­ти, в которых Вам следует развивать свои способности. Кроме того, она поможет более осознанно делать выбор и реагировать на конфликтные ситуации, что позволит Вам в будущем легче справляться с конфликтами. Сознавая это, Вы сможете определить, действительно ли это тот от­вет, который Вы хотите дать? К тому же Вы разовьете чув­ство объективности, так что сможете, находясь в конф­ликтной ситуации, справляться с самим собой и рациона­льно выбирать то, что Вы хотите делать.

Впишите в таблицу 2 некоторые самые важные для Вас конфликтные ситуации, с которыми Вам доводилось стал­киваться;

— укажите стиль или стили, которые Вы при этом исполь­зовали;

— оцените общую эффективность каждого стиля в конф­ликтной ситуации;

— отметьте, каков, по Вашему мнению, был результат ис­пользования того или иного стиля — положительный или отрицательный.

205

Наконец, отметьте, какой другой стиль (или стили) Вы могли бы использовать с большим успехом.

Логическая схема определения альтернативного под­хода: что бы Вы могли сказать? Как бы реагировали на это другие и Вы сами? Какими бы могли быть сейчас Ваши взаимоотношения?

Таблица 2

Конф­ликт­ная си­туация	Исполь­зован­ный стиль	Общая эффек­тивность (от-3 до+3)	Результат приме­нения этого стиля (описать положи­тельный или отри­цательный итог)	Аль­терна­тивный подход	Почему луч­ше было бы использовать альтернатив­ный подход

Н. Б. Гришина

ОБУЧЕНИЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКОМУ ПОСРЕДНИЧЕСТВУ В РАЗРЕШЕНИИ КОНФЛИКТОВ

Статья одного из самых крупных специалистов России по психологии конфликта посвящена исследованию трудностей, с которыми сталки­ваются психологи в процессе обучения посредничеству. Посредниче­ская деятельность по разрешению конфликтов — новая психологиче­ская реальность нашей жизни, требующая отдельного изучения и под­готовки специалистов в этой области. Н. В. Гришина предлагает свой вариант обучения посредничеству и рассматривает условия успешно­сти обучения, которые связаны с уяснением специфической природы посредничества и возможностями посредника выйти за привычные рамки своего профессионального опыта.

Печатается по изданию:Социальная психология в трудах отечественных психологов. — СПб. 2000.

Интерес к обсуждению и внедрению в практику такой непривычной для нас формы работы с людьми, как посред­ническая деятельность, в частности психологическое по­средничество в разрешении конфликтных ситуаций, прояв­ляется в нашей литературе и практике лишь в самое послед­нее время. Сегодня проблемы конфликта актуализированы и в реалиях общественной жизни, и в сознании общества, которое постепенно переходит от неприятия и подавления конфликтов к сознанию необходимости «работы» с ними, к поиску возможностей их регулирования. Обращение к од­ной из этих возможностей — психологическому посредни­честву в разрешении конфликтов — произошло под опреде­ленным влиянием западного опыта, где разнообразные фор­мы посреднической деятельности, институционально офор­мленные, существуют уже много десятилетий.

Использование психологического посредничества основано на хорошо известном специалистам факте: учас­тие в переговорном процессе третьих, нейтральных, лиц положительно сказывается на его эффективности. В оте­чественной практике — из-за отсутствия у нас соответствующих организационных оформлений и специально подготовленных работников — к «естественным» посред­никам могут быть отнесены люди, которые в силу своей должностной позиции или профессиональной деятельности периодически вынуждены в той или иной форме брать на себя функции регулирования отношений между людь­ми. В первую очередь это руководители и учителя, а также социологи и психологи, занятые практической деятельно­стью. В предлагаемой вашему вниманию статье мы хотели бы обсудить опыт работы по обучению психологическому посредничеству. Первые попытки практической работы в этом направлении, судя по упоминаниям в литературе, связаны с обучением руководителей. Моя работа также начиналась в рамках программ социально-психологиче­ской подготовки руководителей. И первый же опыт рабо­ты с ними показал, что руководители как естественные по­средники испытывают значительные трудности, которые, как оказалось, связаны не столько с отсутствием конкрет­ных навыков деятельности такого рода, сколько с выбо­ром принципиальной позиции относительно своего учас­тия, своей роли в данной проблемной ситуации.

Сущность посредничества в конфликтах состоит, как известно, в организации процесса урегулирования взаи­моотношений, разрешения сложной ситуации между сто­ронами. Наш опыт работы с руководителями показывает, что типичной моделью, используемой ими при разреше­нии конфликтов, является модель арбитража, при кото­рой руководитель выступает в роли третейского судьи: вы­слушивает стороны, собирает необходимую информацию, а затем либо признает правоту одной из сторон, либо при­нимает «третье» решение. Такая стратегия типична для процесса принятия  организационных или технических решений: формулируется проблема,  ищутся варианты реше­ния и выбирается «правильное», лучшее из них. Ту же ло­гику руководители используют и при решении проблем человеческих взаимоотношений, однако здесь подобная стратегия редко приводит к успеху. Чем в большей степени конфликтная   ситуация  затрагивает  взаимоотношения сторон во всей их неизбежности «закрытости» для окружа­ющих, тем труднее установить «истину», тем сомнитель­нее возможность решения в пользу одной из сторон. При этом, поскольку каждый из участников конфликта убеж­ден в своей правоте, такое решение не может быть принято без ущерба для отношений самого посредника, по крайней мере с одной из сторон. Само же решение типа «вы правы, а вы нет» создает лишь видимость выхода из проблемной си­туации, но, в сущности, совсем не является разрешением конфликта. Кроме того, подобная стратегия со стороны ру­ководителя невольйо закрепляет негативный опыт взаимо­действия между участниками конфликта: они не справи­лись с проблемой сами и вынуждены были обратиться за помощью к третьему лицу, которое и решило их проблему. Немаловажны и этические аспекты: присвоение себе права или просто необходимость быть судьей в человеческих от­ношениях этически сомнительны и тягостны. Многие ру­ководители говорят о том, что они часто не могут избавить­ся от ощущения вины, если принятое ими когда-то реше­ние оказалось (или кажется им теперь) неверным.

При сопоставлении модели арбитража с моделью по­средничества становятся очевидными психологические преимущества последнего: выступая в роли посредника, руководитель организует диалог, но, если его посредниче­ство эффективно, решение принимается самими участни­ками конфликта, они несут за него ответственность и при­обретают позитивный опыт совместного решения слож­ных ситуаций. Постоянно сталкиваясь в своей работе с проблемами человеческих взаимоотношений, руководи­тели относительно легко трансформируют этот опыт в на­выки посреднической деятельности. Наиболее трудный момент в процессе их обучения, пожалуй, связан с созда­нием альтернативы усвоенной ими парадигме работы с конфликтами — отказом от позиции судьи и переходом в позицию посредника. Важно При этом не просто заменять одну модель на другую, а создать понимание того, что пер­вый шаг руководителя в разрешении конфликта — выбор на основе определенных критериев модели, в соответст­вии с которой он будет действовать.

Другая категория «естественных» посредников, на опыте обучения которых мне и хотелось бы остановиться подробнее, — это психологи-практики. Наиболее типич­ные профессиональные позиции работы психолога с кон­фликтами — это психотерапевт и консультант, принимаю­щий сторону клиента, действующий в его интересах, об­суждающий с ним проблему и оптимальные стратегии по­ведения. Мое обращение к работе с психологами было связано с тем, что мне на основании имевшегося у меня

опыта работы с конфликтной проблематикой казалось, что профессиональному репертуару психолога зачастую недостает навыков именно посреднической деятельности.

Однако обучение психологов новым для них формам профессиональной деятельности оказалось сопряженным с рядом трудностей. Прежде всего, приходится сталкивать­ся с тем, что практические психологи далеко не всегда осознают необходимость выбора определенной позиции в «работе с клиентом (позиции психотерапевта, консультан­та или посредника), нечетко осознают критерии, по кото­рым выбирается та или иная позиция, неосознанно совер­шают переход из одной позиции в другую. Речь не идет о невозможности, так сказать, «синтетического» жанра в ра­боте психолога. Более того, понятно, что в ряде случаев психолог вынужденно оказывается перед необходимостью перехода из одной ситуации в другую. Например, невоз­можность психологического посредничества в конфликте (скажем, в силу категорического отказа одной из сторон участвовать в диалоге) позволяет ему перейти в позицию консультанта обратившегося к нему лица и действовать исключительно в его интересах. Позиция консультанта, в свою очередь, может успешно сочетаться с психотерапев­тической помощью. Принципиально важно, однако, что­бы психолог в каждый конкретный момент работы с кли­ентом, семейной парой, конфликтующими группами в коллективе четко осознавал свою позицию, жанр, в кото­ром он работает, и причины, по которым он считает нуж­ным занять ту или иную позицию или выйти из нее.

Участники тренинга посредничества, прошедшие ранее курс обучения партнерскому общению (видимо, наиболее распространенному в отечественной практике виду тре­нинга), испытывают, по нашему мнению, довольно боль­шие трудности. Язык так называемого «партнерского» об­щения (в той парадигме, которая распространена среди психологов, занимающихся соответствующим видом тре­нинга), на мой взгляд, более близок языку естественного человеческого общения, он опирается на нормативно одобряемые человеческие чувства и очевидно ценные на­выки общения: «правильное» слушание, понимание, эмо­циональное принятие, сочувствие, помощь и т.д. Этот язык близок профессиональной деятельности психологов и легко ими принимается (что, конечно, не означает лег­кости усвоения, и это делает работу тренера, занимающе-

гося партнерским общением, объективно ничуть не более легкой). Язык же посредника более «искусствен», он огра­ничивает возможности проявления спонтанных человече­ских чувств, вынуждая «держать» нейтральную позицию, не переходить на позицию партнера, не формировать своего мнения относительно решения обсуждаемой проблемы и т.д. В отдельных аспектах стиль деятельности посредника не совпадает с привычными для психолога приемами про­фессионального поведения, в силу этого в процессе овладе­ния навыками посредничества психологам в большей или меньшей степени приходится преодолевать закрепившиеся у них профессиональные поведенческие стереотипы.

Подготовленная нами программа обучения психологов навыкам посреднической деятельности имеет среднюю про­должительность 40 часов, рассчитана на пятидневную ра­боту в стандартной группе 12—14 человек с использовани­ем видеотехнических средств. Начальный этап обучения, как и в большинстве программ социально-психологиче­ского тренинга, имеет своей основной целью подготовку участников группы к дальнейшей работе. В данном случае она осуществляется в виде своеобразного «погружения» в пространство конфликта, что позволяет актуализировать представления о конфликтах, чувства, переживаемые уча­стниками конфликтной ситуации, их поведение. Для это­го могут быть использованы самые разнообразные прие­мы: анализ ассоциаций, обсуждение собственного опыта, специальные упражнения и т.д.

Участники группы поочередно рассказывают о конф­ликтах. Обычно они выбирают ситуации, в которых сами являлись одной из сторон конфликта (как правило пас­сивной), или те, где было необходимо их профессиональ­ное участие. Так или иначе, их рассказы эмоциональны, производят впечатление на других членов группы и созда­ют в ней специфическую атмосферу.

Одна из участниц жалуется, что чувствует какую-то тяжесть и у нее начинает болеть голова. Другой участнице кажется, что в центре круга что-то Сгущается, какое-то невидимое облако, излучающее напряжение.

Мы продолжаем говорить о конфликтах и начинаем передавать друг другу свои ощущения относительно цвета конфликта. Черный, темный, красный, коричневый, красно-черный, грязный, багровый...Одна из участниц группы говорит: «Почему-то конфликт кажется мне зеленым. Странно, я ведь люблю зеленый цвет (с недоумением). А он же ядовито-зеленый!». „

Я прошу их представить, что они держат конфликт, о котором сейчас рассказали, в своих руках. Участники группы сидят с напря­женно вытянутыми руками, раскрытыми вверх ладонями, почти у всех закрыты глаза. «Вот он. Он в Ваших руках, что вы сделаете с ним?» Я вижу, как ладони одних непроизвольно сжимаются, другие как бы отталкивают что-то от себя.

Елена говорит: «Я почувствовала, как мои руки стали тяжелыми и что-то потащило их вниз».

Алевтина: «Мне захотелось растопырить пальцы, и что-то липкое потекло между ними, мне хотелось, чтобы оно скорее вытекло» (брезгливо передергивает плечами).

Тамара (ее руки были разведены в стороны): «Я чувствовала, что в моих руках сразу два конфликта и что моя левая рука непроизвольно сжимается, я хочу задушить этот конфликт. Неужели я такая жесто­кая?» (на ее глазах появляются слезы).

На этом же первом этапе, поскольку каждый из участ­ников группы рассказывает о какой-то конфликтной ситу­ации, собирается материал для последующей работы. Обу­чающая программа состоит в том, чтобы слушателям точно сформулировать основную проблему конфликта, его суть. Возможные трудности здесь связаны с тем, что они должны найти формулировку не в терминах поведения и взаимоот­ношений людей, но в виде констатации противоречия меж­ду системами, явлениями, интенциями и т.д., для чего не­обходимо увидеть то, что стоит за поведением людей, за их внешними поступками и действиями. «Поведенческое» ви­дение конфликта неизбежно — в явной или неявной форме — содержит оценочный компонент, а именно этого и дол­жен избегать посредник для сохранения своей позиции и реализации соответствующих функций.

Дальнейший сценарий программы обучения построен но принципу последовательного прохождения различных стадий процесса посредничества.

Первый этап — с которого фактически уже начинается или может начаться деятельность посредника — это обра­щение человека к психологу за помощью в разрешении проблемной или конфликтной ситуации. Именно эта пер­вая встреча во многом определяет, как будет далее строить­ся работа психолога с конфликтом и в какой профессиона­льной роли — психотерапевта, консультанта или посред­ника — он выступит.

Чтобы в дальнейшем психолог могэффективно реализовывать функции посредника, необхо­димо на первом этапе-работы с клиентом соблюсти опре­деленные правила. Наша программа предполагает обсуж­дение и последовательную отработку различных аспектов этого первичного приема клиента, уточнение способов ре­шения основных задач данного этапа. В ходе этого первого диалога с участником конфликта важно выяснить несколь­ко ключевых для понимания конфликтной ситуации мо­ментов:

— в чем, собственно, суть конфликта, предмет разногла­сий и «борьбы» его участников;

— кто является конфликтующими сторонами;

— каковы позиции участников конфликта и цели, кото­рые они преследуют;

— каковы их установки относительно друг друга, имеет их прошлый коммуникативный опыт скорее позитив­ный или скорее негативный характер.

Часто в общем виде ответы на эти вопросы можно по­лучить из монолога обратившегося за помощью человека, иногда для точного понимания важно задать «провероч­ные» вопросы. Получив необходимую информацию, мож­но перейти к решению других задач первого типа. Прежде всего необходимо четко определить круг проблем, подле­жащих обсуждению и решению в ходе совместной дискус­сии всех участников конфликта. Для этого психолог дол­жен специально уточнить, предполагает ли клиент после­дующее обсуждение каждой из упомянутых им проблем; тем самым как бы заключается контракт с клиентом. Да­лее важно понять, какой выход из сложившейся ситуации, какое решение возникшей проблемы для человека являет­ся желательным. И наконец, психолог уточняет с клиен­том план дальнейших действий — нам нужно встретиться с другим участником конфликта. Эта часть работы психоло­гически сложна: нужно не просто вступить в определен­ные договоренности с клиентом, но и создать ситуацию его ответственности за происходящие события и их разви­тие.

В чем возможные трудности этого первого этапа рабо­ты? В целом и идеи, и основную схему работы с клиентом психологи принимают легко.

Одна из участниц группы, имеющая опыт работы в консультации по проблемам семьи и брака, сказала, что она чувствует большое об-

легчение от того, что у нее появилась какая-то точка опоры: «Рань­ше я часто испытывала трудности из-за того, что не знала, когда за­кончить разговор, достаточно ли мы говорили или надо еще что-то выяснить, успешен ли был наш разговор или нет. Сейчас я лучше понимаю, что мне нужно сформулировать для себя ряд задач или ка­кую-то общую схему, которая у меня должна быть для первой встре­чи с клиентом. Теперь я знаю, что мне делать».

Самое трудное, пожалуй, — это провести беседу таким образом, чтобы сохранить (и внешне, и внутренне) опре­деленную нейтральность по отношению к позиции участ­ника конфликта, не стать его «адвокатом», что исключит возможность посредничества и превратит психолога в луч­шем случае в консультанта. Возникающая в силу сопере­живания готовность встать на сторону клиента может при­вести психолога к прямой ошибке — принятию на себя обязательств, которые он не сможет выполнить. Особенно важно помнить об этом психологам или социологам, рабо­тающим в организациях, где их работа с конфликтом часто выходит за рамки чисто психологической и предполагает определенные действия, переговоры со значимыми лица­ми и т. д.

Мне хотелось бы привести довольно показательный пример из практики обучения психологическому посред­ничеству.

Одна из участниц группы, выступая на занятиях в роли «клиента», воспроизвела ситуацию из своего собственного опыта, когда к ней как к психологу обратилась за помощью сотрудница ее предприя­тия. В роли этой сотрудницы она и поведала «психологу», что рабо­тала в одном из отделов предприятия, однако стала болеть, а потом и вовсе по состоянию здоровья была вынуждена временно оставить свою работу. Теперь врачи разрешили ей вернуться на работу, одна­ко, как ей кажется, в коллективе, который поначалу очень сердечно отнесся к ее проблемам, не хотят ее возвращения, так как ее пустую­щая ставка дает остальным сотрудникам возможность дополнитель­ного заработка. Ее рассказ был очень эмоционален, вызывал сочув­ствие. Она не жаловалась, но просила о помощи, говорила о том, как для нее важно вернуться в свой коллектив, какая это для нее психо­логическая опора в жизни и т. д.

Участник группы, выступающий в роли психолога, отбросив то­лько что обсуждавшиеся и принятые группой идеи и принципы по­средничества, начал утешать своего клиента, обещал помощь, под­бадривал, говоря, что, скорее всего, как-то удастся договориться и решить эту проблему.

При обсуждении разыгранного эпизода участница группы, сыг­равшая роль клиентки, сказала нам, что она, будучи психологом, в реальной ситуации поступила точно так же.

А потом выяснилось, что у той женщины в силу некоторых ее лич­ностных черт не сложились отношения в' коллективе, законность

получения ею продолжительных больничных листков была весьма сомнительной и ее возвращение в коллектив никак не было связано с материальными проблемами, а просто было неприемлемо для кол­лектива.

Как теперь поступить псицрлогу? Держаться своей первоначаль­ной позиции и действовать в интересах своей клиентки и вопреки не только интересам коллектива, но, возможно, и своим собственным этическим позициям? Либо сказать клиентке, что произошла ошиб­ка и мы теперь ей помочь не сможем?

Положение явно затруднительное и этически сомнительное. Этот и другие аналогичные случаи — результат поспешного приня­тия психологом позиции одной из конфликтующих сторон.

Далее отрабатывается следующий этап посреднической деятельности — проведение переговоров со второй сторо­ной конфликта — от установления контакта до согласова­ния плана дальнейших действий. Основные психологиче­ские сложности этой стадии связаны с установлением контакта с этим участником ситуации, так как здесь ини­циатива контакта принадлежит не ему, а посреднику. Поэ­тому особое значение приобретает начальный момент диалога посредника с участником конфликта и то, как по­средник ставит перед ним проблему.

Вот пример из работы тренинговой группы.

Школьный психолог. Спасибо, что зашли. Ко мне прихо­дила мама Пети Иванова из 5 «А». Она считает, что его отметки по Вашему предмету не всегда справедливы.

Учитель. А, она уже и к Вам приходила жаловаться! Лучше бы позанималась со своим ребенком.

Избранная психологом формулировка проблемы неу­дачна: она имеет оценочный характер, «обвиняет» собе­седника и, соответственно, вызывает у него агрессив­но-оборонительную реакцию.

На этом же этапе посредник должен сформировать у второго участника конфликта позитивное отношение к своему участию в решении проблемы, склонить его к осоз­нанию необходимости и возможности диалога по поводу сложившейся ситуации.

Одна из проблем для посредника — удержаться в рам­ках психологически равного, сбалансированного отноше­ния к обоим участникам конфликтной ситуации. Их пове­дение изначально может быть различным и даже диамет­рально противоположным: один приходит к посреднику за помощью, а другой может отказаться от участия в совме­стной работе, от диалога не только со своим оппонентом, но и с посредником. Это требует и разной стратегии действий психолога. Опыт работы в тренинговой группе показы­вает, что психолог нередко нарушает принцип равного от­ношения к участникам конфликта.

Например, столкнувшись с негативным отношением второго участника конфликта к самому факту обращения его «противника» к третьему лицу или с нежеланием вести диалог, психолог невольно начинает защищать интересы своего первого клиента, вызывая тем самым еще большую оппозицию второго по отношению к самой си­туации посредничества, поскольку тот чувствует себя в роли «ответ­чика». Либо, помня, что он должен склонить своего второго клиента к диалогу, договориться с ним о совместном обсуждении проблемы и, пытаясь ослабить его сопротивление, поневоле начинает «сда­вать» своего первого клиента и подыгрывать его оппоненту: «С ним, конечно, трудно разговаривать...», «Вы же понимаете, если с ним как-то не договориться, он же не успокоится и пойдет дальше жало­ваться» и т. п.

Любой неудачный шаг посредника или просто неудачно сказан­ная фраза, нарушающие или хотя бы создающие видимость наруше­ния принципа равного отношения к обеим конфликтующим сторо­нам, негативно скажутся на возможности эффективного проведе­ния диалога.

И, наконец, третий этап посреднической деятельно­сти — центральный момент всей ситуации посредничест­ва — это сам диалог, проведение совместных встреч и об­суждений со всеми участниками конфликтной ситуации, прерываемых в случае необходимости для раздельной ра­боты с каждой из сторон, вплоть до достижения согласия, выработки какого-то решения участниками конфликта. Поведение посредника здесь наиболее специфично. За­падная практика накопила значительный арсенал прие­мов и техник поведения посредника на этапе совместного обсуждения проблемы участниками конфликтной ситуа­ции. Многие из них построены на основе методики прин­ципиальных переговоров Р. Фишера и У. Юри и хорошо знакомой отечественным психологам технике активного слушания. Бесспорно, это наиболее трудный этап в работе посредника, и для эффективного посредничества требует­ся прежде всего накопление опыта реальной практической работы. Подготовка к этой работе в рамках учебной про­граммы предполагает знакомство участников группы тре­нинга с приемами и техниками работы посредника, об­суждение и отработку различных вариантов его реакций и действий в зависимости от складывающейся в диалоге си­туации, от тех или иных шагов его участников.

В сущности, смысл совместного обсуждения проблемы, диалога, организуемого посредником, состоит в том, чтобы обеспечить переход участников конфликта от конфронта­ции, борьбы друг с другом за утверждение своих позиций к осознанию общности их интересов в решении возникшей проблемы и необходимости объединения их усилий для по­исков этого решения. Посредник и нужен, в сущности, для того, чтобы направить энергию их противостояния на «борь­бу» с их общей проблемой. Так как в задачи посредника не входит решение проблемы и своими усилиями он лишь оп­тимизирует процесс решения проблемы самими участни­ками конфликта, то приемы и техники работы посредника имеют организующий характер: создание и сохранение ат­мосферы доверия, установление и выполнение договорен­ностей о принципах достижения результата и порядке об­суждения, поддержка позитивных шагов и ограничение де­структивных действий и т. д. Роль посредника, который особенно активен в начале диалога, по мере эффективного развития обсуждения все более сводится лишь к коррекции его направления: поддержке конструктивных и пресече­нию деструктивных шагов диалога.

Возьмем пример из работы группы тренинга.

На кафедре обсуждается вопрос о работе преподавателя институ­та в летнем учебном лагере. «Зав. кафедрой» относится к этому от­рицательно, это личная инициатива «преподавательницы», едет она уже не первый год, и это вызывает некоторые сложности в учебной работе кафедры. Идут довольно бесплодные дебаты о том, является ли эта поездка личным делом преподавателя или нет. И тут наступа­ет момент «прорыва».

Зав. кафедрой.Ну,хорошо, на этот раз вы могли бы поехать, если бы нашли себе замену в учебном процессе.

Преподаватель (без паузы, на той же конфронтационной но­те). Вам же, как заведующей кафедрой, легче решить этот вопрос. Почему я должна этим заниматься?

Зав. кафедрой (резко меняет позу, поворачиваясь к преподава­тельнице боком). Кроме того, Ваша поездка будет оформлена за счет отпуска!

Преподаватель. Как за счет отпуска?

Начинается новый виток. Что произошло? Одна из участниц пе­реговоров — «заведующая кафедрой» — сделала важную уступку: предложила условие, при котором она могла бы изменить свое пер­воначальное решение и пойти «преподавателю» навстречу. Посред­ник пропустил момент, не отреагировал на столь важную позитив­ную инициативу, создающую новые возможности поиска решения проблемы, а «преподаватель», эмоционально вовлеченный в конф­ронтацию, не оценил этот шаг. Руководитель фактически сделал одностороннюю уступку и не получил поддержки, отсюда и агрессив­ная реакция.

В целом тренинг психологического посредничества основан на общих методологических и методических прин­ципах работы тренинговых групп — обсуждение различных элементов и приемов деятельности посредника, их отра­ботка в разного рода упражнениях, проигрывание отдель­ных этапов деятельности посредника в различных вариан­тах ситуаций, воспроизведение реальных ситуаций из акту­ального или прошлого опыта участников группы, по отно­шению к которым у них существует или существовала в прошлом необходимость осуществления посреднических функций, и т.д. Как и руководители, психологи обычно об­ладают достаточным личным и профессиональным опы­том, позволяющим им усваивать навыки посредничества. Общая же успешность обучения определяется двумя глав­ными условиями: во-первых, уяснением специфической природы посредничества, принципов поведения посредни­ка и, во-вторых, возможностями психолога выйти за при­вычные рамки своего профессионального опыта.

Одна из задач, которую должен решить психолог, вы­ступающий в роли посредника, состоит в установлении особого типа отношений с участниками конфликта. В эмоциональном аспекте, безусловно, это должно быть доброжелательное, заинтересованное, вызывающее дове­рие, но нейтральное отношение. Чувство эмоционального контакта, понимания не должно сопровождаться у клиен­та впечатлением, что психолог «принял» на себя его проб­лему или что он смотрит на ситуацию его глазами. Важно дать почувствовать клиентам, что посредник хотя и заин­тересован в них, но не склоняется в пользу какой-либо из сторон. Это требование к посреднику закреплено в прин­ципе сбалансированного, «одинакового» поведения по от­ношению ко всем участникам конфликта и ведущихся пе­реговоров, что накладывает специфический отпечаток на рисунок его взаимодействия с ними.

Для поддержания сбалансированной нейтральной пози­ции посредник использует специальные приемы поведения и взаимодействия с участниками переговоров: поочередное обращение к обеим конфликтующим сторонам, специфиче­скую формулировку вопросов, выравнивание объема време­ни работы с каждым из участников переговоров и т. д.; достегаемый при этом баланс, однако, весьма хрупок и может нарушиться от любого неверно сделанного шага.

Например, в совместном обсуждении проблемы наступает пере­рыв. Заканчивая работу, посредник обращается к одному из участни­ков диалога: «Я попрошу Вас, подумайте, пожалуйста, что Вы могли бы сделать в этом отношении?» .«Участник конфликта», к которому обращены эти слова, призна­ется впоследствии, что у него «возникает чувство, будто они заодно, они оба «давят» на меня, вроде бы это из-за меня мы не можем дого­вориться». Это чувство возникло лишь потому, что посредник обра­тился только к одному участнику переговоров, только ему «дал по­ручение».

Еще одной особенностью работы посредника является необходимость постоянно поддерживать на должном уровне чувство ответственности участников переговоров за процесс урегулирования сложившейся ситуации. В отличие от консультанта и психотерапевта, которые могут оставить за собой право определять пространство работы, изменять его в зависимости от динамики ситуации, по­средник таким"правом не обладает. Круг проблем, подле­жащих обсуждению и разрешению, определяет обратив­шийся к посреднику участник конфликта. Другое дело, что сами участники переговоров в процессе совместного обсуждения проблемы могут выйти за пределы обозначен­ного ими круга тем, но этого не может сделать посредник. На наш взгляд, посредник не может работать с проблема­ми, которые он видит, но на обсуждение которых он не по­лучил «санкции» клиента. Посредник не должен также «подсказывать» проблему клиентам. В ситуации посред­ничества право профессионала не в том, чтобы самому ре­шать, с чем работать, а в том, что он может не браться за ситуацию, в эффективное разрешение которой он не верит или которая вызывает у него сомнения, например, по эти­ческим или другим соображениям. Таким образом, из-за традиционных профессиональных стереотипов деятель­ности психолог может испытывать трудности, связанные с необходимостью ограничить свои действия рамками за­проса клиентов или одного из них, хотя сам при этом мо­жет «чувствовать», что главная проблема в другом.

Говоря о наиболее существенных трудностях, с кото­рыми сталкиваются психологи в процессе обучения по­средничеству, необходимо упомянуть также об особенно­стях языка общения с клиентами. Практические психоло­ги и особенно психотерапевты традиционно большое внимание уделяют нюансам речи клиента — столь важным для понимания его проблем. При этом, однако, психологи да­леко не всегда приучены к необходимости точной нюанси­ровки своей собственной речи. И когда позиция посред­ника требует нейтральности и безоценочности высказыва­ний, то поиск точных формулировок нередко вызывает за­труднения у психологов.

В заключение мы хотели бы коснуться вопроса, тради­ционного для такого рода активной социально-психоло­гической подготовки: в какой степени полученные участ­никами тренинговой группы представления и навыки по­зволяют им эффективно заниматься деятельностью в этой сфере? Вопрос, безусловно, не праздный, когда речь идет о работе с людьми. В данном случае традиционные сведения подобного рода могут быть сняты или смягчены утвержде­нием, что речь здесь не идет о приобщении специалистов к какому-то принципиально новому для них виду деятель­ности. Мы исходим из того, что любой психолог, занима­ющийся практической деятельностью, хотя бы изредка оказывается в ситуации потенциальной необходимости посредничества. Множество психологов так или иначе по­вседневно в той или иной форме уже заняты этими проб­лемами (а, по прогнозам специалистов, удельный вес кон­фликтной проблематики в практической психологии бу­дет увеличиваться), и знакомство с их возможностями по­средничества в разрешении конфликтных ситуаций, на наш взгляд, может обогатить их профессиональный ре­пертуар.

Д.Дэна 4-ШАГОВЫЙ МЕТОД1

Краткий обзор 4-шагового метода улучшения взаимоотношений

Даниэль Дэна является одним из пионеров в области разрешения кон­фликтов. Он получил международное признание как основоположник посредничества в сфере менеджмента. Предлагаемый 4-шаговый ме­тод придуман для людей, которые не стремятся стать посредниками и которые не обращаются за помощью к посреднику для преодоления их разногласий. Он для людей, которые понимают, что для поддержания отношений с другими требуются определенные усилия, и для тех, кто хочет предотвратить перерастание разногласий в конфликт.

В следующих главах детально описывается каждый шаг 4-шагового метода. Прежде чем углубиться в чащу, может быть полезно оглядеть лес целиком.

Шаг1. НАЙДИТЕ ВРЕМЯ ДЛЯ БЕСЕДЫ.

Шаг 2. ПОДГОТОВЬТЕ УСЛОВИЯ.

ШагЗ. ОБСУДИТЕ ПРОБЛЕМУ. Вступительная часть:

— выразите признательность;

— выразите оптимизм;

— напомните (кардинальные правила);

— сформулируйте проблему. Приглашение к разговору. Диалог.

Задача № 1. Придерживайтесь Основного процесса.

Задача № 2. Поддерживайте Жесты примирения.

Прорыв. Шаг 4. ЗАКЛЮЧИТЕ ДОГОВОР (если это необходимо):

— сбалансированный;

— поведенчески-специфичный;

— в письменной форме.

Кардинальные правила

В основе 4-шагового метода лежат Кардинальные пра­вила, объявляющие Ложные рефлексы вне закона. Эффек­тивность этого пути к достижению согласия между людьми

и к их плодотворному сотрудничеству вытекает именно из запрещения этих импульсов. Кардинальные правила — это как бы межличностный эквивалент «правил морского боя», в которых утверждаются права и одновременно пре­дупреждается эскалация враждебных действий.

1. НЕ ПРЕРЫВАЙТЕ ОБЩЕНИЯ ни из-за фрустрации или чувства безнадежности, ни в качестве ответного так­тического шага против Другого.

2. НЕ ПРИМЕНЯЙТЕ СИЛОВЫХ ИГР, чтобы «выиг­рать» в борьбе за власть с помощью принуждения, угроз, ультиматумов или физической силы.

Если эти Кардинальные правила станут правилами Ва­шего поведения при использовании 4-шагового метода, а также в повседневном общении дома и на работе, они по­могут Вам преодолевать разногласия и поддерживать хо­рошие отношения во всех сферах жизни.

ШАГ 1. Найдите время для беседы

Вспомните, что один из наших Ложных рефлексов — это Уход от общения. Мы слишком легко разрываем отно­шения с Другим, спасаясь за неприступной стеной.

Избегание контакта подтверждает, что конфликт остался неразрешенным. Один мудрец как-то сказал: «Суть конфликта в отказе от общения». Разумеется, без общения нельзя прийти ни к какому соглашению. Поэто­му первым и наиболее важным требованием является определение времени для разговора.

Вам повезло, если Другой прочел эту книгу и знаком с 4-шаговым методом. Этот метод действует гораздо эффек­тивнее, если оба участника знакомы с ним. Но гораздо чаще Вам одному придется быть инициатором разговора и активно управлять его процессом. Поэтому мы предполо­жим, что вся ответственность лежит только на Вас.

Продажа

Другой часто совсем неохотно соглашается обсуждать с Вами имеющиеся разногласия. Его Ложный рефлекс из­бегать неприятных контактов может быть очень силен. Поэтому может возникнуть необходимость уговорить его (продать ему идею) принять участие в Диалоге, который, на первый взгляд, касается проблем, которые Вас разделя­ют.

Как же Вам его уговорить? Давайте опишем метод, изве­стный в торговле как «исследование перспективы покупа­тельского спроса». Вы можете задать следующие вопросы:

—  «Задеты ли каким-то образом Ваши интересы из-за возникшего конфликта?»

— «Если наши разногласия будут как-то улажены (даже если Вы уверены в том, что это невозможно), как Вы к этому отнесетесь?»

— «Изменится ли что-нибудь для Вас, если мы решим проблему?»

Эти вопросы помогут Другому осознать, что ему вы­годно уладить конфликт.

В конце лучше всего прямо попросить о встрече (то есть предложить «купить товар»): «Я хотел бы встретиться с Вами и подробно обсудить этот вопрос в любое удобное для Вас время и там, где Вы захотите. Согласны ли Вы?»

Таким образом, Вы поможете Другому осознать, какие из его интересов затронуты конфликтом, и подадите на­дежду на то, что они могут быть удовлетворены. Но при этом очень важно так задавать вопросы, чтобы не созда­лось впечатление, что Вы манипулируете Другим с целью добиться чего-то для себя и навредить ему. Это не самооб­ман. Вы просто предполагаете, что взаимовыгодное реше­ние возможно, и приглашаете его согласиться с этим пред­положением. При этом тревожные сомнения могут быть и у Вас, но Вы выбираете оптимизм.

Некоторые обязательства

Убедите Другого, что не требуется никаких обяза­тельств, кроме следующих:

— рассказать Вам о том, ка£ он видит ситуацию;

— во время этого Диалога воздерживаться от запугива­ний, угроз или давления, чтобы не прийти к результату выигрыш-проигрыш;

— физически присутствовать и быть внимательным в те­чение условленного периода времени. Любопытно, что Другой вовсе не должен быть уверен, что встреча будет успешной и даже что возможно решение, отличное от его первоначальных требований. Он вообще может считать, что проблема как таковая отсутствует. Вы только просите его поговорить с Вами, чтобы прийти к соглашению по определенному вопросу. В любом случае по­теряет он немного, а приобрести может немало.

Позаботьтесь, чтобы Другой дал Вам обещание НЕ УХОДИТЬ, пока не кончится условленное время, даже если продолжение беседы будет казаться ему бесполез­ным. ЭТО ОЧЕНЬ ВАЖНОЕ ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЕ УСЛОВИЕ. Если один из Вас уйдет до наступления Про­рыва, эта встреча просто в очередной раз станет причиной раздражения. Обязательство не уходить является сущест­венным. Окончание встречи должно происходить только по обоюдному согласию. До тех пор, пока Вы не уверены, что это фундаментальное требование принято, рискован­но начинать Диалог.

Вторым чрезвычайно важным правилом является от­каз от применения физической силы. Если Вы знаете, что Другой склонен к подобным действиям, Вы можете и не захотеть рисковать.

В организациях, когда встречаются сотрудники или начальник и подчиненный, чаще возникает опасность за­пугивания, а не физического нападения.

К примеру, встречаясь с начальником, Вы можете попросить его не увольнять Вас и не применять административных наказаний в те­чение недели после вашего разговора.

Наконец, раздраженный тон, личные выпады и оскорб­ления, унижение расового и национального достоинства не способствуют прогрессу переговоров. Вы можете контро­лировать свою речь, речь Другого Вы контролировать не в состоянии. Если Вы чувствуете, что слова Другого могут Вас оскорбить, Вы можете попросить его сдерживаться. Или считайте, что он сказал что-то под горячую руку и не рассматривайте это как личное оскорбление. Короче гово­ря, выбирая время для разговора, Вы просите Другого вмес­те с Вами попытаться прийти к соглашению, руководству­ясь в этом Диалоге двумя Кардинальными правилами:

1.   НЕ ПРЕРЫВАТЬ ОБЩЕНИЯ.

2.   НЕ ПОЛЬЗОВАТЬСЯ СИЛОВЫМИ ИГРАМИ.

Страничка «Информация для Другого» (см. Приложе­ния) составлена как памятка или раздаточный материал. Можете сделать фотокопию для Другого, чтобы помочь ему лучше понять Ваши предложения.

ШАГ 2. Подготовьте условия

Под условиями мы подразумеваем время и место, в которых происходит Диалог (шаг 3). Для создания усло­вий эффективного общения необходимо тщательно про­думать обстановку.

Настоящая глава описывает, на какие именно аспекты обстановки следует обратить внимание. Не запоминайте весь список. Просто, планируя встречу, умейте быстро найти в книге нужное Вам место.

Место встречи

Лучше всего подходит такое место, где Вас никто не срывает, где можно избежать телефонных звонков и вме­шательства посторонних. Не должно быть даже музыки. Передвижение людей и предметов также отвлекает внима­ние участников. Беседовать лучше в отдельной комнате, куда никто не войдет неожиданно. Это должна быть «ни­чейная» территория или место, которое предпочитает Другой.

В учреждении лучше всего разговаривать в небольшой комнате для заседаний, которую следует зарезервировать заранее, или в свободном кабинете. Можно выбрать Ваш кабинет или кабинет Другого, если там Вас не прервут.

Дома годится любая удобная комната. Лучше всего, если при этом никого не будет дома, а телефон будет под­ключен к автоответчику или вовсе отключен.

Удобства

Неудобства отвлекают. Лучше выбрать мягкие стулья или кресла. Температура воздуха, освещение, жажда также могут мешать общению. Не советуем во время беседы го­товить или принимать пищу, однако заранее приготовить прохладительные напитки было бы полезно.

Продолжительность

Замечание: этот раздел предполагает, что Вы ранее не пользовались 4-шаговым методом в общении именно с этим Другим, что этот Другой не знаком с методом, что разногласия являются Столкновением, а не просто Стыч­кой. Если Вы и Другой при общении обычно придерживаетесь Кардинальных правил, Диалог не потребует много времени.

Длительность Диалога — это решающий фактор. Важ­но, чтобы было достаточно времени для достижения Про­рыва. Если по истечении оговоренного срока этого не про­изошло, встреча может оказаться бесполезной. Хотя по­рой для обсуждения может потребоваться всего полчаса, а то и еще меньше, трудно начинать Диалог, если вы заранее знаете, что его необходимо закончить так быстро. Двух ча­сов обычно более чем достаточно. На всякий случай лучше предусмотреть избыток времени.

Хорошо, если оба участника реально смотрят на про­цесс такой встречи. Каждый из них должен понимать, что большая часть времени уйдет на борьбу и будет малопри­ятна. Сам Прорыв и последующее заключение соглаше­ния займут мало времени. Но предшествующие этому зна­чительные, а иногда и тщетные усилия являются необхо­димой частью путешествия. Вы должны знать это и пони­мать их неизбежность, даже если Другой так не считает.

Самой частой причиной неудачи 4-шагового метода является прерывание Диалога до достижения положитель­ного результата. Если Вы сомневаетесь в своей способно­сти выдержать конфронтацию с Другим достаточно долго, чтобы успеть достигнуть Прорыва (т. е. соблюдать Карди­нальное правило № 1), внимательно прочитайте часть 5 настоящей книги. Наука о поведении объясняет, почему такое упорство будет вознаграждено.

Конфиденциальность

Содержание разговора должно сохраняться в тайне. Сплетни только усилят конфликт и отдалят успех.

На работе соглашение, к которому Вы пришли, может получить огласку среди коллег. Сам факт Вашей встречи для обсуждения конфликта также не может быть скрыт от сотрудников. Однако детали дискуссии, ведущей к заклю­чению соглашения, не следует раскрывать.

Как инициатор метода Вы непосредственно контроли­руете конфиденциальность только со своей стороны. Вы мало что можете сделать, чтобы повлиять на поведение Другого. Разве что предложите ему поддержать Вас в этом. Если Вы не уверены, насколько он может и хочет это сделать, Вам следует особенно обдуманно выбирать степень откровенности во время Диалога.

Прерывания

Абсолютно никаких! Договоритесь, чтобы на звонки от­вечал секретарь или подключите автоответчик. Позаботь­тесь о том, чтобы предотвратить вмешательство коллег на работе или детей и друзей дома.

Время

Время дня или день недели могут влиять на актив­ность, внимательность и рассеянность во время беседы. Опыт показывает: найдите время, когда Вы оба не слиш­ком устали и не заняты другими делами.

Кто еще присутствует?

Никто.

ШАГ 3. Обсудите проблему

Встреча для переговоров — это основная составная часть 4-шагового метода. Первый и второй шаги делают эту встречу реальной. Выполняя две задачи в пределах ре­комендуемой структуры и условий дискуссии, Вы высво­бождаете энергию, которая заключена в конфликте. Это меняет отношение «я-против-тебя» на «мы-против-проб-лемы».

Структура

Встреча состоит из четырех частей:

1. Вступительная часть;

2. Приглашение к разговору;

3. Диалог;

4. Прорыв.

Давайте наполним схему живыми примерами того, что делать на каждом этапе.

Вступительная часть:

ВЫРАЗИТЕ ПРИЗНАТЕЛЬНОСТЬ: «Я ценю Вашу готов­ность встретиться со мной и подробно обсудить этот во­прос».

ВЫРАЗИТЕ ОПТИМИЗМ: «Я надеюсь, что мы найдем ре­шение, которое будет выгодно для нас обоих».

227

НАПОМНИТЕ (Кардинальные правила): «Очень важно НС прерывать обсуждение, а также не сдаваться и не уходить, даже если нам будет трудно. Вы уверены, что можете оста­ться здесь до 4:00, если будет нужно?»

«Давайте также договоримся во время этой встречи воздерживаться от различных силовых игр, чтобы пода­вить другого. Вместо этого давайте искать взаимоприемле­мые решения. Вы согласны?»

СФОРМУЛИРУЙТЕ ПРОБЛЕМУ: «Насколько я понимаю, проблема возникла из-за того, что у нас разные точки зре­ния по поводу моего участия в Атлантическом проекте».

ПРИГЛАШЕНИЕ к РАЗГОВОРУ: «Пожалуйста, расскажите мне, как Вы видите ситуацию».

ДИАЛОГ. Во время Диалога, который занимает боль­шую часть встречи, Вы выполняете две задачи:

— и Вы, и Другой должны быть постоянно вовлечены в активную беседу друг с другом (Основной процесс);

— поддерживайте жесты примирения, которые делает Другой, и предлагайте их сами, когда Вы можете сде­лать это искренне.

Давайте более внимательно посмотрим, как выполня­ются эти задачи.

Основной процесс

Основной процесс — это форма общения, которая не­обходима, чтобы эффективно преодолевать межличност­ные разногласия и разрешать конфликт.

Разговор с глазу на глаз о вопросах, вызвавших разно­гласия, не прерывая его и так долго, как это необходимо для достижения Прорыва.

Вы были инициатором использования 4-шагового ме­тода и понимаете его значение, а у Другого, возможно, нет такого понимания. Поэтому именно от Вас зависит под­держание процесса.

Типичные ошибки в Основном процессе:

—  Вы говорите о предметах, которые не относятся к Ва­шим взаимоотношениям (погода, события дня, техни­ческая информация, другие безопасные темы);

—  Вы говорите о других людях (сослуживцах, членах се­мьи), как-будто у них находятся ключи к решению Ва­шей проблемы;

— рассказываете анекдоты;

228

—  сдаетесь, выражая безысходность;

—  погружаетесь в молчание.

Когда Другой отклоняется таким образом, восстанови­те Основной процесс следующим замечанием, например,

«Давайте вернемся к нашей проблеме. Что Вы думаете о...».

«Я знаю, это кажется безнадежным, но давайте посмотрим, может быть, мы можем найти выход».

«Вы молчали некоторое время, я бы хотел знать, о чем Вы думае­те».

Замечания по поводу направления разговора помогают больше, чем критика.

Эмоциональная готовность отказаться от первоначаль­ных требований частично является результатом разрядки в такой беседе. Дайте возможность Другому выразить свои мнения, взгляды, чувства, суждения. Считайте своей зада­чей помочь Другому изложить свои взгляды на спорные вопросы. Слушайте его как можно более терпеливо и с ин­тересом.

Конечно, многое из того, что скажет Другой, особенно в начале Диалога, Вам будет, вероятно, трудно слушать. Он может критиковать и обвинять Вас, делать заявления, которые кажутся Вам несправедливыми и фактически не­верными, или повторять старые аргументы, которые воз­мущали Вас в прошлом. Чувствуя, что таким образом на Вас нападают, Вы можете испытывать желание ответить тем же самым. В конце концов, Вы тоже человек и можете чувствовать столько же обиды по отношению к Другому, сколько он чувствует по отношению к Вам. Как и он, Вы хотите высказаться, чтобы выразить свою позицию. Вам тоже надо «выпустить пар». Если Вы уверены, что Другой не выполняет свои обязательства по соблюдению Основ­ных правил, то можете выразить свое возмущение откры­то.

Жесты примирения

Со временем (хотя и не так быстро, как Вам хотелось бы) Вы можете ожидать дружеских замечаний или «жестов примирения». Высказывания Другого начнут обнаружи­вать, что позиция «я-против-тебя», которая заставляет его бороться, ослабевает. Это сигнал для Вас, что он становит­ся более восприимчив к ориентации «мы-против-пробле-мы». Подлинные, искренние жесты примирения не появляются до тех пор, пока агрессия не нашла выход через разрядку и «выпускание пара».

Так как Вы управляете Диалогом, то это именно Ваша задача — быть наготове и заметить дружеские замечания Другого. Когда он делает жест примирения, постарайтесь

оценить его, даже если Вы все еще сердиты. Например:

«Я очень ценю то, что Вы сожалеете о сказанном Вами на собра­нии на прошлой неделе. Я до сих пор расстроен тем, какое впечатле­ние обо мне оставило Ваше высказывание у вице-президента».

То, что Вы поддержите дружеские замечания Другого, поощрит его делать аналогичные замечания в дальней­шем. Эти жесты примирения помогут Вашему движению в направлении Прорыва.

Не подсчитывайте очки

Жесты примирения всегда ставят человека, который их делает, в уязвимое положение. Другой получает воз­можность воспользоваться этим, чтобы «выиграть очко».

Когда Другой предлагает жест примирения, Вам не следует поддаваться искушению, чтобы увеличить счет.

НЕ ПОЛЬЗУЙТЕСЬ УЯЗВИМОСТЬЮ ДРУГОГО, даже если он пользуется Вашей. Отвергая попытки Друго­го примириться, Вы применяете обычную ответную так­тику всех споров. Но, поступая таким образом, Вы подры­ваете доверие и расширяете ту брешь, через которую нуж­но проложить мост. Диалог — это не обычный спор. Для многих людей выигрывать очки, возможно, уже стало за­старелой дурной привычкой, старайтесь так не поступать.

Этот процесс не позволит Вам и Другому потакать ложной безопасности и привычным Ложным рефлексам. Он поможет Вам заменить деструктивные модели поведе­ния Кардинальными правилами, чтобы сделать встречу конструктивной.

Прорыв

Выполняя эти две задачи поддерживать Основной про­цесс и жесты примирения, Вы создаете условия, при кото­рых можно добровольно прийти к соглашению. Прорыв происходит, когда Вы и Другой изменили свои позиции от противостояния «я-против-тебя» на поиск решения «мы-против-проблемы».

В большинстве случаев определенное, хотя и ограничен­ное соглашение может быть достигнуто в одном Диалоге. Если по какой-либо причине встреча не увенчалась Проры­вом, НЕ СДАВАЙТЕСЬ. Выберите для разговора другое вре­мя через несколько дней или лучше через несколько часов. Пусть эта неудача не повлияет на Вашу веру в то, что ка­мень преткновения можно обойти.

Часто небольшой промежуток времени после неудач­ного Диалога позволяет пойти на уступки и сохранить свое лицо. После перерыва жесты примирения можно оправ­дать тем, что «была возможность об этом подумать». В дей­ствительности изменение отношений может не зависеть от обдумывания. Тем не менее оно произойдет, и соглаше­ние будет достигнуто.

Стратегия «поглотителя стрел»

При использовании 4-шагового метода полезно счи­тать себя «поглотителем стрел». «Поглотитель стрел» по­нимает, что от «словесных стрел» реального вреда не бу­дет, и поэтому не особенно на них реагирует. Он мужест­венно позволяет словесным ударам и стрелам сыпаться градом и защищен сознанием того, что слова не могут причинить физического вреда. На самом деле «поглоти­тель стрел» приветствует их появление, когда чувствует, что Другой еще придерживает боеприпасы. Однако и в разгар битвы он чувствует себя в безопасности, так как знает, что, выдерживая атаки Другого и не отвечая ему тем же, он пользуется скрытой стратегией, чтобы добиться от Другого более гибкой позиции.

«Поглотитель стрел» подавляет в себе желание ото­мстить. Он хочет реагировать, но не делает этого, опираясь на свою силу воли. Он подставляет себя в качестве мишени для атак Другого, зная, что агрессивность последнего в конце концов иссякнет. Потом, когда Другой сможет вос­принимать то, что ему говорят, можно будет обсуждать вы­годное для обоих соглашение.

Например:

«Как Вы себя чувствовали после того, как я нарушил мое обеща­ние?»

«Что Вы обо мне подумали, когда узнали, что это я написал кри­тическую заметку?»

Предостережение!

Я не советую Вам пользоваться 4-шаговым методом с членами семьи или ближайшими сослуживцами, если Вы и Другой не вполне осознали прием «поглощения стрел».

Почему? Во взаимоотношениях с супругами, братья­ми, сестрами и детьми нам хочется усилить эмоциональ­ную близость. Это относится и к партнерам по бизнесу, и к игрокам одной команды. В отношениях же на работе со многими сослуживцами, начальниками и подчиненными мы часто просто хотим работать вместе, здесь мы не ищем эмоциональной близости.

По своей сути «поглощение стрел» — это манипулиро­вание, которое вводит в заблуждение. Оно, с одной сторо­ны, заставляет Другого быстрее сделать жест примирения, а с другой стороны, поверить, что Ваша восприимчивость и открытость его доводам являются подлинными. В дейст­вительности Ваша молчаливая покорность не является до конца искренней. В высшей степени сомнительно, что Вас убедят доводы Другого о том, что он прав, а Вы ошибае­тесь. Пренебрегая самозащитой, Вы позволяете ему сде­лать ложные предположения. Вы позволяете ему думать, что в чем-то уступили, чтобы немного успокоить его и сде­лать, в свою очередь, более уступчивым в вопросах, кото­рые действительно важны для Вас. Постоянно используя «поглощение стрел» как скрытую стратегию при общении с членами семьи, Вы можете подорвать доверие и способ­ствовать нечестным взаимоотношениям.

Лучший путь

Разговаривая только о волнующей нас проблеме, мы ведем себя так, как будто взаимовыгодное решение суще­ствует, и не позволяем иллюзии Выигрыша-Проигрыша завладеть нами. Если признать, что возможен только та­кой результат, когда один выиграет, а другой проиграет, то это приведет к Уходу от общения и Силовым играм. На­строй на возможность взаимовыгодного результата позво­ляет, где только возможно, находить решения, которые удовлетворяют обоих; настрой на Выигрыш или Проиг­рыш исключает эту возможность.

Итак, оказывается, есть альтернатива Ложным реф­лексам, которые слишком часто приводят к тому, что кон­фликты остаются нерешенными.

Альтернатива: поддерживать процесс — продолжать разговор. Время, затраченное на непрерывный разговор, постепенно позволит силам, которые лежат в основе рабо­ты 4-шагового метода, гармонизировать нарушенные от­ношения.

Навыки, полезные для ведения диалога

4-шаговый метод помогает преодолеть наиболее ти­пичные трудности, возникающие на пути к согласию в межличностных отношениях, а именно: Ложные рефлек­сы. Простой разговор с глазу на глаз в соответствующих условиях, подчиняясь Кардинальным правилам, помогает людям преодолеть разногласия и построить более удовлет­ворительные взаимоотношения.

Но у скептически настроенного читателя появится во­прос: «А навыки? Не нужны ли особые навыки для веде­ния Диалога?».

Сколько Вам лет? У Вас богатый жизненный опыт. Вы узнали гораздо больше, чем можете себе представить, о том, как общаться, как сосуществовать с другими. Конеч­но, наряду с положительными навыками Вы получили и опыт неэффективного общения. Но в целом большинство взрослых людей, которые умеют поддерживать дружбу, ра­ботать, общаться в группах и выдерживать суровое испы­тание семейной жизнью, имеют достаточные навыки об­щения, чтобы успешно применять 4-шаговый метод.

И все же не будем пренебрегать данными прикладных наук о поведении, которые могут увеличить наши возмож­ности более успешно использовать 4-шаговый метод. Осо­бенно полезны три умения: слушать, вести переговоры и быть настойчивым.

Слушание. Если говорить и слушать — это две составля­ющие единого процесса вербальной коммуникации, то умение слушать — более благородная его часть.

Слушание показывает нашу открытость тому, что го­ворит Другой. Как можно показать эту восприимчивость в Диалоге? Вот некоторые специфические приемы:

— поддерживать постоянный контакт глаз;

— не прерывать;

— не давать советов;

— подводить итог тому, что Вы услышали;

233

— делать рефлективные замечания, показывая, что Вы понимаете, что чувствует Другой.

Непримиримые враги не слушают. Если Вы будете поль­зоваться этими правилами слушания, Другой поймет, что Вы не являетесь его непримиримым врагом и готовы по­нять его нужды и заботы. Если Другой чувствует, что к его потребностям относятся с уважением, он будет менее аг­рессивен, пытаясь довести до Вашего сознания свои мыс­ли. Слушая, Вы показываете, что не прячетесь за непрони­цаемым щитом, а открыты и восприимчивы. Вы хотите слушать.

Переговоры. В переговорах наши интересы сталкива­ются с интересами других. Некоторые известные авторы приравнивали переговоры к «сделке с позиции силы», в которой потребности Другого не учитываются. Но нас ин­тересует преодоление разногласий в длительных взаимо­зависимых отношениях. Наши интересы взаимны. Пере­говоры с позиции силы разрушают доверие и добрую волю. В лучшем случае такая стратегия недальновидна, в худшем — саморазрушительна.

Лучшей моделью Диалога являются «переговоры, основанные на определенных принципах». Она состоит из четырех основных правил взаимодействия. Чем полнее мы сможем использовать эти принципы в Диалоге, тем эф­фективнее 4-шаговый метод достижения соглашений.

1. Отделите ЧЕЛОВЕКА от ПРОБЛЕМЫ.

Некоторые черты характера Другого могут быть Вам неприятны. Его оценки могут Вас даже оскорблять. Его недостаточная тактичность — раздражать. Как бы сильно Вы ни хотели изменить эти черты, Вы не сможете это сде­лать. Он останется тем же, кем и был, с таким же психоло­гическим складом, несмотря на все Ваши усилия по его перевоспитанию. Более того, критика личных качеств то­лько вызовет конфликт, побуждая к защите.

Итак, как можно изменить ситуацию? Конфликт, к счастью, можно разрешить, не изменяя человека. Поста­райтесь избежать обсуждения личных качеств как Ваших собственных, так и Другого. Вместо этого полностью уде­лите внимание проблеме — вопросам, по которым надо прийти к согласию.

2. Сконцентрируйтесь на ИНТЕРЕСАХ, а не на ПО­ЗИЦИЯХ.

Конфликты отчасти возникают из-за того, что споря­щие придерживаются (явно) несовместимых позиций по одному или нескольким вопросам.

Как сказал в своей песне Пол Саймон, «ты хочешь спать с откры­тым окном, а я хочу спать с закрытым окном. Прощай, прощай, про­щай...».

Здесь предмет спора состоит в том, следует ли открывать окно во время сна. Диаметрально противоположные позиции, которых при­держивались эти двое, очевидно, и привели к трагедии в межлично­стных отношениях.

При обсуждении позиций ловушка заключается в том, что наиболее удачное возможное решение — это компро­мисс. Смысл же компромисса в том, что ни один из спор­щиков не получает того, что он хочет. Попытка договорить­ся на уровне позиций — это борьба сил, в ней выигрывает кто-то один, а другой проигрывает.

Но каждое положение, выдвигаемое участником спо­ра, основывается на его внутренних интересах, в которых он может и не отдавать себе отчета. Если вместо того, чтобы спорить по поводу позиций, мы исследуем лежащие в их основе интересы (свои и Другого), тогда может появиться взаимовыгодный вариант решения:

«Как я себя чувствую, если сплю с закрытым окном?», «Почему ты любишь спать с открытым окном?» Исследуя ответы на эти вопро­сы, мы получим возможность удовлетворить интересы обоих, и ни­кто не проиграет.

3. Изучите ВАРИАНТЫ, которые могут удовлетворить обоих.

Попытка договориться на уровне интересов уменьша­ет накал спора, а это, в свою очередь, помогает поиску взаимовыгодного решения. В этом более благоприятном для сотрудничества настроении мы можем плодотворно искать альтернативные решения, которые были бы выгод­ны обоим. Диалог становится дискуссией по решению проблемы, где господствуют ориентация «мы-про-тив-проблемы», а не «я-против-тебя». В идеале оба спор­щика могут использовать для поиска возможных решений мозговой штурм, приводя столько идей, сколько могут, и не беспокоясь, насколько эти идеи практичны и что они дают. Когда в результате мозгового штурма будет получено множество альтернативных решений, можно посмотреть, насколько каждый вариант отвечает истинным интересам каждого.

4. Найдите объективные КРИТЕРИИ.

Чтобы достичь соглашения, надо принять совместное решение. Решения всегда основываются на критериях, ко­торые характеризуют их как плохие или хорошие.

Обычно в спорах (поисках совместных решений) эти критерии не осознаются. Но тот факт, что мы их не осоз­наем, еще не означает, что такие критерии отсутствуют.

Скажем, Вы решили пойти вечером поужинать в пиццерию, а не в китайский ресторан. Почему Вы так решили? Если Вы ответите: «Потому что там лучше кормят» или «Потому что мне там больше нравится обстановка», то мы будем знать, что критерием при выбо­ре места для ужина было: «Пища должна быть хорошей» или «Обста­новка должна быть приятной».

То есть хорошее решение должно соответствовать этим критериям. Плохое решение не сможет им соответство­вать.

Объективный критерий нейтрален по отношению к интересам спорящих. Незаинтересованный наблюдатель сказал бы, что это соглашение справедливо. Если крите­рии для соглашения объективны, а не субъективны, тогда Ваше соглашение будет более стабильным и длительным. Если критерии субъективны, тогда одна из сторон будет чувствовать, что соглашение несправедливо, и поэтому не захочет его выполнять.

Вернемся к конфликту по поводу того, открывать ли окно на ночь? Объективным критерием решения проблемы может быть: «Оба человека имеют право спать удобно». Таким образом, справед­ливым решением будет такое, которое позволит каждому спать удобно. Соглашение (совместное решение) будет хорошим, если оно будет удовлетворять этому критерию.

Настойчивость. Если бы я имел возможность подарить моим детям только один социальный навык, я бы выбрал настойчивость.

Давайте определим, что мы подразумеваем под этим часто неправильно понимаемым термином. Это легче по­нять, если сравнить три формы поведения. Агрессивность: поведение, при котором я нарушаю права

другого человека.

Подчиненность: поведение, когда я позволяю другому человеку нарушать мои права.

Настойчивость: поведение, когда я настаиваю на своих правах, не нарушая прав другого.

Читатели, знакомые с восточными культурами, знают, что, по крайней мере в иерархических организациях, под­чинение старшим необходимо для выживания. Поступая настойчиво, Вы рискуете потерять лицо перед старшим и будете подвергнуты социальному остракизму. Я считаю, что для западной культуры, напротив, характерен следую­щий взгляд на вещи:

— настойчивость хороша для преодоления разногласий;

— агрессивность и подчиненность не способствуют прео­долению разногласий.

Агрессивность заставляет других переходить к оборо­не. Они в свою очередь сами начинают вести себя агрес­сивно (это обычная форма поведения, когда мы чувствуем необходимость защищаться). Подчиненность может быть полезна как временная стратегия для избежания конфрон­тации, но она сеет семена обиды, которые в будущем про­растут в конфликт.

Снова приводим пример конфликта с открытым/закрытым ок­ном . Человек, который захлопывает окно и угрожающе кричит Дру­гому, что оно должно быть закрыто, ведет себя агрессивно. Здесь на­рушены права Другого на сон с комфортом. Если человек, на кото­рого кричали, сдается и плохо спит из-за спертого воздуха, он под­чиняется. Конечно, он почувствует себя обиженным, потому что его права были нарушены.

Такое решение проблемы не будет способствовать хо­рошим межличностным отношениям.

Альтернативой подчиненности является настойчи­вость: «Я хочу спать удобно — для этого мне нужен свежий воздух». Говоря о своих потребностях и настаивая на том, чтобы их учитывали, человек с большей вероятностью найдет взаимоприемлемое решение вопроса. Даже если взаимовыгодное решение не найдено, он может более охотно принять и не совсем идеальный вариант, не затаив при этом вражду и готовность взорваться в ответ на следу­ющее провоцирующее событие.

Ухабистая, но все-таки дорога

Таким образом, если во время Диалога Вы будете слу­шать, отстаивать свои интересы и вести переговоры на основе известных принципов, то это поможет Вам достичь Прорыва. Но, даже если Вы хорошо умеете это делать, до­рога покажется Вам ухабистой. Не существует гладкой до­роги к межличностному миру. Те же из нас, кому надо многому научиться, должны быть готовы к ухабам и рыт­винам. Постарайтесь как можно лучше использовать те навыки, которые Вы получили в школе жизни. Дорога мо­жет быть трудной, но она ведет туда, куда Вы хотите.

ШАГ 4. Заключите договор

Для большинства людей самой удивительной частью 4-шагового метода является Прорыв — сдвиг позиции с «я-против-тебя» на «мы-против-проблемы». Зашиты, не­доверие и желание мстить рассеиваются, как утренний ту­ман над полем битвы, открывая возможные пути обхода камня преткновения. И Вы, и Другой уже эмоционально готовы объединить усилия для совместного поиска самого лучшего пути.

Почему происходит Прорыв? Удивительно, что он не является результатом ни логических построений, ни ра­ционального мышления, ни обоснованного решения проблем, хотя нам кажется, что это именно так. Напротив, он возникает автоматически в результате действия различ­ных психологических сил, которые объединяются для осу­ществления этого важного, хотя и незаметного события. Подробнее эти силы будут рассмотрены в главе 19.

Прорыв открывает «окошко», через которое оба участ­ника имеют возможность о чем-то договориться. Вы мо­жете воспользоваться этой взаимной открытостью друг другу, чтобы прийти к соглашению по важным для каждо­го из Вас вопросам. Договор — это не просто добрая воля, он описывает Ваши отношения друг с другом в будущем. Наиболее успешные Договоры сбалансированы, поведен­чески специфичны и оформляются в письменном виде.

Сбалансированность

Часто Договор состоит из взаимных уступок типа: «Я сделаю то-то и то-то, если Вы сделаете то-то и то-то». В других случаях может быть найдено взаимовыгодное ре­шение, которое удовлетворит потребности каждого участ­ника, но не потребует взаимных уступок.

Договор должен быть сбалансирован в любом случае, нашли ли партнеры сходство интересов или пошли на честный компромисс, предполагающий уступки. Это зна­чит, что для каждого участника Договор должен быть лич­но выгоден. Выгода не обязательно будет одинаковой, но Договор должен стимулировать каждого выполнять в бу­дущем свою часть соглашения. Несбалансированное со­глашение недолговечно.

Поведенческая специфичность

Договор закрепляет в специфических формах дух доб­рой воли, который свойственен Прорыву.

Слишком общие соглашения или соглашения, в кото­рых описываются наши мысли, отношения или ценности, не будут работать, так как мы не можем увидеть или услы­шать мысли, отношения и ценности. Эти события внут­ренней, духовной жизни невидимы, так как содержатся в наших головах. Проверке поддаются соглашения об опре­деленном поведении, которое можно увидеть или услы­шать.

К примеру, соглашение «уважать мои желания» или «быть открытым и искренним» неудачно, так как мы не можем проверить, действительно ли Вы «уважаете мои же­лания» или «открыты и искренни». При этом Вы можете уверять, что это так, а я буду чувствовать, что нет. Намере­ния не так легко проверить, как поведение.

Таким образом, мы должны четко отразить в соглаше­нии, кто, что именно, когда, как долго и при каких услови­ях делает. Если в Договоре описано поведение, легко будет определить, как оно выполняется каждой из сторон.

Во время составления Договора полезно проверить его части на «поведенческую специфичность».

Хорошо задать следующие вопросы:

— «Как я пойму, что Вы (уважаете мои интересы)?»

— «Что Вы будете делать, чтобы показать, что Вы откры­ты и искренни?»

— «Что я увижу и услышу?»

В результате возникает взаимное понимание того, как будет выполняться Договор. Если Вы решаете, кто из Вас поедет по делам в Берлин, необходимо детально оговорить все компромиссы и уступки. Если Вы определяете распре­деление обязанностей в Атлантическом проекте, должны быть описаны все аспекты деятельности каждого. Это четко разделяет Ваши и мои обязанности при решении нашей проблемы.

Письменная форма

Обычно условия соглашения содержат более сложные формулировки, чем просто «да — нет», и их не так легко за­помнить. Если же вдвоем записать условия Договора, то в будущем ничто не будет забыто вследствие избирательности нашей памяти. Каждый должен иметь копию документа. Иногда позже возникают вопросы о том, что же мы решили. Письменный документ — это объективное свидетельство, которое поможет ответить на такие вопросы.

Личная ответственность

Никакой Договор не будет действенным, если каждый участник не возьмет на себя свою часть ответственности. Обычно людям, преодолевающим разногласия, бывает трудно отделить свои обязанности по решению проблемы от обязанностей Другого. Использование 4-шагового ме­тода решает эту проблему — поведенчески-специфичное соглашение разграничивает ответственность.

Если соглашение подробно описывает поведение, каждый участник должен выполнять свои четко опреде­ленные обязанности — а это гораздо проще. Если Договор удовлетворяет интересы каждого партнера, оба участника получают стимул к ответственному выполнению своих функций.

Ограничение срока действия Договора

Полезно заранее договориться о сроках действия со­глашения. Вы можете пожелать выполнять его только в те­чение одной недели или одного месяца. По истечении это­го срока Вы можете пересмотреть некоторые детали. До этого момента Вы должны заставить себя выполнять усло­вия Договора, даже если через некоторое время они пока­жутся Вам несправедливыми или трудными.

Всегда ли необходим Договор ?

Ценность Диалога во многом определяется тем, что он просто открывает пути к общению. Хотя словом можно причинить боль, непосредственное общение друг с другом лечит и восстанавливает взаимоотношения. Таким образом, отдельные детали соглашения могут быть второсте­пенны. Это особенно верно при устранении разногласий меж­ду супругами. Фактически шаг 4-й вообще может быть пропущен, если решается не конкретный вопрос, а надо просто «обсудить проблему», чтобы восстановить доверие и любовь.

Однако подчас следует принять решение о совместных действиях и выполнить его.

Например, о том, где провести следующий отпуск или кто должен

поехать по делам в Берлин.

Производственные конфликты обычно затрагивают деловые проблемы, которые также требуют решения.

Прорыв дает возможность составить Договор о проб­леме , которая требует решения.

Основной принцип

Вопрос о необходимости составления Договора сво­дится к следующему:

— если решения или правила поведения, относящиеся к спорному вопросу, требуют согласия или участия обо­их партнеров, то Договор заключить необходимо;

— если это не так, заключение Договора необязательно.

И все же он дает участникам возможность испытать приятное чувство завершенности.

Образец соглашения

Проблема: как Джоан и Билл могут распределить до­машние обязанности?

Джоан согласна ничего не требовать от Билла в течение получаса после его возвращения с работы. По истечении этого времени она может попросить его помочь ей приготовить обед или позаниматься с детьми. Она согласна не бранить его, чем бы он ни занимался в эти «священные» полчаса.

Джоан это выгодно: она получает добровольную помощь Билла во время подготовки ужина и занятий с детьми.

Билл согласен, что после того, как его «священные» полчаса кон­чатся, он будет вместе с Джоан принимать участие в работе по дому, пока не кончится обед, посуда не будет вымыта, а дети не лягут спать. Он готов выполнять все, что она ни попросит при приготов­лении пищи, уборке и подготовке детей ко сну. Свои полчаса он мо­жет потратить на отдых, чтение, работу за письменным столом, на все, что ему угодно. Билл берет на себя обязанность сообщить Джо­ан, когда его полчаса истекут и он будет готов присоединиться к ней.

Он понимает, что если он через 30 минут не объявит о том, что его время кончилось, Джоан имеет право попросить его помочь ей. Билл соглашается, что его полчаса заканчиваются не позднее 6.00, даже если он пришел домой после половины шестого — извинения за опоздание не принимаются.

Биллу это выгодно: он получает возможность спокойно провести время после работы.

Мы согласны выполнять это соглашение по рабочим дням, начиная с нынешнего и до следующего разговора через три недели.

Используйте метод или забудьте о нем

Завершаем наше описание 4-шагового метода преодо­ления разногласий на работе и дома. Попробуйте его при­менить. Постарайтесь сделать все возможное. Не бойтесь использовать его, даже если Вы не считаете, что поняли его достаточно хорошо. Это эффективный метод. На него не влияют ошибки и неточности в применении. Главное, помните о жизненно важном Основном процессе:

— разговор с глазу на глаз о вопросах, вызвавших разно­гласия, не прерывая его и так долго, как это необходи­мо для достижения Прорыва;

— во время Диалога действуйте по заранее намеченному плану, а не по чувству. Такое решение требует больше смелости, чем опыта.

Практикуйтесь в использовании метода. После одной или двух удач Вы будете использовать 4-шаговый метод на основе Ваших собственных знаний, а не сведений, почер­пнутых в этой книге.

X. Корнелиус, Ш. Фэйр КАРТОГРАФИЯ КОНФЛИКТА

Предлагаемая авторами «Картография конфликта» — это один из прие­мов, которым может воспользоваться каждый человек с целью эффек­тивного разрешения конфликта. Авторы не ставят своей целью теорети­зирование по поводу разрешения, а предлагают новую концепцию выиг­рыша, которая не подразумевает проигрыша другой стороны. Их цель — показать, что любое взаимоотношение может быть взаимовыигрышным. Данная работа, опубликованная в 1989 году, является итогом практиче­ской деятельности авторов по налаживанию отношений между людьми и организациями. Их семинары по урегулированию конфликтов, посред­ничеству и переговорам хорошо известны в Австралии, где в 1986 году, названном Международным годом мира, Австралийская ассоциация со­действия ООН основала Организацию по разрешению конфликтов как часть ее Программы мира. Ее задача — разрабатывать и внедрять навыки по разрешению конфликтов для их эффективного применения в личной жизни, на работе, в международных отношениях. «Для того чтобы до­стичь мира в мире, — считают авторы, — надо научиться сначала разре­шать конфликты в личной жизни».

Печатается по изданию:Корнелиус X., Фэйр Ш. Выиграть может каждый. —М.: Стрингер, 1992.

Приходилось ли Вам иметь дело с проблемой, вызвав­шей у Вас такие чувства:

•   Я в смятении. Я никак не могу разобраться в происхо­дящем.

•    Я застрял. Я не вижу никакого выхода из проблемной ситуации.

•    Тут слишком много взаимодействующих факторов. С чего мне начать?

•    Я чувствовал, что что-то еще происходило, но не знал что.

•    Ситуация безысходная — мы просто не сошлись!

•    Какое невнимание! Как человек может вести себя так? В такие минуты Вам необходимо прибегнуть к... кар­тографии конфликта. Карта дает нам четкое отображение того, как вещи расположены по отношению друг к другу; она дает нам также возможность увидеть многое, что в противном случае могло бы ускользнуть от нашего внима­ния. Таким образом, до того как вы броситесь на приступ, начертите карту конфликта. Вы можете сделать это наеди­не, с близким другом, с другими участниками конфликта и, что особенно полезно, в ходе специальных встреч, на­правленных на поиск решений.

Вы помните рассказ об апельсине в главе 2 и о важно­сти возвращения к вопросу о нуждах каждого участника конфликта для поиска решений по принципу «выиг­рать/выиграть»? Карта может помочь Вам сделать именно это. Ее ценность заключается в упорядоченном, система­тическом подходе к проблеме.

Этап 1. В чем проблема

Опишите проблему в общих чертах. На данном этапе нет нужды глубоко вдаваться в проблему или пытаться найти вы­ход из нее.

Если вопрос касается, например, того, что на работе кто-то не «тянет лямку» вместе со всеми, его можно отобразить под общей рубрикой «Распределение нагрузки». Если речь идет о столкнове­нии личностей и отсутствии доверия, проблема может быть отраже­на рубрикой «Общение».

В семье проблема с мытьем посуды или беспорядком в комнатах детей может быть отражена рубрикой «Мытье посуды» или «Работа по дому».

Не волнуйтесь пока, если это не полностью отражает суть проблемы — важно определить саму природу конф­ликта, отображением которого Вы займетесь. Не опреде­ляйте проблему в форме двоякого выбора противополож­ностей: «да или нет», «так или не так». Оставьте возмож­ность нахождения новых и оригинальных решений.

Этап 2. Кто вовлечен?

Решите, кто является главными сторонами конфликта. Вы можете внести в список отдельных лиц или целые команды, отделы, группы или организации (т. е. продав­цы, секретарши, директора, клиенты, народ, правительст­во и т. д.). В той мере, в которой вовлеченные в конфликт люди имеют какие-то общие потребности по отношению к данному конфликту, их можно сгруппировать вместе. Смесь групповых и личных категорий также приемлема.

Если Вы намечаете карту для определения соотноше­ния между числом учеников и преподавателей для школ, в нее будут вовлечены учителя, ученики, директор, отдел просвещения, родители и, быть может, Ваши депутаты и средства массовой информации. Внутренняя проблема может задевать только первые три группы.

Если Вы составляете карту, конфликта между двумя со­трудниками в конторе, Вы можете включить в нее этих Веру и Петра, объединив остальных сотрудников в одну группу; или, возможно, Вам придется включить всех пои­менно и добавить в список имя начальника отдела.

Этап 3. Каковы их подлинные потребности?

Теперь Вам следует перечислить основные потребно­сти и опасения для каждого из главных участников, связан­ные с данной проблемой. Вы должны выяснить мотива­цию, стоящую за позициями участников в данном вопро­се. Поступки людей и их установки вызваны их желания­ми и стоящими за ними мотивами; мы стремимся к тому, что приближает удовлетворение наших потребностей, и избегаем того, что мешает этому.

Графически отображая наши потребности и опасения, мы расширяем кругозор и создаем условия для более ши­рокого круга потенциальных решений, доступных после окончания этого процесса.

Потребности. Мы пользуемся этим термином в его ши­роком смысле — он может означать желания, ценности, интересы и вообще все, что может казаться важным для человека. Вы можете просто спросить участников: «В от­ношении к проблеме... в чем заключаются Ваши/их глав­ные потребности?». Вы можете задать этот вопрос себе,

другому участнику или о другом лице или стороне. В числе потребностей могут быть:

— постоянная работа, приносящая удовлетворение;

— уважение;

— признание и понимание;

— прибранный дом/письменный стол;

— позволение держать вещи в беспорядке;

— законность и респектабельность сделки.

Иногда одна и та же потребность относится к несколь­ким или даже всем группам. В таком случае может быть по­лезным привести эту потребность иод всеми рубриками, чтобы показать наличие общих интересов у всех участников.

Иногда попытки отвлечь людей от заготовленных ими решений и перенести их внимание на рассмотрение по­требностей сталкиваются с их сопротивлением. В таком случае полезно задать наводящие вопросы вроде: «Ваш от­вет на проблему заключаетсяв том, что мы должны сделать то-то и то-то. Что это Вам даст?». Их ответ на этот вопрос сможет послужить указанием на их невысказанные по­требности. Иногда процесс картографии конфликта схо­дит с пути, если один из участников начинает обсуждать свою сторону проблемы во время обсуждения опасений и потребностей другого участника. Вы можете прервать это отклонение от темы, вежливо спросив его, нельзя ли зане­сти затронутую потребность или опасение под соответст­вующую рубрику на карте. Вы можете затем продолжить процесс, попросив, если это возможно теперь, вернуться к тому месту, где остановились ранее.

Опасения. Речь здесь может идти об озабоченности, опасениях, тревогах. Вам не нужно обсуждать, насколько они реальны, до того как Вы нанесете их на карту. К при-ме ру у Вас могут быть опасения по поводу чего-то, что представляется Вашему рациональному сознанию чрез­вычайно маловероятным: тем не менее опасения не отсту­пают, как бы ожидая своего признания. Их важно иметь на карте. Одно из важных преимуществ этого процесса — возможность высказать и отразить на карте иррациональ­ные страхи.

Опасения могут включать следующие категории:

-    провал и унижение;

-    боязнь оплошать;

-    финансовый крах;возможность быть отвергнутым или нелюбимым;

-потеря контроля;

-одиночество;

-быть подвергнутым критике или осуждению;

-потеря работы;

-низкая зарплата;

-неинтересная работа;

-опасение, что Вами будут командовать;

-переплата за покупку;

-опасение, что все придется начать сначала.

Используйте категорию опасений для выявления мо­тиваций, не всплывающих при перечислении потребно­стей. Например, для некоторых людей легче сказать, что они не терпят неуважения, чем признаться, что они нуж­даются в уважении.

Перечисление реальных потребностей и опасений. Важно помнить, что мы должны сосредоточиться на потребностях и опасениях всех сторон, пока карта не будет готова полно­стью. Не позволяйте отвлекать себя в сторону для обсужде­ния последствий, побочных вопросов («А как насчет...?» и т. п.) и тем более решений. Если группа настаивает на вре­менном отходе в сторону, зафиксируйте этот побочный во­прос на отдельном куске бумаги. Упорно настаивайте на от­ветах на вопрос: «Каковы Ваши потребности и каковы опа­сения?». Иногда Вам придется отсеивать готовые решения, преподносимые как потребности. В процессе создания кар­ты о курении (см. карту 1) ведущий спросил: «Что им требу­ется?» — на что получил ответ: «Замер по времени переры­вов для всех». Это уже готовое решение. Потребность, кото­рая скрывалась за ним, может быть отражена чем-то вроде «справедливое распределение рабочей нагрузки».

Если кто-то в группе делает замечание относительно того, что им что-то не нравится или является неудовлетво­рительным, приложите усилия к тому, чтобы узнать, что скрывается за этим замечанием и как его можно перефра­зировать в опасение или потребность.

Например, в ответ на замечание: «Совещания — просто потеря времени. Они всегда затягиваются» — Вы можете спросить: «Что Вам необходимо?» — «Меньше терять времени на совещания». Вы можете также спросить: «Чего Вы опасаетесь?» — «Нехватки време­ни на исполнение моей работы». Это делает вопрос более широким и помогает избежать бесплодных дискуссий о том, длятся ли сове­щания слишком долго, и если да, то почему.

Старайтесь охватить все реальные потребности и опа­сения людей в отношении совещаний, не вдаваясь в фило­софские дискуссии на эту тему.

Когда Вам приходится описывать нужды и опасения лиц или групп, не принимающих участия в этом процессе, важно обеспечить, чтобы занесенные категории отражали их реаль­ные нужды и опасения так, как они выразили бы их сами.

Например, если Вы считаете, что женщина, постоянно опаздыва­ющая на работу, нуждается в большей пунктуальности, это всего лишь Ваше мнение. На деле она может нуждаться в продлении обе­денного перерыва, помощи в уходе за детьми, в квартире, которая была бы расположена ближе к месту работы, или даже в помощи с распределением ее времени.

Не просите: «Они нуждаются в большей терпимости!». Подобное заявление отражает скорее Вашу потребность в признании и уважении. Оно вполне правомерно, но запи­сать его нужно под Вашей, а не под их рубрикой. Быть мо­жет, им необходимо получить что-то от Вас до того, как Вы получите их уважение. Быть может, им необходимо Ваше мнение или какая-либо информация. Естественно, они тоже могут нуждаться в большем уважении или признании с Вашей стороны. Если Вам вдруг придет в голову новая потребность, учтите возможность того, что они также мо­гут испытывать ее.

Вы можете создать картув любое время, в любом месте и с любым человеком!

Для карты лучше всего использовать большой кусок бумаги. Если вы имеете дело с группой, прикрепите лист на доске или положите его на видном месте. Пользуйтесь достаточно толстыми карандашами или мелом. Полезно пользоваться различными цветами: одним — для отобра­жения проблемы и участников, другими — для нужд и опа­сений. Тем не менее нам известны случаи первоклассных карт, нарисованных на бумажной салфетке в обеденный перерыв в столовой огрызком карандаша!

Вы можете наскоро составить мысленную карту перед тем, как заступите на новую работу или вселитесь к ко­му-то; перед началом отпуска с друзьями; до обсуждения сделок или соглашений — т.е. в любом случае, касающем­ся личных или деловых отношений. Не ждите, пока Вы бу­дете иметь дело с конфликтом — старайтесь предупредить

его возникновение. К картам можно прибегнуть при со­ставлении планов.

Например, если Вам надо запланировать неизбежное сокраще­ние расходов, предварительное начертание карты при участии всех сторон может помочь не только претворению планов в жизнь, но и их сознательному принятию.

Карту можно создать и наедине. Естественно, иногда Вам придется всего лишь догадываться о намерениях дру­гих сторон, однако сам этот процесс приведет к расшире­нию Вашего кругозора. Вы, возможно, отметите для себя те места, которые требуют дополнительной информации, что позволит Вам задать более целенаправленные вопросы другим до того, как Вы начнете обдумывать решения.

Вы можете создавать карту с участием других. Это мож­но делать на работе, дома или во время групповых меро­приятий, в которых Вы принимаете участие. Очень просто сказать: «Давайте представим себе картину ситуации более наглядно, до того, как мы пойдем дальше. Давайте зафик­сируем потребности и опасения каждого в отношении это­го предприятия».

Карты могут помочь делу при:

•    близких отношениях;

•    подготовке к деловым переговорам;

•    переговорах, зашедших в тупик (см. карту 1);

•    разделе имущества и вопросе о том, на чьем попечении останутся дети в случае развода или разрыва сожитель­ства;

•    трудностях в отношениях группы, или на рабочем уча­стке, или при наличии в них «трудного человека» (см. карту 3); семейных затруднениях; создании рекламных объявлений; фракционных трениях (см. карту 2); совещаниях по планированию;

предстоящих переменах (например при планировании или претворении в жизнь новой политики или поста­новлений в крупных организациях). Составление карты — взгляд в будущее. Вы создаете ее потому, что хотите наметить реальные альтернативы. Применяйте карту к актуальным ситуациям, а не к тем, ко­торые уже были разрешены и не подлежат обсуждению.

Например, бесцельно составлять карту о ситуации с курением, если не курить на рабочем месте уже принято. Можно, однако, составить карту волнующих кого-то последствий этого решения. Быть может, некурящие начинают роптать по поводу длительности пере­куров, которые устраивают для себя курильщики за пределами ра­бочего места.Не сбивайтесь с курса во время составления карты. В том случае, если Вы часто отвлекаетесь в стороны, равно как и при появлении важных и непредусмотренных ранее вопросов/Вы можете прибегнуть ко второй карте. При со­ставлении карты по поводу перерывов для курения может встать вопрос о загрязнении воздуха или полов, требую­щий отдельной карты.

Зачастую нам кажется, что, если мы имеем дело с кон­фликтующими сторонами (как, например, при вопросе о продвижении по службе), подобное столкновение интере­сов лучше не вытаскивать наружу. Однако в большинстве случаев утаивание трудностей в конечном счете рискован­нее, чем их вскрытие. Выявление проблемы в контексте нужд и опасений, связанных с ней, нередко помогает вы­явлению новых альтернатив.

Люди, которых обычно считают «трудными», имеют, тем не менее, нужды и опасения, поддающиеся отображе­нию на карте. Подобное отображение поможет Вашему общению с ними. Когда мы говорим о «столкновении ха­рактеров», мы нередко подразумеваем на деле, что не зна­ем, что движет этими людьми, и признаем, что наши обыч­ные приемы общения недейственны в данном случае.

Всегда возвращайтесь к потребностям. Может случить­ся, что Вы получите от Ваших оппонентов ответ, радикаль­но отличающийся от полученного ранее. Быть может, Вам придут на ум пути удовлетворения их потребностей, о ко­торых Вы ранее и не подозревали, а Ваша карта может под­сказать Вам новые и оригинальные решения.

Строптивость подростка может скрывать страх того, что он отвер­гнут родителем. Быть может, предназначенный специально для него поход в кино или театр убедит его в Вашей привязанности и од­новременно решит проблемы поведения.

Негативное отношение к Вам сотрудника может проявиться на карте как неудовлетворенная потребность в признании. Вы можете откликнуться на нее похвалой в его адрес на следующем заседании Вашего коллектива.

Как читать Вашу карту:

•    Ищите новую информацию и новое понимание — что-то незамеченное или недопонятое Вами ранее.Карта помогает Вам увидеть ситуацию глазами другого человека.

•    Ищите общую «точку опоры» — общие потребности или интересы.

•    Ищите общую точку зрения и поддерживайте общие ценности или идеи, разделяемые всеми участниками.

В карте 2 некурящие указали на желательность «не иметь лишней нагрузки», в то время как курильщики поддержали необходимость «продолжения нормальной работы». Обе группы рассматривали «нормальное течение работы» как часть их общих устремлений.

•    Совмещайте различные ценности и перспективы. Какие ценности и идеи могут стать частью общих взглядов, по­скольку они важны для одной из сторон? Для некурящих важно поддержание чистоты на дорожках (отсутствие окурков), но это немаловажно и для курящих. В идеале общие взгляды должны быть достаточно широкими для охвата ими индивидуальных ценностей всех сторон.

Например, для родителя важно, чтобы ребенок выполнял домаш­ние задания, в то время как для ребенка важно иметь время для игр.

Общие ценности должны включать в себя как то, так и другое.

•    Ищите скрытые устремления, такие, как индивидуаль­ные блага, получаемые одной стороной при опреде­ленных вариантах решений. Очень часто это может быть всего лишь стремлением спасти свою репутацию или престиж. Выведите эти скрытые устремления как дополнительные нужды и опасения на карте.

•    Ищите наиболее трудные участки, требующие неот­ложного внимания.

•    Ищите наметки. Чего Вы не знали раньше, что требует более подробного рассмотрения теперь?

•    Ищите и стимулируйте предпосылки выигрыша для всех. Опознайте элементы, важные для какой-то сто­роны, особенно если Ваша уступка в этом плане не свя­зана с большими жертвами.

•    Ищите основу для взаимного выигрыша всех сторон.

•    Предлагайте решения, включающие элементы выиг­рыша для всех.

Проанализируйте вышеприведенные замечания сами и обсудите их со всеми участниками. Затем запишите во­просы, требующие внимания. Вы готовы теперь к следую­щему этапу — выработке вариантов решений (см. главу 9).

Процесс картографии конфликта имеет следующие преимущества.

•    Он ограничивает дискуссию определенными формаль­ными рамками, что помогает обычно избежать чрез­мерного проявления эмоций. Люди могут потерять са­мообладание в любой момент, однако во время состав­ления карты они склонны сдерживать себя.

•    Он создает групповой процесс, в ходе которого воз­можно совместное обсуждение проблемы.

•    Он представляет людям возможность сказать, что им нужно.

•    Он создает атмосферу эмпатии и признает мнение лю­дей, считавших ранее, что они были непоняты.

•    Он позволяет Вам яснее увидеть как собственную точ­ку зрения, так и точку зрения других.

•    Он придает систематический характер взглядам каж­дой стороны на проблему.

•    Он наталкивает на новые направления в выборе реше­ний.

Краткое содержание

Процесс картографии конфликта состоит из 3-х этапов: Этап 1. Определить проблему заявлением общего характера. Этап 2. Опознать и назвать главных участников.

Этап 3. Каковы нужды и опасения каждого участника или группы?

Вы можете составить карту наедине, с Вашим партне­ром по конфликту или с целой группой. Разберите резуль­тат с точки зрения новых наблюдений, общей базы и об­щих взглядов. Обратите особое внимание на главные во­просы и опознайте элементы, которые могут быть положе­ны в основу подхода «выиграть/выиграть». После этого перейдите к выработке новых альтернатив.

Карта 1

О         дна женщина была недовольна тем, что ее сосед хотел построить высокий каменный забор между их дворами. План забора должен был быть вскоре передан в горсовет на одобрение. Эта женщина пришла на один из курсов по разрешению конфликтов с чувством беспомощности и гне­ва. Она составила карту конфликта и покинула семинар, решив пригласить соседа на чашку чая, для того, чтобы уз-

нать о нем побольше,'вместо того чтобы вступить в конф­ликт по поводу забора. Она ушла с семинара уже не такой расстроенной. Другие участники, помогавшие ей в состав­лении карты этого конфликта, увидели, насколько полезен процесс отображения потребностей, до того как они при­ступят к немедленному поиску решений. Сначала они были склонны встать на сторону женщины в ее осуждении ужас­ного соседа, предлагая способы, посредством которых она могла бы поставить всевозможные препятствия на его пути. После составления карты они проявили гораздо большую озабоченность в отношении чувства изоляции, испытывае­мого соседом, перенаправив свое внимание на то, как жен­щина может помочь ему и одновременно себе самой.

                                                                         КАРТА 1

                                                                       ЗАБОР

                                                                        ОНА

ПОТРЕБНОСТИ	ОПАСЕНИЯ
-незагражденное простран­ство -неповрежденная недвижи­мость -сохранение прежней стои­мости     недвижимости - добрососедские и друже­любные отношения с ее соседом	— чувство стесненности забо­ром — игнорирование ее пожела­ний соседом — ответные меры в случае от­каза горсовета — изоляция — возможные денежные издер­жки — потеря вида из-за каменного забора

                                                                         ОН

ПОТРЕБНОСТИ	ОПАСЕНИЯ
-          уединение -           безопасность его собаки в закрытом дворе        -сотрудничество и понима­ние со стороны соседа	-потеря собак — собаки мешают соседям — ограбление — нежелательный социальный контакт, с которым у него могут быть трудности

Карта 2

На предприятии было введено правило, запрещающее курение внутри помещений. Некоторые курильщики на­чали устраивать частые и затяжные перекуры, иногда за пределами помещения. Штат разбился на лагеря курильщиков и некурящих. В одном из отделов было проведено совещание с целью устранения возникших трений. Выра­ботка карты позволила посмотреть на вопрос шире. Неку­рящие поняли, что курильщики как-то должны были удовлетворять свою привычку, в то время как курильщики смогли осознать озабоченность некоторых некурящих чрезмерно частыми перекурами. После бурного обсужде­ния вопросов о вреде курения и преимуществах некурения участники совещания перешли к обсуждению практиче­ских аспектов проблемы. Были рассмотрены альтернатив­ные пути решения проблемы, включая покупку автоответ­чиков для телефонов отсутствующих сотрудников, наличие особых мусорных ящиков за пределами здания для окурков и отдельные столовые для курильщиков и некурящих с раз­дельными аппаратам для кондиционирования воздуха.

ПЕРЕРЫВЫ ДЛЯ КУРЕНИЯ

КУРИЛЬЩИКИ

ПОТРЕБНОСТИ	ОПАСЕНИЯ
— время, достаточное для перекура —    уважение и общение —    место для курения —    достаточно частые                перерывы —    терпимость —     ненарушенный ритм работы —    потребность некоторых курить во время работы	—    недостаточное    число перерывов —    враждебность —    симптомы абстиненции —    наказания или санкции —     неприязнь окружаю­щих —     плохая погода
НЕКУРЯЩИЕ
ПОТРЕБНОСТИ      — наличие равных перерывов          — чистота воздуха во всех помещениях, включая вестибюль —    отсутствие окурков и пепла — стабильность и надежность рабочего места —     отсутствие лишней нагрузки —    уважение и дружеское общение —     обслуживание телефонов отсутствующих на перекуре сотрудников	ОПАСЕНИЯ   — потеря прав    — нарушение ритма работы —    влияние дыма на здоровье —    опасение быть воспринятыми как мелочники и сутяги —    непонимание

НАЧАЛЬСТВО

ПОТРЕБНОСТИ    -  производительность -здоровье рабочих -рабочий подъем -немногочисленность       конфликтов -образцовый переход на режим      без курения -принятие нового режима работы

ОПАСЕНИЯ   -иски о возмещении -вмешательства       судебных органов -общественное       порицание -нарушение ритма     работы и снижение   производительности  -плохое настроение у     сотрудников   -отсутствие рабочего подъема

 Карта 3

Начальник отдела был поставлен в очень неудобное положение необходимостью конфронтации с секретар­шей, отсутствовавшей на своем рабочем месте так часто, что встречать посетителей приходилось другим работни­кам отдела. Секретарша, жившая без мужа со своим трех­летним ребенком, часто внезапно покидала контору для ухода за ребенком. Начальник отдела, женщина сдержан­ного характера, не могла решительно вмешаться в эту си­туацию, вызывая тем самым раздражение других работни­ков отдела. Отображение этого конфликта на карте прида­ло начальнику большую уверенность для решительного подхода к проблеме.

Вот некоторые из намеченных ею альтернатив.

— Провести совещание отдела и создать карту конфлик­та.

— Помочь секретарше четче выбрать свои приоритеты. Она сама могла принять решение о возможности или невозможности продолжения работы в отделе.

— Помочь секретарше найти более надежные варианты ухода за ребенком.

— Рассмотреть возможность работы секретарши на пол­ставки.

— Создать систему замены ее другими работниками по очереди, чтобы это не носило хаотический характер.

У. Мастенбрук ПОДХОД К КОНФЛИКТУ

Модель ведения переговоров, предложенная нидерландским консуль­тантом В. Мастенбруком, разрабатывалась им в течение 10 лет и отра­жает общую тенденцию 70—80-х годов — поиск новых технологий уре­гулирования конфликтов в организациях. В данном случае речь идет о требованиях и успешной деятельности консультанта, привлеченного к разрешению конфликта. Главный акцент автор делает на процедурном подходе, который обеспечивает более конкретный базис для осущест­вления вмешательств, соответствующих четырем типам проблемных областей: деловым («инструментальным») отношениям, социо-эмо-циональным, отношениям при ведении переговоров о распределении ресурсов, силовым отношениям.

Печатается по изданию:Мастенбрук У. Управление конфликтными ситуациями и развитие организации. — М: — Изд-во «Инфра-М», 1996.

В процессе консультационной деятельности в конф­ликтных ситуациях было выработано большое количество практических идей, которые явно содействуют успеху вмешательств. Директивные указания разработаны для следующих ситуаций:

•    конфликты между работодателями и служащими (Bla­ke, Mouton и Sloma, 1965; Margerison и Leary, 1975);

•    конфликты между государствами (Burton, 1969; Walton, 1970; Lakin, 1972);

•    конфликты между подразделениями крупных органи­заций (Blake, Shepard и Mouton, 1964; Goodstein и Boyer, 1972);

•    межличностные конфликты (Walton, 1969; Filley, 1975);

•    межрасовые конфликты (Chalmers и Cormick, 1971).

Мы стремимся к выработке методологически правиль­ной, последовательной и понятной программы. Deutsch (1973) привел перечень общих функций консультанта при различных вмешательствах:

•    прояснение сущности спора;

•    создание благоприятных условий для осуществления попыток преодолеть и разрешить спорные вопросы;

•    улучшение коммуникации;

•    формулирование различных правил управления конф­ликтом;

•    оказание помощи в нахождении альтернативных ре­шений;

•    оказание помощи в «продаже» решения.

Это можно рассматривать как директивные указания для вмешательств, однако довольно смутные и неопреде­ленные. Walton (1969) разработал более конкретные пред­ложения для поддержания продуктивной конфронтации:

•    определение у сторон стремления позитивно разре­шить конфликтную ситуацию;

•    поддержка и сохранение в равновесии силовых отно­шений, сложившихся в данной ситуации;

•    координация заседаний, посвященных урегулирова­нию конфронтации, например согласование с обеими сторонами времени и места их проведения; при этом инициатива должна исходить от консультанта, а не от сторон, вовлеченных в конфликт;

•    чередование дифференциации и интеграции; успеш­ная интеграция (решение проблемы) возможна только после тщательной дифференциации — исследования конкретных жалоб и мнений обеих сторон;

•    обеспечение условий, способствующих развитию от­крытости;

•    обеспечение надежной коммуникации;

•    обеспечение оптимального напряжения в ситуации

конфронтации.

Ниже приводится стратегия эффективного вмешатель­ства, осуществляемого консультантом, в форме нескольких постулатов, то есть основных условий урегулирования конфликта. Мы можем рассматривать их как своеобраз­ные пункты, где должны определяться и приниматься су­щественные решения — о целесообразности вмеша­тельств, их видах и др.

1. Завоевание авторитета

Стороны должны стремиться к позитивному разреше­нию конфликта и действовать соответствующим образом с помощью консультанта. Поэтому для консультанта очень важно установить хорошие взаимоотношения с обеими сторонами, не отдавая предпочтения ни одной из них, поскольку в таком случае его деятельность не будет эффек­тивной.

Консультант должен:

•    установить контакты на ранней стадии с обеими сторо­нами;

•    разъяснять свои намерения относительно данной кон­фликтной ситуации;

•    обеспечить себе поддержку; представители обеих сто­рон и управляющие могут разъяснять намерения кон­сультанта лицам, чьи интересы они представляют, и помогать им осознавать важные моменты его деятель­ности; кроме того, эта группа может играть важную роль на протяжении всей дальнейшей работы консуль­танта.

Если одна из сторон не оказывает консультанту ника­кого доверия или вообще не видит никакого смысла в уре­гулировании конфликта, то целесообразность дальней­шей деятельности консультанта вызывает сомнение.

2. Установление структуры взаимоотношений сторон

Консультант должен ясно представлять себе структуру сторон—участников конфликта.

Неясное лидерство, внутренняя силовая борьба, ост­рое соперничество между фракциями и другие факторы могут стать значительным препятствием в разрешении конфликта. При проявлении одной из сторон опасной тенденции к конкуренции консультант будет вынужден предварительно добиться определенного внутреннего консенсуса. Очень важно познакомиться с формальными и неформальными лидерами и знать не только их мнения, но и степень их готовности к активному соучастию в про­цессе урегулирования конфликта. Это означает, что кон­сультант должен не только устанавливать структуру сто­рон, но иногда помогать им разрабатывать более опреде­ленную внутреннюю структуру, например посредством оказания им помощи в выборе авторитетных представите­лей.

Консультант должен установить структуру взаимоот­ношений сторон и координировать центральную власть.

Сотрудничество консультанта с представителями цен­тральной власти будет повышать вероятность успеха. Ино­гда проблема заключается в отсутствии центральной власти или в ее бездеятельности. В таких случаях важной зада­чей консультанта может оказаться развитие силового цен­тра и привлечение его к активному участию в урегулирова­нии конфликта.

Весьма распространенным является интервью с пред­ставителями обеих сторон как способ получения консуль­тантом нужной ему информации. С помощью этих ин­тервью консультант может определить важные моменты, упоминавшиеся выше:

•    степень своего авторитета;

•    разграничение и внутреннюю структуру сторон;

•    возможный состав группы, которая может оказать ему поддержку.

Кроме того, интервью обеспечивают консультанта ин­формацией о следующих решающих моментах, которые мы рассмотрим позднее: ' •    интенсивность конфликта;

•    симметрия, или силовой баланс;

•    природа, характер конфликта (определенные пробле­мы, обиды, жалобы и поводы для недовольства). Наличие групп, оказывающих поддержку, и интервью предоставляют консультанту благоприятную возможность разрабатывать свою программу исследования данной ситуации. Такая программа иногда включает в себя предварительные условия, в основном предназначенные для регулирования напряженности, интенсивности конфликта. Часто она со­держит план-график одного или более заседаний, посвя­щенных решению проблем, иногда включает процедуры по подготовительной деятельности для каждой стороны отдельно.

3. Поддержание определенного равновесия сторон

Без определенной симметрии в отношениях между сторонами консультант не сможет выполнять свои обя­занности. Сам факт приглашения консультанта может явиться свидетельством наличия между сторонами опре­деленного равновесия. Чем значительнее силовые разли­чия, тем значительнее возможность того, что более силь­ная сторона будет намерена разрешить конфликт посред­ством простого навязывания своей воли и принуждения другой стороны признавать ее.

По моему мнению, консультант будет предпринимать какие-то действия, прежде всего при наличии безвыход­ных ситуаций, в которых стороны более или менее соот­ветствуют друг другу. Фактически безвыходная ситуация (или угроза ее возникновения вследствие того, что сторо­ны имеют более или менее равную силу) оказывается дви­жущим фактором для изучения природы, характера конф­ликта, его последствий и альтернативных решений. Так как стороны, как правило, стремятся к сохранению сило­вого баланса, консультант должен учитывать это в своей деятельности. Важными являются и такие простые вопро­сы, как расходование приблизительно равного времени обеими сторонами и отдельные обсуждения на нейтраль­ной территории.

4. Поддержание определенного «оптимального» уровня интенсивности конфликта

При очень высокой интенсивности конфликта управ­ление им становится невозможным, поскольку ни одна сторона не проявит готовности общения с другой сторо­ной. Кроме того, оба участника конфликта не будут видеть большого смысла в деятельности консультанта, особенно если она ограничена определенными условиями ка­кой-либо стороны.

Конфликты, которые находятся в состоянии очень бы­строй эскалации, могут оказаться вне пределов досягаемо­сти, вне сферы влияния консультанта. Кроме того, конф­ликты могут вступать в такую фазу, при которой стороны не проявляют желания осуществлять изменения, поскольку они уже привыкли находиться в состоянии конфликта. Очевидно, что они предпочитают нежелательные и дест­руктивные последствия этого конфликта, а не еще одну попытку достижения компромисса. Собственный пози­тивный образ сочетается с негативным представлением о другой стороне. Участники конфликта больше не желают выслушивать другие точки зрения, поскольку это только способствует возникновению сомнений в своей правоте, и придерживаются собственного представления о ситуации.

Подобные затяжные конфликты могут представлять гораздо большую трудность для консультанта, чем внезап­но возникшие острые кризисы, которые можно временно

купировать посредством введения «периода остывания», временно сохраняющего и поддерживающего статус-кво.

5. Рекомендация вмешательств с учетом наличия четырех видов конфликта

Конфликтные ситуации обычно связаны с:

• деловыми («инструментальными») отношениями;

• социоэмоциональными отношениями;

• отношениями при ведении переговоров о распре­делении ресурсов;

• силовыми отношениями.

Иногда возникновение конфликта связано со всеми указанными типами отношений — в таком случае они дол­жны рассматриваться как разные аспекты одного конф­ликта. Взаимосвязь между этими аспектами и вмешатель­ствами консультанта была уже подробно рассмотрена нами.

6. Детализация конфликта, конфронтация, синтез

Лучше всего, если деятельность консультанта будет иметь вид поэтапного рассмотрения предметов спора и конфронтации сторон, приводящего, условно говоря, к синтезу, то есть к выработке определенного решения, по­нимания и достижению компромисса.

Это повторяющийся процесс, каждый раз преду­сматривающий рассмотрение определенной части кон­фликта. Работа принесет наилучшие результаты, если этот метод будет поддержан обеими конфликтующими сторонами. Их поводы для недовольства, обиды и жало­бы становятся предметом обсуждений; исследуются причины этих недовольств и их последствия. Непосред­ственной целью этих обсуждений является не принятие решений, а разъяснение перспектив обеих сторон. Кон­фронтация перспектив будет различной в зависимости от того, какой тип отношений доминирует: в вопросах делового («инструментального») характера это будут главным образом обсуждения и полемика; в вопросах социоэмоционального характера — представление себя на месте другого; в вопросах распределения ресурсов — ведение переговоров.

Результатом этой конфронтации перспектив может оказаться синтез: выработка решения, понимания и до­стижение компромисса. Конфронтация может закончить­ся и созданием безвыходной ситуации. Безвыходные ситу­ации принуждают стороны к дальнейшей детализации, за которой вновь следует конфронтация, и т.д. (рис. 1).

Рис. 1. Поэтапная детализация конфликта.

Вполне возможно, что процессы, упомянутые в посту­латах 3, 5, 6 и 7, вызовут необходимость созыва одно- или двухдневных конференций в неформальной обстановке с участием представителей вовлеченных в конфликт сторон и консультанта в качестве председателя.

7. Четкость и решительность в определении

реально достижимых процедур, способствование постоянному прогрессу

Важная задача консультанта — четкое и решительное определение и указание процедур, которые стороны дол­жны выполнять, и при необходимости их разъяснение и обоснование. Это создает спокойную обстановку, необхо­димую для продолжения работы, в то время как неопреде­ленность, нерешительность и двусмысленность вызывают сумятицу и недоверие. Часто стороны чувствуют себя дез­ориентированными и подвергающимися угрозам. Если консультант не способен регулировать взаимодействие между сторонами, легко возникает неприязненная, враж­дебная атмосфера, которая делает невозможными поле­мику и обсуждение, не говоря уже о переговорах.

Процедуры должны быть достижимыми и понятными и предусматривать наличие нескольких фаз. Конфликт невозможно рассматривать как одно целое, потому что он состоит из нескольких разных элементов. Предпочте­ние какого-либо элемента связано с наличием наиболь­шей неудовлетворенности (крайней необходимости), а также способности сторон. Например, иногда очень трудно рассматривать социоэмоциональные конфликты в строго деловой обстановке, которая больше подходит для рассмотрения и решения проблем, связанных с дру­гими типами отношений. Жестких правил относительно этого быть не может. Директивные указания должны учи­тывать:

•    психологический климат;

•      возможности и способности непосредственно вовле­ченных в конфликт лиц.

Кроме того, следует констатировать, что управление конфликтом, как правило, означает большую степень конфронтации. Консультант часто должен слегка подтал­кивать стороны к решению вопросов, которые они склон­ны избегать, и тем самым создавать конфронтацию. Одна­ко в результате этого возрастает активность обеих сторон. Обе стороны, участвующие в конфликте, часто прояв­ляют стереотипное поведение, выражающееся в бесплод­ных пререканиях. Управление конфликтом может легко принять вид циклично повторяющихся обсуждений одних и тех же вопросов. Консультант должен предвидеть такую опасность и пресекать ее проявление, поскольку прогресс и постоянная активная работа над конфликтом имеют су­щественное значение.

Резюме

В табл. 1 перечислены и резюмированы рассмотрен­ные выше постулаты. Рекомендуется по возможности со­блюдать этот хронологический порядок — именно по воз­можности, потому что типы деятельности, связанные с этими постулатами,^ значительной мере совпадают, хотя некоторые в определенный момент превалируют.

263

Таблица 1 Семь постулатов (основных условий урегулирования конфликта)

Аспект отношений	Экспертный метод
Завоевание авторитета	Проявление, демонстрация независи­мости, разъяснение своих намерений
Установление       структуры взаимоотношений сторон	Понимание    внутренней    структуры, структурирование     взаимоотношений между центральной властью и участни­ками конфликта
Поддержание определенно­го равновесия сторон	Равномерное распределение внимания, установление равномерного влияния сто­рон на процесс разрешения конфликта
Поддержание определенно­го   «оптимального»  уровня интенсивности конфликта	Использование «периода остывания», определение    последствий    затяжных конфликтов, исследование готовности сторон   осуществлять   рекомендуемые изменения
Рекомендация вмешательств с учетом наличия четырех видов конфликта	Выбор вмешательств, соответствующих этой классификации
Детализация      конфликта, конфронтация, синтез	Поэтапное  рассмотрение  конфликта, конфронтация и использование безвы­ходных ситуаций для дальнейшей дета­лизации
Четкость и решительность в определении реально дости­жимых процедур, способствование постоянному прогрессу	Рекомендация четких и ясных проце­дур, прекращение циклично повторяю­щихся обсуждений

На рис. 2 представлено изменение направленности действий консультанта с течением времени.

А. А. Гостев

ПРИНЦИП НЕНАСИЛИЯ В РАЗРЕШЕНИИ КОНФЛИКТОВ

Данная работа представляет собой начало серии публикаций для спе­циалистов в области теории и практики разрешения конфликтов, ор­ганизованной под эгидой Федерации мира и согласия при участии Ин­ститута психологии РАН. А. А. Гостев, опираясь на методологию пла­нетарного, т.е. надгосударственного, подхода к проблемам человече­ства, отмечает условия применения принципа ненасилия в россий­ской ситуации. В целом автор актуализирует проблему применения ненасильственных технологий разрешения конфликтов.

Печатается по изданию:Гостев А. А. Эволюция сознания в разрешении глобальных конфликтов. — М., 1993.

 

В настоящее время принцип ненасильственного разре­шения конфликтов стал чрезвычайно популярным в мире. Широко проповедуются идеи Л. Толстого, Ганди, Кинга, проводятся многочисленные конференции, семинары, тренинга. Идея популярна и в реальной политике.

XX в. превратил моральную идею в принцип социаль­но-политических ненасильственных движений, серьезно влияющих на ситуацию в мире. Нет сомнения, что кон­цепция ненасилия, акцентируя общечеловеческие ценно­сти, является фактором, сдерживающим насилие. Очень значимо, что атака ненасилия исключает «зло во благо» и исходит из того, что цель не может оправдывать средства. Она снимает противопоставление целей и средств по эти­ческим критериям.

Вместе с тем социально-политические реальности в таких регионах, как Югославия, Нагорный Карабах, Абха­зия, Южная Осетия, Ингушетия и др., поднимают вопрос об особенностях применения принципов ненасилия к по­добным ситуациям. С одной стороны, у меня нет сомне­ния в том, что порождение насилия насилием является проявлением вселенских законов, реализацией «космиче­ского (божественного) наказания». С другой стороны, ис­ходя из гуманистических ценностей (например защита

слабого от зла), должны существовать рамки применения принципов ненасилия, и их необходимо определить. В этой связи представляется необходимым соотнесение содержания конкретных социально-политических реалий и концепций ненасилия. В частности, из нее следует уб­рать все красивые идеалистические заблуждения. Некри­тическое отношение к идее ненасилия способствует пере­оценке успехов ее реализации (не следует, например, за­бывать, что раздел Индии закончился огромными жертва­ми; зло продолжает брать свое и сегодня), пагубно сказы­вается в политике. Представляется, что ненасильствен­ный подход нельзя использовать вне содержания реальной практики политической борьбы. Все это требует более пристального внимания к проблеме. Обзор и анализ проб­лемы хорошо представлен в ряде работ. Хочу подчеркнуть следующее.

Прежде всего, необходимо помнить известную дилемму ненасилия — любое насилие аморально, однако аморально и примирение со злом, а также существование так называ­емых инверсий этики ненасилия (А. Огурцов (25)). Реали­зация идеи ненасилия в мире насилия имела трагические последствия. Так, в определенных исторических условиях ненасилие провоцировало власть на самые экстремальные его формы; Идея сопровождалась также правовым и госу­дарственным нигилизмом, анархическими тенденциями и т.п. Апеллирование к ненасилию перед лицом мощного насилия, следовательно, в целом усиливает «атмосферу зла» в мире.

Осмысление идеи ненасилия осложняется неопреде­ленностью понятий «насилие» и «ненасилие» и ряда ми­фологем (например отождествление насилия и государст­венно-правового принуждения или ненасилия с идеей от­сутствия права властных структур на применение силы во­обще). Сложной концептуальной проблемой является, на­пример, диалектика ненасилия как добра и насилия как зла. Следует также различать такие аспекты проблемы, как:

• мировоззренческие,     философско-религиозные, этические принципы;

• способ разрешения конфликтов в социально-по­литической сфере;

• конкретная политика и способы ненасильствен­ных действий социальных субъектов, выражаю­щих их протест, и др.

Исторически насилие и ненасилие были взаимосвяза­ны. Ненасилие искало опору в силе, насилие прикрыва­лось «добрыми намерениями» и т.п. Абсолютизация каж­дого из принципов недопустима, как невозможно рас­смотрение «вечных проблем» добра и зла изолированно друг от друга.

Рамки функционирования этики и философии нена­силия в разрешении конфликтов могут быть, на мой взгляд, сведены к требованию, чтобы «антинасилие» лишь препятствовало совершению насилия, не переходя в наси­лие над насилием в качестве самоцели. Это означает, что добро имеет право на защиту в сопоставимой интенсивно­сти по отношению к эксплицируемому злу. Существует моральное право воспрепятствовать насилию силой, осо­бенно там, где «духовная атмосфера» полна агрессивной враждебности.

Принцип «не противиться злу насилием» не запре­щает остановить руку убийцы насилием над его желанием убивать. Кровь, жестокость, страдания нужны «темным силам», ибо страдания жертв, как неоднократно подчер­кивалось, пополняют «репрессивные поля группового со­знания». Поэтому борьба с эскалацией конфликта являет­ся борьбой с возможностью порождения зла в будущем.

Следует осознавать, что в случае «кровавых конфлик­тов» затрагиваются и пробуждаются мощнейшие темные силы индивидуального и коллективного сознания. Люди регрессируют в те архаические пласты своей психики, куда для их же блага (ценность духовного развития абсолютна для всех людей) им попадать не следует. В этих планах под­сознания существует архаическая память об эволюцион­ном прошлом человечества (не богатом гуманностью), об отсутствии ценности человеческой жизни, о способах ре­шения конфликта войной. В случае попадания в «демони­ческие матрицы сознания» возникает эскалация насилия. Агрессор проецирует ненависть, усиливаемую по закону зеркального отражения оппонентом. Самим убийцам (ре­альным и потенциальным) выбраться из этих пластов пси­хики практически невозможно. Ставя заслон на пути кро­вавого развития событий, мы тем самым спасаем не только

невинных людей, но и всех потенциальных убийц от со­вершения основного нравственного преступления, за ко­торое наступает расплата как в жизни, так и в мучительных посмертных состояниях сознания.

Принцип «воздаяния за деяния» в случае примене­ния силы над насилием будет срабатывать меньше, чем в случае гибели невинных людей. Счет за пролитую кровь невинной жертвы и агрессора различен. Кровь жертв фор­мирует причинно-следственные связи в порождении на­силия в будущем больше, чем кровь и страдания (тюрьма) убийц и лиц, нарушивших нравственные заповеди. Поэто­му в случаях, когда в групповом субъекте происходит про­цесс дегуманизации и возникает психологически обосно­ванная возможность убивать людей, человеческую жизнь как высшую ценность нужно защищать силой (принцип необходимой обороны). В. Межуев, например, указывает, что в политике зло побеждается только меньшим злом.

Прекрасным примером является вся ситуация конфликта в За­кавказье. Сегодня мы видим, к чему привело невмешательство в развитие кровавых сюжетов.

В условиях «российской ситуации» применение принципа ненасилия нуждается в существенных огра­ничениях. Решение о применении ненасильственных тех­нологий разрешения конфликтов должно зависеть от оценки состояния «духовной атмосферы» в конкретном регионе. Как подчеркивает 3. Апресян, ненасилие как ха­рактеристика социально-политической борьбы возможно лишь при условии, что в обществе имеются гражданские институты, общепризнанные демократические ценности. Что касается рамок применения насилия в государствен­ном управлении, то определяющим моментом является понимание необходимости обеспечения безопасности личности, борьбы с возможностью хаоса, что предусмат­ривает определенное применение силы. Искомые рамки применения принципа ненасилия предполагают поэтому определение пропорций в указанной дилемме ненасилия относительно конкретных условий. Утопично также счи­тать, что понимание своих обязанностей, утверждение в сознании нравственных ценностей самопроизвольно поя­вится у всех граждан. Сама природа взаимозависимости людей предполагает определенное насилие над теми, кто не достиг уровня саморегуляции собственной совестью.

Для защиты от насилия силой можно использовать один из основных принципов айкидо: подвести противника к болевому порогу и предоставить ему сделать выбор — сдаться, поняв бесплодность попытки причинить зло, или продолжать борьбу, причиняя себе боль или даже обрекая себя на гибель.

Для решения сложнейшего клубка вопросов, возника­ющих в связи с философией и этикой ненасилия, для на­хождения рамок применения принципа идея нуждается в самокритичном анализе, в разработке новых подходов, учитывающих одновременно глубинную психологию че­ловека, этические ценности и конкретную социально-по­литическую реальность. Следует также подчеркнуть, что применение ненасильственных стратегий связано с про­цессами глобальной трансформации человечества. Увели­чивающееся разнообразие социальных групп, культур за­остряет проблему согласованности групповых интересов, организации диалога и поиска консенсуса.

А. Я. Анцупов

ЭВОЛЮЦИОННО-МЕЖДИСЦИПЛИНАРНАЯ ТЕОРИЯ КОНФЛИКТОВ

Впервые в отечественной науке конфликт рассматривается с позиции междисциплинарного подхода. Автором излагается универсальная по­нятийная схема описания конфликтов, включающая одиннадцать по­нятийно-категориальных групп. В целом данный подход отражает со­временное состояние конфликтологии в конце XX века.

Печатается по изданию:Конфликт и личность в изменяющемся мире. —Ижевск, 2000.

В 1992 г. автором была опубликована монография «Со­циально-психологические проблемы предупреждения и разрешения межличностных конфликтов во взаимоотно­шениях офицеров». В ней излржена суть эволюцион-но-междисциплинарной теории конфликтов (далее ЭМТК). В основу этой теории положен системный подход к изучению конфликтов. Как и любая теория, ЭМТК не решает все проблемы отечественной конфликтологии. Как и любой теории, ее описательный, объяснительный, прогностический и управленческий потенциалы изменя­ются во времени. На данном этапе развития российской конфликтологии ЭМТК может способствовать объедине­нию существующих пока практически изолированно друг от друга 11 отраслей конфликтологии. Кроме того, ЭМТК вооружает представителей всех отраслей конфликтологии более системным пониманием проблемы конфликтов, что, несомненно, должно способствовать ускорению раз­вития науки.

Государство, общество, организации, каждый россия­нин сегодня остро нуждаются в таких рекомендациях кон-фликтологов, которые помогли бы им радикально умень­шить деструктивность социальных и внутриличностных конфликтов. Действенные рекомендации может предло­жить только зрелая наука, глубоко разобравшаяся в реаль­ных, а не в воображаемых закономерностях развития кон­фликтов.

Теория занимает промежуточное положение в триаде «концепция — теория — парадигма». Автор полагает, что ЭМТК может стать одним из первых вариантов парадигмы российской конфликтологии. Концепция — определенный способ понимания, трактовки каких-либо явлений, основ­ная точка зрения, руководящая идея для их освещения. Тео­рия — система основных идей в той или иной отрасли зна­ния; форма научного знания, дающая целостное представ­ление о закономерностях и существующих связях действи­тельности. Парадигма — исходная концептуальная схема, модель постановки проблем и их решения, методов иссле­дования, господствующих в течение определенного исто­рического периода в научном сообществе (СЭС, 1987).

Краткое изложение основного содержания ЭМТК мо­жет быть представлено в следующем виде.

Конфликты играют исключительно важную роль в жизни отдельного человека, семьи, организации, государ­ства, общества и человечества в целом. Они являются основной причиной гибели людей. В завершающемся сто­летии по самой приближенной оценке конфликты на пла­нете (войны, терроризм, убийства, самоубийства) унесли свыше 300 млн. человеческих жизней. По итогам XX в. Россия, скорее всего, является бесспорным и недосягае­мым мировым лидером не только по людским потерям в конфликтах, но и по другим их разрушительным последст­виям: материальным и психологическим.

Конфликтология — наука о закономерностях возникновения, развития и завершения конфликтов, а так­же об управлении ими. Количественный анализ более 2500 отечественных публикаций по проблеме конфликта позво­лил выделить в истории российской конфликтологии три периода.

I период — до 1924 г. Зарождаются и развиваются практические и научные знания о конфликтах, но как спе­циальный объект исследования последние не выделяются. Источниками формирования конфликтологических идей в этот период выступают научные воззрения на конфликт, развиваемые в рамках философии, психологии, социологии, других гуманитарных наук; а также практические знания о конфликтах, отражение конфликтов в искусстве, религиях и в конце периода в средствах массовой информации.

II период — 1924—1992 гг. Конфликт начинает изу­чаться как самостоятельное явление в рамках сначала двух (правоведение, социология), а концу периода одиннадцати наук. Междисциплинарных работ практиче­ски нет. Он включает 4 этапа: 1924—1935 гг.; 1935-1949 гг.; 1949-1973 гг.; 1973-1992 гг.

III период — 1992 г. — н. в. Конфликтология выде­ляется в самостоятельную науку как междисциплинарная область 11 отраслей знаний, на основе системного подхода разрабатывается общая теория конфликта. Отрасли конф­ликтологии: военные науки (1988 — год опубликования первой работы, 1,4 % — количество публикаций данной науки в общем объеме публикаций во всех отраслях конф­ликтологии); искусствоведение (1939; 6,7 %); исторические науки (1972; 7,7 %); математика (1933; 2,7 %); педагогика (1964; 6,2 %}', политические науки (1972; 14,7 %); правоведе­ние (1924; 5,8 %); психология (1930; 26,5 %); социобиология (1934; 4,3 %); социология (1924; 16,9 %); философия (1951; 7,1 %) (Анцупов, Шипилов, 1992, 1996).

Авторы 469 диссертаций по проблеме конфликтов (из них 52 докторских) указывают в списках литературы в среднем 10 % публикаций, имевшихся в их науке по этой проблеме на момент защиты, и примерно 1 % публикаций, имевшихся в остальных отраслях конфликтологии (Анцу­пов, Прошанов, 1993,1997, 2000).

Универсальная понятийная схема описания конфлик­тов включает 11 понятийно-категориальных групп: сущ­ность конфликтов; их классификация; структура; функ­ции; генезис; эволюция; динамика; системно-информа­ционное описание конфликтов; предупреждение; завер­шение; исследование и диагностика конфликтов.

1. Сущность конфликтов. Под социальным конфлик­том понимается наиболее острый способ развития и завер­шения значимых противоречий, возникающих в процессе социального взаимодействия, заключающийся в противо­действии субъектов взаимодействия и сопровождающий­ся их негативными эмоциями по отношению друг к другу. Помимо конфликта, социальные противоречия могут раз­решаться путем сотрудничества, компромисса, уступки и избегания (Томас, 1972). Под внутриличностным конф­ликтом понимается острое негативное переживание, вы­званное затянувшейся борьбой структур внутреннего мира личности, отражающее противоречивые связи личности с внешней средой и задерживающее принятие решения (Шипилов, 1999).

2. Конфликты можно классифицировать в виде типо­логии, систематики и таксономии. Базисная типология показывает границы и раскрывает структуру объектного «поля» конфликтологии. Она включает конфликты с учас­тием человека: социальные и внутриличностные, а также зооконфликты.

Социальные конфликты: межличностные, между личностью и группой, между малыми, средними и большими социальными группами, международные кон­фликты.

Внутриличностные конфликты: между «хочу» и «не хочу»; «могу» и «не могу»; «хочу» и «не могу»; «хочу» и «нужно»; «нужно» и «не нужно»; «нужно» и «не могу» (Шипилов, 1999).

Зооконфликты: внутривидовые, межвидовые и интрапсихические. Внутривидовые и межвидовые конф­ликты могут быть между двумя животными, между живот­ным и группой, между группами животных. Интрапсихи­ческие: между двумя негативными тенденциями в психике животного; между двумя позитивными тенденциями; между негативной и позитивной тенденциями.

Конфликты можно также классифицировать в зависи­мости от их масштабов, последствий, длительности, ха­рактера противоречия, лежащего в их основе, интенсив­ности, степени конструктивности, сферы жизнедеятель­ности, в которой они происходят, и т.д.

3. Структура конфликта — совокупность устойчивых элементов конфликта, обеспечивающих его целостность, тождественность самому себе. Она характеризует стати­ческую составляющую конфликта и включает две под­структуры: объективную и субъективную, каждая из ко­торых имеет явные и скрытые элементы. Объективная подструктура конфликта включает: его участников (основных, второстепенных, группы поддержки), объект конфликта; его предмет; микросреду, в которой он разви­вается; макросреду, оказывающую влияние на ход конф­ликта, и др.

Субъективная подструктура конфликта включает: пси­хологические модели конфликтной ситуации, имеющиеся у всех участников; мотивы действий сторон; цели, которые они ставят; актуальные психические состояния участ­ников; образы оппонента, самого себя, объекта и предмета конфликта; вероятные результатов борьбы и др. Важно также определить структуру той надсистемы, элементом которой является изучаемый конфликтуй место последне­го в ней.

4. Функции конфликта — его влияние на внешнюю среду и свои подсистемы. Они характеризуют динамику конфликта. По направленности выделяют конст­руктивные и деструктивные функции; по сфере дей­ствия — внешние и внутренние. Основные функции конфликта связаны с его влиянием на противоречие, кон­фликт породившее; настроения; взаимоотношения; эф­фективность индивидуальной деятельности оппонентов; эффективность совместной деятельности группы; взаимо­отношения в группе; внешнюю микро- и макросреду и др.

5. Генезис конфликта—его возникновение, развитие и завершение под действием системы факторов и причин.

К основным группам причин конфликтов относят: объективные; организационно-управленческие; социаль­но-психологические; психологические.

6. Эволюция конфликта — его постепенное, непре­рывное, относительно длительное развитие от простых к более сложным формам.

Макроэволюция конфликтов — изменение их характе­ристик, происходящее с момента возникновения психики у живых организмов и по настоящее время. Она включает эволюции конфликтов у животных и у человека и продол­жается примерно 500 млн. лет.

Эволюция конфликтов у животных имеет следующие 4 типа: межвидовая; внутривидовая; в онтогенезе; эво­люция конкретных конфликтов.

Эволюция конфликтов у человека представлена следую­щими 5 типами:в антропогенезе: в процессе обществен­но-исторического развития человека до XX столетия; в XX веке; в онтогенезе; эволюция конкретных конфликтов.

Мы предполагаем, что по мере эволюции конфликты усложняются, но не совершенствуются. Если в качестве критерия оценки конфликтов выбрать число жертв, то, возможно, человек сегодня является самым деструктив­ным живым существом на планете.

7. Динамика конфликтов — ход развития конкретных конфликтов или их видов во времени. Она включает три периода, каждый из которых состоит из этапов.

I период (латентный) — доконфликтная ситуация: воз­никновение объективной проблемной ситуации взаимо­действия; осознание ее проблемности субъектами; попыт­ки решить проблему неконфликтными способами; воз­никновение предконфликтной ситуации.

II период (открытый) — собственно конфликт: инци­дент; эскалация противодействия; сбалансированное про­тиводействие; поиск способов завершения конфликта; за­вершение конфликта.

III период (латентный) — послеконфликтная ситуа­ция: частичная нормализация отношений оппонентов; полная нормализация их отношений.

8. Системно-информационное описание конфликтов — вид и результат их системного анализа, заключающийся в выявлении закономерностей информационного обмена между основными структурными элементами конфликта, а также между конфликтом и внешней средой. Информа­ция играет ключевую роль в возникновении, развитии, за­вершении, регулировании конфликтов, а также в развитии конфликтологии.

9. Предупреждение конфликтов — в широком смысле — такая организация жизнедеятельности субъектов взаимо­действия, которая сводит к минимуму вероятность возник­новения конфликтов между ними; в узком смысле — деяте­льность субъектов взаимодействия, а также третьих лиц по устранению причин конкретного назревающего конфликта, разрешению противоречия неконфликтными способами. Предупреждение конфликтов связано с созданием объек­тивных, организационно-управленческих, социально-пси­хологических и психологических условий их профилактики.

10. Завершение конфликтов — этап в динамике конф­ликта, заключающийся в его окончании по любым причи­нам. Основные формы: разрешение; урегулирова­ние; затухание; устранение; перерастание в другой конф­ликт (Шипилов, 1999).

11. Исследование и диагностика конфликтов — деятель­ность по выявлению закономерностей развития и особенно­стей конфликтов с целью их конструктивного регулирования. Семь общенаучных принципов изучения конфликтов', раз­вития; всеобщей связи; учета основных законов и парных категорий диалектики; единства теории эксперимента и практики; системного подхода; объективности; конкрет­но-исторического подхода.

Пять принципов конфликтологии: междисциплинарно-сти; преемственности; эволюционизме; личностного под­хода; единства открытых и скрытых элементов конфликта.

Системное изучение конфликтов предпо­лагает системно-структурный, системно-функциональ­ный, системно-генетический, системно-информацион­ный и системно-ситуационный их анализ.

Исследование конфликтов включает 8 эта­пов: разработка программы; определение конкретного объекта; разработка методики; пробное исследование; сбор первичной информации; обработка данных; объяс­нение результатов; формулирование выводов и практиче­ских рекомендации (Ядов, 1987).

Диагностика и регулирование конкрет­ных конфликтов включает 10 этапов и осуществляется на основе описательной, эволюционно-динамической, объ­яснительной, прогностической моделей конкретного конф­ликта; а также модели целей его регулирования, содержате­льного, технологического решений на вмешательство в кон­фликт, деятельности по регулированию конфликта, оценки ее результативности, обобщения полученного опыта.

Основными целями российской конфликтологии, по нашему мнению, сегодня являются:

— интенсивное развитие методологии, теории, мето­дов науки, преодоление крайней разобщенности отраслей конфликтологии, завершение предпара-дигмального этапа становления науки;

— комплексные междисциплинарные исследования всех конфликтов, выступающих объектом науки, накопление и систематизация эмпирических дан­ных о реальных конфликтах;

— создание системы конфликтологического образо­вания в стране, пропаганда конфликтологических знаний в обществе;

— организация в России системы практической рабо­ты конфликтологов по прогнозированию, преду­преждению и урегулированию конфликтов;

— расширение научно-практического взаимодейст­вия с мировым сообществом конфликтологов.

Н. И. Леонов

НОМОТЕТИЧЕСКИЙ И ИДЕОГРАФИЧЕСКИЙ ПОДХОДЫ В КОНФЛИКТОЛОГИИ

Статья посвящена поиску подходов и методов, адекватных такому со­циальному явлению, как конфликт. Трудности, которые здесь возни­кают, обусловлены, с одной стороны, тем, что каждый конфликт для его участников уникален и специфичен, с другой стороны, есть общие закономерности его протекания. Автор актуализирует проблему ин-тегративного подхода к изучению конфликта.

Печатается по изданию:Конфликт и личность в изменяющемся мире. —Ижевск, 2000.

Одной из актуальных задач конфликтологии является поиск подходов для научного анализа конфликтов. Труд­ности этого этапа обусловлены, на наш взгляд, двумя при­чинами. С одной стороны, в отечественной психологии наблюдается этап методологического кризиса, когда ста­новится традиционной необязательность материалисти­ческих представлений о происхождении, функционирова­нии и развитии психики. Это, в свою очередь, ведет к под­мене объективного субъективным как в выборе методов исследования, так и в толковании результатов.

С другой стороны, это объясняется рядом осббенно-стей самого такого социального явления, как конфликт.

Во-первых, конфликты относятся к числу социальных явлений, границы которых расплывчаты и четко не про­сматриваются.

Во-вторых, любой конфликт имеет множе­ство сторон, аспектов, что требует комплексного подхода к его изучению.

 В-третьих, при анализе конфликтных си­туаций практически неустранимы идеологические и цен­ностные ориентации или даже предвзятость исследовате­ля, обусловленная его научными интересами.

На наш взгляд, перспективным является соотношение номотетического с идеографическим подходом к описа­нию и объяснению поведения человека в конфликте.

Идеографический способ исследования должен быть ориентирован на описание и объяснение сложного целого. Описание должно быть полным и конкретным, еди­ничный элемент, т.е. личность, должен быть представлен как уникальный феномен. Номотетическое исследование в противоположность этому ориентировано на открытие общих законов, справедливых для любого частного слу­чая. Основные структуры и процессы раскрываются с по­мощью экспериментальных процедур.

В адрес идеографического метода раздаются упреки, главный из которых — отсутствие объективности. Под этим подразумевается, что полученные результаты в опре­деленной степени зависят от теоретической ориентировки интервьюера и его опыта. Утверждается, что с помощью этого метода невозможно открыть общие законы. Против­ники метода обвиняют приверженцев идеографического исследования в использовании специфических терминов и в излишнем многословии.

Но номотетический подход также подвергается крити­ке. Действительно, на его основе можно открыть общие законы, но, зная эти законы, невозможно составить доста­точно полное представление о личности, поскольку каж­дая личность уникальна.

Резкое противопоставление идеографического и но-мотетического типов описания нередко приводит к пута­нице. Идеографическое описание иногда отождествляют с описанием какого-либо случая. Однако первые исследо­ватели, представляющие описание отдельных случаев, пытались отыскать общие законы поведения.

Например, 3. Фрейд при исследовании внутриличностных конф­ликтов пытался установить общие механизмы, вызывающие исте­рию. Существуют, однако, исследователи, изучающие отельные случаи, чтобы понять субъективные смыслы, образующие внутрен­ний мир конкретного человека.

Херманс пришел к заключению, что не существует противоречия между номотетическими и идеографическими исследованиями.

Психология должна стремиться вывести общие зако­ны. Но общие законы не следует отвергать только потому, что они не могут быть полностью применены в специфи­ческих случаях. Законы должны быть адаптированы для конкретных ситуаций.

Маккей утверждает, что в психологии общие законы могут быть специфицированы применяемо к определенным контекстам, кото­рые могут различаться с точки зрения времени, места и участвую­щих лиц.

Итак, здесь представлены различия между номотети-ческим и идеографическим типами описаний^ Идеогра­фические исследования не тождественны исследованию «единичного» случая. Идеографические исследования мо­гут быть направлены и на раскрытие общих механизмов. Наука ориентирована на нахождение общих законов, в психологии их действие во многом определяется контек­стовыми характеристиками времени, места и группы лю­дей. В тех случаях, когда идеографическое исследование направлено на нахождение общих механизмов, противо­положность этих двух подходов снимается. Если же по­ставлена задача описать уникальную личность посредст­вом идеографического метода, то информация о таких по­казателях групповой статистики, как усредненные показа­тели и коэффициенты корреляции, вряд ли окажется по­лезной.

Идеографические техники основаны на использова­нии психосемантических закономерностей, анализе ин­дивидуальных матриц, при котором пространство само­описания и его содержательные оси не задаются априорно на основе усредненных данных, а выявляются у данного конкретного испытуемого. Результаты интерпретируются не путем соотнесения с «нормой», а относительно других характеристик того же субъекта.

Основоположником «техники индивидуальных реше­ток» является Дж. Келли. Он указал на то, что в системе представлений каждого индивида есть не только «этало­ны» и «стереотипы», присущие любому члену общества, но и специфические, присущие только ему составляющие, обусловленные его индивидуальным опытом. Такие част­ные категории индивидуального сознания, отражающие индивидуальный опыт человека, называются личностны­ми конструктами.

Конструкт, считают В. И. Похилько и Е. О.Федотова, — это одно­временно и бдение, и параметр отношений, с помощью которого че­ловек выделяет, оценивает и прогнозирует события, строит образы, организует свое поведение.

Таким образом, техника репертуарных решеток позво­ляет исследовать образ конфликтной ситуации, а следова­тельно, и поведение в конфликте. В рамках исследования поведения в конфликте мы столкнулись с необходимо­стью построения решетки, измеряющей конфликтность личности.

В литературе предлагается принять За базовую основу решетку сопротивления изменениям, предложенную Хинклом. Важный вопрос возникает о том, какие конст­рукты использовать: выявленные или заданные? Исследо­вания М. М. Главатских показали, что, изучая только кон-фликтность, базирующуюся на теоретических посылках авторов этого подхода, можно использовать только задан­ные конструкты, так как нетранзитивность не зависит от содержательной картины мира человека. Использование заданных конструктов позволяет сравнивать результаты. Но ограниченность их в том, что они не позволяют увидеть индивидуальную конструкцию картины мира человека. Трудности, возникающие перед исследователем, можно избежать, выявляя конструкты на репрезентативной вы­борке и используя дополнительные методы исследования.

В заключение хотелось бы отметить, что на основании анализа индивидуальных конструктов Келли вслед за Бие-ри использует понятие «когнитивная сложность» как «...способность конструировать социальное поведение на основе многочисленных параметров».

Испытуемый с большей степенью когнитивной слож­ности обладает более дифференцированной системой из­мерений для восприятия поведения других по сравнению с испытуемым с меньшей степенью когнитивной сложно­сти. Т. е. чем менее жестки отношения между конструкта­ми, тем сложнее индивидуальная система конструктов че­ловека, если рассматривать ее как показатель близости (сходства) конструктов между собой. Человек с большей степенью когнитивной сложности более лабилен, спосо­бен принять во внимание большее количество аспектов реальности, более адаптивен в смысле реагирования на ситуацию, способен изменить свое мнение в зависимости от изменений условий окружающей реальности. Человек же с меньшей степенью когнитивной сложности более по­стоянен в своих оценках реальности, в способах реагиро­вания на нее. Он не способен быстро и адекватно реагиро­вать на изменение окружающей действительности.

Ответы на эти же вопросы мы можем получить, исполь­зуя методы исследования номотетического подхода.

Н. И. Леонов

ОНТОЛОГИЧЕСКАЯ СУЩНОСТЬ КОНФЛИКТОВ

Рассмотрению природы конфликта и факторов, его обусловливаю­щих, посвящена данная работа. Автор уделяет внимание конфликту наряду с такими явлениями, как кризис, катастрофа, подчеркивая тем самым глобальность его проявления. Дается авторское определение конфликта, что позволяет операционально использовать его в иссле­довательских целях. В целом статья отражает исследовательские под­ходы к изучению конфликта на начало XXI века.

Современная социальная ситуация развития ставит перед человечеством серьезный выбор — или оно будет стремиться к разрешению своих конфликтов, или оно ска­тывается к противостоянию на различных уровнях, вплоть до войн. В настоящее время потребность в научном иссле­довании конфликтов стала очевидной, так как закончился этап игнорирования, замалчивания или негативного от­ношения к конфликту. Конфликт стал реальностью на­шей жизни. Более того, наступил этап, когда в обществен­ном сознании произошли изменения и отношение к кон­фликту стало не только как к естественному, но в некото­рых случаях даже как к желательному явлению. Это по­рождает проблему эффективного управления конфликтом во всех областях его проявления. Многие авторы считают, что решение этой проблемы становится настолько очевид­ным, что либо XXI век станет веком конфликтологии (как науки о конфликтах), либо он будет последним в истории цивилизации.

Сложившаяся ситуация такова, что именно на социаль­но-психологическом уровне можно наиболее глубоко и последовательно выявить общие тенденции возникнове­ния, протекания и разрешения конфликтов.

Основные проблемы, тормозящие развитие конфлик­тологии, теснейшим образом взаимосвязаны, во-первых, с пониманием того, что такое конфликт как социальное явление и каково его место в ряду этих явлений, и, во-вто­рых, с определением подхода, лежащего в основе объясне­ния причин возникновения конфликтов.

Рассматривая проблему конфликта в связи с его местом в ряду социальных явлений, мы видим, что понятие «конф­ликт» чаще подводят под более широкую категорию — про­тиворечие. Но такой способ определения влечет за собой игнорирование специфики собственно конфликтных от­ношений, считают некоторые авторы (А. Г. Здравомыслов, 1996). Поэтому, по их мнению, такое подведение частного под общее недостаточно, а порою и ошибочно. Объясня­ется это тем, что в догматизированной версии марксизма признавалось наличие противоречий в советском обще­стве, преимущественно неантагонистических, но до при­знания конфликтов, тем более социальных, дело не дохо­дило. Основная методологическая установка состояла в том, чтобы подчеркнуть значение единства сторон, цело­стности социально-политической системы. Некоторые авторы утверждали, что единство противоположностей, а не противоречие, является движущей силой развития об­щества. Мышление в этих категориях не давало возможно­сти перейти к конкретному анализу социальных процес­сов, поведения социальных групп и лиц, решающих те или иные вполне определенные конкретные жизненные зада­чи.

Исходя из анализа теоретических положений пробле­мы конфликта, для нас является важным определение сущностного содержание противоречия как противоречия между мотивами, целями субъекта, актуализированными одновременно, примерно равной силы, но противополож­но направленными.

Известно, что развитие всякой системы идет благодаря разрешению противоречий, но противоречия далеко не всегда влекут за собой конфликты. Когда происходит «столкновение» различных сложных систем, то обычно говорят о катастрофе, кризисе, конфликте. Многие иссле­дователи специализируются в каждом из указанных на­правлений и все формы взаимодействия сложных систем характеризуют как через конфликт, так и через кризис и катастрофу.

Катастрофами называются скачкообразные из­менения, возникающие в виде внезапного ответа системы на плавное изменение внешних условий. Источниками те­ории катастроф являются теория особенностей гладких отображений Уитни (складки, сборки) и теория бифурка­ций динамических систем Пуанкаре и Андронова. Катаст-

рофы характеризуют внезапное событие (переворот, бед­ствие), влекущее за собой тяжелые последствия.

Кризисы характеризуют резкий, крутой перелом, тяжелое переходное состояние какого-либо процесса, со­циального института, сферы общества или общества в це­лом. Кризис вызревает как совокупность проявляющихся противоречий в системе и определяется сменой организа­ционных форм в динамическом развитии систем в средах.

Можно отметить, что эти понятия относятся к различ­ным сторонам оценки развития сложных систем:

— катастрофа как процесс внутреннего коренного изме­нения состояния систем;

— кризис как процедура перелома, изменения форм

взаимодействия систем со средой.

Кризисы — смена организационных форм цикличе­ского развития систем, т. е. с позиции обыденного мышле­ния кризис есть нарушение непрерывности. Сущность кризиса заключается в образовании или нарушении пол­ных дезингрессий, т. е. смена форм путем уничтожения каких-либо прежних связей или возникновения новых.

По выражению А. А. Богданова, можно выделить два типа кризисов. Одни кризисы вытекают из нарушения полных дезингрессий, следовательно, разрыва тектологи-ческих границ, т.е. образования новых сфер. Другие, на­против, из образования полных дезингрессий, создания новых границ там, где их не было, т.е. из разрыва связей.

Рассматривая причины и глубину социальных кризи­сов, авторы (Ю. Яковец) отмечают, что кризисы многооб­разны и неповторимы, но поддаются классификациипо ха­рактеру цикличности, объекту деятельности, по длительно­сти и глубине. Они взаимодействуют, углубляя друг друга, проявляя резонансный эффект.

Хотя кризисы неизбежны, общество не бессильно пе­ред ними. Опираясь на теорию циклического развития, оно может предсказывать характер и сроки предстоящих кризисных потрясений, выбирать наиболее эффективные пути выхода из них, нейтрализовать негативные последст­вия как за счет накопленного опыта, так и за счет приобре­тения нового.

Понимание всех происходящих сегодня в обществе процессов невозможно без осмысления сущности конф­ликтов на глубинном уровне. Конфликты вплетены в про­цесс глобализации цивилизации наряду с катастрофами и кризисами. Достаточно указать на то, что особенности по­ведения любого группового социосубъекта в конфликте являются важнейшим* фактором выбора его собственной судьбы (А. А. Гостев). Единственное, с чем человечество пока не может справиться, это с самим собой, со своим мо­гуществом, которое не всегда может разумно использо­вать, следствием чего являются конфликты различного масштаба и значимости. Следует отметить, что конфлик­ты не есть нечто исключительное, а способ разрешения противоречий или способ взаимодействия сложных сис­тем.

Таким образом, мы видим, что конфликту принадле­жит особое место в ряду социальных явлений, которое имеет свое содержание, структуру. Естественным образом возникает необходимость создания понятийного аппарата для описания этого явления. У           Универсальная понятийная схема описания конфликтов, предложенная А.Я. Анцуповым, включает 11 понятийно-категориальных групп: сущ­ность конфликтов, их классификация, структура, функ­ции, генезис, эволюция, динамика, системно-информа­ционное описание конфликтов, предупреждение, завер­шение, исследование и диагностика конфликтов.

Рассматривая сущность конфликтов, автор анализиру­ет их через понятие противоречия. Под социальным конф­ликтом у него понимается наиболее острый способ разви­тия и завершения значимых противоречий, возникающих в процессе социального взаимодействия, заключающийся в противодействии субъектов взаимодействия и сопро­вождающийся их негативными эмоциями по отношению друг к другу.

Следуя логике системного подхода, целесообразно, как нам кажется, опираться на модель конфликта, которая включает: «переменные — пространство — время — зави­симости». Данная модель позволяет учитывать такие дихо­томические показатели социальных явлений, как устой­чивое — изменчивое, статическое — динамическое, одно­мерное — многомерное. Опираясь на данный подход, кон­фликт определяется как форма проявления противоречия, не разрешенного в прошлом или разрешаемого в настоя­щем, которое возникает в ситуации непосредственного взаимодействия субъекта необусловленного противопо­ложно выбранными целями, осознаваемыми или не осоз­наваемыми участниками ситуации действиями, направленными на разрешение или снятие противоречия. Дан­ное определение позволяет перевести проблему конфлик­та на операциональный уровень ее изучения.

Одним из центральных вопросов, требующих своего разрешения в исследовании конфликтов, является вопрос о причинах и факторах, обусловливающих возникновение конфликтных ситуаций и их перерастание в конфликт. Сложность изучения данного явления заключается в том, что исследователю трудно проследить весь процесс воз­никновения и развития конфликтной ситуации. Между исследователями данной проблематики существуют про­тиворечия, связанные с тем, насколько устойчивыми, ста­бильными или же, наоборот, зависимыми от конкретных ситуаций взаимодействия рассматриваются детерминан­ты проявления конфликта. Тех, кто связывает конфликт-ность с образованиями, стабильными во времени (диспо­зициями, конфликтными чертами личности, установка­ми), условно относят к диспозиционному подходу. Тех же исследователей, что склонны рассматривать конфликтное поведение личности как результат исключительного влия­ния ситуационных факторов, как не зависящее от «внут­реннего» ментально-мотивационного, смыслового плана, относят к представителям ситуационного подхода (Хекхаузен, 1986).

В рамках диспозиционного подхода исследовались та­кие социальные мотивы, как аффилиация — стремление заводить дружбу и испытывать привязанность, радоваться другим людям и жить вместе с ними, сотрудничать и обща­ться, присоединяться к группам, возникновение между людьми взаимной и доверительной связи (Хекхаузен, 1986); мотив власти, достижения (изучению которого по­священо множество исследовании, начиная с А. Адлера, включая Райта и других исследователей); потребность в доминировании (MacClelland, Watson, 1973; Veroff, 1957); диспозиция, направленная на достижение контроля над средствами оказания влияния на других людей (Terhune, 1970).

Заслуга данного подхода, несомненно, состоит в разра­ботке оригинальных планов исследований, изобретении разнообразных игр «с переговорами» и «социальных ди­лемм», сочетающихся с предварительным отбором испы­туемых с определенными мотивационными констелляци­ями (Terhune, 1970)

Большая часть психологических исследований, отне­сенных к диспозиционному подходу, посвящена изуче­нию черт личности (личностных диспозиций, черт харак­тера), ответственных за межличностное взаимодействие, и, в частности, за проявление кооперативности— конфликтности.

С целью прогноза поведения человека в широком диа­пазоне ситуаций исследователи пытались очертить круг наиболее универсальных черт личности и создать на этой основе наилучшую модель с точки зрения компактности и воспроизводимости в различных ситуациях. Из множества подходов к этому вопросу большинство авторов выделяет, по крайней мере, три наиболее популярные теории. Это кеттелловская теория «16 PF» (Cattell, Eber, Tatsuoka, 1970), «Пятерка Нормана» (Norman, 1963) и система «PEN» Г. Ю. Айзенка (Айзенк, 1993).

Оригинальная модель, названная авторами «Рекапиту­ляция», была предложена Е. Ван де Влиертом и М, Ейвема (Van de Vliert, Euwema, 1994) в попытке выделить ключевые личностные черты, «управляющие» конфликтным пове­дением. Обозначая проблему и обобщая различные подхо­ды, они анализируют исследования, в которых дается опи­сание, по крайней мере, 44 моделей реакций на конфликт и описание 169 поведенческих тактик, что без введения надлежащей систематизации крайне затрудняет проведе­ние самих исследований и взаимопонимание между уче­ными.

Необходимость создания метатаксономии, характери­зующей связь между различными типами поведения в конфликте в терминах общих личностных факторов, при­вело к эмпирическому исследованию, которое продемон­стрировало, что факторы Согласие (Agreeableness) и Ак­тивность (Activeness) есть наиболее универсальные факто­ры, интегрирующие весь широкий спектр конфликтного поведения (Bales, 1950; Osgood, Suci, Tannenbaum, 1957).

Ситуационный подход делает упор на анализ отдель­ных стратегий, прямо не связанных с личностью. Это по­зволяет учитывать легкость изменения поведения в зави­симости от ситуации и в большей степени акцентировать внимание на адекватности и эффективности той или иной тактики и стратегии.

Менее стабильные образования идентифицируют с понятиями: стратегии поведения в конфликте или стили поведения, реализующиеся через тактики и др. (Buuk, Schaap, Prevoo, 1990; Esser, Walker, Kurtzweil, 1991). Под стратегией понимается набор макроскопических целей. Тактика — средства достижения этих целей. Одна и та же тактика может использоваться в рамках разных стратегий. Соотнося данные категории с устойчивыми регуляторами коммуникативного поведения (установками), отечествен­ные исследователи отмечают, что они являются лишь опе­рациональными эквивалентами (операциональными установками) смысловым установкам, принадлежащим к более высокому иерархическому уровню (М. А. Джерелиевская).

Общепринятыми считаются стратегии, обозначаемые как конфронтация, переговоры, компромисс, уход (De-utsch, 1973 и др.) или соперничество, сотрудничество, ком­промисс, избегание, приспособление (Thomas, 1976 и др.). Также добавляются проблемно-ориентированная страте­гия или переговоры (Kolb, Putnam, 1992; Pruitt, Rubin, 1968), стратегия привлечения третьей стороны, тоже понимае­мая как способ ведения переговоров («third-party strategi­es»), или стратегия посредничества. Различные ее модели последнее время очень популярны (Rubin, Kressel, Frontera, Butler, Fish, 1994).

Исследования, отнесенные ко второму подходу, пред­ставляют большую ценность тем, что, благодаря конкрет­ному описанию чрезвычайно богатого арсенала поведен­ческих компонентов и конкретных ситуаций, дают бога­тейший материал для создания эмпирических индикато­ров исследования и коррекции социального поведения.

Таким образом, необходимо отметить, что дискуссия о роли ситуативных и субъективных (диспозиционных) факторов в детерминации поведения субъекта в конфлик­те сохраняет свою актуальность. А. А. Реан предлагает ис­ходить из принципа дополнительности действия ситуа­тивных (обеспечивающих вариативность) и трансситуа­тивных (обеспечивающих постоянство поведения) факто­ров, утверждая, что в большинстве случаев детерминирую­щими факторами являются личностные факторы, тогда как ситуативные играют роль модулятора (определяя ва­риативность проявления личностных факторов). В неко­торых, гораздо более редких, на его взгляд, случаях иерар­хия факторов может меняться (А, А. Реан, 1999).

«Синтетическая позиция, соединившая в общей фор­муле ситуационные и личностные детерминанты поведе­ния, однако, не имеет должной конкретизации, призван­ной помочь ответить на практические вопросы о реальной обусловленности поведения человека в тех или иных ситу­ациях», — отмечает Н. В. Гришина.

Известные противоречия диспозиционного и ситуа­ционного подходов отчасти могут быть преодолены в рам­ках интеракционизма (теории взаимодействия, базирую­щегося на концепциях Дж, Г. Мида). Данный подход ин­тегрирует влияние устойчивых личностных образований и средовых факторов. В семидесятые годы оформилось на­правление интеракционизма. Эндлер (1976) обосновал следующие положения этого направления:

1.   Поведение есть функция постоянно действующих процессов разнонаправленных взаимодействий между человеком и ситуациями, с которыми он преднамерен­но или непреднамеренно сталкивается.

2.   Человек намеренно и активно участвует во взаимодей­ствиях.

3.   Релевантными характеристиками личности являются мотивы, познание и эмоции.

4.   Существующие черты окружения имеют ситуативную значимость для человека.

Признание взаимовлияния человека и среды требует новой теории и способа оценки среды и взаимоотношений человека и среды. Сегодня наиболее актуальны идеи топо­логической психологии, высказанные в свое время К. Ле­виным. Вообще говоря, существуют три парадигмы взаи­моотношений человека и среды (Saegert&Winkel, 1990):

1. Взаимодействие человека и среды как адаптация. Сре­да выступает как носитель физических особенностей, как сфера взаимодействия между людьми и как источ­ник информации. Средовые изменения в большинстве случаев описаны как изменения природного и техно­логического характера. Человек адаптируется к этим средовым изменениям. Он должен выбирать поведе­ние, адаптивное к событиям. Результатом адаптации или дезадаптации становится изменение личностных черт. Человек может использовать информацию и со­циальную помощь.

288

2.   Взаимодействие человека и среды как использование возможностей. Среда понимается как источник воз­можностей и ограничений для целенаправленных дей­ствий. Индивид стремится достичь своих целей, удов­летворить потребности, реализовать проекты. Среда в данном случае описывается как временная и простран­ственная структура.

3.   Систему «человек — окружение» можно рассматривать как поле взаимодействия социокультурных сил. Среда — набор культурно обусловленных систем и установок. Среда изменяется в силу политических, социальных, культурных и экономических перемен. Человек — фе­номен, который соответствует социокультурной сис­теме и воспроизводит ее. Человек изменяется, потому что социокулыурная система требует изменений в по­ведении.

Следовательно, эти три парадигмы могут служить основанием интегративного подхода в исследованиях по­ведения субъекта (личности, группы) в конфликте.

В этом контексте интересными как в научном, так и в практическом плане являются исследования индивидуаль­ного стиля поведения в конфликте (Н. И. Леонов). Индиви­дуальный стиль поведения с содержательной точки зрения, включающей в себя все атрибуты объективной ситуации и личности в ней, выступает как мера активности личности в контексте различных видов сопряженной активности.

Таким образом, интегративный подход позволяет се­годня наиболее целостно прояснять сущностные законо­мерности возникновения, развития и разрешения конф­ликтов во всех сферах жизнедеятельности человека.