Второй подразумевает обязательное сосредоточение внимания на той проблеме, решение которой требует создания системы показа­телей. Следовательно, имеется в виду максимальная дезагрегация самих показателей и их блоков на профильных направлениях теоре­тической или практической работы и столь же максимальная агрега­ция — на «фоновых», вспомогательных направлениях. Нарушения обоих принципов чреваты падением информативности, вообще эф­фективности индикаторных систем.

Подбор конкретных показателей каждого блока должен возможно полнее соответствовать детально разработанным в со­циологической литературе принципам системности, репрезентатив­ности, адекватности, информативности (различительности), сопос­тавимости, обоснованности, эффективности, экономичности, агрегатируемости, универсальности и функциональности. Это означает, что каждый показатель должен быть не случайным элементом оп­ределенной системы показателей, придающей операции измерения заранее установленный смысл; должен достаточно полно отражать особенности и характер той или иной стороны измеряемого явле­ния, содействовать четкому разграничению оценок различного состояния последнего, давать достаточную информацию для его содержательного анализа, обеспечивать возможность соизмерения двух или более различных состояний явления либо одинаковых со­стояний различных (но однородных) явлений. Показатель должен содействовать достижению определенных целей теории или практи­ки, должен быть максимально эффективным при минимальной зат­рате времени, сил и средств на измерительные операции с его помо­щью, должен обладать способностью к агрегации и дезагрегации, должен быть пригоден для измерения всех однотипных явлений, со­ответствовать цели и задачам каждой исследовательской операции, в которой он применяется.

5. Информационный анализ текстов, потенциально

содержащих искомые индикатумы

Современная наука располагает достаточно большим числом разновидностей анализа документальных источников: применяемый в социологии и социальной психологии контент-анализ, в архивове­дении и информатике — методы аналитической обработки перво­источников для создания массивов вторичных элементов (обзоров, рефератов, аннотаций и пр.), виды индексирования (кодирования) содержащейся в источниках фактической информации; методы це­левого преобразования текстов первоисточников, содержание кото­рых в зависимости от поисковой задачи расчленяется на блоки ин­формации, пригодной для хранения в памяти ЭВМ; банки данных, используемые в ходе вторичной обработки банка уже использован­ной информации для построения различных информационных сис­тем. Общая и наиболее существенная характеристика, объединяю­щая все эти методы — минимизация элемента субъективности при изучении текстовых материалов и выведение анализа текстов на воз­можно более объективную научную основу. Отсюда — тенденция к разработке обоснования критериев как для отбора источников, под­лежащих информационному анализу, так и для формализованного представления содержащейся в них информации — непременного условия последующей статистической обработки.

Информационный анализ разнопредметных и разнотипных текстов, описывающих самые различные подсистемы челове­ческой деятельности, позволяет:

1) систематически обрабатывать и сопоставлять имеющи­еся в литературе представления об изучаемом объекте, о соот­ветствующих этим представлениям подходах к конструированию систем социальных показателей. Этот вид информационного анали­за ориентирован на последовательное изучение уже существую­щих концепций гносеологического объекта и связанных с ними категорий. Он предполагает систематическое обследование текстов, содержащих названные концепции, в целях сопоставления и система­тизации имеющихся в них сведений;

2) сводить разнопредметные знания об этом социальном объек­те в систему под избранным углом зрения. Этот менее распростра­ненный вид, так называемый информационно-целевой анализ, ори­ентированный непосредственно на гносеологический объект, на гипотезу относительно сущности исследуемого объекта, воспроиз­ведение целостности которого на языке показателей является целью проводимого анализа. По характеру проведения он похож на экспе­римент, где в качестве объекта исследования выступает совокуп­ность текстов, причем каждый конкретный текст признается инфор­мативным для исследователя лишь в той мере, в какой в его содержа­нии обнаруживаются сведения, соответствующие целям предпри­нимаемого эксперимента.

При информационно-целевом анализе тексту приписывается некоторая мера информативности, которая поддается измерению и может быть как первичной — характеризующей потенциальную способность конкретного текста донести до читающего замысел, основное коммуникативное намерение его автора, так и вторичной — характеризующей потенциальную способность конкретного тек­ста служить источником тех сведений, которые ищет в нем читатель. При этом вторичная информативность текста часто не только не совпадает с первичной, но в абстракции от нее приводит к искажению смысловой информации, заложенной в тексте.

Исследовательская ситуация складывается таким образом, что на первый план выходит вторичная информативность текста Необ­ходимость отвлечения от конкретных коммуникативных целей авто­ра текста (за исключением тех случаев, когда эти цели оказываются в русле гипотезы эксперимента) диктуется здесь самой задачей изу­чения информационного массива, направленной на то, чтобы выя­вить и систематизировать элементы, связанные с исследуемым объек­том, а затем установить нормативные и реальные связи, в которые они вступают в рамках той или иной сферы функционирования объекта.

Будучи методом синтетическим, информационно-целевой анализ текстов соединяет в себе моменты, свойственные различ­ным методам информационного анализа текстов: дедуктивному (контент-анализ), где исследователь подходит к тексту, располагая апри­орно сконструированными им аналитическими категориями, и ин­дуктивному, где исследователь отталкивается от текста, фиксируя в нем искомые термины и терминологические конструкции, отвеча­ющие задачам построения потенциальных показателей исследуемо­го объекта. Присутствует в нем и информационный подход к систе­матизации терминологии, в рамках которого извлеченные из тек­стов элементы берутся не сами по себе, а ставятся в жесткие коорди­наты семантических отношений, основанных на предварительном анализе системы согласованных и взаимосвязанных дефиниций.

Построение системы социальных показателей на основе способа информационно-целевого анализа текстов предпола­гает использование двух групп методик, организованных на основе одного общего принципа: ориентация на выявление, с одной стороны, нормативных и с другой — реальных струк­тур исследуемого социального объекта.

Первая группа методик включает информационно-целевой ана­лиз текстов, описывающих те или иные сферы деятельности, и пред­назначается для извлечения из текстов данных, необходимых для по­строения нормативных моделей деятельности и взаимодействия социальных субъектов.

Вторая группа методик —  опросы экспертов и населения, вклю­ченное наблюдение и пр. —  предназначается для выявления реаль­ных структур деятельности и взаимодействия социальных объектов. При этом в основу методик второй группы положена та же исследо­вательская схема, что и в основу предварительного информацион­но-целевого анализа текстовых массивов.

Для построения общей исследовательской схемы требуется дать обоснованные ответы на следующие вопросы:

1. Какая из компонент (а следовательно, из соответствую­щих ей категорий анализа) исследуемого объекта принимает­ся за исходную при выработке операционального определе­ния те что именно дополнить «ключом» при анализе текстов?

2. Какие элементы содержания текстов, по каким парамет­рам и почему должны быть приняты в расчет при информаци­онно-целевом анализе текстов?

3. Какие методы можно использовать для трансформации выяв­ленных элементов содержания текстов в параметры нормативных моделей деятельности и взаимодействия социальных субъектов спо­собные служить основой для построения системы нормативных показателей.

4. На основе какой информации такие показатели смогут получить не только качественное, но и количественное выражение?

Иначе говоря, прежде чем приступить к анализу текстов с целью выявления элементов, составляющих основу систем показателей социальных явлений, необходимо провести осно­вательную теоретико-методологическую работу по концепту­ализации объекта исследования в таком плане, чтобы соот­ветствующие элементы текста «трансформировались» в пока­затели не случайно, а в соответствии с определенными крите­риями, заложенными в программу исследования.

Первый этап собственно исследования начинают с пило­тажного анализа текстов, что позволит уточнить список ос­новополагающих категорий анализа, более четко определить харак­тер соответствующих этим критериям эмпирических референтов, после чего составить вопросники для сбора информации, сопоста­вимой с результатами последующего информационно-целевого анализа текстов.

Далее следует опрос и включенное наблюдение исследователя как способы формирования массива первичной информации, при­годной для сопоставления со вторичной информацией, полученной из анализа литературы. Используют два вопросника: один адресо­ван рядовым гражданам, представителям различных социальных групп населения, второй — должностным лицам или специалистам. Каждый вопросник выполняется в двух вариантах: один выявляет настоящее положение вещей и планируемое будущее, второй — сте­пень реализации намеченных планов спустя определенный период вре­мени.

Второй этап составляет собственно анализ текстов. Во избежа­ние ошибок и трудностей, связанных с анализом разнообразных ис­точников, целесообразно вначале отработать методику выявления элементов текста в интересующем исследователя плане. Для этой цели лучше всего обследовать материалы нормативного характера, с четкими формулировками категорий (словари, справочники и т.п.). Приемы, отработанные на подобных четких и компактных текстах, нетрудно перевести на тексты, описывающие те или иные сферы интересующего нас объекта, а затем и на более расплывчатые и потому более трудные для аналитических операций тексты из лите­ратуры по исследуемой проблематике. Создание же перечней эле­ментов содержания текстов, отвечающих избранным категориям анализа, позволяет путем рассмотрения их семантических связей в текстах различного характера перейти к построению «сеток отноше­ний» между элементами, включенными в перечни, — необходимой предпосылки для систематизации совокупностей показателей, све­дения их в системы. Возникает возможность использовать эти систе­мы для построения не только исходных, но и прогностических моде­лей (поисковых и нормативных). Так, при наличии развернутых «се­ток отношений» можно прогнозировать, в каких именно конкрет­ных условиях оказываются необходимыми определенные парамет­ры (признаки) социальных субъектов деятельности или, напротив, какие условия необходимы для заранее известных субъектов дея­тельности, или на какие результаты допустимо рассчитывать при зара­нее известных субъектах и условиях деятельности, или какие значения могут иметь эти результаты при прочих известных параметрах, и т.д.

Такая методика информационно-целевого анализа текстов тре­бует усилий сравнительно большого рабочего коллектива в течение сравнительно долгого периода. Это можно минимизировать плано­мерным переходом от одной группы однородных текстов к другой, более сложной для обработки. Другой путь снижения трудоемкости и повышения эффективности этой методики — предварительное моделирование явлений и процессов, которые излагаются в текстах, подлежащих анализу. По сути дела, предлагаемая методика сама от­крывает один из путей к моделированию исследуемого объекта.

Построение исходной модели любым из предложенных спосо­бов преследует одну цель: формализовать объект прогнозирования, представить его в виде системы показателей, по каждому из которых можно будет построить динамические ряды (переменных, характе­ристик, конкретных данных) на всем протяжении периода основания  и упреждения прогноза. Система показателей дает возможность осуществить качественный анализ того или иного динамического ряда, — построить матрицу или математическое уравнение, а главное, позволяет осуществить полноценный аналитический и диагностический подход к объекту исследования, без чего невозможен сам прогноз — поисковая или нормативная разработка исходных данных.

Последовательность операций при построении

исходной (базовой) модели

Последовательность операций следующая:

1. Составление предварительного перечня индикатумов (на­званий возможных показателей) исходной модели с помощью одного или нескольких из следующих апробированных методов:

— предварительный анализ аналогичных моделей, имею­щихся в литературе;

— информационный анализ текстов, потенциально содер­жащих искомые индикатумы;

— очный опрос экспертов, способных назвать искомые ин­дикатумы;

— заочный опрос экспертов с той же целью;

— так называемый имитационный опрос экспертов с той же це­лью (анализ научной литературы по предмету исследования, при котором авторы рассматриваются как эксперты, а соответствующие цитаты из их трудов — как эспертные оценки по заранее из­бранному кругу вопросов);

— опрос населения;

— моделирование (операции с моделями предмета иссле­дования).

Наиболее экономичен в отношении средств, сил и времени очный опрос экспертов «методом комиссии» или «методом мозговой атаки». Но этот способ оправдывает себя только в том случае, если предмет исследования относительно несло­жен, если контуры исходной модели более или менее ясны, если компетентность экспертов не вызывает сомнений, наконец, если средства, силы и время не позволяют вращаться к другим методам. Во всех остальных случаях целесообразно подкре­пить очный опрос экспертов еще одним или несколькими кон­трольными методами.

2. Сведение предварительного перечня к состоянию, пригодно­му для проведения дальнейших операций. Как правило, предвари­тельный перечень насчитывает многие десятки, нередко сотни, а иногда и тысячи индикатумов. Правда, большинство из них обычно дублируют содержание друг друга. Поэтому в начале операции по сведению предварительного перечня к состоянию, пригодному для исследования, проводится содержательный анализ перечня с целью вычеркнуть индикатум-дублеры. Но и после этого число показате­лей обычно остается неприемлемо большим. Эмпирически уста­новлено, что индикаторная система удобна для оперирования с нею, и главное, для осмысления ее с целью выработки рекомендаций на ее основе, только при масштабе порядка десятков (а отнюдь не со­тен, и тем более не тысяч) показателей, — и чем меньше десятков, тем ближе к оптимуму. Идеальным было бы наличие лишь несколь­ких показателей, но это грозит подорвать репрезентативность индикаторной системы, сделать ее односторонней и дать искаженное представление о предмете исследования.

Выявлено три способа минимизации индикаторной системы до оптимальных масштабов:

а) замена групп однородных показателей обобщающими индек­сами. Это — наиболее эффективный способ, но применение его требует предварительного развития теории индексации социальных явлений и процессов, находящейся пока в зачаточном состоянии;

б) агрегация групп однородных показателей с конструировани­ем высокоагрегированных показателей более общего характера, чем первоначальные частные. Этот способ проще и применяется чаще, но также требует для повышения своей эффективности предвари­тельного развития теории, находящейся в ненамного лучшем состо­янием, чем предыдущая;

в) выделение по каждой группе однородных показателей так называемого «проблемного», т.е. показателя, наиболее тесно коррелирующего с какой-либо отдельной социальной проблемой, ради которой предпринимается соответствующее исследование, остав­ляя все прочие по необходимости без внимания. Такой способ наи­более экономичен и весьма оперативен, но грозит односторонним подходом и требует ясного представления о проблеме исследова­ния, ее четкой формулировки.

Вторая часть этой операции заключается в минимизации числа показателей исходной модели одним из трех названных способов.

3. Обсуждение (очный или заочный опрос более широкого кру­га экспертов) с целью уточнения полученной модели «методом ко­миссии», методом деструктивной отнесенной оценки или разновид­ностью дельфийской техники — в зависимости от степени сложнос­ти, особенностей и степени разработанности предмета исследова­ния, а также от степени уверенности исследовательской группы в адекватности модели предмету исследования.

4. Доработка исходной модели на основании обсуждения мето­дом деструктивной отнесенной оценки и ее окончательная редакция с помощью методов системного анализа.

5. Индикация исходной модели (мобилизация количественной информации и построение динамических рядов индикаторов по каж­дому показателю исходной модели соответственно установленным индикатумам на весь период основания прогноза).

6. Прогнозная ретроспекция — анализ динамических рядов ис­ходной модели с целью выявить особенности тенденций развития предмета исследования.

7. Прогнозный анализ—анализ выявленных тенденций предме­та исследования с целью определения адекватности последующих операций собственно прогнозирования.

Конечный результат процедуры построения базовой модели и ее анализа — удобная для последующих операций модель предмета исследования и комментарии — пояснения к ней, определяющие порядок дальнейшей работы.

Построение модели прогнозного фона

Исходная модель социального прогноза не будет адекватна зада­чам и цели исследования, если она не сопрягается с моделью про­гнозного фона.

Прогнозный фон — это совокупность внешних факторов, влия­ющих на развитие объекта исследования. Данные прогнозного фона выражаются такими же показателями, как и характеристики иссле­дуемого объекта, но в отличие от них, выявленных путем проведе­ния социологического исследования, берутся готовыми или постули­руются условно. Сопоставление профильных и фоновых данных по­зволяет анализировать исследуемое явление с целью разработки про­гноза.

Стандартные аспекты прогнозного фона:

— научно-технический;

— демографический;

— экономический;

— социологический;

— социально-культурный;

— политический;

— международный.

Научно-технический фон: ожидаемые изменения топливно-энергетического, материально-сырьевого, транспортно-коммуникативного, межотраслевого, продовольственного и других балансов; наи­более значительные нововведения в области электрификации, хими­зации, биологизации, космизации, механизации, автоматизации, ком­пьютеризации общественного производства.

Демографический фон: наиболее существенные применитель­но к объекту исследования изменения демографического баланса — рождаемости, смертности, естественного и искусственного (в ре­зультате миграций) прироста или убыли населения.

Экономический фон: проблемы экономической ситуации в стране, данные эффективности общественного производства, балан­са доходов-расходов населения и т.д.

Социологический фон: внепрофильные данные по социальным потребностям и структурам, организации и управления, которые тесно связаны с профильными.

Социально-культурный фон: нововведения в материально-технической или организационно-информационной базе учреждений образования и культуры, которые оказывают наиболее суще­ственные воздействия на функционирование и развитие этих уч­реждений.

Политический фон: 1) внутриполитический — нововведения государственно-правового, законодательного, в частности, порядка, которые ставят в определенные рамки социальное развитие обще­ства по профильным показателям; 2) международный — данные о процессах развития международных отношений, назревания воен­но-политических конфликтов, разрядки, разоружения, развития ми­ровой торговли, контактов в сфере культуры.

Фоновые данные охватывают тот минимум факторов научно-технического, демографического, экономического, социологичес­кого, социокультурного, внутри- и внешнеполитического характера, которые оказывают наибольшее влияние на тенденции и перспекти­вы развития объекта исследования.

Выбранные данные прогнозного фона необходимо свести в сис­тему показателей, а затем последовательно сопоставить профиль­ную систему показателей с фоновой, систему с системой, показа­тель с показателем, выявляя наиболее тесные связи между ними.

Сложность этого этапа заключается в том, что при сопоставле­нии профильных и фоновых данных необходимо учитывать взаимо­действие большого количества характеристик, которые с трудом или совсем не поддаются измерению и могут быть представлены только в виде качественных оценок. Поэтому для данной операции использу­ют различные системы приемов соотнесения профиля и фона, одной из которых является принцип системного подхода. Суть его состоит в следующем:

— рассматривать объект исследования как комплекс взаимосвя­занных элементов (включая обратную связь);

— рассматривать этот комплекс в единстве с внешними факторами, которые обуславливают его функционирование и развитие;

— рассматривать объект, если это возможно, как подсистему, элемент системы более общего порядка;

— рассматривать элементы комплекса, в свою очередь, как час­тные системы со своими собственными подсистемами;

— выявлять, с учетом перечисленных требований, закономер­ности функционирования и развития объекта для выработки реко­мендаций по оптимизации управления им.

Собственно методология системного анализа в общем виде та­кова: исследуемая система представляется в виде объектов, их свойств и связей между ними. К системным объектам относятся: вход, про­цесс, выход, обратная связь, ограничения. «Вход» — состояние, пред­шествующее процессу и изменяющееся при его протекании. «Вы­ход» — результат, конечное состояние процесса. «Процесс» — преобразование «входа» в «выход». «Обратная связь» обеспечи­вает соответствие между фактическим и желательным «выходом» путем изменения «входа». «Ограничение» — разница между «вы­ходом» и требованиями к нему как «входу» в последующую систе­му. В подсистеме «обратной связи» сравнивается ожидаемый «вход» с желательным, выявляется различие, вырабатывается ре­шение о воздействии на «вход» с целью ликвидации или минимиза­ции различия. В подсистеме «ограничение», «выход» анализирует­ся с позиции его последующих модификаций, причем учитывается цель системы и определяются принуждающие связи (разновидность обратной связи), которые согласуются с требованиями к нему на «входе» в последующую систему.

Если между необходимым (желательным) и существующим (ожидаемым) входом есть различие, то оно фиксируется как наличие проблемной ситуации. Проблема — это разница меж­ду существующей и желательной системой, решение ее — осо­бая система, заполняющая разрыв между ними.

Конструирование такой системы осуществляется путем выяснения условий, цели и возможности решения проблемы. Если они известны полностью, проблема носит чисто количе­ственный характер, если известны лишь частично — качественный. Номенклатура функций решения проблемы включает: выявление проблемы, оценку степени ее актуальности, определение ограниче­ния (цели и принуждающих связей) критериев измерения степени приближения действительного и желательного, анализ действитель­ного, определение структуры возможностей для построения набо­ра альтернатив и выбор из них оптимальной, принятие решения, его реализация и определение ее результатов.

Перечисленные основополагающие принципы системного под­хода можно взять в качестве методологической основы системного анализа данных исходной модели и прогнозного фона. При этом «входом» будет показатель или группа показателей в качестве эле­мента или подсистемы профильного объекта, сопряженные с тем или иным элементом его подсистемой прогнозного фона. «Процесс» — оценка степени воздействия прогнозного фона на объект. «Обратная связь» — уточнение или изменение исходных показате­лей. «Ограничения» диктуются особенностями прогнозируемого объекта и его прогнозного фона в целом или особенностями об­становки, в которой рассматривается объект. На «выходе» получа­ются выводы о перспективном значении той или иной взаимосвязи.

Как только устанавливается перспективное значение той или иной корреляции, обнаруживается перспективная социальная проблема, от постановки которой во многом зависит характер и конкретные особенности преобразования исходных показателей в прогности­ческую поисковую модель. При этом «вход» — это поставленная проблема, «процесс» охватывает особенности ее назревания и (или) разрешения, «обратная связь» дает возможность уточнить или из­менить при необходимости постановку проблемы, «ограничения» вытекают из операции объекта, к которому относится проблема. На «выходе» получается оценка ожидаемых результатов назревания и (или) разрешения проблемы при наметавшихся тенденциях.

Последовательность операций при построении модели

прогнозного фона и ее анализа

Это следующие операции:

1. Составление предварительного перечня индикатумов модели прогнозного фона по всем семи разделам. Два после­дних раздела (политический и международный) в социальных про­гнозах обычно постулируют условную неизменность фона на весь период упреждения, за исключением тех случаев, когда политичес­кие вопросы входят непосредственно в предмет исследования. Два предыдущих раздела (социологический и социокультурный) также в социальных прогнозах обычно большей частью входят в предмет исследования.

Наиболее детально в социальном прогнозировании разрабатыва­ются три первых раздела (научно-технический, демографический и экономический). Из первого наибольший интерес представляют данные о топливно-энергетической и материально-сырьевой базе, уровне механизации — автоматизации — компьютеризации производства, перспективах строительства, транспорта и средств связи, из второго — о динамике, структуре и миграции населения, из третьего — масшта­бах и характере ассигнований на соответствующие социальные нужды.

2. Сведение предварительного перечня к состоянию, пригодно­му для дальнейших операций, одним из способов: заменой групп однородных показателей обобщающими индексами, агрегацией групп однородных показателей с конструированием показателей более об­щего характера; выделением из каждой группы однородных показате­лей «проблемного» показателя.

3. Обсуждение с целью уточнения полученной модели, ме­тодами «комиссии», деструктивной отнесенной оценки или разновидностью дельфийской техники. Если предмет исследова­ния не особенно сложен, возможно совмещение операций 2 и 3.

4. Доработка модели прогнозного фона на основе обсуж­дения методами системного анализа.

5. Индикация модели прогнозного фона (мобилизация ко­личественной информации в имеющейся литературе, по зака­зам в компетентных учреждениях или условно постулируемой, с построением динамических рядов).

6. Прогнозная ретроспекции фоновых данных.

7. Прогнозный анализ фоновых данных, заключающих в себе не только тенденции периода основания, как в исходной модели, но и тренды периода упреждения по полученным (или постулированным) готовым данным.

Конечный результат — документ того же объема и характера, что и разработанный для построения исходной модели. Иногда для более основательной ориентации последующих операций к обоим документам добавляют так называемый предмодельный сценарий (в смысле — предшествующий прогнозным моделям), который по существу является дальнейшим развитием концептуальных рабочих гипотез и содержит общие предварительные соображения о возможном и желательном состоянии объекта исследования в будущем с учетом данных прогнозного фона.

Лекция 12

ПОИСКОВЫЙ ПРОГНОЗ

1. Методика прогнозного поиска

При сравнении обществоведческих и естественнонаучных прогнозов легко прослеживаются их специфические особенности. Мы уже говорили, что большинство объектов исследования в естествен­ных и технических науках совсем или почти не поддается видоизме­нению посредством действий на основе решения, принятого с уче­том прогноза. Во всех без исключения сферах исследования есте-160ственных и технических наук — атмосфере, гидросфере, литосфере, биосфере, техносфере, космосфере, микросфере и т.п. — речь мо­жет идти только о безусловном предсказании возможного реально­го состояния прогнозируемого объекта с целью приспособиться к этому состоянию (например, прогноз погоды).

Объекты исследования общественных наук, как правило, срав­нительно легко поддаются видоизменению с помощью действий на основе решения, принятого с учетом прогноза. Именно это обстоя­тельство делает методологически несостоятельной ориентацию про­гноза на получение безусловного предсказания: любое предвосхи­щение возможного будущего реального состояния прогнозируемо­го объекта, а также решения и действия на основе такого предсказания видоизменят исходное состояние, и прогноз станет недостоверен.

Тем не менее, многие социальные процессы, теоретически поддающиеся управлению, на практике развиваются стихийно, что дает основание применять к ним методы естествоведческих прогнозов. При этом следует иметь в виду, что стихийность протекания анали­зируемого процесса может смениться строго контролируемым це­ленаправленным развитием (например, давно назрела необходи­мость таких перемен в сферах расселения, градостроительства, демографии и многих других). Такие изменения могут осуществляться как волевым порядком, так и с учетом научного анализа, диагноза и прогноза исследуемого явления. Из этого следует, что в отличие от естественнонаучных социальный прогноз должен быть ориентирован не на безусловное предсказание, а на содействие оптимизации принимаемых решений.

Реализуется эта задача путем использования исследовательской техники поискового и нормативного прогнозирования, дающего достаточно обоснованные материалы при выработке рекоменда­ций для целеполагания, планирования, проектирования и управле­ния в целом.

Основная задача поискового прогноза при этом — выявление перспективных проблем, подлежащих решению средствами управ­ления. Предсказание в данном случае носит сугубо условный харак­тер, базирующийся на абстрагировании от возможного и даже не­обходимого вмешательства со стороны сферы управления. Мето­дологически недопустимо сводить социальный прогноз к поиску, но столь же недопустимо переходить сразу к нормативной разра­ботке данной модели, не имея представления о проблемной ситуации, в условиях которой и для преодоления которой будет функцио­нировать предложенный оптимум.

В наиболее общем виде поисковый (изыскательский, исследовательский, трендовый, генетический, эксплоративный) прогноз выг­лядит как условное продолжение в будущее тенденций развития изучаемых явлений, закономерности развития которых в прошлом и настоящем достаточно хорошо известны. При этом заведомо абстрагируются от возможных и даже необходимых, неизбежных плано­вых, программных проектных и организационных решений, способ­ных существенно изменить наметившиеся тенденции. Суть и цель прогнозного поиска не в адекватном предвосхищении будущего ре­ального состояния прогнозируемого объекта, а в выяснении того, что реально произойдет при сохранении существующих тенденций развития, т.е. при условии, что сфера влияния не выработает поиско­вых решений, способных изменить неблагоприятные тенденции.

Исследовательская техника разработки поискового прогноза базируется на принципе экстраполяции в будущее (или интерполяции отсутствующих значений) динамических и на данных, закономерно­сти развития которых в прошлом известны. Собственно экстраполя­ция (интерполяция) может быть довольно сложной, учитывающей разнообразные факторы и делающей прогноз более информатив­ным. При этом на практике поисковый прогноз дает не одно, а це­лый ряд возможных значений, позволяющих точнее ориентироваться в складывающейся ситуации.

Наиболее простой является так называемая прямая (механичес­кая, наивная) экстраполяция, которая продолжает начатый динами­ческий ряд со времени основания до времени упреждения прогно­за, реализуясь по принципу: если имеется 1, 2, 3, 4 (период основа­ния), то при условии невмешательства извне и сохранения наметив­шейся тенденции динамический ряд будет выглядеть как 5, 6, 7, 8 и т.д. по периоду упреждения (или в случае интерполяции: если 1, 2, 3, 6, 7, 8, то в середине окажется 4, 5) Не следует недооценивать эффек­тивность такой логики: во многих случаях жизни важные социальные процессы развиваются именно подобным образом и прогноз на этой основе оказывается в высокой степени достоверным.

Правда, на практике социальные прогнозы часто развертывают­ся гораздо более сложным образом — не обязательно линейно, а, допустим, в геометрической прогрессии, экспоненциально, гипер­болически, логистически и т.д. Однако на каждый такой случай существует или может быть введена соответствующая математичес­кая формула, позволяющая усложнять экстраполяцию до любой требуемой степени. Поэтому 1, 2, 3, 4 не обязательно должны озна­чать в экстраполяции 5, 6, 7, 8. Экстраполяция может выглядеть и как 6, 9, 15, 24, и как 16, 32, 64, 128, и даже как 5, 4, 3, 2, 1 (в зависимости от используемой формулы). Она может быть не только количествен­ной (статистической), но и качественной (логической), например при экстраполяции какого-нибудь явления на более широкий круг дру­гих явлений во времени или пространстве (либо в том и другом сразу) с использованием метода аналогии.

Такая техника широко используется в естествоведческих прогно­зах в тех случаях, когда исследуемые процессы развиваются сооб­разно выявленным закономерностям устойчиво, без отклонений и колебаний. В социальной сфере такие процессы встречаются редко. Как правило, в своем развитии они претерпевают изменения, мате­матическая формализация которых требует использования дополни­тельных приемов минимизации недочетов прямой экстраполяции.

Один из них — вычленение крайних возможных значений экстраполируемого динамического ряда по заранее заданным критери­ям, т.е. определение верхней и нижней экстрем. Причем предпола­гается, что за верхней экстремой простирается область абсолютно нереального, фантастического, а за нижней — абсолютной невоз­можности функционирования прогнозируемого объекта, область катастрофического. Сложность в использовании этого приема — определение и основание критериев построения экстрем.

Другой прием (дополняющий первый) — определение наибо­лее вероятного значения с учетом данных прогнозного фона (науч­но-технического, демографического, экономического, социологи­ческого, социокультурного, политического и международного). Не­обходимо выявить по каждой группе наиболее информативные в каждом конкретном случае показатели и соотнести их со значения­ми прямой экстраполяции, а если понадобится, — и со значениями верхней и нижней экстрем. В результате операции будет определе­но значение наиболее вероятного тренда — экстраполированной в будущее тенденции.

Таким образом, поисковый прогноз содержит четыре основные компоненты:

1) данные прямой экстраполяции динамических рядов исходной модели, служащие первоначальным ориентиром дальнейших про­гнозных построений;

2) верхняя экстрема прогнозного поиска: результат сопоставле­ния данных первой поисковой модели с данными прогнозного фона. Позволяет определить максимальное отклонение тренда в сторону области нереального;

3) нижняя экстрема прогнозного поиска: вычисляется теми же способами, что и верхняя. Определяют максимально возможное отклонение тренда до предела, за которым начинается область ката­строфического;

4) наиболее вероятный тренд (экстраполированная в будущее тенденция) между верхней и нижней экстремами с учетом данных прогнозного фона.

В процессе прогностического исследования недопустимо при­нижение значения ни одного из перечисленных компонентов. Пер­вые три (прямая экстраполяция, верхняя и нижняя экстремы) слу­жат как бы ограничителями наиболее вероятного тренда, очерчива­ющими границы реального в возможных его изменениях. Прямая экстраполяция здесь играет роль исходного момента, сдерживаю­щего фактора при чрезмерном разбросе оценок противоречащих данных прогнозного фона.

Вместе же взятые, все четыре компоненты расширяют познава­тельные возможности лиц, принимающих решения, показывают недопустимость решений, выводящих объект на уровень утопии или катастрофы, стимулируют эвристичность мышления, дают возмож­ность более основательно взвешивать возможные последствия при­нимаемых решений, а все это вместе обеспечивает высокую сте­пень объективности и, следовательно, эффективность этих решений.

Необходимо также отметить, что при разработке целевых, пла­новых, программных, проектных, организационных прогнозов спе­цифические особенности поискового прогноза будут проявляться сообразно особенностям процессов разработки целей, планов, про­грамм, проектов, организационных решений. Результатом прогноз­ного поиска будет не реально ожидаемое состояние, к которому следует приспособиться, а комплекс проблем, которые необходи­мо решить. Сама по себе цель поискового прогноза — выявление ожидаемого проблемного состояния, перспективных проблем, каждая из которых является составляющим звеном своеобразной ситуации — проблемной.

2. Проблемная ситуация и перспективы ее развития

Наиболее важный этап разработки поискового прогноза — постро­ение прогностической модели путем преобразования параметров исходной по законам прогностики и возможно более объективной интерпретации этих данных. Сущность этой процедуры сводится к выяснению особенностей перспектив дальнейшего развития объек­та исследования при наметившихся тенденциях с условным абстра­гированием от возможного или необходимого вмешательства со стороны сферы управления, т.е. к выяснению особенностей про­цесса назревания перспективной социальной проблемы (или ее раз­решения, если таковое уже наметилось, и проблема, таким образом, носит преходящий, текущий характер). Методология системного подхода требует рассмотрения каждой проблемы в контексте систе­мы — определенного проблемного состояния, более того, в рамках метасистемы — комплекса подобных состояний, который именует­ся проблемной ситуацией.

Собственно процедура построения поисковой прогностической модели состоит из изучения и затем — формализации качественно-количественных оценок перспектив развития проблемной ситуации. Основные характеристики развития этого социального явления таковы:

— проблема как особого вида противоречие, разрыв между действительным и желательным;

— проблемное состояние, при котором объективно существует и субъективно осознается человеком, социальной группой или об­ществом в целом необходимость существенных изменений, чтобы по возможности сблизить желательное и действительное состояния;

— проблемная ситуация как совокупность проблемных состоя­ний, такое положение вещей в какой-либо области в целом, при ко­тором указанная необходимость выступает как внешний импера­тивный комплекс для личности, группы или общества, как социаль­ное явление. При этом следует иметь в виду, что проблема и про­блемное состояние могут и не носить социального характера.

Если проблема или проблемная ситуация объективно существу­ет, но субъективно не осознается людьми, она практически не явля­ется актуальной (хотя в теории объективно ее актуальность может быть достаточно высокой). Если же ситуация представляется людям проблемной, а объективно таковой не является, то это псевдопроб­лемная ситуация.

Исходный момент в этой цепи — обычная нормальная ситуа­ция, при которой разрыв между действительным и желательным несущественен и носит по преимуществу количественный харак­тер. Только такая ситуация может являться нормальной, т.к. отсут­ствие разрыва между действительным и желательным влечет за со­бой исчезновение стимулов не только развития, но и просто суще­ствования, и вызывает катастрофу (распад, деградацию личности, группы, общества, не способных нормально существовать).

Когда разрыв между действительным и желательным становится чрезмерным, не совместимым с нормальным функционировани­ем социального объекта, возникает проблемная ситуация. Процесс перехода от нормальной ситуации к проблемной обычно развива­ется постепенно, и это развитие называется назреванием проблем­ной ситуации. Если происходит своевременное вмешательство сфе­ры социального управления, то процесс назревания прерывается и ситуация возвращается, точнее превращается вновь в нормальную, но обычно уже на более высоком уровне функционирования, бла­годаря чему и происходит развитие личности, общества.

Если же сфера управления бездействует или запаздывает с реак­цией, то проблемная ситуация оказывается полностью назревшей, сформировавшейся, и возникает необходимость существенных из­менений под страхом приостановки нормального функционирова­ния и тем более развития социального объекта. В этом случае вме­шательство со стороны сферы управления не только категорически необходимо, но и сильно затруднено, поскольку приходится прини­мать срочные меры аварийного характера в условиях острого дефи­цита времени и средств. Однако и на этом этапе энергичное и эф­фективное вмешательство, пусть с трудом, но способно ввести си­туацию в нормальное русло.

Бездействие или неэффективность сферы управления при пол­ностью назревавшей проблемной ситуации неизбежно переводит последнюю на следующий уровень: начинает назревать критичес­кая ситуация. Развитие, по существу, прекращается. Мало того, на­ступает приостановка нормального функционирования одного эле­мента объекта за другим и возникает опасность катастрофы. Поло­жение и на этом этапе, в принципе, можно нормализовать, но уже ценой неизмеримо большей затраты сил и средств, чем на предыдущем.

Если нормализации не происходит, начинается следующая и последняя стадия: назревание катастрофической ситуации. По мере развития этого процесса нормализовать положение оказывается все труднее, и попытки становятся безнадежными. Наступление катаст­рофической ситуации означает гибель, распад, разложение соци­ального объекта с превращением его в качественно иное состояние.

Альтернатива катастрофической ситуации — революционная си­туация как реакция общества на критическую ситуацию с целью произвести социальный переворот, способный перевести объект не вообще в качественно иное, а в желательное качественно иное со­стояние, позволяющее ему нормально функционировать и разви­ваться на качественно более высоком уровне. Такая ситуация мо­жет возникнуть в любой сфере деятельности: в науке (как социаль­ном институте), в технике, демографии, культуре, экологии и т.д.

Рассмотренный процесс не является чем-то фатальным, предопределенным, неизбежным. Это не предсказание, а информация для лиц, принимающих решения, помогающая принимать их заблагов­ременно и на более обоснованном уровне, с пониженным риском отклонения от оптимума. Такого рода подход к информации поискового характера снижает неизбежный оттенок негативности в отношении к ней как к пророчеству и ставит ее на службу задачам планирования и управления.

Методологически важен и вопрос о том, чтобы, рассматривая последствия назревания проблемной (критической) катастрофичес­кой ситуации, по возможности более реально представить себе же­лательные и негативные аспекты качественно нового состояния, и в общем виде — желательность или нежелательность самого этого состояния. Если проблему не решать, произойдет катастрофа, и по­явится новая, более сложная и трудная проблема, возможно, даже множество таких проблем, неудача в решении которых ведет к даль­нейшим ступеням упадка, деградации, разложения (если катастро­фа не означает полной гибели данного социального организма). Ре­шить проблему — значит выйти на уровень новых, возможно еще более сложных, но и более «высоких» проблем, разрешение кото­рых обусловливает дальнейший прогресс человечества. Такова диа­лектика назревания и преодоления проблемных ситуаций.

3. Социальные проблемы и их систематизация

Как уже отмечалось, наиболее распространенная интерпрета­ция понятия «социальная проблема» — это разрыв между действительным и желательным, создающий своеобразное поле неопреде­ленности. Любое социологическое исследование, прогностическое в частности, — это прежде всего научное исследование социальных проблем, которым подчинен выбор соответствующих предметов исследования.

Характерные особенности социальных проблем следующие:

1) решение проблемы одного уровня вызывает появление более сложных проблем более высокого уровня;

2) связь с конкретно-исторической обстановкой данного обще­ства на данном этапе его развития;

3) решение социальной проблемы обязательно связано с соци­альной целью (подразумевается сознательная целенаправленная деятельность людей).

Структурные компоненты механизма генезиса социальной про­блемы таковы:

1) социально-экономическая обстановка, существовавшая, ког­да социальные проблемы были существенно иными;

2) социальные институты, созданные в реальных условиях для решения проблем;

3) возникновение новой социально-экономической обстановки (по мере решения проблем);

4) растущая неадекватность старых институтов новой обстанов­ке (назревание проблемы);

5) осознание необходимости создания новых институтов для ре­шения новых, назревающих проблем (путей решения проблемы).

Наиболее важны для проведения поискового прогностического исследования следующие группы проблем (см. табл. 4):

— глобальные, региональные и локальные. Их интерпретация в поисковом прогнозе зависит от того, какой пространственный мас­штаб исследуется. Если рассматриваются общемировые социальные проблемы, «глобальным» будет именно общемировой уровень, т.е. проблемы, актуальные для всего человечества в целом. «Региональ­ным» здесь будет крупный социально-экономический регион мира (Латинская Америка, напр.) или достаточно крупное государство (с соответствующими оговорками в каждом конкретном случае). «Ло­кальное» же будет относиться к отдельному государству, отдельно­му району крупных государств (тоже с оговорками).

Таблица 4

Типы социальных проблем

Критерий выделения проблемы	Тип проблемы
Объект исследования	Социально-культурные, социально-образовательные, социально-этнические, социально-правовые, со­циально-политические и т.п.
Масштабный фактор (пространственный признак) и т.п.	Глобальные, региональные, локальные и т.п.
Отношение к социальным ценностям общества (при­знак рациональности)	Проблемы и псевдопроблемы
Фактор длительности (временной признак)	Текущие и перспективные
Степень настоятельности (признак интенсивности)	Первостепенные и второстепенные
Время возникновения	Традиционные и новые
Характер проявления (мотивационный признак)	Непосредственные и опосредованные другими проблемами
Отношение к социальному окружению (референтный признак)	Самодовлеющие и привходящие
Степень сложности (струк­турный признак)	Простые (элементарные) и сложные
Ценностная ориентация	Более высокие и более низкие
Роль в системе проблем	Ключевые и производные разных порядков
Характер проявления порядков	Неслучайные (циклические) и случай­ные (спорадические)

При анализе проблем, характерных для отдельных мировых социальных систем, понятие «глобальное» относится к ним, а понятия «региональное» и «локальное» опускаются на уровень ниже, до масштабов отдельных государств и их отдельных районов.

Если же исследуются социальные проблемы какой-либо отдельной страны, понятием «глобальное» относится к ней в целом, понятие «региональное» более четко соотносится с тем или иным райо­ном страны, а понятие «локальное» — с отдельными населенными пунктами.

— традиционные и новые. Традиционные — те, которые в том или ином виде сохранились со времени предшествующей соци­ально-экономической обстановки и требуют дополнительных уси­лий для своего разрешения. Новые — возникшие при сложившейся новой социально-экономической обстановке; по ним еще не пред­принималось попыток разрешения; они, как правило, требуют эв­ристического, принципиально нового подхода к разрешению.

— текущие и перспективные (наиболее важные для поискового социального прогнозирования). В широком плане текущие пробле­мы — те, которые успешно разрешаются в настоящее время или имеют тенденцию к скорой самоликвидации, перспективные — раз­решение которых предполагает более или менее длительные допол­нительные усилия в будущем. В более узком и строгом смысле пер­спективными считаются те проблемы, которые имеют тенденцию к назреванию в долгосрочной перспективе порядка нескольких бли­жайших десятилетий и требуют качественно нового подхода к свое­му разрешению, тогда все прочие относят к разряду текущих.

Однако следует иметь в виду, что попытки составления перечней социальных проблем, какими они предстают перед исследователя­ми, дают мало конструктивного в плане их анализа, диагноза и про­гноза, пока не выделен основополагающий критерий систематиза­ции, сведения проблем в определенную систему. Только после это­го появляется возможность составить более или менее отчетливое представление о генезисе и структуре, тенденциях и перспективах развития, путях решения этих проблем как определенной системы. Опыт социологических исследований показывает, что осмыслить и использовать какой-либо дискретный набор практически реально только тогда, когда анализу подлежит не более чем несколько десят­ков структурных единиц. Чтобы привести в такое состояние тысячи реально существующих проблем, их агрегируют в блоки как можно более общего характера. Чтобы минимизировать при этом опас­ность потери репрезентативности изучаемого круга проблем, сде­лав набор блоков в каких-то отношениях односторонним, необходи­ма упорядоченная совокупность концепций, определяющая харак­тер и направление анализа, диагноза и прогноза изучаемого объек­та, принцип сведения проблем в определенную систему. Без этого не только невозможно критически оценивать конструируемые сис­темы социальных показателей или проблем (степень объективности или субъективности их построения), но даже сопоставлять такие си­стемы.

4. Построение «дерева социальных проблем»

В реальной жизни общества социальные проблемы обычно об­разуют систему иерархического характера. Одна или несколько про­блем занимают на этом «дереве» «коренное» или, точнее, «ключе­вое» положение (коль скоро их решение открывает дорогу для реше­ния других проблем), еще несколько проблем являются как бы «суб­ключевыми», производными первого порядка («ствол дерева»), за­тем следуют более многочисленные производные второго порядка («ветви дерева»), еще более многочисленные — производные тре­тьего, четвертого и т.д. порядков («сучья дерева», «листья дерева» и пр.). При этом производные здесь принимаются не как логически проистекающие одна из другой, порождающие одна другую, а как последовательно получающие возможность разрешения по мере успешного решения предыдущей.

«Дерево социальных проблем» имеет три стороны:

1) простейшая — дезагрегация проблем на все более детальные составляющие предыдущего уровня;

2) более сложная — производные первого, второго, третьего и т.д. порядков, логически вытекающие одна из другой;

3) наиболее сложная — возникновение существенно новых про­блем по мере решения текущих и перспективных. «Дерево проблем» строится как бы «снизу вверх»:

— определяется одна или несколько ключевых проблем;

— выделяются проблемы еще более конкретного порядка для обеспечения решения проблем следующего уровня и т.д.;

— определяются максимально детализированные частные про­блемы, решение которых приводит к достижению целей того же максимально детализированного уровня.

Следует заметить, что в конкретных, частных случаях достаточно адекватное «дерево социальных проблем» можно построить, обратясь к концепции целевых группировок прогнозов. При таком под­ходе вершину «дерева» образует профильная проблема, соответ­ствующая предмету исследования, а «ветви» разного уровня — ее дезагрегированные предпроблемы в сочетании с проблемами фо­нового характера, т.е. внешними факторами, влияющими на реше­ние профильной проблемы.

 

Рекомендации по методике систематизации и определения путей оптимального решения социальных проблем:

1. Каждую социальную проблему необходимо рассматривать в контексте не только смежных, но и всей системы социальных про­блем общегосударственного и общемирового масштаба. Попытка рассматривать проблему изолированно или даже только на фоне нескольких смежных проблем может привести к ошибочным оцен­кам ее особенностей и характера, неверным рекомендациям опти­мальных путей решения и оставить вне поля зрения исследователя побочные последствия решения проблемы в более отдаленном бу­дущем, что резко снизит эффективность поискового прогноза.

2. Прежде чем приступить к решению проблем, располагающих­ся на «ветвях» иерархической системы, нужно обеспечить решение основополагающих проблем на «стволе» и прежде всего — ключе­вых «корневых». Поэтому при построении исходной модели про­гнозируемого объекта необходим строгий системный подход, ина­че поисковая модель, построенная на этой основе, окажется неадек­ватной, дезориентирующей процесс принятия решений.

3. Ориентировать цели и задачи, рабочие гипотезы и структуру, время основания и упреждения, методы и организацию прогноза следует таким образом, чтобы прояснить не только процесс назре­вания проблемы при различных условиях его протекания и даже не только альтернативные возможности ее решения, но желательно и последствия основных вариантов решения, причем не только непос­редственных, а и второго, третьего и т.д. порядков. Это ключевая проблема самого поискового прогнозирования. Решение её упира­ется в последовательное повышение действенности методик, вклю­чающих возможно более широкий круг традиционных и новых ме­тодов практики разработки прогнозов.

Последовательность операций при разработке

поискового прогноза

1. Прямая (механическая) экстраполяция динамических рядов исходной модели на период упреждения прогноза с целью создать ориентирующую основу для последующих операций методами трендового моделирования и сведения их в систему первой (основной) поисковой модели.

2. Вычисление так называемой верхней экстремы прогнозного поиска: сопоставление данных первой поисковой модели с данны­ми прогнозного фона и определение таким путем максимально возможных отклонений тренда до условного рубежа, за которым начи­нается область заведомо нереального, фантастического (например, максимально возможного роста темпов и масштабов автоматиза­ции производства, роста народонаселения и т.д.).

Здесь, как и в даль­нейшем, уже не обойтись трендовыми моделями, требуется расши­рение аппарата моделирования (формализованные сценарии, мат­рицы, графы, сетевые и имитационные модели и пр.). Полученные результаты сводятся в систему второй поисковой модели прогноза.

3. Вычисление нижней экстремы прогнозного поиска теми же способами с определением максимально возможных отклонений тренда до противоположного условного рубежа, за которым начи­нается область заведомо катастрофического (например, истоще­ние ресурсов, нехватка средств, депопуляция и пр.). Результат — третья поисковая модель прогноза.

4. Вычисление наиболее вероятного тренда между верхней и нижней экстремами на основе углубленного анализа данных про­гнозного фона теми же способами, что и при вычислении верхней и нижней экстрем. Результат — четвертая (заключительная) поиско­вая модель прогноза, которая представляется обычно в виде «дерева социальных проблем», подлежащих решению.

5. Обсуждение всех четырех или хотя бы заключительной поис­ковой модели путем опроса экспертов (желательно с учетом психо­логии экспертов, с обращением к дельфийской технике заочного коллективного опроса и лишь в случае острой нехватки времени и средств — к очному опросу, гораздо менее эффективному в дан­ном случае; индивидуальные экспертные оценки, даже очные, со­пряжены с повышенным риском односторонности, неадекватности экспертизы).

6. Доработка поисковых моделей прогноза на основе обсужде­ния и сведение их в единую систему. Методологически недопусти­ма подмена такой системы любой из поисковых моделей — даже заключительной, так как для нужд управления чрезвычайно важно иметь представление не об одном тренде (как бы основательно он не был рассчитан), а обо всем «веере трендов», охватывающем область реально возможного и позволяющем заранее принимать во внимание различные возможные отклонения от наиболее вероят­ного тренда.

Лекция 13

НОРМАТИВНЫЙ ПРОГНОЗ. ВЕРИФИКАЦИЯ

ПРОГНОЗА. ВЫРАБОТКА РЕКОМЕНДАЦИЙ ДЛЯ

УПРАВЛЕНИЯ

1. Характерные особенности нормативных разработок

Нормативный прогноз является самостоятельной процедурой прогностического исследования и проводится непосредственно за поисковым прогнозом. Собственно процедура нормативного про­гноза состоит из следующих операций:

— определение абсолютного и относительного оптимумов по предварительно разработанным и заданным критериям и постро­ение соответствующих нормативных прогнозных моделей;

— обсуждение построенных моделей методами опроса экспер­тов и, при необходимости, населения;

— доработка моделей на основе обсуждений. Нормативное прогнозирование находится в тесной и сложной связи со следующими моментами:

— целеполагание;

— нормы и нормативы;

— оптимизированные расчеты при разработке планов, про­грамм, проектов.

Для разработки нормативного прогноза применимы почти все методы, используемые в поисковом прогнозировании, и различие между нормативным и поисковым подходами в этой области заклю­чается не в методике, а в логике исследования. В основе технологии разработки нормативного прогноза лежит иная и значительно более сложная идея, чем при прогнозном поиске. Если в поисковом про­гнозе основу исследования составляет экстраполяция в будущее динамического ряда данных, закономерности развития которых в прошлом и настоящем известны, то в нормативном — это оптими­зация (выбор наилучшего из возможных) значений этих данных по критериям, заранее заданным средствами целеполагания.

Нормативное прогностическое исследование начинается с целеполагания. Цель может быть поставлена двумя способами:

— абстрагируясь от ограничений прогнозного фона;

— в соответствии с этими ограничениями.

Это две идущие в одном направлении, но не тождествен­ные друг другу цели. В каждом случае требуется особый мето­дологический подход.

В случае абстрагирования от ограничений прогнозного фона возможны два подхода: волюнтаристский и научный. Последний требует четкой ориентации на какой-либо идеал, т.е. особую разновидность цели. Если идеал отсутствует, нор­мативный подход теряет смысл. В социальной сфере идеал су­ществует всегда, во всяком случае объективно, на него ориентирована любая деятельность человека, группы, общества. На выявление перспективных проблем, эффективное решение ко­торых подразумевает конкретный идеал, направлен поиско­вый прогноз. Нормативный же прогноз ориентирован на оп­ределение альтернативных путей решения проблем, выявлен­ных прогнозным поиском, путей достижения конкретного иде­ала. Скорректированный конкретный идеал играет роль обо­снования нормативного прогноза и призван содействовать повышению эффективности его в плановых, программных, проектных, организационных разработках.

При анализе данных прогнозного фона в силу их противо­речивости необходимо находить компромисс между ними, ори­ентироваться не просто на «наилучшее», «идеальное», а на «наи­лучшее из возможного». Это реализуется путем перехода к ориен­тации на какой-то оптимум, который базируется на определенном идеале и представляет собой еще одну разновидность цели. Конк­ретный идеал станет абсолютным оптимумом, полученное его уточнение — оптимумом относительным. Оба они являются целью — продуктом целеполагания, т.е. принятия решения, касающегося цели. Для осуществления нормативного прогноза необходимо перевести это решение из категории «децидивного» (управленческого) в кате­горию «эвентуального» (возможного при известных обстоятель­ствах). С этого действия начинается собственно нормативный прогноз.

Технически он реализуется путем так называемой реверсивной экстраполяции — от будущего (времени упреждения прогноза) к настоящему, т.е. посредством трендового моделирования особого рода, специально рассчитанного на разработку нормативных про­гнозов. Его подкрепляют моделированием — матричным, сценар­ным, сетевым, операционным и пр., морфологическим анализом, опросом экспертов и т.д.

В поисковом прогнозе конечным результатом исследова­ния является перспективная проблемная ситуация, которая иерархически формализуется в виде «дерева проблем». При нормативном прогнозе путем целеполагания задается «дере­во целей», где вершина — идеал, средние уровни — разные стороны оптимума, нижний уровень — решение конкретных проблем. Дальнейшие действия начинаются с существенного уточнения «дерева целей» средствами прогнозирования; оп­ределения путей возможной реализации этих целей, решения проблем.

Их выполняют методом нормативного моделирования. При этом необходимо иметь в виду, что проведение каждого эвен­туального мероприятия тесно связано с разного рода норма­ми: техническими, экономическими, социальными, правовы­ми и т.д., т.е. норма — своего рода цель, отличная от цели-идеала и цели-оптимума, но органически входящая в процесс целеполагания. Любое стремление соблюсти какую-либо нор­му, приблизиться к ней, не нарушить ее — это разновидность стремлений достичь определенной цели. При этом существен­ную роль играют нормативы как ориентиры, регулирующие не только целеполагание, но и направленность прогнозных нормативных разработок.

Соединение получаемых двух нормативных прогнозных значений (абсолютное для ориентации исследования и отно­сительное) с четырьмя поисковыми (прямая экстраполяция, верхняя экстрема, нижняя экстрема, наиболее вероятный тренд) дает в результате так называемое «прогнозное поле», позволяющее выработать рекомендации для повышения эффективности управле­ния социальными процессами путем сопоставления разных значе­ний, «взвешивания» последствий разного рода эвентуальных реше­ний, нахождения среди них оптимального, которое и рекомендуется для реализации средствами управления.

Итак, результатом поискового прогноза являются определение перспективных проблем, подлежащих решению средствами управ­ления, выявление проблемной ситуации, которая способна перерасти в критическую, а в некоторых случаях — катастрофическую, если не принять своевременных мер к ее преодолению. Аналогич­ным результатом нормативного прогноза будет определение воз­можных путей решения проблем, выявленных прогнозным поис­ком, возможных путей достижения цели, т.е. выявления целевой си­туации, которая должна быть реализована средствами управления для решения назревших или назревающих проблем. В силу этого обстоятельства так же, как в поисковом прогнозе, необходимо под­робно рассмотреть сам феномен социальной проблемы. Для нормативного прогноза особое значение приобретает знание феноме­на социальной цели.

2. Характерные особенности социальной цели,

ее виды и классификация

Цель — предвосхищение не любого результата, а идеально предполагаемого, желаемого, отбор желательных из множества других возможных результатов путем решения на основе предварительных сравнений и оценок. Поскольку выбор цели, ее постановка, — все­гда решение, то целеполагание, как и планирование, программиро­вание, проектирование, в отличие от прогнозирования, относится к категории не предвидения, а управления. Выбор цели, как и всякое решение, в отличие от прогноза, не может быть вероятностным, альтернативным, эвентуальным. Вероятность постановки или реа­лизации цели можно определить так же, как рассматривать альтер­нативные цели и оценивать эвентуальность появления или достиже­ния цели. Решение о выборе, постановке той или иной цели может быть произвольным, спонтанным, импульсивным, волюнтаристс­ким, субъективистским, хотя может и должно базироваться на науч­ной информации аналитического, диагностического и прогности­ческого характера (отсюда вытекает необходимость целевого про­гноза). Основополагающим методологическим тезисом любого нор­мативного прогнозирования является утверждение, что целепола­гание — не предсказание, а решение. Без учета этого обстоятель­ства прогноз с самого начала будет методологически дезориентиро­ванным и по сути бесплодным.

Цель как специфическая разновидность решения представляет собой один из элементов механизма социальной активности субъек­та. Основные звенья этого механизма таковы:

1) социальные ценности (все социально значимое для людей);

2) потребности (способности и стремление к потреблению цен­ностей);

3) интересы (осознанные потребности);

4) мотивы (побуждения к деятельности на основе осознан­ных потребностей);

5) ориентация (на соответствующую деятельность);

6) установка (конкретизация ориентации);

7) цель (решение о том, что надо осуществить, чего надле­жит достигнуть в предпринимаемой деятельности);

8) собственно решение начать деятельность;

9) деятельность (действия, направленные на удовлетворе­ние потребности, на достижение цели).

Приведена наиболее распространенная в общественных науках интерпретация механизма социальной активности субъекта. Таким образом, цель не может существовать без цен­ностей, потребностей, интересов, мотивов, ориентации, уста­новки. Так же как деятельность не существует без цели.

Классификация целей проводится не по одному, а по мно­жеству критериев (материальные и духовные, индивидуальные и групповые, производственные и непроизводственные, гло­бальные и локальные, минимальные и максимальные, кроме того, они могут быть элементарными и сложными, возвышенными и низменными и т.д.)

Особо важные критерии для классификации целей: перс­пективность (ближняя и дальняя), финальность (промежуточ­ная и конечная), характер проявления (цель как средство и са­моцель), предназначение (функциональное и предметное) и др.

Любая цель есть стремление решить какую-то проблему, социальная цель — стремление решить соответствующую со­циальную проблему. Это говорит о диалектическом единстве цели с соответствующей проблемой.

То же самое «целевая ситуация», фигурирующая в норматив­ном прогнозировании, по сути своей, та же научная абстракция, что и «проблемная ситуация», выявлению и уточнению которой на пер­спективу служит поисковое прогнозирование. В действительности, на практике речь идет, как правило, о «проблемно-целевой ситуа­ции», поскольку возникшая проблема порождает стремление ее ре­шить, а значит, неразрывно связана с соответствующей целью.

Любая система целей так же, как и система проблем, иерархична по своей структуре. Какая-то из целей является главной, основной, 178конечной, высшей, или самоцелью, а остальные — вспомогатель­ные, промежуточные, или, по другому, цели низших порядков, рас­полагающиеся на различных уровнях иерархии приоритетов. При­чем каждый уровень может иметь свои структурные подразделения (подцели). Сложные системы целей, как и сложные системы про­блем, строятся по принципу «дерева целей», в основе которого ле­жит конечная цель, или самоцель, за ней следуют производные от нее цели второго, третьего и т.д. порядка.

Процесс выработки целевых решений — тот же, что и плановых, пред- и постплановых программных, проектных и текущих управ­ленческих решений, и представляет собой особую разновидность теоретико-практической деятельности в сфере управления. Этот про­цесс называется целеполаганием и является однопорядковым, с пла­нированием, пред- и постплановым программированием, проекти­рованием, принятием текущих управленческих решений. Процесс выработки целевых решений в общем виде выглядит следующим образом:

— целевое решение может вырабатываться только при условии целесообразности данного процесса или явления (т.е. только в отно­шении тех процессов, которые могут иметь в перспективе опреде­ленное, относительно завершенное состояние, материальная или идеальная модель которого представляется в качестве цели);

— целесообразность есть необходимая, но недостаточная пред­посылка целеполагания. Необходима еще целенаправленность дея­тельности с точки зрения объективных условий ее развития и целеу­стремленность самого субъекта деятельности;

— процесс целеобразования (выработки целевого решения) осуществляется путем признания и осознания соответствующей потребности, а также целей и путей ее удовлетворения;

— процесс целеобразования завершается собственно целевыми решениями — целепостановкой или целеполаганием. Эти два поня­тия рассматриваются двояко, в зависимости от того, насколько де­тально анализируется заключительная стадия процесса целеобразо­вания: 1) одно — как предварительное решение, другое — как окон­чательное; 2) как синонимы;

— понятия целесообразности, целенаправленности и целеустремленности, целеобразования, целепостановки и целеполагания объединяются в понятие «целеформирование»;

— ключевой элемент целеполагания — выбор цели, или целевое решение, которое во многом зависит от свободы выбора. Если выбора нет совсем, то цель может быть только условной (квазицель), т.к. результат заранее предопределен. На практике же речь обычно идет о различных ограничениях выбора; детерминированности про­шлым, обусловленности возможностями будущего и особенностя­ми настоящего, требовании логической непротиворечивости раз­личных целей, приоритетности каждой цели в системе целей и т.д.

— основа целеполагания — диалектическое взаимоотношение категорий «цель», «средство», «результат». Цель не достижима без средств к ее осуществлению. Но достижение какой-то одной цели может стать средством для достижения другой и так далее, вплоть до конечной цели — самоцели. Эта особенность целеполагания нашла отражение в делении целей на функциональные и предметные. Ло­гически экстраполируя простейшие цели на все более высокие уров­ни потребностей, мы последовательно превращаем все цели, кроме конечной, в квазифункциональные. Это придает особую значимость вопросам соподчинения, иерархизации целей. Вместе с тем конк­ретный результат деятельности далеко не всегда совпадает с целью, и чтобы совпадение было возможно более полным, необходимо по­вышение эффективности целеполагания тем же способом, что и повышение эффективности планирования, программирования, про­ектирования — опорой на специальные научные разработки, в час­тности в области поискового и нормативного прогнозирования;

— необходимость соподчинения целей в целеполагании требует решения вопроса о принципах систематизации. Чтобы свести конг­ломерат разнохарактерных целей в упорядоченные совокупности — системы, необходима их классификация и типологизация. При­менительно к нормативному прогнозу классификация социальных целей предполагает анализ составных частей целого, а типологиза­ция — синтез составных частей в целое. Простейший способ клас­сификации и типологизации социальных целей — аналогия с много­критериальной классификацией и типологизацией социальных про­блем. Основание для такого рода аналогии — тесная связь соци­альных целей с социальными проблемами. Так, по субъекту целе­полагания различаются личные, групповые, классовые, национальные и другие общие социальные цели; по объекту целеполагания

— социально-экологические, социально-географические, соци­альные аспекты научно-технических, собственно социальные, соци­ально-этнические, социально-культурные, социально-правовые, социально-политические и т.д.; масштабному фактору — глобальные, региональные, локальные; фактору длительности — текущие и пер­спективные; степени настоятельности — старые и новые; характеру проявления — непосредственные и опосредованные другими целя­ми; степени сложности — простые и сложные; ценностным ориентациям — возвышенные и низменные; и т.д.

Типологизация социальных целей, подобно типологизации со­циальных проблем, требует выявления целей, характерных для раз­личных социальных групп и институтов, с учетом исторических осо­бенностей, с разделением на общие и частные типы и т.д.

Однако аналогия по линии «проблема-цель» распространяется не на все случаи взаимоотношений этих категорий в рамках норма­тивного прогноза. Например, могут быть проблемы и псевдопроб­лемы, для целей же имеется иное деление, более полно отвечающее специфике цели: реальные и иллюзорные, истинные и ложные. То же можно сказать и о соотношении проблем ключевых и производ­ных — с одной стороны, и классов самоцели, конечной цели и цели — с другой. И вместе с тем сугубо необходимо деление целей на функциональные и предметные, материальные и духовные, рацио­нальные и нерациональные. В этом отношении многие классы це­лей гораздо ближе по характеру аналогичным классам потребностей, чем внешне сходным классам проблем.

Существуют, кроме того, три класса целей, вытекающих из особенностей характера целеполагания, которым нет ана­логов в механизме социальной активности субъекта. Эти клас­сы близки разделению целей на собственно цели, конечные цели и самоцели, но не тождественны им. Называются они «цель-идеал», «цель-оптимум», «цель-норма».

Сами по себе ни идеал, ни оптимум, ни норма к цели не сводятся.

Социальный идеал — это особый специфический способ по­знания и освоения действительности, особое функциональное со­стояние общественного сознания, которое концентрированно от­ражает в образе желательного будущего потребности дальнейшего развития, одна из форм опережающего отражения действительнос­ти человеческим сознанием, система представлений о совершен­ном общественном устройстве, совокупность высших ценностей в той или иной мировоззренческой системе.

Оптимум — совокупность наиболее благоприятных условий, наилучший из возможных вариант решения задачи или путь дости­жения цели.

Норма (применительно к контексту) — особая разновидность шаблона — стереотипа сознания и поведения, обязательный для всех стандарт, образец, пример, модель, служащий единицей отсчета для сравнения, определения уровня развития или достижения.

Следовательно, все три понятия выходят далеко за рамки понятия цели. Однако все они представляют собой особые разновидности цели и, кроме того, важным аспектом всех трех является именно целевой.

В частности, в нормативном прогнозировании класс идеалов-целей имеет особо важное значение, т.к. он наиболее тесно связан с ориентацией прогноза на те или иные конечные цели (самоцели). Кроме того, этот класс наиболее тесно связан с таким важным инст­рументом научного познания, имеющим первостепенное значение для нормативного прогнозирования, как идеализация — мысленное конструирование понятий об объектах, не существующих еще в дей­ствительности, но для которых имеются прообразы в реальном мире, таких, к реализации которых можно и должно стремиться.

Оптимум также представляет собой одну из разновидностей цели, особенно важную в практических предплановых, предпрограммных, предпроектных разработках, при научном обосновании реше­ний.

Кроме того, класс целей-оптимумов тесно связан с таким инструментом научного познания, как оптимизация — про­цесс выбора наилучшего варианта из возможных, приведение объекта, системы в наилучшее из возможных (оптимальное) состояние.

Наконец, норма, в известном аспекте, тоже определенная разновидность цели, т.к. если это обязательный для всех стандарт, образец, пример, то она не может быть целью лишь в том случае, когда позна­ние и поведение всех без исключения членов общества полностью соответствуют установленным нормам. Кроме того, класс целей-норм тесно связан еще с одним важным для нормативного прогно­зирования инструментом научного познания — нормализацией, упорядочением процессов и явлений (как в теории, так и на практи­ке) таким образом, чтобы они в наибольшей степени соответствова­ли установленным нормам или желательному положению. Важно при этом иметь в виду, что социальные цели-нормы так же, как и другие разновидности целей, на практике подобно социальным про­блемам почти никогда не выступают в «чистом виде», изолированно от множества других аналогичных и смежных целей. На практике мы всегда или почти всегда имеем дело с системой целей, которые ориентируют личность, социальную группу, общество в целом, любой социальный организм на то или иное решение социальных проблем как движущих сил, механизмов функционирования и развития каж­дого социального организма.

3. Построение «дерева социальных целей»

Принцип «дерева» наиболее полно соответствует реальной сис­теме как социальных проблем, так и социальных целей, какими они предстают в социальной действительности, где что-то является клю­чевым (для проблем) или конечным (для целей), а остальное — про­изводным различных порядков от ключевого или конечного.

В идеале оба «дерева» должны обеспечивать дезагрегацию про­блем и целей на все более детальные составляющие предыдущего уровня, получение производных различных порядков, логически вытекающих одна из другой, и выявление существенно новых про­блем или соответственно — достижение уже выявленных.

Теоретический инструмент исследования проблемно-целевых ситуаций можно представить в виде «проблемно-целевого ромба», вершины которого составляют конечная цель (самоцель) — с одной стороны, и ключевая (основополагающая) проблема — с другой, а оба ребра на разных уровнях соответствуют целям и проблемам различных порядков.

Линия соприкосновения идет по самому нижнему, самому конкретному, детализированному, дезагрегированному уровню каж­дого «дерева» где достижение какой-то частной, конкретной цели подразумевает решение соответствующей частной, конкретной про­блемы. Но дальше логика построения того и другого «дерева» при­обретает своеобразие, «Дерево целей» строится как бы «сверху вниз»: определяется конечная цель и самоцель системы, затем — производные от нее цели второго порядка, без достижения которых невозможно достичь конечной, затем — производные цели третье­го и последующих порядков, обусловливающие достижение преды­дущих, и т.д., вплоть до нижнего, максимально конкретизированно­го, дезагрегированного уровня. «Дерево проблем» логически начи­нается именно с последнего.

Графически это можно изобразить в виде проблемно-целевого ромба (рис. 2), ориентирующего исследователя на комплексный подход к изучению целей и проблем всех порядков как единой иерар­хической системы.

Рис. 2. Проблемно-целевой ромб

4. Целевые ситуации и их прогнозирование

 

Построение исходной модели и целевой анализ

Итак, целевая ситуация — объект исследования нормативного прогноза. При этом ситуация — это совокупность отношений меж­ду необходимостью и возможностью возникновения и развития об­щественных процессов, цель — образ желаемого будущего, мыс­ленно предвосхищающий результаты предпринимаемой деятельно­сти. Целевая ситуация — определенная совокупность целевых со­стояний, возможные пути достижения которых составляют предмет исследования, Т.е. анализа, диагноза и прогноза. Основополагаю­щие данные целевой ситуации — обязательная база исходного мо­делирования при разработке нормативных прогнозов.

Поскольку в реальной жизни не существует отдельно проблем­ных и отдельно целевых ситуаций, прогнозирование целевых ситуа­ций, будучи в достаточной мере специфичным, имеет вместе с тем целый ряд общих черт с прогнозированием проблемных ситуаций — основным методическим направлением поискового социально­го прогнозирования. Последовательность действий и в том, и в дру­гом случае такова: формализация объекта исследования таким образом, чтобы он предстал в форме исходной модели прогнозируе­мого объекта, поддающейся количественным оценкам не только ана­литического и диагностического, но и прогностического характера. Далее — преобразование данных исходной модели с учетом данных прогнозного фона и последующей прогнозной интерпретацией по­лученных данных.

Если в поисковом прогнозировании преимуществом пользуют­ся методы трендового моделирования (экстраполяция данной ис­ходной модели в будущее, на период упреждения прогноза), то для нормативного прогнозирования основное значение приобретают методы схематического моделирования (сценарного, матричного, сетевого, аналогового, игрового, морфологического и др.), а также опросы экспертов и возможно более широких кругов населения.

Объект нормативного прогнозирования так же, как и объект прогнозного поиска, представляется в виде системы показателей, по каждому из которых можно строить динамические ряды индикато­ров (переменных, характеристик, конкретных данных) на всем про­тяжении периода основания и упреждения прогноза.

В поисковом прогнозировании за индикацией исследуемого объекта и аналогичной индикацией данных прогнозного фона сле­дует проблемный анализ — разновидность системного анализа от­ношения данных профильного динамического ряда и наиболее тес­но коррелирующих с ним фоновых данных. В нормативном прогно­зировании этой операции соответствует целевой анализ, который отличается от проблемного тем, что в данном случае ведется иссле­дование не перспективных социальных проблемна перспективных социальных целей. Исходные показатели профильного и фонового характера в том и другом случае могут быть одни и те же, но анализ их соотношения в поисковом и нормативном прогнозировании от­личается большой спецификой в силу существенного отличия целе­вых ситуаций от проблемных.

Существуют три основных вида, или класса целевых ситуаций, между которыми есть много общего (особенно при сопоставлении с проблемными), но много и особенного, отличающего один класс от другого:

1) идеальная ситуация (в частности, общественный идеал);

2) оптимальная ситуация (в частности, социальный оптимум);

3) нормативная ситуация (в частности, система социальных норм и нормативов).

Этим ситуациям соответствуют: идеализация, оптимизация и нормализация (нормативизация) — мысленное конструирование поня­тий о желательном состоянии объекта, прообразы которого имеют­ся в реальном мире.

Идеализация и прогнозирование идеальных ситуаций

Идеализацией называют мысленное конструирование понятий об объектах, не существующих в действительности, но таких, для которых имеются реальные прообразы в окружающем мире. Про­цесс идеализации характеризуется отвлечением от свойств и отно­шений, присущих предметам реальной действительности. Можно также конструировать понятия об объектах не только не существую­щих, но и не осуществимых в действительности, когда в содержание понятий вводятся такие признаки, которые не могут принадлежать их реальным прообразам.

Идеализировать можно и понятия не существующие, но при из­вестных обстоятельствах осуществимые в действительности — в со­циальной, например. При этом различают три вида идеализации, используемые в общественных науках: информативную, оценоч­ную (нормативную) и целевую. Очевидно, что идеализация тесно связана и с целеполаганием, и с нормативным прогнозированием. В частности, с помощью идеализации можно конструировать такой феномен общественного сознания, как общественный идеал — иде­альный образ, определяющий способ мышления и деятельности человека, социальной группы, общества, специфический способ познания и освоения человеком социальной действительности.

Общественные идеалы подразделяются на социально-политичес­кий, нравственный, эстетический и гносеологический (научный). По другим критериям общественный идеал делится на личный (персонифицированный), групповой (собирательный) и программный (имеющий резко выраженную целеполагающую направленность). Можно классифицировать общественный идеал как цель или по­требность по носителю (субъекту), объекту и способу отражения будущего в настоящем, по степени адекватности, соответствия об­щественному бытию, развития в нем творческого момента, осоз­нанности, по направленности, соотношения в нем познавательных и ценностных сторон, сфере приложения, степени сложности и т.д.

Построение «дерева целей», с которого начинается норматив­ный прогноз, осуществляется только путем идеализации, т.е. мысленного конструирования объектов, не существующих в действи­тельности, но способных претвориться в жизнь, если будут предпри­няты соответствующие усилия и созданы должные условия. В резуль­тате выявится идеальная ситуация, к достижению которой следует стре­миться. Прогнозирование идеальной ситуации — это первый шаг, предопределяющий успех последующих прогностических операций. Здесь многое зависит от того, насколько научно обоснован тот или иной общественный идеал, каковы в данном случае конкретные кри­терии социального целеполагания.

Затем с учетом ограничений прогнозного фона определя­йте возможные пути достижения идеальной ситуации, пути решения соответствующих проблем. Логика применения ме­тода идеализации в нормативном социальном прогнозирова­нии состоит:

— в определении принципиально общих характеристик идеальной ситуации в прогнозируемых социальных аспектах исследуемого объекта. Эти характеристики послужат теоре­тико-методологическим ориентиром дальнейшей исследовательс­кой работы в заданном направлении;

— в определении принципиально общих характеристик идеальной ситуации сообразно критерию общественного иде­ала. Эти характеристики будут служить ориентиром для выработки представлений о том, как конкретно могла бы выглядеть сегодня иде­альная ситуация по тому или иному предмету исследования;

— в определении конкретных характеристик идеальной ситуа­ции по избранному предмету исследования на сегодняшний день с учетом обозримой перспективы. Эти характеристики должны слу­жить базой для соответствующих характеристик оптимальной и нор­мативной ситуаций.

Определение принципиально общих и конкретных харак­теристик идеальной/ (оптимальной, нормативной) ситуации само по себе не является операцией собственно прогнозирования. Характеристики задаются средствами социального целеполагания на основе научной интерпретации закономерностей развития чело­веческого общества. Собственно прогнозирование начинается с выявления возможных путей достижения ситуаций, определенных целеполаганием. Однако нормативное социальное прогнозирова­ние немыслимо без предварительного целеполагания и поэтому оно органически включается в совокупность исследовательских проце­дур прогноза.

Затем следует обычный прогностический анализ с применени­ем методов моделирования, опроса экспертов и т.д.

 

Оптимизация и прогнозирование оптимальных ситуаций

Оптимизацией в математике называют процесс выбора наилуч­шего варианта из возможных, приведение системы, объекта в наи­лучшее из возможных (оптимальное) состояние, процесс, в кото­ром максимизируется количественная характеристика наиболее жела­тельного свойства объекта или, напротив, минимизируется наибо­лее нежелательного. В экономике это интерпретируется следующим образом: оптимизация — процесс такого совершенствования на­родного хозяйства, при котором масштабы и продуктивность обще­ственного производства достигают максимальных значений, а из­держки (затраты сил, средств, ресурсов) — минимальных. Важный теоретический результат разработки проблемы оптимизации в экономике — постановка вопроса о критерии оптимальности, оптиму­ме. В общем виде оптимумы определяются как особые экономико-математические модели, отображающие общественные целеустремления, т.е. как особая разновидность формализации целей экономи­ческого развития в виде аналитически заданной функции. По содер­жанию это максимум продуктивности (чистой продукции, нацио­нального дохода, прибыли) при минимуме затрат либо максимиза­ция благосостояния при минимизации срока достижения состояния определенного удовлетворения потребностей общества и т.д.

Оптимизации поддаются не только экономика, но и практически все социальные процессы, и прогнозирование оптимальных ситуа­ций как органическая составная часть научного обоснования про­цессов оптимизации, определения и достижения оптимума является одной из составляющих нормативного социального прогнозирования.

Прогнозирование оптимальных ситуаций в нормативном про­гнозе — это этап, следующий за прогнозированием идеальной ситу­ации. Он ведется в общем таким же способом, отличаясь только тем, что в данном случае принимаются во внимание ограничения про­гнозного фона. Выявляется наилучшее не с точки зрения обществен­ного идеала, а из возможного. Это влечет за собой ряд изменений в исследовательских операциях.

Как и на предыдущем этапе, определяют принципиально общие и конкретные характеристики оптимальной ситуации по избранно­му предмету исследования на сегодняшний день с учетом обозримой перспективы. Ориентиром служат параметры идеальной ситу­ации. Но при этом в первую очередь анализируют факторы про­гнозного фона и соответственно уточняют показатели исходной модели при их нормативной разработке. Методологически важно проводить разграничение между операциями целеполагания по оп­ределению общих и конкретных характеристик оптимальной ситуации и операциями собственно прогнозирования по выявлению возмож­ных путей достижения данной ситуации всем набором методов прогностики.

На этом этапе представляет сложность недостаточная раз­витость информационной базы социального прогноза, суще­ственная нехватка и бессистемность имеющихся количествен­ных данных по времени основания прогноза, а также слабая степень математизации социологических исследований. Это весьма затрудняет нормативную разработку индикаторов по пока­зателям исходной модели, заменяя ее набором преимущественно качественных характеристик, качественным анализом прогнозируе­мых социальных явлений и процессов. Соответственно усложняют­ся операции по исходному моделированию базового набора пока­зателей и формированию качественных характеристик социального идеала, определяющего последующую работу.

Одна из особенностей этого этапа разработки нормативного прогноза связана с тем, что каждая из последних ступеней приближе­ния к социально-экономическому оптимуму (и тем более — к обще­ственному идеалу) обходится обществу гораздо дороже в смысле затрат сил и средств, чем начальное продвижение по первым ступе­ням, причем каждая из последующих ступеней в стремительно на­растающих масштабах все дороже, сложнее и труднее. Это означает, что необходимо конкретно формулировать общественный идеал и социально-экономический оптимум таким образом, чтобы на каж­дой ступени приближения к ним тщательно взвешивать соотноше­ние требуемых затрат и ожидаемых результатов и не переходить к следующей ступени, не исчерпав все потенции предыдущей.

Итак, если идеальная ситуация или, иначе, абсолютный оптимум — это наиболее желательное состояние (или процесс), условно абстрагированное от ограничений прогнозного фона, то оптимальная ситуация (или относительный оптимум) — наиболее желательное состояние, или процесс, ограниченный данными прогнозного фона.

Нормативизация и прогнозирование нормативных ситуаций

Как методологически неверно ориентировать нормативные раз­работки базовых показателей исходной модели прогнозируемого объекта только на «дерево целей», соответствующее идеальной си­туации, так и без его последующего уточнения данными оптималь­ной ситуации и логикой прогностического исследования не допуска­ется завершить анализ этим вторым шагом, не уточнив «дерево целей» данными нормативной ситуации, т.е. соотношением целей и реально­го положения вещей с соответствующей системой социальных норм и нормативов.

Процесс упорядочения характеристик объекта, приведения их в состояние, соответствующее определенным нормам, нормативам, называется нормативизациеи (имеется в виду нормативизация как исследовательский процесс, логически следующий за идеализацией и оптимизацией, завершающий те процедуры целеполагания, в ре­зультате которых конструируется исходное «дерево целей» норма­тивного прогноза).

Нормы, подобно идеалам, характерны для всех без исключения форм общественного сознания, являясь частными разновидностя­ми их выражения. Социальные нормы — это стихийно сложившие­ся или установленные государством, обществом, социальной груп­пой правила, образцы, предписания, которые определяют ту или иную форму жизнедеятельности людей, включая некоторые аспек­ты условий жизни, а также шаблоны — стереотипы сознания и пове­дения. Социальные нормативы — это показатели социальных норм, расчетные величины затрат, ресурсов, потребления в соответствии с установленными нормами.

В системе операций нормативного прогностического исследо­вания прогноз нормативной ситуации является третьим и после­дним шагом прогнозирования целей ситуаций (после идеальной и оптимальной). Состоит он из определения принципиально общих и конкретных характеристик нормативной ситуации. При этом необ­ходимо действовать по социальным ориентирам соответствующего идеала и оптимума, с учетом особенностей сегодняшнего дня и обо­зримой перспективы.

Для социального прогнозирования основная сложность здесь состоит в сравнительной узости информационной базы из-за недо­статочной разработанности социальных нормативов. Обычно пользуются нормативами, которые уже разработаны и применяют­ся в социальном планировании.

После определения нормативной ситуации начинается заключи­тельная стадия разработки нормативного прогноза: выявление воз­можных путей достижения данной ситуации всем набором методов социальной прогностики. В отношении методов заключительная стадия прогноза особенно требовательна. Они таковы:

1. Необходимо принимать во внимание все формы отхода от установленных социальных норм и нормативов, т.е. по сути все фор­мы социальной патологии.

2. Необходимо иметь в виду идеологическую сторону нор­мативного прогнозирования, которая неизбежно проявляется на всех этапах разработки прогноза, начиная с прогнозов идеальной и оптимальной ситуации, но имеет существенную специфи­ку именно в социологии и именно по вопросам социальных норм (на­пример, сравнительный анализ социальных норм государств с раз­личным общественно-политическим укладом).

3. Необходимо учитывать проблему прогнозов целевых ситуаций за пределами 20-летней перспективы, разработки предплановых программ, на научное обеспечение которых рассчитан прогноз. Существующий набор методов прогнозирова­ния оказывается в данном отношении недостаточным и требует расширения.

 

Основные методы прогнозирования целевых ситуаций

Из нескольких десятков методов прогнозирования на практике используется сравнительно немного, большинство же остается «но­минально существующими» или применяется в отдельных случаях. В научно-техническом прогнозировании набор методов достаточно широк, в экономическом — уже, в социальном — очень невелик: элементарные трендовые (экстраполяционные) модели, сценарии и несколько методов очного и заочного опроса экспертов. В частно­сти, в нормативном прогнозировании трендовые модели играют чисто вспомогательную роль, в основном используются сценарии и опросы экспертов.

Кроме того, как показывает опыт, довольно результативные ме­тодики социального прогнозирования можно конструировать, ис­пользуя в различных сочетаниях методы научно-технического и эко­номического прогнозирования: контекстуальное картографирова­ние, морфологический подход, историческую аналогию, а также матричное, операционное, сетевое, игровое, имитационное и дру­гие виды моделирования.

Имеется ряд перспективных методов. Например, одним из эффективных методов разработки нормативных социальных прогно­зов может стать модифицированный соответствующим образом метод опережающих (продвинутых) групп, используемый в психо­логии и социологии. Далее, на основе существующей в математике теории пределов можно разработать «прогностическую теорию пределов» с максимально высоким уровнем ее математизации. На основе теории можно было бы увеличить эффективность определе­ния путей достижения нормативных, оптимальных и идеальных си­туаций. Возможна также модификация специально для нужд про­гнозирования балансового метода, успешно используемого в пла­нировании.

 

Последовательность операций нормативного прогноза

1. Определение абсолютного оптимума с условным абстрагированием от ограничения прогнозного фона (что именно хотелось бы иметь, каким именно хотелось бы видеть объект исследования, если бы налицо было предельно мыслимое развитие науки и техники, изобилие ресурсов и средств, максимально высокая культура насе­ления и т.д.). Цель — создать ориентир для последующей норматив­ной разработки, без чего она может отклониться в сторону по тем или иным непринципиальным причинам. Средства — широкий ап­парат моделирования («дерево целей», формализованные сцена­рии, матрицы, графы и другие модели).

2. В сложных случаях операции определения абсолютного опти­мума должна предшествовать особо выделяемая операция выявле­ния критериев оптимума по всем семи разделам прогнозного фона с учетом особенностей предмета исследования (в простых случаях критерии очевидны по степени соответствия основополагающему критерию). Этот весьма ответственный и трудоемкий этап работы в указанных случаях обязателен, так как без него оптимум можно полу­чить односторонним, произвольным, неадекватным предмету иссле­дования.

3. Определение относительного оптимума с учетом ограниче­ний прогнозного срока путем углубленной нормативной разработ­ки данных исходной модели и абсолютного оптимума методами моделирования.

4. Обсуждение обеих или хотя бы последней нормативной модели.

5. Обсуждение и параллельный опрос населения с целью про­верки степени объективности экспертных оценок. Опыт показывает, что обычный респондент (не эксперт) затрудняется отвечать на прожективные вопросы чисто поискового характера и дает заведомо презентистские ответы на аналогичные вопросы чисто норматив­ного характера. Но он способен очень существенно дополнить экс­пертные оценки, если речь идет о хорошо знакомых ему по опыту вещах и если в вопросах поисковый подход хорошо сочетается с нормативным, удачно подчиняется ему. Еще лучше, если вопросы задаются не впрямую, а косвенно, с помощью психологических тестов. В целом операция проводится по всем канонам обычного соци­ологического исследования, причем генеральному опросу может предшествовать пилотажный — для уточнения анкет и других рабочих документов.

6. Доработка нормативных моделей прогноза на основе преды­дущих обсуждений и сведение их в единую систему. Качество полу­ченных результатов всецело зависит от основательности критериев оптимума, учета данных прогнозного фона и проведения опросов.

Верификация прогноза есть определение степени его достовер­ности, точности и обоснованности. Абсолютная верификация про­гноза, т.е. установление степени его соответствия действительному состоянию объекта в прогнозируемом будущем, практически воз­можна лишь к завершению периода упреждения. Это особая задача, которая выходит за рамки собственно прогнозирования. Но уже на заключительных стадиях разработки прогноза возможна и желатель­на относительная (предварительная) верификация — определение степени соответствия прогноза требованиям современной науки, его достоверности — вероятности осуществления, предсказанного для заданного доверительного интервала точности, обоснованности (в смысле соответствия теории и практики). Опыт показывает, что верифицированные таким образом прогнозы не только имеют очень высокую степень оправдываемости (до 95—96% значений наиболее вероятного тренда), но, главное, служат надежной ориентирующей информацией для управления, дают значительный экономический и политический эффект в смысле оптимизации принятия решений и тем самым полностью оправдывают затраты сил и средств на их разра­ботку.

Таким образом, процедура верификации желательна и обяза­тельна. В сравнительно простых случаях роль этой процедуры фак­тически играют экспертные опросы. В более сложных случаях тре­буется специальная процедура по одному из восьми видов верифи­кации, многократно описанных в литературе:

1) разработка прогноза методом, отличным от первоначально использованного;

2) сопоставление прогноза с другими, полученными из иных источников информации;

3) проверка адекватного прогноза на ретроспективном периоде;

4) аналитическое или логическое выведение параллельного про­гноза из заранее полученных прогнозов;

5) дополнительный опрос экспертов;

6) опровержение критических замечаний оппонентов;

7) выявление и учет источников возможных ошибок;

8) сравнение с мнением, признанным наиболее компетентным.

Наиболее экономичный и вместе с тем максимально эффектив­ный при минимальных затратах и минимальном риске субъектив­ных оценок способ — коллективный опрос экспертов (желательно, заочный), что не исключает других способов, если к тому имеется возможность.

Основные операции по верификации:

— верификация поисковой и нормативной моделей прогноза одним или несколькими способами по выбору;

— доработка моделей на основе обсуждения и их окончательная редакция.

 

Выработка рекомендаций для управления

Социальный прогноз — не самоцель, а информация для прини­мающих целевые, плановые, программные, проектные, организа­ционно-управленческие решения. Поэтому работа над прогнозом не может считаться завершенной без выработки рекомендаций на основе сопоставления данных и нормативов. Методологически не­допустимо передоверять последнюю процедуру самому заказчику прогноза, т.к. возникает соблазн подогнать прогнозные данные под ведомственные интересы заказчика, а тем самым обесценивается вся проделанная ранее работа. Рекомендации должны иметь воз­можно более объективное содержание, независимо от интересов заказчика (только в этом их значение и смысл). Поэтому их разработка — обязанность независимых от заказчика прогнозистов.

 

Последовательность операций

1. Составление предварительных рекомендаций силами исследовательской группы.

2. Обсуждение составленных рекомендаций очным (или в слож­ных случаях заочным) опросом экспертов.

3. Составление так называемого поствероятностного сце­нария эвентуального состояния объекта исследования в слу­чае реализации предложенных рекомендаций с обязательным указанием не только позитивных, но и возможных негатив­ных последствий такой реализации. В сложных случаях проводится дополнительный опрос экспертов по содержанию представленного сценария, в более простых он совмещается с обсуждением.

4. Написание предварительного отчета об исследовании в це­лом (некоторые разделы могут быть подготовлены по ходу преды­дущих процедур) желательно в трех вариантах:

— краткий (3—5 с.);

— развернутый (20—25 с.);

— полный (10—15 п.л.).

При этом обязательна развернутая интерпретация обеих прогноз­ных моделей и приложение документов по всем предыдущим про­цедурам.

5. Обсуждение представленного отчета очным (или в сложных случаях заочным) опросом экспертов.

6. Доработка отчета на основе обсуждения и сдача отчета заказ­чику.

Примечание. Круг экспертов по ходу всех обсуждений дол­жен быть по возможности стабильным, т.к. от обсуждения к обсуждению проходит «самообучение» экспертов, что повы­шает качество экспертизы. Опыт показывает, что без этого при прогнозировании даже самые компетентные и конструк­тивно мыслящие эксперты не в состоянии сразу давать про­гнозные оценки должной степени адекватности.

Часть IV

ПРИКЛАДНАЯ СОЦИАЛЬНАЯ

ПРОГНОСТИКА. ПРОГНОЗИРОВАНИЕ

КОНКРЕТНЫХ ПРОБЛЕМНЫХ СИТУАЦИЙ

НА ПРИМЕРЕ ОДНОЙ СТРАНЫ (РОССИИ)

Лекция 14

 

ПРОГНОЗЫ В СФЕРЕ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ

СОЦИОЛОГИИ (СОЦИОЛОГИИ ТРУДА)

В 1991—1995 гг. сектор социального прогнозирования Ин­ститута социологии РАН реализовал очередной исследователь­ский проект «Перспективы трансформации России: эксперт­ный сценарно-прогностический мониторинг» (одноименная монография издана Центром общественных наук МГУ в 1998 г.). Проект предусматривал трижды повторенный панельный оп­рос экспертов и разработал серии прогнозных сценариев на этой основе. В данной лекции кратко излагаются результаты этого исследования.

Напомним еще раз логический алгоритм технологическо­го прогноза: система количественных и качественных показа­телей исходной (базовой) модели и прогнозного фона. Экст­раполяция динамических рядов этих показателей в будущее с целью выявления назревающих проблем (трендовая модель поискового прогноза). Нормативная разработка тех же пока­зателей по заранее заданным критериям оптимума с целью выявить возможные пути решения таких проблем. Рекоменда­ции сфере социального управления путем сопоставления дан­ных поискового и нормативного прогнозов. Никаких пред­сказаний, только «взвешивание» возможных последствий напрашивающихся решений.

Допустим, вам, как заведующему сектором социального прогнозирования какого-то НИИ, заказали долгосрочный прогноз (на 20 лет) ожидаемых и желаемых изменений в эко­номике России. Какие показатели заложите вы в исходную модель и что порекомендуете российскому правительству?

Возможных показателей — сотни и тысячи. Из них нужно ото­брать десяток-другой ключевых, которые нетрудно было бы детали­зировать на любом уровне конкретизации. В случае с Россией было бы напрасным трудом использовать стандартные показатели гло­бального, регионального или локального уровня: получится карти­на, далекая от реальной действительности. Слишком велика специ­фика, возникшая в результате краха реализованной утопии казар­менного социализма. Попытаемся индицировать это понятие — представить его в виде упорядоченной совокупности показателей.

Напомним, что российское бытие XX века вопреки истмату (историческому материализму) целиком определилось утопическим сознанием. Кучка фанатиков-утопистов, дорвавшись до власти, на­вязала стране сказку, сделанную былью. Сказка, в самых общих чер­тах, опиралась на три догмы-постулата:

1. Дестратификция общества, превращение его из классового в бесклассовое, «социально-однородное».

2. Демаркетизация экономики, замена рынка Госпланом.

3. Демонетаризация финансов, замена реальной (конвертируе­мой) валюты «дензнаками», которые печатаются в любых потреб­ных количествах для контроля над распределением товаров и услуг с целью перехода затем вообще к бесконтрольному распределению «по потребностям».

Именно такую программу большевики попытались реализовать в 1918—1920 гг. и потерпели крах, восстановив против себя практи­чески всю страну. Потому что все три пункта программы оказались несбыточными, утопическими.

Классовая структура общества (любого человеческого общества на любом уровне детализации — до производственного или соседс­кого коллектива, компании или любой другой малой социальной группы включительно) остается незыблемой, что с ней ни делай. Меняется только характер классов, а сами они как были, так и оста­ются. Можно истребить феодальную аристократию, буржуазию, крестьянство. Неизбежно исчезнут предприниматели, инициатив­ные добросовестные рабочие, рачительные хозяева, подлинная ин­теллигенция. Их место займут надзиратели и батраки-люмпены, офи­церы и солдаты гигантского «вселенского стройбата», в который обратится страна.

Никуда не денется высший класс — 1—2% населения, в руках которого практически вся власть и львиная доля богатств страны. Только вместо аристократии он будет называться сначала «номенк­латурой», а затем «новыми русскими». Никуда не денется высше-средний класс — еще десяток-другой процентов, составляющих со­стоятельные, зажиточные семьи (в СССР и сегодняшней России он «съежился» до менее десятка процентов). Останется средний класс людей со средними по стране доходами. В благополучных странах он составляет подавляющее большинство населения. В сегодняш­ней России это считанные проценты, т.к. формально почти полови­на населения относится к беднякам низше-среднего класса (правда, тут вносит свой вклад «теневая экономика», существенно меняющая реальные доходы, не говоря уже о повальном воровстве). Нако­нец, останется низший класс нищих. В благополучных странах он составим по масштабам с высшим. В сегодняшней России это фор­мально каждый третий (с теми же поправками на «теневую эконо­мику» и воровство).

Всякое посягательство на рынок тут же влечет за собой появление «черного рынка» соответствующих масштабов и ква­зиказарменное распределение товаров и услуг не по труду, а «по чинам», с тотальным дефицитом всего и вся, с километ­ровыми очередями, с резким обнищанием населения, посколь­ку цены на «черном рынке» гораздо выше.

Наконец, замена валюты «дензнаками» тут же порождает чудовищную инфляцию, обесценение пустых, ничем не обес­печенных бумажек, переход к бартеру — натуральному обме­ну товарами и услугами, что еще более ухудшит положение основной массы населения.

Все это в полной мере испытало на себе население России в 1918—1920 гг., которое восстало против этого и вынудило утопистов начать упоминавшуюся в первых лекциях («перестрой­ка № 1») новую экономическую политику. Но поскольку НЭП оказался смертельной угрозой для новой аристократии — но­менклатуры, в 1929 г. была предпринята вторая попытка сде­лать только что рассказанную сказку былью. К несчастью для населения страны, на сей раз она увенчалась успехом. Получилась нежизнеспособная, но, как ни парадоксально, очень жи­вучая система, из которой, как уже рассказывалось, мы еще пять раз — от Хрущева до Горбачева — тщетно пытались выйти. И нет уверенности, что выйдем в седьмой раз, хотя пытаемся вот уже второй десяток лет. Нежизнеспособная потому, что с казарменным положением общество мирится только во время войны. Ибо казарма — это при­нудительный труд, принудительная идеология и специфичные ка­зарменные отношения, известные под названием «дедовщина». Принудительный труд неизбежно порождает имитацию труда по принципу: «солдат спит, а служба идет» («видимость работы за ви­димость зарплаты»). Именно поэтому мы проиграли гонку воору­жений и третью мировую войну («холодную») с противником вчет­веро более богатым и на порядок превосходившим нас технологи­чески. Принудительная идеология практически возможна только при непрерывном массовом терроре, который дошел при Сталине до предела физических возможностей, слабеет террор — начинается «дезидеологизация» населения, которая выражается в тотальной деморализации (оподлении), дезинтеллектуализации (оглуплении) и патопсихологизации (остервенении) людей. Что и видим воочию. Наконец, «дедовщина» подразумевает всесильных «паханов», их при­хлебателей — «шестерок» и жуткую участь «опущенных» на страх всем остальным, чтобы повиновались беспрекословно. Как в тю­ремной камере. Ну, кому такое может понравиться, кроме «дедов»? Такая система не просуществовала бы и месяца, если бы «камера-казарма» не уравновешивалась «сказкой-утопией».

Во всех странах с низкоразвитой экономикой (включая СССР-Рос­сию) не имеет работы — по меньшей мере, постоянной работы — каждый третий. А в СССР безработицы, как известно, не было. Были «избыточные» (фиктивные) рабочие места — более 30 миллионов на 130 миллионов трудящихся. Человеку гораздо приятнее получать грошовую зарплату, чем такой же величины пособие по безработи­це. Поэтому даже сегодня за такую систему голосует 30—40% изби­рателей. Хотя чудовищная скрытая безработица никуда не делась, ибо что такое зарплата, равная или даже меньше пенсии для десятка-полутора миллионов работающих?

Во всех странах сегодня — зарплата (пусть даже очень вы­сокая), а завтра — конверт с уведомлением об увольнении. А в СССР везде и всюду 2 и 16 числа каждого месяца — «получка», совершенно независимо от экономической эффективности пред­приятия, учреждения, организации до банкротства включительно. Короче, «пайка» — как в казарме или тюрьме, всегда и при всех условиях. Не беда, что платят не деньгами, а «дензнаками». Не беда, что такое жалованье — как подаяние нищему (в смысле суммы). Главное — гарантированно, с уверенностью в будущем. Раз­ве это не привлекательно для десятков процентов людей по сей день?

Во всех странах плохой работник получает меньше хорошего. И ему постоянно грозит увольнение. А в СССР зарплата зависела толь­ко от должности. А должность — только от хороших или плохих отно­шений с начальством. И — никаких увольнений даже при длитель­ных запоях, прогулах, отъявленной халтуре, старческом маразме. Разве это не кисельные реки и молочные берега даже при 120 р. на двоих?

Вот почему шесть раз пытались «работать как в СССР, а жить как в США». И очень огорчались, что не получается. Теперь пытаемся в седьмой раз...

Трагедия сегодняшней России в том, что на место выжившей из ума «номенклатуры» пришел всевластный высший класс, в кото­ром решающую роль, помимо верхушки открыто уголовной ма­фии, сросшейся с коррумпированной частью госаппарата, игра­ют так называемые компрадоры-торговцы национальным богатством страны, складывающие выручку на тайные счета в зарубежных бан­ках. В «банановых республиках» это — торговля бананами, кофе, кокой, другими наркотиками. В России — нефтью, газом, металлом, лесом. Подумайте только: сотня олигархов с несколькими милли­онами их прихлебателей получает от продажи нефти и газа пример­но столько же, сколько остальные 144 млн. населения!

Соответственно определяются перспективы развития экономи­ки. Как ни старайся, а через 10—20 лет будешь в Колумбии: 1—2% компрадоров, 8—10% их прихлебателей, засилье мафии и беспрос­ветная нищета остальных 90%.

Заметим также, что Колумбия — послушная игрушка в руках США и транснациональных корпораций, которые умело заботятся о том, чтобы Россия не свернула с «колумбийского пути». Их «аген­тов влияния» у нас хоть отбавляй — до самых известных политичес­ких деятелей включительно.

Можно, конечно, дернуться «влево» и в одночасье покончить с насквозь криминализированной экономикой.

Достаточно вновь призвать к власти коммунистов. Но тогда мгно­венно попадешь из Колумбии в КНДР с тамошним массовым голо­дом и террором. Образно говоря, снова вернешься в 1984 год, отку­да снова дорога либо к 1991-му, либо к 1937-му.

Можно дернуться и «вправо», призвав к власти наших доморо­щенных нацистов. Тогда попадешь в Сараево, точнее, в Косово. И ужасы Гражданской войны 1918— 1921 гг. померкнут в сравнении с новой войной. Тем более что НАТО и прочие супостаты отнюдь не останутся в стороне, помогут стереть русских с лица земли, как сер­бов в Косово.

А нет ли альтернативных путей в будущее? Ведь не одна же Россия пытается выйти из казарменного положения. Чтобы не говорить о Венгрии, Чехии, Словении и других сравнитель­но более развитых странах, давайте вспомним о Словакии — отсталом захолустье Чехословакии, еще весь десяток лет на­зад неотличимой от Закарпатной Украины и вообще от СССР. Словакия и сегодня отстает от Чехии. Но — гораздо меньше, чем мы от Словакии. В чем дело?

Прежде всего, конечно же, дело в политике, в структуре и характере высшего, правящего класса. (Этому мы посвятим следующую лекцию.) Кроме того, Словакии не надо было, в отличие от СССР, тратить на «оборонку» 88 копеек с каждо­го рубля национального дохода. Не надо решать колоссаль­ный сложности проблему ставшего ненужным в прежнем объе­ме военно-промышленного комплекса, составляющего три чет­верти национальной экономики. Мы ее решили хищнически: вместо конверсии на мирные рельсы развалили ВПК и разда­ли задарма оставшиеся жирные куски кучке «новых русских», которые постарались сделать из этих кусков возможно боль­ше миллиардов долларов, переправленных на тайные счета в зарубежных банках. Навести порядок в этой сфере не поздно и сейчас, но это — особая проблема.

Главное же, Словакия, как и все цивилизованные страны, сделала упор на массовое предпринимательство, способное дать рабочие места растущим десяткам процентов трудоспо­собного населения — не только самим предпринимателем, но и их наемным работникам. Однако простым указом-приказом массовое предпринимательство не возродишь. Для этого необходима специальная экономическая политика режима наиболь­шего благоприятствования массовому предпринимателю.

Вновь обратимся к воображению читателя и попросим его представить себе следующую невообразимую ситуацию. Допустим, все до единого американские избиратели в пику бывшему СССР единогласно решили преобразовать США в новый СССР. Все конг­рессмены единогласно утвердили соответствующие поправки к Кон­ституции США, подтвержденные президентом. Частная собствен­ность упраздняется. Все фермеры объединяются в «колхозы» и ста­вятся под контроль вашингтонских чиновников. Все корпорации уп­раздняются и образуют учреждения, работающие по плану и по решениям вашингтонских чиновников. Вместо Штатов образуются союзные республики «Новая Испания», «Новая Африка», «Ирокезия» и пр., причем белых «англоязычных» всюду ставят на положе­ние турок в Германии. Что получится?

Получится СССР № 2, но только ценой нескольких десят­ков миллионов расстрелянных или посаженных в концлагеря и ценой полного расстройства экономики, на развалинах ко­торой со временем вырастет нечто, напоминающее советскую экономику 70-х годов. Нечто подобное происходит сегодня в республиках бывшего СССР — только в обратную сторону: от СССР к США 1930-х годов, а во многом — и к США образ­ца второй половины XIX века.

Разберемся в этом процессе детальнее. Давно известно: что­бы человек начал как следует трудиться, необходимо какое-то побуждение, стимул. Безразлично, какой: позитивный, в рас­чете на материальное или моральное поощрение либо нега­тивный, из страха перед нежелательными последствиями. По­зитивный «работает» сравнительно слабо, потому что, по рус­ской пословице, из спасибо шубы не сошьешь, богатым тоже вряд ли станешь (для этого нужен, как минимум, обман или удачная игра — биржевая или любая другая азартная, а как норма — преступление). Остается негативный, а позитивно­му отводится роль чисто вспомогательного. Долгие тысячеле­тия человечество решало эту проблему жесткой регламента­цией — ритуализацией труда. За соблюдением ритуалов стро­го следило всесильное в тех условиях общественное мнение окружающих. Оно жестоко карало за малейшее отступление от принятых стереотипов — вплоть до травли, изгнания, линче­вания. Опыт показал, что эффект стократно усиливается, ког­да подкрепляется идеологией, сурово осуждающей леность, недобросовестный труд. Истории известны две наиболее раз­витые идеологии подобного типа: «конфуцианская», породившая «трудоголизм» (по аналогии с «алкоголизмом» — «заболевание  трудом», превращение труда в самоцель, в высшую добродетель), современного Китая, Индокитая, Кореи, Японии; «протестантская», породившая такой же «трудоголизм» в странах северо-западной Ев­ропы и Северной Америки. Все остальное на этом фоне выглядит, мягко говоря, чтобы никого не обижать, гораздо менее трудолюбивым. История человечества знает также попытки преодолеть леность и недобросовестность людей принуждением. Но эти попытки не дали желаемых результатов, потому что ответом на принуждение была имитация труда: человек вроде бы работает, а результаты — плачев­ны. Именно на этом обанкротились сначала рабовладельцы, потом феодалы. Но затем было совершено открытие, которое заставило более или менее добросовестно трудиться самых недобросовест­ных. Был открыт, наряду с другими рынками, рынок труда. Предла­гай, как продавец, свои рабочие руки. Может быть, кто-нибудь ку­пит их. Если же покупка оказывается неудачной — от нее просто отказываются, и продавец становится безработным. Предложение всегда и всюду намного превышает спрос. Как уже упоминалось, работы не хватает, как минимум, каждому десятому даже в странах с высокоразвитой экономикой и почти каждому третьему в слаборазвитых странах. Так что приходится, как говорят русские, выкладываться (сами они очень не любят этот глагол) — иначе уйдешь отдыхать без денег. Ничего более эффективного человечество не придумало. И, казалось, не надо придумывать: эффект поистине ко­лоссальный!

Однако нашлись люди, которые вознамерились перекрыть и этот эффект. Вместе со всеми рынками они упразднили и рынок труда. Позитивный и негативный стимулы поменяли местами: первый сделали основным, второй — вспомогатель­ным (максимальная санкция — официальное замечание). Страх перед безработицей тоже упразднили вместе с самой безработи­цей: дали каждому конституционное право на труд и даже больше — рабочее место согласно полученному образованию. Труд объявили «делом чести, доблести и геройства», награждая за него орде­нами и медалями как за подвиги на войне. И были уверены что при таких условиях люди станут большими «трудоголиками», чем китай­цы или японцы.

Они жестоко ошиблись. Люди охотно (поначалу) шли на собрания, где оживленно обсуждали, как лучше работать. Но рабо­тали все хуже. Часто опаздывали или не выходили на работу совсем (зарплата-то все равно гарантирована, сохранение рабочего места — тоже). На работе часами шли перекуры и чаепития: идут как бы по инерции и по сей день, куда ни загляни. А то, что производилось, ужасно по качеству. Пришлось срочно заменять позитивные стиму­лы негативными (хотя лозунги о «доблести и геройстве» оставались в силе до полного краха в 1991 г.), причем в наиболее грубой, прими­тивной форме: страхом перед тюрьмой и расстрелом. Естественно, последовала защитная реакция — самая бессовестная имитация тру­да. Она подписала смертный приговор коммунизму. Так же, как ранее рабовладению и феодализму.

Можно сколько угодно спорить о преимуществах капитализ­ма или социализма. Но факты — упрямая вещь. И они налицо.

Факт № 1. Толпы вполне работоспособных праздношата­ющихся на улицах всех без исключения городов бывшего СССР в рабочее время. И кучки часами блудословящих, где придется, на предприятиях. В Москве на 10 млн. населения таких праздно­шатающихся было не менее 2 млн., из них только половина — пенсионеры, а также свободные от работы или приехавшие в Москву в отпуск, остальные — сбежавшие с места работы или учебы: почти каждый пятый из работающих или учащихся! Можно возразить, что праздношатающихся и блудословящих не меньше в каждом городе мира, начиная с Нью-Йорка. Но там их «подкрепляет» высокая эффективность труда остальных. Ничего подобного нет и быть не может при «социализме».

Факт № 2. Американская фермерская семья способна про­кормить, помимо себя самой, еще сотню семей (если считать вместе с экспортом продовольствия). Советская колхозная или совхозная семья кормила впроголодь, помимо себя, всего че­тыре семьи, и без значительного импорта продовольствия массовый голод был бы неизбежен. Американская рабочая семья снабжает всем необходимым, помимо себя, еще десяток семей и тоже обеспечивает весьма значительный экспорт. В бывшем СССР, напротив, две рабочих семьи, худо-бедно снабжали товарами пер­вой необходимости себя и третью семью, причем без импорта про­мышленных товаров положение вообще было бы ужасающим. Срав­нивайте сами.

Факт № 3. Советское правительство пыталось стимулиро­вать качество продукции лозунгами типа «советское — значит, от­личное» и официальным присвоением «Знака качества» сколько-нибудь конкурентоспособным на мировом рынке товарам. Но факт остается фактом: к 1985 г. в среднем лишь 27% Товаров могли пре­тендовать на такую оценку. Это означает, что из каждых четырех изделий — все равно, каких: от авторучек и часов до автомашин и самолетов — лишь одно было сделано добросовестно; еще два были заведомо плохого качества и быстро выходили из строя, а четвертое изначально было негодным и всучивалось покупателю обманом. И с такой экономикой «социализм», как угрожал в свое время Хру­щев, вознамерился «похоронить капитализм»!

Факт № 4. Всюду, где работа сравнительно высокооплачиваема и престижна, но не требует больших трудовых усилий, позволяет легко имитировать трудовую деятельность, два-три, три-четыре, а то и пять-десять «работников» (в кавычках) вместо одного в нормаль­ных условиях. Даже если работа низкооплачиваема и низкопрестиж­на, но позволяет часами болтать по телефону, проводить время в бесконечных перекурах и чаепитиях (это, как правило, почти любая работа служащего — от сторожа до секретаря) — и то все вакансии заняты, причем не редко на каждую стремятся «воткнуть» двоих-троих. С другой стороны, там, где требуется напряженный труд — за станком, за рулем, за прилавком (обслуживание огромных очере­дей), на стройке, на агроферме — миллионы незанятых вакансий. К 1985 году далеко не каждый станок был загружен даже в одну смену, а в две другие вообще, как правило, простаивал. В среднем каждая пятая автомашина — от грузовика до автобуса — стояла в гараже без шофера. На стройках недоставало каждого шестого строителя. К одному кассиру вместо четырех или к одному продавцу вместо двух выстраивались длинные очереди. Скот на агрофермах жестоко стра­дал из-за нехватки не только кормов, но и обслуживающего персона­ла. Всего в масштабах бывшего СССР насчитывалось до 16 млн. таких незаполненных вакансий. Зато на другом полюсе насчитывалось вдвое больше «избыточных» работников, занимавших никому не нужные синекуры.

Удивительно ли, что конечным продуктом такой экономики явился типичный «советский человек», скверно питающийся и скверно одетый, сквернейше живущий в скверном жилье, знающий, что ни­какие трудовые усилия не принесут ему ничего, кроме, в лучшем случае, еще одного почетного значка на грудь или еще одной почет­ной грамоты в рамку на стенку. Что если он выработает вдвое-втрое-вдесятеро больше, ему тут же вдвое-втрое-вдесятеро снизят расцен­ки за работу и он получит «как все», т.е. столько же, сколько лентяй-сосед, проболтавший все рабочее время в «курилке» или за чашкой чая, поэтому возлагающий все надежды на то, что удастся урвать «сверх зарплаты» — все равно что и все равно как, включая взятку и воровство. Разве его можно винить за это и презирать?

Об отношении «советского человека» к труду свидетельствуют популярные пословицы и поговорки, прочно вошедшие в народный фольклор последних десятилетий и известные всем так же хорошо, как христианину «Отче наш»: дураков работа любит, работа не волк — в лес не убежит, солдат спит — а служба идет (этот афоризм мог бы служить девизом «казарменого социализма» вместо бреда о не­известно каких пролетариях, соединяющихся неизвестно с кем), на­конец, квинтэссенция «социалистической экономики» — видимость работы за видимость зарплаты, предельно точно выражающая суть дела. И с такой экономикой вознамерились одолеть противника (НАТО), намного более могучего экономически. Удивительно ли жалкое фиаско конца 80-х — начала 90-х годов?

Теперь попытайтесь войти в положение любого президен­та или министра любой из 15 республик, возникших на разва­линах Советского Союза. Что делать с экономикой?

Ситуация такова. На 165 млн. трудоспособных бывшего Советского Союза (не считая 60 млн. пенсионеров и примерно такого же количества детей) приходилось 130 млн. занятых в народном хозяйстве, плюс 4 млн. солдат и примерно столько же заключенных в тюрьмах. Остальные составляли учащиеся в воз­расте старше 16 лет, несколько миллионов домохозяек, главным об­разом, в многодетных семьях азиатских республик, а также 8 млн. безработных (преимущественно в тех же регионах), живущих на иж­дивении родителей и других родственников, которые могли извле­кать сверхприбыли из торговли фруктами, цветами и другим экзоти­ческим товаром по сверхвысоким монопольным ценам в условиях почти полной изоляции от мирового рынка. Из этих 130 млн. не ме­нее 32 млн. составляли «избыточные» работники на своих никому не нужных синекурах, десяток миллионов работников на «убыточных» предприятиях (напомним: каждое восьмое из общей совокупности 80 млн. рабочих, не считая «нерентабельных», т.е. едва-едва сводя­щих концы с концами, работая на самовыживание), плюс примерно столько же ставших «излишними» в военно-промышленном комп­лексе (ВПК), где работа шла лучше, чем где бы то ни было, но где после проигрыша гонки вооружений и тем самым поражения в 3-й («холодной») мировой войне отпала необходимость в таком количе­стве работников.

По всем этим количественным данным грубо приблизительно половина приходится на Россию (по безработным — намного меньше, по работникам ВПК намного больше). Что делать?

Если разом «нормализовать» экономику, уволив «избыточных» на синекурах, всех — на «убыточных» предприятиях и «излишних» в ВПК, то получится уравнение: 8 млн. открытых безработных + 32 млн. скрытых безработных +10 млн. новых безработных +10 млн. частично безработных = 60 млн. безработных из 130 млн. работоспо­собных = 45-процентная безработица, невиданная нигде в мире, = полная экономическая, политическая и социальная катастрофа, по­тому что ни к общественным работам подобного масштаба, ни к выплатам такого количества пособий по безработице, ни к какому-либо другому решению этой сложнейшей проблемы ни одна рес­публика не готова. Из этой апокалипсической величины 27—29 млн. потенциальных безработных приходится на Россию, и что с ними делать — неизвестно.

Пока что правительство всеми силами оттягивает развязку, трагическую для десятков миллионов семей.

Но что значит «оттягивать развязку»? Это значит продолжать выплачивать зарплату десяткам миллионам квазиработающих (в допол­нение к десяткам миллионам пенсионеров), не вносящим никакого вклада в национальный доход. Это значит печатать новые и новые десятки и сотни миллиардов рублей, не обеспеченных ни товарами, ни услугами. Это означает постоянную угрозу перехода от инфля­ции к гиперинфляции. Это означает продолжение падения произ­водства, продолжение приближения ко все той же экономической, политической, социальной катастрофе — только с другой стороны.

Приходится искать оптимум между Сциллой и Харибдой, чтобы быстрее «проскочить» стадию падения, выйти на стадию стабилиза­ции, а затем и подъема. Теоретически это не выходит за пределы реального. Практически требует множества взвешенных решений, свободных от соображений, связанных с борьбой за власть, с попу­листской демагогией, чтобы дорваться до власти, просто с некомпе­тентностью и недобросовестностью людей, выросших в условиях свое­го рода зоопарка, где главное — не собственные усилия, а близость к кормушке.

Теоретически падение производства прекратится, как только про­цесс распадения принудительных производственных связей «сверху» (в связи с крушением «командной экономики» жесткого централи­зованного планирования) перекроется уже начавшимся процессом складывания рыночных производственных связей «снизу» на осно­ве развертывания частного предпринимательства. После чего нач­нется процесс стабилизации и последующего подъема. Так было во всех более или менее аналогичных ситуациях у других стран. Нет никакого основания считать, что в России или любой другой рес­публике бывшего СССР можно рассчитывать на что-то иное, сверхъестественное.

Но что значит «складывание рыночных производственных связей»? Это означает развертывание массового частного пред­принимательства — процесс, идущий полным ходом в быв­шей ГДР, в Польше, Венгрии, Чехии, Китае, — во всех «соци­алистических» странах, дальше продвинувшихся к выходу из лабиринта «казарменного социализма» (в Китае — с его спецификой, предусматривающей минимизацию «казармы» в эко­номике с сохранением ее в политике). Но в бывшем СССР этот процесс наталкивается на четыре, даже на пять чудовищных препятствий, пострашнее знаменитых «четырех призраков» Френсиса Бэкона, олицетворявших ложные идеи, которые уво­дят человека от истины.

Первое препятствие — почти полное отсутствие инфра­структуры снабжения. Представьте себе американского фер­мера или владельца ресторана, у которого отключили телефон, ото­брали телефонную книжку (теперь — отключили компьютер), и он должен ехать в город, чтобы неделями договариваться о покупке продуктов, семян, удобрений, горючего, техники, запасных частей к ней и пр. Много он наработает? Между тем, именно в таком поло­жении оказывается любой российский предприниматель. Ему неку­да звонить, некого просить о присылке хотя бы за наличные (о кре­дите нечего и говорить) всего того, без чего невозможно начать работу. В условиях тотального дефицита и отсутствия сети специализированных фирм он тратит круглый год часы и дни, иногда неде­ли и месяцы на то, чтобы «достать» необходимое за деньги (по мо­нопольно высоким ценам!). Достаточно первого серьезного сбоя — например, обманули с обещанием поставить сырье или горючее, — и плоды целого года работы могут пойти под откос. Конечно, постепенно необходимые связи и поставки налаживаются. Но без помощи государства этот процесс может растянуться на 10—15 лет. А государство пока что не помогает или помогает очень плохо.

Второе препятствие — почти полное отсутствие инфраструкту­ры сбыта продукции. Представьте себе американского фермера или владельца мастерской, которому надо самому грузить в машину и везти на рынок свой товар, стоять там самому за прилавком целые дни и недели, либо отдать его за бесценок перекупщику-монополи­сту, который к тому же постоянно шантажирует его, угрожая распра­вой. Когда же в таком случае работать и что останется от прибыли? Именно в таком положении находится любой российский предпри­ниматель, отданный правительством полностью на произвол пере­купщика. Конечно, и здесь система сбыта постепенно налаживает­ся. Но и здесь потребуется лет 10—15, пока она начнет полноценно функционировать, если не поможет полностью пассивное пока что государство.

Третье препятствие — почти полное отсутствие инфраструк­туры защиты от мафиозных уголовных структур, прежде все­го — от рэкета. Американский предприниматель, тоже нема­ло страдающий от рэкетиров, имеет хотя бы возможность по­звонить в полицию. Российский формально тоже имеет такую возможность (и время от времени в газетах сообщают о поим­ке с поличным очередной банды рэкетиров). Но практически в подавляющем большинстве случаев он предпочитает отку­паться от рэкетиров чудовищно высокой данью, составляю­щей от десятой доли до четверти, трети и более прибыли. Дело в том, что в СССР почти полностью отсутствовал опыт борьбы с рэкетом: у директора государственного предприятия было бесполезно пы­таться вымогать что-то существенное — все деньги проходили че­ред бухгалтерию, и грабили в основном инкассаторов. Теперь у пред­принимателя, при удаче, можно безнаказанно выпотрошить милли­оны: пока вмешается милиция, могут убить или сжечь предприятие (что часто и происходит), а милиция к тому же может оказаться коррумпированной (что тоже не редкость). В результате почти все частные предприятия страны — от любой из тысяч мелких московс­ких лавочек до крупнейших фирм — прочно завязли в паутине рэкета.

Рэкет настолько безнаказан, что рэкетиры почти легально соби­раются на свои конференции в ресторанах, устраивают постоянные кровавые «разборки» — передел «сфер влияния» в городах, а также пышные похороны умерших или погибших «крестных отцов». Го­сударство проявляет позорное бессилие, и нам еще предстоит гово­рить об этом детальнее в лекции о мафизации общества. Но именно безнаказанность мафии быстро близит день развязки. Начались ла­винообразно растущие «заказные убийства» предпринимателей, вообще каждого, кто осмеливается стать на пути рэкета. Мафия явно рвется к контролю над государственными структурами. И в самые ближайшие годы грядет генеральное сражение: либо Россия и дру­гие республики бывшего СССР превратятся в гигантскую Колум­бию под властью медельянского картеля (и тогда конец массовому частному предпринимательству) — либо государство перейдет в контрнаступление и принудит рэкет к обороне (чего пока не просматривается).

Четвертое препятствие — почти полное отсутствие инфраструктуры защиты от хищничества чиновников, так сказать, рэкета со сто­роны власть имущих. Как и во всех или почти во всех странах Азии, в России, как и в остальных 14 республиках бывшего СССР, невоз­можно шагу ступить, чтобы какой-нибудь султан, шах, хан во вполне европейском костюме не потребовал от тебя взятку — начиная с последнего швейцара и кончая высшими сановниками (или их же­нами, сыновьями, племянниками, внуками и пр.).

А уж истребовать взятку с предпринимателя может только очень ленивый: с него постоянно требуется разрешение на то, другое, пя­тое, десятое — а где и когда в России чиновник давал разрешение без взятки? Желающие могут убедиться в этом сами, даже не покидая пределов своей страны: достаточно обратиться с любой просьбой в любую российскую (украинскую, латвийскую и т.д.) инстанцию.

Американский предприниматель при конфликтной ситуации имеет возможность снять трубку и обратиться к своему адвокату. В России адвокатов в десятки раз меньше, законов на этот счет — никаких вообще, любой адвокат полностью бессилен перед самым последним чиновником. Поэтому остается платить чиновному рэкети­ру. И чем больше плата — тем медленнее идет процесс становления массового предпринимательства.

Наконец, первое посттоталитарное российское правительство (и не только оно в бывшем СССР) словно с ума сошло. Стремясь лю­бой ценой пополнить государственный бюджет, оно раскрутило на­логовый пресс на предпринимателя до — вы не поверите! — 90% его прибыли. Вновь и вновь прошу представить себе американского предпринимателя, которому только что пришлось отдать из каждой тысячи долларов чистой прибыли двести-триста долларов уголов­ному рэкетиру, двести-триста долларов — чиновному рэкетиру, а тут еще налоговая инспекция требует с него якобы «оставшиеся» (?!) девятьсот. Как тут работать? Как решиться завести собственное предприятие? Не проще ли заняться перепродажей краденого или скупленного в государственных магазинах (за взятку)? Прибыли баснословные, а налоговая инспекция не подступится, поскольку биз­нес целиком относится к сфере «теневой» экономики. Многие из моих знакомых бизнесменов именно так и поступили. И процвета­ют. Но чем больше они процветают — тем дальше путь к нормализа­ции экономики, к ее стабилизации и подъему.

В принципе в обществе, где не только нет кризиса перепроизвод­ства, но тотальный дефицит всего и вся в рамках платежеспособного спроса, быть не может никакой безработицы. По подсчетам эконо­мистов, одна только сфера частного предпринимательства могла бы поглотить до половины потенциальных безработных (14—15 млн. из 27— 29 млн. в России). Прибавьте сюда массовую переподготовку кадров на незаполненные вакансии — так и не развернутую до сих пор. Прибавьте сюда необходимость для матерей с малолетними детьми оставаться дома, пока дети не пойдут в колледж. В США и других развитых странах дома остается (в постоянной ротации) до трети и больше работоспособных женщин. В России нужда выгоня­ет на работу намного больше 90% женщин с малолетними детьми, которые оказываются в буквальном смысле брошенными на произ­вол судьбы. Нормализуйте положение, и вы получите дополнитель­но несколько миллионов освободившихся рабочих мест. Но в прави­тельстве России — нам еще предстоит специально говорить об этом — не доросли до понимания серьезности проблемы. Что говорить о руководителях предприятий? Наконец, в России поистине безбреж­ное поле для общественных работ на добрый десяток миллионов человек: миллионы километров непроложенных и неблагоустроен­ных дорог, мусору на улицах — как после землетрясения, десяток районов экологического бедствия размером со средний штат США каждый.

Словом, при окончательном переходе от социальной патологии к норме работа может найтись для каждого потенциально безработ­ного. И еще найдется место для нескольких миллионов высокооплачиваемых иностранных специалистов, не исключая и американских. Но для этого нужно окончательно распроститься с наследием «ка­зарменного социализма» — социальной патологией. А это невоз­можно сделать при существующей социально-политической над­стройке, порожденной тоталитаризмом и сохраняющей все его черты. Обратимся к этой стороне дела.

Лекция 15

 

ПРОГНОЗЫ В СФЕРЕ СОЦИОЛОГИИ

ПОЛИТИКИ. ОЖИДАЕМЫЕ И ЖЕЛАЕМЫЕ

ИЗМЕНЕНИЯ В СОЦИАЛЬНОЙ СТРУКТУРЕ

ОБЩЕСТВА, В СОЦИАЛЬНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ

И СОЦИАЛЬНОМ УПРАВЛЕНИИ

Вспоминается забавная юмореска давних лет. Два итальянца спо­рят, на ком держится Италия. Исключим женщин, говорят они, с ними только скандалы. То же самое с чиновниками и военными — какая от них польза? Рабочим только бы бастовать. Крестьяне вооб­ще не нужны, потому что едим и пьем все импортное. Остаемся лишь ты и я. Но все знают, что ты — бездельник. Вот и выходит, что вся Италия держится только на мне.

Этот интересный вывод приходит в голову, когда задумываешь­ся, на ком держится Россия. С той разницей, что тут трудно опреде­лить, кто есть кто в этой стране. Сотни людей из многих тысяч препо­дававших в университетах марксизм-ленинизм десятилетиями не­плохо зарабатывали как специалисты по социальной структуре со­ветского общества. К каким выводам они пришли?

В основе лежала догма, будто советское общество состоит из рабочего класса, колхозного крестьянства и народной интеллиген­ции. Рабочие — это хорошо, и чем их больше — тем лучше. Кресть­яне — это плохо, это всего лишь переходный этап от мелкой буржу­азии к пролетариату. Ну а об интеллигенции часто упоминали с эпи­тетом «гнилая». Предполагалось, что при коммунизме интеллиген­тами станут все рабочие, и интеллигенция, как особая социальная груп­па, исчезнет.

Любопытно, что проповедовали такую чепуху профессора, ис­кренне считавшие себя интеллигентами. Но они ошибались и в этом. Правда, при таком подходе возникали определенные трудности. Например, во многих случаях оставалось неясным, кого относить к уважаемым рабочим, а кого — к гораздо менее уважаемым интел­лигентам. И принимались соломоновы решения: продавец — рабо­чий, старший продавец, который тоже стоит за прилавком, но отве­чает за других продавцов отдела в магазине, — служащий, т.е. интел­лигент, даже если неграмотен; рабочий с университетским образо­ванием (таких в погоне за более высокой зарплатой к 1985 г. набра­лось миллионы) получил название «рабочий-интеллигент», а рабо­чий или крестьянин вообще без всякого образования, исполнявший обязанности главы государства (например, Калинин или Хрущев) опять-таки автоматически становился служащим-интеллигентом.

Точно так же одни крестьяне именовались «колхозниками», а другие, примерно в таком же количестве, — «рабочими» (совхо­зов). Считалось, что это — два совершенно разных класса общества, хотя разница заключалась лишь в том, что одни (колхозники) обяза­ны были принудительно работать даром, только за право пользова­ния приусадебным участком, а другим в совхозах, в приложение к участку, выплачивалась мизерная заработная плата, на которую все равно невозможно прожить. В остальном те и другие оставались бес­правными рабами, с надсмотрщиком, который в одном случае име­новался «председатель колхоза», а в другом — «директор совхоза», но оба, в свою очередь, были такими же бесправными рабами у партийного руководителя района, который отвечал перед таким же руководителем области, а тот — перед ЦК КПСС в Москве.

Предмет особой гордости составляло то, что процентная доля рабочих непрестанно поднималась (за счет падения процентной доли крестьян) и к 1970-м годам превысила 60%. Очень огорчались, что никак не можем поднять ее до 100%. И очень удивлялись, что у наших антагонистов на Западе процентная доля рабочих упала вдвое и продолжала снижаться. Кто же там будет устанавливать диктатуру пролетариата, если рабочих окажется меньше, чем капиталистов? Невозможно было допустить крамольную мысль, что каждый рабо­чий «там» по количеству продукции (качество лучше не сравни­вать) равен двум-трем, если не трем-четырем «здесь». Утешало лишь то, что «у них», как и «у нас», падала доля занятых сельским хозяй­ством. Но в СССР с 80% сначала до 30%, затем до 20%. А в США с 60% сначала до 20%, затем до 2%. Разница — вдесятеро.

Наконец, ни в какие ворота не лезли 43 миллиона служащих-ин­теллигентов (против нескольких десятков тысяч до 1917 г.). А никакие другие категории догмой не предусматривались. Неужели в самых развитых странах мира интеллектуалы составляют считанные про­центы, а в СССР — каждый третий? При этом все знали, что подавля­ющее большинство из советских шести миллионов инженеров, трех миллионов педагогов, одного миллиона врачей по своему культур­ному уровню мало чем отличаются от простых рабочих и к интелли­гентам их причислять так же нелепо, как и подавляющее большинство из восемнадцати миллионов начальников разных рангов.

Впрочем, нашлись еретики, которые и тут придумали соломоно­во решение: считать интеллигентами только тех, кто имеет диплом университета и техникума, а прочих именовать просто служащими. После многолетних дебатов эта ересь была принята если не в канон, то к сведению. Но жизнь и здесь сыграла с догматиками злую шутку. Даже две шутки — одну количественного характера, другую каче­ственного.

В количественном отношении дипломов (формально—на уров­не западного бакалавра или магистра) набралось к 80-м гг. более 35 миллионов — у каждого четвертого из работающих! Неужели ин­теллигентом стал если не каждый третий, то каждый четвертый? Все наглядно видели, что это не так. С другой стороны, семь миллионов дипломированных специалистов — каждый пятый — в погоне за более высокой зарплатой, как мы уже говорили, предпочли перейти в ряды «синих воротничков», причем на такую низкоквалифициро­ванную работу (например грузчиком), которая никак не вязалась с причастностью к «рабочим-интеллигентам». Нам еще предстоит под­робнее рассмотреть этот поразительный для несведущего читателя феномен. Пока отметим только, что он чрезвычайно затруднял сопоставление догмы с реальной действительностью.

Еще хуже обстояло дело с качеством. Советский диплом не полу­чил признания ни в одной развитой стране мира. Его обладателя, в лучшем случае, заставляют сдавать экзамены на подтверждение сво­ей квалификации, а в худшем — без церемоний отправляют в ряды «синих воротничков» или безработных. И, добавим, правильно де­лают, потому что, по меньшей мере, один обладатель диплома из трех не проходят простейшей аттестации ни в СССР, ни тем более за рубежом. Это как раз тот случай, когда невиданное в других странах астрономическое количество перешло в такое качество, которое толь­ко в шутку можно сопрячь с интеллигентностью.

Особенно обидно, что полностью девальвировались не только дипломы вуза, но даже на уровне кандидата и — верх скандальнос­ти! — доктора наук, профессора, члена академии. Кому на Западе приходилось общаться с представителями советских научных деле­гаций, тот наверняка видел, что многие из этих представителей по уровню культуры ничем не отличались от простых шоферов (в том числе — советских). Какая уж тут интеллигенция!

Нам предстоит разобраться и с этим феноменом. Предваритель­но отметим, что сказанное вовсе не означает, будто в России нет интеллектуалов, рабочих, фермеров на уровне не ниже (даже выше) западного. Просто почти всю действительную интеллигенцию унич­тожили или изгнали из страны еще в 1918—1922 гг., а затем мето­дично, год за годом, добивали тех, кто остался, плюс столь же систе­матично выбивали подлинную интеллигентность из молодежи. В результате, за исключением сравнительно немногих «белых ворон», выжили те, кто сумел приспособиться к условиям тоталитаризма и кого тот сделал такими, каковы они есть. Остальным было просто не выжить.

Такова была формальная социальная структура советского об­щества, и за десяток лет после крушения СССР она, конечно же, не могла серьезно измениться ни в одной из его республик, начиная с России.

Перейдем теперь от формальной к фактической стороне дела. Отметим, что советские догматики напрасно выдумыва­ли догмы о социальной структуре общества. За пять тысяч лет до них это гораздо лучше сделали совсем другие люди, жившие в таком же разбойничьем государстве, каким, по сути, является каж­дая империя. Они создали классификацию, которую можно уверен­но применять к каждому государству с древнейших времен до наших дней. Специфика в каждом случае, конечно, имеется. Но в общем трудно ошибиться: всюду одно и то же. С американской, допу­стим, спецификой я знаком поверхностно, зато советскую (включая российскую) знаю досконально, как социолог-профессионал.

Шайку отъявленных разбойников, которые силой оружия подчи­няют себе остальных, эти умные люди в Древней Индии назвали «кшатрии» (воины). А тех, кто уговаривает их жертвы не сопротив­ляться, — «брахманы» (жрецы). Из прочих, тех, кто устроился по­приличнее, — «вайшии» (торговцы), остальных — «шудры» (крестьяне, ремесленники, слуги). Наконец, совсем уж обездоленных, за­видующих даже шудрам, — «парии» (это слово вошло во все языки мира и перевода не требует).

В царской России эта классификация сохранялась очень четко: кшатрии — дворяне; брахманы—духовенство, чиновничество (за рамками дворянства), немногочисленные деятели науки и искусст­ва; вайшии — купцы и мещане (мелкие торговцы, зажиточные ре­месленники); шудры — крестьяне, рабочие, прислуга; парии — ди­кие кочевники. В Советском Союзе та же классификация выглядит сложнее. Но она — та же, а не какая-нибудь другая.

Вот советские «кшатрии». Формально это 43 млн. служащих, вклю­чая 18 млн. начальников всех степеней и 4 млн. солдат (1985 г.) — с семьями треть населения страны. Но фактически отсюда надо ис­ключить «нищее дворянство» — низших и средних начальников, чей образ жизни не отличим от шудр или, в лучшем случае, самых бед­ных вайшиев. Не относятся сюда и солдаты, которые намного ближе к париям. Зато фактически сюда надо причислить верхушку брахма­нов и вайшиев, чей образ жизни не отличим от аристократии совет­ского общества. В итоге получается всего 2—3 млн. чел. на весь быв­ший СССР (с семьями — не более 10 млн., т.е. примерно 2—3% насе­ления). Количественно каста совершенно ничтожная, но политичес­ки — огромная, всемогущая сила, подлинные хозяева страны (вплоть до сегодняшнего дня).

Кшатрии на советском новоязе назывались «номенклатурой» (буквально: перечень должностей). Формально это понятие отно­сится ко всем служащим, только разного уровня: существовала но­менклатура районного комитета партии, областного, республикан­ского, наконец, центрального. Но когда термин употреблялся без пояснений, все понимали, что речь идет только о последнем звене.

Если отбросить в сторону многочисленные формальности, ко­торые только мешают разглядеть подлинное положение вещей, то нетрудно увидеть, что речь идет не просто о разных должностях — о существенной разнице в уровне, качестве, стиле, во всем образе жизни. В этом отношении советские кшатрии отличались от брахма­нов и вайшиев (кроме верхушки тех и других), не говоря уже о шуд­рах и тем более о париях, гораздо больше, чем типичный американ­ский миллионер от типичного безработного. Здесь разница более похожа на различие между знатным и богатым французским или английским дворянином и бедняком из простонародья.

Типичный шудра (а также низшие слои брахманов и вайшиев) живет в многоквартирном доме, который в любом городе Северной Америки или Западной Европы отнесли бы к разряду гарлемских трущоб. Живет на жилой площади в среднем по 5 кв.м на человека, редко выше 10 кв.м, нередко меньше 2—3 кв.м (и тогда долгими годами, иногда лет двадцать, стоит в очереди «на улучшение жилищ­ных условий»). Счастье, если квартира отдельная, т.е. в одной комна­те спят родители, в другой — дети, в одной обедают и смотрят теле­визор, в другой — читают или учат уроки. Несчастье, если квартира коммунальная, т.е. в каждой из нескольких комнат живет по семье, и тогда бесконечные скандалы на общей кухне из-за пользования об­щим туалетом и прихожей неизбежны. При этом без конца перебои с водой и электричеством, а зимой — с центральным отоплением (до сего дня включительно!).

Питается шудра дома, в основном, хлебом, картофелем, кашей, супом из овощей. Мясо, молоко, сыр, творог, фрукты — роскошь, далеко не каждый день. И за продуктами надо было почти ежеднев­но стоять в очереди 2—3 часа. Работающие, учащиеся, дети в детса­дах получали свой ленч (который здесь называется обедом) в обще­ственной столовой, причем почти всегда такого отвратительного качества, что столовые презрительно называют «отравиловка». Ка­чество продуктов вообще всюду настолько низкое, что работники иностранных посольств предпочитали привозить все (включая питьевую воду) из-за рубежа.

Одевается шудра в произведения отечественных фабрик, которые европейский или американский потребитель не купил бы даже на распродаже по цене 1 доллар за костюм, обувь или за пластиковую сумку, набитую бельем. Но и на такую одежду приходилось откладывать из зарплаты полгода-год, выстаивая в многочасовых  очередях за тем, что подешевле. Пределом мечтаний были импортные куртка, джинсы, кроссовки — но это так дорого, что родители собирали своим любимым детям деньги, словно на автомашину.

Отпуск шудра проводит в собственном жилье и на лавочке у подъезда собственного дома. Только некоторым детям был гарантирован летом один месяц «пионерского лагеря» (неотличимого от ус­ловий школы), да еще время от времени кому-то доставалась льгот­ная путевка по символической цене в дом отдыха — полная цена большинству была и остается недоступной, — но и там спальная палата на четверых-восьмерых и питание во все той же «отравиловке».

Если шудра заболеет, он идет в очередь из полусотни человек в бесплатную поликлинику, и после двух-трех часов ожидания его в течение 5 минут осмотрят, выпишут рецепт и выставят за дверь с возгласом: «Следующий!». О систематическом медицинском наблю­дении не может быть и речи. Если шудра заболеет серьезно — его кладут в бесплатную больницу примерно на тех же условиях, что и в дом отдыха (палата на 4, 8, 12 и даже 24 койки, «отравиловка» и пр.).

Наконец, когда шудра умрет (а он обычно не особенно долго заживается на этом свете), начинаются бесконечные мучения с его похоронами. Его хоронят на «обычном» кладбище, подальше от го­рода, куда потом трудно будет ездить ухаживать за могилой. При этом каждый шаг — от обязательного свидетельства о смерти до опускания гроба в землю — оплачивается по нарастающей все бо­лее крупной купюрой, для чего в каждой семье долгими годами копится специальный денежный фонд. Мучения на похоронах сопо­ставимы по своей огорчительности только с мучениями матери в «обычном» родильном доме, где болезнетворные микробы (такие родильные дома обычно заражены стафилококком) успешно со­перничают с привычной грубостью обслуживающего персонала.

За время, прошедшее после крушения Советского Союза, в пла­чевной участи шудр, которые вместе с низшими слоями брахманов и вайшиев составляют подавляющее большинство (от 2/3 до 3/4) населения во всех республиках бывшего СССР, произошло только одно существенное изменение. Оно связано с быстро прогрессиру­ющим расслоением советского общества. Меньшинство выбилось на положение средних слоев вайшиев, а несколько процентов — даже на положение средних слоев кшатриев. Для подавляющего боль­шинства и без того незавидные условия жизни резко ухудшились и продолжают ухудшаться из месяца в месяц, что чревато социальным взрывом. Теперь для нуждающихся не осталось никаких надежд на улучшение жилищных условий, скудное питание становится еще более и все более скудным, а выход из строя куртки, пальто, брюк, ботинок — целая катастрофа, потому что покупка одежды равноценна, по меньшей мере, месячной зарплате.

Жизнь настоящего (сравнительно высокопоставленного) кшат­рия отличается от жизни шудры, как небо от земли.

Во-первых, его поселяют в доме с улучшенной планировкой. Это означает отдельную квартиру с более просторными комнатами по числу членов семьи плюс нередко еще одна общая, плюс дача за городом. Никаких перебоев с водой, электричеством, отоплением. Даже в доме заурядного кшатрия это — чрезвычайное происшествие, влекущее за собой суровое наказание для обслуживающего персо­нала. А уж в доме Брежнева, Горбачева, Ельцина и любого област­ного сановника такое происшествие намного менее вероятно, чем в Белом доме президента США.

Во-вторых, его кормили в специальной столовой (которая так и называлась — «спецстоловая»), а его семью — такими же экологи­чески чистыми продуктами и тоже по символическим ценам из «спе­циального заказа» в особом магазине, недоступном для прочего населения. Высшим кшатриям продукты доставляли прямо на дом, средние кшатрии получали их безо всякой очереди. Для производ­ства таких продуктов имелись специальные «совхозы» с улучшен­ной агротехникой. Рассказывают, что одна мама — (жена кшатрия) очень возмутилась, когда узнала, что ее ребенку дали бутерброд с «обыч­ной» колбасой. «Ведь это же колбаса для населения!» — гневно закри­чала она, подразумевая, что аристократия к населению не относится.

В-третьих, его одевали и обували в специальном магазине и ате­лье («спецмагазин», «спецателье») по льготным ценам и высшего качества, преимущественно из импортного. Поэтому он отличается от шудры не только откормленностью и высокомерием, но и просто одеждой — примерно так же, как маркиз в расшитом золотом кам­золе от бедняка в лохмотьях.

В-четвертых, он — и преимущественно только он — проводил отпуск в санатории или доме отдыха, в палате на двоих с женой, питаясь в «спецстоловой», и все по льготным ценам. Именно он в первую очередь получал возможность «загранкомандировки» — самого ценного в глазах советского человека, потому что можно задаром не только посмотреть на жизнь в цивилизованной стране, но и накупить одежды на сумму, равную по меньшей мере его годо­вой зарплате, не говоря уже об уникальной возможности практи­чески даром привезти видеомагнитофон или даже автомашину. И все — за государственный счет.

В-пятых, если он заболеет, его кладут в «спецбольницу», в од­номестную палату, с питанием как в лучшем ресторане. Его жена, взрослая дочь, подросшая внучка рожают в «спецроддоме», безо всяких стафилококков, с потрясающей предупредительностью обслуживающего персонала. А когда он умирает — его хоронят за государственный счет на «спецкладбище», либо на «спецучастке» лучшего кладбища города, с надежным уходом за могилой.