лизаций?», подготовленная к международному семинару в Новосибирске в мае 1991 г. содержит попытку выработки собственной концепции альтернативистики. Но и то лишь в качестве реакции на нашумевшую в 1990 г. статью американского футуролога Ф. Фукуямы «Конец истории?».

Возможно, здесь перечислены далеко не все наиболее значительные советские работы по альтернативистике. Но в количестве ли дело? Важно, что это — последние советские работы. И по альтернативистике тоже.

Каким будет старт российской альтернативистики, заявившей о своем существовании не только книгой И.В. Бестужева-Лады «Альтернативная цивилизация» (1998)? Это зависит от того, какое внимание будет уделено данной проблематике в условиях, когда, мягко говоря, не до нее: выжить бы России в ближайшие годы, а уж потом думать о выживании человечества в ближайшие десятилетия. Но «первые ласточки» уже пытаются сделать «альтернативную весну: в 90-х гг. появились серии монографий Н.Н. Моисеева («Как далеко до завтрашнего дня...», 1994 и 1997; «Быть или не быть человечеству?», 1999); В.Л. Иноземцева («За пределами экономического общества», 1998, «Расколотая цивилизация», 1999) и др.

Что касается их многочисленных западных коллег, то из них трудно выделить сколько-нибудь общепризнанных лидеров типа Германа Кана для «технооптимистов», Аурелио Печчеи для «экопессимистов» или Алвина Тоффлера, которого, в известной мере, правда, можно отнести к предтечам альтернативистики. На память приходят разом несколько десятков имен одинаково первоклассных авторов, перечислять которые здесь — значит намного выйти за рамки лекции, а упомянуть лишь некоторых — значит обидеть остальных. Скажу лишь, что по сравнению с глобалистикой здесь намного выше процент сравнительно молодых (от 25 до 40 лет) авторов и еще выше — процент авторов-женщин, сильнее предрасположенных к проблематике именно альтернативистики. Что ж? Молодежь, да еще женского пола — это не так уж плохо для старта нового направления междисциплинарных исследований. Чтобы альтернативистика — в противоположность глобалистике — не выглядела совсем уж безликой, сошлемся в качестве иллюстрации на две-три выдающиеся работы, которые произвели наибольшее впечатление в ряду двадцати-тридцати столь же выдающихся из двухсот-трехсот первоклассных трудов.

Это, конечно же, Гейзел Гендерсон — «Создание альтернативных будущностей» (1978). С характерным подзаголовком: «Конец экономики» и с предисловием одного из наиболее авторитетных предтеч альтернативистики — Э. Шумахера. Основная идея труда, нашумевшего в свое время, — необходимость перехода от привычных категорий политэкономии к оптимальному сочетанию критериев экономики и экологии, к качественно иному образу жизни общества, включая полное переосмысление сущности научно-технического прогресса на благо людей. Эти идеи она развивала позднее еще в двух столь же нашумевших книгах — «Политика солнечной эпохи: альтернатива экономике» (1981) и «Парадигмы в прогрессе (Смена парадигм): жизнь за пределами экономики» (1991).

Следует назвать и Мэрилин Фергюсон — «Заговор Водолея: личные и общественные трансформации в 80-х годах» (1980). Основная идея книги: на смену эпохе Рыб, в которой мы мыкались последние две тысячи, лет, грядет такой же продолжительности эпоха Водолея, с совершенно иной системой ценностных ориентации людей, с качественно иным менталитетом и образом жизни. Первые признаки наступления новой эпохи («заговор Водолея») уже дают о себе знать: на смену «вертикальной» иерархии бюрократических структур приходят «горизонтальные» сети взаимодействия; на смену здравоохранению — изначальное «здравоохранение», с минимизацией медицинского вмешательства; на смену образованию как средству повысить свой статус в обществе — непрерывное образование как процесс, как радость познания нового; на смену труду для выживания—труд как радость самореализации личности. И так далее. Прямо-таки мечты утопистов XIX в., до марксистов включительно, только шаг за шагом находящие свое воплощение в реальной жизни развитых стран мира сегодня! И следует сделать все возможное, чтобы приблизить эпоху Водолея целенаправленными усилиями.

Чтобы не создалось обманчивого впечатления, будто современная альтернативистика представлена только симпатичными американскими дамами с фамилиями, оканчивающимися на «сон», упомянем еще две книги, вполне равноценные, на наш взгляд, предыдущим: Л. Броун (США) «Созидание устойчивого общества» (1981) — широчайшая панорама альтернативистики, и Ж. Робен (Франция) «Смена эпох» (1989) — с упором на радикальную переориентацию экономики и политики, а также на необходимость реморализации общества. Как уже говорилось, этот список нетрудно дополнить еще несколькими десятками названий работ того же качества.

Вместо того, чтобы перечислять названия, которым все равно не хватит места даже для наикратчайших аннотаций, гораздо разумнее, по нашему убеждению, задаться вопросом: почему десятки блестящих книг по альтернативистике — ничуть не менее, а в некоторых отношениях даже более интересные, чем книги Кана и Тоффлера, первые доклады Римскому клубу — не получили в мировой аудитории того же отзвука, не дали того же эффекта разорвавшейся бомбы? Виной ли тому изменение обстановки, когда на первый план в глазах читателей выходят проблемы не столько будущего, сколько настоящего — распад Советской империи, предродовые судороги рождения нового Багдадского халифата от Марокко до Индонезии, от Казани до Южной Африки, смена противостояния СССР — США противостоянием США — Зап. Европа — Япония и т.п.? Или психологическая усталость читательской аудитории от любой «литературы о будущем», ничего, кроме неприятностей, не несущей? Или неспособность самих авторов преодолеть психологический барьер неприятия всего качественно нового, «пробиться» к читателю, «достучаться» до его ума и сердца? Или что-то еще?

Собственно, попытки найти ответы на эти вопросы и составляют суть настоящего курса лекций. Начать эти поиски, как представляется, необходимо, в свою очередь, с вопроса: что имеется общего во всех работах по альтернативистике при всех различиях между отдельными авторами? Внимательный анализ литературы обнаруживает, что таких «пунктов схождения» насчитывается ровно пять. Они же и составляют основные условия спасения от катастрофы на путях перехода к альтернативной цивилизации.

Во-первых, если не все, то подавляющее большинство авторов считают, что коль скоро то или иное состояние общества в конечном счете определяется состоянием энергетики, значит, переход к альтернативной цивилизации невозможен без восстановления на качественно новой основе серьезно нарушенного к настоящему времени глобального топливно-энергетического и зависимого от него материально-сырьевого баланса.

Во-вторых, признается столь же необходимым восстановление на качественно новой основе столь же серьезно нарушенного глобального демографического баланса, нормализация воспроизводства поколений.

В-третьих, в точности то же самое относится к катастрофически «идущему вразнос» глобальному экологическому балансу, который также подлежит восстановлению на качественно новой основе.

В-четвертых, ясно, что всего этого невозможно достичь не то, что при гонке вооружений, но даже при сохранении сегодняшнего уровня производства оружия — тем более что оно ежечасно грозит человечеству уничтожением. Следовательно, подразумевается необходимость всеобщего и полного разоружения.

Наконец, в-пятых, человечеству не выжить — даже при исполнении всех четырех вышеперечисленных условий, если не поставить во главу угла системы ценностей гуманность, т.е. самого человека, его благополучие и полноценное развитие.

Так родилась наиболее распространенная формула альтернативной цивилизации: низкоэнергетическая (в смысле экономичности потребления энергии), высокоустойчивая (в смысле восстановления глобальных балансов, на которых зиждется человечество), экологически чистая, полностью демилитаризованная и подлинно человечная.

Заметим, что за последние два десятилетия XX века в мировой футурологии не произошло никаких существенных сдвигов. Да, продолжают выходить «Доклады Римскому клубу». В 2000 г. переведена на русский язык книга-доклад Э. Вейцзеккера, А. и Л. Ловинсов «Фактор четыре: затрат — половина, отдача — двойная» (заглавие говорит само за себя). Да, почти каждый год выходит несколько интересных, иногда просто блестящих монографий по глобалистике и альтернативистике, не уступающих предыдущим ни в чем. Кроме... мировой сенсационности футурологических трактатов 50-х—70-х годов XX века.

В 2000 г. в России издан фундаментальный труд «Впереди XXI век: перспективы, прогнозы, футурологи. Антология современной классической прогностики 1952—1999». Ожидаются издания на английском, французском, немецком и итальянском языках. Антология включает в себя главы из 17 произведений, ставших в свое время мировыми сенсациями, плюс два десятка кластеров конкретных прогнозов. Она открывается именами Р. Юнгка (1952), Б. Де Жувенеля (1963), Д. Белла (1966), Г. Кана (1967), А. Тоффлера (1970), А. Печчеи(1977),а завершается именами Г. Гендерсон (1981) и Дж. Найсбитта (1990).

Если учесть, что последняя книга развивает положения предыдущей, изданной в 1982 г. — последней сенсации современной футурологии, то создается впечатление, будто «Золотой век» прогностики целиком уместился в 30-летие 1952—1982-х. Неужели последующие 20 лет историки назовут «Серебряным веком» — своего рода футурологическим декадансом, когда футурология, говоря щедринским языком, «прекратила течение свое»? Тогда чего же ожидать от следующих десятилетий? «Бронзового века», когда интерес к прогностике мировой аудитории будет полностью утрачен? «Железного века», когда о будущем вообще перестанут думать и писать? Или вновь заблестит заря нового «Золотого века», новых футурологических мировых сенсаций?

Ответ на эти вопросы полностью в руках сегодняшнего студента — завтрашнего футуролога.

Часть II

КОНЦЕПЦИЯ «ТЕХНОЛОГИЧЕСКОГО

ПРОГНОЗИРОВАНИЯ» И ЕЕ СУЩНОСТЬ

Лекция 8

КРАТКАЯ ИСТОРИЯ ВОЗНИКНОВЕНИЯ

И РАЗВИТИЯ КОНЦЕПЦИИ

«ТЕХНОЛОГИЧЕСКОГО ПРОГНОЗИРОВАНИЯ»

В РОССИИ

Как мы уже говорили в одной из предыдущих лекций, в начале перестройки № I, известной под названием НЭП — Новой экономической политики (1921—1929), группе советских экономистов во главе с В.А. Базаровым была поручена разработка прогноза перспектив развития СССР на годы первой пятилетки (1928—1932) и далее. В процессе работы учёные пришли к выводу, достойному самих высоких научных премий мира: невозможно предсказывать будущее состояние процессов или явлений, поддающихся изменению средствами управления, в том числе планирования — получается как бы саморазрушение или, напротив, самоосуществление предсказаний, причем, с учётом предсказанного. Вместо тщетных в данном случае попыток безусловных предсказаний учёные рекомендовали две качественно новые исследовательские технологии: «генетическую» (экстраполяция в будущее наметившихся тенденций с целью выявления или уточнения проблем, подлежащих решению средствами управления) и «телеологическую» (оптимизация трендов по заданным критериям и целям для выявления наилучших решений указанных проблем). По сути, речь шла о способах «взвешивания» возможных — ожидаемых и желательных — последствий намечаемых плановых и иных решений. Выдающееся научное открытие!

Отчет об этих выводах был опубликован в журнале «Плановое хозяйство» (1928,2) но был не понят и забыт. Заказчикам он не потребовался: первая пятилетка должна была явиться «большим скачком» от патриархализма к социализму. Тут требовалась не наука, а идеология, не анализ, а пропаганда, научного открытия как и не бывало. Названная статья была обнаружена только в 1980 г., частично опубликована в ряде научных работ, полностью воспроизведена в сборнике «Каким быть плану: дискуссии 20-х годов» только в 1989 г.

По иронии судьбы, американцы столкнулись с той же проблемой при попытке прогноза реализации программы «Аполлон». Ровно 30 лет спустя, ничего не зная о выводах своих русских коллег, они пришли к в точности такому же заключению, только «генетический» подход назвали «зксплораторным» (в обратном переводе на русский — «поисковый»), а «телеологический» — «нормативным» (так и переведенным на русский язык). Оба подхода составили «технологическое прогнозирование», неточно переведённое у нас поначалу как «научно-техническое», хотя речь шла не об отрасли прогнозирования, а об особом, так сказать, алгоритмическом, способе разработки прогнозов. Начался знаменитый «бум прогнозов» — триумфальное шествие «технологического прогнозирования» по всему миру в виде сотен институтов, тысяч секторов и отделов, специально занятых разработкой поисковых и нормативных прогнозов.

Во второй половине 60-х гг. этот «бум» докатился и до Советского Союза. Но ему предшествовала более чем 35-летняя «мёртвая зона», когда говорить и тем более писать о будущем можно было только в виде прямых (отнюдь не критических!) комментариев тех или иных высказываний «основоположников», либо «программных документов КПСС». Как известно, тоталитаризм и прогнозирование — вещи взаимоисключающие, в чем нетрудно убедиться на примере любой страны мира, не исключая и нашу собственную.

Базарову и его коллегам было легко совершать эпохальные открытия: они работали в атмосфере научной мысли, хотя отравленной уже ядом идеологии тоталитаризма, но еще живой, бившейся не над цитатами, а над реальными научными проблемами, опиравшейся на все богатство мировой общественной мысли. Статья из «Планового хозяйства», о которой мы упоминали, была не одиноким оазисом в пустыне, а деревом в роще из сотен других статей о «будущем», над которыми возвышались гиганты — более двух десятков книг и брошюр на ту же тему, правда, большей частью, по понятным причинам, пропагандистско-утопического характера, но не потерявшие научного значения и посейчас. Среди последних «Будущее Земли и человечества» и другие брошюры из так называемой «калужской серии» К.Э. Циолковского, часть которых не решаемся переиздавать до сих пор, а также фундаментальная «Жизнь и техника будущего» под редакцией А. Анекштейна и Э. Кольмана, не уступавшая лучшим мировым стандартам тех лет. Кроме того, каждому прогнозисту того времени были хорошо известны произведения «ранней футурологии» второй половины XIX — начала XX века, о которых мы упоминали в предыдущих лекциях.

Теперь представьте себя на месте человека, который заинтересовался бы проблемами будущего Земли и человечества спустя ровно четверть века после описанных событий, в начале 50-х годов. Что он мог иметь перед своими глазами, помимо мертвящих догм «научного коммунизма», которые надлежало вызубрить и «сдать» четыре раза за какие-нибудь полгода — на курсовых экзаменах, госэкзаменах, при поступлении в аспирантуру и при сдаче «кандидатских минимумов»? Только всё ту же «раннюю футурологию», десятилетиями остававшуюся невостребованной никем, либо постепенно выползавшую из спецхранов обратно на свет божий (но это уже попозже). Все остальное было пустыней идеологического блудословия с чахлыми кустиками дюжины пустословных статей и полудюжины брошюр о «будущем науки и техники», из которых было невозможно почерпнуть что-либо конструктивное.

Правда, и футурологические произведения четвертьвековой давности в такой ситуации были настоящим шоковым откровением. Но даже если бы под их впечатлением читающему пришла в голову мысль о том, что будущее может быть точно таким же предметом исследования, как и настоящее или прошлое (а такая мысль, по понятным причинам, не могла придти ему в голову раньше весны 1956 г. — после шоковых откровений XX съезда КПСС), разве мог он знать, что будущее уже исследовали на уровне требований современной науки такие выдающиеся умы середины XX века, как Дж. Бернал и Н. Винер? Казалось, что все произведения Бернала были опубликованы на русском языке еще при Сталине. Как догадаться, что его главный обществоведческий труд — доклад о переходе научно-технического прогресса в новое качество научно-технической революции — остался не переведенным, раз сама концепция НТР была легализована лишь в 1968 г.? Что касается Винеpa с его мыслью о том, что «мотором НТР» и вместе с тем «ключом» к познанию будущего явится обычный арифмометр, будущий компьютер, то он был «отцом кибернетики — продажной девки империализма», только и всего. Это лишь много позднее стало проясняться, кто — продажная девка и чьего именно империализма, а в те поры такими вопросами не задавались, все принимали на веру под страхом мгновенного растерзания за любое инакомыслие.

Талантливый публицист Р. Юнгк тоже был известен русскому читателю только как автор книги «Ярче тысячи солнц» — об американском Сахарове — Роберте Оппенгеймере, — но отнюдь не как автор сенсационного бестселлера «Будущее уже началось» (1952), с публицистическим обобщением идей Бернала и Винера. Бестселлера, двадцать лет десятками изданий переводившегося едва ли не на все языки мира, кроме, конечно, русского.

Русскому исследователю будущего в середине 50-х гг. могла даже придти в голову мысль о том, что раз возможна «наука о прошлом», история, так сказать, «пастология», то, по той же логике должна быть и «наука о будущем» — «футурология». Откуда было знать, что тринадцатью годами раньше, в 1943 году этот термин уже пустил в научный оборот на Западе О. Флехтгейм? Правда, в ином значении — в смысле «надидеологической философии будущего», противостоящей мангеймовской дихотомии «идеология, как оправдывание сущего — утопия, как отрицание сущего». Разве можно было догадаться, что вопрос правомерности «науки о будущем» станет во второй половине 60-х годов, на волне «бума прогнозов», предметом специального исследования двух научных коллективов — советского и американского («Комиссия 2000 года» под председательством Д. Белла) и что оба коллектива практически одновременно, не сговариваясь, придут к выводу о принципиальной невозможности подобной науки, ибо все науки изучают либо прошлое (исторические), либо будущее (все прочие), а «настоящее», с этой точки зрения, — не более, как условная разделительная черта, через которую «будущее» ежесекундно перетекает в «прошлое». К тому же суть каждой науки — триединая функция описания (анализа), объяснения (диагноза) и предсказания (прогноза), так что заниматься прогнозированием должны все без исключения науки, заслуживающие этого названия, — даже исторические (по-своему, разумеется).

Конечно, принципиальная невозможность конструирования «науки о будущем», как особой научной дисциплины, противостоящей наукам о прошлом и настоящем, вовсе не исключала возможности междисциплинарного исследования будущего, как особой отрасли, особого направления научных исследований, типа исследований операций и т.п. К этой мысли на Западе пришли уже в конце 60-х гг., а мы начинали приходить в конце 80-х. В те годы, вплоть до 1966 г., в русском языке даже и слова такого не было — «прогнозирование» (хотя «прогноз» существовал с XIX века). Оно обрело право на жизнь только в жестоких идеологических схватках второй половины 60-х. «До того» лишь изредка всплывала «прогностика», да и то в значении всё той же «науки о будущем».

Да, все прочитанное «о будущем» к середине 50-х годов, вместе с навеянными этой литературой идеями, можно было обобщить в сколь угодно объемистых рукописях — или о перспективах развития науки, техники, культуры, или о перспективах социально-экономического соревнования капитализма и социализма, или о перспективах военно-политического противостояния двух социальных систем на мировой арене. Но любому автору с такими рукописями под мышкой судьба была одна: долгими годами безрезультатно обходить одно издательство за другим, вызывая сначала любопытство («кто бы мог стоять за этим»?), а затем всегда и всюду — спасительный страх.

Только чисто конъюнктурные моменты могли продвинуть подобные рукописи в печать — разумеется, в усеченном и препарированном сообразно конъюнктуре виде. При этом отнюдь не все авторы рисковали выступать со столь скандальной для того времени тематикой — намного скандальнее современной астрологии, парапсихологии и уфологии, вместе взятых. Иные предпочитали укрываться под псевдонимами. Так появились «Если мир разоружится» (1961) — некоего И. Лады, к встрече Хрущев — Кеннеди в Вене осенью 1961 г., «Век великих надежд» (1964) Г. Доброва и Ю. Голян-Никольского, «Контуры грядущего» (1965) И. Лады и О. Писаржевского — в порядке комментирования Программы КПСС.

И все же идея возможности исследования будущего шаг за шагом пробивала себе дорогу в жизнь. С 1957 года начали появляться статьи академика Н.Н. Семенова — на ту же тему, что и у Бернала — «Наука и общество», их будущее, да и ряда других ученых тоже. С 1965 года в высших академических кругах стал обсуждаться вопрос о возможности создания на первых порах специального научного совета или хотя бы постоянно действующего семинара «по научно-технической и социально-экономической прогностике». Особенно конструктивно этим вопросом занимались академик Д.И. Щербаков, академик А.Я. Берг, профессор И.А. Ефремов (он же — знаменитый уже тогда писатель-фантаст, автор всемирно известной «Туманности Андромеды», до сих пор лучшего произведения советской научно-фантастической литературы), только что избранный в то время вице-президентом АН СССР по общественным наукам академик A.M. Румянцев и другие ведущие ученые страны.

Захлебываясь в противоречиях, подходила к концу перестройка № 2 — хрущевские реформы 1956—64-х гг. Родиться на сей раз прогностике живой или снова стать жертвой аборта — целиком зависело от политической конъюнктуры середины 60-х гг., кануна XXIII съезда КПСС.

Политические карты на сей раз разложились счастливо для марксистско-ленинской футурологии. Неизбежный, как мы понимаем сейчас, очередной погром отодвинулся на несколько лет. Свергнувшие Хрущева компаньоны его, во главе со своим ставленником Брежневым, приходили к власти под знаменем перестройки № 3 (косыгинские реформы 1966—68-х гг.). Одним из существенных ее элементов, помимо «развитого социализма», пришедшего на смену обанкротившемуся «коммунизму к 1980 году», «демократизации» и «хозяйственного самоуправления», а также уймы чисто пропагандистских лозунгов, было положение о необходимости расширения диапазона народно-хозяйственного планирования (не только «экономическое», но и «социальное»), плюс необходимость опоры планов на более солидную научную основу (в пику хрущевскому «волюнтаризму»). А что может быть солиднее такой основы, чем прогноз, на который опирается план? Вот тут к месту оказался «бум прогнозов», катившийся с Запада. В русском языке появилось слово «прогнозирование». Почти одновременно с XXIII съездом КПСС в начале 1966 г. заговорили о предплановых прогнозных разработках.

Идеологическое нововведение проходило отнюдь не безболезненно. Как и сегодня, реакция сопротивлялась отчаянно. Прогнозирование и программирование отождествлялись с капитализмом, рассматривались как диверсия против социалистического планирования. Ожесточенные идейные бои продолжались почти три года. Дело доходило до ораторских инфарктов и инсультов прямо на трибунах. Но к середине 1968 г. в «директивных органах» вопрос был окончательно решен в смысле допущения прогноза не как альтернативы плану, а как разновидности предплановой разработки. Осенью того же года появилось соответствующее постановление ЦК КПСС и Совмина СССР. Еще раньше было принято решение о создании в только что учрежденном тогда Институте международного рабочего движения сектора, а затем и отдела прогнозирования социально-экономических последствий научно-технического прогресса (фактически начал функционировать с января 1967 г.). В конце 1967 г. рассматривался вопрос о создании в едином комплексе Института социологических исследований, общественного мнения, социального прогнозирования и планирования. Спустя год было принято решение ограничиться на первых порах Институтом конкретных социальных исследований АН СССР (в разумении, видимо, что абстрактные социальные исследования проводятся в институте философии или марксизма-ленинизма), где предусматривались отделы всех трех указанных выше направлений. Весной 1967 г. в одной только Москве насчитывалось более тридцати секторов, занявшихся прогнозными разработками, спустя год их оказалось более семидесяти, а после упомянутого постановления НК Совмина общее количество подобных научных подразделений по стране в целом достигло почти тысячи (точных подсчетов произвести было невозможно, так как значительная часть таких единиц находилась в составе закрытых предприятий или учреждений). Из них приблизительно около 2/3 занимались научно-техническими прогнозами, около 1/4 — экономическими, около 1/10 — градостроительными, остальные (социальные, криминологические, географические и др. прогнозы) — насчитывались единицами.

Быстро стали формироваться общественные организации обмена научной информацией между работниками в сфере прогнозирования. В 1967 г. образовалась секция социального прогнозирования советской социалистической ассоциации и научного совета АН СССР по проблемам конкретных социальных исследований, Общественный институт социального прогнозирования при Социологической ассоциации в составе более тридцати межинститутских рабочих групп, занявшихся различными аспектами прогнозирования социальных потребностей общества. Уже в первой половине 1967 г. постоянно действующий семинар по проблемам социального прогнозирования собрал сначала несколько десятков человек, через месяц — несколько сот, еще через месяц — свыше тысячи. Аналогичных масштабов семинары, коллоквиумы, симпозиумы, конференции по проблемам научно-технического и экономического прогнозирования собирались в Москве и Киеве. В 1968 г. была создана Советская ассоциация научного прогнозирования с почти ежемесячными многообразными семинарами, тысячными ежегодными конференциями и даже с собственным «толстым» журналом. Счет статьям и докладам по вопросам прогнозирования пошел ежегодно на сотни, монографиям (не считая популярной литературы) — до десятка и более.

Как обычно у нас, в мутной воде грюндерства, не обошлось без злоупотреблений. В погоне за «штатными единицами», дающими возможность лидирующему научному сотруднику выбиться в «заведующие», т.е. из научного плебса в научный патрициат (одна из двух основных форм продвижения учёного при феодально-кастовой социальной организации науки, считая второй производство в следующий научный «чин»), Институт конкретных социальных исследований раскололся на враждующие кланы «социологов» и «политологов», разумеется, с междоусобицей и внутри каждого клана. Началась холодная «гражданская война», похоронившая проекты создания на базе этого института институтов социологических исследований, общественного мнения и социального прогнозирования. Советская ассоциация научного прогнозирования, вопреки тщетным протестам ряда ученых, объединила преимущественно специалистов в области научно-технического прогнозирования. Экономическое прогнозирование обособилось в отдельный клан и эта грызня закончилась, конечно же, доносами и катастрофой.

В 1967 г. во время своих поездок в Париж и Москву Р. Юнгк обсуждал вопрос о возможности создания всемирной организации футурологии. Первоначальная идея заключалась в учреждении федерации возникших тогда национальных и интернациональных футурологических ассоциаций, в частности, общества «Мир будущего» (США), «Футурибль» (Франция, Италия, Испания), «Человечество 2000 года» (страны северо-западной Европы) аналогичных организаций, создававшихся в СССР и ряде стран Восточной Европы). Однако эту идею оказалось невозможным реализовать. Всемирная Федерация исследований будущего была создана лишь в 1972 году в виде еще одной международной организации, состоящей из нескольких сот индивидуальных и нескольких десятков коллективных членов, так что о переговорах 1967 г. напоминает лишь почетное членство в Федерации их участников и само её название.

Разумеется, добиться разрешения на вступление в Федерацию советских специалистов и организаций было совершенно невозможно вплоть до 1989 г., когда запретительные структуры стали рассыпаться и удалось настоять на коллективном членстве СССР в Федерации. А в те времена единственное, что практически можно было сделать, это образовать в 1970 г. (в условиях развертывавшегося погрома) в структуре Международной социологической ассоциации секцию футурологии (позднее исследовательский комитет 07 — «Исследования будущего»), где один из двух сопрезидентов всегда был представитель СССР, а другой — очередной президент Всемирной федерации исследований будущего. Только таким замысловатым путём можно было обеспечить хоть какую-то включенность советских специалистов в международное сообщество футурологов.

Однако все эти огорчения отходили далеко на задний план перед грандиозной целью, которая казалась близкой к осуществлению. В 1967—1971 гг. в «высших сферах» (точнее, в кругах помощников ряда членов Политбюро ЦК КПСС) обсуждался вопрос о возможности создания государственной службы прогнозирования в виде специальной комиссии специалистов, способных «взвешивать» последствия принимаемых решений, при Политбюро ЦК КПСС, аналогичных комиссий при всех ведомствах общесоюзного и регионального уровня, при обкомах партии, во всей структуре плановых органов, на крупных предприятиях и в важнейших учреждениях, с научным подкреплением в виде сети кафедр прогнозирования в важнейших университетах страны и отделов прогнозирования в ведущих исследовательских институтах различного профиля.

Цель представлялась тем менее фантастической, что в НРБ и ГДР, где партийно-правительственная бюрократия была более гибкой, чем в СССР, простым распоряжением соответственно Т. Живкова и В. Ульбрихта подобная система в 1969 г. была формально учреждена (но фактически, понятно, оставалась бездействующей, ибо жесткое централизованное планирование в условиях административно-командной системы несовместимо с научным обоснованием вообще и прогнозным в особенности). Ныне можно только благодарить судьбу, что никак не могли договориться о том, кому быть председателем упомянутой комиссии, и тем самым очередные чингисханы опять остались без телефонов. Но в те времена «комиссия по прогнозированию», способная «взвешивать» принимаемые решения, казалась чуть ли не панацеей в смысле оптимизации политики и, таким образом, решения назревавших экономических, социальных, политических и иных проблем. Надежда на её создание «со дня на день» сохранялась до последнего момента — до того, когда разразилась катастрофа. Началось с того, что возникла общественная... «академия прогностических наук», со своими собственными действительными и недействительными членами к прочим наследием средневековья. Как известно, нет таких норм морали и права, через которые не переступили бы многие научные работники в погоне за вожделенными степенями-званиями. Взаимное ожесточение достигло крайних пределов. В ход пошли политические доносы. Делами передравшихся между собой «социологов», «политологов» и «футурологов» стало заниматься такое грозное учреждение, как Комиссия партконтроля при ЦК КПСС и другие, не менее свирепые инстанции. Поистине, Киевская Русь перед нашествием Батыя!

Однако на политическом горизонте вновь сгущались тучи. Перестройка № 3, как и первые две, уперлась в дилемму: либо демократия — либо бюрократия, и вопрос снова был решен в пользу последней. Косыгинские реформы стали втихую свертываться, тонуть в пустословии. Последней каплей в чаше бюрократического терпения стала «пражская весна», показавшая, куда ведёт перестройка, и завершившаяся интервенцией в Чехословакии. Слабые попытки протеста общественности были свирепо подавлены, началась реакция, вылившаяся в 1969—1971 гг. в очередной тотальный погром обществоведения. Вице-президент АН СССР A.M. Румянцев, как и десятки других ведущих ученых, обвиненных в «гнилом либерализме», были смещены с руководящих постов и оказались во «внутренней эмиграции» (некоторые подались и во «внешнюю»). Еще десяткам, заклейменным проклятием «строгачей», было запрещено выступать устно и печатно. В Институт конкретных социальных исследований была направлена карательная экспедиция в лице нового директора и его опричников, разогнавших 3/4 персонала, в том числе почти всех ведущих «социологов» и всех до единого «политологов». Росчерком пера были ликвидированы и Советская ассоциация научного прогнозирования, и Общественный институт социального прогнозирования.

Полностью подавив всякую научно-прогностическую активность, «директивные органы» вынесли типичное у нас соломоново решение: всю научную деятельность в области прогнозирования возложить на Госкомитет по науке и технике, а всю практическую — на Госплан. Но так как упомянутый Госкомитет отродясь никакой научной деятельностью не занимался и не способен заниматься просто в силу своей организации (как, впрочем, и остальные сотни министерств различных наименований), а Госплан никогда не в состоянии был работать с прогнозами, ибо «устроен» принципиально иначе, то на месте прогнозирования, понятно, воцарилась пустыня.

Однако столь же хорошо известно, что никакое «свято место» долго пусто не бывает, в том числе и прогностическое. Погромы — погромами, а жизнь берёт своё: куда же без прогнозов, когда на дворе последняя четверть XX века, и весь мир — в прогнозах? И «развитой социализм» вместо «коммунизма к 1980 году» сохранил свои идеологические позиции. В 1972 г. его начали дополнять «советским (социалистическим) образом жизни», противостоящим «буржуазному», как белое — чёрному, и этой пропагандистской кампании хватило до самого 1985 г. Но это не открывало перспективы, которую прежде давали обанкротившийся «коммунизм к 1980 г.» и свернутые «косыгинские реформы». Без перспективы же всякая идеология вообще и тоталитарная в особенности — паралитичка. Поэтому пришлось измышлять эрзац, который был найден в виде Комплексной Программы научно-технического прогресса на 1976—1990 гг. и позднее еще целого сонма таких же программ — от Энергетической и Продовольственной до сотен частно-отраслевых.

Для подготовки Комплексной программы была создана специальная комиссия АН СССР из нескольких десятков рабочих групп общей численностью свыше 800 человек. Работа шла около двух лет 15 —  торопились к XXV съезду КПСС (1976 г.). Каков был характер представленных материалов, готовившихся в спешке по принципу «принудповинности», т.е. волевым распоряжением начальства без какой-либо предварительной подготовки и без каких-либо материальных стимулов, — сказать затруднительно. Ясно лишь, что, строго говоря, то не были ни собственно прогнозные, ни собственно программные, ни собственно предплановые, ни тем более собственно плановые материалы. Так, некоторые чисто умозрительные соображения на перспективу — главным образом, в расчете повысить значимость своего учреждения и выбить побольше ассигнований на «свою» отрасль. Главное же, они не понадобились. Госплан сверстал очередную пятилетку 1976—1980 гг., по старинке, «от достигнутого», для чего никаких прогнозов или программ не требуется. Впрочем, то же самое относится к «Комплексным программам» для пятилеток на 1981—1985, 1986—1990 и 1991—1995 гг. (последняя была перечеркнута в зародыше политическими событиями 1989—1991 гг.)

Тем не менее, бурная квазинаучная активность, подчеркивавшая растущую «научную обоснованность» пятилеток, была оценена по достоинству как весьма выигрышная в политико-пропагандистском плане. В 1976 г. упомянутая Комиссия АН СССР была преобразована в Научный совет из более чем полусотни комиссий. Счёт «задействованным» в них научным работникам пошел на многие тысячи, на десятки тысяч. В 1979 г., когда была завершена работа над второй Комплексной программой (до 2000 г.), эту деятельность ввели в систему: первые три года каждой пятилетки — работа над Комплексной программой, продлеваемой на следующие пять лет (2005, 2010 и т.д.), четвертый год — работа над основными направлениями (на следующие 10 лет), последний, пятый год — работа собственно над завершением пятилетнего плана. Эта система явилась одним из основных базовых элементов перестройки № 4 — проектов реформ управления, выработанных в 1979 г. к XXVI съезду КПСС (1981 г.), но так и оставшихся проектами. После перестройки № 5 (попытка реформ начатых в 1983 г. преемником Брежнева — Ю.В. Андроповым, вскоре умершим и смененным К.У. Черненко, который полностью восстановил брежневское статус кво) эта система была достроена учреждением Института народохозяйственного прогнозирования АН СССР, призванного координировать работу над Комплексной программой. В таком виде она просуществовала до 1990 г., когда была фактически упразднена за ненадобностью, с весьма туманными перспективами «перестройки» этой деликатной области «социалистического планирования», особенно в условиях курса на «регулируемое рыночное хозяйство».

Ирония судьбы: эта колоссальная система, по сути, — государственная служба прогнозирования, в рамках которой трудились многие тысячи людей (в том числе, добросовестные учёные, высказывавшие ценные соображения и дававшие конструктивные предложения), производила продукцию, которой затруднительно дать наименование — прогнозная, программная, предплановая, плановая, научная?.. Сомнительно любое определение. Продукцию, которую игнорировали плановые органы, формировавшие планы по традиции «от достигнутого». Продукцию, которая не имела никакого значения, даже если бы учитывалась в практике планирования, посколькy, как обнаружилось позднее, все наши пятилетки, начиная с 1928 и кончая 1990 годом, были колоссальным политическим блефом, пропагандистской «дымовой завесой», т.к. плановые задания не выполнялись или «выполнялись» после соответствующей их «коррекции» (понятно, в сторону занижения), в чем нетрудно убедиться, ознакомившись с материалами любого съезда КПСС и с последующими результатами на протяжении очередной пятилетки.

В этом свете становится понятной принципиальная засекреченность всех прогнозных — точнее, квазипрогнозных — разработок и полная «нецензурность» нашего будущего, в смысле «непроходимости» через цензуру любых материалов о будущем СССР и человечества в целом, если такие материалы грозили разоблачением тотальной лжи «социалистического планирования». Понятна и горбачевская оценка прогнозирования как сплошь «белого пятна». Заслуженная оценка!

И все же отечественным «футурологам» на государственной службе несказанно повезло: ведь если бы они производили действительно научную, прогнозную продукцию по всем жестким правилам технологического прогнозирования, их сегодня можно было бы с полным правом обвинить в том, что они злостно дезориентировали наших плановиков и управленцeв, завели страну в трясину застоя и поставили её на грань катастрофы. Это похуже плачевной участи Кассандры! А сегодня с них взятки гладки: порядочных людей, добросовестных учёных вынудили по существу имитировать научную деятельность, чтобы придать «социалистическому планированию» более респектабельный вид, а саму их научную продукцию — вместе с содержавшимися в ней конструктивными элементами, — оставляли без внимания, действуя в госуправлении по-прежнему, как печенеги и половцы. Так что к нашим бедствиям прогнозирование прямого отношения не имеет. Слабое, конечно, утешение. Но всё-таки...

И всё-таки история отечественной прогностики была бы односторонней, если бы мы ограничились только её, так сказать, официально-государственной половиной. Существовала и другая половина — неофициально-общественная, где драматизма развития тоже хватало.

Погром 1969—1971 гг. не убил, да и не мог убить научную мысль вообще, обществоведческую — в частности и прогностическую — в особенности. Конечно, первые два-три года после тотальной расправы над обществоведением царила полная прострация. Страшно было даже заикнуться о прогнозах, за рамками Комплексной программы. Само слово «прогнозирование» сделалось в глазах начальства крамольным, вроде «ревизионизма», и подозрительное отношение к прогнозистам со стороны управленцев сохранилось до сих пор. Но уже в 1974 году, где-то на невообразимых полутемных чердаках учебных корпусов Московского авиационного института полулегально и нахально самозванно стали вновь собираться семинары по научно-техническому прогнозированию — сначала на них приходили студенты и преподаватели института, а потом потянулись люди и из других институтов. К концу того же года на них, как и за пять лет перед тем, собиралось уже по несколько сот человек. В 1976 г. Комитет по прикладной математике и вычислительной технике Всесоюзного совета научно-технических обществ приютил оживавших прогнозистов на правах одной из комиссий этого комитета, а в 1979 г. на базе комиссии был образован особый Комитет ВСНТО (позднее — Совет научных и инженерных обществ) по научно-техническому прогнозированию и разработке комплексных программ научно-технического прогресса (последнее — дань времени и конъюнктуре: чтобы не прикрыли ненароком).

Комитет образовал несколько комиссий: по методологии и методике, по организации прогнозирования, по региональному и отраслевому прогнозированию, по экономическим, социальным, экологическим и глобальным проблемам научно-технического прогнозирования и др. Каждая комиссия развернула сеть рабочих групп, начали действовать свыше десятка постоянных семинаров, открылись региональные комитеты в Киеве, Ленинграде, Новосибирске, Минске, Вильнюсе, Риге, Таллине, Тбилиси, Ереване, Баку, Кишиневе, Алма-Ате, Ташкенте, Душанбе, Иркутске, ряде других городов страны. Некоторые из них вновь стали собирать сотни специалистов. Словом, научная жизнь постепенно забила ключом вновь.

Не хотелось бы создавать впечатление, будто прогностическая отечественная мысль 70-х—80-х годов билась исключительно в жилах названного комитета СНИО СССР. Были и другие научные общественные организации, которые также внесли в это дело определенный вклад. Но то, что комитет играл в данном отношении ведущую роль — бесспорно. Тут ему соперников не было. Ведь по сути это — научное общество, охватывавшее довольно широкий круг профессионалов, — в общей совокупности несколько тысяч участников постоянных семинаров; конечно, это меньше, чем принудительно трудившихся над Комплексной программой, но всё же... Ведь они не просто дискуссировали о своих прогностических проблемах, они создали типовую методику регионального прогнозирования (особенно отличились литовские прогнозисты), типовую методику отраслевого прогнозирования (важную роль сыграли ленинградцы, минчане, киевляне, новосибирцы), типовую методику социального прогнозирования, целый ряд других разработок методологического и методического характера. Не их вина, что их разработки недостаточно учитывались (или, точнее, вообще не учитывались) в «официальном» прогнозировании и планировании, отделенном от них китайской стеною.

Да, формально связи между «формалами» и «неформалами» в отечественной футурологии, как говорится, были налицо: одним из заместителей председателя названного комитета все эти годы всегда был представитель координационного штаба Комплексной программы, другой — Госплана СССР, третий — Госкомитета СССР по науке и технике. Но что может человек против системы, особенно когда та известна под названием административно-командной?... Вот и шел общественный комитет своей дорогой, никого не спрашивая, ни перед кем не отчитываясь и никому не нужный. А госкомитеты — своей, известно куда приведшей.

Но не могут люди без конца заниматься делом, которое не имеет никаких практических «выходов». Оно неизбежно теряет в их глазах всякий смысл и энтузиазм (кроме него — никаких иных стимулов) постепенно гаснет. Это ведь хорошо декламировать: искусство — для искусства, наука — для науки, а когда видишь, что твой труд ничего не меняет вокруг, он неизбежно представляется мартышкиным. Особенно труд прогнозиста, плановика, управленца. Мы говорим: армия, школа, тюрьма — слепок общества, со всеми его бедами. А разве наука может быть исключением? И прогностика в том числе? Там, где была «казарменная» организация науки, — неизбежно начиналась имитация научного труда и профанация научного прогнозирования. Там же, где даже зарплаты не было, — неизбежно умирание. Страна погружалась в трясину застоя. И прогностика — тоже. И комитет по прогнозированию — тоже.

В ходе перестройки № 6 «горбачевские реформы 1985—1991» вместо формально сохранившихся, но фактически полностью парализованных общественных научных организаций, в науке вообще и в научном прогнозировании в частности стали возникать новые. По ходу этой перестройки было сметено множество препон, державших в цепях отечественную прогностику не одно десятилетие. Некому больше запрещать участие в работе Всемирной федерации исследований будущего — и Комитет СНИО становится коллективным членом федерации, посылает на её XI конференцию (май 1990 г., Будапешт) делегацию из тридцати человек — почти все за свой собственный счёт, разумеется заявками на научные доклады. Некому больше запрещать прогнозные разработки «не для служебного пользования» — и при комитете создается Всесоюзный центр исследований будущего, который начинает сразу несколько теоретических исследовательских проектов и прикладных прогнозных программ.

В конце 80-х гг. возникло около десятка общественных научных организаций — Ассоциация содействия Всемирной федерации исследований будущего, Ассоциация «Прогнозы и циклы», исследовательский центр «Прикладная прогностика», Международный фонд Н.Д. Кондратьева, исследовательский центр «Стратегия» и др., которые после первых лет нового «смутного времени», в апреле 1997 г. создали в Москве общественную академию прогнозирования (исследований будущего), с ее постоянно действующими семинарами, летними школами молодых футурологов и т.д. А в сентябре 1999 г. эта академия вместе с  Международным институтом социологии Триестского университета в Гориции (Италия) учредила Международную академию исследований будущего в составе научных коллективов из более чем двадцати стран мира.

В 2000 г. в рамках данной организации был запланирован и полностью реализован совместный исследовательский проект: «страна и мир 2001—2010 гг.: проблемы и решения». От России в этом проекте участвовало 35 исследовательских групп. На 2001 г. запланирован аналогичный проект нормативного характера.

Не хотелось бы переоценивать достигнутое. Рыночная экономика, как известно, порождает консерватизм, а тот изначально враждебен плановому началу, в том числе и предплановым разработкам — прогнозам. Создавай нововведение, выходи с ним на рынок и торгуй — вот тебе и весь план. Повезет — расширяй торговлю. Нет — объявляй себя банкротом и давай дорогу другим. Вот и вся прогностика. Так что нашим коллегам-прогнозистам на Западе приходится отнюдь не сладко. А так как мы тоже перешли к рыночной экономике, то в любителях поскорее снимать пенки, не задумываясь о последствиях, недостатка нет. Следовательно, и отечественных прогнозистов ждут не самые лёгкие времена.

И всё же то, что видишь вокруг, внушает надежду. Пусть пока лишь один предприниматель или управленец — даже один из ста — понимает, что надо видеть дальше собственного носа, что время грюндерства быстро проходит и на поверхности рынка остаются лишь дальнозоркие — близорукие неизбежно потонут, сколько бы сливок ни сняли они поначалу. Пусть лишь один из ста сегодня заказывает разработки, позволяющие «взвешивать» последствия намечаемых решений по проверенным временем канонам технологического прогнозирования. Что ж? Завтра будет один из десяти, из пяти, из двух... Сегодня на Западе почти каждая крупная фирма опирается в своей деятельности на заказные прогнозы. В конгрессе США почти каждый четвертый депутат — абонент специального прогностического центра конгресса. Важно с самого начала выдавать прогнозы такого качества, чтобы даже у самых маловерных отпали последние сомнения в их необходимости.

...История прогностики, в отличие от истории всех прочих наук, не кончается сегодняшним днем. Она обязательно имеет продолжение в тех перспективных проблемах, которыми занимается прогнозирование.

Лекция 9

МЕТОДОЛОГИЯ ТЕХНОЛОГИЧЕСКОГО

ПРОГНОЗИРОВАНИЯ

(ФОРМЫ КОНКРЕТИЗАЦИИ ПРЕДВИДЕНИЯ,

ТИПОЛОГИЯ ПРОГНОЗОВ)

При разработках прогнозов специалисты нередко встречаются с трудностями, которые связаны с недостаточной определенностью терминологии этого сравнительно нового направления научных исследований.

Будущее стремятся предвидеть, предсказать, предвосхитить, предугадать, прогнозировать и т.д. Но будущее можно также планировать, программировать, проектировать. По отношению к будущему можно ставить цели и принимать решения. Иногда некоторые из этих понятий употребляются как синонимы, иногда в каждое из них вкладывается разный смысл. Такое положение во многом затрудняет развитие прогностики и порождает бесплодные дискуссии по вопросам терминологии.

В 1975 г. Комитет научно-технической терминологии Академии наук СССР подготовил проект терминологии общих понятий прогностики, а также объекта и аппарата прогнозирования. Проект был разослан для широкого обсуждения в организации, занимающиеся проблемами прогностики, доработан с учетом замечаний и опубликован в 1978 г. в 92-м выпуске сборников терминов, рекомендуемых к применению в научно-технической литературе, информации, учебном процессе, стандартах и документации. В настоящем разделе предпринимается попытка свести в систему часть терминов (некоторые из них выходят за рамки указанного словаря), которые обозначают исходные понятия прогностики и без которых затруднительно воспринимать последующее изложение (словарь дается в Приложении).

Предвидение и прогнозирование. Представляется необходимым ввести общее понятие, объединяющее все разновидности получения информации о будущем, — предвидение, которое разделяется на научное и ненаучное (интуитивное, обыденное, религиозное и др.). Научное предвидение основано на знании закономерностей развития природы, общества, мышления; интуитивное — на предчувствиях человека, обыденное — на так называемом житейском опыте, связанных с ним аналогиях, приметах и т.п.; религиозное — на вере в сверхъестественные силы, предопределяющие будущее. Имеется на этот счет и масса суеверий.

Иногда понятие предвидения относят к информации не только о будущем, но и о настоящем, и даже о прошлом. Это происходит тогда, когда к еще неизвестным, непознанным явлениям прошлого и настоящего подходят с целью получения о них научного знания так, как если бы они относились к будущему. Примерами могут служить оценки залежей полезных ископаемых (презентистское предвидение), мысленная реконструкция памятников древности с применением инструментария научного предвидения (реконструктивное предвидение), оценка ретроспективы от настоящего к прошлому или от менее далекого к более далекому прошлому (реверсивное предвидение), оценка ретроспективы от прошлого к настоящему или от более далекого к менее далекому прошлому, в частности — для апробации методов предвидения (имитационное предвидение).

Предвидение затрагивает две взаимосвязанные совокупности форм его конкретизации: относящуюся к собственно категории предвидения — предсказательную (дескриптивную, или описательную) и сопряженную с ней, относящуюся к категории управления — предуказательную (прескриптивную, или предписательную). Предсказание подразумевает описание возможных или желательных перспектив, состояний, решений проблем будущего. Предуказание связано с собственно решением этих проблем, с использованием информации о будущем для целенаправленной деятельности личности и общества. Предсказание выливается в формы предчувствия, предвосхищения, предугадывания, прогнозирования. Предчувствие (простое предвосхищение) содержит информацию о будущем на уровне интуиции — подсознания. Иногда это понятие распространяют на всю область простейшего опережающего отражения как свойства любого организма. Предугадывание (сложное предвосхищение) несет информацию о будущем на основе жизненного опыта, более или менее верные догадки о будущем, не основанные на специальных научных исследованиях. Иногда это понятие распространяют на всю область сложного опережающего отражения, являющегося свойством высшей формы движения материи — мышления. Наконец, прогнозирование (которое часто употребляют в предыдущих значениях) должно означать при таком подходе специальное научное исследование, предметом которого выступают перспективы развития явления.

Предуказание выступает в формах целеполагания, планирования, программирования, проектирования, текущих управленческих решений. Целеполагание — это установление идеально предположенного результата деятельности. Планирование — проекция в будущее человеческой деятельности для достижения предустановленной цели при определенных средствах, преобразование информации о будущем в директивы для целенаправленной деятельности. Программирование в этом ряду понятий означает установление основных положений, которые затем развертываются в планировании, либо последовательности конкретных мероприятий по реализации планов. Проектирование — создание конкретных образов будущего, конкретных деталей разработанных программ. Управление в целом как бы интегрирует четыре перечисленных понятия, поскольку в основе каждого из них лежит один и тот же элемент — решение. Но решения в сфере управления необязательно носят плановый, программный, проектный характер. Многие из них (так называемые организационные, а также собственно управленческие) являются как бы последней ступенью конкретизации управления.

Эти термины могут быть определены и как процессы разработки прогнозов, целей, планов, программ, проектов, организационных решений. С этой точки зрения прогноз определяется как вероятностное научно обоснованное суждение о перспективах, возможных состояниях того или иного явления в будущем и (или) об альтернативных путях и сроках их осуществления. Цель — решение относительно предположенного результата предпринимаемой деятельности. План — решение относительно системы мероприятий, предусматривающей порядок, последовательность, сроки и средства их выполнения. Программа — решение относительно совокупности мероприятий, необходимых для реализации научно-технических, социальных, социально-экономических и других проблем или каких-то их аспектов. Программа может являться предплановым решением, а также конкретизировать определенный аспект плана. Проект — решение относительно конкретного мероприятия, сооружения и т.д., необходимого для реализации того или иного аспекта программы. Наконец, собственно решение в данном ряду понятий — идеально предположенное действие для достижения цели.

Религиозное предвидение имеет собственные формы конкретизации. Так, «предсказание» принимает форму «откровения», прорицания (пророчества), гадания, а «предуказание» — форму «предопределения», волхования, заклинания, просьбы молитвы и пр. Но все это (равно как и формы конкретизации интуитивного и обыденного предвидения) является особой темой.

Важно подчеркнуть, что предсказание и предуказание тесно связаны между собой. Без учета этой связи невозможно понять сущность прогнозирования, его действительное соотношение с управлением. В предуказании может преобладать волевое начало, и тогда соответствующие цели, планы, программы, проекты, вообще решения оказываются волюнтаристскими, субъективистскими, произвольными (с повышенным риском неоптимальности, несостоятельности). В связи с этим желательно преобладание в них объективного, исследовательского начала, чтобы они были научно обоснованными, с повышенным уровнем ожидаемой эффективности принимаемых решений.

Важнейшие способы научного обоснования предуказаний — описание (анализ), объяснение (диагноз) и предсказание (прогноз) — составляют три основные функции каждой научной дисциплины. Прогноз не есть лишь инструмент такого обоснования. Однако его практическое значение сводится именно к возможности повышения с его помощью эффективности принимаемых решений. Только в силу этого прогнозирование за последние десятилетия приняло беспрецедентные масштабы, стало играть важную роль в процессах управления.

Прогнозирование не сводится к попыткам предугадать детали будущего (хотя в некоторых случаях это существенно). Прогнозист исходит из диалектической детерминации явлений будущего, из того, что необходимость пробивает себе дорогу через случайности, что к явлениям будущего нужен вероятностный подход с учетом широкого набора возможных вариантов. Только при таком подходе прогнозирование может быть эффективно использовано для выбора наиболее вероятного или наиболее желательного, оптимального варианта при обосновании цели, плана, программы, проекта, вообще решения.

Прогнозы должны предшествовать планам, содержать оценку хода, последствий выполнения (или невыполнения) планов, охватывать все, что не поддается планированию, решению. Они могут охватывать в принципе любой отрезок времени. Прогноз и план различаются способами оперирования информацией о будущем. Вероятностное описание возможного или желательного — это прогноз. Директивное решение относительно мероприятий по достижению возможного, желательного — это план. Прогноз и план могут разрабатываться независимо друг от друга. Но чтобы план был эффективным, оптимальным, ему должен предшествовать прогноз, по возможности непрерывный, позволяющий научно обосновывать данный и последующие планы.

Типология прогнозов может строиться по различным критериям в зависимости от целей, задач, объектов, предметов, проблем, характера, периода упреждения, методов, организации прогнозирования и т.д. Основополагающим является проблемно-целевой критерий: для чего разрабатывается прогноз? Соответственно различаются два типа прогнозов: поисковые (их называли прежде исследовательскими, изыскательскими, трендовыми, генетическими и т.п.) и нормативные (их называли программными, целевыми).

Поисковый прогноз — определение возможных состояний явления в будущем. Имеется в виду условное продолжение в будущее тенденций развития изучаемого явления в прошлом и настоящем, абстрагируясь от возможных решений, действия на основе которых способны радикально изменить тенденции, вызвать в ряде случаев самоосуществление или саморазрушение прогноза. Такой прогноз отвечает на вопрос: что вероятнее всего произойдет при условии сохранения существующих тенденций?

Нормативный прогноз — определение путей и сроков достижения возможных состояний явления, принимаемых в качестве цели. Имеется в виду прогнозирование достижения желательных состояний на основе заранее заданных норм, идеалов, стимулов, целей. Такой прогноз отвечает на вопрос: какими путями достичь желаемого?

Поисковый прогноз строится на определенной шкале (поле, спектре) возможностей, на которой затем устанавливается степень вероятности прогнозируемого явления. При нормативном прогнозировании происходит такое же распределение вероятностей, но уже в обратном порядке: от заданного состояния к наблюдаемым тенденциям. Нормативное прогнозирование в некоторых отношениях очень похоже на нормативные плановые, программные или проектные разработки. Но последние подразумевают директивное установление мероприятий по реализации определенных норм, тогда как первое — стохастическое (вероятностное) описание возможных, альтернативных путей достижения этих норм.

Нормативное прогнозирование не только не исключает нормативные разработки в сфере управления, но и является их предпосылкой, помогает вырабатывать рекомендации по повышению уровня объективности и, следовательно, эффективности решений. Это обстоятельство побудило выявить специфику прогнозов, обслуживающих соответственно целеполагание, планирование, программирование, проектирование, непосредственно организацию управления. В итоге по критерию соотнесения с различными формами конкретизации управления некоторые специалисты выделяют ряд подтипов прогнозов (поисковых и нормативных).

Целевой прогноз собственно желаемых состояний отвечает на вопрос: что именно желательно и почему? В данном случае происходит построение на определенной шкале (поле, спектре) возможностей сугубо оценочной функции, т.е. функции распределения предпочтительности: нежелательно — менее желательно — более желательно — наиболее желательно — оптимально (при компромиссе по нескольким критериям). Ориентация — содействие оптимизации процесса целеполагания.

Плановый прогноз (план-прогноз) хода выполнения (или невыполнения) планов представляет собой по существу выработку поисковой и нормативной прогнозной информации для отбора наиболее целесообразных плановых нормативов, заданий, директив с выявлением нежелательных, подлежащих устранению альтернатив и с тщательным выяснением прямых и отдаленных, косвенных последствий принимаемых плановых решений. Такой прогноз отвечает на вопрос: как, в каком направлении ориентировать планирование, чтобы эффективнее достичь поставленных целей?

Программный прогноз возможных путей, мер и условий достижения предполагаемого желательного состояния прогнозируемого явления отвечает на вопрос: что конкретно необходимо, чтобы достичь желаемого? Для ответа на этот вопрос важны и поисковые и нормативные прогнозные разработки. Первые выявляют проблемы, которые нужно решить, чтобы реализовать программу, вторые определяют условия реализации. Программное прогнозирование должно сформулировать гипотезу о возможных взаимовлияниях различных факторов, указать гипотетические сроки и очередность достижения промежуточных целей на пути к главной. Тем самым как бы завершается отбор возможностей развития объекта исследования, начатый плановым прогнозированием.

Проектный прогноз конкретных образов того или иного явления в будущем при допущении ряда пока еще отсутствующих условий отвечает на вопрос: как (конкретно) это возможно, как это может выглядеть? Здесь также важно сочетание поисковых и нормативных разработок. Проектные прогнозы (их называют еще прогнозными проектами, дизайн-прогнозами и т.д.) призваны содействовать отбору оптимальных вариантов перспективного проектирования, на основе которых должно развертываться затем реальное, текущее проектирование.

Организационный прогноз текущих решений (применительно к сфере управления) для достижения предусмотренного желаемого состояния явления, поставленных целей отвечает на вопрос: в каком направлении ориентировать решения, чтобы достичь цели? Сопоставление результатов поисковых и нормативных разработок должно охватывать весь комплекс организационных мероприятий, повышая тем самым общий уровень управления.

По периоду упреждения — промежутку времени, на который рассчитан прогноз, — различаются оперативные (текущие), кратко-, средне-, долго- и дальнесрочные (сверхдолгосрочные) прогнозы. Оперативный, как правило, рассчитан на перспективу, на протяжении которой не ожидается существенных изменений объекта исследования — ни количественных, ни качественных. Краткосрочный — на перспективу только количественных изменений, долгосрочный — не только количественных, но преимущественно качественных. Среднесрочный охватывает перспективу между кратко- и долгосрочным с преобладанием количественных изменений над качественными, дальнесрочный (сверхдолгосрочный) — перспективу, когда ожидаются столь значительные качественные изменения, что по существу можно говорить лишь о самых общих перспективах развития природы и общества.

Оперативные прогнозы содержат, как правило, детально-количественные оценки, краткосрочные — общие количественные, среднесрочные — количественно-качественные, долгосрочные — качественно-количественные и дальнесрочные — общие качественные оценки.

Временная градация прогнозов является относительной и зависит от характера и цели данного прогноза. В некоторых научно-технических прогнозах период упреждения даже в долгосрочных прогнозах может измеряться сутками, а в геологии или космологии — миллионами лет. В социально-экономических прогнозах сообразно с народнохозяйственными планами и в соответствии с характером и темпами развития прогнозируемых явлений эмпирически установлен следующий временной масштаб: оперативные прогнозы — до одного года, краткосрочные — от одного до пяти лет, среднесрочные — на пять-десять лет, долгосрочные — на период до пятнадцати — двадцати лет, дальнесрочные — за пределами долгосрочных.

Однако и здесь имеются различия, связанные с особенностями отдельных отраслей социально-экономического прогнозирования. Так, в сфере политики диапазон между кратко- и долгосрочностью сужается до пределов ближайшего десятилетия, в градостроительстве — растягивается на целое столетие (так как на ближайшие десятилетия большая часть объектов уже запроектирована и возможно только оперативное прогнозирование), в экономике — приспосабливается к диапазонам народнохозяйственных планов и т.д.

По объекту исследования различают естествоведческие, научно-технические и обществоведческие (социальные в широком значении этого термина) прогнозы. В естествоведческих прогнозах взаимосвязь между предсказанием и предуказанием незначительна, близка или практически равна нулю из-за невозможности управления объектом, так что здесь в принципе возможно только поисковое прогнозирование с ориентацией на возможно более точное безусловное предсказание будущего состояния явления. В обществоведческих прогнозах эта взаимосвязь настолько значительна, что способна давать эффект самоосуществления или, напротив, саморазрушения прогнозов действиями людей на основе целей, планов, программ, проектов, вообще решений (включая принятые с учетом сделанных прогнозов). В связи с этим здесь необходимо сочетание поисковых и нормативных разработок, т.е. условных предсказаний с ориентацией на повышение эффективности управления. Научно- технические прогнозы занимают в этом отношении как бы проме­жуточное положение.

Естествоведческие прогнозы разделяются на следующие направ­ления:

1) метеорологические (погода, воздушные потоки и другие атмосферные явления);

2) гидрологические (морские волнения, режим стока воды, паводков, цунами, штормов, замерзания и вскрытия аквато­рии, другие гидросферные явления);

3) геологические (залежи полезных ископаемых, землетря­сения, срыв лавин и другие литосферные явления);

4) биологические, включая фенологические и сельскохозяй­ственные (урожайность, заболеваемость и другие явления в рас­тительном и животном мире, вообще в биосфере);

5) медико-биологические (ныне преимущественно болезни человека);

6) космологические (состояние и движение небесных тел, газов, излучений, всех явлений космосферы);

7) физико-химические прогнозы явлений микромира.

Научно-технические прогнозы в узком смысле, или, как их еще называют, инженерные, охватывают перспективы состо­яния материалов и режима работы механизмов, машин, при­боров, электронной аппаратуры, всех явлений техносферы. В ши­роком смысле — в смысле перспектив развития научно-техни­ческого прогресса — они охватывают перспективные пробле­мы развития науки, ее структуры, сравнительной эффектив­ности различных направлений исследования, дальнейшего развития научных кадров и учреждений, а также перспектив­ные проблемы техники (системы «человек — машина»), точ­нее, управляемых аспектов научно-технического прогресса в промышленности, строительстве, городском и сельском хозяйстве, на транспорте и связи, включая систему информации.

Обществоведческие прогнозы делятся на направления:

1) социально-медицинские (здравоохранение, включая фи­зическую культуру и спорт);

2) социально-географические (перспективы дальнейшего освое­ния земной поверхности, включая Мировой океан);

3) социально-экологические (перспектива сохранения рав­новесия между состоянием природной среды и жизнедеятель­ностью общества);

4) социально-космические (перспектива освоения космоса);

5) экономические (перспектива развития народного хозяйства, вообще экономических отношений);

6) социологические, или социальные в узком смысле (перс­пектива развития социальных отношений);

7) психологические (личность, ее поведение, деятельность);

8) демографические (рост, половозрастная структура, миг­рация населения);

9) филолого-этнографические, или лингво-этнологические (развитие языка, письменности, личных имен, национальных традиций, нравов, обычаев);

10) архитектурно-градостроительные (социальные аспек­ты расселения, развития города и деревни, жилища, вообще обитаемой среды);

11) образовательно-педагогические (воспитание и обуче­ние, развитие кадров и учреждений в области народного об­разования — от детских яслей и садов до университетов и ас­пирантуры, включая подсистемы повышения квалификации и переподготовки кадров; самообразование взрослых, образование родителей, дополнительное образование и др.);

12) культурно-эстетические (материально-техническая база искусства, литературы, всей культуры; художественная инфор­мация, развитие кадров и учреждений культуры — книжного, журнального, газетного дела, радио и телевидения, кино и теат­ра, музеев и парков культуры, клубов и библиотек, памятников куль­туры и т.д.);

13) государственно-правовые, или юридические (развитие государства и законодательства, права и криминологии, во­обще правовых отношений);

14) внутриполитические (внутренняя политика своей и дру­гой страны);

15) внешнеполитические (внешняя политика своей и дру­гой страны, международные отношения в целом);

16) военные (военно-технические, военно-экономические, воен­но-политические, военно-стратегические, военно-тактические, во­енно-организационные прогнозы).

Нередко научно-техническими прогнозами именуют так­же естествоведческие, а обществоведческие часто называют социально-экономическими, причем все прогнозы данной группы, кро­ме экономических, выступают в этом случае под названием соци­альных. Особую область составляют философские и теоретико-ме­тодологические проблемы прогнозирования.

Следует отметить, что между естествоведческими и обществоведческими прогнозами нет глухой стены, поскольку тео­ретически взаимосвязь между предсказанием и предуказани­ем никогда не равна нулю. Человек начинает воздействовать на погоду (рассеивание туманов, градовых туч), на урожай­ность (производство удобрений) и т.д. Вполне вероятно, что со временем он научится управлять погодой, регулировать морские волнения, предотвращать землетрясения, получать заранее точно определенные урожаи, программировать фи­зиологическое и психологическое развитие человека, изменять орбиты небесных тел и пр. Тогда различие между указанными типами прогнозов постепенно исчезнет совсем.

В то же время нетрудно заметить известную связь между прогнозами того и другого типа. Это закономерно, посколь­ку связи между естественными, техническими и обществен­ными науками становятся все теснее. Типология прогнозов не исчерпывается перечисленными критериями и названны­ми порядками по каждому типу. В принципе критериев зна­чительно больше и по каждому из них можно выделить под­типы третьего, четвертого и т.д. порядка. Однако разработка «дерева типов прогнозов» пока еще ждет специального ис­следования.

Прогнозирование и прогностика. Перечисленные подтипы про­гнозов по критерию объекта исследования представляют известную абстракцию. На практике ни один из них в «чистом» виде не суще­ствует, так как они взаимосвязаны, образуют сложные комплексы. Обычно прогноз разрабатывается в рамках определенной группи­ровки прогнозов в зависимости от цели исследования (целевая груп­пировка прогнозов).

Было бы затруднительно, например, дать прогноз развития на­уки или техники, не располагая данными смежных отраслей (эконо­мики, демографии, культуры и т.д.). Точно так же трудно определить перспективы развития экономики или культуры, не зная перспектив развития науки, техники, народонаселения, градостроительства, на­родного образования и т.д.

Для каждого прогноза желательно привлекать возможно больше данных по смежным направлениям. Сейчас использу­ются лишь некоторые важнейшие для цели исследования. Как показывает опыт, при прочих равных условиях степень досто­верности прогноза всегда прямо пропорциональна степени полноты используемого материала по другим отраслям, сте­пени полноты целевой группировки.

Целевая группировка слагается из ведущего (профильно­го) и вспомогательных (фоновых) направлений. В принципе сообразно цели исследования ведущим может стать любое на­правление. На практике среди целевых группировок выделя­ется одна наиболее развитая — народнохозяйственное прогно­зирование, где ведущими являются экономическое и социаль­ное прогнозирование, а вспомогательными — научно-техни­ческое и демографическое (остальные направления играют пока что незначительную роль).

Необходимость формирования целевых группировок про­гнозов диктуется требованиями практики прогнозирования. Ни один научный коллектив не в состоянии разработать про­гнозы достаточно высокой достоверности по всем отраслям прогнозирования. Целевая группировка помогает мобилизовать силы специалистов различных областей научных знаний и орга­низовать их оптимальным образом для разработки прогноза.

Ведущее направление целевой группировки образует про­филь прогноза, который является предметом исследования. Вспомогательные направления составляют прогнозный фон — сово­купность внешних по отношению к объекту прогнозирования усло­вий, существенных для решения задачи прогноза. В отличие от про­фильных, фоновые данные обычно не являются предметом иссле­дования силами одного научного коллектива (так как это практичес­ки невозможно и нецелесообразно): их либо получают готовыми по заказу из других, достаточно компетентных научных учреждений, либо черпают из имеющейся научной литературы, либо постулиру­ют условно с соответствующими оговорками относительно степени их достоверности. Стандартный прогнозный фон разделяется на научно-технический, демографический, экономический, социологи­ческий, социокультурный, организационно-политический, между­народный. Обычно выбирается несколько подразделений в зависи­мости от цели и задач разработки прогноза.

Различие между отраслью прогнозирования и целевой груп­пировкой прогнозов носит принципиальный характер. Игно­рирование его ведет к бесплодным спорам, например, по воп­росу, является ли демографическое или научно-техническое про­гнозирование самостоятельной отраслью или только подотрас­лью экономического прогнозирования, которое рассматрива­ется иногда как синоним народнохозяйственного.

Совокупность целевых группировок прогнозов представ­ляет собой комплекс прогнозов в существующих науках, а не некую новую науку, подменяющую уже имеющиеся, так как это привело бы к искусственному разрыву исследования тен­денций и перспектив развития явлений природы и общества, изучаемых каждой наукой, к разрыву единства неотъемлемых основных функций каждой науки — описания, объяснения и предсказания.

Научная дисциплина о закономерностях разработки про­гнозов — прогностика имеет своим предметом исследование законов и способов прогнозирования. Ее задачи — разработ­ка соответствующих проблем гносеологии и логики теорети­ческого прогностического исследования, научных принципов типологии прогнозов, классификации методов прогнозирова­ния, разграничения таких взаимосвязанных понятий, как гипотеза и прогноз, прогноз и закон, анализ и прогноз, прогноз и план, решение и т.д. Одна из важнейших задач прогностики — разработка специальных методологических проблем про­гнозирования с целью повышения обоснованности прогно­зов.

В структуре прогностики должны развиваться частные те­ории прогнозирования с «двойным подчинением»: по линии общей прогностики и по линии соответствующей научной дис­циплины в рамках естествоведения или обществоведения (на­учно-техническая, экономическая, социологическая, полити­ческая и т.д. прогностика). Правда, пока еще прогностика находится на начальных стадиях развития, когда говорить о деталях ее «распочкования» несколько преждевременно. Это, ви­димо, дело будущего. Но во всех случаях имеется и должна иметься в виду именно теория прогнозирования, а не вычленение какой-то части проблематики существующих научных дисциплин в некую «науку о будущем».

Это важно подчеркнуть, потому что за истекшие полвека не было недостатка в спекуляциях на специфичности проблематики прогнозирования. Особенно это относится к многозначному тер­мину «футурология», который в настоящее время имеет следую­щие значения:

1) «философия будущего», противостоящая всем соци­альным учениям прошлого и настоящего, которые немецкий философ первой половины XX в. К. Маннгейм разделял на «идеологию» и «утопию» (учения, соответственно защищав­шие или отвергавшие господствующий социальный строй). Термин «футурология» в этом значении предложил в 1943 г. немецкий социолог, эмигрировавший в США, — О. Флехтгейм. Эта концепция не получила распространения;

2) «наука о будущем», «история будущего», предметом ис­следования которой должны быть перспективы развития всех явлений — прежде всего социальных, — в отличие от прочих дисциплин, ограниченных исследованиями прошлого и насто­ящего. Термин в этом значении получил на Западе распрост­ранение в начале 60-х годов в связи с развернувшимся тогда «бумом прогнозов» (появлением специальных учреждений, занятых разработкой прогнозов научно-технического и соци­ально-экономического характера). Однако во второй полови­не 60-х годов выявилась несостоятельность попыток выделе­ния «истории будущего» по аналогии с «историей прошлого», и к началу 70-х годов термин «футурология» в этом значении почти совершенно перестал употребляться.

Аналогия между исследованием прошлого и будущего оказа­лась неправомерной. История изучает свершившиеся события, пред­ставляющие особый исторический интерес, с помощью специаль­ного научного инструментария, отличного от приемов изучения наблюдаемых явлений. Это делает оправданным выделение истори­ческих наук в особую группу. Поэтому закономерно появление ис­тории театра, физики, земледелия, человечества в целом.

Между тем явления настоящего и будущего представляют взаи­мосвязанный актуальный интерес. Научный инструментарий изу­чения явлений будущего, хотя и имеет определенную специфику, теснейшим образом связан с инструментарием изучения наблюда­емых явлений. Выше уже упоминалось о единстве описания, объяс­нения и предсказания как основных функций каждой науки. Пока что предсказательная функция в большинстве научных дисциплин развита слабее, чем объяснительная и описательная. Но это не подрывает принципа, согласно которому назначение каждой науки, если это действительно наука, — описывать, объяснять и предсказывать.

Вот почему «наука о будущем» оказывается лишенной предме­та исследования, реально принадлежащего многим существующим дисциплинам. Осознание этого обстоятельства и привело к дискредита­ции такого значения термина «футурология»;

3) комплекс социального прогнозирования как тесно взаи­мосвязанной совокупности прогностических функций суще­ствующих общественных наук и прогностики как науки о за­конах прогнозирования. В этом значении футурология в ка­честве «междисциплинарных исследований», «метанауки» по­лучила на Западе к концу 60-х годов значительное распрост­ранение. Однако неопределенность термина и частое смеше­ние этого его значения с двумя предыдущими вызвали с нача­ла 70-х годов вытеснение его другими терминами (прогности­ка, футуристка, футуристика, «исследование будущего» и др.). К настоящему времени последний термин в качестве синони­ма комплекса социального прогнозирования и социальной прогностики является на Западе господствующим;

4) синоним комплекса социального прогнозирования — в отличие от прогностики. В этом значении термин употреб­ляется редко;

5) синоним прогностики — в отличие от комплекса соци­ального прогнозирования. В этом значении термин употреб­ляется тоже редко;

6) в узком смысле на протяжении второй половины XX века концепции будущего общества, противостоящие научному коммунизму (типа теории «постиндустриального общества» и т.п.);

7) в широком смысле — все современные публикации (и на­учные, и публицистические) о перспективах развития челове­ческого общества. Правда, все чаще имеется в виду не только современная или только немарксистская, но чаще вообще вся «литература о будущем».

В Советском Союзе термин «футурология» в его 3-м значении (синоним комплекса социального прогнозирования и прогностики) употреблялся иногда в публицистике или в научно-популярной ли­тературе. В специальной научной литературе этот термин обычно употреблялся только в 6-м и 7-м значениях, как правило, с эпитетом «буржуазная».

Инструментарий прогнозирования. В основе прогнозирования лежат три взаимодополняющих источника информации о будущем:

— оценка перспектив развития, будущего состояния прогнози­руемого явления на основе опыта, чаще всего при помощи анало­гии с достаточно хорошо известными сходными явлениями и про­цессами;

— условное продолжение в будущее (экстраполяция) тен­денций, закономерности развития которых в прошлом и на­стоящем достаточно хорошо известны;

— модель будущего состояния того или иного явления, про­цесса, построенная сообразно ожидаемым или желательным изменениям ряда условий, перспективы развития которых до­статочно хорошо известны.

В соответствии с этим существуют три дополняющих друг друга способа разработки прогнозов:

— анкетирование (интервьюирование, опрос) — опрос на­селения, экспертов с целью упорядочить, объективизировать субъективные оценки прогнозного характера. Особенно боль­шое значение имеют экспертные оценки. Опросы населения в практике прогнозирования применяются пока что сравни­тельно редко;

— экстраполирование и интерполирование (выявление про­межуточного значения между двумя известными моментами процесса) — построение динамических рядов развития пока­зателей прогнозируемого явления на протяжении периодов основа­ния прогноза в прошлом и упреждения прогноза в будущем (рет­роспекции и проспекции прогнозных разработок);

— моделирование — построение поисковых и норматив­ных моделей с учетом вероятного или желательного измене­ния прогнозируемого явления на период упреждения прогно­за по имеющимся прямым или косвенным данным о масшта­бах и направлении изменений. Наиболее эффективная прогноз­ная модель — система уравнений. Однако имеют значение все возможные виды моделей в широком смысле этого термина: сценарии, имитации, графы, матрицы, подборки показателей, графические изображения и т.д.

Приведенное разделение способов прогнозирования услов­но, потому что на практике, как уже говорилось, эти способы взаимно перекрещиваются и дополняют друг друга. Прогнозная оценка обязательно включает в себя элементы экстраполяции и мо­делирования. Процесс экстраполяции невозможен без элементов оценки и моделирования. Моделирование подразумевает предва­рительную оценку и экстраполирование. Это обстоятельство на про­тяжении долгого времени затрудняло адекватную классификацию методов прогнозирования. Разработку последней тормозила также недостаточная определенность понятий приема, процедуры, мето­да, методики, способа, системы, методологии прогнозирования, ко­торые нередко употреблялись одно вместо другого либо фигуриро­вали как однопорядковые явления, несмотря на существенную каче­ственную разницу между ними. За последние годы в этом отноше­нии проведена значительная работа, позволившая создать надеж­ную теоретическую базу для классификации методов прогнозирования. В итоге приведенный ряд понятий выстроился в следующую логическую систему.

Прием прогнозирования — конкретная форма теоретичес­кого или практического подхода к разработке прогноза, одна или несколько математических или логических операций, на­правленных на получение конкретного результата в процессе разработки прогноза. Процедура — ряд приемов, обеспечи­вающих выполнение определенной совокупности операций. Метод — сложный прием, упорядоченная совокупность про­стых приемов, направленных на разработку прогноза в целом. Методика — упорядоченная совокупность приемов, процедур, операций, правил исследования на основе одного или чаще опреде­ленного сочетания нескольких методов. Методология прогнозиро­вания — область знания о методах, способах, системах прогнозиро­вания. Способ прогнозирования — получение и обработка инфор­мации о будущем на основе однородных методов разработки про­гноза. Система прогнозирования («прогнозирующая система») — упорядоченная совокупность методик, технических средств, пред­назначенная для прогнозирования сложных явлений или процессов. Опыт показывает, что ни один из названных способов (и тем более методов), взятый сам по себе, не может обеспечить значительную степень достоверности, точности, дальности прогноза. Зато в опре­деленных сочетаниях они оказываются в высокой степени эффек­тивными.

Общая логическая последовательность важнейших операций раз­работки прогноза сводится к следующим основным этапам:

1. Предпрогнозная ориентация (программа исследования). Уточ­нение задания на прогноз: характер, масштабы, объект, периоды основания и упреждения и т.д. Формулирование целей и задач, пред­мета, проблемы и рабочих гипотез, определение методов, структу­ры и организации исследования.

2. Построение исходной (базовой) модели прогнозируемо­го объекта методами системного анализа. Для уточнения мо­дели возможен опрос населения и экспертов.

3. Сбор данных прогнозного фона методами, о которых говорилось выше.

4. Построение динамических рядов показателей — основы стержня будущих прогнозных моделей методами экстраполя­ции, возможно обобщение этого материала в виде прогноз­ных предмодельных сценариев.

5. Построение серии гипотетических (предварительных) поисковых моделей прогнозируемого объекта методами по­искового анализа профильных и фоновых показателей с кон­кретизацией минимального, максимального и наиболее веро­ятного значений.

6. Построение серии гипотетических нормативных моделей прогнозируемого объекта методами нормативного анализа с конкретизацией значений абсолютного (т.е. не ограничен­ного рамками прогнозного фона) и относительного (т.е. привязан­ного к этим рамкам) оптимума по заранее определенным критери­ям сообразно заданным нормам, идеалам, целям.

7. Оценка достоверности и точности, а также обоснован­ности (верификация) прогноза — уточнение гипотетических моделей обычно методами опроса экспертов.

8. Выработка рекомендаций для решений в сфере управления на основе сопоставления поисковых и нормативных моделей. Для уточ­нения рекомендаций возможен еще один опрос населения и экспер­тов. Иногда (правда, пока еще редко) при этом строятся серии по­ствероятностных прогнозных моделей-сценариев с учетом возмож­ных последствий реализации выработанных рекомендаций для их дальнейшего уточнения.

9. Экспертное обсуждение (экспертиза) прогноза и рекомен­даций, их доработка с учетом обсуждения и сдача заказчику.

10. Вновь предпрогнозная ориентация на основе сопоставления материалов уже разработанного прогноза с новыми данными прогнозного фона и новый цикл исследования, ибо прогнозирование должно быть таким же непрерывным, как целеполагание, планиро­вание, программирование, проектирование, вообще управление, повышению эффективности которого оно призвано служить.

Сказанное нуждается в трех существенных дополнительных замечаниях:

• во-первых, эффективность прогнозов (особенно общество­ведческих) не может сводиться только к степени их достовер­ности, точности, дальности, хотя все это очень важно; не ме­нее важно знать, насколько тот или иной прогноз содействует повышению обоснованности, объективности, эффективности разработанных на его основе решений;

• во-вторых, верификация прогнозов имеет существенные особенности, отличающие ее от верификации данных анали­за или диагноза. В прогнозировании помимо абсолютной ве­рификации, т.е. эмпирического подтверждения или отрицания правильности гипотезы, существует относительная (предва­рительная) верификация, которая позволяет развивать науч­ное исследование и практически использовать его результат до наступления возможности абсолютной верификации. Спо­собы относительной верификации известны: это проверка получен­ных, но еще не поддающихся абсолютной верификации результатов контрольными исследованиями.

В отношении прогноза абсолютная верификация возмож­на только после перехода периода упреждения из будущего в прошлое. Но задолго до этого можно и должно прибегать к повторным или параллельным исследованиям по иной методике (например, провести опрос экспертов). Если результаты совпадают, есть основания с большей уверенностью считать степень достовер­ности прогноза высокой, если нет — есть время для поиска и устра­нения ошибок или недочетов в методике разработки прогнозов.

В этом плане важно четко разграничить категории обоснованно­сти и истинности (прогноза). Обоснованность научной информа­ции — это, коротко говоря, уровень состояния знаний и качество научного исследования. Если новая научная информация опирает­ся на основательную научную теорию, эффективность которой в отношении аналогичных объектов исследования доказана, если эта информация получена в результате достаточно надежных методов, процедур, операций научного исследования (проверенного на дру­гих объектах), то она считается вполне обоснованной еще до под­тверждения ее практикой.

Критерием истинности научной информации, как известно, яв­ляется практика. Однако практику нельзя понимать лишь как чисто эмпирический опыт сегодняшнего дня. Более широкое понимание практики включает прежде всего общественно-историческую прак­тику развития человеческого общества в целом. Поэтому проблема истинности прогноза не может ограничиваться возможностью «си­юминутной» практической проверки, должна связываться с реаль­ными тенденциями развития человеческого общества.

В конечном итоге, как явствует из изложенного, любая верифи­кация прогноза не является самоцелью. Если прогноз дает эффект в плане повышения научного уровня управления, он выступает как полноценный результат научного исследования задолго до возмож­ности абсолютной верификации. В этом отношении современная наука имеет достаточно проверенных на практике примеров.

Повышение эффективности решений за счет использования прогнозной информации было достигнуто в 60—70-х годах, по сути дела на начальной стадии становления прогностики, когда многие мето­ды еще теоретически не были разработаны или практически недо­статочно опробованы, когда многие методики еще носили факти­чески экспериментальный характер. Все это дает основания для выд­вижения вполне научной гипотезы о том, что по мере развития про­гностики, совершенствования ее методов прогнозирование будет оказывать еще более эффективное воздействие на уровень целей, планов, программ, проектов, организационных решений, чем в на­стоящее время.

• в-третьих, даже предварительное знакомство с современным инструментарием прогнозирования показывает, что последнее отнюдь не универсально и не всесильно, что оно не в состоянии подменить собой более широкое понятие предвидения. Особенности способов разработки прогноза накладывают принципиальные ограничения на возможности прогнозирования как в диапазоне времени (период упреждения в социально-экономических прогнозах на практике ог­раничен, как правило, ближайшими десятилетиями), так и в диапа­зоне объектов исследования (не все явления поддаются прогнозным оценкам). Эти ограничения надо постоянно учитывать при уточне­нии заданий на разработку прогнозов.

Часть III

ТЕХНОЛОГИЯ ПРОГНОЗНЫХ РАЗРАБОТОК

СОЦИАЛЬНЫХ ПРОЦЕССОВ

(развертывание положений, кратко

упоминавшихся в лекциях по истории

социального прогнозирования)

Лекция 10

СОСТАВЛЕНИЕ ПРОГРАММЫ ИССЛЕДОВАНИЯ

(предпрогнозная ориентация)

Программа прогностического социологического исследования — это документ, содержащий теоретические предпосылки, основ­ные цели и задачи исследования, обоснованные методики сбора, обработки и анализа информации (см. табл. 2). Она предваряет все другие процедуры исследования и является необходимым его эле­ментом, выполняя следующие функции:

Таблица 2

№ пп	Операция	Цель	Объем
1.	Сбор предварительной информации по предмету исследова­ния в соответствии с получен­ным заданием силами всех ведущих сотрудников иссле­довательской группы
	Предварительная систематизация собранной информации	Представление ее в форме, удобной для обсуждения, анализа и синтеза	1 п. л. с любым необхо­димым числом прило­жений

Продолжение табл. 2

№ пп	Операция	Цель	Объем
	Предварительное обсуждение систематизированной информации «методом комиссии» (совместное заседание иссле­довательской группы и не­скольких специалистов, способных дать важные дополнительные оценки или высказать конструктивные суждения). На этой стадии помимо основных моментов предпрогнозной ориентации определяются и уточняются масштабы и осо­бенности исследуемого объекта, круг экспертов, принцип выборки респондентов, шкалы измерений, перечень рабочих документов исследования и другие детали инструментария	Доработка  сходного документа до состояния, пригодного для более основательного анализа более широким кругом специалистов
	Доработка исходного документа до состояния краткого проспекта программы иссле­дования	Возможно более четкие формулировки всех обязательных пунктов предпрогнозной ориентации и признанных необходимыми дополнительных пунктов	1 п. л.

Продолжение табл. 2

№ пп	Операция	Цель	Объем
	Обсуждение проспекта программы исследования методом деструктивной отнесенной оценки, т.е. путем последова­тельной критики (деструкции) выдвинутых в проспекте по­ложений, а затем «мозговой атаки». Для этого обсуждения целесообразно расширить круг экспертов, но не более чем до 10¾20 чел., т.к. иначе большинство окажется в положении пассивных слушателей либо «размоется» предмет дискуссии	Конструирование взамен не выдержавших критику новых, более обоснованных, положений
	Составление программы исследования на основе обсуждения в полном объеме	Получение развернутого обоснования характеристи­ки всех обязательных пунктов предпрогнозной ориентации, а также дополнительных пунктов	10¾12 п.л.
	Составление краткого критического обзора существующей специальной литературы по теме	Обоснование актуальности проблематики исследования	Не­сколько страниц
	Разработка приложений к программе (примерный перечень приложений см. ниже)	Получение развернутых и детально обоснованных рабочих документов исследования	Более 10¾12 листов

Окончание табл. 2

№ пп	Операция	Цель	Объем
	Обсуждение рабочих документов (каждого в отдельности) и программы исследования в целом «методом комиссии». Целесообразно разделить на два этапа: а) обсуждение рабочих документов в подгруппах отвечающих за них сотрудников (с привлечением экспертов); б) Обсуждение программы исследования и приложенных (уточненных) рабочих документов	Внесение последних уточнений на подготовительном этапе
	Доработка программы исследования в целом на основании обсуждения и уточнения календарно-тематического плана дальнейшей работы с указанием мероприятий (операций собственно исследования), ответственных за их проведение сроков исполнения и форм представления отчета

• методологическую — определение научной или практи­ческой проблемы, для решения которой проводится исследо­вание, и ее места в системе исследований по данной проблема­тике; формулировка общей цели и необходимых для ее дости­жения конкретных задач исследования;

• методическую — выделение критериев требований к ис­пользованию методов измерения; упорядочение методических средств и процедур в соответствии с поставленными задача­ми; определение общего логического плана исследования;

• организационную — осуществление совместной деятельно­сти членов исследования группы в целях рационального распре­деления труда; основы контроля поэтапного хода исследования.

Основные нормативные требования к разработке програм­мы исследования следующие:

• нацеленность логического анализа на конечные резуль­таты исследования и их практическую реализацию;

• использование опыта проведенных исследований, име­ющейся информации, фактического материала, относящихся к разрабатываемой проблеме;

— обоснование всех элементов и процедур исследования, их целостности и концептуального единства;

— гибкость положений, допускающая возможность их ана­лиза, уточнения и конкретизации на следующих этапах.

Предпрогнозная ориентация, кроме формального задания на прогноз (см. рис. 1), включает следующие моменты:

 

Организация исследования

Ор

Рис. 1. Этапы и процедуры разработки программы

прогностического исследования

1. Определение и уточнение объекта. В наиболее общем виде объектом исследования в социальном прогнозировании слу­жит общество как социальный организм. Конкретные объек­ты представляют собой различные аспекты существования социосферы и могут быть систематизированы таким образом:

— формы общественного сознания (мировоззрение, наука, искусство, мораль, право, политика, религия);

— формы жизнедеятельности (труд, быт, досуг, обществен­но-политическая деятельность);

— формирование личности (образование, воспитание, спорт);

— народонаселение (демография, этнография, и т.д.);

— расселение (регион, город, село, экология и т.д.);

— социальное развитие (общество, коллектив); социальные изменения и структура;

— социальные институты;

— социальные группы;

— массовая информация (общественное мнение, печать, ра­дио, телевидение и т.д.);

— государство, международные отношения, национальные движения и т.д.

Так же, как и в любом социологическом исследовании, объект прогнозной разработки — это носитель проблемной ситуации, конкретная область социальной реальности, сфера деятельности субъекта общественной жизни, включенного в процесс научного познания. Объект исследования выделяют на основе анализа проблемы. В качестве объекта выбирают сферу социальной действительности, которая содержит то или иное противоречие, выражающееся в проблемной ситуации. В программе исследования объект уточняют через определе­ние генеральной и выборочной совокупностей, чем одновре­менно задается масштаб самого исследования, границы той области социальной жизни, по отношению к которой приме­нимы результаты, полученные в ходе исследования.

2. Проблемная ситуация — состояние в развитии социального объекта, которое характеризуется неустойчивостью несоответстви­ем функционирования объекта потребностям его дальнейшего раз­вития. Проблемная ситуация — исходный пункт любого социального, в частности прогнозного, исследования.

3. Проблема социального прогноза — форма научного ото­бражения проблемной ситуации. Формируется как выражение необходимости в изучении определенной области социальной жизни, в разработке теоретических средств и практических действий, направленных на выявление путей сокращения и лик­видации разрыва между действительным и желаемым поло­жением вещей.

4. Предмет прогнозной разработки — социальные механиз­мы, обуславливающие развитие и функционирование обще­ства как социального организма, совокупность исходных, промежуточных и конечных состояний и процессов, которые проходят те или иные социальные явления, совокупность тен­денций и перспектив развития социального явления в прошлом, настоящем и будущем.

Важнейшими частными предметами исследования служат механизмы:

— социальной активности;

— социальной дифференциации общества на определенные структурные группы и интеграции этих групп в сложные ком­плексы социально-групповых связей;

— социальной организации общества, дифференциации его жизнедеятельности на определенные социальные институты и интеграции этих институтов в сложные совокупности институированных связей между предприятиями, учреждениями, организациями и т.п.;

— социального управления обществом.

Предметы конкретных исследований выбираются не про­извольно, а определяются проблемой исследований. Форми­руются на основе анализа свойств и признаков объекта иссле­дования, но не совпадают с ним (один и тот же объект может изучаться для решения различных проблем и тем самым пред­полагает множество предметов исследования). Правильный выбор предмета способствует выдвижению адекватных гипо­тез, успешному решению проблем исследования.

5. Цель прогностического исследования — модель решения про­блемы. Ориентация на поставленную в программе цель служит не­обходимым критерием эффективности предпринятых теоретичес­ких, методических и организационных процедур. Четкое формули­рование цели — одно из важнейших методологических требований к программе исследования.

Следует иметь в виду, что в отличие от прогнозов в есте­ственных и технических науках, объекты которых почти или совершенно неуправляемы, прогнозы в общественных науках осуществляются в отношении объектов, практически всегда поддающихся видоизменению, в том числе посредством дей­ствия на основе решений, принятых с учетом прогноза. Это делает некорректным простое (безусловное) предсказание, т.к. происходит эффект самоосуществления или саморазрушения прогноза средствами управления и обуславливает методоло­гическую ориентацию социального прогноза на содействие повышения степени обеспеченности объективно принимаемых решений, как бы заблаговременно «взвешивая» их последствия. Такая цель, как уже говорилось, достигается разработкой су­губо условных предсказаний в социальных прогнозах двух типов: поискового, цель которого — выявление перспектив­ных социальных проблем, подлежащих решению средствами управления, и нормативного — определение альтернативных путей оптимального решения перспективных проблем. С це­лью повышения эффективности целеполагания, планирования, программирования, проектирования, организационно-управ­ленческих решений разрабатываются соответствующие (целе­вые, плановые и т.д.) прогнозы обоих типов. Для достижения поставленной цели необходимо последовательно решить не­сколько задач.

6. Задачи прогностического исследования — это система конкретных требований, предъявляемых к разработке и решению сформированной проблемы. По отношению к цели, задачи — необходимое средство ее реализации, они указывают на возможность ее достижения с помощью проведения процедур исследования. В совокупности задачи образуют структуру ис­следования (предпрогнозная ориентация, построение исход­ной модели и прогнозного фона, разработки поискового и нормативного прогнозов, их верификация, выработка рекомендаций для повышения эффективности управления).

7. Главным методологическим инструментом исследования являются рабочие гипотезы, подтвердить или опровергнуть которые призвано предпринимаемое исследование. При этом необходимы гипотезы двух типов: 1) методологические (инст­рументальные): предположения, что применяемая методика при таких-то условиях способна дать достоверные результа­ты), 2) концептуальные (содержательные): предположения об ожидаемом или желаемом состоянии изучаемого объекта в бу­дущем.

В программе с самого начала должен быть определен пе­риод основания прогноза (рестроспекция) — отрезок време­ни, на котором строятся динамические ряды развития пара­метров исходной модели в прошлом и настоящем, и период упреждения прогноза (проспекция) — отрезок времени, на ко­торый рассчитан прогноз.

По времени упреждения социальные прогнозы, как и пла­ны, делятся на оперативные, краткосрочные, среднесрочные, долгосрочные, сверхдолгосрочные, или дальнесрочные.

Оперативные (в пределах года) — независимо от конкрет­ного времени упреждения основываются на предположении о том, что в прогнозируемом периоде с объектом исследова­ния не произойдет никаких изменений, кроме некоторых час­тных количественных.

Краткосрочные (1 год — 5 лет) — предполагают серьезные количественные изменения и соответствующие оценки.

Среднесрочные (5 лет — 10—15 лет) — неизбежны количе­ственно-качественные изменения, следовательно, необходимо давать также некоторые качественные оценки.

Долгосрочные (15 лет — 20—30 лет) — в них оценки при­нимают качественно-количественный характер, т.е. приходит­ся учитывать неизбежность серьезных количественных изме­нений.

Сверхдолгосрочные (свыше 30 лет) — ограничиваются обычно лишь общими качественными оценками на уровне общих закономерностей развития объектов, т.к. давать какие-то конкретные количественные оценки становится все более затруднительно.

Существуют три взаимодополняющих источника прогнозной информации: накопленный опыт, основанный на знании закономер­ностей развития исследуемых процессов; экстраполяция существу­ющих тенденций, закономерности развития которых в простом и настоящем достаточно хорошо известны; построение моделей ис­следуемых объектов применительно к ожидаемым или намечаемым условиям. Сообразно этим источникам существуют три дополняю­щие друг друга способа (т.е. совокупности однотипных методов) разработки прогнозов: экспертиза, основанная на очных и заочных, индивидуальных и коллективных опросах экспертов; экстраполяция — изучение предшествующего развития объекта и перенесение зако­номерностей этого развития в прошлом и настоящем на будущее; моделирование — построение и исследование моде­лей объекта с учетом его возможного или желательного изме­нения по имеющимся или косвенным данным о масштабах и направлении изменений. Наиболее эффективная прогнозная модель — система уравнений. Существуют и другие виды мо­делей: сценарии, имитации, графы, матрицы и т.д.

Приведенное разделение способов прогнозирования доста­точно условно, т.к. на практике они взаимно пересекаются и до­полняют друг друга. Ни один из них, взятый сам по себе, не может обеспечить значительную степень достоверности, точ­ности, дальности прогноза. В определенных же сочетаниях они оказываются в высокой степени эффективными. Так, прогноз­ная оценка обязательно включает элементы экстраполяции и моделирования; процессы экстраполяции невозможны без элементов оценки и моделирования; моделирование подразу­мевает предварительную оценку и экстраполирование. В прак­тике прогнозирования постоянно применяются 10—15 (а в те­ории существует свыше полутораста) методов прогнозирова­ния, куда входит несколько методов опроса экспертов, а так­же несколько способов разработки экстраполяционных и раз­личных других (сценарных, матричных, сетевых, имитацион­ных и т.д.) моделей.

Прогностическое исследование требует тщательной орга­низации. Опыт показывает, что даже для относительно неслож­ного социального прогноза требуется исследовательская груп­па в 5—7 специалистов и срок в несколько месяцев (обычно от квартала до полугода). Более сложные прогнозы требуют груп­пы из 10—15 специалистов (превышение этой величины нерационально и диктуется обычно непринципиальными соображения­ми) и срок в 2—3 года (более продолжительные сроки обесценива­ют прогноз вообще, и в качестве предплановых разработок — в осо­бенности). Состав исследовательской группы:

• руководитель (желательно — генератор идей);

• 2—3 его помощника (желательно — один с критическим складом мышления — модератор идей; один с конструктив­ным складом мышления — аниматор идей, и один с аналити­ческим складом мышления — систематизатор идей);

• 1—2 разработчика — математика, способных формали­зовать аппарат исследования на должном уровне;

• секретарь-делопроизводитель.

Развертывание группы до 10—15 человек происходит за счет удвоения числа помощников и включения нескольких вспомогательных работников для сбора и обработки инфор­мации, т.е. предварительного реферирования источников и ли­тературы, проведения опросов экспертов и населения (опросы населения в практике прогнозирования применяются пока сравнительно редко), подготовки материалов для формализа­ции в моделях и т.д. (при группе в 5—7 человек этим занима­ются непосредственно помощники руководителя).

Такая организация группы предполагает полный объем «внешнего» обслуживания исследования силами других спе­циализированных подразделений научного учреждения или даже ряда научных учреждений (интервьюеры, кодировщики и пр.). Опыт показывает, что стремление сосредоточить все эти вспомогательные службы в рамках исследовательской группы ведет к неполной загруженности сотрудников (неиз­бежной в перерывах между различными циклами исследова­ния) с очень негативными последствиями в смысле производ­ственной дисциплины, и это не может не сказаться на резуль­татах исследования.

Что касается формирования экспертных групп, то опыт социального прогнозирования показывает желательность оптимального сочетания в них экспертов различной степени опытности, различного уровня обобщения представленной на экспертизу информации (диалектика «более широкого» и «бо­лее глубокого подхода») и различного отношения к информа­ции по характеру своей работы («теоретиков» — работников научных учреждений и «практиков» — работников общественных, хозяй­ственных и других органов). По ряду аспектов в социальном прогно­зировании допускается поднимать опрос населения до уровня оп­роса экспертов там, где респонденты способны давать в высокой степени обоснованные оценки на базе своего жизненного опыта.

Примерный перечень рабочих документов исследования

1. Предварительные контуры (сводная матрица) исходной модели.

2. Макет анкеты-интервью для уточнения и конкретизации параметров исходной модели.

3. То же — для уточнения и конкретизации параметров поисковой и нормативной прогнозных моделей.

4. Макет анкеты параллельного экспертного опроса для то же цели.

5. Шкалы измерения.

6. Инструкция интервьюеру.

7. Инструкция кодировщику.

8. Инструкция по проведению коллективного опроса экспертов.

9. Инструкция по обработке материалов опроса экспертов.

10. Перечень показателей уточненной исходной модели.

11. Конспект прогнозного фона.

12. Проспект предмодельного сценария.

13. Рабочие гипотезы поисковой модели.

14. Проспект критериев построения нормативной модели.

Количество, состав, объем и характер рабочих документов всецело определяются особенностями, целями и задачами ис­следования.

Лекция 11

ПОСТРОЕНИЕ ИСХОДНОЙ (БАЗОВОЙ) МОДЕЛИ И ЕЕ АНАЛИЗ.  ПОСТРОЕНИЕ МОДЕЛИ

ПРОГНОЗНОГО ФОНА

Прогноз явлений социальной жизни начинается и завер­шается построением прогнозной модели. В отличие от есте­ственных наук, оперирующих главным образом теоретичес­кими моделями, основанными на уже познанных закономер­ностях окружающего мира с высоким уровнем формализации и широкими возможностями измерения с помощью ЭВМ, в со­циологических исследованиях до сегодняшнего дня использу­ются по преимуществу описательные модели. Причина — в низ­ком уровне математизации социологических исследований, не­достаточной готовности общественных наук к строгой фор­мализации исследуемых объектов. Поэтому социологическая прогнозная модель чаще выглядит как система уравнений, набор правил, таблица и т.п. и представляет собой совокуп­ность более или менее строго измеряемых данных, достаточно полно отображающих структуру и характер предмета иссле­дования. Прогноз в этом случае выступает как преобразова­ние индикаторов конкретных значений одной модели (исход­ной) в измененные по определенным законам и правилам ин­дикаторы двух других (поисковой и нормативной). Иначе говоря, модель предмета социологического прогностического иссле­дования — это объект исследования, формализованный настолько, чтобы предстать в форме, поддающейся количественным оценкам аналитического, диагностического и прогностического характера.

Все эти признаки распространяются, в частности, и на исходную модель. Особая же, специфическая ее функция состоит в том, что она выполняет роль основы, ядра прогнозной разработки. Все ос­тальные операции по составлению прогноза согласно законам про­гностики являются, по сути, преобразованием параметров исход­ной модели. Поэтому и необходима тщательная разработка исход­ной модели: интерпретация недостаточно основательно разработан­ной системы исходных показателей сведет на нет сам прогноз как специфически научное исследование, подменив его одной из форм простого или сложного предвосхищения.

Простейший тип исходной модели — упорядоченный набор показателей. Показатель — это операционная характеристика соци­ально значимого явления или процесса, которая отражает его свой­ства, связи или отношения и является одновременно инструментом измерения последних.

Показатель как инструмент социологического измерения имеет вид некоторого суждения о наличии или отсутствии, а также интенсивности проявления определенного эмпиричес­ки наблюдаемого свойства объекта. Например, характерис­тика среднего дохода на душу населения может служить од­ним из показателей материального благосостояния общества, а степень загрязненности воздуха — охраны окружающей среды.

В широком смысле показатель — это любая потенциально или актуально поддающаяся эмпирической проверке харак­теристика объекта. «Динамика правонарушений», качество питания, «доля экспорта в национальном доходе» — показа­тели функционирования различных сфер жизнедеятельности общества. Имея достаточно четкое и емкое содержание, они не дают представления о способах сбора и источниках инфор­мации и ее объеме. Социальный показатель — характеристи­ка социально значимого явления или процесса, которая отра­жает его свойства, связи или отношения; показатель является инструментом измерения последних.

Структура показателя: индикатум (измеряемое) и индикатор (измеряющее). Индикатум и индикатор в структуре показателя анало­гичны субъекту и предикату суждения и вследствие этого поддаются всем операциям и преобразованиям логики предикатов. Индикатум почти всегда имплицитно присутствует, подразумевается в содержании индикатора. Например: «средний возраст вступле­ния в брак» — характеристика, являющаяся индикатумом, подра­зумевает определенное число-индикатор. Индикатум «среднее число учащихся на одного преподавателя» тоже предполагает со­ответствующее число-индикатор. То же самое относится к индика-туму «отношение к спорту» и т.п. Наиболее адекватная интерпретация социального показателя — таблица, состоящая из индикатумов и индикаторов.

Любой социальный показатель, имеющий структуру «индикатум» — «индикатор», можно изобразить функцией Р(х) (объект х имеет свойство Р). Это эмпирическая форма показателя. Однако социологическое исследование имеет целью объяснить изучаемые явления и процессы, выявить функциональные и причинные связи между переменными. Показатели функциональных связей могут быть выражены импликативной логической формой Р(х) ЙК(х) — если объект х имеет свойство Р, то он имеет свойство К. Этой же формой можно выразить взаимосвязи между свойствами разных объектов. В этом случае формула имеет вид Р(х)ЙК(у) — если объект х имеет свойство Р, то объекту имеет свойство К. Поскольку социальные процессы нередко имеют вероятностный характер, в при­веденные формулы можно ввести модельные операторы.

Все изложенное касается только таких показателей, кото­рые имеют непосредственное конкретное содержание и выра­жаются в вещественных единицах. Однако показатели могут быть получены расчетным путем на основе некоторого коли­чества других показателей и выражаться невещественными величинами. Показатели, утратившие свое вещественное со­держание, называются индексами. Показатели-индексы име­ют комплексную структуру и описываются формулой (К(х) б L(x) б M()...N(x)ЙР(х)) — если объект х имеет некоторые свой­ства К, L и т.д., то он имеет свойство Р. Индикатор в структу­ре индекса, как правило, отражает ненаблюдаемое свойство объек­та. Основное отличие показателя от индексов заключается в опосре­дованной, усложненной процедуре расчета последних, а также в особенностях теоретической интерпретации. В остальном они, как правило, совпадают.

Виды социальных показателей

1. Качественные и количественные

Качественные показатели только констатируют наличие или отсутствие качества в терминах номинальной шкалы (пол, националь­ность, возраст).

Количественные показатели свидетельствуют об интенсив­ности проявления свойства в значениях «больше-меньше». Могут быть дискретными (принимающими значения, отлича­ющиеся на целую величину, например численность населения) и непрерывными (принимающими любые целые или дробные значения в зависимости от требуемой степени точности: воз­раст, затраты времени).

2. Единичные и групповые

Единичные — всякий показатель, индикатум которого мыс­лится как единичный предмет; среди них бывают:

а) абсолютные — отражают такие характеристики субъек­тов, которые конструируются без использования информации как о группе в целом, так и о взаимоотношениях в ней (воз­раст, семейное положение);

б) относительные — выводятся на основе информации об отношениях между членами группы (широко используются в социометрии);

в) сравнительные — характеризуют субъект посредством сравнения значения, которое приобретается на некотором кон­тинууме, со значениями других членов группы;

г) контекстуальные — описывают члена группы свойством группы в целом (работник торговли, дошкольник).

Групповые показатели бывают трех типов:

а) аналитические — формируются посредством статисти­ческого обобщения данных о каждом единичном объекте; име­ют дополнительные различия:

— один и тот же индикатор может быть использован для опи­сания как всей группы в целом, так и ее каждого отдельного члена;

— сами показатели могут быть выражены мерами изменчивос­ти статистического распределения: стандартным отклонением, дис­персией, параметрами кривизны и т.п. Будучи рассчитанными на основе единичных, экстраполироваться на них эти показатели не могут;

б) структурные — основываются на данных об отношениях чле­нов группы;

в) глобальные — описывают только группы в целом и не сводятся к свойствам индивидов.

Возможно соединение нескольких типов в одном показате­ле, одновременная характеристика одних и тех же объектов как групп и как индивидов.

Сами по себе социальные показатели опосредуют переход от теории к методологии исследования социального явления или процесса к сбору эмпирической информации и обратно через анализ и интерпретацию данных к концептуальной мо­дели объекта.

Разработка исходной модели

Процесс построения исходной модели социального объек­та, представленной как система показателей, включает следу­ющие этапы:

1) разработку концептуальной модели объекта;

2) построение тезауруса показателей;

3) экспертные оценки значимости показателей;

4) математико-статистические оценки значимости показателей.

1. Разработка концептуальной модели объекта

Сущность предпринимаемого для этой цели анализа заключается в том, что объект представляется в виде некоторого ограниченного числа основных измерений, описывающих его с более или менее достаточной полнотой. Затем идентифици­руются и оцениваются все возможные состояния, которые дан­ный объект может принимать. По сути своей эта операция ана­логична логико-аналитической схеме объекта. Например, при построении модели такого объекта как «структура ценностных ори­ентации» могут быть выделены следующие структурные компонен­ты: ориентация на трудовую, бытовую, культурную, общественную деятельность.

Далее необходимо установить качественные формы каж­дого компонента, отражающие сущность социальных изменений в данной области. Сложность этого этапа исследования социального объекта состоит в том, что результаты его могут быть следствием только содержательного анализа, а не выводиться с помощью набо­ра формальных процедур. Сама модель должна быть в определен­ной мере формализована, т.к. становится основой построения сис­темы эмпирических показателей.

Обычно при построении модели в виде набора показателей допускается, что каждый из структурных компонентов может прини­мать несколько нормативных форм, например, три: высшую (1), сред­нюю (2), низшую (3). Эти формы не исчерпывают всего многообра­зия проявлений жизнедеятельности объекта, но для его формализа­ции это упрощение вынужденное и может быть в дальнейшем ком­пенсировано теоретическим анализом результата. В итоге отдель­ные измерения, конкретизированные с точки зрения их норматив­ных форм, образуют многомерную аналитическую модель объек­та. Схема представляет собой матрицу, где объект («ценностные ори­ентации») представлен пересечением четырех видов его проявле­ния (трудовая, бытовая, культурная, общественная деятельность), каждый из которых имеет три нормативных формы (высшая, сред­няя, низшая).

Схема идентична часто применяемому при разработке ин­струментария социологических исследований «логическому квадрату», который позволяет выработать агрегированный индекс сложного социального объекта. Каждой клетке при­писывается индекс в соответствии с суммарными баллами нормативов. В итоге выборочная совокупность распределяется на одномерном континууме индексов. Такая схема не может быть реализована без эмпирической интерпретации нормативов, т.е. индексирования, основная сложность которого заключается в нахождении и отборе наиболее значимых показателей ис­следуемого объекта. Если представить это в виде схемы, то про­цесс такой операционализации будет состоять из двух уровней:

— основные компоненты, перечисленные выше;

— каждый из них представляется в виде составляющих, образуя формальную иерархическую структуру типологии показателей.

2. Построение тезауруса показателей

Сложность анализа социального объекта состоит в том, что максимально полный перечень его характеристик охватывает все без исключения его проявления и практически реализован быть не может. Поэтому разумнее поставить цель, отобрать, с одной сто­роны, сравнительно немногочисленную, компактную совокуп­ность переменных, с другой — обеспечить полноту и всесторон­нее рассмотрение путем отбора наиболее существенных характе­ристик.

На основе перечня всех вопросов, задаваемых исследователями в процессе сбора информации, и классификации их по рубрикам создается тезаурус, обеспечивающий относительную полноту на­бора показателей

Тезаурус — это перечень социальных показателей иссле­дуемого объекта, отобранных в результате анализа содержа­ния методических документов, полученных в процессе сбора социологической информации и систематизированных в со­ответствии с принятой классификационной схемой. Относи­тельная полнота набора показателей обусловлена тем, что речь идет об используемых показателях (а их количество весьма ограниченно), тогда как за пределами системы, возможно, ос­таются такие характеристики, которые существенны для по­нимания исследуемого объекта, но по тем или иным причи­нам не принимаются во внимание. Однако здесь есть и неко­торый позитивный момент, связанный с тем, что содержание используемых показателей отражает насущные практические задачи, стоящие перед наукой, поэтому полученная типоло­гия показателей будет прежде всего отражать главные про­блемы исследуемого объекта.

Теоретической гипотезой построения системы может слу­жить предположение, что существенная проблематика социо­логических исследований и, следовательно, виды показателей по содержанию могут быть типологизированы согласно по­строенной исходной схеме.

Методическая гипотеза может состоять в том, что количество показателей, используемых в современной социологии, достаточно ограниченно и поддается учету.

Эмпирическим полем исследования может служить совокуп­ность методических документов, полученных в процессе сбо­ра социологической информации, имеющейся в библиотеках, архивах и банках данных организаций. Каждый показатель (вопрос системы вместе с вариантами ответов) заносится на отдельную перфокарту с краевой перфорацией и шифруется в соответствии с предварительно разработанным рубрикатором. Со­ставляется картотека обследованных документов.

Опыт показывает, что достаточно репрезентативная инфор­мация о содержании социальных показателей, используемых в практике социологических исследований для объектов типа «национальные отношения», «ценностные ориентации», «куль­тура», «общественная жизнь», «социальное обеспечение» и т.п., может быть выявлена путем анализа 200—300 документов. Кроме того, исследователь получает представление о количе­ственных и содержательных приоритетах по направлениям исследования объекта (например, в социологических исследова­ниях в области антиобщественных явлений стабильное пер­венство занимает анализ правовых и морально-этических аспектов нарушения норм общежития, и сравнительно незна­чительное внимание уделяется анализу мотивации антиобще­ственных действий).

Представляется полезным сравнить разработанную систе­му данных с результатами уже проведенных аналогичных ис­следований. Это дает возможность более объективно оценить достоверность полученных вами данных. При этом важно по­мнить, что система не исчерпывает всего многообразия пока­зателей исследуемого объекта, однако обладает относитель­ной полнотой с точки зрения практической направленности социологических исследований, осуществляемых в этой обла­сти. Основная ее функция — служить информационной основой для построения системы показателей исследуемого объекта.

3. Экспертные оценки значимости показателей

Одна из важных методологических проблем построения системы показателей — определение критериев отбора пока­зателей. Среди различных подходов к этой проблеме по значению выделяются логический и исторический. Первый связан с анализом формальной структуры исследуемого объекта, второй — с конкрет­но-историческим контекстом функционирования объекта. После­дний обладает тем преимуществом, что позволяет выдвинуть гипо­тезу методологического характера о том, что эффективным крите­рием отбора социально значимых показателей может служить сте­пень отражения им наиболее актуальных социальных проблем и наиболее важных социальных целей общества. До проведения социальных исследований проблемно-целевых аспектов изучаемого объекта наиболее подходящим способом проверки данной гипотезы представляется использование методов экспертных оценок. При этом социальные проблемы следует рассматривать в единстве с со­циальными целями.

Наиболее важные этапы поискового и нормативного про­гнозов — построение соответственно «дерева проблем» и «де­рева целей». «Дерево целей» не должно строиться чисто умоз­рительно-дедуктивно, в отрыве от реально существующих про­блем, оно не должно строиться и чисто эмпирически-индук­тивно, в отрыве от определенного, теоретически разработан­ного социального идеала. Односторонний подход таит в себе опасность ошибок при постановке целей. Кроме того, при по­строении «дерева проблем» не следует игнорировать теорети­чески разработанные цели во избежание разрыва между тео­рией и практикой. В идеале нижний (наиболее детальный) уро­вень «дерева целей» должен совпадать с нижним уровнем «де­рева проблем», Иначе говоря, ближайшие практические цели должны сводиться к решению наиболее актуальных соци­альных проблем, но иметь четко ориентированную долгосроч­ную перспективу.

С учетом этих особенностей взаимосвязи между «деревом целей» и «деревом проблем» к экспертизе приходится предъяв­лять довольно строгие требования. Эксперты должны быть специалистами по конкретным социальным проблемам и вме­сте с тем иметь представление о всей проблематике исследуе­мого социального явления, о тенденциях развития его каждо­го конкретного аспекта. Предъявлять такого рода требова­ния к какой-то одной группе экспертов в условиях недоста­точно разработанной пока проблематики большинства социальных явлений и процессов было бы нереальным. Поэтому для участия в опросе полезно привлекать различные группы экспертов. Совокуп­ность этих групп призвана обеспечить большую степень репрезента­тивности выборки респондентов в целом.

Для обеспечения надежности результатов желательно ис­пользовать несколько (две-три) методик опроса экспертов. Опросы должны иметь определенную логическую последова­тельность.

 

Разовый заочный опрос экспертов

Участие экспертов в определении проблем и целей исследуемо­го объекта является весьма эффективным приемом. Специалисты по экспертизе считают, что по существу ни один иной метод про­гнозирования не является столь эффективным. Это объясняется не столько достоинствами самого метода, сколько ограничениями, воз­никающими при использовании более точных и сложных методов, прежде всего недостаточностью исходной информации и необходи­мостью трудоемких подготовительных процедур. Что же касается экспертных оценок, то они достаточно экономичны и эффективны при сравнительно незначительной потере точности.

В методическом отношении цель разовой заочной экспертизы сводится к выработке элементов типовой методики заочного экс­пертного опроса, способной обеспечить эффективное использова­ние экспертов при построении систем социальных показателей.

В содержательном отношении целью такого опроса является определение степени социальной значимости перспективных проблем (и соответствующих им показателей) исследуемого объекта.

Успех экспертизы во многом определяется составом и компетентностью опрашиваемой группы. Выбор экспертов, а также членов параллельной контрольной группы — один из важных вопросов этого этапа исследования. Полезно составить группу экспертов из специ­алистов-практиков, имеющих опыт работы в различных отраслях народного хозяйства. Контрольная же группа может быть представ­лена теоретиками ¾ научными сотрудниками, исследующими различ­ные аспекты избранной проблемы.

На первом этапе работы по проведению экспертизы составляют исходный перечень основных проблем изучаемого объекта, обоб­щают и уточняют его путем контент-анализа. Панельный очный оп­рос экспертов из параллельной контрольной группы «методом ко­миссии» позволяет обобщить формулировки проблем, устранить дублирующие друг друга или носящие специфический, частный характер, относящиеся не ко всему объекту в целом, а к его отдель­ным деталям. В итоге будет получен перечень, который станет осно­вой материала экспертизы — окончательного варианта «Анкеты эк­сперта». Цель экспертизы — упорядочить выделенные социальные проблемы и соответствующие им показатели, первые — по степени их актуальности в общественной жизни, вторые — по степени эффективности отражения связанных с ними проблем. Проблемы и показатели могут оцениваться при помощи двух независимых мето­дик: ранжирования и непосредственно балльных оценок. Обработка результатов экспертизы проводится традиционными математико-статистическими методами.

Панельный опрос экспертов

Следующую задачу — определение значимости социальных це­лей исследуемого объекта следует рассматривать в плане решения социальных проблем. Последние ранжируют по степени важности и актуальности, но теперь уже в диалектической взаимосвязи с целя­ми. Для решения этой задачи используют технику деструктивной отнесенной оценки, касающуюся группы экспертных интуитивных методов, коллективное обсуждение мнений и генерацию новых идей. Метод основан на хорошо известных правилах проведения одной экспертизы и принадлежит к классу управляемых экспертных опро­сов, но с такой степенью свободы высказываний экспертов, которая позволяет рассчитывать как на конструктивную критику даваемых оценок, так и на получение оригинальных, нетривиальных оценок.

Сущность этой техники получения экспертных оценок заключа­ется в стимулировании творческого потенциала экспертов с помо­щью критики (деструкции) предложенных оценок и выработки (от­несения) новых известными приемами «мозговой атаки». Стимули­рующий эффект создается, во-первых, за счет искусственной эли­минации ограничений при высказывании критических экспертных суждений на первом (деструктивном) этапе работы, во-вторых, за счет «расковывания» творческого потенциала экспертов при выска­зывании оригинальных конструктивных суждений на втором этапе работы (отнесение оценок), в-третьих, за счет нового, неожиданно­го «видения» экспертом проблемы глазами своих коллег по ходу дискуссии с ними. Все это позволяет рассчитывать на высокую эф­фективность применения данной техники при экспертизе сложных социальных явлений.

Наиболее эффективна эта техника при вынесении оценок, предполагающих ряд альтернативных вариантов, один из ко­торых может быть расценен как оптимальный по заранее за­данным критериям. При таком подходе цель экспертизы сво­дится к определению набора альтернатив. Кроме того, метод доста­точно конструктивен при оценках, связанных с выявлением факто­ров, влияющих на характер альтернатив.

Процедуры метода деструктивной отнесенной оценки включа­ют следующие этапы:

1. Составление проблемной записки (материала для обсуж­дения), включающей описание процедуры опроса и формули­ровку предмета обсуждения. Она начинается с постановки про­блемы и перечня задач опроса. Здесь очень важна четкость формулировки, поэтому сложные объекты обычно расчленя­ются на более простые элементы.

2. Формирование экспертной группы. Оптимальная численность ее найдена эмпирическим путем: один человек — при рассмотре­нии сравнительно простых вопросов, несколько больше — при слож­ных. Желательно, чтобы в группу включались эксперты с сильно развитыми критическими наклонностями (модераторы), обладаю­щие конструктивным мышлением (генераторы), хорошо знакомые с одним из аспектов рассматриваемой проблемы или со всей про­блемой в целом. Желательно также, чтобы в группе были представ­лены специалисты из разных областей знания с высоким уровнем общей эрудиции.

3. Генерация идей на основе обсуждения проблемной записки по правилам «мозговой атаки». Она начинается с того, что веду­щий ставит проблему обсуждения, т.е. раскрывает основное со­держание проблемной записки, которая раздается экспертам за несколько дней до опроса (им предоставляется возможность осве­жить ее в памяти непосредственно перед началом опроса), отвеча­ет на вопросы, возникшие у экспертов при ознакомлении с запис­кой, формулирует подлежащие обсуждению положения и концен­трирует внимание участников на правилах проведения «мозговой атаки»:

— высказывания экспертов должны быть четкими и сжатыми (регламент: не более 1—2 минут);

— скептические замечания и критика предыдущих выступ­лений не допускаются;

— каждый эксперт имеет право выступать несколько раз;

— не разрешается зачитывать ответы, приготовленные за­ранее;

— слово предоставляется в первую очередь желающему выска­заться в связи с предыдущим выступлением;

— ведущий поощряет экспертов за оригинальный подход к рассматриваемым вопросам;

— создается по возможности самая непринужденная обстанов­ка собеседования, «расковывающая» инициативу и творческие по­тенции экспертов, активизирующая обмен мнениями.

4. Систематизация идей, высказанных на предыдущем этапе. Ее осуществляет специальная аналитическая группа организаторов опроса;

— составляется перечень всех высказанных идей;

— каждая идея формулируется в общепринятых терминах, стандартных для данного исследования;

— выявляются дублирующие или взаимодополняющие друг друга идеи, которые сводятся в комплексы;

— идеи классифицируются по группам, и создается пере­чень групп с перечислением составляющих их идей в логичес­ком порядке значимости;

— составляется записка (доклад), представляющая собой тезисы-вопросы для последующего этапа (деструкции). Опыт показывает, что если представить экспертам для деструкции просто развернутую записку (доклад), то повышается риск отвлечения их внимания в сторону от обсуждаемых вопро­сов.

5. Деструкция идей и выдвижение контр идей (желательно на одном и том же задании группы). Обсуждение проводится так же, как и на этапе «мозговой атаки», с той лишь разницей, что при деструкции от экспертов требуется возможно более смелая, последовательная и исчерпывающая критика поочередно каждого выдвинутого положения (в порядке очередности выдвигаемых по­ложений, а не выступающих). При выработке новых оценок проце­дура «мозговой атаки» повторяется полностью. Результатом данно­го этапа являются материалы для дальнейшего уточнения содержа­ния проблемной записки.

6. Подведение итогов экспертизы: составляется систематический перечень всех критических замечаний, полученных на этапе дест­рукции, сводный список идей и контридей, не опровергнутых крити­ческими замечаниями.

Использование этого метода позволяет уточнить и систе­матизировать экспертные оценки социальных целей исследу­емого объекта, необходимые для разработки проблемно-целевой модели, которая может выступать в роли исходной (базовой) моде­ли прогноза социального явления.

 

Экспертные оценки значимости возможных показателей исследуемого объекта

Предыдущие типы опроса экспертов ставили задачу апробиро­вать различные методические подходы к использованию экспер­тизы с целью совершенствования систем показателей сложных со­циальных явлений. Особое внимание при этом уделялось вопро­сам определения степени компетентности экспертов и структуры экспертных групп. Однако огромный интерес представляют и со­держательные экспертные оценки, дающие возможность развивать и совершенствовать различные направления социальной статис­тики.

Процедуры экспертизы включают следующие этапы:

1. Уточнение исходного набора показателей. Для этого про­водится специальный очный опрос экспертов, осуществляемый одним из методов, имеющихся в распоряжении исследовате­лей. В роли экспертов выступают специалисты исследуемой области. Серия таких опросов позволяет существенно уточ­нить исходный набор показателей.

2. Формирование экспертной группы для оценки уточнен­ного набора показателей. Этому вопросу следует уделить осо­бое внимание. Опыт опроса экспертов в заранее формализованных группах (отдел или сектор научно-исследовательского учреждения, группа ведущих практических работников и т.п.) наряду с очевидны­ми достоинствами имеет и недочеты: чрезмерная однородность эк­спертной группы по уровню и профилю компетентности порожда­ет односторонние оценки, даваемые почти под одним и тем же углом зрения без учета иных точек зрения.

Возникает проблема поисков оптимума в сочетании экспертов разного уровня и профиля компетентности, способных дать слож­ному социальному явлению основательную, разностороннюю оценку.

В этом плане наиболее предпочтителен метод так называемого «снежного кома»: проводится серия экспертных опросов, где каж­дому эксперту предлагается назвать одного или несколько специа­листов, наиболее подходящих, по его мнению, для включения в свод­ную экспертную группу.

Можно прибегнуть к другим методам, например к использова­нию авторского библиографического указателя по исследуемой проблеме, а также к приемам отбора из первоначального списка наиболее компетентных экспертов с помощью документального метода, эксперимента, голосования и самооценки.

Документальный метод позволяет определить компетентность эксперта по формальным данным — ученой степени и званию, должности, стажу работы в соответствующей области и т.д. Экспе­риментальный метод учитывает эффективность работы экспертов в предыдущих опросах. Метод голосования предполагает взаимооцен­ки экспертов при условии достаточно устойчивых научных контак­тов между ними. Метод самооценки позволяет определить компе­тентность эксперта в зависимости от его ответов: занимался ли он рассматриваемой проблемой специально, знаком с ней только по специальной литературе или имеет о ней лишь самое общее представление.

Используя эти методы, следует помнить, что по эксперт­ным оценкам не всегда можно с достаточной точностью выя­вить различие между научным статусом эксперта, фиксируе­мым документально, и степенью его действительной компе­тентности, а также связи между действительной компетентно­стью и самооценкой. Данные, приводящиеся в специальной литературе по экспертным оценкам, свидетельствуют, что наи­более эффективным показателем компетентности эксперта является самооценка (разумеется, подкрепленная данными, полу­ченными другими методами).

Что касается достижения оптимальности в структуре экс­пертной группы (соотношение специалистов различных обла­стей знания), для того чтобы быть уверенным, что выявлен­ная система показателей отражает все стороны исследуемого объекта на одинаково высоком уровне, в экспертной группе должны быть более или менее равномерно представлены специалисты всех профилей исследуемой области. Оптимальное же соотношение специалистов широкого и узкого профиля — величина непостоянная и требует специального расчета для каждого конкретного исследования.

Оптимальная численность экспертной группы как величи­на формальных способов определения не имеет. Очевидно, что минимальный предел должен обеспечивать возможность при­менения статистических процедур и известную гарантию про­тив односторонности подбора экспертов, а максимальный диктуется реальными возможностями подготовки, проведения и обработки результатов экспертизы.

3. Проведение собственно экспертизы одним из известных ме­тодов. Методические сложности этого этапа состоят в необходи­мости сосредоточить внимание на таких аспектах, как заинтересо­ванность экспертов в точности их оценок, выборе адекватных ме­тодов групповой оценки, согласованности мнений и ряда других моментов.

4. Сравнительный анализ аналогичных моделей

Изучение уже разработанных систем, сравнение их друг с другом, выявление преимуществ и недостатков каждой из них — один из апробированных методов совершенствования системы показателей. Сложность этого вида исследования состоит в том, что подобрать достаточное количество однотипных систем с одинаковым содер­жанием, структурой и целенаправленностью практически невозмож­но Обычно приходится иметь дело со сложным информационным массивом сравнений (компаративным массивом), состоящим из раз­нотипных систем. Процедуры сравнения в подобных случаях значи­тельно затрудняются, т.к. появляется опасность случайных, субъек­тивных произвольных выводов.

В информатике, статистике и компаративистике имеется доста­точно много методик сравнительного анализа рассматриваемого объекта. Здесь же целесообразно остановиться на проблеме мето­дологии формирования компаративного массива, компаративных процедур и получения выводов из проведенного сравнения.

• Формирование компаративного массива. Опыт показывает, что минимальное количество различных показателей, с которым можно вести сравнительное исследование — не более нескольких де­сятков единиц. Иначе потребуются годы работы большого исследова­тельского коллектива при значительных затратах времени и средств. Кроме того, наращивание информационного массива сверхдостаточ­ного репрезентативного минимума существенно снижает эффектив­ность выходных данных.

Имеются два метода отбора репрезентативного миниму­ма: концентрического сужения потенциального массива ин­формации по заранее заданным критериям; последовательно­го расширения какого-либо элемента указанного массива, при­нятого за исходный.

Сужение потенциального массива информации ведут несколькими этапами с удалением на каждом из них тех частей, которые признаются выходящими за рамки исследования или не имеют к нему непосредственно отношения. В итоге определяются узкие рам­ки окончательного отбора системы социальных показателей изуча­емого объекта в целом, изложенные в специальных изданиях в опре­деленном временном промежутке. Такому жесткому критерию обычно удовлетворяет лишь несколько названий работ в советской и зарубежной социологической литературе. Для обеспечения мини­мума достаточной репрезентативности требуется некоторое его расширение по другому ряду критериев.

Однако этот список необходимо дополнить работами, в названиях которых не фигурирует сам термин, обозначающий исследуемые явления, но которые по своему содержанию посвящены социальным показателям именно этого явления. Это относится в первую оче­редь к зарубежным работам, затем — к социальной статистике, ох­ватывающей проблематику изучаемого объекта в целом, далее — к литературе по тем или иным социальным проблемам, где в центре внимания автора оказалась фактически интересующая нас пробле­матика.

Последний критерий наиболее сложен: тщательное изучение каж­дого издания и вынесение решения о включении или исключении его на основании индивидуальной экспертной оценки связано с по­вышением риска ошибки, особенно в тех случаях, когда содержа­ние, структура и направленность издания не могут быть определе­ны однозначно. Здесь возможен наибольший процент ошибочного выбора.

Перечисленные процедуры касаются содержательной сто­роны информационного массива. Аналогичную работу сле­дует проделать и по критериям формальной стороны. Часто число изданий, опубликованных в виде монографий строго по данной проблематике по указанным критериям, насчиты­вает всего несколько единиц. Поэтому есть смысл добавить к ним статьи этого же характера из специальной научной пе­риодики, издания по социальной статистике, полностью от­вечающие установленным критериям, а также ротапринтные или ксерокопированные доклады. Эта последняя группа не уступает по своей содержательности монографиям и стать­ям, а по степени оперативности информации может их и пре­восходить.

В схематическом виде компаративный массив может быть пред­ставлен как совокупность блоков показателей (или отдельных агре­гированных показателей) исследуемого объекта.

В целом сформированный таким образом информационный массив достаточно репрезентативен, чтобы вести сравнительное исследование, выводы которого могли бы иметь значение для всей совокупности систем и показателей исследуемого объекта в отече­ственной и зарубежной литературе.

• Компаративные процедуры: блоки показателей. Срав­нительное исследование делится на два этапа: сравнение бло­ков показателей; исследовательские процедуры, той части ком­паративного массива, которая содержит сведения о конкрет­ных показателях. Собственно процедуры таковы:

а) сравнение числа блоков показателей (или отдельных агрегированных показателей) в различных системах;

б) сравнительный анализ структуры блоков изучаемых систем. Процедура количественно-качественного характе­ра, где на первом плане стоят вопросы соотношения раз­личных блоков;

в) сравнительный анализ внутренней структуры каждого блока обозреваемых систем, для чего необходим частичный выход за рамки простой номенклатуры сопоставительной таб­лицы и изучение особенностей названий отдельных блоков. Здесь наиболее приемлем способ членения основных блоков типичной компактной системы, в котором выделяют три глав­ных подхода:

• Разделение основных блоков на подблоки, выступающие в ка­честве самостоятельных наряду с основными.

• Разделение блока на несколько подгрупп показателей, об­разующих относительно самостоятельные подблоки. Это де­ление близко к первому, но отличается от него гораздо боль­шей степенью детализации, причем каждый блок обычно выс­тупает как совокупность нескольких подблоков под одной рубрикой.

• Сведение нескольких подблоков в один сложный блок, выступающий как совокупность подблоков под одной рубри­кой. Достигается примерно тот же результат, что и в преды­дущем случае, но уже не дифференциацией (декомпозицией) блока на подблоки, а, напротив, интеграцией (композицией) под­блоков в блок, значительно более агрегированный и более сложный по своей структуре, чем обычные. По характеру — это качественно-количественная процедура;

г) сравнительный анализ внутреннего содержания систем, для чего необходим полный выход за рамки номенклатуры сопостави­тельной таблицы и изучение внутренней структуры каждого блока. Процедура сугубо качественного характера.

• Компаративные процедуры: отдельные показатели. Для того, чтобы выработать рекомендации по дальнейшему совершенствова­нию отдельных показателей, необходимо путем сравнительного ана­лиза выявить наиболее эффективные частные типы показателей. С этой целью проводятся еще три процедуры исследования:

д) сравнение систем, состоящих не из блоков, а из отдельных агрегированных показателей;

е) сравнение блоков остальных систем компаративного масси­ва, содержащих не только блоки, но и конкретные показатели;

ж) сравнительно-качественный анализ выявленных частных типов показателей.

Приведенный перечень не исчерпывает все существующие и потенциально возможные частные типы показателей (см. табл. 3). Требуется специальное исследование, чтобы свести эти типы в сис­тему, сопряженную с системами классификации показателей.

Таблица 3

Примерная типология показателей, используемых для построения исходной модели социального объекта

№ п/п	Показатель	Качественная характеристика
1	2	3
1	Простой, числовой абсолютный (например, численность населения)	Наиболее простой и наименее трудоемкий показатель. Пригоден в тех случаях, когда известен сравнительно-исторический контекст индицируемого информационного массива
2	Простой числовой относительный (например, число телевизоров на 1000 человек)	Сравнительно простой и нетрудоемкий показатель: также требует конкретного сравнительно-исторического контекста
3	Простой процентный (процентная доля)	Сравнительно нетрудоемкий (но более трудоемкий, чем два предшествующих) и самый эффективный среди простейших показателей, чем объясняется его подавляющее господство в современных индикаторных системах
4	Динамический процентный (например, темпы развития в процентах к предыдущему итогу)	Относится к числу простейших показателей, используется для характеристики темпов роста. За пределами этой задачи не несет почти никакой информации, чем снижает информативность всей системы. Используется сравнительно ограниченно
5	Средний числовой абсолютный (например, средняя величина зарплаты, дохода и т.п.)	Более трудоемкий, но и более информативный показатель, поскольку дает больше материала для обобщения. Однако действие показателей этого типа, как и предыдущего, весьма ограничено, поэтому удельный вес его незначителен
6	Сложный процентный (например, соотношение процентных долей в структуре населения)	Гораздо более трудоемкий, но и гораздо более информативный показатель. Наиболее распространен в практике индицирования среди сложных типов показателей
7	Сложный числовой относительный (например, соотношение количества квартир в государственном, кооперативном и частном секторах)	Показатели этого типа используются в тех случаях, когда выявить процентное (долевое) соотношение практически невозможно или затруднительно. В особенности это касается соотношения разнокачественных объектов.
8	Нормативный относительный (уровень приближения к заранее заданной величине-норме: например, уровень питания в сопоставлении с научно обоснованными нормами)	Наиболее трудоемкий показатель, требующий предварительной нормативной разработки соответствующего социального объекта. Но и чрезвычайно информативный, особенно для нормативного социального прогноза, а также для плана, программы, проекта, целеполагания, организационного решения

Продолжение табл. 3

1	2	3
9	Балльный (оценка в баллах)	Получение балльных оценок весьма трудоемкая процедура, а их применение очень ограничено. Но в ряде ситуаций, когда другие типы показателей малоэффективны, баллы могут оказаться незаменимыми
10	Динамичный балансовый, особая разновидность типа 4. Оценка состояния явления по принципу «меньше ¾ больше» (например, баланс миграции населения)	Показатели этого типа близки по своим особенностям к показателям типа, хотя и не совпадают с ними
11	Нормативный процентный, представляющий своеобразное сочетание типов 3 и 8. Здесь за норму принимается не заранее заданная величина, а 100%, которые рассматриваются либо как исходный, либо как предельный уровень. Соответственно показатель формируется либо как процент роста от уровня исходного года, либо как процент приближения к установленному пределу-норме	Высокоперспективный, минимизирующий недостатки, свойственные близким ему типам 3 и 8. Важно не подменять данный тип другими, базировать систему показателей на предварительной проблемно-нормативной разработке индицируемого объекта
12	Средний числовой относительный (например, среднее число учеников на одного учителя)	Показатели близки по своим особенностям к показателям типа 5, хотя и не совпадают с ними
13	Социологический. По сути это простые или сложные относительные показатели, но полученные в результате опросов населения, а не анализа информационных массивов, как обычно в статистике
14	Экстремальный, показывающий соотношение минимальных и максимальных величин	Сложен, трудоемок, с весьма ограниченным полем применения

Окончание табл. 3

1	2	3
15	Когортный; представляет собой особую разновидность типа 6. Соотношение в заранее определенных группах (например, процентное распределение по группам разного социального уровня)	Того же типа, что и 14
16	Корреляционный (например, соотношение числа занятых в сельском хозяйстве и объема произведенной ими продукции)	Того же типа, что и 15 и 14

В существующих системах социальных показателей в основном используются простейшие частные типы показателей, по которым сравнительно легко индицировать информацию, но которые дают невысокий уровень материалов для обобщений и выводов, необхо­димых в теоретической или практической работе с показателями. Наиболее распространенный тип — процентная доля. При правильной постановке дела этот показатель сообщает исследователю или практическому работнику гораздо больше, чем простое абсолют­ное число, но все же гораздо меньше, чем более сложные и более трудоемкие показатели.

Вместе с тем следует иметь в виду, что социальные показатели — это не вся социальная статистика, а только та количественно неболь­шая ее часть, которая позволяет измерять важнейшие социальные изменения, строить динамические ряды для сравнений во времени и пространстве. Такой подход непосредственно связывает любую систему социальных показателей с той или иной стороной исследу­емого объекта или со всем объектом в целом, но в то же время предъявляет жесткие требования к каждому отдельному показате­лю. В частности, при подборе каждого из них, как показывает сравни­тельный анализ существующих индикаторных систем, необходимо ус­тановить:

• информационную базу для практического использования показателя;

• степень адекватности показателя сущности индицируе­мого объекта;

• возможность формализации (стандартизации) показателя;

• степень его взаимосвязи с другими показателями индика­торной системы;

• соответствие показателя целям теоретической или практичес­кой работы;

• возможность замены показателя в случае необходимости столь же эффективным;

• потенция показателя для различительных и сравнительных опе­раций при анализе результатов измерения.

В целом сравнительный анализ требует, чтобы логическому подходу к изучению индикаторных систем во всей совокупности их со­ставных частей предшествовал исторический подход — рассмотрение конкретных особенностей создания той или иной системы. Только сочетание обоих подходов может дать достаточно полную информацию, извлечь из нее действительно конструктивные элементы.

В индикаторных системах должны сочетаться структурный и проблемный принципы. Первый требует достаточной полноты набора блоков показателей сообразно структуре индицируемого объекта.