III. ЭКОНОМИЧЕСКОЕ УЧЕНИЕ КАРЛА МАРКСА

Карл Маркс (1818—1883) родился в Германии, окончил Берлин­ский университет, где изучал право, историю, философию и теорию искусства. Получил степень доктора философии. В течение 40 лет К. Маркс занимался написанием своего главного экономического труда — “Капитала”. В нем он по-новому и углубленно разработал классическую трудовую теорию стоимости и теорию прибавочной сто­имости, которую основали А. Смит и Д. Рикардо.

Грандиозное по авторским замыслам и масштабам экономическое учение К. Маркса о капитале получило неоднозначную оценку. Амери­канский профессор П. Самуэльсон включил К. Маркса в немногочислен­ную плеяду “интеллектуальных гигантов” наряду с А. Смитом и Дж. Кейнсом, иными видными учеными. Другой американский эконо­мист В. Леонтьев посоветовал: если кто-либо захочет узнать, что в дей­ствительности представляет собой прибыль, заработная плата, капита­листическое предприятие, он может получить в томах “Капитала” более реалистическую и качественную информацию из первоисточни­ка, чем та, что он мог бы найти, скажем, в дюжине учебников по современной экономике.

Однако английский историк экономической науки профессор М. Блауг в известной книге “Экономическая мысль в ретроспективе”, изданной на русском языке в 1994 г., констатировал: “Маркс подвер­гался переоценке, пересматривался, опровергался, его хоронили тыся­чекратно, но он сопротивляется всякий раз, когда его пытаются ото­слать в интеллектуальное прошлое. Хорошо это или плохо, но его идеи стали составной частью того мира представлений, в рамках которого мы все мыслим”.

Такая оценка теоретических трудов К. Маркса, по-видимому, не случайна. Сам К. Маркс считал, что в капиталистических странах по­литическая экономия выражает интересы собственников и стремился поставить свой вариант политической экономии на службу интересам рабочего класса. Такой классовый подход отрицательно сказался на научной объективности ряда высказанных им положений и выводов.

Учение К. Маркса — наверняка вопреки его стремлениям — позво­лило обнаружить неразрешимые противоречия и определенную огра­ниченность всего классического направления политической экономии.

Так, с одной стороны, трудовая теория стоимости открыла основ­ной закон товарного производства — закон стоимости, согласно кото­рому обмен товаров на рынке совершается в соответствии с общест­венно необходимым рабочим временем, воплощенным в продуктах труда товаропроизводителей. С другой стороны, с позиции этого закона невозможно объяснить, как образуются цены в условиях капиталис-

46

тического рыночного хозяйства. И это не случайно. Соратник К. Марк­са Ф.Энгельс (помогавший ему в работе над “Капиталом”) признал: закон стоимости действовал в исторически ограниченных рамках — с момента возникновения товарного производства и до XV в., когда последовавший переход к капитализму сопровождался революцией в це­нообразовании.

Производство прибавочной стоимости, как утверждал К. Маркс в I томе “Капитала”, основано на эксплуатации рабочего класса, на частном присвоении капиталистами неоплаченного труда наемных ра­бочих. Но в III томе “Капитала” К. Маркс отмечал совершенно другое: во все эпохи развития цивилизации прибавочный продукт (продукт труда, создаваемый работниками сверх того, что нужно им для жизни) достается не только собственникам средств производства, но и идет на нужды всего общества, он составляет экономическую основу всей че­ловеческой цивилизации. Поэтому К. Маркс решительно выступил про­тив того, чтобы даже в будущем обществе прибавочный продукт до­ставался только рабочим.

ЗАРАБОТНАЯ ПЛАТА, ЦЕНА И ПРИБЫЛЬ

20 и 27 июня 1865 г. К. Маркс прочитал доклад “Заработ­ная плата, цена и прибыль” для рабочих. В нем он впервые публично и в доступной форме изложил основы своего учения. В приводимом ниже отрывке из доклада, прежде всего, разъяс­няется исходный вопрос: что такое стоимость товара, исходя из трудовой теории стоимости. Эта теория позволила после­довательно выяснить, что продает рабочий капиталистичес­кому предпринимателю и за сколько.

В докладе раскрыты источники доходов банкиров (капита­листов, дающих деньги в ссуду, во временное пользование) и земельных собственников, у которых предприниматели за оп­ределенную плату (ренту) берут для временного пользования участки земли (для постройки здания предприятия или про­ведения сельскохозяйственных работ и т.п.). Согласно взгля­дам К. Маркса, эти доходы образуются за счет прибавочной стоимости, созданной наемными работниками на капиталис­тических предприятиях.

6. Стоимость и труд

Граждане, теперь я подошел к тому пункту, когда должен приступить к действительному выяснению рассматриваемого вопроса. Я не могу обещать, что сделаю это вполне удовлетво­рительно, так как для этого мне пришлось бы охватить всю область политической экономии...

47

Первый вопрос, который мы должны поставить, — это: что такое стоимость товара? чем она определяется?

На первый взгляд может показаться, что стоимость товара есть нечто совершенно относительное и что ее нельзя устано­вить, если не рассматривать товар в его отношениях со всеми товарами. Действительно, говоря о стоимости, о меновой стои­мости товара, мы имеем в виду количественные соотношения, в которых этот товар обменивается на все другие товары. Но тогда возникает вопрос: как устанавливаются те пропорции, в которых товары обмениваются друг на друга?

Из опыта мы знаем, что эти пропорции бесконечно разнооб­разны. Если мы возьмем какой-нибудь товар, например пшени­цу, то увидим, что квартер пшеницы, обменивается на различ­ные другие товары в почти бесконечно разнообразных пропор­циях. Однако так как его стоимость во всех этих случаях остается одной и той же, независимо от того, выражается ли "она в шелке, золоте или каком-нибудь другом товаре, то эта стоимость должна быть чем-то отличным от тех разнообразных пропорций, в которых она обменивается на другие товары, и чем-то независимым от них. Должна существовать возможность выразить ее в форме, отличной от этих разнообразных отноше­ний равенства между различными товарами.

Далее: если я говорю, что квартер пшеницы обменивается на железо в определенной пропорции или что стоимость одного квартера пшеницы выражается в определенном количестве же­леза, я тем самым говорю, что стоимость пшеницы и ее экви­валент в виде железа равны какой-то третьей вещи, которая не является ни пшеницей, ни железом, ибо я исхожу из того, что они выражают одну и ту же величину в двух различных формах. Поэтому каждый из этих товаров, как пшеница, так и железо, должен независимо от другого быть сведен к этой третьей вещи, которая составляет их общую меру.

Чтобы сделать понятным это положение, я приведу очень простой пример из геометрии. Как мы поступаем, когда срав­ниваем площади треугольников всевозможных видов и величин или когда сравниваем площади треугольников с площадями прямоугольников или каких-нибудь других прямолинейных фигур? Мы приводим площадь любого треугольника к выраже­нию, совершенно отличному от его видимой формы. Зная, что площадь треугольника равна половине произведения его осно­вания на высоту, мы можем сравнивать различные величины всех родов треугольников и всех прямолинейных фигур друг с

48

другом, так как каждая из этих фигур может быть разбита на известное число треугольников.

Этим же методом надлежит пользоваться и в отношении сто­имостей товаров. Мы должны иметь возможность привести их все к одному, общему им всем выражению, различая их лишь по тем пропорциям, в каких они содержат в себе одну и ту же тождественную меру.

Так как меновые стоимости товаров представляют собой только общественные функции этих вещей и не имеют ничего общего с их естественными свойствами, то мы прежде всего должны спросить: какова общая общественная субстанция всех товаров? Это труд. Чтобы произвести товар, необходимо затратить на него или вложить в него известное количество труда. И я говорю не просто о труде, а об общественном труде. Человек, который производит предмет непосредственно для своих собственных надобностей, для того чтобы самому его по­требить, создает продукт, но не товар. Как производитель, работающий для самого себя, он ничем не связан с обществом. Но, чтобы произвести товар, человек не только должен произ­вести предмет, удовлетворяющий ту или иную общественную потребность, но и самый его труд должен составлять неотъем­лемую часть общей суммы труда, затрачиваемой обществом. Его труд должен быть подчинен разделению труда внутри общест­ва. Он — ничто без других подразделений труда ив свою оче­редь необходимо, чтобы их дополнять.

Рассматривая товары как стоимости, мы рассматриваем их исключительно как воплощенный, фиксированный или, если хотите, кристаллизованный общественный труд. С этой точки зрения они могут отличаться друг от друга лишь тем, что представляют большее или меньшее количество труда. Напри­мер, на производство шелкового носового платка может быть затрачено большее количество труда, чем на производство одно­го кирпича. Однако чем измеряется количество труда? Време­нем, в течение которого продолжается труд, — часами, днями и так далее. Для того чтобы к труду можно было при­лагать эту меру, все виды труда должны быть сведены к сред­нему, или простому, труду, как их единству.

Итак, мы приходим к следующему заключению: товар имеет стоимость потому, что он представляет собой кристаллизацию общественного труда. Величина его стоимости или его относи­тельная стоимость зависит от того, содержится в нем большее или меньшее количество общественной субстанции, т.е. она за-

49

висит от относительного количества труда, необходимого для производства товара. Таким образом, относительные стоимос­ти товаров определяются соответственными количествами, или суммами, труда, которые вложены, воплощены, фиксирова­ны в этих товарах. Соответствующие количества товаров, для производства которых требуется одинаковое рабочее время, равны. Или: стоимость одного товара относится к стоимости дру­гого товара, как количество труда, фиксированное в одном из них, относится к количеству труда, фиксированному в другом...

...Может показаться, что если стоимость товара определяется количеством труда, затраченного на его производство, то чем ленивее или неискуснее человек, тем большую стоимость будет иметь произведенный им товар, так как тем больше рабочего времени потребуется для изготовления этого товара. Подобное заключение было бы, однако, печальным заблуждением. Вы по­мните, что я употребил выражение “общественный труд”, а это выражение “общественный” означает очень многое. Говоря, что стоимость товара определяется количеством труда, вло­женного в него, или кристаллизованного в нем, мы имеем в виду количество труда, необходимое для производства товара при данном состоянии общества, при определенных обществен­но-средних условиях производства, при данном общественно-среднем уровне интенсивности и искусности применяемого труда. Когда в Англии паровой ткацкий станок начал конку­рировать с ручным станком, то для превращения определенного количества пряжи в ярд хлопчатобумажной ткани или сукна стала требоваться лишь половина прежнего рабочего времени. Правда, бедному ручному ткачу приходилось теперь работать 17—18 часов в день вместо 9 или 10, как-то было раньше. Однако в продукте 20 часов его труда теперь заключалось лишь 10 часов общественного труда, или 10 часов труда, обществен­но-необходимого для того, чтобы превратить определенное ко­личество пряжи в ткань. Поэтому продукт 20 часов его труда заключал в себе теперь не больше стоимости, чем раньше за­ключалось в его 10-часовом продукте.

Итак, если меновые стоимости товаров определяются количе­ством воплощенного в них общественно-необходимого труда, то при всяком увеличении количества труда, потребного для произ­водства товара, стоимость его должна увеличиваться, а при вся­ком уменьшении этого количества она должна понижаться.

Ели бы количество труда, необходимое для производства оп­ределенных товаров, оставалось постоянным, то были бы посто-

50

янны и их относительные стоимости. Однако это не так. Коли­чество труда, необходимое для производства товара, непрерывно изменяется вместе с изменениями производительной силы при­меняемого труда. Чем выше производительная сила труда, тем больше продукта изготовляется в данное рабочее время, и чем ниже производительная сила труда, тем меньше продукта из­готовляется в единицу времени. Если, например, в связи с рос­том населения оказалось бы необходимым обрабатывать менее плодородные земли, прежнее количество продуктов можно было бы получить лишь при условии затраты большего количества труда, и стоимость сельскохозяйственных продуктов вследствие этого повысилась бы. С другой стороны, если, пользуясь совре­менными средствами производства, один прядильщик за один рабочий день превращает в пряжу во много тысяч раз больше хлопка, чем он мог переработать в такое же время с помощью прялки, то очевидно, что каждый фунт хлопка поглотит во много тысяч раз меньше труда прядильщика, чем раньше, и, следовательно, стоимость, присоединяемая процессом прядения к каждому фунту хлопка, будет во много тысяч раз меньше, чем прежде. Стоимость пряжи соответственно уменьшится.

Если оставить в стороне различие природных особенностей и приобретенных производственных навыков различных людей, то производительная сила труда должна зависеть глав­ным образом:

1) от естественных условий труда, как-то: плодородия почвы, богатства рудников и т.д.;

2) от прогрессирующего совершенствования общественных сил труда, которое обусловливается производством в крупном масштабе, концентрацией капитала, комбинированием труда, разделением труда, машинами, усовершенствованием методов производства, использованием химических и других естествен­ных факторов, сокращением времени и пространства с помо­щью средств связи и транспорта и всякими другими изобрете­ниями, посредством которых наука заставляет силы природы служить труду и благодаря которым развивается обществен­ный, или кооперативный, характер труда. Чем выше произво­дительная сила труда, тем меньше труда затрачивается на дан­ное количество продукта и, следовательно, тем меньше стои­мость продукта. Чем ниже производительная сила труда, тем больше труда затрачивается на данное количество продукта и тем, следовательно, выше его стоимость. Поэтому мы можем установить, как общий закон, следующее:

51

Стоимости товаров прямо пропорциональны рабочему вре­мени, затраченному на их производство, и обратно пропорци­ональны. рабочему времени, затраченному на их производство, и обратно пропорциональны производительной силе затрачен­ного труда.

До сих пор мы говорили о стоимости, теперь же я добавлю несколько слов о цене, являющейся особой формой, которую принимает стоимость.

Цена, взятая сама по себе, есть не что иное, как денежное выражение стоимости. Например, стоимости всех товаров в Англии выражаются в золотых ценах, тогда как на континенте они выражаются преимущественно в серебряных ценах. Стои­мость золота или серебра, подобно стоимости всех других това­ров, определяется количеством труда, необходимого для их до­бывания. Вы обмениваете известную сумму продуктов своей страны, в которых кристаллизовано определенное количество нашего национального труда, на продукты стран, производя­щих золото и серебро, продукты, в которых кристаллизовано определенное количество их труда. Именно таким путем, т.е. фактически с помощью обмена товара на товар, люди приуча­ются выражать стоимости всех товаров, т.е. затрачиваемое на их производство количество труда, в золоте и серебре. Присмот­ритесь внимательнее к этому денежному выражению стоимос­ти или, — что сводится к тому же, — к превращению стои­мости в цену, и вы найдете, что здесь мы имеем дело с про­цессом, посредством которого стоимости всех товаров получа­ют самостоятельную и однородную форму, или посредством ко­торого они выражаются как количества одинакового обществен­ного труда. Цену, поскольку она является лишь денежным вы­ражением стоимости, А. Смит называл естественной ценой, а французские физиократы — “необходимой ценой”.

Каково же отношение между стоимостью и рыночными це­нами, или между естественными ценами и рыночными цена­ми? Все вы знаете, что рыночная цена всех однородных товаров одинакова, как бы ни были различны условия производства у отдельных производителей. Рыночные цены выражают лишь среднее количество общественного труда, необходимое при средних условиях производства для того, чтобы снабдить рынок определенным количеством определенных изделий. Они исчис­ляются применительно ко всей массе товаров данного рода. По­скольку рыночная цена товара совпадает с его стоимостью. С другой стороны, колебания рыночных цен, то поднимающихся

52

выше стоимости, или естественной цены, то опускающихся ниже нее, зависят от колебаний предложения и спроса. Откло­нения рыночных цен от стоимостей наблюдаются постоянно...

Я не могу сейчас рассмотреть этот вопрос подробно. Доста­точно сказать, что если предложение и спрос взаимно уравно­вешиваются, то рыночные цены товаров будут соответствовать их естественным ценам, т.е. их стоимостям, которые определя­ются количеством труда, необходимым для производства этих товаров. Но предложение и спрос должны постоянно стремиться уравновесить друг друга, хотя они осуществляют это, лишь компенсируя одно колебание другим, повышение — понижени­ем... Если, вместо того чтобы рассматривать только ежедневные колебания, вы проанализируете движение рыночных цен за более продолжительные периоды, как это сделал, например, г-н Тук в своей “Истории цен”, то вы найдете, что колебания рыночных цен, их отклонения от стоимостей, их повышения и понижения взаимно нейтрализуют и компенсируют друг друга; так что, если оставить в стороне влияние монополии и некото­рые другие модификации, на которых я сейчас останавливаться не могу, все виды товаров продаются в среднем по их стоимос­тям, по их естественным ценам. Средние периоды, на протя­жении которых взаимно компенсируются колебания рыночных цен, для разного рода товаров различны, потому что для одного рода товаров приспособление предложения к спросу достигается легче, а для других — труднее.

Итак, если в общем, в пределах более или менее продолжи­тельных периодов, все виды товаров продаются по их стоимос­тям, то нелепо предполагать, будто прибыль — не в отдельных случаях, а постоянная и обычная прибыль в разных отраслях промышленности — проистекает из накидки на товарные цены, или из того, что товары продаются по ценам, превышающим их стоимость. Абсурдность подобного представления станет оче­видной, если мы попробуем его обобщить. Все то, что кто-нибудь постоянно выгадывал бы в качестве продавца, он должен был бы постоянно терять в качестве покупателя. Не поможет делу и ссылка на то, что есть люди, которые покупают, не продавая, или потребляют, не производя. То, что эти люди уплачивают производителям, они должны сначала получить от этих послед­них даром. Если кто-нибудь сначала забирает у вас деньги, а потом возвращает их вам, покупая ваши товары, вы никогда не сможете разбогатеть, продавая ваши товары слишком дорого этому же самому человеку. Такого рода сделка может уменьшить убыток, но она отнюдь не способна принести прибыль.

53

Следовательно, для того чтобы объяснить общую природу прибыли, вы должны исходить из положения, что в среднем товары продаются по своим действительным стоимостям и что прибыль получается от продажи товаров по их стоимос­тям, т.е. от продажи их пропорционально количеству вопло­щенного в них труда. Если вы не можете объяснить прибыли на основе этого предположения, то вы вообще не можете ее объ­яснить. Это кажется парадоксальным и противоречащим повсе­дневному опыту. Но парадоксально и то, что земля движется вокруг солнца и что вода состоит из двух легко воспламеняю­щихся газов. Наученные истины всегда парадоксальны, если судить на основании повседневного опыта, который улавливает лишь обманчивую видимость вещей.

7. Рабочая сила

После того как мы подвергли анализу, насколько это воз­можно в столь беглом обзоре, природу стоимости, стоимости всякого товара, мы должны сосредоточить внимание на специ­фической стоимости труда. И здесь я опять должен поразить вас утверждением, которое покажется вам парадоксом. Все вы уверены, что вы ежедневно продаете именно свой труд, что, следовательно, труд имеет цену и что, — так как цена товара представляет собой лишь денежное выражение его стоимос­ти, — наверное, должна существовать такая вещь, как стои­мость товара. Однако такой вещи, как стоимость труда в обычном смысле этого слова, в действительности не существует. Мы видели, что количество кристаллизованного в товаре необ­ходимого труда образует его стоимость. Так вот, применяя это понятие стоимости, как смогли бы мы определить стоимость, скажем, 10-часового рабочего дня? Сколько труда содержится в этом дне? 10 часов труда. Если бы мы сказали, что стоимость 10-часового рабочего дня равна 10 часам труда, или количеству содержащегося в этом рабочем дне труда, то это было бы тав­тологией и даже больше того — бессмыслицей. Разумеется, после того как мы откроем истинный, но скрытый смысл вы­ражения “стоимость труда”, мы так же сможем объяснить это иррациональное и, казалось бы, невозможное применение стоимости, как мы можем объяснить видимые, как они нам представляются, движения небесных тел после того, как мы познали их действительное движение.                        

То, что продает рабочий, не является непосредственно его трудом, а является его рабочей силой, которую он передает во

54

временное распоряжение капиталиста. Это настолько верно, что законы — не знаю, как в Англии, но во всяком случае в некото­рых континентальных странах — устанавливают максимальный срок, на который разрешается продавать свою рабочую силу. Если бы разрешалось продавать рабочую силу на любой срок, то немедленно восстановилось бы рабство. Если бы подобная прода­жа охватывала, например, все время жизни рабочего, она тотчас превратила бы его в пожизненного раба его нанимателя...

Если мы станем исходить из этой основы, мы сможем опре­делить стоимость труда так же, как и стоимость всякого дру­гого товара.

Но, прежде чем сделать это, мы должны спросить, как воз­никло то странное явление, что мы находим на рынке, с одной стороны, категорию покупателей, владеющих землей, машина­ми, сырьем и средствами существования, т.е. предметами, ко­торые кроме необработанной земли, все являются продуктами труда, а с другой стороны, категорию продавцов, которым не­чего продавать, кроме своей рабочей силы, своих рабочих рук и головы; что одни постоянно покупают с целью извлекать при­быль и обогащаться, тогда как другие постоянно продают, для того чтобы заработать на жизнь. Исследование этого вопроса было бы исследованием того, что экономисты называют предва­рительным или первоначальным накоплением, но что следова­ло бы назвать первоначальной экспроприацией. Мы обнаружили бы, что это так называемое первоначальное накопление означа­ет не что иное, как ряд исторических процессов, которые при­вели к разрушению существовавшего прежде единства между работником и его средствами труда. Однако подобное исследо­вание выходит за пределы поставленной передо мной темы. Это отделение трудящегося от средств труда, будучи однажды осу­ществлено, в дальнейшем сохраняется и воспроизводится в по­стоянно расширяющемся масштабе вплоть до тех пор, пока новая и коренная революция в способе производства не унич­тожит его и не восстановит первоначально существовавшего единства в новой исторической форме.

Итак, что же такое стоимость рабочей силы?

Подобно стоимости всякого другого товара, стоимость рабо­чей силы определяется количеством труда, необходимым для ее производства. Рабочая сила человека существует только в его живой личности. Для того, чтобы вырасти и поддерживать свою жизнь, человек должен потреблять определенное количество жизненных средств. Однако человек, подобно машине, изнаши-

55

вается, и его приходится заменять другим человеком. Кроме того количества жизненных средств, которое необходимо для поддержания существования самого рабочего, он нуждается еще в некотором их количестве для того, чтобы вырастить детей, которые должны его заменить на рынке труда и увековечить род рабочих. Сверх того приходится затратить еще известную сумму стоимости для того, чтобы рабочий смог развить свою рабочую силу и приобрести определенную квалификацию. Для нашей цели здесь достаточно рассмотреть только средний труд, при котором издержки на воспитание и обучение составляют ничтожно малую величину. Однако, пользуясь случаем, я дол­жен отметить, что так как издержки производства рабочей силы различного качества различны, то должна быть различной и стоимость рабочей силы, применяемой в разных отраслях производства. Поэтому требование равной заработной платы основано на заблуждении, является неразумным желанием, ко­торому никогда не суждено осуществиться. Это требование представляет собой порождение того ложного и поверхностного радикализма, который принимает предпосылки и пытается ук­лониться от выводов. На основе системы наемного труда стои­мость рабочей силы устанавливается так же, как стоимость вся­кого другого товара, а так как различные виды рабочей силы имеют разные стоимости, т.е. требуют для своего производства разных количеств труда, то и на рынке труда они должны оп­лачиваться по разным ценам. Требовать равного или хотя бы только справедливого вознаграждения на основе системы наем­ного труда — это то же самое, что требовать свободы на основе системы рабства. Что вы считаете правильным и справедливым, это к вопросу не относится. Вопрос заключается в том, что яв­ляется необходимым и неизбежным при данной системе произ­водства.

После всего сказанного ясно, что стоимость рабочей силы определяется стоимостью жизненных средств, необходимых для того, чтобы произвести, развить, сохранить и увековечить рабочую силу.

8. Производство прибавочной стоимости

Теперь предположим, что для производства среднего коли­чества жизненных средств, необходимых данному рабочему ежедневно, требуется, 6 часов среднего труда. Предположим, кроме того, что 6 часов среднего труда воплощаются также в количестве золота, равном 3 шиллингам. Тогда 3 шилл. будут

56

ценой, или денежным выражением, дневной стоимости рабо­чей силы. этого рабочего. Работая по 6 часов в день, он еже­дневно производил бы стоимость, достаточную для того, чтобы приобрести среднее количество необходимых ему ежедневно жизненных средств, т.е. чтобы поддерживать свое существова­ние в качестве рабочего.

Но этот человек — наемный рабочий. Поэтому ему прихо­дится продавать свою рабочую силу капиталисту. Продавая ее за 3 шилл. в день, или за 18 шилл. в неделю, он продает ее по ее стоимости. Предположим, что он — прядильщик. Если он работает 6 часов в день, то он ежедневно присоединяет к хлопку стоимость в 3 шиллинга. Эта стоимость, ежедневно при­соединяемая им к хлопку, представляет собой точный эквива­лент его заработной платы, или ежедневно получаемой им цены его рабочей силы. Однако в этом случае капиталист не получил бы никакой прибавочной стоимости, или прибавочного продук­та. Здесь мы наталкиваемся, таким образом, на действительное затруднение.

Покупая рабочую силу рабочего, и оплачивая ее стоимость, капиталист, как и все другие покупатели, приобрел право по­треблять купленный товар, пользоваться им. Подобно тому, как машину потребляют или используют, приводя ее в движение, так и рабочую силу человека потребляют и используют, застав­ляя его работать. Оплатив дневную или недельную стоимость рабочей силы рабочего, капиталист тем самым приобрел право использовать эту рабочую силу, или заставлять ее работать в течение всего дня или всей недели. Рабочий день или рабочая неделя имеют, конечно, известные границы. Но на этом мы по­дробнее остановимся позже.

Теперь я хочу обратить ваше внимание на один решающий пункт.

Стоимость рабочей силы определяется количеством труда, необходимым для ее сохранения или воспроизводства, тогда как пользование этой рабочей силой ограничено лишь работоспособ­ностью и физической силой рабочего. Дневная или недельная стоимость рабочей силы есть нечто совершенно отличное от ежедневной или еженедельной затраты этой силы, так же как корм, необходимый для лошади, и то время, в течение которого она может нести на себе всадника, представляют собой совсем не одно и то же. То количество труда, которым ограничена стоимость рабочей силы рабочего, отнюдь не образует границы эго количества труда, которое способна выполнить его рабочая

57

сила. Возьмем, например, нашего прядильщика. Мы видели, что для ежедневного воспроизводства своей рабочей силы он должен каждый день воспроизводить стоимость в 3 шилл., и это он выполняет, работая ежедневно 6 часов. Однако это не лишает его способности работать ежедневно 10, 12 или больше часов. Но, оплатив дневную или недельную стоимость рабочей силы прядильщика, капиталист приобрел право пользоваться рабочей силой в течение целого дня или целой недели. Поэтому капиталист заставляет прядильщика работать, скажем, 12 ча­сов в день. Сверх и кроме 6 часов труда, которые необходимы для возмещения его заработной платы, или стоимости его ра­бочей силы, рабочий будет работать еще 6 часов, которые я назову часами прибавочного труда, причем этот прибавочный труд воплотится в прибавочной стоимости и прибавочном, про­дукте. Если, например, наш прядильщик, работая ежедневно 6 часов, присоединяет к хлопку стоимость в 3 шилл., стои­мость, составляющую точный эквивалент его заработной платы, то за 12 часов он присоединит к хлопку стоимость в 6 шилл. и произведет соответствующее прибавочное количество пряжи. Так как он продал свою рабочую силу капиталисту, то вся создаваемая им стоимость или весь создаваемый им про­дукт, принадлежит капиталисту, который является... собствен­ником его рабочей силы. Следовательно, авансируя 3 шилл., капиталист благодаря этому реализует стоимость в 6 шилл., так как, авансируя стоимость, в которой кристаллизованы 6 часов труда, он взамен получает стоимость, в которой кристаллизо­ваны 12 часов труда. Ежедневно повторяя этот процесс, капи­талист ежедневно будет авансировать 3 шилл. и ежедневно класть себе в карман 6 шилл., половина которых снова идет на выдачу заработной платы, а другая половина составляет при­бавочную стоимость, за которую капиталист не платит ника­кого эквивалента. Именно на такого рода обмене между капи­талом и трудом основано капиталистическое производство, или система наемного труда, и этот обмен должен постоянно приводить к тому, что рабочий воспроизводится как рабочий, а капиталист — как капиталист.

Норма прибавочной стоимости при прочих равных услови­ях зависит от соотношения между той частью рабочего дня, ко­торая необходима для воспроизводства стоимости рабочей силы, и прибавочным временем, или прибавочным трудом, затрачи­ваемым на капиталиста. Следовательно, она зависит от того, в какой мере рабочий день продолжается сверх того времени, в

58

течение, которого рабочий воспроизводит своим трудом только стоимость своей рабочей силы, или возмещает свою заработную пату.

9. Стоимость труда

Теперь мы должны вернуться к выражению “стоимость, или цена труда”.

Мы видели, что в действительности это — не что иное, как стоимость рабочей силы, измеряемая стоимостью товаров, необ­ходимых для ее сохранения. Но так как рабочий получает свою заработную плату после окончания своего труда и так как, кроме того, рабочий знает, что на самом деле он отдает капиталисту именно свой труд, то стоимость, или цена, его рабочей силы не­избежно представляется ему ценой, или стоимостью самого его труда. Если цена его рабочей силы равна 3 шилл., в которых воплощены 6 часов труда, и если при этом он работает 12 часов, то он неизбежно рассматривает эти 3 шилл. как стоимость, или цену 12 часов труда, хотя эти 12 часов труда воплощаются в сто­имости в б шиллингов. Отсюда вытекают два вывода:

Во-первых: стоимость, или цена, рабочей силы приобретает видимость цены, или стоимости, самого труда, хотя, строго говоря, стоимость и цена труда представляют собой бессмыслен­ные термины.

Во-вторых: хотя оплачивается только часть дневного труда рабочего, а другая часть остается неоплаченной, и хотя именно этот неоплаченный, или прибавочный, труд образует тот фонд, из которого образуется прибавочная стоимость, или прибыль, однако кажется, будто весь труд является оплаченным трудом.

Эта обманчивая видимость отличает наемный труд от дру­гих исторических форм труда. На основе системы наемного труда даже неоплаченный труд представляется оплаченным тру­дом. У раба, наоборот, даже оплаченная часть его труда пред­ставляется неоплаченной. Для того чтобы работать, раб, разу­меется, должен жить, и часть его рабочего дня идет на возме­щение стоимости его собственного содержания. Но так как между рабом и господином не заключается никаких торговых сделок, так как между обеими сторонами не совершается ни­каких актов купли и продажи, то весь труд раба кажется без­возмездным.

Возьмем, с другой стороны, крепостного крестьянина, кото­рый, можно сказать, еще вчера существовал на всем востоке Европы. Этот крестьянин работал, например, 3 дня на самого

59

себя на своем собственном или предоставленном ему участке, а в течение остальных 3 дней выполнял принудительный и без­возмездный труд в поместье своего господина. Таким образом, здесь оплаченная часть труда была обязательно отделена во времени и пространстве от неоплаченной, и наши либералы пре­исполнялись моральным негодованием, считая абсурдной самую мысль заставлять человека работать даром.

А между тем, работает ли человек 3 дня в неделю на себя на своем собственном участке, а 3 дня безвозмездно в поместье своего господина, или же он работает на фабрике или в мастерской 6 часов в день на самого себя, а 6 часов на своего предпринимателя, дело сводится к одному и тому же, хотя в пос­леднем случае оплаченная часть труда нераздельно слита с не­оплаченной и природа всей сделки совершенно замаскирована тем, что существует договор и что в конце недели совершается платеж. В одном случае безвозмездный труд представляется трудом добровольным, а в другом случае — принудительным. В этом вся разница.

Если я буду употреблять выражение “стоимость труда”, то только как обычный ходячий термин для обозначения “стоимости рабочей силы”.

10. Прибыль извлекается при продаже товара по его стоимости

Предположим, что средний час труда воплощается в стои­мости, равной 6 пенсам, или что 12 средних часов труда вопло­щаются в б шиллингах. Предположим далее, что стоимость труда равна 3 шилл., или продукту 6-часового труда. Затем, если в сырье, машинах и т.д., использованных в процессе про­изводства товара, воплощены 24 средних часа труда, то их сто­имость составит 12 шиллингов. Если, кроме того, нанятый ка­питалистом рабочий присоединяет к этим средствам производ­ства 12 часов своего труда, то эти 12 часов создадут добавочную стоимость в 6 шиллингов. Итак, общая стоимость продукта со­ставит 36 часов овеществленного труда и будет равна 18 шил­лингам. Но так как стоимость труда, или выплаченная рабоче­му заработная плата, равна только 3 шилл., то за 6 часов при­бавочного труда, затраченного рабочим и воплощенного в стои­мости товара, капиталист не платит никакого эквивалента. Продавая этот товар по его стоимости, за 18 шилл., капиталист, таким образом, реализует и стоимость в 3 шилл., за которую он не уплатил никакого эквивалента. Эти 3 шилл. составляют его прибавочную стоимость, или прибыль, которую он и кладет

60

себе в карман. Следовательно, капиталист реализует прибыль в 8 шилл. не потому, что он продает свой товар по цене, превы­шающей его стоимости, а потому, что продает его по его дей­ствительной стоимости.

Стоимость товара определяется общим количеством содержа­щегося в нем труда. Но часть этого количества труда воплощена  в стоимости, за которую был уплачен эквивалент в форме заработной платы, другая же часть его воплощена в стоимости, за которую не было уплачено никакого эквивалента. Часть труда, содержащегося в товаре, представляет собой оплаченный труд, другая часть — неоплаченный. Следовательно, продавая товар по его стоимости, т.е. как кристаллизацию всего коли­чества труда, затраченного на товар, капиталист обязательно продаст его с прибылью. Он продает не только то, за что уп­латил эквивалент, но также и то, что ему ничего не стоило, хотя его рабочему это стоило труда. То, чего стоит товар капи­талисту, и то, что он действительно стоит, — это две различные вещи. Итак, повторяю, — нормальная и средняя прибыль по­лучается не от продажи товаров выше их действительной сто­имости, а при продаже их по их действительной стоимости.

11. Различные части, на которые распадается прибавочная стоимость

Прибавочную стоимость, или ту часть всей стоимости това­ра, в которой воплощен прибавочный — или неоплаченныйтруд рабочего, я называю прибылью. Не вся эта прибыль попа­дает в карман капиталиста-предпринимателя. Монополия на землю дает земельному собственнику возможность часть этой прибавочной стоимости присваивать под названием ренты, причем безразлично, используется ли земля для сельского хо­зяйства, для построек, для железных дорог или для какой-либо другой производственной цели. С другой стороны, тот факт, что обладание средствами труда дает капиталисту-предпринимате­лю возможность производить прибавочную стоимость или, что то же самое, присваивать некоторое количество неоплаченного труда, ведет к тому, что собственник средств труда, полностью или частично ссужающий их капиталисту-предпринимателю, словом, капиталист, ссужающий деньги, получает возможность требовать себе другую часть этой прибавочной стоимости под на­званием процента. Таким образом, капиталисту-предпринимате­лю как таковому остается только то, что называется промыш­ленной, или коммерческой, прибылью.

Вопрос о том, какими законами регулируется это распреде-

61

ление всей суммы прибавочной стоимости между указанными тремя категориями людей, совершенно не относится к нашей теме. Однако из всего сказанного вытекает следующее. 

Рента, процент и промышленная прибыль — это только различные названия разных частей прибавочной стоимости то­вара, или воплощенного в нем неоплаченного труда, и все они в одинаковой мере черпаются из этого источника, и тольконего одного. Они не порождаются землей как таковой и капиталом как таковым, но земля и капитал дают своим собственникам возможность получать соответствующие доли прибавочной стоимости, выжимаемой капиталистом-предпринимателем из рабоче­го. Для самого рабочего имеет второстепенное значение вопрос о том, прикарманивает ли всю эту прибавочную стоимость — ре­зультат его прибавочного, или неоплаченного, труда — капита­лист-предприниматель или же этот последний вынужден некото­рые ее части под названием ренты и процента выплачивать тре­тьим лицам. Предположим, что капиталист-предприниматель пользуется только собственным капиталом и сам является собст­венником нужной ему земли. В этом случае прибавочная стои­мость целиком шла бы в его карман.

Именно капиталист-предприниматель непосредственно выжимает эту прибавочную стоимость из рабочего, независимо от того, какую ее часть он в конечном счете сможет удержать для самого себя. Таким образом, вся система наемного труда, вся современная система производства, основывается именно на этом отношении между капиталистом-предпринимателем и на­емным рабочим. Поэтому некоторые из граждан, принимавших участие в наших прениях, были не правы, когда пытались смягчить положение вещей и представить это основное отноше­ние между капиталистом-предпринимателем и рабочим, как во­прос второстепенный; хотя они были правы, утверждая, что при данных обстоятельствах повышение цен может в весьма не­одинаковой степени задеть капиталиста-предпринимателя, зе­мельного собственника, денежного капиталиста и, если угодно, сборщика налогов.

Из сказанного вытекает и другой вывод.

Та часть стоимости товара, которая представляет только сто­имость сырья, машин, словом — стоимость потребленных средств производства, вовсе не образует дохода, а только воз­мещает капитал. Но даже если оставить этот вопрос в стороне, то неверно, будто другая часть стоимости товара, которая об­разует доход, или может быть израсходована в виде заработной

62

платы, прибыли, ренты и процента, слагается из стоимости за­работной платы, стоимости ренты, стоимости прибыли и так далее. Мы сперва исключим отсюда заработную плату и будем рассматривать только промышленную прибыль, процент и ренту. Мы только что видели, что содержащаяся в товаре при­бавочная стоимость, или та часть его стоимости, в которой воплощен неоплаченный труд, сама распадается на различные части, которые носят три разных названия. Но было бы совер­шенно неверно говорить, что стоимость этой части товара скла­дывается или образуется путем сложения самостоятельных стоимостей этих трех компонентов.

Если один час труда воплощается в стоимости в 6 пенсов, если рабочий день рабочего составляет 12 часов и если полови­на этого времени представляет собой неоплаченный труд, то этот прибавочный труд присоединяет к товару прибавочную стоимость в 3 шилл., т.е. стоимость, за которую не было уп­лачено никакого эквивалента. Эта прибавочная стоимость в 3 шилл. составляет весь тот фонд, который капиталист-пред­приниматель может поделить, безразлично в какой пропорции, с земельным собственником и лицом, ссужающим деньги. Эта стоимость в 3 шилл. образует собой границу той стоимости, ко­торую они могут между собой поделить. Но дело происходит вовсе не так, что сам капиталист-предприниматель накидывает на стоимость товара произвольную стоимость в качестве прибы­ли для себя, затем начисляется другая стоимость для земель­ного собственника и т.д., и общая стоимость товара слагается из этих произвольно установленных стоимостей. Таким образом вы видите всю неправильность того ходячего представления, которое смешивает распадение данной стоимости на три части с образованием этой стоимости путем сложения трех самосто­ятельных стоимостей, превращая тем самым совокупную стои­мость, из которой черпается рента, прибыль и процент, в про­извольную величину.

(Маркс К.; Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 16. С. 123—125, 127—140)

КАПИТАЛ

“Капитал” — главный труд К. Маркса, в котором он ис­следовал капиталистическую экономику и законы ее разви­тия.

“Капитал” состоит из четырех томов. В I томе “Процесс

63

производства капитала” подробно изложен созданный К. Марк­сом вариант трудовой теории стоимости и теории прибавоч­ной стоимости. Во II томе “Процесс обращения капитала” рассматривается, как движется в области обращения (где об­мениваются товары, на деньги и деньги на товары) индивиду­альный (принадлежащий одному лицу) и общественный (при­надлежащий всем предпринимателям) капитал. В III томе “Процесс капиталистического производства, взятый в целом” К. Маркс изучил, как образуются доходы: промышленных и торговых капиталистов — прибыль, ссудных (денежных) капиталистов — процент и земельных собственников, сдающих землю в аренду, рента. В IV томе “Теории прибавочной стои­мости” критически проанализированы различные экономичес­кие теории, объясняющие стоимость товаров и прибавочную стоимость.

Ниже приводится основное содержание восьмой главы “Ра­бочий день” I тома “Капитала”, где разъяснено, как рабочий трудится на себя и собственника капитала.

Описанное здесь деление рабочего дня на две части (на время создания необходимого для работника продукта и на время производства прибавочного продукта для собственника средств производства) было характерно, по-видимому, для от­дельных исторических эпох — рабства, феодализма и началь­ной стадии капитализма, когда средства производства были в единоличной собственности бизнесмена. Но в XX в. провести такое четкое разграничение практически невозможно в ре­зультате значительного развития в странах Запада государ­ственной собственности, акционерного капитала, банковского кредита и участия работников в получении прибыли и других новых явлений.

Глава восьмая

Рабочий день

1. Пределы рабочего дня

Мы исходили из предположения, что рабочая сила покупа­ется и продается по своей стоимости. Стоимость ее, как и стоимость всякого другого товара, определяется рабочим временем, необходимым для ее производства. Следовательно, если для производства жизненных средств рабочего, потребляемых им в среднем ежедневно, требуется 6 часов, то в среднем он должен работать по 6 часов в день, чтобы ежедневно воспроизводить

64                                                 

свою рабочую силу, или чтобы воспроизводить стоимость, по­лучаемую при ее продаже. Необходимая часть его рабочего дня составляет в таком случае 6 часов и является поэтому, при про­чих неизменных условиях, величиной данной. Но этим еще не определяется величина самого рабочего дня.

Предположим, что линия а——b изображает продолжитель­ность, или длину, необходимого рабочего времени, равную, ска­жем, 6 часам. Смотря по тому, будет ли продолжен труд за пре­делы аb на 1, 3, 6 часов и т.д., мы получим 3 различные линии:

Рабочий день I 

а ——b ——с

Рабочий день II

а ——b ——с

Рабочий день III

а ——b ——с                  

изображающие три различных рабочих дня в 7, 9 и 12 часов. Линия bc, служащая продолжением линии аb, изображает длину прибавочного труда. Так как рабочий день = ab + bс, или ас, то он изменяется вместе с переменной величиной bс. Так как ab есть величина данная, то отношение к ab всегда может быть измерено. В рабочем дне I оно составляет 1/6, в рабочем дне II — 3/6 и в рабочем дне III — 6/6. Так как, далее, отношение

определяет норму прибавочной стоимости, то последняя дана, если известно отношение этих линий. Она составляет в трех приведенных выше рабочих днях соответственно 16 2/з%, 50% и 100%. Наоборот, одна норма прибавочной стоимости не дала бы нам величины рабочего дня. Если бы, например, она рав­нялась 100%, то рабочий день мог бы продолжаться 8, 10, 12 часов и т.д. Она указывала бы на то, что две составные части рабочего дня, необходимый труд и прибавочный труд, равны по своей величине, но не показывала бы, как велика каждая из этих частей.

Итак, рабочий день есть не постоянная, а переменная вели­чина. Правда, одна из его частей определяется рабочим време­нем, необходимым для постоянного воспроизводства самого ра­бочего, но его общая величина изменяется вместе с длиной, или продолжительностью, прибавочного труда. Поэтому рабочий

65

день может быть определен, но сам по себе он — неопределен­ная величина.

Хотя, таким образом, рабочий день есть не устойчивая, а текучая величина, все же, с другой стороны, он может изме­няться лишь в известных границах. Однако минимальные пре­делы его не могут быть определены. Правда, если мы предпо­ложим, что линия bс, служащая продолжением линии ab, или прибавочный труд = 0, то мы получим минимальную границу, а именно ту часть дня, которую рабочий необходимо должен работать для поддержания собственного существования. Но при капиталистическом способе производства необходимый труд всегда составляет лишь часть его рабочего дня, т.е. рабочий день никогда не может сократиться до этого минимума. Зато у рабочего дня есть максимальная граница. Он не может быть продлен за известный предел. Эта максимальная граница опре­деляется двояко. Во-первых, физическим пределом рабочей силы. Человек может расходовать в продолжение суток, есте­ственная продолжительность которых равна 24 часам, лишь оп­ределенное количество жизненной силы. Так, лошадь может ра­ботать изо дня в день лишь по 8 часов. В продолжение одной части суток сила должна отдыхать, спать, в продолжение дру­гой части суток человек должен удовлетворять другие физичес­кие потребности — питаться, поддерживать чистоту, одеваться и т.д. Кроме этих чисто физических границ удлинение рабочего дня наталкивается на границы морального свойства: рабочему необходимо время для удовлетворения интеллектуальных и со­циальных потребностей, объем, и количество которых определя­ется общим состоянием культуры. Поэтому изменения рабочего дня совершаются в пределах физических и социальных границ. Но как те, так и другие границы весьма растяжимого свойства и открывают самые широкие возможности. Так, например, мы встречаем рабочий день в 8, 10, 12, 14, 16, 18 часов, т.е. самой различной длины.

Капиталист купил рабочую силу по ее дневной стоимости. Ему принадлежит ее потребительная стоимость в течение одно­го рабочего дня. Он приобрел, таким образом, право заставить рабочего работать на него в продолжение одного рабочего дня. Но что такое рабочий день? Во всяком случае это нечто мень­шее, чем естественный день жизни. На сколько? У капиталиста свой собственный взгляд... на необходимую границу рабочего дня. Как капиталист, он представляет собой лишь персонифи­цированный капитал. Его душа — душа капитала. Но у капи-

66

тала одно-единственное жизненное стремление — стремление возрастать, создавать прибавочную стоимость, впитывать своей постоянной частью, средствами производства, возможно боль­шую массу прибавочного труда. Капитал — это мертвый труд, который, как вампир, оживает лишь тогда, когда всасывает живой труд и живет тем полнее, чем больше живого труда он поглощает. Время, в продолжение которого рабочий работает, есть то время, в продолжение которого капиталист потребляет купленную им рабочую силу. Если рабочий потребляет свое ра­бочее время на самого себя, то он обкрадывает капиталиста.

Итак, капиталист ссылается на закон товарного обмена. Как и всякий другой покупатель, он старается извлечь возможно большую пользу из потребительной стоимости своего товара. Но вдруг раздается голос рабочего, который до сих пор заглушался шумом и грохотом... процесса производства.

Товар, который я тебе продал, отличается от остальной то­варной черни тем, что его потребление создает стоимость, и притом большую стоимость, чем стоит он сам. Потому-то ты и купил его. То, что для тебя является возрастанием капитала, для меня есть излишнее расходование рабочей силы. Мы с тобой знаем на рынке лишь один закон: закон обмена товаров. Потребление товара принадлежит не продавцу, который отчуж­дает товар, а покупателю, который приобретает его. Поэтому тебе принадлежит потребление моей дневной рабочей силы. Но при помощи той цены, за которую я каждый день продаю ра­бочую силу, я должен ежедневно воспроизводить ее, чтобы потом снова можно было ее продавать. Не говоря уже о есте­ственном изнашивании вследствие старости и т.д., у меня должна быть возможность работать завтра при том же нормальном состоянии силы, здоровья и свежести, как сегодня. Ты посто­янно проповедуешь мне евангелие “бережливости” и “воздер­жания”. Хорошо. Я хочу, подобно разумному, бережливому хо­зяину, сохранить свое единственное достояние — рабочую силу и воздержаться от всякой безумной растраты ее. Я буду еже­дневно приводить ее в текучее состояние, превращать в движе­ние, в труд лишь в той мере, в какой это не вредит нормальной продолжительности ее существования и ее нормальному разви­тию. Безмерным удлинением рабочего дня ты можешь в один день привести в движение большое количество моей рабочей силы, чем я мог бы восстановить в три дня. То, что ты таким образом выигрываешь на труде, я теряю на субстанции труда. Пользование моей рабочей силой и расхищение ее — это совер-

67

шенно различные вещи. Если средний период, в продолжение которого средний рабочий может жить при разумных размерах труда, составляет 30 лет, то стоимость моей рабочей силы, ко­торую ты мне уплачиваешь изо дня в день,   или  всей ее стоимости. Но если ты потребляешь ее в 10 лет и уплачиваешь мне ежедневно  вместо   всей ее стоимости, т.е. лишь l/з дневной ее стоимости, то ты, таким обра­зом, крадешь у меня ежедневно 2/з стоимости моего товара. Ты оплачиваешь мне однодневную рабочую силу, хотя потребляешь трехдневную. Это противно нашему договору и закону товаро­обмена. Итак, я требую рабочего дня нормальной продолжи­тельности и требую его, взывая не к твоему сердцу, так как в денежных делах сердце молчит. Ты можешь быть образцовым гражданином, даже членом общества покровительства живот­ным и вдобавок пользоваться репутацией святости, но у той вещи, которую ты представляешь по отношению ко мне, нет сердца в груди. Если кажется, что в ней что-то бьется, так это просто биение моего собственного сердца. Я требую нормального рабочего дня, потому что, как всякий другой продавец, я тре­бую стоимости моего товара.

Мы видим, что если не считать весьма растяжимых границ рабочего дня, то природа товарного обмена сама не устанавливает никаких границ для рабочего дня, а следовательно и для прибавочного труда. Капиталист осуществляет свое право поку­пателя, когда стремится по возможности удлинить рабочий день и, если возможно, сделать два рабочих дня из одного. С другой стороны, специфическая природа продаваемого товара обусловливает предел потребления его покупателем, и рабочий осуществляет свое право продавца, когда стремится ограничить рабочий день определенной нормальной величиной. Следова­тельно, здесь получается антиномия, право противопоставляет­ся праву, причем оба они в равной мере санкционируются за­коном товарообмена. При столкновении двух равных прав ре­шает сила. Таким образом, в истории капиталистического про­изводства нормирование рабочего дня выступает как борьба за пределы рабочего дня, — борьба между совокупным капиталис­том, т.е. классом капиталистов, и совокупным рабочим, т.е. ра­бочим классом.

(Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 23. С. 242—246)

68


IV. НЕОКЛАССИЧЕСКОЕ НАПРАВЛЕНИЕ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ

В последней трети XIX в. в противовес школе английских класси­ков возникло неоклассическое (греч. neos — новый) направление, продвинувшее экономическую теорию вперед. Оно обладало рядом от­личительных черт.

Во-первых, неоклассики преодолели ограниченность классического учения о товаре и рыночной цене. Как известно, классическая поли­тическая экономия не изучала поведение на рынке потребителей то­варных благ и поэтому не создало целостного учения о рыночной сис­теме ведения хозяйства. Этот пробел по-своему восполнила австрий­ская школа политической экономии, разработавшая концепцию пре­дельной полезности материальных благ.

Английские классики считали решающей сферой экономики произ­водство. Соответственно этому полагали, что рыночные цены определяют­ся предложением благ со стороны товаропроизводителей. Австрийские экономисты, наоборот, главную роль в хозяйственном развитии припи­сывали рынку и первенство в установлении цен отводили спросу поку­пателей. Изучая этот спрос, они впервые сформулировали психологичес­кие законы массового поведения потребителей рыночных благ.

Во-вторых, пересмотром классического наследия занялся и осново­положник американской политической экономии Джон Бейтс Кларк. Концепцию предельной полезности потребительских благ он дополнил теорией предельной производительности труда и капитала. И прямо противопоставил свою теорию классическому учению о прибавочной стоимости и эксплуатации рабочего класса при капитализме.

Как полагал Дж. Б. Кларк, центральное место в экономической тео­рии занимает проблема распределения общественного продукта. Это распределение осуществляется в соответствии с вкладом каждого из равноценных факторов производства (труда, капитала и земли). Дохо­ды рабочих и бизнесменов, по его мнению, соответствуют реальному вкладу труда и капитала в конечный продукт производства, что ведет к гармонии классовых интересов капиталистов и рабочих.

В-третьих, концепции предельной полезности и предельной произ­водительности факторов производства позволили поставить во главу угла неоклассической теории проблему эффективности рыночной эко­номики. Такая эффективность означает достижение максимума удов­летворения потребностей людей (или максимума дохода предпринима­теля) при минимуме затрат производственных ресурсов.

Введение в теорию предельных величин привело к возникновению математической школы в экономике (английский ученый У. Джевонс,

69

швейцарский экономист М.Э.Л. Вальрас, итальянский исследователь В.Парето). Именно предельные величины позволили применять выс­шую математику, оперирующую с такими величинами. С помощью ма­тематических методов удалось открыть многие функциональные (ко­личественные) математические зависимости в производстве, потребле­нии и рынке. Такие методы позволили изыскивать оптимальные ва­рианты продуктивного использования производственных возможностей при ограниченных ресурсах. В силу этого неоклассический переворот в экономической теории связан с маржиналистской (фр. marginal — предельный) революцией.

А. АВСТРИЙСКАЯ ШКОЛА ПРЕДЕЛЬНОЙ ПОЛЕЗНОСТИ

Основателями учения о поведении людей на рынке потребитель­ских благ являются профессора Венского университета Карл Менгер (1840—1921), Ойген Бём-Баверк (1851—1914) и Фридрих фон Визер (1861—1926). Они выдвинули субъективно-психологическую концеп­цию стоимости и цены товара.

Австрийские экономисты считали, что каждый человек субъектив­но — лично сам — определяет ценность благ, исходя из степени же­лательности для него потребляемых вещей. Причем субъективная цен­ность всякого блага, а стало быть, и рыночная цена, считали они, зависит только от важности удовлетворения потребностей и степени их насыщения. Она определяется также количеством предметов по­требления. Люди не считают ценными для себя вещи, имеющиеся в безграничном количестве (например, воздух, вода) и приписывают цен­ность только редким благам. В процессе потребления происходит за­кономерное убывание полезности. С каждой дополнительной единицей данного вида благ степень удовлетворения от их потребления умень­шается и достигает предельной величины (“точки насыщения”).

ОЙГЕН БЁМ-БАВЕРК

Наиболее доступно и ясно теорию предельной полезности изложил О. Бём-Баверк в книге “Основы теории ценности хозяйственных благ” (1886). Здесь автор дал собственное толкование ряда положений субъективно-психологической теории ценности, которые нуждались в совершенствовании.

Так, основатель австрийской школы К. Менгер рассматривал ме­новую ценность как чисто субъективную ценность полезного блага, которое потребитель может получить взамен имеющейся у него вещи. Из-за того, что люди неодинаково определяют ценность обме­ниваемых благ, К. Менгер отрицал эквивалентность (равноценность) товарного обмена, а это препятствовало пониманию многих рыноч­ных явлений. В отличие от такой позиции О. Бём-Баверк попытался

70

соединить субъективное понимание ценности с трактовкой меновой ценности как объективного явления, присущего самим материальным благам.

О. Бём-Баверк отошел от характерного для австрийской школы противопоставления закона издержек и закона субъективной ценнос­ти. Он попытался также связать между собой закон спроса и пред­ложения и закон издержек производства.

В дальнейшем критический разбор концепции предельной полезнос­ти выявил, что она представляет собой асимметричное учение. В концепции отражены только субъективные действия и оценки потре­бителей благ. И не учитывается другая сторона товарных сделок — влияние производства и предложения товаров на рыночную цену. Как противники, так и сторонники неоклассического направления эконо­мической теории установили, что концепция предельной полезности не вполне соответствует практике и содержит внутренние проти­воречия. Вот некоторые из несоответствий реальным процессам.

Во-первых, закон убывающей полезности не является универ­сальным и распространяется только на самый ограниченный круг предметов первой необходимости (например, хлеб, вода, жилище), ко­торые имеют для отдельного человека и для каждого момента гра­ницу насыщения. Однако данный закон неприменим к подавляющей массе товаров — многочисленным непродовольственным продуктам и тем более к средствам производства.

Во-вторых, субъективная полезность не имеет и не может иметь какого-либо количественного выражения, так как отсутствуют объективные единицы для ее измерения. Применяемые же в концепции предельной полезности числовые обозначения лишены, реального содер­жания, носят произвольный характер. Отсюда возникало немало бес­плодных попыток подсчитать полезность и ее предельную величину.

Так, предпринимались попытки найти единый измеритель по­лезности. Единицу приносимой пользы называли ютиль (англ. util­ity — полезность). Однако сам ютиль не получил объективного ко­личественного измерения. Поэтому он лишь создал видимость подсче­та полезности благ какого-то рода. Например, произвольно определя­ют, сколько ютилей дает прирост предельных полезностей при по­треблении первого пирожного (20 ютилей), второго (15), третьего (12) и т.д. Но резонно заметить, что у каждого человека должен был бы. существовать свой счет ютилей. а общего измерителя сугубо индивидуального восприятия пользы благ для всего человечества не может быть в принципе вообще. Нобелевский лауреат П. Самуэльсон и профессор В. Нордхаус дали негативную оценку всем попыткам при­менить полезность для измерения ценности благ. Они писали: “По­лезность есть абстракция, означающая субъективное удовольствие, пользу от потребления продукта. Полезность невозможно измерить. Она суть лишь аналитическая конструкция, предназначенная объяс-


71


нить схему, по которой потребители рационально распределяют свой ограниченный доход между полезными товарами”[1].

Наконец, австрийская школа не нашла убедительного решения основного вопроса: как перейти от субъективных оценок полезности товаров к реальной рыночной цене. Так, О.Бём_Баверк в книге “Основы теории ценностей хозяйственных благ” попытался выводить из предельной полезности “объективную меновую ценность”, и из нее – рыночную цену. Между тем, очевидно, личные субъективные ощущения несоизмеримы и несопоставимы с объективными стоимостными и денежными величинами.

Ниже приводятся основные разделы из работы О. Бём-Баверка.

ОСНОВЫ ТЕОРИИ ЦЕННОСТИ ХОЗЯЙСТВЕННЫХ БЛАГ

Введение

Тому, кто приступает к исследованию вопросов о ценности, с самого начала приходится иметь дело с фактом, способным в значительной степени увеличить трудность его задачи: мы говорим о том обстоятельстве, что слову “ценность” придается множество разнообразных значений.

Задача политической экономии заключается в объяснении явлений народнохозяйственной жизни. К этой цели своего существования и должна она приспособлять… свои понятия… В приложении к нашему конкретному случаю требование это получает такой смысл: из понятий ценности, существующих в нашем языке, политическая экономия должна принимать все те, - но и только те, - которые относятся к области понятий политико-экономических…

С этой точки зрения политической экономии необходимо воспользоваться для своих целей, по моему мнению, двумя понятиями, из которых в обыденной речи каждое обозначается словом “ценность”, но которые по существу своему не имеют ничего общего между собой. Чтобы разграничить эти понятия, мы будем применять для их обозначения два различных термина, а именно: ценность субъективная и ценность объективная.

Ценностью в субъективном смысле мы называем то значение, какое имеет известное материальное благо или совокупность известного рода материальных благ для благополучия субъекта…

Ценностью в объективном смысле мы называем, напротив

72

способность вещи давать какой-нибудь объективный результат…Существует питательная ценность различных блюд, удобрительная ценность различных удобрительных веществ… Когда мы говорим, что буковые дрова обладают более высокой отопительной ценностью, чем сосновые дрова, то этим мы обозначаем лишь тот чисто объективный, внешний, так сказать, “механический” факт, что определенное количество буковых дров дает в смысле отопления больший результат, нежели такое же количество сосновых дров.

Однако указанные сейчас для примера виды объективной ценности принадлежат совсем не к экономической, а к чисто технической области… Я сам привел эти примеры собственно лишь для иллюстрации, чтобы при помощи их яснее определить природу той категории объективных ценностей, которая представляет громадную важность для политической экономии: это объективная меновая ценность материальных благ. Под меновой ценностью разумеется объективное значение материальных благ в сфере обмена, или другими словами, когда говорят о меновой ценности материальных благ, то имеют в виду возможность получить в обмен на них известное количество других материальных благ, причем эта возможность рассматривается как сила или свойство, присущее самим материальным благам.  В этом смысле мы и употребляем выражения: данный дом стоит 100000 гульденов, данная лошадь стоит 500 гульденов…

Учение о ценности стоит, так сказать, в центре всей политико-экономической доктрины. Почти все важные и трудные проблемы политической экономии, а особенно великие вопросы о распределении дохода, о земельной ренте, о заработной плате, о прибыли на капитал имеют свои корни в этом учении… Несмотря на громадную массу затраченных сил, учение о ценности было и оставалось одним из самых неясных, самых запутанных и всего менее разработанных отделов экономической науки… На следующих страницах я сделаю попытку, развивая дальше основные идеи выдающихся экономистов новейшей эпохи, изложить основы теории ценности, или, точнее выражаясь, обеих теорий ценности: теории субъективной ценности, с одной стороны, и теории объективной меновой ценности – с другой.

Ч а с т ь  I.  Теория субъективной ценности


Общее свойство всех материальных благ без исключения, как показывает уже само понятие о благе, состоит в том, что они имеют такое или иное отношение к человеческому благо-


73

получию. Но отношение это выражается в двух существенно различных формах. Низшую форму мы имеем тогда, когда дан­ная вещь обладает вообще способностью служить для челове­ческого благополучия. Напротив, для высшей формы требуется, чтобы данная вещь являлась не только причиной, но вместе с тем и необходимым условием человеческого благополучия, чтобы, значит, обладание вещью доставляло какое-нибудь жиз­ненное наслаждение, а ее лишение вело к утрате этого наслаж­дения. Наш язык, богатый и гибкий, выработал особое назва­ние для каждого из указанных видов пригодности вещей с точки зрения человеческого благополучия: низшая форма назы­вается полезностью, высшая — ценностью.

Различие существует. Постараемся представить его себе как можно яснее: ведь оно имеет такое фундаментально важное зна­чение для всей теории ценности.

У обильного источника пригодной для питья воды сидит че­ловек. Он наполнил свой стакан, а воды достаточно, чтобы на­полнить еще целые сотни стаканов, — она течет к нему, не переставая. Теперь представим себе другого человека, который путешествует по пустыне. Целый день утомительной езды по раскаленным пескам пустыни отделяет его от ближайшего оа­зиса, а между тем у него имеется уже только один-единствен­ный, последний стакан воды. Какое отношение существует в том и другом случае между стаканом воды и благополучием его обладателя?

Что отношение это далеко не одинаково там и здесь, — ясно с первого же взгляда на дело, но на чем основывается это раз­личие? Оно определяется единственно тем, что в первом случае выступает только низшая форма отношения вещи к человечес­кому благополучию, именно простая лишь полезность, а в пос­леднем случае наряду с низшей и высшая форма.

...Ценностью мы называем то значение, которое приобре­тает материальное благо или комплекс материальных благ как признанное необходимое условие для благополучия субъекта.

Для образования ценности необходимо, чтобы с полезностью соединялась редкость — редкость не абсолютная, а лишь отно­сительная, т.е. по сравнению с размерами существующей по­требности в вещах данного рода. Выражаясь точнее, мы ска­жем: ценность приобретают материальные блага тогда, когда имеющийся налицо запас материальных благ этого рода ока­зывается настолько незначительным, что для удовлетворения

74

соответствующих потребностей его или не хватает вовсе, или же хватает только в обрез, так что если отбросить ту часть материальных благ, об оценке которой именно идет дело в том или ином случае, то известная сумма потребнос­тей должна будет остаться без удовлетворения... Вышепри­веденные положения можно выразить вкратце следующим об­разом: все хозяйственные материальные блага имеют цен­ность, все свободные материальные блага ценности не имеют.

Величина пользы, приносимой человеку материальными бла­гами, действительно и повсюду является вместе с тем и мерой ценности материальных благ.

...При определении ценности материальных благ мы должны брать за основу отнюдь не шкалу видов потребностей, а только шкалу конкретных потребностей.

Большинство наших потребностей может удовлетворяться по частям. В этом смысле их можно назвать потребностями дели­мыми. Когда я голоден, то мне не приходится непременно вы­бирать одно из двух: или наесться досыта, или же оставаться совершенно голодным; нет, я могу и просто лишь смягчить голод, приняв умеренное количество пищи...

Всем нам известно следующее явление, глубоко коренящееся в свойствах человеческой натуры: одного и того же рода ощу­щение, повторяясь беспрерывно, с известного момента начинает доставлять нам все меньше и меньше удовольствия, и наконец, довольствие это превращается даже в свою противоположность — в неприятность и отвращение.

...Конкретные частичные потребности, на которые можно разложить наши ощущения неудовлетворенности, и последовательные частичные удовлетворения, которые можно получить при помощи одинаковых количеств материальных благ, обладают в большинстве случаев неодинаковым, и притом постепенно уменьшающимся до нуля, значением. Прежде всего для нас ясно теперь и с этой стороны, что в пределах одного и того же вида потребностей могут встречаться конкретные потребнос­ти (или части потребностей) неодинаковой важности, да и не только могут, но и, — в сфере всех потребностей, могущих удовлетворяться по частям (а таких большинство), — должны, встречаться вполне регулярно, представляя собой, так сказать, явление органическое. Далее, для нас теперь ясно в особенности то, что и в наиболее важных видах потребностей существуют более низкие и самые низкие ступени важности. Более важный вид потребностей отличается от менее важного, собственно, тем

75

только, что у первых, так сказать, вершина выдается больше вверх, тогда как основание у всех лежит на одинаковом уровне. Наконец ...может иногда случиться, что конкретная потреб­ность более важного, в общем, вида оказывается стоящей ниже отдельных конкретных потребностей менее важного, в общем, вида, — нет, мало того, подобное явление встречается постоян­но как явление регулярное и органическое. Всегда будет суще­ствовать бесчисленное множество конкретных потребностей в пище, которые оказываются более слабыми и менее важными, нежели многие конкретные потребности совсем маловажных видов, каковы потребность в украшениях, потребность в посе­щении балов, потребность в табаке, потребность держать певчих птиц и т.п.

Если мы пытаемся теперь наглядно изобразить расчленение наших потребностей, то на основании всего сказанного у нас получится следующая схема:

I

II

III

IV

V

VI

VII

VIII

IX

X

10

.

.

.

.

.

.

.

.

.

9

9

.

.

.

.

.

.

.

.

8

8

8

.

.

.

.

.

.

.

7

7

7

7

.

.

.

.

.

.

6

6

6

.

6

.

.

.

.

.

5

5

5

.

5

5

.

.

.

.

4

4

4

4

4

4

4




3

3

3

.

3

3

.

3

.

.

2

2

2

.

2

2

.

2

2

.

1

1

1

1

1

1

.

1

1

1

0

0

0

0

0

0

0

0

0

0


В этой схеме римские цифры от I до Х обозначают различ­ные виды потребностей и их значения в нисходящем порядке: I представляет собой самый важный вид потребностей, напри­мер потребность в пище, V — вид потребностей средней важ­ности, например потребность в спиртных напитках, Х — самый маловажный вид потребностей. Далее, арабскими цифрами 10—1 обозначены принадлежащие к различным видам конкретные потребности (и частичные потребности) и их значения таким образом, что цифра 10 показывает самые важные конкретные потребности, цифры 9, 8, 7 и т.д. —все менее важные, наконец

76

цифра 1 — самые маловажные конкретные потребности, какие только существуют.

Рассматривая нашу схему, мы видим, что чем важнее вид потребностей, тем выше выдается самая важная конкретная по­требность, принадлежащая к нему, но вместе с ней представле­ны и все более низкие ступени важности до самой последней включительно. Исключение из этого правила составляют в схеме только виды потребностей IV и VII, в которых недостает нескольких членов нисходящего порядка. Они представляют такие — довольно редкие — виды потребностей, где последова­тельное удовлетворение по частям оказывается по техническим причинам либо не вполне возможным, либо совсем невозмож­ным, где, следовательно, потребность должна или удовлетво­ряться в полной мере, или же совсем не удовлетворяться. По­требность в комнатных печах, например, уже одной печью удов­летворяется настолько полно, что во второй печи не представ­ляется ни малейшей надобности. Наконец схема показывает, что в самом важном виде потребностей I встречаются конкрет­ные потребности наименьшей важности 1, тогда как почти во всех других видах, менее важных, встречаются отдельные по­требности, важность которых выражается более высокими циф­рами.

Обратимся теперь ко второму из поставленных выше глав­ных вопросов: удовлетворение которой из нескольких или мно­гих потребностей действительно зависит от данного мате­риального блага.

Чтобы решить вопрос, удовлетворение которой из несколь­ких потребностей зависит от данной вещи, мы, просто-напросто должны посмотреть, какая именно потребность осталась бы без удовлетворения, если бы не существовало оцениваемой вещи: это и будет та потребность, которую нам нужно определить. При этом мы легко убедимся, что подобная участь постигает отнюдь не ту потребность, для удовлетворения которой по про­изволу владельца случайно предназначен был оцениваемый эк­земпляр, а всегда лишь наименее важную из всех соответст­вующих потребностей — именно из всех тех потребностей, которые могли бы быть удовлетворены всем наличным запасом данного рода материальных благ, включая и оцениваемый экземпляр.

Самая простая забота о собственной пользе заставляет всякого благоразумного хозяина соблюдать некоторый строгий порядок в деле удовлетворения своих потребностей. Никто не будет на-

77

столько глуп, чтобы все находящиеся в его распоряжении сред­ства истратить на удовлетворение маловажных потребностей, не оставив ничего для удовлетворения потребностей самых важных, неотложных... Теми же простыми правилами руководствуются люди и в том случае, когда наличный запас материальных благ сокращается благодаря уничтожению одного экземпляра. Конеч­но, вследствие этого первоначальный план удовлетворения по­требностей нарушается. Теперь уже не могут быть удовлетворе­ны все те потребности, которые предполагалось удовлетворить вначале, и недочет оказывается неизбежным. Но вполне естест­венно, что благоразумный хозяин старается сделать этот недочет как можно менее чувствительным для себя, т.е. если случайно окажется утраченной такая вещь, которая была предназначена для удовлетворения этой более важной потребности, он не отка­жется от удовлетворения этой важной потребности и не станет, упорно придерживаясь первоначального плана, удовлетворять потребность менее важную; нет, более важную потребность он удовлетворит во всяком случае и вместо того оставит без удовле­творения такую потребность, которая представляет для него всего меньше значения. Возвращаясь к приведенному выше при­меру, мы видим, что ни один человек, если окажется потерян­ным хлеб, предназначенный для утоления его собственного голо­да, не захочет обречь себя на голодную смерть, чтобы накормить вторым хлебом свою собаку: напротив, быстро изменив первона­чальный план удовлетворения потребностей, всякий заменит по­терянный хлеб оставшимся, чтобы наесться самому, и оставит без удовлетворения менее важную для него потребность, т.е. за­ставит голодать собаку.

Итак, дело представляется в следующем виде: на всех по­требностях, стоящих выше самой маловажной, самой “послед­ней”, т.е. занимающей самую низшую ступень в лестнице по­требностей, которые должны быть удовлетворены при помощи наличных средств, утрата вещи не отзывается совершенно, так как для их удовлетворения берется взамен утраченного экзем­пляр, предназначавшийся первоначально для удовлетворения этой “последней” потребности. Точно так же не затрагиваются утратой данной вещи и те потребности, которые стоят ниже “последней”, ибо они все равно не получают удовлетворения даже и в том случае, когда вещь сохраняется в целости. На­против, утрата вещи всецело и исключительно падает на “пос­леднюю” из потребностей, которые предполагается удовлетво­рить: эта “последняя” потребность еще удовлетворяется, когда

78

соответствующая вещь имеется налицо, и не получает удовле­творения, когда такой вещи не имеется. Это и есть искомая потребность, удовлетворение которой зависит от наличности данной вещи.

Теперь мы подходим вплотную к главной цели нашего ис­следования. Величина ценности материального блага опреде­ляется важностью той конкретной потребности (или час­тичной потребности), которая занимает последнее место в ряду потребностей, удовлетворяемых всем наличным запасом материальных благ данного рода. Итак, основой ценности слу­жит не наибольшая польза, которую могла бы принести данная вещь, и не средняя польза, которую может принести вещь дан­ного рода, а именно наименьшая польза, ради получения кото­рой эта вещь или вещь ей подобная еще может рациональным образом употребляться при конкретных хозяйственных услови­ях. Если мы, для того чтобы избежать на будущее время длин­ных определений, которые, чтобы быть вполне точными, долж­ны бы быть еще длиннее, назовем эту наименьшую пользу, сто­ящую на самой границе возможного и допустимого с экономи­ческой точки зрения, по примеру Визера, просто хозяйственной предельной пользой... вещи, то закон величины ценности мате­риальных благ можно будет выразить в следующей простейшей формуле: ценность вещи измеряется величиной предельной пользы этой вещи.

Это положение является центральным пунктом нашей теории ценности. Все дальнейшее связывается с ним и выводится из него. В этом пункте обнаруживается всего резче и антагонизм между защищаемой нами и старой теориями ценности. Мы принимаем за мерило ценности наименьшую пользу, ради получения которой представляется еще выгодным с хозяйственной точки зрения употреблять данную вещь.

Вместе с тем теория предельной пользы дает вполне естественное объяснение и тому, столь поразительному с первого взгляда факту, что малополезные вещи вроде жемчуга и алмазов имеют такую высокую ценность, вещи же гораздо более полезные, например хлеб, железо, — ценность несравненно более низкую, а безусловно необходимые для жизни вода и воздух и овеем не имеют ценности. Жемчуг и алмаз находятся в таком ограниченном количестве, что потребность в них удовлетворя­тся лишь в очень незначительной степени, и предельная польза, до которой простирается удовлетворение, стоит относительно очень высоко; между тем как, к нашему счастью, хлеба и же-

79

леза, воды и воздуха у нас обыкновенно бывает такая масса, что удовлетворение всех более важных из соответствующих по­требностей оказывается вполне обеспеченным и от обладания отдельным экземпляром или небольшим количеством данного рода материальных благ либо зависит лишь удовлетворение самых маловажных, либо совсем не зависит удовлетворение ни­каких конкретных потребностей.

До сих пор мы объясняли высоту ценности материальных благ высотой предельной пользы. Но мы можем пойти еще дальше в исследовании факторов, которыми определяется вели­чина ценности. Спрашивается, именно: от каких же обстоя­тельств зависит высота самой предельной пользы? Здесь мы должны указать на отношение между потребностями и сред­ствами их удовлетворения. Каким образом оба названных фак­тора влияют на высоту предельной пользы... теперь я могу без всяких дальнейших рассуждений просто сформулировать вкрат­це относящееся сюда правило. Оно гласит: чем шире и интен­сивнее потребности, т.е. чем их больше и чем они важнее, и чем меньше, с другой стороны, количество материальных благ, которое может быть предназначено для их удовлетворения, тем выше будут те слои потребностей, на которых должно обры­ваться удовлетворение, тем выше, следовательно, должна сто­ять и предельная польза; наоборот, чем меньше круг потреб­ностей, подлежащих удовлетворению, чем маловажнее они и чем, с другой стороны, обширнее запас материальных благ, на­ходящихся в распоряжении человека, тем ниже та ступень, до которой доходит удовлетворение потребностей, тем ниже долж­на стоять предельная польза, тем меньше должна быть, следо­вательно, и ценность. Приблизительно то же самое, только не­сколько менее точно, можно выразить и в другой форме, а именно приняв за основу для определения ценности материаль­ных благ их полезность и редкость (ограниченность количест­ва). Поскольку степень полезности показывает, пригодна ли данная вещь по своей природе для удовлетворения потребностей более или менее важных, поскольку ею определяется высший пункт, до которого предельная польза может подняться в край­нем случае; от степени же редкости зависит, до какого именно пункта предельная польза действительно поднимается в кон­кретных случаях.

Существование обмена и тут порождает целый ряд усложне­ний. Оно дает именно возможность во всякое время расширить удовлетворение потребностей известного рода, — конечно, за

80

счет удовлетворения потребностей другого рода, которое в соот­ветствующей степени сокращается. Вместе с тем и предельная польза, которой определяется ценность, как мы показали выше, из области материальных благ, подвергающихся оценке, пере­двигается в область другого рода материальных благ, предна­значенных для пополнения недочета в удовлетворении главной потребности. Благодаря этому круг факторов, оказывающих влияние на высоту предельной пользы, усложняется следую­щим образом: во-первых, тут играет роль то отношение между потребностями и средствами их удовлетворения, которое суще­ствует для материальных благ оцениваемого рода во всем об­ществе, представляющем собой одно целое благодаря сущест­вованию обмена: этим отношением (отношением между спросом и предложением)... определяется высота той цены, которую нужно заплатить за новый экземпляр данного рода материаль­ных благ, чтобы пополнить недочет в удовлетворении соответ­ствующих потребностей, а следовательно, и величина той части материальных благ другого рода, которая оказывается необхо­димой для приобретения недостающего экземпляра. Во-вторых, тут играет роль то отношение между потребностями и средст­вами их удовлетворения, которое существует для самого про­изводящего оценку индивидуума в той сфере, откуда берется часть материальных благ с целью пополнить недочет: от этого отношения зависит, низкого или высокого слоя нужд кос­нется сокращение средств удовлетворения, следовательно, не­значительной или же значительной предельной пользой придет­ся пожертвовать.

Я ограничусь здесь указанием на два вывода, которыми нам придется воспользоваться впоследствии, при изложении теории объективной меновой ценности. Прежде всего так как отноше­ния между потребностями и средствами их удовлетворения бы­вают чрезвычайно неодинаковы в отдельных случаях, то одна и та же вещь может представлять для различных лиц совер­шенно неодинаковую субъективную ценность — обстоятельство, без которого вообще не могли бы совершаться никакие меновые , сделки. Далее, одни и те же количества материальных благ при прочих равных условиях представляют неодинаковую ценность для богатых и бедных, и притом для богатых ценность мень­шую, для бедных — большую. В самом деле, так как богатые в гораздо большей степени обеспечены всеми родами матери­альных благ, то удовлетворение простирается у них до потреб­ностей наименее важных, и потому увеличение или сокращение

81

и удовлетворение потребностей, связанное с приобретением или утратой одного экземпляра, не имеет для них большого зна­чения; для бедных же, которые и вообще могут удовлетворять лишь самые настоятельные свои нужды, каждый экземпляр ма­териальных благ представляет огромную важность. И действи­тельно, опыт показывает, что бедный человек относится к при­обретению вещи как к радостному событию, а к ее утрате — как к несчастью, тогда как богатый к тем же самым приобре­тениям и утратам относится совершенно равнодушно.

Наша теория объясняет величину ценности всюду одним и тем же принципом. Она всегда выводит ее из величины той пользы, которая соединяется для нас с обладанием вещью. Но условия хозяйственной жизни отличаются крайней сложностью и разнообразием — оттого и вышеупомянутая польза на прак­тике может принимать различные формы: она проявляется то в виде возможности прямого удовлетворения потребностей, то, — и притом гораздо реже, — в виде возможности избежать неприятностей и хлопот (оцениваемых ниже положительной пользы).

Характеристическая особенность теории предельной пользы заключается в том, что фактором, которым определяется вели­чина ценности, она признает наименьшую выгоду, какую толь­ко можно допустить с хозяйственной точки зрения... Да и во­обще ведь предельная польза, по существу своему, представляет не собственную пользу известной вещи, а ту выгоду, какую мы можем извлечь из другого материального блага, способного за­менить эту вещь.

Если мы подведем теперь итог всему сказанному выше, то получим следующие положения, которые я считаю непоколеби­мыми.

Во-первых, наши потребности, желания и ощущения оказы­ваются в действительности соизмеримыми, и притом общий пункт для сравнения их заключается в интенсивности испыты­ваемых нами наслаждений и неприятных чувств.

Во-вторых, мы обладаем возможностью определять абсолют­но и относительно степень приятных и неприятных ощущений, которые доставляют нам или от которых избавляют нас мате­риальные блага, и действительно пользуемся этой возможнос­тью (хотя нам и случается впадать при этом в ошибку).

В-третьих, эти-то количественные определения приятных ощущений и составляют основу для нашего отношения к мате­риальным благам, и притом как для наших теоретических

82

суждений о величине значения материальных благ для человеческо­го благополучия, а следовательно, и для определения ценности, так и для нашей практической хозяйственной деятельности.

Отсюда следует, наконец, в-четвертых, что наука не только не должна игнорировать субъективные потребности, желания, ощущения и т.д. и основывающуюся на них субъективную цен­ность, но именно в них-то и должна, напротив, искать точки опоры для объяснений хозяйственных явлений. Политическая экономия, не разрабатывающая теории субъективной ценности, представляет собой здание, воздвигнутое на песке.

Нередко бывает, что одна и та же вещь допускает два или несколько совершенно различных способов употребления. Лес, например, может употребляться и на дрова, и для построек; зерновой хлеб может идти и на муку, и на семена, и на вино­курение...

...Если материальные блага допускают несколько несовмес­тимых друг с другом способов употребления и могут при каж­дом из них давать неодинаково высокую предельную пользу, то величина их ценности определяется наивысшей предельной пользой, какая получается при этих способах употребления. В практической жизни правило это применяется решительно на каждом шагу. Никому не придет в голову определять цен­ность дубовой мебели по той пользе, какую можно от нее по­лучить, употребляя ее на дрова...

До сих пор мы имели в виду такого рода случаи, когда ма­териальное благо становится пригодным для различных упот­реблений в силу свойственной ему технической многостороннос­ти. Но при существовании развитого обмена почти все матери­альные блага... приобретают новое свойство — употребляться для обмена на другие материальные блага. Этот способ употреб­ления обыкновенно противопоставляется всем остальным спосо­бам как противоположный им, и именно на этой противопо­ложности “собственного употребления” и “обмена” и основано разделение ценности на потребительную и меновую.

С той точки зрения, на которой стоим мы, как потребитель­ная ценность, так и меновая являются в известном смысле двумя различными видами субъективной ценности. Потреби­тельной ценностью называется то значение, которое приобрета­ет вещь для благосостояния данного лица в том случае, когда это лицо употребляет ее непосредственно для удовлетворения своих нужд; точно так же меновой ценностью называется то значение, которое приобретает вещь для благополучия данного

83

лица благодаря своей способности обмениваться на другие ма­териальные блага. Величина потребительной ценности опреде­ляется по известным уже нам правилам величиной предельной пользы, которую извлекает собственник из оцениваемой вещи, употребляя ее непосредственно для удовлетворения своих по­требностей. Величина же (субъективной) меновой ценности, на­против, совпадает, очевидно, с величиной потребительной цен­ности вымениваемых на данную вещь потребительских матери­альных благ. Поэтому величина субъективной меновой ценнос­ти определяется предельной пользой вымениваемых на данную вещь материальных благ.

Употребление для непосредственного удовлетворения собст­венных нужд и употребление для обмена на другие материаль­ные блага представляют собой два различных способа употреб­ления одной и той же вещи. Если при том и другом способе употребления вещь эта дает неодинаковую предельную пользу, то основой для определения ее хозяйственной ценности служит более высокая предельная польза. Следовательно, когда потре­бительная ценность и меновая ценность данной вещи неодина­ковы по своей величине, то истинной ее ценностью является высшая из этих двух ценностей.

Часто бывает так, что для получения хозяйственной пользы требуется совместное действие нескольких материальных благ, причем если недостает одного из них, то цель совсем не может быть достигнута или же достигается лишь не в полной мере. Эти материальные блага, взаимно дополняющие друг друга, мы называем, по примеру Менгера, комплементарными матери­альными благами. Так, например, бумага, перо и чернила, иголка и нитки, телега и лошадь, лук и стрела, два, принад­лежащих к одной и той же паре сапога, две парные перчатки и т.п. представляют собой комплементарные материальные блага. Особенно часто, можно сказать постоянно, отношение комплементарности встречается в области производительных материальных благ.

Совокупная ценность целой группы материальных благ оп­ределяется в большинстве случаев величиной предельной поль­зы, которую могут принести все эти материальные блага при совместном действии. Если, например, три материальных блага А, В и С составляют комплементарную группу и если наименьшая, выгодная в хозяйственном отношении польза, ко­торую можно получить при совместном, комбинированном упот­реблении этих трех материальных благ, выражается цифрой

84

100, то и ценность всех трех материальных благ А, В и С вместе будет равна тоже 100.

Таково общее правило. Исключение из него представляют лишь те случаи, когда... ценность вещи вообще определяется не непосредственной предельной пользой того рода материаль­ных благ, к которым она принадлежит, а предельной пользой другого рода материальных благ, употребленных для замеще­ния этой вещи.

Предельной пользой, получаемой при комбинированном употреблении комплементарных материальных благ, определя­ется прежде всего... общая, совокупная ценность всей группы. Между отдельными членами группы эта общая групповая цен­ность распределяется совершенно неодинаковым образом, в за­висимости от казуистических особенностей данного случая.

Во-первых, если каждый из членов комплементарной группы может служить для удовлетворения человеческой потребности не иначе, как при совместном употреблении с остальными чле­нами этой группы, и если в то же время нет возможности за­менить утраченный член новым экземпляром, то в таком случае каждая входящая в состав группы, вещь, отдельно взятая, яв­ляется носительницей всей совокупной ценности целой груп­пы, остальные же вещи, без первой, не имеют никакой ценности. Положим, что у меня есть пара перчаток, общая ценность которой равняется одному гульдену; если я потеряю одну перчатку, я лишаюсь всей той пользы, которую приносит пара перчаток, а следовательно, и всей ценности, которой обладает целая пара, — вторая перчатка, оставшаяся у меня, не будет представлять уже никакой ценности...

Гораздо чаще случается, во-вторых, что отдельные члены комплементарной группы... сохраняют способность приносить известную, хотя бы и незначительную, пользу. В подобных случаях ценность отдельной вещи, принадлежащей к комплементарной группе, колеблется уже не между “ничем” и “всем”, а только между величиной предельной пользы, которую может принести эта вещь при изолированном употреблении, как минимумом, и величиной комбинированной предельной пользы за вычетом из нее изолированной предельной пользы остальных членов, как максимумом. Предположим, например, что три ма­териальных блага А, В и С при комбинированном употреблении (могут принести предельную пользу, выражающуюся цифрой 100, и что при этом вещь А, взятая отдельно, может дать пре­дельную пользу 10, В — 20, а С — 30. В таком случае ценность

85

вещи А будет такова: если она употребляется отдельно от ос­тальных вещей, то от нее можно получить лишь ее изолиро­ванную предельную пользу 10, такова же будет и ее ценность. Если же берется вся группа в целом и предполагается вещь А продать, подарить и т.д., то окажется, что при вещи А можно получить общую пользу в 100, без вещи А — лишь меньшую изолированную пользу вещей В и С, выражающуюся цифрами 20 и 30, следовательно, всего 50, и, значит, от обладания вещью А или от утраты ее зависит разница пользы в 50. Стало быть, в качестве последнего, решающего члена группы вещь А имеет ценность 100—(20+30), т.е. 50; в качестве изолированной вещи — лишь ценность 10.

Но еще чаще бывает так, в-третьих, что отдельные члены группы не только могут употребляться в качестве вспомогатель­ных материалов для других целей, но и могут в то же время замещаться другими экземплярами того же самого рода. На­пример, для постройки дома необходимы участок земли, кир­пич, бревна и труд работников. Если пропадет несколько возов кирпича, предназначенного для постройки дома, или же если уйдут несколько человек из нанятых для этой цели рабочих, то при нормальных условиях это обстоятельство отнюдь не по­мешает получению комбинированной пользы, т.е. не воспрепят­ствует постройке дома, а только утраченные строительные ма­териалы и ушедшие рабочие будут заменены новыми. Отсюда проистекают следующие последствия для образования ценности комплементарных материальных благ:

1) члены комплементарной группы, способные замещаться другими экземплярами, никогда, — даже и в тех случаях, когда они нужны именно как части целой групп, — не могут приобрести ценности, превышающей их “субституционную ценность”, т.е. ценности, которая покупается ценой отказа от получения пользы в тех отраслях употребления материальных благ, откуда берутся средства для пополнения недочета;

2) благодаря этому сужаются те рамки, в пределах которых может устанавливаться ценность отдельной вещи, оцениваемой то в качестве члена целой комплементарной группы, то в ка­честве изолированного материального блага, и притом сужают­ся они тем сильнее, чем в большей степени данная вещь при­обретает характер общеупотребительного, имеющего широкий сбыт на рынке товара;

3) вследствие этого, при наличии тех условий, о которых мы только что говорили, ценность могущих замещаться членов

86

комплементарной группы независимо от конкретного компле­ментарного употребления устанавливается на определенной вы­соте, на которой она остается для них и при распределении общей ценности группы между отдельными членами. Распреде­ление это совершается таким образом, что из общей ценности целой группы — ценности, определяющейся предельной поль­зой, получаемой при комбинированном употреблении, — выде­ляется прежде всего неизменная ценность могущих замещать­ся членов, а остаток, колеблющийся смотря по величине пре­дельной пользы, приходится в качестве их изолированной цен­ности на долю тех членов, которые замещаться не могут. Предположим, что в нашем примере, которым мы уже столько раз пользовались, члены А и В имеют неизменную “субституционную ценность”, выражающуюся цифрой 10 (или 20); в таком случае на долю не могущей замещаться вещи С придется изолированная ценность в 70, когда комбинированная предель­ная польза равна 100, или же изолированная ценность в 90, когда предельная польза достигает 120.

Так как из всех рассмотренных нами казуистических случа­ев самый последний встречается на практике всего чаще, то и образование ценности комплементарных материальных благ со­вершается преобладающим образом по последней формуле. Самое важное применение находит себе эта формула в особен­ности при распределении доходов производства между различ­ными производительными силами, благодаря комбинированно­му действию которых они получаются. Действительно, почти всякий продукт является результатом комбинированного дейст­вия целой группы комплементарных материальных благ: зе­мельных угодий, труда, постоянного и оборотного капитала. Преобладающее большинство комплементарных материальных благ в качестве имеющихся в продаже товаров может быть за­мещено как угодно, таковы, например, работа наемных рабо­чих, сырые материалы, топливо, орудия и т.д. Такое меньшин­ство их не поддается или по крайней мере нелегко поддается замещению; таковы, например, земельный участок, обрабаты­ваемый крестьянином, рудник, железная дорога, фабричное здание со всем обзаведением, деятельность самого предприни­мателя с ее чисто индивидуальными качествами и пр. Таким образом, мы находим здесь как раз те самые казуистические условия, при наличии которых должна получить силу приве­денная выше (под цифрой 3) формула распределения ценности между отдельными членами комплементарной группы; и дей-

87

ствительно, она прилагается на практике с величайшей точностью. В самом деле, в практической жизни из общей суммы дохода вычитаются прежде всего “издержки производства”. Если присмотреться поближе, то окажется, что в действительности это не вся масса издержек, так как ведь и употребленный для производства участок земли или деятельность предпринимателя в качестве вещей, имеющих ценность, тоже принадлежит к числу “издержек производства”, — нет, это только расходы на способные замещаться производительные средства данной cyбституционной ценности: на наемный труд, на сырье, на изнашивание орудий и т.д. Получающийся за вычетом этих расходов остаток в качестве “чистого дохода” относят на счет не могущих замещаться членов группы: крестьянин относит его на счет своей земли, горнопромышленник — на счет своего горного промысла, фабрикант — на счет своей фабрики, купец — на счет своей предпринимательской деятельности.             

Когда доходность комплементарной группы возвышается, то никому не приходит в голову относить увеличение дохода на счет членов, способных замещаться; напротив, говорят, что это именно “земельный участок (или рудник) дал больше дохода”. Но точно так же и при понижении общей доходности никому не приходит в голову ставить “расходы” в счет в уменьшенной сумме — нет, недобор объясняют тем, что земельный участок (или рудник и т.д.) дал меньше дохода. И такое рассуждение вполне логично и правильно: от материальных благ, способных замещаться во всякое время, действительно зависит лишь по­стоянная “субституционная ценность”, а от не могущих заме­щаться — вся остальная часть общей сумы пользы, получаемой при комбинированном употреблении.

Что издержки производства оказывают сильное влияние на ценность материальных благ, — это факт, вполне доказанный и бесспорный. Но как объяснить теоретически это влияние, и в особенности как примирить его, не внося двойственности и противоречия в объяснение, со столь же несомненным влияни­ем, какое оказывает на ценность материальных благ их полез­ность, — вот задача, над решением которой так много при­шлось работать нашей науке.

Общее свойство всех материальных благ заключается в том, что они служат для удовлетворения человеческих потребностей. Но только известная часть материальных благ выполняет эту задачу непосредственно — мы называем их потребительскими материальными благами: другая же часть материальных благ

88       

приносит нам пользу в смысле удовлетворения наших потреб­ностей лишь косвенным путем, а именно помогая нам произво­дить другие материальные блага, которые только впоследствии пойдут на удовлетворение человеческих потребностей, — мате­риальные блага этой второй категории мы называем производи­тельными материальными благами... Мы, по примеру Менгера, разделим все вообще материальные блага на различные по­рядки или разряды. К первому разряду мы относим те матери­альные блага, которые непосредственно служат для удовлетво­рения человеческих потребностей... (например, хлеб); ко второ­му — те, при помощи которых производятся материальные блага первого разряда (например, мука, хлебная печь, работа пекаря, требуемая для изготовления хлеба); к третьему — те, которые служат для производства благ второго разряда (зерно, из которого приготовляется мука, мельница, на которой зерно перемалывается, материалы для устройства хлебной печи и т.д.); к четвертому — средства производства материальных благ третьего разряда (земля, производящая хлебные растения, плуг, которым она вспахивается, труд поселянина, материалы для постройки мельницы и пр.) и так далее — к пятому, шес­тому, десятому разряду мы относим материальные блага, по­лезность которых с точки зрения удовлетворения человеческих потребностей заключается в производстве материальных благ ближайшего предшествующего разряда.

Приобретать значение для нашего благополучия производи­тельные материальные блага в последнем счете могут подобно всем остальным только одним путем, а именно принося нам из­вестную выгоду, которой без них мы не получали бы; а так как выгоды, доставляемые нам ими, в конце концов точно так же заключаются в удовлетворении наших потребностей, то вполне естественно, что и ценность производительных материальных благ будет высока в том случае, когда от них зависит удовлетворение важной потребности, и более низка в том случае, когда от них зависит удовлетворение потребности маловажной.

Итак, экономисты действительно вполне правы, когда они го­ворят, что ценность продукта определяется издержками произ­водства. Только при этом необходимо постоянно помнить те пределы, в которых имеет силу “закон издержек производства”, и  тот источник, из которого он черпает свою силу. Во-первых, “закон издержек производства” представляет собой закон частный. Он проявляется лишь в такой мере, в какой оказыва­ется возможным приобретать в желательном количестве и свое-

89

временно новые экземпляры материальных благ взамен прежних при помощи производства. Если нет возможности заменить прежний экземпляр новым, тогда ценность каждого продукта определяется непосредственной предельной пользой того именно рода материальных благ, к которому он принадлежит, и в таком случае соответствие между ценностью производительных средств, служащих промежуточными звеньями, разрушается.

Но еще важнее не упускать из виду того, что, во-вторых, даже и там, где закон издержек производства имеет силу, из­держки производства являются не окончательным, а всегда лишь промежуточным фактором, которым определяется цен­ность материальных благ. В последнем счете не издержки про­изводства дают ценность своим продуктам, а, наоборот, издерж­ки производства получают ценность от своих продуктов.

Наконец, проницательному теоретику должно броситься в глаза еще и следующее странное обстоятельство: приверженцы закона издержек производства, для того чтобы вообще сохра­нить его в силе, принуждены обставлять его целым рядом ого­ворок, в которых они ссылаются на условия, ничего общего с издержками производства не имеющие. Так, например, по уче­нию наших экономистов, закон издержек производства имеет силу только для таких материальных благ, количество которых может быть увеличиваемо путем производства до желательных нам размеров, да и для этих материальных благ — лишь в том случае, когда они обладают и соответствующей степенью полез­ности. В самом деле, даже приверженцы закона издержек про­изводства вполне согласны с тем, что, например, корабль, не могущий ходить по воде, не имеет никакой ценности, хотя бы на его постройку и потрачен был миллион.

Действительно, в упомянутых выше оговорках отметаются те условия, при которых издержки производства сами сохраняют соответствие с предельной пользой. В них содержится, следовательно, признание, что издержки производства могут только в том случае оказывать определяющее влияние на цен­ность, когда они имеют на своей стороне и предельную пользу.

На предшествующих страницах я тщательно старался выде­лить то зерно истины, которое несомненно скрывается в учении о законе издержек производства. Закон издержек производства существует, издержки производства действительно оказывают важное влияние на ценность материальных благ. Но господство издержек производства представляет собой лишь частичный случай более общего закона предельной пользы.

90

...Умственная работа, которую людям приходится совершать при определении субъективной ценности, далеко не так сложна и трудна, как может показаться с первого взгляда при аб­страктном изображении процесса оценки материальных благ. Где дело идет о собственной выгоде, где всякий недосмотр при­чиняет убытки, там становится сообразительным и самый про­стой человек. Наука, сбитая с толку смещением полезности и ценности, объявила такие материальные блага, как воздух и вода, вещами, имеющими наивысшую потребительную цен­ность. Простой человек смотрел на это гораздо правильнее и считал воздух и воду вещами, никакой ценности не имеющими, и он оказался вполне правым. В течение целых тысячелетий... простой человек привык при приобретении и отчуждении ма­териальных благ оценивать их не с точки зрения наивысшей пользы, которую они способны принести по своей природе, а с точки зрения приращения или уменьшения конкретной поль­зы, которую может принести каждое материальное благо. Дру­гими словами, простой человек-практик применял учение о предельной пользе на практике гораздо раньше, чем формули­ровала это учение политическая экономия.

Мы знаем теперь, как именно поступают при определении ценности материальных благ, затрагивающих их интересы, от­дельные лица А, В, С и т.д., стоя каждый на своей индивиду­ально-хозяйственной, в высшей степени субъективной точке зрения. Но так могут нас спросить и действительно спрашива­ют: какое же отношение имеют все эти субъективные, чисто личные суждения о ценности к науке о народном, обществен­ном хозяйстве? Ведь объектом политической экономии служат не индивидуально-хозяйственные, а общественно-экономические явления... Мы хотим, одним словом, чтобы нам показали, каким образом объясняется и определяется не субъективная, а объективная народнохозяйственная ценность.

“Социальные законы”, исследование которых составляет за­дачу политической экономии, являются результатом согласую­щихся между собой действий индивидуумов. Согласие в дейст­виях является в свою очередь результатом игры согласующихся между собой мотивов, которые лежат в основе человеческих действий. А раз это так, то не подлежит никакому сомнению, что при объяснении социальных законов необходимо добирать­ся до движущих мотивов, которыми определяются действия ин­дивидуумов, или принимать эти мотивы за исходный пункт; очевидно вместе с тем, что наше понимание социального закона

91

должно быть тем полнее, чем полнее и точнее мы знаем эти движущие мотивы и их связь с хозяйственной деятельностью индивидуумов.

Таким образом, субъективная ценность является в одно и то же время и компасом, и посредствующим мотивом хозяйствен­ных действий человека: компасом — потому что она показыва­ет, в каком направлении всего сильнее напряжен наш интерес по отношению к материальным благам и, следовательно, в какую сторону будет направлена наша хозяйственная деятель­ность; посредствующим мотивом — потому что, чувствуя, что ценность материальных благ представляет собой верное отраже­ние наших основных интересов, заключающихся в стремлении к благополучию, мы давно привыкли в хозяйственной жизни следовать только за наибольшей ценностью.

Совершенно верно, что не дело политической экономии за­ниматься выяснением общих законов человеческих потребнос­тей и стремлений, например, существования и действия чело­веческого стремления к благополучию, — заниматься этим она не может и должна предоставить это психологии. Но ведь тре­буется выяснить нечто совершенно иное, а именно, каким об­разом интересы благополучия связываются с обладанием мате­риальными благами, каким путем всеобщее инстинктивное стремление к благополучию превращается в конкретные хозяй­ственные интересы. Разрешения этих вопросов нельзя требовать от психологии — его, раз оно нужно, может дать только одна наука: политическая экономия.

Бросим беглый взгляд на результаты, добытые старой тео­рией по вопросу о ценности. В экономической литературе мы находим всего три закона цен. Один закон сводит состояние цен материальных благ, или их меновую ценность, к отноше­нию между спросом и предложением, другой — к издержкам производства, третий, еще специальное, — к количеству потра­ченного на производство (или вспомогательное воспроизведение) материальных благ труда. Последний из этих законов неодно­кратно уже опровергался с таким успехом, что, кроме партии социалистов, которая руководствуется в данном, случае не од­ними лишь, часто теоретическими соображениями, у него едва ли еще найдутся теперь приверженцы. Закон издержек произ­водства является, во-первых, не более как частным законом цен: по общему признанию, он не имеет силы по отношению ко многим из самых важных материальных благ, а во-вторых, он не представляет собой самостоятельного закона, так как ему

92

Самому приходится заимствовать свою силу лишь от закона спроса и предложения. В самом деле, ведь цены имеют тенден­цию держаться на уровне издержек производства только благо­даря тому, что их постоянно подгоняет (и именно постольку, Поскольку их подгоняет) к этому уровню отношение между спросом и предложением, которым и определяются в действительности цены.

Таким образом, закон издержек производства сводится к первому из названных законов — к закону спроса и предложе­ния; следовательно, этим-то последним и ограничиваются, собственно говоря, все наши знания о законах цен.

Часть II. Теория объективной меновой ценности

Ценностью в субъективном смысле называется вообще зна­чение материальных благ для человеческого благополучия; в частности, субъективной меновой ценностью называется то значение, какое приобретает вещь для какого-нибудь субъекта благодаря своей способности давать ему при обмене другие ма­териальные блага, между тем как меновая ценность в объек­тивном смысле представляет собой не что иное, как способ­ность вещи обмениваться на другие материальные блага. Объ­ективная меновая ценность — это меновая сила.

Меновая ценность означает возможность получить в обмен на данную вещь известное количество других материальных благ; цена же означает само это количество материальных благ, получаемое в обмен на данную вещь.

Хотя понятие меновой силы и не тождественно с понятием цены, однако ж законы той и другой совпадают между собой. В самом деле, показывая нам, как и почему данная вещь дей­ствительно приобретает известную цену, закон цен тем самым объясняет нам, как и почему данная вещь оказывается способной приобретать определенную цену. Закон цен обнима­ет собою и закон меновой ценности.

Очевидно, что тот, кто при совершении меновой сделки имеет в виду свою непосредственную выгоду, и только ее одну, будет руководствоваться при совершении менового акта следу­ющими правилами: во-первых, он вступит в меновую сделку вообще только в том случае, когда обмен приносит ему выго­ду; во-вторых, он предпочтет скорее совершить сделку с боль­шей, нежели с меньшей выгодой; в-третьих, наконец, он предпо-

93

чтет совершить меновую сделку с меньшей выгодой, нежели совсем отказаться от обмена.

Это значит, очевидно, совершить меновую сделку таким об­разом, чтобы получаемые в обмен материальные блага представ­ляли большую важность с точки зрения благополучия обмени­вающего субъекта, чем материальные блага, отдаваемые в обмен, или, — так как значение материальных благ для чело­веческого благополучия выражается в субъективной ценности их, — чтобы получаемые в обмен материальные блага обладали более значительной субъективной ценностью, нежели отдавае­мые в обмен. Если А имеет лошадь и если в обмен на нее дают 10 ведер вина, то он может совершить и совершит подобную меновую сделку лишь в том случае, когда предлагаемые ему за лошадь 10 ведер вина представляют для него субъективную ценность более высокую, нежели его лошадь. Но само собой ра­зумеется, что и другой участник меновой сделки рассуждает таким же образом.

Отсюда мы выводим очень важное правило. Обмен оказыва­ется экономически возможным только между такими двумя лицами, которые определяют ценность предлагаемой для об­мена и получаемой в обмен вещи неодинаковым, даже проти­воположным образом. Покупающий должен оценивать покупае­мую вещь выше, а продающий — ниже той вещи, в которой выражается цена первой, и притом их интерес по отношению к меновой сделке, а также и получаемая ими выгода от меновой сделки тем выше, чем значительнее разница между их оценка­ми одних и тех же материальных благ...

...Если брать слово “ценность” в субъективном смысле, то окажется, что эквивалентности между даваемыми и получаемы­ми в обмен материальными благами не только не должно, но прямо и не может даже быть. Мы не совершаем меновой сдел­ки, когда обмен не приносит нам выгоды, а обмен выгоды нам не приносит, когда вещь, получаемая нами в обмен, имеет в наших глазах совершенно такую же субъективную ценность, что и вещь, отдаваемая нами в обмен.

Таким образом, вообще говоря, наивысшей обменоспособностью обладает тот из участников обмена, который оценивает свою собственную вещь всего ниже по отношению к другим обмениваемым вещам, или, что то же самое, который оцени­вает нужную вещь всего выше по отношению к предлагаемой за нее собственной вещи.

...Общий закон мы можем формулировать следующим обра-

94

зом: в меновую сделку фактически вступает с той и с другой стороны, столько лиц, сколько получается пар, если размес­тить попарно желающих купить и продать по степени их обменоспособности в нисходящем порядке, — пар, из которых в каждой покупатель оценивает товар по отношению отда­ваемой в обмен на него вещи выше, нежели продавец.

...При обоюдном соперничестве границы, внутри которых устанавливается рыночная цена, определяются сверху оценка­ми последнего из фактически вступающих в меновую сделку покупателей и наиболее сильного по своей обменоспособности из устраненных конкуренцией с рынка продавцов, а снизу — оценками наименее сильного по обменоспособности из факти­чески заключающих меновую сделку продавцов и наиболее силь­ного по обменоспособности из не имеющих возможности всту­пить в меновую сделку покупателей. Установление двойных границ нужно понимать в том смысле, что решающее значение принадлежит каждый раз границам более тесным. Если, нако­нец, в приведенной формуле мы заменим длинные и подробные определения коротким и ясным выражением “предельная пара”, то получим следующую простейшую формулу закона цен: высота рыночной цены ограничивается и определяется высотой субъективных оценок товара двумя предельными парами.

Как несомненно, что в течение целых тысячелетий хлебные цены падали после хороших урожаев и поднимались после пло­хих, точно так же несомненно, что существует истинный закон предложения и спроса, раскрыть который, и обязана теория. Учение о предложении и спросе нужно не опровергнуть, а толь­ко реформировать. Мне кажется, что все недостатки старой тео­рии проистекают из одного источника, потому и искоренить их можно одним ударом: в центр всего учения следует поставить ту мысль, что цена всецело является продуктом субъектив­ных оценок материальных благ участниками обмена.

...Закон издержек производства является не общим законом цен наряду с законом предложения и спроса, а лишь частным законом цен, входящих в рамки закона предложения и спроса.

Закон издержек производства — частный закон цен, ибо, как известно, ему подчиняется лишь область материальных благ, количество которых может быть увеличиваемо посредст­вом производства до каких угодно размеров, между тем как на многие важные разряды материальных благ — каковы, напри-

95

мер, вся земля, все “монопольные материальные блага” т.д. — действие его не распространяется вовсе”.

Далее, закон издержек производства стоит не вне закона предложения и спроса... нет, закон издержек производства ук­ладывается в рамки закона предложения и спроса. Он содер­жит в себе лишь частное, более точное определение закона предложения и спроса, действие которого он предполагает по­всюду и от которого он заимствует свою собственную силу. За­кона издержек производства совсем не могло бы существовать, если бы не существовало предложения и спроса.

Как субъективная ценность производительных материаль­ных благ находится в зависимости от ценности их наименее ценного или предельного продукта, совершенно так же цена производительных материальных благ, или материальных благ, входящих в состав издержек производства, определяется ценой их предельного продукта.

На основании всего сказанного мы можем выставить следую­щие положения касательно отношений между издержками про­изводства и ценой:

1.      Для материальных благ, количество которых может быть увеличиваемо при помощи производства до каких угодно размеров, существует принципиальное тождество между из­держками производства и ценой (это положение нужно принимать с многочисленными оговорками).

2.                       Тождество это получается благодаря тому, что цена продуктов является элементом определяющим, а цена произ­водительных средств — элементом определяемым.

3.                       В частности, решающую роль играет цена предельного продукта, т.е. наименее ценного продукта, на производство которого хозяйственный расчет еще позволяет употребить единицу производительного средства.

4.                        К этой цене приспособляются при посредстве издержек производства цены всех остальных продуктов, однородных с предельным продуктом.

5.                       Все это совершается через посредство игры субъектив­ных оценок или их равнодействующих, так что закон издержек производства проявляется не вопреки и не наряду, а в пределах законов предельной пользы и предельных пар.

Несмотря на все недостатки моего опыта, я сумел, надеюсь, доказать следующие две истины: во-первых, ...дуалистическое объяснение явлений ценности и цены, двумя различными принципами “пользы” и “издержек производства” представляется

96

и ненужным, и неудовлетворительным; ...во-вторых, этот еди­ный принцип, которым мы старались объяснить все, является самым естественным и простым... мы объясняем отношение людей к материальным благам именно тем значением, какое представляют они с точки зрения человеческого благополучия.

(Бём-Баверк О. Основы теории ценности хозяйственных ценностей // Австрийская школа в политической экономии. К. Менгер, О. Бём-Баверк, Ф. Визер. М., 1992. С. 244, 247—249, 252—254, 259—260, 269, 272, 273—275, 276, 277—279, 283, 293—295, 298—299, 307, 308, 309, 310—311, 312, 314—319, 320, 321—322, 323, 333, 334, 335—336, 340, 341, 342, 343, 344, 346—347, 348, 349, 361, 362—364, 365, 376, 377, 417, 419, 420, 424, 425, 426)


Б. ТЕОРИЯ ПРЕДЕЛЬНОЙ ПРОИЗВОДИТЕЛЬНОСТИ ДЖОН БЕЙТС КЛАРК

Джон Бейтс Кларк (1847—1938) родился в США. Учился в Гей-дельбергском (Германия) и Цюрихском (Швейцария) университетах. Работал профессором в ряде американских колледжей и в Колумбий­ском университете. Избирался президентом Американской экономи­ческой ассоциации (1893—1895).

Дж. Б. Кларк — автор многочисленных трудов. Он предложил но­вый подход к изучению политической экономии в целях приближения ее к точным наукам. По аналогии с теоретической механикой Дж. Б. Кларк разделил экономическую теорию на два раздела — статику и динамику. Исходное значение он придавал анализу ста­тики, т.е. экономического положения общества в неподвижности, “в равновесии”.

Кларк придерживался теории предельной полезности, которую он видоизменил. “Закон Кларка” состоит в том, что полезность товара распадается на составные элементы (“пучок полезностей”), после чего ценность блага определяется суммой предельных полезностей всех его свойств. Он внес важный вклад в “маржиналистскую револю­цию”, дополнив концепцию предельной полезности потребительских благ теорией предельной производительности труда и капитала.

Дж. Б. Кларк стремился доказать, что в процессе производства наблюдается убывающая производительность труда и капитала (по аналогии с законом убывающего плодородия земли). Ибо увеличение каждого из факторов производства при постоянных размерах осталь­ных факторов дает убывающий рост продукции. Так, при неизменной величине капитала всякий дополнительный рабочий будет создавать Меньшую массу продукции. Заработная плата в таком случае равня­ется “продукту труда”, который произвел “предельный рабочий”.

97

Разницу же между “всем продуктом промышленности” и “продуктом труда” Дж. Б. Кларк рассматривал как “продукт капитала”, по праву достающийся капиталисту. Следовательно, доходы рабочих и бизнесменов, по его мнению, соответствуют реальному вкладу труда и капитала в конечный продукт производства, что ведет к социаль­ной справедливости и гармонии классовых интересов капиталистов и рабочих.

Экономисты, не согласные с теорией предельной производитель­ности, указывают на ее слабые места. Во-первых, теория убывающей производительности не является универсальной. Она описывает слу­чай приостановки технического прогресса, когда действительно эф­фективность всех факторов снижается по мере расширения произ­водства. Но такая ситуация совсем не характерна для развитого товарного хозяйства и бизнеса, особенно в XX столетии.

Во-вторых, закон убывающей производительности, согласно уче­нию Дж. Б. Кларка, осуществляется лишь в условиях совершенной конкуренции — в своеобразном “мире без трений”. Чтобы закон дей­ствовал, не должно быть препятствий для свободного перемещения факторов производства и необходимы, условия для полной информа­ции их прибыльного приложения. Однако мы знаем совершенной кон­куренции нигде нет. Этим подрывается действие закона убывающей производительности факторов производства.

В-третьих, из хозяйственной практики известно, что веществен­ные факторы производства (средства и предметы труда) непосред­ственно не участвуют в создании новой (добавленной) стоимости, которая служит источником доходов всех собственников производ­ственных факторов. Стало быть, теория производительности труда, капитала и земли не может претендовать на исчерпывающее объяснение процесса образования дохода в рыночной экономике.

Ниже приведены, важные положения из главного труда Дж. Б. Кларка “Распределение богатства”, написанного в 1899 г.

РАСПРЕДЕЛЕНИЕ БОГАТСТВА

Предисловие

Цель этой работы — показать, что распределение обществен­ного дохода регулируется общественным законом и что этот закон, действуй он без сопротивления, дал бы каждому фактору производства ту сумму богатства, которую этот фактор создает. Хотя заработная плата и может регулироваться договорами, свободно заключаемыми между индивидами, тем не менее став­ки оплаты, получаемые в результате подобных сделок, имеют тенденцию, как утверждается в этой работе, быть равными той части промышленной продукции, которая может быть вменена

98

самому труду, и хотя процент может регулироваться подобным же свободным договором, он, естественно, имеет тенденцию рав­няться той части продукции, которая может быть в свою оче­редь вменена капиталу. В том пункте экономической системы, где возникают титулы собственности, где труд и капитал всту­пают в обладание суммами, которые государство затем рассмат­ривает как собственность, общественный механизм верен прин­ципу, на котором покоится право собственности. Поскольку этому механизму не чинится препятствий, он закрепляет за каждым его специфический продукт.

Термин естественный, употребляемый экономистами-клас­сиками в связи со стандартами... ценности, заработной платы и процента, бессознательно употреблялся в качестве эквивален­та термина статический; и в этой работе предпринята попыт­ка выяснить именно подобные естественные, или статические, стандарты. Она берет на себя задачу показать, каких размеров достигли бы рыночные цены товаров, плата за труд и процент на капитал, если бы могли прекратиться изменения, происхо­дящие в промышленном мире и в характере его деятельности. Она пытается совершенно изолировать статические силы, дей­ствующие в распределении, от динамических сил. Реальное об­щество всегда динамично, а та часть его, с которой мы больше всего имеем дело, отличается особенной динамичностью. Изме­нения и прогресс проявляются повсюду, и промышленное об­щество постоянно приобретает новые формы и выполняет новые функции. В связи с этой постоянной эволюцией стандарты заработной платы и процента десять лет спустя будут иными, нежели в настоящее время. Однако в настоящее время существуют естественные стандарты. Среди всех изменений действуют силы, определяющие стандарты, с которыми в любой данный момент имеют тенденции совпасть заработная плата и процент. Какие бы бури ни разыгрывались в океане, существует идеальная горизонтальная поверхность, проекти­рующаяся сквозь волны, и действительная поверхность бушу­ющих вод колеблется около нее. Подобно этому существуют статические стандарты, с которыми стремятся совпасть на самых бурных рынках действительные величины ценности, заработной платы и процента.

Какова была бы ставка заработной платы, если бы труд и капитал оставались количественно неизменными, если бы пре­кратились усовершенствования способов производства, прекра­тился процесс концентрации капитала и запросы потребителей

99

оставались навсегда неизменными? Вопрос этот предполагает, разумеется, что промышленность будет развиваться и что, несмотря на паралич сил прогресса, богатство будет продолжать создаваться под влиянием совершенно беспрепятственно действующей конкуренции. При таких условиях налицо были бы именно те уровни ценностей, заработных плат и процента, с которыми, несмотря на все нарушения, связанные с прогрессом, постоянно стремятся совпасть их уровни на реальном рынке. Это и есть теоретически “естественные” стандарты, которые ищет наука.

Глава 1. Проблемы, зависящие от распределения

Благосостояние трудящихся классов зависит от того, полу­чают ли они много или мало, но их позиция по отношению к другим классам — и тем самым устойчивость общественного организма — зависит главным образом от того, равняется ли получаемая ими сумма независимо от ее размера тому, что они производят. Если они создают небольшую сумму богатства и получают ее полностью, им незачем стремиться к социальной революции, но если бы обнаружилось, что они производят боль­шую сумму и получают только часть ее, то многие из них стали бы революционерами и были бы правы. Над обществом тяготеет обвинение в том, что оно “эксплуатирует труд”... Если бы это обвинение было доказано, всякий здравомыслящий человек стал бы социалистом, и его стремление переделать систему про­изводства было бы мерилом и выражением его чувства справед­ливости. Если мы намерены, однако, проверить это обвинение, мы должны вступить в сферу производства. Мы должны разло­жить продукт общественного производства на его составные эле­менты, для того чтобы увидеть, способен ли естественный эф­фект конкуренции дать каждому производителю ту долю богат­ства, которую именно он производит.

Если заработная плата, процент и прибыль, рассматривае­мые сами по себе, определяются в соответствии со здравым принципом, то различные классы людей, сочетающие свор силы в производстве, не могут иметь претензий друг к другу.

Собственность охраняется там, где она возникает, если су­ществующая заработная плата равна полному продукту труда, если процент является продуктом капитала и если прибыль яв­ляется продуктом акта координирования.


100

Глава 4. Основой распределения являются универсальные экономические законы

Подобно тому как потребительские блага становятся все менее и менее полезными по мере роста запаса их, так и про­изводительные блага или формы капитала, если они должны быть использованы одним человеком, становятся менее и менее производительными. Последнее орудие меньше добавляет к про­изводительности человека, чем это делало первое. Если капитал используется в возрастающем количестве при неизменной рабо­чей силе, он подчинен закону убывающей производительности. Этот закон определяет, какое количество труда целесообразнее отвлечь от прямого обслуживания наших потребностей для того, чтобы изготовить добавочные орудия.

Глава 5. Фактическое распределение является результатом общественной организации

Одной из функций экономического общества является его рост. Оно становится больше и богаче, и структура его меняет­ся. С течением времени оно использует все лучшие средства и в большем количестве. У отдельных его членов развиваются новые потребности, и общество использует свой возрастающий производственный аппарат для их удовлетворения. Обществен­ный организм непрерывно увеличивает свою эффективность, и это поднимает каждого отдельного его члена на более высокий уровень жизни. Разум находит себе все более широкое приме­нение в производственном процессе, ибо силы природы пости­гаются все лучше, и улучшается координация участников про­цесса. Природа становится более щедрой, так как человек рас­полагает большими силами и увеличивается эффективность каждого отдельного участника производства.

Пять общих изменений имеют место, каждое из которых воздействует на структуру общества...

1. Население увеличивается.

2. Капитал возрастает.

3. Методы производства улучшаются.

4. Формы промышленных предприятий меняются, менее производительные предприятия устраняются, более производи­тельные выживают.

5. Каждое из этих пяти изменений воздействует на структуру

101


[1] Реферат учебника П. Самуэльсона и В. Нордхауса “Экономикс” //Экономические науки. 1990. № 6. С. 112.