Глава 2 Политические лидеры начала ХХ века в
зеркале жанра
Как известно, революционное
движение в России породило могучую плеяду политиков-гигантов, описание масштаба
личности которых занимало умы не только выдающихся публицистов того времени, но
и их коллег, писавших свои произведения значительно позже. Широкую известность
жанр политического портрета получил в первые десятилетия ХХ века на страницах
очерков А. В. Луначарского, К. Б. Радека, Л. Д.
Троцкого и др. В поле зрения авторов попадали как современники, так и далекие
предшественники: учителя, соратники, друзья, политические оппоненты и явные
противники.
Так, читатели газет
«Правда», «Известия», а также журнала «Жизнь» имели возможность ознакомиться с
достаточно объемными портретами таких ярких и своеобразных личностей как Г.
Зиновьев, Л. Каменев, Л. Рейснер, Л. Мартов, Б.
Савинков, П. Струве, П. Милюков и др. Особо среди этих политиков выделяется
гигантская фигура В. И. Ленина. Черты личности этого человека стремились
осмыслить многие. Приведу наиболее яркие выдержки: «Как он заразительно, как
мило, как по-детски хохочет и как легко рассмешить его, какая наклонность к
смеху – этому выражению победы человека над трудностями. В самые страшные
минуты, которые нам приходилось вместе переживать, Ленин был неизменно ровен и
также наклонен к веселому смеху. Его любимцы – дети и котята. С ними он может
подчас играть целыми часами»[1].
Или вот еще: «…на съезд прибыло всего трое рабочих. Ленин очень подробно
беседовал с каждым из них и завоевал всех троих. Одним из них был Шотман из Петербурга. Он был еще очень молод, но осторожен
и вдумчив. Помню, вернулся он после разговора с Лениным (мы с ним жили в одной
квартире) и все повторял: «А как у него глазенки светятся, точно насквозь
видят…»[2]
…
Политический портрет начала
века имел свои особенности в подходе выбора героя. К примеру, выбирая героем
своего очерка политического деятеля XIX столетия, авторы
стремились осмыслить в своем материале исторический опыт предшественников.
Портреты же современников, «товарищей по партии», выходили преимущественно под заголовком «Памяти … посвящается». Так, портрет
Володарского был написан А. Луначарским после его убийства, портрет Ф.
Дзержинского, сделанный К. Радеком, посмертный, Е. А.
Литкенс стал героем очерка Л. Троцкого после того,
как стало точно известно, что он был убит шайкой бандитов в Крыму.
Проницательный взгляд
публицистов выхватывал наиболее яркие эпизоды и события из жизни этих людей,
стремясь в полной мере раскрыть политические, психологические и личностные
черты, характеризующие того или другого деятеля. При этом авторы портретных
очерков не пытались прикрыть свою тенденциозность. В их материалах без особого
труда можно заметить свидетельства политической привязанности к некоторым
коллегам по партии. Это зарисовки, сделанные людьми пристрастными,
непосредственными участниками событий.
Формы, политического
портрета, предшествующие современным, по характеру отбираемого материала, а
также по способам его преподнесения в большей степени приближались к
художественной биографии.
Д. С. Лихачев истоки
возникновения информации о власть придержащих в виде биографии выделял уже в др.-русской литературе. Пользуясь его характеристиками,
можно вспомнить «монументальный историзм первых летописцев и биографов»,
«эпический стиль повествования о деяниях вождей и героев».
А уже в XVI веке русские биографы,
во имя укрепления централизованного государства, занялись идеализацией
своих героев. «Идеализация была одним из способов художественного обобщения –
пишет Д.С. Лихачев – писатель вкладывал в создаваемый им образ человека
(государственного или церковного деятеля, святого) свои представления о том,
каким должен быть этот человек, и эти представления о должном отождествлялись с
сущим»[3].
Критерием хорошего
изображения человека в газетной публицистике времен Советской власти стала
степень соответствия создаваемого образа примерам воплощения характера героя на
страницах художественной литературы. «С первых же лет Советской власти газетная
публицистика стала наряду с такими испытанными беллетристическими формами
создания выразительных, психологических и глубоких портретов людей как повесть,
роман, драма, поэма. Они дали действенные средства рождения образа современного
героя»[4].
«Неравнодушие» очеркового
описания по отношению к художественным формам можно объяснить
принадлежностью первых к
художественно-публицистической разновидности жанров: в очерке соединяются
наглядно-образное и аналитическое начало. Причем «развернутость» в тексте
наглядно-образного начала воспринимается как преобладание художественного
метода, ведущая же роль аналитического придает материалу документализм.
«Именно непроясненность этого (преобладания в тексте
художественного или документального – авт.)
долгое время служила исходным моментом горячих споров о том, относить ли
газетный (журнальный) очерк к художественным произведениям или же – к
документально-журналистским»[5].
Непосредственно при
написании очерка, на практике, эта проблема решалась так: аналитический подход
в освоении материала применялся для проблемной ситуации (см. проблемный
очерк), но если предметом журналистского
интереса становилась личность (см. портретный очерк), то более подходящим для
выявления ее характера казался художественный метод. Он позволял более естественным
образом проникнуть в психологию личности.
Таким образом, изначально
портретный очерк несет в себе преимущественно-художественную концепцию
отображения личности.
Интенсивность применения
художественного метода, разумеется, в ущерб документальному, в описании
политиков начала ХХ века достигла неповторимых
размеров. «Под руками у меня, когда писался этот очерк, не было
решительно никаких документов, справочников, материалов и пр. Думаю, однако,
что это к лучшему. Мне приходилось опираться только на память, и я надеюсь, что
ее самопроизвольная работа при таких условиях была несколько более уместной…»[6].
Уровень художественности
этих текстов позволяет называть воплощение образа политика в очерковых формах
публицистическим героем. Это герой-автор, он активно «строит материал:
«…публицистический герой, становясь элементом художественной системы, удваивает
силы за счет ресурсов художественного целого. Обобщение, составляющее суть
этого явления, вырастает в художественное обобщение, возводится в степень
художественного символа. Тогда публицистический герой начинает жить как
условная фигура, обретая утрированные черты, формируя вокруг себя условный мир»[7].
Взяв за основу реальные
факты и события, автор «досочинял» образ политика в
отдельных деталях и звеньях, для того чтобы ярче раскрыть тему. Публицист
старался воссоздать портрет своего героя «в форме жизни»: в сценках, эпизодах,
диалогах, через цепь его поступков, пользуясь присущими художественной
литературе изобразительно-выразительными средствами: языком, композицией,
деталью. «- А, что, - спросил меня однажды совершенно неожиданно Владимир
Ильич, - если нас с вами белогвардейцы убьют, смогут? – Авось не убьют, -
ответил я, шутя. – А, черт их знает, - сказал Ленин и сам рассмеялся. На этом
наш разговор окончился»[8].
Еще один пример: « - Вчера еще прочно сидели в седле, - говорит мне наедине
Ленин, - а сегодня лишь только держимся за гриву! Зато и урок! Этот урок должен
подействовать на нашу проклятую обломовщину! Наводи порядок, берись за дело,
как следует быть, если не хочешь быть рабом!»[9].
Тексты политических
портретов начала века примыкают к собственно художественному творчеству.
Содержание художественного портрета политика должно было вдохновлять читателей.
Взяв от художественной
литературы модели образных систем и образно-стилевую структуру, они, в какой-то
степени предопределили последующие развитие жанра. Говорить о прямом влиянии
этих текстов трудно, поскольку в 30-е годы ХХ века по приказу Сталина было
прекращено их переиздание. Будучи скрыты в библиотеках спецхрана, они были не
доступны широкому кругу читателей.
Позже очерковые портреты
политиков в каждом отдельном случае могли соединять в себе документально-фактологическое
и художественное-образное начала в самых разных
«пропорциях».
Тоталитарная система десятилетиями воспитывала особый психологический
тип человека: при культе власти, подкрепленным государством и моралью,
отвращение к политике и политической активности, культивирование скромности и
знание своего места[10].
Право полноценного участия в принятии
решения о наделении властными полномочиями конкретного человека изменило хорошо
известный несколько десятилетий назад характер выборов в нашей стране:
голосовали «за» практически безальтернативного кандидата свыше 90% избирателей.
Процесс избирательной
кампании существенно преобразовал требования, предъявляемые к информации о
политических лидерах. Это повлекло за собой неизбежные структурные изменения в
жанре политический портрет.
[1] Луначарский. А. В. И. Ленин
// Силуэты: политические портреты. М., 1991, стр. 41.
[2] Троцкий. Л. Ленин //
Силуэты: политические портреты. М., 1991, стр. 25.
[3] Лихачев. Д. С. Человек в
литературе Древней Руси. М., 1987, стр. 146.
[4] Беневоленская.
Т. А. Портрет современника. Очерк в газете. М., 1983, стр. 43.
[5] Тертычный.
А. А. Жанры периодической печати. М., 2000, стр. 240.
[6] Троцкий. Л. Ленин //
Силуэты: портреты политиков. М., 1991, стр. 8.
[7] Архипов. И. Ф.
Публицистический образ. Дисс. кан.
фил. наук. М., 1983, стр. 87.
[8] Троцкий. Л. Вокруг октября
// Силуэты: портреты политиков. М., 1991, стр. 88.
[9] Луначарский. А. В. И. Ленин
// Силуэты: портреты политиков. М., 1991, стр. 45.
[10] Имидж лидера.
Психологическое пособие для политиков. М., 1995, стр.23.