252                                        Раздел II. ОБЩЕСТВО И ВЛАСТЬ


3. Местным органам самоуправления предоставляется право на ус­ловиях, которые могут быть установлены законом, сотрудничать с по­добными органами других государств.

Статья 11. Правовая защита местного самоуправления

Органы местного самоуправления должны иметь право на судебную защиту для обеспечения свободного осуществления ими своих полно­мочий и соблюдения закрепленных конституцией и законодательством страны принципов местного самоуправления.

Печатается по: Европейская хартия местного самоуправления и ее значение // Полис. 1998. № 4. С. 170—172.

Глава 5

СОЦИАЛЬНЫЕ ОСНОВЫ ПОЛИТИКИ

ГЕГЕЛЬ

Философия права

§ 182

Одним принципом гражданского общества является конкретное лицо, которое есть для себя как особенная цель, как целостность по­требностей и смешение природной необходимости и произвола, но осо­бенное лицо как существенно соотносящееся с другой такой особен­ностью, так что каждое из них утверждает свою значимость. [...]

Прибавление. Гражданское общество есть дифференция, которая выступает между семьей и государством, хотя развитие гражданского общества наступает позднее, чем развитие государства; ибо в качестве дифференциации оно предполагает государство, которое оно, чтобы пребывать, должно иметь перед собой как нечто самостоятельное. Гражданское общество создано, впрочем, лишь в современном мир, ко­торый всем определениям идеи предоставляет их право. Если государ­ство представляют как единство различных лиц, как единство, которое есть лишь общность, то имеют в виду лишь определение гражданского общества. Многие новейшие специалисты по государственному праву не сумели прийти к другому воззрению на государство. В гражданском

Глава 5. СОЦИАЛЬНЫЕ ОСНОВЫ ПОЛИТИКИ                                  253


обществе каждый для себя — цель, все остальное для него ничто. Од­нако без соотношения с другими он не может достигнуть своих целей По всем их объеме: эти другие суть поэтому средства для цели особен­ного. Но особенная цель посредством соотношения с другими придает себе форму всеобщего и удовлетворяет себя, удовлетворяя вместе с тем стремление других к благу. Так как особенность связана с условием всеобщности, то целое есть почва опосредования, на которой дают себе свободу все единичности, все способности, все случайности рождения и счастья, из которой проистекают волны всех страстей, управляемые только проистекающим в них сиянием разума. Особенность, ограни­ченная всеобщностью, есть единственная мера, при помощи которой каждая особенность способствует своему благу.

§ 188

Гражданское общество содержит в себе три следующих момента:

A) опосредование потребности и удовлетворение единичного посредством его труда и посредством труда и удовлетворения потребностей всех остальных, систему потребностей;

B) действительность содержащегося в этом всеобщего свободы, за­щиты собственности посредством правосудия;

C) забота о предотвращении остающейся в этих системах случай­ности и внимание к особенному интересу как к общему с помощью полиции и корпораций.

§ 221

Член гражданского общества имеет право искать суда и обязан­ность предстать перед судом и получить только через суд оспариваемое им право.

Прибавление. Так как каждый индивид имеет право искать суда, он должен знать законы, ибо в противном случае это право ничем бы ему не помогло. Но индивид обязан также предстать перед судом. В эпоху феодализма могущественные лица часто не являлись на судебное засе­вшие, вели себя вызывающе по отношению к судебным инстанциям и рассматривали вызов в суд могущественного лица как неправое деяние. Это — состояние, противоречащее тому, чем должен быть суд. В новейшее время правитель обязан по частным вопросам признавать над собой власть суда, и в свободных государствах оно обычно проигрывает свои процессы.

254                                                  Раздел II. ОБЩЕСТВО И ВЛАСТЬ


§ 222

Перед судом право получает определение, согласно которому оно должно быть доказуемо. Судопроизводство предоставляет сторонам возможность приводить свои доказательства и правовые основания, а судье войти в суть дела. Эти стадии процесса суть сами права, их ход должен быть поэтому определен законом, и они составляют существен­ную часть теоретической науки о праве. [...]

§ 238

Семья есть прежде всего то субстанциальное целое, которому над­лежит заботиться об этой особенной стороне индивида как в отношении средств и умения, чтобы он мог, пользуясь общим имуществом, приоб­ретать необходимое, так и в отношении его содержания и заботы о нем в том случае, если он окажется неспособным добывать необходимые ему средства. Однако гражданское общество разрывает эти узы инди­вида, делает членов семьи чуждыми друг другу и признает их самостоя­тельными лицами; оно заменяет, далее, внешнюю неорганическую при­роду и землю отцов, на которой отдельный человек добывал средства существования, своей почвой и подвергает существование всей семьи зависимости от него, случайности. Так индивид становится сыном гражданского общества, которое предъявляет к нему в такой же мере требования, как он свои права по отношению к нему.

Прибавление. Семья должна, конечно, заботиться о хлебе для своих членов, однако в гражданском обществе она — нечто подчиненное и служит лишь основой: объем ее деятельности уже не столь велик. На­против, гражданское общество представляет собой могучую силу, ко­торая завладевает человеком, требует от него, чтобы он на него рабо­тал, был всем только посредством него и делал все только посредством него. Если человек должен быть таким членом гражданского общества, то он сохраняет в нем те же права и притязания, которые он имел в семье. Гражданское общество должно защищать своего члена, отстаи­вать его права, а индивид в свою очередь обязан соблюдать права граж­данского общества.

§ 239

В этом своем качестве всеобщей семьи гражданское общество обя­зано и имеет право надзирать за воспитанием детей и влиять на него, пресекая произвол и случайные намерения родителей, поскольку оно имеет отношение к способности человека стать членом общества, и

Глава 5. СОЦИАЛЬНЫЕ ОСНОВЫ ПОЛИТИКИ                                           255


особенно в тех случаях, когда воспитание совершается не родителями, и другими лицами, — поскольку же в этом отношении могут быть при­няты общие меры, общество должно их принять. [...]

§ 240

Общество, обязано и имеет право также устанавливать опеку над теми, кто своей расточительностью уничтожает обеспеченность своего существования и существования своей семьи, и осуществлять вместо них цель общества и их цель. [...]

§ 255

Наряду с семьей корпорация составляет второй существующий в гражданском обществе нравственный корень государства. Первая содержит в себе моменты субъективной особенности и объективной всеобщности в субстанциальном единстве; вторая же объединяет внутренним образом те моменты, которые сначала разъединены в гражданском обществе на в себя рефлектированную особенность потребнос­ти и потребления и на абстрактную правовую всеобщность, объединяет их так, что в этом объединении особенное благо есть как право  и осуществлено.

Примечание. Святость брака и честь в корпорации — те два момента, вокруг которых вращается дезорганизация гражданского общества.

Печатается по: Гегель Г.В.Ф. Философия права. М., 1990. С. 227, 228, 231, 233, 258.

М.ВЕБЕР

Основные понятия стратификации

Экономически детерминированная власть и социальный порядок

Закон существует тогда, когда есть вероятность того, что некоторый Порядок будет поддержан определенным штатом людей, которые ис­пользуют физическое или психологическое принуждение с целью добиться лояльности по отношению к данному порядку либо налагают санкции на тех, кто нарушает его. Структура любого легального порядка непосредственно влияет на распределение экономической или какой-либо другой власти в пределах соответствующего сообщества.

256                                                             Раздел II. ОБЩЕСТВО И ВЛАСТЬ


Это справедливо для всех типов легального порядка, а не только для государственного. В общем и целом мы понимаем под «властью» воз­можность одного человека или группы людей реализовать свою собст­венную волю в совместном действии даже вопреки сопротивлению дру­гих людей, участвующих в указанном действии.

«Экономически обусловленная» власть, конечно же, не идентична власти как таковой. Напротив, проявление экономической власти может быть всего лишь следствием власти, возникшей из иных ис­точников. Человек может и не стремиться к власти с единственной целью обогатить себя экономически. Власть, включая экономическую власть, может быть оценена «ради нее самой». Очень часто стрем­ление к власти обусловливается также социальными «почестями», которые она влечет за собой. Тем не менее не всякая власть ведет к социальным почестям: типичный американский бизнесмен, как и ти­пичный спекулянт, намеренно избегает социальных почестей. Если говорить достаточно обобщенно, то «лишь экономическая» власть, особенно «явная» денежная власть, никоим образом не выступает об­щепринятой основой социальных почестей. Но и власть как таковая не представляет собой единственную основу социальных почестей. В самом деле, социальные почести, или престиж, сами могут служить базисом политической или экономической власти, и очень часто так и происходит. Власть, как и почести, могут гарантироваться легаль­ным порядком, но чаще всего он является первичным источником по­честей. Легальный порядок — это, скорее, дополнительный фактор, который повышает шансы добиться власти или почестей, но он ни­когда не гарантирует их.

Способ, каким социальные почести распределяются в сообществе между типичными группами, участвующими в таком распределении, мы будем называть «социальным порядком». Социальный порядок как, разумеется, и экономический порядок в равной мере связаны с «легальным» порядком». Тем не менее, социальный и экономический порядок не идентичны. Для нас экономический порядок — всего лишь способ, каким экономические товары и услуги распределяются и ис­пользуются. Конечно, социальный порядок обусловлен экономичес­ким порядком в очень высокой степени, но в то же время он также и влияет на него.

Сейчас мы можем сказать: «классы», «статусные группы» и «партии» — явления, относящиеся к сфере распределения власти внутри сообщества.

Глава 3. СОЦИАЛЬНЫЕ ОСНОВЫ ПОЛИТИКИ                                            257

Детерминация классовой ситуации рыночной ситуацией

Согласно употребляемой нами терминологии, «классы» не являют­ся сообществами; они представляют чаще всего только возможную ос­нову совместных действий. Мы вправе говорить о «классе» лишь в тех случаях, когда: 1) некоторое множество людей объединено специфи­ческим причинным компонентом, касающимся их жизненных шансов; 2) такой компонент представлен исключительно только экономически­ми интересами в приобретении товаров или в получении дохода; 3) этот компонент обусловлен ситуацией, складывающейся на рынке товаров или на рынке труда. (Указанные пункты относятся к «классовой ситуа­ции», которую более сжато мы могли бы выразить как типичные шансы получения прибавочного продукта, внешние условия жизни и личный жизненный опыт, поскольку эти шансы детерминированы объемом и видом власти (либо недостатком таковой) распоряжаться товарами или квалификацией в целях получения дохода в рамках данного экономического порядка. Термин «класс» относится к любой группе людей, которая возникла в данной классовой ситуации.)

Самый элементарный экономический факт заключается в том, что способ, каким происходит распределение каналов распоряжения материальной собственностью среди множества людей, которые встречают­ся на рынке и конкурируют между собой в терминах обмена, сам по себе »»же определяет специфические жизненные шансы. Согласно закону конечной (маргинальной) полезности, подобный способ распределения исключает из соревнования за обладание высоко ценимыми товарами не-собственников; предпочтение отдается собственникам, которые, в действительности, устанавливают монополию на приобретение подоб­ных товаров. Надо учесть и другое: такой способ распределения моно­полизирует возможности заключить выгодный контракт для всех, кто, запасаясь товарами, не обменивает их. В тенденции это усиливает по­лицию собственников в «войне за цены» в сравнении с теми, кто, не владея собственностью, не способен ничего предложить, кроме как свои услуги в их природном виде или товары в той форме, которая со­жмется их собственным трудом, и кто, кроме всего прочего, вынужден избавляться от этих продуктов для того, чтобы как-то жить. Данный способ распределения предоставляет имущим определенную монопо­лию, которая позволяет им перемещать свою собственность из той сферы, где она используется «наудачу», в ту сферу, где она превращается в «основной капитал». Другими словами, этот способ придает иму­щим функцию предпринимателя и обеспечивает всеми необходимыми шансами для прямого или непрямого участия в распределении прибы­ли,


258                                                           Раздел 11. ОБЩЕСТВО И ВЛАСТЬ


ли, полученной от оборота капитала. Такое положение дел, правда, ха­рактерно только для чисто рыночной ситуации. «Собственность» и не­достаток «собственности» являются, таким образом, базисными кате­гориями классовых ситуаций любого типа. При этом не имеет значения то, насколько эффективны подобные категории в «войне за цены» или в конкурентной борьбе.

Классовая ситуация, в общих чертах охватываемая двумя категория­ми, постепенно предстает перед нами в более дифференцированном виде: с одной стороны, благодаря виду собственности, которую исполь­зуют для извлечения прибыли, с другой — благодаря виду услуг, кото­рые предоставляются на рынке. Владение семейными постройками, производственные заведения, товарные склады, магазины, сельскохо­зяйственные угодья, средние и малые холдинговые компании — все они разнятся количественно, хотя количественное различие влечет за собой качественные последствия. Собственность на шахты, крупный рогатый скот, людей (рабов); распоряжение мобильными средствами производ­ства или «основным капиталом» любого сорта, особенно деньгами или предметами, которые можно обменять на деньги легко и в любое время; распоряжение продуктами чуждого труда или трудом других людей, ко­торые различаются в соответствии с тем, какое место они занимают на шкале потребительских возможностей; распоряжение перемещаемой монополией любого сорта — все это вместе взятое дифференцирует классовые ситуации, характерные для собственников, в той же мере, в какой делает «значимым» использование собственности, особенно той, которая имеет денежный эквивалент. В соответствии с этим собствен­ники могут принадлежать к классу рантье либо к классу предпринима­телей.

Те, кто не владеет собственностью, но кто предоставляет услуги, дифференцируются как по виду этих услуг, так и по способу, каким они делают полезными данные услуги, предоставляемые их получателю на постоянной или временной основе. Но в любом случае мы можем ска­зать: таково сопутствующее значение понятия «класс». Иными слова­ми, разновидность шанса на рынке — решающий момент, определяю­щий общие предпосылки индивидуальной судьбы. Таким образом, «классовая ситуация» есть по существу «рыночная ситуация». [...]

Те категории людей, судьба которых не детерминирована возмож­ностями (или шансами) приобретать на рынке товары в личное пользо­вание или обслуживать самих себя, например, рабы, нельзя называть «классами» в техническом смысле слова. Они, скорее всего, относятся к «статусным группам».

Глава 5. СОЦИАЛЬНЫЕ ОСНОВЫ ПОЛИТИКИ                                             259             

Совместные действия как следствие классового интереса

Согласно нашей терминологии, фактором, создающим «класс», вне всяких сомнений выступает экономический интерес. Действительно, только экономические интересы вовлечены в бытие «рынка». Тем не менее понятие «классовый интерес» вряд ли является таковым. Даже в качестве эмпирического понятия оно двусмысленно постольку, поскольку «классовый интерес» познается посредством отнесения к тому, что не есть фактическое устремление интересов, с определенной долей вероятности вычлененных из классовой ситуации и приведенных к «среднему» знаменателю. Действительно, классовая ситуация и со­путствующие ей факторы остаются теми же самыми, хотя устремление интересов каждого отдельного рабочего, к примеру, может варьироваться очень широко, а это зависит от того, в какой степени — низкой, средней или высокой — его формальная квалификация соответствует реально выполняемому заданию. Точно так же устремление интересов может варьироваться в соответствии с тем, в какой степени совместные действия участников «классовой ситуации» отвечают общим чаяниям. Гак, «профсоюзы» выросли из классовой ситуации, в которой индиви­ды не получили того, на что надеялись или что им было обещано. Совместные действия относятся к тому типу действий, которые ориенти­рованы на ощущение принадлежности людей к единому целому. Социетальные действия, с другой стороны, ориентированы на рационально мотивированное согласие интересов.) Зарождение социетального или паже совместного действия из общей классовой ситуации никак не яв­ляется универсальным феноменом.

По своим последствиям классовая ситуация может закончиться воз­буждением сходных реакций, которые, согласно нашей терминологии, нельзя называть «массовыми действиями». Но это не единственное последствие. Часто из такой ситуации рождается совместное действие. К примеру, так называемое ворчание рабочих известно из древневос­точной этики: таково моральное недовольство поведением мастера по отношению к рабочим, которое по своему практическому значению, ве­роятно, было эквивалентно распространенному в позднеиндустриальную эпоху явлению, известному под именем «замедления» (сознатель­ное ограничение трудовых усилий), возникшему в результате молчаливого сговора пролетариев. Вероятность, с какой из «массовых действий» членов одного класса рождаются «совместное действие» и, воз­можно, «социетальное действие», определяется общими культурными условиями, особенно интеллектуальными. Это зависит также оттого, до какой степени обнаружили себя противоречия, особенно — в какой


260                                                                                                   Раздел II. ОБЩЕСТВО И ВЛАСТЬ


степени стала прозрачной связь между причинами и последствиями «классовой ситуации». «Классовое действие» (совместное действие членов одного класса) никоим образом не рождается разницей жизнен­ных шансов. Условия и результаты классовой ситуации по-разному осознаются людьми. Только тогда может ощущаться противополож­ность жизненных шансов, и то не как абсолютная данность, а как ре­зультат, проистекающий из 1) конкретного распределения собствен­ности или 2) структуры конкретного экономического порядка. Такое, наконец, возможно лишь в тех случаях, когда реакция людей на клас­совую структуру принимает форму не импульсивного и иррационально­го протеста, но форму рационального взаимодействия. «Классовые си­туации», относимые к первой категории, особенно наглядно проявля­ется в античных и средневековых городах, там, где судьба улыбалась тем, кто добился успеха, монополизировав торговлю промышленными и пищевыми продуктами в данном районе. То же самое происходило, при определенных условиях, в аграрном секторе в самые разные исто­рические периоды, когда сельскохозяйственные ресурсы подвергались чрезмерной эксплуатации ради получения прибыли. Самый важный ис­торический образец второй категории представлен классовой ситуа­цией у современного «пролетариата».

Типы «классовой борьбы»

Любой класс может быть носителем одной из бесчисленных форм «классового действия», но это не обязательно должно происходить. В любом случае сам по себе класс не конституирует сообщество. Считать, что «класс» имеет тот же смысл, что и «сообщество», значит искажать данное понятие. Простейший факт, помогающий лучше понять истори­ческие события, заключается в следующем: индивиды, находящиеся в одной и той же классовой ситуации, при массовом действии проявляют среднетипичные реакции на экономические стимулы. Этот факт не дол­жен служить поводом к научным спекуляциям о «классе» и «классовых интересах», что зачастую происходит в наше время. Классическим при­мером является выражение одного талантливого автора о том, что ин­дивид способен заблуждаться по поводу собственных интересов, но «класс» никогда не ошибается по поводу своих интересов. Даже если классы как таковые не являются сообществами, тем не менее классовые ситуации возникают на базе коммунализации. Совместное, или комму­нальное действие, формирующее классовую ситуацию, тем не менее не является базисным взаимодействием членов одного и того же класса; оно является взаимодействием индивидов, принадлежащих к разным

Глава 5. СОЦИАЛЬНЫЕ ОСНОВЫ ПОЛИТИКИ                                         261


классам. К совместным действиям, непосредственно детерминирующим классовую ситуацию рабочего и предпринимателя, относятся: рынок груда, рынок потребительских товаров, капиталистическое предпри­ятие. В свою очередь, существование капиталистического предприятия предполагает, что существует очень специфическое совместное действие и что оно специфически структурировано для защиты частной собственности на производимую продукцию, а кроме того, и это еще важ­нее, для защиты власти индивидов, которые, в принципе совершенно свободно, распоряжаются средствами производства. Существование капиталистического предприятия обусловлено специфическим типом "легального порядка". Любая разновидность классовой ситуации, особенно если речь идет о власти над собственностью, в наивысшей степени проявит свои сильные стороны только тогда, когда по возможности эли­минированы все другие факторы, детерминирующие взаимоэквивалент­ные отношения. В таком случае наибольшую важность приобретает ис­пользование в рыночных условиях власти над собственностью.

«Статусная группа» — та вещь, которая может помешать полному осуществлению рыночных принципов. В данном контексте она представляет для нас интерес только с этой точки зрения. Перед тем, как в общих чертах мы рассмотрим статусные группы, сделаем уточняющие примечания об антагонизме «классов» в нашем понимании... Борьба, в которой весьма эффективна классовая ситуация, прогрессивно переме­щалась от потребления кредитов вначале к конкурентной борьбе на рынке товаров, а затем к «войне за цены» на рынке труда. «Классовая борь6a» в античные времена — в той степени, в какой она была истинной борьбой классов, а не борьбой между статусными группами, — первоначально велась крестьянами-должниками, а, возможно, также ре­месленниками, которым угрожала долговая кабала, вступившими поэтому в борьбу с городскими кредиторами. [...] Борьба продолжалась на протяжении всей античности и в средние века. Лишенные собственности сообща выступили против тех, кто реально или предположительно был заинтересован в создании дефицита хлеба. Борьба постепенно рас­ширялась, вовлекая всех тех, для кого предметы потребления играли первостепенную роль в образе жизни и в работе, которая заключалась ручном ремесле. Таковой была начальная фаза спора по поводу заработной платы в античности и средневековье. Он еще сильнее разгорелся в наше время. В более ранний период этот спор играл второстепенную роль в сравнении с восстаниями рабов и борьбой на рынке товаров.

262                                            Раздел 11. ОБЩЕСТВО И ВЛАСТЬ


Античные и средневековые неимущие протестовали против различ­ного рода монополии, преимущественного права на покупку, скупку то­варов, которые перехватывались по дороге к рынку с целью незакон­ного повышения цен, припрятывания товаров и отказа сдавать их на рынок с целью повышения цен. Сегодня центральный вопрос — уста­новление цены на труд.

Подобные изменения выражены борьбой за доступ на рынок, за гос­подство на установление цен на продукты. Такого рода бои происходили прежде между купцами и рабочими в системе домашней промышлен­ности в переходный к современности период. Поскольку это достаточно общее явление, мы должны напомнить, что классовый антагонизм, обу­словленный рыночной ситуацией, обычно бывал самым острым между теми, кто реально и непосредственно участвовал в качестве оппонентов в «войне за цены». Ими являлись не рантье, акционеры или банкиры, страдавшие от недостатка воли у рабочих, но почти исключительно про­мышленники и бизнесмены, которые непосредственно противостояли рабочим в «войне за цены». Подобное происходит вопреки тому оче­видному факту, что «незаработанные» деньги чаще оседали в сундуках рантье, акционеров и банкиров, нежели в карманах промышленников и бизнесменов. Такое положение дел очень часто оказывалось решаю­щим фактором в создании классовой ситуации, которая играла значи­тельную роль при формировании политических партий. Примером яв­ляются различные виды патриархального социализма и попытки, по крайней мере, раньше, статусных групп, не имеющих прочного поло­жения, создать союз с пролетариатом, чтобы объединение выступить против «буржуазии».

Статусные почести

В противоположность классам статусные группы являются нор­мальными сообществами. Правда, в большинстве своем они аморфны. В противоположность чисто экономически детерминированной «клас­совой ситуации» мы понимаем под «статусной ситуацией» любой ти­пичный компонент жизненной судьбы людей, который детерминирован специфическим, позитивным или негативным, социальным оценивани­ем почести. Такая почесть может обозначать любое качество, оцени­ваемое большинством людей, и, конечно же, оно тесно связано с клас­совой ситуацией: классовые различия самыми разнообразными спосо­бами связаны со статусными различиями. Собственность как таковая не всегда признается в качестве статусной характеристики, но в течение

Глава 5. СОЦИАЛЬНЫЕ ОСНОВЫ ПОЛИТИКИ                                    263


времени она проявляла себя таковой, причем с удивительной регуляр­ностью. В экономике соседской общины очень часто самые зажиточные люди становились вождями, что означает всего лишь проявление к ним уважения. К примеру, в так называемой современной чистой демокра­тии, которая означает такой порядок, при котором никто не имеет уза­коненных привилегий, случается, что партнера по танцам выбирают из среды своего же класса. Сообщения об этом поступили из небольших шведских городов. Однако статусная почесть не обязательно связана с "классовой ситуацией". Напротив, статусная почесть, и это нормаль­ное положение дел, находится в четкой оппозиции всему, что связано с собственностью.

И имущие, и неимущие могут принадлежать к одной и той же ста­тусной группе, и часто это имеет весьма недвусмысленные последствия. Видимое «равенство», создаваемое социальным оцениванием, с точки зрения долговременной перспективы ненадежно. «Равенство» стату­сов среди американских «джентльменов», к примеру, выражено тем фактом, что за пределами той субординации, которая определена раз­личными функциями «бизнеса», встретившиеся на вечеринке в клубе зa игрой в карты или биллиард «шеф» и его «подчиненный» обраща­ются друг с другом как равные. Непризнание того, что люди от рожде­ния имеют равные права, оценивается негативно. Считается отврати­тельным поступком, когда «шеф» свысока дарит «подчиненного» своей благосклонностью, всячески подчеркивая разницу «позиций». В то же время шеф-немец не боится причинить себе вред, выказав свои истин­ные чувства. Такова одна из главных причин того, почему в Америке немецкая форма «дружеского общения между людьми одного круга» не получила той популярности, какую приобрели чисто американские формы клубного общения.

Гарантии статусной стратификации

По содержанию статусную почесть можно выразить следующим образом: это специфический стиль жизни, который ожидается от тех, к то высказывает желание принадлежать к данному кругу людей. Связанные с этим стилем ожидания представляют собой ограничения «со­циального» общения (т.е. общения, которое не обслуживает экономи­ческие или любые другие «функциональные» цели бизнеса). Подобные ограничения могут предписывать заключение брака в рамках своего статусного круга, а также могут привести к эндогамному закрытию (closure). «Статус» развивается постольку, поскольку он не является ин-

264                                                                             Раздел II. ОБЩЕСТВО И ВЛАСТЬ


дивидуально и социально иррелевантной имитацией другого стиля жизни, но представляет собой основанное на достигнутом согласии со­вместное действие закрытого типа.

Традиционная демократия Америки представляет ныне характерную форму стратификации по «статусным группам», основанную на кон­венциональных стилях жизни. Здесь, в частности, к социальному обще­нию, визитам и приглашениям допускаются только жители определен­ной улицы, которые считаются принадлежащими к «обществу». Диф­ференциация развивается до такой степени, при которой люди вынуж­дены подчиняться даже условностям господствующей в данный момент и в данном обществе моды. Подчинение моде среди американцев раз­вито в такой мере, какая неизвестна немцам. Такого рода подчинение служит показателем того, что данный человек претендует называться джентльменом. На основании подобного подчинения решается, по крайней мере prima facie, что он будет рассмотрен в таком качестве. И это признание настолько важно, что оно определяет его шансы к тру­доустройству в «шикарное» учреждение, а кроме того, возможности со­циального общения и заключения брачных уз с представителями «ува­жаемых» семейств. Это у немцев кайзеровской Германии квалифици­ровалось как должный порядок вещей. Старые и богатые семьи с хоро­шей родословной, например, «П.С.В.», т.е. «Первые Семьи Вирджинии», реальные или мнимые потомки «индийских принцев» Покахонтов, отцы-пилигримы, жители Нью-Йорка, члены тайных сект, а также представители всевозможных кругов, отделяющих себя от других чле­нов общества какими-либо обозначениями и характеристиками, — все они суть элементы узурпированной «статусной» почести. Развитие ста­туса — важный вопрос стратификации, основанной на узурпации. Узурпация — естественный источник почти всех статусных почестей. Однако путь от этой чисто конвенциальной ситуации к легальным при­вилегиям, позитивным или негативным, легко прокладывается, как только определенная стратификация социального порядка становится реальным фактом, как только достигнута стабильность благодаря упо­рядоченному распределению экономической власти. [...]

Статусные привилегии

С точки зрения практических целей, стратификация по статусам идет рука об руку с монополизацией идеальных и материальных товаров или возможностей. Помимо специфической статусной почести, которая всегда основывается на дистанции и исключительности, мы обнаружи-

Глава 5. СОЦИАЛЬНЫЕ ОСНОВЫ ПОЛИТИКИ                                     265


ваем все разновидности материальной монополии. Почетное выделе­ние может состоять в привилегии носить специальный костюм, кушать специальные блюда, запрещенные для остальных, жестикулировать руками, играть на музыкальных инструментах, как это делают только профессиональные артисты. Конечно, материальная монополия предо­ставляет самый эффективный мотив для исключительности статусной группы, хотя сама по себе она не всегда достаточное условие. Внутри статусного круга такая монополия проявляет себя в браках между пред­ставителями разных групп. Врачующиеся семьи заинтересованы в мо­нополизации будущей комнаты для новобрачных, которая одинаково нужна тем и другим. Параллельно с этим проявляется активный инте­рес к монополизации дочерей. Принадлежащие к данному статусному кругу дочери должны быть обеспечены всем необходимым. По мере того как усиливается закрытие статусной группы, условные предпочти­тельные возможности для специальной занятости перерастают в ле­гальную монополию на специальные должности, учреждаемые для чле­нов этой группы. Конкретные товары становятся объектами монополи­зации, проводимой статусными группами. В типичном случае это вклю­чает «унаследованное земельное владение», а также часто собствен­ность на рабов, крепостных и, наконец, специальные виды торговли. Такого рода монополизация происходит позитивно, если конкретная статусная группа имеет исключительное право на собственность и на распоряжение ею; и негативно, если статусная группа, для поддержа­ния своего специфического образа жизни, не наделяется правами соб­ственности и распорядителя.

Решающая роль «стиля жизни» в статусных «почестях» означает, что статусные группы выступают специфическими носителями всяко­го рода «условностей». В какой бы форме это ни выражалось, все «стилизации» жизни либо проистекают из статусных групп, либо поддерживаются ими. Даже если главные статусные условности разнятся очень сильно, они все равно остаются определенными типичными чер­тами, особенно среди тех страт, которые считаются самыми приви­легированными. Говоря достаточно общо, среди привилегированных статусных групп существует статусная дисквалификация, направлен­ная против выполнения физического труда. Дисквалификацией можно назвать переоценку нынешними американцами традиционного подхо­да к физическому труду. Очень часто занятие рациональной экономи­ческой деятельностью, особенно «предпринимательской деятельнос­тью», выглядит как дисквалификация статуса. Артистическая и лите-

266                                                         Раздел II. ОБЩЕСТВО И ВЛАСТЬ


ратурная деятельность, если они нацелены на получение дохода, или просто связаны с тяжелыми физическими усилиями, также рассмат­риваются как унизительная работа. Примером является работа скульптора, если он трудится в своей пыльной мастерской, подобно каменщику, одетый в пыльный халат. Напротив, деятельность худож­ника в студии-салоне и все формы музицирования более подходят об­разу данной статусной группы...

Понятия класса и классового статуса

Термин «классовый статус»1 применяется для обозначения типич­ной вероятности, с какой: а) обеспечение товарами, б) внешние усло­вия жизни, в) субъективная удовлетворенность или фрустрация харак­терны для индивида или группы. Эти вероятности определяют классо­вый статус настолько же, насколько сами они зависят от вида и степени полного или частичного контроля, который индивид осуществляет над товарами или услугами и наличными возможностями их использования ради получения дохода или прибыли в рамках сложившегося экономи­ческого порядка.

«Класс» — это любая группа людей, имеющих один и тот же клас­совый статус. Можно выделить следующие типы классов: а) класс как «класс собственников», в котором классовый статус индивидов детер­минирован прежде всего дифференциацией размеров владений; б) класс как «стяжательный класс», в котором классовая ситуация индивидов детерминирована прежде всего их возможностями эксплуатировать услу­ги на рынке; в) класс как «социальный класс», структура которого со­стоит из разнообразного множества классовых статусов, между кото­рыми вполне возможно или наблюдается как типичный факт взаимное изменение индивидов, происходящее на персональной основе или в рам­ках нескольких поколений. На базе любого из этих трех типов классовых статусов могут возникать и развиваться ассоциативные отношения между теми, кто разделяет одни и те же классовые интересы, например, корпоративный класс. Тем не менее, это не обязательно всегда так и происходит. Понятия класса и классового статуса как таковые обозна­чают только факт тождественности или похожести в типичной ситуации,

 

______________________

1 Вебер использует термин «класс» (Klasse) в особом смысле, который определен в данном параграфе и который, в частности, он противопоставляет термину Stand. Кажет­ся, нет альтернативного перевода Klasse, но мы должны помнить о том, что это слово употребляется в специфическом значении. — Прим. Т. Парсонса.

Глава 5. СОЦИАЛЬНЫЙ ОСНОВЫ ПОЛИТИКИ                                          267


где данный индивид и многие другие люди определились в своих интересах. Классовые статусы, во всем своем многообразии и различиях, кон­ституируются благодаря контролю над различными сочетаниями потребителей товаров, средств производства, инвестиций, основных капита­нов и рыночных способностей. Только те, кто совсем не имеет квалифи­кации и собственности, кто зависит от случайных заработков в строгом смысле обладают одним и тем же классовым статусом. Очень сильно варьируются между собой традиции, характеризующие различные клас­сы. Они разнятся друг от друга по текучести кадров и той легкости, с Какой индивиды входят в данный класс и покидают его. Таким образом, единство «социальных» классов очень относительно и подвижно.

Значение позитивно привилегированного класса собственников ос­новывается прежде всего на следующих фактах: 1) они способны мо­нополизировать приобретение дорогих товаров; 2) они могут контроли­ровать возможности систематической монопольной политики в прода­же товаров; 3) они могут монополизировать возможности накопления собственности благодаря непотреблению прибавочного продукта; 4) они могут монополизировать возможности аккумуляции капитала бла­годаря сохранению за собой возможности предоставлять собствен­ность взаем и связанной с этим возможности контролировать ключевые позиции в бизнесе; 5) они могут монополизировать привилегии на со­циально престижные виды образования так же, как на престижные виды потребления.

Позитивно привилегированные классы собственников обычно живут на доходы от собственности. Источником может служить право собственности на людей, как, например, у рабовладельцев, на землю, рудники, фиксированное оборудование, скажем, на заводы, машины, корабли, как это происходит у кредиторов, ссужающих под проценты. Ссуда может включать домашних животных, деньги или зерно. Нако­нец, они могут жить на доходы от ценных бумаг.

Классовые интересы, называемые негативно привилегированными по отношению к собственности, обычно принадлежат к одному из сле­дующих типов: а) они не владеют, а сами являются объектом чужого вла­дения, поэтому они несвободны; б) они стоят «вне каст», т.е. являются  «пролетариатом» в том смысле, в каком понимали его в античности; в) они принадлежат к классу должников и, следовательно, г) к «беднякам».

Между ними находятся «средние» классы. Этим термином описы­вают тех, кто владеет всеми видами собственности или обладает конку­рентоспособностью на рынке труда благодаря соответствующей подготовке, тех, чья позиция укрепляется благодаря таким источникам.

268                                                                   Раздел II. ОБЩЕСТВО И ВЛАСТЬ


Кого-то из них можно отнести к «стяжательским» классам. Предпри­ниматели попадают в эту категорию благодаря своим внушительным позитивным привилегиям; пролетарии — благодаря негативным при­вилегиям. Но многие типы, в частности, крестьяне, ремесленники и чи­новники не попадают в эту категорию. Дифференциация классов един­ственно только по критерию собственности не является «динамичной», иначе говоря, она не является результатом классовой борьбы или клас­совых революций. Вовсе не редкость даже для чисто привилегирован­ных классов собственников, скажем, для рабовладельцев, существо­вать бок о бок с совершенно непривилегированными группами, напри­мер, крестьянами, и даже с внекастовыми группами без какой-либо классовой борьбы. Между привилегированными классами собственни­ков и несвободными элементами иногда могут возникать даже отношения солидарности. Тем не менее, конфликты, возникающие между зем­левладельцами и внекастовыми элементами или между кредиторами и должниками, которые принимали форму (во втором случае) столкнове­ния городских патрициев с крестьянами и городскими ремесленниками, могли перерасти в революционный конфликт. Но и это не должно было с необходимостью вести к радикальному изменению экономической ор­ганизации. Напротив, такие конфликты касались большей частью перераспределения богатств. Поэтому их правильнее именовать «ре­волюциями собственности».

Ярким примером отсутствия классового антагонизма является от­ношение бедняков из белого населения южных штатов, происходивших из тех людей, кто никогда не имел рабов, к плантаторам Юга Соединен­ных Штатов. «Белые бедняки» испытывали гораздо большую враждеб­ность к неграм, нежели к плантаторам, которым были не чужды эле­менты патриархальных отношений и чувств. Конфликт между внекас­товыми элементами и классами собственников, между кредиторами и должниками, между землевладельцами и внекастовыми прекрасно ил­люстрирован античной историей.

Значение стяжательских классов

Значение позитивно привилегированного стяжательного класса об­наруживается в двух основных направлениях. С одной стороны, для них открывается возможность присвоения монополии на управление про­изводственными предприятиями в пользу членов своего класса и их де­ловых интересов. С другой стороны, этот класс стремится к гарантии и неприкосновенности своей экономической нормы, оказывая влияние на экономическую политику представителей власти и других групп.

Глава 5. СОЦИАЛЬНЫЕ ОСНОВЫ ПОЛИТИКИ                                           269


Члены позитивно привилегированных стяжательных классов — это типичные предприниматели. Другими наиболее важными типами явля­ются: купцы, судовладельцы, промышленные и сельскохозяйственные предприниматели, банкиры и финансисты. При определенных условиях к представителям таких классов могут быть отнесены два других типа, в именно, лица «свободных» профессий, обладающие привилегирован­ной позицией благодаря своим способностям и образованию, а также рабочие, которые занимают монополистическую позицию благодаря специальным навыкам (квалификации), независимо оттого, являются эти навыки унаследованными или приобретены в результате обучения.

К стяжательным классам, находящимся в негативно привилегиро­ванной ситуации, относятся рабочие самых разных типов. В целом их можно классифицировать на квалифицированных, полуквалифицированных, неквалифицированных.

В связи с этим независимых крестьян и ремесленников следует от­нести к «средним классам». Эта категория обычно включает чиновни­ков, занятых в общественном и частном секторах, лиц свободных про­фессий, а также рабочих, занимающих исключительную монополисти­ческую позицию.

Примером «социальных классов» выступают: а) «рабочий» класс как целое (занятый в механизированном процессе); б) «нижние сред­ние» классы; в) «интеллигенция» без самостоятельной собственности и лица, чье социальное положение прежде всего зависит от технических знаний, так же, как положение инженеров, коммерческих и других слу­жащих, а также гражданских чиновников. Эти группы сильно различа­ются между собой, особенно в зависимости от стоимости обучения; г) классы, занимающие привилегированную позицию благодаря собственности и образованию.

В неоконченной главе «Капитала» Карл Маркс, очевидно, намеревался рассмотреть проблему пролетариата, внутриклассовое сходство Которого он утверждал вопреки вопиющим качественным различиям внутри его. Решающий фактор — возрастание важности полуквалифицированных рабочих, приобретших подготовку за относительно корот­кий период времени непосредственно у станков. Возрастание произо­шло за счет «квалифицированных» рабочих старого типа, а также неквалифицированных рабочих. Тем не менее, даже такой типа квалификации может оказаться монополией. К примеру, ткач достигает наивысшей производительности труда, лишь имея пятилетний стаж.

270                                                                Раздел П. ОБЩЕСТВО И ВЛАСТЬ


Раньше каждый рабочий стремился прежде всего стать независимым мелким буржуа, но возможности достичь своей цели со временем сужа­лись. От поколения к поколению наиболее удобным способом сделать карьеру для квалифицированных и полуквалифицированных рабочих становился переход в класс технических специалистов. В большинстве высокопривилегированных классов, по крайней мере на протяжении более чем одного поколения, деньги превращаются во всепоглощаю­щую цель. Через банки и промышленные корпорации представители нижнего среднего класса и группы, живущие на жалование, получают определенные возможности подняться в привилегированный класс.

Организованная деятельность классовых групп осуществляется благодаря следующим обстоятельствам: а) возможности сосредоточи­ваться на оппонентах там, где возникает непосредственный конфликт интересов. Так, рабочие организуются в борьбе против руководства, но не против акционеров, хотя это единственная группа, получающая до­ходы не работая. Точно так же крестьяне не ведут организованных дей­ствий против лендлордов; б) существованию классового статуса, кото­рый сходен у больших масс людей; в) технически реализуемой возмож­ности примирения. Это справедливо для тех мест, где на большом про­странстве трудится большое число людей, например на современной фабрике; г) лидерству, направляемому к очевидным и понятным целям. Такие цели навязываются или по крайней мере интерпретируются та­кими группами, как интеллигенция, которая в сущности и не является классом.

Социальные страты и их статус

Термином «социальный статус» мы будем обозначать реальные притязания на позитивные или негативные привилегии в отношении социального престижа, если он основывается на одном или большем ко­личестве следующих критериев: а) образ жизни, б) формальное обра­зование, заключающееся в практическом или теоретическом обучении и усвоении соответствующего образа жизни, в) престиж рождения или профессии.

Основными практическими проявлениями статуса, в отношении к социальной стратификации, выступают статус женатого или замужней, статус сотрапезника и монополистическое присвоение привилегированных экономических возможностей либо запрещение на определенны» способы присвоения (стяжательства). Наконец, существуют условнос­ти или традиции другого рода, приписываемые социальному статусу.

Глава 5. СОЦИАЛЬНЫЕ ОСНОВЫ ПОЛИТИКИ                                              271



Стратификационный статус может быть связан с классовым стату­сом прямо или косвенно множеством сложных путей, а не одним-един-ственным. Собственность и менеджерские позиции сами по себе еще недостаточны, чтобы предоставить их держателям определенный соци­альный статус, хотя способны повлиять на него.

Напротив, социальный статус частично или полностью может опре­делять классовый статус, хотя и не идентичен ему. Классовый статус, скажем, военного офицера, гражданского служащего или студента, по­скольку они зависят от получаемых доходов, может сильно различаться, хотя во всех отношениях их образ жизни определяется общим для всех них образованием.

Социальная «страта» — это множество людей внутри большой Группы, обладающих определенным видом и уровнем престижа, полу­ченного благодаря своей позиции, а также возможности достичь осо­бого рода монополии.

Существуют следующие наиболее важные источники развития тех или иных страт: а) наиболее важный — развитие специфического стиля Жизни, включающего тип занятия, профессии; б) второе основание — наследуемая харизма, источником которой служит успех в достижении престижного положения благодаря рождению; в) третье — это при­своение политической или иерократической власти, такой как монопо­лии, социально различающимися группами.

Развитие наследственных страт — это обычная форма наследствен­ного присвоения привилегий организованной группой или индивидуально определенными лицами. Каждый четко установленный случай присвоения способностей и возможностей, особенно лицами, осуществляющими власть, ведет к развитию различающихся между собой страт. В свою очередь, развитие страт ведет к монополистическому присвоению управленческой власти и соответствующих экономических преимуществ.

Стяжательным классам благоприятствует экономическая система, ориентированная на рыночные ситуации, в то время как социальные страты развиваются и поддерживаются скорее всего там, где экономическая организация носит монополистический и литургический характер, где экономические потребности корпоративных групп удовлетво­рится на феодальной или патримониальной основе. Класс, ближе всего расположенный к страте, это «социальный» класс, а класс, дальше всего отстоящий от нее по времени образования, это «стяжательный» класс.  Класс собственников чаще всего конституирует ядро страты.

272                                                Раздел 11. ОБЩЕСТВО И ВЛАСТЬ



Любое общество, где страты занимают важное место, в огромной степени контролируется условными (конвенциальными) правилами по­ведения. Они создаются экономически иррациональными условиями потребления и препятствуют развитию свободного рынка благодаря монополистическому присвоению и ограничению свободного переме­щения экономических способностей индивидов.

Печатается по: Вебер М. Основные понятия стратификации // Социс. 1994. № 5. С. 147—156.

Ф. ШМИТТЕР

Размышления о гражданском обществе и консолидации демократии

I. Наличие гражданского общества (вернее, наличие граждан­ского общества определенного уровня, дистрибуции и типа) спо­собствует консолидации (а затем — и сохранению) демокра­тии.

1. Гражданское общество содействует консолидации демократии, но не является ее непосредственной причиной. Само по себе оно не может породить демократию или обеспечить существование уже возникших демократических институтов и норм. Ergo, в демократическом процессе гражданское общество действует наряду с другими институтами, про­цессами и мотивациями.

2. Под «гражданским обществом» (далее — ГО) здесь понимается совокупность или система самоорганизующих медиаторных (посредни­ческих) групп, которые:

— относительно независимы как от органов государственной власти, так и от внегосударственных единиц производства и воспроизводства, т.е. от фирм и семей;

— способны планировать и осуществлять коллективные акции по защите /достижению своих интересов или устремлений;

не стремятся при этом подменить собой ни государственные структуры, ни частных (вос)производителей или же принять на себя функции по управлению политией в целом;

— но согласны действовать в рамках уже сложившихся «граждан­ских» или правовых норм.

Таким образом, ГО предполагает наличие четырех условий или критериев:

Глава 5. СОЦИАЛЬНЫЕ ОСНОВЫ ПОЛИТИКИ                                                273



а) двоякого рода автономии;

б) коллективного действия;

в) неузурпации чужих прерогатив;

г) гражданственности (civility).

Этими нормами должны руководствоваться посреднические едини­цы внутри ГО, но их должны соблюдать и органы государственной власти и частные (вос)производители. Сами по себе медиаторные организации — необходимое, но недостаточное свидетельство существования ГО, ибо подобными организационными структурами могут манипули­ровать государственные или частные акторы или же они могут оказаться не более чем фасадом, прикрывающим деятельность социальных групп, стремящихся узурпировать власть легитимных государственных органов или «негражданскими» средствами осуществлять господство над другими социальными группами.

3. «Консолидацию демократии» можно определить как процесс, когда эпизодические соглашения, половинчатые нормы и случайные решения периода перехода от авторитаризма трансформируются в от­ношения сотрудничества и конкуренции, прочно усвоенные, постоянно действующие и добровольно принимаемые теми лицами и коллектива­ми (т.е. политиками и гражданами), которые участвуют в демократическом управлении. При консолидации демократического режима проис­ходит институционализация неопределенности некоторых ролей и областей политической жизни, но одновременно граждане получают уверенность, что борьба за государственные посты и/или влияние будет честной и не выйдет за пределы предсказуемого набора вариантов. Современная, представительная, политическая демократия покоится на такой «ограниченной неопределенности» (bounded uncertainty) и условном согласии (contingent consent) акторов принимать порождаемые ею результаты.

Таким образом, суть дилеммы консолидации связана с формированием институциональной структуры, с которой могли бы согласиться политики и которую готовы поддержать граждане. Добиться ее устойчивого разрешения, особенно в атмосфере завышенных ожиданий, которыми обычно характеризуется переходный период, весьма непросто. Мало того, что существующие варианты решений внутренне конфликтны (поскольку каждая конкретная группа политиков отдает предпочтение тем нормам, которые обеспечат ей переизбрание или потенциальный доступ к власти, а всевозможные группы граждан хотели бы усиления ответственности своих «штатных» доверенных лиц),

 274                                                                   Раздел П. ОБЩЕСТВО И ВЛАСТЬ


выбор того или иного варианта влечет за собой серьезные внешние последствия. Как только посредством механизмов электоральной не­определенности избранные нормы переносятся на уровень прави­тельств, вырабатывающих политический курс государства, они начина­ют влиять на темпы экономического роста, инвестиционную актив­ность, конкурентоспособность страны на внешних рынках, распределе­ние доходов и богатств, доступность образования, степень распростра­ненности чувства культурной ущемленности, расовое равновесие и даже сказывается на национальной идентичности. В какой-то мере на­личие такого рода проблем осознается акторами и учитывается при за­ключении компромиссов относительно [демократических] процедур. Тем не менее места для ошибок и непредвиденных последствий остает­ся более чем достаточно. В краткосрочном плане консолидация демо­кратии зависит от способности политиков и граждан найти пути разрешения существующих между ними внутренних конфликтов по поводу норм; в плане же долгосрочном она зависит от того внешнего воздей­ствия, которое основанный на избранных нормах политический курс будет оказывать на различные группы общества, подающего надежды стать гражданским.

4. Говоря об «уровне» гражданского общества, я исхожу из того, что ГО никогда полностью не вбирает в себя все формы взаимодействия между индивидами/фирмами, с одной стороны, и государством — с другой, но действует параллельно их прямым контактам, разделяя на от­дельные фракции разнородные усилия по оказанию влияния на полити­ку государства. Чем больше подобных усилий преобразуют, пропуская через себя посреднические организации, тем выше уровень ГО и тем легче — при прочих равных — консолидировать демократию.

5. Введение такого параметра, как «дистрибуции», предполагает, что для выражения одних категорий интересов/устремлений механизмы ГО более приспособлены, чем для выражения Других. Обычно основное внимание уделяется медиаторной роли групп, образуемых по линиям функциональных расколов общества, — классов, секторов, профес­сий — и желательности разрешения через каналы ГО тех наиболее бро­сающихся в глаза конфликтов, которые возникают между такого рода группами. Но поскольку основы конфликтов в каждом отдельно взятом обществе меняются, со временем может встать не менее острая необ­ходимость в использовании аналогичных механизмов для представления и «других» разновидностей интересов или даже устремлений.

Глава 5. СОЦИАЛЬНЫЕ ОСНОВЫ ПОЛИТИКИ                                                275


6. Категория «тип» предполагает, что принципы автономии, коллективного действия, неузурпации и гражданственности могут сочетаться абсолютно по-разному, создавая различающиеся по своим общим очертаниям гражданские общества или особые «системы посредничества». Среди таких «систем» наибольшим вниманием исследователей пользу­ются плюрализм и корпоратизм, точнее, их идеал — типические раз­личия. Предполагается также, что обе названные «системы» (равно как и некоторые промежуточные варианты) вполне совместимы с консоли­дацией демократии, но от того, какая именно из них наличествует, во многом зависят технические характеристики и «качество» формирую­щейся демократии, а также распределение приносимых ею благ.

II. Существование гражданского общества не является необ­ходимым предварительным условием крушения автократии, равно как и перехода к демократии. Лишь крайне редко подобное изменение режима осуществляется силами самих акторов ГО.

1. И все же переход к демократии практически всегда сопровожда­ется «воскрешением» ГО (даже там, где прежде его, возможно, и не было). Как правило, это происходит после, а не до начала процесса перехода.

Чаще всего исходные побудительные импульсы к переходу выража­ются в форме относительно спонтанных движений, но с объявлением первых выборов внимание, как правило, переключается на политичес­кие партии. И лишь после «учредительных выборов», по мере того как полития осваивается с существованием конфликтов, а те, в свою оче­редь, приобретают рутинный характер, обычно выявляется роль ассо­циаций интересов.

Такая последовательность событий может вызвать определенную путаницу в понимании природы ГО в неодемократиях, ибо сразу же воз­никает соблазн определять его наличие или силу через спонтанность социальных движений и энтузиазм участвующих в них масс. Это недо­пустимо, поскольку:

— само установление демократии снимает некоторые из наиболее «пылких» оправданий существования подобных спонтанных социаль­ных движений;

— процесс консолидации подталкивает индивидов и социальные группы к отстаиванию более «своекорыстных» интересов и «наживе» за счет других;

— механизмы современной демократии, как правило, более благо­приятствуют выражению территориально и функционально обуслов-

276                                                                     Раздел II. ОБЩЕСТВО И ВЛАСТЬ


ленных интересов (а следовательно — политическим партиям и ассо­циациям интересов), нежели мероприятиям тематической направлен­ности (т.е. «однопроблемным» [«singl-issued»] движениям).

Важно помнить, что гражданское общество составляют медиаторные организации не одного, а многих типов; под влиянием изменений в существе и интенсивности конфликта, а также в зависимости от стадии демократизации их соотношение несомненно будет меняться.

III. Наличие реально действующей партийной системы (любо­го типа) отнюдь не является, бесспорным свидетельством суще­ствования ГО, ибо политические партии вряд ли способны пол­ностью взять на себя функции организованного посредничества между частными лицами / фирмами и государственной властью.

1. Наличие гражданского общества несомненно окажет благотвор­ное влияние на функционирование жизнеспособной, состязательной партийной системы, но едва ли можно ожидать, что сама эта система в состоянии отразить весь спектр интересов и устремлений ГО, особенно в периоды (нередко долгие) между выборами. Партии попытаются про­никнуть в стержневые институты гражданского общества, т.е. в ассо­циации и движения, и даже подчинить их себе, однако есть основания думать, что ныне они уже в значительной мере утратили былую способ­ность выражать в своих программах, платформах и идеологиях его ин­тересы и устремления.

В прочно укоренившихся западных демократиях природа и роль пар­тий претерпели за прошедшее время существенные изменения, и было бы анахронизмом думать, что партиям нынешних неодемократий пред­стоит повторить все стадии развития своих предшественниц, выполняя при этом все их функции. Даже в политиях, которые долго находились под властью авторитарных режимов и не имели в прошлом гражданско­го общества, граждане проявляют сегодня совсем иные организацион­ные склонности: они менее охотно солидаризуются с узкопартийными символами и идеологией и отстаивают значительно более широкий набор интересов. К тому же новые режимы возникают в международ­ном окружении, буквально напичканном всевозможными моделями эффективной организации коллективных действий. Все это не мешает партиям играть роль главного представителя гражданского общества, но вместе с тем предполагает, Что в лице социальных движений и ассо­циаций интересов они столкнутся с конкурентами, куда более серьез­ными, чем те, которые были у их предшественниц, а нам, соответствен­но, придется пересмотреть свои представления о демократизации.

Глава 5. СОЦИАЛЬНЫЕ ОСНОВЫ ПОЛИТИКИ                                          277


2. Современная демократия — это сложнейшая сеть институтов с многообразными каналами представительства и центрами властного принятия решений. Ее главнейшая составляющая — гражданство (citizenship) — не сводится лишь к периодическому голосованию на выбо­рах. Гражданство может выражаться и во влиянии на подбор кандида­тов, и в участии в ассоциациях или движениях, и в обращении к властям, и в «нешаблонных». («unconventional») акциях протеста и т.д. Точно так же и ответственность властей обеспечивается не только традиционны­ми механизмами территориальных избирательных округов и законода­тельными процедурами. Она может реализовываться и в обход их, не­посредственно фокусируясь — через функциональные каналы либо по­средством процессов торга — на выборных или назначенных долж­ностных лицах внутри государственного аппарата.

3. По этим причинам современную демократию следует рассматривать не как «режим», а как совокупность «частных (partial) режимов», каждый из которых институционализирован вокруг своего особого участка общества для представления той или иной социальной группы и разрешения свойственных ей конфликтов. В рамках такого рода част­ных режимов и происходит конкуренция и объединение партий, ассо­циаций, движений, территорий и всевозможных клиентел в их борьбе за государственные посты и влияние на политический курс страны. Властные органы, отличающиеся друг от друга по своим функциям и уровням, взаимодействуют с их представителями и имеют законные ос­нования заявлять о своей ответственности перед особыми группами интересов (и устремлений) граждан.

Конечно, конституции в каком-то смысле являются попыткой уста­новить единую всеохватную систему «метаправил» («meta-rules»), которая связала бы эти частные режимы воедино, закрепив за каждым из них особые задачи и принудив их к определенной иерархии взаимоотно­шений, однако подобные формальные документы редко достигают же­лаемого результата в плане упорядочения всех этих отношений и контроля над ними. Хотя созыв конституционного собрания для разработки приемлемого проекта Основного закона и ратификация такого проекта путем парламентского голосования и/или плебисцита, несомненно, есть важный момент в процессе демократической консолидации, боль­шинство частных режимов не получает при этом правового оформления. Ибо как раз по отношению к пограничным ситуациям, когда сталкива­ются разные типы представительства внутри гражданского общества, конституционные нормы особенно расплывчаты и неконкретны. Попы-

278                                                  Раздел II. ОБЩЕСТВО И ВЛАСТЬ


тайтесь, например, смоделировать — исходя из самой что ни на есть детализированной конституции (а они становятся все более детализи­рованными), — как будут взаимодействовать партии, ассоциации и дви­жения, чтобы повлиять на политический курс. Или же попробуйте рас­познать, как на основе подобных метаправил будет проходить торг между трудом и капиталом относительно долей доходов.

Если демократия представляет собой не режим, а совокупность ре­жимов, наиболее подходящим методом изучения взаимосвязи демокра­тической консолидации и гражданского общества будет, по всей веро­ятности, расщепление (disaggregation). Оно уместно и желательно не только в теоретическом плане — помимо прочего, оно сделает попытку анализа более выполнимой и в практическом отношении.

4. В связи с теми возможностями (и опасностями), которые несет с собой демократизация, отдельным ассоциациям, как правило, прихо­дится серьезным образом менять свою внутреннюю структуру и повсе­дневную практику. Некоторые ассоциации будут изо всех сил стремить­ся сохранить те организационные преимущества, которыми обладали прежде в условиях автократии; другие воспользуются появившимся шансом, чтобы установить новые отношения со своими членами и вклю­читься в качестве самостоятельных единиц в политический процесс. Ирония, однако, состоит в том, что именно тем группам ГО, которые более всего нуждаются в коллективных действиях и которые потенци­ально должны были бы вобрать в себя многочисленную категорию ра­зобщенных и относительно обнищавших индивидов, похоже, сложнее всего вербовать членов на принципах рациональности и добровольнос­ти. У маленьких, сплоченных и привилегированных групп в условиях де­мократии будет гораздо меньше трудностей с привлечением ресурсов. Во-первых, такие группы не столь остро нуждаются в оных (так как их члены чаще всего имеют достаточно средств, чтобы действовать само­стоятельно), а во-вторых, они обычно были привилегированными парт­нерами и бенефициариями прежнего автократического режима. Если предоставить событиям развиваться естественным образом, то вновь появившиеся «либеральные» возможности создания ассоциаций могут обернуться систематической гипертрофией представительства наибо­лее влиятельных классовых, секторальных и профессиональных инте­ресов. Конечно, обретая возможность выбора между соперничающими партиями, менее значительные группы получают новое средство борьбы за достижение своих самых общих интересов, однако, когда приходит время отстаивать какие-то более специфические интересы, для того

Глава 5. СОЦИАЛЬНЫЕ ОСНОВЫ ПОЛИТИКИ                                        279


чтобы эффективно участвовать в демократической игре, им приходится полагаться на одобрение, санкционирование и финансовую поддержку со стороны государства, типичные для прежнего режима. Иными сло­нами, практические соблазны неокорпоративизма могут перевесить идеологическую привлекательностью плюрализма.

5. Обратимся прежде всего к некоторым особенностям (тем, которые в состоянии измениться с приходом демократии) организаций с индивидуальным прямым членством, представляющих интересы бизнеса, труда и сельского хозяйства.

а) Численность. Теоретически, при достижении двух свобод — ас­социаций и петиций, она должна быть неограниченной. Известная плю­ралистическая формула Джеймса Мэдисона была нацелена на увели­чение потенциального числа организаций посредством умножения властных уровней, вокруг которых они могли бы формироваться, не со­здавая вместе с тем преград для их бесконечного дробления. Все же су­ществует несколько факторов, способных сделать порог образования ассоциаций для тех или иных социальных групп более высоким или же ограничить доступ к сферам, где осуществляется процесс торга, тем, кому уже удалось организоваться. Решающую роль здесь, по всей ви­димости, будет играть политический курс государства, унаследованный от прежнего режима или сформировавшийся при новом, демократичес­ком. Одновременно может иметь значение и то, являются ли рассмат­риваемые ассоциации действительно новыми или же это простая пере­лицовка ране существовавших; возникли они спонтанно или же были спонсированы (и если да, то кем); на каком этапе переходного процесса они стали образовываться.

б) Плотность членства (member density). Согласно либерально-демократической теории, соотношение тех, кто потенциально готов присоединиться [к организациям с индивидуальным прямым членством] и участвовать в коллективных действиях, и тех, кто действительно это делает, зависит исключительно от рационального и независимого рас­чета отдельных индивидов. На практике же обычные социальные и эко­номические «фильтры» часто дополняются продуманными государственными и внегосударственными акциями. Здесь мы вступаем в темную сферу внешнего спонсирования со стороны политических партий, уза­коненного косвенного принуждения со стороны государственных орга­нов (вспомним хотя бы систему палат для промышленников и аграриев или закрытые магазины и профсоюзные ставки для рабочих), а также утонченных форм налоговой дискриминации, предоставления лицензий

280                                                                  Раздел II. ОБЩЕСТВО И ВЛАСТЬ



и экспортных сертификатов, кредитных услуг и прямого насилия — т.е. всего того, что способно привязать различные социальные и экономи­ческие категории к соответствующим организациям, причем такими средствами, которые не выбираются ими свободно, но считаются со­вместимыми с демократической практиков.

в) Сфера представительства (representational domain). Согласно устоявшиеся канонам демократии, ассоциации интересов (старые или новые) должны иметь возможность самостоятельно определять, кого именно они хотели бы представлять. Они очерчивают круг лиц, среди которых рекрутируют своих членов, и обозначают предметы, о которых намерены вести речь. На деле, однако, такое случается редко. В усло­виях госкорпоратистского покровительства — обычного наследия ав­торитарного правления — подобные вопросы определялись законом или административным регулированием. Интересам надлежало орга­низовываться по секторам экономики или профессиям, принимать за­данные территориальные сочетания, ограничиваться определенным уровнем взаимодействия и выполнять предписанный набор задач. И на­против, некоторые сферы и виды деятельности находились под запре­тов, как, скажем, были запрещены определенные типы политических, идеологических и культурных объединений. Это стало своего рода ор­ганизационной «привычкой», которая изживается крайне медленно даже после отмены прежних ограничений.

6. Очевидно, что независимо от наследия и инерции, модели разгра­ничения сфер интересов, принятые в той или иной стране, весьма от­личаются друг от друга. Для будущего демократии особенно важными представляются два параметра:

степень специализации в функциональной (например, отрасль производства, сектор, класс) и территориальной (например, местный, региональный или национальный уровни) сферах, а также в области задач (например, объединения наемных работников vs. объединений нанимателей; союзы, ориентированные на борьбу, vs. союзов, ориен­тированных на предоставление услуг);

¾ степень дискриминации в зависимости от таких характеристик отдельных членов, как размер фирмы, уровень мастерства, государст­венный или частный статус, конфессиональная, национальная, партий­ная принадлежность и т.п.

При сведении воедино «букета» характеристик, касающихся от­дельных ассоциаций, выявляются два качества (их можно назвать «стратегической компетентностью» [strategic capacity] и «ем­-

Глава 5. СОЦИАЛЬНЫЕ ОСНОВЫ ПОЛИТИКИ                                             281

 

 

костью» [encompassingness]), которые могут решающим образом сказаться на процессе демократизации. Какой именно тип демократии сложится в ходе консолидации, будет во многом зависеть от того, на­сколько ассоциации ГО обладают данными качествами:

— достаточно ли вновь образованные или недавно перестроенные организации изобретательны и автономны, чтобы наметить и длитель­ное время проводить курс, который не был бы связан лишь с сиюми­нутными предпочтениями их членов и при этом был бы независим от политики внешних по отношению к этим организациям партий и учреж­дений;

— и если да, то сколь широкий круг выраженных интересов может быть охвачен каждой конкретной организацией или же скоординирован головными в рамках существующей иерархии ассоциациями.

В политиях, где классовые, секторальные или профессиональ­ные ассоциации стратегически компетентны и обладают до­статочной емкостью, такого рода единицы ГО играют в консолидационных процессах более заметную роль, чем в политиях со множеством узкоспециализированных и дублирующих друг друга организаций, в значительной мере зависимых от своих членов и (или) партнеров. Иначе говоря, плюралистские ассоциации ос­лабляют значение посредничества в выражении интересов, кор-поративистские — усиливают. Оттого, какой тип ассоциаций сло­жился, зависит также вероятность появления устойчивых частных ре­жимов, а следовательно — и тип демократии. Например, возможность создания жизнеспособных концертативных, или согласованных, ре­жимов (concertation regimes), связывающих ассоциации непосредственно друг с другом и/или с государственными структурами, по-види­мому, определяется уровнем стратегической компетентности и емкос­ти. И наоборот, начавшееся согласование (концентрация) обычно уси­ливает стремление «ассоциаций-участников» к еще большей автоно­мии от своих собственных членов и партийных партнеров и к расшире­нию сферы охвата с тем, чтобы поставить под свой контроль все более широкие категории интересов. При развитии ситуации до ее логичес­кого предела, неодемократия может оказаться полем деятельности для череды правительств, отстаивающих «частные интересы» во всех чув­ствительных политических сферах, что будет иметь далеко идущие пос­ледствия для политических партий, местных клиентел, законодательно­го процесса, а также скажется на общей управляемости государства.

282                                                                                    Раздел II. ОБЩЕСТВО И ВЛАСТЬ


7. Второй ряд выявленных свойств имеет отношение к тому, что для краткости может быть обозначено как. система посредничества в выражении интересов. Воздействие организованных интересов ГО на тип демократии нельзя изменить путем простого суммирования ас­социаций и движений, существующих в данной политии; необходимо учитывать еще и те свойства, которые возникают в результате конку­ренции и сотрудничества данных ассоциаций и движений. Чтобы не те­рять из виду главного, сосредоточимся вновь на трех наиболее важных параметрах:

а) Первый из них — охват. Какие социальные группы организуют­ся в более широкую сеть коллективного действия, какие действуют ис­ключительно сами по себе, а какие полностью остаются вне организа­ционных рамок? Предпочтение обычно отдается классовым, секто­ральным и профессиональным группам, что связано с предвзятым мне­нием, будто среди всего разнообразия групп интересов внутри ГО именно такого рода группы в наибольшей мере способны принимать важнейшие решения, влияющие на консолидацию частных режимов и в конечном счете — на тип демократии. Если подходить к проблеме в ее узком понимании, то вопрос в том, действительно ли идентифици­руемые сегменты и фракции подобных групп интересов (или, говоря языком плюралистов, — «потенциальные группы») не могут органи­зоваться, — или же они прилагают в этом направлении явно меньше усилий, чем, по всей видимости, могли бы. Следствие ли это продолжи­тельных репрессивных мер (например, запрета создавать профсоюзы государственных служащих или низовые организации рабочего пред­ставительства) либо стратегического расчета, основанного на предпо­ложении, что для достижения/защиты своих интересов лучше исполь­зовать иные формы коллективного действия (например, политические партии, закулисные соглашения, неформальные связи), либо же струк­турной неспособности действовать в новых условиях добровольности и конкуренции? Конечно, не имея фактических данных, трудно распо­знать наличие в обществе таких категорий интересов, которые «суще­ствуют, но не действуют», равно как и реконструировать логику, кото­рой руководствуются сознательные и активные группы, отдавая пред­почтение тому, а не иному способу представительства, однако взвешен­ная оценка сферы действия складывающихся систем интересов требует предпринять в этом направлении, по крайней мере, некоторые уси­лия, — хотя бы ввиду выдвижения гипотезы, предполагающей, что де­мократии, устраняющие (или попросту игнорирующие) потенциально

Глава 5. СОЦИАЛЬНЫЕ ОСНОВЫ ПОЛИТИКИ                                                 283


активные социальные группы, могут столкнуться с серьезными пробле­мами легитимности и управляемости.

Проблема приобретает еще большую остроту, едва ее фокус пере­межается с узкоклассового и секторального аспекта к значительно более широкому вопросу об охвате других категорий интересов (не го­воря уже об устремлениях) — интересов бедных; престарелых; боль­ных; безработных; неграмотных; обитателей трущоб; иностранцев, оказавшихся в положении людей второго сорта, или коренных жите­лей — жертв этнической, языковой или сексуальной дискриминации; людей, обеспокоенных ухудшением окружающей среды, озабоченных проблемой сохранения мира на Земле или правами животных и т.п. Здесь изначально не может быть никакой уверенности, что коллектив­ные действия непременно примут форму ограниченной и специализи­рованной ассоциативности. Гораздо вероятнее, что названные катего­рии граждан будут адресовать свои требования политическим партиям (если они обладают правом голоса), религиозным организациям (если они верующие), местным властям (если они проживают компактной массой) или государственным органам (если они находятся на социаль­ном обеспечении). Они могут также сформировать свои собственные социальные движения, чьи программы и способы действий, вероятно, будут несовместимы с куда более жестко ограниченными целями и ме­тодами организаций по интересам.

б) Второй выявленный параметр — монополизация. Приход демо­кратии должен подхлестнуть борьбу между группами ГО за членов, за ресурсы, за признание властью, равно как и за доступ к ней. Впрочем, это вовсе не императив или неизбежность. Принято считать, что преж­ний авторитарный режим если не подавлял полностью ассоциативную активность определенных групп, то, во всяком случае, принуждал их действовать в рамках какой-то одной монополистской организации, су­ществующей с одобрения государства и чаще всего им же контролируе­мой. Сохранится ли такая ситуация после того, как авторитарный режим пал, зависит, видимо, от тех политических факторов, которые вступают в действие во время переходного периода и влияние которых может ощущаться довольно долго. Больше всего бросается в глаза (особенно когда речь идет о тред-юнионах) значение изменившейся специфики конкурентной борьбы среди политических партий. Сопер­ничество идеологических «лагерей»: коммунистов, социалистов, а порой и христианских демократов за влияние на рабочих часто предше­ствует краху авторитарного правления, но лишь только после того, как

284                                                                       Раздел II. ОБЩЕСТВО И ВЛАСТЬ


возобновятся реальные выборы, оно может стать столь явным, чтобы расколоть более или менее единое рабочее движение. Предпринима­тельские ассоциации, равно как и объединения лиц свободных профес­сий, всегда были организационно меньше подвержены расколам по идейным соображениям (даже если их члены отдавали свои голоса про­тивоборствующим партиям), хотя порой они дробились из-за языковых или религиозных различий. Куда более сильным фактором раскола ока­зывается для них столкновение интересов мелких, средних и крупных предприятий — преодолеть такого рода разногласия столь же трудно, как удержать «белые и синие воротнички» в рамках единой рабочей ас­социации или выработать «пакт о ненападении» между союзами рабо­чих разного уровня квалификации. Толчком к борьбе — причем неред­ко отнюдь не «гражданскими» методами — за членов или за доступ к власти могут также дать регионализм и «микронационализм».

Как бы то ни было, в формирующейся поставторитарной системе всегда будет присутствовать та или иная степень «монополизации» представительства интересов, и это окажет решающее воздействие на формирование частных режимов. Весьма часто, однако, оценить уро­вень такой монополизации бывает крайне сложно, — по той простой причине, что ассоциации могут формально разграничить сферы своего охвата, так что создается видимость конкуренции между ними, тогда как на практике существуют скрытые договоренности, согласно которым ассоциации обязуются не переманивать друг у друга членов, делиться важнейшими ресурсами и даже лидерами, а также принимать участие в труднораспознаваемом «разделении труда» между потенциальными партнерами. Так, например, предприниматели стран Северной и Цент­ральной Европы организованы в особые иерархии отраслевых и пред­принимательских союзов, которые, на первый взгляд, конкурируют между собой за доступ к политической власти и лояльность членов. При ближайшем же рассмотрении (и несмотря на былые конфликты между отдельными организациями) эта конкуренция оказывается вполне ус­тойчивым «разделением труда», обеспечивающим данному классу зна­чительную гибкость и «дополнительные возможности» в защите своих интересов.

в) Третий системный параметр — координация. Зона действия от­дельных ассоциаций обычно ограничена, ограничена и их способность выражать существующее многообразие интересов. Рабочие так и не смогли осуществить свою давнюю мечту и создать «один большой союз», хотя предпринимателям и фермерам несколько раз удавалось

Глава 5. СОЦИАЛЬНЫЕ ОСНОВЫ ПОЛИТИКИ                                                   285


приблизиться к достижению подобной цели. Как правило, для того, чтобы представлять более широкий круг интересов, чем может охватить единичная ассоциация, образуются «ассоциации ассоциаций». Такие надорганизации (Spitzenverbande — это дословно не переводи­мое немецкое выражение обозначает «головное предприятие») могут пытаться координировать поведение субъектов в рамках единого сектора (например, всей химической промышленности), целой отрасли производства (например, всей тяжелой промышленности) или класса в целом (всех предпринимателей, рабочих или фермеров независимо от отрасли или сектора). Они способны действовать в масштабах какой-то определенной местности, провинции, региона, страны или даже надна­ционального объединения, подобного Европейскому сообществу. Не­одинакова и их эффективность в плане объединения всех причастных групп и привлечения их к совместным действиям — это могут быть как весьма несовершенные свободные конфедерации, члены которых со­храняют финансовую и политическую автономию и включаются в кол­лективные акции лишь после уговоров или благодаря личному авторитету лидеров, так и сверхцентрализованные и иерархически структурированные образования, располагающие огромными ресурсами, а то и способностью приструнить любые классовые или секторальные интересы, отказывающиеся следовать согласованной политической линии.

Столь высокий уровень координации возникает не без борьбы или, как минимум, не без наличия серьезной угрозы тем интересам, которые предстоит координировать. Разумеется, достичь его легче тогда, когда речь идёт о сугубо локальных масштабах и о сравнительно узком секторе общества, ибо здесь одновременно проявляются преимущества небольшой численности и тесного социального взаимодействия. Чтобы добиться чего-то подобного в масштабах страны или класса, требуется куда больше усилий. Как правило, до этого доходит дело лишь после формирования первичных блоков, т.е. когда уже созданы местные и секторальные ассоциации с прямым членством, однако данное обстоя­тельство чаще всего осложняет задачу последующего подчинения ассо­циаций. В некоторых случаях облегчить ее решение может централизаторский опыт, унаследованный от прежнего госкорпоративизма.

8. Если стратегическая компетентность и емкость представ­ляют собой два наиболее существенных из выявленных свойств единич­ных ассоциаций ГО, то природу межорганизационных систем посред­ничества в выражении интересов лучше всего определяют такие свой-

 286                                                        Раздел 11. OБЩЕCTBO И ВЛАСТЬ



ства, как классоуправление (class governance) и конгруэнтность (congruence).

а) Классоуправление — это способность подвигнуть некую широ­кую социальную категорию в целом (например, всех собственников средств производства, рабочих всех отраслей, всех работающих не по найму во всех сферах хозяйства) на действия в рамках единого долгос­рочного курса и добиться, чтобы те, кого затрагивает такая политика, действительно следовали ей. Теоретически взять на себя решение этой задачи могли бы политические партии, однако логика продолжительной электоральной борьбы, как правило, лишает их возможности выпол­нять подобную функцию по отношению к работникам физического труда, — а по отношению к предпринимателям они в сущности никогда ее и не выполняли. Если классоуправлению суждено стать свойством гражданского общества и политического строя, то в современных ус­ловиях взять на себя практическую его реализацию придется сети ас­социаций интересов (или даже единой надассоциации).

б) Конгруэнтность показывает, в какой мере охват, степень моно­полизации и координаторские способности одного класса, сектора или профессии ГО схожи с названными свойствами других его классов, сек­торов и профессий. Здесь можно постулировать, что общей тенденцией в развитии ассоциаций — особенно кластеров ассоциаций, представ­ляющих противостоящие интересы, — является усиление конгруэн­тности. Тем не менее, если посмотреть на проблему в историческом разрезе, некоторые ассоциации могут выступать инициаторами исполь­зования новых форм самоорганизации (иногда заимствованных из-за рубежа), которые впоследствии перенимаются их соперниками и под­ражателями. Учитывая, что для переходного периода в принципе харак­терна крайняя неопределенность, нормальным для него состоянием будет, по-видимому, неконгруэнтность, и вопрос в том, будет ли она со­кращаться в ходе демократической консолидации.

IV. Наличие гражданского общества способствует консолида­ции демократии следующим образом:

1. Оно стабилизирует ожидания внутри социальных групп, вследст­вие чего власть получает более обобщенную, достоверную и пригодную для практического применения, информацию, на которую может опе­реться в процессе управления.

2. Оно прививает гражданские представления об интересе и граж­данские нормы поведения, т.е. те, в которых учитывается существование общества в целом и признается демократический процесс.

Глава 5. СОЦИАЛЬНЫЕ ОСНОВЫ ПОЛИТИКИ                                                     287



3. Оно обеспечивает такие каналы самовыражения и идентифика­ции, которые наиболее близки людям и фирмам и которые, в данной связи, легче всего использовать при выдвижении требований, особенно требований, адресованных далеким чиновникам центральных государственных органов.

4. Оно регулирует поведение своих членов применительно к сфере коллективных обязательств, облегчая тем самым бремя правления как для властей, так и для частных производителей.

5. Оно представляет собой важный, хотя и не единственный, источник потенциального сопротивления произволу и тирании правителей — будь то незаконные узурпаторы или фанатичное большинство.

Тем не менее ГО не является для демократии абсолютным благом. Его воздействие на консолидацию демократической системы и ее последующее функционирование может оказаться негатив­ным по целому ряду параметров:

1. Оно может сделать процесс формирования большинства более долгим, трудным и случайным, тем самым снижая степень легитимности демократических правительств.

2. Оно (особенно в тех случаях, когда основано на строго либераль­ных принципах, т.е. на принципах индивидуализма и добровольности) способно породить постоянные перекосы в распределении влияний в политическом процессе. (Как сформулировал эту проблему один из американских аналитиков Е.Е. Шаттшнейдер: «Беда хора групп инте­ресов в Соединенных Штатах состоит в том, что он поет на диалекте высших классов».)

3. Зачастую оно внедряет в политическую жизнь столь сложную и впутанную систему компромиссов, что в результате может быть при­нят такой политический курс, которого никто не желал изначально и с которым никто не может в дальнейшем солидаризоваться.

4. Оно может усилить тенденцию к разрешению всех проблем из «общественного котла», когда каждая ассоциация и каждое движение удовлетворяют свои интересы/устремления за счет общества в целом, что в конечном итоге приводит к неэффективной, инфляционной эко­номике.

5. Самое же опасное, — если «оно» оказывается не одним, а не­сколькими гражданскими обществами, которые охватывают одну и ту же территорию и одну и ту же политию, но организуют интересы и уст­ремления в виде различных, а порой и полностью несовместимых, эт­нических или культурных сообщностей. (В свое время в Западной Ев-

288                                                                Раздел 11. ОБЩЕСТВО И ВЛАСТЬ


ропе решением проблемы вертикальной расщепленности («пиллеризации») гражданского общества стала консоциативность или Proporz-de-mokratie1, однако для большинства неодемократий такой вариант реше­ния, скорее всего, не подойдет, и им, по-видимому, придется столкнуть­ся с весьма болезненной перспективой сецессии.)

Каждое конкретное гражданское общество будет оказывать на де­мократию смешанное воздействие. Нет никаких гарантий что позитив­ное возобладает над негативным, хотя в Европе на протяжении отно­сительно долгого времени это было именно так. К сожалению в совре­менных неодемократиях акторы явно больше озабочены сиюминутной выгодой и потому не расположены делать ставку на возможные пре­имущества, которые вытекают из наличия действующего и жизнеспо­собного ГО.

Если предложенное понимание проблемы хоть в какой-то мере обо­снованно, вероятный результат [воздействия ГО на демократию] можно просчитать на основе оценки степени проявленности в нем основопо­лагающих свойств, возникающих в процессе смены режима- страте­гической компетентности, емкости, классоуправления и конгру­энтности. Последние, в свою очередь, зависят от более дискретных характеристик, приобретаемых тогда же единичными ассоциациями и движениями, т.е. от численности таких ассоциаций и движений плот­ности членства и сфер представительства, а также от макрохарак­теристик формирующейся медиаторной системы: охвата ею интере­сов/устремлений, степени монополизации и уровня координации.

V. Гражданское общество отнюдь не является непроизволь­ным или бездумным порождением капитализма, следствием ур­банизации, грамотности, социальной мобильности и эмпатии словом — прогресса, хотя все названное и способствует его у к решению. Напротив, для его появления требуется артикулированная политика со стороны государственной власти и определенные привычные нормы жизнедеятельности частные (вос) производителей.

1. Государственная политика [о которой идет речь] затрагивай сложную сферу взаимопереплетающихся прав и обязанностей, существенным образом менявшихся по ходу истории, и потому дать ей обобщенное определение крайне трудно. Она включает в себя:

— свободу ассоциаций, петиций и собраний;



___________

1 Proporz-demokratie — распределенная демократия. — Пер.

Глава 5. СОЦИАЛЬНЫЕ ОСНОВЫ ПОЛИТИКИ                                           289



— юридическое признание и неприкосновенность;

— особое налогообложение;

— установленные каналы функционального представительства;

— гарантии участия в принятии решений;

— предотвращение полной закрытости во внутренних делах;

— субсидирование из общественных фондов;

— обязательное членство и/или взносы;

— юридическое расширение [сферы действия] контрактов (Atlge-meinverbindlichken1);

— перенесение ответственности за практическое воплощение по­литики.

2. Еще сложнее установить те привычные нормы частной жизнеде­ятельности, которые способствуют большему доверию к посредникам ГО, однако к ним несомненно относятся:

— классовое, секторальное, профессиональное или групповое со­знание;

.— готовность участвовать в коллективных акциях;

— «нравственность» или самоограничение в преследовании груп­повых интересов;

— удовлетворение от взаимодействия с равными, т.е. социальность;

— доверие к групповому руководству и равным;

— определенная доля «альтруистичности» («other-regardingness») по отношению к обществу в целом;

— склонность принимать групповую дисциплину;

— готовность отказаться от преимущества личностного свойства, иначе говоря — сопротивление клиентистским соблазнам;

— ощущение собственной силы;

¾ обладание достаточными организационными навыками.

VI. В момент своего появления ГО может принять многооб­разные системные очертания, хотя диапазон форм, способных существовать в каждой конкретной политии, несомненно, куда более ограничен.

1. Как уже отмечалось выше, (см. тезис I), изменения в типе граж­данского общества (особенно в амплитуде между плюрализмом и кор­поративизмом) скорее всего повлекут за собой значительные расхож­дения в распределении благ, общем функционировании экономики и уп­равляемости демократии, которая в конечном итоге может сложиться.



____________

1   Allgemeinverbindlichkeit — общеобязательность. - Пер.


290                                                                         Раздел II. ОБЩЕСТВО И ВЛАСТЬ



2. Для понимания сути таких расхождений особенно важны две обобщенные характеристики единичных ассоциаций или движений: стратегическая компетентность и емкость, а также две обоб­щенных характеристики систем посредничества: классоуправление и конгруэнтность. Чем выше значения этих четырех показателей (а они обычно выше в более корпоративистских и ниже в более плюралистских системах), тем большим будет позитивный вклад гражданско­го общества в консолидацию демократии.

3. Трудно предсказать, какие именно очертания примет та или иная полития, а тем более понять — почему. И все же один структурообра­зующий фактор очевиден — это унаследованные от автократии инсти­туты и степень преемственности по отношению к прежним порядкам, обусловленная формой перехода от авторитаризма к демократии. Наи­более благоприятный фон [для существования устойчивого ГО] возни­кает в тех случаях, когда речь идет о переходе от режимов с прочно уко­ренившимися госкорпоративистскими традициями, а сам переход осу­ществляется договорным образом (pacted transitions), тогда как резкие или насильственные переходы отличных автократий, опирающихся на патримониальные или клиентистские отношения (для обозначения та­кого рода режимов X. Линц предлагает использовать термин «султанические», хотя это и несколько оскорбительно для Оттоманской импе­рии с ее сравнительно упорядоченной и бюрократизированной систе­мой управления), по-видимому, если и создают условия для появления гражданских обществ, то лишь крайне слабых.

4. Вне всякого сомнения, имеется множество факторов, подспудно влияющих на формирование тех или иных очертании гражданского об­щества. Высокий уровень доиндустриальной урбанизации; католицизм; небольшие размеры государства; запаздывающее, но относительно бы­строе развитие капитализма; консервативные политические коалиции, руководящие ходом «Великого преобразования» (Great Transforma­tion); устойчивость ремесленных форм производства; аграрный протек­ционизм и — особенно — мощная социал-демократия: в Западной Ев­ропе XIX — начала XX в. все это работало на формирование более кор­поративистских вариантов ГО, хотя отнюдь не ясно, по-прежнему ли данные факторы собраны в единый кулак и, если да, то сохранилось ли прежнее направление удара.

5. Сравнительно новый и потенциально весьма существенный мо­мент — возникновение некоего подобия «транснационального граж­данского общества». Это сеть неправительственных организаций

Глава 5. СОЦИАЛЬНЫЕ ОСНОВЫ ПОЛИТИКИ                                                291



(НПО), большая часть которых имеет штаб-квартиры в устоявшихся гражданских обществах и пользуется финансовой и организационной поддержкой их граждан, располагает довольно солидными возможнос­тями оказывать влияние на неодемократии. С 1974 г. каждый успех де­мократизации способствовал развитию НПО (и неформальных сетей передачи информации), занятых борьбой за права человека, защитой меньшинств, контролем за выборами, предоставлением консультаций по экономическим вопросам, поощрением культурного и научного об­мена. Когда начиналась демократизация в Португалии, в Греции и в Ис­пании, подобных инфраструктур практически не существовало. Но из опыта названных стран были извлечены принципиальные уроки, знание которых впоследствии пригодилось повсеместно. К настоящему време­ни уже имеется огромное множество разнообразных транснациональных партий, организаций, ассоциаций, движений и сетей, готовых вмешать­ся в дела [той или иной страны], чтобы поддержать и защитить демо­кратию. В той мере, в какой упомянутые наднациональные объедине­ния отходят от использования привычных для них государственных и межправительственных каналов влияния и делают ставку на привлече­ние общественных, неправительственных организаций, подобная меж­дународная обстановка содействия консолидации демократии способ­ствует становлению национальных гражданских обществ там, где в противном случае они, вероятно, не возникли бы и где есть угроза по­глощения их государством или частными (вос)производителями.

VII. Хотя исторически ГО зародилось несомненно в Западной Европе, его нормы и повседневная практика имеют отношение к консолидации демократии в любом культурно-географическом регионе мира, при условии, что акторы стремятся к демократии современного и либерального типа, иначе говоря — к конститу­ционной, представительной демократии, контролируемой по­средством многопартийных, состязательных выборов, терпи­мой к социальным/этническим различиям и уважающей права собственности.

1. Волею ли провидения, а может, благодаря деятельности колонис­тов-переселенцев из Европы или межнациональной диффузии нормы и практика ГО распространялись за пределы того региона, где они первоначально формировались. По общему признанию, данный процесс шел неравномерно, и заимствованные из Европы образцы накладыва­лись на разнообразные «туземные» традиции. В некоторые неевропей­ских обществах уже имелись аналогичные институты (вспомним, хотя


292                                                                       Раздел I I. ОБЩЕСТВО И ВЛАСТЬ



бы, гильдейские системы в Китае или Оттоманской империи), однако не ясно, насколько преемники такого рода институтов уместны в совре­менных условиях.

2. Существуют ли другие жизнеспособные модели демократии, в большей степени отражающие культурные нормы и массовые ожида­ния соответствующих национальных сообществ, — вопрос дискусси­онный, хотя лично я отношусь к такого рода предположению довольно скептически. И не только потому, что утверждения о большей «аутен­тичности» разного рода африканских, азиатских («конфуцианских»), латиноамериканских («иберийских») или, попросту, незападных демо­кратий не раз использовались для маскировки автократической прак­тики, — они, к тому же, редко подкреплялись какими-либо свидетель­ствами того, что граждане некоего конкретного сообщества и впрямь обладают настолько своеобразными ценностями и политической куль­турой, что для обеспечения подконтрольности их правителей требуются совершенно особые методы.

Печатается по: Шмиттер Ф. Размышления о гражданском обще­стве и консолидации демократии // Полис. 1996. № 5. С. 16—27.

 

 

Глава 6

СОЦИАЛЬНЫЕ СУБЪЕКТЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ВЛАСТИ

 

 

В. ПАРЕТО

Компендиум по общей социологии

[...] 792. Элиты и их циркуляция

Начнем с теоретического определения данного феномена, точит и, насколько это возможно; затем рассмотрим практические ситуации необходимые для анализа в первом приближении. Мы пока не касаемся хорошей или плохой, полезной или вредной, похвальной или достойной порицания природы человеческих характеров; обратим внимание лишь на тот уровень, которым они обладают: низкий, посредственный, высокий,

Глава 6. СОЦИАЛЬНЫЕ СУБЪЕКТЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ВЛАСТИ                                                         293    


или, точнее, на то, какой индекс может быть присвоен каждому человеку в соответствии с вышеобозначенным уровнем его характера.

Итак, предположим, что в каждой сфере человеческой деятельности каждому индивиду присваивается индекс его способностей, подобно эк­заменационным оценкам. Например, самому лучшему специалисту дается индекс 10, такому, которому не удается получить ни одного клиен­та, — 1 и, наконец, кретину — 0. Тому, кто сумел нажить миллионы (неважно, честно или нечестно), — 10, зарабатывающему тысячи лир — 6, тому, кто едва не умирает с голода, — 1, а находящемуся в приюте нищих — 0.

Таким образом мы составим класс тех, кто имеет наиболее высокие индексы в своей сфере деятельности, который мы назовем избранным Классом, элитой (elite); подразумеваемся, что граница, отделяющая ее от остального населения, не является и не может являться точной, подобно тому как неточна граница между юностью и зрелым возрастом, то, однако, не означает, что бесполезно рассматривать эти различия.

793. Для исследования, которым мы занимаемся, — исследования социального равновесия — полезно также разделить этот класс на две части; выделим тех, кто прямо или косвенно играет заметную роль в правлении обществом и составляет правящую элиту; остальные образуют неуправляюшую элиту.

Итак, мы имеем две страты населения, а именно: 1) низшая страта, неэлита, относительно которой мы пока не выясняем, какую роль она может играть в управлении; 2) высшая страта, элита, делящаяся на две части: (а) правящая элита; (b) неуправляющая элита.

794. На практике не существует экзаменов для определения места каждого индивида в этих стратах; их отсутствие восполняется другими средствами, с помощью своего рода этикеток, которые более или менее достигают данной цели. Подобные этикетки существуют также и там, гдe есть экзамены. Например, этикетка адвоката обозначает человека, который должен знать закон, и часто действительно его знает, но иногда ( обладает необходимыми знаниями. Аналогичным образом в правящую элиту входят люди с этикетками о принадлежности к политической службе достаточно высокого уровня, например министры, сенаторы, депутаты, начальники отделов министерств, председатели апелляцион­ных судов, генералы, полковники, однако при этом необходимо исключить тех, кому удалось проникнуть в их ряды, не имея соответствующих полученной этикетке качеств.

294                                                                 Раздел II. ОБЩЕСТВО И ВЛАСТЬ


[...] Богатство, родственные связи, отношения играют роль также во многих других случаях и делают возможным получение этикетки о при­надлежности к элите в целом или к правящей элите в частности тем, кто не должен был бы ее иметь.

[...] Тот, кто из одной группы переходит в другую, приносит с собой, как правило, определенные склонности, чувства, предрасположеннос­ти, приобретенные в той группе, из которой он происходит; и с этим обстоятельством следует считаться. Подобный феномен в том случае, когда рассматриваются только две группы — элита и неэлита, называ­ется «циркуляция элит» (cirkulation des elites).

800. Высший и низший классы в целом

Самое простое, что мы можем сделать, — это разделить общество на две страты: высшую, в которую обычно входят управляющие, и низ­шую, где находятся управляемые. Этот факт, а также факт циркуляции индивидов между этими двумя стратами настолько очевидны, что во все времена они доступны даже малоопытному наблюдателю. Начиная с Платона, почувствовавшего эту проблему и урегулировавшего ее искус­ственным образом, многие рассуждали о «новых людях», «парвеню», и существует огромное количество посвященных им литературных про­изведений. Постараемся придать более точную форму уже высказанным в общем виде соображениям. Мы упоминали [...] о различном распре­делении остатков в разных социальных группах, и в особенности в выс­шем и низшем классах. Такая социальная гетерогенность — факт, ко­торый очевиден даже при поверхностном наблюдении.        

801. Изменения остатков I и II классов, происходящие в социальных стратах, очень важны для установления равновесия. С помощью простого наблюдения обнаружилось, что они происходят в особой форме, а именно в форме изменения чувств, называемых религиозными, в выс­шей страте; было замечено, что в одни времена они ослабевали, а в дру­гие — росли и что эти волны соответствовали значительным социальным изменениям. Можно описать данный феномен более точным об­разом, отметив, что в высшей страте остатки II класса мало изменяются за один раз, до тех пор пока через определенные промежутки времени они не увеличиваются благодаря массовому пополнению из низшем страты.

804. В высшей страте общества, элите, номинально присутствуют некие группы людей, порой не вполне определенные, называющие себя аристократиями. В некоторых случаях большая часть принадлежащие к этим аристократиям действительно обладает качествами, необходимыми

Глава 6. СОЦИАЛЬНЫЕ СУБЪЕКТЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ВЛАСТИ                                                     295


для того, чтобы в ней оставаться; в других же, напротив, значи­тельное число входящих в аристократии лишены таких качеств. Они могут действовать с большей или меньшей эффективностью внутри правящей элиты или же могут быть исключены из нее.

806. Аристократии не вечны. Каковы бы ни были причины, неоспо­римо то, что через какое-то время они исчезают. История — это клад­бище аристократий. Афинский демос являлся аристократией по отно­шению к остальному населению — метекам и рабам; он исчез, не ос­тавив потомков. Исчезли римские аристократии. Исчезли аристокра­тии варваров; где во Франции потомки франкских завоевателей? Гене­алогии английских лордов очень точны: чрезвычайно малое количество семей восходит к соратникам Вильгельма Завоевателя. В Германии значительная часть современной аристократии происходит от вассалов древних правителей. Население европейских государств значительно выросло за несколько веков на данной территории; совершенна очевид­но, что аристократии не росли в такой же пропорции.

807. Некоторые аристократии приходят в упадок не только в коли­чественном, но и в качественном отношении, поскольку в них ослабе­вает энергия и изменяются пропорции остатков, благодаря которым они завоевывали власть и удерживали ее. [...] Правящий класс восста­навливается не только численно, но, что более важно, и качественно: благодаря семьям из низших классов, приносящим энергию и пропор­ции остатков, необходимые для удержания власти. Он восстанавлива­ется также и благодаря тому, что теряет своих наиболее деградировав­ших членов.

808. Если один из этих процессов прекратится или, что еще хуже, прекратятся оба, правящий класс придет к упадку, часто влекущему за собой упадок всей нации. Это мощная причина, нарушающая равновесие: накопление высших элементов в низших классах и, напротив, низ­ших элементов в высших классах. Если бы человеческие аристократии были подобны отборным видам животных, которые в течение длитель­ного времени воспроизводят себе подобных примерно с теми же признаками, история человечества была бы иной.

809. В результате циркуляции элит правящая элита находится в со­стоянии постоянной и медленной трансформации, движется подобно реке; сегодня она уже не та, что была вчера. Время от времени проис­ходят неожиданности и жестокие потрясения, подобные наводнениям; затем новая правящая элита вновь начинает постепенно меняться: река, вошедшая в свое русло, возобновляет обычный путь.

296                                                                  Раздел II. ОБЩЕСТВО И ВЛАСТЬ



810. Революции происходят, поскольку с замедлением циркуляции элиты или по какой-либо другой причине в высших стратах общества накапливаются деградировавшие элементы, которые более не обладают остатками, необходимыми для удержания власти, которые избегают применения силы, в то время как в низших стратах возрастает число эле­ментов высшего качества, обладающих остатками, необходимыми для выполнения функций управления, и склонных к использованию силы.

811. Как правило, в революциях индивиды из низших страт возглав­ляются отдельными представителями высших страт, поскольку эти пос­ледние наделены интеллектуальными качествами, полезными для руко­водства борьбой, и в то же время лишены остатков, которые как раз и несут с собой индивиды из низших страт.

812. Насильственные изменения происходят внезапно, и, следова­тельно, результат не следует немедленно за причиной. В том случае, если правящий класс или нация в течение длительного времени удер­живали власть силой и разбогатели, они могут еще некоторое время просуществовать без помощи силы, купив мир у противников и оплатив его золотом или же принеся в жертву завоеванные до того честь и ува­жение, что, впрочем, также составляет определенный капитал. На пер­вых порах власть удерживается с помощью уступок, и возникает лож­ное представление, что это может продолжаться бесконечно. Так, Рим­ская империя периода упадка достигла мира с варварами при помощи денег и почестей; подобным же образом Людовик XVI Французский, растратив в кратчайший срок унаследованные от предков любовь, ува­жение почтение по отношению к монархии, смог стать, идя на все боль­шие уступки, королем революции; подобным образом английская арис­тократия продлила свою власть во второй половине XIX в., вплоть до первых проявлений своего упадка, обозначенных, в частности, парла­ментским биллем начала XX в. [...]

Печатается по: Парето В. Компендиум по общей социологии //Ан­тология мировой политической мысли: В 5 т. М., 1997. Т. II. С. 59—67.

Г. МОСКА

Правящий класс

1. Среди неизменных явлений и тенденций, проявляющихся во всех политических организмах, одно становится очевидно даже при самом по­верхностном взгляде. Во всех обществах(начиная со слаборазвитых или

Глава В. СОЦИАЛЬНЫЕ СУБЪЕКТЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ВЛАСТИ                                                        297


с трудом достигших основ цивилизации вплоть до наиболее развитых и могущественных) существуют два класса людей — класс правящих и класс управляемых. Первый, всегда менее многочисленный, выполняет нее политические функции, монополизирует власть и наслаждается теми преимуществами, которые дает власть, в то время как второй, более многочисленный класс управляется и контролируется первым в форме, которая в настоящее время более или менее законна, более или менее произвольна и насильственна и обеспечивает первому классу, по крайней мере внешне, материальные средства существования и все не­обходимое для жизнедеятельности политического организма.

В реальной жизни мы все признаем существование этого правящего класса, или политического класса, как уже предпочли ранее определить его. Мы все знаем, что в нашей собственной стране, как бы то ни было, управление общественными делами находится в руках меньшинства влиятельных людей, с управлением которых, осознанно или нет, счита­ется большинство. Мы знаем, что то же самое происходит в соседних странах, и в действительности нам следовало бы попытаться восприни­мать окружающий мир организованным иначе мир, в котором все люди были бы напрямую подчинены отдельной личности без отношения превосходства или субординации, или мир, в котором все люди в равной степени участвовали бы в политической жизни. Если в теории мы рас­суждаем иначе, это отчасти связано с застарелыми привычками, кото­рым мы следуем при размышлении, и отчасти с преувеличенным значе­нием, которое придаем двум политическим фактам, кажущимся гораздо значительнее, чем есть на самом деле.

Первый факт — достаточно только открыть глаза, чтобы это уви­деть, — заключается в том, что в каждом политическом организме есть один индивид, который является основным среди правящего класса как целого и находится, как мы говорим, у кормила власти. Это не всегда человек, обладающий законной верховной властью. В одних случаях рядом с наследным королем или императором премьер-министр или мажордом обладают реальной властью, гораздо большей, чем власть суверена, в других случаях вместо избранного президента правит вли­ятельный политик, который обеспечил выборы президента. В особых условиях вместо одного могут быть два или три человека, выполняющие функции верховных контролеров.

Второй факт обнаружить столь же несложно. Каким бы ни был тип политической организации, давление, вызванное неудовлетворенностью,

298                                                            Раздел II. ОБЩЕСТВО И ВЛАСТЬ



недовольством управляемых масс, их чувствами, оказывает опре­деленное влияние на политику правящего, или политического, класса.

Но человек, стоящий во главе государства, определенно не в состо­янии был бы управлять без поддержки со стороны многочисленного класса, не мог бы заставить уважать его приказы и их выполнять; и, полагая, что он может заставить одного или действительно множество индивидов — представителей правящего класса осознавать авторитет его власти, этот человек определенно не может ссориться с данным классом или вообще покончить с ним. Если бы это было возможно, то ему пришлось бы сразу же создавать другой класс, без поддержки ко­торого его действие было бы полностью парализовано. В то же время, утверждая, что неудовлетворенность масс может привести к сверже­нию правящего класса, неизбежно, как будет показано далее, должно было бы существовать другое организованное меньшинство внутри самих масс для выполнения функций правящего класса. В противном случае вся организация и вся социальная структура будет разрушена.

2. С точки зрения научного исследования реальное преимущество понятия «правящий, или политический, класс» заключается в том, что изменчивая структура правящих классов имеет преимущественное зна­чение в определении политического типа, а также уровня цивилизации различных народов. Согласно принятой классификации форм правле­ния, которая все еще в моде, и Турция, и Россия еще несколько лет назад были монархиями, Англия и Италия — конституционными, или ограниченными, монархиями, а Франция и Соединенные Штаты — республиками. Эта классификация основана на том, что в первых двух упомянутых странах верховенство в государстве носит наследственный характер и глава государства номинально всемогущ; во второй группе стран пребывание во главе государства носит наследственный харак­тер, но власть и прерогативы ограниченны; в двух последних странах верховенство ограниченно.

Данная классификация весьма поверхностна. Хотя и Россия, и Тур­ция были абсолютистскими государствами, тем не менее между поли­тическими системами правления этих стран мало общего, весьма раз­личны и уровни их цивилизованности и организация правящих классов. На этом же основании режим в монархической Италии ближе режиму в республиканской Франции, нежели режиму в Англии, тоже монархии; существуют также серьезные различия между политической организа­цией Соединенных Штатов и Франции, хотя обе страны являются рес­публиками.

Глава 6. СОЦИАЛЬНЫЕ СУБЪЕКТЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ВЛАСТИ                                                         299



[...] Власть всякого меньшинства непреодолима для любого предста­вителя большинства, который противостоит тотальности организован­ного меньшинства. В то же время меньшинство организованно именно потому, что оно меньшинство. Сто человек, действуя согласованно, с общим пониманием дела, победят тысячу не согласных друг с другом людей, которые общаются только один на один. Между тем для первых легче будет действовать согласованно и с взаимопониманием просто потому, что их сто, а не тысяча. Отсюда следует, что, чем больше поли­тическое меньшинство, тем пропорционально меньше правящее мень­шинство по сравнению с управляемым большинством и тем труднее будет для большинства организовать отпор меньшинству.

Как бы то ни было, в дополнение к большому преимуществу — вы­павшей на долю правящего меньшинства организованности — оно так обычно сформировано, что составляющие его индивиды отличаются от массы управляемых качествами, которые обеспечивают им материаль­ное, интеллектуальное и даже моральное превосходство; или же они яв­ляются наследниками людей, обладающих этими качествами. Иными словами, представители правящего меньшинства неизменно обладают свойствами, реальными или кажущимися, которые глубоко почитаются в том обществе, где они живут.

4. В примитивных обществах, находящихся еще на ранней стадии развития, военная доблесть — это качество, которое быстро обеспе­чивает доступ в правящий или политический класс. В высокоцивилизо­ванных обществах война —исключительное явление. А в обществах, находящихся на ранних стадиях развития, ее можно по существу счи­тать нормальным явлением, и индивиды, проявляющие большие спо­собности в войне, легко добиваются превосходства над своими товари­щами, а наиболее смелые становятся вождями. Это непреложный факт, однако формы, которые он может принимать в зависимости от набора условий, весьма многообразны. Превосходство военного сословия над мирным большинством обусловлено перемещением рас и народов, свя­зано с захватом со стороны агрессивной группы относительно мирной части общества. Иногда это действительно так: в качестве примера можно привести Индию после ее захвата ариями, Римскую империю после вторжения в нее германцев и Мексику после захвата ацтеками. Однако гораздо чаще при определенных социальных условиях воз­вышение воинственного правящего класса наблюдается там, где нет никаких признаков иностранного вторжения. До тех пор пока [перво­бытная] орда живет исключительно охотой, все индивиды без труда

300                                                      Раздел II. ОБЩЕСТВО И ВЛАСТЬ



могут стать воинами. В ней, конечно, будут свои лидеры, руководящие племенем, но невозможно обнаружить класс военных, начинающих эксплуатировать и в то же время защищать другой класс, занимающий­ся мирным трудом. По мере того как племя переходит от занятия охотой к земледелию и пастушеству, наряду со значительным ростом населе­ния и обретением большей устойчивости средств социального воздей­ствия происходит более или менее четкое деление на два класса, один из которых занимается преимущественно сельским хозяйством, а дру­гой — военным делом. В таком случае неизбежно, что класс военных будет шаг за шагом добиваться такого доминирования над другим клас­сом, чтобы иметь возможность довлеть над ним безнаказанно.

В этой связи два предварительных замечания по рассматриваемому вопросу. Во-первых, все правящие классы стремятся стать наследст­венными если не по закону, то фактически. Все политические силы об­ладают, видимо, качеством, которое в физике называют силой инерции. Они имеют тенденцию оставаться на том же месте в том же состоянии. Богатство и военная доблесть без труда поддерживаются в определен­ных семьях моральной традицией и наследованием. Годность для полу­чения важного поста — привычка к нему, в определенной степени спо­собность занимать его вместе с вытекающими последствиями — все это гораздо проще достигается тем, кто привычен к этому с детства. Даже когда академические степени, научная подготовка, особые спо­собности, выявленные в ходе проверки и конкурса, открывают доступ в государственные учреждения, тем самым отнюдь не устраняется то особое преимущество для определенных индивидов, которое французы называют преимуществом positions deja prises1. Хотя экзамен и конкурс теоретически доступны для всех, на деле большинство не имеет ни средств для продолжительной подготовки, ни связей и титулов, которые быстро ставят индивида на правильную дорогу, помогают не двигаться на ощупь и избежать грубых ошибок, неизбежных в том случае, если человек оказывается в неизвестном для него Окружении без всякого ру­ководства и поддержки.                                      

Демократический принцип выборов, основанных на широких изби­рательных правах, может на первый взгляд находиться в противоречии с тенденцией к стабильности, которую, согласно нашей теории, прояв­ляют правящие классы. Однако необходимо отметить, что кандидаты, добивающиеся успеха в демократических выборах, почти всегда те, кто

 

____________________

1 Уже занятого положения (фр.).

Глава 6. СОЦИАЛЬНЫЕ СУБЪЕКТЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ВЛАСТИ                                                          301



обладает указанной выше политической силой, чаще всего наследственной. В английском, французском и итальянском парламентах часто можно видеть сыновей, внуков, братьев, племянников и зятьев насто­ящих и бывших членов парламента и депутатов.

Во-вторых, когда мы анализируем наследственную знать, утвердив­шуюся в стране и монополизировавшую политическую власть, можно быть уверенным, что такому статусу de jure предшествует статус de facto. До провозглашения их исключительного наследственного права на власть семьи или касты, о которых идет речь, должны твердой рукой взять руль управления, полностью монополизируя все политические силы своей страны в данный период. В противном случае такая претен­зия с их стороны вызвала бы только сильный протест и спровоцировала острую борьбу.

[...] Мы уже наблюдаем, что с изменением баланса политических сил, когда назревает необходимость проявления в государственном уп­равлении новых черт, а старые способности отчасти утрачивают свою значимость или же происходят изменения в их распределении, меняется и способ формирования правящего класса. Если в обществе существу­ет новый источник богатства, если возрастает практическая значимость знания, если находится в упадке старая или появилась новая религия, если распространяется новое идейное течение, тогда одновременно и в правящем классе происходят далеко идущие перемены. Кто-то дейст­вительно может сказать, что вся история цивилизованного человечест­ва низводится до конфликта между стремлением доминирующих эле­ментов монополизировать политическую власть и передать ее по на­следству и стремлением расщепить старые силы и возвысить новые; и этот конфликт порождает бесконечные процессы эндосмоса1 и экзос­моса2 между высшими классами и определенной частью низших. Пра­вящие классы неизбежно приходят в упадок, если перестают совершен­ствовать те способности, с помощью которых пришли к власти, когда не могут более выполнять привычные для них социальные функции, а их таланты и служба утрачивают в обществе свою значимость. Так, римская аристократия сошла на нет; когда перестала быть единствен­ным источником пополнения числа офицеров высокого ранга, высших



__________________

1 Эндосмос — процесс просачивания жидкостей и растворенных веществ из внеш­ней среды внутрь клетки.

2 Экзосмос — процесс просачивания жидкостей и растворенных веществ из клетки  во внешнюю среду.

302                                                       Раздел II. ОБЩЕСТВО И ВЛАСТЬ


должностных лиц. Именно так пришла в упадок и венецианская знать, когда ее представители перестали командовать галерами и проводить в море большую часть жизни торгуя и воюя.

В неорганической природе есть пример такого же рода, когда стрем­ление к неподвижности, порожденное силой инерции, постоянно нахо­дится в конфликте со стремлением к перемене, и все это — результат неравномерного распределения тепла. Каждая из этих тенденций время от времени превалирует в разных регионах нашей планеты, вызывая одна — затишье, другая — ветер и шторм. Подобно этому в человечес­ких обществах преобладает то тенденция формирования закрытых, ус­тойчивых кристаллизованных правящих классов, то тенденция, веду­щая к более или менее быстрому их обновлению.

Восточные общества, которые мы считаем устойчивыми, в действи­тельности не всегда являются таковыми, иначе, как уже отмечалось, они не могли бы достичь вершин цивилизации, чему есть неопровержи­мые свидетельства. Точнее будет сказать, что мы узнали о них в то время, когда их политические силы и политические классы находились в состоянии кристаллизации. То же самое происходит в обществах, ко­торые мы обычно называем стареющими, где религиозные убеждения, научные знания, способы производства и распределения благ столетия­ми не претерпевали радикальных изменений и в ходе их повседневного развития не испытывали проникновения инородных элементов, мате­риальных или интеллектуальных. [...]

...Самый известный и, возможно, наиболее впечатляющий пример общества, склонного к кристаллизации, — это общество того периода римской истории, который принято называть ранней империей. Тогда после нескольких столетий почти полной социальной неподвижности все отчетливее стало просматриваться выделение двух классов — класса крупных землевладельцев и чиновников высокого ранга и класса рабов, земледельцев и городского плебса. Особенно впечатляет то, что государственная служба и социальное положение стали наследствен­ными по обычаю раньше, чем по закону, эта тенденция в указанный период распространилась очень быстро.

В истории народа может случиться и так, что торговые отношения с иноземцами, вынужденная эмиграция, открытия, войны порождают новую бедность и новое богатство, способствуют распространению преимущественно неизвестного ранее знания и проникновению новых моральных, интеллектуальных и религиозных идей. И опять в резуль­тате такого проникновения, или вследствие процесса постепенного

Глава 6. СОЦИАЛЬНЫЕ СУБЪЕКТЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ВЛАСТИ                                                              303


внутреннего развития, или же в силу обеих причин может появиться Новое знание, или в чести вновь окажутся определенные элементы ста­рого, давно забытого знания, так что новые идеи и убеждения выдви­нутся вперед и опрокинут укоренившиеся, с помощью которых поддер­живалась покорность масс. Правящий класс также может быть пол­ностью или частично побежден и уничтожен иностранным вторжением или, когда возникают упомянутые выше обстоятельства, может быть лишен власти с приходом новых социальных элементов, сильных поли­тических сил. Тогда, естественно, наступает период обновления либо, если кому-то больше нравится, революции, в ходе которой проявляется свобода действий индивидов, часть которых, наиболее пассионарных, энергичных, бесстрашных или просто самых практичных, прокладывает себе дорогу с нижних ступеней социальной лестницы наверх.

Если началось такое движение, сразу остановить его невозможно. Пример индивидов, которые начинали с нуля и достигли заметного по­ложения, вызывает честолюбивые замыслы, алчность, новые усилия, и это молекулярное обновление правящего класса продолжается до тех нор, пока не сменится продолжительным периодом социальной ста­бильности. Вряд ли есть необходимость приводить примеры наций, ис­пытавших такие периоды обновления. В наши дни их множество. Быстрое пополнение правящих классов —поразительное и частое явле­ние не только в колониальных странах. Когда общественная жизнь на­чинается в таких условиях, а правящий класс находится только в про­цессе формирования, доступ в него прост. Овладение землей и другими средствами производства не совсем невозможно, но во всяком случае груднее, чем где бы то ни было. Именно поэтому греческие колонии, по крайней мере в определенный период, были большим полигоном реа­лизации устремлений и предприимчивости греков. Именно поэтому в Соединенных Штатах, где освоение новых земель продолжалось на протяжении всего XIX в. и постоянно создавались новые отрасли про­мышленности, немало примеров, когда люди, начиная с нуля, добива­лись известности и состояния, и все это питает в жителях данной стра­ны иллюзию, что демократия реально существует.

Предположим теперь, что общество переходит постепенно от лихо­радочного состояния к покою. Поскольку у человеческого существа всегда одни и те же психологические устремления, те, кто принадлежит к правящему классу, начнут обретать чувство солидарности с ним. Они нее более становятся недоступными, все лучше овладевают искусством использовать к своей выгоде необходимые для достижения и удержания

304                                                         Раздел 11. ОБЩЕСТВО И ВЛАСТЬ



власти качества и способности. Далее, появляется и носящая консер­вативный характер сила — сила привычки. Многие люди смиряются со своим низким положением, в то время как члены определенных приви­легированных семей или классов все более убеждаются в том, что об­ладают почти абсолютным правом на высокое положение и правление.

Несомненно, филантроп впадет в искушение выяснить, в какие же периоды человечество счастливее или несчастнее — в периоды соци­альной стабильности и кристаллизации, когда практически каждому предопределено остаться в том социальном положении, к которому он принадлежал по рождению, или в периоды обновления и революции, позволяющие всем жаждать более высокого положения, а кому-то и добиваться его. Такое исследование было бы нелегким. Потребовалось бы учесть множество оговорок, исключений, да и сам исследователь, вероятно, был бы не свободен от личных пристрастий. Поэтому не рискнем дать собственный ответ. [...]

Печатается по: Моска Г. Правящий класс // Социс. 1994. № 10. С. 187—198.

Ф. ШМИТТЕР

Неокорпоративизм

Из более чем сорока стран мира, пытавшихся, начиная с 1974 г., «перейти» от какой-либо формы авторитаризма к какой-либо форме демократии, многие, возможно даже большинство, в тот или иной мо­мент пытались также добиться заключения «общественного договора» между трудом, капиталом и государством как средства снижения при­сущей переходным процессам неопределенности. Мало кому из них удалялось достичь успеха на этом поприще — даже в выработке фор­мального соглашения, не говоря уже о его претворении в жизнь. Но несмотря на столь обескураживающий опыт, перспектива такого рода неокорпоративистских соглашений остается настолько заманчивой, что ключевые акторы неодемократий продолжают видеть в них свою ос­новную цель.

Не составляют исключения и молодые демократии, возникшие в Восточной Европе и на территории бывшего Советского Союза. В про­цессе перехода от авторитарного правления едва ли не в каждой из них — по крайней мере на уровне риторики, а иногда и на практике — поднимался вопрос о неокорпоративизме или его аналогах: согласовании­

Глава 6. СОЦИАЛЬНЫЕ СУБЪЕКТЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ВЛАСТИ                                                         305



[интересов], социальном партнерстве и т.п. Что же такое неокорпоративизм, почему он возникает и каковы его последствия? В предла­гаемой статье я постараюсь дать ответ на эти вопросы.

Определение понятия

У корпоративизма — как явления политической жизни, равно как и концепта политической теории — довольно странная судьба. Ему пели осанну как новому и многообещающему пути достижения гармонии [интересов] между противоборствующими социальными классами; его осуждали как реакционную антидемократическую доктрину, направ­ленную на подавление требований самостоятельных ассоциаций и дви­жений. Практика корпоративизма и само понятие получали самые раз­ные интерпретации и всегда вызывали политическую полемику.

В 1974 г. представители нескольких академических дисциплин из разных стран мира практически одновременно обратились к понятию «корпоративизм» для описания ряда особенностей политической дей­ствительности развитых демократий, которые, по мнению исследовате­лей, далеко не в полной мере объяснялись господствующей моделью, применяемой для характеристики взаимоотношений между государст­вом и обществом, т.е. моделью плюрализма. К неокорпоративистским государствам, социальная ткань которых глубоко пронизана соответст­вующими отношениями, были отнесены прежде всего Австрия, Фин­ляндия, Норвегия и Швеция. Важные элементы неокорпоративизма при выработке макроэкономической политики были отмечены в Ав­стралии, Бельгии, ФРГ, Дании, Нидерландах, а также в таких неодемо­кратиях, как Португалия и Испания. В 1960 — 1970-х гг. попытки (правда, безуспешные) ввести подобную практику делались в Великоб­ритании и Италии. В других странах, к примеру, во Франции, Канаде и Соединенных Штатах, распространение неокорпоративизма, похоже, ограничилось отдельными отраслями или регионами.

И хотя корпоративизм определяли и как идеологию, и как разновид­ность политической культуры или государственного устройства, и как форму организации экономики, и даже как особый тип общества, наи­более продуктивным оказался подход, в рамках которого корпорати­визм рассматривается в качестве одного из возможных механизмов, по­зволяющих ассоциациям интересов посредничать между своими члена­ми (индивидами, семьями, фирмами, локальными сообществами, груп­пами) и различными контрагентами (в первую очередь, государствен­ными и правительственными органами). Главную роль в этом процессе

306                                                                     Раздел II. ОБЩЕСТВО И ВЛАСТЬ



играют прочно укоренившиеся ассоциации с постоянным штатом, ко­торые специализируются на выражении интересов и стремятся выяв­лять, продвигать и защищать их посредством влияния на публичную по­литику. В отличие от политических партий — другого важнейшего по­средника — эти организации не выставляют своих кандидатов на вы­борах и не берут на себя прямую ответственность за формирование правительства. Когда ассоциации интересов (и в особенности вся сеть таких ассоциаций) определенным образом организованы и /или когда они определенным образом участвуют в процессе принятия решений на различных уровнях государственной власти, мы можем говорить о кор­поративизме.

В 1974 г. я предложил свою дефиницию современного корпорати­визма, которая во многом дала толчок последующей полемике. Соглас­но этому определению, неокорпоративизм есть «система представи­тельства интересов, составные части которой организованы в несколь­ко особых, принудительных, неконкурентных, иерархически упорядо­ченных, функционально различных разрядов, официально признанных или разрешенных (а то и просто созданных) государством, наделяющим их монополией на представительство в своей области в обмен на из­вестный контроль за подбором лидеров и артикуляцией требований и приверженностей». При таком подходе упор делался практически ис­ключительно на «входные» параметры явления, т.е. на организацион­ную структуру ассоциаций интересов. По-иному подошел к проблеме Г. Лембрух, определивший то, что он назвал «либеральным» корпора­тивизмом как «особый тип участия больших организованных групп в выработке государственной политики, по преимуществу в области эко­номики, [отличающийся] высоким уровнем межгрупповой коопера­ции». В последующих дефинициях, как правило, предпринимались по­пытки учесть основные параметры рассматриваемого феномена как на «входе», так и на «выходе».

Стоило корпоративизму авторитарио-этатистско-фашистского толка фактически исчезнуть с лица земли (первый удар по нему нанесла послевоенная волна демократизации, а довершила дело новая волна, нахлынувшая после 1974 г.), как стало понятно, кто же действительно добился наибольших успехов в реализации неокорпоративистской мо­дели, правда, в ее более «социальном» (т.е. идущем «снизу») варианте. Это были малые европейские страны, с хорошо организованными ассоциациями интересов и крайне у язвимыми интернационализи­рованными экономиками. Корпоративистские тенденции просматривались­

Глава 6. СОЦИАЛЬНЫЕ СУБЪЕКТЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ВЛАСТИ                                                   307  



особенно отчетливо, если в таких странах име­лись мощные социал-демократические партии, сохранялись ус­тойчивые электоральные предпочтения, если они обладали от­носительным культурным и языковым единством и соблюдали нейтралитет во внешней политике. И напротив, с наивысшими трудностями в поддержании подобных «общественных договоров» столкнулись страны с более слабой социал-демократией, менее посто­янным в своих предпочтениях электоратом и глубокими расхождениями в подходах к решению военных вопросов и проблем безопасности, на­пример Нидерланды и Дания. (Относительный неуспех Бельгии на этом поприще можно объяснить расколом бельгийского общества на сопер­ничающие языковые группы.)

Неокорпоративистский подход

«Неокорпоративистский подход» — это лишь один из подвидов более широкого класса теоретических подходов в политической эконо­мии, известных под названием «институционализм». Общим для всех институционалистских теорий является представление о том, что пове­дение людей — будь то экономическое, социальное или политичес­кое — невозможно объяснить, исходя исключительно из выбора и предпочтений индивидов либо из коллективной идентичности и обяза­тельств, налагаемых группой. Данный тезис направлен прежде всего против ставшего в последнее время довольно модным предположения, что все действия людей могут быть сведены — методологически или эмпирически — к рациональному расчету конкурирующих особей. Одновременно он противостоит и обратной, но не менее ошибочной идее, которая была весьма популярна в прошлом (и которую тут же хо­чется назвать немецкой, поскольку важнейший вклад в ее разработку внесли такие немецкие мыслители, как Гегель, Маркс и фон Герк), что все происходящее вытекает из особенностей глобальных сущностей — племен, общин, классов, наций, «систем» и т.п. Если обратиться к по­зитивной части аргументации институционалистов, то она строится на предположении о том, что где-то между рынком и государством распо­ложена широкая сесть устойчивых моделей коллективного поведения (институтов). Эти модели поведения запутаны и временами противоре­чат друг другу, однако индивиды и коллективы более или менее привы­чно опираются на них, чтобы структурировать свои ожидания относи­тельно поведения других сторон и найти типовые решения возникающих проблем. Подобные «стандартно действующие процедуры» могут

308                                                        Раздел 11. ОБЩЕСТВО И ВЛАСТЬ


показаться, с абстрактной точки зрения или с позиций стороннего на­блюдателя, далеко не оптимальными по своим техническим характе­ристикам, однако они значительно сокращают издержки, связанные с поиском и приобретением информации, и в то же время обеспечивают психологически успокаивающую привычность тем, кто ориентируется на них. Со временем, как правило, их существование получает культур­ное или этическое обоснование в тщательно разработанных идеологи­ях. Случается, что люди начинают внутренне ценить свое участие в та­кого рода институтах, практически независимо от тех внешних благ, ко­торые данное участие обеспечивает. Кроме того (что особенно важно для корпоративистской версии институционализма), функционирова­ние институтов требует специализированного персонала. У тех, кому довелось войти в состав этого персонала, вырабатывается клановый интерес, состоящий не только в поддержании, но и в дальнейшем раз­витии институциональной активности. Определенная доля членских взносов, пожертвований и ассигнований, которые институты получают от своих членов и контрагентов, может быть «инвестирована» для пос­ледующей легитимации их деятельности и расширения круга выполня­емых ими задач. Другими словами, эволюция институционального, т.е. нерыночного и негосударственного, сектора способна быть не только пассивным отражением потребности в его услугах со стороны индиви­дов или властей, но и иметь собственную динамику.

Анализируя подобные институты — к какому бы конкретному под­виду те ни относились, — необходимо отталкиваться от присущего всем им важнейшего качества, а именно от их промежуточного положения между двумя группами автономно существующих и наделенных ресур­сами акторов: индивидами (в том числе семьями и фирмами) и властями (которые могут быть не только общественными, но и частными). Ин­ституты должны черпать свои ресурсы из обоих источников, причем со­отношение объемов вклада каждой из сторон зависит от типа институ­та. Первой они обязаны своим членством (вклад входящих в них лиц не ограничивается лишь финансовыми взносами, но и предполагает добровольное согласие с институциональными нормами), второй — признанием (которое обеспечивает не только правовой статус, но и оп­ределяет степень гарантированного доступа [к принятию решений], фи­нансовые льготы и бюджетные субсидии). Поэтому при анализе такого рода институтов-посредников нельзя игнорировать ни предпочтения и ресурсы индивидов, ни требования и распоряжения государственных

Глава 6. COЦИАЛЬНЫЕ СУБЪЕКТЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ВЛАСТИ                                                     309


органов и других могущественных контрагентов, однако его нельзя свести ни к одному из названных компонентов.

Корпоративизм и демократия

Длительное существование неокорпоративистских институтов на общенациональном и макроэкономическом уровнях несомненно имело определенные позитивные следствия: рост управляемости населения, падение забастовочной активности, большую сбалансированность бюджета, повышение эффективности финансовой системы, снижение уровня инфляции, сокращение безработицы, уменьшение нестабиль­ности в рядах политических элит и затухание тенденции использовать «политический цикл деловой активности». Все это означает, что стра­ны, дальше других продвинувшиеся по пути корпоративизма, являются более управляемыми, что, однако, не делает их более демократичес­кими.

С момента своего возрождения в середине 1970-х гг. понятие кор­поративизма несло на себе клеймо прежних связей с фашизмом и другими формами авторитарного правления. Назвать политию или некий установленный порядок «корпоративистскими» фактически означало обвинить их в недемократичности. Более того, некоторые имманентные черты корпоративизма: подмена индивидов как основных участников политической жизни организациями; рост влияния профессиональных представителей специализированных интересов в ущерб гражданам, обладающим более общими интересами; предоставление отдельным ассоциациям привилегированного (если не эксклюзивного) доступа [к процессу принятия решений]; признание и даже возвышение монопо­лий над конкурирующими друг с другом посредниками с частично со­впадающими сферами охвата; возникновение организационных иерар­хий вплоть до всеобъемлющих общенациональных ассоциаций, подры­вающих автономию местных и более специализированных организа­ций, — казалось, подтверждали справедливость подобных обвинений.

Однако по мере углубления исследований корпоративизма оценки его влияния на демократию начали меняться. Во-первых, многие из от­четливо корпоративистских стран, несомненно, остаются демократи­ческими в том смысле, что в них в полном объеме сохраняются граж­данские свободы, дается самое широкое определение понятия «граж­данства», регулярно проводятся состязательные выборы, исход кото­рых не предрешен заранее, органы власти ответственны за свои дейст­вия и осуществляют политику, учитывающую требования народа. Не-

310                                                          Раздал II. ОБЩЕСТВО И ВЛАСТЬ



которые из этих стран, в особенности скандинавские, были в числе пер­вых, кто опробовал такие новейшие демократические механизмы, как участие рабочих в управлении предприятиями, полная «открытость» политического процесса, создание института омбудсменов для рассмот­рения жалоб граждан, государственное финансирование политических партий и даже организация фондов наемных работников в целях рас­ширения общественной собственности на средства производства.

Во-вторых, вскоре стало очевидно, что корпоративистские порядки существенным образом видоизменяют условия, определяющие воз­можности соперничающих интересов влиять [на государственные орга­ны]. Спонтанные, добровольные и эпизодические отношения, харак­терные для плюралистической демократии, лишь кажутся более сво­бодными, но на деле порождают большее неравенство доступа к власт­ным структурам. В рамках плюралистической модели привилегирован­ные группы, сравнительно компактно расположенные и обладающие относительно небольшой численностью и концентрированными ресур­сами, имеют естественное преимущество перед большими рассредото­ченными группами, подобными объединениям рабочих или потребите­лей. Корпоративизму же, напротив, присуща тенденция к более про­порциональному распределению ресурсов между организациями, охва­тывающими широкие категории [интересов], и обеспечению по крайней мере формального равенства доступа к принятию решений. Кроме того, прямое включение ассоциаций в процесс реализации принятых реше­ний гарантирует большую чуткость к групповым нуждам, нежели «со­хранение дистанции» между государственной и частной сферами, свой­ственное плюралистической системе.

В свое время мне уже приходилось писать о том, что оценка влияния корпоративизма на демократию во многом зависит от того, какие черты демократической системы наиболее близки тому или иному исследова­телю. Если руководствоваться «классической» точкой зрения, соглас­но которой демократия должна поощрять участие индивидов в приня­тии общественно значимых решений, а все государственные органы — проявлять равную открытость по отношению к требованиям граж­дан, то влияние корпоративистских механизмов следует считать отри­цательным. Если же обратиться к тем параметрам явления, которые проявляются на «выходе», и посмотреть на проблему с точки зрения реальной ответственности властных органов за свои действия и за степень учета в этих действиях нужд граждан, оценка корпоративизма, несомненно, будет более позитивной. Менее однозначным является

Глава 6. СОЦИАЛЬНЫЕ СУБЪЕКТЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ВЛАСТИ                                  311



воздействие корпоративизма на основной механизм демократии — конкуренцию. С одной стороны, вследствие исключения [из общест­венной жизни] борьбы между соперничающими ассоциациями за чле­нов и доступ [к принятию решений] уровень конкуренции вроде бы со­кращается. С другой —он возрастает, так как каждая ассоциация ста­новится полем выражения весьма разнородных представлений об общем интересе. В любом случае следует признать, что под влиянием неокорпоративистской практики происходит постепенная трансформа­ция современных демократий. Наряду с индивидами (если не взамен последних) своего рода гражданами становятся организации. Степень подотчетности [властей] и их восприимчивости [к нуждам граждан] воз­растает, но за счет снижения степени участия индивидов [в политичес­кой жизни] и их доступа [к принятию решений]. Конкуренция внутри организаций начинает заменять конкуренцию между организациями. Развитие данной тенденции происходит не равномерно, не все ее при­знают и далеко не очевидно, каков в конечном счете будет результат; и все же практически во всех современных обществах демократия стано­вится все более связанной «интересами», все более «организованной» и все более «непрямой».

Перспективы неокорпоративизма

Согласно современным представлениям о природе корпоративизма в передовых индустриальных (капиталистических) обществах, его по­явление обусловлено скорее определенным набором обстоятельств, нежели функциональными качествами. Предполагается, что вероят­ность возникновения подобной формы организации интересов/приня­тия решений зависит от институционального наследия прошлого и по­литических расчетов настоящего. Появление корпоративизма ни в коей мере не является чем-то неизбежным. В современных демократиях имеется множество способов разрешения конфликтов интересов и до­стижения политических компромиссов, и среди них нет такого, который априори и при любой ситуации был бы эффективнее других. То, что в силу специфики классовой самоорганизации в прошлом или опреде­ленного равновесия классовых сил в настоящем будет успешно функ­ционировать в одной стране, может оказаться далеко не столь плодо­творным в соседней. Вдобавок, следует учитывать и тот факт, что в странах, строго либеральных как с точки зрения господствующих там идеологий, так и по форме организации политики, корпоративистские механизмы испытывают острую нехватку легитимности.

312                                                             Раздел 11. ОБЩЕСТВО И ВЛАСТЬ



Как считают сторонники таких оценок корпоративизма, вероят­ность того, что со временем во всех странах сформируется сходный набор посредничающих институтов и типов деятельности, исчезающе мала. Более того, даже в пределах одной и той же страны значение корпоративистских институтов может существенно меняться, то на­растая, то убывая в зависимости от изменений в относительном со­отношении сил между различными классовыми, отраслевыми и про­фессиональными ассоциациями. Поэтому можно предположить, что в обозримом будущем развитие корпоративизма будет скорее цикли­ческим, а не линейным.

Опыт прошлого, казалось бы, подтверждает данное предположение. «Мода» на корпоративизм, без сомнения, имеет свои приливы и отли­вы, причем весьма регулярные. Его воскрешение как идеологии удоб­нее всего приурочить к папской энциклике Rerum Novarum 1891 г., хотя возрождение и расширение системы ремесленных, промышлен­ных, торговых и сельскохозяйственных палат в некоторых регионах Центральной Европы, началось 20 годами раньше. После Первой ми­ровой войны понятие «корпоративизм» всплыло вновь, причем на этот раз в более светском и этатистском обличьи, и нашло свое самое на­глядное выражение в corporazioni фашистской Италии, за которой последовали Португалия, Испания, Бразилия, вишистская Франция и ряд других стран. Как уже отмечалось, в 1950 — 1960-х гг. нечто по­добное стали практиковать и некоторые малые европейские демокра­тические страны (хотя при этом они тщательно избегали употреблять термин «корпоративизм»). Все это позволяет говорить приблизитель­но о 20—30-годичных циклах развития корпоративизма как идеологи­ческого феномена и политической практики в Западной Европе, хотя в отдельных странах оно шло с запозданием, а в некоторых отраслях хо­зяйства такая цикличность отсутствовала вовсе. К примеру, в течение некоторого времени особую склонность к корпоративизму проявляло сельское хозяйство. В этом секторе производства корпоративистские структуры — вместо того, чтобы появляться и исчезать, — накапли­вались и принимали все более разветвленную форму, а венчала все со­оружение Общая сельскохозяйственная политика Европейского Сооб­щества. Аналогичным образом в большинстве европейских стран со­хранялись устойчивые — пусть и едва заметные — корпоративистские традиции, регулирующие деятельность некоторых профессиональных и ремесленных групп (и защищающие их представителей).

Глава 6. СОЦИАЛЬНЫЕ СУБЪЕКТЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ВЛАСТИ                                                        313



Все это, конечно, лишь поверхностные впечатления. Чтобы приве­денная выше гипотеза обрела статус правдоподобной теории, необхо­димо выявить тот набор переменных и обусловленных обстоятельства­ми условий, которые «побуждают» акторов к смене предпочтений, к от­казу от корпоративистско/консервативных решений в пользу прямо противоположных, т.е. в пользу плюралистической конкуренции и по­литики давления, а затем толкают их в обратном направлении. Наибо­лее подходящая кандидатура на эту роль — цикл деловой активности. Факт, что его периодичность или, точнее, его периодичности не полнос­тью совпадают с периодичностями цикла корпоративизм/плюрализм, может быть опущен на том основании, что институты обладают таким свойством, как «вязкость». Им требуется время, чтобы усвоить новое содержание, отразить новое равновесие сил и преодолеть сопротивле­ние собственных клановых интересов. В то же время имеется немало данных, говорящих о том, что изменения параметров функционирова­ния экономики, в первую очередь — уровня занятости, по-разному влияют на капитал и труд, то усиливая, то понижая их готовность вести «систематический» диалог. Когда рынок труда недостаточен, капита­листы начинают видеть в корпоративистских компромиссах, ограничи­вающих рост заработной платы, прежде скрытые для них достоинства; когда же он избыточен, тред-юнионы обнаруживают, что они могут ис­пользовать названные механизмы для защиты тех уступок, которых удалось добиться ранее. Искушение отказаться от корпоративистских ме­тодов сильнее всего в верхней и нижней точках цикла. И все же подоб­ные экстремальные варианты институционального ответа реализуются весьма редко, что объясняется не только отмеченной выше «вязкос­тью» институтов, но и развитием доверия между ведущими торг клас­совыми ассоциациями. Стороны «недоиспользуют» преимущества мо­мента в обмен на будущие уступки или же руководствуются рациональ­ным расчетом — ведь в противном случае, как только (согласно зако­нам цикла) развитие пойдет в обратном направлении, те, кто в настоя­щее время находится в невыгодном положении, возьмут реванш еще на более разорительных условиях.

В настоящее время в Западной Европе влияние неокорпоративизма на макроэкономическом уровне заметно уменьшилось. И действитель­но, нынешняя фаза развития цикла деловой активности такова, что ка­питалисты не видят особой (или какой-либо вообще) пользы в том, чтобы связывать себя консенсуальными критериями. Даже в Швеции, где корпоративистская практика пережила все прежние спады экономической

314                                                        Раздел 11. ОБЩЕСТВО И ВЛАСТЬ



конъюнктуры и, казалось, прочно укоренилась, переговоры между трудом и капиталом переместились на отраслевой, или мезоуровень. Неокорпоративистскими в изначальном, т.е. макроэкономичес­ком, смысле можно назвать сегодня только Австрию и — в меньшей степени — Норвегию и Финляндию. Но и в этих странах многие вопро­сы, бывшие ранее предметом переговоров между «социальными парт­нерами», решаются теперь на уровне отдельно взятых фирм и предпри­ятий. Конечно, если теория цикла деловой активности верна, можно предположить, что как только будет восстановлена полная занятость, современное наступление капитала на все формы планирования, поли­тику доходов, корпоративистские механизмы и тред-юнионизм как та­ковой (по крайней мере в некоторых странах) ослабнет. [...] Кроме того, в той мере, в какой некие институциональные уловки, извлеченные из опыта одного цикла, переносимы на следующий, можно постепенно преодолеть крайние проявления конфликта интересов — видимо, даже путем асимптотического движения, конечной точкой которого станет формирование совокупности обычаев и порядков, менее чувствитель­ных к циклическим изменениям и более терпимых к потребностям и стремлениям каждой группы.

Этот оптимистический сценарий представляется мне, однако, не­удовлетворительным. Конечно, не исключено, что (нео)корпоративизм включает в себя компонент, реагирующий на изменения в рамках цикла деловой активности, но наличия такого компонента недостаточно даже для того, чтобы объяснить сегодняшнюю жизнеспособность корпора­тивизма, не говоря уже о том, чтобы гарантировать его сохранение в развитых капиталистических демократиях в отдаленном будущем. Мне кажется сомнительным, что эвентуальный возврат к полной занятости (даже в том случае, если он будет сопровождаться возрождением поли­тической значимости социал-демократии) автоматически откроет новую эру макрокорпоративизма. Одна из причин подобного скепти­цизма состоит в том, что под покровом происходящих примерно с 1973 г. количественных сдвигов в темпах роста, уровне занятости, ценах, международной торговле и т.п., похоже, произошли серьезные качественные структурные изменения в производственном процессе, отношения найма и направленности интересов граждан. Здесь не место подробно анализировать литературу, где рассматриваются названные тенденции, но на основе ряда высказываемых там соображений можно прийти к нескольким (умозрительным) заключениям, каждое из которых

Глава 6. СОЦИАЛЬНЫЕ СУБЪЕКТЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ВЛАСТИ                                                       315



крайне неблагоприятно с точки зрения перспективы использова­ния корпоративистских решений.

Во-первых, переговоры, направленные на введение стандартных общенациональных макроэкономических параметров, постепенно ут­рачивают свою релевантность, а иногда даже оказываются контрпро­дуктивными, прежде всего в тех случаях, когда требуется выработать политику, которая была бы в силах увеличить производительность и по­высить конкурентоспособность на мировых рынках конкретных секто­ров экономики, особых отраслей производства и даже отдельных пред­приятий.

Во-вторых, и члены, и контрагенты посреднических институтов на­чали по-иному, чем раньше, оценивать роль такого рода структур (в особенности профсоюзов и предпринимательских объединений): как одни, так и другие ищут новые, более дифференцированные формы представительства интересов.

В-третьих, сущностное содержание конфликта интересов (а следо­вательно, и основное внимание субъектов политики) определяется уже не столько классовыми расколами, сколько широкой палитрой дис­кретных интересов, как-то: защита прав потребителя, качество жизни, экология, отношения между полами, этические и иные проблемы, при­чем каждый из этих интересов представляет особое движение.

Трудности, с которыми столкнулся макрокорпоративизм, первона­чально казались не более чем следствием устойчивого падения темпов роста и вялых рынков труда, равно как и усиливающегося финансового кризиса государства. Просто не было излишка для того взаимного взно­са сторон, который облегчал достижение классовых компромиссов в прошлом, и посредники с явной неохотой шли на то, чтобы делить от­ветственность за управление сокращающимися ресурсами. Постепен­но, однако, возникли новые сложности, и их появление говорило о том, что изменение описанных выше обстоятельств не обязательно приве­дет к возврату к прежнему положению дел (status quo ante). Переме­щение занятости из традиционного «ядра» производства в сферу услуг и, в некоторых случаях, в общественный сектор оказало серьезное воз­действие на процесс рекрутирования членов профсоюзов. В тех стра­нах, где уж сложилось относительно много корпоративистских струк­тур, представительность профсоюзов не упала, однако начали происхо­дить существенные изменения в ее «характере»: крупнейшими в наци­ональных конфедерациях стали профсоюзы работников сферы обслу­живания и государственных служащих. Деиндустриализация нанесла

316                                                           Раздел II. ОБЩЕСТВО И ВЛАСТЬ



серьезный удар по крупным стандартизированным группам квалифици­рованных и полуквалифицированных рабочих (в частности, в металлур­гии), которые ранее играли ведущую роль в коллективных переговорах, а те, кто пришел им на смену (если они вообще вступают в профсоюзы), более рассредоточены территориально и выполняют более индивидуа­лизированные задачи в рамках более неопределенных иерархий власти и вознаграждения. Иными словами, подверглись эрозии, а затем и вовсе рассеялись те самые социальные категории, которые ранее слу­жили основой макроэкономических компромиссов. Сложились крайне неблагоприятные условия для централизованных переговоров относи­тельно заработной платы, пособий и условий труда. В некоторых стра­нах (например, в Швеции) корпоративистская система сохранилась только благодаря переходу на отраслевой уровень.

Более того, новые производственные технологии, основанные на микроэлектронике, перечеркивают традиционные формы разделения труда и привычные профессиональные квалификации, создавая воз­можность организации гибкого производства в рамках относительно небольших производственных единиц. В каком-то смысле все эти про­цессы усиливают потребность в «активном согласии» рабочих — и, со­ответственно, увеличивают заинтересованность предпринимателей в переговорах по качеству, а также количеству трудового вклада. Однако обстановка, в которой осуществляется трудовой процесс, настолько различна, что достигнутые соглашения нелегко свести к стандартному договору и контролировать через посредников. Вот почему профсоюзы и предпринимательские объединения все чаще исключаются из подоб­ных переговоров.

Обострившаяся международная конкуренция и резко возросшая транснациональная мобильность капитала не только дали толчок раз­витию многих описанных выше процессов, но и играют в них самую не­посредственную (и весьма опасную) роль. Неприкрытая угроза того, что производство будет перенесено в другое место или же полностью остановлено, оказывает сильное воздействие на рабочих и вынуждает их к уступкам на уровне предприятий, которые подрывают договорен­ности, достигнутые ранее на общенациональном или отраслевом уров­не. Аналогичным образом жесткая конкуренция между фирмами за­трудняет выработку предпринимательскими объединениями общей по­зиции и единых обязательств. Правительство и государственные орга­ны, чутко реагирующие на эти тенденции в международной обстановке вследствие их влияния на платежные балансы, под давлением со стороны­

 Глава 6. СОЦИАЛЬНЫЕ СУБЪЕКТЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ВЛАСТИ                                                         317



определенных групп интересов увеличивают субсидии и налого­вые льготы некоторым отраслям, а иногда и отдельным фирмам.

Результатом развития названных тенденций, с точки зрения их вли­яния на корпоратизм, стало перемещение корпоративистских структур С макро— на мезоуровень. Основной вопрос заключается в том, оста­новится ли данный процесс на этом уровне или будет развиваться и дальше, пока «систематический диалог» между трудом и капиталом не будет перенесен полностью на уровень фирм или отдельных населен­ных пунктов. Вопреки ожиданиям как либералов, так и марксистов, ка­питалистическая экономика не движется неумолимо ко все более ин­тегрированным национальным рынкам со сходными коэффициентами стоимости по отдельным отраслям производства и отдельным террито­риальным единицам. В ответ на международную конкуренцию и техни­ческие новшества разнообразные политические вмешательства из многочисленных источников «секторизируют» и «регионализируют» эту стоимость. Во имя чего бы такие вмешательства ни осуществля­лись — будь то «промышленная политика» или «региональное разви­тие», — их следствием может оказаться значительная согласованность позиций различных групп интересов относительно финансовых и фис­кальных стимулов, не говоря уже о таких вопросах, как прямое обеспе­чение инфраструктуры, обучение и т.п. Неясно, правда, на каком уров­не будет осуществляться торг: будет ли он направлен на выработку со­глашений между фирмами в рамках целой отрасли производства или же он будет вестись в рамках промежуточных административных единиц, таких как регион или провинция. Профсоюзы и предпринимательские объединения (в особенности последние) уже начали приспосабливать свои внутренние структуры к новым реалиям, но когда уровень, на ко­тором проходит взаимодействие, опускается ниже определенной черты, их посреднические навыки и способность добиваться общего согласия теряют свою релевантность. Межорганизационное корпоративистское согласие становится ненужным; его место занимают динамика межлич­ностных отношений и переговоры между малыми группами.

Твердолобым макрокорпоративистам, убежденным, что корпорати-вистские структуры великолепно приспособлены для регулирования классовых, отраслевых и профессиональных конфликтов капиталисти­ческой экономики и демократической политии, будущее представляет­ся весьма мрачным. Небольшая часть из них — и, прежде всего, Ж. Делор — видит новые и многообещающие возможности для разви­тия корпоративизма в создании сети соответствующих механизмов ведения

318                                                         Раздел II. ОБЩЕСТВО И ВЛАСТЬ


торга на уровне Европейского Сообщества/Союза. Однако пока что все попытки подобного рода кончились ничем, и система посредни­чества в выражении интересов, которая складывается вокруг ЕС, осо­бенно после принятия Единого Европейского акта 1985 ¾ 86 гг., напо­минает скорее некое подобие неуравновешенного плюрализма и поли­тики давления, характерных для Соединенных Штатов, нежели более упорядоченные, монополистические и иерархические структуры, кото­рые еще присущи большинству входящих в Союз государств.

Печатается по: Шмиттер Ф. Неокорпоративизм // Полис. 1997. №2. С. 14—22.

Р а з д е л   III

МЕХАНИЗМ ФОРМИРОВАНИЯ И ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ВЛАСТИ

Глава 7

 ПОЛИТИЧЕСКАЯ СИСТЕМА ОБЩЕСТВА

Д. ИСТОН

Категории системного анализа политики

Вопрос, придающий смысл и цель строгому анализу политической жизни как поведенческой системы, следующий: каким образом полити­ческим системам удается выживать как в стабильном, так и меняющем­ся мире? Поиск ответа в конечном счете позволяет нам понять то, что можно назвать жизненными процессами политических систем, т.е. фундаментальные функции, без которых никакая система не может длительное время существовать, а также типичные способы реакций, с помощью которых системам удается их поддерживать. Анализ этих про­цессов, а также природы и характера реакций политических систем я считаю центральной проблемой политической теории.

[...] Хотя в итоге я приду к заключению, что полезно рассматривать политическую жизнь как сложный комплекс процессов, с помощью ко­торых определенные типы «входов» (inputs) преобразуются в «выхо­ды» (outputs) (назовем их властными решениями и действиями), вна­чале полезно применить более простой подход. Правомерно начать изу­чение политической жизни как поведенческой системы, находящейся в определенной среде (environment), с которой эта система взаимодейст­вует. При этом необходимо учитывать несколько существенных момен­тов, имплицитно присутствующих в этой интерпретации.

Во-первых, такая точка отсчета теоретического анализа предпола­гает без дальнейшего исследования, что политические взаимодействия в обществе представляют собой систему поведения. Это утверждение разочаровывает своей простотой. Но дело в том, что если понятие системы