Введение

Истории известно огромное множество политических систем и лежащих в их основе политических систем и лежащих в их основе политических режимов, выработанных различными эпохами, народами и культурами. В самом общем виде их можно разделить на демократические и диктаторские.[1]

Обычно  демократию рассматривают как наиболее совершенную форму политического устройства, которую когда либо создавал человеческий опыт. Диктаторские режимы, под которыми мы понимаем определенный способ функционирования государственной власти, существуют также давно, как и демократические.

До самых последних лет большая часть человечества жила в условиях диктаторского контроля, которому противостоял демократический правовой порядок.

Часто синонимами понятия «диктатура» выступают такие понятия как «автократия», «тирания», «деспотия», «цезаризм», «бонапартизм», «тоталитаризм», «авторитаризм» и т.п., поскольку считается, что обозначаемые ими режимы держатся исключительно на насилии, терроре. Однако не все диктатуры применяют массовый террор в качестве основного средства поддержания собственной устойчивости; многие опираются на успешную экономическую политику, держатся на религиозном сплочении, обычае, традиционной привычке повиноваться сильнейшему и т.п. Тоталитаризм и авторитаризм – особые формы диктатуры, которые принадлежат политической истории ХХ в., хотя какие-то их черты были известны задолго до этого.

Человечество знает немало исторических и регионально-культурных форм как демократии, так и диктатуры – их можно обнаружить во всех эпохах и цивилизациях.[2]

И демократия, и диктатура уходят своими корнями в формы политической организации античности. Древние греки называли тирании, олигархию и деспотию отклонениями от демократической нормы.

Тирания и олигархия возникали из демократического строя, когда один человек или группа лиц силой или хитростью и обманом захватывали всю полноту власти и осуществляли её без согласия с народом. Это становилось возможным в условиях общей политической неустойчивости, внешнего вмешательства или войны. Грекам деспотия представлялась справедливой, хотя и неподотчетной властью.

Классическим вариантом деспотии было персидское царство. К восточным деспотиям относились также древние государства Египта, Двуречья, Индии и Китая. Их характерная черта – наличие широкого слоя чиновников, управлявших организацией труда в ходе ирригационных работ. Подобная организация требовала концентрации власти. Хозяева земли и водных ресурсов, чиновники, жрецы и, наконец, сам монарх обладали огромной властью, т.е. контроль со стороны деспота не был полным.

Древний Рим дает много поучительного относительно сути и происхождения феномена диктатуры. Из древнеримского права и дошел до нас термин «диктатура» (dictatura), который в переводе с латинского означает «неограниченная власть». На древнеримском примере можно также увидеть различие между диктатурой в узком и широком смысле этого слова. В узком смысле это диктатура как положение римского права, т.е. явление вполне узаконенное, в отличие от тирании или олигархии, где власть верховный личности или группы лиц не была ограничена законом.[3]

В республиканском Риме диктатор был связан правом и в полномочиях, и в сроках пребывания у власти. Диктатором становился один из консулов на период более шести месяцев для защиты от внешней угрозы или для подавления внутреннего мятежа. Однако он не вправе был изменять законы, вмешиваться в гражданское судопроизводство, объявлять войну, вводить новые налоги и т.д. По сути дела это был главнокомандующий с большими полномочиями.

Ранняя римская диктатура была скорее не диктатурой в нашем понимании, а управлением в условиях чрезвычайного положения, но передача особых полномочий определенному лицу была сопряжена с известными трудностями. Как правило, войну было трудно закончить в отведенный для диктатора срок, да и нелегко было удержать его от расширения своей власти.

Главное противоречие временной диктатуры состоит в том, что она стремится стать вечной и преступить ограничивающие её положения закона. Вручая огромную власть какому-нибудь лицу, всегда важно помнить об опасности того, что оно добровольно от нее не окажется. Первым подал пример тому Сулла (82-79 гг. до н.э.), римский военный и политический деятель, который узурпировал власть в условиях кризиса республиканского строя и начала эпохи гражданских войн.

Начиная с власти Суллы и Цезаря (102 или 100-44 гг. До н.э.), который многократно наделялся диктаторскими полномочиями (в 46 г. до н.э. он получил их на 10 лет, а двумя годами позже – пожизненно, но был убит), характер диктатуры радикально изменился. Произошло становление диктатуры в широком смысле этого слова – как нового типа власти, менявшего законы в своих интересах, неподотчетного народу и не ограниченного временными рамками. Республика превратилась в империю.

В наши дни временная диктатура как ограниченный чрезвычайный институт власти предусмотрена в конституциях почти всех демократических государств. Есть такое положение в законодательных актах США, Великобритании, Франции, ФРГ, Швейцарии, и т.д.[4] Однако чрезвычайное законодательство, подобно тому как это было во времена Суллы и Цезаря, может привести к неограниченной диктатуре: Наполеон, Муссолини, Хорти и другие диктаторы ликвидировали демократическое правовое государство при помощи его же легальных средств. Гитлер создал нацистский режим, опираясь на чрезвычайное закнодательство Веймарской республики, конституция которой никогда формально не отменялась.

Что же такое диктатура в широком смысле? Обратимся к определению американского политолога Ф.ноймана: «Под диктатурой мы понимаем правление лица или группы лиц, которые присваивают и монополизируют власть в определенном государстве, используя её без ограничений». Диктаторский режим есть предельная концентрация власти, антипод демократии. В чем наиболее явственно проявляется это противостояние диктатуры и демократии?

С точки зрения демократии сердцевину общественного организма составляет автономная личность. Одна из основных целей демократии – обеспечение прав человека. Иначе обстоит дело при диктаторском правлении, когда человек как гражданин государства находится в подавленном состоянии. С легкой руки теоретика неомарксизма Г.Маркузе, такой тип личности стали называть авторитарным.[5]

Авторитарная личность, как правило, не обладает полной самостоятельностью суждений и действий. Сталкиваясь с социальными проблемами, она ищет спасения в строгих моральных кодексах, безоговорочных принципах и гоовности подчиняться авторитетам. С помощью силы, явных или неявных угроз диктатор овладевает деспотическим контролем над политическими действиями отдельных людей и целых организаций 9партий, профсоюзов, добровольных обществ и т.д.), которые пытаются противостоять его власти. Нарушение гражданских свобод, а часто и террор относятся к методам осуществления господства. Диктаторские режимы более интенсивно и целенаправленно, чем демократические, используют средства массовой пропаганды и информации для создания необходимо им общественного мнения, готового поддержать каждый их шаг.[6]

Для демократии характерен плюрализм во всех сферах жизни общества, в частности в политической – существование нескольких политических партий, многообразие и свободное изъявление мнений, в сфере идеологии, духовной жизни – религиозная терпимость и т.д. Существует также плюрализм властей – наличие законодательной,  исполнительной, судебной власти. Диктатура исключает любой плюрализм. Политическая борьба утрачивает свою открытость и превращается в закулисные маневры, а иногда и в кровавые столкновения противоборствующих групп, которые стремятся полностью устранить друг друга с политической арены.

Демократия опирается на правовое государство, на верховенство закона при разрешении любых конфликтов. В условиях диктатуры это правило не выполняется. Ещё английский мыслитель XVII в. Дж. Локк   назвал абсолютную деспотическую власть «управлением без установленных постоянных законов».[7] Но диктатуры XX в. уже немогут обходиться без законодательных кодексов, хотя диктаторы почти всегда действуют в обход установленных ими же законов и негласно нарушают их. Бывает, что особыми актами демократические законы вообще превращаются в пустые декларации.

Очень часто диктаторы, опираясь на чрезвычайное законодательство и следуя букве конституций в сфере формальных правил, нарушают её в части гарантий личных прав и свобод граждан.

Противоположность демократии и диктатуры не абсолютна. И в древности, и теперь режимы, в которых смешиваются демократические и диктаторские элементы, вовсе не редкость. Характерен в этом отношении пример восточных деспотий. Обычно считают, что древневосточные общества в отличие от античных демократий были лишены всяких начал самоуправления, и приводят в качестве примеров соответственно Афины и персию. Вверху – неограниченный монарх, внизу – безмолствующие массы – примерно такая картина возникает при первой попытке представить себе восточную деспотию. Но целый ряд примеров из истории Двуречья, Хеттского государства, Тропической Африки и т.д. свидетельствуют о том, что часто произволу деспота противостояла или уравновешивала его достаточно сильная власть знати и народного собрания (военного ополчения). Нынешние диктаторские режимы не только сохраняют внешние атрибуты демократии (парламент, выборы и т.д.), но и допускают регулирование социальных конфликтов демократическими инструментами. Первое характерно для тоталитаризма, второе для авторитарных диктатур.

Глава 1. Общая характеристика тоталитаризма.

ХХ век одарил человечество значительным расширением горизонтов знания, достижениями научно-технического прогресса. Возможно, еще более важен уникальный опыт духовного и социального развития.

В 20-30-е годы в группе государств - СССР, Германии, Италии, затем Испании, ряде стран Восточной Европы (а позднее и Азии) - сложились политические режимы, обладавшие целым комплексом сходных признаков. Провозглашая разрыв с традициями прошлого, обещая построить на его руинах новый мир, привести народы к процветанию и изобилию, эти режимы обрушили на них террор и репрессии, втянули мир в череду кровавых войн.

Режимы, получившие название тоталитарных, постепенно сошли со сцены. Важнейшими вехами крушения тоталитаризма были 1945 год, когда потерпела крах такая его форма, как фашизм, и 1989-1991 годы, когда тоталитарные режимы в Восточной Европе, а затем и в СССР, постепенно претерпевавшие эрозию после смерти И. В. Сталина, рухнули окончательно.

Что же представлял собой тоталитарный феномен? Как осуществлялась власть? Почему эти режимы просуществовали так долго? Можно ли найти модель тоталитарной системы? Однозначных ответов на эти вопросы современная политическая наука не дает.

 Из истории термина "тоталитаризм".

Само понятие "тоталитаризм" вошло в обиход в научной литературе Запада в конце 30-х годов нашего века. Например, "Энциклопедия социальных наук", изданная в 1930-1935 гг. , не содержит этого термина. Уже в самом начале тоталитаризм однозначно отождествлялся с фашизмом и коммунизмом, рассматривавшихся как два его различных ответвления.

Термин "тоталитаризм" стал употребляться для обозначения фашистского режима в Италии и германского национал-социалистического движения еще в 20-е годы. С 1929 года, начиная с публикации в газете "Таймс", его стали применять и к политическому режиму Советского Союза.

Из политической публицистики этот термин входит в научный оборот для характеристики фашистских режимов и Советского Союза.

На симпозиуме, организованном Американским философским обществом в 1939 году, впервые была сделана попытка дать научную трактовку тоталитаризму. В одном из докладов он был определен как "восстание против всей исторической цивилизации Запада. "[8].

Вторая мировая война, а затем разгром фашистских режимов и начало "холодной войны" дали новый импульс теоретическому осмыслению тоталитаризма.

В 1952 году в США была проведена конференция, посвященная этому социальному феномену, где был сделан вывод, что "тоталитарным можно назвать закрытое общество, в котором все – от воспитания детей до выпуска продукции контролируется из единого центра"[9].

Спустя несколько лет вышел ряд фундаментальных работ на эту тему, важнейшими из которых являются: книга Х. Арендт "Происхождение тоталитаризма" и совместная монография К. Фридриха И З. Бжезинского "Тоталитарная диктатура и автократия".

Авторы последнего исследования предлагают для определения "общей модели" тоталитаризма пять признаков:

·     единая массовая партия, возглавляемая харизматическим лидером;

·     официальная идеология, признаваемая всеми;

·     монополия власти на СМИ(средства массовой информации);

·     монополия на все средства вооруженной борьбы;

·     система террористического полицейского контроля и управления экономикой.[10]

Концепция Фридриха и Бжезинского, получившая в историографии название "тоталитарный синдром", оказала большое влияние на последующие исследования в этой области. В то же время неоднократно указывалось на несовершенство их формулы, что, впрочем, признавали и сами авторы.

Сложность создания приемлемой концепции привела к критике самой идеи моделирования тоталитаризма, основные положения которой сводились к следующему:

·     с помощью концепции тоталитаризма нельзя исследовать динамику процессов в социалистических странах (Г. Гласснер);

·     не бывает целиком контролируемой или неконтролируемой системы (А. Кун);

·     модели тоталитаризма нет, так как взаимоотношения между отдельными ее элементами никогда не были разъяснены (Т.Джонс);

·     тоталитарная модель игнорирует "источники общественной поддержки " тоталитаризма в СССР(А. Инкельс).

Однако поиск оптимальной модели продолжается по сей день.

Абсолютная концентрация власти и отсутствие разделения властей в тоталитарном государстве.

Отталкиваясь от результатов анализа, прежде всего тоталитарных структур гитлеровской Германии и сталинского СССР, которые можно назвать "тоталитарным максимумом"[11], выделим пять основных признаков тоталитаризма. Поскольку в настоящем исследовании мы исходим в первую очередь из анализа "тоталитарного максимума", то и все эти признаки являются в определенной степени идеальными и проявляются в различных тоталитарных режимах в неодинаковой степени, вплоть до тенденций.

Итак, первый признак - абсолютная концентрация власти, реализуемая через механизмы государства и представляющая собой этатизм, то есть вмешательство государства в экономическую и политическую жизнь страны, возведенное в высшую степень. Такая концентрация власти с точки зрения формы правления непременно представляет собой автократию, для которой характерны:

A.Соединение исполнительной и законодательной власти в одном лице при фактическом отсутствии независимой судебной власти.

B. Принцип "вождизма", причем вождь харизматического, мистического типа.

Рассмотрим подробнее пункт а).

Тоталитарное государство не могло и не может стать правовым, то есть таким, где суд не был бы зависим от властей, а законы реально соблюдались. Такого государства система не приемлет. Незыблемость суда и торжество законности неизбежно открывали путь появлению оппозиции.

Признавая формально гражданские свободы, тоталитарные режимы ставили одно, но решающее условие: пользоваться ими можно было исключительно в интересах той системы, которую проповедовали вожди, что означало бы поддержку их владычества.

Отсюда вытекала необходимость сохранения формы законности и одновременно монополии правления. Главным образом по этой причине законодательная власть не могла отделиться от исполнительной. При однопартийной системе это как раз и был один из источников, питающих произвол и всемогущество правителей. Точно так же практически невозможно было отделить власть полицейскую от судебной.

Так зачем в таком случае тоталитарная диктатура прибегала к закону, зачем прикрывалась законностью?

Кроме внешнеполитических и пропагандистских резонов немаловажно и то, что тоталитарный режим обязан был обеспечить правовые гарантии тем, на кого он опирался, то есть партии. Формально законы охраняли права всех граждан, но в действительности только тех, кто не попал в разряд "врагов народа" или "врагов рейха".

В силу вышеизложенного политические судебные процессы-инсценировки, где доминировал политический тезис; от суда требовалось уложить в рамки права заготовленный политический вывод о враждебных происках обвиняемого.

При таком способе судить важнейшую роль играло признание обвиняемого.

Если он сам называл себя врагом, тогда тезис подтверждался. "Московские процессы" -это наиболее гротескный и кровавый пример судебно-юридического фарса в коммунизме. Обычно политические процессы затевались по "разнарядке". Тайная полиция(НКВД, ГПУ, и др. ) получала число требуемых к аресту "врагов народа" и начинала действовать. Никаких доказательств не требовалось - нужно было лишь признание.

Работа полиции в СССР чрезвычайно упрощалась всемогущей 58-й статьей Уголовного Кодекса 1926 года. Она состояла из 14 пунктов. Но главное в этой статье было не её содержание, а то, что её возможно было истолковать "расширительно", "диалектически". Один пример - пункт 3 :"способствование каким бы то ни было способом иностранному государству, находящемуся с СССР в состоянии войны". Этот пункт давал возможность осудить человека за то, что, находясь под оккупацией, он прибил каблук немецкому солдату.[12] Но главный принцип коммунистического суда выражен в одной фразе председателя ревтрибунала г. Рязани (1919 г. ): "Мы руководствуемся НЕ ЗАКОНАМИ, а нашей революционной совестью. "[13].

Теперь подробнее о принципе "вождизма". Дело в том, что ко второму десятилетию ХХ века республика с ее демократическими институтами еще не стала привычной формой государственного устройства в большинстве промышленно развитых и развивающихся стран. Отдельные государства еще сохраняли монархию, а иные совсем недавно установили республиканский строй. Этим, по-видимому, и объяснялась тоска уставших от революционных потрясений и войны народов по подобной монарху политической фигуре как объединительном начале нации. И если в фашистской Германии фюрер смог заместить ушедшего императора Вильгельма II в душах немецких граждан, то в Италии Б. Муссолини этого сделать не смог, главным образом из-за существования в Италии всеми признанного монарха, хотя и не игравшего большой роли в итальянском обществе.

В Испании Ф. Франко через фалангу пытался возвыситься в общественном сознании испанцев до уровня свергнутого короля; однако это ему удавалось плохо. Придя к власти, Франко восстановил монархию, но ...без монарха. В 1945 году испанский король в эмиграции издал манифест, осудивший диктатуру, чем  окончательно испортил отношения с Франко.

В сущности, тоталитаризм и монархия - взаимозамещающие системы, для которых "вождизм" не является чем-то пришедшим извне. Он возникает из низкого уровня развития демократического сознания и потребности людей в вожде как в символе единства нации, особенно в период национальной нестабильности.

Пример - принцип "фюрерства" в фашистской Германии. Фюрер стоит во главе государства и выражает его волю: сила государства исходит от фюрера. Верховный фюрер наделяет всех других фюреров определенными полномочиями в строго иерархическом порядке. Каждый из фюреров подчиняется своему непосредственному начальнику, но при этом, по сути, имеет неограниченную власть над своими подчиненными.[14]

Авторитет вождя, таким образом, зиждется не на осознанном доверии, и связь вождя с массами носит скорее мистический, личностный характер.

Однопартийная политическая система - средство осуществления политической власти в тоталитарном государстве.

Второй признак - однопартийная политическая система, не допускающая никаких иных политических организаций. Такая политическая система тесно связана с двумя моментами.

Во-первых, основой однопартийной политической системы обязательно становится монистическая-единая, господствующая идеология, исходящая исключительно от правящей партии и не терпящая никакой оппозиции или критики. В самой партии также поддерживается идейное единство.

Основным методом монистической идеологии является массовая оболванивающая пропаганда, базирующаяся на социально - классовой(СССР), расово - националистической (Германия) или религиозной (Иран времен аятоллы Хомейни) демагогии. В годы консервации режима руководящая роль партии была узаконена 6-й статьей конституции СССР.

Весь механизм власти был сведен к следующему:политические структуры - это исключительная привилегия партийцев, во всех остальных органах и учреждениях партийцы либо непосредственно хозяйничали, либо держали управление под своим надзором.

Достаточно было центру провести заседание или опубликовать статью, как мгновенно приводился в действие весь государственно-общественный механизм. А чуть где сбой, партия и полиция в кратчайшие сроки устраняли "неисправность"-отклонение от общего мнения.

В последующем подробнее будет рассмотрена коммунистическая партия, находившаяся у власти как в Советском Союзе, так и в странах Восточной Европы.

Коммунистическая партия партией особого типа являлась не только потому, что была централизованна, по-армейски дисциплинированна, стремилась к определенным целям и т. п.

Между тем лишь в коммунистической партии идеологическое единство, тождественность мировоззрений и взглядов были обязательны для всех без исключения членов, хотя данный императив касался скорее головных органов и высших инстанций партии. Тем, кто пониже, только формально было вменено в обязанность соблюдать единство, "блюсти идейную чистоту своих рядов"; их прямой задачей было выполнять решения. Однако и низы должны были усваивать взгляды вождей.

Во времена Сталина идейное единство, то есть обязательное философское и прочее, стало условием пребывания в партии. Единогласность стала законом для всех компартий.

Раз в любой партии власть сосредоточена в руках вождей и высших инстанций, то идейное единство как приказ несло с собой владычество центра над умами рядовых партийцев.

Прекращение всякой идейной борьбы в партии означало паралич свободы в обществе, так как общество целиком и полностью в ее власти, а внутри самой партии - ни проблеска свободы.

Идеологическое единство-духовная основа личной диктатуры, которую без него невозможно представить. Одно порождает другое.

Идеи - плод творчества отдельных людей, а приказной идейный монополизм, осуществляемый с помощью пропаганды и террора, придает этим идеям характер закона.

Устранение идейной разноголосицы в среде высших руководителей автоматически упразднило фракции и течения , а с тем и всякую демократию в коммунистических системах.

В коммунизме возобладал принцип "вождь знает все»: идеологами партии становились обладатели власти - партийной и прочей - вне зависимости от скудоумия таких лидеров. Получилось так, что надо было быть не просто марксистом , а марксистом в соответствии с предписаниями верхов, центра.

Коммунисты воспитывались на убеждении, что идейное единство, идейное подчинение есть неприкосновеннейшая из святынь, а фракция в партии - черное злодейство.

В борьбе за власть над умами не гнушались никакими средствами, широко применяли террор, запугивание, пропаганду или круговую поруку по обстоятельствам.

Конечно, Сталин знал , что Троцкий, Бухарин и Зиновьев никакие не иностранные шпионы или предатели социалистического отечества. Но нужно было свалить на кого-то вину за нерешенные вопросы, в частности продовольственный, благо они еще и "чистосердечно" признались, и устранить несогласных, инакомыслящих.

Идеологическое единство, прошедшее немало фаз и приобретшее на этом пути разнообразные формы, было самой отличительной чертой партии большевистского, коммунистического типа.

Во-вторых, однопартийная политическая система сопровождалась фактическим отсутствием демократических институтов, таких как парламент, Советы депутатов и др. , в результате чего достигалось тотальное отчуждение индивида от политической власти.

Индивид мог получить политическую власть только вступив в партию и "съев", "подсидев", то есть тем или иным образом устранив вышестоящего сотрудника, тем самым заняв его кресло.

Возможное существование некоторых общественных организаций ничего не меняло, так как они контролировались партийными и государственными органами. Примером могут быть созданные фашистами профсоюзы, основной задачей которых было внедрение идеологических мифов в массовое сознание и контроль за ним.

Отрицанием демократических институтов режим реализовывал важную задачу - ликвидацию тех промежуточных звеньев, которые стоят между индивидом и государством, в результате чего происходит полное поглощение индивида государством, превращение его в "винтик" огромной государственной машины.

Тоталитарный режим - детище ХХ века, так как в предыдущие годы техника не была столь развита, чтобы человек быстро получал и усваивал пропаганду идейного единства-поддержки режима. До ХХ века политическая деятельность была , как правило, уделом интеллигенции, грамотных слоев общества, умеющих через прессу и телеграф, почту обращаться к себе подобным. Научно-технический прогресс значительно расширил возможности общения.

Исключительная роль здесь принадлежит радио, повсеместное распространение которого позволило приобщить к политике широкие слои неграмотного населения, люмпен-пролетариат, что весьма расширило базу политической борьбы. Кто не умел читать, мог слушать. А когда был проведен ликбез, подключились и газеты.

Пропаганда шла по всем каналам: в первых классах начальной школы проходили ленинские уроки, по окончании года дарились книжки под названием "Из жизни В. И. Ленина", и будущий первоклассник, еще не выучив таблицы умножения, уже знал о том, каким хорошим пловцом был Владимир Ильич; в школьных учебниках (особенно по иностранному языку) муссировалась тема лучшей страны в мире - Советского Союза, ну а самая большая часть пропаганды приходилась на историю.

Широко практиковались различные фальсификации; в учебнике история представлялась как история победы КПСС аж со средних веков, разумеется, ничего не говорилось о"красном терроре", политзаключенных и голоде в период Советской власти.

По радио передавались бесконечные речи вождей, в газетах каждый день печатался портрет Сталина, в предисловиях любое произведение рассматривалось с точки зрения марксизма-ленинизма-сталинизма.

Пропаганда превращалась в воспитательный процесс. В лестнице октябрята - пионеры - комсомол - партия вышестоящие шефствовали, воспитывали нижестоящих.

Пропагандой и поддержкой общественно-политического движения, о котором позже, режим решал весьма важную задачу:взяв под практически полный контроль души граждан, он прививал людям тоталитарное сознание, готовность подчиняться идеям, идущим из центра.

Особо стоит сказать о роли церкви. Являясь более древним институтом , чем политические партии, обладая значительным весом в обществе, церковь стала тем камнем преткновения, который не позволял полностью подчинить душу индивида. Попытки тоталитарного режима устранить, или, по крайней мере, сотрудничать с ней не везде приводили к успеху. В тех странах, где церковь сохранила свои позиции (Италия, Испания), отрицательные последствия тоталитаризма были не столь глубоки, как там, где она была жестоко подавлена (Германия, Россия).

Общественно-политическое движение и атомизация общества - основа существования тоталитарного режима.

Третий признак - общественно-политическое движение, составляющее массовую социальную базу режима. К сожалению, в ранних концепциях тоталитаризма практически не рассматривалась роль самого народа в создании и функционировании тоталитарного режима.

Народные массы чаще выступали в облике несчастных жертв, бедных непротивленцев, являющихся объектом приложения тоталитарных сил. Некоторые исследователи советского тоталитаризма производят искусственное разделение общества на отдельные части.

С одной стороны, лидер-диктатор во главе единственной массовой политической партии, террористический полицейский контроль, сверхцентрализованная система управления, а с другой - страдающий, несчастный народ. Если первая часть буквально аккумулирует в себе страшные черты тоталитаризма, то вторая часть общества находится как бы в стороне, вызывая симпатии и даже любовь.

Известно, что в Германии и Италии установлению тоталитарных режимов предшествовали массовые движения, участники которых совершенно добровольно поддерживали и разделяли фашистскую идеологию.

Сталинские репрессии по свидетельству очевидцев воспринимались значительной частью населения сочувственно, на этот раз на режим работали также пропаганда и террор.

Советский опыт свидетельствует, что тоталитаризм всегда имел социальную опору в народе. Без нее он не мог бы так долго существовать и видоизменяться. Документальные кадры: делегат от доярок надрывно кричит и от имени колхоза имени Буденного требует смерти для "врагов народа". Казалось, каждый колхоз, фабрика, парикмахерская, столовая должны отметиться и потребовать "высшей меры"; лица требующих сменяются, но слова поразительно похожи.

Из западных исследователей первой обратила внимание на фактор общественно-политического движения Х. Арендт, которая считала, что тоталитарные режимы возникают на его базе[15].

Какова же роль тоталитарного ОПД ?

В характере тоталитарного режима фактор ОПД занимает определяющее место по следующим причинам.

Во-первых, именно через ОПД как социальную базу режима происходит формирование в общественном сознании "тоталитарной идеи".

Во-вторых, через ОПД достигается всеохватывающий контроль над всеми проявлениями общественной жизни, что и обеспечивает осуществление тоталитарного господства власти.

В-третьих, через ОПД тоталитарный режим внедряет мифы в общественное сознание, формирует позитивное отношение масс к тоталитарному режиму, тотализирует массы изнутри, а всех несогласных, неподдающихся уничтожают.

С ОПД связана также и атомизация общества.

Еще до прихода к власти тоталитарное движение строится на принципах предельной атомизации своих членов; сначала достигается верность движению, преобладание связей с движением над личными связями, а затем их полная утрата в пользу своего места в движении.

После установления тоталитарного режима атомизация распространяется на широкие слои общества с помощью аппарата устрашения, включающего в себя, кроме террора, также и газеты, радио; однако самый мощный эффект имеет развитая система доносительства и круговой поруки, закрепляющая таким образом эффект массовой тоталитарной пропаганды.

"В обстановке всеобщей взаимной подозрительности, когда лояльность режиму измеряется числом доносов, любые личные связи становятся обоюдоопасными. Элементарная осторожность требует отказа от тесных связей, чтобы не ставить близких людей в такое положение , когда они ценой спасения своей собственной жизни будут вынуждены погубить тебя.

В результате достигается предельно возможная атомизация общества, и любое несогласие с политикой тоталитарного государства [и с тоталитарной идеей ] либо раскол между индивидом и обществом сразу же ставит индивида вне закона. Единственной положительной чертой становится безусловная и неизменная преданность Движению со стороны каждого его члена."[16]

Итак, через ОПД атомизированного общества достигается эффект "слияния с властью"(власть доноса), несмотря на абсолютную отстраненность людей от нее , и как результат-"народ не безмолвствует, как в феодальных государствах прошлого, - нет, народ поет, кричит "ура" и рукоплещет казням. "[17].

И сам им способствует, добавим.

Теперь несколько слов о том, что такое тоталитарная идея. Тоталитарная идея заключает в себе основной ценностный критерий организации тоталитарного общества; именно тоталитарной идеей отличаются различные формы тоталитаризма .

В зависимости от основного ценностного критерия можно выделить три формы тоталитаризма.

Правой форме соответствует национальный критерий (фашистские режимы Гитлера, Муссолини и др. ).

Левой форме - классовый(социальный) критерий (сталинизм).

Религиозной форме-религиозный критерий организации общества(исламский фундаментализм в Иране периода Хомейни).

В то же время, пожалуй, это различие между формами все-таки не является принципиальным; по глубинной сути своей все тоталитарные режимы очень близки.

Признаки тоталитарного ОПД следующие:

·     Цель Движения - установление диктатуры в какой-либо форме;

·     обращение к силе в качестве главного инструмента для достижения цели, а отсюда - террористические потенции Движения;

·     неприятие оппозиционных мнений, непримиримость к другим партиям, движениям;

·     идея своего особого предназначения.

Террор - логическое продолжение тоталитарной пропаганды.

Четвертый признак - государственно организованный террор, основанный на постоянном и тотальном насилии. Основой тоталитарного режима может быть только всеобщая лояльность граждан, в обеспечении которой террор играет не последнюю роль, представляя собой логическое продолжение тоталитарной пропаганды.

Обращенная не к разуму, но к чувствам тоталитарная пропаганда , являясь по сути насилием над духом, подкрепляется насилием физическим. Двойной гнет разлагает личность, гасит ее мыслительные способности, оставляя место лишь почти непроизвольным рефлексам энтузиазма и страха.

Такое давление со стороны государства ликвидирует не только любую оппозицию, но и любую попытку к инакомыслию.

Террор нанес огромный ущерб нации, практически уничтожив ее генофонд: представителей интеллигенции, людей науки уничтожали как относящихся к буржуазии, как "социально-чуждых".

Очень точно описал атмосферу государственного террора С. Цвейг: "Систематически совершенствуемый, деспотически осуществляемый государственный террор парализует волю отдельного человека [ночное ожидание - а за кем пришли? а не за мной?-и никакой попытки к сопротивлению. ] , ослабляет и подтачивает всякую общность. Он въедается в души, как изнурительная болезнь, и ... вскоре всеобщая трусость становится ему помощником и прибежищем, потому что, если каждый чувствует себя подозреваемым, он начинает подозревать другого, а боязливые из-за страха еще и торопливо опережают приказы и запреты своего тирана. "[18]. А боязливым может стать практически любой - наказание за недонесение закреплено законодательно. Экономическая автаркия, государственное планирование и принудительный труд в тоталитарном государстве.

Пятый признак - экономическая автаркия при жесткой регламентации экономики и существенной доле внеэкономических форм принуждения.

Появление тоталитарных тенденций в общественном развитии было обусловлено выходом ряда стран из патриархального, феодального состояния и включением их в новую систему государств с развитой экономикой. При этом развивающиеся государства вступали в конфликт с уже развитыми, занимая подчиненное положение, подобное положению полуколоний. Отсюда стремление к экономической автаркии как залога независимоcти.

С точки зрения внутреннего развития тоталитарному режиму также требовалась жестко регламентированная, замкнутая на государство экономическая структура. Более того, стоящей у руководства группировке была необходима такая экономическая структура, которая не просто замыкалась на государство, но в значительной степени зависела от воли лидеров.

Коммунистические вожди , искренне убежденные в своем знании экономических законов, считали, что могут с научной точностью управлять производством.

В Германии автократическая форма власти, наводящая "железной рукой" "новый порядок" в стране, была для монополий предпочтительнее сложного механизма демократического государства.

И в Германии, и в СССР не терпящая никакой оппозиционной организации тоталитарная политическая структура, которая практически свела на нет роль профсоюзов(или они служили орудием пропаганды), позволяла эксплуатировать труд самыми изощренными способами.

Жесткая централизация и террор позволяли в Германии тесно связанным с режимом монополиям извлекать максимальные прибыли при минимальных издержках. А монополии благодаря финансовой помощи создавали для руководства фашистского режима экономическую базу.

Тоталитарным характером собственности, как и слишком значительной ролью, которую в экономике играла идеология, можно объяснить особую ситуацию с производителями при коммунизме. Свобода труда в Советском Союзе была ограничена сразу после революции, а полностью с ней было покончено в 1940 году.

Постоянно использовались трудовые лагеря, где в полной мере был использован голод как важнейший стимул к труду. Границ между лагерями и фабричным трудом практически не было.

Трудовые лагеря и разного рода "добровольные" трудовые акции, например субботники , обязательные сверхурочные, являлись тяжелейшей, крайней формой несвободного труда. Они могли иметь временный характер, сам же несвободный труд - явление при коммунизме постоянное, в зависимости от потребностей момента более или менее ярко выраженное.

Работник был поставлен в такое положение, что свой товар - рабочую силу он должен был продавать на не зависящих от него условиях без возможности найти другого, лучшего работодателя.

Партийная бюрократия, монопольно владея природными ресурсами, осуществляя политическую диктатуру,  обрела право диктовать на каких и в каких условиях люди будут трудиться.

При такой системе невозможны свободные профсоюзы, а забастовки-явление исключительное.

Отсутствие забастовок коммунисты объясняли тем, что рабочий класс якобы находится у власти и опосредованно - через "свое" государство и "авангард" – КПСС – является собственником средств производства:таким образом, забастовки были бы направлены против него самого.

Настоящая причина в том, что партбюрократия располагала всеми ресурсами (и аппаратом подавления в том числе) и, главное, рабочей силой: любая эффективная акция против нее, если она не носит всеобщего характера, была трудноосуществима.

Забастовки - проблема скорее политическая , нежели экономическая. А в Советском Союзе проблем нет: именно для того чтобы скрыть их, произошел расстрел мирной демонстрации в Новочеркасске в 1962 году. Об этом не узнали бы, если б не А.И.Солженицын, рассказавший всему миру об этом.[19]

Как только все материальные богатства были сосредоточены в одних руках, возникла необходимость планирования. Центр тяжести планирования в любой коммунистической системе был на отраслях, имеющих решающее значение для политической стабильности режима. Ими были тяжелая и военная промышленность; им было подчинено все. Как следствие, возникала неизбежная несбалансированность и различные перекосы.

Идеологические и политические мотивы в большей степени, чем интересы национальной экономики как единого целого, являлись движущей силой коммунистического планирования.

Именно эти мотивы являлись доминирующими каждый раз, когда режим должен был выбирать между экономическим прогрессом, уровнем жизни народа и своими политическими интересами.

Система права в тоталитаризме.

Ярким примером извращенной правовой системы тоталитаризма является фашистская правовая система 19 века.

Функционеры аппарата фашистской партии и правосудия занимали позицию, характеризующуюся следующим: отрицанием либерального политико-правового порядка б) признанием концепции расово очищенной нации упрощением ее правопорядка; в) признанием политической гегемонии фашистской партии; г) экспонированием роли «вождя». Из политической концепции единства в немецкой нации, выраженной в триединой формуле -  «государство, движение и нация», были выведены основные понятия права, принцип «вождизма»  и принцип равенства.

Буржуазное гражданское право должно было бы заменено «народным кодексом». По концепции Г. Франка, в нем нужно было отказаться от наследия римского права и наслоений других правовых систем и выводить  его истоки из германского права. В нем предполагалось определить понятие «семьи», «свободы заключения соглашений», «права собственности», «брака», «права наследования» и т. д. Согласно Гедеманну, кодекс должен касаться всех «принадлежащих к великогерманскому рейху» в духе нюрнбергских законов 1935 г., но не распространялся на лиц «чуждой крови» и иностранцев Проект кодекса предполагал неравенство перед законом санкционированное ранее «арийскими» статьями нюрнбергских законов. Приговором уголовного суда гражданин мог быть лишен своего правового статуса, если оказался «недостойным принимать полное участие в правовой жизни», иначе говоря, он низводился до положения врага. «Народный кодекс» не был оглашен до конца существования третьего рейха, однако множество предложений, поступивших в ходе редакционной работы свидетельствует о направлении, по которому следовало фашистское законодательство, и показывает, как оно должно было отойти от буржуазной правовой системы, являющейся наследием французской и английской революций. Фашистские концепции личного права нашли полное отражение в так называемом нюрнбергском законодательстве третьего рейха (значительно меньше — в законодательстве фашистской Италии), далее — в законе о гражданстве рейха, а также в законе об охране немецкой крови (15 сентября 1935 г.). Закон о гражданстве делил граждан на две категории, причем гражданами sensu stricto были  лица «немецкой крови или родственной ей»,  которые своим поведением доказывают, что «сознательно  будут служить нации и рейху». Законодательство о защи­те немецкой крови подтвердило основы политики дискриминации  расово чуждых элементов. Правовая норма и сопутствующее ей принуждение привели к полному отстранению от нормальной жизни еврейского населения. Подобные дискриминационные нормы были введены по отношению к польскому населению (25 сентября 1941 г.). Нюрнбергские законы создавали фундамент права о браке. Некоторые его предпосылки нашли свое отражение в законе о стерилизации (14 июля 1933 г.) и в судебной практике,  а также в законодательных нормах об охране потомства немецкой нации (18 октября 1936 г.). Право о браке (6 июля 1938 г.), по официальному обоснованию, «было первым шагом на пути создания единого великогерманского права о браке и семье». В нем содержалось утверждение, что брачное право перестает бьпь контрактом, что оно является правовым устройством, созданным для поддержания биологической непрерывности немецкой нации. Понятия крови и расы  легли в основу ограничений при вступлении в брак, причем постановления параграфа 4 закона ссылались на нюрнбергский закон. Чистота расы была условием, вступления в брак. Несколько последующих  нормативных актов исключали и даже предусматривали наказание за вступление в брак лиц «немецкой крови» или родственной ей с лицами «чуждой крови". Такие постановления касались не только евреев, но и всех национальностей, признанных принадлежащими к низшей расе, прежде всего славян (во время войны). Наследственное право (31 августа 1938 г.) содержало концепцию «здорового национального чувства». Его предписания считали недействительным изъявление последней воли, если при этом нарушались интересы семьи и национального единства, понятые в духе «здорового национального чувства». Случаи нарушения «здорового национального чувства» были подробно перечислены в обосновании закона и в интерпретационном распоряжении министра юстиции. Ни в каком случае наследство не могло переходить от «арийцев» к евреям. Предписания закона о наследовании согласно гитлеровской политике явно ограничивали, право распоряжаться собственным имуществом. Примечательно, что в особых распоряжениях административных властей вопросы наследования у евреев регулировались таким образом, что все имущество евреев после их смерти поступало в государственную казну. Во время войны на "территориях, присоединенных к рейху" польское население, не принявшее «немецкой национальной карты», лишалось имущества и по отношению к нему постановления наследственного права были беспредметны.

Представляется, что из концепции личного права вытекали некоторые аналогии для формирования фашисткого права наций (международного права), также законов касающихся национальных меньшинств. Правовая доктрина третьего рейха приняла новый термин — «право о национальных группах» (Vоlksgruppen гесht), отказавшись от традиционного понятия «меньшинство». Гитлеровской политике агрессии должно было служить положение о «международно-правовом упорядочении большого пространства при одновременном невмешательстве других держав». Утверждалось, что международное право как право наций (ius gentium) является «конкретным порядком», персонально установленным принадлежностью к  нации и государству. Одновременно каждый порядок оседлых народов, сосуществующих и уважающих, друг друга, составляет также территориально конкретный порядок пространства».[20]                      

Правовая доктрина гитлеровской Германии выдвигала тезис, исключавший ассимиляцию, денационализацию немецких национальных групп, проживающих в других странах. В соответствии с принятым принципом приоритета политики над правом это положение подкреплялось заявлением Гитлера, сделанным 20 февраля 1938 г. в парламенте, и нацистской «национальной идеей», из торой вытекало якобы «немецкое право опеки над немецкими национальными группами иной государственной принадлежности». Эта политическая концепция была возведена в ранг нового международно-правового принципа, исключающего возможость ассимиляции инонациональных групп. Из этого следовала претензия распространить опеку на немецкие «национальные группы», проживающие в Семиградье, на Волге, в Балтийских странах и т. д. Этим также правовая доктрина оправдывала гитлеровскую агрессию против Чехословакии и Польши. В связи с политическими решениями об «упорядочении пространства»  уже в 1939 г. Германская академия права отказалась от намерения кодифицировать «право о национальных группах».

Фашистская теория государства и права выдвинула на первое место расизм, и им вскоре было пропитано все законодательство третьего рейха. При соблюдении видимости  законности монополистический капитал отнимал при помощи ряда нормативных актов имущество у целых  групп населения, признанных объективными врагами, в первую очередь у евреев. В годы второй мировой войны крупные монополии в своей практике «ариизации» уже полностью отказались от создания видимости законности (в частности, по отношению к полякам). Дискриминационные акты «ариизации» до 1939 г. имели целью установить контроль государства над имуществом евреев, изъять у них средства производства, хотя «отчуждение» не употреблялось. Этой цели служили экономические сделки, при которых использовалось положение евреев, ограничения в торговле и правах, опирающиеся на административные распоряжения, а также акты о ликвидации имущественного состояния "неарийцев". Варварское распоряжение от 12 ноября 1938 г., налагавшее на все еврейское население в Германии  контрибуцию размером в 1 млрд. марок, положило начало волне дискриминационных актов. Затем "неарийцам" было запрещенo заниматься розничной торговлей, занимать руководящие должности, покупать недвижимое имущество, иметь дело с обращением драгоценностей и т. д. "Ариизационное» законодательство было введено на территории Австрии и Чехии немедленно после нападения и захвата этих земель. На территории Польши секретное распоряжение Гитлера от 7 октября 1939 г. положило начало акции экспроприации поляков.

"Ариизация" должна была начаться во имя «немецкого национального единства», с целью устранения объективного врага. Фактически, однако, процесс «ариизации» происходил в интересах крупного частного и государственно-монополистического капитала. «Благо нации», во имя которого проводилась «ариизация», фактически было благом верхушки фашистских главарей, ибо промышленно-финансовая олигархия в фашистских государствах срасталась с руководящей верхушкой фашистской партии.                                            

Особая роль в фашистском праве принадлежала уголовному праву. Исходя из расистских установок, уголовное право безусловно должно было применяться и в таких вопросах, которые раньше относились только к сфере морали. Для определения роли уголовного права существенным было признание: существования «национальной общности», якобы связанной узами крови и расы, а также субъективным чувством принадлежности к этой общности принципа вождизма и тем самым указаний «вождя», которые таким образом становились нормой поведения. Законодатель исходил из того, что на члена «национальной общности» следует налагать обязанности, а права последнего недействительны. Основной обязанностью считалось повиновение, а уголовное право должно было oсуществлять функцию регулятора общественной морали. С первых месяцев после прихода к власти фашистов, расширялись общие принципы уголовной ответственности и так называемые судейские меры наказания, ужесточались принципы специальных превентивных мер и увеличивалось количество фактических состояний, ведущих к небывалой пенализации жизни.        

Началом в системе фашистской репрессивно-превентивной политики было распоряжение о защите нации и рейха 28 февраля 1933 г. (так называемый Lex van Lubbe), вводившее смертную казнь за преступления, которые в момент их совершения карались меньшей мерой наказания. Следующие законодательные акты от 20 декабря 1934 г. должны были обеспечить особую защиту государственных учреждений и фашистской партии. Новелла к уголовному кодексу от 28 июня 1935 г. допустила возможность уголовного преследования за деяния предусмотренные нормативными актами, т. е. применение аналогии. Аналогия преступности деяния выходила за рамки правовой системы, обращаясь «к здоровому национальному чувству». Судья должен был установить, было ли  в составе преступления нарушение основ политической доктрины фашистов.    

Новеллизация нескольких фактических положений кодекса свидетельствует о непосредственном вмешательстве «вождя» в правосудие. На это указывают предписания об охране немецкой крови и чести (15 сентября 1935) а также законы о борьбе с экономическим саботажем и т. д.

В  ходе подготовительных работ к изданию нового уголовного кодекса были сформулированы положения, которые легли в основу «уголовного права военного времени». Еще до войны строгость уголовного законодательства не оставляла сомнений, что дело идет к применению таких средств, которые полностью устранят преступность. Уже проекты «уголовного права военного времени» были направлены на создание системы эффективной защиты "внутреннего фронта" — системы, охраняющей «единство национальной общности». Усиление уголовных санкции, расширение перечня деяний, за которые угрожало уголовное наказание, и, наконец, упрощение карательной процедуры — это лишь некоторые важнейшие средства борьбы деструктивными» действиями или «предательством».

Распоряжение об особом уголовном праве в период войны от 17 августа 1938 г. свидетельствовало о том, фашистское государство закончило этап подготовки к войне и приспособило всю правовую систему к военным условиям. Смертной казнью каралось так называемое "разлагающее влияние на обороноспособность». Это должно обеспечить мобилизацию и ликвидировать проявления пораженческих настроений. Очередные акты о чрезвычайных мерах в области радиовещания, о военной экономике и, прежде всего, о врагах нации (5 сентября 1939 г.) составляли ядро уголовного права военного времени. В них допускалось применение наказаний, выходящих за границы законности, если этого требовало "здоровое национальное чувство". Среди прочих выделялось своими исключительно суровыми наказаниями распоряжение об обеспечении обороноспособности немецкой нации от 25 сентября 1939 г. Несколько позже (6 мая 1940 г.) было разрешено распространить действие уголовных законов на оккупированные страны, на преследование граждан покоренных стран через суд оккупантов и на подавление таким образом движения сопротивления (хотя этим занимались и другие оккупационные органы). В годы войны фашистские законодатели не были стеснены требованиями законности. Примечательным является факт, что даже суды, которые должны творчески развивать законодателя, также перестали считаться с требованиями законности.

Глава 2. Авторитарный режим и его отличие от тоталитарного режима.

Одним из наиболее распрастранённых в истории типов политических систем является авторитаризм. По своим характерным чертам он занимает как бы промежуточное положение между тоталитаризмом и демократией. С тоталитаризмом его роднит обычно автократический, не ограниченный законами характер власти, с демократией — наличие автономных, не регулируемых государством общественных сфер, особенно экономики и частной жизни, сохранение элементов гражданского общества. В целом же авторитарной политической системе присущи следующие черты:

    Автократизм (самовластие) или небольшое число носителей власти. Ими могут быть один человек (монарх, тиран) или группа лиц (военная хунта, олигархическая группа и т.д.)

    Неограниченность власти, её неподконтрольность гражданам. При этом власть может править  с помощью законов, но она их принимает по своему усмотрению.

    Опора (реальная или потенциальная) на силу. Авторитарный режим может не прибегать к массовым репрессиям и пользоваться популярностью среди широких слоёв населения. Однако он обладает достаточной силой чтобы в случае необходимости по своему усмотрению использовать силу и принудить граждан к повиновению.

    Монополизация власти и политики, недопущение политической оппозиции и конкуренции. Присущее этому режиму определённое политико-институциональное однообразие не всегда результат законодательных запретов и противодействия со стороны властей. Нередко оно объясняется неготовностью общества к созданию политических организаций, отсутствием у населения потребности к этому, как это было, например, в течение многих веков в монархических государствах. При авторитаризме возможно существование ограниченного числа партий, профсоюзов и других организаций, но при условии их подконтрольности властям.

    Отказ от тотального контроля над обществом, невмешательство или ограниченное вмешательство во внеполитические сферы и прежде всего в экономику. Власть занимается главным образом вопросами собственной безопасности, общественного порядка, обороны, внешней политикой, хотя она может влиять и на стратегию развития, проводить достаточно активную социальную политику, не разрушая при этом механизмы рыночного саморегулирования.

    Рекрутирование политической элиты путём кооптации, назначения сверху, а не конкурентной электоральной борьбы.[21]

К числу общих черт всех авторитарных режимов относят также следующие:

— для нее характерно слияние законодательной, исполнительной и судебной властей, либо их формальное, показное разделение;

— в социальном плане авторитаризм пытается стать выше классовых различий, выразить общенациональный интерес, что сопровождается социальной демагогией, популизмом;

— во внешней политике для него характерны агрессивные имперские установки.

Все эти характеристики дают в сумме явление авторитаризма только в том случае, если наличествует его духовный и практический стержень — авторитет. Под авторитетом понимается общепризнанное неформальное влияние отдельной личности или какой-то организации в различных сферах жизни общества. В более узком смысле авторитет — одна из форм осуществления власти, стоящей выше права. М. Бебер выделял три типа авторитета: 1) основанный на рациональном знании, 2) на традиции, 3) на харизме вождя. В первом случае носителем авторитета является учитель-пророк, во втором - проповедник, в третьем - вождь. Без личности такого рода авторитаризм невозможен. Она является знаком, символизирующим единство нации, ее суверенитет, ее великое прошлое, настоящее и будущее.[22]

Учитывая эти признаки авторитаризма, его можно определить как неограниченную власть одного лица или группы лиц, не допускающих политическую оппозицию, но сохраняющую автономию личности и общества во внеполитических сферах. При авторитарной политической системе запрещаются лишь определённые, главным образом политические формы деятельности, в остальном же граждане обычно свободны. Авторитаризм вполне совместим с уважением всех других, кроме политических, прав личности. В то же время в условиях авторитаризма граждане не имеют каких-либо институциональных гарантий своей безопасности и автономии (независимый суд, оппозиционные партии и т.д.).

Способы легитимизации власти.

Авторитарные политические системы очень разнообразны. Это монархии, деспотические диктаторские режимы, военные хунты, популистские системы правления и др. Авторитарные правительства могут добиваться признания не только силой, с помощью массового истребления но и более гуманными средствами. На протяжении тысячелетий они опирались главным образом на традиционный и харизматический способы легитимации. В XX в. в целях легитимации широко используется националистическая идеология. Большинство авторитарных режимов в Азии, Африке и Латинской Америке оправдывали своё существование необходимостью национального освобождения и возрождения.

В последние десятилетия авторитарные политические системы очень часто используют некоторые демократические институты — выборы, плебисциты и т.п. — для предания себе респектабельности в глазах международного сообщества и собственных граждан, уклонения от международных санкций. Так, например, неконкурентные или полуконкурентные выборы использовались авторитарными или полуавторитарными режимами в Мексике, Бразилии, Южной Корее, Казахстане, России и многих других государствах. Отличительной чертой таких выборов является ограниченная или лишь видимая конкурентность (когда все кандидаты угодны властям) конкурентность, полная или частичная контролируемость властями их официальных итогов. При этом у властей существует много способов обеспечить себе формальную победу: монополия на средства массовой информации, отсеивание неугодных лиц ещё на стадии выдвижения кандидатов, прямая фальсификация бюллетеней или результатов голосования и т.п.

В период после второй мировой войны и, особенно, в последние десятилетия авторитарный политический строй чаще всего носит переходный характер и ориентируется, хотя бы формально на переход к демократии.

Сильные и слабые стороны авторитаризма.

В конце 80 — начале 90-х гг. значительно возрос научный и политический интерес к авторитаризму в связи с крахом преимущественно тоталитарных политических систем в большинстве коммунистических государств мира. Попытки многих из них, в том числе и России, быстро, в духе большевистских “кавалерийских атак” ввести демократию без наличия необходимых для неё общественных предпосылок не увенчались успехом и повлекли за собой многочисленные разрушительные последствия.

В то же время целый ряд авторитарных государств (Южная Корея, Чили, Китай, Вьетнам и др.) практически продемонстрировали свою экономическую и социальную эффективность, доказали способность сочетать экономическое процветание с политической стабильностью, сильную власть — со свободной экономикой, личной безопасностью и сравнительно развитым социальным плюрализмом.

Авторитаризм иногда определяют как способ правления с ограниченным плюрализмом. Он вполне совместим с экономическим, социальным, культурным, религиозным, а частично и с идеологическим плюрализмом. Его воздействие на общественное развитие имеет как слабые, так и сильные стороны. К числу слабых относится полная зависимость политики от позиции главы государства или группы высших руководителей, отсутствие у граждан возможностей предотвращения политических авантюр или произвола, ограниченность институтов артикуляции, политического выражения общественных интересов.

В то же время авторитарная политическая система имеет и свои достоинства, которые особенно ощутимы в экстремальных ситуациях. Авторитарная власть обладает сравнительно высокой способностью обеспечивать политическую стабильность и общественный порядок, мобилизировать общественные ресурсы на решение определённых задач, преодолевать сопротивление политических противников. Всё это делает её достаточно эффективным средством проведения радикальных общественных реформ.[23]

Природа авторитаризма и условия его возникновения.

Авторитаризм — политический режим власти, не ограниченной правом, опирающейся на прямое насилие и осуществляемой единоличным правителем или правящей элитой. В истории общества можно выделить различные его формы: древневосточные деспотии, тиранические режимы античности, абсолютистские монархии позднего средневековья и Нового времени, западноевропейские империи XIX века, военно-полицейские, фашистские и коммунистические режимы в XX в. Историческое многообразие форм авторитаризма показывает, что этот политический режим совместим с различными по природе общественными и политическими системами — рабовладением, феодализмом, капитализмом, социализмом, демократией и монархией. Отсюда — трудности, связанные с попытками определения общей природы авторитаризма, вычленения его сущностных, устойчиво повторяющихся характеристик.

Каковы условия возникновения режима авторитарной власти?

1. Социальный и политический кризис общества, выражающий переходный характер переживаемого времени. Для такого кризиса характерна ломка устоявшихся традиций, образа жизни, исторического уклада, которая связана с резкой модернизацией

основных сфер общественной жизни и совершается в течение одного-двух поколений.

2. С ломкой исторического уклада жизни общества связано размывание наличной социально-классовой структуры, происходит маргинализация основной массы населения. Появление больших масс людей, <выбитых> из традиционных <гнезд> существования, лишенных собственности и видящих в государстве и олицетворяющей его фигуре вождя единственный шанс на выживание, в значительной мере радикализирует социальное и политическое поведение маргинальных переходных слоев, повышает степень их активности, заряженной отрицательной энергией разрушительства.

3. В сфере социальной психологии и идеологии нарастают

настроения заброшенности и отчаяния, стремление к <восстановлению> социальной справедливости путем установления поголовного равенства, потребительское отношение к жизни берет верх над этикой производительного труда. Рождается образ врага народа, персонифицируемого в лице какого-либо общественного института, социальной группы или нации. Возникает культ личности вождя, с которым связываются последние надежды на преодоление кризиса.

4. В большой степени возрастает роль исполнительных органов государственной власти и основной военной силы - армии, обращаемой внутрь общества. Особое значение приобретает бюрократия, без которой невозможно функционирование - более или менее успешное - исполнительной власти в условиях нарастающего кризиса и которая становится источником и хранителем власти, стоящей над обществом.

5. Наконец, решающим условием возникновения авторитаризма является лидер, обладающий авторитетом, признаваемый большинством нации, что обеспечивает возможность бескровного, мирного захвата власти определенной политической группировкой. В ином случае неизбежна гражданская война, решающая спор между партиями и вождями.

Поскольку режим авторитарной власти появляется не стольков результате случайного стечения обстоятельств, но всегда в той или иной мере выражает историческую необходимость, постольку он не может оцениваться однозначно. Наряду с авторитарными режимами консервативного (Сулла в Древнем Риме) или откровенно реакционного толка (Гитлер, например), были и такие, которые играли прогрессивную роль в историческом развитии своей страны, например Наполеон Бонапарт, Бисмарк, Петр 1.

 

Авторитаризм и социализм: командно-административная система

Иллюстрацией вышеприведенного тезиса может быть командно-административная система, установившаяся в нашейстране после Октябрьской революции и победы большевиков в гражданской войне. Эта система - результат предшествующего исторического развития России, а не злонамеренной воли одной партии или группы лиц (Ленина, Троцкого, Свердлова и др.). Она не была создана Сталиным, как утверждают многие ученые и публицисты, но только была доведена им до образцового состояния. Анализ природы командно-административной системы необходим по двум причинам. Во-первых, отождествление командно-административной системы и сталинизма выводит из-под критического анализа политическую практику послеоктябрьского периода и не дает возможности объективно осмыслить характер Октябрьской революции, а также оценить деятельность Ленина и партии большевиков в 1917 году. И во-вторых, потому, что теоретически и политически непродуманная, хаотически суетливая и непоследовательная десталинизация нашего общества таит в себе угрозу возникновения новых авторитарных режимов как в стране в целом, так и в ряде республик, в первую очередь в тех, где десталинизация проводится наиболее радикально (Грузия, Россия). Либо возможна консервация прежнего типа авторитаризма - коммунистического (Азербайджан, Казахстан, республики Средней Азии).

Каковы основные черты послеоктябрьской политической системы, позволяющие охарактеризовать ее как авторитаризм?

Начиная с 1861 г., Россия переживала процесс индустриализации, сопровождаемый реформированием многих сторон жизни общества, резкой ломкой традиционного исторического уклада. Поскольку этот процесс шел зигзагообразно, то муки модернизации не находили соответствующего разрешения, что вело  к накоплению кризисных явлений, приведших к первой русской революции. Мировая война усугубила кризис общества, доведя его до высшей точки, точки антагонистического противостояния самодержавного государства и общества.

В этот период в России происходило становление новой социально-классовой структуры общества, но становление затянутое. Новые индустриальные классы составляли малую часть населения, большая часть которого все более подвергалась пауперизации, включая и дворянство. Это обеспечивало господство маргинальных слоев в городе и деревне, размытый характер социальных отношений, резко повышало степень социальной и политической активности этих слоев. Последнее, в свою очередь, оказывало разрушительное давление на формирующуюся социально-классовую структуру, тормозило ее становление.[24]

Война в высшей степени усилила роль государства, его вмешательство в жизнь общества и контроль за нею, возросло значение бюрократии для успешного функционирования исполнительной власти, усилилась роль армии во внутренней жизни страны. Страна вставала на грань выживания, что способствовало укреплению в массовом сознании национальной идеи и поиску сильной личности, способной воплотить эту идею в жизнь, спасти страну от военного, экономического и политического краха. Предоктябрьская Россия искала в авторитаризме выхода из кризиса, и вероятность демократической альтернативы была крайне мала. Керенский или Корнилов — два вождя, за которыми стояли различные варианты авторитарного режима. Составившие третью силу большевики были обречены на авторитаризм, ибо иной вариант выхода из кризиса был невозможен в той ситуации. Разразившаяся после революции гражданская война была только спором между различными вариантами авторитаризма.

Таковы исторические предпосылки, обусловившие авторитарный характер послеоктябрьской политической системы. Ее основные черты: 1) монополия компартии на политическую власть (диктатура партии), превратившаяся после Х съезда партии в монополию на власть правящей верхушки, внутри которой шла ожесточенная борьба за лидерство, обострившаяся после болезни и смерти Ленина; 2) слияние законодательной, исполнительной и судебной власти; 3) сверхцентрализация управления экономической, политической и духовной жизнью общества; 4) роль бюрократии и военно-полицейского аппарата (ВЧК—ОГПУ) становится решающей; 5) прямое использование насилия по отношению к оппозиции и инакомыслящим и государственный терроризм; 6) агрессивные внешнеполитические установки, выражавшиеся то в стремлении разжечь пожар мировой революции, то в создании образа страны — «осажденной крепости»;

7) идеология особого — советского и социалистического — национализма, которая внутри страны проявлялась в унификации национально-культурных черт различных народов, в стремлении создать единый советский народ, а вовне — в попытке навязать советский образ жизни другим странам;

8) создание харизмы Ленина, под прикрытием которой и от имени которой действовали его преемники, освящая этой харизмой («верность заветам Ленина», «верность принципам марксизма-ленинизма») свое правопреемство, объявляя ее источником легитимности собственной власти.

Какова общая оценка советского авторитаризма? Он был выражением и продолжением политики, направленной на индустриализацию страны, и в этом отношении отвечал исторической необходимости. Но в то же время он был детищем непоследовательности этой политики и ее альтернативой. Продолжая политику царского правительства на централизацию управления экономикой, советский авторитаризм разрушил слабую еще систему институтов гражданского общества, несомненно способствовавших индустриализации и цивилизации русского общества, как якобы главного их противника. Считая, как и Столыпин, патриархальность деревни тормозом экономического развития, большевики пошли в прямо противоположном направлении. Тем самым политика авторитарного государства вошла в резкое противоречие с потребностями исторического развития, вызвав необходимость перерастания советского авторитаризма в какую-то новую форму.

Отличия тоталитарных и авторитарных режимов.

Режим тоталитарной власти в отличие от авторитаризма оказывается внеполитическим образованием — в эпоху тоталитаризма политические отношения и институты в обществе, по существу, исчезают или становятся формально-декоративными. Организация тоталитарной власти имеет иерархический характер: вверху пирамиды находится вождь, обладающий абсолютной, ничем не ограниченной властью; внизу — массы, столь же абсолютно ему подвластные. Такая организация власти формально сходна с авторитаризмом. В действительности же тоталитарная власть неделима на уровни: на любом уровне социальной иерархии индивид, обладая властью, обладал тем самым абсолютной властью над вверенным ему «объектом». Различие было именно в объекте приложения власти, но не в ее характере. Например, любой начальник районного масштаба обладал всеми атрибутами власти — партийной, хозяйственной, судебной, карательной и т.п. Поэтому для функционирования тоталитарной власти не нужно было принуждения, идущего сверху вниз: тоталитарный индивид добровольно подчинялся вышестоящему, получая в обмен на покорность возможность абсолютной власти «на своем месте». Можно сказать, что ограничения в структуре тоталитарной власти вытекали из пересечения индивидуальных властей, что создавало непрерывное и постоянное напряжение во всех узлах системы и было источником энергии, питавшей существование этой системы.

Основные моменты различия тоталитарного и авторитарного режимов в следующем:

1. Наиболее серьезный момент связан с пониманием цели, «исторической миссии» данного режима, будь то доктрина «расового превосходства», специфические национально-имперские идеи или какие-то другие. Можно сказать, что тоталитаризмом на первых порах двигала та или иная утопическая мечта, направленная против либеральной демократии, капиталистической экономической системы и в какой то мере отвечавшая чаяниями большинства населения страны. Подвижники тоталитарного идеала рассматривали его как прообраз будущего миропорядка. Поэтому тоталитаризм не только ориентирован «вовнутрь», т.е. на создание совершенного общества в какой-либо отдельной стране, но и пытается реализовать свои потенции «вовне», т.е. распостранить аналогичный своему общественный строй на другие страны, и в этом он, пожалуй, мало чем отличается от некоторых нынешних демократий.[25]             

Авторитарные государства в подавляющем большинстве случаев не ставят перед собой задачу полного преодоления предшествующего социального строя. Военные хунты в Латинской Америке обычно приходили к власти под лозунгами сохранения утвердившегося порядка, избавления от реальной или мнимой угрозы его изменения. Авторитаризм склоняется к идее органичного развития, под которым часто скрывается желание воспрепятствовать вообще всяким заметным изменениям.

2.Другой признак, по которому различаются тоталитарные и авторитарные системы, заключается в неодинаковой степени регламентации различных аспектов общественной жизни в них. Тоталитаризм стремится реализовать утопический идеал во всех сферах общественной жиизни. В результате предполагается не только создание и пропаганда новой системы ценностей, но и формирование такого политизированного человека, индивидуальность которого должна быть подчинена коллективности, растворена в ней. Для авторитаризма, напротив, характерна намеренная деполитизация масс, их довольно слабая политическая информированность.

3. Зачастую при авторитаризме формально существуют парламент, партии, разделение властей и другие атрибуты демократии: гражданское общество не полностью поглощено государством, и возможно даже «дозированное инакомыслие».[26] Диктатура может признавать или терпеть  определенные социальные конфликты. При ней продолжает существовать целый ряд влиятельных в политическом отношении групп давления (государственная бюрократия, военные, крупная буржуазия и т.д.), которые, защищая свои интересы, прежде всего экономические, могут блокировать принятие неугодных им решений.

4. Авторитарные диктатуры предпочитают сохранять традиционные классовые, сословные или племенные перегородки, которые тоталитаризму чужды. Тоталитаризм в период становления в соответствии со своим утопическим идеалом разрушает прежнюю социальную структуру, разрывает традиционные социальные связи, ликвидирует сложившуюся прежде социальную дифференциацию, т.е. «превращает классы в массы».[27]

Это одновременно порождает огромный слой людей, утративших свои социальные корни и готовых следовать за новыми вождями, которым они безоговорочно доверяют. Тоталитарные режимы активно вторгаются в экономическую сферу либо устанавливая над ней строгий контроль, либо подвергая её полному или почти полному огосударствлению.

5. Многие авторитарные режимы стремились сохранить прежний социально-экономический уклад. Латиноамериканские хунты, например, подходили к делу довольно прагматично. Военные академии в Бразилии и в Перу давали своим выпускникам не только военные знания; они включали в программу обучения и курсы экономической науки, управления, основы социологии и т.д. Это позволяло им трезво оценивать преимущества той или иной системы хозяйствования. И, захватывая власть, военные оставались скорее контролерами, чем специалистами. Они весьма осторожно относились к экономическим процессам, а непосредственное управление ими, как правило, поручали специалистам из гражданских лиц. В противоположность тоталитарным диктатурам такие авторитарные режимы, как например, в Южной Корее, на Тайване, оказались достаточно эффективными в экономическом отношении.

6. Еще одно различие между тоталитаризмом и авторитаризмом заключается в самой структуре власти. В тоталитарной системе центром власти является одна партия, и партийные органы пронизывают весь государственный аппарат, общественные организации и производственные структуры. Решения партийных органов служат руководством к деятельности для всех остальных центров власти, а также для армии и службы внутренней безопасности.

            В авторитарных диктатурах государство обладает высшей ценностью, являясь средоточием властных функций. Само государство подчиняется в своей деятельности своду норм, зафиксированных в законодательных кодексах их стран, и по своей сути призвано осуществлять не рпрессивную, а управленческую функцию.[28] Безусловно, факты коррупции и прямого здоупотребления законом в авторитарных государствах более чем часты, но идея государства как надклассового верховного арбитра, которое в случае необходимости может силой прекращать социальное противостояние, очень живуча.

             Еще одно из отличий авторитаризма от тоталитаризма заключается в том, какую роль играют в обоих режимах репресии. В период зарождения, становления и господства тоталитарная диктатура осуществляет системаический террор по отношению к своим противникам легально и организованно. Он проводится секретной службой безопасности, значение которой со временем возрастает настолько, что она пытается соперничать с правящей партией за власть.

            Авторитарный режим также имеет тайную полицию, которая часто попирает закон и терроризирует противников режима. Но массовые узаконенные репрессии с созданием специальных лагерей авторитаризму, как правило не свойственны. Авторитарные диктаторы обычно применяют тактику избирательного террора, направленного на устранение или запугивание оппозиционных депутатов, видных общественных деятелей, несогласных с политикой режима, и т.д.[29] Чаще всего с ослаблением репрессий начинают расти и набирать вес в обществе, в политической борьбе оппозиционные силы, и тоталитаризм постепенно перерастает в авторитаризм.

Конечно, отмеченные различия между диктатурами тоталитарного и авторитарного типов не следует абсолютизировать. Многие режимы являются как бы промежуточными между ними и объединяют признаки разных типов в силу особенностей своего политического опыта. Целый ряд стран в наши дни совершает переход от диктатуры к демократии и с трудом поддается однозначному определению согласно принятой в современной политологии классификации.

Глава 3. Современные авторитарные режимы.

 Наш век так и не стал эпохой полного торжества демократии. По-прежнему больше половины населения земного шара живет в условиях авторитарных или тоталитарных диктатур. Последних становится все меньше, практически оставшиеся диктаторские режимы относятся к авторитарным и существуют в странах «третьего мира».

 После 1945 года десятки стран освободились от европейского колониализма, и их руководители были полны оптимистических планов быстрого экономического развития и социального прогресса. Некоторые наблюдатели полагали, что иным метрополиям придется кое-чему поучиться у своих бывших колоний. Но вторая половина ХХ в. обернулась скорее трагедией, чем триумфом освободившихся стран. Лишь многим из них удалось достичь политической демократии и экономического процветания. За последние тридцать лет десятки стран «третьего мира» переживали бесконечные серии переворотов и революций, которые подчас бывает трудно отличить друг от друга. На смену одному авторитаризму приходил другой, как это было, например, в Иране, когда в 1979 году вместо шахского режима утвердилась власть Хомейни. В странах «третьего мира» диктатуры доминируют и часто находят там поддержку у большинства населения. Этому способствуют некоторые особенности развития восточных обществ.

К ним относится, во-первых, специфическая роль общины.[30] Политический и культурный опыт стран Азии, Африки и в меньшей степени Латинской Америки не пронизан идеей самостоятельной ценности человеческой жизни, не содержит в себе представления о позитивном значении индивидуальности. Человек мыслится как часть целого, как член определенного общества, нормам которого  он должен подчиняться и в мыслях, и в поведении, т.е. коллективное довлеет над личным. Велика и роль разного рода лидеров, которые берут на себя право толкования норм и воплощают в своем лице единство общины, клана и т.п.

Здесь господствуют такие отношения, когда глава общины «опекает» её членов, а за это они обязаны «служить» ему верой и правдой. В таких обществах ориентирами политического поведения служит не мировоззрение, а поведение руководителей общины, клана и т.д. В большинстве стран «третьего мира» политические противники и разделяются в основном по признаку клановости.

Во-вторых, «в третьем мире» значительным весом обладает государство, поскольку гражданское общество еще не развито. Отсутствует мощный средний слой, способный стать опорой демократии и сильной гражданской власти. Возрастает роль исполнительной власти, являющейся консолидирующей силой общества, поскольку оно разделено многочисленными религиозными, этническими, сословными и иными перегородками и ни одна политическая сила в нем не может стать гегемоном.[31] При таком положении дел только государство может мобилизовать все средства для  модернизации и ускоренного развития.

Указанные моменты создают предпосылки для авторитарной власти. Почти все попытки приобщения стран «третьего мира», например стран Африки, к демократии путем копирования конституций и политических систем стран-метрополий оказались неудачными. Установившиеся там непрочные «демократии» не были результатом долгой и упорной борьбы самих народных масс за свои права, как это было в Европе.

В конце 50-х-начале 60-х годов,  авторитарные режимы, прежде всего военные диктатуры, находили своих сторонников не только в развивающихся странах, но и среди некоторых представителей академической общественности Запада. Ряд политологов и  политиков считали,  что эти режимы являются наиболее подходящим типом власти для стран, совершающих переход от традиционного к индустриальному обществу. Возлагались надежды на то, что армия как наиболее организованная сила сможет провести все необходимые преобразования «сверху», что она в состоянии противостоять коррумпированным элементам в государственном аппарате    и является символом национального единства, поскольку набирается из различных  социальных слоев,  национальностей и регионов. Некоторые наблюдатели  из США и Западной Европы предполагали, что при помощи военных можно легче всего внедрить в освободившихся странах  западные экономические и политические принципы.[32]

Действительность оказалась иной. В большинстве африканских и азиатских стран в условиях господства военных авторитарных диктатур армия обнаружила чрезмерную склонность к бюрократизации и организационной рутине. Среди военных процветали коррупция и кумовство. Военные расходы резко увеличивались за счет столь же резкого сокращения средств для проведения необходимых реформ. Военные чаще всего оказывались неспособными создать такие политические институты, в деятельности которых могли бы участвовать представители различных политических течений и сил. Наоборот, они стремились поставить все сферы общественной жизни под собственный контроль. В большинстве случаев не подтвердилась и вера в способность армии стать объединяющим центром разных социальных групп.

Армии не смогли противостоять этническому и конфессиональному расколу, племенным разногласиям и сепаратистскому движению. Во многих армиях «третьего мира» существует несколько различных группировок, организующих заговоры и контр заговоры. Это нередко приводит к затяжным кровавым конфликтам (Пакистан, Чал, Уганда и т.д.).

Режимы с частыми военными переворотами получили название преторианских по аналогии с Древним Римом, где преторианская гвардия часто возводила на престол угодного ей претендента или свергала его, если он не устраивал её своим правлением. Поэтому для большинства современных «императоров и спасителей отечества» поддержка армии остается основным источником сохранения власти и предметом главных забот. «Солдаты, могу ли я рассчитывать на вас?» - так сформулировал Наполеон, пожалуй, главный для всех авторитарных  руководителей вопрос.

Преторианские режимы отличаются крайней неустойчивостью власти.[33] Иногда борьба за власть превращается в гражданские войны, но бывают случаи, когда переворот осуществляются, как в некоторых африканских странах, лишь при помощи роты солдат.

Современный авторитаризм имеет различные формы и во многом отличается от прошлых вариантов. Например, в Латинской Америке в ХХ – начале ХХ в. авторитарными лидерами были каудильно-самозванные хозяева отдельных территорий, которые зачастую имели собственные вооруженные отряды. Это было возможно при слабом национальном правительстве, которому каудильо не подчинялись, а нередко прибирали его к рукам. Позднее авторитарные лидеры стали обладателями по преимуществу национальной, а не локальной власти, использовавшими в своих целях армию.[34]

Однако возникает вполне законный вопрос: если авторитарный режим нарушает конституцию и права человека, то как он добивается массовой поддержки и оправдывает свое существование в глазах сограждан? Ведь не везде и не всегда для этого используется террор, чаще, пожалуй, авторитарная система пытается словом или как-то иначе, но убедить, а не заставить силой поверить в правильность своих методов и мер. Поскольку ссылки на закон и традицию подчас выглядят кощунственно, постольку диктаторы, как правило, мотивируют свои действия, проводимую ими политику «суровой необходимостью навести порядок», «национальными интересами» и т.п. Харизматический элемент всегда был главным фактором в стремлении оправдать диктатуру.

Диктатору помогает, и определенная популярность его в народных массах, поэтому и сами диктаторы, и их сподвижники стараются убедить общественное мнение в том, что их интересы совпадают с интересами широких народных масс и что они действуют от имени здоровых сил общества. Нередко социально-политические амбиции лидера, а иногда и его искренняя уверенность в своих силе и правоте заставляют его апеллировать к общественному мнению и ради этого уделять особое внимание созданию собственного позитивного образа (имиджа) в глазах сограждан.

Очень часто авторитаризм оправдывает свою политику служением национальной идее, чем привлекает массу сторонников. Такой прием лучше всего срабатывает тогда, когда всем становится ясно, что ни практически беспрерывные заседания парламента и партийных клубов, ни пакеты принимаемых законов, ни на шаг не продвигают дело вперед. Если власть бессильна и в её коридорах царит полная апатия, если система неэффективна и вызывает раздражение граждан, то опасность диктатуры повышается многократно. Диктатор приходит к власти под лозунгами забвения партийных распрей во имя высшего дома перед Родиной.

Во второй половине ХХ в. диктаторы стремятся  приобрести и определенную идеологическую окраску.

Подобно тоталитаризму, западные исследователи различают авторитаризм левого и правого толка[35],  хотя здесь это различие проявляется менее четко. Левые  авторитарные диктатуры основываются на различных версиях социализма (арабского, африканского и т.д.).

К ним можно отнести многие прежние и нынешние режимы, такие, например, как диктатора Дж. Ньерере в Тазании, Х. Асада в Сирии и многие другие. Они возникли в 60-70-х годах, когда привлекательность социализма в мире была довольно высока, поскольку советская система демонстрировала тогда высокие темпы развития и щедро помогала своим последователям в освободившихся  странах.[36]

Лидеры освободившихся государств стремились перенять общую схему: одна партия, руководство всеми политическими организациями из  единого центра, государственная собственность в экономике, доступная широким массам населения пропаганда и т.п. Большое впечатление производили на них быстрая индустриализация СССР при помощи командных методов руководства и подъем его военный мощи. К тому же социализму, ценности которого эти лидеры решительно отвергали.

Многие левые диктатуры, как, например, во Вьетнаме, утвердились в развивающихся странах, взяв в свои руки  руководство национально-освободительным движением. Однако, даже подчас некритически воспринимая опыт СССР, эти страны по существу оставались верными своим многовековым традициям: нередко за гуманизмом слов скрывалась и скрывается борьба за власть или племенные антагонизмы, оппозиционные кланы объявляются «враждебному режиму» и против них начинается борьба. То отрицательное, что несла в себе копируемая политическая система, многократно усиливалось в авторитарных режимах левого толка: культ лидера, раздутый бюрократический аппарат, административно-командный стиль руководства жизнью страны, практика постоянных рывков вперед и т.п. Например, в Танзании в 1973году было принято официальное решение о том, что все 12 млн. крестьян должны объединиться в коллективные хозяйства в течение трех лет, но это привело почти к полной деградации сельскохозяйственного производства и к острой угрозе голода. [37]

В условиях однопартийной системы партия подменяет собой все другие общественные организации и движения, и хотя Конституция, законы существуют, все-таки правовое государство не складывается. Не может сформироваться и гражданское общество, поскольку возможностей для ущемления индивидуальных свобод граждан, прав человека остается чрезвычайно много. По существу такая политическая система имеет авторитарный характер. Со временем преимущества системы экономических отношений, основанных на примате государственной собственности, постепенно сходили на нет. Отказ от такого средства стимулирования производства, как рынок, создавал почву для волюнтаризма и субъектизма в принятии хозяйственных решений, вел к снижению заинтересованности работников в результатах труда. С помощью подобной экономической системы трудно было эффективно, адекватно реагировать на новые глобальные явления в мировом хозяйстве. Отсутствие гибкости, мобильности не позволяло ей быстро перестраиваться, переналаживаясь на изменявшиеся внешне и внутриполитические условия тех стран, где она господствовала. Характерны для раннего периода, трудовой энтузиазм постепенно иссякал, наблюдалось все больше расслоения населения.

Эти и многие другие факторы обуславливали появление социальных групп с разными экономическими, политическими и т.д. интересами. Такой плюрализм интересов требовал реформы политической и экономической систем. Началась пора преобразований.

Однако в скоре выяснялось, что просто заменить прежнюю модель другой, предлагаемой Западом невозможно. Недостаточно высокий уровень социально-экономического развития и включенность человека в определенную традиционную общность ограничивают формирование индивидуального начала и заставляют его доверяться авторитету определенного лидера. И хотя руководители стран, переживающих полосу реформирования, говорят о переориентации своей политике и кое-что там действительно меняется, тем не менее, целый ряд примеров свидетельствуют о том, что суть авторитарных режимов остается прежней: отсутствует легальная сменяемость лидеров, доминирует одна партия с вертикально-иерархической структуры, что сказывается на принципах формирования всех других структур в государстве, многие демократические нормы по-прежнему декларируются, но не реализуются на практике и т.д..

К правым авторитарным режимам относятся арабские монархии Ближнего Востока (Иордания, Саудовская Аравия, Кувейт и некоторые другие), ряд азиатских государств (Сингапур, Индонезия и т.д.), бывшие латиноамериканские страны в период господства хунт, отдельные африканские государства.[38]

Классический пример военного авторитаризма, существовавшие  в 60-80х годах в Латинской Америке хунты. Приходя к власти, они стремились исключить всякую возможность политического радикализма и революции, надеясь обеспечить себе поддержку большинства населения не только путем прямого подавления инакомыслия, но и за счет «пропаганды делом»- формирования эффективной экономической политики, развитие отечественной промышленности, создания рабочих мест и т.п.

Такая политика не всегда означает переход к экономическому либерализму, поскольку любой военный режим пытается выбрать свой способ реализации поставленных целей. Например, различной была степень вмешательства государства в экономику и участия иностранного капитала: в  Бразилии осуществлялось государственное планирование, в Аргентине был создан большой общественный сектор экономики, в Чили же Пиночет, напротив, приватизировал существовавший там до него аналогичный сектор.

Таковы противоречивые основные звенья экономической политики хунт.

Чилийский опыт свидетельствует о том, что демократия в «третьем мире»- вещь довольно хрупкая. Поспешно проводимые реформы просоциалистической направленности способствуют политической нестабильности и установлению авторитарных режимов известную роль сыграл внешний фактор- влияние и помощь США или СССР. Конечно, никакая сверхдержава не может контролировать все процессы в «третьем мире», но всегда пытается использовать в своих  интересах внутренние конфликты в этих странах. До сих пор многое в развитии стран «третьего мира», в судьбе того или иного авторитарного режима определялось их позицией в конфликте между Востоком и Западом, тем, чью страну они занимали в нем, чью модель развития брали на вооружение и т.д.[39] США, как и прежде СССР, всегда опекали своих экономически менее развитых союзников, предоставляли им военную и финансовую помощь. Особенности политической системы и моральные качества руководства при этом никогда решающего значения не имели.

В целом сегодня можно констатировать, что новая ситуация в мире благоприятствует переходу от диктаторских режимов к демократическим.

 

Глава 4. Переход от диктатуры к демократии.  Проблемы и особенности перехода к демократии в России.        

Мировой опыт.

Историческая закономерность такова, что тоталитарно-авторитарные режимы устанавливаются в тех странах, которые задержались с социально-экономической модернизацией и которым приходится проводить её крайними, чрезвычайными методами. Эти режимы характерны для стран среднего уровня развития, вступивших в индустриальную цивилизацию тогда, когда страны «первого эшелона» капитализма переживали уже стадию расцвета.

Характер политического режима (буржуазно-демократический, авторитарный) зависит прежде всего от масштабов капиталистического пространства и степени развития демократии. Если это пространство большое, стабильное, как в развитых индустриальных странах, то буржуазно- демократический режим сильный, стабильный, а у  оппозиционных ему сил нет повода устанавливать альтернативную систему власти, ибо базовая система функционирует в основном эффективно. В странах развитого капитализма крайне оппозиционные силы маргинальны, находятся на обочине политической системы и не могут претендовать на ведущую роль в ней. В этих странах в принципе невозможно установление тоталитарно-авторитарных режимов, хотя иногда в кризисные моменты могут появляться харизматические личности вождистского типа, выводящие страну из кризиса, но их появление не разрушает существующую систему и структуру власти, а наоборот, укрепляет её.

Установление тоталитарно-авторитарных режимов означало отказ от ценностей либерально-демократической системы, но эта система не могла эффективно функционировать в странах запоздалого развития капитализма из-за отсутствия необходимой социально-экономической базы и принимала здесь рахитичные, неразвитые псевдопарламентские формы.[40]

В конце XIX в. на Западе повсеместно появились признаки либерализма, вызванного дальнейшим развитием индустриального общества, которое потребовало соответствующих преобразований в политической сфере. Кризисные явления усилились на рубеже веков, а в 30-е годы ХХ века разродился глобальный кризис капиталитализма, который развитые страны успешно преодолели, укрепив и стабилизировав капиталистическую систему, не выходя за пределы либеральной доктрины, но произведя необходимую корректировку её. Страны же запоздалого развития, для того чтобы выжить в условиях катастрофического кризиса, вынуждены были на переходный период установить тоталитарно-авторитарные режимы, имевшие определенные различия в зависимости от внутренней ситуации в каждой стране. Эти режимы полностью отрицали либеральную доктрину и созданные на её основе буржуазно-демократические режимы.

Страны запоздалого развития попытались прежде всего преодолеть индивидуализм – сердцевину либерально – демократического мировоззрения, заменив его коллективизмом (в Италии, Испании, Португалии), основанным на неограниченной, по сути диктаторской власти вождя,[41] которому отныне подчинялся и репрессивный аппарат.

Индивидуализм не соответствовал внутреннему состоянию большинства населения Италии, Испании,Португалии, Германии, а также России на рубеже веков. В этих странах, отстававших в социально-экономическом развитии, сохранялась своя, отличная от передовых западных стран фидлософская традиция, согласно которой человек не существовал отдельно, независимо как личность, как субъект, а находился в гармоничном единстве и равновесии со всей Вселенной, был связан органическими родственными узами и с Богом, и с миром, и с ближним. В России эта вертикально-иерархическая традиция, связывавшая земной и небесный миры, воплотилась в православном вероучении, в Италии, Испании, Португалии – в католической доктрине.

Протестантская доктрина, которая в новое время легла в основу мировоззренческих устоев жизни в передовых индустриально развитых странах Запада, в корне противоречила этой традиции: они низводила небесное на уровень земного, в горизонтальную плоскость неорганической традиции, разрывающей первичные связи человека с Богом, с миром и себе подобными и делающей центром Вселенной обособленного атомизированного индивида. Предполагалось, что такой обособленный индивид может по своему произволу устанавливать отношения «общественного договора».[42]

Психологические основы тоталитаризма-авторитаризма заложены в самой либеральной доктрине, в которой существуют как бы два внутренних течения: одно направлено вперед, в будущее, а другое – назад, в прошлое.

В развитых странах первое получает возможность полного и беспрепятственного развития, а в странах, отставших от «первого эшелона», оно не смогло набрать силу и стать ведущим. Возобладало второе течение, в результате чего большинство населения в кризисный переломный период устремилось назад – в прошлое, в средневековье, чтобы восстановить утраченное органическое единство мира, разрушенное с наступлением «железного» XX в. Но к тому времени первичные узы были уже разрушены, и на основе органической традиции были насильственно воссозданы вторичные вертикальные-иерархические структуры тоталитарно-авторитарных режимов.[43]

В разных странах этот процесс проходил неодинаково. Причем в странах Южной Европы и Германии разрушение либеральной диктрины и временный отказ от буржуазно-либеральной доктрины и временный отказ от буржуазно-демократического варианта развития не означали отказа от рыночной экономики, основанной на плюрализме форм собственности. Там сложилась парадоксальная ситуация: антилиберальные по своей сути тоталитарно-авторитарные режимы, провозгласив отказ от либерализма, провозгласив отказ от либерализме, тем не менее создали условия и предпосылки для его произрастания на местной почве, из местных реальностей, а не благодаря занесенным, заимствованным идеям. Авторитетные режимы южноевропейских стран отсекли нежизнеспособные и хилые парламентские режимы и на основе воскрешения органической традиции, а впоследствии с помощью Запада создали материальные условия для возникновения либерализма «изнутри».[44]

В Испании именно франкистский авторитарно-диктаторский режим осуществил социально-экономическую модернизацию страны – задачу, с которой в предшествующий период не могла справиться ни одна политическая сила. В Португалии Салазар оказался более «дальновидным» политиком: он всячески затягивал процесс модернизации, как бы предчуствуя, что в итоге она покончит с его режимом. Сама практика предсказывала ему, что следствием социально-экономической модернизации является модернизация политическая, которая предполагает смену органической традиции на неорганическую с её приоритетом земных ценностей перед небесными.[45]

Придя к власти в 30-е годы, тоталитарно-авторитарные режимы в Германии, Италии, Португалии и испании начали искуственно наращивать капиталистическое пространство, используя для этого уже имевшийся плацдарм. Они не разрушали существовашую в их странах рыночную экономику, а излечивали и укрепляли её защитными  мерами, полностью изолировав от внешнего мира. Такая замкнутая самодостаточная система называется автаркической (греч: autarkeia – самоудовлетворение) и формируется в условиях хозяйственного обособления страны.

Автаркической системе в экономической сфере соответствовала в политической сфере вертикально-иерархическая структура власти, которая подчинялась единоличной воле диктатора. В противоположной ей горизонтально-атомистической структуре либеральной демократии, в политической сфере, основанной на независимости, формальном равенстве и партнерстве всех элементов, в экономической области соответствуют состязательные рыночные отношения.[46]

Тоталитарно-авторитарные режимы в Германии и южноевропейских странах, стремясь сохранить и оградить от внешних воздействий наличное капиталистическое пространство, выдвигали лозунги, аппелировавшие, как в условиях демократии к Нации, Истории, Традиции, но придавали им гипертрофированную форму. В России либеральное политическое и социально-экономическое (капиталистическое) пространство было по существу полностью ликвидировано, и социализм принял вид антикапиталистической модели. Сейчас капиталистическое пространство (рыночная экономика) и адекватная ей политическая система создаются заново.

Процесс становления демократии длителен и достаточно сложен. Известно, что к современному демократическому государственному устройству западные страны шли очень долгое время. В Англии, например, борьба в защиту индивидуальных прав граждан и общества от произвольного вмешательства королевской власти просматривается еще с XII в. Переход к демократии наиболее вероятен в условиях мирных перемен. Одну из форм трансформации можно назвать реформой сверху, что происхо-дит тогда, когда авторитарные правители по своей воле, обусловленной не давлением со стороны оппозиции, а осознанной необходимостью, решают изменить систему. При этом они обладают достаточной мудростью и целеустремленностью, чтобы воплотить в жизнь программу демократических перемен. Политическая активность масс в этом случае должна ограничиваться институциональными формами, т.е. осуществляться не в форме спонтанных выступлений, бунта, а через существующие политические институты и должна контролироваться властями. Взрывы же стихийной политической активности масс сопровож-даются анархией, разрушительными последствиями и приводят к ужесточению власти вплоть до установления диктатуры под предлогом восстановления об-щественного порядка и безопасности. Как реформы сверху, осуществлялось движение к демократии в Турции, Бразилии, бывшем СССР, Венгрии и др. странах.

Однако реформы сверху далеко не всегда заканчиваются успехом. Тому есть ряд причин. Например, недостаточная последовательность реформаторов. Они обычно хотят, чтобы система была более демократической, но также и того, чтобы сами они оставались у власти достаточно долго. Стремясь уничтожить систему, порождающую преступления, они сами могут совершать преступления, если появляется угроза их власти. Например, М.С.Горбачев стремился демонтировать тоталитарно-бюрократическую систему , основанную на силовых репрессивных методах. Но сам он так и не смог отказаться от таких методов, о чем свидетельствуют события в Тбилиси , Вильнюсе, Риге и Баку в 1991 гг. Бывает и так, что реформаторы оказываются как бы между двух огней, т.е. на них воздействуют две силы. С одной стороны, это люди, имеющие власть. Как правило, это консервативно настроенные руководители, контролирующие значительную часть государственной машины, армию, полицию и т.п. И реформатор должен быть очень осторожен в своих действиях, иначе его отстранят от власти свои же коллеги. С другой стороны, его реформы порождают надежды, воодушевляют людей, вызывают массовые народные движения, которых еще недавно не было. При этом разгоряченные люди требуют демократии немедленно. Размах политической активности народа может испугать консерваторов у власти. Такая ситуация может завершиться переворотом и установлением жесткой авторитарной власти. Поэтому реформы сверху нередко заканчиваются провалом.

Начать демократические преобразования нелегко, но еще сложнее завершить их, требуются неизмеримо большие усилия. Уход старого режима еще не даёт автоматической гарантии того, что демократия будет успешно построена. Появляется немало проблем, которые предстоит решать. Важнейшим условием успеха демократизации является политическая стабильность, предполагающая реформирование общества в рамках закона. Демократизация порождает такое явление, которое Э. Фромм метко назвал "бегством от свободы". Речь идёт о том, что в условиях политической и экономической модернизации происходит ломка традиционных структур, в ко-торые были включены люди ранее; они лишаются привычных "опор", схем политического поведения. Происходит снятие традиционных ограничений, твердо направляющих жизнь человека в прежних условиях. Человек становится свободным, но одновременно на него ложится тяжесть ответственности за решения, касающиеся его собственной судьбы, а также проводимой в обществе полити-ки. В результате растерянный и дезориентированный человек оказывается не в состоянии выносить "бремя свободы". Ему кажется, что обрести прежнюю уверенность в себе и чувство стабильности можно, лишь жертвуя свободой в обмен на ощущение определенности, возникающее в рамках жесткой авторитарной системы, перекладывая всю полноту ответственности за принятие решений на вождя или режим. Разрушение коммунистических мифов, замена их рационализаторским миропониманием остро ставят вопрос о смысле человеческого существования. На человека обрушиваются сомнения; кто он, что он, зачем он живёт? В этих условиях значительная часть массы, предрасположенная авторитарному подчинению, стремится ассоциировать себя с авторитарно-тоталитарными идеологиями и движениями. Они придают растерянному индивиду иллюзорное чувство собственной значимости, а обожание вождя оборачивается символической приобщенностью к власти.[47]

В государствах СНГ явление "бегства от свободы" имеет свою специфику, связанную с особенностями нашего развития в прошлом. Народы этих государств оказались в наиболее сложном положении по сравнению с другими демократизирующимися государствами, поскольку сроки существования тоталитарных структур здесь были особенно велики и произошел почти полный раз-рыв с прошлым, его экономическими и политическими механизмами, традициями и опытом. В результате тоталитарные порядки вошли в плоть и кровь народа. Они нередко определяют, причем на бессознательном уровне, восприятие действительности, сам способ мышления. Отсталая политическая культура большинства населения, отсутствие демократических традиций, засилье бюрократии приводит к тому, что введение демократических институтов приобретает зачастую декларативный характер, в самой же демократии выпячивается лишь её внешняя сторона в ущерб содержанию.В целом же явление "бегства от свободы" связано и с некоторыми особенностями самой демократии. Изначально, как уже было сказано, с ней ассоциируются многие возвышенные идеалы и цели - народовластие, индивидуальные свободы и права человека, плюрализм, всеобщее благосостояние и т.п. Однако в действительности демократия этого не гарантирует. Главное заключается совсем в другом - демократия создаёт лишь условия для достижения этих целей на уровнях и всего общества, и отдельной группы, и гражданина. А вот произойдет это или нет, зависит от того, как будет протекать политический процесс, какие силы в нем будут участвовать, какие - им противостоять, какие способности будут ими проявлены и какие привходящие обстоятельства скажутся на исходе данного процесса. В демократической системе нет и не может быть органически присущих ей механизмов, полностью предохраняющих от прихода к власти авторитарных сил. Однако демократия - что очень важно - создаёт институциональные механизмы и стимулы для вовлечения потенциальных своих противников в демократическую дискуссию, а тем самым и в демократический процесс, способный, в конце концов, превратить их в демократов.[48]

 

 Реформирование военно-гражданских отношений.

Рассматривая процесс перехода от деспотического режима к демократическому нельзя не упомянуть о трудностях при реформировании военно-гражданских отношений.

За последние два десятилетия в мире произошел грандиозный революционный переворот, в ходе которого почти в сорока странах авторитарный режим сменился демократическим правлением. На самом деле под названием "авторитарный режим" скрывались весьма непохожие друг на друга формы правления, такие как военные хунты в Латинской Америке и в других регионах, однопартийное руководство в коммунистических странах и на Тайване, единоличные диктатуры в Испании, на Филиппинах, в Румынии, расистская олигархия в Южной Африке. Переход к демократии также осуществлялся по-разному. В некоторых случаях реформаторы пришли к власти в рамках авторитарного режима и начали осуществление демократических преобразований. В других случаях переход стал результатом переговоров между властью и оппозицией. В некоторых странах авторитарный режим был свергнут или рухнул сам. Были также случаи, когда падение диктатуры и установление выборной власти осуществлялось при вмешательстве США.

Практически все эти авторитарные режимы, вне зависимости от их типа, имели одну общую черту, а именно: отношения между их гражданской и военной сферами оставляли желать много лучшего. Почти нигде не наблюдалось такого типа отношений, как в развитых демократических государствах. Этот тип отношений предполагает: 1/ высокий уровень военного профессионализма и осознание военными ограниченного характера их военной компетенции; 2/ фактическое подчинение военных гражданскому политическому руководству, которое принимает основные решения в области внешней и военной политики; 3/ признание политическим руководством за военными определенной сферы профессиональной компетенции и автономии; 4/ в результате - минимальное вмешательство военных в политику, а политиков в военную сферу.

В авторитарных государствах военно-гражданские отношения в той или иной степени отличались от данной модели. В государствах, где у власти стояли военные, гражданский контроль полностью отсутствовал, а военное руководство и военные организации зачастую выполняли функции, имеющие лишь отдаленное отношение к собственно военным задачам. Если власть в стране принадлежала единоличному диктатору, он стремился посадить своих людей на все ключевые посты в армии, чтобы обеспечить полный контроль, расколоть армию и поставить ее на службу удержания власти. В однопартийных государствах ситуация была несколько лучше, однако армия рассматривалась как орудие достижения целей партии, офицеры должны были быть членами партии и выполнять функции агитаторов и пропагандистов, партийные ячейки строились по типу военной иерархии /субординации, порядка подчиненности/, а последней инстанцией было не государство, а партия.

Таким образом, перед молодыми демократическими государствами встала грандиозная задача коренного реформирования отношений между гражданским и военным сектором. Конечно, эта задача была лишь одной из многих. Им также приходилось завоевывать авторитет у общества, разрабатывать новую конституцию, создавать многопартийную систему и другие демократические институты, проводить либерализацию, приватизацию и рыночные реформы в экономической области, где прежде действовала командная система или сильный государственный контроль, обеспечивать экономический рост, бороться с инфляцией и безработицей, сокращать бюджетный дефицит, бороться с преступностью и коррупцией, а также сдерживать конфликты и насилие, возникающие между национальными и религиозными группировками.[49]

Удалось ли молодым демократическим государствам справиться с этими проблемами? В лучшем случае - с переменным успехом, что подтверждает доводы противников демократии, таких как бывший премьер Сингапура Ли Куан Ю, которые утверждают, что демократическая форма правления порождает некомпетентность и недисциплинированность. Во многих странах экономические показатели ухудшились. Экономические реформы зашли в тупик, потеряли поддержку общества, старой авторитарной элите удалось поставить их на службу своим интересам. Усугубилась преступность и коррупция. Обыденным явлением стало нарушение декларируемых конституцией прав человека. Пресса либо попала под контроль, либо сама развратилась. Развал партийно-политических систем, субъективно-личностный характер их руководства обусловили невозможность создания эффективного правительства или ответственной оппозиции. Отсутствие авторитарного контроля способствовало обострению общинно-эгалитарных настроений и росту насилия. За немногочисленными исключениями в некоторых областях, новым демократическим правительствам вовсе не удалось обеспечить достойное управление страной.

Недостатки демократии породили ностальгию по авторитаризму. Люди в этих странах с тоской вспоминают свое прошлое и диктаторов, которые по крайней мере обеспечивали удовлетворение основных жизненных потребностей и при которых все худо-бедно работало. Это желание вернуться к авторитаризму было убедительно продемонстрировано в 1993 году в России, когда в ходе опроса общественного мнения 39 процентов жителей Москвы и Санкт-Петербурга заявили, что при коммунистах жить было лучше, и только 27 процентов признали, что лучше при демократии 2. А ведь это два самых богатых города России. Можно с уверенностью предположить, что в остальной России общественное мнение будет продемократическим в еще меньшей степени.

На фоне этой общей ситуации полных неудач и, в лучшем случае, простого удерживания на плаву успехи молодых демократических государств в области отношений между военной и гражданской сферой кажутся особенно впечатляющими. Естественно, в разных странах дела обстоят по-разному, и множество серьезных проблем еще не решено. Однако в целом можно говорить о серьезных успехах. Отношения между гражданской и военной сферами представляют собой яркое исключение по сравнению с весьма посредственными успехами демократических государств в других областях. Происходит сокращение влияния военных в политической области, а также политического вмешательства в дела армии. Кроме того, идет медленное, с остановками, но все же реальное движение в сторону создания таких систем военно-гражданских отношений, какие существуют в развитых демократических государствах. Новые демократические правительства смещают прежнее военное руководство и чуть ли не высылают его за пределы страны. Наложены ограничения на участие военных в политике. В результате создания новых министерств обороны и центральных штабов для осуществления контроля над армией были перестроены организационные отношения. Пока еще не везде пост министра обороны занимает гражданское лицо /Россия и несколько других важных стран остаются исключениями/, однако можно говорить о том, что процесс развивается в этом направлении. Ликвидированы специальные военные органы, осуществлявшие политическую власть, такие как португальский Совет революции. На высшие политические посты на смену военным пришли гражданские лица - например, в Турции и Португалии. В целом стало меньше военных на политических постах. В посткоммунистических странах больше нет контроля над армией со стороны коммунистической партии, а также предпринимаются серьезные усилия в области деполитизации армии.

Наряду с этими изменениями в большинстве молодых демократических государств предпринимаются усилия, направленные на перестройку армии и ее переориентацию на чисто военные задачи.  Почти во всех молодых демократических государствах вооруженные силы были сокращены в количественном отношении. Может быть, не всегда это было мудрым решением, однако, безусловно, является показателем некоторой формы гражданского контроля. В целом наблюдается тенденция к пересмотру военных доктрин и программ военных академий и училищ и смещение акцента в сторону повышения профессионализма. Во вновь образованных государствах была по мере возможности проведена модернизация боевой техники в вооруженных силах, а также предприняты попытки поднять их уровень подготовки до мировых стандартов. Подобные шаги лишь иллюстрируют общую тенденцию к повышению профессионализма армии и уменьшению роли, которую вооруженные силы ранее играли в обществе.[50]

 

 Трудности перехода к демократии в России.

В условиях перехода от тоталитаризма к демократии общество остро нуждается в средствах, предохраняющих его от чрезмерного "перегрева", обеспечивающих надежный и эффективный контроль за регулированием и разрешением возникающих конфликтных ситуаций. Но это уже не могут быть средства, которыми пользовался тоталитаризм, стремясь справиться, а точнее - расправиться с конфликтами: репрессии, устрашение, переключение недовольства вовне или на "врагов народа", идеологическое "промывание мозгов", организация массового воспроизводства послушного и приверженного режиму типа личности и т.п. Они обнаруживают не только свою несостоятельность, принципиально их не разрешая, а лишь подспудно накапливая и усугубляя, но и растущую конфликтогенность, поскольку встречают все более активное сопротивление и моральное осуждение в массовом сознании и поведении.

Единственно надежными и эффективными способами и средствами, совпадающими с задачами демократизации общественных процессов и отношений, становятся внимательное изучение и оценка настроений и поведения населения, устремлений его различных групп и слоев и адекватное их выражение в соответствующих законодательных актах, управленческих решениях и политических действиях, призванных их соотнести и согласовать. Для своей реализации они требуют введения, всемерного распространения и укрепления такого демократического политического режима, включающего в себя элементы как представительного, так и прямого волеизъявления народа, который позволял бы применять эти средства и способы с наибольшей возможной непротиворечивостью и полнотой.

Однако, это теоретически, концептуально очевидное заключение на практике представляется многим политологам и практическим политикам невероятным и прямо не реализуемым, якобы, в силу неразвитости демократических институтов и процедур и, по существу, на этом основании отвергается ими. Вместо этого более действенным и потому допустимым и оправданным в определенных пределах и на определенный период средством "развязывания политической власти рук для наиболее быстрого, широкого и решительного демократического реформирования общества" ими предлагается введение авторитарного режима правления, так называемой "демократической диктатуры" (термин Г.Х. Попова). Наиболее настойчивы в обосновании этой идеи идеологи и политологи, близкие к президентскому лагерю и исполнительным структурам власти (Г. Бурбулис, И. Клямкин, А. Мигранян, Ю. Петров и др.). Некоторые из них, правда, оговариваются, что задействовать авторитарный режим в интересах демократизации общества и нейтрализации лавинообразного нарастания социальных конфликтов на начальной стадии этого процесса можно лишь при непременном условии сознательного и целенаправленного внедрения в складывающуюся систему авторитарных политических взаимоотношений и институтов действенного контролирующего и корректирующего механизма, способного как позитивно влиять на снижение остроты уже возникших социально-политических, экономических и иных конфликтов путем учета позиций всех участвующих в них сторон, так и предупреждать их деструктивное развитие, укрепляя на этой основе общественную стабильность и национальную безопасность.

В этой связи возникает принципиальный вопрос: существуют ли реальные практические подтверждения, а не только отвлеченные концептуальные обоснования того, что авторитарными методами можно содействовать демократическим переменам, формированию демократического гражданского общества, укреплению гражданского мира и согласия.

Разрешить этот вопрос в данной плоскости помогает тот авторитарный сдвиг, который уже произошел у нас в стране в результате событий октября 1993 года и создал перекос в балансе властных отношений и структур в пользу исполнительной власти, получившей исключительное право осуществлять политику, базирующуюся главным образом на ее собственном понимании ситуации и интересах.[51]

Экспертный анализ произошедших с этого момента событий, участниками которого были представители академических и других обществоведческих институтов, вузовской науки, ряда аналитических конфликтологических центров показал, что какого-то существенного содействия демократическим переменам в обществе введение и распространение авторитарного режима правления пока не дало. Больше того, он в немалой степени содействовал реализации худших опасений, что неконтролируемая и ни перед кем не отвечающая за свои действия власть - в данном случае исполнительная ее ветвь - может избрать такой губительный для общества курс, который еще больше дестабилизирует и осложнит общественную ситуацию.

Наиболее явственное выражение этих опасений - чеченские события. Однако они - лишь частный случай общего неблагополучия и разлада, которые характерны для современного российского общества.

Общее неблагополучие проявляется прежде всего в том, что радикальные демократические реформы по-прежнему осуществляются крайне вяло, медленно и противоречиво. К тому же они не обеспечены какой-либо четкой долгосрочной или среднесрочной программой. Ни президентские структуры, ни правительство, ни тем более парламент, попавший в сильную зависимость от них, отчетливо не формулируют и не обосновывают, как и куда мы развиваемся, какие механизмы при этом действуют, какие способы поведения им соответствуют. Все предложенное обществу - это лишь декларации о демократии и рыночной экономике, сильно напоминающие попытку нового мифотворчества. В этой связи складывается стойкое впечатление, что политическая элита намеренно уходит от четкого выражения своих позиций и пытается эксплуатировать ценности демократии, справедливости, свободы, неотъемлемых человеческих прав и т.п., привлекательные для всех слоев населения, чтобы под их прикрытием реализовать свои достаточно узкие корпоративные интересы. Тем самым она содействует парадоксальному и вместе с тем естественному результату: для все более значительной части населения ценности демократических реформ превращаются в негативные символы.

Вследствие этого происходит усиление внутреннего общественного разлада, обусловленное ростом массового недовольства и связанной с ним социальной напряженности.

Таким образом, внимательный конфликтологический анализ показывает, что авторитарный сдвиг, используемый правящей политической элитой для обеспечения своих корпоративных интересов (которые не только не согласуются с интересами остальных социальных групп и слоев российского общества, но и во многом идут вразрез с последними), не предотвращает нарастания нестабильности и раздоров в политической сфере жизни общества, а содействует им. Можно обозначить ряд "конфликтогенных точек", в которых это выражено наиболее отчетливо.

Это прежде всего концентрация и "конфронтализация" власти. События последних лет продемонстрировали стремительную смену различных тенденций, парадигм устройства государственной власти, продиктованную расстановкой сил в текущем политическом противостоянии: от верховенства законодательной власти над исполнительной к их относительному равновесию и, наконец, к концентрации полномочий в руках главы исполнительной власти - президента и его аппарата.

Любая президентская система, как показывает мировой опыт, чревата конфликтами с представительной властью. Особенность же нашей страны заключается к тому же еще и в том, что общество не выработало механизмов смягчения этого противоборства и потому конфликт между ними развивается, как правило, по классическому образцу его эскалации.

Наша конституционная система и прежде была несовершенна. Но в результате ее теперешнего насильственного авторитарного преобразования мы получили (при отсутствии эффективных сдержек и противовесов) такой дисбаланс властей, при котором представительные органы, почти полностью безвластные, не могут контролировать основные социальные процессы. Единственный оставленный в их распоряжении рычаг - контроль за бюджетом (причем в виде его принятия или непринятия) - для этой роли, разумеется, совершенно недостаточен.

Это бессилие особенно проявилось в ситуации с Чечней. Обнаружилось, что парламент, формально предназначенный для выражения воли всего народа, какие бы декларации, заявления, предложения он ни выдвигал, совершенно не в состоянии повлиять на события. Декоративность полномочий Государственной Думы ярче всего выразилась в неспособности депутатского корпуса контролировать формирование внутри- и внешнеполитического курса страны, равно как и действия правительства, этот курс реализующего.

Для конфликтогенного потенциала сложившейся ситуации характерно также то, что доминирование исполнительной власти, "подмявшей" под себя власть представительную не только не ослабило уровень конфронтационности политической борьбы, но и существенно расширило ее. Нынешний этап кризиса государственности отличается тем, что линия противостояния проходит теперь не только через конфронтацию двух основных ветвей власти, но и через все политические и государственные органы и имеет своим содержанием конфликт между всеми социальными институтами и организованными структурами, представляющими определенные социально-экономические интересы в процессе распределения и использования собственности и политического влияния. При отсутствии стремления, навыка и механизмов согласования этих интересов, противостояние все отчетливее приобретает черты "войны всех против всех", развертывающейся в условиях отсутствия институциональной системы, способной взять на себя роль гаранта управляемости, устойчивости и национальной безопасности, и выступает признаком глубокого социального кризиса, постепенно развивающегося в сторону социальной катастрофы.

Особую неудовлетворенность вызывает слабая репрезентация в принимаемых властью политических решениях интересов основных социальных групп, затрудняющая их обратную связь с властными структурами и возможность влиять на политический процесс. По почти единодушному убеждению населения, власть в стране принадлежит весьма обособленной элите, на деятельность которой практически невозможно влиять. Наиболее тревожный момент, свидетельствующий о нарастании негативных тенденций в функционировании государственной власти, состоит в том, что (наряду с усиливающимся у всех социально-профессиональных групп и слоев ощущением беспомощности и малоэффективности институционального и личного влияния на политические процессы) представители чиновничьего аппарата все больше чувствуют свою корпоративную самоценность и начинают доминировать в качестве социальной опоры и проводника осуществляемых политических решений и действий. Одним из наиболее ярких свидетельств этого является широко распространившаяся и продолжающая распространяться практика так называемого "ведомственного управления" посредством в огромном количестве - до 35 тысяч в год - принимаемых президентскими, правительственными, министерскими, ведомственными структурами указов, постановлений и других нормативных документов. Именно растущая сила и власть аппарата, чиновничье-номенклатурного сословия все больше осмысливается как основной результат и одновременно наиболее отчетливый показатель авторитарного перерождения власти, усиливающего отчуждение между нею и обществом.[52]

Усилению отчуждения и связанной с ним социальной напряженности способствуют характерное для авторитаризма предпочтение силовым методам проведения политики и соответствующие действия силовых структур. Эти действия крайне неэффективны, они либо не содействуют улучшению благосостояния и безопасности основной массы населения, либо угрожают самому его существованию.

Неудивительно в свете этого, что по отношению к милиции у населения существует не только устойчивая, но и растущая напряженность и неудовлетворенность ее деятельностью по охране общественной безопасности и порядка. При этом важно отметить, что, люди не удовлетворены деятельностью милиции не только в профессиональном плане, но и в плане ее взаимоотношений с населением: милиция, в их восприятии, не только неэффективно выполняет свою функцию гаранта и защитника безопасности и прав граждан, но и сама часто выступает в качестве нарушителя этих прав (оскорбительное обращение с гражданами, применение мер физического и психологического насилия, вымогательство и т.д.). Существенную роль в углублении и расширении этого взаимного недоверия сыграли и чеченские события. Причем коснулось оно не только органов поддержания общественного порядка и обеспечения безопасности граждан, но и другой структуры, широко используемой формирующимся авторитарным режимом в силовом воздействии на внутренние общественные процессы, - армии.

На этом фоне особенно тревожным выглядит отсутствие, по существу, эффективных механизмов преодоления нестабильности, достижения согласия в обществе. Так, одним из важных механизмов, опосредующих взаимоотношения гражданского общества и государства, наряду с разделением властей, является многопартийная система. Но сегодня у нас большинство партий являются пока что всего лишь группками людей, занятых борьбой за перераспределение власти и не представляющих какого-либо серьезного общественного слоя. В этом смысле наша партийная система находится все еще в зародышевом состоянии и не играет серьезной политической роли.

Не играют такой роли и профсоюзы. Исполнительной властью, президентскими указами существенно ограничена их роль в найме и увольнении, в социальном страховании и других привычных профсоюзных функциях. Поэтому они не могут выступать смягчающим социальные конфронтации инструментом. Неэффективно действует и судебная система, призванная защищать и обеспечивать гражданские права, и потому рядовой человек все еще не чувствует себя гражданином, а по-прежнему выступает, так сказать, подданным. Несмотря на то, что властвующие политики настойчиво его уверяют, что он наконец-то "широко дышит воздухом свободы".

Не появилось также действенной системы местного самоуправления, через которую население могло бы обеспечить реализацию своих насущных повседневных нужд в рамках декларируемых для него прав и свобод.

Чрезвычайно слабо включены в общеполитические процессы и разного рода общественные объединения. Сегодня известно около 33 тысяч таких объединений, в том числе около 2,5 тысяч - зарегистрированных официально. Однако, если Конституция 1977 года, пусть декларативно, но провозглашала их участие в политической жизни, то в нынешней Конституции такого пункта даже формально не содержится.

Одним словом, человек в сложившейся системе общественных отношений оказался перед лицом многих напряжений и неудовлетворенностей, которые, по мере своего нарастания, все больше приобретают форму политических конфронтаций и противоборств.

Изложенное позволяет с конфликтологической точки зрения оценить сложившуюся ситуацию, выявить некоторые наметившиеся общие тенденции дальнейшего развития политической сферы российского социума, определить основное содержание назревших в нем перемен и предложить определенные "технологические" меры по их реализации.

Суть перемен заключается в необходимости перехода от "временного авторитаризма", принесшего уйму деструктивных для общественного развития напряжений и конфронтаций, к "постоянной демократии" с ее последующим реальным углублением.

Чем в большей степени власти будут игнорировать эту необходимость, проявлять стремление к сохранению статуса кво и достижению лишь собственных корпоративных целей, тем более интенсивным станет рост недоверия по отношению к властям. Это недоверие и отчуждение способны привести к потере фактической легитимности властей при формальном юридическом праве, а затем перейти в фазу активного сопротивления им со всеми сопутствующими негативными последствиями.

Особую значимость в предотвращении подобной перспективы имеет отказ от силовых способов урегулирования и разрешения политических конфликтов. Это может быть достигнуто комплексом политических, правовых, организационно-административных, нравственно-воспитательных и собственно военных мер, к числу которых относятся, например, такие как: конституционное провозглашение гражданского мира и согласия в обществе высшей социальной ценностью, закрепление демократического принципа ненасильственного осуществления власти, исключение "армейского аргумента" как средства политической борьбы, запрещение партий, ассоциаций и объединений, равно как и идеологических концепций, ориентирующихся на насильственное изменение конституционного строя, разжигание вражды и ненависти в обществе и т.п.

Способность мирно разрешать противоречия и конфликты в обществе, не допуская кровопролитий, должна стать важнейшим критерием оценки действий политических лидеров, групп и партий, как и всего политического режима в целом.

Заключение.

Подводя итог всему вышесказанному нужно отметить, что изучение проблемы перехода от недемократических режимов к демократии ставит во главу угла задачу четкого уяснения критериев тоталитаризма и авторитаризма. Так, для построения модели тоталитарного режима важно учесть следующие характерные признаки:

1.         Монистическая структура власти, для которой характерны соединение законодательной  и судебной власти в одном лице. При этом важнейшим элементом абсолютной концентрации власти является «вождизм».

2.         Однопартийная политическая система, не допускающая никаких иных политического движения, вобравшего в себя множество организаций: от детских до профсоюзных. Кроме того, происходит сращивание государственного и партийного аппарата.

3.         Чрезвычайно важная роль отводится идеологии, главная задача которой – оправдать необходимость существования данного режима. Этому подчинена вся сила и мощь пропагандистской машины. Ни о каких источниках информации, альтернативных государственным и позволяющим гражданам определить свое мнение о пользе или вреде принимаемых наверху решений, не может быть и речи.

4.         Государственно-организованный террор, в основе которого лежит перманентное насилие. Прежде всего власть озабочена подавлением любых форм оппозиций, вплоть до физического уничтожения. Помимо этого, ликвидируется любое проявление инакомыслия среди всего населения.

5.         Происходит подавление подавление институтов гражданского общества: семьи, церкви, обычаев, традиций, нравов, профессиональных, творческих, этнических и других объединений, т.е всего «комплекса общественных отношений, независимо от государства, но взаимодействующего с ним».

6.         Жестко регламентированная экономика со структурой, замкнутой, на государстве, предполагающая строгую централизацию и отказ от какой бы то ни было конкуренции.

7.         Свертывание элементарных демократических прав и свобод: слова, печати, собраний и т.д.

Являясь несколько более мягким, чем тоталитаризм, авторитарный режим характеризуется тем, что:

1)    он не обладает столь широко развитой идеологией;

2)    не стремится к физическому подавлению оппозиции;

3)    не сводит на нет все демократические права и свободы, а ограничивает некоторые из них.

Однако рано или поздно всё ведет к кризису политической, экономической государственной системы, и в конечном счете обуславливает переход к демократическому режиму.

---

[1] Политология: Энциклопедический словарь.-М.:Республика.-с.172-174

[2] Тайнби А. Постижение истории.-М.:Прогресс, 1992.-с.54-62

[3] Коваленко А.И. Теория государства и права.-м.-Знание, 1994 – с.48

[4] Конституция современных буржуазных государств, - М.:Юр.литература,1996

[5] Введение в политологию/ под.ред. К.С.Гаджиева – М.-Просвещение, 1994 – с.137

[6] Политология вчера и сегодня/ под.ред. Г.И. Иванова – М.-изд-во МГУ, 1990

[7] Демократия и тоталитаризм: Материалы дискусии/Свободная мысль- 1991-№15 – с.34.

[8] См. Игрицкий Ю. И. Концепции тоталитаризма:уроки многолетних

дискуссий на Западе. //История СССР, 1990, N 6.

[9] См. Totalitarianism. Proceedings of a Conference Held at the American Academy of Arts and Sciences. March 1953. Cambridge (Mass), 1954, p. 38.

[10] См. Fridrich C. J. , Brzezinski Z. K. Totalitarian Dictatorship and Autocracy. Cambridge(Mass), 1956, p. 58.

[11] А. Кун при анализе фашизма вводит понятие "тоталитарного максимума", под которым подразумевается германский национал-социализм. См. Рахшмир П. Ю. Новейшие концепции фашизма в буржуазной историографии Запада. М. 1979, с. 22.

[12] См. Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ, т. 1. М. , :Центр "Новый мир" - 1990, стр. 53.

[13] Там же, стр. 220.

[14] См. Бессонов Б. Фашизм:идеология и практика. М. , 1985, с. 151.

[15] Arendt H. The Origins of Totalitarianism, N. Y. , 1951, p. 19.

[16] Arendt H. The Origins of Totalitarianism, N. Y. , 1951, p. 21.

[17] Гозман Л. , Эткинд А. От культа власти к культу людей. Психология политического сознания. "Нева", 1989, N7, с. 172.

[18] Цвейг С. Совесть против насилия. Кастеллио против Кальви-

на. М. , 1985, с. 360.

[19] См. Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ, т. 3. М. , :Центр "Новый

мир"-1990, стр. 385.

[20] Правовая система фашизма. М.: 1986.

[21] Козлихин И.Ю. Современная политическая наука. СПб. 1994. С. 58-61

[22] Чиркин В.Е. Основы сравнительного государствоведения. М.:Артикул. 1997. с.112

[23] Тойби А. Постижение истории. – М.: Прогресс, 1992. С. 469

[24] Раймон Арон. Демократия и тоталитаризм. М.: Текст. 1993. С. 48

[25] Бессонов В.Н. Указ. соч.

[26] Хропанюк В.Н. Теория государства и права. – М.: Отечество, 1993 – с.106

[27] Пленков О.Ю. Указ. Соч. – с.65.

[28] Славный Б.В. Зона – модель партократии // Общественные науки. – 1990. - № 6 – с. 63

[29] Пленков О.Ю. Указ. Соч. –с.69

[30] Чиркин В.Е. Три ипостаси государства // государство и право. 1993 - №8 – с.108

[31] Гаджиев К.С. Пути формирования гражданского общества // Общественные науки. – 1993. № 7 – с. 56.

[32] Арендт Х. Указ. Соч. – с.42

[33] Арон Р. Ук. Соч. С.217

[34] Политология вчера и сегодня. С.125

[35] Введение в политологию – с.139

[36] Политология вчера и сегодня. – с.142

[37] Сигал Л.И. Указ.соч. с. 54.

[38] Введение в политологию – с.154

[39] Соколов С.Н. Третий мир: реалии и прогнозы // Новая и новейшая история – 1992. - №11 – с.73.

[40] Введение в политологию. – с-178

[41] Андерсон Р.Д. Тоталитаризм: концепт или идеология // Политические исследования. – 1993. - №3 – с.102

[42] Гаджиев К.С. Указ.соч.

[43] Водолазов Г.Г. Указ соч. – с.61

[44] Андерсон Р.Д. Указ. Соч. С.103

[45] Аоон Р. Указ соч. – с.124

[46] Политология: Экономический словарь. – с.74

[47] С.Б.Лугвин. Основы демократии и права, Гомель,БелАНТДИ,1997

[48] Ю.А. Веденеев. Политическая демократия и электоральная культура граждан. ГиП, 1997 №2

[49] Вооруженные силы и демократия Сэмюэл П. Хантингтон Русский Журнал, 1999, стр. 37

[50] Вооруженные силы и демократия Сэмюэл П. Хантингтон Русский Журнал, 1999 стр. 45

[51] Политология вчера и сегодня. С.83

[52] Дорн Д. Рыночно-либеральная революция // От плана к рынку, - М.: Текст, 1995, - с.27