Современный кризис Российской экономики

                                        Содержание:

1.      Введение

2.      Исторические рамки проблемы

3.      К вопросу о теории

4.      Программа правительства Е.Гайдара

5.      Программа правительства В. Черномырдина

6.      Выводы

                 

                                                     Введение

В последние годы Россия переживает один из самых драмати­ческих периодов своей истории. Рухнул тоталитаризм — комму­нистический режим. Величайшая из когда-либо созданных импе­рий Советский Союз — главный продукт этого режима — распал­ся на 15 независимых государств. Сошла с исторической арены Коммунистическая партия Советского Союза, объединявшая в себе все функции управления во имя поддержания власти невиданного доселе партийного, хозяйствен­ного и идеологического аппарата во главе с горсткой людей, обла­давших огромной, все проникающей и бесконтрольной властью над народом.

Исчерпала себя, доказав свою полную неэффективность, команд­но-распределительная социалистическая экономика, основанная не на реальной мотивации трудовой активности, а скорее на идео­логических и националистических критериях, выдаваемых аппа­ратом за великую цель всей нации. Замедление темпов роста и кри­зис такой экономики были неизбежными. С конца 70-х годов на­чался спад производства, т. е. реальный экономический кризис.

Эта экономика производила огромное количество неконкурен­тоспособных, низкокачественных продуктов на гигантских по раз­мерам предприятиях и платила всем работникам заработную пла­ту на уравнительной основе независимо от результатов трудовой деятельности. В таком качестве она устраивала огромные массы людей, не знакомых с реальной культурой труда и его мотивацией.

Естественно, что уход столь могучих сил породил не только вакуум, но и мощные, часто слепые центробежные сепара­тистские силы, способные развалить и саму Россию. Именно в этих условиях в стране начались реальные экономические реформы как главная гарантия удаления от коммунистического прошлого, пе­рехода от тоталитаризма к демократии, от казарменного распре­деления продуктов и доходов к реальной рыночной и денежной системе.

Реальные экономические реформы в России начались в январе 1992 г. с освобождением от государственного контроля большин­ства розничных и оптовых цен, сопровождались неизбежным падением жизненного уровня населения, усилением экономическо­го кризиса и вызвали у многих поначалу впечатление шока. И по­скольку экономические реформы запоздали и проводились в ус­ловиях заметно продвинувшейся политической эмансипации и демократизации общества, гласности и непривычного для страны плюрализма мнений, становления новых политических движений и партий, они вызвали огромный резонанс в обществе.

Естественно, что в таких условиях обострение политической борьбы стало неизбежным. К сожалению, по ряду историко-культурных и национальных причин она приняла нецивилизованные, деструктивные формы. В 1992—1993 гг. образовалось двоевластие, принцип разделения властей был нарушен, возник блок консерва­тивных, коммунистических и реваншистских сил, который привел к кровавому путчу в октябре 1993 г. Организаторы путча устроили кровавые побоища на улицах Москвы, что и привело к расстрелу парламента.

Теперь уже ясно, что экономические реформы в России идут намного сложнее и противоречивее, чем в пост коммунистических странах ЦВЕ и Балтии. Начало реформ совпало с развалом СССР и СЭВ (Совет Экономической Взаимопомощи), усилившимися дезинтеграционными процессами в самой России, ликвидацией станового хребта бывшей советской импе­рии — КПСС, резким ухудшением экономического положения в стране к концу 1991 г. В этих условиях реформы в России могли осуществляться лишь радикальным, а не постепен­ным путем. Бывшая партийно-хозяйственная номенклатура и силы истинных приверженцев антирыночной марксистско-ленинской идеологии были деморализованы, иначе бы они не позволили по­ставить под сомнение “ценности” “реального социализма”, созда­вавшегося в стране более 70 лет.

Переход от сверх централизованной командной к рыночной экономике в российских масштабах исторически беспрецедентен и крайне сложен. По своей сути он должен быть полным, последо­вательным и охватывать не только макро- , но и микро уровни всей экономической системы. Здесь необходима решительная полити­ческая воля к рыночным преобразованиям, широкое и твердое индикативное государственное регулирование в интересах этих преобразований и соответствующая помощь Запада.

В настоящее время часто говорят о внутренних трудностях и тяжелом наследстве, тормозящих ход экономических реформ в России, забывая о благоприятных факторах. К их числу отно­сятся: огромный ресурсный, производственный и научно-техничес­ких потенциал страны, образованное население, поддержка со сто­роны Запада, а также то, что в про­цессе рыночного реформирования своей экономики Россия уже сменила несколько команд реформаторов, наблюдая их ошибки, и идет вслед за странами ЦВЕ, Балтией и Китаем, учась на их ошиб­ках тоже.

                                       Исторические рамки проблемы

Представляется, что с исторической точки зрения экономичес­кие реформы в нашей стране в послевоенный период полезно рас­сматривать как в широком, так и в узком смысле. В широком смысле экономические реформы в бывшем Советском Союзе имеют дол­гую историю. Даже если оставить в стороне нэп, введенный в 1921 г., сразу же после смерти Сталина в стране заговорили о необходи­мости уделения большего внимания личному потреблению, пере­смотру народнохозяйственных пропорций в пользу производства предметов потребления, подъему сельского хозяйства и смягчению жесткости директивного централизованного планирования. В этом отношении характерны сентябрь­ский Пленум ЦК партии (1953г.) и реформы отраслевого управ­ления (1957 г.), когда были ликвидированы почти все отраслевые министерства и созданы 104 территориальных органа управле­ния — совнархозы. Это была попытка как-то скорректировать ра­боту жесткого командно-распределительного, сверх централизован­ного механизма управления экономикой, созданного в 30-х годах.

Все это не дало ожидаемых результатов, но начавшиеся попыт­ки реформ породили широкие дискуссии по экономическим во­просам в первой половине 60-х годов, приведшие к более продви­нутой хозяйственной реформе 1965 г. (называемой косыгинской). В соответствии с нею были воссозданы отраслевые ми­нистерства, сокращено число обязательных плановых показателей, произошли изменения в системе ценообразования, появилась не­большая финансовая самостоятельность предприятий, введены некоторые элементы рыночного механизма.

Реформа 1965 г. оказала благоприятное воздействие на разви­тие советской экономики, привела к ускорению темпов эконо­мического роста на короткий срок. По официальным данным, про­изведенный национальный доход в 1966—1970 гг. возрастал в сред­нем за год на 7,8%; продукция промышленности — на 8,5; продук­ция сельского хозяйства — на 4,4. (Для сравнения: в предыдущем пятилетии, в 1961—1965 гг., произведенный национальный доход возрастал в среднем на 6,5%; продукция промышленности — на 8,6; продукция сельского хозяйства— на 2,3).

 Эффект этой реформы был недолгим, и темпы экономического роста в следующем пя­тилетии заметно снизились. Они составили в 1971—1975 гг. по на­циональному доходу — 5,7; продукции промышленности — 7,4; продукции сельского хозяйства — 0,8% в год.

В июле 1979 г. было принято совместное постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР об улучшении планирования и совершенствовании экономического механизма для повышения эффективности производства и качества работы. Его можно понимать  как новую попытку реформ, хотя и менее реши­тельную и важную, чем в 1965 г. Главные цели этого постановле­ния заключались в усилении ответственности всех звеньев управ­ления, повышении эффективности капиталовложений путем предоставления государственным предприятиям большей финан­совой самостоятельности, усиления материального стимулирова­ния для выполнения плана посредством более тесной увязки оплаты с результатами труда, увеличения доли прибыли, остаю­щейся в распоряжении предприятий, использования значительной ее части в качестве поощрительных фондов, замены множества обя­зательных плановых показателей тремя — производительностью труда, качеством продукции и степенью выполнения плановых поставок.

Характерно, что, ощущая полную неэффективность и бесперс­пективность плановой, командной, распределительной экономи­ки, руководители бывшего Советского Союза не ставили прямо во­прос об отказе от планирования, о необходимости ориентации про­изводства на спрос. Они затрагивали вопрос лишь о частичном, дозированном и под неусыпным их контролем введении некото­рых элементов рыночной экономики в плановую. Именно тогда развернулась интересная дискуссия между “рыночниками” и “антирыночниками” в условиях социалистической экономики. Об от­казе от социализма практически никто и не помышлял.

В первой половине 80-х годов были введены новые правила в практику хозяйственного развития. Они включали:

— усиление банковского контроля над финансами;

— более реалистичную процентную ставку;

— акцент на использование банковского кредита вместо бюд­жетных субсидий;

— расширение прав местных органов власти в использовании земли, трудовых ресурсов, в производстве потребительских това­ров, в защите окружающей среды, в проведении строительных ра­бот и т. д.

Однако реального перехода к рынку не было. Отраслевые ми­нистерства и Госплан продолжали держать предприятия в жест­ких руках административного подчинения и директивных плано­вых заданий. Экономика работала не на реальный платежеспособ­ный спрос, а на заданные “сверху” показатели, и поэтому ежегодно производилось огромное количество ненужной продукции, кото­рая частично уничтожалась.

В конце 70-х — начале 80-х годов у России была возможность пойти по пути Китая и, начав с сельского хозяйства, даже в рамках социалистической системы, проводить крупные и более комплексные рыночные реформы. Тогда политическая си­туация в стране, порядок и дисциплина были намного лучше, чем в 90-х годах. Но престарелые советские руководители не были столь дальновидными, как китайские, и выбрали путь мелких и частич­ных попыток реформ, которые не смогли изменить традиционный экономический механизм, так как не затрагивали базовых принципов административно-командной системы. Китайские руководители такие принципы затронули, но строго отгородили реформационные процессы конкретными районами и отраслями при сохране­нии командно-распределительной тоталитарной системы.

К тому же экономическое содержание этих реформ в бывшем СССР носило не столько половинчатый, сколько косметический характер. Видимость преобладала над сущностью. Более того, весь аппарат административно-командной системы был сохранен, а он сопротивлялся даже слабым попыткам что-либо изменить в команд­но-распределительной экономике.

Тем не менее, известный советский дипломат О. Трояновский в своих воспоминаниях высоко оценивает деятельность А. Н. Косы­гина, под руководством которого предпринимались попытки ре­формирования советской экономики в 1965 и 1979 гг. Он пишет: “Если бы Косыгин, а не Брежнев стал первым человеком в госу­дарстве, то страна могла бы пойти по пути реформ, причем реформ продуманных и хорошо обоснованных”.

Но наиболее важные экономические реформы в бывшем Советском Союзе имели место во второй половине 80-х годов при М. С. Горбачеве. Хотя они проводились все в тех же рамках “рыночного социализма”, и все же по сравнению со всеми предыдущими попытками были наи­более продвинутыми и далеко  идущими. Однако горбачевский пе­риод отличается, прежде всего, не экономическими, а политичес­кими реформами, которые рассматривались как база для первых.

Горбачев серьезно подорвал советскую тоталитарную систему, всеобъемлющую власть одной партии — КПСС, официальную го­сударственную идеологию — марксизм-ленинизм, выдававшуюся официальной пропагандой за науку всех наук, сделал решающие шаги в направлении развития гласности, подлинной демократии, дал возможность специалистам показать всю порочность и беспер­спективность сохранения централизованной планово-распредели­тельной экономической системы.

Что касается экономических реформ Горбачева, то здесь необ­ходимо отметить следующие элементы.

В феврале 1986 г. XXVII съезд КПСС призвал к перестройке всей системы управления в сфере экономики.

Элементами этой реформы являлись:  

— сосредоточение Госплана СССР на стратегических целях и задачах экономического развития;

— трансформация государственных предприятий и ассоциаций в гибкие, само финансирующиеся организации на базе так называ­емого полного хозрасчета;

—  упор в управлении на экономические рычаги и стимулы;

—  перестройка систем снабжения, ценообразования, финансов и кредита.

Съезд поддержал развитие кооперативной и частной собственности в стране.

В ноябре 1986 г. был принят Закон об индивидуальной (част­ной) деятельности. В нем отмечались 29 форм индивидуально-тру­довой деятельности, среди которых наконец-то нашлось место и для частных предприятий. В июне 1987 г. принят Закон о государ­ственном предприятии (ассоциации). В 25-ти статьях Закона изложе­ны права и обязанности государственных предприятий. Главное — их финансовая самостоятельность, ответственность за производство, реализацию своей продукции и использование полученного дохода. Специально подчеркивалась роль конкуренции, необхо­димость банкротств несостоятельных предприятий, подчиненность указаниям государственного плана. Взаимоотношения между государственными предприятиями и министерствами определялись в этом Законе по следующим направлениям: ориен­тация на показатели государственного плана (теперь уже необя­зательные), государственные заказы, стабильные долгосрочные нормативы и лимиты (коэффициенты капитало- и материалоемкости и т. д.). Помимо этого предприятия должны были заключать между собой договоры в целях лучшего выполнения планов и об­мена произведенной сверх плана продукцией.

В июне 1988 г. был принят Закон о кооперативах. Он опреде­лил экономические, социальные, организационные и правовые условия функционирования кооперативов. По Закону кооперати­вы — независимые организации граждан, объединившиеся для осу­ществления экономической и других видов совместной деятель­ности на базе принадлежащей им или арендуемой у государства собственности. В соответствии с Законом кооперативы являются экономически независимыми, самоуправляющимися и само финан­сирующимися организациями. Для их создания требуется всего лишь согласие местного органа власти.

В том же году был принят Закон о государственном предприя­тии, в соответствии с которым предприятия получили значитель­ную свободу и права в распоряжении своими доходами, поисках поставщиков сырья и покупателей возросшей части своей продук­ции. Концепция “полного” хозрасчета в условиях рыночного со­циализма получила, наконец, свое наиболее широкое воплощение, что не было сделано в 1965 и 1979 гг.

Эти законодательные акты серьезно подорвали централизован­ную плановую систему, но и не стали реальным шагом на пути к рынку. Реалии оказались далекими от намерений. Предприятия, получив самостоятельность, все свои доходы обратили на прирост заработной платы, а не на инвестиции. В результате экономичес­кое положение в стране не улучшалось, спад производства про­должался, инфляция получила дополнительный импульс, дестаби­лизация общественной жизни и экономики усилилась. Партийная номенклатура раскололась на две части: одна требовала возврата к старой дисциплине, жесткому централизованному планирова­нию, другая выступала за продолжение реформ на более радикальной основе. В начале 1990 г. было принято решение о проведении реформы партии и конституционной реформы, но практически в этом направлении ничего не было сделано.

В 1989—1990 гг. была введена программа регулируемой рыноч­ной экономики Рыжкова—Абалкина, ориентированная на созда­ние “социалистического” рынка в рамках “социалистического выбора” при сохранении командно-административного государ­ственного вмешательства в экономику в условиях централизован­ного планирования.

Основные черты программы регулируемой рыночной эконо­мики:

— разнообразие форм собственности, их равенство перед зако­ном, поощрение конкуренции между ними;

— использование рынка как главного инструмента координа­ции деятельности производителей, развитие не только рынка то­варов и услуг, но и рынков труда и капитала;

— макроэкономическое регулирование народного хозяйства по­средством экономических рычагов и стимулов, индикативного пла­нирования;

—     оплата труда строго в соответствии с реальными результа­тами.

Второй съезд народных депутатов СССР принял эту програм­му в конце 1989 г. Ее практическая реализация предусматривала две стадии: в 1990—1992 гг. ликвидировать бюджетный дефицит, несбалансированность потребительского рынка, провести налого­вую реформу и реформу ценообразования; в 1993—1995 гг. создать рынок в условиях сохранения государственного плана, изменить структуру собственности.

Хотя программа Рыжкова—Абалкина была более радикальной, чем реформаторские попытки в 1987 и 1988 гг., тем не менее она тоже исходила из желания улучшить, перестроить социализм; её представители не понимали, что социализм в принципе пе­рестраивать бессмысленно, так как он органически вместе с лежащей в его основе идеологией не вписывается в рамки эффективной рыночной экономики.

По оценке Европейской экономической комиссии ООН (ЕЭК), реформы Горбачева стали пятой по счету попыткой в послевоен­ные годы реформировать советскую экономическую систему, и она в очередной раз провалилась. У Горбачева тоже была историчес­кая возможность осуществить постепенный переход к рынку: сна­чала по-китайски, т. е. по пути создания двухсекторной экономики с постепенным вытеснением государственного сектора за счет динамично развивающегося частного, а затем по пути использо­вания внешних кредитов в целях смягчения социальных послед­ствий реальных рыночных и системных преобразований в стране.

Однако оба предложения, дававшиеся разными специалиста­ми, были проигнорированы: Горбачев, проводя важные демокра­тические преобразования и политическую перестройку, практи­чески не осуществлял никакой серьезной экономической рефор­мы и, более того, принципиально выступал против приватизации государственной собственности.

Самой ранней программой реформ для М. С. Горба­чева была программа, предложенная в 1987 г. Н. П. Шмелевым в его известной работе “Авансы и долги”. Автор предложил начать реформы с сельского хозяйства, с насыщения потребительского рынка, с реального развития частной инициативы в мелком и сред­нем бизнесе, занять на Западе 10—15 млрд. долл. на эти цели. Это был мягкий, щадящий вариант реформы, но и его не приняли. Не была поддержана и знаменитая рыночная программа “500 дней” С. Шаталина и Г. Явлинского. К концу свое­го пребывания у власти Горбачев практически покинул стан де­мократов и стал поддерживать консерваторов, испугавшись корен­ных институциональных преобразований в стране.

Проводя перестройку, Горбачев и не мыслил ее как возврат к капитализму. Его “новое мышление” витало вокруг совершенство­вания социализма, более полного использования его преимуществ, активизации человеческого факто­ра которое ничего реального не дало. Это была серьезная политическая и историческая ограниченность, которая вскоре и определила его судьбу.

Более того, горбачевская перестройка, давшая важные плоды в деле расшатывания тоталитарной советской системы, в проведе­нии необходимых политических преобразований, в сфере эконо­мики оказалась связанной с грубыми, порой непростительными просчетами, такими как:

  —резкое увеличение бюджетного дефицита, денежной эмис­сии, приведшие к

 ускорению инфляции;                                                

—непродуманная антиалкогольная кампания, осуществленная типично          административными методами и обусловившая резкое сокращение доходов бюджета;

—кампания “ускорения” экономического развития на базе НТП, повлекшая за собой ущерб потребительскому потенциалу населения в результате искусственного нагнетания инвестиций в машиностроение;

—резкое сокращение золотого запаса страны;

—чрезмерное ограничение кооперативной и индивидуально-трудовой деятельности;

—повышение закупочных цен на сельхозпродукцию при фик­сировании розничных цен на продовольствие, что привело к уве­личению дотаций и стало одной из причин роста бюджетного дефицита;

—распространение хозрасчета на отдельные территории, в ре­зультате чего последние перестали платить налоги в общегосудар­ственную казну;

—всеобщий переход на бартер и ограничения на вывоз това­ров с отдельных территорий;

—резкое увеличение задолженности страны Западу.

Отрицательно повлияли на экономику страны в горбачевские времена такие факторы, как падение мировых цен на нефть, чер­нобыльская катастрофа, землетрясение в Армении, забастовки шахтеров, этнические конфликты и национальный сепаратизм.

Но главное заключалось в том, что социалистическая экономи­ка к этому времени себя уже полностью изжила, доказав свою аб­солютную неэффективность в результате отсутствия реальной мотивации трудовой активности, огромного перерасхода всех ви­дов ресурсов в производстве. Парадокс в том, что марксизм, счи­тая в теории развитие производительных сил мотором обществен­ного прогресса, на практике привел к их расточению, крайне неэффективному использованию, перенакоплению всех видов ре­сурсов. Лень и имитация работы стали нормой советской трудо­вой “этики”. Замедление темпов роста, начавшееся еще в конце 50-х годов и перешедшее с середины 70-х годов в спад производ­ства, т. е. в реальный экономический кризис, который был лишь усилен горбачевской перестройкой, — закономерный результат исторического процесса в нашей стране.

Сталинская модель хозяйствования, создан­ная в бывшем Советском Союзе, могла давать частичный эффект лишь на короткие отрезки времени, но в долгосрочной перспекти­ве, на постоянной основе она была абсолютно неэффек­тивной. Эта модель изолировала Советский Союз от мирового рынка, от НТП, она сделала почти всю производимую им продукцию некачественной и неконкурентоспособной, изуродовала всю структуру “социалистичес­кого производства”. В конечном счете, она себя исчерпала и про­валилась.

Однако М. Горбачев не понял того, что разрушение советской тоталитарной общественной системы должно быть неразрывно связано с целенаправленной сменой сталинской модели хозяйство­вания. В первые годы своего правления он ввел по образцу своих предшественников, ратовавших за преимущественный рост про­изводства средств производства, программу “ускорения” на базе стимулирования роста машиностроения. Лишь потом жизнь за­ставила его сделать некоторые шаги в сторону рынка. Но до самых своих последних дней в качестве руководителя СССР он был про­тив частной собственности, против ликвидации централизованного планирования, против земельной реформы.

Командно-распределительная, административная, централизованно плановая экономика СССР пустила в стране глубокие корни. Были созданы гигантские промышленные и сель­скохозяйственные предприятия-монополисты, такие экономичес­кие гиганты, которые вписываются не в рынок, а только в нату­ральное хозяйство, в само обеспечивающееся производство. Не было нормальной производственной инфраструктуры, так как вложе­ния в нее не приносили ускорения темпов, не существовало ни частных банков, ни кредита. В течение многих десятилетий запре­щалось частное предпринимательство, все брало на себя го­сударство, которое не могло справиться с непосильными ему зада­чами и решало их по-своему: не экономически, а казарменно и бюрократически. Рубль не был конвертабельным, почти вся тор­говля осуществлялась по административным, а не рыночным це­нам, владение твердой валютой запрещалось.

Все это говорит о том, что переход к рынку в России будет не­избежно долгим и болезненным. Отход от рынка потребовал не­скольких поколений, полный переход к нему займет не меньше времени. Естественно, что отход от плановой системы неизбежно ввергает страну в состояние хаоса, болезненной трансформации. Но этот переходный период необходимо пройти, чтобы встать на путь цивилизованного развития, с которого страна сошла на дос­таточно продолжительный срок.

Перестройка, объявленная и практически начатая М. Горбаче­вым, была подготовлена осознанием либерально-демократической частью партийной элиты СССР неэффективности и в конечном счете исторической обреченности “реального социализма”, создан­ного в СССР, и его экономики. Оппозиционные настроения в кру­гах этой элиты стали довольно широко, хотя и негласно распро­страняться в стране еще со времен брежневского застоя и доволь­но определенно выражаться в годы правления Ю. Андропова. Не случайно в это время на самом верху политической власти в стра­не рассматривались варианты самых мрачных прогнозов, вплоть до развала общественной системы и распада страны. По существу, приход М. Горбачева с его перестройкой в какой-то мере был подготовлен Ю. Андроповым.

В узком смысле экономические реформы начались в России, лишь в 1992 г. под руководством Б. Ельцина и Е. Гайдара. Именно эти реформы следует считать реальными, призванными создать не отдельные элементы рынка в чуждой ему среде, а подлинный ры­нок товаров и услуг, рынок капитала и рабочей силы с присущим ему механизмом конкуренции, а также естественную замену тота­литарной общественной системы цивилизованной, демократичес­кой, рыночной.

Однако и ельцинско-гайдаровские экономические реформы также были связаны с серией крупных ошибок и просчетов.  Это и кризис платежей, не комплексность и непоследовательность в про­ведении реформ, слабая поддержка зарождающегося предприни­мательства и многое другое. Но самое главное, с чем был связан рассматриваемый период реформ, это, конечно, политическое про­тивостояние законодательной и исполнительной ветвей власти, которое не дало возможности реализовать истинные замыслы ре­форматоров, а также слабость управленческих институтов.

И, тем не менее, если экономические реформы при Горбачеве не проводились, а точнее, были псевдореформами, то ельцинские реформы стали фактом, реальностью. Они изменили социально-экономический строй в России, осуществили институциональную трансформацию всего общества, хотя этот процесс еще далек от своего завершения.

Однако радикальный период экономических реформ продол­жался около полугода. Затем он был сменен периодом застоя ре­форм, периодом шатаний и оставался практически на одном мес­те. И только в 1997 г., казалось, пришло время возвращаться вновь к радикальной экономической реформе, однако в августе 1998 г. произошла катастрофа: Россия на время отказалась выплачивать свой внешний долг, разрушила итак плохо ранее сложившуюся финансово-банковскую систему, провела фактическую девальва­цию рубля. Законность и экономическая целесообразность этой акции сегодня не только изучаются, но и расследуются в нашем обществе.

                                                  К вопросу о теории

Экономические реформы, проводимые во всех пост коммунис­тических странах, не имеют и не могут иметь надежную теорети­ческую базу. Теоретическая база ковалась для перехода от рыноч­ной экономики к нерыночной, от капитализма к социализму. Это был хорошо известный нам марксизм-ленинизм — идеологичес­кий стержень тоталитарного общества, великий миф, околдовав­ший значительную часть человечества на протяжении более 100 лет. Но почему-то никто не догадался сочинить теорию обрат­ного перехода от нерыночной экономи­ки к рыночной, от социализма к капитализму.

В капиталистических странах с нормальной рыночной эконо­микой нет нужды в теоретизированиях по поводу трансформации неэффективного нерыночного хозяйства, в эффективное рыночное. Считается, что эффективность и сама рано или по­здно придет на смену неэффективности, демократия победит то­талитаризм(Хайек и Мизес). Тем не менее, есть две теории, на которые обыч­но опираются реформаторы во всех пост социалистических стра­нах: кейнсианство и монетаризм. В соответствии именно с ними и складывается практика эволюционного или радикального прове­дения экономических реформ.

Эволюционисты (или “постепенники”), выступают за длитель­ный и осторожный путь к рынку с сохранением многих старых структур и механизмов, присущих тоталитарному обществу, соци­алистической системе. Опираясь на кейнсианскую концепцию, они требуют серьезного государственного вмешательства в экономику (в наших условиях — административного и прямого), возврата к отраслевым министерствам, к системе государственных заказов и закупок, субсидий и льготных кредитов для внеэкономи­ческой поддержки неэффективных предприятий и целых секторов в экономике, к государственному установлению цен и заработных плат на фиксированном уровне, всячески тормозя начав­шийся процесс приватизации. Отсюда исходят и предложения о возврате к “рыночному социализму”, о создании двухсекторной экономики — рыночной и государственной, о протекционизме, об использовании китайского опыта и т. д.

Радикалы, опираясь на монетаризм, не отрицают необходимо­сти серьезного государственного вмешательства в экономику. Но они имеют в виду экономическое регулирование, т. е. такое вме­шательство государства в экономику, которое должно проходить не напрямую, а через интересы экономических субъектов, через экономические рычаги и стимулы в целях достижения высокой эффективности производства и жизненного уровня населения. А главное, это вмешательство должно быть направлено, прежде всего, на поощрение предпринимательства, частного самоокупаемого сектора, многоукладности экономики и конкуренции.

Радикалы (монетаристы и либералы) выступают за быс­трые и решительные не только рыночные, но и системные, инсти­туциональные преобразования, как экономики, так и всего обще­ства России, за ломку многих государственных структур отжившей командно-распределительной системы и замену их структурами рыночной, а точнее, капиталистической системы.

В последние полтора десятилетия позиции монетаристов серь­езно укрепились в мире после известных провалов кейнсианских методов регулирования на практике. Все западные демократии проповедуют свободу конкуренции и разных форм собственности с упором на частную и избегают прежних прямых методов госу­дарственного регулирования экономики. Коренной тезис либералов-монетаристов — освобождение, либерализация цен, т. е. со­здание в экономике своего рода естественной сигнальной систе­мы, дающей производителю и потребителю сигналы на то, что производить и что покупать, куда направлять ресурсы по крите­рию эффективности производства и потребления. Рынок же может создать такую сигнальную систему только в условиях сво­боды ценообразования. Экономическая стабилизация и рациональ­ное поведение людей, по мнению родоначальника этой школы М. Фридмана, невозможно без господствующей роли свободных рыночных цен в экономике.

Наконец, монетаристы говорят о жестком регулировании де­нежной массы, о решительном снижении, а то и ликвидации бюд­жетного дефицита — важнейшей причине инфляции в стране. Отсюда исходят предложения о первичной роли финансовой стаби­лизации по отношению к антикризисной политике. И при этом — жесткое государственное регулирование денежной массы, денеж­ной эмиссии, государственных кредитов и субсидий.

Деление ученых и политиков на кейнсианцев и монетаристов, на радикалов и эволюционистов-постепенников имеет место не только в России и других пост коммунистических странах, но и в странах Запада, где в последнее время появилось много специали­стов по трансформации социализма в капитализм. Наиболее ра­дикальную позицию на Западе занимают МВФ, американский эко­номист Д. Сакс и шведский экономист А. Ослунд. Это сторонники шоковой терапии, которая заложена и в “стандартный метод” МВФ, примененный на практике во многих развивающихся стра­нах, попавших в критические ситуации. Суть этого подхода: либе­рализация цен, ликвидация так называемого денежного навеса и переход к структуре цен мирового рынка; либерализация внеш­ней торговли, обеспечение хотя бы частичной конвертируемости валюты; дерегулирование экономики; отмена субсидий, резкое со­кращение бюджетного дефицита; жесткая кредитно-денежная политика; быстрая приватизация.

Сегодня западные эволюционисты-постепенники также пред­ставлены именитыми учеными. Это К. Ласки (Австрия), А. Ноув (Великобритания), Д. Берлинер (США) и многие другие, критику­ющие концепции и практику МВФ. Они выступают против либе­рализации цен и быстрой приватизации. Они считают, что создан­ные при коммунистическом тоталитарном режиме институты име­ют значительную ценность и могут не только сосуществовать с новыми рыночными институтами, но и постепенно врастать в них. Они полагают, что нужно иметь время не только для рождения нового, но и для трансформации старого. К такой точке зрения склоняются многие западные кейнсианцы и социал-демократы, сторонники “рыночного социализма”, институционалисты и эво­люционисты.

Однако это все больше в теории. Что же касается практики, то здесь ведущую роль играет живой опыт восточноевропейских стран и Китая, раньше нас начавших переход к рынку. Выбор модели реформы реально зависит от экономической и политической си­туации в стране, от степени ее готовности к переходу к рыночной системе.

Обычно рекомендации МВФ склонны принять те стра­ны, где уже существует высокая инфляция, грозит большой эко­номический кризис или даже развал экономики. Если страна более или менее благополучна, то она выбирает градуалистский путь реформации. Но и в том и в другом случае необходима твердая политическая воля, четкая и сильная политика, широкая обще­ственная поддержка проводимых реформ. Если этого нет, то лю­бая модель реформ обречена на провал.

Совершенно четко по двум разным моделям реформирования своей экономики и общества пошли Польша и Венгрия. Обе стра­ны добились реальных положительных результатов, так как пра­вильно учли свою специфику. Что касается Китая, то он, в отли­чие от Польши, Венгрии и Чехословакии, сохранил прежний то­талитарный коммунистический режим, Коммунистическую партию и все структуры командно-распределительной системы, но в рамках “рыночного социализма” серьезно расширил рыночные отношения и стимулы, дав простор экономическому росту на базе вовлечения огромного аграрного сектора в товарно-денежные от­ношения и развития полутора десятков свободных экономических зон с широким участием иностранного капитала.

Несмотря на постепенную трансформацию своей экономики, Китай скрупулезно следует рекомендациям МВФ, проводя поли­тику макроэкономической стабилизации, сбалансирования бюд­жета и недопущения инфляционных процессов.

В 1978 г., когда в Китае начались экономические реформы, ос­новная часть населения работала в коммунах, т. е. в коллективном и не получавшем дотаций сельском хозяйстве, а на госпредприя­тиях работало менее 20% населения. Кроме того, экономика Ки­тая не была столь сверхцентрализована и монополизирована, как экономика бывшего СССР, там не было и такого количества круп­ных промышленных предприятий. Поэтому китайские опыт и мо­дель реформирования для России вряд ли подходят.

Как оценить экономические реформы в России, и какая модель этих реформ лучше соответствует ее экономической, политичес­кой и социальной сути?

На практике Россия проводит свои экономические реформы не строго в соответствии с какой-либо одной точкой зрения или шко­лой, а по-разному, сочетая радикализм и эволюционизм и платя при этом огромную цену.

Ход российских экономических реформ не умещается в узкие рамки той или иной теории. Он объясняется не одной, а многими теориями, да и то лишь частично. Поэтому заранее, ис­ходить из какой-либо одной теории, как это делали раньше при подходе к той или иной реформе, это неплодотворный подход. Теория— это обобщение практики, а практика должна быть праг­матичной и ориентироваться исключительно на здравый смысл, экономический и социальный интерес. Таким образом теория в свою очередь, должна претерпевать изменения под воздействием последующей практики. И если теория не меняется, она отрывается от жизни и исторически отвергается как несостоя­тельная для изменившихся условий. Примеров тому много, и марксизм-ленинизм является одним из них.

Конкретный выбор окончательного варианта реформы в реша­ющей степени зависит от социально-экономического положения страны, исторических и национальных предпосылок. В России к тому же этот выбор происходил на фоне распада Советского Со­юза, развала СЭВ, растущей дезинтеграции самой России, паде­ния КПСС. Не будь путча в августе 1991 г., давшего толчок к раз­валу СССР и КПСС, вряд ли гайдаровский вариант был бы возмо­жен. Процесс реформ резко интенсифицировался именно под влиянием неудавшегося путча и ухода со сцены консервативного правительства В. Павлова при президентстве М. Горбачева. Одна­ко радикализм экономической реформы Е. Гайдара просущество­вал недолго, менее чем через полгода он сменился эволюциониз­мом под влиянием мощных консервативных сил и настроений в обществе.

                           

                                          

Как уже отмечалось, теория не может и не должна быть исходным пунктом экономической реформы, той или иной ее модели. Но это не значит, что у реформ вообще нет ниче­го исходного, одна лишь текущая прагматика и трезвый расчет. В условиях России так вообще не бывает. Марксизм-ленинизм, тра­диция большевистских подходов незримо присутствуют в головах даже самых молодых реформаторов.

При подходе к экономическим реформам, выбору той или иной их модели важно  ответить на следующие 3 вопроса:

1). Каково отношение к “реальному социализму”, уже про­явившему себя на протяжении не столь малого времени в бывшем СССР и странах Восточной Европы?

2). Каково отношение к опасности реванша, возвращения, даже частичного, в социалистическое прошлое?

3). Когда было лучше в нашей стране?

Переход от командной экономики к рыночной в нашей стране оказался делом очень трудным. И не потому, что большинство россиян считают “реальный социализм” верхом совершенства, а потому, что более чем за 70-летний период в стра­не сложилась огромная инерция мышления, поведения, образовал­ся определенный тип человека с определенным характером и об­разом мышления (иждивенчество, безынициативность, постоян­ное ожидание указаний “сверху”, несамостоятельность, слепой патриотизм, заидеологизированность). Эта инерция и отсут­ствие разветвленной рыночной инфраструктуры, а также состоя­ние неустроенности и подавленности общества при резком спаде производства и жизненного уровня населения в переходный пе­риод сильно мешают переходу к рынку.

                                         Программа правительства Е. Гайдара

Ельцинско-гайдаровские реформы, проводимые с начала 1992 г., впервые стали реальными рыночными реформами на практике. Взятому курсу на радикальные экономи­ческие реформы противоречила вся предыдущая история безуспешных попыток введения каких-либо элементов рын­ка, учета реального спроса в рамках “реального социализма”, си­стемы централизованного планирования.

Главная задача, поставленная перед правительством Гайдара, заключалась в сломе старой команд­ной системы, создании основ рыночной экономики и реальном вхождении страны в рынок до неизбежной отставки правительства. Команда Гайдара вначале была дружной и однородной, состояла из единомышленников. Это была команда, которая сразу же пре­дупредила общественность, что проводимые ими реформы будут трудными и болезненными, поэтому их надо проводить решитель­но и быстро.

Экономический кризис в стране после августовского путча 1991 г. набирал темпы, после распада СССР еще больше усилился. К началу 1992 г. сложилась критическая ситуация, когда, по суще­ству, был разрушен потребительский рынок, возникла угроза фи­нансового краха, неплатежей в госбюджет, а старая система госу­дарственных цен полностью себя изжила. В результате инфляции никто не хотел продавать продукцию по искусственно низким го­сударственным ценам, соотношение между государственными и рыночными ценами установилось на уровне 1:40—1:50. Деньги ста­ли терять смысл, начался переход к натуральному обмену между предприятиями. Регионы принимали запретительные меры по вывозу продукции со своих территорий, возникли таможни. Люди повсеместно стали использовать бартер. В этих условиях надо было либо вводить карточную систему, систему жесткого государствен­ного уравнительного распределения продукции в натуральном виде, либо идти на радикальную экономическую реформу, связанную в первую очередь с либерализацией финансовой и денежной системы.

Президент и его команда избрали путь ради­кальных экономических реформ, учитывая инерционность наше­го прошлого. Конечно, можно было пойти более умеренным пу­тем, указанным в ранее принятой Россией программе “500 дней”, но был избран более твердый и жесткий курс, предложенный Е. Гайдаром.

В программе “500 дней”, подготовленной в 1990 г. группой со­ветских экономистов под руководством С. Шаталина и Г. Явлин­ского, говорилось, что главной целью экономической реформы яв­ляется “экономическая свобода граждан и создание на этой осно­ве эффективной хозяйственной системы”.

Авторы программы “500 дней” отмечали следующие принци­пы функционирования новой экономической системы, которая должна быть создана:

—максимальная свобода экономического субъекта (предпри­ятия, предпринимателя);

—полная ответственность экономического субъекта за резуль­таты хозяйственной деятельности, опирающаяся на юридическое равноправие всех видов собственности, включая частную;

—конкуренция производителей как важнейший фактор сти­мулирования хозяйственной активности;

—свободное ценообразование, балансирующее спрос и пред­ложение;

—дополнение товарного рынка рынком рабочей силы и фи­нансовым рынком;

—открытость экономики, ее последовательная интеграция в мировое хозяйство;

—обеспечение высокой степени социальной защищенности граждан;

—отказ всех органов государственной власти от прямого учас­тия в хозяйственной деятельности.

В соответствии с программой “500 дней” в течение первых 100 дней (программа чрезвычайных мер) должен быть принят па­кет законов, необходимых для функционирования рыночной эко­номики; начинается приватизация и акционирование государственной собственности; проводится жесткая финансово-денежная по­литика, ведущая к резкому сокращению бюджетного дефицита и прекращению роста денежной массы; начинается земельная ре­форма; проводится сокращение военных расходов и инвестиций за счет бюджета; прекращается выплата  всех дотаций и субсидий предприятиям; начинается поэтапная либерализация розничных цен. В течение следующих 150 дней (101—250-й) намечалось сня­тие государственного контроля за ценами уже для широкой товар­ной массы, полная ликвидация бюджетного дефицита, широкое развитие приватизации, демонополизация и ликвидация устарев­ших административных структур, индексация доходов с учетом динамики цен.

В течение последующих 150 дней (251—400-й) на базе разви­тия рыночных отношений и все более полного насыщения рынка намечалось достичь его стабилизации, еще дальше продвинуть приватизацию и либерализацию цен, ввести конвертабельность рубля. Наконец, в оставшиеся 100 дней (401—500-й) ожидалось начало подъема в экономике, развертывания масштабной струк­турной перестройки.

Из этого краткого напоминания о программе “500 дней” ясно, что она представляет собой не более чем схему последовательнос­ти действий в рамках перехода к рынку. Сам переход к рынку за 500 дней осуществить нереально. В лучшем случае эту программу следует рассматривать в качестве стартера запуска рыночных пре­образований, но не более того.

Вместе с тем ясно, что программа “500 дней”, как и ельцинско-гайдаровская программа, находилась в русле радикальных систем­ных преобразований экономики и общества. Однако в отличие от последней в ней больше внимания уделялось социальной поддерж­ке населения и меньше внимания — борьбе с инфляцией, а либе­рализация цен отнесена ко второму этапу вслед за начавшейся приватизацией и жесткой финансово-денежной политикой, про­водимых в чрезвычайном порядке. За эти отличия оппозиция по­том будет отчаянно ругать ельцинско-гайдаровскую программу, в целом более технологичную, но и жесткую.

Это было связано, прежде всего, с тем, что в стране к началу 1992 г. сложилась острейшая критическая ситуация, когда цены бесконтрольно резко взметнулись вверх, рынок распался, и полки магазинов оказались пустыми в буквальном смысле. В 1991 г. стра­на, по существу, находилась в состоянии экономического коллап­са. Производство сокращалось, бюджетный дефицит составлял  27% от ВНП, скрытая безработица достигла 35% от численности рабочей силы, спрос намного превышал предложение, образовал­ся огромный “денежный навес”, достигавший сотен миллиардов рублей. Одновременно быстро увеличивался государственный долг (в 1985 г. — 20 млрд. долл., в 1991 г. — 80 млрд.) и снижался золотой запас страны (1500 т в 1985 г. и лишь 80 т в 1991 г.). Никто за эти итоги ответственность на себя не взял. В ноябре—декабре 1991 г. очереди были за всем: за хлебом, мясом, колбасными изделиями, водкой, овощами... Уже вводились карточки по регионам, в мос­ковских магазинах для покупателей требовалась визитка с фото­графией.

В этих условиях, как уже говорилось, необходимо было либо вводить карточки, либо отпускать цены. Был принят второй вари­ант. Однако по просьбе Украины либерализацию цен отложили на 1,5 месяца и провели лишь 2 января 1992 г.

По расчетам нового правительства Е. Гайдара, рост розничных цен ожидался в 2—3 раза. На деле же они увеличились в течение первого квартала 1992 г. более чем в 6 раз, а по сравнению с нача­лом 1991 г. — в 13—15 раз. Общество ощутило сильный шоковый удар. Но без него нельзя было, и говорить о рынке. В отличие от Польши в России были отпущены не только цены, но и заработ­ная плата, более решительно начата приватизация. Либерализа­ция коснулась 90% розничных и 80% оптовых цен. Старые цены сохранялись, в частности, по 15 наименованиям потребительских благ, начиная с хлеба и кончая платой за жилье и коммунальные услуги.

Однако после резкого взлета цен динамика их роста замедли­лась, и в апреле 1992 г. розничные цены выросли всего лишь на 22%, кредитная и денежная эмиссии были взяты под контроль, бюд­жетный дефицит значительно сократился. Стала улучшаться си­туация на рынке, прежде всего за счет старых запасов. Тем не менее, предложение товарной массы было слабым, спад производства усилился. По существу, директора государственных предприятий реформу не поддержали; вместо наращивания производства и пред­ложения на этой основе товаров на рынке они стали залезать во взаимные долги, устанавливать монопольные цены, пытаясь сохра­нить уровень занятости и заработной платы.

Непопулярные радикальные меры, а также реакция значитель­ной части директорского корпуса укрепили оппозицию, раздав­ленную после путча 1991 г. К ней присоединилась часть демокра­тов во главе с бывшим Председателем Верховного Совета РФ Р. Хасбулатовым. Слишком был велик соблазн перехвата власти у молодых, хотя и профессионально грамотных, но политичес­ки не искушенных реформаторов. Уже в январе 1992 г. Р. Хасбула­тов обвинил только что созданное молодое правительство России в некомпетентности.

Затем под его руководством была составлена альтернативная “антикризисная программа” в расчете на поддерж­ку директорского корпуса. Суть этой программы заключалась в смягчении шока, торможении начавшихся рыночных реформ, уси­лении государственного контроля над экономикой, т. е. в частич­ном возврате к командной экономике. Р. Хасбулатов открыто при­знал тогда, что он возглавляет в некотором смысле оппозицию ходу экономической реформы в стране.

Выступая в апреле 1992 г. на VI Съезде народных депутатов Рос­сии, Р. Хасбулатов заявил, что проводимые правительством реформы лишь внешне выглядят радикально. А на деле, будучи оторванными от реальной действительности, они не дают нуж­ного эффекта. Стало ясно, что спикер парламента уже тогда начал добиваться смены Кабинета. И он был не одинок. Большинство выступавших по этому вопросу на съезде депутатов критиковали правительство в весьма резкой форме.

Более того, на состоявшейся в последний день этого съезда пресс-конференции руководители блока “Российское единство” С. Горячева, В. Исаков, М. Астафь­ев, В. Аксючиц и ряд других депутатов заявили о своей готовности немедленно взять власть в стране в свои руки. (В наши дни коммунистическая фракция в Государственной Думе предлагает практически то же самое).

 Предста­вители хасбулатовского парламента, “Гражданского союза” и др. выдвигали следующие предложения:

— ввести государственное регулирование заработной платы и цен (прежде всего на сырье и основные продукты питания);

— выдавать предприятиям специальные кредиты на пополне­ние оборотных средств и их индексацию;

— дотировать сельскохозяйственное производство;

— увеличить централизованное финансирование деятельнос­ти и развития объектов социальной сферы;

— ввести льготное кредитование инвестиций в структурную пе­рестройку производства важнейших потребительских продуктов и сельского хозяйства;

— индексировать сбережения населения;

—отказаться от форсированной приватизации.

Почти все перечисленные пункты носят либо антирыночный, проинфляционный, либо популистский характер, и естественно, команда Гайдара не могла с ними согласиться, так как в то время они означали шаг назад — к рыжковско-абалкинскому “рыночному со­циализму”. При этом Р. Хасбулатов не уставал повторять, что он и возглавляемая им оппозиция выступают за реальные реформы, а правительство Е. Гайдара проводит псевдореформы, на деле разва­ливая экономику страны. При этом было много настоящей дема­гогии и мало конструктивизма.

Президент Б. Ельцин решительно поддержал правительствен­ный курс экономических реформ. Он говорил о провале попытки консервативного реванша, о достигнутом зыбком компромиссе между правительством и депутатским корпусом, призвал к равно­правному и постоянному диалогу между законодательной и испол­нительной властями. “Без сильной исполнительной власти, — пи­сал Президент, — не будет ни реформ, ни порядка, ни государ­ственности, достойной России, ее истории и традиции. Если сохраним гражданский мир, если удержимся от конфронтации, есть реальная возможность обеспечить экономическую стабилизацию уже к концу текущего года. Россия разбужена. Она двинулась к рыночной экономике, к нормальной, полноценной жизни. И как бы ни было трудно, какие бы препятствия ни стояли на этом пути, ход истории уже не остановить”*.

Однако события развивались по-другому: оппозиция консоли­дировалась и крепла. Под давлением парламента и части дирек­торского корпуса к лету 1992 г. правительство Е. Гайдара было вынуждено ослабить свою макроэкономическую политику. Возрос­ли кредитные вливания в экономику в целях предотвращения спа­да производства, резко увеличилась инфляция. Все усилия по укреплению финансовой дисциплины результатов не дали. Конт­роль над экономикой был утрачен. В декабре 1992 г. на VII Съезде народных депутатов произошла сильнейшая конфронтация меж­ду исполнительной и представительной властями. Президент ослабил свои позиции, Е. Гайдар был вынужден уйти в отставку, однако общий курс радикальных экономических реформ сохра­нился. Стало ясно: неизбежна новая, еще более острая конфрон­тация. В позиции Р. Хасбулатова все время происходил дрейф от демократов к махровым консерваторам, часть ближайшего окру­жения Президента, включая Вице-президента, также стала отсту­пать от него, сближаться с консервативной оппозицией.

Место премьера после Е. Гайдара занял В. Черномырдин. Он не отступил от принятой ранее стратегии реформ и начал важный процесс укрепления политической консолидации, прежде всего исполнительной и президентской властей, хотя в самом правитель­стве наметились разногласия между радикалами (Б. Федоров А. Чубайс) и эволюционистами (О. Лобов, В. Хлыстун). Однако конфронтация между исполнительной и президентской властями, с одной стороны, и представительной властью (Верховный Со­вет) — с другой, нарастала и достигла своего апогея в конце сен­тября — начале октября 1993 г., когда Президент распустил Вер­ховный Совет, а тот, в свою очередь, назначил нового Президента и новое правительство. Все это завершилось, как известно, крова­вым путчем и последовавшим за ним разгромом хасбулатовского Верховного Совета. В конечном итоге после выборов 12 декабря 1993 г. был сформирован новый парламент и, несмотря на сохра­нившееся противостояние разных сил, общая политическая ситу­ация в стране стала явно улучшаться.

Первый проект гайдаровской программы экономических ре­форм был опубликован еще в ноябре 1991 г., в нем говорилось, что основная цель трансформации заключается в достижении финан­совой стабилизации и установлении рыночной экономики. Затем эта программа дорабатывалась в сотрудничестве с экспертами МВФ и независимыми западными учеными-монетаристами. Более продвинутая версия программы опубликована в известном Мемо­рандуме об экономической политике Российской Федерации. Именно этот текст стал базой для переговоров с МВФ и “семер­кой” о предоставлении России западной помощи. В июле 1992 г. был опубликован окончательный текст программы экономических реформ, рассчитанный теперь на среднесрочную перспективу.

Оба документа имели целью определить пути перехода к ры­ночной экономике и включения ее в мировое хозяйство, в сообще­ство цивилизованных стран. По существу, речь шла о реальной трансформации не только экономики, но и всей общественной системы.

Главные пункты гайдаровской программы экономических реформ заключались в:

—  дерегулирование экономики, снятие административного кон­троля над ценами и хозяйственными связями (включая внешне­экономическую деятельность), развитие торговли взамен прежне­го командно-бюрократического распределения товаров и услуг;

—   стабилизация финансов и денежной системы, укрепление рубля;

— приватизация, развитие предпринимательства, создание ин­ституциональных предпосылок эффективного рыночного хозяй­ства и экономического роста;

— активная социальная политика в целях приспособления тру­доспособного населения к новым условиям, защита наиболее уяз­вимых слоев населения;

— структурная перестройка экономики, ее демилитаризация, приспособление к структуре реального спроса, повышение конку­рентоспособности, интеграция в мировое хозяйство;

— создание конкурентной рыночной среды для повышения эф­фективности и качества, увеличения разнообразия продукции, снижения издержек и цен.

Логика авторов правительственной программы экономических реформ исходила из комплексного подхода к реформированию сверх централизованной командной экономики. Так, дерегулиро­вание экономики и либерализация цен, по их мысли, открывают дорогу предпринимательству, развитию торговли, формированию механизмов рыночного самоуправления. Стабилизация финансов и денежной системы усиливает экономические стимулы, дает в руки государства эффективные рычаги воздействия на поведение субъектов хозяйствования, делает объективной необходимостью структурную перестройку, позволяет отделить банкротов. Сле­дующий шаг в рамках этого замысла — приватизация. Она необ­ходима для того, чтобы привести в действие рыночный механизм, активизировать хозяйственные и трудовые мотивации, сформиро­вать полноценных рыночных агентов и класс собственников — со­циальную базу подлинной демократии. Структурная перестройка экономики жизненно необходима для преодоления доставшихся в наследство от “реального социализма” грубейших деформаций в структуре производства в сторону сверх милитаризации и чрез­мерного производства средств производства.

Но не все получилось так, как заду­мывалось.

Во-первых, не были обеспечены политическая стабильность и политическая воля к практической реализации основных положе­ний программы экономических реформ. Наоборот, разразилось великое противостояние между исполнительной и законодатель­ной ветвями власти. В обществе возникло такое политическое и социальное явление, как хасбулатовщина: стремление перехватить исполнительную власть, вернуть страну частично в прошлое за счет восстановления прежних административных структур; дешевый популизм в сочетании с блокированием ряда важных реформатор­ских политических направлений (приватизация, антиинфляцион­ная политика, в частности путем сокращения бюджетного дефи­цита); линия на выделение кредитов и субсидий неприбыльным предприятиям и отраслям (а это в то время не менее 20% всей про­мышленности; теперь на такие предприятия приходится до 50% промышленной продукции). Противостояние властей в значитель­ной степени подорвало потенциал экономических реформ.

Во-вторых, не удалось достичь макроэкономической стабили­зации.

В-третьих, цена экономических реформ оказалась непомерно велика: произошло значительное снижение жизненного уровня населения, усилился спад производства, резко возросла инфляция (1992—1993 гг.), активно разрушался научно-технический потен­циал страны, ухудшалась структура производства, падала его эф­фективность и т. д. В результате всего этого зрело и укреплялось сопротивление радикальным экономическим реформам, возник­ла почва для объединения и консолидации сил оппозиции.

В-четвертых, стремясь вывести государство из сферы админис­тративного вмешательства в экономику, чтобы дать ей свободу и импульс к саморазвитию, радикальные демократы допустили не­управляемость в хозяйстве, не сумели направить реформу в после­довательное русло системных преобразований. Они переходили от проинфляционной к антиинфляционной политике, латали дыры, в самой их среде зрели противоречия, которые потом оказались для них роковыми.

Переход на экономические рычаги управления не дал эффекта и в стимулировании предпринимательства. Жесткая налоговая политика серьезно ослабила стимулы к развитию предпринима­тельства. Не проводилась также и эффективная промышленная политика в интересах борьбы со спадом и стимулирования про­грессивных структурных сдвигов в производстве, в результате чего образовалась опасная тенденция к вывозу российского капитала за границу и сдерживанию иностранных инвестиций в хозяйство страны.

В-пятых, молодые реформаторы совершали элементарные ошибки. Например, вовремя не напечатали деньги перед либерализацией цен, допустили кризис неплатежей и т. д. Кризис неплатежей впоследствии нарастал как снежный ком и в настоящее время превратился едва ли не в главный порок российской экономики.

В-шестых, правительство не достигло успеха в борьбе с преступностью в стране, допустив разгул коррупции, создание целых кланов мафиозных групп, организованной преступности. Это породило резкое недовольство в обществе.

В-седьмых, было недооценено развитие малого и среднего бизнеса. Его появлению на свет сопутствовали неоправданные бюрократические, налоговые и иные ограничения.

По всем этим причинам смена правительства радикалов-реформаторов стала неизбежной. Оно в значительной степени утратило доверие общества, а следовательно, и Президента, что и показали результаты парламентских выборов 12 декабря 1993 г. Была широко признана необходимость корректировки принятого курса реформ.

Рассмотрим более подробно, как не была достигнута финансовая стабилизация в 1992 г.

Практика проведения реформ тогда имела 3 этапа.

1. В январе—марте после резкого взлета цен (было освобождено от государственного контроля 90% розничных и 80% оптовых цен, контроль сохранился над ценами на топливо, электроэнергию, продовольственные товары, включая хлеб, молоко, соль, транспорт, жилье), правительство проводило жесткую антиинфляционную политику, держало под строгим контролем денежную массу, сокращало госрасходы и контролировало кредитную эмиссию. В результате к концу первого квартала бюджетный дефицит достиг 3,5% ВВП. В нормальных рыночных условиях такая политика неизбежно вызывает рост банкротств и безработицы. Но Россия не пошла по этому пути. Не были приняты законы о банкротстве, о контрактной занятости, слишком сильны оказались коммунистические привычки, ярость политической оппозиции. Продавая продукцию по высоким рыночным ценам, директора предприятий стали наращивать неплатежи, требовать, как и в прошлом, государственных субсидий и льготных кредитов. Их реакция была типично монополистической, но не рыночной.

2. В июне—сентябре под давлением нарастающей оппозиции правительство отступило от радикальных экономических реформ, ослабило макроэкономическую политику, пошло на выдачу круп­ных субсидий и кредитов государственным предприятиям за счет увеличения денежной эмиссии. Только в июне эмиссия уве­личилась на 30%, бюджетный дефицит достиг 7,5% ВВП, но уже в третьем квартале он возрос до 13,2%.

3. В сентябре—декабре правительство вновь попыталось вер­нуться к жесткой антиинфляционной политике, но практически уже ничего не могло сделать. Макроэкономичес­кий контроль был утрачен.

Вместе с тем деятельность радикалов-реформаторов имела и положительные стороны. Они состоят в следующем.

Команда молодых реформаторов начала все же не псевдоре­формы, а реальные рыночные реформы: она запустила их мотор, который продолжает работать. Е. Гайдар в конкретных условиях конца 1991 г. после развала СССР был вынужден предпринять быстрые и решительные действия, чтобы дать импульс реальным реформам, преодолеть огромное политическое сопротивление и инерцию старой планово-распре­делительной системы.

После либерализации цен в январе—марте 1992 г. был кратко­временный шок, вслед за которым рынок начал довольно быстро насыщаться товарной массой. И сегодня, хотя изобилия нет, то­варный дефицит если не исчез, то, во всяком случае, перестал быть ведущим фактором рынка. Более того, появились реальные при­знаки формирования рынка потребителя (а не производителя, как раньше), т. е. нормального рынка.

Но самое главное заключается в том, что наконец-то заработал рубль, начала повышаться роль денег, которые при администра­тивно-командной системе выполняли всего лишь формаль­ную расчетную функцию, появилось большое стремление их зара­батывать, возникли первые признаки экономической мотивации к труду (правда, в самоокупаемой, а не в бюджетной сфере), стал меняться менталитет населения в сторону принятия рыночных ценностей, предприятия и население начали менять свое поведе­ние и приспосабливаться к рыночным условиям, столкнувшись с новыми объективными реалиями. При этом резко сократилось и качественно изменилось государственное вмешательство в эконо­мику. Прежнее командное централизованное распределение ма­териальных ресурсов все больше замещается рынком, индивидуальной инициативой, конкуренцией за ресурсы и покупателя. Прави­тельство теперь распределяет не материальные ресурсы, а деньги, льготные кредиты и субсидии. По своему характеру это вмешатель­ство стало более индикативным, не прямым, а косвенным, ориен­тированным на интересы, экономический прагматизм.

Особо следует сказать о приватизации государственной соб­ственности, где также достигнуты важные успехи.

Больше всего продвинулась “малая приватизация” — переход в частную собственность мелких пред­приятий. Уже к марту 1994 г. было приватизировано 70% объек­тов торговли, общественного питания и бытового обслуживания с числом занятых до 200 чел. Как правило, в этой сфере уже появил­ся хозяин, частный собственник, берущий на себя ответственность за собственный бизнес.

Сложнее дело обстояло с “большой приватизацией” — перехо­дом в частную собственность крупных и средних предприятий и особенно их объединений по технологическому признаку. Здесь идет процесс первичной приватизации, разгосударств­ления и акционирования. В отличие от “малой приватизации” в “большой” нет четко определенного и ответственного собствен­ника, состоящего из одного или группы владельцев. Здесь еще по­требуется многостадийный и длительный переход к действитель­ной частной собственности. Тем не менее, по данным на конец 1997 г., более 3/4 промышленных рабочих уже трудятся в негосу­дарственном секторе. Он производит более 1/2 ВНП. На привати­зированных предприятиях спад продукции в среднем на 10% мень­ше, чем на государственных. Здесь более стабильна численность работающих, выше заработная плата.

В числе положительных результатов экономических реформ нельзя не сказать и о том, что после наиболее трудного 1992 г. си­туация во многих отношениях стала улучшаться. Уменьшились тем­пы инфляции, удалось избавиться от импорта зерна, что раньше вообще казалось неосуществимой мечтой. В 1993—1997 гг. достиг­нуто крупное положительное сальдо торгового баланса, а валют­ные запасы страны заметно возросли. Наряду с неработающими или плохо работающими предприятиями практически в каждой отрасли имеются высокоэффективные предприятия, производство у которых в условиях общего спада постоянно растет. Даже характер самого спада в 1995—1997 гг. приобрел в известном смысле положительный оттенок. Он стал определяться не распадом пре­жних межреспубликанских и внутрисэвовских связей, а спросом. Спрос на многие товары уже насыщен, и для увеличения произ­водства требуется его совершенствование на основе развития ин­вестиционного процесса, НТП, модернизации технологической базы и т. д. Это нормальная ситуация в нормальных рыночных ус­ловиях. После спада, как известно, следует оживление и подъем, — нормальные фазы экономического цикла.

Спад производства вызывается в значительной мере нараста­нием неплатежей. В 1992 г. всплеск неплатежей удалось погасить за счет учета взаимной задолженности. Но с 1993 г. он стал расти вновь и в, 1997 г. составил почти 770 трлн. руб., в том числе свыше 50 трлн. руб. лишь для бюджетной сферы.

В 1993 г. розничный товарооборот в реальных ценах возрос на 2%, реальные доходы населения — на 16%. В 1994 г. эта тенден­ция продолжилась: их рост составил соответственно 0,1 и 12%. Улучшилась общая ситуация на потребительском рынке. В 1995 и 1996 гг. спад производства продолжался, но темпы инфляции уменьшились. В 1997 г. произошел перелом: спад производства пре­кратился, появились реальные возможности для инвестиций. По­хоже, что экономика дефицита, экономика недостач, порожден­ная “реальным социализмом” с его централизованным планиро­ванием и пренебрежением к платежеспособному спросу, осталась позади. Впереди, казалось, нормальный рынок, где все определя­ется соотношением спроса и предложения, откуда идут сигналы производителю, что производить и по какой цене продавать. Однако 1998 г. привел к иным результатам. Была допущена серьезная стратегическая ошибка в курсе реформ, связанная с отказом стра­ны от взятых на себя долговых обязательств и девальвацией руб­ля. Причины этой ошибки еще до конца не выяснены.

Но самое главное: нам удалось избежать осуществления страш­ных предсказаний, которые сыпались и еще сыпятся из уст представителей оппозиции, а именно предсказа­ний неизбежного распада России, гражданской войны, голода, страшного неурожая, гигантской безработицы, социального взры­ва и т. д.

В целом можно выделить 3 этапа в развитии российских эко­номических реформ после 1992 г.

Первый этап: 1992—1994 гг. Это этап кризисного развития, от­личавшийся большим спадом производства, особенно инвестиций. Составляющие спада: быстрая демилитаризация экономики и резкое сокращение военного производства, прекращение произ­водства товаров гражданского назначения, не пользовавшихся внутренним спросом, развал СССР и СЭВа (Совет Экономической Взаимопомощи), приведший к разру­шению важных внешних для России рынков, и, наконец, нараста­ющие трудности, связанные с реальной системной трансформацией страны.

По реальному и большому счету никакой “шоковой терапии” для экономики не было (если не считать обвал денежных сбереже­ний населения, которые и раньше не находили товарного покры­тия). Социальный мир в обществе нарушен не был, хотя за него пришлось заплатить уступками оппозиции. А цены не только вы­росли, но и стала меняться их структура, приближаясь к общеми­ровой. Тем не менее, в 1993 г. инфляция оставалась на высоком уровне, что пагубно влияло на динамику инвестиций, поэтому в 1994 г. производство вновь резко сократи­лось.

Второй этап: 1994—1996 гг. Стала деформироваться нормаль­ная рыночная инфраструктура, началось кредитование экономи­ки по положительной процентной ставке (раньше она часто была отрицательной). В 1995 и 1996 гг. удалось серьезно ослабить ин­фляцию. Однако спад производства преодолеть правительство не смогло. Во внешней торговле страны, тем не менее, образовалось устойчивое положительное сальдо.

Третий этап: 1996—1998 гг. Главным вопросом стал вопрос о возобновлении экономического роста. Была заметно снижена, а затем практически побеждена инфляция. Уменьшена ставка ре­финансирования Центробанка, появились первые признаки начи­нающегося экономического роста, на макроэкономическом уров­не достигнута стабилизация. На передний план вышли проблемы реформ на микроуровне, прежде всего на уровне предприятий. Но в августе 1998 г. наступил сбой, знаменовавший переход к следую­щему этапу реформ.

Оппозиция продолжает свое наступление и требует радикаль­ной смены курса реформ. Чем объяснить непримиримость оппо­зиции правительственному курсу экономических реформ, разгул критики с ее стороны?

Во-первых, ностальгией по старым советским временам, когда был великий Советский Союз, и жили мы лучше, чем сейчас, и производство вроде бы не падало. “Я анализирую то, что есть и что было, — говорит философ-эмигрант, бывший советский дис­сидент А. Зиновьев, — и прихожу к выводу: та система власти и тот социальный строй, что существовали до 1985 года, были вер­шиной русской истории. Это оптимально. Если бы можно было к тому вернуться сейчас, это было бы величайшее благо”.*

Примерно ту же удивительную мысль высказывает и российс­кий экономист С. Губанов: “С точки зрения критериев конкурен­тоспособности потенциал советской модели наиболее высок, если сравнивать ее с государственно-капиталистической ступенью. Она вполне позволяет соединить в одно целое процесс увеличения про­изводства товаров, сокращения издержек и повышения качества... В данном отношении советская модель намного опережала любую другую. Будущее принадлежит модели, аналогичной советской”.**

Другой экономист, Э. Васильев, считает, что “в действительно­сти к своему главному достижению в сфере хозяйствования чело­вечество пришло лишь недавно. Это достижение — централизо­ванная плановая экономика, свободная от расточительной стихии рынка, ее общественно вредных критериев конкурентной борьбы производителей, от барьеров частного интереса. Это достижение было достоянием СССР и других социалистических стран...”.***

Приведенные цитаты показывают, что реваншистские настрое­ния в нашем обществе не только открыто высказываются, но и пользуются поддержкой значительной части населения. Более того, многие высокопоставленные лица в высшем руководстве страны еще не так давно тоже не скрывали свои антирыночные взгляды и открыто говорили о необходимости возврата к централизованному управлению экономикой, возрождения плановых начал, прямого государственного административного вмешательства в экономику (О. Лобов, например). И сегодня эта проблема тоже существует.

Глубинная причина столь серьезного и опасного положения в том, что в стране не сформировался мощный средний социальный класс, кровно заинтересованный в сохранении реального рефор­маторского курса, в высокой национальной идее и цели, поддер­живаемой большинством сознательного населения страны. В такой атмосфере легко могут процветать поверхностные популист­ские и националистические лозунги. Представляется, что важней­шей национальной целью должно стать создание современного правового демократического общества со смешанной социально ориентированной рыночной, эффективной и конкурентоспособной экономикой.

Во-вторых, сопротивление реальному реформаторскому курсу объясняется разгулом обывательских настроений в обществе, уси­лением политической роли криминальных структур, не склонных к реалистическому пониманию экономических процессов. К сожалению, обывательские настроения не безвредны: они прямо связаны с утратой профессионализма.

В-третьих, алармистский синдром, которым охвачено общество, основывается не только на ностальгии по прошлому, но и на несо­вершенстве официальной статистики. Мы живем лучше, а произ­водство падает меньше, чем показывает эта статистика. Кто учи­тывает полностью продукцию в частном секторе, импорт дешевых товаров “челноками”, заметно увеличившееся число деловых и туристских поездок за рубеж, массовое частное жилищное и дач­ное строительство? До конца 1998 г. беспрецедентное развитие на фоне общего спада производства получили торговля и банковс­кое дело — реальные анклавы первоначального накопления капи­тала. Очевидно, настанет то время, когда эти капиталы пойдут в производство. Однако оппозиция использует официальные стати­стические данные для доказательства того, что реформы безнадеж­но провалились.

В-четвертых, сохранение на высоких постах в государстве и в науке многих реваншистски настроенных начальников из прежней советской номенклатуры, которым к тому же в принципе не свой­ственно рыночное мышление.

Многие критики экономических реформ опять предлагают не просто медлительность и постепенность их реализации, а частич­ный возврат назад. При этом, декларируя “новые подходы”, они, по существу, предлагают идеи политически обанкротившейся хасбулатовской или гэкачепистской программы. В отличие от по­следних, где, на наш взгляд, просто отрицался рыночный характер реформ, программа академиков С. Шаталина, Л. Абалкина и др. призывала к полурыночности, частичному, восстановлению пла­ново-распределительных структур. Те, кто раньше стоял у исто­ков рыночной программы “500 дней”, стали призывать к установлению государством фиксированных цен и доходов, усилению пря­мого государственного вмешательства в экономику вплоть до воз­рождения какого-то подобия Госплана, государственной плановой поддержки производства, а значит, и к возврату дефицитной эко­номики. Именно эта полурыночная экономика “рыночного соци­ализма” была разрушена в годы правления М. Горбачева, ее раз­рушение и породило рыночную программу “500 дней”, опираясь на которую ельцинско-гайдаровская программа пошла более ра­дикальным путем и набрала много очков.

Авторы альтернативных программ сдерживания экономичес­ких реформ, по-видимому, забыли, что в силу известных традиций ужесточение государственного регулирования экономики в Рос­сии тут же превращается в усиление администрирования, команд­но-распределительного импульса. И что бы ни говорили о “плани­ровании” в Японии и во Франции, там природа его в принципе иная: индикативная, косвенная, и к тому же в рыночной и цивилизованной среде, а не в казарме и не силой.

                                  Программы правительства В. Черномырдина

С приходом к руководству российским правительством В. Чер­номырдина в декабре 1992 г. во всем мире были связаны опасения полного прекращения экономических реформ в России. К этому побуждали его заявления о готовности бороться с инфляцией “не­монетарными методами”, о недопущении впредь “шоковой тера­пии” и выделении низкопроцентного кредита топливно-энергетическому комплексу в размере 200 млрд. руб. Он даже подписал по­становление о прямом контроле над ценами на ряд товаров, которое через две недели отменил. Однако и 1993, и 1994, и после­дующие годы, показали, что Черномырдин не отошел от эволюци­онистской практики умеренно реформаторского курса второй по­ловины 1992 г. и, по существу, ввел страну в состояние застоя ре­форм, не отступая назад. В 1997 г. с приходом в правительство молодых реформаторов реформы стали проводиться более после­довательно и активно. Но в марте 1998 г. правительство Черно­мырдина ушло в отставку из-за неспособности к радикальным ре­формам, а в августе случился дефолт из-за слабости и непоследо­вательности самих реформаторов.

В первые месяцы пребывания у власти (по крайней мере, до апреля 1993 г.) правительство В. Черномырдина вновь вернулось к проинфляционной кредитно-финансовой политике. Несмотря на падение производства, кредитно-денежная эмиссия продолжалась. После же апрельского референдума о доверии Президенту пози­ции правительства укрепились, и оно ожесточило свою кредитно-финансовую политику, темпы инфляции стали снижаться. Но этот антиинфляционный курс вновь подвергся критике оппозиций пос­ле парламентских выборов в декабре 1993 г., и правительство опять смягчило свою экономическую политику, уступив требованиям ди­ректоров крупных государственных предприятий, прежде всего военного и агропромышленного комплекса.

Проект бюджета на 1994 г. вызвал бурю в Государственной Думе. Последняя требовала увеличения кредитов и субсидий производ­ству, социальной защиты населения. Правительство вновь отсту­пило, запустив печатный станок. Цены и бюджетный дефицит опять поползли вверх. Подобное маятниковое движение, свиде­тельствующее о непоследовательности и нерешительности курса, продолжалось вплоть до 1997 г. Более того, из-за высокой инфля­ции падение производства в 1994 г. оказалось более глубоким, чем в 1993 г.

Так же как и правительство Е. Гайдара, правительство В. Чер­номырдина приняло ряд программ экономических реформ. В 1993 г. оно разработало и приняло программу “Развитие реформ и стабилизация российской экономики” на 1993—1995 гг. Летом 1994 г. появилась новая программа. В ней содержался тезис об уже начавшейся стабилизации российской экономики. Провозглаша­лись цели возобновления экономического роста, снижение уров­ня инфляции до 3—5% в месяц к концу 1995 г., сокращение бюд­жетного дефицита до 5—6% ВНП и т. д. Конечно, эти цели в ука­занные сроки достигнуты не были. Лишь в 1997—1998 гг. ситуация стала улучшаться. В 1998 г. появилась новая правительственная программа, казалось, с более реалистичными целями.

По мнению разработчиков этих программ, для их реализации необходимо было продолжать умеренно-ограничительную финан­сово-кредитную политику. Основными ее элементами являются: сокращение дотаций и льгот, военных расходов; налоговая рефор­ма; переключение расходов государства с поддержки старых и бес­перспективных производств на стимулирование роста частного сектора.

На словах все правильно. Однако на деле в 1993—1997 гг. эко­номическая политика правительства Черномырдина не отличалась последовательностью и не принесла ожидаемых результатов. Преж­де всего, не была достигнута макроэкономическая стабилизация, что стало особенно очевидно, когда произошел известный крах на валютной бирже 11 октября 1994 г.

В этот день Министерство финансов продало Центральному банку около 450 млн. долл. по курсу около 4000 руб. за доллар, вы­ручив тем самым около 2 трлн. руб. Все это говорит о том, что правительство было даже заинтересовано в дестабилизации валютно­го и финансового рынков. Во всяком случае, оно явно стимули­ровало финансовый крах многих коммерческих банков для фи­нансирования бюджетного дефицита и погашения своей задол­женности предприятиям. Все это нанесло серьезный ущерб не только коммерческим банкам, но и значительной части населения страны.

Не оправдались и другие программные цели правительства Черномырдина. Разработанные программы намечали прекраще­ние спада производства уже в 1993 г. При этом локомотивом эко­номического оживления признавалась инвестиционная сфера, где темпы роста капиталовложений в 1993 и 1994 гг. ожидались на уров­не 10% ежегодно. На деле же они все время снижались. Не оправ­дались прогнозы и в отношении уровней инфляции и размеров бюджетного дефицита.

Более того, правительство Черномырдина вместо того, чтобы всячески содействовать рыночным преобразованиям в стране, приняло ряд антирыночных мер. Так, оно ужесточило правила экспорта и импорта ряда товаров, нарушив требования свободной торговли, приняло антилиберальные документы по регулированию рынка ценных бумаг.

Несмотря на проведенную либерализацию цен и дерегулиро­вание деятельности предприятий (еще при Гайдаре), ряд важных отраслей народного хозяйства сохраняют прежний статус, не пе­реходят на рыночные рельсы, что явно не соответствует програм­мам и интересам рыночной трансформации. Так, справедливо счи­тается, что самой богатой и прибыльной сферой экономической деятельности в России является топливно-энергетический комп­лекс. Но именно эта “золотая жила” не либерализована и не раз­укрупнена до сих пор. Более того, этот комплекс получает огромные субсидии и льготы со стороны государ­ства и находится под его прямым бюрократическим управлением. Бизнес не отделен от государства, что недопустимо для зрелой рыночной экономики.

И, тем не менее, несмотря на все эти негативные явления, нере­шительность и противоречивость экономической политики пра­вительства В. Черномырдина, Россия сохраняет потенциал для перехода к новому этапу экономических реформ, когда пора реа­лизовать на практике те программные требования по дальнейше­му развитию экономических реформ, которые само же правитель­ство неоднократно выдвигало и постоянно не выполняло.                                        

Какие условия надо соблюсти, и какие тактические корректи­ровки, продолжающие и углубляющие курс экономических ре­форм, надо сделать, чтобы добиться успеха?

Главным условием успеха является достижение политического примирения, прекращения политических баталий и амбициозных выпадов во имя достижения национальной цели, которую следует сделать знаменем нашего развития. На этом пути достиг­нуты нужные результаты. Исполнительная (Правительство) и за­конодательная (Государственная Дума) власти, похоже, начали со­трудничать, и уже нет той непримиримости и враждебности в их отношениях, которые наблюдались еще совсем недавно. Думские коммунисты явно дрейфуют в сторону социал-демократизма, и Президент и премьер-министр, Е. Примаков, учитывают в своих действиях перипетии политического расклада в Государ­ственной Думе.

Второе условие состоит в принятии системы законов, создаю­щих реальную правовую основу для защиты частной собственнос­ти, предпринимательства, ликвидации преступности в стране, раз­вития рыночных отношений, продолжения демократизации стра­ны. Этот блок законов должен стать фундаментом правового гражданского общества, ради которого, по существу, и стоит про­водить экономические реформы.

Третье условие — принятие главного приоритета в по­литике, каковым является экономика, экономические реформы. Подчинить политику интересам экономики, жизни людей.

Четвертое условие заключается в придании предстоя­щим реформам надлежащей морально-нравственной основы, выражающейся, прежде всего в соблюдении важнейших прав челове­ка, в частности права на жизнь, на труд, на безбедное существова­ние, на качественное образование и раскрытие потенций личности, права быть свободным от криминального диктата, наконец, в оздоровлении морального климата в отношениях государственных чиновников и бизнеса.

При сохранении уже принятой общей стратегии экономичес­ких реформ, ориентированной прежде всего на борьбу с инфляци­ей и обеспечение финансовой стабильности, необходимо внести в нее следующие коррективы тактического характера.

Во-первых, необходимо усилить конструк­тивную роль государства в обеспечении продолжения и углубле­ния реформ, что не означает, естественно, возврата к директив­ному командованию и планированию, прямым методам хозяйст­вования. Особенно важно сегодня начать стимулировать инвес­тиционный процесс.

Во-вторых, надо решить, наконец, проблему неплатежей, став­шую гвоздем социального недовольства в стране. И хотя непла­тельщиком часто является не правительство, а предприниматели и местные органы власти, роль федерального правительства в ре­шении этой проблемы все равно весьма значительна.

В-третьих, давно пришло время дать народу реально почувство­вать улучшение его жизни. Это важно как с точки зрения усиле­ния социальной ориентированности реформ вообще, так и в инте­ресах увеличения фонда потребления в частности. Последнее не­обходимо обеспечить не дальнейшим сокращением инвестиций, а именно увеличением реальных доходов населения, предложения товаров и услуг, повышением их качества. Здесь без серьезного сдвига в сельскохозяйственном производстве, в легкой и пищевой промышленности не обойтись.

Продолжение реформ должно опи­раться на широкую общественную поддержку, на веру в их пози­тивный результат. Иначе такую поддержку получат националис­тические, сепаратистские альтернативы.

В-четвертых, пора проводить развернутую промыш­ленную политику, направленную на стимулирование НТП, под­держку высокотехнологичного сектора в промышленности, разра­ботать систему твердых государственных гарантий для частных ин­вестиций (в том числе иностранных), перейти от разрешительного к регистрационному принципу при создании нового предприни­мательства.

В-пятых, при поддержке производства важно опираться на силь­ные, эффективные предприятия и постепенно избавляться от сла­бых и неэффективных. Надо начать проведение бан­кротств нерентабельных предприятий, постепенно и твердо рас­ширяя этот процесс, ввести в действие механизм санации и всячески стимулировать здоровую конкуренцию между предпри­ятиями. Иначе реформы будут идти по-прежнему медленно и противоречиво, не давая необходимого эффекта. Реальный про­гресс немыслим без ликвидации нерентабельных производств и поддержания безработицы на оптимальном уровне. Тем не менее, за период с 1994 по 1996 г. Федеральное управление по делам о несостоятельности возбудило 1280 судебных дел по признанию

предприятий банкротами. Но лишь 1,5% этих дел завершилось назначением санации.

В-шестых, назрела и перезрела необходимость проведения ра­дикальной налоговой реформы. Уже ясно, что сложившаяся нало­говая система стала тормозом в проведении экономических ре­форм.

 Снижение ставок налогов на прибыль, размеров НДС, упрощение самой налоговой системы и переход к налогообложе­нию по потребительскому, а не производственному принципу дол­жны стать ориентирами этой реформы.*

В-седьмых, необходимо внести коррективы в ход приватизации. Она должна создавать и расширять рынок, катализировать конку­ренцию, положительно влиять на структурные сдвиги в производ­стве и давать дополнительные ресурсы для частных инвестиций. На деле же приватизация сплошь и рядом “буксует”, оставляя лишь надежду на последующие этапы в переходе собственности к ре­альному собственнику. Только усиление движения снизу может повысить эффект от приватизации.

Переживаемый нами временной период — это период не толь­ко трансформации, но и первоначального накопления. Всегда и везде он был довольно грязным и грабительским. Но через него надо пройти и двинуться вперед — к зрелому рынку и гражданскому обществу. Хотим мы того или не хотим, но мы уже живем в рыночной экономике. И ее надо совер­шенствовать.

Вопросы дальнейшего развития экономических реформ в стра­не, перехода экономики на рельсы, ведущие к зрелому и цивили­зованному рынку, являются предметом острейшей внутриполити­ческой борьбы и в наши дни. Оппозиционное большинство Госу­дарственной Думы, возглавляемое фракцией КПРФ, стремится заблокировать реальные рыночные преобразования и повернуть развитие вспять. Для этого вынашиваются законы о национализа­ции уже приватизированной собственности и возврате к планиро­ванию.

В начале 1998 г. во фракции КПРФ был подготовлен и разос­лан в комитеты Думы проект закона “О государственном плане восстановления экономики и улучшения положения населения (до 2000 г.) и программе социально-экономического развития России (до 2005 г.)”. В нем содержится поэтапная схема движения страны назад, — в частности, речь идет о создании особого сектора в эко­номике, базирующегося на сохранении убыточных и ныне часто простаивающих предприятий, которые поступят на содержание го­сударства. Будут созданы “островки социализма” в рыночной сре­де. Ясно, что все это не отвечает главным тенденциям и перспек­тивам мирового развития.

Силы оппозиции реальным рыночным реформам сегодня, од­нако, не столь сильны и сплоченны, как раньше.

КПРФ испытыва­ет раскол во внутренних рядах и острую критику со стороны еще более консервативных политических течений, явно дрейфует в сторону социал-демократизма. В партии ощущаются теоретическая и идеологическая аморфность и рых­лость. Нет ярких и влиятельных харизматических лидеров. Из не­примиримой оппозиции КПРФ, пожалуй, уже превратилась в примиримую, идущую на прагматичные компромиссы, оппозицию, которую вполне устраивают действующие правила политической игры. Ей важнее получить посты в правительстве, чем выводить “массы” на улицы и мятежи. Во всяком случае, руководители КПРФ не раз проговаривались на своих партийных встречах о том, что их сокровенное желание — внедриться в российские структу­ры власти и, когда их влияние станет достаточным, повернуть стра­ну назад в столь милые их сердцу времена брежневского застоя и всеобщего благолепия.

                                                          Выводы

1. Реальные экономические реформы в России начались лишь с развалом СССР, после запрета КПСС и отказа от советской эко­номической модели. Реформы эти идут трудно

  и противоречиво. Они будут продолжаться еще долгое время.

   2. Реальным рыночным реформам в России предшествовало пять попыток экономических реформ в СССР в послевоенный пе­риод. Все они не привели к рынку, но порядком расшатали старую советскую нерыночную экономику.

 

 3. Период горбачевской перестройки явился наиболее значи­мым в подготовке реальных рыночных реформ. Он был связан с разработкой важной законодательной базы для них и появлением первой рыночной программы (“500 дней”).

   4. Отсутствие особой теории трансформации от нерыночной к рыночной экономике компенсируется наличием кейнсианской и монетаристской концепций, на базе которых и осуществляются на практике рыночные реформы в разных странах. Россия использу­ет обе концепции.

   5. Экономические реформы Гайдара, проведенные в стране в 1992 г., имели как негативные, так и позитивные последствия. В любом случае они принесли в экономику страны новое качество в виде создания рыночной инфраструктуры, развития предприни­мательства, появления элементов рыночного механизма.

   6. Экономические реформы 1993—1998 гг. под руководством В. Черномырдина замедлились, но не сошли с заданного русла. Возникли новые трудности и противоречия. Однако страна с при­ходом нового правительства вступила в новый этап экономичес­ких реформ.

Литература:

Мировая экономика - В. М. Кудров

Стр.14                *Российская газета. 1992. 23 апр.

Стр.19                *Правда. 1994. 22 марта.

                                         ^**Экономист. 1992. № 6. С. 68, 70.

                                         ***Переход к рынку: борьба мнений. М., 1993. С. 29.