2.   Комплекс неполноценности.

       Комплекс неполноценности, с которого Адлер начал разработку своей концепции, не следует понимать, как нечто патологическое, указывающее   на   болезнь.   Неполноценность   –   нормальное, естественное для человека  чувство.  Адлер  даже  сформулировал афоризм:  «чтобы  быть  полноценным  человеком,  надо  обладать комплексом неполноценности». Первоначально Адлер обратил внимание на факты физиологической неполноценности отдельных органов: ведь ни у  одного  человека  все  органы  не бывают хорошо сформированы и развиты.  У  одного  –  выносливое сердце, но больной желудок, у  другого  –  хорошее  зрение,  но и т. д. органы и функции способны в какой – то  мере  заменять, компенсировать друг друга. Сердце с больным  клапаном  работает так,  что  развивает  сильную  сердечную  мышцу.   Слабовидящий человек склонен чаще прислушиваться.  Но  Адлера  больше  всего интересует компенсация  в  рамках  одной  функции:  ребенок  со слабым  зрением  тренирует  себя  в  искусстве   рассматривания предметов, человек со слабым слухом напрягает слуховой орган  постепенно  учится  различать  самые  тонкие  различия  звуков. Известно, что некоторые художники имели  в  детстве  врожденную близорукость, а  композиторы  –  плохой  слух.  Великий  оратор Греции Демосфен в детстве  заикался.  Люди,  обладающие  слабым здоровьем, развивали свои силы и способности, борясь с недугом. Именно они нередко делают выдающиеся открытия и создают шедевры культуры. (4; 485)

Кроме физических дефектов существуют социально – культурные формы  неполноценности.   Адлер   легко   обнаруживает   их   в  возрастных, половых, экономических,  политических  и  моральных отношениях.  Возраст  –  главный   и   универсальный   источник неполноценности. Ребенок – несчастное существо. Ведь  он  почти во всем зависит от взрослых, вынужден им подчиняться, искать  у них помощи. Да и сами детские отношения совсем не идиллические. В них мало  нравственности,  жалости,  долга  и  много  борьбы,  эгоизма,  напряженности.  Даже   некоторые   детские   прозвища («Толстяк»,  «Косой»,  «Блоха»)  могли  бы  раскрыть  множество драматических историй. Детство длится долго.  Пока  человек  не повзрослеет, он чувствует себя  неполноценным,  и  это  чувство неполноценности  сохраняется  затем  на  всю  жизнь  –  даже  у преуспевающих людей, не говоря  уже  о  неудачниках.  Усилением чувства неполноценности сопровождается  вступление  личности каждую  новую  возрастную  фазу.  Очень  не  уверены   в   себе подростки. Они вступают в групповую,  общественную  жизнь,  где нет родительской  опеки  и  где  надо  проявлять  ум,  быстроту реакции, осведомленность, силу. Среди подростков идет борьба за престиж и лидерство в группе, за успех у противоположного пола. Поражение    создает    у    подростка    сильнейшее    чувство неполноценности. Зрелый человек также подвержен этому  чувству, если он по каким – либо причинам теряет свой социальный статус. И уж нечего говорить,  сколь  разочаровывающим,  преисполненным униженности  и  бессилия  может  быть  самочувствие  старика  – лишенного работы, ограниченного в средствах, потерявшего многих друзей и близких, забытого собственными детьми. (4;486)

Половые  отношения  формируют  у  молодых   людей   чувство неполноценности. У девочки оно возникает потому, что  к  ней  с самого детства относятся как к  существу  «второго  сорта».  Ее возможности изначально  ограничены,  поскольку  огромная  часть выигрышных, превосходящих социальных позиций занята  мужчинами. Но и у молодых людей нередко возникают  сомнения,  являются  ли  они «настоящими мужчинами», достаточно ли у  них  отваги,  ума, свирепости, силы и других качеств, которые связывают с  мужским идеалом. Быть мужчиной означает для большинства быть у  власти, быть «наверху», а быть  женщиной  –  значит  подчиняться,  быть «внизу».   Адлер считал, что физиологически и психологически оба пола равноценны –  и  это  должно  стать   незыблемым   принципом   воспитания. Неравенство полов он  объяснял  неравенством  социальных  ролей мужчины и женщины, различием культурных требований к мужскому и  женскому  поведению.  Протест  против   униженного   положения, связанного  с  полом,  Адлер  называл  «мужским  протестом»   и подчеркивал, что его можно наблюдать как у  девушки,  так  и  у юноши, который боится,  что  его  назовут  «бабой»,  «тряпкой», «девчонкой».

Чувство  неполноценности  может   возникать   в   связи   с отношениями богатства и бедности, власти и безвластия,  высокой и низкой квалификации. Наконец,  существует  родовой   общечеловеческий   источник чувства неполноценности.  «Мыслящий  тростник»,  -  так  сказал когда – то о человеке Паскаль, вложив в эту краткую формулу всю гамму  чувств,  которую  испытывает  в  глубине  души  человек, незнающий, зачем и почему он появился  на  свет,  затерянный  в бесконечных просторах Вселенной.

Завороженный  универсальностью  открытой  им  идеи,   Адлер стремится превратить ее в объяснительный принцип всех перипетий истории  и  форм  социального  устройства.   Представьте   себе человека,  говорил  Адлер,  одного  и  без  всяких   орудий   в первобытном лесу. У него нет ни  скорости  бега,  ни  силы,  ни когтей,  ни  клыков,  ни  толстой   и   теплой   шкуры…Человек, рассматриваемый с  точки  зрения  природы,  есть  неполноценное существо. Вся человеческая культура: техника, язык,  социальная организация, мораль, наука,  религия  –  выросла  в  результате

стремления преодолеть биологическую неполноценность. Утверждая  изначальную  родовую  неполноценность  человека, Адлер  шел  по  пути,  который  уже  был  намечен  европейскими философами и антропологами. Ницше видел в современном  человек лишь «шаткий  мост»,  промежуточное  звено  между  обезьяной  и «сверхчеловеком» будущего. (4;385)

Признавая  «объяснительную  силу»   адлеровского   принципа неполноценности, следует видеть и  его  ограниченность.  Фрейд, возражая  Адлеру,  отмечал,  что  многие  дети  не  только   не чувствуют  своей  неполноценности,  но,   напротив,   развивают  нарциссизм, видят себя  в  «центре  мира»,  в  фокусе  внимания окружающий.  Многие  уродливые,  больные,  лишенные  зрения,  с ампутированными ногами или руками люди, как это не странно,  не чувствуют себя  ущербными.  Вообще,  легче  встретить  человека излишне    самоуверенного,    чем    страдающего     комплексом неполноценности. Что же касается «природы человека», то, будучи уязвимой, ранимой, она обладает и огромным «запасом прочности», ресурсами,  которые  отсутствуют  у  других   животных.   Ни одно  животное не обладает разумом, может ходить по  раскаленным  углям, подобно индийским йогам, останавливать  на  много  часов дыхание.

В  ответ  на   критику   Адлер   заявлял,   что   «комплекс неполноценности» - лишь идея, объяснительный  принцип,  элемент общей  схемы  поведения,  который  должен   рассматриваться   в совокупности  с   другими   элементами:   «жизненным   стилем», «компенсацией»  и  «социальным   чувством».   Он   подчеркивал, что дело не  в  фактической полноценности, поскольку критерии полноценности и  совершенства относительны, зависят от культуры. Дело  в  «генерализированном чувстве» неполноценности, которое вызывает приток сил и  служит импульсом к действию.(5; 485)

3.   Компенсация и сверхкомпенсация.

  Уже приводились примеры  того,  как  усиленное  внимание  к слабому   органу,   упорная   его   тренировка    приводят    к «сверхкомпенсации» и выдающимся достижениям. Но такой «выход  в гении»  случается  редко  и  лишь  при  стечении  благоприятных обстоятельств. Значительное количество людей  достигает  только «реальной компенсации», то есть успешно  адаптируется  к  своей социальной  роли,  вырабатывает  более  или  менее  эффективные технологии поведения в быту, семье, на работе, среди друзей.

Условиями реальной  компенсации  служат,  согласно  Адлеру, стремление к превосходству, власти,  дающее  «запас  упорства», социальное  чувство,  которое,  подобно   инстинкту,   вызывает интерес  к  другим  людям,  общественным  событиям,  заставляет включиться в мир культуры.  Социальная  включенность  позволяет осознать  важнейшие   жизненные   проблемы,   по   сути   дела, социальные, но осознаваемые как глубоко личностные. Это – выбор профессии, выработка стиля взаимоотношений  с  другими  людьми, формирование  способности  к  устойчивым  любовно  –  дружеским отношениям, создание семьи. (1; 158)

Адлер говорит, что эти проблемы  реальной  компенсации  его специально  не  интересуют.   Он   занят   «сверхкомпенсацией», «невротическим характером». Нормальные люди идут  своим  путем, трудным  или  простым,  находят  приятную  и,  вместе  с   тем, осуществимую цель в жизни. Энергия их «воли к власти»  тратится  пользой.  Их  чувство  превосходства  заслуженно,  адекватно ситуации. Адлера, как врача – психиатра и педагога,  интересуют случаи  «псевдокомпенсации»,  такие,  в  которых  стремление  к превосходству не  находит  социально  оправданного  применения, вызывает конфликты с окружением и может привести к  «бегству  в болезнь».

      Адлер выявляет возможные причины неудачной,  невротической компенсации, стремясь проследить «логику невроза», развитие его от некоторого исходного пункта через цепочку случайных  событий и  ошибочных   решений   к   устойчивому,   генерализированному состоянию, при котором «невротический план жизни»  господствует и   упорно   претворяется   в   жизнь   пациентом,   специально «устраивающим»  себе  такие  переживания,  которые   могли   бы подтвердить избранную им невротическую  позицию.  «Направляющая фикция» становится центральной  движущей  силой  невротического характера.  Она  мобилизует  память,   мышление,   воображение, оценочные суждения. Парадоксальным  образом  человек  извлекает выгоду из своих  поражений,  подкрепляя  ими  свою  собственную значимость. Этими поражениями он как бы обнажает  первоисточник своих несчастий, каждый раз говоря себе: «Я не  достиг  успеха, был унижен, потому что такова моя  натура.  Виноваты  родители, мой маленький рост, мой дефект слуха, зрения, моя трусость, мой длинный рост, моя избалованность, моя сексуальная  конституция, некрасивость и т. п.». Этими отговорками невротический ребенок, а затем и вырастающий из него взрослый, пытаются уклониться  от решения, переложить вину на кого –  нибудь  другого.  При  этом создаются  основания  для  упрямства,   педантизма,   появления властных амбиций. Гордость, зависть, жадность, вспыльчивость  и мстительность проявляются все более  открыто,  потому  что  они способны  укрепить  исходную  установку.  Подчеркивание   своей неспособности, слабости и непригодности  становится  не  только защитным механизмом против увещеваний близких и усилий лечащего врача, но и источником гордости, чувства своей уникальности,  с которой все должны считаться. Так происходит  замена  реальной, социально  –  значимой  цели  невротической  фикцией.   Человек находит  моральную  опору  в  том,   чтобы   быть   профессионально непригодным, обузой для коллег и знакомых.

«Направляющая фикция»,  идея  –  цель,  о  которой  говорит Адлер,  служит  защитным  бастионом  и  командным  пунктом,   с которого систематически  ведется  невротическое  «наступление». Читая Адлера, мы видим, как превращаются в невротическую защиту психические   акцентуации,   дефекты   и   слабости   человека, включенные в прототип личности.  Это,  например,  обесценивание окружающего мира, его девальвация, (мне ничто не интересно, мир не переделаешь, надеяться не на что  и  т.  п.  );  расширенное сомнение, не допускающее никакой веры, (никому и ничему  нельзя доверять,  самые  блестящие  умы  ошибаются,   познать   истину невозможно, все  может  произойти);  фанатическая  уверенность, исключающая всякое сомнение, (что бы  ни  произошло,  я  всегда буду верить в своего Бога, свою партия, своего вождя и т.  п.). Основой невротического характера могут  стать  также  ревность, жестокость, бесстыдство, нарциссизм и многое другое. (1; 159)

Всякий человек найдет в  себе  хотя  бы  зародыши  подобных «ходов» мысли  и  чувства.  И  это  –  еще  одно  подтверждение известной максимы о том, что наши недостатки – суть продолжение наших достоинств, что болезнь чаще всего  есть  гиперактивность или недоразвитость какой – то здоровой функции,  а  здоровье  –уравновешенность процессов, каждый из которых в  рамках  целого организма  важен  и  необходим,  но  способен   развиваться   в болезненную фикцию, если выходит из под  контроля  «социального чувства», изолируется от других функций.

Причины ошибочной, невротической  компенсации  следует,  по Адлеру, искать в детстве, в его неблагоприятных  ситуациях.  Их Адлер определяет три.

       Во – первых, врожденное несовершенство органов,  приводящее к недомоганию, психической перегрузке. В особенности, оно будет патогенным в том случае, когда ребенка за его врожденный дефект унижали, наказывали или насмехались над ним.  Такие  дети,  как правило, теряют уверенность в себе, не имеют надежды,  интереса  к людям, учебе, работе, исключают для себя возможность брака  и  т. д.

       Второй тип потенциального невротика – избалованный ребенок. Он  привык  жить  при  избытке   ласки   и   заботы,   сделался эгоистичным,   капризным.   Он   не   способен   к    терпению, равноправному сотрудничеству, может только брать, но не давать.  Когда он попадает в новое окружение, где  его  уже  не  считают кумиром, он теряется, считает себя обиженным, хочет  отомстить, добиться господства, стать первым. Если к тому же он  умен  или имеет высоких покровителей, то добивается своего  и  становится тираном. Если же на пути к цели его  разоблачают,  он  занимает

позицию «глухой обороны» и живет в постоянной  конфронтации  со своим окружением, считая всех людей лицемерами, не  имея  ни  с кем теплых и доверительных отношений. (1; 159)

Третий тип – пренебрегаемый ребенок. Он  никогда  не  знал, что такое любовь, душевная близость,  откровенный  и  серьезный разговор об интимных жизненных проблемах. Люди были  холодны  к нему. Он думает, что они всегда  будут  холодны,  что  доверять никому нельзя. Сам он не способен к любви и дружбе,  и  думает, что их вообще не существует. Конечно, вряд ли найдется ребенок, которым  все  и  всегда  пренебрегали.  И  хотя   родительской, особенно материнской заботы и любви ничем нельзя заменить,  все– таки даже у самого пренебрегаемого ребенка  могут возникнуть импульсы к любви, доверию, интерес к другому человеку.  Но  все эти  способности  должны  постоянно  тренироваться,  иначе  они  угаснут – даже у тех, кто в детстве получил достаточно  большую «порцию любви».

       Кроме этих распространенных ситуаций, может быть  множество других,  в  которых  благоприятные  и  неблагоприятные  факторы смешаны в разных пропорциях. «Чистых» ситуаций не бывает. Исход ситуации не предрешен. Очень многое в судьбе  человека  зависит  от  темперамента,  воображения,  счастливого  случая,  наконец. Конечно, даже  тот,  чей  «старт»  был  неблагоприятен,  может, опираясь  на  здравый  смысл,  развить  качества,  которых  ему недостает. . (1; 159)

        Оценивая характер европейского человека, Адлер считает, что  многие люди не справляются со  своими  проблемами  и  формируют ошибочный  стиль  жизни.  Они  не   могут   найти   оптимальную  профессию,  создать  хорошую  семью,   поддерживать   дружеские отношения с людьми.

         Причину широко  распространенного  невротизма  он  видит  в изъянах   европейской   цивилизации,    которая    культивирует индивидуализм, отвлеченные принципы возводит в  ранг  жизненных ценностей. Фрейдовскую «отвлеченную» теорию сексуальности Адлер называет  «насилием  над  разумом»,  «фикцией  самого   дурного свойства». Фрейд взял за основу  своей  тории,  считает  Адлер, побочный «эротический обертон», который имеется во всех словах, обозначающих социальную связь: любовь  к  родителям,  любовь  к детям, любовь к  Отечеству,  любовь  к  профессии,  супружеская любовь, любовь к самому себе. Во всех этих случаях речь идет  о

модификациях социального чувства,  большинство  из  которых  не имеет никакого отношения к сексуальности. И  еще  более  нелепо видеть проявление сексуальности в характерных  для  европейской культуры невротических символах, которые  навязываются  молодым людям. Это «мужественность», (как  будто  «женственность»  есть нечто недостойное), «чувство сверхбытия» (сверхчеловека,  того  кто «играет большими задачами», испытывает  желание  повелевать миром).  «Воля   к   власти»,   уже   разоблаченная   Ницше   и Шопенгауэром, как  основная  установка  европейского  характера легко превращается  в  невротическую  фикцию.  Механизм  любого невроза включает  в  себя  борьбу  за  господство,  преодоление какого  –  то  ограничения.  Оздоровление   цивилизации   Адлер связывает с культивацией «социального чувства». . (1; 159)

4.  Социальное чувство.

В отличие от теоретиков, которые  думают,  что  человек  от природы –эгоист,  а  общество  –  есть  продукт  договора  или взаимодействия между полноправными  и  суверенными  личностями, Адлер  считает,  что  личность,  скорее,   фиктивное   понятие, возникающее в результате перекрестной оценки индивида им  самим и его окружением. Личность – это развитое  социальное  чувство. Личностный идеал – фикция, а  не  реальный  план  жизни.  Адлер отмечает и положительную  роль  личностного  идеала.  Последний есть «антиципация», «предвосхищение», «маршальский жезл в ранце маленького солдата», «кредит, который  востребован  примитивным чувством неполноценности, чтобы выстроить общественное жилище». Личность вырабатывает черты  характера,  востребуемые  идеалом, «фиктивной целью». И если она сумеет затем удачно  «расставить» эти черты в реальном пространстве своих общественных  действий,можно считать, что личностный идеал выполнил свою роль.Но нельзя не видеть и опасность этой фикции.  Если  человек подчеркивает, что у него есть идеал, часто говорит о  нем,  его уже можно считать невротиком. Но даже тот, кто не говорит ни  о

каком идеале, нередко  скрытно  и  настойчиво  проводит  его  в жизнь. С какой целью? Прежде всего, чтобы измерять,  взвешивать преимущество других и, обесценивая их, возвышать себя. А  чтобы взаимоотношения  при  этом  не  нарушались,  личностный   вклад маскируется  «антификциями»,  выступает  в  виде   подчеркнутой гражданственности,  патриотизма,  готовности   терпеть   тяготы вместе со всеми, ничем не выделяться, довольствоваться малым. В согласовании общеевропейской цивилизационной идеи – «воли к власти» с индивидуальными антификциями  Адлер  видит  «триумф человеческого остроумия».  Человек  утверждает  себя,  «блистая скромностью,   побеждая   смирением,   укрощая   других   своей добродетелью».    Таким    образом,    «невротические    трюки» обеспечивают гражданское единение, доверие. В этом  их  польза. Психическое    здоровье    есть    в    большинстве     случаев уравновешенность «личностных фикций» и «социальных антификций». Что же такое «социальное чувство» и как его воспитывать?

Социальность, согласно  Адлеру,  естественная  форма  жизни человека. Все люди чувствуют себя неадекватными в  каких  –  то ситуациях, каждый бывает придавлен трудностями  жизни  и  не  в состоянии справиться с  ними  «один  на  один».  Поэтому  самым сильным   стремлением   человека   всегда   было    стремление объединяться в группы, быть членом общества.  Даже  на  примере животных мы видим, что слабые особи, сбиваясь в стадо, способны

защититься от сильных. Человек  биологически  слаб,  и  в  этом первопричина социальной жизни.

Вторая причина социальности – неравенство людей, тот  факт, что многие не способны выжить в изоляции.  Недостатки  индивида вызывают потребность  в  других  людях,  благодаря  этой  нужде появляются социальные изобретения. Взять,  например,  язык.  Он возникает, как средство привлечь внимание других. Умственные  и языковые  способности  развиваются,  на  первый   взгляд,   как индивидуальные. На самом деле, развитие личности в  изоляции  – невозможно. Развиваясь  при  недостатке  контактов,  язык,  ум, чувства человека слабеют. Больные, невротики  и  преступники  – это все люди, не получившие от общества  стимулов  к  развитию, понимание которых ограничено их частным языком. Им  неинтересны история, социальные институты, чужие культуры. Только благодаря постоянной коррекции со стороны общества  личность  развивается

нормально, а всякая  «депривация»,  то  есть  лишение  человека возможности  пользоваться  общественными   благами,   ведет   к усилению чувства неполноценности и невротизму.

Природа  наделила  человека   стремлением   к   физическому контакту,  эмоциональной  привязанности,  дружескому  единению. Детям хочется, чтобы с ними играли и разговаривали. Это и  есть социальное чувство. От воспитания и переживаний,  испытанных  в детстве, зависит – превратится ли оно в сознательный интерес  к здоровью,  поступкам,  душевному  миру  другого   человека,   в способность жить  насыщенной  духовной  жизнью,  в  единстве  с народом, человечеством. Воспитание в людях социального  чувства первостепенная задача педагога и  психиатра.  Она  достаточно сложна. Чтобы ее решить, нужно выяснить  структуру  социального чувства, этапы и механизмы его развития, добиться  того,  чтобы различные   cсоциальные   институты,   вся   культурная    среда действовали   согласованно,   целенаправленно,    чтобы    дело воспитания  детей  и  молодого  поколения  находилось  в  руках ответственных, компетентных  людей.  От  этого  мы,  как  думал Адлер, еще очень далеки.

Социальное чувство или социальный интерес,  Адлер  понимает как инстинктивную и в то же  время  сознаваемую  и  управляемую способность «видеть глазами  другого,  слышать  ушами  другого, чувствовать сердцем  другого».  Эта  способность  опирается  на чувство  принадлежности  к  группе,  народу;  на  стремление  к глубокой  эмоциональной  коммуникабельности;   на   интерес   к процессам, происходящим в обществе; веру в  людей,  способность доверять, быть откровенным, искренним и свободным в диалоге; на оптимизм и историческое чувство, готовность выслушать  критику, трезво   оценивать   свои    способности,    признавать    своенесовершенство,   готовность   проявить    доброту,    участие, инициативу.

5.   Прототип личности и индивидуальный стиль жизни