Оглавление

 TOC \o "1-3" \h \z \u Введение.. PAGEREF _Toc251002733 \h 3 #

Глава 1. История создания и особенности романа м. Лермонтова.. PAGEREF _Toc251002734 \h 5 #

1.1. Особенности перевода романа Лермонтова «Герой нашего времени». PAGEREF _Toc251002735 \h 5 #

1.2. Стилистические особенности романа «Герой нашего времени». PAGEREF _Toc251002736 \h 11 #

Глава 2. Стилистические средства раскрытия образа Печорина.. PAGEREF _Toc251002737 \h 17 #

2.1. Особенности образа Печорина в романе. PAGEREF _Toc251002738 \h 17 #

2.2. Истинное лицо Печорина. PAGEREF _Toc251002739 \h 26 #

Заключение.. PAGEREF _Toc251002740 \h 33 #

Список использованной литературы... PAGEREF _Toc251002741 \h 35 #



Введение

Актуальность исследования. В существующих исследованиях романа «Герой нашего времени» акцент, по преимуществу, делается на психологическом и социологическом толковании образа главного героя. Такой подход приводит исследователей к выводу о принципиальной несводимости к тому или иному четко определенному социальному или психологическому типу. Большинство ученых констатируют глубочайшую противоречивость этого образа, не находя удовлетворительных объяснений этому феномену.

Одним из способов более или менее удовлетворительного объяснения является настойчивое отождествление героя романа с его автором, М.Ю.Лермонтовым. С нашей точки зрения, такой подход не учитывает специфику исторической эволюции форм повествования в прозе, определившую становление русского романа.

Мы предполагаем, что мотивы жизненного поведения героя романа, Печорина, можно интерпретировать как следствие его стремления к овладению «позицией вненаходимости», не покидая, так сказать, пределов жизни. Печорин хочет стать автором жизни, его поступки свидетельствуют о том, что для него не являются удовлетворительными ни позиция персонажа, ни позиция рассказчика. Каждая из повестей, входящих в состав романа, иллюстрирует актуальность одной из доминант специфически авторского поведения. В «Бэле» это – сочинение жизни; в «Максим Максимыче» – преодоление персонажности; в «Тамани» – подражание образцам; в «Княжне Мери – самоизображение и самонаблюдение; в «Фаталисте» – подражание персонажу.

Другими словами, герой – Печорин – натурализует в своем поведении принципиально внежизненные потенции автора как такового.

Мы полагаем, что композиция главного героя романа свидетельствует о том, что автор «Героя нашего времени», с одной стороны, чувствовал неудовлетворительность романтической формы организации повествования – преимущественно, цикла, имеющего подставного автора, а, с другой – не мог непосредственно перейти к традиционной для классического романа фигуре всезнающего и всеведущего автора.

Образ Печорина – это своеобразная промежуточная фигура не в социально-историческом смысле, а в историко-литературном. Это – герой, единственная «цель» которого – стать автором романа.

Недостаточная разработанность темы исследования обусловила цель работы: изучить средства раскрытия образа Печорина из перевода произведения М.Ю. Лермонтова "Герой Нашего времени".

Реализация поставленной цели потребовала решения следующих задач:

1.     Рассмотреть особенности перевода романа Лермонтова «Герой нашего времени».

2.     Изучить стилистические особенности романа «Герой нашего времени».

3.     Проанализировать особенности образа Печорина в романе.

4.     Охарактеризовать как переводчик характеризует истинное лицо Печорина.

Объект исследования – стилистические средства, используемые автором и переводчиком. Предмет исследования - определение особенностей стилистического видения образа главного героя в переводе.

Материалом исследования послужил роман М. Лермонтова на русском языке и в переводе на английский язык.

Методологическую основу исследования составил комплексный подход, включающий изучение основных направлений исследований переводов произведений русских авторов.

В процессе написания работы нами были использованы следующие исследовательские методы: метод теоретического анализа, анализ материалов.

Работа состоит из введения, двух глав, четырех параграфов, заключение и списка использованной литературы. Первая глава носит теоретический характер. Вторая глава работы посвящена анализу стилистических средств описания главного героя в романе.

Глава 1. История создания и особенности романа м. Лермонтова

1.1. Особенности перевода романа Лермонтова «Герой нашего времени»

Первым английским переводом романа Лермонтова можно назвать перевод Владимира Набокова. Есть несколько переложений, но перевода, по существу, до сих пор не было. Опытный ремесленник без особого труда превратит русский язык Лермонтова в набор гладеньких английских клише, по ходу дела опуская, развивая и пережевывая все, что полагается; он неизбежно приглушит то, что, с точки зрения читателя, этого послушного дурачка, как его представляет себе издатель, может показаться непривычным. Перед честным переводчиком встает задача иного рода.

Начнем с того, что следует раз и навсегда отказаться от расхожего мнения, будто перевод «должен легко читаться» и «не должен производить впечатление перевода» (вот комплименты, какими встретит всякий бледный пересказ наш критик-пурист, который никогда не читал и не прочтет подлинника). Если на то пошло, всякий перевод, не производящий впечатление перевода, при ближайшем рассмотрении непременно окажется неточным, тогда как единственными достоинствами добротного перевода следует считать его верность и адекватность оригиналу. Будет ли он легко читаться, это уже зависит от образца, а не от снятой с него копии[1].

Предприняв попытку перевести Лермонтова, Владимир Набоков с готовностью принес в жертву требованиям точности целый ряд существенных компонентов: хороший вкус, красоту слога и даже грамматику (в тех случаях, когда в тексте встречается характерный солецизм).

Надо дать понять английскому читателю, что проза Лермонтова далека  от  изящества;  она  суха  и однообразна, будучи инструментом в руках пылкого, невероятно даровитого, беспощадно откровенного, но явно неопытного молодого литератора. Его русский временами так же коряв, как французский Стендаля; его сравнения и метафоры банальны; его расхожие эпитеты спасает разве то обстоятельство, что им случается быть неправильно употребленными.  Словесные  повторы  в  его  описательных предложениях  не могут не раздражать пуриста. И все это переводчик обязан скрупулезно воспроизвести, сколь бы велико ни было искушение заполнить пропуск или убрать лишнее.

К моменту, когда Лермонтов начал писать, русская проза успела обнаружить пристрастие к определенным словам, ставшим обиходными для русского романа. Всякий переводчик в процессе своей работы начинает осознавать, что помимо идиоматических выражений язык «передающий» содержит целый ряд  постоянно повторяющихся слов, которые, хотя и не представляют труда для перевода, встречаются в языке «принимающем» гораздо реже, особенно  в  разговорной  практике. Вследствие длительного употребления эти слова стали как  бы  указательными  или знаковыми, выводящими нас на перекрестки ассоциаций, на сборные пункты взаимосвязанных понятий. Они скорее обозначают смысл, нежели уточняют его.  Среди  приблизительно  сотни  таких слов-указателей,  знакомых  каждому  изучающему  русскую литературу, можно выделить особых любимцев Лермонтова:

задуматься - он невольно задумался - неизъяснимый

подойти - невольно - гибкий

принять вид - пристально - мрачный

молчать - вдруг

мелькать - уже[2]

Долг переводчика повторить по-английски эти слова со всей возможной педантичностью, хотя бы даже удручающей, с какой они встречаются в русском тексте; я сказал «со всей возможной педантичностью» по той простой причине, что в зависимости от контекста в некоторых случаях слово имеет два и более смысловых оттенков. Скажем, a slight pause или a moment of silence могут оказаться лучшими эквивалентами для хрестоматийной минуты молчания, чем буквальное a minute of science.

Не будем также забывать, что если в одном языке писатели заостряют внимание на том или ином выражении лица, жесте, способе движения, в другом это само собой разумеется и потому редко находит или вовсе не находит своего словесного выражения.

Небрежение русскими писателями девятнадцатого столетия точными оттенками цветового спектра приводило к заимствованию несколько курьезных  эпитетов,  употребление  которых  оправдывается литературной традицией (в случае с Лермонтовым это озадачивает: ведь он был не просто художником в буквальном смысле этого слова, но вообще имел хороший глаз на цвет и умел передавать его); так, на страницах «Героя нашего времени» лица различных персонажей то и дело багровеют, краснеют, розовеют, желтеют, зеленеют  и  синеют.  Четыре  раза  в романе повторяется романтический эпитет тусклая бледность-- -галлицизм (фр. Paleur mate), означающий матовую, лишенную всякого оттенка белизну. В «Тамани»  лицо  малолетней  преступницы покрывает «тусклая бледность, изобличавшая волнение душевное». В «Княжне Мери» это имеет место трижды: тусклая бледность покрывает лицо княжны, когда она обвиняет Печорина в неуважении к ней; тусклая бледность  покрывает  лицо  Печорина,  обнаруживая  «следы мучительной бессонницы»; и непосредственно перед дуэлью тусклая бледность покрывает щеки Грушницкого, в то время как его совесть ведет внутреннюю борьбу с его гордостью[3].

Помимо таких кодовых  фраз,  как  «ее  губы  слегка побледнели», «он покраснел», «рука чуть-чуть дрожала» и тому подобных, чувства выдают себя внезапными  и  решительными жестами. В «Бэле» Печорин ударяет кулаком по столу, чтобы усилить слова «она никому не будет принадлежать, кроме меня». Через две страницы он уже ударяет себя кулаком в лоб (кое-кто из комментаторов расценивает этот жест  как  специфически восточный) при мысли, что он не сумел расположить к себе Бэлу и довел ее до слез. Грушницкий тоже ударяет кулаком по столу, поверив Печорину, что Мери  с  ним,  Грушницким,  просто кокетничает. То же проделывает и драгунский капитан, требуя внимания. Кроме того, на протяжении всего романа герои друг Друга постоянно «хватают за руку», «берут под руку» и «тянут за рукав»[4].

«Топание ногою о землю» тоже в большой чести у Лермонтова, но это  внешнее  выражение эмоций было внове для русской литературы того времени. Максим Максимыч в «Бэле» топает ногою о землю в порыве раскаяния. В «Княжне Мери» Грушницкий топает ногой от досады, а драгунский капитан - от брезгливости.

Здесь не место разбирать характер Печорина. Вдумчивый читатель без труда составит себе мнение о нем, прочитав книгу; однако о Печорине  написано  столько  нелепостей  людьми, смотрящими на литературу с позиций социологии, что уместно будет коротко предостеречь от возможных ошибок[5].

Едва ли нам стоит принимать всерьез, как это делают многие русские комментаторы, слова Лермонтова, утверждающего в своем «Предисловии»  (которое  само  по  себе  есть  искусная мистификация), будто портрет Печорина «составлен из пороков всего нашего поколения». На самом деле этот скучающий чудак - продукт нескольких поколений, в том числе нерусских; очередное порождение вымысла, восходящего к целой галерее вымышленных героев, склонных к рефлексии, начиная от Сен-Пре, любовника Юлии д'Этанж в романе Руссо «Юлия, или Новая Элоиза» ( 1761 ) и Вертера, воздыхателя Шарлотты С. в повести Гете «Страдания молодого Вертера» (1774; в России того времени известна главным образом по французским переложениям, например,  Севелинжа, 1804), через «Рене» Шатобриана (1802), «Адольфа» Констана (1815) и героев байроновских поэм, в особенности «Гяура» (1813) и «Корсара» (1614), пришедших в  Россию  во  французских прозаических пересказах Пишо, которые начали выходить с 1820 года, и кончая «Е-вгением Онегиным» (1825-- 1832) Пушкина, а также  разнообразной, хотя и более легковесной продукцией французских романистов первой половины того же столетия (Нодье, Бальзак и т.д.). Соотнесенность Печорина с конкретным временем и  конкретным местом придает, конечно, своеобразие плоду, взращенному на другой почве,  однако  сомнительно,  чтобы рассуждения  о  притеснении  свободомыслия  со  стороны тиранического режима Николая 1 (1825-- 1856) помогли нам его распробовать.

В  исследовании,  посвященном «Герою нашего времени», нелишне было бы отметить: сколь бы огромный, подчас даже патологический интерес ни представляло это произведение для социолога, для историка литературы проблема «времени» куда менее важна, чем проблема «героя». Что касается последнего, то молодому Лермонтову удалось создать вымышленный образ человека, чей романтический порыв и цинизм, тигриная гибкость и орлиный взор, горячая кровь и холодная голова, ласковость и мрачность, мягкость и жестокость, душевная тонкость и властная потребность повелевать, безжалостность и осознание своей безжалостности остаются неизменно привлекательными для читателей самых разных стран и эпох, в особенности же для молодецки; восхищение «Героем нашего времени» со стороны критиков старшего поколения, по-видимому,  есть  не  что иное, как окружаемые ореолом воспоминания о собственном отрочестве, когда они зачитывались романом в летних сумерках, с жаром отождествляя себя с его героем, нежели объективная оценка с позиций зрелого понимания искусства[6].

О прочих персонажах романа, в сущности, тоже почти нечего сказать. Самый трогательный среди них, несомненно, пожилой штабс-капитан  Максим  Максимыч,  недалекий,  грубоватый, чувствительный,  земной,  бесхитростный  и  совершенный неврастеник. Эпизод, когда обманувшая его ожидания встреча со старым другом Печориным заставляет его совершенно потерять голову,  трогает  сердце  читателя  как  одно  из  самых психологически тонких описаний в литературе. Что до нескольких злодеев в романе, то Казбич с его цветистой речью (в передаче Максима Максимыча) весь вышел из литературной ориенталистики, а впрочем, не будет большого греха, если американские читатели перепутают черкесов Лермонтова с индейцами Фенимора Купера. В самом неудачном из всех рассказов, «Тамани» (который некоторые русские  критики  по непонятным мне причинам ставят выше остальных), Янко перестает нам казаться откровенно банальным только тогда, когда мы замечаем, что отношения между ним и слепым мальчиком возвращают нас, как приятное эхо, к разговору между героем романа и его обожателем в «Максиме Максимыче».

Другого рода перекличку находим в «Княжне Мери». Если Печорин романтическая тень Лермонтова, а Грушницкий, как уже отмечалось в русской критике, гротескная тень Печорина, то на низшем уровне имитации находится слуга Печорина. Драгунский капитан, этот злой гений Грушницкого, едва ли поднимается выше заурядного комического персоналка, а постоянные напоминания о его тайных интригах довольно скоро начинают действовать на нервы. Не менее раздражают прыжки и пение дикарки в «Тамани».

Вообще женские образы не удавались Лермонтову. Мери – типичная барышня из романов, напрочь лишенная индивидуальных черт, если не считать ее «бархатных» глаз, которые, впрочем, к концу романа забываются. Вера совсем уже придуманная со столь же придуманной родинкой на щеке; Бэла -- восточная красавица с коробки рахат-лукума[7].

Что же в таком случае составляет вечную прелесть этой книги? Отчего ее так интересно читать и перечитывать? Уж конечно не ради стиля, хотя, как это ни покажется забавным, школьные учителя в России всегда склонны были видеть в ней образец русской прозы. Этого нелепого мнения, высказанного (по утверждению мемуариста) Чеховым, можно придерживаться в том только  случае,  если  понятиями  общественной морали или добродетели подменять суть литературного творчества, либо надо быть  критиком-аскетом,  у  которого  вызывает  подозрение роскошный, изысканный слог и которого, по контрасту, неуклюжий, а местами просто заурядный стиль Лермонтова  приводит  в восхищение  как  нечто  целомудренное и бесхитростное. Но подлинное искусство само по себе не есть нечто целомудренное или бесхитростное, и довольно одного взгляда на отработанный до совершенства, до магического артистизма стиль Толстого (кое-кто считает его литературным преемником Лермонтова), чтобы стали очевидны досадные изъяны лермонтовской прозы.

И все же если мы взглянем на него как на рассказчика и если мы вспомним, что русская проза тогда ходила пешком под стол, а нашему автору было каких-то двадцать пять лет, тогда нам  останется  только  поражаться  исключительной энергии повествования и замечательному ритму, который ощущается не так на уровне фразы, как на уровне абзаца. Слова сами по себе незначительны, но, оказавшись вместе, они оживают. Когда мы начинаем дробить фразу или стихотворную строку на составные элементы, банальности то и дело бросаются в глаза, а неувязки зачастую производят комический эффект; но в конечном счете все решает целостное впечатление, в случае же с Лермонтовым это общее впечатление возникает благодаря чудесной гармонии всех частей и частностей в романе. Автор постарался отделить себя от своего героя, однако для читателя с повышенной восприимчивостью щемящий лиризм и очарование этой книги в значительной мере заключаются в том. что трагическая судьба самого Лермонтова каким-то образом проецируется на судьбу Печорина, точно так же как сон в долине Дагестана зазвучит с особой пронзительностью, когда читатель вдруг поймет, что сон поэта сбылся[8].

1.2. Стилистические особенности романа «Герой нашего времени»

В науке уже неоднократно рассматривалась литературная традиция, на которую, так или иначе, опирается роман. В исследованиях, посвященных этой проблеме, говорится в основном об ориентации сюжета романа на традицию французского романтизма. Но при этом не анализируются те отсылки к романтической литературе, которые связаны как раз с описанием внешности действующих лиц, то есть с тем, как рассказчики видят и оценивают окружающий мир. Очевидно, что ориентация романа Лермонтова на романтическую традицию выражена не только в его сюжете, хотя именно этой связи уделялось особое внимание в научной литературе, но и в его субъектной структуре.

Здесь особенно важно отметить исследование С.И. Родзевич «Лермонтов как романист», в котором проводится сопоставление сюжета, черт главного героя и системы персонажей «Героя нашего времени» с «Адольфом» Б. Констана, «Исповедью сына века» А. де Мюссе, «Рене» А. Шатобриана. Но исследовательница, к сожалению, не рассматривает структуру повествования, несмотря на то, что в работе проводятся не только содержательные, но и лексико-синтаксические параллели.

Стилистическим особенностям лермонтовского произведения посвящены более поздние работы, такие, как статьи В.В. Виноградова «Стиль прозы Лермонтова» и М.А. Белкиной «Светская повесть 30-х годов и «Княгиня Лиговская» Лермонтова». В обеих работах ставится вопрос о соотношении языка и сюжета лермонтовских произведений и романтических повестей 20х-30х гг.[9]

Вслед за ними А.В. Федоров в книге «Лермонтов и литература его времени» указывает на переосмысление Лермонтовым уже сложившейся традиции русских романтических повестей. Так, например, ученый отмечает, что «характер сюжетов повестей (в «Герое нашего времени») не традиционен для повестей, действие которых происходит в романтической обстановке Кавказа». Ссылаясь на Белинского, Федоров подчеркивает, что «основные тенденции прозы Лермонтова были направлены против Марлинского и его школы». Этот факт подтверждается и собственными наблюдениями исследователя, в частности, над образом Грушницкого, который, по мнению Федорова, «становится карикатурой на персонажей Марлинского». Исследователь ограничивается общими рассуждениями об этом и не дает в своей работе анализа портретов героя, что, как мне представляется, подкрепило бы несомненно интересную идею автора[10].

Несмотря на то, что литература, посвященная разным аспектам исследования «Героя нашего времени», достаточно обширна, специфика точек зрения героев не рассматривалась специально и достаточно подробно. Частично решить эту задачу позволяет анализ портретов. Особенности восприятия действительности Печориным уже рассматривались в научной литературе. Так, например, Б. Эйхенбаум выявил различия между точками зрения Печорина как участника событий и как рассказчика о них. Но не менее важно охарактеризовать соотношение его въдения с точками зрения двух других основных субъектов речи в романе.

Для решения этой задачи следует сосредоточиться на описаниях внешности действующих лиц, что является одним из основных средств формирования у читателей представления о них, а в данном случае и о точке зрения на мир самих рассказчиков. Очевидно, что вопрос о точке зрения субъекта напрямую связан с проблемой описаний. Характер точки зрения и будет интересовать нас при анализе описаний в первую очередь.

Так как в «Герое нашего времени» три повествующих лица – писатель, сам Печорин и Максим Максимыч, то, прежде всего, необходимо будет выяснить, как особенности личности и жизненного опыта субъектов изображения проявляются в построении и содержании описаний внешности персонажей. Заметим сразу же, что эти три точки зрения отграничены друг от друга, что облегчает их сравнение.

Рассмотрим те особенности видения, которые представлены в каждом из описаний. Начать следует с первого портрета – описания Печорина Максимом Максимычем: «He was so slim and white, and so fashionably dressed up that I could tell at once that he was a newcomer to the Caucasus»[11]. Этот портрет передает впечатление героя от знакомства с Печориным и одновременно указывает на те детали облика, которые привлекли внимание Максима Максимыча. Примечательно, что он ничего не говорит о лице Печорина, равно как и о тех чертах характера, которые бы прочитывались в его облике.

Для Максима Максимыча понятия внешнего облика и внутреннего мира человека явно разделены: второе связано, скорее, с мотивацией поступков, а первое, то есть внешность, не воспринимается им как продолжение внутреннего мира. Описав внешность, он переходит к внутренним качествам, указывая, в первую очередь, на странность своего нового товарища: «A fine man he was, I assure you, though a bit odd …» [С. 461].

Таким образом, в первом описании героя акцентируется внимание только на тех признаках, которые указывают на его социальное положение и историю появления на Кавказе.

Очевидно, что именно эти моменты в первую очередь интересуют Максима Максимыча. Он и при знакомстве с писателем интересуется, сколько времени тот пробыл на Кавказе, и себя характеризует тоже через службу: «Yes, ever since General Aleksey Yermolov was here …» [С. 458].

В восприятии Максимом Максимычем внешнего облика других всегда присутствует некий минимальный набор признаков, достаточный, чтобы передать его собственное впечатление, но никоим образом не раскрыть внутренний мир объекта.

Портрет Печорина делится тематически на три части: общее впечатление о внешности, описание лица и отдельно – взгляда. Заметим, что оно значительно более развернуто, чем те описания, которые даны с точки зрения Максима Максимыча.

Здесь доминанта впечатления рассказчика неоспорима, но он постоянно оговаривается, оставляя пространство для читательской интерпретации. Такой же фразой и завершается описание Печорина: « Perhaps all these observations came to my mind only because I happened to know some details about his life, and another person might've obtained an entirely different impression, but since you won't learn about him from anyone else, you'll have to be satisfied with this portrayal » [С. 494]. Последняя же фраза в портрете указывает одновременно и на общий характер внешности Печорина и на близость субъекта речи тому миру, где герой сформировался как личность: « must say in conclusion that, on the whole, he was handsome indeed and had one of those unusual faces that are particularly pleasing to society ladies. » [С. 494]. В портрете Печорина немало и других моментов, указывающих на близость точки зрения писателя (образа автора) и самого героя.

Не случайно замечания о «породе» и ее признаках звучат и в описании Печорина путешествующим писателем и в портрете Ундины, данном с точки зрения главного героя.

Примечательно, что и построение этих описаний во многом совпадает: портрет делится на смысловые части, в каждой из которых преобладает рассмотрение одной определенной черты и передача впечатления от нее. Так в портрете Ундины сначала целый пассаж посвящен ее взгляду, затем герой переходит к тому впечатлению, которое производит внешность девушки на него: «Never had I seen a woman like her» [С. 505]. В описании девушки есть определенная установка на возможную вариативность интерпретаций, так же, как и в случае с изображением внешности Печорина с точки зрения писателя.

Не случайно здесь Печорин оговаривается насчет женской красоты в целом: « She was far from beautiful, though I have my preconceived notions as regards beauty as well » [С. 505]

Рассуждение о породе и правильном носе, которое занимает немалую часть описания облика героини, указывает также на своеобразие видения героя. Печорин мыслит в рамках определенных литературных образов, которые во многом определяют его восприятие действительности: «…The chiseled nose knocked me off my feet, and I fancied I had found Goethe's Mignon, that fanciful figment of his German imagination. And indeed, there was much in common between the two, the same swift transitions from supreme agitation to utter immobility, the same enigmatic conversation, the same gambolling and the same strange songs…» [С. 505].

Вспомним, что, описывая самого Печорина, рассказчик сравнивал его позу с позой бальзаковой кокетки. Но, несмотря на внешнюю схожесть приемов, функции их представляются различными. Так, писатель старается сделать позу героя более представимой для читателя, что является в этом сравнении основным моментом (из него не делается никаких дальнейших выводов), в то время как в печоринском сравнении литературная отсылка характеризует в большей степени его восприятие героини, а функция обращения к читателю здесь, скорее, вторична[12].

Эта «литературность» восприятия во многом обуславливает и поведение героя, который с легкостью идет на заведомую авантюру, отправляясь с Ундиной в прогулку по морю. Но романтический ореол, которым Печорин окружает в своем восприятии девушку, диктует определенные правила поведения с ней, и герой им подчиняется.

В «Княжне Мери» сохраняется почти тот же принцип построения описаний, что и в предыдущих трех частях: функции портрета – первое знакомство читателя с героем и передача впечатления субъекта речи о нем. Но литературность восприятия, которая была свойственна Печорину в «Тамани», постепенно исчезает, и на место ее приходит анализ, проводимый на основе не столько облика героев, сколько собственного жизненного опыта[13].

Итак, при анализе описаний внешности героя мы выявили ряд особенностей субъектов речи и изображения в «Герое нашего времени», а также функции некоторых отсылок к романтической литературе в ткани лермонтовского повествования.

Глава 2. Стилистические средства раскрытия образа Печорина

2.1. Особенности образа Печорина в романе

Сюжетообразующим персонажем романа М.Ю. Лермонтова “Герой нашего времени” выступает Печорин. Его образ проходит через весь роман и связывает все его части.

Вот как описывает переводчик Печорина: «He was of medium height. His erect, lithe figure and broad shoulders suggested a strong physique equal to all the hardships of the road and variations of climate, unweakened by either the dissolute life of the capital or emotional storms. His dusty velvet coat was open except for the last two buttons, revealing an expanse of dazzlingly white shirt that betrayed the habits of a gentleman. His soiled gloves seemed to have been made for his small, aristocratic hands, and when he pulled off a glove, I was amazed at the slenderness of his white fingers. His walk was careless and indolent, but I noticed he didn't swing his arms--a sure sign of a certain reticence of character. But these are my personal opinions based on my own observations, and I can't compel you to accept them blindly. When he sank down on the bench his straight frame sagged as if he hadn't a bone in his back. His whole posture now betrayed some nervous weakness. He sat as the thirty-year-old coquette in Balzac's book might sit in a cushioned easy chair after an exhausting ball. At first glance I wouldn't have thought him more than twenty-three years old, though later I was ready to admit he looked thirty. There was something childlike in his smile. His skin was as delicate as a woman's, and his naturally curly fair hair made a pleasing frame for his pale, noble brow on which only careful scrutiny could disclose a fine network of wrinkles that probably were a good deal more in evidence at times of anger or spiritual anxiety. In spite of his light hair, his mustache and eyebrows were black--as much a sign of pedigree in a man as a black mane and tail are in a white horse. To complete the portrait, I will say that he had a slightly turned-up nose and that his teeth were dazzlingly white and his eyes hazel--but about his eyes I must say a few more words»[14]

Печорин – романтик по характеру и поведению, человек исключительных способностей, выдающегося ума, сильной воли, обладающий неистребимой жаждой свободы. Он не лишен добрых порывов. Но его благие стремления не получают дальнейшего развития. Ничем не сдерживаемая социально-политическая реакция, душившая все живое, духовная пустота высшего общества исказили и заглушили возможности Печорина, невероятно изуродовали его нравственный облик, страшно снизили свойственную ему жизненную активность. Вот почему Белинский назвал этот роман “воплем страдания” и “грустной думой”[15]. Печорин понимал, что в условиях самодержавного деспотизма для него и его поколения осмысленная деятельность во имя общего просто невозможна. Это и обусловило свойственный ему безудержный скептицизм и пессимизм, убеждение, что жить “скучно и гадко”. Сомнения опустошили Печорина до того, что у него осталось только два убеждения: рождение — несчастье, а смерть неизбежна.

Разошедшийся со средой, к которой он принадлежит по рождению и воспитанию, обличающий ее, он творит жестокий суд над собой. Недовольный своей бесцельной жизнью, страстно жаждущий идеала, но не видящий его, Печорин спрашивает: “ Why have I lived? For what purpose was I born? ”

Морально искалеченный, герой лишился добрых целей, превратился в холодного, жестокого, деспотичного эгоиста, застывшего в гордом одиночестве, ненавистного даже себе. По словам Белинского, “алчущий тревог и бурь”, бешено гоняющийся за жизнью, “ища ее повсюду”, Печорин проявляет себя по преимуществу как злая сила, приносящая людям лишь страдания и несчастья.

Трагизм героя в том, что он не видит причин своей душевной неполноценности и обвиняет мир, людей и время в своем духовном рабстве. Дорожа своей свободой, он говорит: “Я готов на все жертвы, кроме этой; двадцать раз жизнь свою, даже честь поставлю на карту... Но свободы моей не продам”. Но истинной свободы — свободы духовной — он не знает. Он ищет ее в одиночестве, в бесконечных скитаниях, в перемене мест, то есть лишь во внешних признаках.

Но герой вовсе не так однотипен. Перед нами одновременно совестливый, ранимый и глубоко страдающий человек.

В "Княжне Мери" звучит трезвый отчет Печорина. Он понимает скрытый механизм своей психологии: " There are two men in me--one lives in the full sense of the word, the other reasons and passes judgment on the first. The first will perhaps take leave of you and the world forever in an hour now; and the second … the second? Look, doctor, do you see the three dark figures on the cliff to the right? I believe those are our adversaries ". А позже Григорий Александрович открыто формулирует свое жизненное кредо: " And I regard the sufferings and joys of others merely in relation to myself, as food to sustain my spiritual strength..." На основании этого правила Печорин развивает целую теорию счастья: " Is it not the sweetest fare for our vanity to be the cause of pain or joy for someone without the least claim thereto? And what is happiness? Pride gratified. ". Казалось бы, рассудительный Печорин, знающий, в чем состоит счастье, должен быть счастлив, ведь он постоянно и неутомимо пытается насытить свою гордость. Но счастья почему-то нет, а вместо него пустота и скука... Почему же судьба героя так трагична?

В предисловии к "Герою нашего времени" Лермонтов говорит, что нарисовал современного человека, какого он слишком часто встречал: "Автор этой книги... Ему просто весело было рисовать современного человека, каким он его понимает и, ... к несчастью, слишком часто встречал"[16].

Печорин – разочарованный во всём меланхолик, что свойственно романтическому веянию того времени в литературе, и как следствие, манере поведения, тону, свойственному личности, моде. Сплин, тоска, были модны в то время и многие юноши надевали на себя эту маску, которая иногда становилась их вторым лицом. Лермонтов указал на “болезнь” века, лечение которой — в преодолении индивидуализма, порожденного безверием, приносящего глубокие страдания Печорину и губительного для окружающих.

Начиная со второй половины ХIХ века, за Печориным упрочилось определение «лишнего человека», хотя ни сам Лермонтов,  ни Белинский, такого определения ему не давали, прежде всего, потому, что такого термина в их время не существовало. Для них Печорин - «герой времени, странный человек». Типологическая сущность образа «лишнего человека» в русской литературе трактуется очень противоречиво. Герцен наиболее точно определил смысл и характерность типа «лишнего человека» для русского общества и русской литературы николаевской эпохи: «Печальный рок лишнего человека, потерянного человека, только потому, что он развился в человека, являлся тогда  не только в поэмах и романах, но на улицах и в гостиных, в деревнях и городах». По мнению Герцена, Печорин становится «лишним» потому, что в своем развитии идет дальше большинства, развиваясь в человека, а если точно - в личность, что в условиях обезличенной действительности николаевской России было, по словам Герцена, « одним из самых трагических положений в мире»[17].

Анализ входящих в роман отдельных повестей, их сюжетов, конфликтов, проблематики позволяет глубже проникнуться настроем героя, приблизиться к его мировосприятию. Но, несмотря на это, исследователи признают, что дать Печорину однозначную оценку, дать ему чёткую характеристику как личности практически невозможно.

В предисловии автора к роману объясняется замысел - показать «портрет пороков нашего поколения в полном их развитии». Подчеркивается, что нет рецептов к исцелению. Это позиция реалиста. Автор возражает тем, кто говорит о безнравственности Печорина и о неправильном выборе героя.

В повести «Бэла» герой предстает безжалостным и черствым человеком. Он похищает Бэлу, не задумываясь о том, какие последствия это будет иметь для девушки и для него самого. Такой поступок может быть оправдан лишь сильной любовью, но Печорин не испытывает ее. Он говорит Максиму Максимычу: “mistaken: the love of a savage girl is little better than that of a well-born”.

Сюжет повести отличается авантюрностью и динамизмом, он насыщен событиями, быстро сменяющими друг друга. Обращает внимание своеобразие изображаемой среды - экзотического мира горцев. Изображается народ, в характере которого - горячность, склонность к риску, бунтарское начало, что близко Печорину, ищущему смысл жизни.

Герою безразличны чувства других. Бэла, Казбич, Азамат живут в гармонии с окружающим миром, чего так не хватает Печорину. Если судить о герое по повести “Бэла”, то это чудовище, которое, не задумываясь, жертвует и Азаматом, и Казбичем, и самой Бэлой. Но Лермонтов заставляет читателя посмотреть на героя с другой стороны, поставить себя на место Печорина. Если в повести “Бэла” повествование ведется от имени Максима Максимыча, то в “Тамани” оно переходит к самому Печорину.

Именно в этой новелле появляется полный и четкий психологический портрет героя. Печорина необыкновенно влечет та свобода, которую олицетворяют Янко, “ундина”, слепой мальчик. Они живут в единстве со стихией, с морем, но вне закона. И Печорин позволяет себе из любопытства вмешаться в жизнь “честных контрабандистов”, заставляет их бежать, бросив дом и слепого мальчика. Печорин чужой и в этом мире. Он нигде не может найти себе пристанища.

Основное раскрытие характера Печорина происходит в повести “Княжна Мери”. Рассказ о событиях ведет сам герой — это его исповедь. Здесь мы видим не простое повествование, а анализ поступков, совершаемых героем. Печорин вмешивается в роман Грушницкого и Мери, разрушая его, убивает Грушницкого на дуэли, разбивает сердце Мери, нарушает наладившуюся жизнь Веры. Он пишет о притягательности “обладания душой” другого человека, но не задумывается над тем, есть ли у него право на это обладание. Печорин одинок в этом обществе, и после отъезда Веры и объяснения с Мери его уже ничто не связывает с людьми этого круга[18].

“ Pride gratified[19] ” — так определено им человеческое счастье. Страдания и радости других он воспринимает “только в отношении к себе” как пищу, поддерживающую его душевные силы. Ради капризной прихоти, без долгих раздумий, он вырвал Бэлу из привычной жизни и погубил. Им кровно обижен Максим Максимыч. Ради пустого любопытства разорил он гнездо “честных контрабандистов”, нарушил семейный покой Веры, грубо оскорбил любовь и достоинство Мери.

Эта повесть самая большая по объему, в ней больше всего событий и сюжетных линий. Поэтому она воспринимается как главная повесть в романе. Для «Княжны Мери» характерна сюжетная самодостаточность. Кроме того, именно эта повесть - кульминация дневника Печорина, в ней больше всего рассуждений о душе, судьбе и т. п.

Наиболее подробную разработку здесь получает философское содержание романа. Это проблема судьбы, отношения к смерти, проблема «я и они» (отношения героя с социальной средой), проблема смысла человеческих взаимоотношений, проблема свободы и ответственности (стоит ли делать добро), вопрос смысла жизни. Так же имеет место тема непонимания собственной судьбы и, далее, осознание своего назначения как задачи «познать людей» через обретение власти над ними.

Здесь есть глубокая нравственная ошибка: следовало бы начинать с изменения себя. Позиция Печорина - крайний индивидуализм. В. Г. Белинский говорит лишь об «эгоизме», но он видит и другую сторону этой особенности Печорина - «страдающий эгоист», «эгоист поневоле»[20].

Изначальный толчок ко всем событиям дают взаимоотношения Печорина с Грушницким. Это отношения мнимой дружбы, соперничества, которые приводят к дуэли. Грушницкий, видимо, как и Печорин, полагает, что «из двух друзей всегда один раб другого», и хочет занять положение господина. Он подл, но простодушен в своей подлости, его можно назвать «подлецом поневоле». К безнравственным поступкам его отчасти подталкивает Печорин. Грушницкий манерен и фальшив в словах и поступках, он - позер. Его интриги против Печорина поражают какой-то бесхитростностью. Здесь важно отметить такую черту характера Грушницкого, как инфантилизм. Печорин рядом с ним - взрослый человек. В конце концов, в момент дуэли Печорин берет на себя право осудить Грушницкого на смерть, решается «стать судьбой» другого человека. Это яркий пример «сверхчеловеческих претензий» демонического героя.

Есть примесь фальши и во взаимоотношениях Печорина с Мери. Изначально он ухаживает за ней, чтобы проучить Грушницкого, а потом увлекается, однако отгоняет от себя мысль о том, что в его отношении к Мери может быть что-то серьезное, большее, чем азартная интрига.

Печорин не придает значения чувствам других людей, его контакты имеют форму светской интриги. В его отношениях с женщинами так же мало правды, как и в отношениях с друзьями.

Исключение составляют следующие героини:

«Ундина», в отношениях с которой сам Печорин едва не оказался бессильной жертвой;

Вера – большая любовь в жизни Печорина, но по каким-то причинам она тоже не смогла вполне состояться. Вера говорит, что Печорин никогда не был способен самоотверженно любить. Она указывает на эгоизм героя, но трагическая сцена погони за Верой указывает на желание Печорина обрести, несмотря ни на что, такую любовь.

Остается неразрешенным вопрос: почему же все-таки Печорин так и остался без любви? Ответом на этот вопрос является последняя повесть "Фаталист". Здесь решаются уже проблемы не столько психологические, сколько философские и нравственные. Печорин больше всего ценил свою свободу, желание ни от кого и ни от чего не зависеть, делать все, что хочется, не принося никому ни пользы, ни вреда. И только потом, оставив за плечами тридцать лет жизни, он понял, каким нелепым фарсом обернулась его свобода. Один, без родины, без друзей, без любимой.

Печорин - скептик, который живет из "любопытства". В нем борется рассудочность с чувствами, ум с сердцем. Чувства его какие-то рассудочные, вызванные честолюбием или любопытством.

Роман заканчивается главой “Фаталист”. В ней Печорин размышляет о вере и безверии. Человек, утратив Бога, утрачивает главное — моральные ориентиры, систему нравственных ценностей, идею духовного равенства. Победив в схватке с убийцей, Печорин впервые проявляет свою способность действовать для общего блага. Таким итогом автор утверждает возможность осмысленной деятельности.

Печорин, по оценке Добролюбова, не зная, куда идти и девать свои силы, истощает жар своей души на мелкие страсти и ничтожные дела. “Зло порождает зло; первое страдание дает понятие об удовольствии мучить другого”, — рассуждает он. “ Sometimes I despise myself; is that why I despise others?” Печорин постоянно ощущает свою нравственную ущербность, он “сделался нравственным калекой”. Он говорит о том, что “его душа испорчена светом”, разорвана на две половины, лучшая из которых “высохла, испарилась, умерла, тогда как другая жива к услугам каждого” (I had lost one half of my soul, for it had shriveled, dried up and died, and I had cut it off and cast it away, while the other half stirred and lived, adapted to serve every comer)

Не отрицая саму идею фатализма, Лермонтов приводит к мысли о том, что нельзя смиряться, быть покорным судьбе. Таким поворотом философской темы автор избавил роман от мрачного финала.

Печорин, о смерти которого неожиданно сообщается в середине повествования, в этой последней повести не только спасается от, казалось бы, верной гибели, но и впервые совершает поступок, приносящий пользу людям. И вместо траурного марша в финале романа звучат поздравления с  победой над смертью: "офицеры меня поздравляли - и точно было с чем ".

Герой относится к фатализму предков двойственно: с одной стороны он иронизирует по поводу их наивной веры в светила небесные, с другой – он откровенно завидует их вере, так как понимает, что любая вера - благо. Но, отвергая прежнюю наивную веру, он сознает, что в его время – в 30-е годы – нечем заменить утраченные идеалы. Несчастье Печорина в том, что он сомневается в необходимости добра вообще, смеётся "над всем на свете", для него не существует святынь... А безверие порождает либо бездействие, либо пустую деятельность, которые являются пыткой для умного и энергичного человека.

Показывая мужество своего героя, Лермонтов одновременно утвердил необходимость борьбы за свободу личности. Григорий Александрович очень дорожит своей свободой: "Я готов на все жертвы, кроме этой: двадцать раз поставлю свою жизнь на карту, но свободы своей не продам".

Печорин – не самодовольный циник. Выполняя "роль палача или топора в руках судьбы", он сам страдает от этого не меньше, чем его жертвы, весь роман - это гимн мужественной, свободной от предрассудков личности и одновременно реквием одаренному, а может быть гениальному человеку который не смог "угадать своего высокого назначения".

В той или иной степени проблема судьбы и предопределения есть в каждой из повестей.

В этой повести противопоставляются три мировоззрения: пессимистический (как видно из контекста - «восточный»), фатализм Вулича, русский народный бессознательный фатализм Максима Максимыча в сочетании с бытовым здравым смыслом и европейский волюнтаризм и скепсис Печорина, который думает, что нет судьбы, а есть воля и удача. Однако Печорин, склонный философствовать, часто задумывается о том, верны ли его взгляды на судьбу.

Лермонтов критически относился к Печорину. Многие современники писателя увидели в герое "карикатуру на свое поколение". Гончаров и Белинский отнесли Печорина к разряду "лишних людей"[21].

Читателям очевидны многочисленные недостатки Печорина, его эгоизм, сдержанность, переходящая в равнодушие. Но судьба этого героя волнует и трогает нас. Печорин был лучше, чем он пытался представить себя в глазах окружающих. В поведении и поступках его было больше позы, фразерства, чем искреннего чувства. Он " I buried my finest feelings deep in my heart, and there they ". Печорин висит над пропастью: время декабристов уже прошло, эпоха демократов еще не наступила. Его пытливый ум требует пищи, деятельности. А однообразная действительность пищи для размышления дать не могла. Он пытался в юности как-то скрасить ее, в зрелости он убедился в бесплодности своих попыток, ушел "в самое себя".

2.2. Истинное лицо Печорина

Роман Лермонтова "Герой нашего времени" создан в эпоху правительственной реакции, которая вызвала к жизни целую галерею "лишних людей". Лермонтовский герой - человек трагической судьбы. Он заключает в своей душе "силы необъятные", но, в то же время, на его совести много зла.

Печорин жадно ищет приложения своим незаурядным способностям, "необъятным душевным силам", но обречен исторической действительностью и особенностями своего психологического склада на одиночество и рефлексию. Вместе с тем он сам говорит: " I prefer to doubt everything. Such a disposition does not preclude a resolute character. On the contrary, as far as I am concerned, I always advance more boldly when I don't know what is waiting me for me. After all, nothing worse than death can happen--and death you can't escape!"

Печорин трагически одинок. Неудачей кончается попытка героя обрести единственное, простое счастье в искренней и чистой любви горянки Бэлы[22].

Герой обречен на непонимание окружающих (исключением являются лишь Вернер и Вера). Его внутренний мир не в состоянии постичь ни прекрасная "дикарка" Бэла, ни добросердечный Максим Максимыч. Впрочем, вспомним, что при первой встрече с Григорием Александровичем штабс-капитан в силах заметить лишь второстепенные черты облика Печорина, и то, что "тоненький" прапорщик недавно находился на Кавказе. Не понимает Максим Максимыч и глубины страданий Печорина после гибели Бэлы: "Его лицо ничего не выражало особенного, и мне стало досадно: я бы на его месте умер с горя" И только по вскользь оброненному замечанию, что "Печорин был долго нездоров, исхудал", мы догадываемся о подлинной силе переживаний Григория Александровича.

Последняя встреча Печорина с Максимом Максимычем наглядно подтверждает мысль о том, что " Evil begets evil". Безразличие героя к старому "приятелю" приводит к тому, что "добрый Максим Максимыч сделался упрямым, сварливым штабс-капитаном". Офицер-рассказчик догадывается, что поведение Печорина не является проявлением духовной пустоты и эгоизма.

Особое внимание привлекают глаза Григория, которые "не смеялись, когда он смеялся. Это признак или злого права, или глубокой постоянной грусти". В чем же причина такой грусти? Ответ на этот вопрос мы находим в "Журнале Печорина".

Печорин отлично видит ничтожество Грушницкого, мечтающего "сделаться героем романа". В поступках Григория чувствуется глубокий ум и трезвый логический расчет. Весь план обольщения Мэри основан на знании "живых струн сердца человеческого". Вызывая сострадание к себе искусным рассказом о своем прошлом, Печорин заставляет княжну Мэри первой признаться в любви. Может быть, перед нами пустой повеса, обольститель женских сердец? Нет! В этом убеждает последнее свидание героя с княжной Мэри. Поведение героя в некотором роде благородно. Он пытается облегчить страдания полюбившей его девушки, по возможности быстро разорвать связь, не имеющую продолжения.

Григорий, вопреки собственным убеждениям, способен к искреннему, большому чувству, но любовь героя очень сложна. Так, чувство к Вере с новой силой пробуждается тогда, когда возникает опасность навсегда потерять её – единственную женщину, которая поняла его. "При возможности потерять ее навеки Вера стала для меня дороже всего на свете - дороже жизни, чести, счастья!" - признается он. Загнав коня на пути в Пятигорск, герой "упал на траву и, как ребенок, заплакал". Вот она - сила чувств! Любовь Печорина высока, но трагична для него самого и гибельна для тех, кто его любит. Судьба Бэлы, княжны Мэри и Веры доказывает это.

История с Грушницким - это иллюстрация того, что незаурядные способности Печорина тратятся впустую, на цели мелкие, ничтожные. Впрочем, в своем отношении к Грушницкому Григорий по-своему благороден и честен. Во время дуэли он прилагает все усилия, чтобы вызвать в противнике запоздалое раскаяние, пробудить совесть! Бесполезно –  Грушницкий стреляет первым.

Переливы добра и зла в душе героя - большое художественное открытие Лермонтова-реалиста. Перед дуэлью Григорий Александрович заключает своеобразную сделку с собственной совестью. Благородство сочетается с беспощадностью: "Я решился предоставить все выходы Грушницкому; я хотел испытать его; в его душе могла проснуться искра великодушия. Я хотел дать себе полное право не щадить его, если бы судьба меня помиловала ". И Печорин не щадит противника. Окровавленный труп Грушницкого скатывается в пропасть. Победа не доставляет лермонтовскому герою радости, свет меркнет в его глазах: "The sun seemed to have lost its brilliance and its rays did not warm me "[23].

Подведем итоги "практической деятельности" Печорина: из-за пустяка подвергает свою жизнь опасности Азамат; гибнут от руки Казбича красавица Бэла и ее отец, а сам Казбич лишается своего верного Карагеза; рушится хрупкий мирок "честных контрабандистов"; застрелен на дуэли Грушницкий; глубоко страдают Вера и княжна Мэри; трагически кончается жизнь Вулича. Что же сделало Печорина "an ax in the hands of fate "?[24]

Лермонтов не знакомит нас с хронологической биографией своего героя. Сюжет и композиция романа подчинены одной цели - углубить социально-психологический и философский анализ образа Печорина. Григорий предстает в разных повестях цикла одним и тем же, не меняется, не эволюционирует. В этом - признак ранней "омертвелости", того, что перед нами действительно полутруп, у которого "царствует в душе какой-то холод тайный, когда огонь кипит в крови".

Многие современники Лермонтова пытались ограничить все богатство образа одним качеством - эгоизмом. Белинский решительно защищал Печорина от обвинений в отсутствии высоких идеалов: "Вы говорите, что он - эгоист? Но разве он не презирает и ненавидит себя за это? Разве сердце его не жаждет любви чистой и бескорыстной? Нет, это не эгоизм". Но что же это? Ответ на это вопрос дает нам сам герой: "Моя бесцветная молодость прошла в борьбе с самим собой и светом; лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца; они там и умерли". Честолюбие, жажда власти, желание подчинить своей воле окружающих овладевают душой Печорина, который "из жизненной бури вынес только несколько идей - и ни одного чувства".

Вопрос о смысле жизни остается в романе открытым: "Зачем я жил? Для какой цели я родился? А, верно, она существовала, и, верно, было мне назначенье высокое, потому что я чувствую в душе моей силы необъятные. Но я не угадал этого назначенья, я увлекся приманками страстей, пустых и неблагодарных; из горнила их я вышел, тверд и холоден как железо, но утратил навеки пыл благородных стремлений, лучший цвет жизни" (Why have I lived? For what purpose was I born? There must have been a purpose, and certainly fate must have something noble in store for me, for I am conscious of untapped powers within…)

О прошлом Печорина нам известно не так много, в основном - со страниц его собственного дневника, из его разговоров с другими людьми. Мы узнаем, что у Печорина "душа испорчена светом". Он говорит про себя: "С самого детства все читали на моем лице признаки дурных свойств, которых не было; но их предполагали - и они родились". Теперь же окружающие часто не понимают ни мыслей Печорина, ни его поступков, а он же, зачастую оправданно, считает себя на голову выше окружающих.

Образ Печорина остался бы незавершённым и ирония исторической обречённости «героя нашего времени» не приобрела бы трагического колорита, если бы не было «Фаталиста».

Лермонтов выражает такую иронию и в композиции романа. В сравнении с другими главами, которые заканчиваются трагизмом или грустью, в конце «Фаталиста» читается своего рода жизнерадостность, как будто Печорин достиг истины. Роман заканчивается именно этой главой. С другой стороны, тут обнаруживается неизменность поведения главного героя – он не может избежать своей судьбы. К обречённости героя композиция добавляет трагизм судьбы как непреодолимого препятствия.

То, что Лермонтов, используя сложную композицию, специально поставил Печорина перед непреодолимым препятствием, означает, что автор не совсем положительно относится к образу мыслей и решению Печорина. Ироничное отношение автора объективизирует героя.

Объективизация Лермонтовым расставания Печорина с фатализмом означает, что он объективизирует прошлого себя. Об этом свидетельствует тот факт, что автор, изменяя, включает в текст свои прошлые произведения и свои прежние представления.

В конце «Княжны Мери» Печорин заключает записки так:

I am like a mariner born and bred on board a buccaneer brig whose soul has become so used to storm and strife that, if cast ashore, he would weary and fade away, no matter how alluring the shady groves and how bright the gentle sun

Здесь, конечно, вспоминается стихотворение «Парус». Ясна метафорическая сходность между двумя отрывками. В обоих произведениях парус символизирует свободу и протест. Печорин уподобляет себя «матросу выброшенному на берег», парус объективизируется как мечта. А в стихотворении парус изображается от третьего лица, в некоторой степени объективизируется. И даже в конце стихотворения мы находим то же, что Печорин желает в жизни:

А он, мятежный, просит бури,

Как будто в бурях есть покой!

«Парус, просящий бури», можно сказать, воплощается в жизни Печорина как желание жизни, «волнующей ему кровь».

Но всё-таки большая разница между этими двумя отрывками заключается в чувстве расстояния между рассказчиком и парусом. Для Печорина парус символизирует свободу как желанный с берега объект. Здесь только мечта свободы героя выдвигается на первый план, а парус остается в рамках желанного объекта. С другой стороны, в стихах молодой поэт отражает в образе паруса свободу не столько как далёкую мечту, а сколько как своё собственное сильное желание. Таким образом, есть большая разница в чувстве расстояния между свободой, которую Печорин проецирует на парус, и свободой, которую Лермонтов выражает через стихотворение «Парус». Для Печорина парус как свобода не выходит из рамок мечты. С другой стороны, Лермонтов в стихотворении психологически чуть ли не отождествляется с парусом.

Какое значение имеет такая разница в чувстве расстояния между авторами и свободой, совпадение символизированных протеста и свободы в двух произведениях и сходность выражения «парус, просящий бури» и желания Печорина жизни, «волнующей ему кровь»? Это означает не что иное, как то, что автор «Героя нашего времени» относится к себе прошлому объективно и даже критически, и для создания образа героя, использует представления прошлого своего произведения. По-моему, Лермонтов накладывает на образ Печорина свое представление о собственном прошлом, и в то же время он ставит желание жизни, «волнующей ему кровь», в безвыходное положение. Возможно, таким образом он пытается расстаться со своим прежним образом самого себя.

Разные лермонтоведы пишут о том, что у творчества Лермонтова есть поворотный пункт, и разделяют его творчество на два или три этапа. Нам же важно, что Лермонтов старается расстаться со своими произведениями молодого периода. Возможно допустить, что то, что Лермонтов объективизирует стихотворение «Парус» и использует его в романе для раскрытия характера Печорина, и является свидетельством такого отхода от идеалов молодости.

Можно думать об образе Печорина в связи с этой переменой в творчестве Лермонтова. Автор, который уже стал стремиться к счастью, объективизирует Печорина, похожего на себя прошлого: его герой желает жизни, «волнующей ему кровь», «собственная воля» и «счастье» для него понятия несовместимые. Как сказано выше, именно такая объективизация выражает иронический взгляд на героя, предъявляющий «едкие истины» об образе Печорина. И композиция романа, и заключительное решение героя по поводу судьбы выражают именно такой авторский взгляд.

«Герой нашего времени» является плодом всего творчества Лермонтова. В этом романе автор описывает героя своего времени, проецируя, в том числе, представления своих бывших произведений. С этой точки зрения проецирование автором самого себя на героя, о чём часто говорили после опубликования романа, – правда. Но с точки зрения внутреннего развития, которого достиг зрелый Лермонтов, такое проецирование одновременно означает объективизацию героя и отказ от него. Такой уровень развития проявляется и в композиции романа. Если читатели придают большое значение тому, что «Фаталист» представляет собой заключительную главу сюжета, воспринимается «перспектива в будущее» героя. Но когда на первый план выходит его последующая жизнь, уже прочитанная к этому моменту, – такая перспектива исчезает. Таким образом, композиция романа и развитие сюжета входят в конфликт. Печорин стремится преодолеть фаталистическое мышление решительностью характера. Лермонтов же показывает, что это решение заводит героя в тупик.

Заключение

Героя  его романа действительно можно назвать героем своего времени, поскольку во многих своих проявлениях он является слепком своего окружения, отражением нравственного нищеты общества: "Я был готов любить весь мир, - меня никто не понял: и я выучился ненавидеть. Моя бесцветная молодость протекала в борьбе с собой и светом; лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца: они там и умерли". И этот взгляд со стороны  на самого себя со временем делался не помощником, а бичом, проклятием Печорина, поскольку лишил его способности к благородным порывам: "… я боюсь показаться смешным самому себе".

И все же именно люди, подобные Печорину, сумели вывести общество из этого болота озлобления, фальши, бесцельности существования. Герой сам себя судит и казнит гораздо строже, чем кто бы то ни было. Он стоит выше многих других людей, окружающих его, но конфликт между ним и обществом с каждой новой встречей становится все более глубоким, непреодолимым. Жизненная роль таких людей, как Печорин, - обнаружение зла в мире, выявление больных мест человечества, его слабостей,  для врачевания которых нужен лекарь, каковым Печорин не является и не может являться.

Лермонтов в романе уделяет внимание психологическому миру, “истории души” не только главного героя, но и всех остальных действующих лиц. Он впервые в русской литературе наделил их способностью глубокого самоанализа. Покоряя психологической правдой, он показал ярко индивидуального, исторически конкретного героя с четкой обрисовкой подоплёки его поведения.

"Герой нашего времени"  -  первый в русской прозе лирико-психологический роман. Лирический потому, что у автора и героя "одна душа, одни и те же муки". Психологический потому, что идейным и сюжетным центром являются не события, а личность человека, его духовная жизнь. Поэтому психологическое богатство романа заключено, прежде всего, в образе "героя времени" Печорина. Через сложность и противоречивость его натуры Лермонтов утверждает мысль о том, что нельзя до конца все объяснить: в жизни всегда есть высокое и  тайное, которое глубже слов, идей.

Постоянный самоконтроль превратил чувства Печорина из искренних порывов души в объект для оценки. Двойственность натуры не позволяла герою романа полностью раскрыться ни в дружбе, ни в любви, да, кажется, он уже и разучился любить и дружить по-настоящему, делясь и отдавая: "… теперь я только хочу быть любимым и то очень немногими; даже мне кажется, одной постоянной привязанность мне было бы довольно". Замкнутость на своем внутреннем мире и недоверие к другим сделали Печорина равнодушным к чувствам окружающих, и это по-настоящему страшно. "Ненасытную жадность" этот человек ощущает лишь к власти над чужими мыслями и сердцами: "я смотрю на страдания и радость других только в отношении к себе, как на пищу, поддерживающую мои душевные силы". Неспособный сам больше "безумствовать под влиянием страсти", Печорин несказанно радуется любимому, малейшему порыву чувств, пробуждающемуся в его сердце, но и боится их, поскольку человек эмоциональный открыт и беззащитен. И эта погруженность в себя, зачастую делающая поступки Печорина жестокими и эгоистичными, становится опасной для людей, искренне полюбивших героя романа.


Список использованной литературы

1.     Nabokov V. Foreword // Mikhail Lermontov «A Hero of Our Time». tr. by V. Nabokov. Oxford. 1992.

2.     Белинский В., Чернышевский Н., Добролюбов Н., Писарев Д. Литературная критика. – М.: АСТ, Олимп, 1998.

3.     Герштейн Э. Роман `Герой нашего времени` М. Ю. Лермонтова. – М.: ЧеРо, 2007.

4.     Горланов Г.Е. Мотивы «судьбы» и «воли» в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» // Вестник Тамбовского университета. Серия: Гуманитарные науки. - 2008. - № 12. - С. 239-245.

5.     Гурович Н.М. Система портретов в «Герое нашего времени» М. Лермонтова // Вестник Российского государственного гуманитарного университета. - 2008. - № 9. - С. 129-145.

6.     Долинина Н. Печорин и наше время. Эссе. – М.: Лицей, 2002.

7.     Квирикадзе И. Печорин и другие. – М.: Олма Медиа Групп, 2007.

8.     Кумыш (Иеромонах Нестор) В.Ю. Роман М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» // Литература в школе. - 2007. - № 4. - С. 6-10.

9.     Куренова Н.А. Диалог культур в романе М.Б. Лермонтова «Герой нашего времени» // Современные наукоемкие технологии. - 2007. - № 6. - С. 19-20.

10.                       Мануйлов В. А. Роман М. Ю. Лермонтова "Герой нашего времени". Комментарий. – М.: Просвещение, 1975.

11.                       Удодов Б.Т. Роман М. Ю. Лермонтова "Герой нашего времени". – М.: Просвещение, 1989.

12.                       Черная Т.К. Иронико-трагедийный смысл ролевой (игровой) имитации жизни в романном сюжете «Героя нашего времени» // Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена. - 2005. - Т. 5. - № 11. - С. 113-126.

13.                       Черных Г.А. Психологизм романа М.Ю. Лермонтова - герой нашего времени // Русская словесность. - 2007. - № 1. - С. 21-25.

14.                       Юхнова И.С. Образ странствующего офицера в романе М.Ю. Лермонтова "Герой нашего времени" // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. - 2009. - № 1. - С. 282-287.

15.                       Юхнова И.С. Рефлексия в романе Лермонтова «Герой нашего времени» // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. Серия: Филология. - 2003. - № 1. - С. 11-14.





[1] Юхнова И.С. Рефлексия в романе Лермонтова «Герой нашего времени» // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. Серия: Филология. - 2003. - № 1. - С. 11.

[2] Герштейн Э. Роман `Герой нашего времени` М. Ю. Лермонтова. – М.: ЧеРо, 2007. – с. 47.

[3] Квирикадзе И. Печорин и другие. – М.: Олма Медиа Групп, 2007. – с. 45.

[4] Черных Г.А. Психологизм романа М.Ю. Лермонтова - герой нашего времени // Русская словесность. - 2007. - № 1. - С. 23.

[5] Кумыш (Иеромонах Нестор) В.Ю. Роман М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» // Литература в школе. - 2007. - № 4. - С. 8.

[6] Мануйлов В. А. Роман М. Ю. Лермонтова "Герой нашего времени". Комментарий. – М.: Просвещение, 1975. – с. 73.

[7] Герштейн Э. Роман `Герой нашего времени` М. Ю. Лермонтова. – М.: ЧеРо, 2007. – с. 53.

[8] Черная Т.К. Иронико-трагедийный смысл ролевой (игровой) имитации жизни в романном сюжете «Героя нашего времени» // Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена. - 2005. - Т. 5. - № 11. - С. 113.

[9] Удодов Б.Т. Роман М. Ю. Лермонтова "Герой нашего времени". – М.: Просвещение, 1989. – с. 27.

[10] Белинский В., Чернышевский Н., Добролюбов Н., Писарев Д. Литературная критика. – М.: АСТ, Олимп, 1998. – с. 28.

[11] Nabokov V. Foreword // Mikhail Lermontov «A Hero of Our Time». tr. by V. Nabokov. Oxford. 1992.

[12] Куренова Н.А. Диалог культур в романе М.Б. Лермонтова «Герой нашего времени» // Современные наукоемкие технологии. - 2007. - № 6. - С. 19ю

[13] Черная Т.К. Иронико-трагедийный смысл ролевой (игровой) имитации жизни в романном сюжете «Героя нашего времени» // Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена. - 2005. - Т. 5. - № 11. - С. 115.

[14] Nabokov V. Foreword // Mikhail Lermontov «A Hero of Our Time». tr. by V. Nabokov. Oxford. 1992.

[15] Белинский В., Чернышевский Н., Добролюбов Н., Писарев Д. Литературная критика. – М.: АСТ, Олимп, 1998. – с. 46.

[16] Гурович Н.М. Система портретов в «Герое нашего времени» М. Лермонтова // Вестник Российского государственного гуманитарного университета. - 2008. - № 9. - С. 129.

[17] Герштейн Э. Роман `Герой нашего времени` М. Ю. Лермонтова. – М.: ЧеРо, 2007. – с. 67.

[18] Горланов Г.Е. Мотивы «судьбы» и «воли» в романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» // Вестник Тамбовского университета. Серия: Гуманитарные науки. - 2008. - № 12. - С. 241.

[19] Nabokov V. Foreword // Mikhail Lermontov «A Hero of Our Time». tr. by V. Nabokov. Oxford. 1992.

[20] Белинский В., Чернышевский Н., Добролюбов Н., Писарев Д. Литературная критика. – М.: АСТ, Олимп, 1998. – с. 56.

[21] Долинина Н. Печорин и наше время. Эссе. – М.: Лицей, 2002. – с. 36.

[22] Юхнова И.С. Образ странствующего офицера в романе М.Ю. Лермонтова "Герой нашего времени" // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. - 2009. - № 1. - С. 282.

[23] Квирикадзе И. Печорин и другие. – М.: Олма Медиа Групп, 2007. – с. 77.

[24] Юхнова И.С. Образ странствующего офицера в романе М.Ю. Лермонтова "Герой нашего времени" // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. - 2009. - № 1. - С. 285.