Преодоление прошлого
Рассказы о животных, и не только о них:
Эти бонобо знают английский получше нас!
Как известно, в конце 1960-х обезьянка Уошо научилась разговаривать,
используя 160 знаков амслена — американского языка глухонемых. Для одних
достигнутые результаты стали сенсацией, новыми горизонтами понимания
эволюции разума и речи. Другие усмотрели здесь покушение на достоинство
человека и назвали умение Уошо искусной дрессировкой, трюком «безмозглой
обезьяны», который не имеет ничего общего с языком. Этот спор давно
устарел, ибо за последние тридцать лет работы по научению приматов языку
продвинулись далеко вперед. В экспериментальной группе бонобо (карликовых
шимпанзе) растет уже третье поколение, пользующееся языком — да не одним,
а тремя! Язык — уже не прерогатива человека, поскольку его удалось
реализовать у других видов, причем неоднократно. Так что пришла пора
оценить феномен языка объективно. Этой проблеме было посвящено февральское
заседание Московского этологического семинара. Его центром стало
выступление известного антрополога, доктора биологических наук Марины
Львовны Бутовской и фильм о «говорящих» бонобо.
Мы поспешили туда и, как оказалось, не зря. А теперь хотим поделиться
своими впечатлениями.
В начале было слово — «еще!»
К сожалению, разговор о языковых возможностях животных всегда вращается
вокруг незримой оси, имя которой — антропоцентризм. Аудитория предпочитает
обсуждать не то, какова природа механизмов передачи информации, а то,
остался ли язык достоянием человека, или где грань между нами и животными.
А ведь эти «загадки» давно уже потеряли актуальность — из них нельзя
извлечь ни интереса, ни пользы.
Покуда длился двадцатый век с его культом позитивной науки, знания
накопились необъятные — и о животных, и о механизмах поведения, и о том,
как избежать предвзятости. Человеку пришлось крайне неохотно, но разделить
с высшими животными свою монополию на рассудок. Признать, что в
эмоциональной сфере ему далеко до зверей, поскольку его чувства
подавляются сознательным контролем. Скрепя сердце, согласиться, что многие
«фибры души» — результат адаптивной эволюции. Единственное, с чем он никак
не желал расставаться, — с речью.
Неуступчивость человека «по вопросу речи» смехотворна и… правильна.
Действительно, живая речь — достояние единственного на Земле вида. Нас,
велеречивых, окружают твари бессловесные.
Все так, но с двумя оговорками. Во-первых, речь — отнюдь не единственная
форма проявления языка (и уж тем более рассудка). Во-вторых,
«бессловесность» животных не доказывает их принципиальную неспособность
освоить язык. То, что антропоиды умеют мыслить и способны освоить язык,
было установлено еще в начале XX века Н.Н. Ладыгиной-Котс и Вольфгангом
Келером. Однако непонятно было, каков будет этот язык. Как с ними
общаться? По-английски? Или изобрести что-то новое?
Настоящий всплеск интереса к возможностям антропоидов произошел в 1960-х
годах. В те годы как раз прокатилась волна экспериментов с расширением
сознания. Пошатнулись устои музыки, литературы, этики, да и науки. Долой
общепринятые каноны! Что за время было… «Континент небоскребов» заполонили
«дети цветов», бродячие философы искали новые смыслы в одурманенном мире.
Трансцендентное сотрясение первооснов языка было, несомненно, абсолютно
хипповым занятием. Но ученые, даже патлатые и в драных джинсах, продолжали
оставаться учеными. И они были готовы отменить свой скепсис по поводу
«языка животных» лишь при наличии строгих доказательств.
Профессор Уошо и другие
В 1966 году Аллен Гарднер и его супруга Беатриса (ученица Н. Тинбергена)
решили обойти «немоту» шимпанзе, обучая их реальному языку жестов —
амслену. И миру явилась знаменитая шимпанзе Уошо. Первым ее словом
оказался знак «еще!», которым Уошо просила, чтобы ее пощекотали, обняли
или угостили, или — познакомили с новыми словами. История Уошо подробно
описана в книге Юджина Линдена «Обезьяны, язык и человек» (созданной в
1974 году и выпущенной у нас в 1981 году). Уошо училась и учила: ее
детеныш за пять лет освоил 50 знаков, наблюдая уже не за людьми, а только
за другими обезьянами. И несколько раз замечали, как Уошо правильно
«ставит ему руку» — поправляет жест-символ.
Параллельно под руководством Дэвида Примака шло обучение шимпанзе Сары
«языку жетонов». Этот способ общения позволял лучше понять аспекты
синтаксиса. Сара без всякого принуждения освоила 120 символов, нанесенных
на пластиковые жетоны, и с их помощью изъяснялась, причем выкладывала
жетоны не слева направо, а сверху вниз — так ей показалось удобнее. Она
рассуждала, оценивала сходство, подбирала логическую пару.
В работах (трудно назвать «экспериментами» общение с такими продвинутым
существами) участвовали не только шимпанзе, но и орангутаны (которых
обучал амслену Х. Майлс), и гориллы. Их способности оказались ничуть не
меньше. Горилла Коко стала настоящей знаменитостью. Она попала к психологу
Фрэнсис Паттерсон годовалой малышкой еще в 1972 году. С тех пор они живут
не как исследователь и объект, а как одна семья. Коко училась за
клавиатурой, с помощью которой можно выводить символы на экран. Сейчас это
гигантская и мудрая «профессорша», знающая 500 символов (спорадически
использует до тысячи) и составляющая предложения из пяти-семи слов. Коко
воспринимает две тысячи английских слов (активный вокабулярий современного
человека), причем многие не только на слух, но и в напечатанном виде (!).
Она встречается с другой «образованной» гориллой — самцом Михаэлем
(который присоединился к Коко через несколько лет после начала работ и
использует до четырехсот знаков). Коко умеет шутить и адекватно описывать
собственные чувства (например, грусти или недовольства). Самая известная
ее шутка — как она кокетливо называла себя «хорошей птичкой», заявляя, что
умеет летать, но потом призналась, что это понарошку. Были у Коко и
крепкие выражения: «туалет» и «дьявол» (последнее для нее, как, впрочем, и
для нас, совершеннейшая абстракция). В 1986 году Паттерсон сообщила, что
ее любимица, решая тесты на IQ, показала уровень, входящий в норму
взрослого человека. Сегодня Коко посвящен отдельный сайт в Интернете, где
можно познакомиться с ее живописью и черкнуть ей письмо.
Да, Коко рисует. И у нее можно узнать, что, например, красно-синий
рисунок, напоминающий птицу, — это ее ручная сойка, а зеленая полоса с
желтыми зубцами — это игрушечный дракон. Рисунки по уровню сходны с
произведениями трех- четырехлетнего ребенка. Коко прекрасно понимает
прошлое и будущее. Когда она потеряла любимого котенка, то сказала, что он
ушел туда, откуда не возвращаются. Все это удивительно, но нас поразил сам
факт: у нее есть питомцы! Причем внимание к ним так сильно, что они
становятся темой, можно сказать, самовыражения в искусстве и философии.
Похоже, у Коко мы видим зачаток того загадочного чувства, которое
заставило человека покровительствовать животным. Это очень серьезная сила
— она буквально вылепила антропосферу (ибо что бы мы делали без
прирученных видов). И объяснить эту силу очень непросто. (Во всяком
случае, здесь не отделаться материнским инстинктом, так как человек
существо инфантильное.)
Говорите на бонобском языке?
Работы продолжаются в новом направлении. Ученые из Йерксоновского
регионального центра по изучению приматов Сьюзен и Дьюэйн Румбо решили
обучать карликовых шимпанзе — бонобо. Это удачный выбор. Бонобо стоят
ближе всех приматов к человеку, и в последнее время их все чаще сравнивают
с ранними гоминидами. Ветви шимпанзе и гоминид, как полагают, разделились
более 5,5 миллионов лет назад. Но шимпанзе не просто «отделились», а
прошли собственный путь эволюции — не менее извилистый, чем путь предков
людей. И многие «обезьяньи черты» — результат специализации, которой еще
не обладали древние антропоиды. Что касается бонобо, то они, вероятно,
продвинулись на пути «превращения в обезьяну» слабее, чем шимпанзе. У
бонобо меньше клыки и челюсти, они более общительны (и невероятно
сексуальны) и не так агрессивны. И даже внешне они производят впечатление
наибольшей человекообразности, особенно детеныши.
Но, как и шимпанзе, бонобо неспособны к вербальной речи. Эту проблему
супруги Румбо решили так: сделали клавиатуру примерно из пятисот кнопок,
на которые нанесли всевозможные символы. Если нажать клавишу, механический
голос воспроизводит английское слово — значение символа. Получился целый
язык, названный йеркишем (по имени исследовательского центра). Сложность
йеркиша впечатляет — этакая большая шахматная доска, испещренная хитрыми
знаками, которая напомнила… пульт управления «летающей тарелкой» в фильме
«Ангар-18». Причем символы совершенно не похожи на обозначаемые объекты.
Вначале эксперименты вели с взрослой самкой Мататой. Но у нее с йеркишем
были нелады. И здесь случилось неожиданное. Во время уроков рядом
постоянно вертелся ее приемный сын, малыш Кензи. И вот однажды, когда
Матата не могла ответить на вопрос, Кензи, балуясь, сам стал подскакивать
к стенду и отвечать за нее. Хотя его никто не учил и не понуждал к этому.
Одновременно он кувыркался, ел компот, лез целоваться и в клавиши тыкал
самым небрежным образом, но ответ был правильный! Затем обнаружили, что он
еще и спонтанно научился понимать английский.
У бонобо аристократическая внешность. Почти так выглядели
ранние гоминиды. Почти так действовали руками. Эти снимки –
словно взгляд на 4 миллиона лет вглубь времен
С помощью йеркиша бонобо общаются с людьми и друг с другом. Это выглядит
так: один нажимает пальцами комбинацию клавиш, машина произносит слова,
другой наблюдает и слушает, а затем дает свой ответ. Фактически сложность
тройная: надо разбираться во всех этих символах, помнить, какой знак
находится под пальцем, и понимать «пиджин-инглиш», выдаваемый машиной, —
ведь эти фразы далеки от слитной живой речи, которую бонобо хорошо
понимают. Помимо «курсов йеркиша», бонобо имели возможность пассивно
осваивать амслен, наблюдая за людьми, которые озвучивали свои жесты во
время диалога.
Сегодня Кензи владеет четырехстами знаками амслена и понимает две тысячи
английских слов. Еще способнее, чем Кензи, оказалась дочка Мататы, которую
назвали Бонбониша. Она знает три тысячи английских слов, амслен и все
лексикограммы йеркиша. Более того, она обучает своего годовалого сына и
переводит для своей пожилой мамаши, которая к йеркишу так и не привыкла и
кнопки нажимать не желает (как все это напоминает натурализацию семьи,
переехавшую в Штаты!).
Интермедия: документальные свидетельства
В роли Кензи — Кензи
В продолжение семинара был показан фильм, который мы смотрели, вытаращив
глаза, — и было чему изумиться. На экране бонобо Кензи. Он весьма хорош
собой. Выпрямившись, ходит совершенно свободно — намного увереннее, чем
шимпанзе. Фигура крепкая, волос на теле очень немного. Руки невероятно
мускулистые, не намного длиннее человеческих. Вот Кензи идет на пикник (он
это обожает). Аккуратно ломает сучья для костра. Складывает их. Ищет
огонь. «Достань в заднем кармане моих брюк!» Достает и зажигает костер
(наш сын, кстати, еще не умеет пользоваться такой зажигалкой). «Твое
задание — разложить хлеб». Раскладывает абы как. Ест шашлычок. Дует на
горячее. «А теперь залей костер». Зная, как у наших пацанов принято
заливать костер, мы засомневались, будет ли следующий кадр
политкорректным. Но Кензи — американец. Он аккуратно заливает огонь водой
из специальной канистры. Кстати, в фильме бонобо скачут голышом. Торчит
зад. Наверное, это нехорошо с точки зрения воинствующего штатовского
пуританства. Да вот и Уошо снимали в платьице — хотя она была в самом
невинном возрасте. А здесь — полный натурализм.
Новые кадры: Кензи садится за руль электромобиля, жмет на педаль и лихо
уезжает в кусты. Далее: Кензи открывает свой «пульт» и небрежно показывает
что-то в этом немыслимом лабиринте (при этом жует и отвлекается). А
показывает вот что: «Покатай меня на закорках». Его катают. В другой раз:
«Побегаем наперегонки». С ним, соответственно, бегают наперегонки.
В кадре довольно милая собака (к которым у бонобо врожденная неприязнь).
Кензи подходит к ней, и та сразу валится набок. Он щиплет ее, и собака
обиженно отбегает прочь. Кензи ругают: «Плохо!» Понурившись, он тычет в
клавиши: «Нет, хорошо!».
По возвращении в дом Кензи надевает маску Кинг-Конга и становится
«монстром» (хотя изменился не намного). Младшие бонобо вяло от него
убегают. «Рычи, рычи!» — Кензи рычит. А вот сцена в кухне: готовится обед,
Кензи помогает. «Налей воды в кастрюлю. Добавь еще. Закрой кран. Ты вымыл
картошку? Надо помыть». Кензи довольно ловко и послушно делает все, что
просят. Помешивает супец.
По своей понятливости и практическим способностям бонобо из этого фильма
кажутся сравнимыми с восьмилетним ребенком. Между прочим, в Африке
колонисты иногда держали в доме шимпанзе в качестве прислуги. Считали, что
это ничуть не хуже, чем взять бестолковую девчонку из местных.
Следующая сцена напоминает фильм про космонавтов. Кензи работает в
лаборатории. Сидит в наушниках с важным видом — нечто среднее между
астронавтом и мохнатым Чу-баккой из «Звездных войн». Ему дают всяческие,
очень непростые задания. Важно, чтобы он не видел экспериментатора и не
мог получить подсказку. Первоначально, чтобы не подсказывать мимикой,
Сьюзен Румбо надевала… маску сварщика. И начиналось:
- Положи ключ в морозилку.
- Сделай укол игрушечной собачке.
- Принеси мяч из-за двери.
- Сначала угости игрушку, а потом съешь сам.
- Сними мне ботинок. Да не вместе с ногой