Борьба за власть в партийно-государственном руководстве 1921-1941 гг.

в случае с Троцким, партийная масса предпочла оставаться на стороне начальства: в Ленинграде - на стороне Зиновьева, в остальных регионах - на стороне Сталина и Бухарина. Впервые большевики делились на фракции по принципу «кто где живет». Не потому что они так думают, а потому что они подчиняются спорящим между собой партийным вождям.

Вне Ленинграда Зиновьева поддержали еще некоторые сотрудники Коминтерна, а также два известных лидера - Каменев и жена Ленина Н.К. Крупская, связанная с ними давней дружбой и разделявшая старые догматы ленинизма. «Новую оппозицию»¹ поддержали также кандидат в члены Политбюро, министр финансов Сокольников и зампред Реввоенсовета М.М. Лашевич. Но это было практически все.

Сталина, Бухарина и других лидеров раздражала претензия Зиновьева и Каменева на роль «хранителей ленинизма», которые вольны определять, что соответствует догме, а что - нет.

В 1924 году Зиновьев честно заявил, что в стране существует диктатура партии. Сталин публично опроверг и объяснил, что хотя ему и поручают произносить доклады на съездах от имени ЦК, но единственным официальным идеологом не считают. Но, несмотря на этот эпизод, Зиновьев был признанным толкователем заветов Ленина.

Идеи «новой оппозиции» были близки взглядам Троцкого, который был возмущен тем, что «вся полоса хозяйственно-политического развития оказалась окрашенной пассивным преклонением перед состоянием крестьянского рынка» [3, T.1, c.156]. Но, считая Зиновьева и Каменева зарвавшимися чиновниками, памятуя о травле, которую они против него развернули, он не мог поддержать этот новый вызов Сталину и правым большевикам.

Троцкого больше интересуют проблемы развития промышленности. Почему бы Сталину, отношения с которым уже полгода ничем не омрачаются, не назначить его во главе ВСНХ? А раз так, не стоит торопиться с поддержкой оппозиции. Только в конце января, после разгрома «новой оппозиции», Троцкий понял, что на это место его пока никто ставить не собирается. Тогда он свернул свою работу в этом органе.

А пока Сталин предлагал союз Троцкому. Сталин, часто встречавшийся с Троцким на Политбюро, действовал очень осторожно. Помогать ему Троцкий не стал, но и Зиновьева не поддержал. Нейтрализовав Троцкого, Сталин обеспечил себе победу.

15 декабря, накануне съезда, большинство Политбюро послало ультиматум: принять за основу резолюцию Московской организации, членам руководства не выступать на съезде друг против друга, отмежеваться от наиболее резких выступлений членов ленинградской организации Саркиса и Сафарова, восстановить в правах сторонников большинства Политбюро, исключенных из ленинградской делегации перед съездом. Принятие этих требований означало бы полную капитуляцию Зиновьева и Каменева. Они отвергли этот «компромисс», что позволило Сталину обвинить их в отказе от сохранения единства.

Решающее столкновение между большинством Политбюро и «новой оппозицией» Зиновьева и Каменева произошло на XIV съезде партии 18-31 декабря 1925 года. В докладе Сталин изложил господствующую точку зрения: «Мы должны приложить все силы к тому, чтобы сделать нашу страну страной экономически самостоятельной, независимой, базирующейся на внутреннем рынке... » [8, c.299]. Это - залог движения к социализму. Зиновьев не против этого движения. Суть разногласий в другом. Каменев, конкретизируя суть разногласий, говорил, что Бухарин и Сталин видят «главную опасность в том, что есть политика срыва НЭПа, а мы утверждаем, что опасность в приукрашивании НЭПа».

Стороны требовали друг от друга покаяться в прошлых ошибках (в том числе и тех, которые «ошибающиеся» признали), обильно цитировали Ленина. Бухарин привычно напомнил о поведении Зиновьева и Каменева в 1917 году, обвинял «новую оппозицию» в нелояльности к ЦК, его сторонник М. Рютин дополнил список обвинением в создании фракции.

Главная опасность выступлений «новой оппозиции» - возможность оглашения страшной тайны: Сталин, Зиновьев и Каменев тоже создали свою фракцию. Но прямо сказать об этом пока решился только Лашевич, да и то намеками, шутливо упомянув «тройку», «семерку» и «туз». Имелись в виду не карты из «Пиковой дамы», а фракционные органы большинства Политбюро. Лашевича резко оборвали. Члены фракции большинства вымарали ответы Лашевичу о «тройке» и «семерке» из стенограммы, чтобы никто не догадался, что Сталин и Бухарин тоже действуют с помощью фракционных методов. Позднее Зиновьев и Каменев будут прямо говорить об этом, но партийная масса уже привыкнет, что оппозиции верить нельзя.

Но Сталин не был намерен терпеть господство явно враждебной ему группировки во второй по величине организации ВКП(б) (теперь было это новое сокращение, так как на съезде партию переименовали из российской во всесоюзную). ЦК отверг предложение губкома (в обмен на признание решений съезда должна быть прекращена травля зиновьевцев и чистка руководства Ленинградской организации, но требовал капитуляции оппозиции).

Зиновьевцы¹ оборонялись. Большинство районных и заводских организаций ВКП(б) в Ленинграде поддержали Зиновьева. Большинство сочувствовали зиновьевцам хотя бы потому, что они настаивали на улучшении положения рабочих за счет крестьян.

Но большевики привыкли к дисциплине: что скажет ЦК, то и правда. Одна за другой районные организации признавали правоту победившей на съезде фракции Сталина - Бухарина.

Лидеры оппозиции были высланы на работу в другие регионы. Зиновьеву и Евдокимову разрешалось приезжать в Ленинград только по личным делам. «Гнездо» оппозиции было разорено, но ее бойцы не собирались складывать оружие в борьбе за свои принципы.

В начале 1926 года коммунистическая оппозиция была расколота на несколько фракций: троцкисты, «новая оппозиция», группа «демократического централизма»² (сапроновцы), «рабочая оппозиция»³ (шляпниковцы), «рабочая группа»⁴ (медведевцы). Наиболее влиятельными были первые две группировки. Несмотря на острую неприязнь их вождей друг к другу, объединение было неизбежно - две группы имели практически общие взгляды. Еще в апреле Троцкий не терял надежды договориться со Сталиным о «более дружной работе, разумеется, на почве решений XIV съезда» [3, T.1, c.188]. Но затем Троцкий понял, что Сталин не намерен возвращать его к реальной власти. Начались переговоры о примирении между опальными лидерами. Сталин не без тревоги наблюдал за сближением двух групп. Особенно беспокоил Зиновьев, который по части политической интриги был своего рода учителем Сталина. Сталин был готов использовать униженного Троцкого на вторых ролях как ценного специалиста. Но теперь, когда Сталина атакуют его недавние друзья, Троцкий тоже усилил натиск. Это нетерпимо, в условиях такой склоки ЦК не может работать. Большевистская политическая культура была чужда согласованиям. Руководящее ядро могло работать только как единая команда, но эта команда подбиралась Лениным и без него быстро превратилась в совокупность враждующих групп. Однако просто очистить руководство от несогласных было опасно - вместе с опальными вождями могли уйти сотни их сторонников, занимающих важные посты. Раскол партии означал и раскол государственной структуры, потерю однопартийности.

Началась медленная, подспудная работа по превращению Троцкого, Каменева и Зиновьева «в политических отщепенцев вроде Шляпникова» [38, c.71]. Их сторонников перемещают с места на место, чтобы нигде не дать закрепиться, обрасти кадрами, реальными властными полномочиями. Снова распространяется информация о «недостойном прошлом», часто клеветническая. Унизить противника, чтобы массы коммунистов перестали уважать Троцкого, Каменева и Зиновьева. Сталин надеялся бить зиновьевцев и троцкистов по частям, но давление на оппозиционеров ускорило их сближение.

Еще в июне Троцкий упрекает Зиновьева и Каменева за бюрократизм и травлю «троцкизма». На Политбюро Троцкий голосовал то за, то против предложений Зиновьева. Но накануне июльского пленума ЦК лидеры оппозиции наконец столковались и признали ошибочность борьбы друг против друга в 1923-1924 годах. Зиновьев признал, что оппозиционное движение 1923 года «правильно предупреждало об опасности сдвига с пролетарской линии». Троцкий также признал «грубой ошибкой» то, что он раньше связывал «оппортунистические сдвиги» с деятельностью Зиновьева и Каменева, а не Сталина.

Поскольку против опальных большевиков работала вся мощь секретариата ЦК с его слаженным аппаратом, оппозиционеры попытались наладить рассылку своих материалов, чтобы информировать партийные круги о своей позиции и опровергать клевету большинства. Но сталинский аппарат быстро отследил появление их в Брянске, Саратове, Владимире, Пятигорске, Омске, Гомеле, Одессе. Раз аппарат ЦК работал против них, оппозиционные вожди использовали подчиненные им аппараты. Сотрудники Зиновьева по Коминтерну ездили по стране, собирая сторонников левых. Старые конспираторы с дореволюционным стажем стали назначать явки, шифры и пароли. Вольномыслящие коммунисты перепечатывали материалы оппозиции, даже если не были с ними согласны: партия должна знать разные мнения.

Руководитель Краснопресненской организации М. Рютин узнал о происшедшем и немедленно доложил «куда следует». Активность оппозиционеров была истолкована соответствующим образом: оппозиционеры создали подпольную организацию внутри партии, фракцию. Июльский пленум ЦК, издевательски предложив оппозиционерам открыто высказывать свои взгляды, исключил Зиновьева из Политбюро, Лашевича - из ЦК. Он был также выведен из Реввоенсовета - велась чистка армии.

В ответ на обвинения во фракционности оппозиционеры разгласили страшную тайну Сталина: «В течение двух лет до XIV съезда существовала фракционная «семерка», куда входили шесть членов Политбюро и председатель ЦКК тов. Куйбышев. Эта фракционная верхушка секретно от партии предрешала каждый вопрос... Подобная же фракционная верхушка существует несомненно и после XIV съезда. Пленум предпочел этому не поверить. Тем более что сидевшие в президиуме люди знали, что это правда. Зато Сталину пришлось пережить серьезное унижение, когда оппозиция добилась зачтения им последних писем и статей Ленина, направленных против генсека. Сталин зачитал тексты, но никаких организационных выводов из них сделано не было.

Оппозиция напомнила, что большинство Политбюро действовало как фракция. Но большинство уже приняло решение превратить оппозиционеров в «политических отщепенцев».

Июльский пленум должен был нанести удар и по Каменеву, но он на прямой фракционной работе не попался.

3 августа 1926 года Каменев подал в отставку с поста наркома, за который не держался. В глазах партийного актива это тоже выглядело как поражение.

«Объединенная оппозиция» не считала себя разбитой. По итогам пленума 13 лидеров троцкистов и зиновьевцев приняли общую резолюцию, которая стала первым документом объединенной оппозиции. В нем говорилось: «Ближайшая причина все обостряющихся кризисов в партии - в бюрократизме, который чудовищно вырос в период, наступивший после смерти Ленина, и продолжает расти» [3, T.2, c.11].

В чем причина? Большевики сразу после прихода к власти тащили пролетариат туда, куда он не желал, активно сопротивляясь большевистской власти. Что касается коммунистического «авангарда», то он уже несколько раз «побеждал» оппозиционеров во время дискуссий. Причины бюрократии коммунистическая оппозиция не нашла, да и не могла найти в силу своей приверженности сверхцентрализованной модели социализма.

Крепко спаянный централизованный аппарат партии-государства стал ядром этакратического класса, основой которого была бюрократия. Ее усиление вытекало с неизбежностью исторического закона из огосударствления экономики, партийно-государственной централизации и подавления гражданского общества. Программа оппозиции ничего не противопоставляла этому процессу. Она выражала интересы части коммунистической технократии¹, и при всей ненависти к своим бюрократическим «братьям по классу» объективно содействовала их усилению. Оппозиция лишь пыталась избавить бюрократию от правых иллюзий, придать государственному хозяйству больший динамизм. Со временем лидеры бюрократии воспримут экономическую часть троцкистской программы. Но вожди оппозиции считали, что их программа может быть реализована только под их руководством.

2.3. Кампания «Объединенной оппозиции»

29 сентября 1926 года были исключены нескольких малоизвестных партийцев за фракционную работу. Партийные чиновники проверяли, готовы ли вожди оппозиции заступаться за свой актив. Они были готовы. Направившись в Коммунистическую академию, где была запланирована встреча с этими партийными руководителями (а оппозиционеры формально оставались партийными руководителями), левые подвергли политику большинства Политбюро разгромной критике. Троцкий и Зиновьев имели огромный ораторский опыт, увлекали за собой аудиторию, даже уже обработанную официальными агитаторами ЦК.

Окрыленные первым успехом, лидеры «объединенной оппозиции» пошли в рабочие ячейки и там тоже имели успех.

На собраниях Троцкий так излагал программу левой оппозиции: «На полмиллиарда сократить расходы за счет бюрократизма. Взять за ребра кулака, нэпмана - получим еще полмиллиарда. Один миллиард выиграем, поделим между промышленностью и зарплатой. Вот в двух словах наша хозяйственная программа». Все эти цифры были совершенно условны. Правым было ясно одно: резкое сокращение бюрократии приведет только к дезорганизации государственного хозяйства. Экспроприация кулаков и нэпманов даст средства только на год, а потом брать будет не с кого.

Никто из членов Политбюро не решился противостоять в открытой полемике Троцкому и Зиновьеву, когда они, окрыленные успехом, вместе со своими сторонниками - Радеком, Пятаковым, Смилгой и др. созвали несколько собраний на фабриках и заводах в Москве и окрестностях. Сталин и Бухарин опасались большого скандала, особенно в условиях назревающего экономического кризиса. Истинные настроения партийного актива были неизвестны - далеко не все решались высказывать то, что думают.

Открыто в Москве и Ленинграде за оппозицию решились проголосовать только 496 человек, но по данным чехословацкого дипломата И. Гирсы, в Москве около 45% коммунистов были на стороне оппозиции [55, c.56].

Пока недовольство политикой ВКП(б) было еще не очень велико. Кризис НЭПа еще не набрал силу. К тому же предлагавшаяся оппозицией демократия не касалась народа (рабочему классу обещали сохранение зарплаты, не более), речь шла о демократии для элиты. Диктаторский «имидж» вождей оппозиции ослаблял силу ее агитации за демократию и против бюрократизма. Страна помнила Троцкого как жестокого диктатора времен гражданской войны, Ленинград помнил авторитарный стиль руководства Зиновьева.

Отсутствие возможности отстаивать свои взгляды в печати ставило оппозицию под удар клеветы - ее требования в выступлениях Бухарина и его сторонников доводились до абсурда. Использовались и антисемитские нотки. Правящая фракция давила механической концентрацией своих сил, угрозой репрессий.

Оппозиционеры пытались представить себя равноправным течением в партии и 4 октября обратились в ЦК ВКП(б) с заявлением о необходимости налаживания «совместной дружней работы» и «ликвидации тяжелого периода внутрипартийной распри» [30, T.4, c.64]. Политбюро затем оценило это заявление как признание правильности политики ЦК, что было явным преувеличением. А пока оно вынуждено было услышать призыв к компромиссу и выставило 11 октября свои условия, сводившиеся к прекращению фракционной работы и недопустимости открытой дискуссии. Требовалось также отмежеваться от других оппозиционных групп, критиковавших Политбюро. Поскольку левые отрицали, что ведут именно фракционную работу, и отрицательно относились к более радикальным оппозиционерам, чем они сами, то Троцкому, Зиновьеву и Каменеву оставалось согласиться только на прекращение дискуссии.

Достижению компромисса способствовало и то, что сталинское руководство по-прежнему не чувствовало себя уверенно. Сохранялись «опасения быстро и резко порвать друг с другом при неустойчивости режима и боязни внешних и внутренних его противников в случае внезапного раскола или распада партии» [55, c.58].

15 октября передовица «Правды» отзывалась об оппозиции в компромиссном тоне.16 октября лидеры левых подписали заявление, в котором вновь подтверждалось осуждение фракционной борьбы (оппозиционеры не признавали, что ведут именно фракционную борьбу), признавались некоторые ошибки, хотя и утверждалось, что оппозиция остается «на почве своих взглядов», изложенных «в официальных документах и речах... ». Признание ошибок стало условием компромисса - Сталину было важно унизить противников, использовать и это столкновение, чтобы подорвать авторитет опальных вождей, чья слава еще недавно превосходила его, Сталина, славу. И дело было не в личных амбициях. Чтобы победить в политической борьбе, необходимы гораздо большие авторитет, влияние, поддержка, чем у противника.

Оппозиционерам могло показаться, что за ними признали право на инакомыслие - сохранение ошибок, с которыми нужно бороться идейно, а не организационно. Но Сталин решил закрепить успех именно «оргмерами». Объединенный пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) 23 и 26 октября рассмотрел вопрос «О внутрипартийном положении в связи с фракционной работой и нарушении партийной дисциплины ряда членов ЦК». По предложению С. Кирова было принято постановление, в соответствии с которым Зиновьева отозвали из руководства Коминтерном, Троцкого вывели из Политбюро, а Каменева - из кандидатов в члены Политбюро. Меры взыскания должны были быть умеренными. Важно было не вызвать к опальным вождям излишнюю жалость, а в случае обострения обстановки в стране можно было бы и примириться с этими опытными работниками, которые с наибольшей эффективностью действовали именно в условиях революции.

Одновременно Сталин настоял на еще одном унижении оппозиции. В качестве проверки на лояльность Зиновьева ему предложили выступить против других оппозиционеров, которые стояли за отказ от однопартийности, компромисс с социал-демократией, широкую демократизацию. Этот уклон, представленный прежде всего «рабочим оппозиционером» С. Медведевым, был заклеймен как меньшевистский, и Зиновьеву было предложено выступить против него в прессе. Зиновьев согласился, так как действительно не был сторонником столь широкой демократизации, но затягивал выступление против коллег по оппозиционной деятельности. В итоге честь дать отпор «меньшевистскому уклону» выпала на долю Бухарина, который осудил правых в статье «Правая опасность в нашей партии». «Новой оппозиции» пришлось присоединяться к позиции Бухарина.

Эта история была важным успехом Сталина: ему удалось одну группировку изолировать и заставить покаяться, а другую - отмежеваться от возможного союзника и присоединиться к официальной позиции. Оппозиционный фронт был расколот. Это «тактическое средство, которое впервые было использовано для подрыва оппозиционного блока в октябре 1926 года, затем последовательно применялось Сталиным на протяжении 1927-1929 годов, когда «зиновьевцы после «покаяния» служили оружием борьбы с троцкистами... » [55, c.56], - комментирует эти события В.А. Шишкин.

Таким образом, к концу года авторитет оппозиции был подорван, и правящий блок мог торжествовать победу.

После вероломного нарушения Сталиным компромисса 16 октября оппозиционеры продолжали рассылать материалы, в которых призывали бороться «против ликвидации партии, проводимой сталинской фракцией под лицемерными лозунгами «единства». За действительное единство партии - на основе внутрипартийной демократии». Они готовились к новым политическим баталиям.

2.4. Наступление оппозиции

Разоблачая международную политику Сталина и Бухарина, оппозиционеры грозили партии внешним вторжением. Апеллируя к традициям старого большевизма, оппозиционеры требовали восстановить внутрипартийную демократию (но ни в коем случае - демократию вне партии).

НЭП привел, по мнению оппозиционеров, к сползанию от революции к «термидору».

Оппозиционеры чувствовали, что для них наступил последний и решительный бой.

«Борьбу на истощение» против оппозиции, ведущуюся за последнее полугодие, Сталин решил теперь заменить «борьбой на истребление». Почему? Потому что Сталин стал слабее.

Критика бюрократии левой оппозицией становилась все более радикальной, причем даже на заседаниях партийного суда ЦКК, куда время от времени вызывали оппозиционеров. Осудить их не удавалось. Результаты этих прений были неутешительными для Сталина.

Аппарат вычищал партийные и государственные органы от оппозиционеров либо перемещал их с места на место, лишая реальной власти.

Но сломать лидеров оппозиции пока не удавалось. Памятуя неудачный опыт ЦКК, против Троцкого и Зиновьева был выставлен объединенный пленум ЦК и ЦКК, который проходил 29 июля - 9 августа. Троцкий и Зиновьев обвинялись в том, что они выступают с антипартийными речами, обвиняют партию в термидорианстве, заявляют, что партийный режим страшнее войны. Особую опасность для правящей группы представляло «печатание и распространение фракционной литературы не только среди членов партии, но и беспартийных, организация подпольных фракционных кружков» [30, T.4, c. 204].

Сталин накопил богатый опыт проведения политических баталий с оппозицией. Он успешно вел кампанию. Троцкому просто не давали говорить, постоянно его перебивая. Продираясь через крики цекистов, Троцкий пытался обвинять Сталина и Бухарина в пересмотре ленинизма и диктатуре. На обвинения в том, что выступая против руководства, оппозиция подрывает обороноспособность страны, Троцкий ответил: «Партия должна сохранять контроль над всеми своими органами во время войны, как и во время мира» [3, T.4, c.63]. К аргументам Троцкого не очень прислушивались. Решение об исключении Троцкого и Зиновьева из партии было принято за основу. Они решили, что уже исключены, и не пошли на заседание ЦК 6 августа. Однако сценарий расправы еще не был завершен. Как в царские времена, для унижения жертвы в последний момент предполагалось помилование. Немедленное исключение грозило расколом партии, а Сталин в это время еще планировал тянуть время, держать вождей оппозиции на грани исключения, но не рисковать. Ведь исключение Троцкого из партии могло вызвать ее раскол и возникновение второй коммунистической партии в полуподполье. И все это - в условиях опасности военного вторжения.

Стороны договорились о компромиссе. Началась новая торговля о тексте, который должны подписать оппозиционеры. Быстро договорились на осуждении фракционности (оппозиция была против фракционности и считала свои действия вынужденным ответом на произвол сталинской фракции), об отказе от создания второй компартии. После недолгих препирательств оппозиция согласилась признать, что термидорианское перерождение партии не стало фактом, есть только такая угроза. В ответ оппозиция требовала объявления официальной дискуссии по ее платформе. Сталин рекомендовал принять эти условия.

Лозунгом оппозиции стало: «Ни новое 16 октября, ни лозунг второй партии». Она уже не хотела идти на уступки, надеясь вернуть себе большинство в партии по мере «полевения» ситуации в стране. Когда недовольство сталинско-бухаринским курсом станет массовым, произойдет «сдвижка власти». Это может произойти как в условиях военных поражений, так и в условиях острого социального кризиса.

Ставкой оппозиции стал XV съезд партии. Левые понимали, что сталинский аппарат не даст троцкистам завоевать большинство на съезде, но они надеялись сагитировать массы делегатов. Поскольку дискуссия все же была объявлена, они выдвинули свою платформу.

Ветераны борьбы с троцкизмом на историческом фронте и сейчас считают, что «изначальная нереализуемость заявок, помноженная на громадную амбициозность их авторов... лишала эти платформы политической перспективы» [18, c. 198]. Так хотел представить дело и Сталин: нереально, одни амбиции. Но в политике нет людей без амбиций. Они лишь по-разному проявляются. А вот «нереализуемость» троцкистских идей весьма сомнительна. Ведь их социально-экономическая составляющая была позднее почти полностью, а иногда и с избытком реализована Сталиным, а политическая - взята на вооружение Бухариным. Так что присмотримся к программе троцкизма повнимательней.

Проект платформы большевиков-ленинцев (оппозиция) к XV съезду утверждал: «Группа Сталина ведет партию вслепую», скрывая силы врага, не давая объективно анализировать трудности [3, T.4, c.114]. К этим трудностям левые относили медленный рост промышленности и заработной платы рабочих, тяжелое положение бедняков и батраков, рост безработицы, потворство кулачеству, которое контролирует значительную часть товарного хлеба и продолжает усиливаться.

Платформа выдвинула ряд обычных социал-демократических требований по защите труда, в частности предложила повышать заработную плату в соответствии с ростом производительности труда. Это справедливое требование, однако, лишало государство возможности получать дополнительную прибыль при росте производительности, что в условиях дефицита средств было совсем некстати. Левые рассуждали, как марксисты в эксплуататорском обществе, а правые и центристы (группа Сталина) - как прагматики, которым нужны были деньги на индустриализацию.

Платформа призывала к борьбе против сельской буржуазии: «Растущему фермерству деревни должен быть противопоставлен более быстрый рост коллективов... Наряду с этим необходимо оказывать более систематическую помощь и бедняцким хозяйствам, неохваченным коллективами, путем полного освобождения их от налога, соответствующей политики землеустройства, кредита на хозяйственное обзаведение, вовлечение в сельскохозяйственную кооперацию».

Лишенному точного классового содержания лозунгу «создания беспартийного крестьянского актива через оживление Советов» (Сталин - Молотов), что приводит на деле к усилению руководящей роли верхних слоев деревни, нужно противопоставить лозунг создания «беспартийного батрацкого, бедняцкого и близкого к ним середняцкого актива» [3, T.4, c.128]. В 1928-1929 годах Сталин возьмет на вооружение эти предложения, и даже перевыполнит их, проводя коллективизацию.

Платформа подвергла критике проект пятилетнего плана, разработанный комиссией Госплана, особенно - «затухающие» темпы роста. Эти темпы хороши для капиталистического государства, но при централизации ресурсов в единых государственных руках - можно выжать гораздо большую скорость. И здесь Сталин прислушивается к аргументам Троцкого.

Но где взять средства на индустриальный рывок? Левые предлагали изъять средства у частных предпринимателей (возможно - ценой полного подавления частной инициативы) и направить их на ускорение темпов индустриализации и коллективизации. Это был рискованный ход. Если государственный сектор не заработает, когда частный уже разрушится, - обвалится вся экономика. Поэтому левая оппозиция предлагает относительно осторожные меры, которые, как кажется, не добивают частника до конца. Уже в 1928 году правящее большинство пойдет по этому пути, и выяснится, что полумер не хватает. Нужно решаться - или отказ от государственного социализма, или рывок к нему несмотря ни на какие жертвы общества.

В области внешней политики левые предлагали отказаться от внешнеэкономических уступок даже в условиях военной угрозы (иначе мировой рынок растворит социалистические элементы в советской экономике) и «взять курс на международную революцию» [3, T.4, c.168].

Своим противником в правящей элите левые считают аппаратно-центристскую группу Сталина, воздействующую на хозяйственное руководство (Рыкова и др.) бывших эсеров и меньшевиков, которые составляют около четверти партактива, профсоюзную верхушку Томского и ревизионистскую «школу» красных профессоров во главе с Бухариным. Чтобы исправить положение, оппозиция предлагает восстановить внутрипартийную демократию в духе последних статей Ленина и резолюции 5 декабря 1923 года. Но, эти планы вели к демократии только для партийных верхов.

А вот группа «Демократического централизма» Т.В. Сапронова и В. Смирнова¹ применила к сложившейся ситуации свои предложения, выдвинутые еще во время профсоюзной дискуссии 1921 года, когда решалось - какой быть социальной системе Советской России по окончании гражданской войны. Тогда идеи производственной демократии были похоронены под прессом ленинского авторитета. Теперь, когда производственный и государственный авторитаризм зримо вел к бюрократизации, «демократические централисты» решили напомнить партии и рабочим о своих предложениях: «Внутренний распорядок на фабрике должен быть изменен в сторону его демократизации. Должен быть твердо проведен курс... на усиление участия рабочей массы в управлении производством. В этих целях:

а) при назначении директоров заводов и их помощников предполагаемыми высшими хозяйственными органами кандидатуры должны становиться на обсуждение общих или цеховых собраний рабочих, которые могут выдвигать и собственные кандидатуры. Окончательное назначение может быть сделано лишь после такого обсуждения, на основании учета отношения рабочих к выдвигаемой кандидатуре и предложений общих собраний;

б) при директоре завода должно быть создано постоянное совещание из высшей администрации, представителя производственного совещания и представителей рабочих, выбираемых на общих собраниях рабочих. Решения этого совещания не являются обязательными для директора, но все основные вопросы деятельности предприятия должны обсуждаться на нем так, чтобы выборные от рабочих были вполне в курсе дел предприятия, а администрация знала отношение рабочих к проводимым мероприятиям. Та же система должна быть проведена и в крупных цехах;

в) вместо теперешней пестроты в организации производственных совещаний, должна быть всюду проведена выборность этих совещаний и подотчетность рабочим. Работа их должна быть теснейшим образом связана с работой упомянутых выше постоянных совещаний при директоре завода» [3, T.3, c.160].

Сапронов и его сторонники были настроены в отношении Сталина гораздо категоричнее. Они критиковали осторожность Троцкого. Впоследствии оказалось, что Сталин под давлением обстоятельств легко может отказаться от «термидорианской» экономической политики. Для части троцкистов это станет сигналом для примирения с ним. Но «демократические централисты» оказались дальновиднее в другом - «полевение» Сталина не остановит бюрократического «перерождения». В этом отношении Сталин, даже проводя левую экономическую политику, остался правым, «термидорианцем» и даже «бонапартистом»¹, ибо содействовал усилению раскола общества на классы, укреплению бюрократической системы.

«Объединенная оппозиция» отмежевалась от «слишком» демократических предложений 15-ти, но с оговоркой: «Мы держимся того мнения, что платформа 15-ти должна быть напечатана в партийной печати, как это всегда делалось при Ленине». Впрочем, пока не была опубликована и платформа «Объединенной оппозиции».

2.5. Подавление левых большевиков

Сталин понимал, что в условиях, когда оппозиция оказывается права в споре о стратегии большевизма, когда вот-вот придется принять ее предложения почти по всем экономическим и внешнеполитическим вопросам, чисто политическими методами проблему борьбы за лидерство не решить. Распространение оппозиционных материалов лишало правящую группу монополии на прессу, возможности клеветнически интерпретировать лозунги оппозиции. Партактив мог понять, что его обманывают. Троцкистам со временем удалось бы сагитировать партию, особенно по мере